- Ты хотел что-то сказать, но промолчал, - заявил Йорген. - Давай не тяни, расскажи нам все, что знаешь.
      Я кивнул:
      - В конце прошлого века в бывшей угольной шахте на Шпицбергене обнаружили несколько трупов. Ты же знаешь, что на Шпицбергене добывали много угля?
      Йорген кивнул:
      - В Трансантарктических горах тоже хотели рыть шахты. И они бы здесь появились, если бы русские и американцы внезапно не уперлись рогом!
      - Добывать уголь на Шпицбергене перестали в прошлом веке. Но эти покойники были совсем особыми. Они умерли от испанки - гриппа, убившего двадцать миллионов человек после Первой мировой войны. Двадцать миллионов! При этом болезнетворные организмы все еще жили в трупах. Добрая половина эпидемиологов в мире страшно обрадовалась тому, что теперь у них есть живой возбудитель испанки и они изучат его и придумают против него вакцину, а вторая половина эпидемиологов страшно испугалась, потому что трупы сохранились в леднике. К концу столетия ледник по какой-то причине отступил, и трупы появились на свет божий. Если это произошло на Шпицбергене, нечто подобное может произойти в любой из покрытых льдами точек земного шара. Значит, в тундре может возродиться любая чума, когда-либо поражавшая Европу, Азию и Америку. В шестом веке новой эры множество людей в Восточной Римской империи умерло от чумы Юстиниана - загадочной инфекции с Востока. Никто до сих пор не знает, что за микроорганизм вызывал это заболевание. В четвертом веке новой эры на просторах Китая свирепствовала зараза, убившая миллионы человек, а ученые до сих пор не поняли, что это было - оспа или корь. Хантавирус живет в Северной Америке с момента появления там первых индейцев…
      - Ты думаешь, это какое-то заболевание, спавшее во льду и вдруг проснувшееся? - нахмурившись спросил Йорген.
      Я неопределенно покрутил головой, стараясь уйти от прямого ответа.
      - Не знаю. На протяжении всей истории человечества были малые ледниковые периоды и малые потепления между ними. Как знать, может, индейцы яга из Патагонии заселили Антарктический полуостров когда-то на заре своей истории точно так же, как викинги заселили Гренландию. Кто нам ответит? Где искать уцелевших индейцев яга? Я читал о них книгу. Из всего племени уцелели только две женщины, и обе - монашки.
      - Подо льдом за этим иллюминатором, - сказал я, постучав по стеклу, - могут лежать руины множества индейских городов с их совершенно невероятными заболеваниями.
      Йорген меня внимательно слушал. Возможно, ему казалось, что я спятил.
      - Думаешь, там замерзшие индейские кладбища?
      Я посмотрел на экран монитора.
      - Во время экскурсии в Иссохшую Долину что-то нашли. В судовом журнале упоминается только какой-то "шассиньит", - сказал я, кивнув на полку в углу каюты. - Там, кажется, стоит Библия. Посмотри, кто такие были шассиньиты.
      Я потрогал залитый смолой камень, который судовой врач использовал в качестве пресс-папье для своих исписанных корявым почерком бумаг. Камень был в полиэтиленовом пакете, словно кто-то считал его геологическим экспонатом.
      - Жаль, что этот мерзавец зашифровал самые важные записи в своем журнале…
      В этот момент в судовой лазарет засунул свою большущую голову Хокон Банг.
      - Скотт! Йорген! Быстро в салон! - воскликнул он и исчез.
      - Что? Что случилось?! - крикнул я ему вслед, но не дождался ответа.
      Когда мы появились в салоне, трое наших товарищей стояли на солидном расстоянии вокруг трупа девочки.
      - Оно пошло ей на плечи, - содрогнувшись, сказал Педерсен-через-Дэ.
      Точно! Тонкая красная полоска между посеревшей мертвой кожей и мертвыми синими венами спустилась намного ниже золотой цепочки. Неизвестная зараза пожирала даже трупы.
