Ортодоксальный марксист, Ленин вряд ли смог ознакомиться с неопуб- ликованными заметками Маркса, опровергающими ортодоксальную марксист- скую теорию о прибавочной стоимости и эксплуатации. Но стремление к реальности немедленно повело его тем же путем, - к осознанию, что не прибавочный труд рабочих масс, а наука становится главным источником общественного богатства. В "Очередных задачах советской власти", на- писанных в марте-апреле 1918 года, - сквозь обычную ленинскую брань в адрес политических противников ("лакеи денежного мешка, моськи, га- ды"), сквозь рассуждения о диктатуре пролетариата, всенародном учете и контроле, расстреле взяточников и жуликов, - отчетливо пробиваются наметки пути, по которому он собирался повести "отвоеванную большеви- ками" Россию: образовательный и культурный подъем населения, овладе- ние последними достижениями науки, новейшая техника, освоение природ- ных богатств страны. Всё вместе, по его мнению, должно было породить "невиданный прогресс производительных сил".
      Много раз со смаком писали о том, как не любил Ильич интеллиген- цию, какими непечатными словами ее аттестовал. Все верно: и не любил, и не доверял, и всевозможные шариковы и швондеры - взметенная вихрем революции чернь - кулаком и наганом вдалбливали паршивым, безмозоль- ным интеллигентикам, сколь малого стоит их книжная премудрость. Но практицизм брал свое. Ведь не из гуманности, не из-за одних хода- тайств Максима Горького, из сугубо практических соображений больше- вистская власть в голодухе Гражданской войны стала подкармливать уче- ных. (Правда, спохватилась об этом уже после того, как в 1918-1919 годах из 45 тогдашних академиков Российской академии наук голодной смертью умерли семеро.)
      Узнав о согласии крупнейшего математика В.А.Стеклова сотрудничать с советской властью, - согласии, правда, вынужденном, на которое Сте- клов пошел ради сохранения науки и помощи бедствовавшим коллегам, - Ленин воскликнул: "Вот так, одного за другим, мы перетянем всех рус- ских и европейских Архимедов, тогда хочет мир, не хочет, а перевер- нется!" Фраза эта, кажется, стоит в ряду тех, которые произносят на- показ, для истории. Но слова Ильича, возможно слишком звонкие, не бы- ли полностью фальшивыми. У них имелось вполне реальное обеспечение: Архимедов не Архимедов, а вот российских Гефестов большевики перетя- нули к себе почти сразу.
      В годы Первой Мировой войны созданием и производством всех воору- жений для русской армии ведало Главное Артиллерийское управление (ГАУ), во главе которого с начала 1915 года стоял талантливый, энер- гичный генерал Алексей Алексеевич Маниковский. К 1917 году под руко- водством ГАУ были расширены старые и построены новые казенные заводы по выпуску оружия, взрывчатых веществ, снарядов, взрывателей и т.д. Технологии на этих заводах были самыми передовыми в России и не усту- пали зарубежным. По существу, сложился российский военно-промышленный комплекс.
      Маниковскому и его сотрудникам, военным инженерам, технической элите страны, приходилось постоянно преодолевать сопротивление чинов- ничье-бюрократической системы. Они вели изнурительную борьбу с наглым хищничеством и воровством предпринимателей. Дикий российский капита- лизм показал себя во всей красе. Громче всех вопя о патриотизме и подкупая чиновников вплоть до министерского ранга, предприниматели рвали из казны военные заказы на самых выгодных условиях, с огромными авансами, а потом срывали поставки. Даже наконец изготовленные (почти всегда с задержками), гораздо более дорогие военные изделия частных заводов оказывались намного хуже качеством таких же изделий, выпущен- ных казенными заводами.
