Когда старик был таким образом избавлен от своих тяжких забот, он уже не знал, чем выразить признательность к своему благодетелю. «Пойдем ко мне, – сказал он, – дочери у меня чудные красавицы; выбирай себе из них любую в жены. Когда они узнают, что ты для меня сделал, то ни одна из них тебе не откажет. Ты, правда, не особенно красив; ну да жена тебя сумеет привести в порядок».
Медвежнику это предложение пришлось по сердцу, и он пошел за своим новым знакомцем.
Когда старшая дочь его увидела, она так ужаснулась его внешности, что взвизгнула и прочь побежала; другая, хотя и не побежала, оглядела его от головы до пяток, однако же сказала: «Как же могу я взять себе в мужья того, кто и облика человеческого не имеет? Да я скорее вышла бы замуж за обритого медведя, которого мы здесь однажды видели; он старался казаться человеком – на нем был и гусарский ментик, и белые перчатки. Будь он только безобразен, я бы еще как-нибудь могла с ним свыкнуться…»
А младшая дочь сказала: «Милый батюшка, это, верно, хороший человек, потому что он помог вам выпутаться из нужды; и если вы ему в награду за эту услугу обещали дочь в невесты, то ваше слово должно быть твердо».
Жаль, что лицо медвежника было прикрыто волосами и густым слоем грязи, а то было бы видно, как его сердце радовалось, когда он услышал эти добрые слова!
Он снял кольцо с пальца, разломил его пополам и отдал одну половинку ей, а другую удержал при себе. На ее половинке написал он свое имя, а на своей половинке ее имя и просил ее тщательно поберечь эту половинку.
Затем он простился с ней и сказал: «Я должен еще три года странствовать по белу свету, и если не вернусь по истечении их, то ты свободна – это будет значить, что я умер. Но моли же Господа о том, чтобы он сохранил мне жизнь».
Бедная невеста оделась вся в черное, и каждый раз, как ее жених приходил ей на память, слезы навертывались у нее на глаза. Со стороны сестер своих она видела только насмешки и глумление. «Смотри, – сказала старшая, – не давай ему руки, а то он, пожалуй, по руке ударит тебя лапой!» – «Берегись, – говорила вторая сестра, – медведи ведь большие сластены; так если ты ему понравишься, он, пожалуй, еще съест тебя». – «Тебе всегда придется исполнять его волю, – говорила старшая, – а не то он, пожалуй, еще ворчать станет». А вторая сестра подхватывала: «Ну, зато свадьба будет веселая – медведи-то ведь хорошо пляшут!»
Невеста молчала и не давала сбить себя с толку. А медвежник тем временем бродил по белу свету из места в место, делая добро, где мог, и подавал бедным щедрую милостыню, прося их, чтобы они за него молились.
С рассветом последнего дня условленных семи лет он снова вышел на ту же поляну и сел под одно из деревьев, которые росли кругом ее. Вскоре засвистал ветер, и черт явился перед ним хмурый и сердитый; он бросил ему старое его платье, а от него потребовал обратно свою зеленую одежду. «Нет, погоди еще! – сказал медвежник. – Сначала ты еще меня очистить должен».
Волей-неволей пришлось черту воды принести, чтобы обмыть медвежника, пришлось расчесать ему волосы и обрезать ногти, и стал он по-прежнему бравым военным да еще, пожалуй, красивее прежнего.
Когда черт благополучно удалился, то у медвежника полегчало на сердце.
Он пошел в город, оделся в богатую бархатную одежду, сел в повозку, запряженную четверкой резвых саврасых коней, и поехал к дому своей невесты.
Никто его узнать не мог. Отец невесты счел его за знатного полковника и ввел прямо в комнату, где сидели его дочки.
Он должен был сесть за столом между двумя старшими: они угощали его вином, клали ему на тарелку лучшие куски, и им казалось, что они еще никогда не видывали мужчины красивее его. Невеста же сидела против него в своем черном платье, глаз на него не поднимала и слова не проронила.
