Их догнали за городскими стенами. Высокий мужик в круглой низкой шапке осадил пегую с рыжими, будто нарисованными на спине, отметинами лошадь и ловко соскочил перед Выродком, заступив ему дорогу. Знахарь остановился. Лицо преследователя не предвещало ничего хорошего, на его могучих плечах под красной, как кровь, тонкой рубахой зловеще шевелились бугры мышц. Его спутник, по виду смерд или закуп, худой, угрюмый парень в расписном кафтане, изредка похлестывая свою лошаденку по округлым холеным бокам, гарцевал возле хозяина.
– Ты Альва прилюдно в пыль ринул? – резко спросил у Выродка высокий. Полева знала – знахарь не желает драки, и потому не удивилась, услышав его короткий ответ:
– Уйди!
– Я брат Альва, – не обращая внимания на отпор, рявкнул здоровяк. – Он расстроен, и твоя кровь станет его утешением!
Болотник едва шевельнул губами. Полева улыбнулась, угадав вырвавшееся из его уст ругательство. Так на торгу называли ощипанных и жирных кочетов, предлагаемых бабами на суп.
Узкая плеть больно щелкнула по ее лицу. Вскрикнув, Полева прижала ладонь к вспыхнувшей болью щеке.
– Не смей скалиться, холоп! – рявкнул на нее чванливый вершник. Полева глянула на Выродка, сдержала слезы. А тот, будто и не заметив обрушившегося на нее удара, продолжал хмуро глядеть на тянущуюся к берегу реки дорогу.
Урманин раздул увешанную шейными гривнами и ожерельями грудь, гордо вскинул белесую голову. Может, мнил он себя уважаемым человеком, но нынче больше всего походил на разъяренного гусака с длинной шеей и распушенными у горла перьями. Полева хихикнула сквозь слезы.
Словно очнувшись от ее смешка, Выродок вскинул посох, отодвинул им урманина и шагнул вперед. Приметив его движение, глазастый смерд подхлестнул лошадь и занес для удара руку с плетью. В это мгновение Выродок обернулся. Полева не сразу поняла, что надо отвести глаза, – зажмурилась лишь потом, когда под гнетущим взглядом знахаря кобыла вершника захрипела и, неожиданно закусив удила, рванулась прочь, взбрыкивая упитанным крупом. Ничего не понимающий вершник кубарем слетел с ее спины и испуганно заозирался в поисках выпавшей плети – единственного своего оружия.
– Уйди добром, не то худом уведу, – глухо повторил знахарь.
Услышав знакомый голос, Полева попятилась. Никогда еще Выродок не говорил так странно – нараспев, словно затягивая словами в глубокую пропасть. Упрямо дергая подбородком и пытаясь вытащить из ножен меч, урманин шагнул вперед.
Стражники на вышке у стены заметили их, закричали что-то. Со всех сторон к ползающему по земле вершнику заспешили люди. Брат Альва пригрозил:
– Готовься к смерти, болотный змееныш!
Правда, его руки дрожали и никак не могли нашарить на поясе рукоять меча, а румяное, пышущее здоровьем лицо обрело серый земляной оттенок.
– Да, – певуче согласился с ним болотник. – Смерть успокоила меня. Утешит и тебя… Иди же за мной. Иди…
Полева почуяла, как в ее душу заползает что-то холодное и скользкое. Силясь не впустить незваного пришельца, она схватилась обеими руками за грудь, но ледяной червь неумолимо вгрызался в ее тело, тянул плоскую, лишенную глаз морду к самому сердцу. Жизнь стала замедляться. Люди, лошади, стражи на стене показались ненастоящими, даже немного нелепыми. Свистящий ветер ворвался в уши и, охватывая ее смертельным кольцом, достиг Полевиной души. Сквозь застилающую глаза пелену Полева увидела согнувшегося до земли урманина. Скрюченными, будто в судороге, пальцами он царапал свою обнаженную грудь. Из-под его ногтей показалась кровь, а вокруг, поблескивая в лучах солнца, тонули в дорожной пыли содранные хозяином ожерелья и гривны.
