– О, Крис, – она раздраженно отталкивает его.
– Что значит «О, Крис»? Мы уже тысячу лет этим не занимались.
Сэм хочет возразить, что у них был секс на прошлой неделе, но она знает, что он ответит: для них, неделя – это и есть тысяча лет. Но у нее нет сил вступать в перепалку.
– О'кей, – неискренне отвечает она.
Ничего, завтра можно будет сослаться на головную боль или соврать, что у нее месячные.
– Кроме этого, что мы будем делать?
Крис отпускает ее и идет в прихожую, повесить пальто.
– А что мы обычно делали по воскресеньям д. р. р.?
– Господи. Я и не помню. А вообще, была ли жизнь Д-Д-Р?
– Не уверен, но я точно знаю, где-то есть фотографии, доказывающие, что была.
– И что же мы делали? Серьезно. Ходили по магазинам?
– Иногда, – соглашается он, вспоминая, как из редка они бродили по улицам и разглядывали антикварную мебель, которую никогда не смогли бы купить, а на пути домой заходили в одну из кондитерских на Голборн-Роуд выпить по капучино.
Хотя не так уж часто это и было. Если подумать, не чаще четырех раз в год.
– Гуляли в парке? – предлагает Крис.
– Не-а. Это уж точно нововведение времен после д. p. p. Мы часто говорили, что неплохо бы пойти в парк, но не припоминаю, чтобы хоть раз подняли задницу.
– М-да, в субботу утром находились более приятные занятия. Обычно мы валялись в постели после бурной ночки в пятницу.
– Это точно.
И тут Сэм вспоминает. Вспоминает, как просыпалась поздним утром и прижималась к Крису, покрывая его спину поцелуями, чтобы разбудить его. Вспоминает, как он поворачивался и обнимал ее тяжелой ото сна рукой. Так они лежали какое-то время, потом Крис медленно открывал глаза, притягивал ее к себе и целовал.
И они занимались сексом. Медленно, с удовольствием. После Крис принимал душ, а она запрыгивала в ванную. Потом они ехали в бар в Хайгейте обедать. Слонялись по деревне и после обеда обычно что-нибудь покупали: книги, мебель и еду. Часто с ними гуляли Марк с Джулией, и, хотя общение у них не ладилось, вчетвером им всегда было весело. Они так давно были знакомы, что стали одной семьей. Могли говорить о чем угодно, не сдерживаясь.
Сэм с грустью понимает, как ей не хватает Джулии. Когда Джулия позвонила и сказала, что остается в Нью-Йорке, несколько месяцев назад, она была так взволнована, так оживлена, совсем как прежняя Джулия, которую Сэм не видела много лет. Но Сэм не могла показать, как она расстроена, как тяжело ей будет жить без Джулии.
Но тогда она даже не могла представить, как изменится ее жизнь с появлением Джорджа.
– Вот что, – Крис возвращается на кухню и тянется за газетой. – Я покормлю Джорджа завтраком, ты можешь спать сколько хочешь, а когда твоя мать приедет и заберет Джорджа, я вернусь в постель и посплю еще немного, – он улыбается. – Или еще что-нибудь, а потом весь день будем делать то, что придет в голову.
– Господи, – вздыхает Сэм. – Спать сколько захочу. Ты уверен? – завтра я не встану, решает она.
Не спущусь в кухню, чтобы проверить, правильно ли Крис все делает. Чтобы убедиться, хорошо ли покушал Джордж. Пошло все к чертям. Я буду спать, и, если Джордж решит капризничать с завтраком утром, это будет проблема Криса, а не моя.
– Тебе нужно поспать, милая.
Перспектива заняться сексом завтра утром и провести день наедине с Сэм подняла Крису настроение. Внезапно он чувствует себя любящим и любимым.
– А чем это так приятно пахнет? Что готовишь на ужин?
– О, это? Пирог с рыбой.
– М-м-м-м. Боже, давно я уже не ел пирог с рыбой. Мама в детстве всегда готовила. А горошек будет?
У Сэм встревоженный вид.
