–  Чё?- Алистер не верит своим ушам. - Ты сказал, Томми слишком добрый?
      Даррен кивает. Он серьезен, глядит прямо перед собой сквозь ветровое стекло. Если бы он не держал руки на руле, то плотно скрестил бы их на груди.
      – С чеготы взял, бля?
      Воспоминания вихрем проносятся у Алистера в голове: треск ломающихся человеческих костей, умоляющие голоса. Кости черепа лезут наружу из-под лопнувшего скальпа, под крикетными битами и железными прутьями плоть словно взрывается спелыми раздавленными помидорами, а над этим, поверх всего этого - Томми, дирижирует каждым вскриком и хлюпом.
      – Я ж тока чё тебе рассказал, нет, как он отпустил этого мудака Квоки. Я бы этого козла связал да в багажник, для верности. А потом уж, если б оказалось, что он наврал, выбил бы из него правду, бля. Тока таки надо. А не просто навалять и отпустить, чтоб тот бросился сразу на вокзал да вон из города, бля.
      – Так что, это он сделал? Спер деньги?
      Даррен жмет плечами:
      – Наверно. Нинаю. Я просто грю, что не доверяю этому козлу, и все тут.
      – Да, но Томми…
      – Он просто пересрал, испугался Змея Тонга Тони. Да, и вот еще чё: ябы, бля, выследил самого Тони, а не его чертова племянника. Ну чё за дела? Это же Тонисмылся с героином, ну егои надо отпиздить, разве не так? А у Томми кишка тонка с китайцами связываться, скажешь, нет? Пересрал он, братан. Бля буду.
      – А я слыхал, что он убрался в Гонконг.
      – Кто?
      – Тони Тонг. И потому…
      – Кто тебе сказал? Томми?
      – Может, и он.
      – Не, если хочешь знать, Томми его даже не искал. Задницу от кресла не оторвал. Может, лень ему было, может, побоялся. Он тока ребят послал, да и то дерьмовых. Косого Сквайрса и Ленни Риса и ихних корешей, дебилов, забрать Квоки из какой-то пивнушки в китайском квартале и притащить его в доки, в какой-то там старый склад. И вот Томми такой, решил изобразить из себя Крестного Отца и прочую херню, приставил этому козлу к носу перышко и пообещал оставить без носа, если тот ему не расскажет, куда съебался его вороватый козел дядюшка.
      – И ты там был?
      – Канеш я там был, а как же. Яже пацана к стулу и привязывал.
      – А-а.
      Рексэмская кольцевая ведет их в объезд через новый деловой район Честера. Бесцветные здания распластались по травянистой равнине, весь район, очевидно, строился с одной целью: освободить деловое коловращение от грязи и шума, расплющить в лепешку, лишить цвета и вкуса, чтобы мысленная скачка улеглась в умах, трансформировалась в функцию, в голый обмен информацией. Разве только в синих, далеких горах, окаймляющих равнину, дальних, укутанных туманом пиках, громадах, прячется неуловимое движение, противное, противостоящее этому месту и умам, сделавшим его холодной и бесчувственной принадлежностью их дара - полного умерщвления жизненных страстей. Ничего другого они подарить не способны.
      – Квоки ревет, просит, бля. Смотрит на меня, можно подумать, мы с ним знакомы, козел, можно подумать, он мне кто-то. Ну да, мы с ним вместе в школе учились, ну и чё… - Даррен пожимает плечами. - Это, бля, ничего не меняет; все равно он, бля, работает на своего дребаного дядюшку, бля. Чё он от меня ждал? Чтоб я его отпустил, птушта мы вместе уроки прогуливали? Бля.
      Даррен утихает, словно задумавшись. Алистеру любопытно.
      – Так чё дальше-то было?
      – Када?
      – С этим племянником Тони. С Кваки.
      – Квоки. Ты чё, не знаешь? Томми тебе не рассказывал, нет?
      – Не-а, не знаю. Сказал ехать с тобой, ты мне все расскажешь.
      – Так ты, значит, ваще даже не знаешь, чё мы в этой дребаной машине вдруг поперлись в этот дребаный Уэльс?
      Алистер качает головой.
      – Неа, не знаю. Он тока сказал, чтоб я с тобой ехал, сказал, ты мне все расскажешь, типа.
      – Господи, Алли.
      – Я тока знаю, что есть какой-то однорукий мужик, и все.
      Даррен бросает взгляд на Алистера, фыркает и кивает, будто подтверждает что-то. Какой-то намек. Потом опять смотрит вперед и продолжает рассказ.
      – У этого Квоки денег нет, и отработать долг он тоже ни хрена не может. Так что он вместо этого дал Томми какую-то наводку, типа. Вроде как три-четыре года назад, может, чуток меньше, этот однорукий алкаш наебал Томми с партией товара и свалил черт знает куда. Вроде грабанул одного из томминых курьеров. Двенадцатилетнего мальчишку, веришь? Короче, бля, Томми с тех пор все никак успокоиться не мог. Оказалось потом, что этот козел Квоки знаком был с этим мудаком и недавно получил от него открыточку, из той дыры в Уэльсе, куда мы с тобой щас едем.
      – Тот и есть однорукий, да?
      – Точно. Отрезали ему, гангрена у него была или чё там. Он какой-то задрипанный алкаш или нарик там. Ну и вот, Квоки сказал Томми, где вроде прячется этот инвалидный козел, Томми сказал, что они в расчете, отпиздил этого сопляка и отпустил. А я бы сделал по-другому, бля буду. Во-первых, бля, я бы не его привязал к этому долбаному стулу, бля, а евонного долбаного чайного дядюшку, главного козла. Точно те грю: Тонг он там или не Тонг, а сидел бы он у меня на том дребаном стуле. Ну а если нет, если б я его не нашел или чего, я бы этого засранца Квоки сроду не отпустил бы. Ни за что на свете. Он бы сейчас был тут, с нами, в этой долбаной машине. В багажнике, бля.
      Шестифутовая бронзовая форель, покрытая патиной, выпрыгивает из мелкого бурого прудика при дороге, за прудиком виднеется коробка из бежевого кирпича с тонированными стеклами. Алистер разглядывает застывшую гигантскую рыбу, проносясь мимо.
      – Ну и вот. - Даррен пожимает плечами. - Вот мы и едем. В этом чертовом корыте, в этот чертов Уэльс, искать этого чертова однорукого козла, вместо чтоб отвисать в Севви-парке с косяком и парой банок пива.
      Он качает головой и выдыхает сквозь сжатые зубы.
      – Еб твою мать. Но все-тки нам обещали сотнягу за день работы.
      – Если мы его найдем.
      – Точно, если найдем, бля. А не найдем, так полсотни, всетки что-то. Но мы найдем.
      – Угу. И еще Томми сказал, что добавит сотню, если мы найдем того, второго козла.
      – Кого?
      – Ну этого. Который его кинул. Как его там зовут, бля… - Алистер вытаскивает из кармана ветровки бумажку и разглядывает нацарапанные на ней каракули. - Дауни.
      – О, да, точно, Дауни. Он Джоякинул, а не Томми. Наш Том просто оказывает любезность своему братцу, типа, птушта Джой ща в Испании. Я однажды видал этого козла, этого Дауни. Полный мудак.
      – Ты хоть помнишь, какой он из себя? Узнаешь его, если опять увидишь?
      – Нинаю. Увидим какого наглого опездала, что орет всякую чушь - значит, это он и есть. Он полный мудак, я те грю. Очередной урод, кидала. Мы с ним разберемся, я те точно грю, братан, будь спок.
      Алистер запихивает бумажку обратно в карман и закуривает сигарету. Даррен протягивает руку, берет у него сигарету изо рта и затягивается.
      – Э! У меня тока две остались!
      – Скоро еще купим. Остановимся, недолго уже.
      – Да, но мать твою, Даррен. Хотя б спросил.
      – А ты хотя б предложил, жмот дурной.
      Бурча Алистер ворча Алистер закуривает другую. Выкуривает ее глядя на дальние горы что близятся растут выдыхает дым из ноздрей словно дракон словно у него внутри угли, будто в пламя подкидывают что-то для дыма, зеленую траву, листья или прутья, что-нибудь растущее, молодое, зеленое.
      Алистер снимает бейсболку, чешет бритый череп, поросший щетиной, и надевает кепку обратно. Крутит ручку, опуская стекло, щелчком посылает окурок наружу, где его немедленно уносит потоком воздуха, опять поднимает стекло.
      – А знаешь чё, Дар.
      – Чё, братан?
      – Я никого не буду мочить. Не могу просто.
      – А тя кто просил, бля? Те хоть слово сказали, что придется кого-нибудь мочить?
      – Никто вроде. Я тока…
      – Мы ему просто коленки перебьем, или что-то типа этого, вот и все. Этому козлу однорукому, мы ему одну ногу обработаем, типа. Для ровного счета, ага.
      Даррен улыбается, но улыбка остается без ответа.
      – Я никого не смогу замочить.
      – Да мы и не собираемся. Пугнем его чуток, и все.
