— Да, это верно. — Орелия вернулась к другой теме, возбуждавшей ее любопытство: — Ну а как ты относишься к Сину О'Рурку, тетя Федра? Это серьезно?
Федра только вздохнула и испытала облегчение, увидев, что из темноты появилась карета.
— Мы поговорим об этом потом, Орелия, и о твоих отношениях с молодым О'Рурком тоже. Я не заводила разговора с тобой об этом, потому что чувствовала, что не все у тебя идет гладко, но мне хотелось бы знать…
Орелия была удивлена проницательностью Федры. Она ничего не говорила ей о своих отношениях с Лайэмом, о столкновении на приеме в отеле «Пальмер Хауз» и его резкой требовательности в офисе.
— Ты и Лайэм сегодня весь вечер глядели друг на друга, — заметила Федра.
— Вовсе нет! Тебе показалось.
— Я не слепая.
Теперь уже Орелия почувствовала облегчение, увидев, что карета подъехала к ступеням входа.
— Поговорим об этом в другой раз, — сказала она тетке.
— Мы вас заждались. — Федра мягко упрекнула Тео.
— Извините, были кое-какие неполадки с упряжью, — тихо ответил Тео.
Федра оперлась на его руку и села в карсту. Потом он подал руку Орелии, рука была мягкая и влажная, он не поднимал глаз на молодую женщину. «Действительно, — подумала она, — он очень уж робкий и нервный».
По пути на Прери-авеню Федра разговаривала с Тео о раскопках города в Вейи и культуре этрусков. Орелия присоединилась к беседе, отгоняя неприятные мысли о завтрашней встрече с Лайэмом. Сегодняшняя встреча была случайной, завтрашняя — неизбежной. Три дня, пока он работал в Дубовом парке, Орелия чувствовала себя на работе прекрасно. Но завтра он пошлет в Дубовый парк своего помощника, а сам весь день будет в офисе.
* * *
В полночь на Саус Мичиган-авеню было спокойно и тихо. Бесшумно катились хорошо смазанные колеса, цокали лошадиные копыта. Тянулись ряды молчаливых домов с темными окнами.
Но он как будто видел сквозь тьму. Все его чувства были напряжены, обострены, беспокойны. Сон бежал от него, он вышел в ночь, чтобы бродить, красться.
Остановившись под шелестящими листьями клена, он смотрел на верхний ряд окон трехэтажного особняка; за одним из них, в комнате для слуг, спала, прижавшись щекой к подушке, эта лакомая девочка, сиротка-итальяночка. Она рассказала ему, что у нее нет родных. Искать ее никто не будет. Он представил себе ее тихий сон — легко-легко шевелятся ноздри и губы. Такой глубокий сон похож на смерть.
Смерть… В его воображении возникли цветы, срезанные для гирлянд и ваз. Он любил срезанные цветы, любил неподвижные лица, холодеющие тела…
Как хороша она будет, когда последний проблеск жизни погаснет в ее взгляде. Этот момент всегда наполнял его восторгом. Иногда в последний миг глаза широко раскрывались, и в них мелькало изумление. Конечно, в конце церемонии он нежно и бережно опускал ей веки.
Полная церемония была сложной и длительной. Сейчас он с удовольствием вспомнил, что она еще не закончена, но близка к окончанию, и красавица ждет в подвале его дома. Такая прекрасная, зрелая и благоухающая, источающая сладкий и странный аромат.
Он жадно облизал губы. Его томительной дрожью пронзило желание вернуться к ней и кончить церемонию, но он направился на Прери-авеню и остановился около одного из домов, хотя и знал, что только напрасно терзает свою душу. Здесь пребывала самая недоступная для него, хотя только она и могла стать жемчужиной его тайной, необыкновенной коллекции.
Самая прекрасная — волосы как сине-черный ляпис, кожа как золото. Она — священный лотос в полном расцвете… Никогда он так не терзался — потому что никогда не встречал такой совершенной красоты.