– Крис, это не для тебя, а для Джорджа. Можешь съесть, конечно, но он измельченный в пюре.
Минуту назад Крис еще был на седьмом небе, но сейчас рухнул на землю.
– О. И что у нас на ужин?
– Хм-м. – Сэм задумывается. – Есть запеканка со шпинатом и картофелем, запеканка из цветной капусты и сыра, рагу с курицей.
– И все это измельчено в пюре?
Сэм извиняюще пожимает плечами.
– Всегда можно заказать карри навынос.
– Опять?
– Я бы карри хоть каждый день ела, – обиженно заявляет Сэм, но это не совсем правда.
Учитывая, что на этой неделе они заказывают еду из ресторана уже в третий раз, она ей порядком надоела.
– Ты купил формочки для льда?
Сэм достает миксер и готовится взбивать пюре. Крис идет в прихожую и приносит пластиковый пакет.
– Шесть штук хватит?
– Вполне. Спасибо, дорогой, – послав ему воздушный поцелуй, она начинает раскладывать пюре из рыбного пирога по формам, ложечка за ложечкой.
Сэм просыпается оттого, что Джордж кричит. Она где-то вычитала, что ребенок, который просыпается с улыбкой, растет уверенным в себе, и, хотя у нее нет ни одной причины полагать, что Джордж не уверен в себе, каждый раз, когда он просыпается с плачем, ее обуревают тревожные сомнения. А плачет он часто.
Он просто проголодался, успокаивает она себя, переворачиваясь набок. Крис со вздохом вылезает из кровати.
– Выключи приемник, – шипит она, только он собрался выйти из спальни.
Ей в жизни не уснуть, если она и дальше будет слышать крики Джорджа.
Она берет беруши и затыкает ими уши, благодаря небо за воцарившуюся тишину, ведь, хотя Крис забрал с собой приемник, стены крошечного домика с террасой слишком тонкие, и раздающиеся вдалеке крики Джорджа все еще слышны.
Она лежит в постели, но уже ощущает, как ее тело начинает просыпаться. Я не буду вставать, приказывает она себе. Я опять засну. Каждая косточка ее тела изнурена, и она пытается думать о песчаных пляжах, бирюзовой голубизне моря, горячем белом песке и мягко покачивающемся гамаке… Но каждый раз спустя несколько секунд ее мысли возвращаются к ребенку.
Она лежит в постели и постепенно просыпается. Ее будят ее мысли. Надеюсь, он хорошо покушает, думает она. Я говорила Крису, что в холодильнике есть детский йогурт? Что, если Джордж капризничает, а Крис думает, что он уже наелся, а я же знаю, что он еще голоден и нужно продолжать кормить?
В семь часов двадцать восемь минут она решает, что оставаться в постели больше нет смысла. Сон как рукой сняло, и ей теперь не уснуть ни за что на свете. Она выбирается из кровати, натягивает халат, и проклинает себя за то, что в будний день встать невозможно, зато в выходной это получилось у нее с такой легкостью.
Крис удивленно поднимает голову. Он насторожился. Он понимает, что она его проверяет. Им с Джорджем было очень весело. Малыш прекратил плакать, как только ему в рот ткнули бутылочку, и, если не считать неудачи с приготовлением банановых мюсли (Крис налил слишком много молока, и ему пришлось добавлять все больше и больше детской смеси, чтобы жидкость загустела, и в результате получилась такая огромная миска банановых мюсли, которой с лихвой хватило бы на шестерых голодных младенцев), все шло прекрасно.
Джордж только что закончил есть банановые мюсли и принялся за детский йогурт, который Крис обнаружил в холодильнике.
– Я думал, ты опять уснула, – Крис недовольно оборачивается.
Ему нравится быть вдвоем с Джорджем, потому что, в конце концов, это бывает так редко. Он как раз рассказывал Джорджу о своей работе, о том, чем они займутся вместе, когда Джордж немного подрастет. Объяснял ему, как трудно и напряженно быть хозяином собственной мастерской по изготовлению мебели, и предупредил малыша не следовать по его стопам, хотя в глубине души он бы этим очень гордился.
