2

За завтраком и ленчем мы обращались друг с другом подчеркнуто вежливо, а под вечер Кэри даже пошла вместе со мной в казино, но, я думаю, только для того, чтобы увидеть мою женщину. Случилось так, что как раз за одним столом с нами сидела какая-то необычайно красивая молодая женщина, и Кэри, вероятно, решила, что это и есть моя избранница. Она попыталась было перехватить наши взгляды, которыми, как она полагала, мы должны обмениваться, и наконец не выдержала:

– А не собираешься ли ты поговорить с ней?

– С кем?

– С той красавицей.

– Не понимаю, о ком это ты? – спросил я и постарался придать голосу соответствующую интонацию, как будто все еще защищаю достоинство женщины.

Кэри возмущенно сказала:

– Я должна тебя оставить. Могу опоздать: Филипп ждет меня. Он такой деликатный.

Моя система срабатывала: я проиграл ровно столько, сколько рассчитывал проиграть, но настроение было испорчено. Я думал: «По всей вероятности, это совсем не то, о чем обычно говорят: „Милые бранятся – только тешатся“. А если она действительно влюбилась в этого молодого человека? А если это конец всему? Что мне делать? Что у меня осталось? Пятнадцать миллионов франков – сумма, совсем не адекватная утрате Кэри».

В тот вечер я не был единственным, кто постоянно проигрывал. В кресле на колесиках сидел мистер Боулз, он давал указания своей сиделке, которая, склонившись над его плечом, ставила за него фишки и сгребала их особой лопаткой. Он также использовал систему, но, на мой взгляд, она не была эффективной. Он дважды посылал сиделку в кассу для размена денег, а в последний раз я заметил, что в его портмоне оставалось совсем немного только несколько тысячефранковых банкнот. Он что-то зло приказал сиделке, и та расставила последние его фишки стоимостью в 150 тысяч франков. Шарик рулетки завертелся, и Боулз проиграл все. Отъехав в кресле от стола, он поймал мой взгляд.

– Снова вы, – заметил он. – Как вас зовут?

– Бертрам.

– Я взял с собой очень мало денег. А идти в отель не хочется. Займите мне пять миллионов.

– Извините, не могу, – ответил я.

– Вы ведь меня знаете. Вам известны мои возможности.

– В отеле… – начал было я.

– Мне не смогут дать столько денег, пока не откроется банк. А деньги мне нужны теперь. Вы выиграли много. Я следил за вами. Я верну долг завтра вечером.

– Знаете, иногда случается и проигрывать.

– Что вы там мелете, черт возьми, я не слышу! – возмутился он, пристроив свой слуховой аппарат к ушам.

– Извините, мистер Второй, не могу.

– Моя фамилия не Второй. Вы же меня знаете. Я – А. Н. Боулз.

– В конторе мы называем вас мистер А. Н. Второй. Почему бы вам не пойти в местный банк и не получить деньги по чеку? Там всегда кто-нибудь дежурит.

– У меня не открыт там счет в франках, молодой человек. Разве вы ничего не знаете о правилах обмена валюты?

– Таких людей, как я, это мало волнует, – ответил я.

– Давайте попьем кофе и обсудим наши дела.

– Сейчас у меня нет времени.

– Послушайте, молодой человек, я все-таки ваш хозяин.

– У меня нет хозяев, кроме Гома.

– А кто такой Гом?

– Мистер Друтер.

– Гом… Второй… Мне кажется, вы проявляете удивительное отсутствие уважения к руководству фирмы. А сэр Уолтер Бликсон также имеет кличку?

– По-моему, младший персонал называет его Волдырем.

Тонкая усмешка на мгновение тронула черты его напудренного лица.

– В конце концов, хоть эта кличка довольно удачная, – отметил А. Н. Второй. – Сестра, вы можете погулять с полчасика, пройдитесь до гавани и назад. Вы ведь всегда говорите, что вам нравится смотреть на корабли.

