Великий Коллерон, и Лейблас, и Ханали! Что делается! Великая Мистра! Это сделала человеческая богиня!
Она резко села среди угасающего огня. Почему? В уплату за помощь молодому принцу или как извинение за то, что не допустила к нему? И надолго ли это? Но у Сиринши все еще есть ее заклинания, ее память, ее…
– Итак, старая блудница, торгуешь своей верностью королевству ради каких-то заклинаний, которые знает человек! Интересно, зачем ты помогала ему?
Сиринши повернула голову в сторону говорящего, бессознательно прикрыв грудь руками. Она знала этот холодный голос, но откуда он сейчас исходил?
– Кормантор знает, как обходиться с предателями! – проревел голос, и стрела черной как вороново крыло магии пронеслась по комнате.
Но, долетев, она беззвучно испарилась в пламени Мистры. А заодно из рук изумленного мага Высокого Суда исчезли все магические силы. Сам Илимитар с изумлением глядел на резко помолодевшую волшебницу.
В ответ она невесело взглянула и обратилась к нему, употребив самое любимое старое ласкательное прозвище:
– Ах, вот как, Лайми, значит, ты вырос из моих учеников. Любви к Кормантору ты учился у меня. А теперь ты готов убить меня?
– Не старайся запутать меня словами, ведьма! – рявкнул Илимитар, угрожающе подняв жезл. Темное пламя коснулось каменного пола палаты, но пропало. А Сиринши повернулась, встала лицом к лицу с ним и простерла руки, чтобы показать, что она обезоружена и беззащитна.
И все же эльф без колебаний направил на нее жезл, холодно добавив:
– Молись богам, чтобы они простили тебя, предатель!
С последним словом, сорвавшимся с его губ, из жезла вырвался изумрудный огонь. Сиринши повернулась, чтобы отпрыгнуть в сторону, и споткнулась – слишком много времени прошло с тех пор, как ее тело так же молниеносно повиновалось ей! Она растянулась на потертых каменных плитах, и смерть пронеслась над головой мимо.
Тогда бывший ученик нацелил жезл ниже, но волшебница уже прошептала нужные слова, и его ярость пропала, расплескавшись по невидимому щиту.
Значит, магическая мантия сохранилась и опять прикрывала ее. Теперь Сиринши была уверена, что его скипетры не сумеют пробить эту защиту. Пока можно обойтись… Можно заговаривать зубы магу Высокого Суда, которого она когда-то воспитывала.
Да! Пожалуй, Эйринспейр мог бы напасть на нее, но он ведь никогда и не был ей другом. Она ни за что не подумала бы, что на месте врага окажется Илимитар.
Стоя к нему лицом, Олуэваэра поднялась так, чтобы стать выше его плеча. И спросила:
– Как ты нашел меня?
– Эта могила предателей всегда была твоим любимым местечком. Ты и раньше приводила своих учеников, чтобы научить их метать заклинания. Помнишь? – уколол он.
О боги, да, она приводила Илимитара в этот замок Длардрагета дважды. Слезы хлынули при этом воспоминании. Маг Высокого Суда бросил на пол свой жезл и стал плести заклинание, чтобы обрушить на нее крышу.
– Жалеешь теперь о своей глупости, да? Слишком поздно, старая ведьма! Твое предательство не вызывает сомнений, ты должна умереть!
В ответ на последнее леди Эстелда просто покачала головой и спокойно сплела заклинание, пробудившее древние чары: с их помощью Длардрагет когда-то возводил стены этих залов. Заклинание Илимитара врезалось в потолок и разлетелось на мелкие кусочки, превратилось в искры и дождем обрушилось на него самого.
Сиринши отметила про себя, что его защитная мантия слабовата. Ее ученик отшатнулся, закашлялся и проревел:
– От меня не убежишь, Олуэваэра! Теперь для тебя во всем королевстве нет безопасного места!
– По чьему указу? – вскричала она, и опять слезы покатились по щекам. – Ты убил Элтаргрима? Тоже?