Близкая — и недоступная… И он стал думать о сиротке, которая скоро навек закроет свои темные глаза, навек уснет, и прошептал строки любимых стихов: «Любовь моя покинула меня//Душа моя мертва…»
Глава 5
— Извините, — сказала Орелия Сину О'Рурку, придя на работу с получасовым опозданием. — Я не сумела рассчитать время. Вышла из дому рано, но в связи с Выставкой трамваи переполнены. А тут еще по дороге случилась авария — какая-то телега опрокинулась. Возникла пробка, и часть дороги я шла пешком.
— Да, уж эта ярмарка…— Син небрежно махнул рукой, не дав Орелии закончить объяснения. — Я же знаю, что вы всегда приходите вовремя и не торопитесь уйти домой по вечерам…
Она почувствовала облегчение.
— Я отработаю это время…
— Конечно. — Он ласково улыбнулся. — Незачем расстраиваться из-за таких пустяков. Фсдра говорила мне, что вы — хорошая добросовестная девушка.
Облегчение окрасилось привкусом горечи. Орелии было неприятно, что Син упомянул имя Федры, ей показалось, он дал ей понять, что относится к ней особенным образом из-за ее тетки. Но она улыбнулась и направилась к выходу, столкнувшись в дверях кабинета с входившим к отцу Лайэмом.
— Доброе утро, мисс Кинсэйд, — сказал он ледяным тоном.
— Доброе утро, мистер О'Рурк, — ответила она так же холодно.
— Как жаль, что необходимость явиться на работу оторвала вас от ваших личных дел!
— Ну, ну, — вмешался Син, — мисс Кинсэйд дала вполне удовлетворительные объяснения. Она опоздала случайно. — Орелия, поджав губы, выбежала из кабинета.
видны леса новостроек и почти законченные дома — Чикаго был молодым строящимся городом, где жизнь непрерывно создавала что-то новое. «Архитектор всегда найдет здесь работу», — подумала Орелия.
Она имела небольшие средства, на которые могла бы просуществовать и без заработка, но Орелия любила свою профессию. Даже в детстве она играла не в куклы, а в кубики.
И, конечно, неприятно было бы уйти из офиса, где она проработала всего две недели, — не говоря о том, что это могло бы осложнить отношения между Федрой и старшим О'Рурком. Она вздохнула и отвернулась от окна, и как раз в эту минуту услышала разговор за соседними чертежными столами:
— Смотрите-ка, эта хитрушка обвела старика вокруг мизинчика. Опаздывает, и хоть бы что.
— Да, — отозвался сосед, — с хорошенькой мордашкой всего добьется!
— Женщины должны сидеть дома. На работе им не место! — подытожил первый.
Орелия обернулась к соседям, готовая испепелить их взглядом, но в эту минуту к ней подошел Лайэм.
— Все работают, а вы витаете в облаках, — сказал он язвительным тоном. — Ну и что, приятное занятие?
— А для вас приятное занятие — упражняться в жестокости и садизме! — выпалила она.
— Садизме?! — повторил он удивленно.
Она уже не могла остановиться:
— Да, именно! Чем вы занимались, когда вас не было в офисе? Хлестали бичом мулов и работников, как надсмотрщик на плантациях? А здесь ваш садизм принимает другие формы — вы хлещете людей насмешками.
— Кажется, мы с вами не сошлись характерами? — спросил он, подняв брови.
— Да! И я больше не хочу терпеть ваших насмешек!
Он наклонился к ней и, показав жестом на соседние чертежные столы, сказал:
— Мисс Кинсэйд, может, мы продолжим разговор в моем кабинете?
Орелия встала и прошла впереди него к дверям кабинета, задевая длинными юбками за чертежные столы.
Лайэм закрыл за ними дверь, и она выпрямилась перед ним, глядя на его высокую крепкую фигуру сердито и немного испуганно.