      Потом Йорген приложил палец к губам, а ладонь другой руки - к уху. Я прислушался и наконец услышал шум вертолета.
      Нас нашли русские или американцы.
      Я обрадовался, увидев американский вертолет. По-русски говорили только Тор и один из шведов, и оба они были на "Фраме". Кроме того, как и все жители Западной Европы, я инстинктивно побаивался русских военных. Мы стояли на палубе и смотрели, как вертолет кружит над нами.
      - Чего он не садится? - спросил Дэ. - Тут есть вертолетная площадка.
      Грязные следы в салоне!..
      - Они не садятся потому, что уже были здесь, - объяснил я, - и знают, что у нас стряслось.
      Вертолет развернулся и со зловещим видом полетел прямо на "Южный Крест".
      - Мы смешали им все карты! Этот корабль должен был напороться на лед и затонуть. С ним утонула бы и его тайна! - завопил я, пятясь к трапу, ведущему на мостик. Потом я ринулся бежать. Вертолет явно намеревался атаковать "Южный Крест". Мы с Бангом ворвались на мостик. Я бросился к радиоприемнику и стал крутить его ручки, но не услышал ничего, кроме треска помех. Если в эфире и велись переговоры, они были зашифрованы, или использовалась цифровая аппаратура. Я нашел частоту для сигналов бедствия и заорал во весь голос, словно болваны в вертолете могли меня услышать и догадаться, что мы угадали их намерения потопить "Южный Крест", что нам известно о шассиньите, что на судне действует радио и что мы раструбим об этом на полмира от Рио-де-Жанейро до Перта, если они начнут обстреливать лайнер.
      Вертолет поднялся из фьорда, облетел корабль и исчез в небе.
      Мои товарищи смотрели на меня, как на безумца.
      - Они что-то прячут от всех, - сказал я. - Они нашли подо льдом какую-то штуку и никого сюда не пускают под предлогом защиты китов.
      - Какую-то индейскую болезнь? - спросил Йорген.
      - Не знаю! - Я пожал плечами. - Что-то нашли. Или сами изготовили. Это что-то убивает так быстро, что не может их не интересовать. И теперь об этом знаем мы.
      Я сел в одно из немногочисленных кресел на мостике. Оно было неудобным. И только в этот момент я понял, что Хакон и Педерсен-через-Дэ тоже поднялись с нами на мостик и все слышали, но было уже поздно.
      Хакон вытаращил глаза:
      - Значит, пассажиры с "Южного Креста" случайно забрели туда, где военные ставят свои опыты?
      - Химическое оружие? - спросил Педерсен-через-Дэ.
      Кстати, это был совсем не глупый вопрос. "Желтый дождь", примененный Советами в Афганистане, тоже оставлял раны на коже, но его можно было смыть большим количеством воды. "Желтый дождь" все-таки был не таким смертоносным.
      Я покачал головой:
      - Не химическое оружие, но что-то в этом роде. Наверное, очень быстро действующий вирус. Столбняк, бешенство и множество других заболеваний могут вызвать неконтролируемые мышечные спазмы. Но этого заболевания нет ни в одном справочнике.
      - Они экспериментируют? - спросил Дэ, примостившись на подлокотнике кресла с таким видом, словно был готов в любую секунду броситься наутек. - Они делают вид, что защищают природу Антарктиды, а сами испытывают здесь оружие?!
      Он с досадой ударил кулаком по стройке с приборами, и я его прекрасно понял.
      - Они не экспериментируют, - заявил Йорген. - Они доэкспериментировались! Вирус, который они разводили, сбежал. Может, он оказался еще опаснее, чем они думали, а то они не ввели бы блокаду всего континента.
      - Надо убираться отсюда, - сказал Дэ, - и всех предупредить!
      - Вот этого нельзя, - сказал Йорген. - Не забывай о том, что мы на зараженном корабле.
      - А что же нам делать? Сидеть здесь, пока мы не умрем? Только этого они и ждут!
