Врачи также находились под постоянным наблюдением инквизиторов. Многие из них были "новыми христианами" и часто высказывали неортодоксальные религиозные взгляды. Так, в Пуэбле в 1551 г. инквизиция судила врача Педро де ла Торре за то, что он сказал: бог и природа – одно и то же. Трибунал инквизиции приговорил его к уплате штрафа в 100 золотых песо и выслал в Испанию (Greenleaf R. E. Op. cit., p. 664).
      В том же 1551 г. инквизиция судила врача Педро де Сантандера. Он был обвинен в непочтительных высказываниях в адрес папы римского. Инквизиция выдвинула против него обвинение в лютеранстве. Она заставила Сантандера отречься от своих "греховных" высказываний, осудить их и заплатить крупный штраф.
      "Начальная" инквизиция использовалась в межцерковной борьбе за влияние. Инквизитор Монтуфар, будучи сам доминиканцем, стремился подорвать авторитет соперничавших с его орденом францисканцев. Он объявил руководство для обращения индейцев в католичество "Краткая очень полезная доктрина" (1544) своего предшественника францисканца Сумарраги еретическим сочинением, так же как и произведение другого францисканца Матурино Гильберта "Диалог о христианской доктрине на языке тарасков" (1559). Монтуфар добился осуждения этих работ. Не щадил он и августинцев, например, обвинил августинца Алонсо де ла Вера-Крус в ереси на том основания, что тот в своем труде "Де Децимис" (1555) утверждал: индейцы не обязаны платить десятины, ибо в Индиях нет "белого" духовенства, а монахи живут с подаяния. Вера-Крус был отозван в Испанию. Монтуфар учредил специальную должность инквизитора-делегата по делам монахов, на которую назначил Эстебана де Портильо. Подвергая контролю деятельность монахов, Монтуфар ссылался на решения Тридентского собора, согласно которым монашеские ордены были обязаны подчиняться церковной иерархии.
      "Начальная" инквизиция была не в состоянии преследовать противников церкви в колониях в таких "грандиозных" масштабах, как это делалось в Испании. У колониальных епископов и руководителей монашеских орденов в первой половине XVI в. не было для этого ни средств, ни авторитета. Большинство конкистадоров, первых поселенцев колоний, священников и монахов думали только об одном – побыстрей обогатиться и насладиться жизнью. Они не считались с королевскими указами, церковными запретами и канонами. Вице-короли и епископы опасались раздражать эту буйную вольницу слишком строгими требованиями соблюдения церковных обрядов и принципов христианской добродетели. Стремясь укрепить свой авторитет, они непрестанно слали королю скорбные послания, прося официально учредить в колониях инквизиционный трибунал с тем, чтобы навести здесь порядок, наказать непокорных, вероотступников и тех, кто незаконно присваивал "кинто реаль" – пятую часть доходов от колониального грабежа, шедшую в королевскую казну.
      Франсиско де Толедо, вице-король Перу (1569-1584), жаловался Филиппу II, что не может справиться с монахами и священниками, которые под предлогом обращения в христианство грабят индейцев, что повсюду раздается ропот на королевских чиновников, бродят шайки грабителей, возникают мятежи против королевских властей. Языки у всех распустились, никто не соблюдает закона и церковных заповедей. Шлите инквизиторов! – взывал вице-король.
      Священник Мартинес писал генеральному инквизитору Испании Эспиносе 23 декабря 1567 г.: "…в королевстве Перу столько свободы для извращения и греха, что если нам господь бог не придет на помощь, то опасаемся, что эти провинции станут хуже, чем Германия… Если наш господь пришлет в это королевство судей священного трибунала инквизиции, то им не справиться с имеющимися многочисленными делами до самого дня последнего суда".
      Педро де ла Пенья, архиепископ Кито, в письме от 15 марта 1569 г. тому же Эспиносе отмечал, что повсюду распространено богохульство, "ложные" доктрины и порочные истолкования Евангелия и что "как в светских делах наглеют все по отношению к королю, так и в вопросах веры наглеют по отношению к богу!" Он требовал установления в колониях "экстраординарной инквизиции". Об этом же писал и королю августинский монах Хуан де Биваро из Куско и другие церковные и светские чины (Medina J. Т. Historia del Tribunal de la Inquisition de Lima (1569-1820). v. I. Santiago de Chile, 1956, p. 29-37).
