Вид был прекрасный. Харм понял, почему они выбрали именно это место. Мотель словно и в самом деле вышел из тридцатых годов. Перед дверью одной из комнат стоял сияющий Харлей-Дэвидсон. Чуть в стороне, в тени огромного дерева на металлическом складном стуле сидела Ния. Харм поднял видеокамеру, включил ее и наблюдал в объектив за Нией, прилаживающей фату. Потом он дал панораму съемочной площадки, снял подготовку к началу работы. На площадке чувствовалась спокойная деловая суета, у каждого была коробка с видеокассетами. Возле двери мотеля киношники устанавливали прожектора и совещались с Джакобсом. Ния сидела неподвижно, ссутулившись в свадебном платье с широкой кринолиновой юбкой. Куртка из черной кожи была наброшена на плечи, одна нога была босая, на второй свисала с пальцев белая лодочка. Ния тихонько качала ногой. Она была без чулок.
      Харм сделал еще один снимок Нии и придвинулся ближе. Ее глаза были полузакрыты. Она говорила ему, что не столько заучивает реплики, сколько просто опустошает себя перед сценой. Передает себя и подчиняет замыслам Леонарда. Харм подошел к зданию мотеля, заглянул в дверь. Дэн Хоув устанавливал керосиновую лампу перед открытым окном. Снова направив видеокамеру на Нию, Харм ощутил страх за нее. Не существовало средства, при котором она могла быть в полной безопасности. Ни с тайным детективом, ни даже с постоянно находящимся при ней телохранителем. Он видел ее уязвимость, заметную каждому. Она превращала Нию в цель. Он установил объектив на крупный план: дыхание Нии, ее обнаженная шея, опускается и вздымается грудь.
      Харм понял двойственность ее положения. Внешняя показная сторона личности – кинозвезда, мелодичное имя, живая, нежная красота. Ребенок-актриса, у которой никогда не было постоянного дома. Хранилище неисполнившихся мечтаний ее напористой мамаши. Охраняемая женщина, которая не может быть в безопасности даже в собственном доме, подруга и коллега которой была убита. И в то же время – просто человек – умный, очаровательный, забавный, сражающийся за смысл своей жизни.
      Харм наблюдал, как Джакобс подошел к Нии, взял ее за руку, повел к мотелю, нашептывая ей что-то, наклонившись над ней.
      Ния кивала. Джек Дризер прислонился к мотоциклу у двери комнаты номер три, широко расставив ноги, поглаживал сверкающий «Харлей».
      Наконец, прожекторы установили как надо. Леонард кратко переговорил с Дризером, взглянул в объектив кинокамеры, проверяя место съемок, приказал:
      – Приготовиться. Начали.
      Ния спичкой зажгла керосинку. На площадке стояла тишина. Джек подошел к ней сзади, сбросил кожаную куртку, потом поцеловал обнаженные плечи Нии, расстегнул молнию на лифе свадебного платья.
      – Стоп, – скомандовал Леонард.
      Он вошел в комнату и заговорил с Джеком. Тот слушал, опустив голову. Харм удивлялся, как странно находиться в столь интимной ситуации. Не просто потому, что она сексуальна сама по себе, а потому что первоначально она существовала в воображении автора и режиссера. Ния, казалось, находилась в трансе – пустой сосуд, ожидающий продолжения съемок.
      – Дубль второй. Приготовились. Камера. Начали.
      Этот маленький эпизод повторялся снова и снова – расстегнутая молния, поцелуй. Расстегнутая молния, поцелуй. Харм направил видеокамеру на лицо Нии и сделал снимок крупным планом, пока она ожидала между дублями. Казалось, Джек нервничает. Леонард заставил его сделать несколько глубоких вдохов-выдохов. Потом к Джеку подошла Ния, отвела его в сторону, что-то пошептала, пододвинулась поближе, поцеловала в губы. Кокетливо поглядела на него. Он рассмеялся, дотронулся до отрастающей бороды, посмотрел вверх, вращая глазами. По-дружески обнял Нию за плечи, кивнул Леонарду.
