Роланд ГРИН
      КОНАН ХРАБРЫЙ
      ПРОЛОГ
      Закат окрасил в золотой и красный цвет снега Повелителя Ветров, монарха Ибарских гор. Сумерки уже поглотили их нижние склоны, в то время как ночь спустилась в долины.
      Бора, сын Рафи, лежал за валуном и изучал долины перед ним. Три долины разбегалось от подножия Господина , как спицы колеса. Будь Бора выходцем из города, его воображение, вероятно, различило бы очертания монстров, уже образовавшихся из тумана.
      Однако, семья Боры была семьей пастухов и охотников на волков в деревне Малиновые Ключи, с тех самых пор, когда предки Илдица, Короля Турапа, были мелкими лордлингами. Горы не содержали для нег никаких тайн.
      Или скорее, так можно было сказать два месяца назад. Тогда начали происходить странныфе истории. В одной долине туманы каждую ночь становились зелеными. Те, кто рисковал спуститься в долину, чтобы разобраться в причине не вернулись, за исключением одного, который превратился в сумасшедшего, бормочущего овырвавшихся на свободу демонах.
      Затем люди начали исчезать. В начале дети - девочка, наполнявшая водой горшки в пустынном ручье; пастушок, несший пищу своему отцу на пастбище; дите , утащенное , когда его мать мылась. Нигде не было никаких следов грабителей за исключением отвратительной вони, которая заставляла собак с воем отбегать, и иногда следов ног, которые могли бы быть человеческими, если бы люди имели ногти, длиною в палец.
      Затем начали исчезать взрослые мужчины и женщины. Не было ни одной непострадавшей деревни, пока люди не перестали покидать свои дома с наступлением темноты и даже днем ходили вооруженным игруппами. Поговаривали, что караваны, прорывающиеся через ущелья и даже патрули солдат Илдица теряли людей.
      Мугра-хан, военный губернатор Илдица, слышал истории, но сомневался в их достоверности, по-крайней мере в том что касалось деревень. Он не видел ничего, кроме тени восстания, и считал себя обязанным не допустить его. Он не был таким глупцом , чтобы арестовать невинных людей и попытаться убедить Семнадцать Наместников, что они - повстанцы. Семнадцать тоже не были глупцами. Мугра-хан усилил свои аванпосты , арестовал несколько протестоваавших и ожидал от повстанцев, когда они восстанут, либо затаятся в своих берлогах.
      Однако ни повстанцы, ни нечто другое человеческое не сделало ничего подобного. Вместо этого целые аванпосты начали пропадать. Иногда оставалось несколько тел, выпотрошенных как овцы, обезглавленных , расчлененных нечелеовеческой силой. Однажды двое солдат спаслись - один умирающий, оба сумасшедших, лепечущих о демонах.
      На этот раз, сказкам о демонах поверили. Конечно, Мугра-хан продолжал также верить в повстанцев. Он не видел причин сомневаться в том , что и то и другое может нарушать спокойствие и порядок Турана. Посланцы сломя голову неслись в Аграпур с просьбами о помощи и совета.
      Какая судьба ждет этих посланцев Бора не знал и мало тревожился об этом. Его куда больше волновала судьба его отца Рафи. Рафи обвинил несколько солдат в краже его овцы. На следующий день друзья солдат арестовали его как "подозреваемого в поддержке восстания". Какая судьба ожидает "подозреваемого в поддержке восстания" Бора знал слишком хорошо. Он также знал, что прощение часто приходит к тем, чьи родственники хорошо служили Турану. Если он узнает секрет демонов-грабителей, может это будет способствовать освобождению отца?
      Было бы хорошо, чтобы отец мог освободиться ко времени свадьбы его дочери Аримы. Хотя она не так прекрасна как ее младшая сестра Саря, Арима подарит плотнику Последнег Дерева много прекрасных сыновей, с благословения Митры.
      Бора немног подвинулся, не сместив ни одного голыша. Вероятно, придется провести долгое время, изучая эти темные долины.
