На сегодня все, конец сообщения. И поскольку уж вы слушаете меня, я хочу сказать еще вот что. Я был бы очень благодарен, если бы мне дали другое задание, и как можно скорее. Эти кибераты сведут меня с ума. Меня уже тошнит от той дряни, которой они питаются. Я уже не говорю про свои зубы. От их разговоров плавятся мозги. А когда эти субчики отходят от компьютеров, они ведут себя вовсе не как светские львы.

Выражение лица и поза экстрасенса вновь изменились: на связь вышел второй агент. Лицо стало казаться более тонким, одухотворенным, поза напоминала приготовившегося к медитации йога. Казалось, еще чуть-чуть — и он полностью уйдет в себя.

— Докладывает агент Гармония. Мое внедрение в подполье клонов продолжается. Я ни у кого не вызываю подозрений. Они по-прежнему настороже, но я все равно добиваюсь прогресса. По моим данным, у клонов пока нет каких-то конкретных целей или запланированных террористических акций. Лидеры подполья очень наивны и несобранны, им недостает настоящего вожака, который бы имел подходящую харизму. Если бы среди клонов появилась такая личность, они стали бы действительно опасными. Пока же я могу сообщить, что клоны не представляют серьезной угрозы для Империи.

— Да, конечно, и главным образом потому, что ты в темноте не можешь отыскать свою задницу без карты, — неожиданно заговорил третий голос. Экстрасенс нахмурился, его спина стала сутулой, словно у бродяги. — Докладывает агент Рапунцель, из команды лорда Дрэма. Вот уже три года, как я внедрился в подполье клонов, и могу вам сказать наверняка, что потенциально это самая большая угроза, с которой когда-нибудь сталкивалась Империя. Они многочисленны, у них есть программа, мощная финансовая поддержка и сложная техника, которую они получают от кого-то сверху. Я не знаю, от кого именно, но я уже нащупал нить. В данное время в качестве главной задачи выдвигается требование гражданских прав для клонов, и ради этого они готовы пойти практически на все. Возможно, у них нет лидера с подходящей харизмой, но, судя по тому, как они действуют, это только вопрос времени. Услышит меня наконец кто-нибудь или нет? Приближается катастрофа, и вы должны вытащить меня отсюда!

— Мы поговорим об этом позже, — сказал Дрэм. — А сейчас уйди со связи и разблокируй сознание императорского экстрасенса.

— С удовольствием, — сказал агент. — Но вы не представляете, в каком состоянии мозг этого парня! Неужели здесь никто никогда не наведет порядок?

— Сейчас же, Рапунцель!

— Вас вряд ли кто-нибудь поблагодарит за все эти делишки! — мрачно произнес агент, и лицо экстрасенса вновь стало спокойным и расслабленным.

Пока шел этот диалог, весь двор хранил молчание. Столкновения между тайными агентами императрицы и лорда Дрэма не были редкостью: обе стороны ревниво боролись за право передавать информацию непосредственно ее величеству. Высокопоставленные начальники подогревали такое соперничество, стремясь получить как можно больше ценной информации, даже если и не принимали ее к сведению. Иногда дело доходило до потасовок и угрожало перерасти в откровенный саботаж. Самый последний конфликт между агентами произошел при отстранении лорда Оуэна Искателя Смерти. Агенты императрицы настаивали на том, чтобы все обстоятельства дела остались в секрете, тогда как люди лорда Дрэма, в силу каких-то непонятных причин, настаивали на широкой огласке этого события. Спор продолжался и по сей день.

Жизнь агентов была коротка и сопряжена с конспирацией и опасностями. Собирая информацию, они меняли имена и даже внешний облик. Скрывать свои подлинные намерения во времена, когда любые секреты продавались, было все труднее и труднее. Агенты старались не уронить чести мундира, но позволяли себе при этом всякие эксцентрические выходки, не говоря уже о дерзких речах. Они не могли предполагать, когда обрушится их «прикрытие», и поэтому жили только сегодняшним днем, стараясь держаться впереди наступающих им на пятки врагов и конкурентов. Конечно, у каждого лорда и члена парламента был свой агент. Они имелись у всех, кто обладал для этого достаточными средствами, но и не только у них. При дворе Лайонстон знание было силой, особенно если вы узнавали что-то раньше других.