      Неудивительно, что идея огосударствления экономики, как спаситель- ной перспективы для России, овладевала умами руководителей и сотруд- ников ГАУ. И в ноябре 1916 года правительству был направлен подписан- ный Маниковским доклад. Посвященный, казалось бы, специальному вопро- су, "Программе строительства новых военных заводов", он в действи- тельности представлял собой ультимативное требование немедленной пе- рестройки всей экономической (а следовательно, и политической) жизни России. Фактически - требование установить в стране диктатуру руково- дителей военной промышленности, причем не только на период войны, но и в дальнейшем в мирное время. Это была программа сформирования госу- дарственно-монополистического капитализма. ГАУ требовало ограничить аппетиты буржуазии в интересах государства в целом. "Программа" пре- дусматривала обязательность выполнения частной промышленностью госу- дарственных заказов, механизмы государственного регулирования цен, плановое распределение сырья и т.д.
      В обстановке конца 1916 года, когда царское правительство утрачи- вало контроль над страной, "Программа" ГАУ, конечно, была неосущест- вима. Но после Октябрьской революции Маниковский вместе со многими своими сотрудниками, военно-техническими специалистами, перешел на службу советской власти. Главное Артиллерийское управление русской армии стало Главным Артиллерийским управлением Красной армии.
      Генерал Маниковский вряд ли сочувствовал всей политической про- грамме большевиков. Но, прекрасно знавший и косность царского бюро- кратизма, и хищничество отечественного капитала, он, по-видимому, признал в большевиках именно ту силу, которая сможет обеспечить могу- щество и целостность России.
      Известно, что на стороне белых сражались примерно 40 процентов офицеров бывшей царской армии, а на стороне красных - примерно 30 процентов, и без них Красная армия не победила бы в Гражданской вой- не. Но без специалистов ГАУ она вообще не смогла бы воевать. Без них не удалось бы использовать даже имевшиеся на складах военные запасы. В русской (а впоследствии и в советской) армии боеприпасы хранились в разобранном, точнее, в несобранном виде: отдельно - снаряды, отдель- но - взрыватели, гильзы, порох и т.д. Чтобы подать в войска готовые "выстрелы", как говорят артиллеристы, необходимо было запустить сбо- рочные производства на арсеналах.
      А использовали не только запасы, на всю Гражданскую войну их бы и не хватило. Под руководством ГАУ была организована работа военных за- водов, которые оставались на окруженных фронтами территориях, под- контрольных советскому правительству. В 1918 - 1920 годах, например, были изготовлены 1,3 миллиона винтовок, свыше 15 тысяч пулеметов, около 900 миллионов патронов и т.д. Если вспомнить, в каких условиях эти результаты были достигнуты - распад страны, развал транспорта, острейший дефицит сырья, топлива, электроэнергии, наконец, просто голод, - их следует признать поразительными. Одним принуждением за- ставить русских военных инженеров работать с такой эффективностью вряд ли удалось бы. По добровольному выбору, исходя из собственного понимания блага России, ковали они оружие для той братоубийственной войны.
      Чрезвычайно успешный опыт привлечения на свою сторону российской инженерной военной элиты вдохновлял большевиков. Неудивительно поэто- му, что единственной научно-технической организацией, которую посетил В.И.Ленин, пребывая у власти, был именно Артиллерийский комитет ГАУ. 18 июня 1920 года его знакомили здесь с последними изобретениями со- здателей артиллерийских приборов. Сопровождал Ленина Максим Горький, ведавший деятельностью ЦЕКУБУ - центральной комиссии по улучшению бы- та ученых, попросту - по их подкормке и обогреву. Расчувствовавшись от увиденного, Ильич заявил: "Эх, если б у нас была возможность по- ставить всех этих техников в условия идеальные для их работы! Через двадцать пять лет Россия была бы передовой страной мира!"
      Фраза опять-таки кажется слишком звонкой, произнесенной в расчете на запись и сохранение в истории. Но обращает на себя внимание то, что "вождь мирового пролетариата" говорит уже не о всемирной револю- ции, а о развитии России. И понимает, что для ее процветания глав- ное - "поставить всех этих техников в условия идеальные для их рабо- ты". И намеченный им срок звучит вполне реалистично.