– У нас с Джорджем был мужской разговор, – объясняет он Сэм, которая с облегчением видит, что оба ее мальчика в порядке, но все равно уже проснулась.
Она покрывает лицо Джорджа поцелуями и сжимает его толстенькие маленькие ножки.
– Обожаю эти пальчики, – говорит она, сжимая зубы: она едва сдерживается, чтобы не укусить его за ножки, такие они хорошенькие. – Обожаю эти пальчики, – сюсюкает она, и Джордж довольно улыбается.
Сэм заново наполняет чайник, включает его и кладет в тостер два кусочка хлеба.
– Не могу уснуть, и, как только решила, что спать больше не буду, поняла, что умираю с голоду. Хочешь тост?
– Нет, спасибо. Когда твоя мать приезжает?
– Сказала, что в девять, – Сэм намазывает тост маслом и садится за стол. – Ну и погодка, – по стеклу барабанит дождь.
– Ноябрь в Лондоне. Сплошное удовольствие, – хоть Крис произносит это саркастическим тоном, он привык проводить в Англии каждый ноябрь, каждую зиму.
Его бизнес растет, но он еще нескоро сможет позволить себе уезжать зимой в отпуск в экзотические страны.
– Я только что лежала в кровати и представляла себе пляж. Вот где бы я сейчас хотела оказаться. Солнце. Нормальный отпуск. Я уже тысячу лет не была на море.
– Мы же весной ездили в Торки, – обиженно возражает Крис. – Это точно было не тысячу лет назад.
– Нет, – слабым голосом произносит она. – У меня такое ощущение, будто это было тысячу лет назад. Думаешь, нам когда-нибудь еще удастся, как следует отдохнуть?
– Только если мы оставим Джорджа с твоей матерью или еще с кем-нибудь.
– Первое исключено. Сам знаешь мою мать, у нее случится остановка сердца при одной мысли, что Джордж останется с ней на ночь, не то, что на продолжение всего отпуска.
– Да уж, понимаю. И как это она согласилась взять Джорджа на целый день? – соглашается Крис. – Как ты думаешь, она понимает, что ей придется его кормить? Может, нужно показать ей, как разогревать бутылочку, а то еще сломает ноготь и подаст на тебя в суд.
– Хватит, Крис.
Сэм ощетинивается, ведь ей-то можно критиковать собственную мать и считать ее исчадием ада, но Крису этого делать не полагается. Крис должен поддерживать Сэм и соглашаться с ней, когда она ненавидит свою мать, а все остальное время молчать в тряпочку.
– Моя мать не такое уж чудовище.
Крис решает молчать в тряпочку.
– В любом случае, – продолжает Сэм, – когда ты сказал «попросим еще кого-нибудь», кого ты имел в виду?
– Даже не знаю, няню или еще кого. Няню-иностранку.
– Но мы же уже обсуждали это еще до рождения Джорджа. Мне не нужна помощь. Я все хочу делать самостоятельно. Еще можно понять, если женщины отдают своих детей помощницам и идут на работу, но раз уж я дома, я должна быть с ребенком, и мне не нужны чужие люди.
– Понимаю, понимаю, – Крису уже надоело спорить, и он все еще не понимает, почему она против. – В первые пять лет формируется личности – передразнивает он ее. – Твоей матери никогда не было рядом, и ты не собираешься сотворить то же самое с твоим ребенком. Но я подумал, что теперь, когда ты родила ребенка, ты передумаешь.
– С какой стати? Думаешь, я вдруг решу, что мне неохота воспитывать собственного ребенка и найму няню?
– Нет, я не это имел в виду. Может, ты подумаешь и тебе захочется, чтобы тебе кто-то помогал? Хотя бы пару дней в неделю, чтобы у тебя появилось свободное время. Ты могла бы обедать с друзьями. Сходить на массаж. За покупками. Просто отдохнуть от всего этого на минуту, перезарядить батарейки, снова ощутить себя человеком. Ты все время обвиняешь меня в том, что я, по крайней мере, могу вырваться из дома. И говоришь, что чувствуешь себя загнанной в клетку, но тебе необязательно так жить, Сэм. Необязательно находиться рядом с Джорджем ежеминутно.