Императрица взглянула на Дрэма, который бросил в ее сторону ответный взгляд, а потом они оба посмотрели на придворных. Хотя между ними возникали разногласия, об этом не следовало говорить во всеуслышанье. При дворе было множество людей, которые не жалели денег для того, чтобы поссорить императрицу с фаворитом — правда, пока без особого успеха. Впрочем, пыл интриганов это не охлаждало.

Глядя на переполненный зал, императрица улыбнулась, и по рядам придворных прокатилось легкое беспокойство. Похоже, ее величество переходила к главному вопросу. Сейчас всем предстояло узнать, зачем во дворце собрали весь цвет Голгофы.

— С каждым днем у нас возникают все более серьезные проблемы: угроза нашествия пришельцев, подпольные организации бунтовщиков, и не только это. Сейчас, как никогда, мы нуждаемся в поддержке всех наших подданных. Если Империя падет, это станет концом для миллиардов ее жителей. Колонисты дальних миров всецело зависят от поставок жизненно необходимых товаров, точно так же как внутренние миры не смогут существовать без сырья, добываемого в дальнем космосе. Даже здесь, на Голгофе, в самом сердце Империи, мы не проживем без взаимодействия с другими планетами. Сейчас каждый из вас должен показать все, на что он способен, — или вся наша государственная система рухнет. В этой ситуации у меня нет другого выхода, кроме как увеличить на десять процентов годовые показатели выпуска продукции во всех отраслях промышленности.

Наступила долгая пауза. О десятипроцентном увеличении еще не приходилось слышать. Это означало повсеместное увеличение продолжительности рабочего дня и немалые дополнительные расходы для каждого лорда и члена парламента. Придворные переглянулись. Кто-то должен был выступить с ответной речью. Гнетущую тишину прервал министр экономики. Он осторожно откашлялся и начал:

— Ваше величество, мы все переживаем сейчас нелегкие времена. Ставки кредита необычайно высоки, а наши финансовые ресурсы почти исчерпаны. Если мы потребуем увеличения валового производства в предложенных вами масштабах, рабочие взбунтуются. Мы неизбежно столкнемся с падением дисциплины, забастовками и открытым саботажем. До тех пор, пока ваше величество не согласится пожертвовать частью неприкосновенного запаса государственной казны, мы, я боюсь…

— Боитесь? — переспросила Лайонстон. — Вам следовало бы бояться меня, министр. Надо бояться за судьбу Империи, когда ею управляют такие министры, и вам — за вашу собственную, если вы не выполняете наши распоряжения. Если эта работа вам не под силу, вас следует арестовать и отдать под суд, а мы посмотрим, как будет работать на вашем месте заместитель. Для того чтобы заставить людей работать, мы будем применять более суровые меры. Вам это ясно, министр?

— В высшей степени, ваше величество. Смею вас заверить, никто из присутствующих здесь не хотел бы способствовать нарушению ваших планов.

— Мне кажется, кое-кто все же не разделяет их, министр. Возможно, вы будете удивлены, но предатели иногда скрываются в самых непредсказуемых местах. Не так ли, лорд Саммерайл?

Наступила тишина, и все головы повернулись в сторону Саммерайла. Те, кто стоял рядом с ним, слегка посторонились, словно испугались смертельно опасной инфекции, и через секунду он остался в одиночестве.

Медленно оглядываясь по сторонам, Саммерайл не проявил признаков растерянности. Он взглянул на Лайонстон и слегка улыбнулся. Его взгляд был прям, голова высоко поднята, и во всем его облике чувствовалось спокойствие бывалого воина, каким он и был всю свою жизнь.

— Те, кого называют предателями, на деле могут оказаться героями, ваше величество, — негромко сказал Саммерайл. — Но, возможно, вы имели в виду какого-то конкретного человека?