Выродок протянул к урманину руки. Показалось Полеве, или впрямь тонкий белый дымок поплыл из его пальцев в распятый беззвучным воплем рот несчастного – она не поняла, почуяв лишь одно – Выродка больше не было! Не было того, за кем, презрев страх и стыд, она убежала из своего тихого селища! Вместо него стояла на дороге сама Смерть – слепая, безжалостная, свирепая…
Завизжав, Полева бросилась прочь. Она не разбирала дороги – летела сломя голову, куда придется – лишь бы подальше от ставшего ее судьбой страшного колдуна.
Пропуская ошалевшего мальчугана с искаженным лицом, встречные шарахались в стороны, ахали. Полева не остановилась, даже выскочив на берег Мутной. Прожив всю жизнь у озера, она умела плавать. Разбрасывая шумные брызги, мерянка ринулась в холодную воду. Мутная подхватила ее тело, поволокла от пристани. Люди на берегу что-то закричали, но она ничего не услышала, кроме гудящего в ушах страха и плеска пляшущей вокруг воды. Широкими холодными ладонями волны захлопали ее по щекам, плеснули в рот. Полева отчаянно заработала ногами. Одежда путалась, тянула вниз. Мешая дышать, вода заползала в горло. «Может, так оно и лучше, – неожиданно подумала Полева. – Все равно он меня никогда не полюбил бы…» И эта последняя мысль отняла у нее немногие еще оставшиеся силы. Она перестала сопротивляться. Темная река потянула вниз, перед глазами замельтешили разноцветные точки, грудь сдавило бессилием и пустотой.
Полева уже не почуяла, когда чья-то сильная рука выдернула ее на поверхность, не услышала восторженных криков с берега. И даже радостный вопль у самого своего уха: «Вот он! Нашелся малец!» – она не разобрала.
А когда очнулась, воды уже не было. Вместо бледнокожей берегини над ее изголовьем сидела чернявая, чисто одетая девка и что-то напевала, то и дело тыкая иглой в растянутую на пяльцах ткань. Заметив, что Полева открыла глаза, девка пискнула и выскочила за дверь. Приподнявшись на локтях, мерянка огляделась.
Горница, где она лежала, оказалась большой и просторной. В углу висели странные, нарисованные на досках лики. Над ними высился небольшой, аккуратно обвешенный белоснежным полотнищем крестик. А под крестом, выведенные чьей-то не очень умелой рукой, красовались непонятные значки и буквы.
– Едва очнулась и на лики святые глядишь? Хорошо!
Полева резко обернулась. Высокий, красивый еще старик, судя по речи – варяг, приветливо поглядывал на нее из-под кустистых бровей. За его плечом маячило румяное лицо молодого парня.
– Зачем косу-то срезала, в порты мужские нарядилась? – дружелюбно спросил старик. – Что за беда с тобой стряслась?
Полева молчала. Да если бы и захотела что-то объяснить – разве смогла бы? Разве поняли бы ее, поверили бы?
– Я так тебе скажу, – опустился на край лежанки старик, – какой бы ни была твоя печаль, а руки на себя накладывать грешно. И одежка эта срамная тебе не к лицу!
От его слов и от всей его фигуры веяло чем-то добрым и надежным. Полеве захотелось прижаться к могучей груди старика и расплакаться, но она не посмела. Где-то внутри нее жила преступная любовь, заставившая ее бросить родной дом и подарившая ей весь мир. «Выродок! – вспомнила Полева. – Где он?»
Она резко села:
– Поклон вам люди за заботу, но я должна идти.
– Куда? – скрывавшийся ранее за плечом старика молодой парень подошел ближе, склонился. Его добрые карие глаза устремились на ее обеспокоенное лицо: – Живи у нас! Мы никого не гоним. Сами намыкались по свету, знаем, каково иногда бывает…
– Я хочу уйти! – Взметнув подолом исподницы, Полева соскочила с полатей. От слабости она еле удержалась на ногах, но все-таки, устояв, упрямо шагнула к двери.
– Погоди, – придержал ее старик. – Оденься хоть… Одеться? Полева чуть не застонала. Конечно, она должна была одеться, но за это время Выродок мог уйти слишком далеко! Как потом сыскать его? Кто знает, куда уведут его быстрые ноги и неведомые задумки?