      Такие призывы не могли оставить равнодушным фанатичного Филиппа II, готового, по его собственному признанию, не только бросить в костер родного сына, будь он уличен в ереси, но и лично для его сожжения притащить дрова.
      Следуя учению инквизиторов-экстремистов, Филипп II считал, что мелкие отступления от католической веры создают благоприятный фон для распространения лютеранской "скверны", и соответственно требовал беспощадно карать всех, кто был в них повинен. Он опасался проникновения протестантизма в свои заморские владения. А о такой возможности ему постоянно сигнализировали его тайные осведомители в Англии и Германии, сообщавшие о реальных и вымышленных планах протестантских проповедников пробраться в Южную Америку и через распространение там "ереси" отторгнуть эти владения от испанской короны. Соперники Филиппа II англичане, действуя под пиратским флагом, нападали на его галеоны, груженные американским золотом, и вторгались в пределы самих колоний, грабя и убивая его верных подданных. В 1568 г. пират Джон Гавкинс осмелился напасть на крепость Сан-Хуан-де-Улуа в Новой Испании (Мексике), а затем высадиться около Тампико. Филиппу II доложили, что большую группу пойманных пиратов доставили в кандалах в Мехико. Но вместо того, чтобы предать этих висельников костру (так поступил бы любой мало-мальски сведущий в вопросах веры инквизитор), местные власти, ссылаясь на острую нужду в опытных мастеровых и рабочих, чуть ли не с радостью встретили пойманных с поличным пиратов, определив их на работу в свои поместья. Подобная политическая близорукость и отсутствие религиозной бдительности, проявленные властями Новой Испании, не могли не возмутить Филиппа И. 25 января 1569 г. он издал декрет, официально устанавливающий трибунал инквизиции в заморских владениях Испании. Вот полный текст этого примечательного документа:
      "Наши славные прародители (Изабелла и Фердинанд. – И.Г.), преданные и католические дети святой римско-католической церкви, принимая во внимание, что наше королевское достоинство и католическое усердие обязывают нас стремиться всеми возможными средствами распространять и возвышать нашу священную веру во всем мире, основали в этих королевствах священный трибунал инквизиции с тем, чтобы он ее сохранил в чистоте и целостности, и, открыв и включив в состав наших королевских владений благодаря провидению и милости божией королевства и области Западных Индий, острова и материки Моря-океана и других районов, проявили всевозможное усердие в деле распространения имени истинного бога, охраны его от ошибок и ложных и подозрительных доктрин и укрепления среди их открывателей, поселенцев, детей и потомков наших вассалов верности, доброго имени, репутации и славы, с которыми благодаря усердию и стараниям стремились распространить и возвысить имя божие.
      Те, кто находится вне послушания и преданности к святой римско-католической церкви, упорствуя в своих ошибках и ересях, всегда стремятся извратить нашу святую католическую веру и отдалить от нее верных и преданных христиан и со свойственными им хитростью, страстью и умением стремятся привлечь их к своим извращенным верованиям, сообщая им свои ложные взгляды и ереси, распространяя и восхваляя различные осужденные и еретические книги. Подлинное же средство спасения заключается в том, чтобы затруднить и совершенно исключить подобную деятельность еретиков и подозреваемых в ереси лиц, наказывая я вырывая с корнем их ошибки, предотвращая и затрудняя нанесение столь великого оскорбления святой веры и католической религии в тех местах и не допуская, чтобы туземцы были извращены новыми, ложными и осужденными доктринами и ошибками. Учитывая сказанное, генеральный апостолический инквизитор наших королевств и владений по решению Совета генеральной инквизиции и нашего согласия приказал и принял меры к тому, чтобы в тех областях был учрежден и начал действовать священный трибунал инквизиции для успокоения нашей королевской совести, а также его (инквизитора. – И. Г.) и уполномочил и назначал апостолических инквизиторов против еретической скверны и отступничества и чиновников, и министров, необходимых для работы и деятельности священного трибунала. И так как полезно, чтобы мы оказали им поддержку нашей королевской властью, то, выполняя долг католического властелина и стража чести бога и интересов христианского общества, мы разрешаем им свободно выполнять их обязанности священного трибунала. Соответственно с этим мы приказываем нашим вице-королям, президентам королевских судов и их членам и алькальдам, и всем губернаторам, коррехидорам, старшим алькальдам и другим властям городов, селений и местностей Индий, испанцам и индейцам, как постоянно проживающим, так и тем, кто там поселится, чтобы все они всегда встречали апостолических инквизиторов с их чиновниками, министрами и сопровождающими их лицами, исполняющими в любом месте вышеназначенных областей свои обязанности священного трибунала инквизиции, с соответствующим почтением и уважением, учитывая священные обязанности, выполняемые ими, и предоставляли им все возможности для свободного исполнения их священного дела и по требованию инквизиторов приносили каноническую присягу на верность священному трибуналу. Указанные лица всякий раз, когда их попросят, призовут их и потребуют от них, должны оказывать помощь инквизиторам и поддержку нашей королевской власти как для того, чтобы арестовать любого еретика и подозрительного в вопросах веры, так и в любом другом деле, относящемся к свободному выполнению обязанностей священного трибунала, что по каноническому праву, порядку и обычаю следует делать и выполнять" (Medina 1. Т. La Inquisicion en el Rio de la Plata. Buenos Aires, 1945, p. 48-50; Historia documental de Mexico, v. I. Mexico, 1964, p. 244-295).