— Возможно, — недовольно поморщилась императрица. — Вы уже не раз позволяли себе дерзкие и оскорбительные речи, направленные против нашей персоны, Саммерайл.

— Я еще помню то время, когда искреннее слово не считалось преступлением. Конечно, то было очень давно, когда царствовал ваш отец. С тех пор во дворце многое изменилось.

На губах Лайонстон появилась улыбка.

— Вы огорчаете нас, Саммерайл. Ваша критика направлена не только в адрес нашей персоны, но и в адрес всей Империи. Как мы можем полагаться на вас в будущем, если ваши предательские речи не смолкнут?

— Не говори глупости, Лайонстон. Старого пса не научишь новым трюкам, да и я не стал бы подлаживаться под тебя, даже если бы мог. Я помню тебя ребенком. Когда ты была моложе, ты любила веселье и забавы. Если бы я знал, какой ты вырастешь… Конечно, я никогда не стал бы посягать на твою жизнь. Я всегда был слишком мягок по отношению к детям. Сейчас я единственный из тех, кто окружал твоего отца. Все другие уже в могиле. Некоторые — по твоей воле, некоторые — сами по себе. Но это уже не важно. Если бы они увидели то, что ты сделала с Империей, которой они были так преданы! Ты превратила честь в посмешище, а двуличие — в норму. Справедливость существует только для богатых, а непокорных и правдивых настигает смерть. Эту Империю создавали тринадцать поколений твоих предков, Лайонстон, и для чего? Чтобы ты раздавила ее своим железным кулаком? Ты — раковая опухоль в самом сердце Империи, гниль на розовом бутоне!

В зале воцарилась мертвая тишина. Лайонстон, пылая гневом, подалась вперед и едва не вскочила с трона, но все же смогла взять себя в руки и приняла прежнюю позу.

— Ты всегда слишком распускал язык, старикашка! Считай, что ты сам проклял себя этими словами. И пусть никто не говорит, что мы не давали тебе последнюю возможность опомниться…

— Что ж, делай что задумала, — прервал ее Саммерайл. — Может быть, моя участь заставит замолчать остальных. Я знал, что ждет меня, когда ехал во дворец. Прикажи своему любимчику палачу расправиться со мной, и пусть все позабавятся этим зрелищем.

Он с негодованием посмотрел на лорда Дрэма, но вдоводел спокойно отвернулся в сторону, его рука не потянулась к оружию.

Лайонстон ядовито улыбнулась:

— Ты не достоин того, чтобы отнимать время у Верховного Воина, Саммерайл. Для тебя у нас найдется более подходящий палач.

Она кивнула одной из стражниц, тотчас же бросившейся к ее ногам. Стражница подняла когтистые руки над головой и дважды хлопнула в ладоши. Погасла еще одна голограмма, и неизвестно откуда появился третий человек. Рассекая мутную воду, он шагнул в направлении Саммерайла и со зловещей улыбкой остановился. Закованный в серебристо-черные доспехи, он был молод и строен. У него были развевающиеся светлые волосы, холодные голубые глаза и улыбка убийцы. У его пояса висели два меча, и всем своим видом он напоминал приготовившегося к охоте хищника. Завидев его, люди начали настороженно перешептываться.

— Кит Душегуб, Кит Душегуб! — разнеслось по залу.

Он улыбнулся и кивнул придворным. Те, кто был ближе к нему, отшатнулись, словно он бросил к их ногам змею. О Ките Душегубе, улыбающемся убийце, знали повсюду. Он неторопливо прошел вперед, и в напряженной тишине было отчетливо слышно, как хлюпает вода под подошвами его сапог. Он остановился перед Саммерайлом на расстоянии вытянутой руки, и они смерили взглядами друг друга. Старик и юноша. Непобедимый воин и беспощадный дуэлянт.

Кит Душегуб достал из ножен один из своих мечей и подчеркнуто-вежливо предложил его Саммерайлу. Старый лорд сухо поклонился, взял меч и встал в боевую позицию. Юноша достал меч из вторых ножен и тоже приготовился к бою. Саммерайл с одобрением покачал головой:

— Я рад, что мои уроки не прошли для тебя даром, Кит. Ты был моим лучшим учеником.