– Это «тоже» можно исправить, если человек и ты, с твоим лживым языком, исчезнете. Я выслежу вас везде, куда бы вы ни сбежали! – И тут же пробормотал заклинание.
– У меня нет никакого желания куда-нибудь бежать, Илимитар! – сердито воскликнула Сиринши. – Это королевство – мой дом!
Воздух перед ней взорвался. Из каждого расцветающего огнем шара вырывался луч, чтобы соединиться с другими пламенными сферами. Олуэваэра увернулась, отскочив подальше от одной из них, – от такого пекла ей угрожали водяные волдыри на плечах, – и прошептала слова, которые не только растворят его заклинание, но, исчезая, еще больше укрепят ее мантию.
– Ты защищаешь человека. Ты сохранила ему жизнь и посоветовала ему льстить коронелю, лишь бы выманить рыцарство у старого дурака! Если мы позволим ему жить, он будет далеко не последним из орды алчных и волосатых. Разве ты этого не понимаешь?
– Нет! – выкрикнула Сиринши, перекрикивая треск и рев его следующего заклинания. – Я не могу понять, почему любовь к Кормантору и желание сделать его еще могущественнее обязывают меня убить благородного человека. Человека, который пришел, чтобы исполнить обещание, данное умирающему наследнику, и возвратить кийру старейшему дому, Илимитар! Почему я должна выбирать – погибнуть от твоей руки или самой убить тебя, мага, в котором я пробудила волшебное мастерство и гордилась этим шесть веков!
– Ты всегда умела опутывать эльфов умными словами, ведьма! – опять крикнул он и начал колдовать снова. Сиринши обнаружила, что она опять куда-то плывет.
– Зачем? – всхлипнула она. – Зачем ты заставляешь меня делать такой выбор?
Ее щит дрожал: фиолетовые молнии колдовской силы противника высасывали из него жизнь.
Перекрывая оглушительный грохот ломающихся под ногами каменных панелей, эльф гаркнул:
– Твое волшебство развращено мечтами коронеля! Как ты не можешь осознать, что безопасность королевства должна быть важнее всего остального?
Сиринши стиснула зубы и метнула собственные молнии; под их ударами его мантия сразу запылала. Олуэваэра увидела, как он задрожал.
– А как ты не понимаешь? – крикнула она в ответ. – Этот человек и есть безопасность нашего государства, если только мы позволим ему быть арматором, как этого хочет коронель?
– Чушь! – насмешливо отплюнулся Илимитар. – Коронель так же протух, как и ты! Вы с ним оба опозорили доброе имя нашего Суда и подорвали то доверие, которое питал к вам наш народ!
Палата вокруг него грохотала: его последнее заклинание когтями терзало каждый дюйм мантии волшебницы и не могло ее прорвать.
– Илимитар, – печально спросила Сиринши, – ты сошел с ума?
В палате внезапно наступила тишина. Вокруг их ног клубился дым, а эльф смотрел на свою бывшую наставницу с подлинным изумлением.
– Нет, – сказал он, наконец, почти спокойным голосом, – но я думаю, что сойду с ума на долгие годы, если буду дальше бездействовать и наблюдать, как вы с коронелем с ловкостью и хитростью старых щук приближаете конец Кормантора. Человек и такие, как он, будут жить в нашем королевстве, среди нас, с нашими девами и в конце концов сокрушат нас, не оставив от Кормантора мокрого места. Вообще ничего, чем можно гордиться! Что они тебе предложили? Заклинания, которых ты больше нигде не сумеешь найти? Управление королевством? Или вот это, возвращенную молодость?
– Лайми, – от всего сердца сказала она, – это тело, что ты видишь, – не моих рук дело. И как раз когда ты нашел меня здесь, я только-только сама с ним познакомилась. Я не знаю, как оно изменилось, – это может быть какая-то шутка Длардрагета, кто его знает, – и уверена, что молодой аталантарец не давал мне его и не обещал дать. Он даже не знает об этом!
