Глава 7

В понедельник Орелия закончила эскизы внутреннего помещения египетского храма. Все эти дни Лайэм держал себя холодно и отчужденно, и она была признательна ему за это.

— Спасибо, — просто сказал он, когда она передавала ему рисунки.

Она достала из папки еще несколько листов:

— Я закончила и декоративные узоры.

Он посмотрел на рисунки цепочек скарабеев и лотосов, выполненные маслом.

— Вы ведь это сделали в нерабочее время? — удивленно спросил Лайэм.

— Я решила, что это пригодится. — Она не напомнила ему, что обещала сделать эти рисунки по его же просьбе. И ему понравилась идея. Но после их ссоры он, конечно, забыл об этом.

— Очень мило… Хотя такое украшение не обязательно.

— А я думала, что оно улучшит общее впечатление.

— Пожалуй…— Лайэм повернулся и зашел в свой кабинет.

Орелия принялась за следующий проект, все еще размышляя, как это случилось. Как она могла позволить этому мужчине такие вольности? Наверное, он от кого-то узнал, что она распущенная женщина… Она не могла сосредоточиться на своей работе. Это расстроило ее. Но еще сильнее она огорчилась из-за того, как закончился тот день, так чудесно проведенный вместе с ним на ярмарке. Лайэм О'Рурк был привлекателен, она почувствовала в нем обаяние, живой ум. У него был такой своеобразный взгляд на жизнь. И вот он счел ее поведение нескромным, да еще вдобавок обрушился на нее ни с того ни с сего, заявив, что она настроена против него, потому что он и его отец вышли из низов.

Настроена — против чего? Он думает, что из-за этого она не допускает мысли стать его возлюбленной. А может, он придерживается мнения, что два независимых человека, не связанных узами брака, могут вступить в свободную связь?

Нет, этого она не хотела ни с ним, ни с любым другим. Женщине нужен брак. Свободная любовь для нее исчерпана с Розарио, и ей не нужны больше незаконные связи, недозволенные наслаждения, страстные поцелуи украдкой. Она должна убедить себя в этом и действовать согласно этой логике. Но сегодня утром она проснулась от сладостного сна: она и Лайэм лежали полуобнаженные под цветущим деревом, он ласкал ее. Орелия вспыхнула румянцем при воспоминании.

Нет, она должна вытравить из своей души все нежные чувства к этому человеку и отдаться работе, только работе.

Орелия расстелила на доске чертежный лист и аккуратно разложила карандаши. Она продолжала разработку большого уютного дома в Дубовом парке, заказанного богатым клиентом Джереми Грэем. Сделав эскиз дома в старинном стиле, произвела тщательно расчеты.

Она проработала весь день, прервавшись лишь на полчаса для легкого ленча. Лайэм больше не подходил к ней, а другие чертежники не обращали на нее внимания, очевидно, уже привыкнув к ее присутствию в офисе. Укладывая чертежи, она уронила карандаш. Один из чертежников, щуплый паренек в очках (кажется, его звали Джордж), поднял его. Он смотрел на нее, доброжелательно улыбаясь.

— Спасибо, — поблагодарила Орелия. Настроение ее поднялось — первый раз один из коллег в мастерской улыбнулся ей приветливо.

В это время дверь офиса открылась, и к столу Орелии подошел Фрэнк Ллойд Райт.

— Вы работаете с энтузиазмом! — сказал он, глядя на стопку эскизов. — А я хотел бы показать свои проекты, если вам это интересно.

— Конечно же интересно! — откликнулась Орелия.

— Тогда завтра, после обеда, — сказал он, понизив голос. Орелия кивнула в знак согласия, и Райт прошел в кабинет Лайэма.

О чем он хочет говорить с ней? Может быть, это просто предлог для встречи — он так любезен и смотрит на нее с восхищением. И Лайэм снова обвинит ее, что она флиртует с женатым человеком… Так или иначе, она согласилась встретиться с ним.

Снова прилежно чертя свои эскизы, она смутно думала об обоих мужчинах, появившихся в ее жизни, когда вдруг заметила, что Райт, выйдя из кабинета Лайэма, снова остановился у ее стола.

— Хотели бы вы взять дополнительную работу? — спросил он. — Это связано с моими проектами, о которых я упоминал.

Она подняла брови. Райт продолжал, не ожидая ее ответа.

— Я и мой партнер очень заняты, у нас не хватает времени закончить разработки, придется нанять еще работника или двоих. Не согласились бы вы выполнить эту работу — в свое свободное время, конечно.

— Я польщена! — ответила она.

— Но согласны ли вы?

— Я не совсем уверена. — Ей было бы интересно работать у Фрэнка Ллойда Райта, но она опасалась нарушить этим свою лояльность по отношению к О'Руркам. — Я очень занята.

— Пожалуйста, обдумайте это. И сообщите мне. Правда, мы платим только после того, как клиент оплатит работу. Но я уверен, что наше финансовое положение улучшится.

Она поблагодарила Райта, и тот быстро покинул контору, заметив, что Лайэм поглядывает на них сквозь стекла двери своего кабинета.

После того как Райт закрыл за собой дверь, Лайэм вышел из кабинета и, скрестив руки, уселся на подоконнике окна против Орелии.

— Мистер Райт имеет в своем прошлом некрасивую историю. Работая у Сэлливэна, он брал заказы на строительство домов для бутлеггеров [8]. Вы согласны работать на такого беспринципного человека?

Она покраснела.

— Вы подслушивали? Но вы недослышали. Я не согласилась работать для мистера Райта. Я отказалась.

Может быть, не совсем отказалась. Но она не хотела признавать это перед Лайэмом.

— Да вы почти согласились.

— Знаете что, в любом случае О'Рурк и О'Рурк не потерпят ущерба. Я буду отдавать работе столько сил, сколько должна. А в остальном могу поступать, как желаю.

— Так и Райт заявил Сэлливэну — он сказал, что проектирует для бутлеггеров в свое свободное время, и заказывают они ему не офисы, а жилые дома, а это совсем иное дело.

— Ну что ж, думаю, что Райт был прав, — вскинув подбородок, заявила Орелия.

Лайэм выглядел сердитым и расстроенным. Уж не ревнует ли он? Это было бы просто смешно и нелепо.

— Так вы обязуетесь работать только для нашей компании? — настойчиво спросил Лайэм.

— Если вы будете мне платить за переработку, — решительно ответила она, не желая уступать давлению, хотя уже решила отказать Райту.

— Хм-м…— проворчал он. — Наша фирма не выдержит таких завышенных требований, и вам придется жить на свой скромный доход. Черта лысого вы дождетесь выплат и от Райта. Его обещания так же реальны, как сладкий сон.

Сон…

Орелия провела резкую линию по бумаге острым кончиком карандаша. Она желала, чтобы и во сне она с силой отталкивала Лайэма, а не ощущала блаженство в его объятиях.

— Ты не должна опаздывать на вечер, — выговаривала Файона Орелии на обеде у Мэриэль. — Ты слишком много внимания уделяешь своей работе. — Она сердито смотрела на сестру большими голубыми глазами.

Орелия выслушала наставление с досадой и возразила:

— Я и идти-то не хотела. Ты меня просто увезла — прямо «похищение малолетней».

Файона ничего не ответила, обмахнувшись веером цвета лаванды, гармонирующим с ее вышитым бисером нарядным платьем. Действительно, Орелия, вернувшись домой с работы, была «похищена» Файоной на обед и вечер у Мэриэль. Она бы не поехала, если бы Файона не напомнила ей с упреком, что у Мэриэль сегодня день рождения. Орелия поняла, что ее отсутствие обидит среднюю сестру.

— Разве ты не получила на этой неделе пригласительную открытку? — строго допрашивала Файона. — Что ж ты, не прочитала ее?

— Да как-то не заметила.