      – Хорошо, птушта я не смог бы.
      – А тя никто и не просит, братан. А теперь кончай базар, бля. Заткнись, хватит нервы мотать, бля.
      Дарренова нога непроизвольно дергается, и мотор взвывает. Машина чуть прибавляет скорости, и больше ничего не происходит.
      – Господи, до чего эта тачка меня задолбала… Надо будет поговорить с Томми, когда вернемся. Оборзел совсем.
      Они проезжают указатель: «Rhosllaner Chrugog» со стрелкой направо. Даррен показывает на него пальцем.
      – Глянь, какая херня. Как это можно вообще прочитать, нахер? Собачий язык какой-то.
      – Это по-валлийски, ты что, не знаешь? - Алистер показывает на другой щит, где нарисован стилизованный дракон и написано «Croeso i Cymru» . - Не видишь, мы в Уэльсе.
      – Без тебя знаю, что это по-валлийски, урод. И без тебя знаю, где мы.
      – А чё тада?
      – Я просто грю, что язык дурной какой-то, вот и все. Я хочу сказать, ну как это вообще произносится? «Крое-зо и Ким-ру»? Вот дурные. Почему нельзя по-английски? Какого черта это ваще значит?
      Алистер намерен сообщить, как правильно произносится надпись на указателе и что она означает, но тут его внимание отвлекает большая муха с полосатым туловищем, которая с зудением влетает в машину через воздухозаборник со стороны Даррена. Муха приземляется на приборную доску. Даррен тоже видит муху.
      – Ух ты, глянь, какая сука здоровая. Муха-качок, гормонов нажралась.
      Муха, словно реагируя на звук дарренова голоса, поворачивается в три приема и оказывается к нему лицом. В три рывка разворачивается на приборной доске, оказавшись лицом к лицу с водителем.
      – Это овод.
      – Мне плевать, как ее зовут. Гадость ползучая. Ща мы ее раздавим, бля.
      Даррен отрывает одну руку от руля, чтобы раздавить муху большим пальцем.
      – Стой, Дар, не надо, они ку…
      – А-а-а, сволочь!
      Вмиг насекомое пикирует, кусает, и сытое, зудя, улетает прочь. Машина виляет в сторону.
      – Глянь! Эта сволочь меня до крови укусила!
      – Я ж те сказал, нет? Это овод. Они кусаются.
      – Ну спасибочки, что сказал, теперь, когда она меня уже укусила, бля. В бога душу мать.
      Машина опять виляет. Даррен выправляет ее, потом поворачивает лежащую на руле ладонь, чтобы осмотреть рану. Волдырь гневен и красен, как ожог. В середине - ранка, откуда сочится тоненькая струйка густой алой крови.
      – Муха теперь забалдеет. У тя стока кокса в крови, что ей будет полный кайф.
      – В бога душу мать, - повторяет Даррен, переводя взгляд с дороги на свою укушенную руку, потом опять на дорогу. - Ты тока глянь.
      Алистер почти улыбается. Даррен облизывает место укуса, потом кладет руку на место, на руль, и глядит на земную поверхность, которая разбухает, бугрится холмами и грядами, потом громоздится еще выше - горами, темные тени ручьями переливаются через них когда слабенькое солнце уходит за облака и древние валы и рвы которые прорезает дорога и эти сооружения которым тысячи лет все еще стоят крепко не шелохнутся редуты ударившись о которые любая человеческая волна разобьется, расточится, уляжется разбитая, распыленная. Не сломленные бесконечными веками выветривания, все живое на них иссохло, но им плевать. Как будто они могут помочь мягким тварям, слегка подергивающимся в железных коробках, пролетающих так далеко внизу, у подножия, что, может, это и естьих подножие, основание, эта шустрая возня там внизу.
      – Слушай чего скажу, Алли. - Даррен качает головой. - Не нравится мне тут, братан. Вся эта страна. Никогда не нравилась, бля. Сплошные кугуты, овцеебы. Они, черт, слишком, бля, отсталые. Они до сих пор приносят своих детей в жертву богу солнца, и все такое, бля буду.
      Алистер смеется.
      – Да чесслово, братан, ей-бо не вру. Ты глянь хоть на Ленни Риса, у него в голове шариков не хватает; он отсюдова родом, и полный дебил. Я чё его хочу сказать, здесь слишком много озер, гор и лесов, это неправильно, бля. Здесь живут всякие чертовы ведьмы и все такое, бля. Жуть, что за место. У меня тут просто крышу рвет. Мне тута конкретно не нравится, братан. Хочу обратно в город. Чем скорее мы отсюда смоемся, тем лучше. Бля буду.
      – Эй, стой. Сверни вон там.
      – Это мы к твоей почте едем, верно?
      – Угу. Ты ведь туда сначала хотел, так?
      – Угу.
      – Ну вот, туда и едем.
      – Хорошо. Рад слышать.
      – А я рад, что ты рад.
      – Ох, иди в жопу.
      Они въезжают в деревню.
      – Это тут? Верно?
      – Не. - Алистер мотает головой. - Следующая деревня.
      – Откуда ты знаешь?
      – Оттуда, что у меня в руках карта, бля.
      – Да, но ты же тупой. Мы, наверно, ваще в какой-нибудь дребаной Шотландии.
      – Я тебе говорю, что нам нужна следующая деревня, бля. На карте показано. И ваще я знаю, птушта я сюда пацаном на каникулы приезжал, к бабке, и все такое.
      – К бабке?
      – Угу. Она была из Уэльса.
      – Она из Ирландии была, братан. Я же ее видел один раз, на той свадьбе, помнишь? Када еще большая драка была?
      – То была мамка моего бати. А я щас говорю про мамку моей мамки.
      – А-а. Так ты, значит, из кугутов? Это многое объясняет, Алли. Чертовскимного объясняет.
      – Не, я правду говорю. Она в прислугах жила, типа. Потом, как состарилась, уехала обратно в Уэльс. И ее мамка, до этого, ну, знаешь, у всяких богатеньких, типа. В Токи и все такое.
      – В Токи? Там нету богатеньких, братан.
      –  Тадабыли. В тех больших домах раньше жило только по одной семье в каждом, ты не знал? Тадатам не было никаких квартир на сдачу и ничего такого, Дар. Просто большие такие особняки, бля. Рабовладельцы, судовладельцы, все такое. Л8, это был шикарный район.
      – И там твоя бабка работала?
      – Угу.
      – И она была валлийка?
      – Угу. Говорила по-валлийски и все такое. Потому я и знаю, как читаются все эти названия. Она меня научила, типа.
      – Ну чё я могу сказать - это чертовски многое объясняет, Алистер. Бля буду, братан, теперь мне много чё стало понятно.
      Алистер пожимает плечами.
      – Да мне плевать.
      – Ты просто сопляк недоделанный.
      – Не, мне просто плевать, чё то ты думаешь. Про мою бабку и все такое.
      – Ой, какие мы нежные. Теперь будешь на меня дуться за то, что я это сказал?
      Алистер опять пожимает плечами и молчит, Даррен раздраженно фыркает, и они въезжают в другую деревню, скорее - деревушку, - горстка старых каменных беленых домов и мелочная лавочка, она же почта. Обрамленная листом и корой деревушка построена среди леса, некогда большого. Тень, гавань, укрытие, тихая пристань и убежище.
      – Вон там, Алли, гляди. Эту лавку мы и возьмем.
      – Чё, прям щас?
      – Да не щас, бля, дебил. На обратном пути.
      – Да она ж маленькая. Там нихера нету.
      Даррен сворачивает на крохотную стоянку, осененную ветвями, в тенистом сумраке цвет машины не разобрать - темный, и все. Просто неприметная старая машина, водитель решил отдохнуть в пути.
      – Я ж те уже говорил, нет? Эти дома кругом сто?ят дофигища денег. Тут все дома престарелых для богатеньких, или же пансионаты всякие, где разные мудаки отдыхают. И ни одного банка на много миль в округе, так что они все пользуются этой одной-единственной дребаной почтой. Я те грю, там сейф должен просто лопаться. Мучо баблосо. И взять их - как нефиг делать, вишь? Там всех работников - одна старуха. Эти деньги так и просятсяв руки, братан. Разбогатеем.
      Даррен поворачивает ключ и глушит двигатель. Ветер, пение птиц. Слабенькая дробь дождя по крыше, тут и там. Они глядят на магазинчик через дорогу, Алистер переводит взгляд вдаль, туда, где зеленые склоны вздымаются к небу, наполняет взор видом холмов, переходящих в испещренную овцами гору, спеленатую дымкой у вершины, словно облако непостижимым образом всосало в себя землю, и получился такой вот огромный конус.
      Даррен пихает Алистера локтем под ребро.
      – Сходи на разведку, братан.
      – Чё?
      – Сходи погляди, грю. Купи чё-нить, да осмотри эту гребаную лавку, пока там будешь. Разведай позиции и все такое. Ты вроде по-любому собирался курево покупать.
      – Она срисует мою рожу.
      – Ну и чё?
      – А то, что она меня потом узнает, ты чё, не понял? Когда пойдем на дело.