Илимитар с горечью отмахнулся:
– Слова… всего только слова. Твое самое острое оружие. Они на меня больше не действуют, ведьма! – Он задыхался, стоя прямо перед ней. – А вот это тебе знакомо? – спросил он, роясь в мешочке, что висел у него на поясе. Он что-то вытащил. – Это из Хранилища Мудрости, – добавил он насмешливо. – Ты должна это знать!
– Сверхмантия Халгондаса, – тихо ахнула Сиринши, и лицо ее побледнело.
– Испугалась, да? – Торжествующий блеск снова появился в его глазах. – И никто не может мне помешать воспользоваться ею! И тогда, старая ведьма, ты – моя!
– Почему это?
– Наши мантии сольются и станут одним целым. Ты не только не сможешь отражать мои заклинания, но и убежать не сможешь. А если даже решишься скрыться, то и меня потянешь за собой! – Он засмеялся высоким диким смехом, и тогда Сиринши поняла, что он действительно безумен. Она должна убить его прямо здесь и сейчас, иначе сама погибнет.
Эльф сломал резное украшение и встряхнул сверхмантию.
Неизбежное слияние двух мантий в одну началось. Рваные концы магических плащей искали друг друга и притягивались. Сиринши вздохнула и приблизилась к бывшему ученику. Настало время воспользоваться тем заклиианием, которое она ненавидела больше всего.
– Сдаешься? – спросил Илимитар почти весело. – Или ты настолько глупа, что думаешь сражаться со мной.. и победить? Я – маг Высокого Суда, ведьма, а не юнец, которого ты учишь метать заклинания! Твое волшебство – сплошь обман. Оно устарело и годно только отпугивать молодежь.
Сиринши вздернула подбородок:
– Тогда ладно, великий и могущественный колдун! Уничтожь меня, если должен!
Маг Высокого Суда Илимитар недоверчиво посмотрел на нее, потом коротко и грубо бросил:
– Запросто.
Копья тройного заклинания пронзили ее. Сиринши стояла неподвижно, прикусив губу, хотя зрачки ее глаз расширились. После того как заклинание стало затухать, тело волшебницы задрожало.
Илимитар наблюдал. Нет, не его была вина, что за прошедшие столетия она свила, слой за слоем, так много охраняющих и покровительствующих чар. Они сохраняли ее живой дольше, чем это было возможно, поэтому теперь ей оставалось только перетерпеть боль.
Она опустила голову, закрыла глаза и стояла, тяжело дыша. По лицу из-под закрытых век струилась кровь и капала на каменные дребезжащие плиты пола. Ноздри Илимитара трепетали от отвращения при виде страданий Олуэваэры. Теперь, значит, страдания, да? Пожалуй, стоит ускорить дело.
Его следующее заклинание, луч чистой энергии, должно было превратить ее в горсть золы. Когда оно стихло и безумный эльф смог взглянуть на результаты своего гнева, камни расплавились аккуратным, ровным кругом. Сиринши стояла в его середине по щиколотку в каменной крошке, чернеющая. Все волосы ее сгорели, но она все еще стояла и продолжала дрожать.
Какое грязное соглашение заключила эта чародейка с человеком? Илимитар метнул заклинание, которое когда-то его наставница категорически запретила ему использовать: оно вызывало Голодного Червя.
Червь возник внезапно. Он свернулся в кольцо вокруг руки Сиринши, затем скользнул на живот и немедленно принялся с хрустом вгрызаться в горелую плоть. Илимитар вздохнул в надежде, что все закончится быстро. Ему еще надо удостовериться, и как можно скорее, что человек уже мертв, а потом до наступления темноты вернуться, чтобы судить коронеля. Он досадовал, что застрял здесь со Сиринши, внутри совместной сверхмантии, до тех пор, пока один из них не умрет.
