Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Черепахи до самого низа. Предпосылки личной гениальности

ModernLib.Net / Психология / Гриндер Джон / Черепахи до самого низа. Предпосылки личной гениальности - Чтение (стр. 1)
Автор: Гриндер Джон
Жанр: Психология

 

 


Благодарности

Мы хотим поблагодарить многих людей:

участников семинара – тех, кто был на другом конце петли обратной связи:

C.E. Ашербраннер

Сюзанна Бейли

Нэнси Беплат

Джин Блэр

Ларри Барнетт

Джорджина Бартон

Бритт Бартон

Косетт Картер

Консуэло Касула

Сьюзен Коннорс

Пегги Дин

Кармел Декрус

Скип Эллис

Кэрол Эллисон

Розали Федорук

Джуди Фрэнсис

Фрэнсис Фридман

Шерри Фанк

Джон Фанк

Амбер Гольдштеин

Джордж Гринберг

Шэрон Гримм

Томас Гриндер

Алан Харрис

Кристиан Хоукинс

Джек Хэули

Фил Герман

Кирк Хьюджес

Мюррей Йоханнсен

Дженис Кляйн

Боб Куртс

Филлис Мюррей Линхарт

Кэтрин Лонг

Кэри Лин

Джерри Мейдер

Стефани Мейдер

Томас Маллой

Сьюзен Маркус

Дайана Маршалл

Роберт Макдональд

Филип Милрой

Полин Монсон

Джейн Монтелеон

Патрисия Мур

Маршалл Нечтоу

Дэвид Паундс

Дел Поуэлл

Алан Пауэр

Вера Райхенфельд-Тэй

Хосе Родригес

Марна Райан

Антонио Сантус

Стивен Сильверман

Джон Симмондс

Стив Смолински

Джейн Ст. Суво

Джон Стоун Джеймс

Тейлор Джоэл

Тиг Сильвия

Топел

Морин Тот

Мумтаз Вишал

Карен Веигс

Ричард Зарро

Мэрилин Заткин

Дебора Зиглер

Матунду маминги африканским и американским барабанщикам и нашим друзьям-танцорам:

ТаТитосу Сомпе

TaМбембе

TaMaлонге

Фреду Симпсону

Благодарим Гэри-Майкла Бина за его работу и предложения;

Благодарим наших сотрудников:

Лауру Гриндер

Стефани Мэдер

Марка Кэрролла

Джерри Мэдера

Благодарим за очень важные комментарии наших друзей:

Боба Дилтса

Дона Стейни

Сьюзен Маркус

Предостережение читателям

Разумные люди приспосабливаются к миру, а неразумные пытаются приспособить мир к себе. Поэтому прогресс полностью зависит от неразумных людей.

Джордж Бернард Шоу

Нашему учителю Грегори Бейтсону

Надеемся, что это, по крайней мере, его бы позабавило.

Нейро-лингвистическое программирование (НЛП) – значительный шаг вперед в области расширения возможностей выбора, доступных человеку. Оно выносит на рассмотрение квалифицированного и сбалансированного практика средства, позволяющие достичь такого качества жизни, которое раньше относилось на счет судьбы, удачи, генетики, случайностей или божественного провидения. Мне важно объяснить, хотя бы частично, что я подразумеваю под определениями «квалифицированный и сбалансированный».

Слово квалификация указывает на требования к мастерству в любом интересующем нас наборе навыков, доступном человеку, с точки зрения его применения на практике. А также на личные усилия потенциального практика НЛП упорядочить своё личное жизненное пространство ради исследования, обучения и, в конечном счете, достижения уровня мастерства в актуальном наборе паттернов, который называется НЛП. Успех на этом пути и определяет ученика, и в конечном итоге – профессионала.

Термин сбалансированный подразумевает два требования. Во-первых, способность ученика интегрировать набор навыков (которыми он овладел на практике) во все без исключения области его жизни, как личной, так и профессиональной. Во-вторых, как только произошла интеграция технических навыков, личность сталкивается с внушающей трепет обязанностью реализовывать эти новые возможности с некоторой мудростью. На этой стадии гусеница разрывает тесный кокон, профессионал превращается в художника.