Когда же он, наконец, спросил отца, не отдаст ли он за него одну из своих дочерей, обе старшие дочери вскочили из-за стола и побежали в свою комнату, собираясь нарядиться в лучшие платья, потому что каждая из них воображала, что именно она и есть избранница этого красавца.
Приезжий гость, оставшись наедине со своею невестою, вынул половинку кольца и бросил в тот кубок, который он ей подал. Она приняла кубок, выпила его – и как же забилось ее сердце, когда она увидела на дне половинку кольца!
Она вынула свою половинку кольца, которую носила на шее на ленточке, приложила ее к этой половинке, и оказалось, что обе части как раз подходят одна к другой.
Тогда он сказал ей: «Я твой нареченный жених, которого ты видела медвежником; но теперь по милости Божией я вновь получил свой человеческий образ и вновь очистился». Он подошел к ней, обнял ее и поцеловал.
Между тем обе сестры невесты вошли в комнату в полном наряде, и когда увидели, что приезжий красавец достался на долю их младшей сестры, да еще услышали, что он и есть тот самый медвежник, они выбежали из комнаты, исполненные злобы и ярости: одна утопилась в колодце, другая повесилась на первом же дереве.
Вечером кто-то постучался у дверей дома невесты, и когда жених отпер двери, то увидел перед собою черта в его зеленой одежде. «Видишь, – сказал черт, – за одну твою душу я теперь две души получил!»
КОРОЛЕК И МЕДВЕДЬ
Однажды летом вышли медведь и волк в лес на прогулку, и услышал медведь такое чудесное пение какой-то птицы, что даже спросил: «Братец волк, что это за птичка, что так хорошо поет?» – «О, это царица всех птиц, – сказал волк, – перед нею все мы должны преклоняться…»
А птица-то была королек. «Коли так, – сказал медведь, – так мне бы очень хотелось посмотреть на ее царский дворец; пойдем, сведи меня туда». – «Так-то не положено, – сказал волк, – тебе придется подождать прибытия самой царицы».
Вскоре после того прилетела госпожа царица и корм держала в клюве, и супруг ее тоже, и оба собирались кормить своих птенцов. Медведь охотно бы последовал за ними, но волк удержал его и сказал: «Нет, ты должен обождать, пока царь и царица опять отлетят».
Заметили они то дупло, в котором было свито гнездо королька, и пошли прочь.
Но медведю не терпелось: хотелось посмотреть на царский дворец, и он немного спустя опять вернулся на то же место.
А царь-то с царицею как раз в это время были в отлете; заглянул медведь в дупло и видит – лежат там пять или шесть птенцов в гнезде. «Так это-то есть царский дворец? – воскликнул медведь. – Ну и жалкий же этот дворец! Да и вы, какие вы царские дети? Вы – просто подкидыши!»
Как услыхали это юные птенцы-корольки, так и озлились, и закричали: «Нет, мы не подкидыши! Наши родители честные люди! Медведь! Так и знай – придется тебе за эти слова отвечать!»
Медведь и волк этой угрозы испугались, они поворотили оглобли и убрались в свои берлоги.
А юные птенцы-корольки продолжали кричать и шуметь, и когда их родители опять вернулись с кормом, они им сказали: «Мы не прикоснемся ни к одной мушиной ножке, хотя бы нам пришлось и помирать с голода, пока вы не подтвердите нам, что мы дети честных родителей, а не подкидыши! А то приходил сюда медведь и осмелился нас так выбранить!»
Тогда сказал старый королек: «Успокойтесь, это будет доказано!» Затем он полетел со своею супругою к пещере медведя, опустился перед входом в нее и крикнул туда: «Старый ворчун-медведь, зачем ты выбранил моих детей? Это тебе даром не пройдет – мы это дело кровавой войной решим!»
Таким образом объявлена была медведю война, и на нее были призваны все четвероногие: бык, осел, весь рогатый скот, олень, лось и все какие ни есть звери на земле. А королек созвал всех летающих в воздухе: не только птиц, больших и малых, но также и мух, и комаров, и пчел, и шершней.