В самом деле, очень жаль. Колдунья была хорошей учительницей – довольно строгой к шалостям, когда в разгар лета юные эльфы сбегали перехватить меда, или погрызть ягод, или поохотиться за совиными яйцами. Она не должна была унизиться до такого предательства. Чтобы восстановить свою молодость, Сиринши применяла любые средства. Но якшаться с человеком? Это непростительно! Если она хотела этого, то почему просто не покинула Кормантор? Зачем разрушать королевство? Зачем…
Червь уже в значительной мере сделал свое дело. Он еще не касался головы и конечностей, да и зачем, когда ему для пира предложено все тело. От волшебницы теперь осталось немногим больше чем лоскутки кожи на обглоданных костях. Как же получается, что она все еще стоит?
Илимитар нахмурился и метнул в нее стаю из небольших, но мощных молний – ими можно было свалить лесоруба. Ее выпотрошенное тело все еще стояло.
А у него почти не осталось полезных для сражения заклинаний. Он нахмурился, поднял с пола жезл и стал жечь ее изумрудным огнем до тех пор, пока скипетр не погас, совершенно иссякнув. Маг Высокого Суда и не знал, как мало в нем оставалось магии. Это могло обернуться катастрофой. А если так, то…
Разоренное тело Сиринши все стояло. Должно быть, она еще жива… Впрочем, он знал, что жива, и для этого ему совсем не нужно было ее касаться… хотя бы кинжалом. Наверное, это что-нибудь из тех хитростей, которые были известны старым чародеям. Лучше просто сдуть ее в небытие.
Он щелкнул пальцами и произнес нужное слово. Вдруг посох в его руках, длинный и черный, покрылся сеткой серебристых рун. Он дождался, пока жезл, монотонно гудя в его руках, пробудится окончательно, – ах, это восхитительное ощущение власти! – и послал раскаленную добела смерть в неподвижного противника.
Всего через несколько мгновений посох затих. Илимитар нахмурился, попытался послать луч еще раз и обнаружил, что посох умер. Сейчас это был не более чем кусок темной древесины. В замешательстве он отбросил его прочь, и в руках его возник следующий жезл. Теперь он мог призвать только два новых жезла. Может быть, сверхмантия убивает их? В судорожной спешке он воззвал ко всем их угасающим силам.
Тело, стоявшее перед ним, начало превращаться в сморщенный кожаный мешок, стало серым и розоватым. Но оно все еще стояло.
Хмыкнув от раздраженного изумления, Илимитар вызвал сначала один, потом другой жезл. Когда и они затрещали, засияли смертью и выдохлись, не успев разгореться, первое холодное предчувствие наполнило его рот, потому что Сиринши все еще была на ногах.
Ее разбитая голова повисла на сломанной шее, но в кровавых, чернеющих ямах черепа вдруг открылись глаза. Они показались ему двумя бесконечно глубокими дырами, наполненными сверкающим пламенем. Сломанная челюсть встала на место, а потом рот каркнул:
– Ты закончил, Лайми?
– Коллерон, спаси и сохрани! – вскричал маг в неподдельном ужасе. Неужели она сейчас двинется к нему?
Да! О боги, да!
Он закричал, когда растерзанное тело тронулось вперед, выбираясь из ямы раскрошенного и тающего щебня и ставя обрубки ног на каменные плиты. Он отшатнулся и закричал:
– Остановись!
– Я не хочу этого делать, – печально призналось искалеченное существо, медленно и неуклюже двигаясь к нему, – Боюсь, это был не мой выбор. Сражение начал ты, Лайми!
– Не называй моего имени, грязная ведьма! – взвыл маг Высокого Суда, трясущимися пальцами ухватившись за последнее из своих заклинаний. Это было кольцо из цепи прекрасной работы. Он надел его на один из пальцев и указал им на соперницу. Палец начал стремительно превращаться в длинный, быстро растущий, похожий на крюк коготь. – Ты служишь врагу королевства, и тебя необходимо уничтожить, чтобы Кормантор жил!
Кольцо вспыхнуло, из него вырвался луч – последний, черный, смертельный.