Все вышесказанное – косвенный способ предостеречь потенциального практика НЛП. Кажется, современный мир просто переполнен людьми, претендующими на то, чтобы обучать НЛП. Именно при выборе наставника, вы, читатель, можете начать развивать одну из ключевых способностей, связанных с мастерством в практике НЛП. А именно – оценку конгруэнтности предполагаемого тренера. Если ваша интуиция предостерегает вас, если вы замечаете несоответствие между вербальными проявлениями этого человека и его реальными действиями и поведением, продолжайте двигаться дальше и искать соответствующую модель.

Если вы серьезно заинтересованы в том, чтобы получить доступ к качественным тренингам или программам бизнес-консультирования, непосредственно основанным на том фундаменте НЛП, который я заложил, будучи одним из создателей этой дисциплины, вы можете связаться со мной:


John Grinder

QUANTUM LEAP

P.O. Box 67359

Scotts Valley, CA 95067-7359

TEL) 408-457-0529

FAX) 408-457-2834


Начало

Уильяма Джеймса принято считать отцом американской психологии. Однажды его пригласили прочесть курс лекций в Гарварде. Темы он мог выбрать сам. Лекции проходили бесплатно и были открыты для всех желающих. После некоторых размышлений он сделал смелый выбор. Название его первого выступления звучало так: «Можно ли доказать существование Бога?» Услышав такое в начале ХХ века в Новой Англии, слушатели наверняка с изумлением вскинули бы брови.

Итак, с некоторым волнением Джеймс оглядывал слушателей, заполнявших лекционный зал. И, конечно же, в самый последний момент стремительно прошла по главному проходу и устроилась в центральном ряду маленькая пожилая леди.

Профессор Джеймс представил свою тему со свойственными ему остроумием и обаянием. Читая лекцию, он заметил, что маленькая пожилая леди была очень внимательна и, казалось, от души веселилась – он отметил, что она смеялась, когда больше никто этого не делал. Тем не менее, на первый взгляд, все шло как обычно.

Лекцию приняли очень хорошо. По ее окончании сама собой образовалась очередь желающих пообщаться с профессором. И, конечно же, в самом её конце стояла маленькая пожилая леди. Когда подошёл ее черед, она хитро взглянула на Джеймса и сказала:

«Доктор Джеймс, мне очень понравилась ваша лекция. Но у меня остался один вопрос».

«Пожалуйста, леди, задайте ваш вопрос!» – любезно ответил Джеймс.

«Итак, доктор Джеймс», – продолжала она, сверкнув глазами, – «Если Бога не существует, кто же держит Землю, почему она не падает?»

Джеймс быстро перебрал в уме возможные объяснения – центростремительные силы, системы гравитации... но принял мудрое решение ответить так, чтобы самому что-то узнать у этой дамы. Взглянув на нее снова, он сказал: «Леди, я буду счастлив ответить на ваш вопрос, но сначала вы сами объясните мне – почему Земля не падает?»

«Ну, доктор Джеймс, это же очень просто. Земля покоится на спине гигантской черепахи!»

Получив столь неожиданный ответ, Джеймс на мгновение задумался. А потом, с нотками триумфа в голосе, задал маленькой леди простой вопрос: «Леди, ради всего святого, скажите, почему же не падает эта гигантская черепаха?»

«Нет-нет, доктор Джеймс!» – ответила маленькая пожилая леди – «Вы меня не собьете – ведь там черепахи до самого низа! [1]»

Предисловие.

Непосредственный контекст

В марте 1986 года мы, Джон Гриндер и Джудит Делозье, провели в Сан-Франциско семинар под названием «Предпосылки личной гениальности». В нем участвовали люди из Северной и Южной Америки, Европы и Африки.