— Спасибо, дедушка. — Голос молодого человека был ровен и беззаботен.

— Еще один ребенок, пошедший по неправедному пути… Черт побери, что произошло с вашим поколением? Может быть, в этом виновата нынешняя вода?

— Я такой, каким ты хотел меня видеть, дед. Я самый искусный фехтовальщик во всей Империи. Ты сам наточил мой клинок. Неужели ты никогда не думал, что его острие обратится против тебя?

Саммерайл, не сводя глаз с лица своего внука, приподнял меч.

— Ты убил своего отца, мать и обоих братьев, и закон был бессилен против тебя, поскольку в свое оправдание ты сказал, что это были дуэли. С тобой никто не стал спорить. Мне надо было прикончить тебя собственной рукой, но я не смог. От всего рода Саммерайлов остались только ты да я. Не дай нашему роду бесславно оборваться в этой кровавой драке, которой ты просто потешаешь Железную Стерву.

— Я делаю это ради собственного удовольствия, дедушка. Ученику всегда хочется доказать, что он превзошел учителя, не так ли? Кроме того, я придворный киллер императрицы и должен идти туда, где меня ждет работа. Родители не одобряли тот образ жизни, который я избрал, и пытались встать у меня на пути. Тогда мне пришлось убрать их с дороги, точно так же, как и братьев, пытавшихся отомстить за отца с матерью. Ни о ком из них не стоит вспоминать. Они мало чего стоили и еще меньше достигли в своей жизни. А я иду дальше, лучший из лучших, смерть на двух ногах, палач ее величества, правда, пока еще без высокого титула. Но в один прекрасный день она назовет меня Верховным Воином.

— Ты не сможешь долго идти этой дорогой. Императрица позаботится об этом. Скажи мне, мальчик, ты когда-нибудь испытывал любовь к своим близким? Лично я сильно любил их…

— Нет, дед, я никогда не думал о такой чепухе. Даже в тот момент, когда убивал их. Но хватит болтать, старик. Давай лучше попляшем!

Он шагнул вперед, и его клинок стал описывать быстрые полукружия, отыскивая уязвимое место противника. Саммерайл встал в оборонительную позицию, двигаясь только тогда, когда нужно было развернуться лицом к противнику. Острие его меча было всегда нацелено в сердце внука, его взгляд был тверд и холоден. Несколько секунд они приноравливались друг к другу, а потом сошлись вплотную, со звоном скрестив тяжелые стальные клинки. Обмен ударами продолжался не более трех секунд, а затем они вновь начали кружить друг против друга. На левой щеке Душегуба появился длинный алый шрам, по его лицу заструилась кровь. Саммерайл первым увидел кровь своего противника. Его внук широко улыбнулся и бросился в атаку. Меч начал мелькать словно молния, и под этим яростным натиском старый воин стал шаг за шагом отступать. Вскоре, однако, он остановился, словно сказал: «Вот мой последний рубеж, и дальше я не сдвинусь». Меч со звоном ударялся о меч, противники сходились лицом к лицу, напрягая все силы для нанесения решающего удара. Дыхание Саммерайла участилось, его лицо горело. А Кит даже не запыхался. Встретившись взглядом с дедом, он незаметно достал из чехла в рукаве кинжал. Саммерайл неожиданно улыбнулся и покачал головой. Через мгновение между его ребер вонзилось лезвие.

Саммерайл глухо вскрикнул и закашлялся, на его губах показалась кровавая пена, силы оставили его. Меч выпал из его рук, а Кит Душегуб одним коротким безжалостным выпадом пронзил ослабевшее тело. Саммерайл упал на колени, его кровь смешалась с водой. Кит Душегуб выдернул из тела умирающего меч, вложил его в ножны и склонился над своим дедом, их лица оказались совсем рядом.

— Ты же знал этот прием, — тихо сказал Кит. — Ты сам обучил меня ему. Знал, что я применю его, и не стал защищаться. Почему?