Движущееся тело приостановилось, задрожало еще сильнее, а Илимитар истерически засмеялся от сумасшедшего облегчения. Да! Наконец-то все было кончено! Она падала!
Растерзанная Сиринши обрушилась на его плечо и заскользила вниз, но, падая, губами проводила по его телу.
Это было всего лишь мгновение, но и от этого Олуэваэру Эстелду неудержимо вытошнило, потому что сверхмантия хлынула внутрь ее останков и пропала.
В следующий момент она стояла на коленях, снова целая, перед сраженным Илимитаром, который напоследок получил обратно каждое заклинание, каждое волшебство, которое метал в нее: мантия-то у них была общая.
И все-таки как она ненавидела это заклинание! Оно было так же жестоко, как беспощаден был много веков назад тот маг эльфов, который его изобрел. Он был почти такой же дрянной, как Халгондас со своей сверхмантией. Метатель этого заклинания должен почувствовать всю ту боль, которую причинял своей магией. Илимитару не следовало бы слишком увлекаться разрушением и приносить боль, от которой сходит с ума любой маг. Кроме одного. Кроме старой Сиринши.
Она посмотрела на кучу разорванных, дымящихся костей и опять начала плакать. Ее слезы тихо шипели, падая на угасающие угли, которые мерцали среди останков ее бывшего ученика.
– Кровь Коллерона! Теперь деревья падают с неба! – зарычал Галан Годалфин, отскочив в сторону и прикрыв лицо плащом. Упавшее дерево с оглушительным грохотом подпрыгнуло и обрушилось прямо перед ним, расшвыривая во все стороны щепки и пыль.
– Наверняка там продолжается поединок заклинаний, – предположил Аттар, глядя наверх. – Может, нам лучше уйти? За твоими монетами мы можем вернуться и позже.
– Позже? – простонал Галан, и они во весь опор помчались прочь от этого места. – Насколько я знаю проклятых магов, если уж они воюют, то, в конце концов, или разнесут гору и оставят мой тайник на виду у любого прохожего, или похоронят все его содержимое глубоко под обрушившейся скалой!
Опять раздался грохот, и Аттар Нлоссэ оглянулся вовремя, чтобы увидеть, как с крутого обрыва полетел кусок скалы, подпрыгивая и сотрясая все вокруг.
– Ты, как обычно, прав, Гал, они похоронят клад!
И он устремился вслед за эльфом в пыльных черных кожаных доспехах. Они двигались со всей возможной для них скоростью. Галан на ходу громко перебирал проклятия из своей коллекции.
– Можешь не надеяться, что тебе долго удастся избегать моей магии, трус, – пригрозил Делмут Эльминстеру, когда его мантия и человеческий щит заискрили, ударившись друг о друга, а сила старинного эльфийского заклинания закружилась, отлетая от них безобидным дымом.
Враги стояли так близко, насколько позволяли волшебные барьеры. Эльминстер только молча улыбнулся, в то время как разгневанный эльф сплетал заклинание за заклинанием.
Делмут обнаружил, что, пока мантия и щит соприкасаются, сила его собственных заклинаний, рикошетом бьющих по нему, совсем мала. Это означало, что его собственная защита, несмотря на активные атаки, разрушалась не так быстро. Поэтому он двинулся вперед, но Эльминстер и не подумал отступить.
Единственное место, куда можно было отступить, оказалось на самом краю утеса, однако аталантарский маг устал от беготни. Пусть линия его обороны останется здесь.
Наследник дома Экорна метнул еще один взрыв, на этот раз мимо Эльминстера и его щита, в надежде, что сильный удар взорвет скалу и унесет в бездну упрямого человеческого колдуна вместе с каменными осколками. Вместо этого, взрыв только осыпал камни с обрывистого края утеса.