Когда пришло время войне начинаться, королек выслал разведчиков, чтобы узнать, кто назначен главным командиром в неприятельском войске.
Комар был на этой стороне хитрее всех, летал по лесу, где неприятель собирал свои силы, и наконец уселся под листком на дереве, под которым неприятельским войском был принят пароль.
Вот и поднялся со своего места медведь, подозвал к себе лиса и сказал: «Лис, ты лукавее всех зверей! Тебе и быть генералом и командовать нами». – «Хорошо, – сказал лис, – но какой же условный знак нам принять?»
Никто не знал.
Тогда лис проговорил: «Хвост у меня прекрасный, длинный и пушистый, и очень напоминает собою пучок красных перьев; если я хвост буду держать прямо и вверх, это будет значить, что все идет ладно, и вам всем тогда наступать следует; а если я опущу хвост, то бегите что есть мочи».
Все это выслушал комар, полетел обратно и обо всем в подробности доложил корольку.
Когда наступил тот день, в который предстояло дать решительную битву, сбежалось все четвероногое воинство с таким шумом, что земля от него дрожала.
И королек также прилетел по воздуху со своим войском, которое кричало, носилось и жужжало в воздухе так, что становилось страшно; и стали оба войска сходиться на битву…
А королек и выслал шершня, приказав ему ужалить лисицу в самый хвост.
После первого укола жалом лисица только вздрогнула да ногой дрыгнула, однако же вынесла боль и все еще продолжала держать хвост прямо и высоко; при втором уколе жала она хвост на мгновенье опустила; при третьем уколе – не выдержала, взвизгнула и подвернула хвост между ног.
Чуть только это звери увидели, им пришло в голову, что все уже потеряно, и все они пустились бежать, каждый к своему логовищу.
Так птицы и выиграли сражение.
Тогда полетели королек и его супруга к своим деткам и закричали им: «Детки, радуйтесь, и кушайте, и пейте на здоровье – победа за нами!» Молодые птенчики, однако же, отвечали: «И теперь еще есть не станем; пусть-ка прежде медведь придет к нашему гнезду да извинится и признает, что мы дети честных родителей».
Полетел королек к логовищу медведя и крикнул: «Старый ворчун, ступай-ка к гнезду моих птенцов, проси у них прощенья да признай их детьми честных родителей, не то у тебя все ребра пересчитаю».
И вот поплелся медведь в великом страхе к гнезду и просил извинения.
Только тут уж юные птенцы королька были вполне удовлетворены, сели в кружок, стали есть и пить, и веселились до поздней ночи.
СЛАДКАЯ КАША
Жила-была бедная богобоязненная девочка; жила она со своею матерью одна, и есть у них стало нечего. Тогда вышла она в лес и повстречалась там со старухою, которая уже заранее знала, в чем ее горе. И подарила та старуха ей горшочек, да такой, что ему стоило только сказать: «Горшочек, вари!» – и он начинал варить чудесную, сладкую кашу. А скажешь ему: «Горшочек, полно!» – и он тотчас же переставал варить. Принесла девочка свой горшочек к матери домой, и таким образом они от голода и бедности были избавлены и могли кушать сладкую кашу, сколько душе угодно.
Случилось однажды, что девочки не было дома, а ее мать возьми и скажи: «Горшочек, вари!» И стал он варить, и наелась она досыта; затем захотела мать, чтобы он не варил больше, да слово-то и позабыла…
А горшочек-то варит да варит: каша уж и через край вылезает, а он все варит; уж и кухня, и весь домик кашей наполнились, а затем и соседний дом, и вся улица кашей залиты, словно бы горшочек задумал наварить каши на весь белый свет. И беда для всех настала, и никто не мог той беде помочь. Наконец, когда уже изо всей деревни один только домик остался кашей не залит, вернулась девочка домой и только сказала: «Горшочек, полно!» – и перестал горшочек варить…
А наварил он столько, что, если кому надо было в город из деревни ехать, тот должен был себе в каше проедать дорогу!