      Следующий дубль был удачным. Съемки продвигались вперед крошечными шажками. Харм и не подозревал, как много времени уходит на то, чтобы запечатлеть на пленку несколько секундных кадров. Прожекторы пришлось снова устанавливать, подгоняя свет. Солнце склонялось к горам. Джек расстегивал платье Нии шестой или седьмой раз, оно падало на пол. Леонард настаивал на крупном плане юбки вокруг щиколоток Нии. Нижние юбки удерживали ее, она топорщилась подобно примятому белому колоколу.
      Дэн Хоув принялся очищать площадку от посторонних. Он попросил всех отойти к трейлерам, объявив, что там сейчас будут подавать кофе, а он будет счастлив ответить на вопросы представителей прессы. Следующая сцена должна сниматься без зрителей. Харм замешкался – ему не хотелось вставлять Нию.
      Хоув заметил, что он не двигается с места, направился к нему, жестами приказывая отойти от двери. Неожиданно на помощь Харму пришел Джакобс.
      – Все нормально. Он может остаться, – сказал он Дэну.
      Харм почувствовал себя в среде избранных. Он молча стоял, заглядывая в комнату через распахнутую дверь. Было ощущение, словно он в середине магического круга. Рядом с ним стояли две женщины с огнетушителями наготове. Леонард снова поговорил с Джеком и Нией, объяснил им, что хочет снять сцену за один дубль.
      – Вы должны сделать все правильно, безупречно и за один раз. Из-за освещения. В противном случае нам придется ждать несколько дней, а потом все снимать заново. Вам ясно? – повторил он.
      Джек начал гладить Нию прямо на виду у всех. Снял платье, скрестил руки на обнаженной груди, она смотрела в окно. Потом прижалась к нему, выгнув шею. Повернулась, руки скользнули под рубашку Джека, тело прильнуло к нему. Он поднял ее, она обхватила его ногами. Он поднес ее к кровати. Белые туфли упали на пол.
      Харм хотел вмешаться, сказать:
      – Прекратите, нельзя же публично, на глазах у всех…
      Он чувствовал смущение и возбуждение. Они легли на тонкий матрас в захудалой комнатенке мотеля. Харм поднял видеокамеру, поместил их в кадр, сфокусировал, и смущение его прошло. Теперь он смотрел кино. Близость перед всеми присутствующими стала нормальным явлением. Интересно, какие кадры снимает оператор? Харм повернул камеру в направлении операторов, перевел ее на напряженного Джакобса. Казалось, Леонард не упускает буквально ничего. Позади него стоял человек в черной шляпе. Харм снял и его.
      Харму всегда хотелось знать, в самом деле актеры занимаются сексом в фильмах? Он не мог ничего сказать с уверенностью. Джек и Ния казались безумно эротичными под белой простыней, но в то же время обособленными. Хотя Джек был явно крутым. Волновало ли это ее, или именно таким и должен быть мужчина, чтобы она смогла войти в роль?
      Послышался звон разбитого стекла. Керосин с легким шорохом вспыхнул на столе. Пламя подбиралось к занавескам. Харм хотел кинуться, набросить на огонь рубашку, но вовремя вспомнил об огнетушителях. Простыня сползла с любовников. Ния села на Джека, прижав голые бедра к его бокам. Он положил руки на ее обнаженную спину. Языки пламени освещали ее голые плечи. Камера Харма двигалась в пространстве между огнем и голой спиной Нии.
      Актриса стала вырываться из объятий актера. Его пальцы сжимали ее руки. Смеясь, он перевернул ее, прижал. Какое-то время они боролись, она хныкала, потом вскрикнула:
      – Прекрати, Хэнк. Отпусти, – и безвольно поникла.
      Он засмеялся, отстранился. Бросил одеяло на огонь. Леонард закричал:
      – Снято! Великолепно!
      Пламя сбили пеной из огнетушителей. Джек взял простыню и обернул ее вокруг себя, как тогу. Он кланялся немногочисленным зрителям. Ния осталась лежать лицом вниз. К ней подошла женщина, подала халат. Ния нырнула в него. Женщина повела Нию через автостоянку к трейлеру. Джек присел на край кровати. Дэн Хоув протянул ему банку кока-колы.