Крис переводит дыхание и продолжает.
– И, прежде чем ты успеешь мне возразить, вспомни, большинству твоих подруг помогают матери. Я не критикую твою мать, но она не образец материнства, и, хотя тебе приходится это скрывать, я прекрасно знаю, как тебя задевает то, что она не интересуется внуком. Она слишком занята своей личной жизнью, слишком эгоистична, чтобы помочь тебе с ребенком. Поэтому не нужно сравнивать себя с другими женщинами, ведь тебе вообще никто не помогает. Я только хочу сказать, что ты не должна испытывать чувства вины из-за того, что не все делаешь сама. Джордж не будет страдать и не вырастет, как ты, презирая свою мать за то, что ее не заботит его жизнь, потому что это неправда.
Он говорит медленно, чтобы донести до нее свои мысли.
– Ты не похожа на свою мать, Сэм. Ты никогда не была на нее похожа. Если бы ты была такой, как она, я бы никогда тебя не полюбил, – при этих словах на лице Сэм появляется слабая улыбка. – Нет ничего страшного в том, чтобы признать, что ты не справляешься в одиночку» Нет ничего страшного в том, чтобы признать свою уязвимость и попросить о помощи. Сэм, тебе необходим отдых. Ради тебя, ради меня и ради нас. Ради нашего брака.
Крис завершает свою речь. Он сам не ожидал, что так много наговорит, и еще более шокирован тем, с каким спокойствием высказал свои мысли. Сэм тоже ошеломлена, и, если честно, мысль о том, чтобы передать Джорджа кому-нибудь на попечение на пару дней, кажется ей блаженством. Более того, Сэм еще никогда в жизни не испытывала столь сильного искушения.
Но у нее есть обязательства перед Джорджем. И, что более важно, у нее есть обязательства перед самой собой. Она станет идеальной матерью, лучшей во всем мире. И единственное, в чем она уверена на сто процентов, – идеальная мать не сбагрит своих детей кому попало.
Даже на два дня в неделю.
24
– Я купила своему внучку изумительную пижамку, – Патриция проскальзывает в дверь, оставляя за собой ароматный шлейф «Опиума». – Где мой маленький ангелочек?
Сэм с улыбкой протягивает Джорджа матери, которая покрывает его личико крошечными поцелуями. Джордж хохочет. Сэм никогда не видела мать такой, и ее душа наполняется теплом и надеждой. Может, они ошиблись. Если ты плохая мать, это вовсе не означает, что ты станешь плохой бабушкой. Может, в конце концов, в Патриции проснутся инстинкты?
– И чем вы планируете заняться? – улыбается Сэм, проводя пальцами по волосам.
Она ощущает на себе осуждающий взгляд матери. Ее мать – женщина старой школы. Она убеждена, что всегда необходимо выглядеть потрясающе, жало ли что.
– Вообще-то, Сэм, я погорячилась, сказав, что возьму его на целый день.
Сэм меняется в лице и сталкивается взглядом с Крисом. На его лице выражение, которое означает:
«Я же тебе говорил!».
– Но ты же обещала пойти с ним погулять. На весь день.
– Знаю, дорогая, но я так ужасно занята, и у меня изменились планы. Конечно, утром я заберу его на часок, не больше, но после обеда у меня бридж, – один из игроков отказался в последнюю минуту, и я сказала, что буду четвертой. Не смотри так на меня, Сэм, у меня своя жизнь.
Сэм сжимает зубы.
– И твоя жизнь куда важнее, чем жизнь твоего внука, не так ли?
– Не заведи старую песню. Я помогаю в силу своих возможностей. Ты же не можешь ожидать, что мы с твоим отцом все бросим ради тебя, как бы мы ни любили нашего внука.
– Любили? Да вы его почти ни разу не видели.
Сэм осознает, что говорить с матерью бессмысленно, но даже если, выпустив пар, она ничего не достигнет, она все равно должна высказаться.