Когда я развернул его кресло и начал продвигать его вместе с Боулзом к бару, на моих руках и лбу выступили капельки пота. В голове мелькнула фантастическая мысль, которая вытеснила даже мысли о Кэри и ее голодном кавалере. Я не мог дождаться, когда мы дойдем до бара, и предложил:

– В моем сейфе в отеле имеется пятнадцать миллионов франков. Вы можете их получить в обмен на ваши акции.

– Не стройте из себя идиота. Акции стоят двадцать миллионов по номиналу, а Друтер и Бликсон готовы выложить за них и все пятьдесят. Стаканчик минеральной воды, пожалуйста.

Я подал ему воды. Он сказал:

– А теперь принесите пять миллионов.

– Нет.

– Молодой человек, – настаивал он. – У меня беспроигрышная система. Двадцать лет назад я дал себе обещание сорвать когда-нибудь банк. Какие-то несчастные пять миллионов не поставили бы меня в тупик. Идите и принесите их. Если вы этого не сделаете, я отдам приказ уволить вас с работы.

– И вы всерьез считаете, что такая угроза способна испугать человека с пятнадцатью миллионами в сейфе? А завтра у меня будет двадцать миллионов.

– Вы же сегодня проиграете все. Я следил за вами вчера.

– Вчерашний проигрыш был запланирован. Он только доказывает, что моя система правильная.

– Не могут существовать одновременно две правильные системы.

– Боюсь, что ваша слишком правильная.

– Раскройте мне свою систему.

– Нет. Но я могу сказать, какие недостатки у вашей.

– Свою систему я изобрел самостоятельно.

– Сколько же вы выиграли с ее помощью?

– Пока еще я не начинал выигрывать. Теперь я нахожусь на первой стадии. Сегодня вечером я начну выигрывать. Черт бы вас побрал, молодой человек: принесите же мне наконец эти пять миллионов.

– Моя система уже принесла мне пятнадцать миллионов.

Раньше я ошибался, полагая, что Второй – человек спокойный. Легко выглядеть спокойным, когда ваши движения ограничены. Но когда его пальцы, лежащие на колене, чуть шевельнулись, они выдали его внутреннее смятение: голова чуть качнулась и проводок слухового аппарата задрожал. Это дрожание было похоже на едва заметный порыв ветра, который заставлял звенеть оконные стекла и был верным признаком приближения торнадо.

Он сказал:

– По-моему, мы следуем одной и той же системе.

– Нет. Я наблюдал за вашей и хорошо ее знаю. Вы можете приобрести ее в бумажном конверте у любого торговца канцелярскими товарами за тысячу франков.

– Неправда! Я сам ее придумал, годами работая над нею вот в этом самом кресле. На ее разработку ушло целых двадцать лет.

– Одни и те же мысли приходят в головы не только выдающимся ученым. Но банк никогда не удастся сорвать с помощью системы ценою в тысячу франков, хотя бы на ней и была надпись: «Безошибочная».

– Я докажу, что вы ошибаетесь. Я заставлю вас проглотить этот конверт. Принесите мне пять миллионов.

– Я уже высказал вам свои условия.

Вперед, назад и вбок двигались беспокойно его руки в том ограниченном пространстве, в котором болезнь позволяла им двигаться. Они метались, как мыши в клетке, мне даже казалось, что они грызут невидимые решетки.

– Вы даже не представляете себе, чего вы просите. Разве вам не известно, что тем самым вы получите контроль над всей фирмой, если объединитесь с Бликсоном?

– В конце концов я узнаю, что это такое – держать контроль над фирмой.

– Послушайте. Если вы дадите мне эти пять миллионов франков сегодня вечером, то завтра утром я верну их вам с половиной своего выигрыша.

– Никакого выигрыша по вашей системе не будет.

– Кажется, вы слишком уверены в своей системе.

– Да.

– Я мог бы предложить такой вариант: я продаю вам свои акции за двадцать миллионов плюс ваша система.

– У меня еще нет двадцати миллионов.