— Потому, что я не хочу жить… в той Империи, которой правит Лайонстон. — Он замолчал, чтобы сплюнуть большой сгусток крови. — И потому, что ты… последний отпрыск в роду Саммерайлов. Если бы я убил тебя, наша линия прервалась бы на мне. Этого нельзя допустить. Теперь ты — глава клана Саммерайлов. Может быть, ты лучше послужишь делу нашего рода, чем я.

Его голова медленно склонилась вниз, словно он отвесил предсмертный поклон своему внуку, а затем он упал ничком в мутную воду, по которой стало быстро расползаться кровавое пятно.

Новый лорд Саммерайл выпрямился, слегка пожал плечами и сделал шаг в сторону:

— У меня есть собственное имя, старик. И мне оно нравится больше, чем все твои титулы.

Он поднял окровавленный клинок и отсалютовал им императрице. Она ответила ему царственным поклоном:

— Будьте поблизости, лорд Саммерайл. Мне еще могут понадобиться ваши услуги. Похоже, нам придется разобраться еще с одним предателем.

Кит Душегуб в непринужденной позе встал возле трона, оттолкнув в сторону императорского экстрасенса, и начал вытирать меч носовым платком. Стоявший в первом ряду толпы Кэмпбелл наблюдал, как стражницы поволокли тело Саммерайла. Он ничего не сказал.

Лайонстон вновь кивнула своей стражнице, и та снова дважды хлопнула в ладоши. Из туманной дымки позади трона появились две стражницы, толкавшие перед собой большую прозрачную сферу. Она плыла на уровне их пояса, не дотрагиваясь до воды благодаря своему антигравитационному полю. Внутри сферы, скорчившись, сидел человек, его голова безвольно поникла — судя по всему, он страдал от нехватки воздуха. На вид ему было лет сорок с небольшим. Его грубоватое мужественное лицо и крепкая фигура многим показались знакомыми. Длинная золотистая мантия была изорвана и испачкана в крови и рвоте. На несчастном не было оков, но сфера, в которой он находился, ограничивала его движения, словно стальная клетка.

По рядам придворных пронесся тихий шепот, который быстро стих: теперь каждый узнал пленника.

Стражницы остановили сферу перед троном, чтобы Лайонстон могла наслаждаться видом новой жертвы. В тишине раздался издевательски-сладкий голос императрицы:

— Мои лорды, леди и джентльмены, позвольте представить вам судью Николаса Уэсли. Когда-то он председательствовал в Верховном суде Империи, его имя было синонимом закона и справедливости. Мы думали, что можем всецело доверять ему во всех предметах его компетенции. Но мы ошибались. Он же думал, что его слово — закон. Однако в Империи действует один закон — тот, которым руководствуемся мы. И, забыв о своих обязанностях, он пренебрег честью и вступил в сношения с преступными элементами. Скажите нам, судья, как давно вы вошли в сговор с подпольем клонов?

Переполненный зал погрузился в гробовое молчание: все ждали, что ответит судья. Если в Империи и был человек, которому верили и которым восхищались, перед которым даже благоговели, то это был судья Уэсли. Его решения считались воплощением мудрости и справедливости, его книги штудировались молодыми судьями. И вот теперь он сидел, скорчившись, в прозрачной сфере, униженный и окровавленный, а значит, справедливость навеки ушла из Империи.

Он медленно поднял голову, словно даже это простое движение потребовало от него невероятных усилий. По дороге в зал суда он был жестоко избит. Один глаз совершенно заплыл, губы были покрыты кровавой коркой. Но даже в этом унизительном положении он сохранил чувство собственного достоинства. Когда он наконец заговорил, его речь была спокойной и взвешенной:

— Я прослужил тебе тридцать восемь лет, Лайонстон. Я старался воздать по справедливости всем, кто представал перед судом. По крайней мере, так я считал. Моя ошибка лишь в том, что я слишком поздно разглядел твою дьявольскую сущность. Моя жизнь стала насмешкой над всем, во что я верил. Но я все-таки пришел к истине и теперь не отвернусь от нее, даже если ее свет ослепит меня. Эта истина проста: клоны, которых мы ненавидим, — это тоже люди.