– Что ты такое говоришь, Сэм? Знаешь что, мне все это вообще не надо. У меня сегодня утром была куча дел, и я их отложила, чтобы провести время с Джорджем, а ты еще пытаешься заставить меня почувствовать себя виноватой? Извини, но я не из тех, кто хочет находиться рядом с внуком двадцать четыре часа в сутки, извини, но я не собираюсь отказываться от своей личной жизни. Такой уж я человек, и придется тебе с этим смириться.
Крис с отвращением качает головой и выходит из комнаты. Он давно научился не вмешиваться в их ссоры, но чудовищный эгоизм матери Сэм не перестает ужасать его. Его родители живут в Ньюкасле, в том же доме, где он вырос, и стараются приезжать в Лондон повидаться с ним не реже двух раз в месяц. И он знает, что, если бы не расстояние между Лондоном и Ньюкаслом, они приезжали бы каждый день. Они были бы готовы сидеть с ребенком хоть каждый вечер, она отдали бы все, лишь бы побыть рядом с их обожаемым Джорджем. Он всегда знал, что Патриция и Генри – эгоисты, но никогда не понимал, что их эгоизм переходит все пределы. К тому же д. р. р. все его друзья уверяли, что после все изменится.
– Быть дедушкой – это чудесно, и не стоит этого недооценивать, – заявил один его знакомый, ставший дедушкой шесть лет назад. – Любовь к внукам несравнима с любовью к детям. Намного, намного сильнее. Думаю, это потому, что не нужно нести ответственность – ты просто отдаешь всего себя, любишь безгранично. Подожди, сам увидишь, как родители Сэм полюбят малыша, как только он появится на свет.
Как он ошибался.
Крис даже особенно и не удивился, но Сэм была убита. Ведь она тоже верила, что Патриция изменится. Ей пришлось смириться с тем, что всю жизнь мать думала только о себе. Сэм боролась, чтобы добиться безоговорочной любви своей матери, но сдалась, когда поняла, что это безнадежно. Потом она познакомилась с Крисом, вышла замуж, и у нее появилась своя семья – единственная семья, которая имеет значение.
Но рождение Джорджа обострило противоречия с родителями. Сэм похоронила в себе боль, но теперь боль вернулась снова, и на этот раз было еще хуже, потому что дело касалось ее ребенка. Сэм могла пережить, что ее матери нет дела до нее, но ей было невыносимо думать, что Патриции наплевать на ее ребенка.
Крис с осторожностью относится к больной теме – родителям Сэм. Это все равно, что ходить по минному полю, и с каждой минутой становится все опаснее. Он старается ничего не говорить, поддерживать Сэм молча. Потому что, если он выскажет то, что на самом деле переживает, эмоции хлынут наводнением, изливая потоки злобы и отвращения, и тогда стена отчуждения между ним и Сэм станет еще выше.
Лучшее, что он может сделать, – выйти из комнаты.
– Прекрасно, – говорит Сэм. – У меня нет сил с тобой скандалить. Я измучена, я не спала неделями, и подумала, что хотя бы сегодня смогу по-человечески выспаться, но раз уж ты играешь в бридж… – Сэм с отвращением выплевывает слова, – …ничего не поделаешь. Когда ты приведешь его обратно?
Патриция, не обращая внимания на дочь, рассеянно смотрит на часы.
– В одиннадцать. Может, даже в полдвенадцатого. Я могла бы отвести его на прогулку.
– О'кей, – цедит Сэм сквозь зубы. – Я иду наверх, принять ванну. Увидимся, – и она выходит из комнаты, пытаясь сдержать слезы, которые уже подкатывают к глазам, и, зная, что единственное, чего она никогда не сделает, – плакать в присутствии матери, показывать ей, как ее это задевает.
Но все же есть хоть одна радость, думает Сэм. У нее есть час, полтора часа максимум, на то, чтобы принять ванну, простерилизовать бутылочки, вымыть детские мисочки и попытаться привести себя хотя бы отдаленно в божеский вид. И значит, на секс времени точно не хватит. Ни за что на свете.