– Послушайте. Если вы так в себе уверены, я предлагаю вам выбор: взять акции за пятнадцать миллионов, которые вы отдадите сейчас, а разницу заплатите завтра в девять часов вечера – через двадцать четыре часа. Или вы потеряете свои пятнадцать миллионов. К тому же вы отдадите мне свою систему.

– Это безумное предложение.

– Оно и делается в соответствующем месте.

– Если я не выиграю завтра пяти миллионов, у меня не останется ни одной акции?

– Ни одной.

Его пальцы приостановили свое нервное движение. Я рассмеялся:

– Разве вы не подумали, что завтра я могу позвонить по телефону Бликсону и тот вышлет мне деньги для оплаты вашего заклада? Ему нужны эти акции.

– Завтра суббота, а мы договорились расплачиваться наличными.

– Я не отдам своей системы до последующего расчета, – сказал я.

– Она мне и не нужна, если вы проиграете.

– Но мне ведь нужны деньги для игры.

Он серьезно отнесся к этому моему заявлению. Я продолжал:

– Нельзя же играть по системе, имея всего несколько тысяч франков.

– Согласен. Вы можете теперь дать мне десять миллионов, – сказал он, – в счет пятнадцати миллионов. Если вы проиграете, то будете должны мне еще пять миллионов…

– А как вы с меня их возьмете?

Он одарил меня своей зловещей усмешкой:

– Я урежу вашу зарплату на пятьсот фунтов в год на протяжении десяти лет.

Я поверил, что так он и поступит. В мире Друтера и Бликсона он со своим небольшим пакетом акций выжил только благодаря жестокости, твердости и непреклонности характера.

– Таким образом, я должен буду выиграть десять миллионов с помощью пяти миллионов?

– Вы ведь утверждаете, что ваша система совершенна.

Старик издевался надо мной:

– Лучше просто займите мне пять миллионов, и дело с концом.

Я подумал о Гоме, находящемся сейчас в море на своей яхте со знаменитостями на борту, и о нас двоих, им забытых, – какое ему дело до какого-то там помощника бухгалтера? Я вспомнил, с каким видом он повернулся к мисс Булен и бросил: «Отдайте необходимые распоряжения насчет женитьбы мистера Бертрама» (он даже не запомнил, как меня зовут!). Интересно, смог ли бы он с помощью мисс Булен организовать похороны наших родителей или рождение наших детей? Я подумал, как я позвоню по телефону мистеру Бликсону и договорюсь с ним и тем самым с помощью этих акций буду держать Гома в узде до того времени, пока тот будет чувствовать боль, потом уже не будет у него никакого покоя на восьмом этаже, никаких яхт, никакого ему «Покоя, красоты и наслаждения». Он нравился мне своей вежливостью, своим обхождением, своей фальшивой добротой, пока я чуть было не принял его за великого человека, каким он себя считает. «Теперь, – подумал я с сожалением, которого не мог объяснить, – он станет таким маленьким, что будет целиком у меня в руках». И я с отвращением посмотрел на свои запачканные чернилами руки.

– Ну, вот видите, – сказал Второй, – вы уже сомневаетесь в своей системе.

– О нет, – ответил я. – Я принимаю ваш вызов. Просто мне подумалось о чем-то своем – вот и все.

3

Я сходил в отель и принес деньги, и мы, не откладывая в долгий ящик, сразу же записали наши условия заклада на листочке почтовой бумаги, и сиделка – она уже возвратилась с прогулки – вместе с барменом засвидетельствовали этот заклад. Он вступил в силу в девять часов вечера, срок оплаты – в то же самое время на следующий день: Второй пожелал, чтобы ни хорошие, ни плохие новости не мешали ему играть до обеда. Затем я все-таки заставил его угостить меня рюмочкой виски, хотя, наверняка, у Моисея, когда он добывал воду со скалы в Синае, было меньше забот, и я увидел, как сиделка покатила его кресло в зал для избранных. В сущности, через двадцать четыре часа я стану совладельцем «Ситры». Ни Друтер, ни Бликсон в бесконечной войне между собой не смогут сделать ни одного шага без согласия скромного помощника бухгалтера. Как-то странно становилось на душе от мысли, что ни один из них даже не подозревает, как резко переменится обстановка в руководстве фирмы: контроль над нею перейдет от друга Друтера к его врагу.