УМНЫЕ ЛЮДИ
Как-то раз достал мужик из угла свою палку и стал говорить жене своей: «Трина, надо мне далеко отсюда сходить, и только дня через три могу я опять вернуться. Если этим временем заглянет к нам торговец скотом да задумает купить наших трех коров, то ты можешь их отдать ему, но не дешевле чем за двести талеров, слышишь ли?» – «Ступай с Богом, – отвечала жена, – уж я это все справлю». – «Ну да, справлю! – ворчал муж. – Была ты умна в детстве, да голову зашибла, с тех пор и ум у тебя вышибло!.. Но я тебе вперед говорю: если ты тут что-нибудь напутаешь, я тебе так спину палкой нагрею, что целый год помнить будешь!» Затем он и пустился в дорогу.
На другое утро пришел торговец скотом, и хозяйке не пришлось с ним много разговаривать. Осмотрев коров и узнав их цену, он сказал: «Эту цену дам охотно, потому они ее стоят. Сейчас их с собою и возьму». Он отвязал их от стойла и выгнал из хлева во двор.
Уж он собирался и ворота отпирать, чтобы вывести их на улицу, когда хозяйка ухватила его за рукав и сказала: «Ты прежде отдай мне двести талеров, а не то я скота отпустить не могу». – «Это верно! – отвечал торговец. – Да вся беда в том, что я свой кошелек дома забыл. Да вы не тревожьтесь, я обеспечу вам уплату. Двух-то коров возьму с собою, а третью оставлю у вас – она будет вам служить хорошим залогом».
Хозяйке это понравилось, она отпустила торговца с его коровами и подумала: «Вот Ганс-то мой как порадуется, когда увидит, что я так умно распорядилась!»
Муж вернулся, как и сказал, на третий день и тотчас спросил, проданы ли коровы. «Ну, конечно, – отвечала ему жена, – и как ты сказал, за двести талеров. Пожалуй, они столько-то и не стоили, да торговец взял их не противореча». – «А деньги где?» – спросил муж. «Да денег-то у меня нет, – отвечала жена, – он, видишь ли, забыл свой кошелек дома и обещал их вскоре принести; зато он оставил мне хороший залог». – «Какой залог?» – «А одну из трех коров; и он не ранее ее получит, как заплатив за остальных двух. Да я к тому же умно распорядилась – оставила из трех коров ту, которая поменьше, благо и ест она меньше всех».
Муж, конечно, разгневался, взмахнул своей палкой и собирался немедленно ей выдать обещанную награду, но вдруг опустил палку и сказал: «Вижу, что ты глупее всех баб во всем Божьем мире, но мне тебя жаль… Вот пойду на дорогу и три дня сряду буду ждать, не встречу ли когонибудь глупее тебя. Если мне посчастливится, то я тебя избавлю от наказанья; а не найду, так ты немедленно получишь то, что тебе следует».
Вышел он на большую дорогу и стал выжидать, что будет. Вот и видит: едет к нему по дороге телега и на телеге едет баба стоя, хотя ей было бы удобнее присесть на охапку соломы, положенную в телеге, или идти рядом с волами, впряженными в нее.