      Так инквизиция получила неограниченные права и власть над всеми учреждениями и чиновниками колоний, включая вице-королей, что, конечно, не могло не вызвать их неудовольствия.
      Ссылаясь на королевский декрет, инквизиторы требовали, чтобы во время богослужения и других официальных церемоний им отводились самые почетные места, якобы соответствующие их рангу, в то время как вице-король и прочие колониальные чины сами претендовали на эти места. Отсюда – бесконечные жалобы в Мадрид, на которые, как правило, королевская власть не реагировала.
      На основании декрета Филиппа II генеральный инквизитор кардинал Диего де Эспиноса учредил два трибунала в американских владениях Испании – в Лиме и Мехико. В 1610 г. был образован такой же трибунал в Картахене – главном порту вице-королевства Новая Гранада. Юрисдикция лимского трибунала распространялась кроме Перу также на Чили, Ла-Плату и Парагвай, картахенского – на Новую Гранаду, включая Венесуэлу, на Панаму, Кубу и Пуэрто-Рико, а трибунала в Мехико – на Новую Испанию и Гватемалу. Каждый из этих трибуналов возглавляли по два инквизитора с соответствующим персоналом следователей, писарей, приставов, палачей и т. д. Персонал инквизиции предварительно проходил тщательную проверку по выяснению "чистоты" крови. Те, кто имел среди своих предков евреев, мавров, негров или индейцев, лишались права работать в трибуналах.
      Прошло около трех лет, прежде чем первые инквизиторы прибыли в Испанскую Америку и приступили к исполнению своих жестоких обязанностей. В Мехико инквизитор Педро Мойя де Контрерас, ранее исполнявший такие же обязанности в Мурсии (Испания), прибыл 12 сентября 1571 г. Вице-король Мартин Энрикес и другие колониальные власти приняли его без особого восторга, ибо новоприбывший подчинялся Супреме в Мадриде, в то время как "начальные" инквизиторы всецело находились под контролем местных властей. Это, однако, вовсе не означало, что колониальные власти выступали против инквизиции. Инквизиция, отмечает американский исследователь Ричард Гринлаф, рассматривалась как "институт, охраняющий религию и общество от предателей и возбудителей социальной революции" (Greenleaf R. E. Op. cit., p. 160). Следовательно, действия инквизиции были направлены на укрепление авторитета колониальных властей, а не на его подрыв.
      Эспиноса снабдил инквизиторов подробнейшей инструкцией, которая предписывала им в первую очередь обзавестись тюремным помещением для содержания узников, подготовить "секретные камеры" для допросов, пыток и хранения инквизиционных дел. Инквизиторам подробно указывалось, как организовать делопроизводство, как вести протоколы допросов, в какие книги заносить доносы, каким образом содержать личные дела служащих трибунала, как отчитываться перед Мадридом и т. д.
      Согласно инструкции, в случае разногласий между двумя инквизиторами по поводу смертных приговоров дело пересылалось на окончательное решение в Мадрид, в случае же разногласий по другим вопросам кооптировался в трибунал местный епископ и дело решалось большинством голосов.