— Ну что ж, продолжайте оскорблять меня, если вам угодно, — спокойно сказал он.
— Никаких продолжений! — запальчиво воскликнула Орелия. — Увольняйте меня немедленно, и покончим с этим.
— Но у меня нет оснований уволить вас.
— Я грубо говорила с вами, разве служащим это позволено?
— В данном случае — да. С учетом вашего характера. Просто у вас повышенная эмоциональность.
Орелия не верила своим ушам — он говорил совершенно спокойно.
— Но ведь вы же и моей работой недовольны! Вы считаете, что я недостаточно быстро делаю эскизы. Разве это не основание, чтобы меня уволить?
Он пожал плечами;
— В тот раз я был неправ, извините.
— Я опоздала на работу сегодня.
— Отец сказал, что ваше объяснение удовлетворило его.
— Его, но не вас. Я не хочу оставаться здесь только из-за благосклонности вашего отца, которому нравится моя тетя.
— Но есть и другие основания, — возразил он. — Вы — профессионал.
Она взглянула на него изумленно.
— Как? Вы убеждаете меня, что я должна остаться у вас на работе?
— Да. А вы хотите убедить меня, что я должен вас уволить?
— Нет. Конечно же нет.
Он посмотрел на нее задумчиво.
— Как бы это сказать… Мы столкнулись друг с другом, и я признаю, что при этом столкновении слишком резко проявились некоторые черты моего характера. Давайте же разберемся во всем, поговорим откровенно.
Гнев постепенно таял, она посмотрела удивленно:
— А вы сложный человек…
— Наверное, как и все люди. Мне бы хотелось, чтобы вы в моем сложном характере разглядели, кроме жестокости и садизма, правдивость и откровенность, — сказал он с улыбкой.
Черты лица Лайэма смягчились, и он показался ей еще красивее. Она попыталась улыбнуться в ответ, но смогла только выговорить с запинкой:
— Это, конечно, преувеличение… я сказала сгоряча…
— Такое и со мной нередко случается.
— И вы имеете, мужество это признать…
— Ну, что касается мужества, то вы в этом отношении никому не уступите.
— Да мы, кажется, обмениваемся комплиментами, — улыбнулась Орелия.
— Ну что ж, это лучше, чем обмениваться бранными словами.
Она снова улыбнулась, хотя все-таки продолжала чувствовать неловкость.
— Значит, мы заключаем мир? И я могу работать без придирчивого контроля с вашей стороны?
— Грех вам жаловаться, меня почти всю неделю не было в офисе!
— А я не могу работать, когда за мной кто-то наблюдает…
— Как садист? — предположил он.
— Нет, чересчур придирчиво.
— А мне трудно работать рядом с прекрасной женщиной.
Прекрасной? Кровь прихлынула к ее лицу:
— Не бросать же мне из-за этого свою работу!
— Но вы меня отвлекаете от работы!
— Посадите меня за занавес или наденьте шоры, как надевают лошадям.
— Пожалуй, второй способ можно испробовать. Но теперь атмосфера разрядилась, не правда ли?
— Искренне надеюсь, что так. — Действительно, Орелия чувствовала, что на душе у нее стало легче.
Она бросила взгляд через дверное стекло и увидела, что за ними наблюдает Син О'Рурк.
— Ну, теперь я могу вернуться к работе?
— Полагаю, что да.
Снова между ними возникло какое-то напряжение, но не такое, как прежде. Орелия чувствовала, что ее неприязнь к Лайэму исчезла. Направившись к выходу, она бросила взгляд на его чертежный стол. Там был разложен эскиз — план здания в строгом классическом стиле.
— Вам нравится этот проект? — спросил Лайэм.
— Да.
Он нежно погладил чертеж кончиками пальцев.
