Глава первая. Склеп

На славном корабле «Звездный Бродяга-2»

— Охотники за скальпами! — с отвращением процедила Хэйзел Д'Арк. — После всех великих свершений, всех испытаний, выпавших на нашу долю, мы кончили тем, что превратились в заурядных охотников за скальпами!

— По-моему, наше нынешнее занятие ничуть не хуже прежних, — невозмутимо возразил Оуэн. Высокий, стройный и мускулистый, с темными волосами и еще более темными глазами, он развалился в самом удобном из стоявших в холле кресел. — К твоему сведению, мы охотимся не за скальпами, а за преступниками. А выслеживать военных преступников — более чем важное дело. Мне лично больше нравится быть охотником, чем добычей — по крайней мере не так действует на нервы. Думаю, некоторые перемены и тебе пойдут на пользу. Для разнообразия неплохо встать на сторону закона.

— Это дело принципа! — отрезала Хэйзел. — Мы привыкли к другому. Мы возглавляли армии! Мы сбросили Империю! Вспомни, сколько раз нам приходилось рисковать собственными задницами. И все для того, чтобы в конце концов выполнять самую грязную работу для Парламента…

— Как подумаю об этом, блевать хочется.

Несколько мгновений Оуэн, растерянно молчал. Он был готов побиться об заклад, что Хэйзел не имеет даже самого отдаленного понятия о принципах и, с разбегу споткнувшись о принцип, не догадается, что это такое. Однако он быстро овладел собой и закрыл дискуссию, пустив в ход сокрушительный, хотя и не слишком тактичный аргумент:

— Если мне не изменяет память, все это — твоя собственная идея.

Хэйзел бросила на друга испепеляющий взор, потом медленно повернула голову и уперлась глазами в стену. Сегодня она опять пребывала в сквернейшем настроении и простой логикой ее было не пронять.

Оуэн испустил тяжкий вздох, однако у него хватило здравого смысла сделать это не слишком демонстративно. По правде говоря, он тоже считал, что им с Хэйзел не слишком пристало заниматься поисками преступников, но более достойного выбора на сегодняшний день не было. Возглавив Восстание, Оуэн не задумывался о том, что станет делать, когда оно завершится. У него просто-напросто не хватало времени размышлять об этом — он всегда был по горло занят тем, чтобы избежать смерти. К тому же он никогда всерьез не верил, что доживет до желанной победы. Тех, кто поднимался на борьбу против Императрицы Лайонстон XIX, известной также под именем Железной Суки, зачастую подстерегал быстрый конец.

Когда Оуэн оглядывался назад, в прошлое, ему казалось, что всю жизнь он только и выбирался из одной переделки — и сразу попадал в другую. Действовать против своих собственных планов и намерений ему приходилось так же часто, как и в соответствии с ними. Всю жизнь вокруг него возникали заговоры и хитросплетения, но о существовании большинства из них он лишь догадывался, замечая быстро исчезающие тени, которые эти интриги бросали на его путь. В конце концов у Оуэна создалось впечатление, что все его замыслы, смелые кампании и сверхъестественная сила, которую он унаследовал от Безумного Лабиринта, вели к одной цели — борьбе против Железного Престола. Этому противостоянию он предавался с невероятным упорством, оставаясь неуязвимым в любых схватках даже тогда, когда любой другой спасовал бы перед их натиском.

В результате его объявили героем и спасителем рода человеческого. Наверное, никто не был удивлен этому больше, чем он сам.

Оуэн был готов к поражению. Готов к смерти, причем к самой мучительной. Но он остался жив, победил Империю, господство которой длилось более тысячи лет, свергнул престол и стал свидетелем краха практически всех политических и социальных структур, в которые некогда верил. Здесь-то и начались серьезные проблемы.

Тело Императрицы Лайонстон еще не успело остыть, как на добычу со всех сторон налетели стервятники. Не отгремели последние битвы — а различные группировки повстанцев уже начали яростно спорить о том, какая именно система должна встать на место старой. Даже те немногие, кто дожил до победного конца, не могли прийти к соглашению.

Оуэн полагал: все, что в старой Империи было разумного, должно остаться незыблемым; разумеется, при этом необходимо провести политические реформы и восстановить попранную справедливость. Хэйзел, напротив, хотела смести старую систему до основания и подвергнуть суду военного трибунала членов Семей, виновных в преступлениях против человечества. Джек Рэндом настаивал на равных демократических правах для всех, включая клонов, эсперов и прочих. Руби Джорни хотела получить обещанную часть награбленной добычи.

В самом скором времени к спору присоединились представители подпольных организаций клонов и эсперов, а также различных политических групп всех сортов и оттенков и невероятного количества религиозных сект. Все намеревались идти своим путем. К счастью, они слишком устали, чтобы незамедлительно начать новую войну. Дискуссия зашла в тупик, так как планы и стремления каждого из ее участников не совпадали. На данный момент ежедневными делами Империи по-прежнему управлял Парламент, обладавший хоть каким-то опытом. Никто, разумеется, не доверял ему ни на йоту. Впрочем, в подобном недоверии не было ничего нового.

Мужчины и женщины, прежде бывшие союзниками и принесшие клятву стоять друг за друга до самой смерти и после нее, ныне вступили в яростные словесные баталии, не в силах прийти к согласию по вопросам догмы и первенства. Оуэн полагал, что этому не следует удивляться. Помимо всего прочего, он был историком. Он знал, что у повстанческих отрядов всех времен неизменно есть нечто общее — вражда между собой. Все они без конца твердят о свободе и справедливости, забывая, что для разных людей эти слова имеют совершенно различное значение.

А потом Рэндом, в разгаре самой отчаянной битвы, заключил с аристократическими Семьями соглашение, в соответствии с которым они должны были лишиться господства, но сохранить себе жизнь. Столкнувшись с неуклонно растущими победоносными армиями, жаждущими их крови, великие Дома объединились и предложили добровольно расстаться со своей властью и привилегиями, если им взамен будет даровано право на существование. Они, так сказать, вели политику кнута и пряника, где пряником было обещание без боя отказаться от всех прежних благ, а кнутом — угроза полностью разрушить экономическую базу Империи и ввергнуть цивилизованный мир в пучину варварства. Никто не сомневался, что Семьи в состоянии выполнить эту угрозу в полной мере.

Рэндом, придя к соглашению с ними, спас миллиарды жизней, но не дождался ни слова благодарности. Простые люди негодовали, лишившись права на месть, и в результате, повстанцы обвинили прославленного героя в том, что он изменил своим политическим убеждениям. Семьи ненавидели Рэндома за то, что он лишил их высокого положения и богатства. В конце концов Рэндом был вынужден нанять секретаря, в обязанность которого входило разбирать письма, полные злобы и смертельных угроз.

В момент, когда ситуация усложнилась до крайности, из тени вышла организация Блю Блок, вознамерившись объединить Семьи и взять над ними руководство, а всех прочих уничтожить. Блю Блок был секретным оружием Семей, их последней защитой, которую они собирались применить против Императрицы, пожелай она действительно лишить Кланы власти и статуса. Младшие сыновья и дочери каждого из Домов в обязательном порядке вступали в Блю Блок, где их учили хранить верность Семьям до самой смерти и после нее. К несчастью, Блю Блок превратился в организацию, превыше всего ставящую собственные цели.

В секретных школах безликие и безымянные инструкторы вдалбливали младшим сыновьям и дочерям, которым впереди не светили ни титулы, ни богатства, что Семьи как класс гораздо важнее любого Дома, взятого в отдельности. В результате их преданность Блю Блоку многократно превысила преданность собственным Кланам. Наставники передавали своим подопечным и другие знания, подчас невыразимые словами, но это до поры до времени оставалось в секрете.

В соответствии с соглашением Блю Блок решили передать в распоряжение Джека Рэндома. Поскольку во всей этой заварухе только он вышел сухим из воды и в свете строгого общественного мнения остался практически неуязвим, Кланы сами испугались того, что втайне породили. Трепеща перед Блю Блоком, они преклонили колени, а гнев и планы кровной мести затаили глубоко в себе. Открыв ящик Пандоры, Оуэн, Хэйзел, Джек и Руби ужаснулись тому, скольким несчастьям и бедам он стал виной. Это заставило их объединиться, но не дало ответа на вопрос, что делать дальше. Рэндом беспрестанно встречался с разными людьми, изо всех сил стараясь контролировать ситуацию. Хорошо еще, что большинство их них не отказывались его слушать — хотя легендарный Джек Рэндом пользовался всеобщим уважением, его характер мало кому был по нутру. Оставшееся время он посвящал реорганизации тех самых вооруженных сил, с которыми недавно прекратил сражаться. Данная мера предосторожности была необходима на случай нападения на Империю кого-нибудь из ее многочисленных врагов. А потенциальную угрозу для Империи, ослабленной в результате внутренних раздоров, в первую очередь представляли ИРы из Шаба и проснувшиеся от векового сна хэйдены, как, впрочем, и многие другие.

Тем временем Руби Джорни не упускала ни единой возможности поживиться за счет тех, кто послабее, причем к числу ее жертв принадлежали целые корпорации. При всяком удобном случае она окружала себя роскошью, в которой всегда мечтала купаться. Политика ничуть ее не интересовала. Неизменными спутниками ей служили разбой и грабеж, поэтому с теми, кто грабежом не занимался, ей было не по пути. Едва обнаружив это, она принималась незамедлительно подыскивать себе другую компанию. Именно поэтому в проходящих переговорах Руби участия не принимала, чему остальные участники были только рады.

Оуэн и Хэйзел были уполномочены Парламентом охотиться за сбежавшими военными преступниками. Официально им следовало ловить злодеев и передавать в руки народного суда. Однако в частном порядке героям Восстания дали понять, что в некоторых случаях предпочтительней убивать негодяев при попытке к бегству. Оуэн и Хэйзел не стали возражать, но меж собой договорились, что решать, как и когда возникнет необходимость прибегать к подобному варианту, они будут по собственному усмотрению. Если при новом порядке, который пытался создать Джек, вообще может существовать надежда на стабильность, то залогом ее должно стать наказание истинного зла. А к особо опасным преступникам в первую очередь следовало отнести презренного Валентина Вольфа, правую руку Императрицы и палача Виримонда. Оуэн с Хэйзел понимали, что охотиться за столь страшными и неуловимыми преступниками, как Вольф, равносильно самоубийству. Во всяком случае, более опасных людей Империя на своем веку еще не видела.

Заветной мечтой Оуэна было вернуться к прежнему образу жизни. Однако после триумфального завершения Восстания все, в том числе и его брат, наперебой стали стремиться извлечь из славы легендарного Дезсталкера хоть какую-нибудь пользу. Политические партии лезли из кожи вон, чтобы перетянуть его на свою сторону. Надеясь выставить прославленного героя в качестве ведущей фигуры и использовать его имя и меч в своих интересах, они при всяком удобном случае посылали к нему своих представителей. Случалось, что за очередность попасть к Оуэну на прием у порога его апартаментов дело едва ли не доходило до драки.

Помимо того, его принялись атаковать средства массовой информации, жаждущие получить бесчисленные интервью и приобрести эксклюзивные права на написание биографии. Им нужны были снимки, подробности некоторых событий и ответы на чрезвычайно личные вопросы. Не говоря уже о договорах, подтверждающих согласие на издание книг.

Одна компания, опираясь на авторитет Оуэна, Хэйзел, Джека и Руби, была одержима идеей выпустить серию фигурок всех участников Восстания. Сам же Оуэн мечтал лишь о том, чтобы его наконец оставили в покое. Хотя заявлял он об этом откровенно и громко, слушать его никто не хотел. В конечном счете, ему пришлось сбежать на Голгофу на «Звездном бродяге-2». Однако это обернулось для него первой из многих последующих миссий в качестве прославленного охотника за преступниками, уполномоченного Парламентом очистить Империю от особо опасных элементов.

Повсюду за Оуэном следовала Хэйзел. Она заявила, что больше не может сидеть сложа руки. Пусть поиск преступников — не бог весть какая увлекательная работенка, но даже она ей необходима как воздух, чтобы не засохнуть от бездействия. Оуэн уже не первый раз подмечал, какой тоскливой занудой становится Хэйзел всякий раз, когда не видит перед собой врага. Надо сказать, что она совсем не принадлежала к тем натурам, которые могут довольствоваться созерцанием лилий в саду. Наоборот, против мирного и созидательного образа жизни Хэйзел восставала всеми фибрами души. Когда военные действия закончились, жизнь ее стала бесцветной и скучной. Если прежде она могла, на худой конец, вволю напиться и устроить дебош в каком-нибудь баре, то теперь исчезла даже возможность оттянуться. Все знали, кто она такая, и до смерти боялись ляпнуть что-нибудь невпопад, дабы ненароком не вызвать ее недовольства.

Словом, когда Рэндом уполномочил Хэйзел пуститься в погоню за сбежавшими военными преступниками и, возможно, даже чинить над ними расправу, она запрыгала от радости и принялась уговаривать Оуэна присоединиться к ней. Правда, позже, когда об этом заходила речь, она пыталась представить все с точностью до наоборот. Надо сказать, это вполне в духе Хэйзел, которая никогда не могла отказать себе в столь маленькой радости, как возложить ответственность на кого-то другого.

— Мы только что вышли из подпространства и в настоящий момент находимся на орбите Виримонда, — прогудел в голове Оуэна голос ИРа Озимандии. — Системы маскировки работают нормально. Никак не могу взять в толк, Оуэн, с чего это вдруг тебе взбрело в голову сюда вернуться. Вряд ли у тебя здесь друзья, скорее совсем наоборот. Я бы даже сказал, что с той минуты, как мы здесь приземлимся, вероятность того, что нас изрешетят пулями, с каждой секундой будет возрастать в геометрической прогрессии.

— Ворчун ты несчастный, — беззвучно произнес Оуэн, чтобы его не услышала Хэйзел. Она не одобрила бы того, что он разговаривает с ИРом, которого на самом деле уже не было в живых. — Подобные приключения тебе всегда были не по нутру, Оз. Здесь высадилась наша очередная жертва — вот почему мы тут. Валентин Вольф вместе со своими дружками-аристократами сшивается где-то в этих краях. Новая власть не прочь увидеть всю компанию на скамье подсудимых или на виселице. А еще лучше и то, и другое. Кроме того, я всегда говорил, что рано или поздно вернусь домой на Виримонд.

Некогда Оуэн Дезсталкер был Лордом планеты Виримонд, но в один прекрасный день лишился этого статуса. Императрица Лайонстон объявила Оуэна вне закона и назначила награду за его голову. Те люди, которые прежде его охраняли, теперь повернули оружие против него. Оуэну оставалось только уносить ноги. Однако вряд ли у него был бы шанс уйти от преследования, не появись вовремя Хэйзел. Именно она спасла его аристократическую задницу, о чем впоследствии не уставала напоминать.

С тех пор они не разлучались. Он в нее влюбился как мальчишка. Однако сам был далеко не уверен в том, что она питает к нему подобные чувства. Впоследствии Лордом на Виримонде стал двоюродный брат Оуэна, Дэвид, но он погиб вскоре после начала атаки Виримонда, которую предприняла имперская армия под командованием Валентина Вольфа. Тогда Вольф был якобы призван отыскать убийцу миллионов беззащитных людей и виновника откровенного разрушения того, что называлось чудесным пасторальным раем.

Теперь же Валентин вернулся на Виримонд, как преступник на место преступления или собака к помеченному месту. Вернулся на Виримонд и Оуэн. Вернулся за тем, чтобы с некоторым опозданием восстановить справедливость.

Вспомнив обо всем этом, Оуэн тихо вздохнул. Пока длились его странствия в качестве мятежника, в глубине души он неустанно пестовал единственную мечту: в один прекрасный день вернуться домой, к прежней жизни скромного историка. Однако тот Оуэн остался в далеком прошлом. За все эти годы он сильно изменился. Изменился во всех отношениях, так, что сам себя едва узнавал. К тому же, если верить докладам о глобальном разрушении Виримонда, надежды на то, что там его ждет дом, практически не было.

— Включи систему сенсорного сканирования, — едва слышно велел он ИРу, — наведи ее на мою прежнюю Резиденцию и посмотри, какие силы ее охраняют.

— Тебя, как всегда, подставили, — ухмыльнулся ИР. — Замок окружен армией весьма внушительных размеров. Насколько я могу судить, там обретается в настоящее время не кто иной, как сам Валентин со своими приспешниками. Это вполне в его духе — меньше чем на лучшее он никогда не соглашается. А если принять во внимание те сведения, которые ты получил перед вылетом на Голгофе — хотя я считаю, лучше б ты о них не знал, — то здесь, куда ни плюнь, повсюду ученые со своей мудреной аппаратурой. Хотя с виду все шито-крыто.

— Кончай разглагольствовать, Оз. Говори лишь то, что мне нужно знать.

— Наглей ты, да и только.

Вряд ли Оуэн мог точно сказать, где и когда оказался с ним рядом Оз. Прежде Озимандия был семейным ИРом, который перешел к Оуэну от покойного отца. Однако он оказался шпионом Императрицы и, следуя заложенной в него тайной программе, собрался подчинить себе волю Оуэна — для этого нужно было внедрить в его подсознание определенные контрольные слова. Дезсталкеру не оставалось ничего, кроме как уничтожить ИРа, что он и сделал, прибегнув к приобретенным в Лабиринте пси-способностям. Вернулся Оз лишь спустя некоторое время. Вернее сказать, вернулся голос, который звучал в голове Оуэна и утверждал, что принадлежит ИРу Озимандии. Несомненно было только то, что голос этот обладал такой же осведомленностью и так же умел действовать на нервы, как некогда и сам Озимандия. Между тем помощь семейного ИРа могла сейчас очень пригодиться, поэтому Дезсталкер вполне мирился с тем, что время от времени слышит этот голос. К тому же выбора у него все равно не было.

Кроме всего прочего, Оуэну порой очень не хватало Оза.

— Ну что, мы снижаемся или нет? — протрубил Оз. — Замаскированы мы по всем параметрам. Правда, никто не может сказать, как долго продержатся щиты хэйденов против установленной здесь системы безопасности Валентина. Хоть спутники с виду совершенно обыкновенные, вроде бы осуществляющие контроль над погодой, оснащены они высокочувствительными сенсорами. Твоя не слишком современная яхта по боеспособности им в подметки не годится. Когда Валентин говорит «не суйся», он слов на ветер не бросает.

— Держи курс по орбите, — твердо приказал Оуэн. — Прежде чем совершить посадку, мне бы хотелось получить сведения относительно грунта. Просканируй окрестности моей Резиденции в радиусе десяти миль и доложи, в каком положении находится местное население.

— Уже сделано. Здесь больше нет местного населения.

— Что?

— Я просканировал всю территорию на пределе чувствительности сенсоров. Внутри Резиденции нет ни одной живой души, равно как в сотнях миль за ее пределами. Я не хотел тебя огорчать, Оуэн.

Дезсталкер молча покачал головой. Он читал доклады о разрушении, которое учинил на Виримонде Валентин, смотрел репортаж Тоби Шрека, слушал интервью с несколькими случайно уцелевшими жителями планеты, которым удалось вовремя ее покинуть… Однако ему всегда казалось, что эти сведения значительно преувеличены. Не укладывалось в голове, что на свете может найтись человек, готовый ради собственного удовольствия уничтожить население целой планеты. Вряд ли на такое способен даже Валентин Вольф. Этому не хотелось верить еще и потому, что где-то глубоко внутри гнездилось желание вернуться домой. Оуэн представлял себе, как будут счастливы люди его родной планеты, когда наконец к ним вернется настоящий Лорд. Он хотел попросить у них прощения за то, что так долго отсутствовал, оставив их на произвол судьбы. Хотел уверить, что теперь, когда он вернулся, у них все пойдет иначе. Он возьмет на себя заботу об их безопасности и защите и не позволит никому причинить им вред.

Они никогда не будут больше страдать из-за того, что он участвует в каком-то восстании, завоевывая звание героя. Ему так много нужно было сказать.. Поэтому он не допускал мысли, что все эти люди мертвы.

— В чем дело? — осведомилась Хэйзел. — Что-то не так?

— Нет, — ответил Оуэн, — все в порядке. Просто задумался. Меня захватили мысли о прошлом. О том, что здесь когда-то было.

— О нет, — прервала его Хэйзел, — это твоя вечная проблема. Ты постоянно витаешь в воспоминаниях.

— В той жизни мне все было понятно, — продолжал Оуэн. — Тогда все было проще. Мне были понятны мой мир, моя Империя и место, которое я там занимал. Хотя не исключено, что так мне только казалось. Теперь же все, во что я верил, разрушено и уничтожено. Я потерял все, о чем прежде заботился и что опекал. И к тому же не могу вернуться на свою планету — Валентин Вольф превратил ее в груду развалин Виримонда больше нет.

— Но этого нельзя утверждать наверняка, пока мы не высадимся и не увидим все собственными глазами, — парировала Хэйзел. — Во-первых, сведения могут быть преувеличены. Во-вторых, сенсоры могут ошибиться. Сомневаюсь, что Валентин Вольф уничтожил здесь все и вся.

— А если действительно так, что тогда? Если все, что о нем говорят, окажется правдой?

— Тогда мы выпотрошим чертово сердце Вольфа, после чего та же участь постигнет всех его дружков.

Слова Хэйзел невольно вызвали легкую усмешку на губах Оуэна.

— У тебя, по обыкновению, все просто: белое и черное, хорошие и плохие. Нет такой проблемы, которая могла бы поставить тебя в тупик. Ты всегда найдешь на нее прямой и убедительный ответ. Остается только один вопрос. Как быть с тем, что говорил тот парень на брифинге? Помнишь? В мире еще есть силы, которые хотели бы провести над Валентином Вольфом всенародный суд. Стало быть, он им нужен живым. Пусть даже только потому, что на этом деле они могут сорвать большой куш.

— Я в курсе, — ответила Хэйзел. — И на каждую фракцию, которая хотела бы взять Вольфа живьем, могу назвать десять других, которые куда больше хотели бы увидеть у его тела рой жужжащих мух. Причем это не только подпольные организации клонов и эсперов, которым Валентин Вольф некогда оказывал существенную помощь и играл в их деятельности не последнюю роль. Стоит разнестись слухам об их связи с Вольфом, как бывшие подпольщики лишатся и без того скромной общественной поддержки, не говоря уже об авторитете. Но у него есть и другие враги. Кое-кто в прошлом заключал с Вольфом сомнительные сделки. Теперь же его партнеры обрядились в откровенных сторонников Восстания. Думаю, они не слишком обрадуются, если вдруг всплывут их темные делишки.

— Именно поэтому нам нужно доставить ублюдка живым, — твердо заявил Оуэн. — Правда, необязательно в целости и сохранности, но непременно живым. Я не собираюсь кому-то подыгрывать. Не собираюсь плясать под чью-то дудку. И для того чтобы мне верили, я обязан доказать это на деле. Я не позволю себе убить его только потому, что мне так хочется.

— Ладно, черт с тобой и твоей несчастной совестью, — сказала Хэйзел. — Попробуем взять его живьем. А как быть с остальными?

— Дать им хорошего жару. Перебить всю эту братию, и дело с концом.

— Вот теперь я тебя узнаю. Наконец ты говоришь дело! — воскликнула Хэйзел.

Откинувшись на спинку кресла, Оуэн скрестил пальцы рук перед собой и, уставившись на них, задумчиво произнес:

— Видишь ли, Валентин не всегда был монстром. Я помню его с детства. Мы ходили в одни и те же кружки, посещали одни и те же вечеринки. С виду он казался вполне… нормальным. Ни малейшего намека на того психопата, в которого он превратился потом. Такой же ребенок, как большинство других, разве что более тихий. Словом, почти такой, как я. И хотя настоящим другом он мне не был, помнится, зачастую мы неплохо проводили время. Потом наши пути разошлись. Он превратился в Вольфа, а я — в Дезсталкера. Мы не виделись с ним уже много лет. И я не перестаю задавать себе один и тот же вопрос: как могло случиться, что из двоих столь похожих друг на друга детей получились двое совершенно не похожих друг на друга взрослых?

— Люди меняются, — заметила Хэйзел, — не важно, хотят они того или нет. Жизнь пишет сценарий, а нам лишь изредка выпадает возможность импровизировать.

— Браво, Хэйзел, — Оуэн поднял на нее взгляд, — довольно глубокая мысль.

— Хватит меня опекать, Дезсталкер. У меня своя голова на плечах. Случалось, что я даже читала книжки — когда нечего было делать. Я просто хочу сказать, что пока мы переустраивали Вселенную, она то же самое делала с нами. Посмотри на себя — ты уже далеко не тот, каким был всего несколько лет назад. И слава Богу! Тот Оуэн Дезсталкер, которого я некогда спасла от верной смерти, совсем не похож на легендарного героя Восстания, перевернувшего вверх дном всю Империю.

— Знаю. Именно это меня и беспокоит.

— А вот беспокоиться совсем ни к чему, — заметила Хэйзел. — Потому что тот Оуэн был на редкость мрачным занудой. Оуэн удивленно поднял глаза.

— Зачем же ты с ним связалась?

— Я сумела разглядеть, на что он способен. Кончики его губ слегка дернулись.

— Я тоже много думал о тебе и пришел к такому же выводу. После этих слов Оуэн вновь нахмурился.

— Что, черт возьми, с тобой происходит? Могу поклясться, что в жизни еще не встречала человека, который вроде тебя по всякому поводу впадал бы в депрессию.

— Вспомнил о Финли Кэмпбелле. Все-таки нам следовало взять его с собой.

— Кажется, это мы с тобой уже обсудили. Он одержим идеей убить Вольфа. Поклялся честью и кровью во что бы то ни стало отомстить Валентину. Если мы хотим, чтобы у нас был выбор, такого человека, как Финли Кэмпбелл, нельзя даже близко к себе подпускать. Он ведет себя, как сущий… сумасброд. Его уже пытались использовать в качестве охотника за преступниками, но он всегда приносил только трупы. Причем иногда даже по частям. Недавно я слышала, будто его подружка, Евангелина, пытается приобщить его к политике. Не дай Бог, Финли окажется в Парламенте. Вот все, что я могу сказать по этому поводу.

— Но он сражался рядом с нами. Он такой же герой Восстания, как мы с тобой. И Валентин истребил всю его Семью. Я считаю, что несправедливо держать его в стороне от нашего предприятия.

— Оуэн, мы едва знаем этого человека. Ты говоришь, что хочешь взять Валентина живым. Будь с нами Кэмпбелл…

— Да, понимаю. Но если у нас будут секреты от людей, которые считаются нашими товарищами, то они вправе поступать с нами точно так же. Кто знает, что они могут скрывать от нас?

— Черт, — выругалась Хэйзел, — у каждого есть свои секреты! О том, что это значит, Хэйзел поняла лишь после того, как сказала — и, ощутив неловкость, затаила дыхание.

Промычав что-то в ответ, Оуэн повернулся к экрану главного дисплея, где его ждало сообщение, полученное после сенсорного обследования местности. Хэйзел слегка расслабилась и, чтобы не привлекать к себе внимания, постаралась незаметно овладеть ритмом дыхания. Она кое-что недоговаривала Оуэну. Отчасти потому, что ей не хотелось его огорчать, а отчасти потому, что она по-прежнему была убеждена, что свои дела должна решать сама. После того как она прошла через Безумный Лабиринт в Мире Вольфлингов, который бесповоротно изменил ее, у Хэйзел появились проблемы со снами. Поначалу ее просто мучили навязчивые образы. Однако со временем сны стали все больше досаждать ей в состоянии бодрствования. Она уже не могла от них просто отмахнуться — за ними определенно что-то скрывалось. Причем что-то важное. Теперь сны снились ей каждую ночь. Они были яркими и отчетливыми, но Хэйзел не могла понять, относятся они к прошлому или к будущему. Казалось, будто в темные ночные часы, когда защитные силы человеческого организма максимально ослаблены, у нее в голове начинало разворачиваться Время. В ее мозгу постоянно прокручивались то одни, то другие сюжеты, отделаться от которых она при всем желании не могла.

Тогда, на Аисте, ей приснилось вторжение в Империю за несколько часов до того, как оно произошло на самом деле. Прошлой ночью ей привиделись один за другим три сна. В первом явились Кровожадные Пришельцы, злые обитатели темных миров Магии. Дело происходило где-то за пределами Вселенной, куда еще никогда не ступала нога человека. Страшные существа пытались похитить Хэйзел, чтобы продолжить свои бесконечные эксперименты. Они изучали человеческую сущность и хотели проникнуть в природу человеческих страданий. К счастью, ее спас Оуэн. Проделав путь длиной в бесчисленное количество световых лет, он убил вождя Кровожадных Пришельцев. Еще долго Хэйзел преследовали их взгляды — зоркие, пытливые и сверлящие до самого сердца. В руках Пришельцы что-то держали. Что-то острое.

Затем ей приснилась Резиденция Оуэна на Виримонде. Она вольготно разгуливала по пустым каменным коридорам замка с таким видом, будто оказалась там в первый раз. Внутри было холодно, как в склепе. По стенам сочилась кровь, оставляя пятна на старинных гобеленах и изысканной работы коврах. Хэйзел казалось, что где-то далеко внизу происходит нечто страшное.

И наконец, в третьем сне она стояла на капитанском мостике «Звездного Бродяги-2». Со всех сторон их атаковали вражеские корабли. Несмотря на отчаянные попытки Хэйзел дать противнику отпор, оборона трещала по всем швам. Ревели сигналы тревоги. Оружейная система «Звездного Бродяги-2» не умолкала ни на минуту. Оуэна нигде не было видно.

Что это? Прошлое, настоящее и будущее? Вполне возможно. Но являются ли эти сны пророчеством — или обычным предупреждением? Означают ли они, что во власти Хэйзел изменить ход вещей, переписать историю и бросить вызов судьбе? Или она попросту сходит с ума?

В свое время она прибегла бы к запрещенному наркотику под названием Кровь; наркотик помогал решить многие проблемы. Но теперь все обстояло иначе. Казалось, она переступила какую-то грань. Тело Хэйзел претерпело столь радикальные изменения, что данное средство вряд ли могло бы воздействовать на ее внутреннюю химическую лабораторию. Кроме того, Кровь принадлежала к тем наркотикам, к которым быстро привыкали. Будь все трижды проклято, если Хэйзел позволит кому-то или чему-то вновь взять над собой власть. Причем это в той же степени касалось и ее слабостей, поддаться которым она считала самым последним делом.

— Как думаешь, что там, внизу, замышляют Валентин со своими дружками? — чтобы отвлечься от своих мыслей, спросила Хэйзел.

— Они думают о том, как вытряхнуть из меня душу, — ответил Оуэн, продолжая изучать сведения, что мелькали на смотровом экране.

Бегущая строка передвигалась чересчур быстро, и обычный глаз был не в состоянии ее прочесть. Подобные пустяки не тревожили Оуэна с Хэйзел. Они привыкли к тому, что всякий раз в системе случаются какие-то сбои, и не придавали тому особого значения.

— Он укрепил силовые щиты Резиденции… Скорее всего у Валентина не было доступа к мощной аппаратуре; любопытно, как тогда ему удается избежать сконструированных хэйденами сенсоров? Кто снабдил его столь современной техникой?

— Надо будет при первой возможности его расспросить, — ответила Хэйзел.

— Вопросов слишком много, — продолжал Оуэн, отключив наконец смотровой экран. — Например, мне хотелось бы знать, почему он вернулся сюда? Почему избрал мой прежний дом? Что такое важное стремится заполучить, раз провоцирует меня преследовать его, рискуя жизнью?

— Наверняка у него есть какая-то цель, — заметила Хэйзел. — Иначе какого черта ему было тащить с собой такую уйму народу. Представляю, как пришлось потрудиться, чтобы убедить их сюда приехать. К тому же если верить слухам о некоем фантастическом оборудовании, которое он здесь установил, то за него тоже кто-то должен был заплатить. Если тебя интересует мое мнение, то лично я считаю, что тут замешаны наркотики. Все, что связано с Валентином, на деле всегда оборачивается темными делишками с наркотиками.

— Или местью. В конце концов он Вольф. Оз говорит, что его система безопасности настолько прогрессивна, что ничего подобного хэйденам даже и не снилось. .

Хэйзел подозрительно взглянула на Оуэна.

— Ты что, опять слышишь голоса?

— Я бы не стал выражаться столь резко. Ведь мне слышится всего один голос.

— Можно подумать, что есть большая разница!.. Если на то пошло, ты вполне можешь заявить, что свергнул Империю только потому, что тебе приказал это сделать дьявол. Эта версия пройдет у большинства народа на ура.

— Но это всего лишь мой бывший ИР…

— Тогда почему его не слышу я? Почему, кроме тебя, его вообще никто не слышит? Ты же собственноручно уничтожил эту гадину после того, как он предал нас в Мире Вольфлингов. Или ты сомневаешься?

— Я думал, он мертв. Видишь ли, теперь во многих вещах я стал не так уверен, как прежде. В конце концов, ты сама знаешь, через какие нам пришлось пройти передряги. Если рассудить здраво, то нас уже давно не должно быть в живых. И то, что мы спаслись, заставляет о многом задуматься. Разве не так?

Хэйзел сразу не нашлась что ответить. Они молча смотрели друг на друга, пока неловкое, несколько затянувшееся молчание не было прервано оглушительным воем сирен. Пол под ногами закачался, как будто снизу по кораблю ударил огромный молот.

— Оз! — закричал Оуэн. — Что, черт возьми, происходит?

