Через несколько мгновений они уже крепко спали.
* * *
Жаркое солнце позднего утра разбудило двух голодных грязных друзей-воришек, и не успели они толком проснуться, как тут же учуяли дивный запах только что испеченных булок, доносившийся из лавки Ганнибурга.
В животах друзей заурчало, и они, не сговариваясь, осторожно заглянули в спальню булочника. Все, что им удалось увидеть. – это локоть Шандат, мирно отсыпавшейся после ночных трудов.
– По-моему, это несправедливо, что она спит, когда мы не можем себе этого позволить, – пожаловался Фарл, потирая глаза.
– Пусть спит, – ответил Эльминстер. – Она-то уж точно заработала это право. Идем.
Они осторожно спустились по выступам стены соседнего магазина и отправились к купальне, где помыться обычно стоило одну серебряную монету. Но сегодня друзья обнаружили там целую очередь.
– Откуда такая срочная любовь к чистоте? – обратился Фарл к знакомому колбаснику.
Тот хмуро посмотрел на них:
– Разве не слышали? Прошлой ночью убили королевского мага и с ним дюжину других! Когда солнце поднимется в зенит, начнется погребальное шествие.
– Убили? Интересно, как это можно убить королевского мага?
– А вот так. – Колбасник, притворившись, что не замечает, что вокруг них столпилось уже около десятка человек из очереди, тоже желающих послушать, доверительно наклонился к нему поближе. – Одни говорят, что это сделал чародей, которого они пробудили от сна в гробнице, где он находился со времен падения Нетерила!
– Нет, – вмешалась в разговор стоящая рядом женщина, – это был…
– А другие говорят, – продолжал колбасник, повышая голос, чтобы заглушить ее, – что это был один бедняга, которого они поймали и хотели съесть живьем, ну так во всяком случае говорят, для какой-то своей черной магии, но, когда сели за стол, он превратился в дракона и всех их спалил! А еще ходит слух, что это был смотритель, или прорицатель сознания, или кто-то еще похуже!
– Нет, нет и нет, – опять встряла та же женщина, – все было совсем не так…
– Что до меня, – сказал колбасник, оттирая ее локтем и снова повышая голос, теперь его раскаты эхом раздавались по всему переулку, отражаясь от каменных стен, – думаю, первая история, какую я услышал, и есть самая верная: их наказала за злодеяния сама Мистра!
– Да-да! Вот именно! Говорю вам, так все и случилось! – От возбуждения женщина чуть ли не прыгала вокруг них. Ее внушительных размеров бюст вздымался и перекатывался, как два шара. – Королевский маг считал, что знает заклинание, которое сделает ее послушной собачкой у его ног, и тогда, с ее-то силой, ему ничего не стоило бы поубивать всех чародеев, кроме наших, и завоевать все земли отсюда и до Великого Моря за Элебаром! Но он ошибался, и она…
– Она превратила их всех в свиней, плюнула на них и зажарила! – с ликованием подхватил какой-то насквозь пропахший рыбой человек.
– Нет же! Я слышала, что она отрубила им всем головы… и съела их! – с гордостью заявила одна старуха с таким видом, словно сам король Белор сообщил ей об этом.
– Ай, да уймись ты. Зачем ей это, скажи-ка мне на милость? – Стоящий рядом с ней мужчина с силой наступил ей на ногу.
Старуха запрыгала от боли на одной ноге, тряся у него перед носом пальцем.
– А вот подожди, умник! Вот подожди и увидишь: если, когда их понесут мимо нас, у них головы вырезаны из дерева или закрыты погребальными покрывалами, то, значит, я и права! Да и любой в Хастарле тебе скажет, что Бердис Хеттер никогда не врет! Вот только подожди!
Фарл и Эл значительно переглянулись, предвкушая очередную проделку. Фарл ухмыльнулся и, почти не шевеля губами, произнес, изменяя до неузнаваемости голос, зазвучавший теперь хрипло и как будто издали:
– А не поставить ли нам на это дело денежки?