— До сих пор О'Рурки не проектировали ни одного павильона Городка Развлечений, это первый заказ. Сегодня я поеду еще раз осмотреть место, выделенное для строительства. Я хотел взять с собой чертежника. Хотите поехать со мной? Но, может быть, неприлично для леди посещать такое место? В увеселительном парке публика грубая!
Орелия нахмурилась.
— Неприлично? Ненавижу это слово. Я не допущу, чтобы мои профессиональные интересы были скованы старомодными предрассудками.
Он скрестил на груди руки и улыбнулся:
— Стало быть, вы не отказываетесь сопровождать меня?
— Это приглашение? — притворно удивилась девушка. — Ведь я отвлекаю вас от работы!
— Постараюсь сосредоточиться,-улыбнулся он. — Но если вы согласны, то нам надо отправляться.
Орелия вышла из кабинета, собрала чертежную папку на своем столе, надела шляпу и жакет, взяла сумочку. Син, выйдя из своего кабинета, поглядел на нее вопросительно.
— Мисс Кинсэйд будет сопровождать меня в Городок Увеселений, — сообщил Лайэм отцу. — Можно сегодня обойтись в мастерской без нее?
— Конечно, — кивнул Сии.
— Вот и отлично. Я придаю большое значение этому проекту. Мне кажется, он важен для престижа фирмы, — объяснил отцу Лайэм.
Служащие проводили Лайэма и Орелию недоуменными взглядами. Орелия и сама удивлялась, как она вдруг согласилась работать с Лайэмом на ярмарке. Совсем недавно этот человек вызывал у нее такую неприязнь!
* * *
Федра прибирала свою студию к приходу гостя, выбрасывая ненужные черновые эскизы и использованные шпатели. Она оборудовала ателье на третьем этаже дома; когда Орелия решила стать архитектором— они обе работали в этом просторном помещении. Федра развесила на стенах свои картины и поставила вдоль стен несколько корзин с пестрым наследием бывшей артистки. Двадцать лет она кочевала, словно цыганка, с разными театральными труппами, пока не поселилась в доме, завещанном ей братом. Оборудовав студию и устроив по своему вкусу спальню, Федра оставила всю обстановку дома в неприкосновенности.
Внизу зазвонил звонок — Син явился раньше, чем она ждала. Она скинула рабочий халат, пригладила волосы и поспешила вниз.
Звонок дребезжал настойчиво.
— Вот нетерпеливый! — вскричала она, открывая дверь.
— Я так соскучился! — шептал Син, обнимая ее прямо на пороге.
Она поспешно ввела его в дом — зачем давать пищу. для пересудов? Может быть, соседи не замечают этих еженедельных визитов — Син приходил по пятницам, когда она отпускала на выходной своих слуг — Фреда и его жену Мэри. Они жили по соседству, в доме, который тоже принадлежал Федре.
Син крепко обнял ее, нашептывая ласковые слова и пытаясь увлечь в спальню.
— Я отнесу тебя на руках! — воскликнул он.
Она вырвалась и отстранилась, улыбаясь:
— Зачем спешить? И к тому же я тяжелая, ты надорвешься, пылкий романтик!
— Ты думаешь, я слишком стар для пылкой любви? — обиженно воскликнул он. — Возраст не влияет на чувства!
— Да уж, я знаю, какой ты страстный! — ласково сказала она, действительно обеспокоенная его намерением. — Сначала мы выпьем вина!
— Не надо мне вина! — Он снова крепко сжал ее талию. — Ты пьянишь лучше вина, женщина!
Но она уперлась обеими руками в его грудь.
— Ну, один бокал!
Син пробормотал неразборчивое ирландское проклятие, но отпустил ее. Федра повела его в гостиную и налила красного вина из графина, стоящего на столе.
— Я хотел бы чаще видеться с тобой! — жалобно сказал он, принимая бокал.
— Но ты же знаешь, я должна заботиться о своей репутации! — возразила Федра, испытывая смутное чувство вины.
— Ты можешь стать респектабельной дамой, как только пожелаешь. — Уже не первый раз он намекал на замужество, но Федра колебалась. — Я допью это в спальне — сказал он, отпив глоток вина.
— Подожди, — возразила она, наслаждаясь в душе его нетерпением, — Расскажи сначала, как дела у тебя в офисе!
— Не желаю говорить об офисе! — Син начал расстегивать круглые оранжевые пуговки на ее светло-желтом льняном платье.
— Моя племянница справляется с работой?
Он перестал возиться с пуговицами.
— Более чем справляется, она отличный работник. Даже Лайэм признал это.
— Даже Лайэм? — переспросила Федра, делая вид, что она не в курсе дела. — Разве были какие-то недоразумения?
— Мой сын был недоволен, что я принял Орелию на работу, не посоветовавшись с ним. Но теперь все в порядке.
— Они поладили?
— Очевидно, так.
— Сегодня? — Она не могла унять свое любопытство.
— Хватит вопросов, женщина! — загремел Син, притягивая ее к себе. — Я тебя люблю, я тебя хочу, и жизнь слишком коротка.
Она поцеловала его и потрепала за ус, но снова отстранилась и отступила за кресло.
— Ты еще много, много лет проживешь. Давай кончим этот разговор: если они поладили только сегодня, значит, между ними были столкновения? Я беспокоюсь за племянницу.
Он поднял брови.
— Не понимаю, что тебя так беспокоит. Ну да, какие-то столкновения были, покричали друг на друга. Но ведь женщина в офисе — явление необычное, все наши служащие взбудоражены. В других офисах женщины появляются только как уборщицы.
— Я чувствовала, что у нее возникли проблемы. Бедняжка…— вздохнула Федра.
Он оттолкнул кресло и попытался схватить ее, но она ускользнула.
— Да не беспокойся за нее! — с досадой воскликнул Син. — Она умеет постоять за себя, прекрасно держится и отлично выполняет свою работу.
— А что произошло сегодня? Орелия и Лайэм заключили перемирие?
— Да, что-то в этом роде… Они ушли вместе на ярмарку, планировать выставочный павильон.
— Вот как? Хм-м… Тогда возникает другая проблема.-Син привлек ее к себе. — Как бы это сказать? Может быть, между ними возникло романтическое чувство? Иногда этому предшествует взаимная неприязнь, — серьезно рассуждала Федра. Она догадывалась, что в Италии у племянницы был любовный роман, и, очевидно, неудачный. Федра любила ее и беспокоилась о ней. Если она увлечется Лайэмом, проблемы возникнут неизбежно.
— Романтическое чувство? — Син явно встревожился. — Между Лайэмом и Орелией? Помоги мне Боже! Мне и с собственным романом хватает трудностей.
— Ну, не такие уж трудности! — насмешливо возразила она, подходя и прижимаясь к нему. — Вопросов больше нет, пойдем же, дорогой.
— Наконец-то! — Он нетерпеливо обнял ее и повел по лестнице. — Как я хочу гладить твою нежную кожу! Я стосковался по тебе, женщина.
Син подтолкнул ее вперед и обхватил ладонями ее ягодицы. Медленно ступая по лестнице, она изогнулась назад и застонала, уже охваченная порывом страсти. Сейчас он снимет с нее платье и увидит красивое французское белье, которое она надела… Ему понравится… Федра ждала этих свиданий с такой же пылкостью, как Син. Они влюбились с первой. встречи, но несколько месяцев между ними не было физической близости. Он был страстным любовником и добрым, хорошим другом. Она много раз давала понять, что у нее были любовники в прошлом, но видела — для него это не имеет значения, и он готов был жениться на ней, как только она даст согласие.