Мужик и подумал: «Ну, эта верно из тех, что мне нужны», – вскочил с места, и давай бегать, как полоумный, перед самой телегой. «Чего тебе надо, куманек? – спросила его баба. – Я тебя не знаю, откуда это ты взялся?» – «Да я с неба упал, – отвечал ей хитрец, – так не можете ли вы меня опять туда же взвести?» – «Нет, куманек, дороги туда не знаю. Но если ты точно с неба упал, то, конечно, можешь сказать, как там живется моему мужу – он уже там года три… Чай видел ты его там?» – «Видеть-то видел, да ведь нельзя же, чтобы всем хорошо жилось. Он там овец пасет, и эта скотинка не мало хлопот делает: то по горам лазает, то в глушь какую-нибудь затешется, а он всюду за ней бегай да сгоняй! Ну, и обтрепался, платьишком пообносился – лохмотьями с тела сваливается. Портных там вовсе нет; Святой Петр, как ты сама по сказке знаешь, никого из них туда не впускает». – «Ай, батюшки! Кто бы это мог подумать! – вскрикнула баба. – А знаешь ли, что я сделаю? Принесу сюда его праздничное платье, которое еще висит у меня дома в шкафу, в нем он там еще и пощеголять может. А ты, уж будь так добр, возьмись его доставить». – «Нет, так нельзя! – сказал хитрец. – Одежды никакой нельзя проносить с собою на небо, ее еще у ворот снимают». – «Ну, так вот что! – спохватилась баба. – Я вчера свою чудесную пшеницу продала и порядочные деньжонки за нее выручила, вот эти деньги-то и пошлю ему. Ведь уж если ты кошель-то в карман сунешь, этого, конечно, никто не приметит». – «Ну, коли нельзя иначе, – возразил мужик, – так я тебе готов такое удовольствие сделать». – «Вот только посиди здесь, – сказала она, – я съезжу домой за кошелем и скорехонько вернусь. Я ведь не сажусь на вязанку соломы, а еду стоя, так волам легче».
И погнала волов; а мужик подумал про себя: «Ну, эта дура не из последних, и если она мне точно привезет деньги, то моя жена может порадоваться своему счастью, потому что я ее избавлю от побоев».
И точно, немного спустя, баба бегом прибежала, деньги принесла да еще сама ему в карман их сунула. Не удовольствовавшись этим, она еще перед уходом горячо его поблагодарила за его обязательность.
Придя к себе домой, баба повстречала сына, вернувшегося с поля. Она ему рассказала, каких диковинок наслушалась, и добавила еще: «Очень я рада тому, что представился мне случай послать кое-что моему бедненькому муженьку… Кто ж его знал, что он там, на небе, будет в чемнибудь терпеть нужду».
Сын слушал ее, развесив уши от удивления, и сказал наконец: «Матушка, ведь этаких-то выходцев с неба не каждый день встретишь! Вот и хочу я сейчас того человека разыскать; пусть он мне расскажет, каково там живут и как работают».
Он оседлал коня и помчался что есть мочи на розыски. Разыскал мужика; тот сидел под ивой и только что собрался считать деньги, полученные от его матери. «А не видал ли ты здесь человека, который с неба пришел?» – крикнул юноша нашему хитрецу. «Видел, он уже в обратный путь направился и вот взобрался на ту гору, с которой ему все же до неба ближе путь. Ты его еще, пожалуй, и нагонишь, если поскачешь поскорее». – «Ах, – сказал юноша, – я за день-деньской поистомился, а едучи сюда и совсем устал; ты человека того знаешь, так садись на моего коня, поезжай да уговори его сюда вернуться». – «Ого! – подумал мужик. – У этого парня, кажется, тоже царя в голове нет!» И потом ответил: «Что же, придется сделать для вашего удовольствия», – вскочил в седло и поскакал крупной рысью.
Парень просидел на дороге до самой ночи, но мужик не вернулся к нему. «Верно, – подумал он, – тот, что с неба пришел, очень спешил туда возвратиться и потому не захотел сюда прийти, а мужик-то этот и отдал ему моего коня для передачи отцу моему».
Он пошел домой и сказал своей матери: «Я батюшке лошадь отправил, чтобы ему не все пешком за овцами-то там бегать». – «И отлично сделал, – ответила она, – ноги у тебя молодые, так ты можешь и без лошади обойтись».
А мужик, вернувшись домой, поставил коня рядом с коровой, оставленной в залог, потом пришел к жене и сказал: «Трина, на твое счастье, я нашел двоих, которые еще глупее тебя; на этот раз я тебя от побоев избавлю и приберегу их до другого раза».
Затем он закурил свою трубку, уселся в дедовское кресло и стал говорить: «Недурное дельце я обделал! За двух тощих коров получил в обмен сытую лошадь да еще туго набитый кошелек денег в придачу. Кабы с глупости-то всегда такие барыши приходилось брать, то я бы, пожалуй, ее и уважать готов».