      Мастер Еремиус повелительно махнул. Слуга бросился вперед , держа в каждой руке по витиеватой серебряной бутылочке, покрытой изысканной гравировкой, наполненой кровью. Руки у нег грязные, отметил Еремиус.
      Еремиус вырвал бутылочки у слуги и засунул их в шелковые мешочки, свисавшие с малинового кожаного ремня. Затем он ударил скалу у своих ног посохом и выбросил левую руку , ладонью наружу. Скала разверзлась. Хлынула вода, приподняв слугу с земли и затем бросив его вниз, задыхающегося и молящего о прощении. Еремиус позволил воде течь до тех пор, пока слуга не стал чистым телом и тряпьем настолько, насколько жто было возможно не содрав с него кожу.
      "Пусть это будет для тебя уроком", - сказал Еремиус.
      "Я понял , Мастер" простонал слуга и удалился быстрее, чем появился
      Влажный камень совершенно не мешал Еремиусу спускаться в долину. Его босые и твердые , как из выделанная кожи, ноги с длинными пальцами легко находили мельчайшие выступы в кромешной темноте. У подножия горы его поджидали двле слуг с горящими факелами, сделанными из обычного тростника , но испускавшие необычный рубиновый свет и шипевшие, как рассерженные змеи.
      " Все в порядке, Мастер"
      "Хорошо"
      Они последовали за ним , когда он поднимался по другой стороне долины к Алтарб Трансформации. Он хотел прибыть вовремя, чтобы успеть привести в порядок , если что- то будет не так. Сообщение слуг говорило ему лишь о наличии самого Алтаря, который могли утащить хищники или какое-нибудь существо, вырвавшееся на свободу в результате Трансформации происшедшей этим вечером.
      О , почему Иллиана уже не мой друг и союзник , или хотябы почему он не отобрал вторую драгоценность Курага, прежде чем она сбежала! До того как она нашла бы способы противостоять ему, двойная Драгоценность дала бы ему непреоделимую мощь, как личную , так и через союзников.
      В голове Еремиуса пронеслось проклятье на Иллиану, но он вовремя остановился - магия , которую он использовал в Трансформации , требовала совершенной концентрации. Однажны он чихнул в середине Трансформации и увидел, что существо выпрыгнувшее из Алтаря только частично трансформировано и совершенно не подчиняется ему. Он даже вынужден был начатьдругую Трансформацию, чтобы поставить существо под контроль.
      Алтарь казался частью холма, что и было на самом деле. Еремиус создал его из скалы - безликая плита высотой по пояс и шириной в 12 шагов. По краям плиту окаймляли руны могучих колдовских знаков.
      Подобно рунам большого золотого кольца на левой руку Еремиуса, эти руны были древним преводом на Ванир с еще более древнего Атлантийского текста . Даже среди колдунов, только немногие знали эти или любые другие письмена , касающиеся Драгоценностей Курага. Многие просто сомневались в их существовании. Еремиус радовался этому. Чем меньше знает, тем меньше ищет.
      Он ступил к Алтарю и начал Трансформацию. Она была молодой деревенской женщиной , очень миловидная и достигшая брачного возраста, хотя все это мало волновало Еремиуса. Единственной ее одеждой было серебряное кольцо, стягивающее тугой узел черных волос и серебряные цепи на запястьях и щиколотках. Цепи распинали ее на плите, но не так жестко, чтобы не позволить ей двигиться из стороны в сторону в непристойной пародии на страсть. Несмотря на вечернюю прохладу, пот покрывал ее приподнятые груди и стекали струйками на бедра. Ее глаза могли менять цвет , преходя от иссиня черного к серебряно серому и к жестокому огню кошачьих глаз.
      Действительно все было спокойно и не стоило тратить время в бесполезном ожидании. Сегодня ночью предстояло провести восемь Трансформаций, девять новых новобранцевдля его армии.
      Очень скоро с помощью своей силы он сможет договориться с самовлюбленными и недовольными членами двора Турана, а таких там было предостаточно. Будучи его союзниками, они найдут ему вторую Драгоценность. Иллиана не может прятаться вечно.
