5

Лорелея повернулась и бросилась бежать. Позади хлопнула дверь, послышались тяжелые шаги. Сильные руки мужа схватили ее за плечи, развернули лицом к себе.

– Нет! – вскрикнула она и с размаху ударила его кулаком в плечо. Руку пронзила острая боль: напряженные мускулы Курта показались ей крепче камня. Она снова замахнулась, но он перехватил ее руку, обхватил за талию и, легко подняв, понес через холл в комнату для гостей.

– Курт! – вопила она. – Не смей! Не надо!..

Он склонил голову и прильнул к ее устам, больно прикусив нижнюю губу. Лорелея вскрикнула. Воспользовавшись моментом, он проник в ее рот языком, и знакомое наслаждение наполнило ее, подавляя волю к сопротивлению. Рука скользнула на грудь, накрыла упругий холмик, пальцы нащупали сосок – и острое желание пронзило Лорелею.

– Нет! – простонала она.

Но тело отказывалось подчиняться приказам разума: оно выгнулось, плотнее прижимаясь к нему, и каждая клеточка в нем, казалось, кричала: «Да, да, это то, чего я хочу!»

Курт рухнул на кровать, не выпуская ее из объятий. Сердца их бились в едином ритме.

– Скажи! – прорычал он, торопливо расстегивая пуговки на ее блузке. – Скажи, что хочешь меня!

Лорелея молча замотала головой – она больше не доверяла своему голосу.

Пробормотав проклятие, Курт бросил возню с пуговицами и разорвал блузку сверху донизу. Теперь Лорелея лежала перед ним полунагая. И скульптурные изгибы груди, и глубокая благоуханная ложбинка в тени белого кружевного лифчика – все это принадлежало ему!

Он целовал ее – в губы, в шею, в грудь. Целовал, пока она не закричала от наслаждения, не начала извиваться под ним, вцепившись дрожащими пальцами в его рубашку. Глаза ее затуманились от возбуждения. Почувствовав, что время настало, Курт скользнул рукой под ее юбку, нащупал трусики…

– Скажи, что хочешь меня! – опять потребовал он.

– Курт! – шептала она, обвивая его руками. – О Курт!

В этот миг из распахнутого окна донесся пронзительный гудок автомобиля. Этот прозаический звук вернул Лорелею к реальности, заставил ее замереть на месте.

Господи, что она делает? Кому отдается?!

– Нет! – вырвался у нее отчаянный вопль.

Она вцепилась Курту в плечи. Попыталась сбросить его с себя. Рыдая, начала осыпать его ударами, но… он ничего не чувствовал, ничего не замечал, слепой и глухой от желания. Схватив ее за обе руки, Курт завел их ей за голову.

– Слишком поздно, – хрипло проговорил он. – Обратной дороги нет. Ты хочешь этого, хочешь так же, как я.

– Ты принудил меня к браку, – сказала она. Голос ее дрожал, но взгляд не отрывался от его лица. – А теперь хочешь принудить к сексу?!

Тело его страшно напряглось. Лорелея ждала, боясь того, что он может не остановиться, но куда больше, чем его действия, пугали ее собственные чувства. Казалось, прошла целая вечность. Наконец, пробормотав уличное словцо, Курт отпустил ее и тяжело поднялся с постели.

– Будь ты проклята! – прорычал он. – Будь проклят я! Будь проклят этот несчастный брак!

И выбежал из комнаты.

Несколько мгновений спустя поднялась и Лорелея. Взгляд ее обратился к зеркалу – и она застыла на месте.

Волосы ее растрепались, превратившись в спутанную гриву, щеки пылали, губы распухли от поцелуев Курта. Порванная блузка висела клочьями.

Лорелея вздрогнула. Страшно подумать, что он мог с ней сделать… Нет, не так. Страшно подумать, что она могла ему позволить.

За дверью застучали тяжелые шаги. Лорелея сжалась. Но шаги прогрохотали мимо ее двери, а несколько секунд спустя хлопнула входная дверь. Он ушел – по крайней мере на несколько часов.

Отпрянув от зеркала, Лорелея сдернула с себя лохмотья блузки и достала из гардероба другую.

С нее хватит. С этим кошмаром пора покончить. Решено: она уйдет от него – и неважно, каким станет возмездие. Ни спокойствие бабушки, ни даже сохранение тайны не стоят таких мучений…

Из горла Лорелеи вырвался смешок, более похожий на рыдание. Куда она пойдет? У Курта на руках все карты, и оба они…

– Мам! Эй, мам! Боже! Уильям вернулся!

– Ма-ам! Ты где?

Вскочив на ноги, она поспешно пригладила волосы и поспешила на балкон.

Уильям и Гельмут со стаканчиками мороженого в руках радостно махали ей. С ними была и Анна.

Даже много лет спустя Лорелея так и не могла понять, почему эти несколько секунд навсегда запечатлелись в ее памяти. Сколько раз она вспоминала и душную жару, и улыбку Анны, и мальчишеские мордочки, перемазанные мороженым…

А затем – внезапный визг тормозов, скрежет покореженного металла, пронзительный женский крик…

Но главное – почему она сразу поняла, что с мужем случилась беда?

– Курт! – прошептала она.

– Мама! – испуганно воскликнул Уильям. Анна уронила мороженое.

– Домой, быстро! – приказала она и, схватив ребят за руки, почти поволокла их к своим дверям.

Лорелея бросилась прочь с балкона. По бесконечной веренице комнат, по лестнице, к входной двери, на улицу…

Сначала она увидела женщину. Молодая мамаша, оцепеневшая от ужаса, прижимала к себе орущего младенца.

Потом – детскую коляску. Перевернутую коляску на мостовой. Коляску, колеса которой еще вертелись.

Увидела автомобиль мужа. Он врезался в фонарный столб. Передняя часть машины была смята в гармошку, дверь со стороны водителя распахнута.

И последним она увидела Курта.

Ее муж – ненавистный муж, от которого Лорелея так мечтала избавиться, – лежит на мостовой лицом вниз. Рука изогнута под неестественным углом, из рассеченного виска сочится кровь.

– Курт! – закричала она. Точнее, попыталась закричать. Вместо вопля из горла вырвалось какое-то сипение.

На подгибающихся ногах Лорелея бросилась к мужу. Упала на колени перед его бесчувственным телом, поднесла безвольную руку к губам. Почудилось ли ей слабое биение пульса?..

Дальнейшее она помнит очень смутно. Какие-то люди, возгласы, суета, движение, приехавшая «скорая»…

И вот Лорелея уже в комнате ожидания одной из венских больниц. Она сходит с ума от тревоги. Ей мерещится самое худшее. Что, если он… нет, нет, даже думать об этом нельзя! Но что, если он серьезно пострадал? Он лежал там, на дороге, бледный как смерть, из рассеченного виска сочилась кровь… Что, если… Лорелея зажмурилась.

– Господи, – прошептала она, – пожалуйста, Господи, не отнимай его у меня! Курт выживет. Иначе и быть не может. Он не умрет. Не оставит ее одну.

В комнату ожидания деловым шагом вышла женщина в больничном халате, с блокнотом и ручкой в руках.

– Фрау Рудольштадт?

– Да, это я. – Лорелея попыталась проскользнуть мимо нее, но женщина, видимо имевшая опыт общения с родственниками больных, с легкостью преградила ей дорогу. – Что с моим мужем?

– Я должна задать вам несколько вопросов. У вашего мужа есть аллергия на какие-либо препараты?

– Не знаю. Что с ним?

– Он принимает какие-либо лекарства?

– Не знаю. Пожалуйста, скажите…

– Он не страдает диабетом? Болезнями сердца? Судорожными приступами?

Лорелея непонимающе уставилась на медсестру.

– Судоро… Господи! Пожалуйста, скажите мне, что с ним!

Суровое лицо женщины на мгновение смягчилось.

– Ничего страшного. Я просто собираю сведения для медицинской карты. Операции были?

Лорелея молча помотала головой.

– Госпитализации? Переломы? Сотрясения?

– Я ничего об этом не знаю! Пожалуйста, скажите наконец, что с Куртом? Он сильно пострадал?

Женщина закрыла блокнот.

– У него перелом левой плечевой кости. – Лорелея непонимающе смотрела на нее, и медсестра показала у себя на руке место перелома. – Вот здесь. Перелом неприятный, но мягкие ткани не повреждены. Два, самое большее три месяца в гипсе – и рука будет как новенькая.

По лицу женщины Лорелея поняла: та что-то недоговаривает.

– И все? Есть что-то еще, я знаю! Он был без сознания, и его голова…

– Да. По-видимому, сотрясение мозга. Доктор назначил энцефалограмму, после нее мы сможем сказать что-то более определенное.

– Но он пришел в сознание?

В глазах медсестры появилось выражение сострадания.

– Нет, – мягко ответила она, – еще нет. Лорелея пошатнулась, и медсестре пришлось ее поддержать.

– Послушайте, фрау Рудольштадт. Тем, что будете сидеть здесь и изводить себя, вы мужу не поможете. Вы одна? Может быть, мне позвонить кому-нибудь, кто сможет за вами приехать?

Лорелея молча покачала головой. Ей некому звонить. У нее здесь никого нет, кроме старой бабушки и маленького сына. Курт никогда не говорил о своей родне, а она не спрашивала. Господи, она совсем ничего о нем не знает! За что же она так его ненавидела? Только за то, что он желал ее и всем сердцем привязался к ее сыну?.. К своему собственному сыну…

Он так старался, чтобы они трое стали настоящей семьей! Но она ему не позволила. Почему же, почему только сейчас она поняла, как была слепа и глупа?

– Нет, спасибо, – тихо ответила она. – У меня никого нет. Я…

Двери распахнулись – двое санитаров вывезли на каталке бледного, бесчувственного Курта.

– Курт… – Голос ее дрогнул и сорвался.

Бросившись к каталке, Лорелея сжала безжизненную руку мужа и побежала рядом по коридору к кабинету с надписью «Энцефалография». Здесь ее остановили.

– Подождите, пожалуйста, снаружи. Лорелея склонилась над Куртом, коснулась губами холодного лба.

– Я буду здесь, mein Liebling, – прошептала она. Дверь захлопнулась.

Судорожно вздохнув, Лорелея направилась к телефону-автомату, висевшему на стене.

Номера Анны она не знала, но оператор нашел его по домашнему адресу. Анна взяла трубку сразу, словно сидела у телефона, ожидая звонка.

С Вилли, заверила она, все в порядке, о нем Лорелея может не беспокоиться. Они с Гельмутом вместе поужинали, а сейчас играют в железную дорогу.

– Как ваш муж? – осторожно спросила она.

– Не знаю. Пока ничего не известно.

– Вилли хочет поговорить с вами. Передаю ему трубку.

Лорелея прикрыла глаза и набрала воздуху в грудь. Сейчас она должна быть сильной. Ради сына.

– Мама? – Голосок мальчика дрожал.

– Да, милый. – Курт умер?

Вопрос, заданный с наивной детской прямотой, заставил ее содрогнуться.

– Нет, – торопливо ответила она, – нет, что ты! Курт жив.

– А что с ним?

Лорелея, как могла, объяснила мальчику, что случилось:

– Курт попал в аварию. Ничего особенно страшного, просто какое-то время ему придется полежать в больнице.

– Почему?

– Он сломал руку. И еще ударился головой. Ему придется полежать в постели, пока не пройдет шишка.

– А-а. – Уильям помолчал. – Мама! – Да?

– Скажи Курту, я буду по нему очень-очень скучать!

По щекам Лорелеи заструились слезы.

– Обязательно скажу, – прошептала она. Трубку снова взяла Анна, заверила Лорелею, что они с мужем охотно присмотрят за Вилли. Если нужной пусть пока поживет у них. Справившись с рыданиями, Лорелея выдавила слабое «спасибо», повесила трубку и – в первый раз – набрала номер рабочего телефона мужа. Этот номер он продиктовал ей в первый же день после их бракосочетания – на всякий случай. А она, дура, еще не хотела записывать!

– Не могу представить, с какой стати у меня возникнет желание тебе звонить! – надменно заявила тогда она.

Рыдания снова сжали ей горло. Боже, как глупо, как эгоистично она вела себя весь этот месяц!

К телефону долго никто не подходил. Очевидно, поняла Лорелея, это личный номер Курта, отвечать по этой линии может только он сам. Но его в кабинете нет – он здесь, в больничной палате, борется со смертью…

– Офис Курта Рудольштадта. Говорит секретарь герра Рудольштадта. Чем могу быть вам полезна?

Голос звучал холодно и профессионально. Впрочем, когда Лорелея назвала себя, профессиональной невозмутимости в нем сразу поубавилось.

– Жена? Но герр Рудольштадт никогда не говорил…

Прервав ее, Лорелея объяснила, что случилось и в какой больнице находится Курт.

– Mein Gott! Я как чувствовала что-то недоброе, поэтому и сняла трубку. Фрау Рудольштадт, меня зовут Катлина. Чем я могу помочь?

– Возможно, вы знаете, – начала Лорелея, – есть ли у моего мужа личный врач. Здесь, в больнице, делают все, что могут, но я хочу… хочу знать наверняка…

Голос ее дрогнул. Нет, больше она плакать не станет. Слезы ничего не изменят – этот горький урок Лорелея усвоила еще в юности, когда судьба отняла у нее отца и мать.

– Понимаю, фрау Рудольштадт. Да, у вашего мужа есть личный врач. Я позвоню ему и попрошу приехать в больницу, хорошо?

– Спасибо. Большое вам спасибо.

– Если понадобится что-то еще…

– Да, спасибо. Я позвоню, как только что-то станет известно.

В этот миг двери кабинета распахнулись, и санитар выкатил каталку в коридор. Лорелея бросилась к мужу, но чья-то рука легла ей на плечо.

– Фрау Рудольштадт? Я проводил энцефалограмму вашего мужа. Сейчас его везут в операционную, чтобы наложить гипс на руку.

Лорелея с трудом оторвала взгляд от каталки.

– Что показала энцефалограмма? Мой муж… что с ним?

Коротко, стараясь не употреблять медицинских терминов, врач ответил на ее вопрос. Исследование показало сотрясение мозга. К счастью, ему повезло: более серьезных повреждений не обнаружено.

А если бы не повезло… Но Лорелея отогнала эту мысль.

В этот миг к ним подошел невысокий кареглазый и темноволосый человек, представившийся личным врачом Курта. Лорелея начала его расспрашивать, но он жестом остановил ее.

– Фрау Рудольштадт, позвольте мне сперва переговорить с врачами, обследовавшими вашего мужа.

Несколько минут ожидания превратились для Лорелеи в вечность. Наконец врач подошел к ней. С рукой Курта, сообщил он, все будет в порядке. А вот голова… Тут он мягко, успокаивающе коснулся ее плеча. Чем скорее Курт придет в сознание, тем лучше. Его перевели в отдельную палату, и, если фрау Рудольштадт готова немного подождать…

Но ждать Лорелее пришлось до темноты. Уже смеркалось, когда медсестра пригласила ее к мужу – в небольшую, слабо освещенную палату, где царила тишина.

Курт по-прежнему лежал неподвижно. К руке его была подсоединена капельница, под одеялом угадывались еще какие-то трубки.

Лорелея взяла его за руку, тихонько позвала. Курт не шевелился, не открывал глаз. Она ощутила, как глаза снова переполняются слезами. Наклонившись, Лорелея осторожно поцеловала мужа в лоб, затем села на стулу кровати и, не выпуская его руку, приготовилась ждать.

Она сама не знала, чего ждет. Знала одно: не выйдет из этой палаты, пока Курт не вернется к ней, пока она не взглянет ему в глаза и не скажет… не скажет…

Голова ее запрокинулась на спинку стула. Несколько секунд спустя Лорелея уже крепко спала.

Томительно текли часы. Под утро, когда первые лучи солнца позолотили шпили старинных церквей за окном, глубокое забытье Курта сменилось наплывом беспорядочных сновидений.

Он был один в бескрайнем поле. Или нет, здесь была и Лорелея – и он бежал за ней. Бежал, чтобы сжать ее в объятиях и никогда не отпускать. Потому что она его жена перед Богом и людьми, потому, черт возьми, что он смертельно устал от этого фарса, потому что желает ее больше всего на свете. Желает… и любит. Но, как бы он ни ускорял шаг, догнать ее не удавалось. Еле видная фигурка ее маячила впереди, становясь все меньше. Он позвал ее по имени, но она бросилась бежать.

Курт хотел побежать за ней, но вдруг остановился. Что он делает? К чему гоняться за женщиной, которая знать его не хочет?

Перед ним вдруг открылась залитая солнцем улица. У тротуара припаркован его автомобиль. Отлично! Не все ли равно, куда ехать – лишь бы подальше от нее! Забыть бессердечную колдунью, что сперва приворожила его, а теперь мучает холодностью и равнодушием…

Во сне Курт снова переживал страшные минуты катастрофы. Снова делал крутой поворот, видел испуганные глаза женщины с ребенком, выскочившей из-за припаркованной машины, снова изо всех сил жал на тормоз – и, видя, что не успевает остановиться, отчаянным рывком выкручивал руль вправо. Снова слышал душераздирающий скрежет металла, чувствовал, как острая боль пронзает тело, и с необыкновенной ясностью понимал, что никогда, никогда больше не увидит Лорелею. Черт бы побрал гордость, помешавшею ему сказать самое главное! Теперь она не узнает… никогда не узнает…

– Курт!

Он застонал и заметался на кровати.

– Курт! – снова послышался тихий голос. – Открой глаза, пожалуйста. Пожалуйста, вернись ко мне.

Ее мольба вернула ему силы. Курт открыл глаза и увидел над собой бесконечно милое лицо жены. Она улыбалась, но в глазах ее стояли слезы.

– Лорелея, – прошептал он.

Она бросилась ему на грудь и горько зарыдала. С трудом подняв непослушную руку, Курт обнял жену и прижал к себе.

В этот миг он был счастлив, как никогда в жизни.

Вскоре в палату вбежала медсестра, заметившая на мониторе, что он очнулся. Следом за ней появились врачи, и Лорелея исчезла. В следующий раз, несколько часов спустя, когда Курт снова увидел жену, лицо ее было спокойно и холодно. У него язык не повернулся спросить, в самом ли деле она рыдала у него на груди и молила вернуться к ней.

Сама она ничего не сказала, и он не спрашивал. По словам невропатолога, в первые минуты после выхода из комы пациенты порой испытывают галлюцинации.

Возможно, все дело в этом?

В самом деле, не глупо ли надеяться, что после всего пережитого Лорелея чувствует… что она все еще хочет…

Через три дня Курт уже норовил вырваться из больницы.

– Я уже целую вечность провел в этой палате! Говорю вам, я тут больше ни дня не останусь!

Он откинулся на подушки и гневно взглянул на небольшую толпу, собравшуюся в изножье его кровати. Ортопед, лечивший сломанную руку, невропатолог, консультировавший его по поводу сотрясения мозга, дежурная медсестра – все стояли, скрестив руки, и смотрели на него крайне неодобрительно.

Здесь же были и личный врач Курта, и его жена. Личный врач явно наслаждался ситуацией. Что до жены – Бог ее знает. Женщины умеют скрывать свои чувства.

– Герр Рудольштадт, не думаю, что стоит говорить о вечности, – сурово заметила медсестра. – Вы в больнице всего три дня.

– А сами вы когда-нибудь здесь лечились?

– Э-э… вообще-то нет, но больница у нас первоклассная, и…