Так мужик про себя раздумывал; но тебе-то, конечно, простодушные люди таких умников милее?
СКАЗКИ ОБ УЖЕ
I
Малое дитятко получало каждый день от матери блюдце молока со сдобными крошками и всегда выносило свое блюдце во двор. Когда же дитя начинало кушать, то из стенной щели выползал домовый уж, опускал свою головку в молоко и питался вместе с дитятей. Это дитяте нравилось, и когда случалось, что уж не тотчас являлся разделить скромную трапезу, дитя его начинало так выкликать:
Уж-ужок, иди ко мне,
Вылезай из щели,
Чтобы блюдце молочка
Мы скорее съели.
Тогда уж вылезал поспешно и принимался за молоко. В благодарность за это он приносил для ребенка из своей скрытой казны всякие хорошие вещи – блестящие камешки, жемчуг и золотые игрушки. Но питался уж только молоком, а к крошкам и не притрагивался.
Вот однажды дитя взяло в руки ложечку, легонько ударило ужа по головке и сказало: «Ты должен и крошки есть».
Мать тем временем стояла на кухне, услышала, что дитя с кем-то говорит и, увидев, что оно бьет ужа по головке, выскочила из кухни с поленом и пришибла бедного ужа насмерть.
С того времени в ребенке произошла какая-то перемена. Пока уж ел с ним из одного блюдца, ребенок и вырос, и окреп, а тут вдруг побледнел и стал хиреть.
Немного спустя не к добру стала завывать над домом ночная птица, а красношейка стала собирать листочки и веточки для могильного веночка – и вскоре после того ребенок уж лежал в гробу.
II
Бедная сиротка сидела у городской стены и пряла, и вдруг увидела, как уж выполз из одного отверстия в стене.
Она тотчас разостлала свой голубой шелковый платочек около себя, а ужи этот цвет очень любят да на него только и идут.
Как только уж это увидел, сейчас повернул к своей щели, опять выполз из нее и принес маленькую золотую коронку, положил на платок и опять уполз.
Девочка забрала ту коронку, сплетенную из тонкой золотой проволоки, чтобы любоваться блеском ее.
Вскоре после того уж и еще раз выполз; но, увидев, что коронки уже нет на платке, он всполз на стену и до тех пор бился изо всех сил о стену головою, пока не упал со стены мертвый.
Кабы девочка на ту коронку не польстилась, уж, вероятно, еще более натаскал бы ей сокровищ из своей норы.
III
Кличет уж: «Гу-гу! гу-гу».
Говорит дитя: «Выходи сюда! Ну!»
Выходит уж, и спрашивает у него дитя про свою сестричку: «Не видал ли ты где Красного Чулочка?»
Говорит уж: «Нет, не видал: а ты как? Гу-гу, гу-гу, гу-гу».
Бедный батрак на мельнице и кошечка
Жил на старой мельнице старик-мельник; не было у него ни жены, ни детей, и только три батрака находились у него в услужении.
После того, как они пробыли у него уже несколько лет, он им сказал однажды: «Я уже стар и не прочь бы на печку завалиться; а вы ступайте по белу свету, и тот из вас, который приведет мне лучшего коня, получит от меня мельницу во владение да пусть уж меня до самой смерти и прокармливает».
А третий-то батрак работал на засыпке, и все его считали глупым и мельницу ему не прочили; да и сам-то он не думал, что она ему достаться может.
Вот и вышли они все трое на поиски, и когда пришли к первой деревне, то двое старших сказали глупому Гансу: «Оставайся-ка ты здесь, все равно тебе ни в жизнь не добыть ни одной клячи!»
Ганс, однако же, от них не отставал, и когда наступила ночь, подошли они втроем к пещере, в которой и легли спать. Те двое, что поумнее, дождались, пока Ганс заснул, а затем встали и ушли, покинув Ганса одного, и думали, что очень хитро поступили (а им еще придется за это поплатиться!)…
Когда солнце взошло и Ганс проснулся, он увидел, что лежит в глубокой пещере; стал кругом оглядываться и воскликнул: «Господи, да где же это я?» Тут он поднялся, выкарабкался из пещеры, вышел в лес и подумал: «Один я здесь и покинут всеми! Как доберусь я теперь до своего коня?»