      Тогда обе Драгоценности будут его и со сделкой будет покончено. Придет его время править, а миру подчиняться.
      Он поднял левую руку и начал произносить заклятье. Драгоценность засияла. Туман над Алтарем принял изумрудный цвет.
      Бора задержал дыхание. Туман в западной долине превратился в ядовито-зеленый. Это произошло с ближней долиной и днем он смог бы ее достичь за час. Хотя ночью он видел также, как и днем, сейчас дело было не в скорости. Ему нужно быть невидимым, раз он взялся выслеживать добычу - странное занятие для пастуха.
      Бора поднялся, размотал пращу с пояса.В сухом горном воздухе веревки и кожаная чашечка не растягивались , однако здесь, во влажной долине все могло обстоять иначе. Он практиковался с пращой практически каждый день с тех самых пор , когда его рост сравнялся с длиной пращи.
      Из подсумка козьей кожи пастух вынул кусок сыра и пять камней. С 14 лет Бора мог точно определить вес камня , подбросив его три раза в каждой руке. Эти пять какмней он изучал и выбирал так тщательно , как будто он собирался жениться на них.
      Чуткие пальцы подсказали ему, что ни один из камней не обкололся. Один за другим он вернул камни и остатки сыра в подсумок, привязал ее к поясу, подобрал пращу и начал спускаться.
      Не было ничего удивительного в том, что дымка приняла изумрудный цвет. Свет изливающийся из кольца поражал своей мощью. Сам камень можно было принять за изумруд размером с детский кулачок. Двое пытались стащить его: и оба предпочли бы лучше умереть от рук палачей Короля Илдица, тем мучениям , которые свалились на их голову.
      Никто не знал, созданы ли Драгоценности Курага природой, или это творение колдовста. Их секрет лежал глубоко под водой среди покрытых кораллами руин Атлантиды. Для Мастера Еремиуса достаточно было знать секреты силы Драгоценностей.
      Он пронзительно пропел первые слоги заклинания, которые легко можно было принять за Хитаи. Вместе с заклятьем бутылочки с кровью стали теплыми, затем снова похолодели. Заклятье неприкосновенности разрушилось. Сейчас они были готовы для Трансформации.
      Он установил одну бутылочку на Алтарь позади молодой женщины. Пропитанный травами кусок тряпки, засунутый ей в рот , высосал из нее волю , но не разрушил ее. Ее глаза закатились назад ,расширившись от ужаса, когда она увидела, как кровь в бутылочке начала светиться. Слабый стон пробился сквозь кляп.
      Еремиус произнес еще три гортанных слога и крышка бутылочки полетела в воздух. Он ударил Алтарь пять раз посохом и произнес теже звуки еще два раза.
      Сосуд взлетел в воздух и завис над девушкой. Посох Еремиуса воднялся как вампир , готовый ужалить. Свет от камня превратился в тонкий луч, яркий настолько , чтобы ослепить любой глаз, незащищенный магией.
      Движением запястья Еремиус направил луч прямо на бутылочку. Она вздрогнула, затем перевернулась. Кровь полилась на девушку, покрыв ее кожу тонкой алой паутиной. Ее глаза еще больше расширились , но в них уже не было разума.
      Поддерживая сосуд на одном уровне, Еремиус провел лучом вдоль тела девушки с головы до ног. Затем ступил назад, облизнул засохшие губы и принялся следить за Трансформацией.
      Кожа девушки потемнела и огрубела, затем превратилась в чешую, перекрывающуюся, как пластинки тонкой брони. Огромные подушки мышц и костей выросли поперек ее сухожилий. Ее руки и ноги стали квадратными и вывернулись назад, на пальцах выросли ногти длиной в палец.
      Заклинание не избежало и ее лица, которое исказилось так же сильно, как остальное ее тело. Чешуйчатая кожа, острые уши, острые зубы, и кошачьи глаза, ужасная пародия на человеческие.
