ГЛАВА ПЕРВАЯ. ВЗЯТИЕ МИСТА

Каждой империи нужна своя свалка. Какое-то место вдали от любопытных глаз, самый отдаленный уголок, куда можно выкидывать оппозиционеров и смутьянов. У императрицы Лайонстон XIV был Мист. Холодный, негостеприимный мир, расположенный далеко в стороне от больших дорог, населенный почти одними изменниками, преступниками и бродягами, которым изменила удача, и беглыми эсперами. Лайонстон терпела существование Миста в своей строго управляемой Империи только потому, что так она знала, где находится вся эта мразь.

Она предпочла бы убить их всех, но у нее были советники достаточно мудрые, чтобы понимать, что от изгнанников хлопот меньше, чем от мучеников. Но с годами Мист стал землей обетованной для мятежников и изгоев всех сортов, и вдруг оказалось, что былая полезная свалка стала непокорной отравленной колючкой в боку Империи. Лайонстон приказала ее очистить — огнем, если потребуется. И в результате обнаружила, что планета теперь защищена пси — щитом объединенных разумов эсперов, и этот щит более чем выдерживает все, что может обрушить на него Флот Империи. И Мист, вопреки всем интригам и планам императрицы, оставался единственной выжившей мятежной планетой в Империи, защищенной от ярости Лайонстон. Так думали его жители.

«Звездный бродяга-2» вышел из гиперпространства вблизи Миста и лег на околопланетную орбиту. Длинная, стройная яхта поблескивала остриями датчиков, но имперских крейсеров вблизи не обнаружилось. Империю научили держать дистанцию. Золотой корабль один молчаливо висел над холодным и невыразительным шаром. В кают-компании «Звездного бродяги-2» Оуэн Дезсталкер, с комфортом устроившись в очень удобном кресле, подсчитывал выгоды своего положения. Не последним было то, что по крайней мере сейчас в него никто не стрелял. Оуэн научился ценить минуты спокойствия, хотя бы потому, что они бывали так редко.

Первый «Звездный бродяга» погиб при аварийной посадке в джунгли планеты Шандракор, но хэйдены восстановили корабль по указаниям Оуэна, взяв за основу спасенный при крушении двигатель. Двигатель был особый — один из прототипов того, который Империя пыталась запустить в массовое производство, и по крайней мере на данный момент куда более быстрый, чем все, имевшееся у Империи.

Теоретически.

Сама яхта выглядела в основном так, как Оуэн сумел запомнить первую, и на ней были те же приспособления и излишества, но Измененные были неспособны удержаться от усовершенствований. И иногда их идеи только показывали, как далеко ушли от человечества хэйдены. Оуэн мирился с дверями, появляющимися при его приближении в сплошной стене, или светом, который включался и выключался без команды, но он предпочел бы пользоваться приборами управления вручную, а они начинали работать, стоило ему лишь о них подумать. После того как Оуэн несколько раз отвлекся и чуть не угробил корабль, он твердо решил предоставить управление бортовым компьютерам.

Кроме того, Измененные выполнили многие детали интерьера неправильно, и они раздражали по мелочам. Полы кренились или выпячивались без видимой причины. Кресла принимали слегка не ту форму, а освещение и цвета были неуловимо неудобны для простого человеческого глаза. Оуэн приподнял левую руку и задумчиво посмотрел на нее. Золотой металл искусственной руки, еще одного дара хэйденов, тепло блеснул в свете кают-компании. Сама мысль о столь интимной связи с технологией хэйденов была Оуэну неприятна, но после того как он потерял руку, сражаясь с гренделианами в огромных пещерах планеты Мира Вольфлингов, ему ничего не оставалось, как только принять подарок с благодарностью. Это была хорошая рука, сильная, управляемая и почти неуязвимая, и пусть он ощущал все время ее легкий холодок, не ощущая ее полностью своей, но с этим можно было жить. Оуэн медленно согнул золотые пальцы, любуясь их текучей грацией. Он доверял руке, поскольку не было другого выхода; в корабле он не был столь же уверен. Измененные могли сейчас быть его союзниками, но существа, официально названные Врагами Человечества, и не без веских причин, должны оставаться под подозрением. Как и все их подарки. Всегда был шанс, что они встроили что-то скрытое в корабль, в приборы, а может быть, и в его руку тоже.