В следующее мгновение вся улочка превратилась в настоящий сумасшедший дом: кричащие, раскрасневшиеся жители Хастарла тянули вверх руки, показывая на пальцах свою ставку.
– Подождите, подождите, люди добрые, – крикнул Эльминстер, и все тут же замолчали: никто еще никогда не слышал, чтобы Эладар Темный говорил. – Всякий раз жалко смотреть, как вы об заклад бьетесь, – с серьезным видом сказал он, – а потом до хрипоты спорите и сердитесь на тех, кто не заплатил. Так вот, если хотите сделать ставки, а вам известно, что я словами не бросаюсь, я запишу ваши заявки, а потом все по-честному уладим.
Толпа зашумела… и всем миром порешила, что мысль нужная. Эльминстер оторвал от своей грязной рубахи рукав, раздобыл у уличного писца немного чернил в обмен на украденное дней десять назад птичье перо, которое он до сих пор носил за голенищем, и принялся за работу, старательно выцарапывая тупой иглой выкрикиваемые суммы.
В поднявшейся суматохе никто и не заметил, как Фарл встретил несколько человек, сделавших крупные ставки на то, что голов не будет. Эльминстер добрался по очереди до ее начала, под предлогом что продолжает записывать ставки, повесил исписанный рукав на высоко вбитый гвоздь и, как был в одежде, нырнул головой вниз в старую винную бочку, в которую теперь наливалась вода. Понукаемый разъяренным владельцем, он тут же вылез из воды, ставшей от грязи серой. Они протолкались к водокачке, и Фарл окатил их обоих довольно чистой водой. Эльминстер сунул четыре серебряных в руку разъяренного владельца, сдернул с гвоздя исписанный рукав, и друзья стремглав бросились прочь.
– Пусть вас покарают боги. Сегодня каждая голова стоит золотой, – заорал он им вслед.
Эл обернулся и швырнул владельцу купальни пригоршню мелкого серебра.
– Да он еще хуже ворует, чем мы с тобой, – негромко сказал он Фарлу, когда они отправились в надежное место, чтобы спрятать рукав. Похоже, жители Хастарла готовы охотно платить чистым золотом, чтобы собственными глазами увидеть, как навечно унесут королевского мага и с ним еще несколько Верховных Чародеев.
– Или лучше, – согласился Фарл.
Улицы прямо бурлили слухами о том, что произошло. Люди вокруг ни о чем другом и не разговаривали. Какое-то праздничное настроение висело над городом. Эл только покачивал головой, когда видел горожан, в открытую смеющихся прямо на виду у наемников.
– Разумеется, они счастливы, – объяснял Фарл своему недоумевающему напарнику. – Ведь не каждую же ночь везучему воришке – даже если он и хочет свалить все на неизвестного таинственного мага, который в нужный момент появляется из воздуха и, сделав свое дело, снова растворяется в нем, – удается убить самого страшного в Аталантаре человека, а вместе с ним прихватить и несколько его соратников-чародеев… я уж не говорю о той шайке, которой лавочники этого города задолжали кучу золотых монет. А ты что, не стал бы радоваться на их месте?
– Они просто не подумали о том, кто из беспощадных Верховных Чародеев сделает шаг вперед, провозгласив себя королевским магом, и заставит их дрожать пуще прежнего, – мрачно ответил Эльминстер.
Широкие улицы, по которым лежал путь похоронной процессии, уже заполнялись народом. Те, у кого было во что принарядиться (и какие-то свои возможности помыться и тем самым достойно носить наряды), проталкивались на места получше, совершенно не думая о лавине своих менее вежливых и более бедных соседей, которые вскоре постараются захватить выгодные позиции несмотря на то, что их уже кто-то занимает. В большинстве таких процессий добрых два десятка зажиточных горожан заканчивали свою жизнь под колесами повозок, куда их выталкивали напирающие и орущие простолюдины.
– Ты раздумываешь, какие из домов в этот замечательный день сейчас, наверное, стоят пустые и просто стонут под грузом монет в ожидании, когда же мы придем и заберем их сокровища, пока весь Хастарл глазеет на парад трупов? – беззаботно спросил Фарл.