      Наконец, глаза остались единственным , что напоминало о женщине. Еремиус сделал еще один пассаж рукой и цепи слетели с рук и ног. Создание поднялось неуверенно на руки и ноги, затем поклонилось в сторону Еремиуса. Без малейшего колебания и отвращения колдун положил руку на голову. Волосы упали , как пыль и серебряное кольцо покатилось по камням, позванивая.
      Завершилась еще одна Трансформация.
      В темноте за Алтарем переминалось еще три Трансформированных. Двое были куплены как рабы, один плененый охранник каравана; и все были мужчинами. По опыту Еремиус знал, что редко можно найти женщин, пригодных для Трансформации, без охраны. Гораздо легче было использовать кровь девочек для Трансформации других.
      Трое Трансформированных подняли своего нового товарища на ноги. С бессловесным рычанием она оттолкнула их руки. Один из них коротко ударил ее вдоль щеки. Она обнажила зубы. На мгновение Еремиус подумал о необходимости вмешаться.
      Затем знакомое осмысление наполнило глаза свеже Трансформированного. Она знала теперь , что хорошо это или плохо, но теперь им придется вместе служить Еремиусу. Она не могла их отвергать. Кому бы она не служила до этого, теперь она служит только Еремиусу, Повелителю Драгоценности.
      Глаза куда менее острые, чем Боры, смогли бы различить часовых у начала долины. Однако это не солдаты. Он знал, что они не стоят таким образом. Не был он и удивлен. Мастер дьявольского света в долине навряд ли будет рад непрошенным визитерам.
      С уверенностью замедлив шаг, Бора проскользнул по южному краю долины. Он достиг точно середины между устьем и источником света. Казалось свет исходил из открытого места, а не из одной из пещер, которые изрыли стены долины.
      Под ногами Боры теперь находился утес высотой в две сотни шагов и достаточно крутой даже для самых прытких коз. Однако он не составлял препятствия для Боры. "У тебя глаза в кончиках пальцев ног и рук", говорили о нем в деревне, так как он мог подняться там где никто не мог.
      Однако с такого уступа он никогда не спускался в темноте, но никогда он не надеялся так много выиграть или так много потерять. Семья подозреваемого в поддержке восстания должна быть счастлива, если Мугра-хан не сделает ничего, кроме их изгнания.
      Бора изучил утес настолько насколько ему позволяло зрение в сумрачном свете, и наметил первую часть своего пути. Затем он перегнулся через край и начал спускаться.
      На полпути вниз его пальцы уже были влажными от пота и все его конечности начали дрожать. Он знал, что не должен быть таким усталым так быстро. Неужели колдовство создателя сияния забрало все его силы?
      Он отбросил мысли, которые могли принести только страх, отбирающий его силу и разум. Он нашел ступеньку, поставил на нее сначала правую ногу , затем левую, затем спустился на еще одну ниже.
      Ниже снова появилось сияние. Но теперь это был луч, как от фонаря. Когда он горел, ему показалось, что он увидел смутные фигуры в неровном круге. Их силуэты несколько отличались от человеческих , хотя это могло быть из-за тумана.
      Наконец он достиг края скалы, достаточно широкого чтобы сидеть. С правой стороны, по направлению к свету, утес впивался в дно долины, и уступ исчезал.Только птицы могли найти дорогу вниз.
      Слева склон был более пологий. Тонкий нюх различил вонь мертвячины, которая исходит из львиного логовища, однако львы едва ли бродят по ночам. Наполпути вниз часовой ходил взад и вперед, с луком на плече и кривой саблей в руке.
      Бора отмотал пращу с пояса: этот часовой должен умереть. Если только он не глухой, он наверняка услышит , как Бора спускается позади него. Даже если Бора минует его незамеченным, он должен его убить, чтобы обезопасить пути своего отступления.
      Камень упал в чашечку пращи. Она поднялась и завращалась, ускоряясь , пока не стала различима. И человеческое ухо на расстоянии пятидесяти шагов уже не различало свиста.
      Часовой был в три раза дальше. Он умер между двумя ударами сердца, так и не узнав ,что прилетело из ночи и раскроило его череп. Его сабля вылетела из рук и зазвенела по камням.