Оуэн вздохнул. Жизнь не всегда была так сложна. Он повернулся и увидел свое отражение в настенном зеркале. На него пристально смотрел человек двадцати с лишним лет, высокий поджарый шатен с темными глазами. Человек сильно потрепанный, и вскоре ему предстоят испытания еще тяжелее. Не так давно он был кабинетным ученым, никому не известным и никому, кроме себя самого, не интересным историком. Но Лайонстон объявила его вне закона, и у него не осталось выбора, кроме как стать мятежником и воином. Измененные называли его Искупителем, а революционное Подполье — последней надеждой Человечества. Ни одному слову из всего этого Оуэн не верил.

Его внимание привлек звон стекла, и он нежно посмотрел на Хэйзел д'Арк, сосредоточенно переставлявшую бутылки в баре в поисках чего-нибудь, что хоть отдаленно напоминало бы выпивку. Оуэн понимал ее чувства. Пищевые синтезаторы хэйдены настроили отлично, но все алкогольные напитки, которые они с Хэйзел пытались попробовать, оказывались отвратительными во всех отношениях. Что не мешало Хэйзел их пить, но она упорствовала в попытках открыть какую-то их смесь, которая не вызывала бы непреодолимого желания плеваться во все стороны. Оуэн восхищался ее терпением и желал ей удачи. Лично он не притронулся бы к любой из этих бутылок даже под дулом пистолета.

Он рассматривал Хэйзел, любуясь ее резкими чертами и спутанной гривой длинных рыжих волос. Ее нельзя было назвать красивой в обычном смысле слова, но в Хэйзел вообще ничего обычного не было. До того как стать мятежницей, она была пиратом, наемником и работорговцем — и это только то, что она сама признавала. Хорошо владея мечом, она предпочитала пистолеты, и чем больше, тем лучше. С тех пор как они с Оуэном нашли кучу пулевого оружия в арсенале Последнего Оплота, у Хэйзел появился пунктик — таскать с собой столько оружия и патронов, сколько могла унести. Оуэну казалось, что ей нравится его вес. Ему вес оружия не нравился. И еще ему не нравилось, как небрежно Хэйзел обращается с предохранителями.

Оуэн спокойно сидел, постукивая пальцами по подлокотникам кресла, и ждал, когда хэйденские компьютеры закончат проверку систем корабля. С технической точки зрения, он доверил свою жизнь правильной работе установленного хэйденами ИРа, что абсолютно не соответствовало представлениям Оуэна о безопасности и благополучии, но выбора вроде бы не было. Кто-то должен управлять кораблем, и, черт возьми, это будет уж точно не он. Управление множеством различных систем звездолета было тяжелой и квалифицированной работой. А он не для того был рожден аристократом, чтобы рваться к работе.

Первый «Звездный бродяга» управлялся его персональным ИРом Озимандиусом. Но Оз стал предателем, работающим на Империю. Он использовал скрытые кодовые слова, которые должны были заставить Оуэна пойти против друзей, и не осталось другого выхода, как убить ИРа. Хотя тот был его другом намного дольше других. Ему пришлось убить и свою любовницу, когда та пыталась убить его по приказу Империи. Нельзя сейчас никому доверять. Даже любимой женщине… Оуэн отвел глаза от Хэйзел и заставил себя думать о другом. По крайней мере на этот раз хоть туалеты хэйдены построили как надо. Предыдущие их попытки до некоторой степени расстраивали. Очевидно, Измененным ничего подобного нужно не было, и это говорило Оуэну о них больше, чем ему хотелось бы знать.