      Особое внимание инструкция уделяла контролю над печатными изданиями. Инквизиторам предписывалось строжайше следить, чтобы в колонии не проникала "еретическая" литература, иметь во всех портах своих комиссариев для тщательной проверки корабельных грузов, периодически публично вывешивать списки запрещенных книг, строго наказывать читателей таких книг (Documentos inoditos у muy raros para la historia de Mexico, t. V. Mexico, 1906, p. 225-247).
      Инквизиторам также вменялось в обязанность зачитывать раз в три года в церквах всех населенных пунктов Испанской Америки при обязательном присутствии всех верующих с 10-летнего возраста "Генеральный эдикт веры". Этот эдикт призывал верующих заниматься доносами, в народе его называли эдиктом предательства. Текст этого документа гласил:
      "Требуем и призываем вас сообщать нам в указанные здесь сроки о лицах, живущих, присутствующих или умерших, о которых вы знаете или слышали, что они сделали или сказали что-либо против нашей святой католической веры, или против того, что приказывает и устанавливает священное писание и евангельский закон, святые соборы и общая доктрина отцов церкви, или против того, что представляет и чему учит священная римско-католическая церковь, ее порядки и обряды.
      Сообщайте в особенности о тех, кто сделал или сказал что-либо против артикулов веры, повелений евангельского закона, церкви и святых таинств; или если кто-либо сказал или сделал что-либо в пользу гибельного закона еврейского Моисея или совершает его обряды, злодейской секты Магомета или секты Мартина Лютера и его последователей и других еретиков, осужденных церковью; или знают кого-либо или каких-либо лиц, которые имели или имеют книги этой секты или высказывания упомянутого Мартина Лютера и его последователей, или Коран и другие книги секты Магомета, или Библии в стихах, или любые другие публикации, осужденные священным трибуналом инквизиции и опубликованные им в специальных списках.
      Сообщайте о тех, кто знает о некоторых лицах, которые вопреки своему долгу не доносят (инквизиции. – И. Г.) то, что они знают, или сказали другим лицам, или убедили их не говорить и не сообщать то, что им известно, священному трибуналу; или подкупили свидетелей отказаться от правдивых показаний, данных ими священному трибуналу, или знают лиц, которые дали ему ложное показание против других с целью нанести им вред и запятнать их честь; или укрыли, поддержали и содействовали еретикам, оказывая им помощь и спасая их личность и имущество; или воспрепятствовали сами или через других нормальной деятельности священного трибунала инквизиции с тем, чтобы упомянутые еретики не могли быть обнаружены и наказаны; или оскорбляли словом священный трибунал, его чиновников и министров; или убрали сами или через других санбенито с того места, где они были выставлены священным трибуналом; или знают о тех, кто был примирен с церковью и осужден священным трибуналом и не выполнил наложенных на него наказаний или перестал публично носить санбенито.
      Сообщайте о тех, кто знает о примиренных и наказанных, заявивших по секрету или во всеуслышание, что сделанные ими или другими лицами признания в священном трибунале не соответствуют истине и что они не делали и не совершали инкриминируемых им преступлений, в которых они ложно обвинили себя под страхом (пытки. – И. Г.) или по другим причинам; или знает тех, кто раскрыл секреты, сохранить в тайне которые обязался перед священным трибуналом; или знает о ком-либо, кто утверждает, что осужденные на отлучение (т. е. смерть. – И. Г.) являются невинными и умерли как герои; или знает о таких, которые, примиренные с церковью или дети или внуки осужденных за еретические преступления, пользовались вещами, запрещенными им гражданским правом, законами и прагматиками этого королевства и инструкциями священного трибунала, или были коррехидорами, алькальдами, судьями, нотариусами, рехидорами, присяжными, майордомами, приставами, доверенными лицами, адвокатами, стряпчими, секретарями, казначеями, врачами, хирургами, кровопускателями, аптекарями, менялами, скупщиками или откупщиками, или занимали другие официальные или почетные должности сами или через подставных лиц, или заделались клириками, или имеют другое церковное или светское звание или их знаки отличия, или носят оружие, шелковые ткани, золото, серебро, кораллы, жемчуг, бархат или тонкое белье, или ездят на лошади, или знает о ком-либо, кто имеет незаконное разрешение занимать указанные должности или пользоваться запрещенными вещами…
      Настоящим запрещаем и приказываем всем исповедникам и клирикам, пресвитерам и монахам: не давать отпущения грехов лицам, знающим что-либо из перечисленных здесь дел, а отсылать их к нам, ибо отпускать им грехи уполномочены только мы; пусть все они так делают и исполняют под угрозой отлучения от церкви; и приказываем, чтобы лучше узнать истину: если что-либо вы знаете, слушали или увидели каким-либо образом о том, что здесь перечислено, не сообщайте этого никому, ни духовному, ни светскому лицу, а только приходите и сообщите нам наиболее подходящим для вас способом и под строжайшим секретом, ибо когда вы заявитесь и расскажете, то будет обсуждено и решено, следует ли этим делом заниматься священному трибуналу.