— Только не говори, что я тебя не предупреждал, — спокойно заявил голос Оза. — Система безопасности Валентина пробила ваши защитные щиты, и теперь вооруженные спутники разряжают в вас свое содержимое. А такого добра, надо сказать, у них навалом. Главные силовые щиты пока еще держатся. Но только пока. Даешь добро, чтобы открыть ответный огонь?

— Конечно, черт тебя подери. Действуй! Расчисть небо от ближайших спутников и как можно скорее дай нам место для посадки.

— Координаты посадки?

— Неподалеку от Резиденции. В нескольких минутах ходьбы.

— Прогулка для здоровья не помешает, — одобрительно подхватил Оз. — А то ты стал набирать лишний вес.

— Послушай, — вмешалась Хэйзел, — что происходит?

— Валентин нас обнаружил. А голос в моей голове теперь решил, что он моя мать. Мы сейчас быстро идем на снижение. Держись за что-нибудь покрепче и моли Бога, чтобы посадка оказалась мягкой.

— Что за чертовщина! — возмутилась Хэйзел, — Для начала я хотела бы сделать несколько выстрелов.

— Не беспокойся. Автоматизированная оружейная система работает безукоризненно.

— Дезсталкер, ты все-таки неисправимый зануда!

С этими словами она бросилась в боевую рубку и припала к панели оружейной системы. Оуэн не стал мешать — не мог отказать ей в такой малости. Хэйзел есть Хэйзел. Ее медом не корми, дай потешиться каким-нибудь оружием. Она не знала большего удовольствия, чем собственноручно что-нибудь разрушить, уничтожить или подорвать.

Оуэн откинулся на спинку стула. Хорошо еще, что корабль оснащен приличным оружием. Его предшественник просуществовал относительно недолго и большую часть времени провел в погоне, курсируя между мирами. Неоднократно горел и попадал под обстрел, пока в конце концов не потерпел крушение в диких джунглях Шандракора. Когда началось строительство новой крейсерской яхты, Оуэн настоял, чтобы в нее установили двигатель от старого судна. Кроме того, он потребовал, чтобы новый корабль был до предела оснащен современным оружием. Поэтому хэйдены постарались втиснуть в него столько боевого снаряжения, сколько тот мог в себя вместить. Подобная предусмотрительность была для Дезсталкера залогом победы, поскольку обращаться в бегство в его расчеты не входило.

Вдруг корабль вновь накренился. Впечатление было такое, будто нечто невообразимо крупное прорвалось сквозь его энергетические щиты. Тотчас замигали аварийные огни. Оуэн напрягся, ожидая услышать пронзительный вой сирены, извещающий о повреждении корпуса. И хотя его не последовало, Оуэн все же решил, что лучше занять место в боевой рубке. И тут же обрушился на Хэйзел, требуя объяснений.

— Откуда, черт побери, мне знать, — резко парировала Хэйзел, не сводя глаз с контрольной панели. — Такого мощного оружия в жизни не видала. По крайней мере среди того, что сделано людьми.

Оуэн сел в кресло рядом с ней и принялся изучать данные дисплеев. Главные щиты, хотя и сильно разбиты, все еще продолжают держаться. В некоторых местах пострадала внешняя обшивка, но, к счастью, повреждения большей частью оказались поверхностными. Все-таки хэйдены знали, как строить корабли.

— Этого не должно было случиться, — наконец произнес он. — Хэйдены уверяли меня, что мы выдержим любой натиск, кто бы нас ни атаковал. Будь то даже имперский звездолет.

— Следовало потребовать от них подтверждения в письменной форме, — довольным тоном заметила Хэйзел, разбив в пух и прах вражеский спутник. — А тебе не приходило в голову, что Валентин тоже мог заключить с хэйденами сделку? Или, скажем, обратиться к Шабу? Или, в конце концов, к своим врагам? Продать все человечество ради собственной выгоды — вполне в духе Валентина Вольфа. Как бы там ни было, наш корабль летит вверх тормашками и быстро теряет защиту. Сейчас нам не помешали бы чисто практические предложения. И чем быстрее, тем лучше. А заодно и молитвы.

— Черт возьми, сделай же что-нибудь, Оз, — обратился Оуэн к ИРу. — Брось всю силу, что у нас есть, к защитным экранам и посади корабль как можно быстрей. Будем надеяться, что спутники запрограммированы на работу в строго определенной зоне. Возможно, если мы спустимся ниже, нас оставят в покое. А потом будем молить Бога, чтобы не напороться на очередной сюрприз от Валентина. Например, в виде защитных наземных сооружений.

— Ну, ты выдал прямо настоящий план, — заметила Хэйзел. — Можно звездолет посажу я?

— Нет, — твердо произнес Оуэн. — Я уже один раз видел, как ты это делаешь. Пусть лучше делом займется Оз.

— Вечно испортишь настроение в самый ответственный момент!

С грохотом прорезая плотные слои атмосферы, «Звездный Бродяга-2», окруженный кольцом яркого пламени, ушел от преследования. Как и предполагал Оуэн, диапазон наведения спутников был ограничен. Наземных ловушек, по счастью, не оказалось. Неужели Валентин рассчитывал на то, что его липовые спутники обескуражат незваных гостей? Как ни странно, но, судя по всему, дело обстояло именно так. Надо сказать, что с любым другим звездолетом расчет Вольфа вполне мог бы сработать. Если после спутниковой атаки «Звездный Бродяга-2» едва уцелел, то будь на его месте какой-нибудь другой звездолет, от него не осталось бы даже мокрого места.

Оз уменьшил крутизну спуска и выбрал место для посадки неподалеку от Резиденции. Оуэн облегченно вздохнул и слегка расслабился.

— У Валентина, верно, завелись весьма состоятельные дружки, — начал он было размышлять вслух. — Любопытно, какие еще припасены сюрпризы?

— Вряд ли приятные, — резонно заметила Хэйзел. — Наверняка что-то из разряда ночных кошмаров. Ты же знаешь Валентина. Но что бы там ни было, мы справимся.

— Боюсь, ты его недооцениваешь, — сказал Оуэн. — Будь все так просто, как с виду кажется, Валентин не стал бы тем, кто он есть. Он попросту не выжил бы, если бы оставлял врагу шанс. Нет, у этой бестии наверняка что-то припасено. Даром, думаешь, он здесь обосновался? Должно быть, с самого начала знал, что за ним приду именно я. Наверняка он зря времени не терял и позаботился о том, чтобы устроить мне должный прием.

— Нет на свете такого удара, который мы не смогли бы отразить, — спокойно произнесла Хэйзел. — Если бы ты не давил мне на психику, я бы в конце концов разобралась с чертовыми спутниками. Но больше ничего подобного не повторится. Увидишь, нам никто не сможет причинить вреда. Мы и не в таких переделках бывали.

— Самонадеянности, определенно, тебе не занимать, — заметил Оуэн. — Боюсь, как бы потом не пришлось лить слезы…

Неожиданно его прервал дискретный сигнал, извещающий о том, что «Звездный Бродяга-2» собирается совершить посадку. Оуэн с Хэйзел принялись внимательно изучать сенсорные дисплеи ближнего и дальнего действия. Вопреки всем ожиданиям, посадка прошла, как говорится, без сучка, без задоринки. Прежде чем приступить к высадке, Оз ознакомил их с таблицей контрольных замеров обстановки за бортом.

— Воздух относительно чист. Температура воздуха довольно низкая для данного времени года, хотя в пределах нормы. Никаких признаков жизни не обнаружено. Словом, обстановка за бортом вполне безопасная и можно начинать выгружаться. Считай меня сентиментальным глупцом, но в память о старом добром прошлом я посадил звездолет точно на том месте, где вы с Хэйзел впервые встретились.

— Заткнись, Оз.

Они спустились к переходной камере. Прислонившись к стальной переборке, Оуэн терпеливо ждал, пока Хэйзел укомплектуется очередной партией оружия и снарядов. Сколько бы девушка ни хвасталась своей неуязвимостью, все равно она чувствовала себя на людях не в своей тарелке без целого арсенала оружия, которого вполне хватило бы на небольшой патрульный отряд.

Оуэн вспомнил первую встречу с Хэйзел Д'Арк. Вспомнил, какое она тогда произвела на него впечатление и какие мысли породила.

Тяжело раненный, он пытался спастись бегством от предавших охранников, но они подбили его звездолет. Самого же его подстрелили в нескольких милях от Резиденции. Истекая кровью, он ковылял прочь от обломков горящего корабля. Из последних сил добравшись до ближайшего дерева, Оуэн прислонился к нему спиной, чтобы встретить свой смертный час стоя.

Когда, казалось, шансов выжить не осталось, откуда ни возьмись появилась Хэйзел. Словно воинственная валькирия, она помогла Оуэну оторваться от преследовавших врагов и вместе с ней покинуть Виримонд на борту первого «Звездного Бродяги». С тех пор Оуэн здесь больше ни разу не был. Его с головой захлестнуло Восстание, и о том, чтобы вернуться на Виримонд, не могло быть и речи. Однако все это время Оуэн в глубине души жил только этой мечтой. Пока он был мальчишкой, его отец, занятый бесконечными интригами, объездил едва ли не всю Империю. Поэтому детство Оуэна прошло на дюжине разных планет. Однако Виримонд был его личным пристанищем. Здесь он мог укрыться от произвола Семьи. Отсюда он начал отсчет своей судьбы воина, о которой никогда прежде не помышлял. Именно это место он считал своим домом.

— Ну, давай поторапливайся. Мне не терпится устроить тут небольшое представление. Прошло уже несколько часов, а я до сих пор никого не прикончила. Уже руки чешутся!

Хэйзел есть Хэйзел. Ей нужна жизнь во всей ее полноте, причем чем опаснее, тем лучше… Эта мысль заставила Оуэна невольно улыбнуться.

— Что это тебя вдруг развеселило? — подозрительно осведомилась Хэйзел.

— Ничего. Просто Оз сказал, что мы приземлились точно в том месте, где впервые произошла наша с тобой встреча.

— Ты чересчур сентиментален, Дезсталкер. Тем хуже для тебя. Давай дергай люк. Мне не терпится поскорей запылить ноги. Не для того я проделала весь путь, чтобы топтаться на месте.

— Неужели у тебя никогда не бывает ностальгических настроений? Наверное, в твоей душе нет ни одной сентиментальной струнки.

— За что я безмерно благодарна Богу.

Оуэн открыл люк и, ожидая вкусить давно знакомые ароматы земли, цветов и трав, сделал глубокий вдох. Однако вместо этого его легкие наполнились горячим, сухим и пыльным воздухом, и он закашлялся. Молча переглянувшись с Хэйзел, Оуэн осторожно ступил на землю некогда принадлежавшей ему планеты. Небо было темным и мрачным, а день — серым и безжизненным. Некогда здесь цвели бесконечные поля, чередующиеся буйными лесами. Теперь же, насколько хватал глав, повсюду простиралась безлюдная пустошь. Ни полей, ни щедрого урожая, ни даже пограничной каменной стены нигде не было видно. Повсюду грязь, мрак и пыль вперемежку с пеплом.

На секунду Оуэн даже решил, что попал на другую планету — никогда цветущий пасторальными пейзажами Виримонд не являл собой столь жалкую картину. Между тем какое-то внутреннее чувство подсказывало ему, что он не ошибся.

— Черт, — тихо выругалась Хэйзел. — Мне очень жаль, Оуэн.

— Деревья, кажется, были вон там. — Оуэн хотел поднять руку, чтобы указать место, где они росли, но та ему не повиновалась. — Прямо вон там. Теперь их нет. Ни одного дерева. Ничто даже не напоминает о том, что они или мы здесь когда-то были. Такое ощущение, что они унесли с собой мое прошлое. И во всем виноват я сам.

— Скажи, черт тебя побери, как тебе удалось такое натворить? — спросила Хэйзел.

— Я был Лордом этой планеты. Все и вся здесь принадлежало мне. Мне надлежало заботиться о своих гражданах. Но я сбежал и оставил их без защиты. Когда пришли шакалы Императрицы, меня здесь не было. А мой народ во мне нуждался.

— Чушь собачья, — сказала Хэйзел. — Они вышвырнули тебя вон! Против тебя восстала твоя собственная охрана. Ты был объявлен вне закона. Любой житель планеты, будь то мужчина или женщина, с радостью продал бы твою голову, учитывая назначенную за нее цену. Потом Лордом Виримонда стал твой двоюродный брат Дэвид, но, когда пришли имперские войска, он не смог спасти жизнь даже себе. А ведь он был один из них. И они все равно его убили.

— Ты права, Хэйзел, — признал Оуэн. — Хотя мне от этого не легче. В те трудные времена я обязан был быть со своим народом. — Тогда тебя прикончили бы так же, как и всех остальных. Ты что, жалеешь, что остался жив?

— Возможно. Все равно тот, прежний Оуэн, уже мертв. Я потерял его где-то по пути победоносного шествия Восстания к Императорскому Двору. И того, кем я был, мне сейчас очень не хватает.

— Только давай не начинать все сначала. Измениться — еще не значит умереть.

— Для Виримонда это именно так. Это была плодородная аграрная планета. Урожаев, собранных со здешних полей, равно как и продуктов животноводства, хватало, чтобы накормить всю Империю. Кто, скажи, будет кормить их сейчас? Посмотри, Хэйзел. Мир уничтожен.

— Ты можешь начать все с нуля. Внеси в почву соответствующие микроорганизмы, посади хорошие семена — и край зацветет пуще прежнего. Не сразу, конечно, а спустя некоторое время.

— Может, ты и права. Но все равно это будет другой мир. Не тот, который я знал.

Хэйзел раздраженно покачала головой.

— Ты неисправим, Дезсталкер. О чем бы ты ни говорил, все сводится к твоей персоне. Типичный аристо. Кстати сказать, Виримонд не единственный мир, который был разрушен сторонниками Императрицы. Именно поэтому мы с тобой сражались на стороне Восстания. Разве ты не помнишь?

Оуэн натянуто улыбнулся.

— Знаю. Полагаю, я не имею права распускать нюни. Мои люди потеряли все, у меня же по крайней мере осталась месть. Я могу за них отомстить. Валентин заплатит за все, что он сотворил. Я добьюсь его смерти, и она не будет легкой.

Хэйзел одобрительно хлопнула Оуэна по плечу.

— Вот это мне уже больше нравится. Когда все остальное рушится, всегда остается месть.

— Тебе не слишком трудно доставить удовольствие, Хэйзел.

— Это только ты так считаешь. — Она расплылась в широкой улыбке, которая невольно заразила и Оуэна.

На какое-то мгновение они замолчали. Вокруг стояла тишина, мертвая тишина, которую не нарушало даже дуновение ветерка. Герои медленно обвели взглядом местность, но никаких признаков жизни не обнаружили. Неожиданно Хэйзел что-то насторожило.

— В чем дело? — спросил Оуэн.

— Не хочу показаться циничной, но… здесь ведь должно быть море человеческих трупов… или хотя бы их останков… Однако я вижу лишь непролазную грязь. Долгие мили грязи.

— Вот именно, — медленно произнес Оуэн. — Никак не возьму в толк, кто мог прислать сюда очистительную бригаду. Погоди минуту.

Оуэн обратился к ИРу:

— Оз, куда делись людские тела?

— Если б я знал! Согласно отчетам, на этом самом месте состоялось главное сражение между крестьянами-арендаторами и силами врага.

— Просканируй местность. Отыщи хотя бы несколько трупов.

— Сканирую. Удивительное дело, Оуэн. Я обнаружил только несколько разложившихся останков животных, но ни одного человеческого. В каком бы то ни было виде. Этого объяснить я никак не могу.

— Что же, черт побери, случилось с телами погибших? Неужели сюда успел нанести визит Шаб, чтобы запастись свежим кормом для своих Воинов-Призраков?

— Вряд ли, — ответил Оз. — Несмотря на безобразное состояние Имперского Флота, подобное событие ни за что не осталось бы без внимания. Соответствующие службы непременно доложили бы о нем.

Их разговор прервала Хэйзел, потребовав у Оуэна рассказать, что сообщил ему Оз. Оуэн передал ей суть в двух словах.

— Предлагаю пробираться к моей прежней Резиденции. Вытащим оттуда вонючего выродка за шкирку и зададим интересующие нас вопросы.

— Полагаю, я должна это воспринимать как приказ, — заявила Хэйзел. — Не возражаешь, если, пока ты будешь его расспрашивать о том о сем, я вставлю ему в ухо дуло пистолета?

— Разумеется, нет. Чувствуй себя как дома.

Оуэн побрел через море вспененной грязи в сторону Резиденции. Из-за серой мглы, которая, ко всему прочему, создавала ощущение мрачной таинственности, трудно было оценить, на каком расстоянии от замка они находятся. Однако Оз утверждал, что дом Оуэна размещался всего в двух милях от них, а стало быть, они с Хэйзел еще вне зоны досягаемости замковых сенсоров. Если только Валентин не усовершенствовал и их. Хотя, честно говоря, Оуэну теперь на это было ровным счетом плевать. Пусть Валентин знает, что к нему приближается смерть. Не важно, что их с Хэйзел всего двое, а противников — неизвестно сколько. Сейчас Дезсталкера не в силах остановить даже целая армия.

Осознав в себе эту силу, Оуэн насторожился. Последние дни он много размышлял о приобретенных им паранормальных способностях, которые вселяли в него все больший ужас. Его беспокоило, в кого он превращался. Что же происходит с его сущностью? Казалось, изменения, которые он претерпел в Безумном Лабиринте, с каждым днем продолжают развиваться. Поначалу у него просто появились преимущества по сравнению с другими, потом они переросли в некие удивительные способности. С каждым днем он все больше терял человеческую сущность. И чем больше понимал это, тем больше ему становилось не по себе. Возможно, поэтому Оуэн так отчаянно цеплялся за свою прежнюю веру в честь и справедливость.

Сколько воды утекло с тех пор, как он был на Виримонде в последний раз!.. Судьба круто изменила ход событий. Оуэн потерял все. Был объявлен преступником, и за его голову назначили немалую награду. Что ему оставалось, кроме как уступить воле Клана и стать воином? Между тем он здорово преуспел на этом поприще. Где бы он ни появлялся, везде хотел восстановить справедливость, пытался поступать по совести и чести. Однако когда эта заваруха подошла к концу, на его руках осталось слишком много крови… Большей части тех, кто заслуживал смерти, но не только. На каждого убитого им злодея приходилось по сотне обычных солдат, которые просто выполняли приказ, веря в то, что поступают правильно. Они защищали коррумпированную Империю, считая, что это лучше, чем сражаться на стороне повстанцев. Мужественные люди погибли только потому, что волей случая оказались между Оуэном Дезсталкером и его судьбой. Сколько жизней таких безликих солдат на его совести!..

Среди них была девочка, совсем ребенок, которую он покалечил и убил в грязных трущобах Миста. Конечно, это был несчастный случай. Девочка сама пыталась убить Оуэна. Но вышло иначе. Он убил ее слепо, в боевом запале, а в результате еще одно юное тело обагрило своей кровью снег. Этого он никак не мог себе простить и вряд ли когда-нибудь простит. Если и есть цель у смертоносного воина, то заключалась она в том, чтобы положить конец системе, производящей на свет таких детей. А может, и в том, чтобы защищать подобных ей людей от таких, как он сам.

По крайней мере другого предназначения для себя Дезсталкер не видел.

Он мельком взглянул на Хэйзел, уверенно шагающую рядом. Длинные рыжие волосы непокорно развевались вокруг ее заостренного лица — симпатичного, только не с общепринятой точки зрения. Впрочем, и сама Хэйзел Д'Арк никогда не признавала ничего традиционного. По крайней мере все общепризнанное она всегда старалась избегать. Когда Оуэн увидел ее впервые, она показалась ему красавицей. Прошло немного времени, и он в нее влюбился. Влюбился тайно, так что никто об этом не знал. При этом она отнюдь не походила на воображаемую избранницу, с которой он мечтал построить семью и продолжить старинный род Дезсталкеров. Тем не менее Оуэн любил Хэйзел. Невзирая на все «но», а может быть, и благодаря им. Она была веселой и неугомонной, честной и самой смелой женщиной из всех, которых он знал. А уж если ей в руки попадало какое-нибудь оружие, то Хэйзел превращалась в настоящего дьявола. Оуэн не уставал ею восхищаться, хотя и тщательно старался это скрыть — она бы не преминула воспользоваться своим преимуществом. Хэйзел никогда не теряла уверенности в себе, если у Оуэна появлялись сомнения. Всегда проявляла осторожность, когда он о таковой забывал. И всегда помнила, за что они борются.

Знал Оуэн и то, что стоит ему упомянуть о любви, как Хэйзел тотчас разделает его под орех. Она не раз давала ему понять, что не доверяет таким чувствам, как любовь. От них человек становится уязвимым. К тому же они непосредственно связаны с такими понятиями, как обязательства, доверие и откровенность, которым в ее жизни места нет.

Несмотря на то что Оуэну приходилось довольствоваться лишь теплотой и дружбой, которые ему предлагала Хэйзел, он не терял надежды. Как бы там ни было, они вместе. Пусть больше ни на что он рассчитывать не мог, все равно — большего счастья у него еще в жизни не было.

— Зачем идти пешком? — вдруг возмутилась Хэйзел. — Наверняка в звездолете остались грависани. Я точно помню, как их туда загружали перед отлетом.

— На грависанях нас непременно засекут сканеры Резиденции, — терпеливо пояснил Оуэн. — Если же мы отправимся пешком, то для большинства сканеров останемся невидимыми. Этой способностью мы обязаны Лабиринту; кстати сказать, весьма полезный побочный эффект, о котором никто не подозревает. Итак, мы пойдем пешком и, если повезет, проскользнем сквозь защитные поля Валентина незамеченными.

— Терпеть не могу ходить пешком, — заныла Хэйзел. — У меня начинает болеть спина. Если бы Бог хотел, чтобы мы ходили пешком, он не подарил бы нам антигравитацию.

— Расслабься и любуйся пейзажем, — предложил Оуэн.

— Да пропади он пропадом, этот пейзаж!

— Прогулка пешком весьма полезна для здоровья.

— Так же как разумность и воздержанность в еде, но я ненавижу и то, и другое. Послушай, Дезсталкер, хочу тебя, пока не поздно, предупредить: либо я перестреляю в твоей Резиденции кучу народу, либо нам несдобровать.

— Что-что, а это я тебе могу гарантировать, — ответил Оуэн. — Во всяком случае, в Резиденции нам не встретить ни одного друга.

Резиденция Дезсталкеров представляла собой величественный каменный замок, расположенный на вершине горы. Разрушенные и обгоревшие в некоторых местах бледно-серые стены несли на себе отметины от лучевого оружия, оставшиеся после обстрела замка имперскими силами. Тогда был захвачен Лорд Виримонда Дэвид Дезсталкер. Теперь замок претерпевал оккупацию другого Лорда — Валентина Вольфа с подручными. Если Вольфа привели на Виримонд какие-то свои цели, то остальные следовали за ним лишь потому, что ничего другого им не оставалось. Это была их последняя надежда свергнуть повстанцев и вернуть себе былую власть. Причем ни один из них не был согласен на уступки. Чтобы стать, как прежде, полноправными Лордами и хозяевами, им нужна была вся власть целиком…

Кроме того, Валентин крепко держал дружков в своих руках, хотя сами они до поры до времени старались об этом не думать. Какая причина могла заставить аристократов сплотиться вокруг такого, как Валентин? Безумец, подонок, негодяй, с которым опасно иметь дело… Однако он владел оружием невероятной потенциальной силы, и упустить подобный шанс аристократы не могли. Правда, сблизившись с Валентином, они поклялись жизнью, что в свое время изыщут способ его перехитрить, чтобы наконец избавиться от его власти. Все это говорило о невероятной степени отчаяния, до которой они докатились.

Вальяжно раскинувшись в глубоком кресле Лорда перед большим обеденным столом бывшей Резиденции Дезсталкеров, Валентин с нескрываемым наслаждением наблюдал за тем, как резвятся его дружки. Судя по раскиданным пустым бутылкам из-под вина и остаткам роскошной снеди, за обедом было выпито и съедено немало. Изрядно нагрузившиеся аристократы с громким хохотом швыряли во все стороны остатки пищи и крушили мебель. Лорд Сильвестри метал ножи в старинные фамильные портреты членов Клана Дезсталкера; целясь им в глаза, он попадал гораздо чаще, чем промазывал. Лорд Романов, содрав со стены гобелен и обернувшись в него, словно в шаль, важно расхаживал по комнате, время от времени прикладываясь к бутылке бренди. Лорд Картакис каким-то замысловатым образом вышагивал взад-вперед по столу; вероятно, он считал, что танцует, так как при этом напевал мотив непристойной песенки, то и дело сбиваясь с тональности.

Снисходительно улыбаясь, Валентин смотрел на беснующихся аристократов как на распущенных детей, не вмешиваясь в их веселье. Пребывая в замке довольно долго, они успели разрушить почти все, что можно. Наблюдая за тем, как глумятся над ценностями Дезсталкеров, Валентин испытывал несказанное наслаждение. С таким же удовольствием он воображал себе, как в один прекрасный день подобным образом разделается и с самим владельцем.

Валентин Вольф сидел в кресле, закинув одну ногу на подлокотник, а вторую на стол. Одет он был, как всегда, в черное. Бледное, как смерть, лицо окаймляли темные, пропитанные масляно-ароматическим составом локоны. Коварный изгиб рта подчеркивали огненно-красные губы, брови с ресницами были густо накрашены. Словом, Валентин во всей красе являл собой образ отъявленного злодея, которым всегда мечтал стать. И, конечно, наркотики, знаменитые наркотики… Не зря говорили, что Валентин потребляет все, что можно вколоть, вдохнуть или проглотить. Нет на свете такого химического препарата, который бы он не дегустировал. Стоило науке изобрести что-нибудь новенькое, как Валентин чуть ли не первым испытывал его на себе. Пропитав тело до мозга костей, наркотики стали необъемлемой частью обмена веществ, служили основным топливом для работы мозга. Сам же Валентин относился к подобной стимуляции как к искусству и постоянно стремился его совершенствовать. Поскольку он считал, что идеального результата еще не добился, то продолжал вести в этом направлении неустанные поиски.

Последним его экспериментом в данной области был редкий эсп-наркотик. Привыкали к нему практически сразу. Процент летальных исходов среди тех, кто его принимал, был хоть и небольшим, но все же внушающим опасения. Однако Валентина это ничуть не смутило. Никакой угрозы жизни это зелье для него не представляло; отправить на тот свет такого бывалого наркомана могла разве что азотная кислота. Благодаря новому изобретению эсперов у Валентина пробуждались небольшие телепатические способности. Он ни на миг не терял контроля над автономной нервной системой, с мыслями же творилось нечто странное и невообразимое. Поглощая одну дозу за другой, Валентин обретал комплексное равновесие исключительно за счет силы воли. Подобно хэйденам, он воспринимал себя как первого представителя новой породы гуманоидов, считал, что в его лице алхимия совершила на эволюционной лестнице шаг вперед. Или по крайней мере в сторону.

Валентин продолжал наблюдать за тем, как Карлос Сильвестри швыряет ножи в представителей Клана Дезсталкеров. Вырывая у великих людей прошлого один глаз за другим, он словно пытался доказать всем и каждому, что ничуть не боится их единственного потомка — непобедимого Оуэна Дезсталкера. Сильвестри был мужчиной высокого роста, длинноногим, длинноруким и на редкость угловатым, с лицом круглым и пухлым, как у ребенка. В его одежде переливались все оттенки красного — цвет его Клана, который явно ему не шел. Волосы на голове он сбривал наголо, а остальную растительность тщательно выщипывал. Карлос Сильвестри прекрасно владел ножом и мечом и в фехтовании, пожалуй, мог бы стать непревзойденным противником — будь он настолько смел, насколько ему хотелось казаться. Увы, Сильвестри всегда был человеком чрезвычайно осторожным, предпочитал не пачкать руки, а действовать через каких-нибудь мелких сошек, наблюдая за происходящим со стороны. Он не мог простить Финли Кэмпбеллу убийство своего лучшего друга, Вильяма Сент-Джона, и потратил кучу времени и денег на то, чтобы отомстить убийце. Однако кого бы он ни нанимал, чтобы убить Кэмпбелла, никому этого сделать не удалось. Появление на общественной арене Блю Блока нанесло могуществу Сильвестри катастрофический удар, между тем Финли вновь обрел власть и влияние. Поэтому Карлосу не оставалось ничего другого, как примкнуть к Валентину, своей последней надежде на спасение. И хотя все сложилось далеко не так, как ему хотелось, этот поступок по крайней мере добавлял чуть больше страсти в каждый из ударов ножа.

Улыбнувшись, Валентин перевел взгляд на Питера Романова, багроволицего толстяка, красовавшегося в изорванном гобелене. Питер не скрывал широты и неуемности своих аппетитов, а, напротив, гордился ими. Вероятно, поэтому он до предела услаждал все органы чувств, но, сколько ни старался, никогда не мог утолить свой ненасытный голод. Если слуги не потворствовали ему, он их убивал, заменяя более покорными. Потомственный аристократ, Питер был избалован почестями и властью, поэтому режим Рэндома, лишивший его этих привилегий, пришелся ему не по нутру. Смириться с тем, что давал обычный бизнес, Питер не мог. И стал искать личность, способную вернуть все на свои места, установить в стране надлежащий порядок. Человека, умеющего смотреть в будущее и вершить судьбы поколений. Лучшего союзника, чем Валентин, он не нашел. В отличие от прочих у Вольфа по крайней мере были большие планы. Глядя на то, как Вольф потворствует своим слабостям, Питер не мог не испытывать откровенного восхищения — в этом вопросе Валентин его даже переплюнул.

И, наконец, четвертым в компании был смуглый мужчина невысокого роста, которого звали Атос Картакис. Всех поражала ослепительная улыбка и неуемный темперамент Картакиса. Оскорбления он никогда не прощал и смывал кровью. Излюбленным видом спорта для него стали поединки. Причем он никогда не останавливался, ему непременно нужно было добить противника. Поэтому люди старались по возможности обходить молодого Лорда Картакиса стороной, а оказавшись поблизости, соблюдать в словах предельную осторожность.

Клан Картакисов был немногочисленным. Его представителей всегда отличала способность тратить деньги быстрее, чем те поступали. От своих предков Атос унаследовал большие долги и, не теряя времени зря, принялся добавлять к ним собственные. Кредиторы нередко предпочитали смотреть на это сквозь пальцы, лишь бы не попасть ему под горячую руку и не угодить на дуэль. Однако все знали, как на самом деле обстоят дела, а Картакис знал, что все знают. Когда Блю Блок заключил с Рэндомом соглашение, у Картакиса рухнула последняя надежда. Лишившись былой власти, он остался ни с чем. Поэтому все, что осталось у него от души, он заложил Валентину.

Глядя, как резвятся дружки, Валентин не без удовольствия размышлял о том дне, когда они ему больше не понадобятся. Замышляя для них медленную и изощренную смерть, он перебирал в памяти все мыслимые и немыслимые способы убийства. Валентин уж было начал красочно рисовать себе наиболее излюбленные из них, когда на стене зазвенел мелодичный звонок переговорного устройства. Что бы это значило? Ведь людям было приказано без острой необходимости не прерывать трапезу!.. Пожалуй, нужно дать ливрейному лакею хорошую трепку, дабы другим неповадно было, решил про себя Валентин. Шикнув на разгулявшихся аристократов, чтобы те замолчали, он включил голоэкран. Тотчас на нем появилась толстая, зловещая физиономия бывшего Лорда Грегора Шрека. Изобразив кивком головы некое подобие приветствия и не утруждая себя излишними любезностями, Шрек сразу перешел к делу:

— У тебя неприятности, Вольф. Парламент послал на Виримонд свои силы. Они хотят выяснить, что ты здесь затеял.

— Неужели? — как обычно, невозмутимым голосом произнес Валентин. — И какую же сюда выслали армию?

— Хуже, чем армию. Послали Дезсталкера и Д'Арк.

Быстро переглянувшись, трое аристократов тревожно зароптали. Махнув рукой, Валентин потребовал тишины, после чего, растянув рот в мерзкой улыбке, взглянул на изображение Шрека.

— Выходит, к нам решил пожаловать наш дорогой Оуэн… Что ж, милости просим. Представляю, какое у него будет лицо, когда он увидит, во что превратилось его жилище. И когда же нам ждать в гости знаменитого воина со своей амазонкой?

— Скорее всего они с этой сучкой уже на планете. У нас последнее время нарушена связь. Сообщения приходят с некоторым опозданием.

— Вряд ли Дезсталкер уже здесь, — вмешался в разговор Картакис. — Система безопасности не могла пропустить их корабль. К тому же мы должны были получить предупреждение от сенсоров…

— Не пори чепухи, — осек его Валентин. — Может, ты не понял: речь идет об Оуэне Дезсталкере. — Он вновь повернулся к экрану. — Как там у тебя? Контролируешь ситуацию?

— Конечно. Ты даешь товар, а мои люди его переправляют. — При этих словах Грегор криво усмехнулся. — Скажи мне кто раньше, что я докачусь до торговли наркотиками, в жизни не поверил бы.

— А по-моему, у тебя настоящее призвание, — лениво очищая ногти кончиком ножа, произнес Сильвестри.

— Хорошо еще, что на меня не охотятся поборники справедливости, — усмехнулся Грегор. — По крайней мере я не лишился Башни Шрек и своего народа.

— Все равно ты уже не Лорд, — заметил Романов, слизывая с пальцев куриный жир. — Мы не позволим Блю Блоку и предателю Рэндому лишить нас того, что принадлежит нам по праву.