– Ты что, серьезно? У вас с Крисом проблемы?
Джулия в шоке, и она не в силах это скрыть.
– О боже. Не надо было тебе говорить, – со стоном произносит Сэм.
– Ради бога, Сэм, я твоя лучшая подруга. Кому ты еще расскажешь, если не мне?
– Я не это имела в виду, просто, когда я произнесла это вслух, все стало так… не знаю. Реально, – она переводит дыхание, ощутив одновременно испуг и облегчение.
Вчера вечером они для разнообразия решили посмотреть телевизор. Им все еще не удалось найти няню, и, учитывая нежелание Патриции сидеть и вообще иметь что-то общее с Джорджем, в ресторан или в кино они теперь ходят раз в месяц, и то если повезет. Когда приезжают родители Криса, они сидят с малышом, но другие дни похожи один на другой: ужин в восемь, до девяти – телевизор, в полдесятого Сэм идет спать, поклявшись, что не уснет сразу, а дождется, пока Крис поднимется в спальню, но засыпает, как только ее голова касается подушки.
Но вчера вечером по ящику показывали кое-что интересное. Драма из двух серий о рушащемся браке. Сэм эта история показалась одновременно захватывающей и тревожной. Она сидела на диване с тяжело бьющимся сердцем и боялась громко дышать. Сидела, свернувшись калачиком, всей своей позой показывая Крису: «держись от меня подальше», и через каждые две минуты украдкой поглядывала на него. Интересно, понимает ли он, видит ли он, что это фильм прямо-таки попал в яблочко? Но он даже на нее не взглянул.
Актриса на экране становилась все более печальной. Ее муж ее не понимал, между ними росло отчуждение, у них не осталось ничего общего, и к концу фильма Сэм поняла: эта история про нее.
Прошлой ночью она почти не спала. И, поднимаясь наверх, в постель, чувствовала себя отвратительно. Она поняла, что ее браку пришел конец.
– У тебя все в порядке? – спросил Крис.
Он стоял в дверях спальни и смотрел на нее с тревогой.
– Хм-м? Да. Все о'кей, – избегая встречаться с ним взглядом, она нырнула под его вытянутую руку и проскользнула в ванную. – Я просто устала.
Она наполнила ванну и с наслаждением забралась в горячие пузырьки. Глядя на треснутую плитку над краном, она задумалась. Почему она испытывает лишь безразличие?
Мой брак разрушен, повторяла она про себя. Почему мне все равно! Сделав вдох, она зажала нос и опустилась под теплую воду. Ее окутала благодатная тишина. Если бы тишина длилась вечно.
Вынырнув, она пустила горячую воду, чтобы заглушить шум телевизора, который Крис включил в спальне. Сэм вспоминала моменты своей замужней жизни. Вспомнила, как все только начиналось, но даже тогда она чувствовала тревожные сигналы, и с внезапной и шокирующей ясностью Сэм осознала, что вышла замуж не за того человека.
Ее мать сказала, что он недостаточно амбициозен. Плотник?
«Саманта, плотникам платят, чтобы они изготовили буфет, но никто не выходит за них замуж», – в ужасе произнесла она, когда Сэм заявила, что встретила мужчину, за которого собирается замуж.
Сэм была убита, и отчаянно захотела доказать матери, что та не права. Теперь она это понимала. Хотя сейчас, лежа в ванной, она наконец осознала, что ее мать оказалась права.
Ведь Крис уже давно мог бы попасть на страницы всех модных журналов по дизайну интерьеров. Его шкафы из ореха и столы вишневого дерева могли бы стоить тысячи фунтов. Он мог бы продавать их в Челси, не успевая закончить. Имя Криса Мартина могло бы быть на устах у всех более-менее стоящих дизайнеров по интерьерам.
Но что же Крис Мартин? Он занимается тем же, чем шесть лет назад, когда они познакомились, с горечью подумала Сэм. Работает в той же мастерской в Уондсворте, с теми же «перспективными» плотниками и делает такие же буфеты, тумбочки и шкафы.