      Таким образом, согласно данному документу, приказываем вам в силу священного повиновения и под угрозой тройного отлучения, предписываемого каноническими законами, в течение ближайших шести дней со дня обнародования данного эдикта, который вы слышали или о котором узнали любым другим способом, предстать перед нами лично в приемном покое нашего священного трибунала и заявить и рассказать нам все, что вы знаете, сделали или видели о других делах или слышали от других о вещах вышеназванных и провозглашенных или о любом другом деле, какого бы значения оно не имело, но относящемся к нашей святой католической вере, рассказать нам как о живых, присутствующих и отсутствующих, так и об умерших с тем, чтобы истина стала известной и виновные были наказаны, а добрые и преданные христиане проявили бы себя и были бы вознаграждены, а наша святая католическая вера укреплена и возвышена; и для того, чтобы весть об этом дошла до всех и никто не мог бы ссылаться на свое незнание, приказываем огласить это послание" (Medina J.Т. La Inquisition en el Rio de la Plata, p. 51-56).
      После оглашения в церкви "эдикта предательства" верующие произносили вслед за инквизитором следующую клятву: "Клянусь перед богом, св. Марией, крестом и знаменем и св. евангелием, что буду поддерживать, защищать и помогать святой католической вере и св. инквизиции, ее руководителям и министрам, разоблачая и сообщая обо всех и любых еретиках, их пособниках, защитниках и укрывателях, и тех, кто мешает и препятствует работе упомянутого св. трибунала, и что не окажу им помощи и поддержки и не укрою их. Более того, как только о них узнаю, сразу же сообщу и заявлю о них господам инквизиторам, в противном случае да спросит с меня господь бог как с сознательного клятвопреступника" (Medina J. T. Historia del Tribunal del Santo Oficio de la Inquisition en Chile. Santiago de Chile, 1952, p. 119).
      На протяжении колониального периода текст "эдикта предательства" неоднократно менялся в деталях. Так, один из эдиктов перуанской инквизиции XVIII в. содержит подробный перечень еврейских, мусульманских и протестантских обрядов, что должно было помочь доносчикам выявлять отступников и тем самым облегчать их выдачу на расправу инквизиторам. В эдикте содержится призыв доносить о тех, у кого имеются произведения Вольтера, Руссо, Волнея, Дидро и других французских философов (Lewin B. La Inquisition en HispanoAmerica. Buenos Aires, 1962, p. 193).
      Опубликование "эдиктов предательства" всегда приносило инквизиторам богатую жатву доносов. Например, вслед за чтением такого эдикта в церквах Мехико в 1650 г. в инквизицию поступило – около 500 доносов, соответственно зарегистрированных в восьми объемистых томах. Четыре тома с записью 254 доносов сохранились. Анализ этих документов показывает, насколько был широк диапазон "работы" инквизиторов: 112 доносов сообщали о случаях колдовства и предсказаниях, 41 донос разоблачал "тайных иудеев", 14 доносчиков обвиняли священников в использовании исповедальни в сексуальных целях, 6 сообщали о еретических богохульниках, 5 – о несоблюдении религиозных обрядов, 7 – о противниках инквизиции, 6 – об оскорблениях, нанесенных изображениям святых; 1 донос сообщал о маленькой девочке, отломавшей руку Христа на распятии, другой – о 6-летнем мальчике, преступление которого заключалось в том, что он рисовал на земле крест, прыгал на него и называл себя в шутку еретиком (Lea H. Ch. The Inquisition in the Spanish Dependencies. New York, 1908, p. 228).