      Внезапно радио затрещало. Я оставил его на частоте для сигналов бедствия, и кто-то нам отвечал.
      - Военный вертолет с корабля ВМФ США "Тарава" вызывает теплоход "Южный Крест"! Прием… Вы еще живы? Кто у вас там орал по радио как оглашенный пару минут назад? Прием!
      Я взял в руки микрофон с таким видом, словно это была живая гадюка.
      - Говорит "Южный Крест". На борту остались в живых только мы. Нас четверо. Прием!
      - Мы никого не видели, когда были там в последний раз. Где вы прятались? Прием!
      Я прикинул, где можно спрятаться на "Южном Кресте".
      - В холодильнике с мясом. Он герметичный, а если включить разморозку, там не замерзнешь. Прием!
      - Не может быть! Мы проверяли холодильники!
      Голос замолк, словно давая понять, что врать нехорошо.
      - Вы понимаете, что вашему здоровью угрожает серьезная опасность? Кроме того, вы нарушили Антарктический договор две тысячи седьмого года! Прием!
      - Мы все понимаем! Вы можете нас снять с этого судна? Прием!
      - Не зови их сюда! Не надо! - зашипели справа и слева от меня.
      - Мы сделаем для вас все возможное, но боюсь, что нам придется вас арестовать. И не удивляйтесь, когда наши люди высадятся в резиновых комбинезонах. Прием!
      - Постараемся, - ответил я и выключил радио.
      - Что ты наделал?! Сейчас морская пехота нас перестреляет! - Разумеется, паниковал Педерсен-через-Дэ.
      - Пусть лучше так, чем потонуть вместе с этим кораблем от огня вертолетов.
      - Они нас точно прикончат. Почему мы нашли только трупы? Да потому, что они выкинули за борт всех, кто еще не умер!
      Нахмурившись, я подумал, что датчанин может оказаться прав.
      - Но ведь они не стали стрелять, когда мы притворились, что можем раструбить об их действиях на весь мир.
      Педерсен-через-Дэ всплеснул руками.
      - Они высадятся, первым делом расстреляют радиоприемник, а потом - всех нас!
      - Он прав, - вмешался Хакон. - Давайте опять свяжемся с "Фрамом" по радио!
      Я немного подумал и сказал:
      - Давайте. Может быть, получится, хотя не исключено, что наш радиосигнал уже будут глушить. Пилот спрашивал меня, где мы прятались. Это его очень волновало. Наверняка он подозревает, что мы попали на "Южный Крест" из какого-то другого места. Возможно, с другого корабля. Если он узнает об этом корабле и определит его координаты, ему останется только потопить "Фрам" со всей командой, и нас с "Южным Крестом". Но ведь он и не предполагает, где находится наш корабль. Может, он в сотне миль отсюда. Скорее всего, он не заметил "Фрам", а возвращаться наверняка не будет, если не хочет остаться без горючего над Антарктидой. Нам обязательно надо сообщить на "Фрам", чтобы они уносили ноги подобру-поздорову, пока не поздно. Наверное, это наш единственный шанс остаться в живых.
      Кажется, я говорил убедительно. Мои товарищи забегали и стали что-то кричать друг другу по-норвежски.
 
      Этот вертолет явно не входил в состав американских военно-воздушных сил, а то бы его не покрасили в такой унылый зеленый цвет, а сделали бы веселеньким синеньким со здоровенными белыми звездами и разноцветными полосами, как и остальные военные самолеты. Однако если даже у него на бортах висели и не ракеты, а топливные баки, то торчавшие из всех щелей пулеметы было трудно с чем-нибудь спутать.
      Этой зимой последним криком моды в Вооруженных Силах США явно были резиновые скафандры. Я насчитал пять солдат, выпрыгнувших из вертолета в этом чудовищном снаряжении. У каждого была автоматическая винтовка "М-16". Мы переминались с ноги на ногу. У нас не было не только винтовок, но и простой ракетницы.