Она беспомощно огляделась. Яркий свет за окном напомнил о чем-то… Ах да, она помнила, что прыгнула в реку днем, даже ближе к вечеру, а нынче воздух за холстиной сиял радужными бликами, словно на рассвете…
– Давно я больна?
– Дня два уже, – негромко признался старик. Два дня?! Полева рухнула на лавку, прижала руки к груди. От нестерпимой боли она и заплакать-то не смогла, лишь жалобно заскулила. Старик обнял ее трясущиеся плечи:
– Что с тобой, дочка?
Дочка… Так называл ее Буркай… Как это было давно!
– Он ушел! – не вынеся молчаливой тоски, воскликнула она. – Ушел и больше не вернется!
– Ах, вот в чем дело, – обрадованно кивнул старик. – Выходит, ты из-за мужика все затеяла – и одежку, и топиться? Ну, это не горе – так, печалишка! Коли любый твой от этакой красавицы ушел, так резан ему цена. Мы тебе и умней, и красивей сыщем!
Полева не ответила – душили слезы и ненависть к себе самой. Зачем она убежала от Выродка? Чего испугалась? Смерти? А ведь говорила – смерть от любимой руки иной жизни слаще! Предала она и себя, и любовь свою… Теперь коли и встретит ее зеленоглазый знахарь – разве простит?
Глядя на ее бледное лицо и шевелящиеся, словно в беспамятстве, губы, старик сделал чернявке знак рукой и поднялся. Молодой мужик тоже двинулся к дверям.
– Ты пока посиди тут, поплачь, – уже притворяя дверь, сказал старик. – А затем и поговорим.
Он кинул быстрый взгляд в угол на разрисованные ликами доски:
– А коли совсем невмоготу станет – их попроси. Они добры…
Полева не слышала его – душой поняла, что старик говорит о богах. Грустных богах, развешанных на его стене… Но нынче ей было не до богов.
Едва дождавшись прощального хлопка дверей, она метнулась к окну, рванула руками промасленную холстину. Пальцы сорвались, и она вцепилась в холстину зубами. На сей раз ткань затрещала и подалась. В появившуюся дыру хлынул поток прохладного воздуха.
Свобода! Долгожданная свобода! Стены жилища душили ее… Словно почуявший лесной воздух зверь, Полева заметалась по горнице. Она должна была спешить… Там, в городище, можно будет расспросить людей, в какую сторону отправился повздоривший с братом Альва человек, и пойти следом! Она найдет Выродка! Найдет!
Полева наткнулась на сундук с одеждой. Дрожащими руками она выбросила на пол расписные летники, украшенные жемчугом убрусы и нарядные, с вышитыми по низу петухами поневы. Выбрав из всего добра самый невзрачный наряд и кое-как натянув пропахшие пылью тряпки на свое похудевшее тело, мерянка бросилась к окну. Солнечные лучи ударили ее по глазам, заставили зажмуриться. А когда слепящее сияние стало обретать очертания человеческих фигур, она застонала, скобля бессильными пальцами доски подоконника.
Отысканный ею выход вел прямо на широкий мощеный двор. По нему сновали люди, Полева и высунуться-то не сумела бы незамеченной…
Сердце рванулось из ее груди прямо в огненные объятия поднимающего голову Хорса. Рухнув на колени, она потянулась взглядом к небесам – боги оставили ее! Она упала на пол, поползла к полатям. Чей-то внимательный взгляд заставил ее повернуть голову. Один из нарисованных богов старика, короткобородый и ясноглазый, скорбно глядел на нее из угла. Не совсем понимая, что делает, Полева потянулась к нему, коснулась дрожащими пальцами гладкого лика.
– Помоги же хоть ты мне, – попросила она, уже теряя сознание. – Помоги…
ГЛАВА 34
Оскальзываясь на лужах крови и переступая через тела убитых, Владимир метался по терему полоцкого князя. Покоренные кривичи гнули перед новым хозяином спины и заискивающе улыбались, но Владимир не видел их. Со злобой пиная все двери подряд, в одной из клетей он налетел на Добрыню. Боярин вскинулся на резкий звук, но, углядев искаженное яростью лицо племянника, опустил меч:
– Что с тобой? Чего яришься?