– Не-а, – ответил Эльминстер, – я раздумываю, как бы подменить ведро, на котором сидит владелец купальни, на другое, ну, забрать то, которое он наполняет прямо сейчас монетами, а на его место – ведро…
– Навоза? – ухмыльнулся Фарл. – Слишком опасно, пол-очереди увидит нас.
– Фарл, да ты че, думаешь, они не знают, чем мы кормимся? Ну ты даешь… – ответил Эльминстер.
Фарл сделал вид, будто обиделся:
– Не все так просто, любезный… Это у нас репутация такая. Любой может знать, что мы воруем, но никто не должен видеть, как мы это делаем. Знаешь, как у чародеев, которых ты так обожаешь?
Эл бросил на него быстрый взгляд.
– Ладно, идем воровать, – сказал он, и они пошагали прочь, благо работы у них было предостаточно на весь день впереди.
* * *
К дому, открывавшему их список, они отправились одетыми в просторные ливреи с чужого плеча, хорошо скрывавшие привязанные спереди и сзади мешки и несколько кинжалов.
Друзья перебрались через заднюю стену в приятный садик и, прокравшись, как две тени, к стене дома, забрались по овивавшему ее плющу на балкон, который вел в комнату, где на солнышке дремал слуга, стараясь наверстать упущенное, пока хозяина нет дома.
– Слишком легко, – сказал Фарл, когда они поспешили наверх к позолоченной двери. Метнув кинжал в вырезанного в центре двери оскалившегося льва, он подождал, пока вниз по лестнице, никому не причиняя вреда, пролетят дротики. – Неужели эти дураки не понимают, что магазины, продающие им подобные ловушки для воров, содержат сами же воры?
Он подковырнул кинжалом стеклянный глаз льва, и тот, выскочив из своего углубления, закачался, приклеенный на конце полоски материи. Найдя в отверстии за глазом нужную пружину, Фарл перерезал ее и осторожно открыл дверь. Эл оглянулся на лестницу, в доме было тихо.
За дверью их взору предстала спальня с коврами, подушками и диванами красного и темно-розового цвета.
– Такое чувство, как будто в чей-то желудок попал, – пробормотал Фарл, когда они шли по этому морю красного.
– Или сидишь посреди открытой раны, – согласился Эльминстер, направляясь прямо к серебряному ларцу с драгоценностями.
Не успел он коснуться ларца, как около его пальцев просвистел дротик. Сжимая кинжал, Фарл обернулся, и прямо у него на глазах две женщины и мужчина в одинаковых кожаных одеждах быстро влезли через окно в комнату. На груди каждый из них носил знак: кинжал на фоне ночного светила.
– Эта добыча принадлежит Когтистым Лапам Ночи, – непреклонно прошептала одна из женщин с суровым взглядом.
– О нет! – с отвращением простонал Фарл и метнул кинжал. – Опять эта шайка!
Кинжал перевернулся в воздухе и вонзился в руку другой женщине, уже собиравшейся метнуть дротик. Она вскрикнула и упала на колени.
Кинжал Эльминстера полетел рукоятью вперед в лицо мужчине с гарротой, за ним последовала подушка. И тут на Эла как нашло: прыгнув вперед, он с такой силой заехал в живот противнику, что тот охнул и головой вперед с криком вылетел через окно обратно в сад.
– Слишком шумно… профессионалы так не поступают, – пробормотал Фарл и схватил ларец. Стиснув зубы и всхлипывая от боли, раненая женщина, разбрызгивая по красным коврам кровь, бросилась к веревке у окна, по которой они забрались в комнату.
– Эй, это один из моих кинжалов! – буркнул Фарл, когда ее товарка, прыгнув в его сторону, метнула один кинжал и занесла другой.
