— Она тоже об этом мечтает?

— Я прекрасно знаю, что не мечтает, и не думаю, чтобы ей нравилось, что я мечтаю.

Я постарался описать типичный урок Капитана, но хорошо понимаю, что мое описание не может быть фактически точным. Все это извлечено из памяти, а память одно отбрасывает, другое меняет — так же как Капитан, рассказывая о своих военных испытаниях, вполне возможно, изменил немало фактов. Случалось, Лайза присутствовала на уроке, и, когда она бывала с нами, я замечал, что ее любимый рассказ о побеге в Испанию, — которому находилось место даже в уроках Капитана по языку, а также по географии (как-то раз он даже попытался преподать мне с помощью этого рассказа немного современной истории), — обрастал разными подробностями и подробности эти не всегда были одинаковы: должно быть, в присутствии Лайзы Капитану хотелось, чтобы его рассказ был поинтереснее. Возможно, думалось мне иногда, он намеренно немного подвирает. К примеру, описывая мне свой побег с товарищами через Пиренеи, он рассказывал — вот в этом я уверен, — как они лежали в темноте, прислушиваясь, не раздастся ли звук шагов немецкого патруля, а потом, когда Лайза сидела с нами, добавил одну драматическую подробность — как сверху сорвался камень и ударил его по лодыжке, так что в сырую погоду он и по сей день чувствует боль и даже начинает прихрамывать, чего я лично ни разу не наблюдал.

Борода продержалась у Капитана не больше недели или двух. Однажды утром, спустившись к завтраку, я обнаружил, что он старательно сбривает ее. Одновременно насвистывал что-то и, наверное, потому дважды порезался.

— Никогда не чувствовал себя уютно с этой штукой, — сообщил он мне. — Она всегда мне напоминает те черно-копотные дни в Пиренеях. Вот там и речи не могло быть о бритье. Так или иначе, Лайзе не нравится борода. Она говорит, что щетина колется. — С бритвой в руке он обернулся к Лайзе, готовившей чай. — А так тебе нравится, Лайза?

— Мне вовсе не нравится видеть тебя в крови.

— Небольшое кровопускание никому еще не вредило.

Я уверен, что он именно так и сказал: эта фраза по непонятным причинам на многие годы застряла у меня в голове. К тому же это были последние слова, которые он произнес перед тем, как исчезнуть на несколько недель, а он в тот вечер не вернулся к ужину, и на другое утро за завтраком его тоже не было.

— Где Капитан? — спросил я.

— Откуда же мне знать? — сказала Лайза тоном, которым теперь кажется мне почти криком отчаяния.

— Но он же сказал, что у нас будет еще один урок истории, — заскулил я со свойственным моему возрасту эгоистическим разочарованием, тем более что, как я и опасался, Лайза тут же заменила его уроком закона Божьего.

Уроки закона Божьего пользовались у меня куда меньшим успехом. В школе я, конечно, посещал вместе с другими амаликитянами так называемые «Божественные» уроки, тем не менее события, описанные в Новом завете, я представлял себе весьма смутно — знал только, что Христос родился на постоялом дворе (не на таком, где подают джин с тоником, — в этом я не сомневался), был распят, а потом воскрес. Все это казалось мне сказочкой с неправдоподобно счастливым концом. (Я, к примеру, никогда не верил, что Золушка может выйти замуж за Принца.)

Следуя указанию Капитана, Лайза купила мне Библию в магазине подержанных книг, и я время от времени в нее заглядывал, но старомодный язык был слишком для меня труден, а вся эта история рождения Христа у непорочной девы озадачивала меня. Однажды вечером, когда Лайза как раз собиралась гасить свет над моим диваном, я попросил ее объяснить это мне.

— Я всегда думал, что непорочная дева — это…

Но Лайза быстро оборвала меня и ушла, оставив в темноте. Я решил, что ей, возможно, неприятно говорить о детях, потому что у нее самой никогда их не было, да и слова «непорочная дева» явно озадачивали ее тоже.