Эльминстер не спускал глаз с эльфа. Ну что ж, он долго терпел. Если Делмуту Экорну так уж хочется увидеть смерть, то пусть это будет его собственная гибель. Закрытый своим щитом, принц осторожно сделал хорошо продуманный и тщательно подготовленный бросок, а потом другой и стал ждать. Единственное его преимущество в этом сражении состояло в том, что эльф по большей части не распознавал планов противника, а потому результат собственной атаки мог быть для него неожиданным.
Таким было заклинание «Петля Мрустера», позднейшая переработка «Ответа любящего Джалавана». Тому магу, который умел думать быстрее, оно позволяло подменить заклинание, и оно возвращалось к своему метателю, начиненное другой магией. Теперь, если Делмут был достаточно глуп, чтобы попробовать взорвать раздражающего его человека в пыль, то…
Эльминстер нарочно держался почти вплотную к эльфу, чтобы тот не заметил, что сила и ярость рикошета от человеческих заклинаний на самом деле совсем не рикошет, а только слабеющая сила, оставшаяся еще от первых ударов Делмута.
Делмут с увлечением доказал, что он не просто глуп, а очень глуп, и швырнул заклинание, каких Эл никогда еще не видел. Оно пронеслось над головой жертвы кислотным дождем, но цели не достигло.
Многострадальный щит Эла потрясающе оправдал себя. Делмут так и не заметил, в какой момент дождь кислоты превратился в туман из кислотных капелек и беззвучно, но мертвой хваткой вцепился в его собственную мантию.
Все еще сердитый и уверенный в том, что его противник окончательно загнан в угол, Делмут метнул второе заклинание. Эльминстер на этот раз сделал испуганный взгляд, чтобы отвлечь внимание эльфа. И на этот раз Экорн не заметил, что энергия его взрывов снова растворилась.
Делмут торжествующе поднял обе руки и снова стегнул человека. Эл уворачивался, изображая боль, впрочем, и в самом деле часть исчезающего заклинания все же доставала его сквозь щит. И все же медленно, но верно заклинания Делмута поглощали остатки силы его собственной мантии.
На магический взгляд Эла, эльфа теперь окружали только мерцающие лоскутья магии, разваливающаяся оболочка, которая когда-то была неприступной преградой.
– Делмут! – крикнул он, – я прошу вас в последний раз: давайте кончим это и разойдемся с миром.
– Конечно, человек, – со зловещей усмешкой откликнулся эльф. – Когда ты умрешь, наступит настоящий мир!
И его тонкие пальцы приготовились к такому выпаду, какого Эл еще не видел. В руках эльфа мерцала сила.
Делмут знал, что Эл напряженно наблюдает за ним. Эльф поднял взгляд с таким злорадством, на какое только был способен. В его руках возник невидимый меч, и острие было направлено прямо на Эльминстера.
– Смотри на заклинание, которое ты не сможешь вернуть мне назад, – захихикал эльф, низко наклоняясь над мечом. – Мы называем его «Клинок, ищущий смерти», и все эльфы к нему невосприимчивы! – Он щелкнул пальцами и залился злорадным смехом. Лезвие прыгнуло вперед.
Они стояли всего в нескольких шагах друг от друга, но Эл уже знал, во что он превратит этот невидимый меч силы. Делмут поступил бы более мудро, держа меч в руке и разрубая мантию Эла так, будто это настоящий клинок. Тогда в ближнем бою у Эла не хватило бы времени развернуть меч.
Впрочем, Делмут поступил бы еще более мудро, если бы вообще не затевал этого поединка.
Эл отбросил клинок обратно, чуть-чуть отклонив его в сторону. Клинок достиг эльфа, и смех сразу оборвался. Безуспешно защищавшая эльфа мантия рассыпалась шлейфом искр, Экорн подскочил и перевернулся в воздухе вверх тормашками.
Эльф оцепенел, когда все отклоненные Эльминстером заклинания ударили в него. Руки Делмута скрючились, как огромные когти, ноги вытянулись. Парализованный, он мог теперь только вращать огромными от ужаса глазами и беспомощно следить за человеческим магом.
Хотя, возможно, не так уж и беспомощно. Делмут все еще был способен запускать магию, которая вызывалась одним только действием воли. Эл увидел, как в глазах эльфийского лорда ужас сменился сначала яростью, а потом хитростью.
Испуг Делмута длился недолго. Страх был ощутим как холодное железо во рту, а сердце так и выскакивало. Простой человек мог довести его до этого! Он же мог здесь умереть, болтаясь в воздухе над какой-то обветренной скалой на задворках королевства! Он…
Держись, держись, сын Экорна. Есть еще одно заклинание, которого не ожидает ни один человек и ожидать не может. Кое-что, гораздо секретнее и ужаснее, чем даже меч. Они сольются мантия с мантией; и тогда, если человек захочет нанести поражение ему, то и сам неизбежно погибнет. Не потому ли этот Эльминстер умоляет его закончить сражение?
Сейчас человек должен считать его беспомощным стоя на месте, самодовольно обдумывать способ убийства Делмута. Да, если заклинание будет брошено сейчас, человеку нечего и надеяться остановить его.
Заклинание «Зов костей» было придумано Напрелеоном Экорном семь – или восемь? – веков тому назад, чтобы превращать гигантских оленей в возы готового мяса. Оно включало в себя и управление над отдельными костями: потребованная кость прокладывала себе путь прямо из тела жертвы. Если же метатель заклинания требовал череп, то у жертвы не было никаких надежд, только смерть. Хотя именно в этот момент Делмут не мог придумать, как использовать истекающий кровью человеческий череп, но с улыбкой в глазах он метнул заклинание. Дай мне свой череп, Эльминстер…
Он все еще злорадствовал, напевая про себя, когда прозвучало непонятное слово и началась невероятная боль. Он не мог даже завопить, потому что красная кровь пузырилась в его мозгу. И Фэйрун исчез для Делмута навсегда.
Эльминстер вздрогнул от отвращения, когда начала хлестать кровь. Когда магическая сила метнула к нему отвратительный, окровавленный череп, Эл как воин отбил его своим щитом в сторону.
Последний принц Аталантара напоследок посмотрел на плавающее обезглавленное тело и печально покачал головой, а потом произнес несколько слов, которые должны были доставить его обратно в комнату в центре замка с привидениями, к Сиринши. Он надеялся, что она еще не просыпалась и не знает о его отсутствии: у него не было никакого желания лишний раз ее расстраивать.
Горбоносый молодой человек сделал несколько шагов в сторону утеса и исчез в прозрачном воздухе. Канюки, ожидавшие поблизости на деревьях, решили, что теперь без помех можно пообедать, и тяжело поднялись с ветвей. Их плавное, неспешное скольжение могло иметь, только одну цель: не каждый день бывает столько пищи.
– Гал, – позвал терпеливый Аттар, когда они преодолевали уже вторую в ряду других отвесную скалу, – я знаю, что ты расстроен из-за своего тайника, – видят боги, половина леса это знает! – но мы вернемся к нему, в самом деле, вернемся, и хоть это никакой пользы не принесет…
Что-то круглое, окрашенное в цвет мокрой крови стремительно упало с неба и смело Аттара со скалы.
Дергая руками и ногами, он пролетел мимо Галана и разбился вдребезги. А предмет, который убил Аттара, отскочил от его груди, откатился и застрял в путанице корней.
Галан обнаружил, что смотрит прямо в глазные впадины эльфийского черепа, залитого свежей кровью, – это длилось всего мгновение. А потом выступ скалы стал осыпаться, и он понял, что падает, падает вниз в ту же темноту, которая поглотила его товарища.
Эльминстер ступил в темноватую опочивальню и сразу понял, что случилось нехорошее. Сиринши исчезла, а юная обнаженная эльфийская девушка стояла на коленях перед распластанным обугленным скелетом и плакала навзрыд. Его подруга сгорела?
Девушка подняла залитое слезами лицо и всхлипнула:
– Ох, Эльминстер!