Бликсон скорее всего отдыхает в своем доме в Хэмпшире, штудирует задание на завтра, совершенствуя произношение иудейских имен в Библии, и не ощутит от этой неожиданной новости никакой радости. А Друтер? Друтер сейчас в открытом море, недоступный, – играет в бридж со светскими львами, не чувствуя опасности, нависшей над ним… Бликсон первым получит приятную новость: утром в понедельник я сообщу ее ему по телефону. Но, может, сделать это через моего непосредственного начальника – Арнольда? Нельзя допустить временного сговора между Друтером и Бликсоном против самозванца: я поручу Арнольду передать Бликсону, что с этого времени он может рассчитывать на мою твердую поддержку. Друтер даже знать ничего не будет о нашем соглашении, пока не свяжется с фирмой по телефону из какого-нибудь ближайшего порта. Но даже это я могу предотвратить: попрошу Арнольда хранить все в тайне до возвращения Друтера и, таким образом, с наслаждением сообщу ему обо всем лично.

Я вышел, чтобы рассказать Кэри об этих новостях, совершенно забыв о ее свидании: я представлял себе, каким будет ее лицо, когда я сообщу, что она жена человека, контролирующего «Ситру»… «Ты презирала мою систему, – хотел сказать я ей, – ты ненавидела те дни, что я провел в казино, но никакой вульгарной причины тут не было – я добивался не денег». Но я совершенно забыл, что до сегодняшнего вечера у меня не было никаких других мотивов, кроме денег.

Но, конечно же, Кэри я нигде не нашел. «Мадам вышла с джентльменом», – об этом портье мог бы и не говорить, потому что я сам вспомнил о свидании в простом студенческом кафе. Было и в моей жизни время, когда я без особенных хлопот находил себе женщину. Я возвратился в казино, чтобы выполнить данное жене обещание. Но возле моей красавицы уже пристроился какой-то мужчина: их пальцы перебирали общие фишки, и вскоре я понял, что одиноких женщин, посещающих казино, не очень интересуют мужчины. Шарик рулетки, а не постель, – вот основная их цель…

Я наблюдал, как Птичье Гнездо крутится вокруг столов, совершая внезапные наскоки то на один, то на другой, когда ее не видит крупье. Техника у нее была отменная: если какая-нибудь кучка фишек делалась достаточно большой, она накрывала ладошкой одну фишку и одаривала ее обладателя нежным взглядом, будто хотела сказать: «Вы такой щедрый человек, а за такой незначительный подарок я целиком и полностью в вашей власти». Она настолько была уверена в своей привлекательности, что никто не осмеливался разоблачить ее мошенничество. В этот вечер в ушах ее были длинные янтарные серьги, а лиловое вечернее платье подчеркивало лучшую часть ее фигуры – плечи. Плечи у нее действительно были роскошные – широкие, и в них чувствовалось что-то животное. Но все впечатление портило ее лицо, возникавшее неожиданно, как при вспышке света, и сразу же бросались в глаза неубранные волосы, в которых запутались серьги (уверен, она сама считала, что эти неаккуратные пряди и пучки волос были «шикарными локонами»), нелепая усмешка. Глядя на нее, я понял: вот нужная мне женщина. Я должен был отобедать с женщиной, которая согласится разделить со мной компанию. Когда она в очередной раз увильнула от слуги со скоростью пантеры и с легким звоном, шедшим от ее сумочки, где, по-моему, она держала стофранковые фишки, я дотронулся до ее руки.

– Уважаемая леди, – начал я.