— И вновь станем Лордами, — решительно заявил Картакис. — Пусть даже для этого нам придется перестрелять всех, кто думает иначе.

— Слишком много шума от маленького щенка, — осек его Грегор, вспомнив, что их разделяет существенная разница в возрасте. — Мы сражались как могли. Но все потеряли. Теперь у нас осталась последняя надежда — план Вольфа. И да поможет нам Бог, если нам не удастся его завершить.

— А если удастся, я сам превращу вас в богов, — спокойно заявил Валентин. — Мы вернем себе славу, добьемся даже большего могущества, чем имела Лайонстон. Но это все в будущем. А сейчас, Грегор, давай поговорим о делах насущных. Как продвигается заговор?

— Число сторонников растет с каждым днем. Многие аристократы и политики желают предоставить нам людские ресурсы и деньги, дабы ускорить претворение твоего плана в жизнь. Я уже не говорю о тех, кто сам готов оказать активную помощь и сражаться, когда придет время. Но я настоятельно их предупредил, чтобы до поры до времени не высовывались. Мятежники и их ненаглядный Парламент, верно, думают, что положение под контролем, однако их драгоценный новый режим стоит на песке.

— И в этом зыбучем песке закончится их мирская слава, — подхватил его мысль Валентин. — Я всегда питал слабость к хорошим метафорам. А теперь, Грегор, будь умницей, исчезни. Я должен кое-что обдумать. Надо же достойно встретить таких дорогих гостей, как Оуэн и Хэйзел Д'Арк.

— Смотри, будь осторожен, — предупредил Грегор. И выключил видеоэкран.

— Пусть придут, — сказал Сильвестри. — Мы сможем с ними справиться.

— Мы-то сможем, — вмешался Картакис, — а вот насчет тебя я сомневаюсь.

Карлос Сильвестри внезапно залился краской.

— Хочешь увидеть, на что я способен? — держа по ножу в каждой руке, с вызовом заявил он.

— Расслабься, — успокоил его Романов, пытаясь отыскать что-нибудь съестное в остатках обеденной снеди. — При нашей охране и системе безопасности мы можем безболезненно пересидеть осаду целой армии, пока та не вымрет с голоду.

— Возможно, в другой раз ты был бы прав, — заметил Сильвестри. — Но только не сейчас. Пойми, мы имеем дело с Дезсталкером и Хэйзел Д'Арк. Уж я наслышан об их подвигах. Знаете, как они сражались на улицах Голгофы? Там, где они прошли, камня на камне не осталось! Поговаривают, что их убили, а они потом сами себя воскресили.

— Слухи, — отмахнулся Картакис. — Люди любят все приукрасить.

— Как бы эти слухи не обернулись для нас правдой, — произнес Валентин. — Только не надо волноваться, господа. Давайте дадим им возможность прийти. Пусть получат, что хотят. А получить они здесь не смогут ничего, кроме смерти. — Он тихо засмеялся над своей шуткой.

Остальные не оценили его юмор — как, впрочем, случалось не раз. Подобно химическому составу тела, чувство юмора Валентина претерпело своеобразную эволюцию и потому было доступно пониманию далеко не каждого.

Глубоко вздохнув, Валентин встал, давая понять, что обед официально закончен. Тщательно промокнув красные губы салфеткой, он направился к выходу. Вслед ему раздались тревожные возгласы аристократов.

— Что-нибудь еще, господа?

— Наркотик, — холодным тоном произнес Картакис. — Нам нужен наркотик.

— Конечно! Как я мог забыть? Вам пора уже принять очередную дозу, не так ли? Непростительная оплошность с моей стороны!

Прошествовав обратно к столу, Валентин достал из кармана склянку с таблетками. Трое мужчин, три бывших Лорда и хозяина своей судьбы, уставились на пузырек с голодным вожделением. Они понимали, что попались на крючок: в это время дня Валентин мог делать с ними все что угодно.

Эсп-наркотик был открыт случайно небольшой группой ученых, которые занимались поиском совершенно другого вещества. Особенно удивительным для них оказалось то, что при постоянном применении новый препарат способствовал появлению хоть и небольших, но все же вполне реальных телепатических способностей.

Не успело появиться на свет очередное зелье, как контроль над ним и учеными тотчас прибрал к своим рукам Лорд Драм по прозвищу Душегуб, сам приохотившийся к зелью. Неизвестно, к чему привели бы его далеко идущие планы и мечты, не распорядись судьба их пресечь. После смерти Лорда Драма контроль за наркотиком и производящей его лабораторией захватил Валентин. Конечно, применение препарата было чревато некоторыми последствиями. Во-первых, зависимость возникала практически сразу: после первой же дозы человек был обречен либо принимать его до конца жизни, либо умирать ужасной и мучительной смертью. Во-вторых, для некоторого числа людей первый прием наркотика оказывался и последним.

Впрочем, Валентин не долго сомневался и пригласил участвовать в массовом производстве наркотика трех бывших Лордов. Однако для начала он заставил их испробовать губительного зелья. К счастью, первая проба не оказалась для них роковой, поэтому вскоре они стали подумывать о переустройстве мира. Распространение наркотика столь сокрушительной силы приведет к неограниченной власти и возможности подчинить себе всех и каждого, кто хоть раз испробовал эту отраву. Причем особо строптивых не слишком трудно перехитрить — всегда можно подсыпать наркотик незаметно. В конце концов, без еды и питья еще никто не обходился, а для надлежащего эффекта достаточно одной дозы.

Едва Валентин выдал каждому из присутствующих по таблетке, как все трое поспешно их проглотили. Он не упустил случая лишний раз им напомнить о том, кто стал хозяином в древней Резиденции Дезсталкеров. Хорошо еще, что ему хватило учтивости не сопроводить вышесказанное торжественной улыбкой. Валентин взял над ними власть раз и навсегда. Пусть признаваться себе в этом не хотелось, все трое знали это наверняка. С каким бы удовольствием каждый из них прикончил Валентина! Однако осмелиться на это уже не мог никто: умрет он — умрут и они.

— Надеюсь, обед доставил вам удовольствие, — добавил Валентин. — Во всяком случае, сегодня он несколько отличался от обычного.

Сильвестри, Романов и Картакис уставились на объедки, пытаясь понять, на что намекает Валентин.

— Нет, нет, — произнес Валентин, отвечая на немой вопрос, — стал бы я переводить на столь невзыскательных гостей свои особые концентраты! Зато мне пришла в голову отличная идея: угостить вас последним истинно натуральным продуктом плодородной планеты Виримонд. Полагаю, он вам пришелся по вкусу.

Все трое далеко не сразу поняли, что он имеет в виду — на планете уже давно не осталось никакой пиши. Вдруг глаза Сильвестри широко распахнулись, и краска сошла с лица. Инстинктивно он поднес руку ко рту.

— Трупы… жители Виримонда… неужели мы ели мертвечину?

— Именно, — подтвердил Валентин. — Причем с большим аппетитом. А теперь, господа, мне пора. Желаю всем приятного чаепития.

Отвесив сдержанный поклон и не скрывая довольной улыбки, Валентин Вольф вышел из комнаты, чтобы целиком предаться плану, который он готовил для встречи Оуэна Дезсталкера и Хэйзел Д'Арк.

* * *

Замок Дезсталкеров был воздвигнут на огромном гранитном мысе. С трех сторон от него простиралась равнинная местность. Позади находился отвесный берег высотой несколько сотен футов, который заканчивался острыми скалами, безжалостно омываемыми волнами во время прилива. Данное расположение замка служило целям безопасности: во-первых, при таком размещении легче обеспечить его защиту, а во-вторых, врагу трудно проникнуть внутрь. Однако, выбирая место для Резиденции, Оуэн руководствовался совсем иными соображениями: ему просто нравился открывающийся из замка вид, о мерах безопасности он тогда вовсе не думал.

Как никогда не думал о том, что будет пробираться в свой собственный дом, словно взломщик. Поэтому, оказавшись вместе с Хэйзел Д'Арк у входа Резиденции, Дезсталкер остановился, чтобы хорошенько пораскинуть мозгами. О том, чтобы прорываться в замок со стороны фасада, не могло идти и речи. Пусть замковая следящая система им не страшна, так как Лабиринт наделил их особой способностью не регистрироваться сенсорами. Однако от обычного человеческого глаза не убережешься, а убеждений Хэйзел об их неуязвимости Оуэн отнюдь не разделял. Итак, взвесив все «за» и «против», они пришли в выводу, что единственный разумный выход — проникнуть в замок с тыла. Значит, нужно вернуться немного назад и осторожно спуститься к подножию скалы, по которой хлещут бурные волны. Проделав этот путь, Оуэн с Хэйзел наконец оказались перед голой гранитной горой, отвесно вздымающейся на несколько сотен футов вверх.

— Помнится, там наверху жили птички, — глядя на вершину скалы, произнес Оуэн. — Или кто-то, с виду очень на них похожий. Они парили на крыльях ветра, выписывая в воздухе причудливые круги, и издавали такие жалобные звуки, которые невозможно даже себе представить. А теперь их нет. Эти сволочи уничтожили даже несчастных птиц.

— Стало быть, у нас есть еще один повод для мести, — заметила Хэйзел. — Лишний гнев нам совсем не помешает. Особенно сейчас, когда надо разогреть тело, карабкаясь по бесконечной холодной стене.

— Ты права, здесь жутко холодно, — согласился Оуэн. — Я уж даже не мечтаю о том, чтобы когда-нибудь согреться.

Медленно и осторожно он начал взбираться по гранитной скале, а спустя некоторое — время его примеру последовала Хэйзел. Как ни усердствовал вокруг злой ветер, он был не в силах оторвать их от стены, и если чем-то и мог им досадить, то только тем, что заставлял глаза слезиться.

Преодолев первую сотню футов, Оуэн твердо дал себе зарок не оглядываться назад до тех пор, пока они благополучно не завершат восхождение. Какой бы великолепный вид ни открывался со стены, Дезсталкер не имел большой охоты любоваться пейзажами с подобной высоты. И все же взбираться по отвесной скале оказалось совсем нетрудно. Он мог поклясться, что инстинкт помогает находить выступы и уступы для рук и ног там, где их прежде не было, как будто они возникали перед ним исключительно по мере надобности. Уже не в первый раз Оуэн ловил себя на том, что его тело само знает, что делать, и не нуждается в приказах ума. Размышляя об этом во время подъема, Оуэн отмечал в себе все новые и новые умения, которые стали появляться после того, как он прошел Безумный Лабиринт. До чего же он не похож на того Дезсталкера. каким некогда был! Способности возникали и исчезали, и далеко не всегда он подозревал о них заранее, а зачастую обнаруживал их только тогда, когда в них возникала необходимость. Но, сколько бы Оуэн ни размышлял о природе подобных явлений, проникнуть в их суть ему до сих пор не удалось.

Он оглянулся и посмотрел на Хэйзел. Казалось, передвигаться вверх по гладкой стене ей легче, чем мухе по оконному стеклу.

— Я знаю, о чем ты думаешь, — как ни в чем не бывало, сказала Хэйзел.

— Ты вроде бы скалолазанием прежде никогда не занималась, — заметил он. — Или я не прав?

— Нет, сейчас лезу впервые в жизни. Такое впечатление, что ноги и руки действуют совершенно самостоятельно. Как только подумаешь обо всем этом, просто жуть берет. Интересно бы знать, что еще мы с тобой умеем делать такого, о чем пока не подозреваем. Лично я всегда мечтала о полете…

— Не советую пробовать прямо сейчас, — произнес Оуэн. — Скалы, что остались внизу, выглядят не слишком гостеприимно.

— Это точно.

Некоторое время они продолжали восхождение молча. Как ни странно, ни один из них даже не сбился с привычного ритма дыхания.

— Ты никогда не думала обо всем этом? — наконец спросил Оуэн. — Я имею в виду то, что мы теперь умеем делать. Кем мы стали? Ведь мы же не эсперы. По моей просьбе меня обследовали их лучшие специалисты из Подполья. И знаешь, что они сказали? Что не имеют ни малейшего понятия о том, как мне все это удается.

— А я вообще стараюсь об этом не думать, — заявила Хэйзел. — И отношусь ко всему, как к дару судьбы. Благодаря ему мы выжили там, где другие наверняка погибли бы страшной смертью. Нам помогли свергнуть Империю. Так почему мы должны сомневаться? Разве зря говорят, что дареному коню в зубы не смотрят?

— Если кто-то имеет четыре ноги и питается сеном, это еще не означает, что он конь. Эсперы, например, несмотря на все свои возможности, по сути, остаются людьми. Это одна из предпосылок нашего участия в Восстании. Но тем, что произошло с нами, мы обязаны некому вражескому устройству. Кто знает, для чего оно было изобретено. Какого результата с его помощью изначально предполагалось достичь?

— Трансформации, — медленно произнесла Хэйзел. — Оно… сделало нас совершеннее, чем мы были прежде. Такова была его функция. По крайней мере это я точно помню.

— А что значит «совершеннее»? Кто дал этому определение — мы, люди, или те, другие?

— Откуда, черт побери, мне знать? Ведь у нас ты — голова, а мое дело — действовать.

— Понимаешь, Хэйзел, — вздохнул Оуэн, — я устал от вопросов, на которые нет ответов. Или, вернее сказать, от ответов, которые не дают мне спокойно спать. Лабиринт был нашей единственной надеждой пролить свет на это дело. Но его больше нет. Он разрушен. А с ним рухнули и все наши надежды узнать, что именно с нами сделали и зачем.

— Непонятно только, почему это тебя так мучает.

— Потому что меня беспокоит то, чем я могу стать, — сказал Оуэн. — Я с ужасом думаю, что могу потерять свою человечность. Ты никогда не размышляла о том, что в конечном счете мы станем не больше похожи на обыкновенных мужчин и женщин, чем хэйдены, Вампиры или ИРы из Шаба? Не думала, что мы можем так сильно отдалиться от человеческого начала, что позабудем, кем и зачем родились на свет?

— Погоди, Оуэн, — прервала его Хэйзел. — Ты просто сам себя пугаешь. Я по-прежнему верю в то же, что и раньше. По-прежнему люблю и ненавижу то же, что и раньше. Я такая же, как была. С той разницей, что теперь у меня появились способности, благодаря которым гораздо легче добиться цели.

Хэйзел продолжила карабкаться наверх, а за ней последовал и Оуэн.

— Думаю, все не так просто, — наконец произнес он. — Если взять какое-то небольшое изменение, то, конечно, это сущий пустяк. Но если все сложить вместе… Я хочу сказать, что у меня нет ни малейшего представления о том, что такое наша с тобой сила. Как она действует? Зачем нам даются какие-то необычные способности? Мы не властны над своей силой. Она управляет нами, и мы ее пленники.

— Если ты решил и меня запугать, считай, что тебе это почти удалось. Так что давай ставить точку. Наш случай особенный, о нем не пишут в учебниках. Поэтому будем, разбираться во всем по ходу дела. Тем более что выбора у нас все равно нет.

— Опасно применять новое оружие, не проверив его. Могут быть побочные эффекты, о которых мы даже не подозреваем. Вдруг мы растрачиваем наши жизни? Сжигаем будущие годы? Ведь энергия, которая идет на подпитку силы, откуда-то берется. Свеча, которая горит вдвое ярче, сгорает вдвое быстрей. А мы с тобой горим ярче солнца.

— Господи, ты сегодня просто невыносим. С таким настроением впору в петлю лезть! Лично я в полном порядке. И чувствую себя лучше, чем обычно. Кто знает, может, мы стали бессмертными.

— И вот что еще меня беспокоит… Почему Лабиринт наградил нас разными способностями?

— Что же странного? — парировала Хэйзел. — Мы разные люди.

— Да, но… кое-что из того, что мы делаем, очень роднит нас с эсперами. Джек и Руби приобрели способность форсажа. Джиль научился телепортироваться. Я стал владеть тем, что весьма смахивает на телекинез. Но как, черт побери, тебе удается делать то, что ты делаешь? Откуда у тебя во время боя берутся столько не похожих друг на друга Хэйзел?

— Понятия не имею. Я просто их зову, и они приходят. А после того как дело сделано, ни одна из них долго не задерживается. Так что я не успеваю их ни о чем расспросить. Джиль считал, что мои двойники — не кто иной, как я сама, но из других жизненных линий. То есть я могла бы стать каждой из них, сложись обстоятельства иначе.

— Но различные жизненные пути — это всего лишь теория, — заметил Оуэн. — Существование других измерений никем не доказано. Не говоря уже о том, что никому не удавалось войти с ними в контакт. Возможно, все твои «я» — не что иное, как плоды твоего собственного воображения, воплощенные с помощью внутренней силы.

— Ничего подобного, — твердо отмела его предположение Хэйзел. — Я видела некоторых из этих «я» и могу тебя заверить, что не имею столь богатого воображения.

— Да, но…

— Оуэн, я ничего не знаю! И вообще сейчас не время и не место об этом разглагольствовать. Так что сворачивай дискуссию и пошевеливай своей задницей, чтобы мне не пришлось всю дорогу подталкивать ее снизу.

Остаток пути они проделали молча. Гранитная стена завершилась большим круглым отверстием, которое вело к громадным пещерам, располагающимся в основании замка. Когда Оуэн жил в Резиденции, в этих пещерах он держал личные звездолеты и прочие транспортные средства. Если предположить, что Валентин со своими дружками воспользовался этими помещениями подобным же образом, что вполне логично, то проход к ним должен оказаться по-прежнему пустым. К тому же Оуэн знал потайной ход, который от главной пещеры вел прямо в хозяйскую спальню.

— Потайной ход? — переспросила его Хэйзел.

— Ну да. Я им воспользовался, когда мои люди повернулись против меня.

— А кроме тебя о нем больше никто не знает?

— Это семейная тайна. Единственный человек, которому я ее открыл, был Дэвид. Но он унес ее в могилу.

Тихо и осторожно ступив на выступ открывшейся им круглой расщелины в стене, они припали к холодному камню. Обратившись в слух, Оуэн попытался уловить малейшие признаки возможной тревоги. Когда же он удостоверился, что их присутствие осталось незамеченным, то жестом дал Хэйзел понять, что собирается проникнуть внутрь. Она кивнула.

Чтобы успокоить нервы, Оуэн сделал глубокий вдох. Теоретически к запаркованным в пещерах звездолетам может быть приставлена вооруженная охрана. Однако скорее всего ее нет — ни одному нормальному человеку не придет в голову охранять летательную технику в столь недоступном для врага месте. Однако Валентин недооценил Оуэна с Хэйзел, которые в определенном смысле уже не вписывались в рамки обыкновенных людей. Крепко схватившись за край гранитного выступа, Оуэн одним быстрым и легким движением перемахнул через него. Спустя мгновение он уже стоял на ногах, держа наготове бластер и ища глазами мишень.

Вокруг все было тихо. Ничего и никого, кроме стоящих в ряд четырех роскошных яхт и нескольких прочих средств персонального передвижения. Охраны нигде не видно. Крадучись перемещаясь по кафельному полу, дабы не издавать лишнего шума, Оуэн старательно прислушивался к едва слышным звукам. Меж тем уловить мог лишь собственное дыхание. Опустив оружие, он позволил себе немного расслабиться.

— Здесь все чисто, Хэйзел.

Не успел он и глазом моргнуть, как девушка оказалась с ним рядом. Держа бластер в одной руке и гранату — в другой, она подозрительно осматривалась.

— Должен же здесь быть кто-то… Глупо держать столь дорогостоящие корабли без присмотра.

— А кто, собственно говоря, собирается их красть? — резонно осведомился Оуэн. — Кроме Валентина и его частной армии, в живых здесь никого не осталось.

— А как насчет системы безопасности?

— У Оза еще сохранились секретные коды доступа ко всем компьютерам системы безопасности. Как раз сейчас он занимается тем, чтобы не дать им возможности зафиксировать наше появление. Он действует согласно плану, разработанному на парламентской сессии. Так что тебе, Хэйзел, не мешало бы почаще бывать на брифингах.

— Да ну? Разве тебе не нравится мне разъяснять, что к чему? Если я лишу тебя подобного удовольствия, ты мне этого никогда не простишь. — Она медленно сделала полный оборот вокруг своей оси, осмотрев все темные углы и закоулки. — Что-то здесь не так. Будь на моей совести столько мерзостей, сколько накопил на своей Валентин, я бы позаботилась о том, чтобы все входы и выходы тщательно охранялись.

— Он, верно, целиком положился на систему безопасности. Надо сказать, что я установил здесь все по последнему слову науки и техники. К тому же будь у меня обыкновенный звездолет, нам бы ни за что не удалось пройти мимо липовых спутников Валентина.

— Я об этом уже думала, — заметила Хэйзел. — А что, если от них поступил сигнал о том, что они открыли по нам огонь?

— Думаешь, о нашем прибытии уже известно Валентину? Вряд ли. Скорей всего он решил, что после столь бешеной спутниковой атаки наш звездолет вышел из строя и сгорел в плотных слоях атмосферы.

— Возможно, именно так и мыслил бы нормальный человек. Но когда имеешь дело с таким типом, как Валентин Вольф, предугадать ничего нельзя. Он параноик. Сущий дьявол во плоти. И мозги у него работают совсем не так, как у остальных.

— Хэйзел, положись на меня. Это мой дом. И я знаю, что делаю. А теперь, во избежание всяких нелепых случайностей, убери, пожалуйста, свое оружие, пока оно не наделало лишнего шума. Я хотел бы здесь все осмотреть.

— А что тут смотреть, — заявила Хэйзел. — Пещера как пещера.

— Это лишь одна из нескольких пещер, — заметил Оуэн. — Мы держали в остальных пещерах разные ненужные вещи. Когда Семья долго живет на одном месте, ты не представляешь, как много накапливается всякого хлама. И, конечно, выбросить его не подымается рука — чего доброго, прослывешь у потомков варваром. А кто может сказать, что со временем та или другая вещица вновь не войдет в моду? Или не пригодится?.. Все они аккуратно перечислены в каталоге. Но он теперь неизвестно где. Дэвид собирался провести генеральную чистку дома, но, думаю, вряд ли успел это сделать. Так или иначе, я буду чувствовать себя спокойнее, если лично проверю здесь все. Не люблю сюрпризов.

Оуэн отправился к дальней стене пещеры. Наскоро обведя глазами гладкий потолок, Хэйзел устремилась за ним вслед. Она старалась держаться подальше от космолетов, так как они могли быть снабжены сигнализацией, срабатывающей на определенном расстоянии.

Однако Оуэн продвинулся не слишком далеко — вход во вторую пещеру преграждало мерцающее силовое поле. Он резко остановился. По его напряженной позе Хэйзел заподозрила что-то неладное и, держа на изготовку оружие, быстро поравнялась со своим спутником. За прозрачным силовым полем ей предстала столь ужасающая картина, что при виде ее у девушки невольно вырвался стон. Снизу доверху пещера была набита трупами жителей Виримонда. Они лежали не на столах или плитах, не в каком-то благопристойном порядке, а были свалены как попало, будто бревна. Судя по показаниям датчика на стене, морозильное устройство поддерживало в пещере температуру около нуля по Кельвину. На Оуэна с Хэйзел смотрели мертвые лица — замороженные глазницы, казалось, сияли едва ли не живым человеческим блеском.

— Итак, — наконец произнес Оуэн, — по крайней мере теперь мы знаем, что они сделали с телами.

— Оуэн…

— Не надо. Я хочу проверить остальные пещеры.

Исследуя одну пещеру за другой, они обнаружили, что те также до отказа заполнены замороженными трупами. Оуэн пытался прикинуть, сколько там находится тел, но сделать это из-за больших размеров помещений ему не удалось. Число мертвых было чересчур велико. Перед входом в последнюю пещеру он остановился. Казалось, силы в один миг покинули его.

— У меня такое чувство, будто я должен что-то сделать… Только вот что? Это мои люди. Они остались моими, даже несмотря на то что умерли.

От беспомощности он крепко стиснул кулаки. Чтобы выразить свое сочувствие, Хэйзел подошла к нему ближе, надеясь как-то облегчить его состояние.

— Полагаю, для тебя это мало что значит, — промолвил Оуэн. — В конце концов, ты и не такое видала, занимаясь охотой за клонами.

— Я никогда не видела трупов, — призналась Хэйзел. — Правда, у меня бывают ночные кошмары. Как думаешь, зачем эти трупы Валентину?

— Не знаю. От этого выродка можно ждать чего угодно.

В словах Оуэна сквозили холод, горечь и гнев, как он ни старался их в себе подавить. Ощутив его состояние, Хэйзел содрогнулась. Какое-то время она не решалась заговорить.

— Вольф сумасшедший, но на всякого безумца всегда можно найти управу, — после некоторого молчания произнесла она. — Наверняка он не зря заморозил тела. Думаю, на то у него была причина.

— Именно это меня больше всего беспокоит. — Разжав наконец кулаки, Оуэн сделал глубокий вдох и немного расслабился. — Когда доберемся до подонка, я заставлю его мне ответить. А если ответы мне не понравятся, то придется освежить его память. Я буду лупить эту сволочь головой об стенку до тех пор, пока у него мозги из ушей не полезут.

— Отлично. Именно так мы и будем действовать, — кивнула Хэйзел.

Оуэн прошествовал к задней стене пещеры, используемой для парковки звездолетов, и открыл потайную дверь. Взору открылся узкий каменный коридор, постепенно поднимающийся вверх. Внутрь туннеля проникал тусклый свет.

— Отсюда мы выйдем к другой потайной двери, за которой некогда располагалась моя личная спальня, — сказал Оуэн. — А оттуда сможем попасть в любое место замка. Итак, Хэйзел, держи наготове меч, автомат оставь в покое. Услышав стрельбу, охранники набегут со всех сторон. А я вовсе не хочу войны. Мне нужен только Валентин.

В другое время Хэйзел не упустила бы случая отчитать Оуэна — любому понятно, что можно делать при данных обстоятельствах, а чего нельзя. Однако разговоры могли его отвлечь, поэтому она решила промолчать. Проскользнув вслед за Оуэном в туннель, Хэйзел закрыла за собой дверь. В тишине, которая царила внутри, их шаги казались громовыми. Неожиданно Оуэн остановился и стал вертеть головой по сторонам.

— В чем дело? — тихо спросила она.

— Здесь что-то не так, — ответил Оуэн.

— Я ничего не вижу.

— Я тоже. Но я чувствую. А ты?

Хэйзел сосредоточилась, пытаясь задействовать все доступные ей отделы мозга. Вдруг Оуэн резко сбил ее с ног. Рухнув на пол, Хэйзел затаила дыхание. Через мгновение упал наземь и сам Оуэн. Едва он успел рукой придавить Хэйзел к полу, как пространство туннеля прорезал шквал лучевых зарядов. По всей видимости, оружейные порты были установлены повсюду, потому что огонь велся со всех сторон. Не успей Оуэн с Хэйзел вовремя принять горизонтальное положение, от них бы осталась горка мяса и лужица крови.

— Хорошенький же у тебя потайной ход, — прошептала Хэйзел, стараясь как можно плотнее прижаться к твердому каменному полу.

— Должно быть, они пытали Дэвида перед смертью, и он им признался, — сказал Оуэн. — Давай постараемся отползти назад, к двери.

— Еще чего! — возмутилась Хэйзел. — Ползать — не в моих правилах. Подождем, пока кончатся заряды. Пока оружие будет перезаряжаться, мы как раз успеем добежать.

— Во-первых, оружейные установки перезаряжаются по очереди, поэтому прекращения огня нам скорее всего не дождаться. А во-вторых, угол прицела у них постепенно уменьшается. Так что хватит спорить — ползем к выходу.

Они повернули назад и на четвереньках принялись быстро — насколько это было возможно — пробираться к двери. Казалось, лучевые заряды вот-вот резанут по их спинам. Они неслись прямо над головами, постепенно снижаясь и наполняя туннель запахом ионизированного воздуха. Оуэн, как ни старался, не мог прибавить скорости — мешала одежда, которая под ним сминалась и тормозила движение. Но еще труднее приходилось Хэйзел, которая, помимо всего прочего, шаркала по полу своим арсеналом. Вспомнив об этом, Оуэн обернулся. Как раз в этот момент проносившийся мимо лучевой заряд скользнул ей по плечу. Ткань рукава вмиг испарилась, на обнаженном участке кожи появился изрядный ожог, пошел запах паленого мяса. Хэйзел скривилась от боли, но, не издав ни звука, продолжала двигаться дальше.

Собрав всю свою силу, Оуэн стал еще быстрее перебирать конечностями, наконец, добравшись до конца туннеля, вскочил на ноги и толкнул дверь. Но та не поддалась. Тогда он навалился на нее всем телом… Стальная махина осталась неподвижна. Вскипев от ярости, Оуэн подпрыгнул в воздух и ударом ноги сбил ее с петель. Тяжелая дверь с шумом рухнула. Оуэн вновь посмотрел на Хэйзел. Та подняла голову, пытаясь узнать, что произвело столь сильный грохот. Как раз в этот самый момент Оуэн увидел, как очередной лучевой заряд мчится прямо ей в лоб.

Казалось, для Оуэна время замедлило свой ход. Он видел, как медленно ползет энергетический луч по воздуху. Видел, как тот приближается к голове Хэйзел. И, протянув свою золотую руку вперед, он поместил ее между лучом и Хэйзел. Искусное творение хэйденов блестяще справилось с задачей — заряд отразился от руки. Произвел этот жест Оуэн не задумываясь и с таким видом, будто ничего проще в своей жизни не делал. Когда опасность миновала, время вновь пошло обычным ходом. Схватив за руку Хэйзел, Оуэн опрометью бросился прочь из туннеля в большую пещеру. Не заботясь о шуме, они кубарем выкатились наружу и, прежде чем упасть наземь, пробежали еще несколько шагов — для пущей безопасности лучше держаться от проклятого коридора как можно дальше. Какое-то время они лежали молча, стараясь отдышаться.

— Ну что? — произнес Оуэн. — Ты и теперь будешь считать нас неуязвимыми?

— О, заткнись, Дезсталкер. Ты всегда до отвращения прав!.. — Она подняла раненую руку и, слегка скривив губы от боли, исследовала ожог. — Плохо. Но скоро заживет. Спасибо, что меня спас.

— Пустяки, — ответил Оуэн.

— Но ты меня просто поразил, — взглянув на искусственную руку Дезсталкера, начала она. — Всякий лучевой заряд вмиг расплавляет стальное покрытие, а от твоего золотого протеза он отскочил, как от стенки.

— Хэйдены знают свое дело. — Оуэн несколько застенчиво пошевелил металлическими пальцами. — Сейчас мне следовало бы сидеть с учеными и изучать, как сделана эта штуковина. Но вечно не хватает времени. То и дело приходится куда-то спешить, зачем-то нестись. Верно, такова уж участь героя Восстания.

— И охотника за преступниками.

— Вот именно. Кстати о преступниках — у меня есть еще одна идея, как добраться до нашего дорогого Валентина.

— Выкладывай. Правда, твоя последняя идея не слишком мне пришлась по вкусу. В ней было мало жару.

— Пожалуй, то, что я хочу предложить, тоже вряд ли тебе понравится. Но здесь нам оставаться нельзя. Раз сработала оружейная система, то почти наверняка были приведены в действие все сигналы тревоги. Поэтому с минуты на минуту тут появятся охранники. Тьма вооруженных до зубов охранников.

— Вот и отлично. Пусть явятся, — ответила Хэйзел. — Пусть заявятся все до единого. Я хоть смогу немного развеяться. А то последнее время сплошные разочарования.

— И все же тебе опять придется пропустить развлечение. Если мы с тобой начнем с ними разбираться, Валентин с дружками успеет отсюда улизнуть. А я скорее разнесу весь замок в пух и прах, чем позволю ему уйти. На этот раз Валентину придется ответить за свои преступления. Ответить кровью.

— Ну, ты молодец! Всегда знаешь, чем меня завлечь, — сказала Хэйзел. — Ладно, будь по-твоему, Дезсталкер. Я, конечно, потом пожалею, но все же рискну спросить… Так в чем на этот раз заключается твой расчудесный план?

— Есть еще один потайной ход. Тот, о котором я не сказал Давиду. Дезсталкер никогда не выкладывает свои секреты до конца, кое-что следует припасти на черный день.

— Тут есть какой-то подвох, — воскликнула Хэйзел. — Уверена, что здесь что-то не так.

— Да. Вход в потайной коридор находится в конце первой пещеры. С левой стороны. Поэтому, чтобы попасть туда, нам придется каким-то образом преодолеть груду трупов.

— Хорошенькое дельце, нечего сказать. И как, скажи на милость, ты себе это представляешь? Выволакивать тела по одному, чтобы расчистить путь?

— Нет. Слишком долго. Не успеем мы начать, как сюда нагрянет стража. Нам придется пробираться сквозь трупы ползком. Во всяком случае, другого выхода нет.

— Ни за что! — решительно заявила Хэйзел.

— Хэйзел…

— Ты что, спятил? Ты хоть понимаешь, о чем говоришь? Прокладывать себе дорогу по трупам! На четвереньках ползти по мертвым телам! Нет, Оуэн, этого вынести я не смогу! Я лучше останусь и буду сражаться.

— Хочешь пасть смертью храбрых?

— И не подумаю!

— Но ты же работала в лаборатории клонирования!

— Да, но собиралась с этим покончить еще до того, как встретила тебя. Я не могу этого сделать, Оуэн. Там жуткий холод.

— Ничего, Хэйзел, выдержим. Зато ни одному охраннику даже в голову не придет искать нас среди трупов.

— Потому что только псих способен на такое. Пойми, Оуэн, я не могу. Просто не могу. Это все равно что залезть в морозилку лаборатории клонирования, которая набита расчлененными трупами. Как представлю, меня оторопь берет! Сущий кошмар! Сродни тем, что мне снятся по ночам.