Между тем как он так шел и раздумывал, попалась ему навстречу маленькая пестрая кошечка и сказала ему ласково: «Ганс, куда ты собрался?» – «Ах, отстань! Ведь ты мне ни в чем не можешь оказать помощи!» – «Я знаю, чего ты желаешь, – сказала кошечка, – ты хочешь сыскать красивого коня. Пойдем со мною и будь ты мне в течение семи лет верным слугою; так я тебе такого коня достану, какого ты в жизни в глаза не видывал!»
«Предиковинная кошка, – подумал Ганс, – но я все же хочу посмотреть, правду ли она говорит».
И вот она взяла его с собою в свей заколдованный замок, где вся прислуга у нее состояла из кошечек; и все проворно и весело бегали по лестницам вверх и вниз.
Вечером, когда кошечка с Гансом за стол садились, три кошки должны были утешать их музыкою: одна играла на контрабасе, другая на скрипке, третья в трубу трубила, преусердно раздувая щеки.
Чуть они кончали обедать, стол тотчас выносился, кошечка говорила: «Ну-ка, Ганс, потанцуй со мной». – «Нет, – отвечал он, – с кошкой я никогда не танцевал и танцевать не стану». – «Ну, так уложите его спать», – говорила кошечка остальным кошкам.
Тогда одна светила ему свечей в его опочивальне, другая разувала его, третья снимала с него чулки, четвертая задувала свечку, когда он был раздет.
Наутро они опять приходили и помогали ему выбраться из постели: одна надевала ему чулки, другая подвязывала подвязки, третья приносила обувь, четвертая умывала его и потом утирала ему лицо своим хвостиком. «Это она очень ловко и мягко умеет делать», – говорил Ганс.
Но и он, в свою очередь, должен был служить кошечке и каждый день рубить дрова; на это выдавался ему топор серебряный, клин, и пила – тоже серебряные, и колотушка медная.
И вот он колол себе дрова для кошечки, жил у ней в доме, сладко ел и пил, но ни с кем ни разу не виделся, кроме пестрой кошечки и ее свиты.
Однажды она сказала ему: «Ступай и выкоси мне мой лужок, да высуши мне траву».
И дала ему косу серебряную, и брусок золотой, но приказала все ей возвратить.
Ганс пошел и исполнил то, что ему было приказано; выкосив луг, он принес косу, брусок и сено обратно и спросил, не может ли она теперь ему выплатить заслуженное им вознаграждение. «Нет, – сказала кошечка, – прежде ты мне должен еще одно дело сделать: вот тут и бревна на строение серебряные, и топор, и скрепы, и все необходимое тоже из серебра; построй мне из всего этого небольшой домик».
Ганс домик построил и сказал, что теперь он все выполнил, а лошади обещанной все еще нет.
А между тем условные семь лет протекли словно полгода. Спросила его кошечка, не хочет ли он выбрать из ее лошадей. «Хочу», – сказал Ганс. Тогда она ему открыла домик, и, чуть только дверь отворилась, видит он – стоят там в стойле двенадцать лошадей, статных да красивых таких, что на них сердце радовалось!
Потом она его накормила и напоила и сказала: «Ступай теперь домой; твоего коня я тебе не дам с собою, а вот через три дня сама приеду и коня приведу».
Вот и собрался Ганс в дорогу, и она сама ему показала, как пройти на мельницу, но не дала ему даже и нового платья, и должен он был остаться в старом, заштопанном полукафтане, а он за семь лет стал ему всюду и короток, и узок.
Когда он домой вернулся, то и другие два батрака тоже пришли на мельницу: оба привели коней с собою, да у одного-то конь был хром, а у другого – слеп.
«Ганс, а где же твоя-то лошадь?» – спросили его батраки. «Через три дня будет здесь».