Файона сердито фыркнула:

— Странные вы женщины — ты и Федра. Светская жизнь — важнее всего, а вы не уделяете ей внимания. И приглашениями родственников пренебрегаете.

Федра уехала из дому еще до прихода Орелии с работы, и племянница готова была держать пари, что тетка приглашение получила, но не хотела ехать в дом Мэриэль, где чувствовала себя неуютно.

— Это твое лучшее платье? Оно же старомодно! — фыркнула Файона, недовольно глядя на темно-золотистое шелковое платье Орелии, — в нем же она была на заседании Общества любителей Средиземноморских культур.

— Да, лучшее. И оно мне идет.

В Италии, живя у Солини, Орелия переняла у его дочерей манеру не следовать рабски моде, а создавать свой собственный стиль.

— Надеюсь, Де Витту оно понравится.

— Де Витту? — удивилась Орелия. — Он приглашен на обед? Разве он друг — твой или Мэриэль?

— Да, нас обеих.

На обеде Орелию усадили рядом с Де Виттом.

Она догадалась, что сестры хотят, чтобы она ближе познакомилась с Де Виттом. Наверное, не только потому что он превосходный жених, но и потому, что ее сближение с Лайэмом внушало им беспокойство.

Орелия едва притронулась и к супу из спаржи и к жареным перепелкам. Ее мучили мысли об отношениях с Лайэмом. Де Витт, занимая ее легкой светской беседой, поглядывал время от времени на ее тарелки и, наконец, спросил:

— Вы себя неважно чувствуете? — Он вытер носовым платком рот, стряхивая крошки с усов.

— Нет, я совершенно здорова, просто устала сегодня.

— Вы, наверное, слишком загружены своей работой?

— Сегодня я сдала несколько эскизов и начала другую работу, которую надо сдать к концу недели.

— Вы должны беречь себя. Женщины, они словно цветы — нежны и хрупки.

Изумленная словами Де Витта, Орелия посмотрела через стол на его мать — не у нее ли он набрался идей о нежности и хрупкости женщин? Миссис Карлтон, пожилая красавица южного типа в белых перчатках до локтей, лакомилась десертом, жеманно улыбаясь своему соседу. Де Витт высказал замечания о погоде, потом вернулся к архитектуре.

— Что же за эскизы вы сделали?

— Два эскиза интерьера небольшого египетского храма.

— Египетского храма? — Он положил ложку и удивленно спросил: — Разве О'Рурки занимаются строительством на Востоке?

— Нет, нет, это павильон на ярмарке. — Она с грустью вспомнила день, проведенный там с Лайэмом. — Здание расположено на улице Каира, скоро его закончат и поместят там саркофаги с мумиями.

Орелия вспомнила слова Де Витта, что ему не по душе ярмарка и Городок Увеселений и ожидала критических замечаний, но реакция Де Витта оказалась неожиданной.

— Это очень интересно. Я всегда восхищался египтянами. Они почитали ушедших.

— Ушедших? А, вы имеете в виду умерших.

— Да, египетские надгробия так же великолепно спланированы и тщательно исполнены, как наши мавзолеи в Новом Орлеане. Моя мать — из Луизианы.

— Я слышала, что там прекрасные кладбища.

Сосед Орелии слева, толстый мужчина с бакенбардами, покосился на нее и Де Витта, давая понять, что они подняли неподходящую за столом тему, но Де Витт не заметил этого.

— Египтяне уделяли своим умершим много времени и заботы, — продолжал он. — У них есть чему поучиться. Знаете, в моей семье по линии прабабушки были мастера похоронных дел.

«Наверное, отсюда его необычный интерес к египетским гробницам», — подумала Орелия. Но, Боже, какая унылая беседа! Она прикрыла рукой зевок.

Де Витт оторвался от десерта и укоризненно сказал:

— Вот видите, вы переутомились, я был прав.

— Ах, извините меня.

— Вы должны меньше сил и времени уделять работе. — Он смягчил свое замечание: — Я сам готов целые сутки проводить в своих торговых складах, но сознательно ограничиваю себя.

«Ну, вот, — подумала Орелия, — теперь он пустится в разговоры о торговле».

Он расхваливал Маршала Филда, короля торговли, потом перешел к своим собственным идеям:

— Я считаю, что леди не должны покупать свои туалеты в Париже или в Лондоне. Надо поощрять свою торговлю в Чикаго. Это даст нам прибыль, а дамам — экономию.

— Да, да, конечно.

Орелия смотрела на пляшущее пламя свечи, опасаясь, что глаза ее закроются. Она с нетерпением ждала конца обеда, чтобы сразу уехать домой.

— Орелия? Где вы купили свое платье?

Она поняла, что Де Витт ждет от нее ответа на какой-то вопрос.

— Извините меня. О чем вы спросили?

— Я спросил, где вы купили свое платье,-повторил Де Витт немного раздраженно.

— Мне сшила его портниха в Италии.

— По французской модели?

— Нет. Я сама придумала фасон.

— Это очень необычно.

— Я считаю, что последние модели мне не всегда идут, — объяснила она. А когда ей думать о моде? Большую часть дня она проводила теперь в рабочей блузе с поясом. — Я предпочитаю индивидуальный стиль.

— Значит, вы не поощряете торговли дамскими туалетами?

Глядя на его поджатые губы, она поняла, что Карл-тон недоволен ею.

— Да,-подтвердила она, — я плохая покупательница для магазинов одежды.

«Если он не одобряет ее, то с какой стати он ухаживает за ней? — подумала она. — Вряд ли она ему подходит.»

После обеда гости уговорили Мэриэль дать концерт, и Орелия решила остаться и послушать сестру. Она слушала ее игру с упоением. Истинный талант. «Если бы я была так талантлива в архитектуре, то была бы счастлива», — подумала Орелия.

Когда Мэриэль кончила играть, Уэсли встал и начал аплодировать. Потом он подошел к жене и взволнованно сказал, разлив по бокалам шампанское:

— Я поднимаю тост за самую нежную… прекрасную… и талантливую женщину. Я счастлив с вами, Мэриэль, и благословляю каждый день нашего брака…

На глазах Мэриэль заблестели слезы. Орелия была тронута искренним волнением, охватившим мужа и жену, хотя и удивлена тем, что Уэсли признал при людях талант Мэриэль. Может быть, он вовсе не такой грубый и бесчувственный, каким ей показался при последней встрече. И еще Орелия поняла, как, должно быть, женщине приятно, когда ее лелеют и берегут.

Несколько минут спустя она, наконец, собралась уходить, но у дверей ее перехватил Де Витт.

— Я и матушка надеемся иметь честь проводить вас, — настойчиво сказал он. Орелия неохотно согласилась.

Хотя он приглашал ее и от имени матери, сама миссис Карлтон отнеслась к Орелии довольно неприветливо. Сидя рядом с ней в карете, она смерила ее пристальным взглядом и спросила, расправляя свое платье:

— Мне почему-то кажется, что кто-то из ваших предков происходил из стран Южной Европы, я не ошибаюсь?

— Одна из моих бабушек была гречанка, — ответила Орелия.

Это был семейный «скелет в шкафу», и Файона всегда следила, чтобы дверцы шкафа были тщательно закрыты.

— Гре-ечанка? — слабым голосом переспросила миссис Карлтон. Информация явно не доставила ей удовольствия. «Возможно, она уговорит сына, что я — неподходящая невеста для семьи Карлтонов. Вот хорошо бы», — подумала Орелия.

Но мадам Де Витт продолжала собирать информацию:

— Давно ли ваша семья поселилась в Америке?

— Два поколения назад. Они жили в Огайо и Массачусетсе, потом переехали в Чикаго.

— Хм-м, северяне, — уныло констатировала миссис Карлтон. — А принимали они участие в… э-э… недавних недоразумениях?

— Вы имеете в виду Гражданскую войну? — догадалась Орелия. — Да, мой дядя служил в армии.

— В армии южан, конечно…

— Нет, у генерала Шермана.

Миссис Карлтон была ошеломлена. Несколько минут прошли в молчании. Орелии казалось, что в воображении ее собеседницы живо проносятся картины горящей Джорджии, ее родины, по которой как смерч прошла армия Шермана.

Пытаясь успокоить разгневанную южанку, в разговор вступил Де Витт:

— Мама, но ведь и мой отец был северянин!

— Мой покойный муж был достойнейшим человеком, — живо возразила миссис Де Витт. — Он был благороден, богат и имел превосходные связи в обществе.

Орелия сразу поняла, что надменную южанку привлекло богатство северянина.

— А связи в обществе — важнее всего на свете, — с непоколебимой уверенностью продолжала миссис Карлтон. — Мы должны их лелеять и пестовать, как прекрасный сад, который требует заботливого ухода. Тогда будем вознаграждены его дарами — он принесет нам цветы, плоды и овощи. Покойная жена Де Витта поняла это.

Файона говорила Орелии, что жена Де Витта умерла от лихорадки. Но сейчас у Орелии мелькнула мысль, что бедная женщина ушла из жизни, чтобы избавиться, наконец, от опеки своей свекрови. Да, совместную жизнь с этой женщиной нелегко вынести! Орелия снова подумала: почему все-таки Де Витт ухаживает за ней? Состояния у нее нет, и он об этом знает. Связи в обществе? Да, может быть, он поглядывает на миллионера Эптона Прайса. Карлтоны с ним в отдаленном родстве, а если укрепить его женитьбой на сестре Файоны, Эптон не откажет в значительном займе. Де Витт уже проговорился Орелии, что хочет расширить свое дело и нуждается в деньгах.

Они доехали до дома, и Де Витт проводил Орелию до дверей. Стоя на пороге, он удержал ее руку и спросил:

— Файона собирает гостей завтра вечером. Надеюсь, я вас там увижу?

— Завтра? Я собиралась поехать после работы на полевую разведку.

— Как? — Де Витт явно не понял ее. — Но вы испортите ваши хорошенькие ручки.

— Конечно, я не буду копать землю. Полевая разведка— это ознакомление архитектора с местом будущей постройки. Я проектирую коттедж в Дубовом парке.

— Дубовый парк? Ехать так далеко, чтобы делать эскизы? Вы слишком усердны в своей работе.

— Я очень люблю ее, — ответила она, и подумала про себя: — «Даже если я пока просто чертежник, которому, вдобавок, приходится работать на Лайэма О'Рурка».

— Будет ли согревать такая любовь ваше сердце, когда вы станете старше?

— Зачем же вы за мной ухаживаете, если мои вкусы и пристрастия вам не по душе? — выпалила она. Он ответил спокойно и раздумчиво:

— Я считаю, что душа у вас чувствительная и нежная. — И продолжил, прежде чем она успела возразить:— Вы не пожалеете о том, что я вас выбрал. Я избавлю вас от тяжелой нудной работы, вы будете счастливы со мной. — Он взял ее за руку. — Я буду ухаживать за вами, я достигну нежной сладостной сердцевины, которая скрывается под вашей твердой оболочкой. Вы измените свое отношение ко мне. — Он отпустил ее руку и вежливо пожелал: — Доброй ночи.

Стоя на крыльце, Орелия долго смотрела вслед отъезжающей в темноту карете. Боже мой, почти то же самое она слышала от Розарио! Она так глубоко задумалась, что вздрогнула от прикосновения руки Федры.

— Вот и мы приехали, сразу вслед за тобой, дорогая! — Рядом с ней стоял Тео. — Мы немножко посидели в карете, чтобы не нарушить вам тет-а-тет…

— Лучше бы вы его нарушили! — выпалила Орелия.

Федра засмеялась и ласково погладила племянницу по щеке.

— Тео, зайдите-ка к нам, выпьем по рюмке бренди! — Эту неподобающую леди привычку Федра приобрела в Европе.

— Нет, спасибо, мне пора.

— Тогда доброй ночи. И, как всегда, спасибо, что вы меня проводили, мой добрый и заботливый спутник.

— Доброй ночи, Федра, Орелия.

В уюте теплого, освещенного дома Орелия вспоминала неожиданное напутствие Де Витта. Он так самоуверен, думает, что ее удастся подчинить. Напрасно он так считает — в следующий раз она выскажет ему все.

— Мне надо поскорее лечь, — сказала Орелия, входя вслед за Федрой в гостиную. — Налей только капельку бренди, я разбавлю водой.

— Выпей все-таки, лучше будешь спать…

«Если бы, — подумала Орелия. — А если снова всю ночь будут сниться кошмарные воспоминания об Италии? Или объятия Лайэма…» И то, и другое в равной мере пугало ее.

Глава 8

Во вторник Лайэм вышел из кареты у дома с башенками на бульваре Саус Дрексель, чтобы посмотреть заказанные Росситеру мумии и саркофаги и договориться об их доставке в павильон. Никто не откликнулся на его звонок; входная дверь не была заперта, и Лайэм вошел. В доме никого не было видно. Чувствуя некоторую неловкость, он прошел через просторную гостиную с большим диваном, обитым плюшем каштанового цвета и рядом стульев, обитых кожей, через библиотеку вошел в длинный, выложенный камнем не освещенный коридор. Полоски света пробивались под дверями комнат, выходящих в коридор; открыв какую-то дверь, Лайэм попал в полутемную комнату с окнами, завешанными тяжелыми гардинами. Он вернулся в коридор и, пройдя его до конца, остолбенел. В открытую дверь маленькой комнаты, примыкающей к кухне, он увидел широкую спину склонившегося над столом Джека Квигли. На столе была распростерта забинтованная с ног до головы человеческая фигура; руки Квигли обхватывали ее горло.

Сцена так напоминала убийство, что Лайэм с шумом выдохнул воздух; Квигли тотчас обернулся.

— О'Рурк! — завопил великан, отпуская горло мумии.

— Да, хорошенькое зрелище! — заметил Лайэм, приходя в себя.

— Что, напугались? — загрохотал Квигли, снова хватая мумию за горло. — Правда, ничуть не похожа на муляж? А знаете почему? Внутри — человеческий скелет, из коллекции учебных пособий Росситера, в его кабинете стоял.

— Да, впечатляет, — заметил Лайэм. — «Неудивительно, что я перепугался», — успокаивал себя он. В глубине души Лайэм почему-то всегда побаивался Квигли. Что-то отталкивающее было в этом человеке. — Значит, вы помогаете Росситеру?

— Да, пока я в городе. Уж мумий я навидался, как никто другой, знаю в них толк.

Лайэм подошел к столу, чтобы ближе поглядеть на работу Квигли. Тот стоял рядом с гордым видом.

— Выглядит великолепно, — сказал он. — Словно подлинная.

— Выглядела бы еще лучше, если бы внутри мумии был не скелет, а труп. Росситер хотел использовать свои связи и заказать мертвое тело в морге.

— И вы с Росситером сумели бы мумифицировать его? — Лайэм поднял брови. — Сомнительно, я полагаю.

— Трудно, но осуществимо. Дело только в том, что у нас нет необходимых для некоторых процедур семидесяти дней. Потом и льняные бинты у нас не того качества, что применяли древние египтяне. В общем, многие детали не выдержаны.

— Да это только вы сами и сможете заметить. Или еще какой-нибудь специалист.

Квигли ткнул мумию в грудь.

— Тоже недочет, — это ведь женская мумия, должны быть округлости. Древние египтяне разрезали женские груди и помещали туда подушечки из хлопка, чтобы мумии выглядели соблазнительнее. — Квигли хохотнул. — Да, эти бальзамировщики были утонченными развратниками — пока они забинтовывали мумию, могли испытать всевозможные наслаждения.