Тем не менее — из желания угодить Капитану — она каждое воскресенье заставляла меня читать вслух кусок из Библии, но я скоро изыскал возможность увильнуть от этой нудоты, два раза подряд выбрав для чтения такие места, которые она не могла мне объяснить. Для этой цели я нырнул в ту часть Библии, которая именуется Ветхим заветом, а если не считать истории про амаликитян. Ветхому завету уделялось очень мало внимания на уроках «Божественного».

Для начала я спросил Лайзу, является ли Библия святой книгой, и она сказала:

— Конечно.

Тогда я прочел ей:

— «А ты, сын человеческий, возьми себе острый нож, бритву брадобреев возьми себе, и води ею по голове твоей и по бороде твоей, и возьми себе весы, и раздели волосы на части. Третью часть сожги огнем посреди города… третью часть возьми и изруби ножом… и третью часть развей по ветру… И возьми из этого небольшое число, и завяжи их у себя в полы» [Книга пророка Иезекииля, 5:1-3].

Я спросил:

— Как ты думаешь, Капитан тоже так сделал со своими волосами, когда порезался? И потом — в какие полы?..

Но Лайза уже исчезла, прежде чем я закончил фразу.

Во второй раз, читая вслух Библию, я напал на по-настоящему интересное место. Я сказал:

— Мне это трудно. Здесь слова, которых я не понимаю. Ты не поможешь мне? — И стал читать: — «И пришли к ней сыны Вавилона на любовное ложе, и осквернили ее блудодейством своим, и она осквернила себя ими… Когда ж она явно предалась блудодеяниям своим и открыла наготу свою… И она умножила блудодеяния свои, вспоминая дни молодости своей, когда блудила в земле Египетской» [Книга пророка Иезекииля, 23;17-19].

Я наверняка неверно произнес «блудодеяния», но Лайза все равно сбежала, так и не объяснив мне непонятные слова, и уже никогда больше не просила меня читать вслух.

Когда Капитан на этот раз вернулся, у него снова были усы, но другого вида и цвета. Уже совсем стемнело, когда прозвенел условный звонок, но не успели мы поздороваться с Капитаном, как звонок зазвенел снова, властно. Я уже привык считать, что все звонки имеют условное значение, и в этом звонке было что-то знакомое, но, конечно же, это не мог быть Капитан, так как он стоял с нами на кухне и, затаив дыхание, прислушивался. У меня была хорошая память, и при третьем властном звонке я уже не сомневался, что за дверью стоит мой отец.

— Я не уверен, — сказал я, — но думаю, что это — Сатана.

— Не надо открывать, — сказала Лайза.

— Нет, впустите мерзавца, — сказал Капитан. — Нам не страшен этот зверь.

Я оказался прав. Это был мой отец, и притом не один. Куда хуже было то, что рядом с ним стояла моя тетка.

— Так вот, значит, ты где, Виктор, — взвизгнула она, и меня, наверное, всего передернуло при звуке этого ненавистного и почти забытого имени.

Отец, по-моему, заметил мой страх.

— Извини, Джим, — сказал он, и я отдал ему должное за то, что на этот раз он вспомнил мое новое имя, — мне пришлось привезти ее, потому что она все равно явилась бы и без меня.

— Кто эта женщина? — спросила моя тетка.

Слова отца придали мне немного храбрости.

— Лайза — моя мама, — с вызовом заявил я.

— Ты оскорбляешь память незабвенной усопшей. — У моей тетки была странная манера в определенных обстоятельствах говорить так, будто она читает молитвенник. Это, наверное, оттого, что она часто ходила в церковь.

— Я считаю, — заявил Сатана, — что нам надо сесть и спокойно, интеллигентно все обсудить.

— Кто этот человек и что он тут делает?

— У вас что, глаз нет? — раздался наконец голос Лайзы. — Чай пьет. В этом есть что-то дурное?