Это напыщенное обращение удивило меня самого: ощущение было такое, будто кто-то другой, а не сам я вложил его в мои уста, и казалось, оно – из тех же старомодных времен, что и ее лиловое платье и плечи.

– Уважаемая леди, – повторил я с еще большим удивлением (мне показалось, что у меня над губой вырастают небольшие седые усики), – надеюсь, вы простите незнакомцу, дерзнувшему…

Она, наверное, всегда испытывала страх перед слугами, так как ее инстинктивно жалкая, просящая усмешка преобразилась вдруг в широкую улыбку, озарившую все ее лицо…

– О, какой же вы незнакомец! – воскликнула она, и я обрадовался, что она англичанка и мне не придется целый вечер разговаривать на ломаном французском языке. – Я была свидетельницей вашей огромной удачи!

Замечу, что от этой удачи она имела определенную корысть.

– Я хотел бы спросить у вас, уважаемая леди, – снова вырвалось из моих уст необычное обращение, – не окажете ли вы мне честь отобедать со мной. У меня здесь нет никого, с кем бы я мог отпраздновать свою удачу.

– О чем речь, полковник, это доставит мне величайшую радость.

Тут уж я действительно тронул рукой свои губы, чтобы убедиться, что усиков там еще нет. Казалось, мы с ней разучивали роли в какой-то пьесе. Я заметил, что она направилась в ресторан зала для избранных, но мне совсем не хотелось обедать с таким страшилищем в казино. Я сказал:

– Мне кажется… может быть, нам стоит глотнуть немного свежего воздуха такой чудесный вечер, после духоты этих комнат приятно пройтись немного по улице, найти какое-нибудь укромное местечко для избранных…

Я предложил бы ей какую-нибудь отдельную комнату, если бы не опасался, что она могла бы неправильно истолковать и поощрить мои намерения.

– Ничего не принесло бы мне большего наслаждения, полковник.

Мы выскользнули (другое слово подыскать тяжело) на улицу, и я молил Бога, чтобы Кэри с ее молодым человеком сидела уже в своем дешевом кафе, – было бы просто ужасно, если бы она увидела меня в такой момент. Вокруг этой женщины витало нечто нереальное. Мне уже казалось, что к седым усикам у меня теперь прибавились складной оперный котелок и пунцовый плащ в полоску. Я сказал:

– Как вы считаете, не взять ли нам конный кэб? Такая приятная благоуханная ночь…

– Пьяная, полковник?

– Благоуханная, – поправил я, но не был уверен, что она поняла.

Когда мы устроились в кэбе, я обратился к ней за помощью:

– Действительно, я ничего здесь не знаю. В ресторанах я обедаю редко. Сможем ли мы найти что-нибудь такое, где спокойно и тихо… какое-нибудь местечко для избранных?

Я мечтал, чтобы это место было недоступное, чтобы туда вообще никто не мог попасть, кроме нас двоих, – тогда бы я не чувствовал себя так неловко.

– Тут есть небольшой ресторанчик, скорее клуб, очень изысканный. Он называется «Орфей». Но, боюсь, полковник, там довольно дорого.

– Это не имеет значения – деньги для меня ничто.

Я назвал ресторан извозчику и откинулся на сиденье. Она сидела прямо как стрела, и я мог спрятаться за ней.

– Когда вы последний раз бывали в Челтенхэме? – спросил я.

Дьявол вертелся вокруг нас в ту ночь. Что бы я ни сказал, каждая реплика в той пьесе, роль в которой мне было суждено играть экспромтом, была предусмотрена:

– Родной Челтенхэм… – ответила она. – А как вы догадались?

– Ну, понимаете, красивая женщина всегда бросается в глаза.

– А вы там жили?

– В одном из тех красивых домов на Куинз Парейд.

– Мы были с вами, видимо, близкими соседями.

Я почувствовал, что ее массивное лиловое бедро пододвинулось ко мне немного ближе – видимо, она хотела подчеркнуть только что упомянутую близость. Я обрадовался, что кэб остановился: мы проехали от казино шагов двести, не более.