      Бора насторожился, ожидая обнаружить признаки, что друзья часового услышали громыхание. Ничего не шевельнулось , за исключением тумана и изумрудного света. он скользнул вдоль склона, держа в одной руке заряженную пращу.
      Запах падали стал сильнее, раздражая нос и грудь. Он судорожно глотнул воздух, что мало помогло. В этом запахе было нечто большее, чем просто падаль. Отбросы и нечистоты, которые он не смел назвать лежали за ним. Это не львы. Вернулись мысли о колдовсте, и на этот раз они не пропали.
      Возможно , что эти мысли спасли ему жизнь, заострив ему слух. Он услышал клацанье когтей о скалу, пока их владельцы были еще в пещере. Он успел отпрянуть, когда они вырвались наружу.
      Небыло ничего неясногов их очертаниях, так как они светились. Это был тот же изумрудный свет, что привел Бору в долину. Сейчас они выглядели страшно измененными людьми - выше, шире, покрытые чешуей и с огромными когтями, горящими глазами и огромным клыкастым ртом.
      Они ринулись к Боре не издавая ни единого звука. Они делали гораздо более страшное - проникали в его мысли
      "Замри. Замри и имей честь служить нам , кто служит Мастеру. Стой.Стой"
      Бора знал, что если он подчинится даже на мгновение, он потеряет стремление убежать. Тогда он будет действительно слугой Мастеру, как овцы служат волку.
      Его праща ожила, как будто руки имеют свою собственную волю. Череп существа был куда крепче человеческого, но расстояние маленькое. Камень глубоко вошел над правым глазом, отбросив существо в лапы его друзей и повалив их.
      Оглушительный рев пронесся над упавшими. Бора почувствовал, что его воля подверглась атаке еще раз:
      "Подчинись мне, или ты потеряешь удовольствия и богатства, о которых не смеют мечтать те , кто не служит Мастеру"
      По-правде, Бора не думал, что быть съеденным заживо - это огромное удовольствие. Он не видел причины думать иначе сейчас. Его руки и ноги несли его вверх по склону, как будто они были крыльями.
      Создание шипело, как змея. Кровоточащая ярость разорвалась в мозгах Боры. Казалось его пальцы оставили попытки найти точки опоры.
      Создание высоко подпрыгнуло, ища лапами лодыжки Боры, а когтистыми ногами опору. они не нашли ничего. Создание покатилось вниз, бессильно прошипев. Его жизнь оборвалась на остром валуне.
      Бора не остановился и едва дышал, когда он достиг уровня земли. Даже тогда он остановился лишь на столько, насколько этого требовалось , чтобы перезарядить пращу. Он слышал в рассказах слова"как будто демоны гнались за ним". Теперь он знал их смысл слишком хорошо.
      Если бы он вернулся живым домой и нашел кого-нибуть, кто бы поверил его рассказу, он бы обладал секретом горных деменов.
      Невидимый для него, луч изумрудного света внезапно умер.
      Когда Еремиус стоял перед Алтарем, он закрыл свои уши. Он отавалсяглухим к звуку падающей сабли. Только призывы Трансформированных достигли его, относясь к кому-то, кого они видели перед собой. Их призыв, затем предсметный крик одного, а затем другого.
      Еремиус поежился, как будто он стоял обнаженным на ветре с ледника. Звуки Трансформационного заклятья смешались. На плите зашевелился почти законченный Трансформированный. Мускулы затрепетали и вспучились, усиленные магией и ведомые сумасшествием.
      Цепи на запястьях не выдержали первыми. Летящие звенья просвистели, как камень выпущенный пращей. Трансформированный перекатался освободив вначале одну руку, а затем вторую. Он был уже на своих ногах и руках, когда Еремиус ударил его посохом , как дротиком, по макушке.
      Еремиус скрючился от плача в его мозгах. Трансформированный конвульсивно подпрыгнул на ноги и рухнул на Алтарь. Он перевернулся на спину, дергаясь и извиваясь. Затем его очертания размылись, а чешуя, когти , мускулы, кости превратились в испещренный красными и зелеными прожилками желе. Желе превратилось в жидкость, которая ушла в камень, оставив после себя грязно-зеленое пятно. Даже с его притупленными чувствами Еремиус передернулся от вони.
      Он отвернулся от Алтаря, позволив своим рукам упасть свободно по краям. Его концентрация была нарушена, его заклинание не контроллировалось, ночная Трансформация завершилась.
      Капитан караула подбежал и упал на колени. "Уважаемый Мастер, Курис найден мертвым. Камень упал с утеса и ударил его в голову. Двое из Трансформированных тоже мертвы, один от камня, другой от падения."
      " От камня - ?" Гнев и презрение не дали Еремиусу договорить. Эти мертвые Трансформированные преследовали пришельца, когда их встретила смерть. Один возможно уже вне досягаемости, из-за этой слепоты.
      Посох дважды опустился на плечи капитана. Он только вздрогнул. Не пожелай того Мастер, посох был простой палкой. Пока капитан отделался синяками.
      "Иди!"
      Один, Еремиус поднял обе руки к небесам и выкрикнул проклятья. Он проклинал колдунов древней Атлантиды, которы нашли или сделали Драгоценности Курага такими крепкими вместе и такими слабыми порось. Он проклинал слабость его Драгоценности, которая заставляла его использовать человеческих слуг. Не будь умными от природы, он бы вынудил их полностью подчиняться своему контролю.
      Превыше всего он ненавидел Иллиану. Ну будь она хоть чуточку лояльнее по отношению к нему, или хотя бы чуть менее проворна в бегстве
      Такие мысли были также бессмысленны, как всегда. Боссония ушла десять лет назад и также неизменна , как Ибарские Горы. Только будущее внушало надежду - надежду на человеческих союзников, которые все еще могут воплотить его мечты о победе.
      Бора появился в Малиновых Ключах еще до того, как кто-нибудь проснулся, чтобы увидеть его. Перед своим собстенным домом он остановился. Неужели он слышал плачь из дома?
      Он постучался. Дверь открылась со скрипом. Появилась его сестра Каря. Опухшее лицо и красные от плача глаза похоронили ее привлекательность.
      "Бора, где ты был?"
      "В горах. Саря, что случилось? Они наказали-?"
      "Нет,нет! Это не папа. Это Арима. Демоны забрали ее!"
      "Демоны-"
      "Бора, тебя не было всю ночь? Я сказала, демоны забрали Ариму!" Неожиданно она уткнула свое лицо в его плечи и снова разрыдалась.
      Он потрепал ее волосы неловко и попытался направить ее внутрь. Наконец с помощью Якоба они вошли: Бора помог ей дойти до кресла, в то время как Якоб закрыл дверь. Из другой комнаты вновь раздались рыдания.
      "Это твоя мать", сказал Якоб. "Других детей забрали соседи".
      "Кто ты такой, чтобы играть роль хозяина в этом доме?" спросил Бора. Он никогда не доверял Якобу, который был слишком привлекателен и слишком очевидно воспитан в городе, хотя и с приличным капиталом. Он пришел в Малиновые Ключи два года назад, говоря о врагах в Аргапуре. Его умение обращаться с животными сделали его желанным гостем не только в Малиновых Ключах. Не шел он и против обычаев хозяев.
      "Кто ты такой, чтобы отказываться от помощи?" бросила Каря. "Ты будешь здесь командовать даже если это отбирает кусок хлеба у твоих близких?"
      Бора поднял руки, чувствуя больше бессилия перед языком своей сестры, чем обычно. Это было не в первый раз , когда Бора соглашался, что язык Кари гораздо смертельнее любого оружия, когда либо изобретенного.
      "Прости меня , Каря. Я - я не спал всю ночь, и мой разум помутился."
      "Ты выглядишь усталым" сказал Якоб. Он ухмыльнулся. "Я надеюсь она того стоила".
      "Если ты провел ночь с -" начала Каря дрожащим от гнева голосом.
      "Я провел ночь познавая секреты демонов", огрызнулся Бора.
      После этого он не мог пожаловаться на отсутствие внимания. Каря нагрела воду и вытерала его лицо, руки, и ноги, когда Якоб внимательно слушал.
      "В это не так просто поверить", наконец сказал Якоб.
      Бора чуть не подавился хлебом. "Ты называешь меня лжецом?"
      "Ничего подобного. Но я заявляю важную вещь. Что полезного в том, что ты видел, если никто не поверит твоим рассказам?"
      Бора был готов зарыдать. Он думал об этом с тех пор как он покинул долину, но как-то забыл пока шел домой.
      "Не бойся. Я - я не знаю имею ли я друзей в Аграпуре, после двух лет отсутствия. Но я уверен, что мои враги будут иметь врагов, которые выслушают меня. Можно я скажу об этом в городе?"
      Бора напряг свой ум. Он до сих порполностью не доверял Якобу. Кто из обладающих достаточным влиянием, чтобы послать армию в эти , населенные демонами, долины, поверит сыну, повстанца? Городской житель, посвященный в закулисные интриги сильных мира сего, может быть и будет выслушан.
      Хлебом и солью, которые я съел в этом доме," сказал Якоб,"Эрликом и Митрой и моей любовью к твоей сестре Каре -"
      Бора опять чуть не поперхнулся. Он уставился на Карю. Она засмеялась дерзко. Бора застонал.
      "Прости меня", сказал Якоб."Я не мог сделать предложение Каре пока не вышла замуж Арима. Теперь в ваш дом пришло несчастье. Я подожду пока я не вернусь из - куда бы я не пошел, чтобы найти тех, кто поверит. Я клянусь не делать ничего, что бы могло испортить доброе имя дома Рафи, и делать все возможное для его освобождения и твоего вознаграждения. Неужели то , что ты остался живым и невредимым , задевает тебя?"
      Единственным ответом был храп. Бора уснул прямо на коврике, прислонившись спиной к стене.
      Часть первая
      Аграпур носил много имен. Некоторые пригодны, чтобы их упомянуть. Среди них "Аграпур-могучий","Аграпур-великолепный","Аграпур-богатый". Ничто не соответствовало действительности , но ничто и не врало.
      Среди людей, которые знали свой королевский город хорошо, одно имя считалось наиболее правдивым. Это был перевод с языка Хитан. Он называл Аграпур " Город, Где Все, Что Не Может Быть Найдено, Не Существует Под Небесами".
      Имя не короткое, что допускал даже его создатель. Но всеже наиболее правдивое имя данное Аграпуру.
      Солнце давно закатилось, хотя тепло дня все еще держалось на камнях и черепице. Те, кто мог, вышли на свои дворы, или открыли ставни, чтобы поймать свежий ветер с моря Вилайет. Немногие были на улице, за исключением тех , кто был на страже или имел срочное дело.
      Большинство из этих дел было едва ли законно. Все, что можно найти в Аргапуре могло быть найдено днем или ночью, но если это конфликтовало с законом, оно легче могло быть найдено ночью.
      Капитан наемников, известный как Конан Циммерийский, не искал ничего не законного, когда он пробирался по пустынным улицам. Он искал лишь таверну, Называемую Красным Соколом, немного его прекрасного вина и пищи, а также девушку на ночь. Все это должно было прогнать кислый вкус от дневной работы.
      Для себя самого Конан допускал, что Старший Капитан Хадьяр был прав, когда говорил "Только от того, что ты совершил путешествие в Хитаи и сопровождал королевские леди, твои камни не стали рубинами. У тебя есть компания для тренировки. Что значит , возьми свою долю новобранцев".
      Этот полный комплект остряков, негодяев и воров и есть моя доля, Капитан?"
      "Если ты думаешь, что твои - остряки, поговори с Ицаком". Хадьяр толкнул горшок с вином Конану. "Клянусь бородой Черного Эрлика, Конан, я оказываю тебе доверие! Я не знаю ни одного капитана вдвое старше тебя, кто бы мог вбить больше разума в головы новобранцев за такой короткий срок. Ты должен научить эти бедные создания как выжить в атаке Казаков или в Иранистанской засаде! А теперь выпей, придержи свой язык и иди отдавать долги."
      Конан повиновался. Он испытывал к Хадьяру не только чувство повиновения, Но и уважения, даже когда Капитан разговаривал с ни м, как с рекрутом. Именно Хадьяр настаивал на его продвижении, послал его в секретное путешествие, которое прославило его, и научил его многому из того, что он знал оцивилизованных боевых действиях.
      Циммерия не растила мужей, верность которых легко получить. Ее вождей вела их собственная доблесть и согласие воинов, которые присоединились к ним. Только отвага этих воинов и отдаленность и суровость климата Циммерии сохраняла ее свободной от управления другой более организованной расой. Циммерия также не воспитывала глупцов, которые отказывали в верности там, где это было заслуженно и достойно. Хадьяр получил доверие Конана, но теперь этому настал конец Конан получал так мало удовольствия от натаскивания рекрутов, как от начищивания плит.
      Красный Сокол стоял у начала улицы Двенадцати Ступеней, на Горе Мадан. Конан поднфлся на гору с легкостью горца и с живой грацией крадущейся пантеры . Его глаза не останавливаясь, блуждали от затененных дверей к аллее и аркам, выискивая грабителей. Дважды он видел их, но они позволили ему пройти. Возможно они попробуют с другой жертвой; только дураки нападут на человека, которого они не смогут одолеть.
      По званию Конану полагались носилки, однако он ими никогда не пользовался, кроме случаев , когда они были енобходимы по службе. Он не доверял ни ногам, ни языкам рабов. Кроме того он был сам рабом на ветренной дороге, которая занесла его в Аграпур.
      Патруль караульных вышел из тени.
      "Добрый вечер, Капитан. Никаких недоразумений не было?"
      "Нет"
      Другой профессией Конана когда то было воровство. Ловцы воров, как он считал, должны заниматься своими собственными поисками.
      Патруль двинулся дальше. Конан преодолел Одиннадцатую Ступень в два прыжка, поплескал воды из фонтана на руки и голову и повернул к двери Красного Сокола.
      "О,Конан ты выглядишь так, будто потерял золото, а нашел латунь!"
      "Моти, ты выпил так много своего верблюжиного пота, что ничето толком не видишь. Неужели ты никогда целый день не натаскивал молодых олухов?"
      Покрытый шрамами, бывший сержант кавалерии ухмыльнулся "Достаточно, чтобы я молил не стать оффицером в моей следующей жизни".
      Конан пересек комнату, обогнув центр, где под тамбурины и барабаны танцевала бледно-кожая Иранистианская девушка. На ней были только набедренная повязка черного шелка, пояс из медных монет и мерцающее покрывало, испускающее запах жасмина. Ритмичные движения бедер, казалось отбрасывали даже эти скудные одежды. Наблюдая за енй оценивающе , Конан заметил, что соски ее упругих молодых грудей были твердыми. Также казалось, что она может двигать ими не зависимо одна от другой.
      Моти бросил массивной серебряной чашей, сделанной в стиле Ванир, в Конана. Она появилась в Красном Соколе, как подарок за долги, которые один приятель никогда не возвращал. Его кости теперь отбеливаются на Хиркарианском побережье. Только из нее пил Конан , приходя в таверну
      "За достойных противников", сказал Конан, поднимая чашу. Затем он указал на девушку. "Новенькая?"
      "А как насчет нашей Пилы, Конан?"
      "Ну , если она свободна-"
      "Я никогда не свободна," донесся бодрый голосок со ступенек."Ты знаешь мою стоимость и не пытайся ее понизить, ты, сын Симмерианского бог-тролля!"
      "А, прекрасная Пила, также сияешь, как всегда," сказал Конан. Он протянул кубок черно-волосой женщине, спускающейся по лестнице. На ней были малиновые панталоны и резные раковины поверх грудей. Только резкая очерченность этих грудей говорила о том, что она старше девушки.