      В том-то и дело, что это были не просто слова умиленного "вождя", а конкретная программа, которая уже осуществлялась. До объявления НЭПа она стала первым мостом между революционной утопией и реаль- ностью.
      Один из парадоксов нашей истории: в стране, из которой бежали, спасаясь от голода, войны, чекистских расстрелов, тысячи инженеров, ученых, деятелей искусства (впоследствии способствовавших колоссаль- ному творческому скачку Запада), в то же время готовились, создава- лись условия для работы "Архимедов", причем именно с расчетом на перспективу в два-три десятилетия.
      Академик Борис Раушенбах не без удивления вспоминает, что именно в 1918 - 1919 годах, в самый разгар Гражданской войны, когда судьба большевистской власти висела на волоске, в Советской России, которую Раушенбах называет "государством-концлагерем", были организованы Сельскохозяйственная академия и большой физический институт (по-види- мому, Раушенбах имеет в виду Физико-технический институт, основанный в Петрограде под руководством А.Ф.Иоффе). "Организованы с расчетом на дальнюю перспективу, - пишет Раушенбах. - И, действительно, через несколько десятилетий они превратились в мировые центры и дали вели- колепные результаты".
      А ведь, кроме отмеченных Раушенбахом, создавался еще целый ряд на- учных организаций, нацеленных в будущее. Достаточно вспомнить, что в конце 1918 года под руководством Н.Е.Жуковского и А.Н.Туполева был основан Центральный аэрогидродинамический институт, знаменитый ЦАГИ, сыгравший выдающуюся роль в развитии авиации, в том же 1918 году - Государственный оптический институт, в 1922 году под руководством В.И.Вернадского - Радиевый институт и т.д.
      Инициатива всегда исходила, разумеется, от самих ученых, но власть с готовностью шла навстречу, все вопросы решались с невиданной быст- ротой. Так, по настоянию Жуковского, научно-технический отдел Высшего Совета народного хозяйства 30 октября 1918 года распорядился начать практическую подготовку к созданию ЦАГИ, а уже 1 декабря 1918 года Положение о ЦАГИ и смета были утверждены заведующим НТО ВСНХ Горбуно- вым, было выделено здание в Москве, Жуковский и Туполев получили на руки все необходимые документы и 20 тысяч тогдашних, невесомых рублей на первый месяц работы.
      В последнее время мы так привыкли оплевывать советский период сво- ей истории и идеализировать царскую Россию, что иных читателей, пожа- луй, удивит следующее утверждение: именно советская власть сделала нашу страну великой научной державой. Между тем, это святая правда, которая подтверждается любыми источниками. Предреволюционная Россия вообще не имела сильной фундаментальной науки. Неплохо обстояли дела с гуманитарными дисциплинами и чистой математикой, для которых не требовалось больших средств и организационных усилий. Но уже физичес- кие науки были явно неразвитыми из-за отсутствия дорогостоящей экспе- риментальной базы. Корпус инженеров был весьма квалифицированным, но слишком малочисленным по масштабам страны. Как ни отмахивайся, а ста- новление и подъем науки и техники начались с большевиков, с Ленина.
 
      Молодая советская наука развивалась, хотя и в трудных материальных условиях, но поразительно быстро и уверенно. Оказалось, что сам фено- мен огосударствления науки - при сохранении достаточно высокого уров- ня ее автономии в кадровых и профессиональных вопросах - может не только не препятствовать, но и способствовать успешному развитию. Тем более, что сразу возникло совпадение господдержки науки с традицион- ной устремленностью русской интеллигенции "служить народу". Совпаде- ние, примирявшее многих ученых с революцией, внушавшее надежду, что кровавое безумие осталось в прошлом, а в заботах о будущем страны власть и наука теперь союзники.
      И нельзя забывать: одновременно с созданием сети научных организа- ций формировалась система образования, признанная впоследствии едва ли не лучшей в мире. Причем и в этой области самыми либеральными, са- мыми прогрессивными решениями были самые первые. Реформа высшего об- разования, проведенная Наркомпросом под руководством А.В.Луначарского в 1918 году, вводила бесплатное обучение и выборность профессуры. До 1921 года государственный контроль за деятельностью вузов ограничи- вался финансовыми и административными вопросами, не затрагивая ни учебные программы, ни преподавательский состав.