Она протянула к нему руки и обняла. Видят боги, это была Сиринши!
– Леди Олуэваэра, – ласково спросил Эл, гладя ее волосы и плечи, прижимая юное тело волшебницы к своей груди, – что здесь произошло?
Она покачала головой, стараясь справиться с подступающими рыданиями, но сумела выговорить только одно слово:
– Потом.
Какое-то время принц укачивал ее, бормотал какие-то утешительные слова. Наконец она начала успокаиваться и сказала:
– Эльминстер, простите меня, но я очень устала. И впервые в моей жизни Кормантор находится в такой серьезной опасности раскола.
– Я могу что-нибудь сделать?
Олуэваэра подняла помолодевшее лицо и встретила его взгляд. Эльминстер заметил, что глаза у нее остались такими же старческими и мудрыми, как прежде.
– Да, – прошептала она, – но надо снова пойти навстречу опасности. Я не смею просить об этом: риск слишком велик.
– Скажите, как мне помочь? – потребовал он. – Я начинаю думать, что именно за тем Мистра и послала меня сюда.
Сиринши попыталась улыбнуться. Ее губы дрогнули, а потом она произнесла:
– Очень может быть, что это так. Я видела Мистру, пока вас не было. – Эльфийская чародейка подняла руку, предваряя его вопрос, и сказала: – Это значит, что вы должны остаться живым. У меня достаточно сил, чтобы сотворить заклинание и переместить вас.
Эл прищурился:
– Чтобы послать меня за кем-то?
Сиринши кивнула:
– Коронель сегодня посетит одну пирушку. Там его схватят и попытаются убить.
– Сплетите заклинание, – твердо сказал Эльминстер. – Я истратил несколько своих, но готов…
– Правда? – спросила она, нетерпеливым жестом смахивая новые слезы. – Ох, Эл, какая… честь…
Сиринши соскочила с его коленей и устремилась в опочивальню. Только тут Эльминстер заметил, что комната усыпана чем-то, очень похожим на волшебные жезлы. Здесь же лежал и посох. Сиринши подняла его и протянула молодому человеку:
– Возьмите с собой. В нем еще сохранилось немного силы. Пока посох у вас, он может удвоить мощь любого заклинания.
Эльминстер принял дар. Благословляя своего друга, Олуэваэра обвила его шею руками и поцеловала:
– Отправляйтесь. С моими наилучшими пожеланиями… и, я знаю, с благословением Мистры тоже.
Эл поднял брови. Так что же здесь произошло? Он все еще задавался этим вопросом, когда Сиринши метнула заклинание, и весь мир снова закружился в голубом тумане.
Глава десятая
Известно, любовь заблуждается
Любовь эльфа – вещь особая. Если ею злоупотреблять или пренебрегать, она может стать смертельно опасной. И тогда из-за любви падут королевства, а гордые старинные династии канут в небытие. Кто-то сказал, что эльф есть сила его любви. Несомненно, эльф может полюбить человека, а человек – эльфа, но эта встреча сердец может обернуться бедой.
Шалхейра Таландрен,Верховный Бард Эльфов Летней Звездыиз Серебряных Клинков и Летних Ночей:неофициальная, но истинная история Кормантора, изданная в Год Арфы
Туман рассеялся, и Эльминстер оказался в саду. Место было незнакомым. Принц стоял среди множества высоких, стройных, тенистых деревьев, вздымающихся ввысь, подобно огромным черным колоннам. Вокруг виднелись подстриженные мшистые лужайки, украшенные небольшими грибными клумбами. Высоко над головой листва полностью закрывала солнце, хотя вдали, там, где наверняка находились поляны, сияли столбы солнечного света.
Здесь же свечение исходило от воздушных шаров, которые тихо и бесцельно плавали между деревьями, окрашивая все голубыми, зелеными, рубиново-красными или золотистыми оттенками.
Эльфы в изысканно украшенных шелковых одеждах прогуливались среди тенистых вершин.