Пригнувшись, Фарл прикрылся ларцом. Кинжал ударился и, отскочив в потолок, вонзился в балку, где и остался, покачиваясь, висеть. Женщина попробовала полоснуть его кинжалом по лицу, но Фарл просто сделал шаг в сторону, держа ларец между ними, и толкнул ее торцом. Она поскользнулась на ковре, а он с силой обрушил тяжелый ларец прямо ей на голову. Не издав ни звука, женщина рухнула на пол, и Эльминстер, осторожно уложив сверху ее подругу, также бывшую без сознания, вернул Фарлу его кинжал.
Фарл посмотрел на его окровавленное лезвие и вытер его о женщину.
– Мертвая? Эльминстер помотал головой:
– В отрубе – слишком рьяно защищалась.
Опустившись на колени над ларцом с драгоценностями, они стали торопливо рассовывать его содержимое по мешочкам, пока Фарл не сказал:
– Хватит! Уходим по их веревке.
Дернув за веревку, чтобы проверить надежно ли держит «кошка», они стали поспешно спускаться вниз. Фарл полез первым. Вор-мужчина лежал без чувств, раскинувшись на садовой дорожке, а на него из окна таращился потрясенный слуга. Заметив, что веревка снова заплясала и задергалась, он посмотрел вверх и, закричав, убежал. Из окна сверху донеслись сердитые крики.
– Эх, чтоб вас! Будем надеяться, что у них нет арбалетов! – огрызнулся Фарл, поспешно спускаясь по веревке.
И вдруг – так что сердце ушло в пятки – оказалось, что веревка больше ни к чему не крепится и они падают. Глухой удар тела о землю и ворчание – это приземлился Фарл. Эл напрягся при мысли, что вскоре упадет прямо на своего друга, но Фарл уже вскочил и успел отбежать в сторону. Садовая дорожка стремительно неслась навстречу.
Сильно ударившись о землю, Эл, морщась, поднялся на ноги. Правая нога болела. Рядом, с приоткрытым ртом и мертвенно-бледным лицом, лежал человек, которого он вышиб из окна. Тошнота подступила к горлу, но Эл заметил, что рука человека слабо шевельнулась, словно хватаясь за подоконник, которого в ней, разумеется, не было. Эльминстер и Фарл припустили через сад, вскарабкались на стену и, спрыгнув на улицу, с беззаботным видом пошли к ближайшему перекрестку. Арбалетная стрела прожужжала над самой стеной и вонзилась в высокие деревянные ворота дома напротив.
Фарл пристально посмотрел на стрелу:
– Боги милосердные, вот это лучник! Так, уходим! Быстро!
Не обращая ни на кого внимания, друзья бросились наутек и остановились, отдуваясь, только за лавкой, где сбывали свою добычу. Тут Фарл хлопнул себя по лбу.
– Это же шайка! – зашипел он. – У них всегда кто-нибудь прикрывает отход и может нас выследить, как я мог забыть! – Он повернулся и помчался обратно, махнув Эльминстеру бежать дальше по улице.
Так Эльминстер и сделал, но не побежал, а быстро пошел, временами устало оглядываясь по сторонам. Позади остались еще две улицы. Откуда-то с крыши перед ним спрыгнул Фарл. Отдышавшись, он сказал:
– Все… сдаем добычу и пошли купим у Ганнибурга горячих булок! Мы сегодня честно заработали настоящий пир!
– Как лучник? – спросил Эльминстер.
– Кинжал в цель не попал, но он так испугался, что свалился с крыши и размозжил голову о стоявший внизу фургон. Так что с ним все в порядке: больше он никого не выследит.
Эльминстер вздрогнул. Фарл насупился и покачал головой:
– Ты че, сам не знаешь? Это же шайка! Все вполне в духе Хастарла!
Глава Шестая
Нищета Среди Воров
Существует один тип города, который хуже того, где воры правят бал на ночных улицах: это город, в котором воры образуют правительство и правят бал и днем, и ночью.