– Ты мне что обещал?! – не обращая внимания на его вопрос, закричал Владимир. – Рогнеду, а где она? Где?!
Добрыня потупился. Он понимал нетерпение молодого князя: стоило ли проделывать столь дальний путь и связываться с дружиной Рогволда, если желаемая добыча исчезла? Хлопнув могучей ладонью по ляжке, он сказал:
– Не думаешь же ты, что Рогнеда сама нам навстречу выйдет? Прячется она. А найти ее нетрудно: спросим у родичей – мигом покажут.
Сникая под уверенным голосом дядьки, Владимир махнул рукой:
– У каких родичей? Рогволда ты там пополам разрубил, а братья Рогнедовы вон где валяются!
Добрыня задумался. Похоже, с убийством Рогнедовой семьи он поспешил. Но иначе и нельзя было. Пройдет первый пыл боя, когда и младенцев бьют не жалеючи, а потом рука не поднимется убивать отроков: оставишь в живых хоть самого зеленого – и не вспомнишь, что не будет находнику покоя, ежели кто-то из бывших властителей остался жив. А малец тот титяшный, коего пожалеешь, вырастет, припомнит, какого он рода, и начнет народ к смутам подстрекать… Нет, надо, надо было всех Рогволдовых выползков прикончить! Но все же он поторопился…
– Что молчишь? – крикнул Владимир. Добрыня скосил на него умные глаза. Иногда горячность племянника радовала его, а иногда злила. Вот как нынче. Он нахмурился:
– Девка сыщется, князь, а вот напуганные нынешней резней половцы вряд ли будут тебе верны. Ты им силу свою показал, теперь милость яви. Выйди на двор, отпусти пленников, помоги раненым, примирись с врагами. Хороший князь и во вражьем стане себе друзей сыщет.
– А Рогнеда? – не сдавался Владимир. Добрыня хмыкнул, поднял руки, будто намереваясь оттолкнуть племянника:
– Рогнеда – моя забота! Владимир гордо вскинул голову:
– Гляди, коли не найдешь ее! Не пожалею ни седин, ни заслуг!
И отправился на двор – добиваться любви новых слуг и союзников.
Проводив племянника долгим взглядом, Добрыня пошел по клетям. Он дважды обошел весь дом и даже в медуше в каждой бочке пошарил, но Рогнеды так и не сыскал. Должно быть, в пылу схватки никем не замеченная княжна утекла в городище и теперь скрывалась там. Ходить по избам и трясти и без того напуганных горожан Добрыне не хотелось, и, хоть он не страшился Владимировых угроз, ссориться с племянником из-за девки было глупо. Раздумывая, как быть, боярин опустился на опрокинутую бочку, устало уронил лицо в ладони. Он устал. Устал от самодурства племянника, от бесконечных битв и тяжких решений. Чужая земля за два долгих года выпила из Добрыни много сил, и теперь он желал только поставить Владимира над Русью и уйти на покой, семью завести, детишек – чтоб бегали по двору, просили: «Сделай ладью, как у князя, сделай лошадку!» С каким удовольствием он вырезал бы из деревяшек радующие детское сердце забавные игрушки!
– Боярин! – Сощуря глаза, в полутемную медушу заглянул один из Добрыниных молодцов. – Ты нас за княжной посылал, так ее нет нигде. Но люди говорят, будто есть в Полоцке знахарь, который ее сыскать сможет. Он все умеет.
– Глупости! – Добрыня даже не повернул головы на захлебывающегося словами воя. – Волшба лишь для баб да дураков, а мне ныне не до этого. Ищите княжну!
Попятившись, вой робко вымолвил:
– А мы этого знахаря привели…
Не желая огорчать парня, боярин поднялся:
– Добро, коли так. Тащи его сюда.
Шагая по медуше, Добрыня неожиданно вспомнил явившегося к нему в Новом Городе странного болотного парня. Как он там говорил? «Имя на ветер кликни – я и услышу»…
Покачав головой, Добрыня усмехнулся и вдруг негромко позвал:
– Выродок! Эй, Выродок!