      Все вчетвером мы стояли на палубе. Приблизившись к нам на расстояние звука человеческого голоса, солдаты остановились. Ближе подошел только их командир. Он внимательно разглядывал нас сквозь стекло своего скафандра, а мы рассмотрели его лицо. Это была женщина.
      - Здорово, орлы! - сказала она. - Вижу, вы кутаетесь. И как-то это не похоже на форменную одежду.
      - Вы так давно служите в армии, - улыбнувшись, сказал Йорген, - что позабыли, как одеваются штатские лица на пассажирских кораблях.
      Может, женщина и улыбнулась ему в ответ. Сквозь стекло было трудно разглядеть, да я и не поверил бы ее улыбке.
      - Мы не из армии, - сказала она. - Я врач Корпуса морской пехоты Соединенных Штатов. Полагаю, вы в курсе того, что могли подхватить очень опасную инфекцию. В настоящее время она неизлечима, так что не валяйте дурака. Вы не с этого корабля. Вполне возможно, экипаж вашего настоящего корабля тоже заражен. Говорите его координаты, или его экипаж погибнет.
      Йорген кивнул мне с понимающим видом, соглашаясь с тем, что я все правильно предвидел.
      - Ничего подобного, - сказал он. - Мы пассажиры этого лайнера и раньше прятались от вас потому, что испугались вооруженных солдат. Извините, если мы что-то сделали не так.
      Женщина прицелилась в Йоргена и выстрелила.
      Наверное, он умер на месте, ведь она целилась довольно тщательно. Потом, стоя над его трупом, она обратилась к нам с таким видом, словно читала лекцию в морге. При этом эхо выстрелов все еще отражалось от ледяных стен и летало среди нас, как призрак погибшего товарища.
      - Если вы будете врать и дальше, мы вас перестреляем. Где ваш корабль?
      - "Южный Крест" взял нас на борт у озера Фрикселл, - сказал я. - Некоторые из нас к тому времени уже заболели. Но мы сами не были больны и до сих пор здоровы. Мы браконьеры. Наш корабль высадил нас, чтобы мы собирали яйца пингвинов. Мы уже связались по радио этого лайнера с нашим кораблем, сообщили, где мы находимся, и попросили медицинской помощи. Так что, если вы начнете стрелять, это вам даром не пройдет.
      Сначала мне показалось, что женщина меня сейчас застрелит, но потом понял, что она мне поверила и считает, что нам стоит сохранить жизнь. Еще бы! Ведь мы были единственными здоровыми людьми на зараженном корабле!
      - Садитесь в вертолет, - сказала она, ткнув в него стволом винтовки. - Там в самом конце есть герметичная камера. Лезьте в нее. И не вздумайте что-нибудь трогать. Поздравляю, - снова улыбнулась она. - Вам выпала высокая честь. Вы будете подопытными крысами. Вы, кажется, довольно упитаны, и это хорошо! Мы сможем срезать с вас много мяса! Ну!
      Мы поплелись к вертолету.
 
      Мой личный лечащий врач вновь меня посетил, чтобы посмотреть, достаточно ли быстро я умираю. Сам я был занят, изучая образцы ткани двух других зараженных лиц, официально именовавшихся "больной X" и "больной Y". В моей камере, отрезанной от окружающего мира толстенным стеклом, оборудовали маленькую лабораторию. Конечно, в ней не было тяжелых, острых, колющих и режущих предметов, которыми я смог бы невзначай поцарапать или даже поранить наивных и беззащитных морских пехотинцев. Сам я не сомневался в том, что "больными X и Y" были Педерсен-через-Дэ и Хакон Банг. При этом они явно умирали быстрее меня.
      - Полагаю, помещение, в котором я нахожусь, имеет систему автономной рециркуляции воздуха, как космический скафандр? - спросил я.
      Врач не поднял головы от занимавшего все его внимание куска кожи, который он только что срезал с моей руки.
      - Нет, воздух вашего помещения сообщается с нашим, но проходит сквозь радиоактивные и термические стерилизаторы, а также сквозь холодильник и сушило.