— Они станут ими только после того, как мы признаем это, — поправила его императрица. — Но ты не ответил на наш вопрос, судья. Как долго мы вынашивали предателя на своей груди?

Судья твердо посмотрел ей в глаза и ничего не ответил. Императрица улыбнулась:

— Знаешь ли ты о свойствах той сферы, в которую тебя заключили? Это стазис — поле, внутри которого время течет с произвольной скоростью. Мы можем ускорить или замедлить ход времени. За одну секунду может пройти целый год, а секунда будет тянуться столетия. Моргнув глазом, ты можешь постареть на неделю. За то время, пока мы говорим с тобой, может пройти вся твоя жизнь. Так будет, если ты не наберешься благоразумия. Назови нам имена тех ублюдков, с которыми ты якшался, и места, где их можно найти, — и ты будешь свободен. Мы даем тебе наше императорское слово.

— Твоему слову грош цена! За тобой нет ни справедливости, ни чести. Мне больше нечего тебе сказать.

Императрица откинулась на спинку трона и резким жестом дала команду стоявшей возле сферы стражнице. Та прикоснулась к пульту, прикрепленному к ее запястью, и судья громко вскрикнул, словно от сильного удара. Его волосы стали непостижимо быстро расти, в них стали появляться седые пряди. Его лоб прорезали глубокие морщины, тело сжалось, иссохшие руки превратились в плети с когтями. Чувствуя нестерпимую боль в разламываемых артритом суставах, он начал громко стонать. Лайонстон подняла руку — и процесс старения прервался. Внутри сферы за несколько секунд минуло сорок лет.

— Поговори с нами, Николас. Мы даем тебе последнюю возможность. Неужели ты действительно хочешь умереть, защищая тварей, которые не являются даже людьми?

На обтянутом кожей лице судьи Николаса Уэсли появилось подобие улыбки.

— Самый низкий клон человечнее тебя, императрица.

Лайонстон сделала гневный жест — и время внутри сферы потекло с неотвратимостью песка в песочных часах. Тело судьи на глазах усыхало и сжималось. У него выпали волосы, потемнела кожа. То, что прежде было лицом, обратилось в страшный костяк, но судья по-прежнему молчал. Время продолжало свой бег. Наконец скорчившееся тело перестало подавать признаки жизни, а затем начало разлагаться. Скоро внутри сферы не осталось ничего, кроме обрывков одежды и почти рассыпавшихся в пыль костей. Стражницы вывели сферу из действия стазиса, и она исчезла. Лохмотья одежды судьи упали в мутную воду.

Тем временем в опустевшем вестибюле ждали своей участи капитан Сайленс и разведчица Фрост. Они были закованы в кандалы и окружены силовым экраном — на его границе воздух дрожал и слегка потрескивал, отчего огромный вестибюль приобретал нереальный, призрачный вид. Но Сайленс знал, что их проблемы вполне реальны. Он потерял свой корабль и упустил Искателя Смерти. Когда «Ветер тьмы», теряя управление, падал на Виримонде, капитан должен был умереть на своем посту. Тогда его имя навеки почиталось бы потомками и вся эта история приобрела бы героическую концовку. Но по какой-то непонятной причине разведчица помогла ему остаться в живых. И вот теперь он здесь, скованный по рукам и ногам и даже с ошейником на шее (цепей хватило бы на дюжину человек), ждет, какую изощренную и мучительную казнь придумала для него императрица.

Официально он должен был сначала предстать перед военным трибуналом и офицерским собранием, но императрица захотела сама стать его первой и единственной обвинительницей, тогда как военный трибунал мог дать ему возможность умереть быстрой и безболезненной смертью. Сайленс позвенел своими оковами и вздохнул. Сталь довольно низкосортная, но ее прочности вполне достаточно, чтобы обойтись без силового экрана. Впрочем, он и не собирался бежать. Бежать было некуда. На свете не было такого места, куда не дотянулась бы рука императрицы. Кроме того, его не привлекала жизнь поставленного вне закона изгнанника. Вечно в бегах, вечно боязливый взгляд через плечо, без покоя в душе, без надежды на счастье… или хотя бы на честь.