В воздухе что-то дрогнуло, из распахнутых дверей повеяло прохладой. В дальнем углу медуши за бочкой метнулось что-то маленькое и темное. Ощущая необъяснимый испуг и желая убедиться, что пугаться нечего, Добрыня потребовал:
– Выродок!!!
Отыскивая в сырой пустоте медуши хоть кого-нибудь живого, гулкое эхо заметалось вдоль стен, но, так никого и не найдя, пропало. Облегченно вздохнув, Добрыня засмеялся. А ведь чуть не поверил, что пробежал через медушу махонький мохнатый домовой из давних детских сказок…
– Вот он, боярин!
Добрыня обернулся. В проеме дверей стоял высокий худой старик с белой, будто сотканной их облаков, бородой и поблекшими голубыми глазами. Разорванная одежда лохмотьями болталась на его нескладном теле, а под узкой скулой расплывался кровоподтек. Он совсем не походил на того уверенного и мудрого старца, что часто встречал гостей на Рогнедовом дворе. Добрыня поморщился. Он давно привык к жестокости, но издеваться над стариком было бессмысленно. Махнув рукой поспешно удалившимся стражникам, Добрыня присел на бочку, указал старцу напротив:
– Садись, не бойся. Я тебя не трону.
– Знаю, – неожиданно сильным голосом ответил тот и осторожно, словно опасаясь растревожить невидимые раны, присел на моток старой, неведомо как попавшей в медушу пеньки. Теперь ему приходилось смотреть на Добрыню снизу вверх, запрокидывая лицо, и от этого он казался еще более старым и жалким. Добрыня уж хотел было отказаться от расспросов, но старик заговорил сам:
– Зачем я тебе?
– Люди болтают, будто ты можешь Рогнеду отыскать.
– Нет, – печально улыбнулся старик. – Я ее искать не буду, я точно знаю, где она.
– И где же?
Знахарь шумно вздохнул, стиснул тонкие длинные пальцы:
– Она в Киеве, с пресветлым Ярополком. Добрыня зло передернул плечами:
– Не лги мне, старик!
– Я не лгу…
В устремленных на боярина очах знахаря плавала-купалась чистая небесная синь. Добрыня закусил губу. А что, если старик сказал правду? Если Рогнеда уехала к мужу? Ох, тяжело тогда будет объяснить Владимиру, зачем взяли Полоцк и умертвили Рогволдову семью. Юный князь хоть и умен, но сердцем еще мягок – напрасно пролитой крови не простит ни себе, ни другим…
– Боярин!
Разозленный Добрыня развернулся, прыгнул к дверям:
– Что надо?!
Маленький вой отшатнулся, просипел:
– Боярин! Там… Альв… Князь… – И наконец, обретя дар речи, закончил: – Беда, боярин!
Какая еще беда?! Хватит и того, что Рогнеда утекла! Добрыня впихнул кметя в медушу:
– Покуда не вернусь, со старика глаз не спускай! – и выскочил на двор.
Первым, кого он увидел, был Владимир. Окруженный со всех сторон воями, князь втолковывал что-то возвышавшемуся над прочими Альву.
– Он убийца! – не внимая княжьим речам, дико вопил тот. – Он убил моего брата!
Добрыня подошел поближе и только тогда заметил двух повисших на своем разъяренном сородиче урман. А еще увидел стоящего рядом с князем человека. Правда, со спины… Не веря своим глазам, он попытался обойти вокруг, но тут услышал знакомый, чуть напевный голос:
– Спроси видоков, светлый князь. Я к его брату и пальцем не прикоснулся, а что тому худо стало, так разве в этом моя вина? Может, он животом приболел да от коликов умер, а может, его Карачун схватил, только при чем тут я?
«Болотник, – шевельнул губами Добрыня. – Откуда?»
– Он правду говорит, – вставил кто-то из дружинников. – Я все видел. Пришлый этот перед Рольфом ничего не делая стоял, а тот вдруг согнулся и упал. Мертвый уже. А с пришлым мальчишка был, так тот сам напугался и деру дал.