Уркитбаяраи из Калимпорта, Книга Черных ПриливовГод Раздробленных Черепов
Аля лучших калишитских шелков путь в земли по побережью Великого Моря, где хозяйничали пираты и штормовые ветры, был долог и опасен, и обычно они оседали в Элембаре, Уттауэре и Ярлите и редко, очень редко продолжали свой долгий, трудный путь вверх по Делимбиру. И все-таки владельцы груженных шелками барж не торопились останавливаться в маленьком провинциальном Хастарле, где предпочитали одежду из домотканого полотна, а хорошими ножнами восхищались более, чем элегантно скроенной курткой.
В порту царило многолюдное оживление. Толстые, надутые спесью торговцы одеждой даже не удосуживались пройти в сам город к высоким тесным лавкам портных, а продавали свой товар прямо на пристани.
Фарл и Эльминстер сочли за благо не касаться разложенных восхитительных товаров. Когда прибыла очередная баржа, они не тронули и ее, а только издали наблюдали, как стражники поймали незадачливого воришку из Когтистых Лап Ночи, хорошенько высекли его и повесили на городской стене. Верховные Чародеи не одобряли, чтобы у портных была своя гильдия, и поэтому те частенько встречались в «Танцующей дриаде» и заключали там свои сделки, подкрепляя их кружкой доброго вина и куском жареного мяса. От словоохотливой служанки таверны Фарл и Эл (за четыре золотые монеты) знали обо всем, что обсуждали торговцы.
– Эти денежки не зря потрачены, – рассудил Фарл. Эльминстер, по своему обыкновению, промолчал.
Темная ночь и застала их на крыше одного из складов, откуда Фарл и Эл наблюдали за нужной им пристанью, ожидая, когда раздастся скрип весел и тусклый свет фонарей возвестит, что портному привезли товар, среди которого предполагалась и одежда с золотыми и янтарными пуговицами.
Стояла свежая, прохладная ночь. Наступило время листопада, и приближалась еще одна холодная, сырая зима, но у закутанных в темные плащи друзей не было времени мерзнуть: вдали над темной водой замерцали фонари баржи.
Молодые воры молча терпеливо дождались, пока намеченные ими жертвы выгрузили свое добро на четыре повозки, а затем бесшумно соскользнули вниз, стараясь не наткнуться на неуклюжих наемных охранников. В следующий миг в груду сваленных в переулке за лавкой кондитера ржавых противней полетел камень, и, когда головы и мечи повернулись в ту сторону, Фарл и Эл прошмыгнули с другой стороны улицы в последнюю крытую повозку. Несколько мгновений требовалось, чтобы разобраться что к чему. После этого надо будет снова отвлечь внимание охраны, чтобы уйти.
И тут они услышали, как кто-то поблизости испуганно выругался, заржала раненая лошадь и раздалось звяканье мечей.
– Конкуренты? – шепнул Эл в самое ухо другу, и Фарл кивнул.
– Когтистые Лапы Ночи, – пробормотал он, – отлично обеспечат нам отступление. Хотя постой, раз ранена лошадь, значит, у них есть по крайней мере один арбалет. Давай-ка уберемся, пока им не до нас.
Сражение снаружи было в полном разгаре, и друзья поспешили закончить свои дела в повозке. Уложив добычу в мешки, они достали кинжалы и, сняв с задней двери засов, осторожно выглянули в ночь.
Прямо на них в упор смотрел человек с поднятым мечом. Фарл высоко подпрыгнул и, отбив ногами руку мечника, всадил кинжал прямо в лицо противнику, прежде чем тот успел закричать.
Когда Эл, пошатнувшись под тяжестью их добычи, спрыгнул рядом с ними на мостовую, Фарл уже высвободил свой кинжал и метнул его в ночь, которая, казалось, была полна бегущих людей с обнаженными мечами. Кинжал рассек бровь охранника, тот выругался и, зажав кровоточащую рану, убежал.
Схватив с земли длинный меч, выпавший из руки его первой жертвы, Фарл зашипел:
– Давай же, давай, выбираемся!
Они побежали направо к одной из ведущих в город улочек, жители которой были достаточно респектабельны, чтобы не жить в лачугах, но не достаточно богаты, чтобы обнести свои дома стеной. Со всех сторон в ночи поблескивали летящие кинжалы, но среди Когтистых Лап Ночи не было никого, кто мало-мальски прилично метал кинжал. То ли охранники были глупы и мягкотелы, то ли им денег не заплатили, но стычка закончилась удивительно быстро. Теперь на улице из живых оставались только Когтистые Лапы Ночи.
Фарл и Эл не тратили дыхание на проклятия. Они петляли по улице, чтобы лучник Когтистых Лап не попал в них. Ожидаемый свист стрелы донесся почти одновременно с испуганной руганью, раздавшейся совсем рядом. Стрела странно вильнула мимо них, Фарл нахмурился и оглянулся назад. Преследовавший их человек из Когтистых Лап споткнулся, схватившись за плечо.
– Неужели… они… осмелятся… выстрелить снова? – задыхаясь на бегу, спросил Эл. – Они же… в своих… стреляют…
– Видишь же… это их пока… не остановило, – выдохнул Фарл. – Продолжай… петлять!
Следующая стрела прилетела, когда они, низко пригибаясь, добежали до конца улицы и уже хотели завернуть за угол. Услышав нарастающий свист, Фарл и Эл упали на камни мостовой. Чуть не задев их, стрела пронеслась мимо и ударила в ставень дома напротив, как раз когда из соседнего переулка показался отряд наемников со вскинутыми на плечо алебардами. Разглядев в темноте двух растянувшихся на мостовой людей, капитан отряда скомандовал:
– Дайте сюда свет! Что-то случилось! Мечи – к…
Похоже, у Когтистых Лап был еще один лучник. С глухим ударом стрела попала в цель, и капитан, булькнув, опустился на мостовую, схватившись за длинную темную стрелу, пробившую его горло.
Перекатившись по мостовой, Фарл и Эл вскочили на ноги и, пока остолбеневшие солдаты все еще пытались высвободить свои алебарды, помчались по переулку, сбив с ног последнего наемника, попытавшегося преградить им путь.
Солдат полетел на мостовую, а Фарл полез по деревянной наружной лестнице на крышу лавки мануфактурщика, Эл тоже не отставал от него. Забраться на крышу было несложно, но из-за дождя бежать по ней было скользко. Следующая крыша была соломенная, и они с благодарностью зарылись в солому, чтобы перевести дух.
Тяжело дыша, они переглянулись в темноте.
– Ничего не остается, – отдышавшись, сказал Фарл, – как только собрать свою собственную шайку.
– Да поможет нам Тиш, – пробормотал Эл. Фарл вопросительно взглянул на него:
– Ты хотел сказать Маск Покровитель Воров?
– Нет, – ответил Эльминстер, – я молился, чтобы эта «шайка» не стоила нам нашей дружбы… или наших жизней.
Фарл замолчал. Прошло немало времени, пока Эльминстер услышал, как он тихонько забормотал:
– О Госпожа Тиш, услышь меня…
* * *
– Ах, Нанята! Бархатные ручки… – смеялся Фарл и вдруг замолчал. – Вот оно! Мы назовемся «Бархатные Ручки»!
В небольшой пыльной, насквозь пропахшей рыбой комнатке отовсюду послышались одобрительные возгласы и смех. Владелец этого склада умер, а стражники вряд ли подберутся незамеченными настолько близко, чтобы услышать их разговор, – при входе в переулок предусмотрительно стояли впритык две разбитые повозки. В комнате было больше дюжины человек. Все они, готовые в любую минуту схватиться за оружие, держались довольно настороженно, следя за каждым движением окружающих.
Фарл обвел взглядом собравшихся и вздохнул:
– Я знаю, что никто не в восторге от того, что я сейчас скажу… но вы все понимаете, что либо мы объединяемся в шайку, либо нас перебьют поодиночке… либо вынудят уйти из Хастарла и попытать счастье в другом месте… А на чужой стороне, сами понимаете, на любом из нас всегда будет клеймо чужака, и местные не упустят удобного случая всадить в пришлого свой ножичек.
– Почему не пристать к Когтистым Лапам Ночи? – проскрипел Клаэрн – один из братьев Блаэнбаров, устроившихся у окна, откуда в случае опасности можно было бы подать сигнал тому, кто ждал их снаружи.
– На каких условиях? – рассудительно спросил Фарл. – Всякий раз когда наши пути пересекаются, они пытаются убить меня или Эладара, прежде чем мы успеваем сказать хотя бы слово. Нас – любого из нас – будут просто использовать, но не доверять.
– И еще, – вступил в разговор Эльминстер, оказавшись в самом центре изумленных взглядов, – у меня тут есть некоторые соображения по поводу всех этих их знаков и кожаной одежды. Дорого ведь, а они так одеваются с самого начала, когда и награбить-то толком еще не успели. К тому же, заметьте, хорошее оружие. Вам это ничего не напоминает? Например, телохранителей? Некая армия Хастарла, нападающая на воров, то есть на нас, где бы мы ни встретились. Очень похоже, что Верховные Чародеи, или король, или еще кто-то богатый и важный платят им за эту работу. А есть ли лучший способ и город от воров очистить, и сопернику «несчастный случай» устроить, как просто выпустить на улицы свою собственную шайку?
Собравшиеся задумчиво закивали.
– Это кое-что проясняет, – сказала, почесываясь, толстая старуха Касларла, – во всей этой неразберихе, что я слышала о них, со времени как они только появились. И заодно объясняет, почему стражники смотрят сквозь пальцы на безобразия, которые Когтистые Лапы творят у них под носом… похоже, им приказано.
– Похоже, – отозвался сидевший на бочке молодой Регаэр, бесцельно крутя в пальцах небольшой ножичек. Как всегда, он был очень грязный… но, с другой стороны, и огромная бочка была не особо чистой, так что они вполне подходили друг другу, и его можно было бы и не заметить, если бы не поблескивающее лезвие ножа.
– Да ладно, рассказывайте эти красивые сказочки маленьким детям, – сердито проворчал Клаэрн, – а я не собираюсь дальше слушать эту чепуху. Вы все – дураки, если послушаетесь этих двух мечтателей. Что они могут, кроме как языком молоть? – Он вышел из своего угла и остановился, обводя по очереди взглядом всех присутствующих. Как безмолвная волна, его братья вышли следом за ним и стеной встали у него за спиной. – А что до шайки, соперничающей с Когтистыми Лапами, тогда я буду главарем. Бархатные Ручки, вот еще что придумали! Пока эти два надушенных скользких молодчика пыжатся да болтают, мы с братьями можем сделать вас богатыми… за это ручаюсь.
– Да неужели? – прогремел из темного угла низкий голос. – А как ты, Блаэнбар, собираешься заставить меня доверять тебе! За последние три лета я достаточно насмотрелся, как ты задираешься да запугиваешь людей в темных переулках. И если я хоть каплю в тебе понимаю, так к тебе спиной поворачиваться нельзя, иначе твой нож непременно окажется в ней.
Клаэрн фыркнул:
– Джардин, в Хастарле всякий знает: ты силен как бык, а вот мозгами боги тебя обделили. Что ты вообще можешь понимать в затее…
– Побольше, чем некоторые, – проворчал Джардин. – В тех краях, где я родился, «затея» всегда означает, что какой-нибудь умник собирается облапошить меня.
– А чего б тебе не убраться в те края обратно?
– Хватит, Клаэрн, – с холодным презрением сказал Фарл. – Мы все не можем похвастаться доверием, когда ты поблизости, это уж точно. Лучше бы ты ушел.
Рыжеволосый Клаэрн обернулся к нему:
– Боишься власть потерять в своей шаечке Шаловливых Ручек, да? Ну давай-давай, поживем – увидим… кто за него?
Эльминстер молча сделал шаг вперед:
– Ну как же без тебя? Уж что ты-то, красавчик, за него, это-то известно… как, впрочем, и то, зачем ты ему еще нужен.
Не обращая внимания на грубый хохот Клаэрна, вперед неуклюже вышел Джардин. Регаэр легко спрыгнул с бочки, и Касларла, тяжело дыша, тоже придвинулась к ним.