— Нет, это не одно и то же. Потому что здесь с тобой рядом буду я. Ты должна это сделать, Хэйзел. Один я без тебя не справлюсь.

— До чего же ты хитрая бестия, Дезсталкер! Вечно ведешь со мной свою грязную игру. А я, как всегда, клюю на твою удочку. — Хэйзел сделала глубокий, прерывистый вдох и медленно выдохнула. — Ладно. Давай начнем. Пока я до конца не поняла, куда ввязалась, и не послала тебя к чертям собачьим.

— Иди за мной. Я покажу дорогу.

— Попробуй только заблудиться!

Оуэн взял курс к пещере, краем глаза наблюдая за Хэйзел. Та шла с каменным лицом, устремив взгляд вперед, словно перепуганный насмерть ребенок. Никогда прежде Оуэн не видел Хэйзел в таком состоянии. Не видел в ней столь откровенного страха.

— Выходит, — начал подбирать нужные слова Оуэн, — ты в самом деле подумывала уйти из лаборатории клонирования.

— Ну да, — согласилась Хэйзел, — слишком жуткая работенка за такие жалкие деньги.

— Какой же я глупец! Уж было решил, что дело каким-то боком касается нравственности.

— Я бы попросила в моем присутствии не выражаться, Дезсталкер.

Они остановились у входа в пещеру. За мерцающим силовым полем на них смотрели мертвые лица.

— Черт возьми, кое-кто за это поплатится.

— Прибереги свое настроение для поднятия бойцовского духа, который очень скоро пригодится. На той стороне коридора нас ждет встреча с личной армией Валентина.

— Нашел, чем меня испугать, — фыркнула Хэйзел. — К численному перевесу противника я уж давно привыкла. Ладно, Дезсталкер, кончай разглагольствовать, открывай чертову дверь. Ты ведь сможешь это сделать?

— Сейчас попробую.

Оуэн внимательно обследовал силовое поле, после чего запросил ИРа:

— Оз, у тебя сохранились отмены команд, установленных в моей Резиденции?

— Разумеется. Все коды отмены команд для всех систем замка. В том числе и тех, которые были к ним присоединены после того, как мы отсюда уехали. Если, конечно, Дэвид или Валентин со своими дружками их не заменили.

— Вряд ли. Дэвиду это было ни к чему, а Валентину скорее всего не хватило времени. Давай, Оз. Попытайся изолировать эту систему. Сними с входа в пещеру силовое поле. А после того как * мы в нее войдем, верни все на место. Причем так, чтобы не сработал ни один сигнал тревоги.

— Скромные же у тебя запросы, Оуэн, — проворчал Оз. — Тебе еще крупно повезло, что у меня мозг суперсовременного образца. Что бы ты делал, не умей я сотворить обыкновенного чуда? Но, прежде чем я к нему приступлю, должен обратить твое внимание на то, что к морозильным установкам пещеры у меня доступа нет. Они были установлены изолированно от остальных систем. А температура в пещере, в которую ты собираешься проникнуть, близка к абсолютному нулю. Чтобы ты мог себе представить, это все равно что открыть люк и ступить в открытый космос. На твоем месте я бы этого делать не стал. Человек здесь на удивление скоро превратится в безжизненную глыбу льда — если, конечно, не успеет прежде умереть от шока.

— Мы с Хэйзел уже не люди — мы способны на большее. И много раз могли в том убедиться. Открывай пещеру.

Раздался резкий щелчок, подача энергии прекратилась, и силовое поле исчезло. Вырвавшийся из пещеры морозный воздух, будто густой туман, стал заволакивать все вокруг. Оуэна с Хэйзел окатил лютый холод, и они невольно отшатнулись. Ни запаха, ни признаков смерти или разложения не ощущалось — в пещере было чересчур холодно.

Оуэн и Хэйзел нерешительно стали двигаться вперед. При каждом вдохе холодный воздух, проникая в легкие, вызывал жгучую боль. Ближе всех к ним оказался труп женщины, одетой как крестьянка. На теле у нее зияли обуглившиеся и почерневшие раны от энергетического оружия. Лицо превратилось в сущее месиво; половины его, по существу, не было. Оуэн в нерешительности протянул к ней дрожащую руку, которая тряслась отнюдь не от холода.

— Если она настолько холодна, насколько я думаю, то, коснувшись тела, ты тотчас обморозишь руку, — заметила Хэйзел.

— Мне казалось, что я испытал все на свете, повидал столько смертей и страданий, что пережить подобное ничего не стоит… Я был не прав.

— Если умрут чувства, — произнесла Хэйзел, — значит, умерла какая-то часть тебя — та, которая делала тебя человеком. Но, как бы дурно тебе ни было, ты ведь не собираешься отступать?

— Конечно, нет. Я должен это сделать. Он уничтожил мой мир.

Достав бластер, Оуэн нацелил его на груду мертвых тел и выстрелил. Энергетический луч прорвался сквозь замороженные трупы, прорезав туннель шириной добрых три фута. Казалось, гигантский червь, преследуя непонятную и страшную цель, проел нору в куче мертвецов. Убрав оружие на место, Оуэн повернулся к Хэйзел.

— Проберемся немного вперед по туннелю, после чего ты прикроешь вход в него телами, дабы замести следы. Я пробурил достаточный проход, чтобы добраться до другой стороны пещеры.

Хэйзел на мгновение задержала на нем взгляд.

— Тебя ничто не может остановить, так, Дезсталкер?

— Да. Я знаю, для тебя это трудно, Хэйзел. Но, видишь ли… ты мне нужна. Сделай это для меня.

— Хорошо. Только ради тебя. Потом будешь у меня в неоплатном долгу. — Она сердито взглянула на туннель. — Однако уже темнеет… Если мы окажемся внутри, то как узнаем, в каком направлении двигаться?

— Я знаю, где находится потайная дверь, — заверил Оуэн, — и могу нащупать ее вслепую. Следуй за мной и не волнуйся. Уверяю тебя, здесь мы с тобой ни за что не заблудимся. Пошли.

Отвернувшись, Дезсталкер решительно ступил в усыпальницу мертвых. Мертвящий холод резанул его с остротой ножа. Оуэн так сильно задрожал, что громко застучали зубы. Когда морозный воздух проник в глотку и легкие, ему показалось, будто он проглотил лезвие бритвы. Ресницы и брови вмиг покрылись инеем. Мороз прихватил жидкость глазного яблока, и глаза тотчас заломило от боли. Стиснув зубы, Оуэн отчаянно заморгал и, опустившись на колени, собрался войти в проделанный им коридор. Несмотря на то что бластер был выставлен на максимальную ширину рассеивания, туннель получился узким и пробираться по нему можно было лишь на четвереньках. Во время движения раздавался неприятный гулкий звук, словно под ним были не мертвые тела, а твердый бетон. Прорезав их с аккуратностью хирургического ножа, луч бластера обнажил внутренности, цвет которых был преимущественно серым, с небольшой примесью розового и фиолетового — от дикого холода померкла даже естественная окраска.

Оуэн неустанно пробирался вперед. Человеческая плоть оказалась столь ледяной, что, касаясь ее, он обжигал руки. Инстинкт требовал немедленно убираться вон, однако Оуэн решительно отказывался его слушать. Еще крепче стиснув зубы, он полз дальше и дальше. Руки всякий раз примерзали к обледеневшим трупам, и ему приходилось прилагать немалую силу, чтобы отодрать их, зачастую вместе с кусками собственной плоти. Никакой боли Оуэн не чувствовал и знал: рано или поздно раны непременно затянутся. К тому же чем больше охлаждалась его кожа, тем меньше прилипали руки. Тело уже довольно неплохо адаптировалось к ужасному холоду, а температура его снизилась до уровня, при котором любое другое живое существо не смогло бы остаться в живых. Глаза Оуэна широко распахнулись и застыли в одном положении. Но, как ни странно, он перестал дрожать, а при дыхании из носа больше не шел пар. Оуэн пробирался все глубже и глубже в царство мертвых и чем дальше углублялся в туннель, тем темнее становилось вокруг.

Он слышал, как за ним ползет Хэйзел, однако когда он с хрипом выдавил из себя ее имя, ответа не последовало. По всей вероятности, от холода у нее свело голосовые связки. Так или иначе, обернуться и узнать, все ли в порядке, Оуэн все равно не мог — туннель был слишком узок. И ему ничего не оставалось, кроме как Держать курс к потайной двери.

Внутри стало совершенно темно. Последние отблески света из главной пещеры и лучи, исходящие от силового поля, давно уже перестали освещать путь, и путники погрузились в беспросветный мрак. Слышались лишь хруст и треск трупов, которые Оуэн передвигал с места на место. Казалось, мертвее, возмущенные присутствием среди них живых, зашевелились. Тому, что вокруг ничего не видно, Оуэн был только рад. При мысли о том, что какой-нибудь мертвец вдруг откроет глаза, его охватывал дикий ужас. Случись такое на самом деле, он, пожалуй, тронулся бы рассудком. Есть такие вещи, от которых любой нормальный человек сойдет с ума. Почти уверив себя в том, что из темноты может появиться чья-то мертвая кисть и схватить его за руку или ногу, Оуэн постоянно оставался настороже.

Ему казалось, что мертвые тела давят сверху все сильнее и сильнее. И чем больше он об этом думал, тем больше его охватывала клаустрофобия. Оуэн уже стал сомневаться, что выбрал правильный курс. А если он сбился с пути? В кромешной тьме, царящей вокруг, невозможно отличить одно направление от другого. Вдруг они с Хэйзел, окончательно заблудившись в царстве мертвых, просто ползут по кругу? Ему казалось, что ужасное путешествие слишком затянулось. Казалось, он навечно угодил в ловушку и теперь погребен в аду. Уже давно пора добраться до потайной двери… Но он здесь не один, рядом Хэйзел — эта мысль согревала ему душу и придавала силы двигаться дальше.

Время от времени Оуэн резко останавливался, цепляясь за чьи-то скрюченные пальцы. Они были твердыми, как металл, и он, нащупывая их вслепую, порой был вынужден их ломать. Несмотря на то что из-за непроглядной темноты Оуэн не видел тела погибших, он представлял себе, насколько они обезображены. Позы явственно свидетельствовали о мучительной смерти, которую приняли жители Виримонда, отчаянно сражавшиеся против захватчиков. Мысли о том, что претерпели его люди, всколыхнули в душе Оуэна очередную волну гнева, которая подогрела его изнутри и прибавила скорости движениям.

Наконец он добрался до дальней стенки пещеры, и его руки уперлись в твердый металл. Из-за холода он медленно соображал и не сразу понял, что достиг желанной цели. Мысли в голове текли вяло, но когда осознание наконец вернулось к нему, Оуэн позвал Оза и попросил его открыть потайную дверь.

Бесшумно скользнув в сторону, стенная панель отворилась. В лицо ударил яркий свет, ослепив замороженные и потому не закрывающиеся глаза. От боли и радости из груди у Оуэна вырвался победный крик, который больше походил на хриплое карканье вороны. Он выкарабкался в коридор и тотчас рухнул на пол без сил. Тепло окутало его тело, повалил пар.

Вырвавшийся из камеры мертвых холодный воздух застилал пространство коридора густым туманом. Пока Оуэн беспомощно лежал на полу, внутри его организма творилось нечто невообразимое. Извивавшийся в теле холод, прежде чем сдать свои позиции, решил над ним вдоволь поиздеваться. Оуэну казалось, что внутри орудуют тысячи кинжалов. Однако где-то в глубине еще тлели угли гнева и, дюйм за дюймом растапливая лютый лед, возвращали телу жизнь. Первыми зашевелились пальцы. Сгибаясь и разгибаясь, они хрустели, словно сухие ветки под ногами. Когда тепло проникло в одеревеневшие мышцы, тело, медленно пульсируя, стало постепенно обмякать и расслабляться. С каждой минутой боль становилась все чудовищней, но Оуэн был ей рад — после долгого пребывания в царстве мертвых к нему возвращалась жизнь.

Заставив себя подняться на ноги, Оуэн стал искать глазами Хэйзел. Только тогда до него дошло, что она не выбралась из туннеля вслед за ним, а все еще остается внутри, среди мертвецов. С трудом передвигая ноги, каждое движение которых сопровождалось громким треском, Оуэн направился обратно к двери. Позвал Хэйзел по имени… Никто не откликнулся. Яростно отбиваясь от наседающего тумана, он попытался вглядеться в темноту туннеля, однако и тут его постигла неудача — глаза оказались не способны что-либо разглядеть. Он вновь выкрикнул ее имя, но его голос вмиг поглотили холод и мрак. Тогда Оуэн обратился к своему подсознанию, пытаясь установить с Хэйзел ментальную связь, но та ускользала от него. Вероятно, из-за того, что ею давно не пользовались, связь оказалась ослабленной. Как он мог оставить Хэйзел одну в холоде и мраке, в этом царстве смерти? Нужно во что бы то ни стало отправиться обратно в туннель и спасти Хэйзел.

Что-то внутри него восставало против этого решения. Вернуться в туннель он почему-то не мог. Не мог и все. Холод и мрак, равно как весь прочий ужас, едва не лишили его жизни. Только сумасшедший стал бы испытывать судьбу дважды. Но чем больше он об этом думал, тем больше понимал, что бросить Хэйзел на произвол судьбы тоже не может. Он должен вновь погрузиться в кромешный ад. Другого выхода нет. Ей требовалась помощь.

Сделав глубокий вдох, Оуэн окунул голову по плечи в морозный воздух туннеля. Тот принял его в свои неприветливые объятия, словно давно знакомый враг. Однако все эти ощущения прошли мимо сознания Оуэна, так как оно целиком было поглощено мыслями о Хэйзел. Ему стоило большого труда заставить себя ползти через адский туннель во второй раз. Но он полз и полз, одержимый единственной целью. Вдруг чья-то рука больно схватила его за кисть. Дыхание перехватило. На мгновение ему почудилось, что со всех сторон его окружили мертвые и что он угодил в их холодный ад, дабы остаться там навсегда… Когда же он понял, что ледяная рука принадлежит Хэйзел, сердце радостно забилось у него в груди.

Оуэн попытался приободрить девушку словами; но вместо этого из горла у него вырвались лишь хриплые звуки. Схватив Хэйзел за руку, он рванулся что было сил к двери и вскоре выволок ее в коридор, где царили тепло и свет. Девушка пыталась помогать ему руками и ногами, но была способна совершать лишь жалкие подергивания. Когда же она наконец рухнула на теплый пол, то по звуку казалось, что упало бревно. Веки у Хэйзел смерзлись и потому не открывались, зубы были намертво стиснуты, на лице застыло выражение злости и вызова.

Став на колени, Оуэн принялся растирать девушке руки — просто ради того, чтобы что-то делать. Холод начал покидать тело Хэйзел. Недавно пережив то же самое, Оуэн знал, что она чувствует, и пытался ей чем-то помочь. От ее задеревеневшей одежды вздымался густой пар. Под действием теплого воздуха покрывавший волосы иней быстро таял и испарялся. Однако сковавший тело холод отступал медленно, дюйм за дюймом. Бормоча имя Дезсталкера, Хэйзел очнулась и увидела, что он нянчится с ней, как с ребенком.

Приподнявшись, она оттолкнула Оуэна. Теперь он знал наверняка: девушка окончательно пришла в себя. Медленно покачав головой, Хэйзел попыталась собраться с мыслями. По всей видимости, в голове у нее творилась сущая неразбериха.

— Я заблудилась. Туннель шел по прямой, а я… сбилась с пути. И осталась одна в кромешном мраке. Среди мертвецов. Потом за мной пришел ты. — Она обняла себя руками и сильно задрожала. — Такое чувство, что я никогда не смогу согреться. Могильный холод будет преследовать меня до конца дней.

— Это пройдет, — успокоил ее Оуэн.

— Да, конечно. Мы уже не люди — мы больше, чем люди. Кажется, так ты говорил? У нас нет человеческих страхов и… слабостей.

— Хэйзел…

— Со мной все в порядке. Правда.

— Не сомневаюсь.

Помогая друг другу, они встали на ноги. По просьбе Оуэна Оз закрыл потайную дверь, преградив морозному воздуху путь в коридор. Туман постепенно рассеялся. Оуэн огляделся, пытаясь узнать обстановку некогда принадлежащего ему дома. Много воды утекло с тех времен, как он был здесь в последний раз.

— Итак, Дезсталкер, — начала Хэйзел, — в какую сторону нам теперь двигаться?

— Погоди минуту, — отозвался Оуэн, — я что-то запамятовал…

— Ну, давай же, шевели мозгами. Ведь это твой замок, твоя Резиденция.

— Да, конечно. Но, видишь ли, замок очень большой. И так далеко я никогда не забирался. Наведываться в подсобные помещения мне не было никакой нужды. Для этого у меня хватало слуг.

— Типичный образ жизни никчемных богачей. Теперь понятно, почему тебя вышвырнули отсюда твои же люди.

— Это не они меня вышвырнули. За мной охотилась верховная власть, которая действовала согласно так называемому стратегическому военному плану.

— Ладно. Послушай, уж не хочешь ли ты сказать, что заблудился?

— Вниз по коридору и направо, — подсказал Оуэну голос Оза. — Оттуда ты попадешь прямо в новую лабораторию Валентина.

— Разумеется, нет, — приободрился Оуэн. — Сейчас мы пойдем прямо, затем повернем направо. Так мы попадем в лабораторию Валентина. Если повезет, то ты там сможешь всласть кого-нибудь попытать.

— Не ценишь ты старину ИРа, — заметил Оз, когда Оуэн с Хэйзел двинулись вперед по коридору. — Совершенно не ценишь.

— Откуда ты узнал, что там находятся лаборатории Валентина? — поинтересовался Оуэн, стараясь говорить как можно тише, чтобы не слышала Хэйзел.

— Я неплохо обучен логически мыслить, — ответил Оз. — Чтобы разместить новое оборудование, которое якобы имеется у Валентина, нужно много свободного места. А эта комната для него — как раз то, что надо.

— Что бы я без тебя делал, Оз?

— Страшно подумать, — откликнулся тот. — Теперь держи ухо востро. Здесь в любой момент тебя может поджидать встреча с охранниками.

Оуэн передал его слова Хэйзел, и они прибавили шагу. Вынужденное напряжение мышц невольно подогрело их тела и помогло стряхнуть последние остатки холода. Оуэн почти целиком оправился от пребывания в камере смертников; Хэйзел, вероятно, тоже. По крайней мере, бросив на нее мельком взгляд, он заметил, что она стала больше внимания уделять окружающей обстановке. А увидеть внутреннее убранство замка в самом деле стоило. По стенам были развешаны гобелены, портреты и голограммы, отображавшие те или иные эпизоды из долгой истории Клана Дезсталкеров. Более важные события, запечатленные на дорогих настенных полотнах и коврах, украшали верхние этажи здания — там их всегда можно было представить гостям из аристократического круга. Одна мысль о том, что Валентин мог с ними сделать, повергла Оуэна в мрачное состояние духа. Покуражиться над семейным достоянием Дезсталкеров такому выродку, как Валентин Вольф, доставило бы немалое удовольствие. К примеру, он мог собрать все в кучу и сжечь — просто ради удовольствия повеселиться и поплясать вокруг костра. Явственно представив себе эту картину, Оуэн невольно ускорил шаг. Она породила в нем очередную волну ярости, хотя и менее значительную по сравнению с тем гневом, который он и без того питал к Валентину. Меж тем Оуэн крепко держал свои эмоции в узде, дабы они не мешали ему исполнить ответственную миссию и в то же время были наготове в тот момент, когда ему придется встретиться с кровным врагом лицом к лицу.

Вот тогда для Валентина наступит час расплаты.

Следуя в указанном Озом направлении, Оуэн с Хэйзел неожиданно остановились. Путь им преградила стальная дверь чисто функциональной конструкции, которая явно не вписывалась в старинный интерьер. Она оказалась заперта. Хэйзел тотчас припала к ней и принялась с нескрываемой жадностью изучать замок. Хэйзел с замками были давними друзьями. Или врагами — все зависит от того, как на это посмотреть. Оуэн приложил к двери ухо и внимательно прислушался. Спустя минуту он попытался поработать с встроенным в нее механизмом, но вдруг услышал шипение выходящего под давлением газа. Оуэн выпрямился и задумчиво нахмурил брови. В его Резиденции не было ничего такого, что могло бы издать подобный звук. Никакого оборудования не устанавливал там и Дэвид. Что же еще припас для них Вольф? Какие еще ужасы поджидают их в некогда принадлежавшем Дезсталкеру доме?

Оуэн посмотрел на Хэйзел, которая никак не могла оторваться от замка.

— Ну что, получается?

— Дело дрянь. Без моих инструментов здесь можно провозиться добрых полчаса. А то и больше.

— Слишком долго, — категорично заявил Оуэн.

— Знаю! — ответила Хэйзел. Она выпрямилась и бросила на дверь сердитый взгляд. — В конце концов, мы можем прострелить замок.

— Слишком шумно. Не говоря уже о том, что это скорее всего приведет в действие сигнал тревоги.

— Ну хорошо, — теряя терпение, произнесла Хэйзел. — Что ты предлагаешь?

Улыбнувшись ей, Оуэн сделал шаг вперед и резким движением ноги долбанул по двери. Замок разлетелся на части, в дверной коробке образовалась глубокая вмятина, и дверь, сорвавшись с петель, плюхнулась на пол, издав при этом довольно громкий звук. Хэйзел взглянула на Оуэна.

— Ну, ты даешь!

Держа оружие наготове, они переступили порог комнаты и оказались в лаборатории. Никто их там не поджидал. Единственным обитателем комнаты оказался лаборант, одетый в грязный комбинезон и соединенный встроенным в затылок кабелем с компьютерным устройством. Он сидел, уставившись в экран монитора. Оуэн с Хэйзел опустили бластеры. Парень был настолько погружен в свой собственный мир, что, даже если бы они его подстрелили, он бы этого не заметил.

Это довольно большое помещение в свое время использовалось как винный погреб. Теперь же здесь едва ли не до потолка громоздились какие-то непонятные устройства, по особым признакам объединенные в несколько групп. Ни одно из них особым изяществом не отличалось. Напротив, все механические агрегаты были довольно грубой конструкции; предназначались станки для раздавливания, перемалывания и сортировки поступающего в них сырья. Чтобы проследить путь движения материалов, Оуэн обвел взглядом комнату. Сырье подавалось по трубопроводу. Начинался процесс в наиболее крупных станках, прикрепленных скобами к стенам и соединенных между собой множеством цветных проводов. Оттуда содержимое трубопровода поставлялось в сложную фильтрующую систему, которая, в свою очередь, сливала продукцию в контейнеры. Все остальное оборудование работало непосредственно от компьютерного управления.

Оуэн взглянул на Хэйзел, та в ответ пожала плечами. Для него этого было достаточно. Так бывает, когда один в чем-то сомневается и спрашивает совета у другого. Только в данном случае Оуэн с Хэйзел поняли друг друга без слов.

Оуэн устремился к лаборанту, который, не чуя беды, продолжал общаться с компьютером. Дезсталкер вырвал у него из затылка кабель, развернул к себе стул и приставил дуло бластера ко лбу лаборанта. Тот не сразу понял, в чем дело, и в глазах у него запечатлелось откровенное недоумение. Когда же он увидел Оуэна, выражение лица у парня стало на редкость жалким. Хэйзел подошла к бедняге с другой стороны и для острастки одарила его грозным взглядом, от которого тот едва не намочил штаны. В какой-то момент Оуэн ощутил себя злодеем, мучающим невинного щенка, но быстро подавил в себе это чувство. Парень принадлежал к людям Валентина, а значит, был виновен.

— Привет, — произнес Дезсталкер отнюдь не доброжелательным тоном. — Слушай меня. Я Оуэн Дезсталкер. А тот кошмар во плоти — Хэйзел Д'Арк. Ты по уши в дерьме, парень. Поэтому, если хочешь продлить свое жалкое существование хотя бы до суда, отвечай мне четко и ясно. Все, что знаешь. Кивни, если согласен на мои условия.

Парень старательно кивнул. По крайней мере настолько, насколько ему позволяло это сделать дуло бластера. Когда он услышал имя Дезсталкера, краска сошла с его лица, а на лбу выступила испарина. В глубине души Оуэн был польщен, он никогда не подозревал о том, что может внушать такой ужас.

— Кто ты такой? — прорычал он лаборанту. — И что тут творится? С какой целью установлено это оборудование? Говори сначала в общих чертах, потом в подробностях.

— Меня зовут Пьер Тригнент, — начал лаборант едва слышным голосом. — Умоляю вас, господин, я слишком мелкая рыбешка. Я здесь никто. Вам нужны те, кто отдает приказы. А я всего лишь исполняю то, что мне говорят.

— Не волнуйся, доберемся и до них, — заверила его Хэйзел. — А ты лучше отвечай, о чем тебя спрашивают. Что ты тут делаешь?

Тяжело сглотнув, Тригнент опустил глаза. Он собрался солгать, и Оуэн почувствовал это. Наклонившись вперед, Дезсталкер уставился на свою жертву в упор. Парень попытался увернуться от его взгляда, но безуспешно: скрыться было некуда.

— Если ты солжешь, — предупредил Оуэн, — я сразу об этом узнаю. Мне ничего не стоит получить ответы от кого-нибудь другого. Но могу тебя заверить: ты этого уже не увидишь.

— Да, мой господин, но…

— Я уже давно здесь не господин. Однако я все еще Дезсталкер. А теперь выкладывай все, что знаешь. Не то придется тебе разъяснить, что к чему.

— Это перерабатывающий завод, мой… сэр Дезсталкер. Мы берем исходное сырье, разбиваем его на основные химические составляющие, выделяем нужный нам осадок и складируем продукт для дальнейшей транспортировки с планеты.

— И что же это за исходный материал? — поинтересовался Оуэн. — И какой, черт побери, продукт получается на выходе?

— Эсп-наркотик, — неохотно ответил лаборант. — Мы производим эсперовский наркотик.

Оуэн с Хэйзел переглянулись. Они слышали об этом наркотике, еще когда вместе с эсперами обретались в Подполье. Однако им говорили, что его производство держится в строгом секрете. Если кто-то и мог докопаться до него, то только Валентин. Чтобы тайна изготовления отравы не выплыла наружу, лучшего места для размещения оборудования, чем Виримонд, трудно придумать. Валентин еще долго мог бы скрываться от правосудия, если бы по чистой случайности Парламент не обнаружил его на этой планете. Оуэн медленно кивнул. Теперь многое прояснилось. Из всего вышесказанного непонятно было одно: почему лаборант все еще трепещет от страха…

— Из чего вы его добываете? — спросил Оуэн. — Из какого исходного сырья?

— Пожалуйста, не надо. — Тригнент захныкал и расплакался, как ребенок. — Пожалуйста, поймите. Я лишь выполнял приказы. Откажись я их выполнять, меня бы прихлопнули.

— Если ты мне не ответишь, то тебя убью я, — пригрозил ему Оуэн. — Итак, говори, из чего его добывают?

— Из трупов, — произнес Пьер Тригнент. — Из мертвецов Виримонда.

Наступило довольно продолжительное молчание. Нарушали его лишь звуки медленно работающего оборудования, перемалывающего последнюю партию сырьевого материала.

Оуэн сильно зажмурился, но перед глазами у него продолжали мелькать то перерабатывающие станки, то образы мертвых жителей Виримонда, которых, как бревна, свалили в пещере и заморозили, чтобы их плотью можно было воспользоваться по мере надобности. Когда же он вновь открыл глаза, перед лаборантом уже стояло воплощение холодного гнева. Лишь мельком взглянув на него, парень затрепыхался еще сильнее. Вдруг его неожиданно прорвало. Он выпалил все что знал и, казалось, испытал облегчение от того, что наконец смог выплеснуть накопившуюся внутри него грязь наружу.

— Лорд Вольф приехал сюда, потому что здесь было очень много трупов, а значит, много сырья. Эсп-наркотик и прежде добывали из человеческих тканей. Так же как эсп-глушители, которые вырабатывают из мозгов мертвых эсперов. Чтобы получить небольшое количество продукта, требуется бездна исходного сырья. Вот почему эсп-наркотик всегда оставался чрезвычайно редким, а тайна его изготовления хранилась за семью замками. Воспользовавшись удобным случаем, Лорд Вольф решил открыть на Виримонде массовое производство. Переработав сотни тысяч трупов, он получил более качественный . наркотик и в большем количестве, чем когда-либо раньше. Оказалось, что процесс его изготовления довольно прост. Он осуществляется под контролем всего нескольких человек. В мои обязанности входит лишь наблюдение. Пожалуйста, поверьте, я здесь никто. Я просто выполнял то, что мне говорили.

— Значит, наблюдал за тем, как из моих людей делают наркотик… Причем столь губительный по своей силе, что порабощает всякого, кто его применит. — Оуэн говорил очень тихо, но в голосе его явственно ощущалась угроза. — Я много ужаса повидал на своем веку. Участвовал во многих войнах, во многих сражениях. Брел через лужи крови и груды трупов. Убивал столько, что от усталости ныли руки. Видел, как проливалась кровь хороших и плохих людей, но более хладнокровного зрелища, чем это, еще не встречал. Уничтожать мертвых… чтобы создавать яд для живых. Превращать человечество в сырье для наркотика. О мои люди… мои бедные люди…

Он отвернулся, но из-за спины было видно, как вздымаются его плечи. Хэйзел участливо приблизилась к нему. Заметив их замешательство, Тригнент кинулся к двери. Оуэн молниеносно обернулся и выстрелил ему в спину. Пронзив тело Тригнента на уровне груди, луч словно пригвоздил его к дверному косяку. Какое-то время мертвое тело лаборанта удерживало вертикальное положение, затем сползло вниз и распласталось по полу.

Оуэн тряхнул головой, словно не желая верить тому, что только что услышал. Хэйзел подошла к нему ближе, но он, махнув рукой, отстранил ее. Изнутри его раздирали ужас, тоска и гнев. Сейчас, когда он чувствовал острую потребность отомстить за свою боль, другим чувствам в его душе не оставалось места.

— Я не мог его не убить, — наконец произнес он.

— Он был виновен ничуть не меньше других.

— Да. Но я не поэтому его убил. А потому, что мне нужно было это сделать. Непременно нужно было кого-то наказать. Помимо самого себя. Они были моими людьми. Я был обязан находиться здесь и защищать их.

— Оуэн, опять ты за свое! Тебя бы самого пристрелили как преступника. Тогда все без исключения повернулись к тебе спиной.

— Не важно. Это был мой долг. Оз?

— Да, Оуэн.

— Пусть эти мерзкие машины заглохнут. Все до единой. Сделай это для меня. Чего бы это ни стоило, Оз.

— Да, Оуэн.

— А теперь, — объявил Дезсталкер, — пошли искать Валентина и его дружков. Пора расправиться с этой братией. Будем убивать их всех подряд.

Когда начальник охраны Вольфа появился на экране переговорного устройства, вид у него был на редкость встревоженный. В надлежащем порядке он доложил Валентину о том, что на территорию замка пробрались двое неизвестных. Таковыми оказались легендарный Оуэн Дезсталкер и небезызвестная Хэйзел Д'Арк. Каким-то образом парочке удалось попасть в пещеры с космолетами, а оттуда проникнуть непосредственно в замок.

После донесения начальника охраны в большом зале замка воцарилась гробовая тишина. Сильвестри обронил нож. Романов побледнел. С последним глотком вина Картакис поперхнулся и, залившись кашлем, едва не отправился на тот свет. Отстранившись от всех посторонних звуков, Валентин Вольф сосредоточенно глядел на экран. От него не укрылась нервозность начальника охраны, которая, казалось, с каждой минутой нарастала. Тот явно что-то недоговаривал. Что-то еще более неприятное.

— Уж не хотите ли вы сказать, — едва ли не задушевно начал Валентин, — что все наши многочисленные и чрезвычайно дорогостоящие меры безопасности не смогли остановить двух человек?

— В сущности, так, господин. Но это не просто люди. В конце концов…

— Я знаю, кто они такие. И чего можно от них ждать. Именно поэтому я нанял вас и ваш отряд. Похоже, это далеко не все дурные вести, которые вы намерены мне сообщить. Так что же случилось еще?

Начальник охраны и без того был как в воду опущенный, а после этого вопроса стал еще мрачнее.

— Процесс производства продукции остановлен. В компьютерную систему управления внедрились посторонние команды и вывели ее из строя.

— Итак, поправьте меня, если я не прав — хотя лично я считаю, что ошибки здесь быть не может, — произнес Валентин. — Насколько я помню, вы говорили мне, что подобная возможность абсолютно исключена. Верно?

— Да, господин. Строго говоря, постороннее вмешательство совершенно невозможно. Ничего подобного не должно было случиться.

— Но случилось.

— Да, господин.

— Вы уволены, — бросил Валентин. — Получите расчет. Перед тем как уйти, не забудьте передать своему заместителю, чтоб ничего подобного больше не повторилось. О рекомендации и не мечтайте — вы ее не заслужили.

Закрыв экран, Валентин откинулся на спинку стула. Сильвестри поднял нож, который недавно уронил.

Валентин вдруг тихо хихикнул — смех, который ничего хорошего не сулил.

— Дорогой Оуэн, — продолжал он, — откуда только ты узнал, что найдешь меня здесь? Я так тщательно заметал за собой все следы. А ты все равно тут как тут. Явился, словно незваный гость, чтобы вновь испортить мне настроение. Тебе всегда хотелось отравить мне удовольствие. И все же я смею надеяться, что моя маленькая вендетта тебе придется по вкусу. В конце концов, если есть драматическое действо, то должен быть и зритель — иначе некому оценить представление по достоинству.