— Как его зовут?

— Капитан, — сказал я.

— Это же не имя.

— Право, Мюриел, будет куда лучше, если ты сядешь, — сказал мой отец, а Капитан пододвинул стул, и моя тетка присела на краешек, словно боялась подцепить своим задом заразу от того из нас, кто последним на нем сидел.

— Она наняла частного сыщика, — сообщил нам мой отец. — Понятия не имею, как он напал на след. Они чертовски ловкие, некоторые из этих ребят, ну и, конечно, ваши соседи, видно, наболтали.

— Я даже знаю, кто именно, — вставила Лайза.

— Мюриел попросила меня поехать с ней. Она сказала, что боится, как бы с ней не расправились.

— Боится? — переспросил Капитан. — Эта женщина чего-то боится?

— Тех, кто крадет детей, — изрекла моя тетка.

— Ну что ты, что ты, Мюриел, — сказал Сатана, — ты же не права. Я ведь говорил тебе, что мы играли по-честному и что он выиграл.

— Ты говорил мне, что он сжульничал.

— Конечно, сжульничал, Мюриел. Но ведь и я тоже. Женщины, — обратился он к Капитану, — ничего не смыслят в такой игре, как шахматы. В общем, я объяснил ей, что по закону отвечаю за мальчика я и что я дал Лайзе разрешение…

— Моя сестра на смертном одре просила меня присматривать…

— О да, и я тогда согласился, но ведь это было давно. Ты же сама в прошлом году сказала, что устала от ответственности.

— Ну, не настолько устала, чтобы не выполнять своего долга. Пора бы и тебе выполнить свой. — Она повернулась к Лайзе: — Мальчик не получает образования. А на этот счет существуют законы.

— Ты наняла, безусловно, хорошего сыщика, Мириам, — сказал Сатана.

— Мюриел! Пора бы тебе после стольких-то лет знать, как меня зовут.

— Извини, Мюриел. По мне, что Мюриел, что Мириам — одно и то же.

— Вот уж не вижу ничего общего.

— Джим учится дома, — сказала Лайза.

— Надо, чтобы местные власти, занимающиеся просвещением, удовлетворились этим.

— Да как они об этом узнают?

— Узнают после того, как я у них побываю. Кто же учит Виктора?

— Я, — сказал Капитан. — Я учу его географии и истории. А закон Божий преподает Лайза. Он уже умеет складывать, вычитать и умножать. А ничего больше и не требуется. Не думаю, чтобы вы сами много понимали в алгебре.

— А какие у вас данные, чтобы преподавать, мистер… мистер?..

— Зовите меня Капитаном, мэм. Все меня так зовут.

— Какой город — столица Италии, Виктор?

— Современная география не интересуется названиями, мэм. Это старо. География интересуется пейзажами. География учит вас, как путешествовать по миру. Расскажи ей, Джим, как проехать из Германии в Испанию.

— Сначала я доберусь до Бельгии, а там — до Льежа. Оттуда поездом направлюсь в Париж, а из Парижа другим поездом — в Тарб.

— Господи, какой еще Тарб?

— Вот видите, мэм. Вы тоже не знаете названия, зато Джим знает, куда надо ехать из Тарба. Продолжай, Джим.

— После Тарба я пешком пойду через Пиренеи. Ночью.

— Глупости да и только. Как это — «пойду ночью»?

— Буду прислушиваться, не раздастся ли на снегу звук шагов германского патруля.

Подозреваю, что именно этой фразой я положил конец моему домашнему обучению. Через несколько недель я уже ходил в местную школу. Мне было там неплохо, потому что никто не считал меня амаликитянином. Я чувствовал себя таким свободным, шагая один по лондонским улицам, словно, как и обгонявшие меня прохожие, спешил в контору на работу. Уроки были менее интересными, чем те, что давал мне Капитан, но я уже понял, что уроки с ним не дадут мне нормальных знаний — даже по географии.