      Формальное учреждение трибуналов инквизиции в испанских колониях Америки вызвало волну террора против подлинных или воображаемых противников испанской колониальной власти. Достаточно сказать, что только в течение первого года своей деятельности в Мексике трибунал инквизиции провел свыше 170 процессов и расследований, а до конца столетия в его "балансе" уже числилось 113 сожженных еретиков, свыше 1000 процессов и много сотен расследований (Greenleaf R. E. Op. cit., p. 162-163), предпринятых по доносам или признаниям, добытым под пыткой у обвиняемых. На первый взгляд, указанные цифры могут показаться незначительными. В действительности это не так. По каждому процессу или расследованию привлекались вместе с обвиняемыми их родственники, соседи, сослуживцы и десятки людей. Таким образом, 1000 процессов могли означать, что инквизией было "охвачено" по крайней мере 10 тыс. человек. Для колониального общества XVI в. это была внушительная цифра, если учесть, что число испанцев в Мексике в то время не превышало 50 тыс. Нетрудно предположить влияние этих процессов и расследований на колониальное общество: они создавали атмосферу страха, запугивания, в которой только тот мог чувствовать себя в сравнительной безопасности, кто ревностно выполнял все требования инквизиции, церковной иерархии и колониальной администрации.
      Создание трибуналов инквизиции означало введение предварительной цензуры на книги, что нанесло непоправимый урон духовному развитию колоний. Инквизиторы с таким же ожесточением преследовали "крамольные" книги, как и самих еретиков. Архивы свидетельствуют, отмечает Ричард Гринлаф, что большая часть переписки между трибуналом инквизиции в Мехико и его провинциальными уполномоченными (комиссариями) касается охоты за "крамольными" книгами (Ibid., p. 184). Строжайший контроль был установлен за кораблями, прибывавшими в мексиканские порты. Комиссарии инквизиции тщательно проверяли грузы, изымая любую печатную продукцию, которую направляли на контроль трибуналу в Мехико. Только после обыска корабля комиссарием пассажирам разрешалось ступить на землю.
      В порыве высокомерия
      Колониальная инквизиция была более придирчивой к книгам. чем испанская. Часто запрещались книги, свободно циркулировавшие в метрополии. Типографы также находились под бдительным контролем инквизиции, а так как почти все они были иностранцами – немцами или голландцами, то для "святой" службы они являлись тайными "лютеранами", самое подходящее место которым – на костре. И в Мехико, и в других испанских колониях типографы и торговцы книгами немало времени проводили в застенках инквизиции, а некоторые из них закончили свои дни на кемадеро.
      Процедура колониальной инквизиции мало чем отличалась от практиковавшейся в Испании. Основой для ареста, как правило, служил донос, вслед за поступлением которого о предполагаемом преступнике собирали показания других лиц и прочие компрометирующие его материалы. Свидетелей строго предупреждали, что за разглашение следственной тайны их ждет суровая кара. Имен свидетелей заключенному не сообщали, очных ставок им не устраивали. Арестованного заключали в один из казематов инквизиционной тюрьмы, где до вынесения приговора он содержался в полной изоляции. При наличии двух доносчиков обвиняемый считался виновным. Спасти его от смерти в таком случае могло только полное "добровольное" признание в инкриминируемых ему преступлениях и "отречение", если же узник "сознавался" под пыткой, то это считалось отягчающим его вину обстоятельством.
      Но кроме признания от обвиняемого еще требовалось сотрудничество в выдаче сообщников, а также обязательство впредь служить инквизиции осведомителем, как следует из "Текста отречения", который по требованию инквизиторов подписывала их жертва:
      "Я, имярек, проживающий там-то, находясь здесь перед вашими милостями инквизиторами, которым поручено волею апостолической церкви в этом городе бороться с еретической скверной и отступничеством в этой местности, перед крестом и священными евангелиями, которых физически касаюсь руками, признавая подлинную католическую и апостолическую веру, отрекаюсь, предаю осуждению и анафеме всякую ересь, которая восстает против святой католической веры и евангельского закона нашего благодетеля и спасителя Иисуса Христа, против святой католической и римской церкви, в особенности против той, в которой я перед вашими милостями был обвинен и являюсь со всей силой подозреваемым. Клянусь и обещаю всегда исповедовать и сохранять эту святую веру, которую исповедует, сохраняет и учит святая матерь римско-католическая церковь, и что всегда сохраню послушание нашему господину папе и его преемникам, которые канонически будут наследовать ему на апостолическом троне, и их указаниям. И провозглашаю, что любой, кто выступит против этой святой католической веры, достоин осуждения, и обещаю, что никогда не примкну к ним и по мере моих сил буду их преследовать и об их ересях, ставших мне известными, сообщу и доложу ближайшему инквизитору против еретической скверны и прелату святой матери церкви, где бы я ни находился. И я клянусь и обещаю, что со всей покорностью и терпением, со всей моей силой и властью приму наказание, мне назначенное, или то, которое будет назначено, и выполню все и подчинюсь во всем, не сопротивляясь этому ни всему, ни в частностях. И хочу, и согласен, и рад заявить это, что если когда-либо (да не пожелает того бог!) я выступил бы против вышеназванных наказаний, против целого или части их, то пусть меня считают вновь впавшим в ересь.