Сэм ни на минуту не сомневалась, что Крис делает прекрасную мебель. У нее не было сомнений о его таланте. Но красота и талант не имеют ничего общего с амбициями, и, хотя Крис каждый год слегка поднимал цены, правда в том, что он едва сводит концы с концами.
Этого не должно было произойти, думает Сэм, снова погружаясь под воду, чтобы смыть шампунь. Она должна была влюбиться в человека, а не в мечту о том, кем мог бы стать этот человек.
Но именно это она и сделала, решает Сэм, лежа в ванной и почти с головой погрузившись в пучину не счастья, уныния и депрессии. Когда она выходила за него в регистрационном бюро Челси, она любила его таким, какой он есть, но была более чем уверена, что очень скоро ситуация изменится к лучшему. Все, что ему нужно, – хорошая женщина. То есть Сэм.
Может, ее собственная карьера помешала его успеху? В конце концов, Сэм была знаменитостью в дизайнерском мире, ее рисунки можно было встретить в каждом доме, и зарабатывала она достаточно, чтобы хватило на троих.
Когда она работала, то не придавала этому такого значения. Ей всегда казалось, что в какой-то момент Крис реализует свой потенциал, пусть на это уйдет больше времени, чем она думала. Какая разница, если у них есть все, что только можно пожелать. Проблемы начнутся, когда появятся дети, но тогда они найдут способ выкрутиться.
И ей казалось, что они нашли выход.
Когда Сэм обнаружила, что беременна, они с Крисом сели и задумались о своем финансовом положении. Посмотрели, сколько денег можно откладывать ежемесячно, и решили, что им придется несладко, но, если Сэм не захочет возвращаться на работу на полный день (а она уже знала, что не захочет), они смогут продержаться – при условии, что она будет работать внештатно.
Сэм поговорила с дизайнерскими агентствами, и везде ее уверяли, что если она решит вернуться на работу, то сразу же получит море заказов. Все отчаянно желали сотрудничать с ней и с нетерпением ждали, когда же она позвонит им и скажет, что готова вернуться.
Если она им вообще позвонит.
Дело в том, что меньше всего на свете ей сейчас хотелось выходить на работу.
Сегодня вечером она уже говорила об этом с Джулией, прежде, чем разговор зашел о Крисе; прежде, чем Сэм призналась, что с ее браком покончено. Она поделилась с Джулией своими страхами. Сэм всегда была завзятой феминисткой, и теперь, когда Крис ее обеспечивал, чувствовала себя нелепо. Она лишь пожимала плечами и говорила, что не думала, что материнство – это так чудесно, и что ей не захочется возвращаться на работу.
Хотя скорее всего Сэм просто боится снова работать. Скорее всего, дело не только в ребенке. Джулия понимает это лучше, чем кто-либо еще, ведь Джулия знает Сэм как саму себя. И она поражена, узнав, что Сэм опасается за свой брак.
– Тебе не кажется, – осторожно произносит Джулия, – что у тебя послеродовая депрессия?
Джулия эксперт в этом вопросе: хоть у нее и нет детей, она прочитала все когда-либо опубликованные книги о беременности и младенцах.
– Не говори глупости. С чего ты взяла?
Джулия задумывается о том, как изменилась подруга. В ней словно погас жизненный огонек. Ей не дает покоя то, что Сэм постоянно тревожится о Джордже. Как-то она сказала Джулии, что каждый раз спускаясь по лестнице с Джорджем на руках, она в ужасе представляет себе, как сейчас оступится и уронит его; когда она идет по улице, ей кажется, что сейчас их собьет машина; что она перестала читать газеты, потому что стоит ей прочитать о том, что пострадал ребенок, ей кажется, что Джорджу грозит опасность, и она плачет часами, думая об этих детях, на месте которых мог бы быть Джордж.
И Джулия видит, как одинока Сэм, как отчаянно она стремится к общению. Но ей все труднее выйти из дома. Джулия все это понимает, но не знает, как поговорить с Сэм, не потеряв их дружбы, ведь сейчас Сэм ничего не желает слышать.
– Мне просто кажется, что ты стала сама на себя не похожа и загрустила, Может, тебе сходить к психологу?
– Ни за что на свете, – огрызается Сэм.
Джулия предвидела точно такую реакцию.
– У меня изумительный ребенок, и я в полном порядке. Единственная проблема – это Крис, и хотя я не планирую в эту же самую минуту его бросить, думаю, этот брак не продержится и года.
– Ты на самом деле так несчастлива? – с грустью произносит Джулия.
– Джулия, ты даже не представляешь. Никогда бы не подумала, что можно быть такой одинокой и несчастной рядом с другим человеком. Единственное, что меня утешает, – всегда можно развестись. – Она печально вздыхает. – Нужно только выбрать нужный момент.
И наступает тишина. Джулия не знает, что сказать.
25
Если кто и знает, что значит жить, не реализуя своих возможностей, так это Крис. Пусть Сэм думает, что он вполне счастлив, работая в полсилы и делая инкрустированные орехом консольные столы, на изготовление которых тратятся недели, но которые потом уходят за гроши. Но Крис точно знает, что он делает.
Крис знает, что его время еще придет. Он знает, что можно поднять цены и выйти на более доходный рынок, заключить прибыльную сделку с одним из крупных мебельных магазинов, нанять команду профессионалов и производить больше мебели за меньший срок.
Он годами наблюдает, как его собратья по ремеслу именно так и поступают. Прекращают делать шкафы, чтобы начать производство массивных столов из бука – гладких, современных, функциональных, с легким намеком на ностальгический деревенский стиль. Спросите Криса, так эти столы страшнее, чем смертный грех, но в любом магазине, в любом уголке Англии, они стоят на самом видном месте. Если бы Крис не был таким снобом во всем, что касается мебели, Сэм отхватила бы точно такой стол на январской распродаже в прошлом году.
Крис всегда знал, что у него талант. По сравнению с другими, он уделяет больше внимания деталям, и его мебель в сто раз красивее, чем все их столы, вместе взятые, но при этом он добился наименьшего успеха. И до недавнего времени это его вполне устраивало.
Ведь Крис знает цену успеха. Он понимает, что, приходя в мастерскую в девять утра и покидая ее самое позднее в полседьмого, он нескоро достигнет карьерных высот. Если у тебя большие карьерные планы, можешь забыть о том, что значит валяться в кровати по утрам в субботу с красавицей женой.
Чтобы достигнуть успеха, нельзя отвлекаться ни на что, кроме своей цели. Твой успех – это и есть твоя семья, твоя жена, твой ребенок, и больше для тебя ничего не существует.
Он видел, как это случалось со многими его знакомыми. Они начинали вместе, наслаждаясь каждой минутой тяжелой работы, расстраиваясь, когда приходилось продавать мебель, и целый день оплакивая свое создание, будто потеряли ногу или руку. Но с приходом богатства и славы для страсти не остается места. Богатым и успешным дельцам некогда нежно поглаживать гладкие, отполированные ножки из красного дерева. Истинное искусство – делать мебель, которую ты любишь, – позабыто навсегда.
И на семью тоже нет времени.
Крис любит свою семью. Любит свою мать и отца, двоих братьев (он средний ребенок, но не страдает от того, что его не замечают и не любят, как часто бывает со средними детьми). Но больше всего он любит Сэм и Джорджа.
Но еще до рождения Джорджа Крис принял решение, что Сэм всегда будет для него на первом месте. Решил каждое утро готовить ей завтрак и возвращаться не позже семи.
Он решил не загружать себя заказами, чтобы делать мебель с любовью, и в свободное время не волноваться о том, сумеет ли он уложиться в сроки.
Крис вздыхает, берет кусочек ваты и осторожно капает на него всего две капли льняного масла, прежде чем медленно, чувственно описать восьмерку на крышке большого сундука из вишневого дерева. Вверх и вниз. Полировка французским методом, круговыми движениями, до тех пор, пока не проявится густое, сияющее великолепие дерева. Он любит свою работу.