– Вот видишь, князь. – Светлая голова болотника склонилась к Владимиру. – Я по милости его брата раба потерял, так что не я ему, а он мне должен…
Добрыне удалось наконец растолкать воев и пробиться к говорящим. Всклокоченный и злой, он вылетел прямо перед болотником. Тот моргнул зелеными глазами:
– Да вот и боярин меня знает – не даст соврать, что я тебе, князь, лишь добра желаю. И нынче я не по своей воле явился – он меня позвал.
– Я? – удивился Добрыня и осекся. А ведь правда звал! Но как Выродок услышал его зов? Откуда явился?
– Да, звал… Но как ты услышал? Болотник безмятежно улыбнулся:
– Я ж тебе сказывал: только кликни – я услышу…
– Не может быть… – Впервые в своей долгой жизни Добрыня растерялся. Он не желал верить болотнику, но не мог не поверить.
– Стрый, – шепнул ему на ухо Владимир, – это что за человек?
Очнувшись, Добрыня повернулся к князю. С болотником он еще успеет разобраться, но лучше, если Владимир при этом останется в стороне.
– Это мой старый знакомец, – небрежно отмахнулся он. – Позволь нам побеседовать без лишних ушей…
Карие глаза князя сверкнули опасным всполохом:
– А Рогнеду сыскал? Болотник опередил Добрыню:
– Сыщем, князь. Вместе мы кого хошь сыщем. Егоше было смешно видеть разочарование на Добрынином лице. Он прекрасно понимал, чего желал боярин, но без княжьего доверия Егоше было не обойтись. В Новом Городе Добрыня отвадил его от князя, и, хоть болотник сразу разгадал его немудреную хитрость, огорчение от неудачного свидания было искренним. Он-то шел к Владимиру не советы давать! Однако, уже научась не отказываться от задуманного и зная, что боярин не упустит возможности пополнить дружину племянника, он сам отправился в Полоцк. К тому же томили мысли о Настене. Егоша надеялся поспеть в городище раньше Владимира и оградить сестру от возможных бед, но князь все же опередил его. Еще издали приметив вьющийся над городищем дым, Егоша остановился на холме у леса, внимательно вгляделся в суетящиеся возле городских стен людские фигурки. Он мог попробовать дотянуться до сестры духом, но после мнимой смерти, чуть не обратившей его в нежитя, боялся давать духу слишком много воли. Размышляя, он опустился на землю. И не успел сесть, как в ветвях позади него раздался шорох. Почуяв приближение зверя, Егоша замер.
– Он зовет тебя, – тонко сказал пришедший. Егоша обернулся. Маленький мохнатый шишок, деловито сложив перед грудью пушистые лапки, сидел на нижней ветви раскидистой березы. Егоша протянул к нему раскрытые ладони. Шишок скакнул ближе, защелкал.
– Он трижды звал тебя, – услышал Егоша.
– Откуда ведаешь? – Шишок понравился болотнику, даже вызвал желание поговорить.
Нежить обиженно утер лапками морду, звонко Цыкнул:
– Сам видел!
– Значит, ты – Дворовой? – удивился болотник. Этот шишок совсем не походил на Дворового. Его гладкая шерстка лоснилась от вольного житья, а ловкое гибкое тело привычно удерживалось на низкой ветви дерева.
– Я – Хозяин! – Шишок развернулся и скакнул в лес. Он выполнил свое дело – передал услышанное тому, кто ждал зова, и теперь был свободен. Егоша поглядел ему вслед. Шишок выглядел как обычная ласка, но на самом деле умел и понимал куда как больше обычного зверя. Наворопника, следопыта и соглядатая лучше его и придумать было нельзя. Живя поближе к людям, шишки облюбовывали себе богатые дворы и становились Дворовыми или Хозяевами. Дворовые жили где-нибудь в овине, питались объедками со стола или воровали цыплят, но шишки-Хозяева владели человеческим двором будто своим собственным, и яро берегли его от любых посягательств иной нежити. Шишок-Хозяин мог умереть, защищая свое добро, а на облюбованном им дворе он считал своим все.
Егоша кинул вслед шишку смятый листок березы, шепнул:
– Понадоблюсь – позови…
Услышал хитрый нежить его обещание или нет, понять было трудно, но, так и не получив ответа, Егоша направился к городищу. В разбитый и разграбленный Полоцк войти оказалось довольно просто – дыр в городской стене было предостаточно, однако уже на княжьем дворе начались неприятности. Стараясь незамеченным добраться до Добрыни, болотник нос к носу столкнулся с Альвом. Урманин признал его сразу, и не уйти бы Егоше от бессмысленной и ненужной драки, но, к счастью, поблизости очутился Владимир. Егоша никогда раньше не видел Новгородца, и потому соскочивший с крыльца парнишка в богатом, измазанном кровью корзне сперва лишь разозлил его. Пареньку не следовало соваться – он лишь мешал болотнику разобраться с Альвом, но, заступив дорогу урманину, мальчишка громко приказал:
– Не смей его трогать! Хватит крови!
«Князь», – понял болотник и тут же склонил голову, исподлобья косясь на Владимира. Ему было интересно. Значит, вот кого опасался Сирома? Этого мальчишки с щуплым телом и надменным лицом? Избранник нового Бога казался слишком молодым и глупым для своей великой цели. Но когда-нибудь он станет первым поклонником Христа… Хотя нет, не первым. Его бабка, великая Ольга, уже поклонилась новому Богу. Жаль, стара была, чтобы привести его на Русь…
Молодость князя была Егоше на руку – юнца легче обвести вокруг пальца. А от Добрыни лучше избавиться. Не убить, конечно, и не отвадить его от князя, а сделать своим союзником.
– Мы сумеем отыскать Рогнеду, князь, – повторил Егоша. – Если боярин не против.
Владимир склонил голову к плечу, задумчиво сморщил лоб. Он не знал этого парня, но Добрыня знал. Может, пришлый и впрямь отыщет Рогнеду? Владимир вспомнил алые надменные губы княжны, ее тонкий стан и высокую грудь… Пускай ищет!
Взмахнув рукой, он приказал Альву:
– Не тронь его! Тронешь – будешь дело со мной иметь! А ты, болотник, ступай с Добрыней и помогай ему, коли можешь!
Егоша поклонился. Бурча и вздыхая, Добрыня повел его к медуше.
– Не злись, боярин, – буркнул Егоша в его широкую спину. – Я ведь и впрямь тебя услышал. Я же колдун…
Еще не остыв от потрясения, Добрыня скривился, фыркнул через плечо:
– Тогда тебе самое время со знахарем познакомиться. Небось, оба спятившие – вот и договоритесь.
– Что верно, то верно. – Егоша согнулся, с трудом втиснулся в узкий лаз медуши. Его привычные к резким переменам света глаза сразу заметили сидящего на бочке знахаря. Почуя в нем врага, дух Егоши сжался, изготовился к схватке. Сдерживая его мощь, болотник подошел к знахарю. Голубые глаза старика огладили его теплом, но, уловив в подошедшем незнакомце опасность, стали холодными.
– Чего ж вы оба будто воды в рот набрали? – расхохотался Добрыня. Ему было потешно видеть рядом двух помешанных, один из которых мнил себя знахарем, а другой – колдуном.
– Помолчи. – холодно велел ему Выродок. Добрыня ухнул, хватился за меч, но болотник охладил его: – Хочешь сыскать Рогнеду – заткнись.
– Ну, коли не сыщешь! – пригрозил Добрыня.
– Так что же, старик? – нараспев протянул Егоша. – Где твоя княжна?
Подрагивая всем телом, знахарь молчал. Чуя, что Егоша сильнее, он приготовился к смерти. Она была лучше предательства, которое его заставлял совершить этот чужой и злой колдун. Сомкнув зубы, он судорожно сглотнул. В последний миг, уразумев его намерения, Егоша рванулся к знахарю, с силой надавил ему на скулы крепкими пальцами. Рот старика раскрылся, глаза закатились. Ничего не понимая, Добрыня метнулся к ним.
– Язык хотел проглотить, – небрежно отряхивая пальцы, заявил Егоша. – А не вышло. Ничего, оклемается – все скажет.
– А может, он и не знает ничего? – робея перед знаниями и ловкостью болотника, предположил Добрыня. Тот окатил его холодным взглядом:
– Просто так языки не глотают. Коли решился на такое, значит – что-то ведает и выдать страшится!