Он уже в который раз тяжело вздохнул и посмотрел на сидевшую возле него разведчицу. Охрана заковала ее в особенно болезненные кандалы — под тяжестью таких цепей нормальный человек не смог бы даже приподнять руку. Но Фрост как будто не обращала на оковы внимания — она сидела на деревянной скамье гордо выпрямившись, словно пришла сюда по своей воле. Именно из-за нее и был установлен силовой экран. Ведь она — разведчица, а с такими лучше не искушать судьбу.

Перед раскрытыми дверями стояли два вооруженных охранника, ожидая, когда им прикажут ввести пленников в зал. Огромного роста, с мрачными лицами, они не выглядели новичками в своем деле. Сайленс едва ли мог тягаться с ними даже без цепей, имея в одной руке меч, а в другой гранату. Он опять грустно вздохнул и звякнул кандалами.

— Прекратите бренчать, — холодно сказала ему Фрост.

— Извините. Просто больше нечего делать.

— Скоро нас выведут за пределы силового экрана.

— Разве это что-нибудь изменит? Нам некуда бежать.

— Нельзя сдаваться, капитан. Выход есть из любого положения.

Сайленс бросил на нее недоверчивый взгляд:

— И для этого вы тащили меня с капитанского мостика?

— Естественно.

— Тысяча благодарностей! Но, в общем, я прощаю вас, Фрост. Возможно, когда-то ваша идея и не казалась бессмысленной.

Фрост пошевелилась, ее цепи негромко звякнули; услышав это, стражники сразу же насторожились.

— Я просто выполняла свой долг.

— Но сейчас это чувство долга должно удерживать вас от попытки побега.

— Да, капитан, вы правы. Я обязана подчиняться закону. Но я не идиотка. Надо держать глаза открытыми и соображать, что к чему. Возможны варианты…

В этот момент двери широко распахнулись, и к пленникам подошли двое охранников. Один из них тотчас же поднял свой дисраптер и недвусмысленно направил его на Фрост. Сайленс почувствовал себя уязвленным. Второй охранник нажал кнопки пульта на своем запястье, и силовой экран исчез.

Сайленс посмотрел на разведчицу.

— Если у вас есть какие-то идеи, то самое время поделиться ими со мной.

— Мы вполне могли бы использовать кандалы в качестве оружия. Ими можно «замочить» любого, кто приблизится к нам.

— Прекрасная идея! Это значит просто обречь себя на смерть. Думайте, прежде чем сказать такое, разведчица.

Охранники жестом направили Сайленса и Фрост в раскрытые двери. Оба их дисраптера смотрели в спину разведчицы. Капитану понадобилось несколько мгновений, чтобы обрести устойчивость, и он побрел к дверям. Не будь у него опыта передвижения на планетах с повышенной гравитацией, он едва ли смог бы сделать и шаг. Охранникам нравилось наблюдать за его мучениями. Они наверняка ждали малейшего повода, чтобы испытать на прочность его ребра. Сайленс, сжав зубы, продолжал идти вперед. Фрост шла с ним рядом, не обращая внимания на цепи, словно они были частью маскарадного костюма. Проявляя заботу о капитане, она даже специально замедляла шаг, что, безусловно, причиняло ей дополнительные неудобства.

Пройдя в двери, они сразу же очутились по щиколотку в грязной воде. Сайленс не придал этому особого значения: они и так были достаточно унижены. Он тяжело шлепал по воде, стараясь повыше держать голову.

Зал суда был переполнен. Все, по-видимому, ждали необычной экзекуции. Перед подсудимыми стал образовываться широкий проход, люди расступались, как бы подчеркивая, что не желают иметь ничего общего с этими преступниками.