      Я подчиняюсь приговору и строгим святым канонам, дабы в моей персоне, которая решительно отрекается от ереси, были бы осуществлены все наказания, в оных содержащиеся. И согласен принять их и понести их в случае, если будет доказано, что я нарушил данное отречение" (Medina J. Т. Historia del Tribunal de la Inquisition de Lima (1569-1820), v. I, p. 119).
      Кульминационным моментом инквизиционного процесса являлось аутодафе, на котором инквизиторы перед народом и властями оглашали приговор своим жертвам и подвергали их наказаниям. Аутодафе совершались по мере накопления осужденных и приурочивались к большим праздникам. Например, в аутодафе 25 марта 1601 г. в Мехико участвовали 143 "еретика", из них 32 были обвинены в кальвинизме и лютеранстве, 4 подвергнуты сожжению (Greenleaf R. E. Op. cit., p. 209).
      Эти "акты веры" означали, как учила церковь, торжество истинной веры над силами зла, олицетворяемого дьяволом в его многочисленных и разнообразных проявлениях. Аутодафе обставлялось празднично, торжественно. В день его проведения город принимал вид веселой фиесты: балконы украшались коврами, всюду вывешивались флаги, женщины одевали свои лучшие наряды. На центральной площади сооружался больших размеров помост с балдахином, под которыми восседали вице-король и инквизиторы, а ступеньками ниже – остальные власти.
      С не меньшей тщательностью и усердием готовилось и кемадеро. Заблаговременно завозились сухие дрова, хворост, веревки, вкапывались столбы, к которым привязывали осужденных на костер. Расходы по устройству помоста и кемадеро, разумеется, оплачивались самими жертвами инквизиции, имущество которых ею конфисковывалось. С полным основанием поэтому мог заявить один из смертников – Томас Бревиньо де Собремонте своим палачам, когда его готовили 11 апреля 1649 г. в г. Мехико к костру: "Не скупитесь на дрова, они мне обошлись слишком дорого, чтобы мне их еще жалели" (Lea H. Ch. Op. cit, p. 288).
      О том, как происходило аутодафе в Мексике, рассказал англичанин Майлс Филиппе в своих воспоминаниях, опубликованных в Лондоне в 1589 г.
      Филиппе принадлежал к группе пленных английских и французских корсаров (или пиратов, как их называли испанцы), осужденных инквизицией в Новой Испании в 1571 г. Корсарам было предъявлено обвинение в принадлежности к лютеранской и другим "отвратительным сектам". Следствие по их делу велось около трех лет. Все они были подвергнуты пыткам, которые продолжались три месяца, и все, за исключением двух – англичанина Джорджа Раблея, матроса, и француза Марина Корню, брадобрея, "сознались", раскаялись, приняли католическую веру и были приговорены к порке и каторжным работам на галерах пни к длительным срокам тюремного заключения. Раблей и Корню за проявленное во время следствия упрямство закончили свои дни на кемадеро. Сначала их гарротировали, затем сожгли. Такая же участь постигла другого корсара – англичанина Роберта Баррета. Его отослали в Испанию на доследование и сожгли в Севилье. Годом позже был лишен жизни ирландец Уильям Корнелиус, скрывавшийся в Гватемале и пойманный уже после аутодафе 1574 г. Его повесили, а потом сожгли. Так же погиб француз Пьер Монфри.
      Майлс Филиппе оставил следующее описание аутодафе в Мехико, через которое прошли он и его товарищи по несчастью: "После того как инквизиторы смогли таким образом (при помощи пыток.