      С 1922 года контроль начал распространяться на подбор преподава- тельских кадров и на содержание обучения, но это относилось прежде всего к гуманитарным наукам и экономике. В дела факультетов естест- венных и технических наук, с которыми были связаны основные надежды власти, она в то время почти не вмешивалась. Места, освободившиеся после смерти или эмиграции старых ученых, занимали молодые талант- ливые исследователи, независимо от их идеологических убеждений (так выдвинулся, например, Н.И.Вавилов). Эти молодые профессора принесли на старые кафедры новые идеи и дали мощный толчок развитию возглавля- емых ими научных направлений.
      Известный противник советской власти В.В.Шульгин, совершивший в 1925 году нелегальное, как ему казалось, путешествие по СССР (втайне от Шульгина поездке содействовало ОГПУ), писал, что в стране царил поощряемый властями настоящий культ науки и техники. Шульгин увидел в этом прежде всего некую замену отсутствующей политической жизни, от- влечение умов. Конечно, были и заданность, и отвлечение, но главен- ствовали, пожалуй, все-таки преклонение перед наукой, да искренняя, кажущаяся теперь непростительно наивной вера в то, что только комму- нисты, овладев достижениями науки и техники, смогут использовать их правильным образом - для победы нового строя и всеобщего счастья. Как пелось в комсомольской песне двадцатых годов: "Грызи гранит науки, как Ленин завещал! Мозолистые руки задушат капитал!"
      Да, в двадцатые уже сформировалось первое поколение советских на- учно-технических интеллигентов, искренне принявших новую идеологию. Их энтузиазм питали вера в социализм и чувство причастности к строи- тельству нового мира. Более того. Среди части этой интеллигенции бы- товало убеждение, что сама революция и даже красный террор необходимы были, в конечном счете, для устранения последних преград свободному научно-техническому прогрессу, что путь гуманной пули можно и должно расчистить пулями свинцовыми.
      Не могу отказаться от искушения привести обширную цитату из поэмы Владимира Луговского "Комиссар", написанной в том же 1932 году, ко- гда в Калуге Константин Эдуардович Циолковский развивал свое видение будущего перед Александром Чижевским (о чем Луговской, разумеется, не знал). Итак:
 
Когда окончилась гражданская война,
Я жил в Смоленске…
Я был инструктором военных курсов,
Купил себе багровые штаны
И голодал с чудовищным уменьем,
Но это не мешало мне читать…
 
      Дальше идет беседа героя поэмы с его другом, Сережей Зыковым, ко- миссаром Чека, который
 
…поздно возвращался с операций,
А иногда подолгу пропадал.
Но, приходя, стучал в мою каморку,
Входил, огромный, черный, шишковатый,
Побритый до смертельной синевы…
Комиссар, отлучившийся на время от мясорубки, и, как видно, осмыс- ливающий свое ремесло, спрашивает героя поэмы:
"Скажи подробно,
Как, из чего устроен человек?"
"Ну, мясо, кости, - я ответил, - кровь",
"А дальше что?"
"Бесчисленные клетки".
"Что значит клетка?"…
 
      В своих объяснениях герой поэмы доходит до строения атома. Комис- сар поражен:
 
"Ты не врешь?
И здесь, и здесь - все это электроны?
Все, все из электронов состоит?
Все одинаково, - материя, товарищ?!"
"Материя, но в миллиарды лет
Прошедшая мильоны превращений,
Кипевшая в огне гигантских солнц,
Где атомы рвались и создавались…
Рожденная земной корой для жизни
В начальных клетках и живых белках,
Заполнивших потом моря и сушу,
И через бесконечный ход смертей
И жизней, изменявших формы жизни,
В слепом движенье и слепой борьбе
Принесшая земле свой лучший цвет -
Прекрасный, гордый разум человека,
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента.