— А что делать с этими?

Я поглядел. Рабы корчились на палубе, прикрывали головы скованными руками и не помышляли о побеге. Лишь ближе к носу, на самых длинных веслах сидели два, не похожие от остальных раба. Они не боялись. Мне понравились их могучие мышцы и гордо вскинутые головы. Хороших бойцов видно издали, а эти были хороши… К тому же они — не арабы…

— Забери этих двоих, — кивнул я Сколу. — Они, наверное, румляне… Пригодятся-Возвращалось забытое на время ощущение тела. Что-то теплое текло по ноге и груди, а щека и бедро нестерпимо болели. Я потрогал лицо. От глаза к шее тянулась влажная борозда. С бедром было хуже — там оказалась глубокая рана и из нее толчками била кровь.

Прихрамывая, я перебрался на «Акулу». Под ноги попалось что-то мягкое. Я пригляделся. Джания лежала, свернувшись в комочек и прижав руки к груди, словно спала. Ее лицо осунулось и стало бледно-синим.

Проклятые юнцы с их самодовольным вожаком! Теперь нам ни за что не найти рудники Маавии!

Я наклонился, оторвал кусок от одежды Джании и плотно перемотал ногу чуть выше раны. Так кровь быстрее остановится, и мне останется побольше сил, а они мне нужны, чтоб расправиться с Хрольвом и уйти из этого моря, прежде чем торговец приведет новые дромо-ны. Лишь бы арабы не стали преследовать нас, как охотники подранка. Кинуть бы им подачку, чтоб потеряли время… Но что?

Я взглянул на захваченный корабль. Там Хрольв и его мальчишки копошились в поисках добычи. Я усмехнулся. Дромон, сам по себе — большая добыча. Такой корабль стоит очень дорого, но наши жизни дороже…

— Хрольв! — позвал я. Он нехотя повернулся. Его лицо пылало, а пот струился по щекам и прокладывал влажные дорожки от слипшихся волос к шее.

— Кажется, ты сказал, что я — плохой хевдинг? — спросил я. Воины притихли. Затевалось что-то не совсем им понятное, и каждый стремился оказаться поближе к своему вожаку. На «Акулу» стали перепрыгивать мои старые хирдманны. Гремя цепями, под надзором Скола мимо прошли два раба-румлянина. За ними тяжело перелез через борт Трор с Льотом на плечах.

Юнцы остались на дромоне и окружили Хрольва. Их почти не потрепало в этом бою. Да и не могло потрепать — мы, «старики», приняли удар на себя, а они лишь добивали раненых и трусливых… Теперь их, пожалуй, стало даже больше, чем нас…

— Да, я так сказал, — подтвердил Хрольв. По слухам, он знал, каково бессилие берсерка, поэтому наглел.

— Может, ты стал бы лучшим хевдингом? — поинтересовался я.

Он важно повел рукой:

— Посмотри сам! Ты боялся этого боя, но мы победили и взяли недурную добычу!

Я усмехнулся. Может, когда-то и я сам был так же самонадеян, но не пытался спорить с вождем и не гнался за малой удачей.

— Так ты хочешь стать хевдингом?

— Да.

— Хорошо. Будь по-твоему. Я не хочу биться с тобой в чужом, полном врагов море. Думаю, ты понимаешь почему.

Хрольв оглянулся на изумленно разинувших рты юнцов и выкатил грудь:

— Не пытайся обмануть меня! Мне надоели твои лживые речи и обещания! Я больше не стану слушать твоих приказов! Мои воины…

Ах, у него уже были свои воины! Ну что ж, он сам решил их судьбу.

— Успокойся, Хрольв! Я думаю, что мы можем уладить наш спор миром. Теперь у нас два корабля, значит, может быть и два хевдинга. Пусть те, что хотят идти за тобой, останутся на дромоне, а те, что со мной, — перейдут на «Акулу».

Хрольв не ожидал такого подарка. Большой корабль с рабами и оружием — что еще нужно для успешных походов за богатством и славой?! Да и плыть-то к чужим владениям не надо, вот они рядом — несколько гребков, и взору откроются чудесные города, полные сокровищ!

— Я заберу рабов и оружие, — недоверчиво косясь на меня, произнес он.

— Хорошо, но кое-что возьму и я. Часть добычи — наша.

— Вон ты как заговорил! А кричал, будто тебе ничего не нужно, кроме золота.

Юнцы за спиной Хрольва почувствовали себя увереннее. Теперь они не скрывали своего презрения и выглядели, будто петухи перед рассветом. Слова нового вожака рассмешили их.

— Что ж ты молчишь, Боязливый Хаки? — выкрикнул кто-то.

— Раньше бы я ничего и не взял, — сказал я. — Но теперь мой хирд не пойдет за золотом. Мы слишком слабы для этого и потеряли проводника. Мы возвращаемся!

Хрольв расхохотался. Он чувствовал себя чуть ли богом.

— Ха-ха-ха! «Хевдинг»! Трус, признающий свою слабость! Забирай все, что пожелаешь, и убирайся! Ты позоришь воинов О дина!

Мое терпение кончилось. Рука потянулась к мечу, но Трор вовремя перехватил ее:

— Молчи. Они глупы. Подумай…

Я подумал и смолчал. Мы взяли двух рабов-румлян, несколько изогнутых, украшенных дорогими каменьями кинжалов, бочонок воды, немного сушеного мяса и тюк тонкой ткани. Все это пригодиться на обратном пути. Остальное забрали торжествующие юнцы.

Мы сели на весла. Скамьи убитых заняли рабы. Цепи с них сняли, а Скол кое-как объяснил, что они могут освободится смертью или службой на викингов. Румляне дружно выбрали второе.

Мальчишки проводили «Акулу» насмешливыми выкриками и свистом. Хрольв громогласно издевался над нашей трусостью и хвастался будущими победами.

— Эти города лягут к моим ногам! Я буду купаться в золоте халифа, а ты, Волк, будешь выть на луну и грызть обглоданные кости со стола ярла Хакона!

Глупец! Он и не подозревал, как близко его бесславие! Улизнувший торговый корабль разнесет весть о чужеземцах, и вскоре весь флот халифа начнет охоту за ними. В лучшем случае Хрольву грозит быстрая смерть, в худшем — долгое и позорное рабство.

— Ты жестоко наказал их, — сказал Трор. — Они ж совсем мальчишки… Ничего не понимают.

Я повернулся к нему:

— Мальчишки?! — и указал на измученных хирдманнов, неподвижного Льота и похожее на тряпичный куль тело Джании. — Те, кто устроил это, — враги, а сколько лет моим врагам, я не считаю!

Трор покачал головой и отошел, а я все еще смотрел на оставленный дромон. Больше я его уже никогда не увижу. И зазнавшихся мальчишек тоже… Возможно, Трор прав, и я стал слишком жестоким, но разве я виноват в том, что обида превзошла жалость, а голос разума заглушил порывы моего сердца?

Льот умер в заливе, неподалеку от Страны Фризов[72]. Смерть пришла за ним ночью, во время шторма, и никто не успел с ним проститься, потому что все сражались с разыгравшимися дочерьми Ран. Он вздохнул в последний раз, и, словно склоняясь перед мужеством воина-скальда, буря утихла. Мы зарыли его на холме, между двух одинаково стройных ясеней, и двинулись дальше. Грустить было некогда…

А на другой день возле берегов Дании мы встретили драккары Гренландца. Когда я расставался с ним в Агдире, у него было всего три корабля. Ныне их стало восемь, а сам Гренландец возмужал и отрастил короткую кучерявую, как у грека, бородку. Теперь уже ничей язык не повернулся бы назвать его мальчишкой. Он шел с Гебридских островов с грузом шерсти и скота. Позади его драккаров мотались по волнам тяжелые груженые баржи, и Гренландцу было не до драк. Он обрадовался нежданной встрече.

— Хаки! — едва я переступил борт его драккара, завопил конунг. — Сам Ньерд послал мне тебя! Мне показалось, что Гренландец чего-то боялся.

— Нынче в Стране Саксов[73] неспокойно, — торопливо рассказывал он. — Отто-кейсар[74] требует, чтоб Синезу-бый и все даны приняли бога христиан, иначе грозится двинуть свои войска к Датскому Валу. С ним пойдут венды и фризы… По морю тут и там шастают его лазутчики, а мои корабли так нагружены. Я хорошо заплачу, если проводишь меня…

Я не собирался в Данию. После долгого морского похода хотелось попасть на родину, все чаще снились мать и братья, однако предложение Гренландца мне понравилось. Дания лежала по пути к дому, а деньги никогда не бывают лишними.

— Добро, — ответил я.

Когда мы подошли к Лима-фьорду[75], я не поверил своим глазам. Казалось, будто вновь повторяется поход против Серой Шкуры. Побережье фьорда было усеяно кораблями. Радуя глаз яркой расцветкой и изящными линиями корпусов, они борт о борт мирно покачивались на волнах. Несколько пронырливых челноков-асков отчалили от берега и нырнули во фьорд. Аски были доверху загружены бочонками и большими коваными щитами.

— Куда это они? — спускаясь на берег, спросил я.

— Я ж говорил, — объяснил Гренландец, — Синезу-бый укрепляет Датский Вал. Боится, что кейсар выполнит угрозу. Скоро сюда на помощь Синезубому придут люди из Гаутланда[76] и войско из Норвегии…

— Кто приведет норвежцев?

— Хакон-ярл с сыном —Эйриком. Я усмехнулся. Значит, Хакон все же одолел Рангф-реда и уселся над норвежскими бондами…

— А Скофти Новости? — поинтересовался я. Гренландец удивился:

— Где же ты был, что ничего не знаешь? Я пожал плечами. Рассказывать молодому конунгу о неудачном походе за золотом не хотелось.

— Далеко, — коротко ответил я. Он покачал головой:

— Должно быть, очень далеко, если не слышал, что прошлым летом Эйрик, сын ярла Хакона, поцапался со Скофти. Эйрик поставил свой корабль рядом с дракка-ром отца и не захотел уступать это почетное место Скофти. Они долго оскорбляли друг друга, а потом схватились за мечи, и Хакон рассердился. Он приказал сыну уйти. Эйрик послушался, но затаил обиду. А в середине лета подкараулил беднягу Скофти где-то у Мера и разбил его.

— Как же Хакон? — не поверил я. — Неужели стерпел?

Гренландец отмахнулся:

— А что ему оставалось? Когда весть об этой битве долетела до ярла, его сын уже гостевал в Дании под защитой Синезубого. Тот пожаловал ему сан ярла и земли на самом севере Норвегии. Хакон не стал связываться с таким сильным потивником, как конунг данов. Он предпочел простить Эйрика. Теперь они неразлучны.

— Надо же… —хмыкнул я и задумался. Ярл был силен сам по себе, и Эйрик тоже, но вместе они стали невероятно могущественны… Пожалуй, не следовало торопиться домой, когда вокруг творились такие интересные дела.

— Ладно. — Гренландец заметил кого-то из знакомцев и заторопился. — Если надумаешь помочь Синезубо-му отбить войско кейсара — найди меня. Я поставлю тебя старшим над тремя драккарами.

Он ушел, а я направился к «Акуле». У ее высоких бортов уже толпились даны, а Трор громогласно рассказывал о Нервасунде и нашей победе над дромонами. В доказательство своих слов он показывал кривой арабский меч. Клинок удивлял слушателей куда больше, чем рассказ. Он был острым, упругим, словно ясеневая доска, и не ломался даже от самого сильного удара.

Я подозвал Скола:

— Ставьте шатры. Будем ждать. Гренландец сказал, что Синезубому нужны хорошие воины…

Кормщик кивнул и тут же принялся распоряжаться, а я решил оглядеться. Помимо хирдов и ополчения, на зов конунга данов явились молодые, желающие отличиться в бою одиночки. Крепкие, румяные парни бесцельно слонялись между шатрами воинов, приглядывались к шутейным поединкам и громко бахвалились своей удалью. Чем-то они напоминали мне оставшегося в Море Среди Земель Хрольва…

Два дня мы провели на берегу в походных шатрах, а на третий в Лима-фьорде появились корабли Хакона. Я не спешил встретиться с ярлом, поэтому устроился в прибрежных зарослях и молча наблюдал за его драккарами.

Как и предупреждал Гренландец, с норвежцем пришел его сын Эйрик. Его корабли первыми подошли к берегу, развернулись бортами, закрепились и скинули сходню, однако Эйрик не сошел. Он дождался, пока причалят драккары отца, только потом спрыгнул на землю и приказал воинам ставить шатры. В надежде быть замеченными могущественным норвежским ярлом, к берегу побежали воины-одиночки. Хакон что-то крикнул сыну. Рыжая голова Эйрика мелькнула возле разукрашенного красно-синими полосами борта и скрылась в толпе. Мальчишка оказался ловок и быстр не по годам и обещал стать достойной сменой Хакону.

Отдавая какие-то распоряжения, ярл повернулся, заметил «Акулу» и окликнул Трора. Черный перегнулся через борт и указал на мое укрытие. Больше таиться не было смысла. Я вышел и приветливо махнул рукой.

— Я чувствовал твое дыхание, — подходя, сказал Хакон. Он постарел. Вблизи были заметны седые волосы на его висках и темные круги под глазами. Однако улыбка ярла осталась прежней, а в каждом движении угадывалась скрытая сила. Раньше я ее не замечал…

— Трор сказал, что ты так и не нашел своего золота, — притворно посочувствовал ярл и вздохнул: — Лучше бы ты тогда остался и помог мне разобраться с Рангфредом…

От его лживо-ласкового голоса мне захотелось поежиться. Время не стерло обиды в душе норвежца, и он опять что-то замышлял…

Я пожал плечами:

— Ты и сам неплохо справился. — И— кивнул на корабли: —Теперь ходишь с Эйриком?

— Верно. Он хороший воин и послушный сын.

— Послушный? Для послушного он слишком скор. Не успел сойти на берег, как тут же исчез. Ярл улыбнулся:

— Я послал его за новостями.

— Ах да! Ведь теперь у тебя нет Скофти! Мой смех обидел Хакона.

— Ты думаешь, что все знаешь? — спросил он. — Ошибаешься… У меня есть один воин… Пожалуй, тебе стоит взглянуть на него!

На его лицо вернулась улыбка, а я насторожился. Норвежец и раньше считал мой поход за золотом простой отговоркой, а теперь был в этом убежден — ведь мы ничего не привезли.

— Я не очень-то интересуюсь новыми людьми, Хакон. Он всплеснул ладонями:

— О-о-о, разве я стал бы говорить о воине, который тебя не заинтересует?! Пойдем!

Я двинулся за ним. Хакон подошел к одному из своих Драккаров и указал на него рукой. Там возились несколько викингов. Все в меховых телогреях и кожаных штанах, все одинаково крепкие и сноровистые. Лишь один…

Улыбка ярла стала жесткой. Я пригляделся: неповоротливый парень напоминал кого-то. Но кого?

Он отбросил край шкуры, взялся за веревку и повернул ко мне красное от натуги лицо. Голубые глаза воина безразлично скользнули мимо и вдруг вернулись, но уже не равнодушные, а полные горечи и злобы.

— Узнаешь? — хихикнул за моей спиной Хакон. Я не понимал. Этот викинг был невероятно похож на моего брата Арма, но как Арм мог очутиться в хирде норвежского ярла? К тому же он был пониже ростом и поуже в плечах. Нет, это не Арм… Я отвернулся.

— Стой, Хаки! — завопил воин голосом моего брата. — Стой, Волчий сын! — А потом спрыгнул на берег и побежал ко мне. Невесть откуда в его руке возник меч.

— Нет! Пусть будет поединок по правилам! — крикнул Хакон и махнул стоящим за мной ратникам. Те навалились на мою спину и потянули локти назад. Зеваки одобрительно загудели, а я все понял и закусил губу. Хакон хорошо продумал свою месть! Не знаю, где он отыскал Арма и как оболгал меня перед братом, но эта стычка не была случайной — воины ярла висели на моих руках, однако не спешили скручивать моего обезумевшего братца.

— Умри! — завопил Арм и замахнулся. Я успел скосить глаза на норвежца. Тот довольно потирал ладони. После того как меч брата поразит меня, Хакон заявит, что пытался остановить нас и потребует суда для убийцы. Но кое-что ярл не предусмотрел…

— Ха! — Моя пятка взлетела вверх, нарисовала над головой брата плавную дугу и рухнула на его плечо. Он взвизгнул и выронил топор. Толпа ахнула, воины отпустили мои руки, а глаза Хакона изумленно расширились. Он впервые видел подобный способ боя, но я уже давно понял его преимущества и от самого Нервасунда разучивал удары ногами. Несколько раз Трор пробовал повторять мои движения, но его ноги не поднимались выше пояса, а удары получались слабыми и неуклюжими.

— Так только прочность штанов проверять! — бурчал он и советовал: — Брось ты это, Хаки! Ноги — не руки, ими ходить надо, а не морды бить…

Он ошибался…

Второй удар сбил Арма на землю. На его плече расплывался огромный синяк.

Ярл опомнился. Он всегда быстро соображал.

— Ты стал еще опаснее для врагов, Хаки, — задумчиво потирая бороду, признал он. Я встряхнулся и приобнял его за плечи:

— Поэтому лучше быть мне другом, не так ли?

Хакон умел ценить случай. Такой боец, да еще и с собственным хирдом не помешал бы ему в будущей схватке. А там, глядишь, и доведется вспомянуть былую обиду…

— Помогите мальчишке, — небрежно махнул он в сторону Арма и повернулся ко мне: — Ты слышал об угрозах Отто-кейсара?

— Я собирался поговорить с Синезубым и, если он не станет скупиться — помочь ему в этой битве, — ответил я. Хакон скривился:

— К чему тебе Синезубый? Чтоб пойти на Вал? Но я тоже буду там. Синезубый поставит твой хирд под начало какого-нибудь сопляка, которому будет нужна нянька. Разве когда-то мы не сражались с тобой бок о бок? Разве в те времена нам изменяла удача? Пойдем со мной!

Казалось, ярл забыл, что всего миг назад помышлял убить меня. Однако теперь я немногим от него отличался. К тому же он был прав — идти к конунгу датчан не имело смысла. Искать Гренландца — тоже. Он не так умен и хитер, как старый норвежский ярл. Добыча окажется больше, а победа вернее, если я останусь с Хаконом.

— Хорошо. Пойдем вместе, — согласился я. — Но прежде хочу поговорить с братом.

— Этот разговор не принесет тебе ничего хорошего, — сказал норвежец.

В его словах звучала скрытая издевка, поэтому я не стал спешить и пошел к Арму лишь на другой день. Он выдался холодным и дождливым, но возле кораблей по-прежнему сновали люди. Я нашел брата в крайнем Щ шатре Хакона. Он лежал на полу, до подбородка укрывшись шкурами, а увидев меня, приподнялся и тут же со стоном рухнул обратно. Я постарался не замечать его слабости.

— Как ты очутился тут, Арм? — спросил я. Брат молча отвернулся, но я хотел понять, что заставило его искать дружбы с Хаконом и желать моей смерти.

— Отвечай! — Я рывком перевернул Арма на спину и отшатнулся, напоровшись на его злой взгляд. Брат глядел на меня, и я не узнавал в нем того вялого, покладистого и туповатого парня, которого оставил дома. Должно было случиться что-то страшное, чтобы Арм так изменился.

— Что произошло? — спросил я.

— Разве тебе это интересно, хевдинг? — прошипел он сквозь зубы. — Ты настоящий сын Волка, проклятый посланник смерти. Ты — тот, кто идет на запах крови. Разве тебе интересно, что стало со мной, с твоей матерью или твоей женой?

Матерью, женой?! Мое сердце сжалось. Арм почуял это и, пересиливая боль, приподнялся:

— Да, Волк, о тебе слагают песни… Вчера вечером скальд ярла Хакона пел о твоем умении убивать. Молодые воины восхищаются тобой, но они не знают, каков ты на самом деле! А я знаю и ненавижу тебя, Хаки!

Вот это да! Похоже, Арма никто не настраивал и в хир-де норвежца он очутился по доброй воле. Но что он там делал? Зачем взял в руки меч? Неужели хотел доказать всем, что не хуже меня? Нет, пожалуй, нет…

— Ненавидишь? — Я покачал головой и сел напротив брата. — Не понимаю, в чем моя вина? Я всегда думал о родичах. Все добытое мною становилось вашим!

— Неужели?!-Арм язвительно расхохотался. —Но где же ты был, когда понадобилось охранять это добро? Где ты был, отважный Хаки, когда убивали твою жену и мать? Где ты пропадал, когда пришедшие с моря враги уводили скот и глумились над беспомощным Отто Слепцом? Могучий Хаки, где ты был?!

Арм откинулся на спину и уставился в потолок. Он изо всех сил сдерживал слезы.

— Отто умер от ран. Он так и не понял, за что его убили…

Я хотел отвернуться, но Арм схватил мои выскользающие руки и судорожно сдавил их:

— Нет, слушай, брат! Слушай! Ты был далеко, когда, убегая от насильников, твоя жена бросилась со скалы. Я любил ее больше тебя, брат, впрочем, ты вообще не знаешь, что такое любовь. Из-за Ингрид я взялся за лук и убил того, кто заставил ее прыгнуть вниз, а потом прыгнул следом за ней. Зачем мне было жить без нее? Но море выбросило меня на скалы, и я лежал там на камнях и смотрел, как грабили усадьбу…

Он мог не договаривать. Я знал, как совершаются такие набеги. Эти неведомые, напавшие на усадьбу враги были опытны, но разве я виноват, что двое моих братьев не смогли защитить то, что им принадлежало?! Я чувствовал вину только при мысли о матери. Мама не умела сражаться. Она была старой маленькой женщиной… А бедную Ингрид я даже не мог вспомнить. Размытое белое пятно вместо лица и писклявый, все время что-то просящий голос — вот и все, что осталось в памяти. Арм зря упрекал меня. Я ни в чем не был виновен.

— Кто сделал это? — коротко спросил я.

— Али из Гардарики и его люди. Али? Никогда о таком не слышал… Должно быть, молодой да ранний.

Я вырвал руки из потных пальцев Арма:

— Ты сам виноват в том, что оказался плохим воином. Этот Али молод и наверняка отступил бы при должном отпоре. Ты сам виновен в гибели рода и усадьбы!

Арм всхлипнул и затих. Я прикрыл его шкурой и пошел к дверям. Мне больше нечего было обсуждать с братом. Его лень и трусость сгубили мою мать и жену. Арм был мне чужим.

— Прощай, Хаки, — раздалось за спиной. — Я надеялся увидеть в тебе хоть что-то человеческое, но ты превратился в зверя. Моя вина велика, но твоя неизмеримо больше. Я отплатил Али и убил его лучшего кормщика, известного на все земли, Бьерна, а как расплатился с ним ты?

Я остановился. Кормщик Бьерн? Тот, что подарил мне Джанию и мечты о несметном богатстве? Значит, тогда у Хальса он выжил, а потом через много лет пал от неумелой руки моего братца-растяпы? Жаль… Отважный кормщик был достоин лучшей смерти.

Я вспомнил серьезное лицо Бьерна, его ловкое, сильное тело и синие глаза. Ах, кормщик, не довелось нам встретиться ни на пиру, ни в бою!

— Наконец-то и ты загрустил, — злорадно прошипел голосок Арма. — Кого же ты пожалел, брат? Мать, Ингрид, Отто Слепца?..

Он думал — я оплакиваю родню или хозяйство. Он не понимал, что давным-давно, в то самое мгновение, когда Орм выгнал меня из избы и отправил к Кругло-глазому Ульфу, у меня не стало ни дома, ни родных. Родичей заменил хирд, а дом — безбрежное море. Глупый Арм — даже взяв в руки оружие, он остался простым бондом!

Я обернулся, посмотрел в ожидающие глаза брата и улыбнулся.

— Я думаю о Бьерне, — сказал я. — Он был отличным воином, этот кормщик…