Подошла Хэйзел с бокалом в руке. Казалось, бледно-голубая жидкость пытается выбраться из бокала. Хэйзел опустилась в кресло напротив и устроилась поудобнее. Она ценила комфорт в большом и в малом в основном потому, что в ее жизни его было немного. Она набрала полный рот своего пойла, сморщилась, но все равно проглотила. Хэйзел никогда не верила в способность выпивки взять над ней верх. Это было делом принципа. Когда она впервые это ему объяснила, Оуэну пришлось подавить улыбку — он понятия не имел, что у Хэйзел вообще есть принципы. Конечно, у него хватило ума не сказать этого вслух.

— Какова на вкус эта мерзость на этот раз? — спросил он дружелюбно.

— Поверь мне, — сказала Хэйзел, — лучше этого не знать. То, что я это пью, лишь признак того, как неимоверно мне все надоело. Сколько нам еще до посадки?

— Теперь уже скоро. Ждешь не дождешься снова побывать в старых местах?

— На самом деле нет. Мистпорт опасен, коварен и чертовски холоден. Я знавала бешеных крыс с геморроем, которые были дружелюбнее среднего обитателя твоего Миста. Не понимаю, как я позволила Подполью уговорить меня вернуться в эту чертову дыру.

Оуэн пожал плечами.

— Не мы, так кто? Кто-то должен представлять Подполье в Совете Мистпорта, а мы знаем тамошние дела лучше всех, кто оказался под рукой. Взбодрись — на этот раз все не будет так плохо, может быть. Мы сейчас куда сильнее, чем в прошлый раз.

Хэйзел нахмурилась.

— Ага. Вот еще о чем я хотела с тобой поговорить. Когда эта голограмма Кровопийцы собиралась разобрать меня на части у себя в лаборатории, ты достал его через световые годы и разорвал на мелкие кусочки, только подумав об этом. Я не знала за тобой такой силы. У меня ее нет.

— Я тоже не думал, что у меня она есть, пока она мне не понадобилась. Безумный Лабиринт изменил нас сильнее, чем мы думали. Теперь мы другие.

— Мне это не нравится. И на чем кончатся эти изменения? Остаемся ли мы все еще людьми? Или мы кончим, как хэйдены, так далеко уйдя от начала, что могли бы с тем же успехом быть пришельцами?

Оуэн снова пожал плечами.

— Мои догадки не лучше твоих. Думаю, мы настолько люди, насколько хотим быть. Наша человечность заключена не в том, что мы делаем, а в том, зачем мы это делаем. Кроме того, я не уверен, что все наши способности устойчивы до такой степени. Кажется, они то появляются, то исчезают. Есть связь между нами, ментальная связь между всеми нами, прошедшими Лабиринт. Но она исчезала, когда мы расставались и шли каждый своей дорогой. Сейчас я даже не чувствую тебя на этой связи. А ты меня ощущаешь мысленно?

— Нет, — сказала Хэйзел. — Пока что нет.

— Это может быть моя вина, — прожужжал ему в ухо Озимандиус. — Быть может, мое присутствие нарушает ваше согласие.

— Заткнись, Оз, — мысленно произнес Оуэн. — Ты мертв. Я тебя уничтожил.

— Принимаешь желаемое за действительное. Нет, Оуэн, я все еще с тобой, чтобы наставлять тебя и вести через трудности жизни.

— Единственная у меня трудность — это гудящий мне в ухо мертвый ИР. Если бы был у меня знакомый приличный кибердруид, он бы тебя изгнал. Кем бы или чем бы ты ни был, мне не нужна твоя помощь. Я прекрасно справлюсь сам.

— Прошу прощения за неалгебраические выражения, но ты неблагодарный маленький сопляк. Если бы не я, ты бы ни за что не выбрался с Виримонда живым, когда твоя собственная охрана стала охотиться за твоей оцененной головой. Твоя беда в том, что ты меня не ценишь. Ну вот и присмотри немного сам за собой. А я буду обижаться.