Те расхохотались и сказали: «Ну, да уж коли ты-то лошадь добудешь, так уж настоящая будет!»
Пошел Ганс в дом, но мельник сказал ему, чтобы он с ними не садился за стол – такая-то у него одежонка рваная и лохмотная, что пришлось бы за него стыдиться, если бы кто чужой вошел. Вот и вынесли они ему немного еды за двери, и когда вечером все спать пошли, то двое других не хотели ему и постели дать, и он, наконец, должен был забраться в гусиный загон и улечься на жесткой соломе.
Наутро, когда он проснулся, три дня-то уж и миновали; и вдруг подъехала повозка, запряженная шестериком коней, и все они так и блестели – посмотреть любо!
А при повозке был и слуга, который вел в поводу седьмую лошадь для бедного Ганса.
Из повозки же вышла красавица-королевна и вошла на мельницу, и эта королевна была та самая кошечка, у которой бедный Ганс семь лет прослужил.
Она спросила у мельника, где его младший батрак. Мельник отвечал ей: «Того мы и пустить на мельницу не можем – он весь в лохмотьях; ну и валяется где-то в гусином загоне».
Королевна приказала сейчас его позвать. Привели его, и он вынужден был рукой придерживать свой полукафтан, чтобы прикрыть прорехи на нем.
Тут слуга королевны развязал чемодан с богатым платьем, вымыл батрака и приодел, и вышел он король-королем. Затем королевна захотела посмотреть на тех лошадей, которые приведены были другими батраками: одна оказалась хромой, другая – слепой.
Тут приказала она своему слуге привести седьмую лошадь; как увидел ее мельник, так и сказал, что такой лошади еще у него на дворе и не бывало.
«А эту лошадь я привела твоему младшему батраку», – сказала королевна. «Ну, так ему отдаю и мельницу», – сказал мельник.
Но королевна подарила мельнику коня да оставила за ним и мельницу, а сама взяла своего верного Ганса, посадила с собою в повозку да с ним и уехала.
Поехали они сперва к тому маленькому домику, который Ганс построил серебряным плотничьим инструментом, а домик тот обратился в большой замок, и все в том замке серебряное да золотое; там они и свадьбу сыграли, и стал он богат, так богат, что на весь его век богатства хватило.
Вот людям добрым и наука: пусть не говорят, будто кто не умен, так уж ни на что и не пригоден.
ДВА СТРАННИКА
Гора с горой не сходится, а человек с человеком, и добрый, и злой, где-нибудь все же сойдутся. Вот так-то однажды на пути сошлись портной с башмачником. Портной был небольшого роста, красивый малый и притом всегда веселый и довольный. Он увидел издали башмачника, и так как он по его котомке узнал уже, каким ремеслом тот занимается, то он ему в насмешку и спел:
Эй, башмачник, не спи,
Швы все дратвой закрепи,
Все кругом смолой залей
И гвоздочки все забей.
Башмачник шутить не любил: наморщил рожу, словно уксусу напился, и намеревался ухватить портного за шиворот. Но весельчак-портной стал смеяться, подал ему свою фляжку и сказал: «Ведь это я шутя! Вот на-ка отхлебни, да и уйми свою желчь».
Башмачник, и точно, здорово отхлебнул из фляги, и по лицу его стало заметно, что гроза рассеялась. Он возвратил флягу портному и сказал: «Я отхлебнул из нее порядком; ну, да что об этом говорить? Пилось бы, пока пить хочется! А не хочешь ли ты со мною вместе идти путем-дорогою?» – «И прекрасно, – отвечал портной, – если только ты не прочь идти со мною в большой город, где и в работе не бывает недостатка». – «Вот именно туда-то я и направлялся! – сказал башмачник. – Ведь в небольшом местечке и заработаешь немного; а в деревнях люди охотнее босиком ходят, чем в сапогах».
И пошли они далее уже вместе. Досуга-то у них обоих было довольно, а покусать-то им было почти нечего.
Придя в большой город, они всюду ходили и бродили, всюду свое ремесло предлагали, и портному везло не на шутку…