Сильвестри вынул из настенного полотна нож, вонзившийся в глаз одному из предков Дезсталкеров.

— Не боюсь я никакого громилу Дезсталкера. Пусть придет. Вместе со своей сучкой.

Романов содрал с себя старинный гобелен, в который был обернут, как в шаль

— Кажется, ты до сих пор не осознаешь всей серьезности нашего положения, — нахмурившись, произнес он. — Не представляешь, с кем имеешь дело. И потому не боишься. А лично я знаю, что Дезсталкер чрезвычайно опасен. Все слухи о нем — отнюдь не вымысел. Не зря говорят, что нет дыма без огня. Этот тип и в самом деле умеет делать то, что другим кажется невозможным. В отличие от вас, господа, я сильно сомневаюсь, что наши силы безопасности способны не то что остановить, но даже замедлить марш ходячей легенды. Поэтому я решил позаботиться о себе сам и кое-что для этого подготовил. Так сказать, небольшой сюрприз специально для Дезсталкера. А теперь прошу меня простить, господа, я должен удалиться. Впрочем, не важно, простите вы меня или нет. Я все равно удаляюсь, так как мне надо кое-что распаковать.

Гордо подняв голову, он вышел. Растянув рот в саркастической усмешке, Валентин вяло зааплодировал ему вслед.

— Сюрпризы, — произнес он. — Да, я обожаю сюрпризы. Если уж на то пошло, то я сам приготовил для нашего дорогого Дезсталкера парочку подарков.

— И все же внезапная смерть нашего врага была бы лучше всего. — Картакис говорил трезво и рассудительно. — Дезсталкер вряд ли обрадуется, когда увидит, во что превратился его дом.

— А мне плевать, — с вызовом заявил Сильвестри, — я его не боюсь.

— Ну да, конечно. Просто ты обожаешь разжигать страсти, — не повышая голоса, продолжал Картакис. — Если прежде это давало нам некоторые преимущества, то в данный момент подобное безрассудство я позволить себе просто не могу. Мы должны все тщательно взвесить. Выработать план действий. У нас есть люди и ресурсы. По крайней мере у Дезсталкера нет с собой армии, на которую он мог бы опереться.

— Армия ему ни к чему, — заметил Валентин. — У него есть Хэйзел Д'Арк.

— Как я погляжу, ты чересчур спокоен, — бросил Валентину Картакис. — Тебе известно что-нибудь такое, чего не знаем мы? Или ты просто заправился лишней дозой пилюль?

Валентин расплылся в улыбке.

— У меня есть план. Тщательно продуманный план, который вряд ли придется нашему гостю по вкусу. Благодаря этому плану мы сможем воспользоваться слабостями Дезсталкера. Единственное, что от вас требуется, это взять на себя его спутницу. А пока, господа, прошу меня простить. Мне пора привести свой план в действие. Смею вас заверить, что, наблюдая за страданиями нашего героя, вы получите несказанное удовольствие.

Поднявшись с места, он элегантно отвесил двум аристократам поклон и вышел из комнаты со столь беспечным видом, будто в жизни его совершенно ничего не заботило. Сильвестри и Картакис проводили Валентина недоуменными взглядами.

— Этот человек находится не в той реальности, в которой живем все мы, — заметил Сильвестри.

— Представляю, в чем заключается его план, — начал было Картакис. — Наверняка этот тип своего не упустит. Бросит нас и сбежит, как крыса с тонущего корабля. Если мы хотим выжить, то должны все сделать сами. В наших силах остановить врага. Для этого лишь нужно… что-нибудь придумать…

— Я совершенно никого не боюсь…

— Да сколько ты будешь твердить одно и то же! Кого ты хочешь этим одурачить?

— Кого угодно, но только не меня, — сказал Оуэн Дезсталкер.

Аристократы обернулись. В дверном проеме во всей красе стоял тот, который задолго до своего прихода возмутил их спокойствие. В руке он держал меч, лицо было мрачным и грозным, глаза — холодными и неподвижными; словом, с головы до пят он являл собой образ того Дезсталкера, о котором слагали легенды. Рядом с ним прислонившись к дверному косяку, стояла Хэйзел Д'Арк, держа наготове огромный лучевой пистолет.

Взглянув на них, Картакис почувствовал, как его прошиб холодный пот. Он много раз участвовал в дуэлях, смотрел смерти в лицо и плевал ей в глаза, но такой ужас ощутил первый раз в жизни. Под халатом у него был спрятан бластер, и Картакис вполне мог бы им воспользоваться. Однако он трезво оценивал положение: любая попытка его достать может стоить ему жизни. Если только враг на какой-то момент не утратит бдительности…

— Итак, Сильвестри, — произнес он таким спокойным тоном, на какой в тот момент оказался способен, — ты всегда хвастал тем, что можешь расправиться с Дезсталкером. Давай, не стесняйся. Докажи это на деле.

Оуэн с интересом посмотрел на Сильвестри. Тот бросил на Картакиса испепеляющий взгляд, после чего обернулся к Дезсталкеру.

— Ты меня не запугаешь, Дезсталкер, — уверенным и громким голосом произнес он. — Слыхал я о твоей сверхъестественной силе. Но для меня это пустой звук. Нечто вроде того, что прячет за спиной трус. Что скажешь, Оуэн? Слабо сразиться со мной один на один? Как обычный человек, а не какой-нибудь монстр? Что, кишка тонка? Потому что ты знаешь, что тогда от тебя в два счета останется мокрое место.

— Пожалуй, с этим типом пора кончать, — заметила Хэйзел. — Только скажи, и я вышибу из него глаза вместе с мозгами.

— Нет, погоди, — оборвал ее Дезсталкер, — хочу доставить себе маленькое удовольствие. — Поглядев на Картакиса, он добавил: — А ты сиди смирно и не вмешивайся. Слышишь? Хэйзел это может не понравиться.

— Даже не собираюсь, — довольно искренне заверил их Картакис.

Откинувшись назад, он выставил вперед руки, чтобы ненароком не вызвать у неприятеля подозрения. Меж тем про себя стал тщательно обдумывать план дальнейших действий.

Оуэн медленно вышел на середину обширной комнаты, краем глаза оглядывая некогда принадлежавшую ему обстановку. Не иначе, как нынешние обитатели дома приложили немалые усилия, чтобы привести ее в столь безобразный вид. Однако на лице Оуэна не дрогнул ни один мускул. Он ничем не выдал ни гнева, ни горечи, разве что взгляд его стал еще холоднее, чем прежде. Легкой пружинящей походкой двинулся навстречу ему и Карлос Сильвестри, держа в каждой руке по острому ножу. Своим видом он вполне мог привести любого противника в трепет, но только не Оуэна. В сравнении с неумолимостью Дезсталкера Сильвестри выглядел по меньшей мере жалко. Шансы у него были нулевыми, и все присутствующие об этом знали. Оба вышли на середину комнаты, чтобы сразиться в честном поединке.

Держа наготове холодное оружие, чтобы пустить его в ход, как только появится подходящая возможность, двое мужчин сошлись в рукопашном бою. Теоретически их поединок можно было назвать схваткой, однако практически все выглядело несколько иначе. Для ближнего боя ножи наиболее подходящее оружие, но дотянуться ими до противника на расстоянии практически невозможно. Если, конечно, не прибегнуть к метанию, что грозит риском остаться безоружным. С другой стороны, меч может нанести удар издалека, что служило явным преимуществом. Зато в ближнем бою он уступал ножу, так как из-за длинного клинка быстро орудовать им крайне неудобно.

Первым начал атаку Сильвестри. Его правая рука передвигалась с такой молниеносной быстротой, что глаз едва успевал следить за ее движениями. Оуэн ловко парировал удары. Когда же Сильвестри пустил в ход> левую руку, которая, мельтеша ножом с не менее головокружительной скоростью, нацелилась на незащищенный живот противника, Оуэн был вынужден отскочить назад. Блестящий клинок прошел в дюйме от тела Дезсталкера. Он быстро занес меч влево, и не сносить бы Сильвестри головы, не успей тот в последний момент пригнуть ее к полу. Противники вновь сошлись в кольцо, как и прежде, спокойные, собранные и чрезвычайно хладнокровные.

На сей раз Сильвестри выполнял отвлекающий маневр правой рукой, ожидая, когда Оуэн пойдет в наступление. При первой возможности он выкинул левую руку вперед и метнул нож Оуэну в правый глаз. Меч Дезсталкера был внизу и не успел бы отразить удар — об этом знали оба противника. Предвкушая победу, Сильвестри едва не засиял от ликования. Однако на помощь Оуэну пришла его золотая рука. Преградив путь ножу в полете, она отшвырнула его в сторону, и тот упал на стол, не причинив никому вреда. Воспользовавшись мгновенным замешательством противника, Оуэн сделал широкий взмах мечом и точным, . прицельным ударом снес ему голову. Упав, та покатилась — по полу к ногам Картакиса. Аристократ издал брезгливый звук и импульсивно отодвинул ноги в сторону. Зашатавшись, обезглавленное тело сделало несколько шагов вперед и свалилось на пол.

— Ну что, тебе уже лучше? — спросила Оуэна Хэйзел.

— Немного, — ответил Дезсталкер, который за время поединка даже не сбился с привычного ритма . дыхания.

И в этот самый момент раздались громкие дребезжащие звуки серводвигателей. Все обернулись и увидели стоящего в дверях Питера Романова. На нем был надет увесистый экзоскелет — своеобразное металлическое сооружение, окружающее и поддерживающее со всех сторон тело. Предплечья защищали прямоугольные силовые поля, издающие грозное жужжание. Оуэн уже видел такие штуки на докерах, разгружавших тяжелые грузы в космопорту. Носить на себе экзоскелеты неудобно, к тому же на них уходит уйма энергии, поэтому практического применения в сражениях они не нашли. Однако Оуэн не мог отказать противнику в находчивости — для встречи с такими людьми, как они с Хэйзел, экзоскелет мог оказаться неплохим решением.

— Ну, монстры, идите сюда! — воскликнул Питер Романов. — Наконец мы сразимся на равных. Человеческий мускул не может воспроизвести столь быстрых движений, на которые способен сейчас я. Теперь у меня есть сила, которой хватит на десятерых простых смертных. И все исключительно благодаря моей технике. Я вырву ваши руки вместе с костями. Снесу головы с плеч. А ваши кишки отдам на съедение собакам — для них это будет большой праздник.

Стараясь ответить под стать собеседнику, Оуэн принялся подыскивать подходящие слова, однако ход его мыслей прервала Хэйзел.

— Теперь моя очередь, Дезсталкер, — твердо произнесла она. — Дай тебе волю, сама не получишь никакого удовольствия.

— Милости прошу, — великодушно ответил он, — будь как дома.

Хэйзел направилась к Питеру Романову, поджидавшему ее в дверях, и остановилась от него на расстоянии вытянутой руки. Вокруг нее то появлялись, то исчезали ее двойники, но на этот раз Хэйзел твердо решила обойтись без их помощи. У нее созрела замечательная идея, и она не имела ни малейшего желания делиться удовольствием с кем-то еще, будь то даже ее собственные версии из других измерений. Достав из ножен метательное оружие, Хэйзел криво улыбнулась Романову, от чего тому стало не по себе. Готовясь предстать перед лицом противника, Романов прикидывал разные варианты этой встречи. Ожидал от врага любого действия, но только не того, что выкинула Хэйзел.

Быстро потянувшись к столу, она схватила первый попавшийся недоеденный фрукт. Сдавила его изо всей силы, так что между пальцев потек липкий сок, а оставшуюся мякоть швырнула в Питера Романова. Все это она проделала с такой невероятной быстротой, что тот не успел выставить вверх руки, как липкое месиво уже пробило его защиту. Попадание было точным — фруктовая мякоть угодила в самое сердце обнаженного серводвигателя, укрепленного на левой руке Романова. Произведенный этим эффект стоил того, чтобы на него посмотреть. Посыпались искры, и короткое замыкание вывело из строя сразу несколько двигателей.

Взревев, как взбешенный бык, Романов рванулся вперед — чересчур быстро для человека его роста и веса. Хэйзел вскочила на стол и вновь оказалась вне досягаемости. Схватила какую-то оставшуюся на столе еду, смяла ее в руке и с той же ловкостью метнула в цель. Размахивая руками взад-вперед, Романов отчаянно пытался защитить себя силовыми экранами, но безуспешно. Куда ему было тягаться с Хэйзел Д'Арк, скорости и отточенности движений которой можно было только позавидовать? Второй бросок закоротил еще несколько сервомоторов, и те, беспомощно взвыв, замолчали навсегда. Хэйзел сардонически расхохоталась.

Вконец обезумев от гнева, Романов схватил обеими руками стол и вмиг перевернул его. Проделав в воздухе сальто, Хэйзел прямо со стола приземлилась на плечи противника и сильно стиснула ногами ему шею. Он стал задыхаться, а когда попытался руками оторвать от себя девушку, Хэйзел двумя руками вцепилась ему в голову

— Давай-ка внесем между нами ясность, — спокойно заявила она. — Ты мне надоел, и я собираюсь сорвать твою голову с плеч. Если ты сейчас же не заглушишь свои вшивые серводвигатели, я это сделаю прежде, чем ты успеешь обратиться за помощью в ад.

Ясно?

Дважды объяснять Романову не пришлось. Сквозь шум силовых щитов он явно слышал, как вышли из строя еще несколько двигателей. И к тому же понимал, что с передавленным горлом долго не протянет. Поэтому, недолго думая, отключил силовые щиты, после чего умоляюще посмотрел на Оуэна.

— Я бы хотел сдаться. Пожалуйста.

Довольная победой, Хэйзел улыбнулась и немного ослабила хватку.

— На твое усмотрение, Дезсталкер, — обратившись к Оуэну, произнесла она. — Если хочешь его прикончить, он целиком в твоем распоряжении.

— О черт, — отозвался Оуэн. — У бедняги такой трогательный и жалкий вид, что убивать его не поднимается рука. Пусть подождет до суда. Мне нужен только Валентин.

— В таком случае я тоже был бы не прочь сдаться, — произнес Картакис.

Он аккуратно отстегнул пояс, на котором крепился меч, и бросил его на пол. После чего двумя пальцами извлек из потайной кобуры бластер и отправил его вслед за мечом. Хэйзел в одобрение слегка кивнула.

— Ладно, подтягивайся сюда, к господину Замкнуло. И без моего приказа не вздумай даже пикнуть.

— Ни за что, — ответил Картакис.

Освободив шею Романова от тисков своих ног, Хэйзел спустилась на пол. Выждав, пока Хэйзел выпустит врага, и устремив на аристократов холодный, пронизывающий взгляд, Оуэн спросил:

— Где я могу найти Валентина Вольфа?

— Он вышел отсюда незадолго до вашего прихода, — ответил Картакис. — Сказал, что собирается подготовить для вас сюрприз. Но какой именно, не сказал. А мы не спросили. Валентину Вольфу никто не задает вопросов.

— Я нашел его, — раздался в ушах Оуэна голос Оза. — Я все еще подключен к системе безопасности Резиденции. В данный момент Валентин Вольф находится в центре безопасности и пытается запустить в компьютер какой-то странный пакет программ. Только не спрашивай меня, что это за программы. Понятия не имею. Ничего подобного я еще не видел.

— Меня не интересует, что он там делает, — сказал Оуэн. — Чем бы он ни занимался, я все равно его прикончу. Хэйзел, оставайся здесь и сторожи этих двоих. Оз отыскал Валентина.

— Опять все берешь на себя! — возмутилась Хэйзел. — Я не хочу, чтоб ты рыскал по замку в одиночку. Мы же напарники.

— Знаю, — отозвался Оуэн, — но мне нужно сделать это самому.

Хэйзел неохотно кивнула в знак согласия.

— Только не задерживайся, чтобы мне не пришлось тебя искать.

— Ладно. Смотри за этой парочкой в оба. И не поддавайся на провокации. Доверять им ни в коем случае нельзя.

— Разумеется, — подтвердила Хэйзел. — Ведь они Лорды.

Обменявшись с Хэйзел улыбкой, Оуэн развернулся и ушел. Она же медленно продефилировала по комнате и прислонилась к перевернутому столу. Картакис немного придвинулся к брошенному им на пол оружию, но, заметив на себе прицельный взгляд Хэйзел, тотчас замер.

— Стоит вам, дорогие мои Лорды, проявить инициативу, — начала она, — как за мной дело не станет. Я позабочусь о том, чтобы придумать для вас что-нибудь веселенькое.

Лорды переглянулись и с этого момента больше не двигались с места.

Оуэн стремительно шел по пустым каменным коридорам, неумолимо движимый единственной целью добраться до центра безопасности. Он был готов разделаться с каждым, кто попадется ему на пути или попытается помешать. На, как ни странно, он никого не встретил. Куда же подевалась стража? Размышляя над этим вопросом, Оуэн немного замедлил шаг. За все время пребывания в замке они с Хэйзел видели всего нескольких охранников двух аристократов и единственного лаборанта. Где остальные? И что за неприятный сюрприз готовит для него Валентин? Нахмурившись, Оуэн прибавил шаг. Он не любил загадок и неизвестности. И страстно хотел лишь одного — увидеть окровавленный труп Валентина. Пусть Оуэн не сумел спасти своих людей, зато он сможет за них отомстить.

Он двигался быстрее и быстрее и вскоре перешел на бег. Громко стуча ногами по толстому ковровому покрытию до боли знакомых коридоров, Оуэн не заботился уже ни о чем, кроме одного. В его душе не осталось места ни боли, ни чувству вины — ее переподняла неуемная жажда мести.

Наконец он добрался до одинокой стальной двери, которая преграждала путь к тому, что некогда служило центром безопасности. Немного усмирив пыл, Оуэн остановился и стал ее изучать. Толщина двери достигала дюйма. Снаружи не было видно никаких механизмов, которые могли бы выполнять роль замка. И, разумеется, охраняли дверь потайные взрывные устройства, срабатывавшие на дюжину различных действий. Однако Оуэна это ничуть не встревожило.

Он стал сосредоточенно думать. Его сознание все больше и больше погружалось внутрь себя, пока не достигло тайных глубин подсознания. И тогда что-то в нем проснулось и стало раскручиваться, пока наконец не вырвалось из своих границ. Необычайный по силе ментальный импульс в один миг сорвал стальную дверь с петель, и та с грохотом рухнула внутрь комнаты. Потайные взрывные устройства уже приготовились атаковать нарушителя, но Оуэн, отправив очередной мысленный посыл, успел их обезвредить. Внутри его существа ярким пламенем горела сверхъестественная сила, готовая вырваться наружу по первому приказу. Едва Оуэн вошел через пустой дверной проем в комнату, как услышал тихий ироничный смех. В дальнем конце помещения, вольготно развалившись во вращающемся кресле, сидел Валентин Вольф, приветствуя вероломного нарушителя лицемерными аплодисментами. Одет он был, как всегда, во все черное, и его силуэт мог бы вполне затеряться во мраке комнаты, если бы не мертвенно-бледное лицо, которое, казалось, висело в воздухе само по себе.

— Браво, браво! Великолепный выход, Оуэн! У тебя и впрямь появилась склонность к драматическому действу. Не иначе, как все это время пошло тебе на пользу. Ты всегда был таким правильным… Занудой, одним словом.

Оуэн сделал несколько шагов в сторону Валентина и огляделся. Вокруг было множество компьютеров, мониторов и терминалов, но ни одного оператора или охранника. Валентин находился в комнате в гордом и, очевидно, невозмутимом одиночестве. Между Оуэном и Валентином не было никакой преграды. Ничто не мешало Дезсталкеру вершить свою месть.

— Вставай, Вольф! — холодным, но твердым, не терпящим возражений тоном произнес Оуэн.

— Все кончено. Твоя песенка спета.

— О, не надо быть таким предсказуемым, Оуэн, — сложив руки на груди, Валентин откинулся на спинку кресла.

Неужели мы действительно должны вести себя на потребу публики? Играть традиционные роли бескорыстного героя и отъявленного злодея? Признайся, мы с тобой имеем много общего. Нас вполне можно назвать братьями по духу.

— Нет у меня с тобой ничего общего, Вольф, — решительно заявил Оуэн.

— Неужели? Разве ты, будучи мятежником, вел себя как-то иначе, чем я? Что, собственно говоря, ты не делал из того, что делал я? Могу уверенно сказать, что при всех моих стараниях мне далеко до того, что натворил ты.

— Ты повинен за смерть на этой планете. За то, что истребил ее население.

— Да, должен признать, ты прав. Но сколько народу полегло по твоей милости на Мисте и Голгофе? Сколько погибло хороших солдат, которые всего лишь следовали приказам и выполняли свой долг? Солдат, которые были далеки от политики и просто защищали закон? У тебя руки по локоть в крови. На твоей совести бездна страданий и смертей. Но не стоит из-за этого себя глодать. Мы выше таких вещей, как честь и совесть. Мы с тобой уже не такие, как все, а представители более высокой расы. И, стало быть, никакие человеческие слабости и условности довлеть над нами не могут.

— Это не имеет никакого отношения к тому, что мы сделали, — ответил Оуэн. — Равно как к тому, почему так поступали. Я убивал, когда не было другого выхода. Боролся за то, чтобы положить конец смертям. Ты же это делал исключительно для удовольствия.

— Уж не хочешь ли ты сказать, что убить меня тебе не доставит удовольствия?

— Напротив.

— Пойми же, рамки обычных условностей к нам больше не относятся. Мы можем делать необыкновенные, наводящие ужас вещи и ограничивать их разве что собственным воображением. И мы будем их делать, Оуэн. Мы должны, потому что мы можем!.. Ты увяз в прошлом, в том состоянии, в котором был до того, как тебя вывели из спячки. Ты до сих пор цепляешься за разные мелочи. Тебе все еще не дают покоя такие понятия, как долг, честь и закон. Закон нужен для маленьких людишек. Честь — тем, кто боится превзойти самого себя. А долг у каждого исключительно перед самим собой. Мы должны исследовать предоставленные нам возможности и стать теми, кем можем стать. Уклониться с этого пути — все равно что предать свою новую сущность.

— Я чересчур много потерял и многое был вынужден бросить, — ответил Оуэн. — Мне слишком дорога моя человеческая сущность. И я вовсе не хочу ее терять.

— О, поверь мне, Оуэн, — Валентин непроизвольно пожал плечами, — слишком тосковать по ней тебе не придется. Ты и сам будешь удивлен тому, как мало она для тебя значит. Но сейчас, как я погляжу, толковать с тобой об этом не имеет никакого смысла. Ты еще не готов воспринять истину. Когда ты продвинешься так же далеко, как я, то обретешь более ясный взгляд на вещи. И все же я был обязан попытаться это сделать. Потому что видел в нас с гобой очень много общего. А теперь мне действительно пора. Я должен идти.

— Я лично так не считаю, — сказал Оуэн. — Насколько я помню, из комнаты есть только один, выход, и он заблокирован. Поэтому для начала тебе неизбежно придется пройти мимо меня. А вот этого сделать тебе ни за что не удастся.

— Может, да. А может, и нет. Когда мне нужно выполнять сложную умственную работу, я всегда полагаюсь на других. Ведь как-никак я Лорд. У меня тут для тебя кое-что есть. Одна особа, которая весьма не прочь тебя повидать. И ждет не дождется, когда же это случится. Ты уехал и бросил ее. А она, мне кажется, затаила на тебя нечто вроде злобы. Тебе никогда не везло с женщинами, Оуэн. — Вольф кивнул головой в сторону открытой двери, ведущей в смежную комнату. — Пойди туда, дорогой, и убедись сам.

Из смежной комнаты донеслись звуки медленных, спотыкающихся шагов. Оуэн учуял резкий запах явно органического происхождения. Источник его наверняка находился не в центре безопасности, заполненном до отказа технической аппаратурой. Из смежной комнаты разило запахом консервантов, заглушающим сладковатое зловоние разложения и гнили. По спине Оуэна побежали мурашки. Его охватило дурное предчувствие.

Вскоре в комнату вошла мертвая женщина и, дрожа, остановилась возле Валентина. Она была практически голой, но в руке держала меч. Учитывая то, что она некоторое время пролежала в земле, можно было сказать, что похоронные работники Виримонда сделали все возможное. Меж тем ее бледная, с синюшным оттенком кожа была испещрена надрезами, из-под которых проглядывались имплантированные компьютерные датчики и сервомеханизмы. От впалых грудей до самого паха виднелся шов после вскрытия, сильно натянутые стежки которого местами порвались. На ребрах все еще зияла единственная, но ставшая смертельной рана. На безжизненных губах, насильственным образом приоткрытых и обнаживших красивые зубы, застыла неподвижная улыбка, не излучавшая ни малейшей радости. Глаза глубоко провалились в глазницы, а белки окрасились цветом темной мочи. Прямые светлые волосы за время пребывания в могиле стали еще длиннее. И все же Оуэн ее узнал, и сердце у него сжалось от ужаса.

— Кэти…

— Принимай ее, Дезсталкер, — произнес Валентин Вольф. — Свою бывшую возлюбленную Кэти Деврайс. В память о том времени, когда ты был молодым и беззаботным. Да, она и в самом деле была шпионкой Императрицы. Ее приставили к тебе, чтобы следить за каждым шагом. И ты ее убил в целях самообороны. Да, она твоя первая любовь, которая умерла у тебя на руках — уверен, весьма трогательная сцена. И вот твоя пассия вновь к тебе вернулась. Считай, что это мой маленький подарок тебе.

Видишь, Оуэн, как мне пришлось ради тебя потрудиться. Словом, я выполнил свое домашнее задание. И изучил все движения твоей души. Поэтому, как только я сюда приехал, первым делом откопал тело твоей милой Кэти, а мои люди вмонтировали в него технологию Призрачного Воина. На всякий случай — вдруг ты опять меня выследишь и начнешь мешать. Итак, мои голубки, полагаю, вам есть, что сказать друг другу. Поэтому я, пожалуй, оставлю вас наедине. Кстати, Оуэн, хочу тебя предупредить. Если ты все же сумеешь собраться с силами и убьешь свою возлюбленную еще раз… Так вот, на этот случай я подготовил для тебя другой маленький сюрприз. Не благодари меня, не надо. Чего только не сделаешь для брата!

Он сделал знак рукой, и тело мертвой женщины, выставив на изготовку меч, подалось вперед. Оуэн непроизвольно попятился, а псевдо-Кэти напористо двигалась на него. Он попытался что-то сказать, но во рту все пересохло, и язык не повиновался. Он знал, что Кэти умерла и перед ним лишь безжизненное тело, нафаршированное множеством компьютерных механизмов и приводимое в действие заложенными в них программами. Оуэн все это знал, но был не в состоянии поднять свой меч. Его слишком глубоко потрясло убийство Кэти, и он был далеко не уверен, что сможет повторить его еще раз. Поэтому, не оказывая никакого сопротивления, он медленно отступал назад, к открытой двери, чем, в свою очередь, не преминул воспользоваться Валентин. Довольно хихикая, Вольф прошмыгнул мимо них в коридор и, не прекращая ехидно смеяться, помчался по нему без оглядки, оставив Оуэна и его бывшую возлюбленную, так сказать, выяснять отношения наедине.

Меж тем программа, заложенная в компьютеры центра безопасности, медленно заканчивала свой отсчет — это был последний подарок, припасенный Валентином для Дезсталкера.

Хэйзел Д'Арк по-прежнему сторожила двух аристократов в большом зале, и эта работа ей порядком наскучила. Она сидела на стуле спиной к стенке, так что никто не мог проскользнуть незамеченным. Перед ней молча сидели Романов и Картакис, не делая никаких движений. При желании Хэйзел могла переговорить с Оуэном через имплантированный датчик, однако зная, как тот не любит, когда его прерывают посреди важного дела, решила без крайней надобности к этому средству связи не прибегать. Поглядывая на аристократов, она закинула ногу на ногу — просто так, чтобы хоть чем-то себя занять, внутренне желая лишь о том, чтобы Оуэн поскорее разделался с Валентином. Конечно, не исключено, что он в последнюю минуту вновь смягчится и решит доставить Вольфа на суд живьем. Хотя маловероятно. Хэйзел была почти уверена, что ничего подобного не произойдет. По крайней мере не сейчас, когда Оуэн одержим желанием убить Валентина. Сменив ноги, Хэйзел вновь скрестила их и тяжело вздохнула. Какая скучища!

И лишь потом, мельком взглянув на двух аристократов, она поняла, что Романов исчез. Его экзоскелет по-прежнему сидел на стуле, а самого обладателя внутри не было. Хэйзел тотчас вскочила на ноги, одновременно вооружившись мечом и бластером, и принялась рыскать глазами по комнате. Как, черт подери, она могла его проглядеть? Как ему удалось выбраться из брони незамеченным? Если, конечно, экзоскелет не оснащен специальным устройством, позволяющим пользователю украдкой из него выйти. В таком случае Романов мог его покинуть, только спрятавшись за спроектированной им голографической иллюзией. А поскольку в данный момент Романова не было, значит, он должен находиться где-то в комнате, скрываясь за какой-то еще голограммой, которая делала его невидимым. Потрясающе!

Держа меч перед собой, Хэйзел сделала полный оборот вокруг оси. Навострив уши, она старалась услышать малейший шорох, но в зале царила полная тишина. Меж тем Романов наверняка был в комнате. Она стрельнула глазами в Картакиса, и тот, повинуясь ее выразительному взгляду, тотчас откинулся на спинку стула.

Вдруг ее резко обхватила чья-то рука и, сдавив горло, перекрыла доступ воздуха. Она принялась яростно отбиваться, но безуспешно. Сколько ни старалась, она не могла отцепить от себя руки Романова. Чтобы вырваться из мертвой хватки, человеческой силы было недостаточно. Это был один из немногих приемов, которые могли бы иметь успех в поединке даже со столь сильным противником, как она. В конце концов, и у Хэйзел была своя ахиллесова пята. Она принялась раскачивать головой взад-вперед, увлекая за собой тушу Романова и кляня себя за то, что позволила ему улизнуть. Меж тем нехватка воздуха становилась катастрофической. А Хэйзел хотела во что бы то ни стало разделаться с Романовым до того, как вернется Оуэн. В противном случае ей такой возможности не представится.

Хэйзел резко наклонилась вперед, и Романов перелетел через ее голову. Услышав, как он с грохотом бухнулся на пол, Хэйзел схватила бластер и выстрелила в экзоскелет. Тот с громким шумом взорвался, полыхнув ярким пламенем. Голографическое изображение исчезло, меж тем сам Романов уже поднимался на ноги, готовясь вонзить в соперницу небольшой, однако довольно грозного вида нож. И она сильно пожалела, что в свое время не обыскала его.

Романов был человеком довольно крупных размеров, но Хэйзел случалось сражаться и не с такими. К тому же преимущество теперь было на ее стороне. Романов, казалось, это почувствовал и, раскрыв ладонь, бросил нож на пол. Хэйзел немного расслабилась. Ей следовало бы знать, что ни один аристократ не станет рисковать своей шкурой в мало-мальски честной схватке.

Сделав жест мечом, Хэйзел велела Романову идти на место и садиться на стул. И едва она отвела клинок в сторону, как тотчас поняла, что совершила ошибку: тот, кто утаил одно оружие, вполне может утаить и другое. Воспользовавшись удачным моментом, Романов согнул руку, и из потайного чехла ему в ладонь упал еще один нож. Не успела Хэйзел и глазом моргнуть, как тот уже направлялся ей прямо в живот. Другому на ее месте грозила бы неминуемая гибель. Но только . не Хэйзел. Она далеко не вписывалась в обычные мерки и давно уже была не такой, как все. Хотя атака врага оказалась молниеносной и внезапной, Хэйзел, проявив невероятную быстроту реакции, силу и сноровку, сумела ее отразить. Хлестнув мечом по ножу, она отшвырнула его в сторону, а Романов, оказавшийся не в состоянии остановиться, всей тушей навалился прямо на острие поджидавшего его меча.

Лицо его исказилось от боли, колени подогнулись, и тело стало медленно сползать вниз. Нож он бросил на пол, а сам обеими руками схватился за клинок меча, словно собирался вырвать из своего тела кусок стали, ставший для него роковым. В тот самый момент, когда он из последних сил цеплялся за меч, Хэйзел поняла, что потеряла из виду Картакиса. Оглянувшись назад, она отчаянно дернула за рукоятку меча, пытаясь его освободить. А Картакис, воспользовавшись ее замешательством, уже был на ногах, держа в руке свой нож. Она, было, схватилась за оружие, но рука Картакиса уже направилась вперед, совершая чертовски искусный бросок. Хэйзел знала, что при всем желании отбить этот удар не успеет. И все же попыталась это сделать. Время, казалось, замедлило свой ход. Нож летел в воздухе, устремляясь прямо ей в левый глаз. Хэйзел поняла, что близится ее смерть. Поняла, что вот-вот погибнет в одиночестве, вдали от друзей и помощи. О Оуэн, если б ты мог…

И, тотчас материализовавшись перед ней из тонкой материи воздуха, Дезсталкер отшвырнул нож в сторону. Блеснув в воздухе, тот бумерангом отскочил обратно к хозяину и вошел ему в горло по самую рукоятку. Картакис слегка подался вперед, словно отвешивая Оуэну с Хэйзел поклон, после чего замертво упал на пол. Издав последний вздох, мертвое тело Романова упало на спину, и Хэйзел теперь смогла беспрепятственно освободить свой меч. Немного переведя дыхание, она обернулась к Оуэну, чтобы поблагодарить его за спасение. И только тогда заметила, как странно тот выглядит.