Брак… Федра лежала, истомленная пылкими ласками Сина. Они встречаются так редко. Он все настойчивей рвется к ней… Она согласилась бы выйти за него замуж, если бы… Если бы не ошибка ранней молодости… Это злополучное замужество в Калифорнии. Испанец, католик — муж не даст ей развода.
Глава 6
После откровенного объяснения в офисе Лайэм не испытывал больше недоброжелательства к Орелии. Ему было даже приятно, что он идет рядом с такой привлекательной спутницей.
Они поехали к ближайшим воротам Городка Увеселений в Джексон-парке по Иллинойсской железной дороге; Лайэм купил билеты по сорок центов.
— Расскажите мне по дороге, какой эскиз вы хотите получить от меня? — спросила Орелия.
— Нет, лучше вы сначала посмотрите здание.
— Хм-м, меня ждет сюрприз? — улыбнулась она.
На этом разговор закончился, потому что в вагоне было шумно и он был переполнен туристами, которые съехались на ярмарку со всех концов Америки. Пассажиры толкались и притискивали Орелию к Лайэму, он старался не обращать на это внимания. Наконец они доехали; у ворот ярмарки Лайэм показал служебный пропуск, и им не пришлось брать билетов.
По дороге к павильону Лайэм расспрашивал Орелию о ее жизни в Италии.
— Как это вы поехали на практику в страну, где — э-э…— женщины в загоне и неохотно, допускаются к профессиональной деятельности?
— Мне кажется, не только в Италии женщины в загоне, — колко ответила она. — У маэстро Солини три дочери, и младшую он обучает архитектуре и живописи.
— Значит, учитель ваш был немолод, — почему-то отметил Лайэм.
— Да, моя тетя знакома с ним много лет, — ответила Орелия, посмотрев на него немного удивленно.
— У вашей тети полезные знакомства, — сказал Лайэм и, поняв неуместность своего замечания, продолжил:— Мой отец такой же коммуникабельный. Благодаря своей энергии и связям он активно участвовал в строительстве Чикаго. А ведь у него нет профессионального образования.
— Не такой уж редкий случай, — возразила Орелия.
— Зато меня направил в архитектурное училище.
— И это совпало с вашими стремлениями…
— В общем — да, — медленно ответил он, думая о том, что археология привлекала его не меньше архитектуры.
Она почувствовала в ответе неуверенность и посмотрела на него удивленно.
— Я единственный оставшийся в живых из детей моего отца. У меня были брат и сестра, которые умерли. — Он как будто объяснял Орелии, почему последовал по пути, выбранному отцом.
— Это очень грустно.
— А мать я потерял в восемнадцать лет, и мы с отцом остались вдвоем.
— А я в шестнадцать лет потеряла и мать, и отца. Тетя Федра заботилась с тех пор обо мне.
Он подумал, как легко ему с Орелией после того, как они заключили мир. Чувствовал, что его спутница— умная и чуткая женщина, не похожая на жеманных куколок, которые висли на нем и с обожанием ловили каждое его слово.
У главного входа какие-то грубые парни нагло уставились на Орелию, но грозный взгляд и широкие плечи Лайэма удержали их от вольных словечек.
На ярмарке бренчала музыка и стоял запах экзотических блюд. Торговцы назойливо предлагали всякие безделушки.
В основном люди здесь развлекаются, — заметил Лайэм, — а мы, архитекторы, строили несколько павильонов в познавательных целях. — Он обратил внимание Орелии на швейцарское шале [6], мимо которого они проходили. Над входом висели большие часы с кукушкой. Они прошли мимо павильона, стилизованного под английский замок, мимо цирка Гагенбека со стальной ареной.
— Правда, что у этого немца львы ездят верхом на лошадях? — спросила Орелия.
Потом они прошли мимо гигантского колеса обозрения— высотой 265 футов.
— Его проектировал строитель знаменитой башни Эйфеля в Париже, — пояснил Лайэм. Несмотря на то что в кабине колеса помещалось шестьдесят человек, под ним змеей извивалась длиннейшая очередь.