      – Тада обернешь бошку чем-нить.
      – Да, как будто так и надо, ага. Пойти за куревом, обернув башку каким-нибудь дребаным шарфом. Ну ты придумал тоже.
      – Да не щас, идиот - потом. Потомзамаскируешься.
      – А, ясно. Окей.
      – Ну ты и тупой, ей-бо. Дурней коровьей лепешки, скажешь, нет?
      – Не.
      – Ну так иди уже тогда.
      Даррен пихает Алистера к двери.
      – Тебе чё-нить надо?
      – Не, ничё. Иди давай.
      Пихает.
      – Каких-нибудь конфет или чё…
      – ДА ИДИ ЖЕ ТЫ, АЛИСТЕР, МАТЬ ТВОЮ!
      Даррен открывает дверь со стороны Алистера, вышвыривает его из машины и захлопывает дверь. Наблюдает, как Алистер встает, отряхивает спортивный костюм, глядит направо и налево у края проезжей части, переходит дорогу и входит в магазинчик. Дважды звенит колокольчик - дверь открывается и закрывается, Даррен наблюдает через два слоя стекла - ветровое стекло машины и окно магазина - как старая дама, стоящая за прилавком, улыбается и что-то говорит Алистеру, он протягивает ей покупки, она берет их и пробивает в кассу. Потом Алистер делает бросок вперед, за прилавок, к ней, и дама начинает падать на пол.
      – Блин! Этот дурной псих решил брать лавку прям щас!Черт!
      Он бьет кулаком по приборной доске, впопыхах выскакивает из машины. Ударяется бедром о фару, шипит, переходит на бег трусцой, пробегает мимо капота, не глядя пересекает дорогу, бежит к магазину. Жирная, сытая муха лениво ползет по лобовому стеклу изнутри, сползает на приборную доску, где крутит крылышками, потирает лапками, будто злорадствуя, потом чистит фасетчатые глаза теми же самыми волосатыми конечностями, потом делает оборот на 360 градусов, будто ища чего-то, и медленно, удовлетворенно исчезает через вентиляционное отверстие на приборной доске. Мелкий вампир-обжора, унес кровавую добычу в норку. В поисках тьмы, где можно переварить, подальше от крупных хищников, свой хлеб насущный, добычу, куда-нибудь в темный уголок, пропитанный машинным маслом, в тайную дырку от болта. Остывающий двигатель потрескивает, тикает, бормочет, тихо гулькает, каждый едва слышный звук - словно удар молоточка, отсекает кусочек от тишины, придает ей форму.
      Две фигуры в спортивных костюмах приближаются к машине. Одна несет пакет из оберточной бумаги, другая, побольше, гневно жестикулирует двумя большими руками - будто в кастетах, так густо пальцы унизаны перстнями. Голоса усиливаются по мере того, как увеличиваются фигуры, приближаются, нависают над капотом, влезают в машину раздельно - каждая со своей стороны.
      – …в виду, я думал, ты хочешь подломать лавку прям щас, бля! Какого хренаты там делал, братан?
      – Старуха уронила сдачу, вот и все. Я ей просто помог деньги подобрать.
      – Ну ладно, урод ты безмозглый. Козел недоделанный, вот ты кто.
      Двигатель с ревом оживает.
      – Чё это? Чё я вдруг козел?
      – А то, что она теперь наши морды увидела, вот чё! А? Срисовала наши хари, бля, не понимаешь, что ли! Господа бога душу мать.
      Даррен включает передачу и выруливает задом на дорогу, так быстро, как только позволяет старенький заезженный мотор.
      – Ну хорошо, а зачем тебе понадобилось туда вламываться? Теперь уже только дурак не догадается, чего мы хотели, скажешь, нет?
      – Иди в жопу, Алистер.
      – Ты, кажется, сказал, что мы все равно маски наденем.
      – Так нам теперь ничего другого и не остается, что, не так? Кретин ты дребаный, Алистер. Ей-богу. Все из-за тебя через жопу. Козел.
      Алистер, не говоря ни слова, вынимает из бумажного пакета коробочку с помадкой и кладет себе на колени. Разглядывает ее - на крышке нарисован беленый коттедж на склоне холма, у озера, похожий на тот, в каком жила его бабка, а владелица лавочки, ее очки, ее акцент напомнили ему самое бабушку. Он открывает коробку, предлагает Даррену, тот шипит и мотает головой, так что Алистер забирает свое предложение обратно и ест помадку большими кусками, едва жуя, так что она превращается у него во рту в толстую сладкую пленку. Глазея из окна.