На нем была рваная и окровавленная одежда, совершенно не та, которая была на нем сегодня. Лицо его выглядело усталым и изможденным, а сам он глубоко и тяжело дышал, как будто запыхался от долгого бега. Судя по его виду, можно было заключить, что он прошел через ад, где ни один шаг не давался без боя. Хэйзел читала в глазах товарища решимость, отчаяние и неизбывную тоску.

Улыбнувшись, Оуэн протянул ей руку, словно рассчитывал на ответный жест. Убрав оружие, — Хэйзел потянулась к его руке. И только тогда поняла, что он протягивал ей левую — не золотую руку, которую для него давным-давно изготовили хэйдены, а настоящую, из плоти и крови. Хэйзел поколебалась, задержав свою руку в воздухе, а Оуэн улыбнулся, как будто понял, что надеялся зря. Он открыл рот, пытаясь что-то сказать, и Хэйзел, шестым чувством осознав, что он собирается ей сообщить нечто жизненно важное, бросилась к нему навстречу… Но он ушел. Исчез так же, как и появился, чтобы вернуться к отчаянной битве, которую ему пришлось прервать, чтобы спасти Хэйзел тогда, когда никто, кроме него, ей помочь не мог.

Хэйзел огляделась. Зал был пуст, если не считать двух мертвых аристократов и едва тлеющего экзоскелета. Неужели это и впрямь был Оуэн, который явился неизвестно откуда, чтобы прийти ей на помощь? Но почему у него две человеческие руки? Может, это другой Оуэн, из какого-нибудь другого измерения, вроде тех многочисленных Хэйзел, которых она иногда призывала к себе на помощь? Если так, то почему у него был такой грустный вид? И тогда Хэйзел решила воспользоваться имплантированным датчиком связи.

— Оуэн, ответь мне. Ты в порядке? Оуэн? Оуэн!

Призрачный Воин, сотворенный из останков Кэти, бросился на Оуэна с мечом. Дезсталкера раздирали гнев и негодование, меж тем ни страха, ни беспокойства не было. Для человека, который в свое время сражался один на один с гренделианином, одинокий, вооруженный одним мечом Призрачный Воин особой угрозы не представлял. И как бы щедро псевдо-Кэти ни награждала его ударами меча, отражать их для него не составляло малейшего труда. Подумать только! Осквернить могилу женщины, к которой Оуэн в свое время питал особые чувства, и только для того, чтобы сыграть с ним злую шутку… чтобы в очередной раз сделать ему больно. Дезсталкер не хотел еще раз убивать Кэти. Достаточно того, что ему пришлось это сделать в первый раз. Но позволить глумиться над своей прошлой любовью он тоже не мог. И был вынужден положить этому конец. Если бы сейчас он мог добраться до Валентина, то разорвал бы его на части голыми руками.

Вдруг мертвый изодранный рот открылся и заговорил голосом, отдаленно напоминающим голос Кэти. Оуэна попросту решили одурачить обыкновенными звуковыми сигналами, записанными на пленку, но он вовремя раскусил этот трюк.

— Не делай мне больно, — говорила мертвая женщина, почерневшими губами старательно изображая артикуляцию звучащих слов. — Пожалуйста, не убивай меня. Я не хочу опять умирать. Я знаю, что уже не такая, как была, но это все равно я. Кэти. Твоя возлюбленная. Валентин вернул меня к жизни. Вернул с того света. У него появились новые друзья. И могущественные враги. Ты будешь поражен, когда узнаешь, что он теперь умеет делать. Умоляю, Оуэн, пощади меня.

— Заткнись.

— Ладно. Если так, то позволь тогда мне убить тебя, и мы умрем вместе. Навсегда будем лежать рядом друг с другом в теплой земле. Сделай это для меня, Оуэн, прошу тебя.

— Ты говоришь совсем не так, как Кэти. — Оуэн перестал пятиться назад и остановился. — Твой голос ничуть не похож на ее

— Побывав на том свете, люди меняются.

— Не настолько. Кэти никогда ничего не просила. Будь ты трижды проклят, Валентин.

Словно внезапно прозрев, Оуэн разразился бранью. В душе восстали гнев и злость, пробудив в нем небывалую силу, которая вскипела огнедышащим вулканом. Едва она вырвалась наружу, как от полуразложившегося тела Кэти и его электронной начинки остались мелкие кусочки. Наблюдая за тем, как они падают, Оуэн не испытывал ни капли жалости. Он знал, это была не Кэти.

— Оуэн? — раздался голос из имплантированного датчика. — Ответь мне! Ты в порядке? Оуэн? Оуэн!

— Да, в порядке, — наконец отозвался он. — Но Валентин сбежал. Нам нужно обыскать весь замок. Запри своих Лордов и направляйся ко мне, в центр безопасности.

— Лорды мертвы, — ответила Хэйзел тоном, в котором сквозили извиняющиеся нотки, — они пытались сбежать.

Оуэн хотел было сказать резкую фразу, однако не решился. Что-то в ее голосе его насторожило.

— У тебя все в порядке?

— Конечно, — заверила его она. — Вполне. Жди меня, я скоро буду.

Переходя из комнаты в комнату, из одного коридора в другой, Хэйзел и Оуэн тщательно обыскивали замок. На это ушло немало времени. Они могли бы воспользоваться системой безопасности, но Валентин заблаговременно ввел в нее соответствующую программу, и определить его местонахождение было невозможно. Вольф всегда просчитывал ходы заранее и тщательно планировал свое отступление. Поэтому все их попытки найти его оказались тщетными — ни Валентина, ни каких-либо признаков пребывания его людей они не обнаружили. Судя по всему, Валентина Вольфа уже давно не было в замке.

В завершение осмотра Хэйзел и Оуэн оказались в спальне Оуэна. Потайной коридор по-прежнему был открыт, но Хэйзел уговорила Оуэна не возвращаться по нему в пещеры, через которые они проникли в замок. Она отчетливо понимала, что Валентин сбежал и что его нет не только в доме, но даже на Виримонде. Однако не мешала Оуэну продолжать поиски, потому что видела, что ему это необходимо. Остановившись в спальне Оуэна, они огляделись, не зная, что предпринять дальше. Присев на край кровати и свесив ноги, Хэйзел улыбнулась, ощущая, как медленно погружается в пучину мягкого матраса.

— Какое чудное местечко было у тебя, Дезсталкер! Неужели все это принадлежало тебе?

— Когда я был Лордом, мне принадлежала вся планета со всем содержимым, — сказал Оуэн. — Теперь ни планеты, ни людей больше нет. Остались лишь кое-какие воспоминания.

— Могу поспорить, что по крайней мере с этой комнатой у тебя связаны весьма недурные воспоминания, — усмехнулась Хэйзел.

— В некотором смысле, да, — согласился Оуэн. — Когда я был Лордом, у меня была возлюбленная. Ее звали Кэти. Мы были счастливы здесь.

Хэйзел села прямо. Оуэн еще никогда не рассказывал ей о своих женщинах.

— И что же произошло с этой Кэти?

— Она оказалась шпионкой Императрицы. А когда я был объявлен преступником, пыталась меня убить. Поэтому мне пришлось убить ее.

— Ты убил любимую женщину? — не веря своим ушам, переспросила Хэйзел. — Черт, это просто ужасно!

Оуэн уставился на голографический портрет родоначальника Клана Дезсталкеров.

— Его я тоже убил. А он был моим самым почитаемым предком. Кажется, на моей совести чересчур много смертей. И очень многие из них я не могу себе простить. Может, тебе лучше подыскать другого напарника?

Хэйзел встала с кровати и приблизилась к Оуэну.

— Ты не мог поступить иначе. У тебя не было выбора.

Оуэн покачал головой:

— Убив Джиля, я предал свой род. Предал свое имя и честь Семьи.

— Нет, — твердо произнесла Хэйзел. — В свое время он был Первым Мечом Империи, защитником человечества. Но потом, вместо того чтобы его защищать, стал им править. Он предал всех нас.

— Он и в самом деле был живой легендой, — продолжал Оуэн. — Истинным героем. И слухи, которые ходили о его подвигах, по большей части не были преувеличением.

— Ну да, особенно если учесть созданный им Генератор Черной Пустоты. Взрыв в тысячу солнц. Одному Богу известно, сколько миллиардов жизней он уносит с собой. Такому убийцу нет равных во всей истории человечества.

— Но он не имел в виду ничего дурного. Он всегда стремился к хорошему. Просто… заблудился.

— Черт, — выругалась Хэйзел, взяв Оуэна под руку. — Такое случается с каждым. Мы все иногда сбиваемся с пути. Но ты убил только человека, Оуэн. Легенда продолжает жить.

— Я не могу больше вернуться домой, — с горечью произнес Оуэн.

— Ты не мог этого сделать и раньше. Ты слишком изменился И, большей частью, к лучшему.

Оуэн выразительно приподнял бровь.

— Только большей частью?

— Черт побери, аристо. Как у тебя это получается? Научи меня так двигать бровью.

— Иди ты к черту, крестьянское отродье. На несколько минут в комнате воцарилась тишина — каждый из них погрузился в собственные размышления.

— Оуэн, — в конце концов прервала молчание Хэйзел. — Ты не замечал последнее время в себе каких-нибудь новых паранормальных проявлений?

— Нет, не замечал, — ответил Оуэн. — А почему ты спрашиваешь?

— Любопытно, не научился ли ты вызывать своих альтернативных двойников, вроде того, как это делаю я?

— Конечно, нет. Я не мог бы такого не заметить.

— Знаешь, что в таких случаях мне больше всего хочется выяснить — нельзя ли задержать на время какую-нибудь из моих версий и задать ей парочку конкретных вопросов?

— Ну так задержи, — предложил Оуэн. — Я сам был бы не прочь услышать ответы. Мне кажется… Он неожиданно запнулся и нахмурился.

— Что еще на этот раз? — спросила Хэйзел. — Валентин, — ответил Оуэн. — Он сказал, что подготовил мне сюрприз.

— О черт, — выругалась Хэйзел. — Уж не собираешься ли ты обыскать весь замок еще раз?

— Думаю, что лучше это все же сделать. Так называемые маленькие сюрпризы Валентина ничего хорошего не сулят. И, как правило, заканчиваются плачевно.

— Оуэн, — Дезсталкер неожиданно услышал голос Оза, — нам нужно поговорить. Срочно.

— Не сейчас, Оз. Мы заняты.

— Если ты меня не выслушаешь, то скоро тебе заниматься уже ничем не придется. Я кое-что нашел в центре безопасности. Счетчик, работающий в обратном режиме.

— Счетчик времени в режиме вычитания? — насторожился Оуэн. — К чему он подключен?

— В этом-то и загвоздка. Я пока не нашел. Валентин всегда защищает свои программы не одним, а целой серией паролей. Вычислить их — дело непростое. В данный момент я занимаюсь сканированием всего замка, пытаясь… Кошмар!

— Судя по выражению твоего лица, у тебя дурные вести, — заключила Хэйзел. — Что стряслось?

— Оз обнаружил счетчик обратного времени. А потом он сказал «Кошмар!».

— Значит, нам действительно грозит опасность, — произнесла Хэйзел.

— Оз, — твердым тоном обратился Оуэн, — будь любезен, объясни, что значит твое «Кошмар!».

— Это бомба, — ответил тот, — установленная глубоко под зданием Резиденции. Чертовски опасная. По своей мощности она способна расщепить весь замок на атомы. Если она взорвется, то на месте твоей Резиденции останется кратер, в котором с лихвой может уместиться целая Луна.

— Узнаю почерк Валентина, — произнес Оуэн. — Эта бестия будет мстить до последнего. Дескать, если у него отняли игрушку, то пусть и другим она не достанется. Как бы там ни было, ты можешь обезвредить бомбу?

— О кошмар! — ответил Оз.

— Ты опять изменился в лице. Что еще? — осведомилась Хэйзел.

— К сожалению, — начал Оз, — для того чтобы обнаружить и обезвредить бомбу, мне придется запускать другую программу…

Вдруг стальные решетки на окнах захлопнулись, и одновременно с ними закрылся потайной вход. В завершение всего сработал замковый механизм единственной в комнате двери, и Хэйзел с Оуэном оказались в ней запертыми. Вооружившись мечом и бластером, Хэйзел стала разъяренно озираться по сторонам.

— Оуэн, что, черт возьми, тут происходит?

— Валентин запустил программу самоликвидации, подсоединив ее к механизму, который срабатывает при всякой попытке обезвредить бомбу. А поскольку он почти наверняка изменил все пароли, то можно с полной уверенностью утверждать, что мы не успеем через компьютерную систему открыть эту комнату прежде, чем взорвется бомба. А когда замок взлетит на воздух, решать никаких проблем уже не придется.

— Бомба? — удивилась Хэйзел. — Что еще за бомба? Никто не говорил о бомбе. Откуда ты о ней узнал?

— Оз сообщил, — ответил Оуэн. — Помнишь о счетчике обратного времени?

— Черт с ними, с паролями, — сказала Хэйзел. — Я вытащу нас отсюда сама.

И прежде чем Оуэн успел ее остановить, она достала бластер и пальнула им по решетке ближайшего окна. Несмотря на ее бурные протесты, Дезсталкер силой повалил напарницу на пол, на доли секунды опередив лучевой снаряд, который, отскочив рикошетом от решетки и не причинив ей ни малейшего вреда, направлялся прямиком в Оуэна с Хэйзел. Им пришлось прижаться к ковровой дорожке, ожидая, пока выпущенный из бластера луч, поочередно отражаясь от окна и стенки, вконец не истощится.

Когда опасность миновала, Оуэн посмотрел на Хэйзел.

— Прошу тебя, больше этого не делай. Здесь повсюду установлены стальные решетки, даже внутри стен. Такое укрепление здания было предусмотрено для защиты его от разрывных снарядов. И если бы ты так чертовски не поторопилась, я бы успел тебя предупредить.

— По какому праву ты повышаешь на меня голос, Дезсталкер? Если на то пошло, то это твоя Резиденция. Так сделай же Что-нибудь! Вытащи нас отсюда.

Оуэн чувствовал, что Хэйзел поддается панике, но решил эту тему не поднимать: у них было слишком мало времени.

— Оз, что показывает счетчик? Сколько осталось?

— Две минуты и семь секунд.

— О кошмар!

— Вот, и я то же самое сказал. Только это не помогло.

— Что? Говори! — упорствовала Хэйзел, глядя Оуэну в лицо. — Что? Что?

Оуэн напряг все свои извилины. Не может быть, чтобы не было выхода. Проделать такой путь, столько всего достичь — и в конце концов попасться в такую примитивную ловушку. Не может быть, чтобы они так глупо погибли.

— Мне не нравится выражение твоего лица, — не унималась Хэйзел.

— А как насчет твоей неуязвимости? Ты ощущаешь себя непотопляемой сейчас?

— Неужели дела так плохи?

— Хуже не бывает. У нас осталось всего две минуты. Если мы не выберемся из комнаты, через две минуты бомба вознесет нас прямиком на тот свет. А что ты скажешь? Не можешь повторить трюк Джиля с телепортацией?

— Нет. Ты убил его раньше, чем он успел рассказать, как ему удается это делать.

— Правильно. Вини меня. Я виноват. А тебе не кажется, что если продолжать разглагольствовать…

Он резко замолчал, и они поглядели друг другу в глаза. Странное спокойствие неожиданно охватило их.

— Это все, да? — сказала Хэйзел. — Конец всему? Я знала, что обречена умереть молодой, но никогда не думала, что это случится вот так. В такой беспомощности.

Оуэн обнял Хэйзел за плечи, и она прижалась к его груди.

— Черт, — выругался он. — С момента нашей встречи жизнь нам давала время взаймы. Рано или поздно это должно было кончиться. И… я рад, что все это время мы провели вместе. Как ни странно, я думаю, что более счастливым не был никогда в жизни

— Да, — поддержала его Хэйзел. — Это было нечто вроде чертовски увлекательного путешествия, правда? И если нам суждено уйти из жизни, то по крайней мере мы это сделаем вместе.

Усевшись на краю кровати, они прижались друг к другу. И утонули в поцелуе, медленном и истовом, словно в их распоряжении была целая жизнь. После чего, словно два давних друга, просто преклонили друг к другу головы.

— И все же, я думаю, еще не все потеряно, — вдруг произнесла Хэйзел. — Помнишь, как на Мисте нам удалось устоять против отскочившего лучевого снаряда? Как ты считаешь, может, нам и сейчас повезет?

— Постой, постой… — Резко выпрямившись, Оуэн вдруг оживился. — Давай продолжим эту мысль. Мы выстояли перед тем снарядом, потому что держались вместе. Мысленно мы были связаны. И именно поэтому выжили.

— Нет, это мне никогда не нравилось, — рассердилась Хэйзел. — Я не хочу быть с кем-то связанной. Терпеть не могу, когда кто-то влезает в мои мысли.

— Хэйзел, сейчас не время скромничать. Ты что, предпочитаешь умереть?

— Черт, конечно, нет. Ладно. Давай попробуем.

Она протянула к нему руку, и Оуэн взял ее своей настоящей рукой. Сознание каждого, следуя давней ментальной связи, объединяющей всех выходцев из Безумного Лабиринта, направилось друг к другу. Ими двигала некая неведомая сила, пока они не слились воедино, в один разум, управляемый единой волей. Но это было еще не все. Случилось нечто большее. Нечто такое, что заставило их объединенное сознание покинуть телесные оболочки. В один миг эта нематериальная субстанция, пронзив напольные и стенные перегородки Резиденции, оказалась у компьютеров, которые Валентин установил в комнате, расположенной по соседству с центром безопасности. Когда их сознательный дух парил над мерцающими мониторами, что-то его насторожило. Оуэн с Хэйзел уже давно не были обыкновенными людьми — им не потребовалось и секунды, чтобы вмешаться в работу компьютерной системы. Введя новые данные, они остановили программу. Бомба была обезврежена до поступления очередных инструкций. Во избежание прочих неприятных сюрпризов Оуэн с Хэйзел быстро просмотрели всю память компьютеров, но, к счастью, ничего подозрительного не обнаружили. На этом их миссия была закончена. Движущая сила, которая объединила и связала разумы воедино, исчезла. Они покинули компьютерную комнату по отдельности, и каждый врозь вошел в свое тело. Вновь привыкая к функции дыхания, Оуэн с Хэйзел недоуменно посмотрели друг на друга. Решетки на окнах исчезли, и дверь комнаты отворилась сама собой.

— Ну и ну, — произнесла наконец Хэйзел. — Такого со мной… никогда не происходило. Это было… нечто особенное.

— А что я тебе говорил? — отозвался Оуэн. — Лучшее, что мы делаем, мы всегда делаем вместе.

— Очень может быть. Пошли отсюда, Оуэн. Здесь царит дух смерти.

— А Валентин сбежал, — констатировал Оуэн. — Но я все равно его найду. И заставлю расплатиться за все, что он сделал с моим домом и моими людьми. Клянусь, даром ему это не пройдет. Я подготовлю Валентину такую смерть, что сам ад ему покажется раем.

Глава вторая. Еще один день в Парламенте

«Звездный Бродяга-2» вышел в гиперпространство и взял курс к орбите Голгофы, родины и резиденции Парламента Империи. Однако сейчас заботы власти не волновали Оуэна с Хэйзел. Виримонд отнял у них слишком много сил. После физических и психологических ударов, которые им пришлось вынести за время пребывания в Резиденции Дезсталкеров, они могли лишь сидеть в креслах и время от времени безучастно отвечать на инструкции главного космопорта. Указав координаты посадки, Оуэн предоставил ее компьютерной системе.

Если говорить, положа руку на сердце, Оуэн в некотором смысле побаивался своего звездолета. Конечно, хэйдены, этот загадочный народ, постарались, чтобы «Звездный Бродяга-2» по возможности напоминал своего предшественника. Однако они не могли устоять против искушения его усовершенствовать. Теперь, чтобы открыть или закрыть двери, не нужно было прилагать никаких физических усилий. Достаточно было всего лишь представить, как ты к ним приближаешься, и те срабатывали автоматически. То же самое касалось и синтезаторов пищи. Чтобы поесть, Оуэну не требовалось заказывать определенную пищу — замечательные устройства знали все его желания наперед. Однако то, что управление полетом тоже осуществлялось столь необременительным образом, было уж слишком. В практике Оуэна была пара случаев, когда он пытался посадить космический корабль в состоянии полного смятения, но о них лучше не вспоминать. С тех пор он дал зарок впредь на себя ответственность за посадку не брать. Поэтому выполнить эту задачу он поручил компьютерам, а сам решил посвятить себя более полезному делу. Например, посидеть и помолчать.

Оуэн наблюдал за тем, как меняются краски за окном звездолета. Снизу медленно вырастал темно-синий мир, вид которого навевал почти ностальгические настроения. Последний раз Дезсталкер был на Голгофе, когда на ней пылали страсти. Восстание переживало последние минуты агонии, и на планете невозможно было сыскать человека, который бы не считал Оуэна своим врагом. На этот же раз Дезсталкер прибывал на Голгофу совсем в ином качестве, хотя миссия его была ничуть не менее важной, чем прежде. Между тем Оуэну прежние времена были куда больше по душе. Тогда он твердо знал, кто его враги и где их искать.

Оуэн перевел взгляд на Хэйзел, которая сидела рядом с довольно грозным видом. Даже тогда, когда Хэйзел Д'Арк пребывала в расслабленном состоянии, казалось, что она вот-вот вскочит и разорвет кому-нибудь глотку. Но Оуэн к этому уже давно привык и не обращал на ее странности никакого внимания.

— Итак, — бросила Хэйзел, каким-то образом почувствовав на себе его взгляд, несмотря на то что сама даже не подняла глаз. — Куда мы отправимся дальше? У тебя есть планы?

— Разве я обязан думать за двоих? — мягко запротестовал Оуэн. Подобный разговор у них возникал далеко не в первый раз. — А что скажешь ты? Не может быть, чтобы у тебя не было какой-нибудь идеи.

— У меня тьма идей, — ответила Хэйзел, — но у тебя всегда не хватает духа их реализовать.

— Потому что все твои идеи имеют пагубную тенденцию: если они не сосредоточены вокруг насилия или убийства, то непременно касаются кровавого разбоя или похищения. Больше этим мы заниматься не можем. Мы с тобой уже не мятежники и не преступники. Теперь мы представляем власть и официально служим закону.

— Какая скучища! — возмутилась Хэйзел. — В последнее время, Дезсталкер, ты стал невыносимым занудой.

— А знаешь, что мы будем делать дальше? — оживившись, спросил Дезсталкер. За время общения с Хэйзел у него выработался иммунитет к ее колкостям. — После того как мы приземлимся и отчитаемся перед Парламентом, мы сразу же отправимся по горячим следам за Валентином. Он далеко не уйдет.

— Ты это уже раньше говорил, — парировала Хэйзел, — а ему все равно удавалось смыться. Сколько я помню Вольфа, он всегда находился не там, где его ожидали встретить. Именно поэтому ему до сих пор удается избежать возмездия. Знаешь, Дезсталкер, ты лучше расслабься и отдохни. Нам надо подзарядить аккумуляторы. А что касается Валентина… Уверена, он очень скоро заявит о себе какой-нибудь вопиющей выходкой. Вот тогда мы и устроим на него очередной налет.

Оуэн не мог сдержать улыбки.

— Что я слышу? В тебе заговорил голос разума. Видать, дела наши совсем плохи.

— Думаешь, я ничего не вижу? — фыркнула Хэйзел. — Нам нужно временно выйти из игры, Дезсталкер. Виримонд выбил нас из колеи.

— Да. Прямо скажем, гостеприимством он не отличался. После немного затянувшегося молчания Хэйзел подняла на Оуэна глаза и спросила предупредительным и деликатным тоном:

— Оуэн, почему ты никогда прежде не говорил мне о Кэти? Я имею в виду, что у тебя была возлюбленная. Ведь она наверняка много значила в твоей жизни.

— Да, — ответил Оуэн. — А не рассказывал о ней я только потому, что не было повода. Вряд ли ты смогла бы понять наши с ней отношения.

— Все равно следовало рассказать, — не унималась Хэйзел. — А я бы уж постаралась понять. Кто она такая, эта Кэти? Как вы познакомились?

Оуэн довольно долго молчал, и Хэйзел уж было решила, что отвечать он не собирается. Когда же наконец Оуэн заговорил, голос его звучал спокойно и бесстрастно — иначе повествовать о столь болезненной теме он не мог. Как бы там ни было, но за все время рассказа он даже ни разу не поднял на Хэйзел глаз.

— Ее звали Кэти Деврайс. Очень красивая, всю свою сознательную жизнь Кэти была своего рода придворной. В Доме Удовольствий ее обучили быть предупредительной и чуткой, угадывать и исполнять все возникающие у гостей желания и способствовать появлению новых. Во время Зимнего Бала на Голгофе она была особенно хороша. Настоящая королева бала. Поэтому, когда нас друг другу представили, я подумал, что более очаровательного создания в своей жизни еще не встречал. Мы танцевали и разговаривали. Она внимательно слушала все, о чем я ей рассказывал, и даже понимала то, что другие зачастую понять не могли. По крайней мере мне казалось, что к моим россказням она проявляет неподдельный интерес. Даже мои шутки Кэти находила довольно забавными. Словом, она была само совершенство. В результате я выкупил ее контракт за огромные деньги, и она стала моей любовницей.

Конечно, на деле оказалось, что до совершенства ей было очень далеко. Застольные манеры, мягко говоря, оставляли желать лучшего. По утрам она отнюдь не являла собой образец очарования и привлекательности. И ко всему выяснилось, что она агент Императрицы, приставленный ко мне шпионить. Кэти докладывала на Голгофу обо всем, что я делал и говорил. Об этом поначалу узнал Оз. Он предупреждал меня, но я отказывался слушать. Кроме того, я был чрезвычайно далек от политики. Можешь представить, какими скучными были ее донесения!.. Мы были счастливы. Я даже не помню, чтобы у нас когда-нибудь возник спор, не говоря уже о ссоре. Мы провели вместе семь лет. Иногда мне кажется, что такого счастья у меня больше никогда не будет. Думаю, в глубине души я всегда знал, что рано или поздно его у меня отнимут.

Я очень ее любил. Разве я мог когда-нибудь подумать, что убью ее собственными руками? Воткну нож ей в ребра и проверну внутри. А потом буду держать ее на руках, пока она не истечет кровью.

— О Господи, Оуэн…

— Я бы ее спас, если бы мог.

— Но ведь она пыталась убить тебя!

— Порой мне кажется, что она меня убила. Я никогда не спрашивал, любит ли она меня, — боялся услышать не тот ответ. Возможно, если бы я его получил, она не унесла бы с собой в могилу часть моей души.

— Хватит, Дезсталкер, кончай разводить сантименты. Будешь продолжать в таком духе, мне придется собраться с силами и буквально выбить эту дурь из твоей головы.

Оуэн слегка улыбнулся.

— Неужели ты решишься?

— Можешь не сомневаться. Никогда не занимайся самобичеванием. Оуэн. В мире всегда найдутся люди, которые охотно это сделают за тебя. Не лишай их такой замечательной возможности. Кэти безвозвратно ушла в прошлое. А потому давай не будем оглядываться назад. Нужно жить и идти вперед.

— Но ты же сама затеяла этот разговор, — мягко заметил Оуэн. — Одного не могу понять. С чего это вдруг тебя так заинтересовало мое романтическое прошлое? Хотя, если порыться в твоем, там наверняка откроется много неожиданного. До сих пор не могу забыть случай на Мисте, когда Вампир по имени Эббот оказался одним из твоих бывших дружков.

— Это была моя ошибка.

— И, говорят, не первая и не последняя.

— Интересно, кто же это говорит? — сверкнув на него глазами, осведомилась Хэйзел.

— Практически все. Журналисты из светских новостей питают к тебе особое расположение. У тебя был ежедневно обновляющийся сайт в «Матрикс Нет».

— Надеюсь, ты не читал эту муть?

— Нет, конечно. Только разглядывал картинки.

* * *

Когда они наконец высадились в столице Голгофы, где до сих пор размещался Парламент Империи, Оуэна с Хэйзел атаковала толпа репортеров. Они представляли все главные издания, равно как и второстепенные, выславшие на Голгофу своих внештатных сотрудников. Подвиги таких героев, как Оуэн и Хэйзел, всегда становились объектом пристального внимания. Отчеты о том, как те действовали и что обнаружили на Виримонде, каким-то образом просочились в журналистские круги, возбудив их интерес до крайности. Поэтому репортеры ожидали прибытия героев на Голгофу с огромным нетерпением и, когда это событие произошло, буквально оцепили Оуэна и Хэйзел, не давая им прохода. Со всех сторон репортеры выкрикивали какие-то вопросы, а фотографы размахивали камерами над головами, стараясь отыскать наилучший ракурс. Пытаясь продвинуться к Оуэну с Хэйзел, интервьюеры расчищали себе путь локтями, а те, кого оттискивали назад, переходили на кулаки. Однако подойти слишком близко к Хэйзел и Оуэну никто из них не решался. Они знали, чем это может кончиться, и, надо сказать, порой это знание доставалось очень дорогой ценой. Нет, никого из журналистов Хэйзел пока еще не убила, как бы ни чесались у нее к этому руки.

Оуэн спокойно ждал, пока среди журналистов улягутся страсти и определится очередность. Хэйзел, яростно стреляя глазами по сторонам, то и дело руками нащупывала оружие. Большинство обращенных к ней вопросов носили предвзятый характер и касались исключительно ее отношений с обожаемым всеми Дезсталкером, но отнюдь не этот факт выводил ее из себя. Однажды во время интервью она хотела отшутиться, однако ее ответы напечатали, делая вид, будто приняли их за чистую монету. Хэйзел, недолго думая, решила отлупить всех причастных к этому делу, но другие в это время сняли акт ее расправы на пленку. С тех пор Хэйзел дала себе зарок ничего журналистам не говорить. Другими словами, она отвечала им односложно и отказывалась давать какие-либо комментарии. Хотя Оуэн находил всю эту затею исключительно забавной и всякий раз не упускал случая перед камерой подмигнуть зрителям, Хэйзел от этого было не легче.

Когда один из репортеров коснулся последнего фильма о Дезсталкере, напряжение достигло наивысшей отметки. — Едва Восстание победоносно пришло к завершению, как буквально через неделю на голоэкраны Голгофы обрушился шквал документальных лент — полнометражных фильмов, наскоро смонтированных из короткометражных, весьма различающихся между собой по качеству отснятого материала. Однако во все времена голым историческим фактам люди предпочитали приятные сердцу истории о любви. Поэтому вскоре на смену документальным лентам пришел первый художественный фильм о Дезсталкере. Насыщенный действием примитивный сюжет сделал свое дело и принес несметные доходы всем заинтересованным лицам, за исключением тех, чьи судьбы были в нем отражены. За ним последовали многие другие ленты, показывающие события с различной степенью достоверности. Что бы в них ни изображалось, будь то завоевание приза Тоби Шреком или дикая фантастика, создатели которой подчас не удосуживались удостовериться в правильности имен, публика поглощала все без разбору.

Последним и самым популярным в этой киновакханалии оказался фильм, претендующий на биографическую точность в изображении событий из жизни Дезсталкера. Образ Оуэна был наделен чертами святости и бескорыстия, меж тем как его помощница Хэйзел Д'Арк выглядела в фильме кровожадной психопаткой — если ее неуемную жажду крови что-то и сдерживало, то лишь собачья преданность Оуэну.

Оуэну и Хэйзел прислали приглашения на премьеру, и они отправились на просмотр, ни сном ни духом не ведая, что их ждет. Оуэн хохотал до колик в животе, поэтому очень скоро билетеру пришлось попросить его выйти, дабы не мешать смотреть фильм остальным. Хэйзел, вцепившись руками в подлокотники кресла, все же набралась духу досмотреть этот бред до конца. А когда он закончился, открыла по экрану огонь. К счастью, пока тушили пожар, Оуэну под шумок удалось выволочь ее из зала, не дожидаясь, пока это сделают блюстители порядка. А потом ему пришлось провести с Хэйзел разъяснительную работу. Разоружив напарницу, Оуэн прижал ее к полу и сидел на ней верхом до тех пор, пока та не пообещала не убивать всех, кто причастен к созданию данного фильма. Во время своей воспитательной акции Оуэн прибегал к разным аргументам. Наиболее веским из них оказалось то, что подобное поведение Хэйзел может лишний раз убедить публику в достоверности изображенного на экране.

Стоило одному репортеру поднять вопрос об этом фильме, как остальные тотчас шарахнулись от него во все стороны, чтобы, чего доброго, не пострадать вместе с ним. Реакция Хэйзел была мгновенной. Она схватила висящую в воздухе камеру и прицельным броском угодила репортеру аккурат между глаз. Бедняга упал без сознания. Оуэн быстро подскочил к Хэйзел сзади и прижал ее руки к туловищу. Наблюдая за происходящей сценой со стороны, репортеры старались сохранять безопасное расстояние. Когда же Оуэну удалось более или менее утихомирить Хэйзел, журналисты стали медленно продвигаться вперед, обступая валявшееся без сознания тело коллеги. Из соображений здравого смысла никто болезненной темы больше не касался. Однако, к сожалению, речь зашла о коммерции.