Более двадцати пяти лет мы занимались моделированием людей, которые в нашем обществе считаются гениями. В процессе моделирования мы снова и снова обнаруживали одни и те же простые личные умения – совершенно независимо от того, был ли гений гипнотизером, специалистом по стратегическому планированию, танцором или мастером ведения переговоров. Хотя эти умения, эти формальные принципы и кажутся несложными, они не так уж просты. Нашей задачей на этом семинаре было помочь его участникам создать определенные условия для развития и интеграции этих умений – предпосылок личной гениальности. Эта книга – последовательная запись семинара в Сан-Франциско, и она служит той же цели. Однако нужно понимать, что существуют глубокие различия между семинаром, когда общение происходит лицом к лицу, и письменным текстом. Основное различие таково: на семинаре общение происходит по большей части невербально, а письменный текст, конечно же, полагается только на язык.

Таким образом, перед нами стояла задача создания сбалансированного текста, соответствующего опыту семинара, и в то же время изложенного исключительно при помощи линейного вербального кода. Выполняя эту задачу, мы внесли в текст некоторые дополнения. Они обеспечивают ему универсальность и возможность участия со стороны читателя и восполняют пробелы, которые в непосредственном опыте семинара были заполнены невербальными аспектами общения. Таким образом, эта книга – отчасти расшифровка стенограммы семинара, а отчасти – перевод фрагментов невербальной коммуникации этого семинара в вербальный код. И еще: семинар завершился через пять дней. Он остался, а в более глубоком смысле, остается и сейчас, незаконченным – и для нас, и для участников. Был запущен процесс. Точно так же незакончен этот текст. И пусть он пройдет через всю цепочку отражения в вашей нервной системе.

Исторический контекст

Итак, причем тут черепахи?

Западный человек ХХ века гордится тем, как много у него сегодня возможностей. Если у него достаточно денег, житель запада может, купить, например, Шевроле Блейзер, полноприводный джип Тойота или Форд Мустанг – но еще важнее, он может вообще не иметь машины.

Точно так же современный западный человек может выбрать эпистемологию, основанную на непосредственном опыте, эпистемологию, основанную на вере и духовности, и даже нигилистическую эпистемологию – но еще важнее, он не может не иметь эпистемологии. Он может не хотеть ее иметь – он может даже из всех сил сопротивляться какой-то определенной эпистемологии, но в таком случае само сопротивление становится эпистемологическим актом.

Четверть века назад Грегори Бейтсон обнаружил и описал в своих работах важнейший факт человеческой коммуникации. Этот факт настолько очевиден, что в течение столетий он буквально бежал из работ весьма одаренных исследователей человеческого поведения. Когда два представителя нашего вида оказываются лицом к лицу, и один вступает в коммуникацию с другим, и при этом соблюдены все другие необходимые условия (например, эта коммуникация воспринимается сенсорными каналами другого человека, и т.д.), этот другой человек не может не вступить в коммуникацию. Конечно, у него есть большая свобода выбора, как именно он ответит – в словах, жестах, звуках, движениях. И первый человек, конечно же, воспримет все это как ответ на его начальную коммуникацию. Заметьте, что даже отказ отвечать сам по себе уже есть коммуникация. Когда кто-то говорит, что не может общаться с кем-то, его позиция эпистемологически не обоснована. На самом деле он имеет в виду, что пока что не может получить от этого кого-то тот ответ, который ему нужен.

Коммуникация и эпистемология в этом отношении одинаковы – они вездесущи. Невозможно не вступить в коммуникацию, и точно так же, невозможно не иметь эпистемологии – она может быть неосознаваемой, нежелательной, абсолютно недоступной ее владельцу, но она с точностью отражается в поведении этого человека.

Эпистемология – это гуманитарная дисциплина, которая систематически исследует возможности человеческого знания. Начав с того, что мы можем знать, и как мы узнаем, что, как мы думаем, мы знаем, эпистемология переходит к вопросу о том, знаем ли мы что-нибудь вообще. То, что люди Запада считают эпистемологию неким тайным знанием – красноречивое свидетельство того, насколько не исследованы основания наших убеждений, ценностей, актов восприятия. А также – критический показатель, насколько все еще не изучены основания и мотивы поведения, вытекающего из наших убеждений, ценностей и восприятия.

Жители Запада обычно смеются, когда впервые слышат шутливое определение пессимиста и оптимиста. Пессимист – это человек, который воспринимает ситуацию, оценивает ее и ведет себя так, как будто стакан наполовину пуст. А оптимист, конечно же, воспринимает и оценивает ситуацию и действует так, как будто стакан наполовину полон.

Не так забавны истории вроде рассказа об одном эксперименте, как будто бы проведенном в Нью-Йорке несколько десятилетий назад. Детей одного возраста случайным образом разбили на две группы, А и Б. Эти группы обследовали с помощью тестов, измеряющих IQ и уровень притязаний. Различия в результатах между группами оказались незначительными. Затем учителям, которые должны были в новом учебном году отвечать за обучение этих детей, сказали, что по результатам тестирования дети из группы А – одаренные, а дети из группы Б имеют трудности в обучении. Спустя шесть месяцев эти две группы снова прошли через те же тесты. И результаты тестирования показали, что и дети и учителя сумели превратить эту ложь в реальность. Группа А оказалась одаренной, а Группа Б – отстающей.

Наконец, совсем не смешны многие реальные факты, пропущенные через вялые фильтры снижения важности, которые мы называем средствами массовой информации. Эти факты ясно показывают неспособность наших политических лидеров справедливо и обоснованно учитывать и примирять различия, ставшие повседневной реальностью в Центральной Америке, Афганистане, на Ближнем Востоке... различия, убивающие мужчин, женщин и детей, которые просто хотят жить в мире. Все эти различия можно легко свести к различиям в эпистемологии, которые все еще остаются неисследованными.

Эта книга написана под большим влиянием работ Грегори Бейтсона. И мы считаем, что читателю было бы полезно иметь некоторое представление о той ситуации, в которой он работал. Бейтсон был в высшей степени творческим, синтетическим мыслителем. Говоря «синтетический», мы имеем в виду его способность обнаруживать целостные паттерны, независимо от их содержания или контекста. С неподражаемым изяществом он убедительно соединял то, что раньше казалось совершенно несовместимым – и выявлял более глубокие и более стройные структуры. Каковы же были эпистемологические позиции, на которые он отозвался?

В XVIII веке возникли две классические эпистемологически противоположные позиции. Одну из них выразил Юм, в британской эмпирической традиции, а другую – Kaнт, в немецкой традиции идеализма. Вкратце, суть этих позиций такова.

Основной организующий принцип эмпирической традиции был настораживающе прост.

Нет ничего в разуме, что не пришло бы из органов чувств.

Эта позиция, сформулированная с такой предельной ясностью, кажется раздражающе неполной. Так и есть – отсутствует контекст, в котором она возникла. Если вы выросли в окружении, где ученые мужи горячо спорят, сколько ангелов может уместиться на острие булавки, подобная эмпирическая доктрина покажется вам глотком свежего воздуха. Недостаток этой позиции в том, что она отрицает активное участие человека в создании опыта. И еще более важно – она не в состоянии объяснить один из самых простых фактов человеческого бытия: почему два человека, ставшие свидетелями одного и того же реального события, впоследствии дают разные отчеты об этом событии. И чем более подробными становятся их описания, тем больше возникает между ними различий.

На другом полюсе этого противоречия находится Kaнт, который откусил намного больше, чем смог прожевать и переварить. Суть знаменитого кантианского решения в том, чтобы приписать каждому человеку набор врожденных, генетически определенных категорий, посредством которых он переживает мир. Дальше в этой книге мы называем эти категории фильтрами восприятия. Конечно, наряду с врожденными категориями восприятия, Кант признает огромное влияние непосредственного личного опыта. Но, к сожалению, цена слишком высока; если наш опыт – результат действия глубоко скрытых фильтров, не зависящих от реального мира, то наша способность познавать мир быстро уменьшается, и мир становится все более зыбким.

Забавно, что на индивидуальном уровне позиция Канта приводит к таким же неудовлетворительным последствиям, в том же вопросе о различиях в восприятии, где потерпел неудачу Юм. Кант тоже не может объяснить различий в восприятии, или ему приходится списывать их на патологическое неврологическое развитие врожденных категорий. В любом случае, мы знаем, что сказал бы на это Бейтсон: «Дрянная эпистемология!»

Оба эти эпистемологических подхода совершенно неудовлетворительны по двум причинам. Во-первых, обратите внимание, в обоих случаях почти не остается места для личной ответственности. Если определенные органы чувств являются функциями физических свойств стимулов реального мира, или если стимулы, воздействующие на наши органы чувств, являются всего лишь функциями врожденных категорий восприятия, вопрос о личной ответственности становится спорным.

Во-вторых – обе эти позиции не в состоянии решить проблему разделенности тела и разума. Юм и его отряд осуждены бесцельно и бесконечно блуждать, вовлекаясь в каждое основанное на чувственном опыте переживание. А Кант и его войска остаются демобилизованными, запертыми в своей (индивидуальной) неврологии. Задача Юма и эмпириков – освободиться от тирании чувственного мира, а Кант и идеалисты, пойманные в ловушку ментальных категорий, должны найти дорогу назад, в реальный мир. Если у читателя есть опыт профессиональной работы с психически больными, он без труда увидит в этих двух подходах аналогии характерных синдромов психических заболеваний. Таким образом, с точки зрения проблемы раскола между разумом и телом, эмпирикам приходится иметь дело с паттернами исключительно физического мира – и тогда психология рушится, уступая место физике. А идеалисты вынуждены постоянно бороться и оправдывать любые связи между их отправной точкой (разумом) и миром, если подобные связи вообще можно продемонстрировать. Откуда нам знать? Идеалистическая позиция, не прикрепленная никаким якорем к физическому миру, исторически имеет тенденцию дрейфовать в направлении спиритуализма.

Такой была общая интеллектуальная атмосфера, к которой обращался Бейтсон. Фокус состоял в том, чтобы объединить два полярных и, очевидно, гиперболизированных подхода эмпириков и идеалистов. Благодаря своему британскому происхождению, Бейтсон начал с эмпирической традиции, и сумел посмотреть на нее по-новому. На очень глубоком уровне он знал, что в XIX и XX столетиях методологическое искушение психологии блестящими успехами физических наук стало исторической трагедией – чудовищной путаницей, ошибкой как логического описания, так и логического уровня. Все же, его задачей было, не впадая в мистицизм, продемонстрировать существование фундаментальных различий между паттернами физического, чувственного мира и паттернами мира отраженного, паттернами психики. Он доказал существование этих различий несколькими разными способами. Он был, например, весьма нетерпим к размытости мышления, характерной для некритичного использования в дискуссиях о разуме физического феномена энергии. Если бильярдный шар А столкнется с бильярдным шаром Б с определенными скоростью, массой, углом воздействия, и если оба они находятся на поверхности с определенными характеристиками трения, то можно точно указать следующее:

1. Конечные положения А и Б.

2. Независимо от специфических характеристик А и Б с точки зрения массы, скорости и угла воздействия, можно с уверенностью сказать, что будет соблюден второй закон термодинамики. То есть физическая энергия, воплощенная в начальном движении бильярдного шара, еще до воздействия, отразится на последующем столкновении.

Другими словами, в неживых системах существует сохранение энергии. Этот паттерн универсален. Сравним эту ситуацию с аналогичным взаимодействием в живых системах. Если я укажу вам начальное положение, массу, угол воздействия и место контакта моей ноги и моего пса по кличке Дух, вы сможете предсказать не так уж много. Нельзя быть уверенным даже в том, что мой палец закончит свое движение там же, где и вся нога, а не в зубах Духа, на некотором расстоянии от остальной части моей ноги. Чтобы отличить такое нетрадиционное взаимодействие – типичное для живых систем – от его аналога в физическом мире, Бейтсон назвал его коллатеральной (дополнительной) энергией.

Или его блестящая догадка, что и Дарвин и Ламарк оба были правы – эволюционная теория Дарвина действует в известном нам мире биологических форм, а эволюционные конструкции Ламарка движут миром идей и культуры. Это – другой пример его упорных и настойчивых утверждений, что в физическом мире и мире психики действуют различные паттерны. Оставаясь непоколебимым в своих взглядах, что структуру мира психики и физического мира определяют разные паттерны и законы, Бейтсон никогда не предлагал механизма, объясняющего, как возникли эти различия. Сам по себе тезис Бейтсона полностью поддерживал его современник – человек, которого обычно считают ведущим физиком ХХ века.

«Я вижу, с одной стороны, совокупность ощущений, идущих от органов чувств; с другой стороны, совокупность понятий и предложений. Связи понятий и предложений между собой – логической природы, задача логического мышления сводится исключительно к установлению соотношений между понятиями и предложениями по твердым правилам, которыми занимается логика. Понятия и предложения получают „значение“ и „содержание“, только благодаря их связи с ощущениями. Связь последних с первыми чисто интуитивная, сама по себе не логической природы. Научная „истина“ отличается от пустого фантазирования только степенью надежности, с которой можно провести эту связь или интуитивное сопоставление, и ничем иным. Система понятий есть творение человека, как и правила синтаксиса, определяющие ее структуру».

Альберт Эйнштейн, Автобиографические заметки.

Эйнштейн совершенно недвусмысленно считает логику и синтаксис проявлениями психики, которые ни в коем случае не являются отражениями событий физического мира, и не могут быть ими оправданы. Действительно, он предельно точен в обосновании этой умственной деятельности.

«Приведение в определенный порядок чувственных восприятий происходит путем создания общих понятий: соотношений между этими понятиями и установлением некоторого вида отношений между понятиями и чувственным опытом. Направляющим нас фактором в создании такого порядка в чувственном опыте является только конечный успех».

Альберт Эйнштейн, Физика и реальность.

И еще:

«Всякое наше мышление – по своей природе свободная игра с понятиями; обоснование этой игры заключается в достижимой при ее помощи степени способности обозреть чувственные восприятия, Понятие „истины“ к такому обозрения еще совсем неприменимо».

Альберт Эйнштейн, Автобиографические заметки .

«Черепахи... » – отчасти отчет о наших усилиях в развитии и совершенствовании блестящих работ Грегори Бейтсона. В частности, мы предлагаем вашему вниманию очень точный механизм, объясняющий это основополагающее различие, не впадая при этом в мистицизм. Этот механизм, тесно связанный с синтаксисом естественных языковых систем, в юмористической форме представлен в день пятый.

Как и Бейтсон, Эйнштейн видел опасность власти синтаксической системы, если она отрывается от контекста.

«На ранней стадии каждое слово может прямо соответствовать впечатлениям. На более поздней стадии такая прямая связь утрачивается, поскольку, по крайней мере, некоторые выражают впечатления только в комбинации с другими словами, например, слова „или“ и „вещь“. Теперь впечатлениям ставятся в соответствие чаще группы слов, а не отдельные слова. При этом язык достигает частичной независимости от первоначальных впечатлений и достигается его большая внутренняя связность и самостоятельность.

Только на этом более высоком этапе развития, когда чаще применяют так называемые абстрактные понятия, язык становится инструментом мышления в подлинном смысле этого слова. Несомненно, это достижение превращает язык в опасный источник ошибок и заблуждений. Все зависит от того, в какой мере слова и их комбинации соответствуют миру впечатлений».

Альберт Эйнштейн, Общий язык науки

Эта тема постоянно повторяется в нашей книге. Бейтсон очень красиво показал, каковы последствия использования в высшей степени искаженного линейного вербального кода для описания сложного, рекурсивного, кибернетического мира природы. Вот один из его примеров:

Человек срубил дерево топором.

Предполагается, что это предложение описывает сложное взаимодействие между тремя более или менее устойчивыми элементами – человеком, деревом и топором. Синтаксис английского языка кодирует указание на воздействие или причинно-следственную связь при помощи определенных глаголов. При этом существительному приписывается подчиненное положение (если глагол находится в активном залоге), переживание воздействия. Но в то же время существуют другие вербальные кодировки этого взаимодействия, и с точки зрения эпистемологии, они настолько же интересны. Предположим, мы грубо перефразировали лингвистическую репрезентацию, расшифровав глагол и тем самым, сделав высказывание более определенным:

Человек заставил дерево быть срубленным с помощью инструмента-топора.

Другой способ увидеть то, о чем предупреждал Бейтсон, – рассмотреть это взаимодействие функционально.

f (x) (r) y

Где

x -человек, упомянутый в первом предложении

и

y – это топор и дерево.

Скрытое значение этого уравнения таково: если известны (из наблюдения или предположения) действия x (человека), то последствия для дерева и топора предсказуемы. Как указал Бейтсон, так же истинно, что если я знаю действия топора, то могу предсказать действия и поведение человека и дерева (по крайней мере, в очень ограниченном контексте, описанном в первом предложении). Другими словами, топор можно рассматривать как независимую переменную (x), а человека и дерево – как зависимые переменные (y).

И еще, в качестве тренировки эпистемологической гибкости: обратите внимание, что если после я выберу глубину зарубки на дереве за независимую переменную, то действия человека и топора, становятся одинаково предсказуемыми.

Нам нравится прекрасное определение Р. Д. Лаинга: вытеснить – значит забыть, что вы забыли. И такое же коварное, тайное качество присуще нашему вербальному коду. Обратите внимание, мы не говорим, что первое предложение неверно – мы только говорим, что синтаксис естественного языка устраняет некоторые важные возможности восприятия. В результате возникает то, что мы назвали эпистемологией галки, или занудной эпистемологией (система убеждений, основанная на единственной и неизменной позиции восприятия). Для нас очевидно, что если бы, принимая решения, мы могли просто и естественно занимать разные позиции восприятия (тройное описание, описанное далее), – то не смогли бы возникнуть, по крайней мере, некоторые подходы, вызвавшие локальные экологические кризисы. Очень важно понять, что структура кода, который мы постоянно используем для передачи опыта друг другу и взаимодействия с миром, имеет встроенные, глубоко эпистемологические решения, которых мы не осознаем. Эти искажения – часть самой структуры языка. И как предупреждал Бейтсон, если они не корректируются, мы, как вид, вполне можем скоро, как говорят в высшей лиге, выбыть.

Задним числом оглядываясь назад из ХХ века на классический XVIII, на позицию эмпириков, сравнительно легко понять их ошибку, как в логическом описании, так и в логическом уровне. Они перепутали законы физического мира с правилами, действующими в области репрезентаций этого мира. Правила, действующие в физическом мире, не обязательно приложимы к его репрезентациям.

Для нас центральная проблема в исследовании эпистемологий – как они объясняют самую обычную ситуацию, когда, получив одинаковый опыт в реальном мире, и честно сообщая о нем, два человека описывают его совершенно по-разному. То, как решается эта проблема, определяет ответы и на вопрос о личной ответственности, и на вопрос о так называемом разделении тела и разума. Мы хотим снова привлечь ваше внимание к словам Эйншейна:

«Понятия и предложения получают „значение“ и „содержание“, только благодаря их связи с ощущениями. Связь последних с первыми чисто интуитивная, сама по себе не логической природы. Научная „истина“ отличается от пустого фантазирования только степенью надежности, с которой можно провести эту связь или интуитивное сопоставление, и ничем иным».

Альберт Эйнштейн, Автобиографические заметки.

На самом деле Эйнштейн предупреждает, что до тех пор, пока эта «интуитивная связь» – связь понятий и чувственных впечатлений – не будет объяснена, мы, в широком смысле, не сможем отличить фантазию от факта. Наши эпистемологии очень шатки. Возможно, самый важный вклад Бейтсона здесь – его удивительно простое понятие трансформации.


  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22, 23, 24, 25, 26, 27