      Как только они могли остановиться? Харм удивлялся и не верил. Ему хотелось, чтобы сцена продолжалась. Он хотел, чтобы они довершили акт и сплелись вместе под простыней, скрестив жаркие влажные бедра. Ему хотелось ощутить ее прохладное плечо у своих губ. Он совершенно растерялся. Он никогда не видел ничего подобного. По крайней мере, не лично, вернее, не будучи соглядатаем.
      В воздухе почему-то пахло аммиаком. Ранний вечер был синим и прохладным. Харму вдруг захотелось выпить глоток текилы.
      Дэн Хоув объявил через маленький мегафон, что на сегодня съемки закончены. Они будут просматривать отснятые кадры. Режиссер считает, что все прошло успешно, и он крайне доволен игрой всех актеров в первый день работы на новой площадке. Харм случайно услышал разговор Джакобса с кинематографистами и мужчиной в черной шляпе:
      – Оригинально. Безупречно, непринужденно, – ухмыльнулся Джакобс и почему-то сжал кулак.
      Харм постучал в дверь трейлера Нии. Женщина из обслуги открыла и впустила его. Харм внимательно посмотрел на женщину. «Интересно, сколько людей на съемочной площадке имеют доступ к Нии? – задумался он. – Костюмеры, гримеры, помощники». Ния сидела на коричневом пледе в уголке для обедов. На ней был серый свитер и черные леггинсы. В руке она держала нож.
      – Проходите, Харм. Спасибо, Конни, – женщина вышла и захлопнула за собой дверь. – Итак, что вы думаете? – спросила Ния, она снова была собой, а не Кристиной.
      – Это было темпераментно, – провозгласил он, прислонясь к крошечной кухонной стойке.
      – Темпераментно. Блестяще, Харм! Вы – настоящий критик. Вы знаете это? Вы лишите Сискеля и Эберта их куска хлеба.
      Без всякой задней мысли Харм поднял видеокамеру на плечо и включил ее. Ния придвинула к себе небольшой сверток в коричневой бумаге. Харм навел объектив на ее руки, когда она принялась разрезать ножом печати. Она подняла глаза, пристально поглядела в камеру, медленно подняла руки и показала в камеру кукиш.
      – Может быть, вы эту гадость уберете? – прошептала она. – Неужели недостаточно для одного дня?
      Харм сразу же опустил видеокамеру. Без квадрата обрамлявшего лицо, она показалась ему ближе.
      – Поймите, это – жизнь, – сказала Ния. – Сейчас идет моя настоящая жизнь, а не чертов фильм. Кино заканчивается на съемочной площадке. Эту единственную вещь никто не может и не хочет понимать. Я не хочу быть в кадре каждую свободную минуту.
      – Простите, – извинился Харм. – Я увлекся. Я увлекся процессом создания документального фильма.
      Я – профессор из Миннесоты, и все такое прочее. Не заметил, что пора остановиться.
      – Никто не знает, не замечает. Может быть, мне носить табличку с надписью: «Работа окончена»? Или фонарик на голове, как огонек такси? Пожалуйста, Харм, снимайте меня только на площадке, хорошо? – Она помолчала, медленно разворачивая коричневую бумагу, потом сказала, извиняясь: – Не обижайтесь, что напустилась на вас. Я устала.
      Она была права. Харм согласился с этим. Даже сам процесс съемок, заставлял ее немного перевоплощаться, превращал в действующее лицо. Во всяком случае, ему стало стыдно за свое желание снимать ее сейчас. Он не будет просматривать на видео, как они с Джеком занимаются сексом. Не будет сотню раз ходить в кино, говоря знакомым, что встречался с ней. Харм подумал, что, оказывается, так легко эксплуатировать ее.
      Он укладывал камеру в чехол, когда услышал, что Ния часто задышала, а потом вдруг заплакала. Выпрямившись, он увидел, что она открыла маленькую коробочку с мягкой подстилкой, какая бывает в футлярах для драгоценностей. На мягкой подстилке лежали скрюченные птичьи лапки с красноватыми чешуйками и острыми коготками. Кости были раздроблены в том месте, где их отрубили.
      Ния прикрыла рот рукой и оттолкнула коробку. Харм схватил коробку. Никакой ошибки. Они связаны между собой – посиневший мертвый мужчина в лачуге за Мадридом и этот тошнотворный подарок. Он подумал о складном ноже, разрезанном одеяле в ее домике. Сейчас ему придется все рассказать.