Массовый зритель продолжал проявлять к знаменитостям острый интерес. Несмотря на то что в свет вышло невероятное количество сериалов и документальных лент, утолить неуемный аппетит публики пока не удалось. Кроме того, она с той же ненасытной алчностью раскупала всякий хлам, тем или иным образом связанный с данными фильмами или их героями. Поэтому на рынок хлынула бездна подобного рода продукции. На всю эту дребедень, начиная с исключительной безвкусицы и кончая откровенной пошлостью, Оуэн с Хэйзел смотрели сквозь пальцы. Пока к ним поступали проценты, они попросту закрывали на это глаза. Но больше так продолжаться не могло.

— А мы это видели? — осведомился Оуэн и тут же пожалел о своем вопросе, потому что репортер достал и передал ему маленькую пластиковую фигурку.

— Таких у нас выпущена целая серия, — приветливо пояснил тот. — Они отражают всех основных действующих лиц Восстания. И чрезвычайно популярны среди публики. Особенно фигурка Императрицы. Люди любят над ней поизмываться.

Достав еще несколько фигурок, он протянул их Оуэну с Хэйзел. Фигурки отливали яркими красками, а изображенные на них герои, все, как один, отличались подчеркнуто выпуклыми формами. Казалось, все они на одно лицо. По крайней мере Оуэн не смог в них узнать никого из своих знакомых и перевел вопросительный взгляд на Хэйзел.

— Разве мы давали разрешение?..

— Понятия не имею, — ответила та, метнув свирепый взгляд на огромный бюст фигурки, которая, по всей вероятности, изображала ее, — мы подписывали уйму всяких документов. Я уже потеряла им счет.

— По крайней мере эти безделушки достаточно безобидные, — продолжал Оуэн. — Безвкусные, но хотя бы безобидные…

— Как бы там ни было, надо проверить, — заявила Хэйзел. — Наверняка на этой дребедени кое-кто сорвал хороший куш. А если так, то я была бы не прочь получить свою долю. А где тут Руби? — поинтересовалась она у репортера.

— Вон та, что обвешена оружием, — ответил тот.

— Ничего подобного, — отрезала Хэйзел. — Руби при всем желании не сможет взять с собой столько оружия — вес перетянет ее назад, и она упадет. Должна вам заметить, что при таких размерах груди ей ни за что не удержаться на ногах. И вообще, разве у женщин бывает такая грудь? Если, конечно, не брать в расчет девочек из Дома Удовольствий…

— И много у вас еще такого товара? — спросил Оуэн у репортера, возвращая ему фигурки.

— Да, сэр Дезсталкер. Коробочки для ленча, афиши, игры… Все это сейчас имеет огромный спрос.

Репортер достал пакет и, выудив из него две долговязые куклы, протянул их Оуэну и Хэйзел. По крайней мере телосложение кукол более или менее соответствовало пропорциям нормальных людей, а одежда довольно точно воспроизводила оригиналы, чего нельзя было сказать о лицах. Репортер нажал на кнопки, встроенные в спины кукол, и куклы заговорили. Та, что изображала Оуэна, начала выкрикивать: «Боритесь за справедливость!», а жалкое подобие Хэйзел завопило: «Убивать! Убивать! Убивать!»

У Хэйзел хватило духу сдержаться, она уже научилась распознавать провокации и не поддаваться им. Оуэн чуть было не расхохотался, но вовремя осекся, не слишком убедительно сымитировав кашель. Вконец разочарованный репортер решил, что наступило время достать свой основной козырь. Если и это не произведет впечатления на Хэйзел, ему придется проглотить свое удостоверение, тем самым признав профессиональную несостоятельность. Убрав куклы обратно в пакет, он аккуратно извлек из него последние образцы.

— И наконец вот это, — прокомментировал он, демонстрируя две мягкие игрушки, наряженные в костюмы Оуэна и Хэйзел.

— Мягкие игрушки? — Тон Хэйзел предвещал надвигающуюся бурю, — Они превратили нас в мягкие игрушки?

Все присутствующие затаили — дыхание и стали прикидывать, куда им придется бежать, когда грянет гром. В любом случае камеры сделают прекрасные снимки — если, конечно, уцелеют. От затянувшегося напряженного молчания репортер покрылся испариной.

— А ведь они довольно симпатичные, — произнес Оуэн.

— Тебе нравятся эти страшилы? — удивилась Хэйзел.

— Не скажу, что я горю желанием положить их рядом с собой на подушку, но я был бы не прочь сохранить их на память об этой акции. Представляешь, какие доходы?

Его аргументы подействовали на Хэйзел, и она быстро успокоилась.

— Пожалуй, ты прав. К тому же от подобных игрушек всегда без ума дети. Одно Рождество, и мы обеспечены на всю оставшуюся жизнь.

Оуэн улыбнулся про себя. Если не знаешь, как успокоить Хэйзел, заведи с ней разговор о деньгах. Это правило Дезсталкер применял всякий раз, когда ему нужно было сбить напарницу с толку.

Постепенно журналисты стали понимать, что ничего интересного встреча с героями Восстания им не сулит, и разочарованно вздохнули. Некоторые даже принялись убирать камеры. Репортер-провокатор, агент по игрушкам, с угрюмым видом начал засовывать образцы в пакет. Толпа уж было собралась расходиться, но вдруг прибыл представитель Парламента, и в предвкушении предстоящего зрелища заскучавшие журналисты оживились.

Перед присутствующими появился типичный парламентарий. Самоуверенный, если не сказать нахальный, чиновник, одетый явно не по доходам. О статусе курьера свидетельствовала венчавшая его голову традиционная красная повязка и исключительно злобный настрой. Когда он устремился к Оуэну с Хэйзел, журналисты расступились перед ним. Первым делом чиновник вскинул голову вверх и бросил взгляд свысока, словно давая понять, какую роль в данном спектакле отводится играть героям Восстания. После этого, не взяв на себя труда даже представиться, приступил к заранее заготовленной речи.

— Сэр Дезсталкер и мисс Д'Арк. Вам приказано прибыть на вечернюю сессию Парламента и отчитаться о своей миссии на Виримонде. Я уполномочен сообщить, что Парламент выражает крайнее неудовольствие по поводу того, что ни один из бунтующих Лордов не был доставлен вами живым, не говоря уже о том, что вы позволили отъявленному злодею Валентину Вольфу избежать правосудия. От вас потребуется дать подробные объяснения столь непростительным упущениям в своей работе. Разумеется, о вознаграждении не может быть и речи.

Телекамеры вновь зажужжали, и репортеры навострили уши. Едва они увидели парламентского курьера, как сразу поняли, что скоро грянет буря.

Ради того, чтобы утихомирить присутствующих, Оуэн решил слегка урезонить чиновника.

— Мы положили конец порочной практике на Виримонде, — спокойным тоном произнес он. — Склепа больше не существует. Мертвые отомщены. Мы уничтожили в зародыше самый опасный вражеский оплот Империи. По-моему, неплохо для одного дня работы.

Представитель Парламента самонадеянно фыркнул.

— То, что вы смогли или не смогли сделать помимо предписанных вам инструкций, к делу отношения не имеет. Важно одно: вы не выполнили требований Парламента.

Оуэн с Хэйзел переглянулись.

— Только после тебя, — великодушно произнесла Хэйзел.

— Благодарю, — сказал Оуэн.

Сделав шаг вперед и улыбнувшись заносчивому чиновнику, он нанес ему крепкий удар. Бедняга беспомощно растянулся на взлетно-посадочной площадке и, слегка подергиваясь, остался лежать.

Одарив журналистов широкой улыбкой, Оуэн произнес:

— Учитесь, как надо разговаривать с такими людьми. Если не все усвоили, могу повторить еще раз.

Репортеры в один голос заявили, что прекрасно поняли с первого раза, и, поблагодарив за урок, принялись наперебой расспрашивать Оуэна и Хэйзел обо всех неизвестных подробностях последней миссии. Прежде всего их интересовало, о каком таком Склепе шла речь и почему он стал оплотом врага. А также какие виды имел на него небезызвестный Валентин Вольф. Групповое интервью очень скоро переросло в кулачный бой. Журналисты были столь одержимы стремлением получить у героев дня факты, что ради этого готовы были перегрызть друг другу глотки. Воспользовавшись возникшим замешательством, Оуэн с Хэйзел решили тихо скрыться. Парламентский представитель, казалось, зашевелился, и Хэйзел — исключительно ради того, чтобы не остаться перед ним в долгу — больно пнула его ногой.

— Видишь, а ты думала, что они наконец образумились и принялись носить бронекостюмы, — произнес Оуэн.

— Должно быть, этот парень новенький.

— Если он не усвоит хороших манер, стать стареньким ему не придется. Дай-ка я проверю, не было ли при нем каких-нибудь письменных предписаний.

Оуэн опустился на колени и принялся тщательно обыскивать чиновника, который время от времени издавал стон. Наконец Оуэн нащупал у него несколько запечатанных приказов, на которых значилось имя Дезсталкера.

Хэйзел нахмурилась.

— Вот так штука. Почему на подобных документах никогда не указывают мое имя?

— Они просто тебя побаиваются, — заверил ее Оуэн.

Вскрыв восковые печати, он быстро ознакомился с содержанием бумаги, которая, в угоду моде, была написана обыкновенной ручкой и чернилами.

— Проклятие! Для нас организовали очередной парад. Прямо сейчас, по дороге в Парламент. Терпеть не могу парады.

— Зато люди их обожают, — пожав плечами, ответила Хэйзел, пока Оуэн засовывал приказы в карманы парламентского курьера. — От тебя немногое требуется. Просто улыбайся и помахивай рукой. И при этом старайся выглядеть как истинный герой. Не забывай целовать детишек и дружески гладить их по головке. Только не вздумай выкинуть какую-нибудь глупость.

Оуэн тихо засмеялся.

— Как мне надоела эта чушь собачья! Тебе, я знаю, нравятся всякие публичные почести, а я мечтаю лишь о том, чтобы меня оставили в покое. Терпеть не могу толп народу. Терпеть не могу, когда на меня пялятся. И ненавижу давать автографы. Помнится, последний раз после этого занятия у меня целую неделю болела рука.

— А ты просто расслабься и постарайся получить удовольствие. Мы это заслужили. Так пусть нас боготворят, раз им хочется.

— Ладно, — покорно согласился Оуэн. — Все равно другого выхода у меня нет. Когда эта пытка закончится, мы отчитаемся в Парламенте о проделанной работе. Потом, стоически борясь с искушением расстрелять это скопище придурков, ответим на массу глупых вопросов. И только тогда мы отправимся домой и немного поспим.

— Вот именно, — подхватила Хэйзел. — Кажется, я могла бы не просыпаться целую неделю.

— А знаешь, этот тип прав, — продолжал Оуэн. — Это была не самая удачная наша миссия.

— Брось, как бы там ни было, мы отомстили за твоих людей. Помни это и перестань себя терзать. А сейчас пора идти. Поклонники нас заждались.

Тщательно изучив опыт прошлых парадов, организаторы мероприятия решили предоставить Оуэну и Хэйзел грависани. Теперь герои парили над главной улицей города на достаточном от обезумевшей толпы расстоянии, так что никто не мог достать их руками. Случалось, что увлекшаяся общением с поклонниками Хэйзел чересчур страстно выражала им свое расположение, однако столь благие с ее стороны порывы подчас заканчивались несчастными случаями. Во избежание неприятностей организаторы парада сочли, что будет гораздо безопасней для каждой из сторон, если героев держать подальше от толпы.

Оуэн улыбался и махал рукой, как автомат. Стараясь по возможности отгородиться от шума и гвалта на улице, он изо всех сил пытался сосредоточиться на отчете, с которым ему предстояло выступить перед Парламентом. Ему никогда не нравилась толпа. Когда на него смотрело много народу, он ощущал нервозность и неловкость. Помнится, как-то раз, еще в той жизни, когда он был историком, ему нужно было прочитать доклад перед собранием ученых. Тогда он заперся в туалете и просидел там до тех пор, пока за ним не пришли. Теперь обстоятельства изменились. В его руках была власть и судьбы людей. И все это знали. Он прошел сквозь огонь войны, сражался с полчищами имперских сил и ни разу не испытывал колебаний.

Несмотря на это, Оуэн по-прежнему чувствовал себя среди толпы неуютно. По-прежнему ненавидел, когда на него таращили глаза.

Не спасало положения и то, что Хэйзел наслаждалась парадом, будто только о нем и мечтала всю жизнь. Расплывшись в лучезарной улыбке, она махала рукой и вертела головой, предоставляя всем и каждому разглядеть ее во всех ракурсах. Какая-то группа фанатов скандировала ее имя. Когда же Хэйзел удостоила их своим вниманием, те приветствовали ее громким визгом. Причем среди них были и женщины. Кто-то бросал ей розы на длинных стебельках. Хэйзел ловила их, не обращая внимания на шипы, а в ответ посылала воздушные поцелуи. Толпе это нравилось. Оуэн делал вид, что ничего не замечает. Однако роз ему никто не кидал.

Восстановление города шло полным ходом. Во время войны было разрушено и повреждено много домов, и их реконструкция еще продолжалась. На стенах зданий работали ремонтники. Они не упускали случая бросить в адрес Хэйзел какую-нибудь непристойность. Та отвечала еще более крепким словцом, чем приводила их в неописуемый восторг. То здесь, то там щелкали камеры, подчас сталкиваясь друг с другом, когда их хозяева стремились получить наилучший ракурс.

От улыбки у Оуэна уже ныла челюсть. Кроме того, он не переставал поглядывать по сторонам. Любовь толпы — хорошо, но бдительность прежде всего. Не исключено, что за окном какого-нибудь ремонтируемого здания скрывается снайпер. К тому же, несмотря на то что жители города оказывают им столь радушный прием, среди них довольно много и тех, кто скорее предпочел бы видеть Оуэна и Хэйзел в гробу. Если кого и могло одурачить ликование толпы, то только не Оуэна. Он прекрасно знал, что за этим стоит. После того как Империя понесла столь многочисленные потери с обеих сторон, появилось много материала для пересадки органов и тканей. Люди, которые прежде были вынуждены выстаивать непомерно длинные очереди и подчас умирать, не дождавшись операции, теперь обрели новую надежду. И все это благодаря мертвецам, которые на совести Оуэна и Хэйзел.

У льстивого почитания толпы существовала и еще более темная сторона. Воодушевленные сверхъестественными способностями Оуэна и Хэйзел, многие из простого люда задались целью во что бы то ни стало «усовершенствовать» себя. Все это привело к граничащему с безумием буму в пересадочной хирургии. Исправить положение Оуэн не мог при всем желании, хотя неусыпно следил за развитием этой тенденции. Неужели он спас человечество от Императрицы Лайонстон только затем, чтобы превратить его в жалкое подобие хэйденов?

Казалось, конец парада никогда не наступит. Между тем они все-таки добрались до старинного дома, в котором размещался Парламент. Поскольку в течение нескольких веков Парламент слыл чисто формальным органом власти и никто его серьезно не воспринимал, занимаемое им здание находилось в захолустье. Благодаря такому расположению огонь Восстания практически не коснулся его, хотя строение существенно обветшало.

Едва Оуэн с Хэйзел приблизились к дому Парламента, как толпу оттеснила вооруженная охрана. Герои парада беспрепятственно выбрались из грависаней и поспешно скрылись в вестибюле. Когда тяжелые дубовые двери плотно закрылись, Оуэн облегченно вздохнул. Не важно, что предстоит встреча с враждебно настроенным Парламентом, — это его беспокоило значительно меньше, чем истерическая толпа.

Служащие сопроводили Оуэна с Хэйзел в дальнюю Палату, где дожидались начала вечерней сессии те, кому было предписано предстать перед Парламентом. Нынешний орган власти привлекал на свои заседания гораздо большее число диссидентов, нежели Двор Императрицы. Хорошо еще, что не под страхом смертной казни. Если тебе и грозила тут смерть, то скорее всего от скуки.

Все знали, что нынешний Парламент унаследовал у своего предшественника обычай заседать каждый день. Однако в повседневный орган управления Империей он превратился большей частью по чистой случайности. Его конкуренты, постоянно воюя между собой, истощили в этой борьбе все свои силы, поэтому единственным действенным органом остался Парламент. Таким образом, сами того не желая, конкурирующие с ним организации сослужили ему хорошую службу. Постоянных членов Парламента насчитывалось двести пятьдесят человек. Их избирателями были люди, имевшие определенный годовой доход и пожелавшие участвовать в голосовании. Не имевший доселе реальной власти, новый Парламент отнесся к новому статусу с немалым энтузиазмом. Кое-кто жадно включился в работу, стремясь показать, на что способен. Другие забились в свою скорлупу и не желали оттуда выбираться; их пугала сама мысль о работе. Большинство из депутатов попросту воспользовались возможностью и продали себя по максимально выгодной цене. Надо сказать, что недостатка в организациях, фракциях или просто могущественных лицах, желающих оказывать влияние на постоянных членов Парламента, не было. А следовательно, назрела острая необходимость поддержания порядка внутри и вокруг здания Парламента.

За пределами Парламента шла воистину ожесточенная борьба. Различные фракции решали споры между собой посредством грубой силы. Число жертв росло с каждым днем. В ход шли мечи, бластеры, бомбы и даже яд. За исключением утренних и вечерних часов пик, власти даже не пытались восстановить порядок. Каждая из воюющих сторон легко бросала другой обвинение в терроризме, несмотря на то что сама не гнушалась пользоваться теми же методами. Оуэн и Хэйзел пришли было к выводу, что пора вмешаться, однако Джек Рэндом быстро их отговорил. Это дало бы фракциям повод объединиться за пределами Парламента на почве общей цели: убийства Оуэна Дезсталкера и Хэйзел Д'Арк.

Единственным конкурентом Парламенту как руководящему органу власти выступили суды военного трибунала, возглавляемые лидерами различных подпольных организаций мятежников. Во времена коррумпированного правления Лайонстон Империю захлестнула волна жестокости. В стране, которой управляла Железная Сука, убийством и пыткой никого было не удивить. Когда Лайонстон свергли, лидеры Подполья откопали документы Императорского Двора и узнали имена самых отъявленных убийц и палачей. Так началась долгожданная кампания мести. Голограммы и адреса преступников были показаны по головидению, и люди самостоятельно принялись чинить расправу. Бывших аристократов выволакивали из роскошных домов и убивали прямо на улицах. Многих из них уже постиг ужасный конец к тому времени, как остальные решили сдаться властям. Суды над ними начались спустя всего несколько часов после падения Лайонстон. Их транслировали по головидению, поэтому жители имели возможность проследить, как в Империи восстанавливается справедливость. Один суд сменялся другим, и, казалось, им не было конца, несмотря на то что осужденных ежедневно отправляли на виселицу. Публичные казни привлекали к себе толпы народу. Чтобы удостовериться, что негодяи действительно понесли наказание, людям хотелось увидеть это собственными глазами.

Суды военного трибунала получили огромную власть и отвлекали на себя общественное внимание, поэтому Парламент относился к ним довольно ревниво. Но не настолько, чтобы вмешиваться, — было понятно, что люди жаждут мести даже больше, чем справедливости.

Оуэн и Хэйзел вошли в дальнюю Палату, за которой располагался зал заседаний. Палату от зала заседаний отделяли массивные дубовые двери, которые по традиции, ведущейся с давних времен, открывались только изнутри. Пользуясь своей привилегией, члены Парламента взяли за правило заставлять людей подолгу ждать. Данную практику они позаимствовали у Лайонстон, преследуя определенную цель: каждый должен знать свое место. Хотя об этом, разумеется, никто никогда не упоминал.

В Палате, которая, как обычно, кишела народом, стоял приглушенный шум. Люди завязывали знакомства, заключали сделки или вели переговоры. Здесь не использовали голограмм: каждый был обязан присутствовать лично. Последнее время среди клонов и пришельцев развелось слишком много самозванцев, поэтому люди хотели быть уверенными, с кем именно имеют дело. А чтобы никто не мог выдать себя за другого, в потайных местах были установлены эсп-глушители.

Когда в Палате появились Оуэн с Хэйзел, все замерли. Оуэн и Хэйзел, молча окинув толпу взглядом, отвесили присутствующим почтительный, хотя и сдержанный поклон. Через секунду шум возобновился так же внезапно, как и утих. Члены Парламента не горели желанием разговаривать с Оуэном Дезсталкером и мисс Д'Арк — это было небезопасно. Когда Оуэн и Хэйзел двинулись к центру зала, все инстинктивно расступались перед ними.

— Теплый, как всегда, прием, — сказал Оуэн, не заботясь о том, что его могут услышать.

— Неблагодарные ублюдки, — подхватила Хэйзел, озираясь по сторонам в надежде увидеть поблизости какого-нибудь кретина, которого могла бы обидеть ее фраза.

— У них есть причины недолюбливать нас, — продолжал Оуэн. — Герои и знаменитости, по их представлениям, должны иметь безупречную репутацию. А мы, боюсь, их слегка разочаровали.

— Какая жалость! — произнесла Хэйзел. — Но меня никогда не считали героем. Поэтому, если меня заденут дважды, духу моего здесь не будет. А если трижды, то перед тем как уйти, я разнесу к чертям весь этот дом.

— Спокойно, спокойно, — пробубнил Оуэн, безучастно улыбаясь, чтобы не вызывать подозрений. — Не поддавайся на провокации. Они воспримут это как признак слабости.

Хэйзел фыркнула:

— Тот, кто сочтет меня слабой, может глубоко об этом пожалеть.

— Только не хватайся за меч, черт побери! Здесь нельзя никого убивать. Дуэли запрещены. К тому же не успеешь ты вытащить меч, как со всех сторон набежит полусотня охранников. Мы не до такой степени неуязвимы. Так что настоятельно советую вести себя прилично.

— Ты никогда не упустишь лишней возможности меня отчитать!.. К тому же я вполне справлюсь с полусотней охранников.

— Да, очень может быть, — вздохнул Оуэн. — Но дело совсем не в этом. Нам нужно произвести хорошее впечатление.

— С каких пор нам стало это нужно?

— С тех пор, как нам не удалось взять Валентина Вольфа и доставить на суд.

— А что, если я все-таки кого-нибудь слегка прибью?

— Только в случае крайней необходимости. И не под объективами голокамер. Нам и так хватает дурной славы.

— Такого количества камер я здесь прежде никогда не видала, — оглядевшись, произнесла Хэйзел. — Либо Парламент раскопал что-то весьма любопытное, либо кто-то сообщил им о нашем прибытии.

О, привет!

Оуэн не успел ничего сказать, как Хэйзел нырнула в толпу. Та расступалась перед ней достаточно быстро, не позволяя Хэйзел прокладывать себе путь локтями. Следуя за ней, Оуэн тихо рассыпался в извинениях. Ему приходилось проделывать это довольно часто, и он постепенно привык. Знакомым лицом оказался Тобиас Шрек, который, как всегда, находился в обществе своего оператора Флина. Поприветствовав их вслед за Хэйзел, Оуэн искренне улыбнулся — в первый раз с тех пор, как переступил порог Парламента. Во время Восстания Тоби Шрек был репортером-документалистом и обладал невероятной способностью оказываться в нужное время в нужном месте. Флин сопровождал его повсюду. Он помогал запечатлеть важнейшие события на голокамеру и пустить их в эфир. За время Восстания в их коллекции набралось множество боевых эпизодов, в которых принимали участие Оуэн и Хэйзел. Они сумели даже заснять сцену свержения Императрицы Лайонстон и разрушение Железного Престола.

За последнее время Тоби практически не изменился. Круглый, как мячик, всегда покрытый испариной и сияющий ослепительной улыбкой, одет он был по последней моде. Но несмотря на то что искусно скроенный костюм был продуман до мелочей, чтобы скрыть недостатки фигуры, он ему не шел. Тоби гораздо увереннее себя чувствовал в свободной военной форме, и это сразу бросалось в глаза. Флин был таким же худощавым и долговязым, как и прежде. Тихий и застенчивый, с обманчиво честным лицом, во время работы он всегда предпочитал держаться на втором плане — довольно полезное качество, особенно тогда, когда вокруг стреляют

Что же касается его личной жизни, то тут дело обстояло совсем иначе.

— Отлично выглядишь, Тоби, — бодро начала Хэйзел, пнув пальцем в его более чем круглый живот. — Неужто сбросил несколько фунтов?

— Если бы, — посетовал в ответ Тоби. — С тех пор как меня выдвинули на руководящую должность, почти весь день приходится просиживать за рабочим столом — вместо того чтобы быть в гуще событий, где идет настоящая борьба!

— Не слушайте вы его, — вступил в разговор Флин. — Помнится, когда он снимал сцены боя, то только и делал, что скулил. Тоби метнул на приятеля сердитый взгляд.

— Твоя прямота до добра не доведет. Из-за нее ты до сих пор сидишь в операторах, а я уже попал в руководство. Будешь перечить мне при свидетелях — попрошу кого-нибудь из Налогового Управления повнимательнее изучить твою декларацию о доходах за прошлый год.

— Но-но, полегче, — парировал Флин.

— Ты и впрямь хорошо выглядишь, Тоби, — поспешил вставить свое слово Оуэн, пока не началась обычная перебранка.

— Лучше бы ты этого не говорил, — ответил Тоби. — Я сам знаю, как выгляжу. Как думаешь, почему раньше я все время носил военную форму? Потому что любой приличный костюм выглядит на мне как ворованный.

— Ну, что новенького в руководстве? — осведомилась Хэйзел. — Кажется, Парламент затевает нечто особенное. Может, что-то такое, о чем нам не помешало бы знать?

— Вот именно, — подхватил Оуэн.

— Уйму всего, — беззаботно выпалил Тоби. — Однако я в таком же неведении, как и вы. Я здесь только потому, что мне до смерти захотелось хоть ненадолго окунуться в настоящую жизнь. Честно говоря, последнее время на меня напала жуткая тоска. А за эти дни все резко изменилось. Мои с Флином фильмы произвели фурор. Их признали классическим историческим материалом и наверняка буду крутить еще очень долго. Публика по-прежнему проявляет к моей работе острый интерес. Я даже не ожидал, что мне так скоро придется стричь купоны — причем столь внушительных размеров, что бухгалтеры компании не в состоянии их скрыть от Налогового Управления. Теперь нам с Флином при желании можно больше не работать. Вот только загвоздка в том…

— В чем же? — спросила Хэйзел.

— Мы слишком молоды, чтобы отправляться на пенсию, — ответил Флин. — Не представляю, чем себя занять.

— Это точно, — согласился Тоби. — Однако меня всю дорогу преследует неприятное ощущение, будто все самое лучшее в жизни я уже совершил. И все, что я буду делать дальше, непременно получится, хоть ненамного, но хуже. Из-за этой чертовщины я стал ощущать свой возраст. Мне сейчас позарез нужна хорошая тема. Что-нибудь такое, во что я мог бы вцепиться зубами. Что-нибудь по-настоящему значимое.

— Мы поднимаем Империю из руин, — начал Оуэн. — Восстанавливаем ее практически с нуля. Перемены в социальной и политической структурах происходят практически каждый день. Неужели ты не можешь найти для себя достойной темы?

— О, что касается свежих событий, то в них недостатка нет. История вершится каждый день. Но это слишком кровавые, откровенные, честные и скучные факты. Какой в них интерес? Катастрофически не хватает драмы. Даже отъявленные злодеи куда-то подевались.

— Ну. уж этого я бы не сказал, — заметил Оуэн.

— Валентин Вольф все еще разгуливает на свободе.

— Ах да, — спохватился Тоби.

— Я слыхал, вы предприняли еще одну вылазку за ним. С удовольствием послушаю ваш отчет. Вы единственные, кто может внести свежую струю в тоску повседневной жизни. Остальные куда-то исчезли. Джек Рэндом с головой ушел в политику. Руби последнее время почти не выходит из дому. Правда, не исключено, что они сегодня появятся здесь. Кажется, они что-то пронюхали. Господи, совсем забыл сказать!.. У меня отснят большой материал о том, как вы четверо сражались во время Восстания. Материал, который не был в прокате и неизвестно, когда будет. Разве что тогда, когда всех нас не будет в живых.

— Да, — подхватила Хэйзел.

— Очень может быть. А до того времени кое-что лучше держать в секрете. Людям ни к чему знать все.

Они обменялись одобрительными кивками. Никто не стал упоминать о молодом лже-Рэндоме, который оказался киборгом, работающим на отшельников — ИРов из Шаба. Кроме того, были и другие, более мрачные секреты. Восстание оказалось далеко не таким честным делом, каким они его себе представляли.

— Итак, — сказал Тоби, внезапно прервав затянувшееся молчание, — что вы скажете на предложение издать свою официальную биографию? Не волнуйтесь, писать вам ничего не придется. Для этого у нас есть специальные люди. Вы лишь надиктуйте историю своей жизни на диктофон, а мы подберем соответствующий видеоматериал. При желании можно всегда состряпать связки в тех местах, которые вы пожелаете упустить. Грех упускать деньги, пока есть такая возможность, — кто знает, сколько времени люди будут проявлять к вам интерес.

— Чем быстрее он у них иссякнет, тем лучше, — произнесла Хэйзел. — Никаких биографий, Тоби. В конце концов, имеем же мы право на что-то личное. Кроме того, массовая публика большую часть нашей жизни скорее всего не воспримет.

— Я тоже в этом уверен, — кивнул Оуэн. — Давайте лучше сменим тему. Скажи, Тоби, как твои дела? Чем занимаешься? Есть что-нибудь интересное?

— Это у него-то интересное? — громко фыркнул Флин. — Какое там! Вся его жизнь проходит на службе. Торчит за столом с утра до ночи, а потом еще берет работу домой. Типичный управленец. А я вкалываю только в специально отведенное для этого время и, как только оно истекает, не вспоминаю о работе до следующего утра. Тебе, босс, тоже следовало бы поумерить свой аппетит. Бери пример с меня. Будет гораздо меньше головной боли.

— Ты начисто лишен тщеславия, Флин, — заметил Тоби.

— Что верно, то верно. И этим горжусь. А ты из-за своих амбиций то и дело попадаешь в беду. Они правят всей твоей жизнью. А в результате — начинающаяся язва и мешки под глазами. У меня же появился великолепный любовник. — Флин расплылся в довольной улыбке и, обращаясь к Оуэну и Хэйзел, добавил: — Вы обязательно должны с ним как-нибудь познакомиться. Его зовут Клэренс. Клэренс Дюбуа. Работает расследователем на Джона Эйвона, одного из членов Парламента. Если хотите знать, Клэренс делает за него всю работу, с которой тот потом выступает на сессиях. Но это еще не самое главное. Клэренс — красавчик, а готовит так, что пальчики оближешь. Из свежих ребрышек и овощей умеет сделать пищу богов. Беда только в том, что у него двенадцатый размер ноги. Не поверите, до чего трудно оказалось подобрать ему обувь на высоком каблуке.

— Кажется, любовь тебя преобразила, — заметила Хэйзел. — Ты положительно стал более болтлив.

— Еще как, — вступил в разговор Тоби. — Последнее время у Флина рот почти не закрывается. Про этого Клэренса он мне все уши прожужжал… Ну а как вы поживаете, . голубки?

— Бывали времена и получше, — ответил Оуэн.

— Но мы все же не унываем, — твердо заверила собеседников Хэйзел. — А как ты, Тоби? Как дела на личном фронте? Есть достойные фигуры на горизонте?

— Последнее время я именно этим и занимаюсь, — не слишком охотно признался Тоби. — Женитьба для меня вышла на первое место. Видите ли, с годами я не становлюсь моложе, а наследников у меня до сих пор нет. Поэтому Семья не на шутку обеспокоилась о продолжении рода и усиленно на меня давит — учитывая то, что дядя Грегор был вынужден удариться в бега, Грейс начисто решила похоронить себя в старых девах, а Евангелика отреклась от Семьи. Если в ближайшее время я не позабочусь о наследниках, род будет прерван. С другой стороны, кто захочет выйти замуж за Шрека? Спасибо дяде Грегору, который так замарал наше имя, что нас теперь обходят стороной.

— Ничего подобного, — твердым голосом заявил Флин. — Ты прежде всего Тоби-трубадур, обеспеченный и знаменитый журналист, а только потом Шрек. Трудишься не покладая рук, но надо и меру знать. Работа не заменит тебе хорошей девушки. Или юноши.

Увлекшись разговором с Тоби, которого от обсуждения пикантной темы бросило в краску, Оуэн не заметил, как к ним подошел молодой аристократ. Когда тот приблизился практически вплотную, Хэйзел тайком схватила Оуэна за руку, одновременно нащупывая бластер. Оуэн неторопливо обернулся и оказался лицом к лицу с незнакомцем. Тот официально поклонился, намеренно отведя руку от своего меча. Одет он был хорошо, но неизобретательно. Длинные, металлического цвета волосы уложены в старомодную прическу, а по-женски красивое лицо ничего не выражало.

— Прошу прощения за беспокойство, сэр Дезсталкер, — начал молодой человек. — Мне поручено сообщить, что кое-кто в этом зале желает с вами познакомиться.

— Кто же это?

— Леди Констанция Вольф. Она хочет поговорить с вами. Дело очень срочное и важное для вас обоих. Позвольте вас проводить к ней?

— Констанция Вольф? — настороженно переспросила Хэйзел. — Что-то не припомню. А кем она приходится Валентину?

— Мачехой, — ответил Оуэн. — Она вышла замуж за отца Валентина, Якоба, когда тот уже был на склоне лет. Теперь, когда Валентин бежал, Дэниэл пропал, а Стефания себя дискредитировала, Констанция возглавила Клан Вольфов. Прежде мне никогда не доводилось с ней встречаться. И я очень сомневаюсь, что у нас найдутся общие темы для разговора. Но между тем все же лучше узнать, чего она хочет. Вдруг ей известно что-нибудь такое, что нам может пригодиться. Никогда нельзя сбрасывать со счетов такую возможность.