Хэйзел ненавязчиво разглядывала Оуэна. Он опять успокоился, его взгляд блуждал где-то далеко. Такое случалось с ним время от времени, и это никогда не переставало ее раздражать. Хотя она и знала, что в их невольном партнерстве он играет роль мыслителя. Сама Хэйзел верила в силу прямых действий, предпочтительно мечом или пистолетом. Сначала порубить врагов, а потом заботиться о последствиях. Если вообще о них заботиться. Интересно, что бы подумал Оуэн, если бы знал, что она опять принимает Кровь?

Кровь. Самый прилипчивый, самый разрушительный Наркотик из всех, известных человечеству. Он пошел от Вампиров, одной из самых неудачных попыток Империи в изготовлении солдат-террористов. В их жилах текла синтетическая Кровь, от которой они становились сильнее и быстрее человека, становились практически непобедимыми. И всего несколько капель Крови могли дать те же ощущения обычному человеку — на время. Кровь обостряла чувства и давала уверенность, а сейчас Хэйзел это было нужно как никогда. Когда-то на Мисте она уже сидела на этой дряни. Ей удалось бросить, хотя отвыкание чуть ее не убило. Но с тех пор многое в ней изменилось, и мало что из этих изменений ей нравилось.

Ее никогда не манила жизнь повстанца. Все, чего она хотела, — это комфортной жизни без голода и опасностей. Счастливее всего она была бы в роли мошенницы, выдуривающей у пиявок неправедно нажитое богатство и исчезающей в ночи раньше, чем они поймут, как их раздели. Хэйзел всегда дралась только за деньги, за наличняк в руке, и ни на кого, кроме себя, не полагалась. А теперь она стала одной из центральных фигур нового Восстания, мишенью для всех охотников за скальпами и наемных убийц в Империи; ее спрашивали о ее мыслях и соображениях по вопросам, в которых она не понимала ни черта или еще меньше. Впервые в жизни от каждого ее поступка или решения зависели жизни и будущее миллиардов людей. Теперь все, что она делала или не делала, имело огромные последствия, и выдерживать груз этой ответственности было невыносимо. Она не могла есть, не могла спать, не могла сдержать дрожь в руках. И она снова начала принимать Кровь. Только по капле, от случая к случаю, когда это было нужно. Хейдены только счастливы были дать ей столько Крови, сколько она хотела. Она не спрашивала, где они ее достают. А сейчас она возвращалась на Мист, где Крови было море разливанное.

Она не хотела втягиваться по новой. Не хотела снова садиться на плазму, чтобы думать только о Крови и хотеть только ее — медленно убивающей Крови. Она восставала против всего, имеющего над ней власть. Однажды она уже победила Кровь; теперь она сможет сделать это снова. В конце концов, ей нужна только капля, и то время от времени. Только самая малость, чтобы справляться с трудностями. Хэйзел посмотрела на Оуэна и сжала губы. Она знала, почему разрушилась их ментальная связь. Тут вмешалась Кровь, которая их разделила. Но этого Хэйзел сказать не могла. Он бы просто не понял.

Внезапно открылась дверь, и в кают-компанию вошли повстанцы, соратники Оуэна и Хэйзел в этом задании, как всегда, подчеркнуто друг с другом не разговаривая. Новый Джек Рэндом, или Молодой Джек, как мысленно называл его Оуэн, был высок, мускулист и чертовски красив со своими темными волосами до плеч, будто только что завитыми. При одном взгляде на него Оуэн уже чувствовал собственное несовершенство. Серебристые с золотом боевые доспехи сидели на Джеке так, будто он в них родился. От Рэндома исходило излучение силы, мудрости, уверенности и сострадания. Прирожденный лидер, харизматический воин, легендарный герой, а все вместе — чуть слишком. Он возник ниоткуда именно тогда, когда был особенно нужен Восстанию. И Оуэн ему ни на грош не доверял.

Когда-то Оуэн и Хэйзел уже искали в Мистпорте легендарного профессионального повстанца, Джека Рэндома. Они нашли разбитого старика, прячущегося от своего прошлого, и пинками выгнали его из норы, потому что Восстанию нужна была легенда о нем, если уж не он сам. Он бился с ними плечом к плечу и с ними же прошел Безумный Лабиринт, а потом дрался с превосходящими Имперскими Силами почти без шансов на победу и все равно победил. В этого человека Оуэн верил и был горд называть его другом. Старик только начал воскрешать старую легенду, когда на сцену ворвался этот молодой гигант, заявляя, что он и есть настоящий Джек Рэндом. И теперь Оуэн не знал, чему верить.