Старик медленно открыл глаза. Болотник склонился к нему и, разорвав рубаху, поставил на обнаженную грудь пленника, как раз против сердца, обе ладони:
– Ты знаешь, что я сильнее, но молчишь. Это похвально и глупо. Я не убью тебя, однако причиню очень сильную боль. Тебе придется заговорить.
Старик упрямо отвел глаза. Добрыня сглотнул. Задумка болотника ему не нравилась, но что было делать? Князь ждал…
– Жаль, – облизнув губы, Егоша прикрыл глаза. – Когда-то ты помог моей сестре…
– Я ни за что не стал бы помогать отродью! – хрипло перебил его знахарь. Болотник открыл глаза:
– Ты ослеп от старости. Погляди на меня и вспомни… Голубые глаза зашарили по его лицу.
– Болотник… – прошептал старик. – Сестра… – И, резко поднявшись, выкрикнул: – Настена!
Против его воли воспоминания отбросили его назад, к той, которая стала почти дочерью. Он вновь учуял дым горящих изб, услышал звон мечей и, очутившись в своем доме, узрел лаз под сундуком и спускающуюся в него Настену. Она помогала спускаться всхлипывающей и почти теряющей сознание Рогнеде. «Как же ты? – раздался в ушах старика ее жалобный голос. – Как же ты?»
– Я знаю, где княжна! – Болотник резко оторвал руки от груди знахаря, выпрямился. – Пойдем, боярин!
Понимая, что невольно выдал самых близких людей, старик застонал. Расслышав стон страшный, оказавшийся братом Настены колдун остановился в дверях, повернул к нему равнодушное лицо:
– Перестань, старик! В этом нет твоей вины.
– Я знаю. – Знахарь поднял к нему искаженное болью лицо. Из его голубых глаз выкатилась слезинка, оставляя на смятой коже влажный след, сбежала к бороде. – Только от этой мысли мне не становится легче.
Но Егоша уже не слушал его. Торопясь порадовать князя, Добрыня толкнул его к выходу:
– Оставь старика, лучше покажи, где Рогнеда.
Егоша кивнул. Знахарь обрадовал его: Настена была в безопасности, и княжна не пострадала, а значит, Владимир примет его. Теперь Добрыне уже не удастся так легко прогнать его со двора!
Он стрельнул глазами на боярина. Окруженный созванными наспех кметями, тот угрюмо глядел в землю и шевелил губами, будто считая шаги. Нет, отныне и Добрыне не захочется его гнать. Боярин заинтересован и, пока не разберется, не отпустит.
Добрыню на самом деле беспокоил болотник. Кем он был? Откуда взялся? Старый знахарь не сказал ему ни слова, однако и он, и даже сам Добрыня вдруг поняли, что знахарь выдал княжну. Как и почему – боярин не ведал, но уверенный шаг болотника и жалобный стон старика лишь подтверждали его догадку. Может, болотник и впрямь был колдуном? Говорили же, будто давным-давно на земле жили могучие волхвы… Ольга и Олег в них верили…
Болотник подвел воинов к невысокой добротной избе и, не церемонясь, шагнул внутрь. Добрыня вошел следом. По терпкому запаху трав и множеству горшочков на полоках он понял – это изба знахаря.
– Вели отодвинуть сундук, – шепнул на ухо Добрыне болотник.
– Зачем? – не понял боярин. Огромный, кованный железом сундук посреди горницы вызывал у него недоумение – какой хозяин станет столь громоздкую вещь на середку ставить? – но двигать его Добрыня считал бессмысленным.
– Двигай! – резко рявкнул болотник. Добрыня вздрогнул и немного удивленно велел застывшим на пороге кметям:
– Ну-ка, ребятки, подвиньте сундук! Пройти мешает.
Дружинники послушно отложили оружие, склонились и, ухватившись за края сундука, закряхтели. Оставляя на полу глубокие царапины, он со скрипом сдвинулся с места.
– Так-то лучше. – Болотник рухнул на колени, зашарил по полу пальцами и неожиданно рванул вверх одну из половиц. За первой потянулось еще несколько. «Лаз», – смекнул Добрыня и, отодвигая колдуна в сторону, велел: