Эйрику не понравился мой ответ. Умный паренек быстро сообразил, на что я намекаю. Нахмурившись, он пробурчал:

— Я рад этому, — и пошел прочь. За ним поспешила разряженная свита воинов.

Узнав об угрозах Сигвальди, Хакон забеспокоился. Он послал по стране ратную стрелу, Эйрика отправил на юг, а сам принялся ездить по усадьбам и собирать людей. Пока он занимался ополчением, я нанял корабелов для строительства нового драккара. Торир Олень выполнил обещание, и однажды утром меня разыскал присланный им корабельный мастер. Он оказался крепким, высоким мужиком с сильными, похожими на вилы руками и круглым, как лепешка, лицом. За его широкой спиной неловко переминались коренастые помощники.

— Торир Олень приказал мне сделать для тебя лучший корабль, — уставившись на меня странным немигающим взглядом, сказал мастер. — Я пришел.

Судя по одежде и заносчивому виду, он был богат, а угрюмое лицо выдавало его отвращение к «чужаку».

— Ты не хотел идти, — сказал я. Он кивнул:

— Я не хотел идти, но я люблю делать корабли и дал слово Ториру. Он — мой друг. Я буду строить этот драккар для тебя, но помнить про него. Это будет лучший драккар, потому что в нем будет тепло друга.

Корабел знал свое дело. Он быстро сторговался со мной и тут же принялся за работу. Его подмастерья споро выбирали нужные деревья, валили их кроной на юг, чтоб не приманивать к будущему кораблю злых северных духов, и прежде, чем приступить к работе, тщательно проверяли древесину.

А вскоре приехал и сам Торир. Ратная стрела дошла до его усадьбы, и обеспокоенный Олень привел с собой целых шесть драккаров. Вечером мы оказались соседями за столом.

— Правда, что Сигвальди-ярл поклялся убить Хакона? — спросил Торир. В бликах пламени его волосы полыхали огнем и казались не рыжими, а красными как кровь.

— Говорят, он уже собирает войско, — ответил я.

— Худо, — равнодушно признал Торир и принялся за еду.

За несколько дней мы сдружились. Олень напоминал мне Трора. Только он был посмышленее и похитрее Черного. Он же и подбил меня отправиться с Хаконом в Мер. Ярл собирался поговорить с тамошними бондами об ополчении.

До Мера мы останавливались во всех усадьбах Хакона. Управляющие встречали ярла и посылали в окрестные села стрелу с известием о пире. Бонды приходили и привозили снедь и подарки. В обмен на это Хакон милостиво угощал их, уверял в вечной дружбе и просил людей в войско. Бонды упирались. Ополчение они выставляли, однако отдавать лучших людей никто не хотел.

— Может, все это — пустые слухи, — уклончиво говорили они. — Поболтали даны с йомсвикингами о нападении на наши земли и забыли…

Хитрый Хакон пожимал плечами:

— Может, и так. Пожалуй, я вернусь в Нидарос и не буду верить слухам…

— Правильно, правильно, — не ведая о хитрости ярла, радостно кивали бонды.

— Я не поверю им, даже если услышу, что Сигвальди-ярл пришел на ваши земли и разграбил ваши усадьбы! — равнодушно добавлял Хакон.

Прижимистые бонды замирали, заглатывали предложенное им угощение и неуверенно шли на попятную.

— Но мы же платим тебе подати, — робко начинали ныть они.

— А я оберегаю вас, — кивал ярл.

— Но если Сигвальди… — не понимали бонды. . — Но вы же твердите, что не следует верить слухам, — невозмутимо отзывался ярл.

Все пиры кончались мирно. Хакон получал ополчение и людей сверх него, а довольные и уверенные в собственной безопасности бонды разъезжались по усадьбам. Когда последний из гостей исчезал за дверью, ярл терял свою невозмутимость.

— Великий Один! — бегая по опустевшей избе, орал он. — Как же мне надоели эти тупые земляные черви! Они не видят дальше своего носа!

— А если они правы и разговоры о Сигвальди и его войске — пустые слухи? — спрашивал я. Ярл останавливался и взмахивал руками:

— Я первым принесу жертву Одину, если эта весть окажется пустым слухом! Слышишь, Волк?! Первым! А эти пустоголовые землеройки получат назад своих работников!