Последняя кампания молодого Джека состоялась на зимней планете Водяной IV около двух лет назад. Как обычно, он наделал много шума и собрал армию последователей, а кончилось тем, что он в очередной раз получил под зад от элитных подразделений Империи. Друзья вытащили его в последний момент, и он не видел, как вырезали и брали в плен его соратников. Дело он провалил, но сохранил жизнь легенде.

Вот только старший Джек Рэндом заявил, что это был не он. По его словам, последняя его кампания состоялась на Колд-Роке несколькими годами раньше, когда его силы были позорно рассеяны, а сам он был захвачен Войсками Империи. Он долго пробыл в камерах дознания, где мнемотехники пытали его и промывали мозги, пока друзья не смогли его оттуда выкрасть и вывезти на Мист, а там он отказался от своего имени и легенды, чтобы затеряться в толпе, освободиться от угроз и ответственности.

Вот только… Все это время деятельность профессионального повстанца Джека Рэндома была довольно заметна на нескольких планетах сразу. Так кто говорил правду, а кто лгал? Кто был настоящим Джеком Рэндомом? Старший Джек признавал, что за месяцы плена имперские мнемотехники хорошо поработали над ним, копаясь в его мыслях и воспоминаниях и одновременно день за днем ломая его дух. Может быть, ему только казалось, что он был знаменитым повстанцем, а на самом деле был никем — неизвестным, изготовленным силами Империи для демонстрации сломленного человека. И в этом вопросе, как и во многом другом, Оуэн не мог точно сказать, чему же он верит. По крайней мере старший Джек был более или менее подходящего возраста. Младшему Джеку можно было дать ну максимум под тридцать, и он был в отличной форме. А ведь долгие годы жизни бунтовщика должны были оставить след, даже если принять его заявления об интенсивном использовании регенерационных машин.

Подполье было не в состоянии решить вопрос в пользу кого-то одного из них. Старый Джек напирал на свой опыт, но Молодой Джек смотрелся куда более убедительно. Так что в данный момент Подполье приняло обоих Джеков и послало их на отдельные задания показать себя в деле. Старый Джек отправился поднимать бунт в шахтах Техноса III, а Оуэн и Хэйзел в конце концов получили Молодого Джека в свою команду, несмотря на их резкие возражения. Молодой Джек принял все это с добродушной улыбкой, после чего Оуэн стал доверять ему еще меньше. Отец всегда говорил: «Никогда не доверяй человеку, который слишком много улыбается». Это неестественно в наши дни и вообще в нашем веке. На Хэйзел этот человек произвел еще худшее впечатление, чем на Оуэна, если такое вообще возможно. Она сказала ему в лицо, что он лжец и самозванец. Улыбка Джека не погасла, и он ответил, что надеется получить шанс доказать ей свою подлинность. Хэйзел ответила ему, что если он до нее пальцем дотронется, она заставит его этот палец съесть. Молодой Джек еще более добродушно рассмеялся и сказал, что она очень хорошеет, когда сердится. После чего Оуэну пришлось держать Хэйзел, пока из ее глаз не исчезла красная пелена ярости.

Второй из вошедших была эспер, известная как Безумная Дженни. Она пробилась в группу, летевшую на Мист, на том основании, что планета, населенная в большинстве своем беглыми эсперами, захочет увидеть последнего человека, в котором проявилась Матер Мунди, Мать Всего Мира, человека, который в одиночку сделал возможным великий побег эсперов из Червивого Ада. На первый взгляд в Дженни не было ничего особенного. Приземистая, белобрысая, с бледным невыразительным лицом, на котором выделялись пронзительные голубые глаза. У нее был широкий рот и блуждающая улыбка, демонстрировавшая больше зубы, чем веселье. Голос ее был резок и неприятен: она сорвала его постоянными воплями в мрачных камерах Девятого Уровня.

До того как Подполье послало ее секретным агентом в Червивый Ад, она была обычным эспером. Но с тех пор как ее коснулась Матер Мунди, Безумная Дженни стала эспером величайшей силы. Вокруг нее разве что воздух не потрескивал; и все это ощущали почти физически. Когда-то она была обыкновенным телепатом, теперь же ей были доступны все возможности эсперов — а это считалось невозможным, хотя ни у кого пока не хватило глупости сказать об этом Безумной Дженни. Наоборот, у всех хватало ума держаться от нее подальше.

Она уважала Оуэна и Хэйзел за силу, которую они придали Восстанию, но им трудно было ее понять, поскольку она могла в середине фразы превратиться из сравнительно нормальной Дженни в совершенно не имеющую тормозов Безумную. Они пытались ее извинить. Ведь она добровольно вызвалась отправиться на Девятый Уровень, а Червивого Ада хватило бы, чтобы сломить кого угодно. Зато утешало, что она тоже не доверяла Молодому Джеку. Может быть, потому, что не любила конкурентов в борьбе за всеобщее внимание.

На секунду она задержалась в дверях, чтобы убедиться, что все на нее смотрят, а затем резко бросилась через всю комнату к единственному пустому креслу и опустилась в него с таким видом, словно это был трон. Молодой Джек Рэндом остался, вполне естественно приняв героическую позу. Дженни его величественно игнорировала.

— Сколько нам еще осталось до Миста? — спросила она ледяным тоном.

— Не начинай снова, — ответил Оуэн. — Даже с новым двигателем все равно нужно время, чтобы добраться с одного конца Империи на другой.

— На самом деле мы вышли на орбиту вокруг Миста уже почти двадцать минут назад, — прожужжал Оуэну в ухо Озимандиус.

— Что? — в ярости спросил про себя Оуэн. — Почему бортовой ИР мне не сказал?

— А ты не дал ему такого приказа. В конце концов, он куда примитивнее меня.

— Ладно, а ты почему не сказал мне, что мы прилетели?

— Кто, я? А я мертвый, ты забыл? И отнюдь не собираюсь соваться туда, куда меня не приглашают.

Оуэн подавил тяжелый вздох и посмотрел на своих соратников.

— Очевидно, мы в настоящий момент находимся на орбите около этой планеты. Пока что никто в нас не стреляет. Хэйзел, ты знаешь этих людей лучше всех нас. Включись в систему связи и узнай, какую астрономическую цену они собираются взять с нас за посадку на этот раз.

Хэйзел что-то буркнула и поднялась из своего кресла без всякого энтузиазма. Из-за тяжести пистолетов, которые она на себя нацепила, этот процесс потребовал от нее определенных усилий и некоторого времени. Она неторопливо проделала путь к панелям связи и послала вызов службе безопасности Мистпорта. На Мисте был единственный город и единственный космопорт, и это был Мистпорт. Место дикое и дремучее, и уж точно не такое, куда стоит соваться без приглашения. Как обнаружила Империя на собственном горьком опыте. Пока Хэйзел более или менее терпеливо ожидала ответа, Оуэн огляделся и заерзал в кресле, увидев, что Безумная Дженни снова его рассматривает. Своим чутьем эспера она воспринимала колоссальные изменения, происшедшие с Оуэном и Хэйзел, но не могла понять, что же это за изменения. Она чувствовала, что Оуэн и Хэйзел по-своему не слабее ее, и, кажется, колебалась между страхом, почтением и завистью. Оуэн использовал эту неуверенность, чтобы уговорить ее тихо прозондировать мозг Молодого Джека и посмотреть, что там есть. К общему удивлению, оказалось, что эсперские способности Дженни не нащупывают там вообще ничего. То есть либо у Джека были поразительной силы ментальные щиты, либо… И пока что никакого «либо», которое им нравилось, они не видели. Оуэн отвернулся от пылающего взгляда Дженни. Будто и так мало трудностей.

— Эй, на «Звездном бродяге-2»! — раздался усталый голос из коммуникатора. — Говорит Джон Сильвер, начальник службы безопасности космопорта. Не крутите ручки, визуальной связи все равно нет. Когда найду пирата, что продал нам эту аппаратуру, завяжу ему ноги прямым узлом. С возвращением, Хэйзел. Не кради ничего крупного и постарайся на этот раз не убивать важных лиц. Можете сажать корабль где захотите; на посадочных платформах почти никого. Мало кто нас сейчас посещает.

— Вас понял, — ответила Хэйзел. — Выше голову, Джон. У нас тут грузовые трюмы до потолка набиты классными для тебя подарками, а именно: огнестрельное оружие, патроны и взрывчатка, которыми ты сможешь расшевелить и бревно. Вещички исключительно для выражения твоего неудовольствия имперскими шпионами и смутьянами. — У тебя подарки всегда классные, Хэйзел. А теперь извините, дальше справляйтесь сами. Как глава службы безопасности или того, что от нее осталось, я сейчас в запарке. Провидцы последние дни с ума сходят — они чуют в воздухе Что-то Страшное. А что — от них не добьешься. Ни одной осмысленной детали не выдают. Однако я не могу тратить время на одиночный корабль, какой бы он ни был дружественный.

— На случай, если он забыл, — сказал Оуэн, — напомни ему, что на этот раз мы не просто беглецы вне закона. Мы представляем Подполье Голгофы.

— Слышу, слышу, — отозвался Сильвер. — Мог бы сам догадаться, что ты будешь на борту, Дезсталкер. Мы не забыли, что ты натворил в прошлый раз. Когда сядете, вас кто-нибудь встретит, но не ждите духового оркестра или ключей от города. Инструменты в ломбарде, а ключи все равно к замкам не подходят. Желаю приятного пребывания, и не заваривайте кашу. А теперь освободите канал, мне надо сосредоточиться.

— На Мисте всегда так гостеприимны? — спросила после секундной паузы Безумная Дженни.

— Почти, — ответила Хэйзел. — В Мистпорте мания преследования доведена до степени изящного искусства. И по веским причинам. Империя не первый год пробует любые грязные трюки, чтобы подорвать или уничтожить космопорт. Совсем недавно они вызвали мор среди эсперов, направив сюда разносчицу инфекции по имени Мэри Горячка. Куча народу погибла, пока служба безопасности ее не выследила. Они все еще не оправились.

— Сильно им досталось, — заметил Молодой Джек. — Но наше дело — убедить их в важности всех наших заданий. Если мы хотим победить, Мист должен быть на нашей стороне. Значение здешних эсперов нельзя переоценить.

— Рад, что кто-то держит в поле зрения всю картину целиком, — отозвался Оуэн. — Зато мне будет проще, когда ты провалишься. Местный народ речи в гробу видал.

— Уж ты-то знаешь, — добавила Хэйзел.

Посадочные площадки были действительно пустынны, только на краю поля сгрудились, будто грея друг друга, корабли контрабандистов. «Звездный бродяга-2» мягко сел на площадку, отмеченную неровно горящими масляными лампами. Только высокая сталегласовая диспетчерская башня, сиявшая электрическим светом, напоминала о веке высоких технологий, и ее прожектора пытались пробиться сквозь клубы густого тумана. Оуэн велел бортовым компьютерам заглушить все, кроме систем безопасности, и вышел из корабля на летное поле.

Когда они цепочкой вышли из шлюза, холод резанул сразу, наждаком обдирая лица и обжигая легкие огнем. Люди пытались поглубже закутаться в толстые меха, которые выдал им корабль. Оуэн хлопнул руками в перчатках и сердито оглянулся. Он стал было забывать, как терпеть не мог эту планету. И не только за холод.

Сейчас, перед восходом тусклого солнца Миста, туман сгустился до максимума. За диспетчерской башней сквозь громоздящиеся стены тумана смутно угадывались огни города. Молодой Джек спокойно огляделся. Его даже дрожь не брала на таком морозе.

— Все тот же старый Мист. Холоднее ведьминых сисек и еще менее заманчив.

— А когда ты был здесь последний раз? — спросила Хэйзел, не потрудившись даже скрыть свой подозрительный тон.

— Бывал я тут когда-то в прошлые годы, — небрежно ответил Рэндом. — На самом деле я здесь начинал лет двадцать назад, пытался набрать армию для Восстания на Лайонесе. Нашлось тогда несколько смельчаков, и на этом все закончилось. Меня тогда еще не знали. Сейчас надеюсь справиться лучше.

— Внимание! — сказала Безумная Дженни. — Кто-то идет. Три человека. Один из них эспер, но его разум от меня закрыт.

— И ты тоже держись подальше от чужих голов, — сказала Хэйзел с нажимом. — Это город эсперов, и тут к неприкосновенности менталитета относятся серьезно. Разозли местные власти — и нам придется тащить домой то, что от тебя останется, в смирительной рубашке. Так что с этого момента свои эсперские способности пускаешь в ход только по приглашению. Это ясно?

Безумная Дженни пожала плечами.

— А что мне делать, если их разумы просто вопят? Что до местных властей, пусть лучше о себе побеспокоятся. Меня изменила Матер Мунди, и в этом городе нет равного мне эспера. — Все, тогда договорились, — заключила Хэйзел. — На чиная с этого момента, ты держишься от нас подальше. В этом случае когда бы и что бы ни случилось и каким бы ужасом ни обернулось, мы будем на безопасном расстоянии. В укрытии.

Дженни собралась было ее отбрить, но тут из клубящегося тумана возникли три силуэта. Совершенно неожиданно — только что был один туман, и вот уже к ним идут двое мужчин и женщина. Оуэна это сильно встревожило. Обычно его новые способности давали ему предупреждение. Почему, черт возьми, это то работает, то нет? Его рука автоматически упала на рукоятку меча, и Оуэн тут же вернул ее на место. Двоих он узнал по портретам, показанным на последнем инструктаже. Начальник космопорта Гидеон Стил, приземистый жирный человечек со спокойными умными и холодными глазами и неприятной циничной улыбкой. Отлично одет, если не считать некоторой небрежности, и меха кое-где слегка вытерты. По имеющимся данным, ему было лет сорок пять, хотя выглядел он на десять лет старше. Управлять Мистпортом — работа не сахар.

Женщина рядом с ним производила куда более сильное впечатление, в немалой степени устрашающее. Несмотря на зверский холод, она не надела мехов и пришла только в мундире инвестигатора. Оуэн почувствовал, как Хэйзел напряглась у него за спиной, и молился только, чтобы у нее хватило ума не затевать историй. Инвестигатор Топаз была среднего роста, стройна, красива, а ее взгляд был холоднее, чем любой туман. Коротко подстриженные волосы придавали ее классическим чертам спокойствие и эстетический вид, но ледяные голубые глаза принадлежали киллеру. Только один взгляд на нее вызвал у Оуэна желание медленно и очень осторожно ретироваться, не делая абсолютно никаких резких движений. Об инвестигаторе Топаз он был наслышан. Ее знал каждый. Она была сиреной, единственным эспером, произведенным в инвестигаторы. Когда она решила покинуть Империю и направиться на Мист, императрица послала за ней целую роту стражей. Пятьсот человек. Топаз убила их всех одной песней, когда ее голос и эсперская сила слились в единую смертоносную мощь, которую нельзя было ни остановить, ни отвратить.

В Мистпорте она официально была лишь сержантом городской стражи, но звание инвестигатора она за собой сохранила. Хотя бы потому, что не нашлось дураков на эту тему спорить. В городе, полном опасных и отчаянных людей, с инвестигатором Топаз связываться не хотел ни один. Увидев ее, Оуэн понял, почему. Он, не глядя, почувствовал, как за ним зашевелилась Хэйзел, словно дикая собака, учуявшая соперника. И Оуэн принял решение поторопить события, пока они не вышли из-под контроля.