— Смотри в оба, — предупредила его Хэйзел. — Как бы там ни было, она все равно Вольф.

Улыбнувшись, Оуэн кивком попрощался с Тоби и Флином, и молодой аристо сопроводил его через толпу к месту, где ожидала Констанция Вольф. Как обычно, она находилась в окружении многочисленных поклонников, которые представляли все слои имущественного класса — от сливок высшего общества до просто очень богатых. Констанции едва исполнилось двадцать, и она была очень красива. Казалось, самой природой ей было предназначено вращаться в тех кругах, где ценят женскую красоту. Высокая и светловолосая, Констанция своим обликом походила на богиню. Однако, несмотря на несмолкающее вокруг веселье, точеное личико молодой особы оставалось холодным и безучастным. Иногда она улыбалась, но улыбка выходила натянутой и формальной. Увидев Оуэна, Констанция встрепенулась, и на мгновение ему даже показалось, что в глубине ее голубых глаз появилось нечто, похожее на облегчение. Она извинилась перед своими поклонниками и двинулась Оуэну навстречу.

Оуэн поприветствовал ее кивком головы, а Констанция в ответ сделала реверанс. Не поворачивая головы, она дала жестом понять, что молодой аристо может идти. Тот отвесил поклон и неохотно отошел, присоединившись к небольшой группе поклонников. Те при его появлении снизили тон разговора, так как, по-видимому, принялись обсуждать нечто достаточно личное, не переставая время от времени бросать на Оуэна неприязненные взгляды.

Оставшись с Оуэном наедине, Констанция облегченно вздохнула.

— Это Перси Фьюри, — начала она. — Он меня обожает, и я бесстыдно этим пользуюсь. Видите ли, после смерти моего мужа Якоба мне слишком часто приходится слышать от разных мужчин признания в любви. Так что даже самые искренние из них весьма трудно принимать всерьез. Когда ты богат и имеешь высокое положение в обществе, то становишься предметом всеобщего обожания. Вы и не представляете, сколько лести меня окружает. Но я всегда любила только одного человека, м. моего дорогого Якоба, и после его смерти ничего не изменилось. Однако в наше беспокойное время, когда Империя пребывает в вихре перемен, одинокой женщине тяжело прожить без могущественных покровителей и друзей. Поэтому мне приходится терпеть их вокруг себя и время от времени поощрять улыбкой или кивком. Пока они думают, что у них есть шанс меня обольстить, я могу пользоваться их расположением. Моих врагов они считают своими врагами, а стало быть, я могу рассчитывать на некоторую защиту, если не сказать безопасность. Надеюсь, вас не слишком шокирует моя искренность, сэр Дезсталкер?

— Нисколько, — ответил Оуэн, который на удивление был ею очарован. — Подобная откровенность — довольно редкое явление в наш век и тем более в наши дни. Возможно, вы столь же откровенно объясните, что, собственно, я могу для вас сделать.

— Умоляю, разберитесь с Валентином! Он всегда был позором Клана Вольфов. У меня есть основания полагать, что он убил своего отца.

— Правда? — Оуэн поднял бровь. — Этого я еще не слышал. Хотя не скажу, что очень удивлен. Я всегда считал, что Валентин способен на нечто подобное.

— В настоящее время я представляю Клан Вольфов, — продолжала Констанция. — Несмотря на то что я стала его членом не с рождения, а лишь в результате замужества, возглавить его, кроме меня, некому. Однако управлять Кланом, на котором лежит такое пятно, весьма трудно. И, хотя мои люди продолжают лояльно относиться ко мне, равно как и к моей Семье, терпение их не безгранично. Мне нужна ваша помощь, сэр Дезсталкер.

— Чем же я могу вам помочь? Должно быть, вы заметили, что я не слишком популярен среди властей предержащих. Если у меня и есть какое-то влияние, то оно строго ограничено.

А если вам нужен личный охранник, то позвольте заметить, что после завершения Восстания многие бравые воины остались не у дел. Так что личную охрану вы можете обеспечить себе без особого труда.

— Нет, вы не так меня поняли. — Констанция нахмурилась и медленно покачала головой. — Я вовсе не этого от вас прошу. Мне неловко говорить, сэр Дезсталкер, но, пожалуйста, простите меня и позвольте начать издалека.

— Да, конечно. Только, прошу вас, называйте меня Оуэном. Я не из тех, кто чтит формальности. Констанция невольно улыбнулась.

— Да, я слышала. Очень хорошо. Это значительно упрощает дело. Зовите меня Констанцией.

На мгновение она отвернулась, чтобы собраться с мыслями, а когда вновь взглянула на Оуэна, лицо ее выражало спокойствие и решительность.

— Моя жизнь сложилась не так, как я себе представляла. Уверена, вы понимаете, что я имею в виду. Когда я выходила замуж за Якоба Вольфа, то думала, что навсегда определила свой жизненный путь. Я собиралась родить и вырастить наших детей и до конца дней быть ему верной спутницей жизни. Но вдруг его не стало. Его убили, и на нашу Семью посыпался удар за ударом. Кончилось тем, что я осталась одна. Мне пришлось самой нести ответственность за свою жизнь, к чему я совсем не привыкла. Меня никогда не учили этому. Поэтому я вынуждена была приобретать опыт по ходу дела. Удивительно, на что бывает способен человек, когда обстоятельства вынуждают его. Так произошло со мной. Я научилась отвечать за себя и свою жизнь. Я быстро повзрослела. Когда за порогом тебя ждут нищета или смерть, а порой и то, и другое вместе, приходится быстро взрослеть. Тяжелая жизнь закалила меня. Но она также сделала меня безжалостной и жестокой. Словом, такой, какой мне быть не очень хотелось бы. Видите, Оуэн, как много у нас с вами общего. Именно поэтому я хочу, чтобы вы на мне женились.

Оуэн остолбенел. Когда он шел на встречу с Констанцией, то прикидывал в голове самые разные варианты их разговора. Ожидал услышать все что угодно, только не то, что услышал. Искушение повернуться и уйти, растворившись в толпе, было слишком велико, и подавить его стоило немалого труда. Спасаться бегством вообще было не в его правилах, не говоря уж о том, что это выглядело бы дурным тоном. Поэтому Оуэн не без усилия заставил себя закрыть рот и тяжело сглотнул.

— Почему я? — наконец выдавил он. Пожав плечами, Констанция ответила:

— Вполне понятно, что я должна выйти замуж. После долгих раздумий я пришла к выводу, что лучшей кандидатуры, чем вы, мне не найти. У нас очень много общего. Мы оба — выходцы из старинных и почитаемых родов. К тому же мне нужен человек, которого не коснулись зло и коррупция. К сожалению, пороки захлестнули почти весь наш класс. Мне нужен тот, кому я могла бы доверять. Конечно, я понимаю, это будет не любовный союз. Но мы с вами обязаны вступить в хороший брак и продолжить свой род. Вы снова сможете прославить свою Семью. А я буду гордиться тем, что стала одной из Дезсталкеров.

Констанция замолкла и выжидающе посмотрела на Оуэна. В такой переделке он еще не бывал и в первый раз в жизни растерялся.

— Я знал Якоба Вольфа, — после несколько затянувшегося молчания наконец произнес он. — У моего отца… были с ним какие-то дела. Сколько помню, я никогда его особенно не интересовал.

Констанция улыбнулась.

— Якоба вообще мало кто по-настоящему интересовал. Он был тяжелым человеком. Иначе и быть не могло. Но я знала другого Якоба. С этой стороны он никогда никому не открывался, даже собственным детям. А может, в первую очередь им. У него был сильный и неколебимый характер. Он всегда стоял насмерть за свои убеждения. Почти как вы, Оуэн.

— Постойте, постойте! — Оуэн протестующе замахал руками. — Меньше всего я похож на Якоба Вольфа. Что-что, а это нам с вами известно наверняка. Я никогда не хотел стать воином. Я был тихим ученым и оставался бы им до сих пор, если бы Лайонстон в свое время не объявила меня преступником. Меня захлестнула волна Восстания. Ее отголоски вынуждают меня идти тем же путем по сей день.

— То, что к подобным достижениям вас привели столь горестные обстоятельства, лишь делает вам честь, — возразила Констанция. — Но Восстание закончилось. Чем же вы намерены заниматься дальше) Вернуться к жизни простого историка вы не сможете — все равно что бабочке вновь обратиться в гусеницу. Пусть охота за преступниками сейчас отвечает вашей насущной потребности, однако на этой профессии нельзя строить свою жизнь. Нравится вам или нет, для многих людей вы стали символом чести. Они мечтают, чтобы вы возглавили Империю. А значит, вам придется заняться политикой. В противном случае вы выиграете бой, но проиграете сражение. Не затем же вы прошли через ужас войны, чтобы вместо Лайонстон на престол попал еще больший злодеи?

— Нет, — согласился Оуэн, — этого я не хочу. Однако меня совершенно не интересует власть. И никогда не интересовала.

— Именно такие, как вы, и становятся лучшими политиками, — парировала Констанция. — Тех, кто рвется к власти, надо гнать в три шеи. Политика — дело долга, а не желания. Вы нужны Империи.

— Если б вы знали, сколько раз мне приходилось это слышать, — произнес Оуэн, — от самых разных людей. Правда, у каждого из них различные представления о том, что я буду делать, когда приду к власти. Я лично всегда думал, что, как только закончится Восстание, мне удастся освободиться от этого бремени. Ни трон, ни корона меня совершенно не интересуют. Я мечтал отойти от всего, что связано с кровью и смертью, и вновь предаться привычной жизни. Но я ошибся. Долг будет преследовать меня до последнего вздоха, как старика у моря, который, единожды поймав рыбу, больше не смог оставить это занятие.

— Или как в легенде о красных башмаках, — кивнув ему в ответ, подхватила Констанция, — которые способны превратить вас в первоклассного танцора. Да только надев их один раз, уже никогда нельзя их снять, равно как нельзя перестать танцевать. Когда я впервые услышала эту историю, то для себя решила: если мне когда-нибудь придется оказаться в таком положении, то я буду танцевать настолько красиво, насколько это возможно. Тогда не придется вспоминать о нависшем надо мной проклятии — я буду целиком поглощена танцем. Идите в политику, Оуэн. Становитесь государственным мужем. Совершите какой-нибудь новый и восхитительный поворот в своей судьбе. Я смогу быть вам неплохим советчиком. Смогу направлять вас и знакомить с нужными людьми. Мы с вами составили бы хорошую партию

— Вами движет нечто большее, чем восхищение мной, — осененный внезапной мыслью, произнес Оуэн. — Помимо того, что вы желаете отделаться от Клана Вольфов, у вас наверняка есть более серьезные соображения. Вы чего-то боитесь. Чего-то вполне определенного. Чего же именно?

— Прекрасно, Оуэн. Вы не обманули моих ожиданий и оказались на редкость проницательны. Блю Блок обрел реальную власть и подчинил себе Кланы. Он диктует, а все остальные слушают и выполняют. Он выдвигает предложения, и все остальные тотчас с ним соглашаются. Я не доверяю Блю Блоку. Не доверяю тому, что им движет. И хочу освободиться от его влияния. Я также хочу, чтобы от него освободились все Семьи. Но они разобщены и охвачены страхом. Им нужен герой, за спиной которого они могли бы объединиться. Они готовы принять вас, даже несмотря на вашу позицию во время Восстания. Потому что понимают — вы боролись не столько против Кланов, сколько против Лайонстон. А вендетту они уважают и всегда с пониманием относились к амбициям. В конце концов, вы такой же, как они, потомственный аристократ.

— Нет! — резко прервал ее Оуэн. — Я совсем не такой, как они. Я сражался не только ради того, чтобы свергнуть Лайонстон. Я боролся против самого порядка, на котором держалась ее власть. Я видел зло и ужасы, в которых повинны Семьи. Видел, какую ужасную жизнь приходилось влачить народу ради того, чтобы горстка избранных аристократов купалась в роскоши.

— Вы изменились. Но и они тоже. Так помогите же им. Верните Кланам истинное предназначение. Помогите стать такими, какими им следует быть. А предназначено им быть руководящей силой Империи, чтобы вернуть ей былую мощь и могущество.

— Даже не знаю, Констанция, что вам сказать. Большинство считает, что сейчас аристократу место в гробу,

— Но в вашей власти изменить это положение, Оуэн, — парировала Констанция. — У аристократии слишком большой положительный потенциал, нельзя позволить ему кануть в Лету. Мы унаследовали от предков самое лучшее. Наша порода постепенно оттачивалась, совершенствуясь с каждым новым поколением. Неужели вы хотите, чтобы род Дезсталкеров прервался? А если нет, то вам нужно жениться на таком же, как вы, аристократе. Чтобы было кому передать фамильное наследство. В противном случае вы предадите свой Клан. — Она посмотрела на Оуэна изучающим взглядом. — Мы представляем довольно большую силу даже сами по себе. А вместе могли бы создать Семью, которая стала бы непобедимой.

— Нет, — замотал Оуэн головой, — я вас совсем не знаю. Я не люблю вас.

Она улыбнулась.

— У нас будет возможность узнать друг друга получше. Но то, что я о вас слышала, пришлось мне по душе.

— Видите ли, Констанция. Я всегда считал, что должен жениться по любви или не жениться вовсе. Мне нужен настоящий брак, а не выгодная сделка.

— Любви, Оуэн, я вам обещать не могу. Не уверена вообще, что смогу когда-нибудь полюбить. Мой брак был обговорен без моего участия, и когда мы с Якобом стали мужем и женой, я совершенно его не знала. Но чтобы поддерживать друг друга и быть друзьями, нам не обязательно любить. Хотя, возможно… со временем придет и любовь. — Кокетливо склонив голову набок, Констанция задумчиво смерила его взглядом. — Или в вашей жизни уже есть любовь? В средствах массовой информации нередко встречаются прямые намеки на ваши отношения с Хэйзел Д'Арк. Довольно опасная особа. В том, что она герой Восстания, ни у кого сомнений нет. Но вы должны отчетливо представлять себе, что никогда не сможете на ней жениться. Вы выходцы из разных кругов, и это будет всегда довлеть над вами. Что бы там ни пели в песнях, любовь не сможет ее укротить.

— Хэйзел и не говорила, что любит меня, — запинаясь, произнес Оуэн, словно сомневался, стоит ли говорить с Констанцией на эту тему. — Мы были близки настолько, насколько могут вообще быть близки два человека. Везде, куда ни бросала нас судьба, мы сражались бок о бок. Смотрели смерти в глаза и дальше больше, чем смерти. Но, несмотря на это, она никогда не говорила, что любит меня.

— Я могу родить вам детей, — продолжала Констанция. — Вырастить их и сделать частью Клана Дезсталкеров. Разве она может сделать это для вас?

— Нет, — твердо ответил Оуэн. — Полагаю, не может. Что ж, прекрасно, Констанция. Я согласен. Мы поженимся. За время отсутствия у меня накопилась масса дел. Надеюсь, вы в состоянии взять на себя все необходимые хлопоты, связанные с организацией свадьбы?

— Разумеется, — согласилась Констанция, — я обо всем позабочусь сама. Если хотите, можете поцеловать меня прямо сейчас.

Она приблизилась к нему вплотную и поцеловала. Это был очень ласковый, даже несколько робкий поцелуй. Но Оуэн почувствовал, что вместе с ним меняется вся его жизнь, как будто он предал себя власти будущего, которое весьма смутно себе представлял. Казалось, завершилась очередная глава его жизни и началась другая. Он был почти уверен, что принял правильное решение.

Немного отпрянув, они некоторое время продолжали смотреть друг на друга, при этом руки Оуэна несколько задержались на бедрах Констанции. Она глядела на него открыто, словно не испытывала ни тени смятения или сомнения, вверяя свою судьбу в его руки. Наконец Констанция отступила назад. Она улыбнулась ему и, согласно этикету, сделала реверанс, после чего двинулась в сторону толпы, оставив Оуэна одного. Окружающие стали разглядывать его с особым интересом, и он это чувствовал. Хотя в данный момент думал только о том, как ему преподнести эту новость Хэйзел Д'Арк.

В поисках более или менее уединенного местечка Хэйзел забрела в бар. Переливающаяся кафельная плитка, длинная деревянная стойка и многочисленные ряды бутылок выглядели уютно. Отыскав среди присутствующих Джека Рэндома и Руби Джорни. Хэйзел присоединилась к их компании. Пребывая в дружеском молчании, все трое пили, однако никто из них не выглядел особенно счастливым. На Джеке был синий комбинезон, который выгодно подчеркивал его крепкую фигуру. Джека наградили множеством разных медалей, но он никогда их не носил. Руби сверху была облачена в белый мех, а под ним, как всегда, в черную кожу. Объясняя подобное пристрастие, она говорила, что это помогает ей не забывать, кем она была. Однако это не мешало ей обвешивать себя всякого рода ювелирными украшениями из золота и серебра; стоило Руби слегка пошевелиться, как коллекция из драгоценных металлов приходила в движение и начинала клацать и бренчать. Все трое пили самое крепкое бренди, которое отыскали в баре. У каждого была своя бутылка, и никто из них не разменивался на такие мелочи, как бокалы. Бармена явно шокировало столь бесцеремонное обращение с хорошим бренди, но ему хватило здравого смысла промолчать. Он прекрасно понимал, с кем имеет дело, и потому действовал по принципу: хочешь жить — держи язык за зубами.

— Один из минусов, которые мы с вами приобрели в Лабиринте, — с грустью в голосе произнес Джек, — приходится заливать в себя чертовски много выпивки, чтобы от нее был хотя бы малейший толк. А без нее не обойтись. Посмотришь, какое чудо мы сотворили с нашей Империей, и сразу понимаешь, что созерцать столь ужасное зрелище на трезвую голову нельзя.

— Вот именно, — подхватила Руби. — Однако есть и плюсы. По крайней мере мы можем позволить себе самый качественный алкоголь. Но, сказать по правде, то, что мы сейчас пьем, не слишком отличается от дерьма, что я употребляла прежде.

— Ты, Руби, в этом деле ничего не смыслишь, — сказал Джек. — Неправда, — возмутилась та, — просто я говорю откровенно!

Между ними едва не возникла очередная перепалка, и Хэйзел, чтобы предотвратить ее, быстро направила разговор в другое русло.

— Итак, ребята, чем вы занимались, пока мы с Оуэном гонялись за преступниками? Наверно, все дела, дела?

— Да уж, дел нам хватает, — ответил Джек. — С тех пор как я стал проводить в жизнь программу нейтрализации аристократии, мне от нее отбою нет. Всякий раз, стоит какому-то аристо лишиться поддержки, он тотчас мчится ко мне, да еще норовит притащить с собой брата. А у меня своих проблем выше головы. Например, как сделать новую политическую систему централизованной и управляемой практически одним лицом. Люди возлагают на меня массу надежд. Благодаря Восстанию легенды обо мне достигли грандиозных размеров. Людей смущало наличие двух Джеков Рэндомов, и они решили, что герой должен быть один. Поэтому приписали все слухи мне. А в них большей частью чистый вымысел и ни грамма правды. Но никто из них не знает меня таким, каков я есть на самом деле, просто верят этой проклятой легенде. И, верно, поэтому думают, что я могу им чем-то помочь, разрешить их проблемы. А когда понимают, что сделать этого я не в состоянии, им еще хватает наглости на меня злиться! — Джек сделал большой глоток из бутылки. — Хотя, насколько я знаю, легенды обо мне не идут ни в какое сравнение со слухами, которые ходят о Руби. Я сам видел, как при виде нее люди начинают креститься.

— И правильно делают, — быстро подхватила Руби. — В половине случаев мне даже не приходится расплачиваться за покупки. Я просто вхожу в магазин, с грозным видом показываю пальцем на то, что мне нужно, и они уже готовы мне все отдать. Могу поспорить, что за этот бренди нам здесь тоже не придется платить. Думаю, достаточно одного хорошего взгляда, чтобы бармена бросило в жар.

— Ловлю тебя на слове, — произнесла Хэйзел.

При этих словах она бросила взгляд на Оуэна, который все еще говорил с Констанцией Вульф, что явно не прибавило ей настроения.

— Интересно было бы знать, о чем это он беседует с Очаровательной Мисс Совершенство? — продолжала она. — Терпеть не могу, когда Оуэн болтает со всякими аристо. Он слишком легко поддается влиянию.

— А в чем, собственно, дело? — осведомилась Руби. — Почему ты беспокоишься? Боишься, что его уведут от тебя?

— Ничуть, — фыркнула Хэйзел. — Нас связывают столь крепкие узы, что другим и не снились.

— Ну да, конечно, — поддакнула Руби. — Надеюсь, ты уже затащила его в постель?

— Не твое дело!

— Значит, еще нет.

— Для него это слишком много значит, — продолжала Хэйзел. — Он относится к таким вопросам чересчур серьезно. Если это произойдет, он сразу заведет разговор о доверии, начнет строить планы относительно дальнейшей совместной жизни. А я к этому пока не готова.

— Хотел бы я дожить до того времени, когда ты станешь готова, — заметил Джек.

— Тебе бы тоже не мешало заткнуться, — оборвала его Хэйзел.

— И все же, детка, советую тебе поторопить события, — спокойным голосом проговорила Руби, — а то как бы не пришлось жалеть. Глядишь, кто-нибудь уведет его у тебя прямо из-под носа. Я сама была бы не прочь за ним приударить. Классное телосложение, отличная задница и ко всему такой невинный взгляд. Как посмотрит на меня, сразу руки начинают чесаться.

— Держи-ка ты свои руки подальше от него, — твердо произнесла Хэйзел. — Всякий, кто положит глаз на Оуэна, будет лететь далеко и долго. Гарантирую.

— Скажи, ты любишь его? — не унималась Руби.

— У нас… взаимопонимание.

— Взаимопонимание не согреет по утрам в постели. Просто ты боишься идти на сближение, Хэйзел. Панически страшишься брать на себя какие-нибудь обязательства. У тебя с этим всю жизнь были проблемы.

— Особенно приятно услышать это от человека, который сам ни разу не связывал себя ни с кем никакими обязательствами.

— Мы говорим не обо мне, — так же спокойно продолжала Руби, — а о тебе. И об Оуэне. Ты же знаешь: он не будет вечно вертеться вокруг тебя. Вас свела война, но она кончилась. Он — самое лучшее, что тебе уготовила судьба, Хэйзел. И ты будешь последней дурой, если упустишь его. Я права, Джек?

— Меня лучше не спрашивайте. Я до сих пор не могу разобраться, какие у нас должны быть отношения. И, несмотря на то что я был неоднократно женат, ни в одном из браков отношения не складывались. Работа профессионального мятежника пожирает тебя целиком, больше ни на что не остается времени. Ты не можешь уделить кому-то достаточно внимания, как бы сам того ни хотел.

— Но ведь все закончилось, Джек, — промолвила Хэйзел.

— Думаешь, я этого не заметил? — Он поднес бутылку к губам, однако неожиданно поставил ее на место. — Я был человеком, который противостоял Системе. Любой Системе. Я знал точно, кто я и что должен делать. Знал свое предназначение перед лицом Лайонстон и коррумпированной Империей. Теперь и с той, и с другой покончено. Что мне делать дальше, я не знаю. Меня это чертовски беспокоит.

— Тебе всего лишь нужно обучиться вести войну другого рода, — вступила в разговор Руби, — которая называется политикой.

— Я слишком старый пес, чтобы обучаться новым трюкам, — сказал Джек. — В результате мне приходится торчать на проклятых встречах, совещаниях и прочих мероприятиях, стараясь примирить заклятых врагов, пока те не вцепились друг другу в глотки. Конца и края этой хреновине не видно. И я нередко задаю себе вопрос: есть ли вообще от этой деятельности хоть какой-то толк? — Он глубоко вздохнул. — Пожалуй, я был бы не прочь податься в охотники за преступниками вроде вас с Оуэном, но меня никак не покидает ощущение, что, стоит мне выпустить из-под контроля то, что сейчас творится в Империи, все здесь развалится к чертям. Видите ли, народ мне доверяет. Для него я — легендарный профессиональный мятежник. Человек, который в конце концов предоставил им свободу. Не могу же я взять и сказать им, что меня воротит от их каждодневных проблем.

— Понимаю, — глубокомысленно кивая, подхватила Руби. — Нас испортил успех. Возьмем, к примеру, меня. В конце концов я получила богатство, о котором всю жизнь только мечтала. Такое богатство, что я не могу его толком оценить. Когда мне присылают счета, просто диву даешься, какие в них огромные цифры — никогда не знала, что такие вообще бывают. А делать-то для этого мне приходится совсем не много. Отыскать какого-нибудь богатенького преступника, выяснить, где тот припрятал награбленное добро, и конфисковать его. После чего передать Парламенту и получить комиссионные. Собственно говоря, всю основную муторную работу выполняют за меня компьютерщики — их в моем распоряжении предостаточно. Так вот, они отслеживают место, где ублюдки прячут деньги и драгоценности, после чего в дело вступаю я. Нагрянув как снег на голову, я беру негодяя, что называется, тепленьким. Во время ареста почти никто не оказывает сопротивления. Если мне удалось прорваться через охранную систему, сражаться, как правило, не приходится. Бывает, что стоит мне войти, как некоторые тут же начинают рыдать.

— Да ты, как я погляжу, везде успеваешь, — заметил Джек. — Только скажи, пожалуйста, с каких это пор ты стала заниматься арестами? Насколько я помню, прежде за тобой ничего подобного не водилось.

— Ну ладно, если ты уж так настаиваешь, то придется уточнить. До ареста, как правило, дело не доходит. Я просто врываюсь в дом и убиваю мерзавцев на месте. Все равно их дни сочтены. Самое большее, им удалось бы протянуть свое жалкое существование до суда. А мне при этом пришлось бы взвалить на себя массу бумажной волокиты, от которой меня тошнит. Поэтому я не вижу никакого смысла в том, чтобы обременять себя ненужной работой. Главное, впрочем, в другом — в том, что я теперь при деньгах. Даже более того. Их у меня столько, что не потратить за всю жизнь. Большой дом, прислуга, предметы роскоши и комфорта… Но оказалось, что от всего этого быстро устаешь. Дорогие вещи превращаются в побрякушки. Даже накричать на слуг мне уже не доставляет былого удовольствия. Какой смысл кричать на людей, которые за это от тебя же получают деньги? Но самое ужасное, что меня то, и дело преследует подозрение, будто я становлюсь мягкотелой и бесхребетной. А ведь нашему брату надо всегда держать ухо востро.

— Что правда, то правда, — тяжело вздохнув, согласился Джек. — Хорошо, когда мечты сбываются. Беда в том, что рано или поздно приходится просыпаться.

— Очень мудро, нечего сказать, — хмыкнула Руби. — Только что ты имеешь в виду?

— Будь я проклят, если знаю, — пожал плечами Джек. — Зато звучит здорово и как раз по теме. — Кинув в сторону Оуэна, Джек добавил: — Что у него за дела с женщиной из Вольфов?

— Может, она знает, где прячется Валентин?

— Может быть. Но я не стал бы доверять ничему, что исходит от Вольфов. Если верить последним сплетням, Констанция Вольф недавно переспала с одним из Ходжира. А это отвратительное семейство. Мерзкие людишки.

Хэйзел вперилась в Джека пронзительным взглядом.

— Что-то ты странно произнес имя Ходжира. От твоего голоса веяло каким-то особым холодом. Любопытно, чем они тебе так насолили? Что тебя с ними связывало в прошлом?

— Верно, — подхватила Руби, — я уже не в первый раз замечаю, что ты это семейство задеваешь как-то по особенному. Чем же, скажи, они хуже всех остальных ублюдков-аристократов?

Джек уставился на бутылку бренди только затем, чтобы не глядеть на Руби и Хэйзел.

— Моя мать была из Клана Ходжира, — тихо признался он. — Они вышвырнули ее на улицу без гроша в кармане. И только потому, что она предпочла выйти замуж за человека, который был ей больше по душе, чем тот, кого прочили ей в мужья. Ходжира всегда были подонками. И такими же остались. Никому из них доверять нельзя.

— И все же ты довольно быстро заключил с ними сделку, — заметила Руби. — Спасая аристократические задницы, продал все свои принципы.

— Иначе было нельзя, — ответил Джек. — Требовалось вывести Семьи вместе с их частными армиями из состояния войны. Спасая их от виселицы, я сохранил жизни многим другим, которые могли бы погибнуть от рук аристократии. Разве ради этого не стоило пойти на сделку? Что такое принципы по сравнению с жизнью людей?

— Выходит, тебе наплевать, что останутся безнаказанными виновники многочисленных преступлений? Те Кланы, которые творили их на протяжении многих поколений?

Джек метнул на Руби резкий взгляд.

— Довольно пошлое заявление из уст наемного убийцы. Не припомню, чтобы тебя когда-нибудь беспокоила судьба человечества. И вообще можно подумать, что у тебя когда-нибудь были принципы.

— Никогда не было, — признала Руби, — и я этого не скрываю. Но раньше я к тебе относилась совсем иначе. Я верила в тебя, Джек. А потом оказалось, что ты такой же, как все.

Между ними завязался давний спор, которому не было конца. Решив не вмешиваться, Хэйзел повернула голову к толпе. И та расступилась как раз в то самое время, когда, обняв Констанцию, Оуэн поцеловал ее.

Финли Кэмпбелл, вновь одетый по последней моде, двигался сквозь толпу, словно плывущая по течению акула, наслаждающаяся своим пребыванием среди добычи. На нем был превосходного покроя сюртук ярко-синего цвета, сидевший благодаря великолепному покрою на Финли как влитой. На ногах кожаные, выше колен сапоги, надетые поверх лимонно-желтых гетр. Длинные волосы неким причудливым образом заплетены в косу. На шее Финли носил шарф цвета алой розы, повязанный достаточно небрежно, чтобы было заметно, что он сделал это сам. Подобным деталям туалета придавалось особое значение. Другим важным атрибутом было пенсне, которое не несло в себе никакого практического смысла. В свое время Финли Кэмпбелл слыл законодателем моды, и щегольская манера одеваться сыскала ему восхищение всех и каждого.

Когда он проходил мимо, люди награждали его одобрительными взглядами, а порой даже разражались аплодисментами. Но все это было давно, еще в прошлой жизни.

За годы Восстания Финли сильно изменился. Некогда свежее, юношеское лицо вытянулось и истощало, вокруг глаз и рта обозначились глубокие морщинки. Цвет волос значительно поблек и стал почти белым. Хотя Финли было всего около тридцати, выглядел он на добрый десяток лет больше. И, сколько он ни старался, в его походке ощущалось больше солдатской выправки, чем непринужденности светского человека. Холодные, как лед, глаза могли вселить ужас в кого угодно. Положение не могло спасти даже изысканное одеяние, которое выглядело на Финли, словно шутовской костюм на наемном убийце. Завидев его, люди поспешно расступались, опасаясь, что он ненароком может с ними заговорить. Хотя он отрекся от Кэмпбеллов и больше не был главой Клана, во многом Финли стал походить на своего отца в последние годы жизни — страшного и опасного человека. Эта мысль не переставала его беспокоить.

Волновало его и то, что он никак не мог вписаться в свой бывший образ. Он думал, что стоит ему вновь облачиться в одежду денди, как восхищение и одобрение толпы будет обеспечено. Но все вышло иначе. Финли был уже далеко не тот, что прежде. Пройдя через огонь террористических актов, которые ему поручало осуществить Подполье, он потерял очарование и невинность молодости и вернуться к прошлому при всем желании не мог. Помимо того, что изображать собой прежнего франта ему стоило больших усилий, теперешнее его существование среди жалких политиков и их прихлебателей не шло ни в какое сравнение со смертельными схватками во время Восстания. Тогда все, что он делал, действительно имело огромное значение. Теперь же Финли превратился во второстепенного отставного вояку, ничем не отличающегося от тысячи других.

Обыкновенный убийца, слишком рано оказавшийся на пенсии.

Будучи Железным Гладиатором, Финли мог утолить жажду крови и возбуждения на Арене, где не знал себе равных. Но когда он покинул общество и, следуя за своей возлюбленной Евангелиной, примкнул к Подполью клонов и эсперов, ему пришлось поставить крест на прошлой жизни. Место гладиатора занял его наставник и бывший Железный Гладиатор, который обычно выступал в этой роли в отсутствие Финли. Однако во время Восстания Железный Гладиатор погиб, приняв зверскую смерть от эспера Джулиана Ская, отомстившего за своего брата Аурика. Этот кровавый факт запечатлела камера Флина. На самом деле Аурик умер от руки Финли, который сражался в маске. В этом истинный убийца никогда не признавался Джулиану, опасаясь навсегда потерять друга.

Итак, путь на Арену для Финли был навсегда закрыт. Он не мог даже позволить себе сражаться в маске — зрители сразу же узнают его стиль, секрет выплывет наружу. Слухи дойдут до Джулиана, и тот поймет, что убил невиновного человека. Поэтому Финли ничего не оставалось, как, поддавшись уговорам Евангелины, облачиться в щегольской костюм и стать дипломатом и полномочным представителем клонов и эсперов. Хотя у Финли подчас появлялись сомнения: не воспользовалась ли Евангелика своим влиянием в Подполье, чтобы хоть чем-то его занять? Возможно, она заботилась только о том, чтобы он чувствовал себя при деле? Но прямо спросить ее об этом Финли не решался. Она боролась за то, чтобы клоны из Подполья могли занять достойное место на новой политической арене. Это была важная и необходимая миссия. Порой он не видел Евангелину по несколько дней. Очень часто, когда ему крайне необходимо было ощутить тепло и поддержку, ее не оказывалось рядом.