Сайленс не переживал. По крайней мере, обошлось без оскорбительных выкриков, плевков и швыряния мелких предметов. Хотя, если поразмыслить, лучше было бы, если б они кричали. Гробовая тишина начинала действовать на нервы. Собрав все силы, он продолжал идти, рядом с ним шла Фрост, на порядочном расстоянии позади них держались охранники. Сайленс смотрел по сторонам, и придворные отвечали ему взглядами, — угадывалось затаенное ожидание. И тут Сайленсу пришло в голову, что императрица не стала бы собирать столько людей просто для того, чтобы сделать их свидетелями очередной казни. Здесь, наверное, готовилось что-то более важное. А значит, в его судьбе действительно могли быть варианты.

Перед троном Лайонстон Сайленс и Фрост остановились. Капитан был готов упасть от усталости, но все же заставлял себя стоять, удерживая на весу оковы. Интуиция подсказывала ему, что сейчас ни в коем случае нельзя проявлять слабость. Фрост, как всегда подтянутая и невозмутимая, стояла рядом с ним. Неподалеку от них, где глубина была больше, в воде что-то шевелилось. Что-то живое. Живое и ненасытно жадное. Императрица приходила в восторг от таких невинных шуток. Сайленс все же не чувствовал себя совершенно беззащитным. Если бы неведомая тварь напала на них, Фрост не стала бы спокойно наблюдать за этим.

Сайленс взглянул на Лайонстон, и она ответила ему холодной улыбкой. Капитан изобразил что-то вроде вежливого поклона, ведь, как бы то ни было, она оставалась его повелительницей. Фрост не поклонилась. Один из охранников вышел вперед и прикладом дисраптера попытался поставить разведчицу на колени. Сгруппировавшись, Фрост нанесла ему резкий удар закованной в цепи ногой. Удар пришелся в низ живота, и охранник удивленно стал хватать ртом воздух, а потом опрокинулся спиной на стоявшую рядом толпу. Раздались проклятия, плеск воды, и несколько человек оказались лежащими в мутной жиже. Ни охранник, ни те, кого он опрокинул, не спешили подниматься. Сайленс невольно улыбнулся: когда надо было произвести на кого-нибудь впечатление, Фрост была просто незаменима. В толпе поднялся недовольный ропот, но одного взгляда императрицы оказалось достаточно, чтобы он стих.

Лайонстон вновь перевела взгляд на капитана и разведчицу, и Сайленс, к своему удивлению, увидел на ее лице улыбку. Правда, через мгновение он понял, что эта улыбка не сулит ничего хорошего.

— Оставьте в покое моих охранников, разведчица. Я весьма дорожу ими. Чтобы найти им замену, потребуется потратить уйму денег. Поверьте мне, здесь вам ничего не угрожает. Цепи — это простая формальность.

— Довольно увесистая формальность, ваше величество, — не удержался Сайленс. — Могу я осведомиться, почему мы оказались здесь?

— Вы нам срочно понадобились, капитан. Вы и разведчица сильно испортили нам настроение. Вы загубили превосходный корабль и не смогли привезти голову отъявленного негодяя и предателя, лорда Оуэна Искателя Смерти. А его голова была нам очень нужна. Мы бы насадили ее на пику, прямо в этом зале, чтобы каждый мог видеть, как поступают с предателями, какое бы положение они ни занимали. Мы также предполагали уничтожить вас медленной и мучительной казнью, чтобы каждый знал, что значит не справиться с личным заданием императрицы, но… мы передумали. Мы нашли вам применение.

«Сейчас будет самое важное», — подумал Сайленс, и у него возникло желание провалиться сквозь землю.

— Мы были весьма довольны тем, как вы дважды расправились с пришельцами на планете Ансили — и десять лет назад, и совсем недавно. Восстание пришельцев ставило под угрозу стабильность во всей Империи, но вы поставили им надежную преграду. Вы смогли обнаружить потерпевший катастрофу инопланетный корабль и разобраться с его чудовищным обитателем, прежде чем тот смог вызвать на подмогу себе подобных. За эти и другие заслуги вы получаете нашу благодарность и прощение всех ваших преступлений и провинностей.