Клаэрн огляделся:
– Тассабра?
– Прости, Клаэрн, я тоже с Фарлом.
– Да и плевать на вас! Боги не пошлют таким дуракам удачу! – Он плюнул на пол, повернулся и с надменным видом зашагал к выходу. Его братья, Корлар и Откин, так и не проронившие ни слова, бдительно охраняли его тыл.
– Я думал, у вас любовь. – раздался из угла еще один голос.
– Поосторожней там, Ларрин! – вспыльчиво ответила Тассабара. – Какая любовь может завестись с этой похотливой свиньей? Нет уж, только если от скуки.
Джардин взглянул на Фарла, тот кивнул в ответ. Великан, двигаясь на удивление легко и бесшумно, вышел из комнаты. Похоже, Клазрну оставалось жить намного меньше, чем он предполагал. Фарл выступил вперед:
– Ну как, договорились? Считаем, что с этой ночи в Хастарле действуют Бархатные Ручки?
– Согласен, – хрипло отозвался одноглазый Тарт. – Распоряжайся, главарь.
– И я согласна, – подошла, переваливаясь с боку на бок, Касларла, – во всяком случае, пока ты не превратишься в одного из тех бездушных уродов, которые возомнили, что именно они правят этим городом, и не начнешь посылать нас убивать всю ночь напролет наемников и Верховных Чародеев.
Остальные тоже выразили свое одобрение. Усмехнувшись, Фарл поклонился:
– Значит, договорились. А так как сегодня наше первое общее дело, пора выбираться отсюда. И приготовьте у кого какое есть оружие… на случай если Когтистые Лапы ждут нас там с арбалетами или стражникам донесли, когда и где мы появимся.
– А можно, я пролью сегодня первую кровь? – с воодушевлением спросил Регаэр.
Тассабра насмешливо ответила ему откуда-то сзади.
– Только смотри, чтобы она была не твоя, – раздался ее грудной голос. Темнота скрыла взгляд, которым одарил ее Регаэр… но каждый почувствовал его. Посмеиваясь, все направились вниз по лестнице.
* * *
Весь Хастарл знал, что в тот же вечер в счастливом браке сочетались отпрыски двух благородных аталантарских семейств – Глармьеров и Трампеттауэров.
Пирист Трампеттауэр был одет в специально сшитую по этому случаю парчовую пару с бубенчиками, украшавшими его короткие панталоны. На ногах он носил свои лучшие туфли с загнутыми носами, а на голове – шляпу, пышно украшенную перьями Пристегнув самый легкий из отцовских мечей, он горделиво провел свою невесту к усыпальницам Зуны, Латандера, Хельма и Тиш, прежде чем их руки окончательно соединились под мечом Тира.
Отец невесты подарил счастливым новобрачным статую вставшего на дыбы Оленя Аталантарского (животного, а не умершего короля), вырезанную из цельного гигантского алмаза и стоившую дороже, чем некоторые из больших замков. Слуги, весь день таскавшие ее под стеклянным куполом на специальных носилках, считали, что, пожалуй, она и весила потяжелее, чем многие из этих замков. В сопровождении усиленной охраны этот чрезвычайно ценный подарок принесли к изножию брачного ложа в спальне невесты. Старый Дарриго Трамнеттауэр сам водрузил статую на выбранное им место и, подмигнув, сказал:
– Отсюда будет лучше всего видно!
Нэйнью Глармьер была одета в изысканное небесно-голубое платье, сшитое искусными эльфийскими мастерами в далекой стране Шантель Отрейер. Ее мама с гордостью рассказывала, что за платье заплачена тысяча золотых монет. Теперь оно скомканное валялось на полу, словно ненужная красивая обертка, каковой в точности и считал ее горящий нетерпением Пирист, когда молодожены наполнили бокалы искрящимся вином и повернулись, чтобы поднять их в честь Селуны, созерцавшей в этот час их брачное ложе. Ее первые бледные лучи упали на пол довольно далеко от статуи, не коснувшись ее.