      - Ну и зачем это вам? Лучше бы распотрошили фильтр и изучили его содержимое.
      Врач уставился на меня с непонимающим видом.
      - Возбудитель этого заболевания распространяется по воздуху, ведь так? - начал объяснять ему я. - Воздушные фильтры высасывают зараженный воздух из наших камер, так? Значит, возбудитель попадает в эти фильтры. В любом из них наверняка больше этих микроорганизмов, чем на каждом из нас! Вам надо не стерилизовать этот воздух, а изучать его!
      Судя по выражению лица врача, мои слова его заинтересовали.
      - А что мы найдем в этом воздухе?
      В этот момент дверь распахнулась, и в помещение вошла врачиха из морской пехоты в бумажной маске на лице. Она пристально посмотрела на меня через стекло, наверное, в поисках недвусмысленных симптомов болезни, нахмурилась, ничего не заметив, и удалилась, что-то начертав в своем вездесущем блокноте.
      Врач проводил ее глазами.
      - Один из ваших товарищей только что умер, но сначала болезнь дошла ему до самой груди, - шепотом сообщил мне он.
      Я не стал спрашивать его, кто именно скончался. Какая мне была, в сущности, разница?!
      - Пропитайте фильтр водой. Воды тут, наверное, вокруг полно, - сказал я. - В этой воде останется вся пыль, находившаяся в воздухе. При этом микроорганизмы в воде не захлебнутся. Возьмите кусочек стекла и капните на него этой воды из пипетки. У вас будет препарат для изучения под микроскопом. И постарайтесь не прикончить этот микроорганизм, а то вы его никогда не найдете.
      Врач закивал.
      Неужели он прогулял все лабораторные работы в институте?!
      У меня зачесался подбородок. Он у меня уже давно чесался, но я думал, что это нервное.
      Заметив, что я чешусь, врач сказал:
      - Так оно всегда и начинается. Жаль, что вы заболели…
      И с этими словами он вышел.
 
      Врача очень заинтересовала моя идея со стеклышками. Он сделал себе множество таких препаратов и прятал их от врачихи из морской пехоты, которая, наверное, командовала им и могла даже наказать его, если бы он предпринял что-либо без ее команды.
      Врач изучал воздействие микроорганизмов со стеклышек на кусочки белой, явно скандинавской кожи.
      На второй день и у него зачесался подбородок. К тому времени, как вы понимаете, я сам уже страдал от боли. Мне казалось, что всю нижнюю часть моего лица жгут каленым железом, и я понял, почему древние римляне - если их действительно поражало это заболевание, - хватались за любые средства для его искоренения. Разумеется, меня никто не пытался лечить даже древнеримскими методами. Моих лечащих врачей интересовало лишь то, как скоро я загнусь.
      Впрочем, они начали ставить на пути заболевания "хирургические преграды". Иными словами, они срезали полоски кожи на пути распространяющегося заболевания. Так им удалось направить заболевание по длинным полосам кожи моего лица, начинавшимся на подбородке. Впоследствии они намеревались обрезать мне кожу вокруг шеи и груди, чтобы зараза не спускалась ниже головы. Хотя победить ее таким путем им вряд ли бы удалось. Краем уха я услышал, что пожиравшая кожу на голове инфекция причиняла такую боль, что зараженные предпочитали размозжить себе голову о стену. Нам бы никто не позволил такую роскошь. Мы были нужны науке живыми. Впрочем, в то время я был практически отрезан от мирового научного сообщества. С тех пор как нас развели под конвоем из камеры вертолета в одиночные камеры в трюме корабля, я не видел живых людей, кроме двух моих докторов.