До вечера он костил бондов последними словами, а на другой день мы выходили в море, останавливались в следующей усадьбе, и раздражение ярла скрывалось за широкой улыбкой. Он опять становился щедрым и добрым хозяином, а бондов называл лучшими друзьями. Хакон хорошо знал своих людей. Жадному и тщеславному Хаггу из Лемна он заявил, что Хаггов сосед дал в ополчение вдвое больше воинов, чем обещал по договору, и жадина Хагг тут же отрядил втрое больше соседского. Легко пьянеющему Атли Кривая Кость ярл выставил столько пряного меда, вина и пива, что Атли сам не заметил, как расстался с половиной своих людей. А умному Гилли сыну Анари Хакон просто-напросто пообещал новые земли и собственную благосклонность…

Ото дня в день войско ярла росло. Кораблей и людей становилось все больше, но радоваться было рано. Половина новых воинов не имела даже щитов, а если и имела их, то щиты эти были не теми, двухободными, что предписывал тинг[104], а их жалким подобием. Говорить про мечи и топоры и вовсе не стоило — они были скверными до, такой степени, что никакой мастер не смог бы придат клинкам пристойный вид.

— Разве в Норвегии нет тинга, чтоб проверять opужие, бондов? Впрочем, здешние воины под стать своим мечам, — глядя на новичков, вздыхал Хальвдан.

— Когда-то ты сам был не лучше! — одергивал зарвавшегося хирдманна старый Гранмар. Он зря обижал парня. Хальвдан пришел в мой хирд с голыми руками, но оказался стоящим воином и за два лета обзавелся щитом, топором, кольчугой, копьем и даже шлемом. Однако я одобрял Гранмара. Старик понимал что насмешки задевают ополченцев, а нам были не нужны ссоры.

В усадьбу ярла в Мере мы пришли к полудню, а другим вечером Хакон созвал всех окрестных бондов. Как обычно, те явились с подарками и уверениями в преданности. Столы ломились от яств, а в длинном доме было душно и шумно. Гудрид, дочь Иллуги — управляющего усадьбой, прислуживала Хакону за столом. Девка была совсем не против породниться с ярлом. Ее белые руки, будто ненароком, то и дело оказывались на его шее, губы завлекающе тянулись к его лицу, а груди чуть не вываливались из платья. Хакон одаривал настырную девицу благосклонной холодной улыбкой. Девчонку злило его безразличие. Ее щеки краснели, а случайные жесты становились все настойчивее.

— Гудрид! — позвали ее.

Недовольно нахмурившись, девка поднялась, ушла . куда-то в сумрак жилища и тут же вернулась обратно, с кувшином виноградного вина в руках. Хакон сделал вид, что ничего не заметил. Гудрид обиженно поджала губы и взялась за его кубок. Она не собиралась отступать…

Узкое личико одной из прислуживающих девушек сунулось к моему плечу. От губ девчонки пахло молоком.

— Чего тебе принести, смелый воин? — растягивая слова, зашептала она. — Ты такой печальный…

Я потрепал ее по щеке, встал из-за стола и пошел к выходу. Девушка поспешила за мной и, едва оказавшись на дворе, нежно прижалась к моему плечу:

— Ты очень красив, воин.

Я повернул к себе ее узенькое личико. Большие де-ичьи глаза широко распахнулись. Но не от желания, а любопытства и страха. Мне не раз доводилось видеть женщин такое выражение лица. Их притягивала и пугала вовсе не моя внешность.

. — Ты ведь знаешь мое имя? — слегка отведя голову девки назад, спросил я. Она кивнула:

— Да. Ты Хаки Волк, — и, помедлив, восторженно добавила: — Ты — берсерк…

Как знакомо! Берсерк… Вот что привлекало этих женщин. Только одна из них не захотела стать моей. И она не боялась — дралась и спорила со мной на равных. Это была словенка со странным именем Дара…

— Уйди, — сказал я узколицей. Она обняла меня за шею и потянулась к губам. — Уйди! — повторил я и закрыл глаза.

Вспомнилась словенка… Темноволосая, синеглазая, упрямая. Трор называл ее жабой. Черный ничего не видел, кроме ее разбитых губ. Он любил женщин с чистым лицом, нежной кожей и чувственным ртом. У меня были десятки таких похожих друг на друга красоток. Но словенка оказалась особенной. Ее красота была неподвластна ни людям, ни богам, ни времени.

Насмешливые выкрики и хохот прервали мои раздумья. Девка уже ушла, а неподалеку двое из хирда Хакона измывались над каким-то ободранным челове-чишкой. Толкая мужика друг к другу, они перекидывались обидными замечаниями и смеялись. Странный человек пытался сопротивляться, но почему-то только одной рукой. Другая покоилась за отворотом полушубка. Знакомый запах опасности защекотал мои ноздри и потянул к пришлому.

— Мне нужен Хакон-ярл, — упрямо твердил он. Не слушая, полупьяные воины отбрасывали незваного гостя. Он падал, но тут же поднимался.

«Одежда работника, а упрямство воина», —подумал я и шагнул к незнакомцу:

— Кто ты и что хочешь от ярла?

Да! —поддержал меня один из обидчиков пришлого, Ингимар. — Пусть сперва скажет свое имя!

— Я буду говорить только с Хаконом! — продолжал упрямиться мужик.

— Он стыдится назвать свой род! — расхохотался Ингимар. — Наверное, он обесчестил свое имя и теперь идет к Хакону просить милости и защиты!

Незнакомец зло поджал тонкие губы, но промолчал. В синих, устремленных на обидчика глазах мелькнуло презрение. Я усмехнулся. Этот пришелец не был работником, и он нес Хакону такие важные вести, что молча сносил оскорбления.

— Пойдем со мной, — отодвигая Ингимара, сказал я. Воин насупился:

— Ты хочешь отвести его к пиршественному столу? Но…

— Я знаю, что делаю!

Победоносно вскинув голову, пришлый заковылял следом. Я не оборачивался, но слышал его неуверенные шаги. Так ходят маленькие дети, которые боятся упасть. Этот человек был очень странным…

У входа я обернулся. Мужик взирал на меня исподлобья и молчал. Одна его рука покоилась за пазухой.

«Он ни разу не вытащил ее», — подумал я и распахнул дверь:

— Входи.

Он пригнулся и шагнул внутрь.

За суетой и шумом нас не сразу заметили. Сначала примолкли и уставились на пришельца те, кто сидел поближе к двери, потом понемногу притихли и дальние. Хакон вгляделся в незнакомца, прищурился и вдруг улыбнулся:

— Гейрмунд?!

— Я пришел предупредить тебя, ярл, — ответил гость.

Хакон напрягся. Гейрмунд был богатым хольдом в Рогаланде, на юге, и только очень важные вести могли погнать его в Мер.

— Говори! — спихивая с колена уже успевшую забраться туда Гудрид, хрипло пробормотал ярл.

Гейрмунд шагнул вперед.

— Корабли Сигвальди-ярла разоряют твои земли ца юге, — громко произнес он. — Йомсвикинг клянется, что достанет тебя даже из-под земли. Они уже миновали Рогаланд и теперь идут вдоль побережья к Меру.

— Как я узнаю, что ты говоришь правду? — вставая, спросил Хакон.

Незнакомец шевельнулся. Девки испуганно шарахнулись к стенам. Я заглянул через плечо бонда. Он вытащил руку из-за пазухи и теперь протягивал ее к Хакону так, словно молил о куске хлеба. Только положить этот хлеб было некуда — на руке не хватало кисти. Она была обрублена совсем недавно, и укутавшие культю тряпки насквозь пропитались кровью. Вот что сразу насторожило меня в госте — он пропах кровью и битвой!

Хакон кивнул:

— Я верю тебе. Мой сын разберется с Сигвальди. Гейрмунд покачал головой:

— Твой сын Эйрик очень смел и силен, однако Сигвальди не один. С ним Вагн сын Аки, Торкель Высокий и Буи Толстый. Кроме них есть и другие. У них не меньше шести десятков больших кораблей. Я оставил битву, чтоб предупредить тебя.

Хакон нахмурился. Понимая, что веселье окончено, бонды потянулись к выходу. Я посторонился и тронул Гейрмунда за плечо:

— Как быстро они идут?

Бонд спрятал искалеченную руку и опустил голову:

— Очень быстро. Они нигде не задерживаются. Убивают, грабят и идут дальше. Моя лодья быстроходна, и они отстали, но ненадолго. Скоро будут здесь…

Хакон зло дернул подбородком и обвел оставшихся за столом воинов гневным взглядом. Те опустили головы.

— Сядь! — приказал ярл.

Гейрмунд послушно сел на лавку. Его пальцы сдавили деревянное сиденье, а на бледном лице проступил пот. Он потерял много крови и сил…

— Хаки! — рявкнул ярл. — Приведи Торира Оленя и Стюкара!

Я кивнул и вышел. На дворе ко мне подскочил Хальвдан.

— Что случилось?! — затормошил он мое плечо. —Кто этот человек?! Откуда он и его лодья? Я видел ее! Там, во фьорде… Она маленькая и очень быстрая а люди на ней выглядят так, словно только вчера были в бою…

— Так оно и есть. Йомсвикинги в Рогаланде, — сказал я. — Собери хирд и готовь «Акулу». Скоро уходим.

— Хорошо, хевдинг, —успокоился Хальвдан и поспешил прочь.

Оленя я нашел за игрой. Он, Стюкар и Сегги из Уппхауга сидели в шатре перед кучкой монет и кидали на землю кости с вырезанными на них точками. Выигрывал тот, у кого этих точек выпадало больше. Узнав новости, они тут же забыли про игру. Торир убрал кости и сгреб золото к себе:

— В последний раз выиграл я! Все спешили, и с ним никто не стал спорить. В доме ярла нас встретили разговоры о предстоящей битве. Хакон решил идти навстречу йомсвикингам.

— Эйрик мой сын, и его войско примкнет к нам по дороге, и тогда у нас будет достаточно кораблей, чтоб разгромить Сигвальди! — сказал он и закончил: — Завтра уходим!

Воины потянулись из избы.

— Пошли, — дернул меня за рукав Торир. — Я хочу, чтоб в походе твоя «Акула» была поближе к моему «Вепрю».

— Нет! — Хакон услышал его слова и встал. — Подойди сюда, Хаки. Для тебя я приберег особенное поручение. Твой драккар отправится в Нидарос.

— Зачем?! — искренне удивился Олень.

— Это мое дело! — отрезал ярл. Торир вздохнул и вышел.

— Что мне делать в Нидаросе? — поинтересовался я. Хакон замялся. Его голубые глаза забегали по стенам, словно пытаясь отыскать затаившегося в щели врага.

— Ты пойдешь за моим маленьким сыном Эрлин-д— наконец выдавил он. — Эрлинг должен быть у щеня еще до начала битвы.

— Он еще мал для серьезного боя, — возразил я. Лицо Хакона стало пепельно-серым.

— У йомсвикингов большие корабли и опытные воины. Их жизнь прошла в сражениях. А у меня — только мои люди и люди Эйрика. Остальные могут предать…

— Ополченцы верны тебе. Хакон скривился:

— Как думаешь, скольких ополченцев убьет один йомсвикинг, прежде чем они вытащат мечи? Да, ополченцы были не лучшими воинами, но при чем тут Эрлинг?

— Я прогневил богов, представив свое желание как их волю. Помнишь воронов, которых ты выпустил в море? — Он отвернулся и махнул рукой. — Хотя ты ничего не поймешь…

Мне удалось скрыть улыбку. Разубеждать Хакона не эило. Ярл не жаловал умных воинов. Ему были нужны лько сильные и преданные.

— Я обманул людей и богов. Теперь боги наказывают меня, — признался Хакон.

Неужели это его слова?! Я взглянул в лицо ярла, и смех застрял в горле. Он по-настоящему испугался! Ха-эн был уверен, что разозлил Одина…

— Ты так боишься смерти? Ярл опустил глаза:

— Нет. Я боюсь иного. Эти поля с сочными травами, Ргустые леса, высокие горы и чистые озера… Йомсвикинги могут убить меня, но Один может погубить всю мою страну…

Что он пытался объяснить? Горы, леса, поля…. Какая-то чушь!

— Зачем тебе Эрлинг? — яапрямик спросил я.

— Кто еще поможет мне, как не собственные сыновья? Эйрик своей силой, а Эрлинг… — хрипло пробормотал Хакон и вдруг спрятал лицо в ладонях. — Ничего больше не спрашивай! Просто привези его— Понял? Просто привези…

379-

На другой день мы расстались. «Акула» была готова к походу раньше других, и прежде, чем огромное войско Хакона двинулось к югу, я вышел в открытое море и направился на север. В Нидаросе меня ждал Эрлинг.

Мы забрали мальчика из Нидароса и вернулись в Мер, но Хакона там уже не было. Люди на островах сказали, будто ярл пошел в залив и битва уже началась. Мы тоже двинулись туда.

Я остановил «Акулу» за скалой, выбрался на берег, отыскал место поудобнее и осмотрел залив. Жители островов не солгали, и в заливе готовились к сражению. Корабли йомсвикингов растянулись длинной, уходящей в море дугой. Дальше всех стояли украшенные большеголовыми змеями двадцать лодей Вагна, племянника Буи Толстого. Против них выстроились шестьдесят мелких суденышек Эйрика. Ближе к берегу засты-ли пестрые, как праздничные деревья, драккары самого Буи, а посредине развевалось знамя Сигвальди-ярла. Перед йомсвикингами покачивались сине-белые драккары Хакона. Издалека они походили на угодивших в сеть рыб.

— Что там? — не выдержал Скол.

Я соскользнул со скалы и повернулся к сыну Хакона, Эрлингу. Мальчишку ничуть не интересовал предстоящий бой. Сидя на скамье, он ковырял носком сапога настил и что-то напевал.

— Я видел, как Буи напал на Эйрика, твоего брата, — сказал я.

Эрлинг поднял белокурую голову, окинул корабль равнодушным взглядом и молча уставился на каменный склон берега странными, почти прозрачными глазами. Казалось, он ничуть не огорчился, а только прислушался, надеясь уловить в шуме ветра голос старшего брата.

— А что мы будем делать? — не унимался Скол.

— Пойдем, посмотришь, — ответил я и подтолкнул кормщика к скале.

380

Цепляясь за выступы и в кровь обдирая пальцы, мы забрались на вершину. Оттуда был хорошо виден залив, светлые пятна отмелей под водой и стоящие над ними дуда Хакона. Ярл схитрил и нарочно поставил свои дорабли у мелей, чтоб большие драккары йомсвикингов не могли к ним подобраться. Но даже при такой расстановке ему приходилось туго. Сигвальди теснил его от берега, и несколько кораблей уже сцепились бортами далеко от спасительных мелей. Возле них, крестом разбросав руки, медленно опускались в глубину мертвые

, воины.

— Гляди! — Скол указал на корабль Эйрика. Словно не замечая вражеских стрел и крючьев, маленький драк-кар с морским чудовищем на носу спешил на выручку к отступающему Хакону.

— Молодец парень! — похвалил Скол. Да, Эйрик умел воевать. А еще он понимал, что смерть отца уничтожит могущество всего его рода. — Хватит пялиться! — одернул я Скола и указал ; вниз, под скалу. Там, извиваясь гибким и узким телом, блестел зажатый камнями пролив. — Лучше скажи — по нему пройдем?

Моя задумка была проста — выскочить из пролива прямо к кораблю Хакона.

— Узко, — покачал головой кормщик, — и мелко…

: Кажется…

: Я нахмурился. Скол начал лениться, а ленивый кормщик — враг кораблю. Таких гонят из хирда…

Заметив мое недовольство, он зябко повел плечами, вздохнул и принялся снимать рубаху. : — Ладно, погляжу, — швыряя ее к моим ногам, буркнул он.

Я потрепал его по плечу:

— Так нужно…

— Нужно? — Брови Скола приподнялись, а глаза налились гневом. — Кому? Ты же сам видишь — эта битва проиграна! К чему в нее лезть?! Глупость не приносит славы совершившему ее, даже если он очень отважен!

— Ты забыл, что отныне мы служим ярлу, — напомнил я.

— Да! — фыркнул Скол. — Он решил погибнуть и забрать с собой всех, даже малолетнего Эрлинга! Эйрика ему уже мало!

— Замолчи! — прикрикнул я, но Скол не унимался:

— Ну скажи, какого рожна ему понадобился Эрлинг? Мальчишка шарахается от оружия, как чумной, а мы полезем в это пекло из-за ярловой блажи?!

— Ты пока хотя бы в воду залезь!

Скол говорил верно, но никто в роду Волка не нарушал данного слова, и если я обещал доставить мальчишку к Хакону, значит, доставлю.

Скол фыркнул, выругался и головой вниз спрыгнул со скалы.

«Дурак, — рассердился я. — Разобьет лоб, потом по-» пробуй сыщи такого кормщика!" Однако он вынырнул, д переплыл пролив поперек, еще раз нырнул и взмахнул рукой. Я сбросил веревку, и кормщик выбрался наверх. Его кожа покраснела и покрылась пупырышками, а с длинных мокрых волос стекали водяные струи.

— Пройдем… — растирая закоченевшее тело, сказал он. — Только нужно будет убрать весла и толкаться одним, как шестом.

Он сердился до самого пролива, а там стало не до обид. Весла вытащили и уложили на настил, оставив одно для Фроди с Хальвданом. Скол закрепил руль и крикнул:

— Давай!

Весло нырнуло в воду, ткнулось в дно, и «Акула» плавно вошла в протоку. Высокие каменные стены выросли с обоих бортов корабля и скрыли солнце. Покрытые ракушками и зеленью округлые выступы проплывали совсем близко от борта «Акулы», чуть не царапая ее обшивку.

— Будто в яме, — сумрачно прошептал кто-то. Не выпуская руля, Скол встал и вытянул шею.

— Еще вперед! — крикнул он. Викинги подналегли на весло. «Акула» заскрипела. Ее днище зацепилось за какой-то подводный валун.

— Стой! — взвизгнул кормщик, но, не в силах остановиться, корабль вполз на преграду всем корпусом. Дальше, еще дальше…

— Толкайтесь! — отчаянно завопил Скол. — От бе-фега! Руками толкайтесь!

Застревать в узкой расщелине никому не хотелось. Дихая друг друга, воины кинулись к бортам. Мои пальцы дегли на холодный и скользкий камень, оттолкнули его сорвались, оставив на зелени длинные темные полосы. «Акула» дрогнула и встала.

— И-и-и, раз! Толкайте же! S.I Я сжал губы и опять потянулся к скале. Пальцы отыскали острый выступ и надавили на него. Рядом тяжело выдохнул Гранмар.

— Ничего не выйдет, — грустно шепнул кто-то за моей спиной.

— Работай! — гаркнул я, и голос разочарованно стих.

Ругаясь и кляня все на свете, Скол пробежал к носу, свесился через борт и изо всех сил уперся длинным шестом в подводное препятствие. Шест затрещал.

— И-и-и-хо!

Кто-то из наиболее сообразительных помог кормщику, остальные с удвоенной силой уперлись в скалу и… «Акула» медленно поползла вперед. Потом быстрее. Еще и еще быстрее…

Мои пальцы уже не успевали отыскивать удобную расщелину или выступ и просто бежали по стене. На носу кто-то вскрикнул.

— Кальвин! Кальвин упал! — понеслось по цепочке, но останавливаться мы не могли.

— Вперед! — приказал я, и крики смолкли. Каменные склизкие стены рябой завесой проплывали мимо. На миг она расступилась перед бледным лицом Кальвина. Парень не упал в воду — его зажало между бортом и скалой и теперь прокручивало, как лепешечное тесто под катком. Изо его рта шла кровь, но кричать он не мог, только жалобно мычал и тряс головой.

— Прости, — сказал я, и лицо проплыло дальше. А потом борта вдруг перестали тереться об опасную скалу, «Акула» выскользнула в залив, и тело Кальвина с легким всплеском упало в воду за кормой. Хальвдан бросил весло, нырнул следом и .подтащил тело к борту.

Их вытянули. Трясясь как в лихорадке, Хальвдан уложил Кальвина на настил. Глаза викинга были закрыты грудь сплющена, а по бледным щекам метались едва различимые тени. Я так часто видел смерть, что не мог ошибиться.

— Вложи ему в руку меч, — приказал я Хальвдану. Тот закусил губу и вытащил меч Кальвина из ножен. Умирающий вздрогнул. Он ничего не видел, только чувствовал, что у него отбирают самое дорогое.

— Возьми.

Белые пальцы Кальвина нащупали рукоять меча и сжали ее.

— Теперь помоги ему. — Я вытащил кинжал милосердия. Этот нож пробовал кровь многих моих товарищей. Тех, что не желали долго умирать в муках, и тех, что были уже на пороге смерти. Этот клинок дарил им смерть воина. Они погибали с оружием в руке, от холодной стали. Теперь настала очередь Кальвина…

— Не могу, — сдавленно прошептал Хальвдан и отвернулся. Хирдманны молча попятились. Отнять жизнь у того, кто совсем недавно делил с тобой еду и постель, — нелегкое дело. Видно, придется мне…

— Я могу сделать это!

Я обернулся. Это произнес маленький Эрлинг, сын Хакона. За все время пути он не вымолвил ни слова и сидел на скамье безучастный и неподвижный, как истукан. Мальчишка еще слишком мал для походов и, должно быть, трусил, но теперь в его голосе не было и тени страха, а его прозрачные глаза смотрели на меня равнодушно и безмятежно. «Взгляд мертвеца», — неожиданно мелькнуло в голове.

— Я сделаю это лучше других, — перехватывая кинжал, спокойно сказал Эрлинг.

— Пусть будет так, — согласился я и отступил. Младший сын Хакона уже давно удивлял меня. Хрупкий, тонкий и бледный, как тень, он, казалось, не жил, а лишь чего-то ждал. Чего?

Мальчишка поднял нож. Из широкого рукава вынырнула тощая детская ручонка с синими прожилками.

— Погоди, — остановил его я. —Ты не сумеешь. Тут нужны умение и сила.

Эрлинг улыбнулся:

— Не волнуйся, я смогу, — и прежде, чем кто-либо успел выхватить кинжал из его руки, полоснул острием по горлу Кальвина. На коже умирающего проступила тонкая розовая полоска с каплями крови.

«Не смог!» — понял я и метнулся было исправить оплошность Эрлинга, но увидел лицо Кальвина и остановился. Воин был мертв! Его горло расчертила глубокая и бескровная рана, а на неподвижном лице застыла улыбка. Точно такая же, как на лице Эрлинга.

— Возьми свой кинжал, хевдинг. — Маленький сын ярла встал с колен и протянул мне нож. — Это милосердный кинжал. Я бы назвал его Йэльпен, что значит «помощь».

Я сунул нож за пояс и заглянул мальчишке в лицо:

— Как ты это сделал? Он пожал плечами:

— Йэльпен открыл путь к Одину, я стал проводником, а он, — Эрлинг мотнул острым подбородком на Кельвина, — хотел пройти. Мы все желали одного и того же…

— Ты колдун, — догадался я. Это было невероятно, невозможно, но младший сын Хакона был колдуном! Может, его научила ворожбе мать, известная на всю " Норвегию красавица? Многие поговаривали, что такая красота даруется лишь могучим колдуньям…

Эрлинг опять пожал плечами и прошел мимо. Тело Кальвина завернули в плащ, положили у борта и сели на весла. «Акула» выскользнула в море.

Корабль Хакона оказался даже ближе, чем я ожидал. То ли его оттеснил огромный, похожий на кита драккар Сигвальди-ярла, то ли отнесло течение, однако нам это было на руку. Весла вспенили воду, Скол развернул руль, и мы двинулись к ярлу. Он табанил, и разукрашенный борт «Ворона» быстро приближался.

— Эй, ярл! — окликнул я.

В шуме волн моего голоса было почти не слышно, однако Хакон услышал. Прикрываясь от летящих на голову стрел, он пробежал к корме.

— Где мой сын?! — заорал он.

Я повернулся к мальчишке. Эрлинг все так же безучастно глядел куда-то вдаль и, казалось, не слышал отца. .

— Тебя зовет ярл! — крикнул я ему в ухо. Прозрачные, едва голубоватые глаза Эрлинга скользнули по моему лицу. Вновь вспомнились мертвецы и их устремленный в пустоту взгляд.

— Значит, пора, — тихо сказал Эрлинг и, не уклоняясь от долетающих до «Акулы» вражеских стрел, зашагал к отцу. Никто из сыновей Хакона не вырос трусом!

На самом носу паренек остановился, поднял руки и попросил:

— Помоги мне. Я не перепрыгну…

Я подхватил его под мышки и перекинул на «Ворона». Хакон поймал сына, прижал его к груди и вдруг резко отстранился. Эрлинг поднял лицо вверх и что-то сказал, Ярл побледнел…

— Хаки! — Скол указывал на вражеские драккары. Справа от нас огромный корабль Буи Толстого сражался сразу с тремя лодьями Эйрика. На носу стоял сам Буи. Рядом с ним — Хавард Рубака и Аслак Лысый. Об Аслаке ходили легенды. Шептались о его невероятной силе и о том, что еще в малолетстве его заговорили от любого оружия. «Стрелы отскакивают от груди Аслака, как от камня, хотя на нем нет кольчуги», — часто сетовали бывалые воины. Однако я не верил в неуязвимость Лысого. Даже Бальдра, юного бога весны, которому ничто на свете не могло причинить вреда, в темное царство мертвых свела простая ветка омелы. Если сумели убить бога, то что уж говорить о человеке, пусть даже таком могучем, как Аслак!

Корабли сцепились. Эйрик с криком перескочил на драккар Буи и тут же отступил под мощными ударами Хаварда Рубаки.

— Туда! — рявкнул я Сколу.

Кормщик послушно переложил руль. «Акула» качнулась. Сзади раздался пронзительный, полный отчаяния крик Хакона. Я оглянулся. Маленький Эрлинг с. рассеченной грудью сползал к ногам отца, а тот потрясал окровавленным мечом и что-то вопил.

— Тебе нужна моя кровь, Великий Один, так возьми ясе ее! Возьми самого могущественного из моего рода и утищь им свой гнев! — разобрал я в его вое.

— Спятил… — растерянно шепнул Хальвдан. Нет, парень ошибался, и Хакон вовсе не спятил. Он поступил очень разумно. Душа Эрлинга еще не была испачкана ложью или предательством, а его могущество было могуществом колдуна. Мальчишка сумеет отыскать одноглазого бога и выпросить помощи для отца. Так вот что значили слова Хакона: «Эйрик поможет мне мечом, а Эрлинг…» Уже тогда умный ярл принял единственно верное решение…

Я смотрел, как тело Эрлинга опускалось на палубу, и чувствовал приближение Одина. Могучий бог сам шел за жертвой! Мои глаза заволокло красной пеленой, голова заболела, а тело налилось знакомой силой.

— Хэ-я! — приветствуя Одноглазого, закричал я. Громовой хохот сотряс небо. Над серыми облаками показались сияющие силуэты небесных воительниц, славных валькирий. Белизна их одежд блекла перед золотом шлемов, а длинные волосы стелились по ветру…

— Вперед, смелые воины! — зазвенели звонкие женские голоса. — Вперед, и наградой вам станет наша любовь!

Руки небесных дев вздымались вверх и швыряли на качающиеся в мутной воде корабли горсти крупных белых комочков.

— Вперед! — промчавшись совсем рядом со мной, выкрикнула одна из валькирий. Ее голос приподнял меня над настилом «Акулы» и толкнул к врагам. Еще никогда я не был так силен и бесстрашен. Никто, даже чудовищные порождения Локи[105] не смогли бы меня остановить! Кровь щекотала ноздри, стучала в висках и пела в теле. Вражеские крики звучали чудесной музыкой, и, восхищаясь мною, валькирии вторили ей…

Кончилось все так же внезапно, как началось. Небо затянулось тучами, прекрасные воительницы исчезли, их голоса стихли вдали, а в уши пробился плеск моря. Оно шумело где-то в стороне…

Я открыл глаза. Зелень, твердая земля и боль… Но глубоких ран на теле не было, только на ноге висели какие-то тряпки и сквозь них проступала кровь, да сухая корка закрывала край глаза, мешая оглядеться. Я попробовал содрать ее, однако пальцы натолкнулись на длинный порез.

«Ладно, пусть будет так», — устало подумал я и повернулся к морю. Там в маленькой, тихой бухте, держась крючьями за береговые валуны, стояла «Акула». Целая и невредимая. Возле нее суетились мои хирдманны. Несколько человек лежали на земле. Одного я узнал. Скол… Если он мертв, то я остался последним берсерком из рода Волка.