      Ния потянулась к нему, он прижал ее к себе. Она затаила дыхание, спрятала у него на груди лицо.
      – Откуда вы взяли эту коробку? – спросил Харм. Слегка отстранив Нию, он внимательно осмотрел коричневую бумагу. Ни марок, ни адреса.
      – Она лежала здесь на столе, когда я вошла, – ответила Ния, шепотом, словно кто-то мог подслушивать.
      «Исследуем мотивацию определенных ключевых сцен. По какой-то неясной для себя причине, сначала он представил, как убивает ее любовника в ее присутствии. Но почему? – Возможно, это разъяснит ей положение вещей. Или расчистит путь новому любовнику. Он всегда знал, что она любит того человека и никогда не перестанет любить его, хотя давно не встречается с ним больше. Он должен исчезнуть. Избавиться от него – значит изменить все.
      Однажды он попытался убить его, но задуманное сделать не удалось. Он долго ждал в переулке, неподалеку от бара, где они были в тот вечер. А потом шел за ними следом. Мужчина, ее любовник, обнимал ее, целовал светлые распущенные волосы, гладил через платье ягодицы. Итак, они снова вместе, как он и подозревал.
      Он шел вслед за ними на расстоянии. Они повернули в темный переулок, он удивился – зачем? Почему они идут туда? Мужчина прижал ее к стене, приподнял юбку. Ее рука скользнула по его спине, пальцы вцепились в рубашку.
      Я видел его в прицеле, хоть было довольно темно. Мысленно представил, как он рухнет к ее ногам в середине любовной сцены. Превосходно. Но я больше не мог сдерживаться и нажал на курок. В темном узком переулке выстрел прозвучал слишком громко. А следом – пронзительный крик. Но не женский крик, не ее. Низкий мужской вопль, вскоре подавленный. Вновь наступила тишина. Она упала. Вернее, он уронил ее. Она тяжело упала в грязь возле стены. Он быстро обернулся, мельком глянул в мою сторону, не заметив. Темнота была густой в ту ночь, он не мог меня заметить. Он повернулся и побежал в другую сторону.
      Я поднял винтовку, чтобы выстрелить в него, но мужчина уже исчез. Тогда я тоже побежал вниз по боковой улочке, набирая скорость, понимая, что все полетело к чертям, Я не попал в него. Вместо этого убил ее. Но, может быть, так лучше. Предназначено судьбой, чтобы сохранить очередность событий. Может быть, сейчас смогу покончить с ней, с постоянной болью из-за нее, с бесконечно повторяющимися желаниями, жаждой неутолимого стремления к ней.
      Но это оказалась не она. Растрепанные светлые волосы, черное платье – в его объятиях. Это должна была быть она. И все-таки это была другая. Все пошло совершенно не так, как надо.
      После неудачи он на много месяцев замкнулся в себе. А чувство проникало все дальше, все глубже. Очевидно, где-то внутри он знал, что сделал это. Он не был совершенно безумным, вот в чем дело. В душе оставалась полная ясность, он все осознавал верно. А на другом уровне отстранялся от событий.
      О смерти другой женщины он узнал, но она для него ничего не значила. Он не имел к ее смерти никакого отношения. И многие месяцы так и воспринимал свершившееся. Он сказал психиатру, что хочет на месте убитой женщины видеть ее.
      Враждебные мысли. Бессмысленные агрессивные желания. Что-то связанное с ненавистью к своей матери.
      Потом, постепенно, до него дошло, что образы, спрятанные глубоко внутри – не фантазии. Это – воспоминания. Он начал понимать, как ему не повезло. Он не достиг своей цели. И он снова начал строить планы, в его мозгу ясно виделись новые сцены, в которых ее любовник обречен быть убитым в ее объятиях. Именно так и надо было сделать.
      Но что же насчет мотивации этой сцены? Он не знал, да это и не имело значения. У истории появилась своя собственная истина, импульс которой следовало уважать. Подчиниться ему. Поэтому он ждал следующего раза. И следующий раз наступил.

Глава 9