      Мне, практически под страхом расстрела, приказали не чесаться. Разумеется, были моменты, когда я предпочел бы почесаться и спокойно умереть, но каким-то образом мне удалось от этого удержаться. Может, я сумел сделать это благодаря непобедимой силе человеческой воли, а может, от огромной радости, которую испытал, увидев, что в один прекрасный день флотский врач вошел в помещение с куском пластыря на подбородке и стал прятать от меня глаза. Он заразился и прекрасно это знал. Я застукал его, когда он воровал скальпели и шприцы. Точнее, шприц ему так и не удалось украсть. В самый неподходящий момент появилась врачиха, и врач быстро засунул упаковку шприцев обратно на полку. Я очень радовался тому, что - хотя мне "хирургические преграды" вырезали с обезболивающим уколом, - ему самому придется резать себя по живому. Каждый день мы лепили себе на подбородок все больше и больше пластыря. Однажды утром, появившись в лаборатории, он подошел прямо к моему стеклу.
      - Вы решили меня убить! - заявил он.
      - А вы - меня! - парировал я.
      - Откуда вы знали, что я заражусь?
      - Выпустите меня, и я все объясню.
      - Теперь заразятся все на корабле.
      - Я знаю.
      - А может, и все в мире.
      - Совсем не обязательно… Выпустите же меня!
      Врач пошел открывать дверь моей камеры.
      Когда прогремел выстрел, мне показалось, что у меня над головой ударили в гигантские тарелки. Помещение было металлическим, и эхо в нем гремело бесконечно. Я увидел, как морской врач сползает по стеклу моей камеры, пачкая его кровью из пулевой раны.
      За толстенным стеклом рядом с расплывавшейся лужей крови стояла врачиха из морской пехоты. У нее были совершенно безумные глаза. А кроме глаз, мне, собственно, ничего и не было видно из-за ее постоянной бумажной маски. В каждой руке она держала по автоматическому пистолету.
      - Ну ты даешь, дорогуша! Смотри, что ты наделала! - пробормотал я и показал глазами на дырочку, которую пробила в моем стекле ее пуля, пробившая навылет тело морского врача.
      - А как же микробы? - проговорил я. - Они же выскочат через дырку. Может, они уже из нее лезут прямо на тебя. Быстро заткни дырку тряпочкой, а то заразишься!
      Услышав мои слова, врачиха усмехнулась. Не опуская пистолета, она потянулась другой рукой к затылку и развязала шнурки маски. Маска упала на пол.
      На нижней половине лица у нее почти не осталось кожи. Она наверняка заразилась еще раньше флотского врача. Возможно, даже в момент нашего ареста.
      Я успел отпрыгнуть в сторону, прежде чем она открыла огонь. От второго выстрела стекло разлетелось вдребезги. Врачиха продолжала палить. Я забился под металлическую раму окна с ее массивными болтами и чувствовал, как пули впиваются в железо в каких-то пяти-шести миллиметрах от моего тела. Стоило врачихе перейти в другой угол помещения, и она пристрелила бы меня как собаку, но она даже не попыталась этого сделать. Вместо этого она визжала и стреляла в одну точку. Что ж, я вполне мог ее понять. Ее прекрасное молодое лицо начало гнить в первый же день, когда она начала изучать этот чудовищный микроорганизм, а она даже ни разу не увидела своего убийцу. Все годы ее учебы в медицинском институте и в военной академии пропали даром. Пошли прахом все ее планы на будущее, да и жить ей, наверное, оставалось всего ничего…
      Впрочем, ее военная подготовка не прошла даром хотя бы в одном отношении. Она хорошо знала, сколько патронов у нее в обойме, и пустила последнюю пулю себе в лоб. Я же понятия не имел, сколько патронов у нее в пистолете, и еще долго сидел, сжавшись в комок, за металлической переборкой.
 
      Пистолет я решил не брать. Я не умею обращаться с оружием, а пистолет в моей руке стал бы прекрасным поводом пристрелить меня тем, кто этому обучен. Я гордо прошествовал мимо множества стеклянных медицинских шкафчиков с бесконечными рядами генетически выведенных лекарств, так же ничего там не взяв.
      Выйдя в первый же коридор, я понял, что не ошибся. Повсюду валялись трупы с изъеденными лицами. Некоторые из них были тщательно упакованы в полиэтиленовые мешки, но так и лежали на полу. У меня сразу сложилось впечатление, что здоровому человеку было бы гораздо безопаснее в моей камере, чем в остальных помещениях этого корабля. Где-то в его трюмах мерно гудели машины, но мне почему-то казалось, что у штурвала нет рулевого.
      Некоторое время я бродил по разным палубам, пока не нашел хозяйственный склад. Уложив остатки дежурного офицера на мягкий диван, я начал шарить по полкам. Мне довольно долго пришлось рыться в разных припасах и снаряжении, прежде чем я нашел нужную мне темно-зеленую пузатую бочку с надписью " ОСТОРОЖНО! НЕ ДАВАТЬ ДЕТЯМ! НЕ ДОПУСКАТЬ ПОПАДАНИЯ В ПИЩЕВОД!". Пониже мелкими буквами было зачем-то написано " СМЕРТЕЛЬНО ДЛЯ МОРСКОЙ ФАУНЫ И ПЧЕЛ!".
      Отковыряв крышку бочки складным ножом, я сунул в нее голову. Как можно глубже. Мою кожу стало пощипывать. Я не решился открывать глаза. Ведь моя болезнь еще никому не выела глаз!
      Вытащив голову из канистры, я щедро облил ее содержимым себе шею и плечи, потом отволок еще пару канистр зеленой дряни в ближайшую душевую и облился с головы до ног.
      Не вытираясь, я вымочил в зеленой жиже форменный комбинезон, натянул его и, оставляя за собой зеленый след, поплелся в носовую часть корабля, где так долго держали меня с товарищами по несчастью. По пути я не встретил ни одной живой души. Мои товарищи были мертвы. Меня это не очень удивило. Ведь последние несколько дней я изучал в микроскоп самые разные кусочки их тел. Педерсен-через-Дэ плавал в ванне с формалином. Узнать его можно было только по большому обручальному кольцу с сапфиром на правой руке, потому что кожи на нем вообще не осталось. В основном кожа была искусно объедена микроорганизмом, но кое-где ее явно неуклюже срезала скальпелем человеческая рука. Один из кусочков Педерсена-через-Дэ лежал под микроскопом в воде, защищавшей его от окружающего воздуха.
      Я стал смотреть в микроскоп, постепенно уменьшая увеличение, и, наконец, с радостью увидел того, кого искал. Пассивный и парализованный водой, он все же лишь спал, ожидая, когда солнце испарит влагу и он снова сможет шнырять, пожирая все на своем пути.
      "Не увидели леса за деревьями", - пробормотал я в пустоту.
      Дерматофагоиды. Обычные клещи-кожееды! Впрочем, эти клещи были не такими уж обычными.
      Обычный клещ-кожеед - а в одном грамме пыли может разместиться до 500 особей этого вида, - преспокойно всю жизнь питается человечиной. Точнее, он пожирает человеческую кожу, из которой в основном и состоит домашняя пыль. Люди и страдают-то аллергией на пыль в основном из-за того, что она содержит экскременты этих малюсеньких существ, лучше всех в мире приспособившихся к тому, чтобы питаться тканями человеческого тела. Слюна, вырабатываемая этими клещами, попросту разлагает эти ткани.
      Разумеется, обычно эти клещи питаются только омертвевшими кусочками человеческой кожи, но что могло воспрепятствовать какой-нибудь разновидности этих клещей научиться питаться живой кожей?
      Выходит, это не вирусы и не бактерии с марсианского метеорита, а заурядные козявки, которых горе-ученые наверняка в больших количествах замечали в своих препаратах, не обращая на них никакого внимания! Ведь на теле каждого здорового человека множество таких клещей!
      Разумеется, больным не помогали антибиотики. Больных надо было просто вымыть в инсектициде, а точнее, обрызгать "Москитолом-Клещевитом"!
      Морской врач заразился, когда стал изучать в воде содержимое воздушных фильтров или еще где-то на корабле. Дело в том, что клещи, в отличие от бактерий, преспокойно вылезают из чашек Петри. Но я не виноват в его смерти. Видит Бог, выпусти он меня, и я бы спас его. Жаль, что его пристрелили чуть раньше…
      Впрочем, теперь мне нужно было как можно скорее покинуть зараженный корабль.
      Наконец я нашел трап, ведущий наверх к открытому люку. Я долго искал, но все люки в верхней палубе почему-то были закрыты. Я даже начал беспокоиться…
      Открыв люк, я вылез на свежий воздух. Над морем висел туман, сквозь него проглядывало белое небо. Волны ревели.
      Ну конечно же! Как я сразу не догадался?! Подводная лодка! Кто бы разрешил ставить такие жуткие эксперименты на корабле, не способном в любой момент опуститься со своей страшной тайной на дно морское. Я стоял на вершине рубки подлодки, медленно плывшей на поверхности. Она явно шла малым ходом, потому что от нее не отставал парусник. Он наверняка заметил странные маневры субмарины и задержался на пути своего бегства в Порт-Стенли или на Ушуайю, запрашивая сигналами мертвый экипаж подлодки, не требуется ли ему помощь. Доброе сердце когда-нибудь погубит Тора Амундсена! Всего в полумиле я различил в тумане ходовые огни еще двух крупных судов. Позже я узнал, что это были аргентинские траулеры. Здешние воды, судя по всему, бороздили в основном добрые самаритяне…
      Я помахал людям на борту "Фрама". Они помахали мне в ответ. Некоторое время я искал спасательную лодку. Кажется, лодки крепились главным образом под палубой, но та, что я наконец нашел на корме, прекрасно надулась, стоило мне дернуть за тросик. Обильно полив ее инсектицидом, я столкнул ее за борт, побежал в сторону кормы и на ходу прыгнул в лодку.
      Когда я подгребал к "Фраму", на его борту раздались радостные возгласы. Мне спустили спасательную сеть. Я залез в сеть, но не дал поднимать на борт "Фрама" лодку с субмарины.
      Верзила Тор Амундсен подошел и поздравил меня с чудесным спасением.
      - Я даже не спрашиваю, в какой гадости ты перемазался, как чайка в нефти, - добродушно заметил он.
      - А они, - добавил Амундсен, тыча пальцем в небо, - кружат здесь уже добрых полчаса и не дали нам приближаться к подлодке, говоря, что это смертельно опасно. Но не могут же они запретить нам взять на борт людей, спасающихся с нее на надувных лодках!
      В небе раздался рев. Он нарастал. На носу "Фрама" что-то закричали. Я посмотрел в небо и увидел, как в тумане материализовался треугольник крыльев с белыми звездами и полосами.
      Двигатель самолета взревел особенно громко. К подлодке ВМФ США стоимостью в миллиард долларов потянулись две огненные полосы. Раздался оглушительный грохот. В небо взлетели облака пара, фонтаны воды и обломки.
      - Они что, спятили?! - заорал Тор, вытаращив глаза на картину разрушения. - Это же атомная подлодка! Там же реактор!
      Подпрыгнув на месте, он приказал рулевому немедленно плыть прочь от места гибели подлодки, пока нас не накрыла радиация.
      - Нет, - сказал я. - Они не спятили. Они просто смертельно напуганы… В первом же порту с населением миллион с лишним человек напомни мне отправить срочную телеграмму во Всемирную организацию здравоохранения в Женеве. И пусть никто не сходит с корабля, пока я это не сделаю, потому что сначала надо поставить умников в Вашингтоне и Москве в известность о том, что я, возможно, буду знать. А то они еще натворят глупостей!
      - В каком смысле "возможно, будешь знать"?
      - Я это буду знать, если за ближайшие сутки меня не сожрут заживо, - сказал я и отправился к себе в каюту морально готовый к медленной, мучительной смерти.
 
       Dominic Green. Send me a Mentagram (2003)
 

This file was created

with BookDesigner program

bookdesigner@the-ebook.org

26.08.2008