— Каждая поездка — всего двадцать минут, а люди стоят часами, — заметил Лайэм. — Но не жалеют об этом — вид с высоты изумительный.
Они прошли по улице Дер Грабен — это была превосходная модель Вены 1750 года. Рядом раздавались звуки тамтама с африканской выставки — была воспроизведена одна из деревень Дагомеи. Наконец они дошли до египетской территории, привлекавшей множество посетителей. Орелия залюбовалась пестрыми экзотическими восточными базарами. — Ну словно мы действительно в Каире! — воскликнула она. — И верблюды настоящие, и обезьяны…
— Да, неплохо сделано, вплоть до мельчайших деталей, — отозвался Лайэм. — Вот только климат, конечно, в Египте похуже.
— А разве вы там бывали?
— Однажды.
— О, наверное это было изумительно! — воскликнула она.
— Да, конечно. А вы бы рискнули посетить эту страну?
— Непременно, если бы представился случай.
Лайэм посмотрел на нее удивленно — смелое желание для женщины! Но он чувствовал, что девушка говорила искренне.
— Боже мой…— Орелия остановилась, вцепившись в руку Лайэма, — один из верблюдов опустился на колени и громко заревел.
Она бессознательно прижалась к спутнику.
— О, не волнуйтесь. Они всегда так кричат. Это вовсе не значит, что верблюд болен или рассержен…
— Да вы, оказывается, специалист по верблюдам? — лукаво покосилась она.
— В экспедиции у нас было несколько вьючных верблюдов, — невозмутимо отозвался Лайэм.
— И вы пересекли Сахару?
— Нет, это было путешествие в прошлое. Английский археолог Петри согласился взять меня помощником. Мы искали древности в песках Долины фараонов.
— О, так вы можете считать себя археологом, — если приобрели такой опыт!
— К сожалению, это опыт пока единственной экспедиции. Археология — вторая любовь моей жизни. Могла бы стать и первой, если бы судьба сложилась иначе.
— Вот почему вы — член Общества по изучению древних культур Средиземноморья…
— Да, — согласился он, останавливаясь. — Вот проект О'Рурка и О'Рурка, вдохновленный нашим Обществом.
— О! — воскликнула девушка восхищенно, глаза ее заблестели. Она отступила назад, потом отошла в сторону, чтобы найти лучшую точку обзора. — Египетский храм!
— Типа карнакского.
— О, я догадывалась, что эскиз на вашей чертежной доске изображает древнее здание.
— Нравится вам?
— Это просто замечательно!
Лайэм знал, что ее восхищение искреннее. Он успел понять, что искренность — в натуре Орелии.
— Красноватый цвет песка пустыни уместен, не правда ли? — заметил он, стараясь не глядеть на ее разрумянившееся лицо. Он показал на маленькие башенки фасада. — Замечаете, пилоны [7] я уменьшил. И нет внутреннего дворика, или святилища.
— Все равно, — восторгалась Орелия, — передан дух эпохи. А детали в данном случае не важны, — ведь это для массовой публики. — Она подошла к боковой стене и прочитала надпись золочеными буквами: «Взгляните на священные древние мумии! Фараоны и жены фараонов, погребенные четыре тысячи лет назад вместе со своими сокровищами!»
— Рекламных надписей на подлинных храмах, конечно, не было! — засмеялся Лайэм. — Даже выведенных иероглифами.
— И что же, будут демонстрироваться настоящие мумии? — спросила Орелия.
— Конечно же нет! Росситер готовит муляжи. Саркофаги будут сделаны из папье-маше. Внутри здание еще не закончено. Ниши для саркофагов я буду планировать с вашей помощью.
— Я польщена этой честью!
Он был явно доволен ее реакцией. Они подошли к двери миниатюрного храма, Лайэм отпер ее, и они вошли внутрь. Кто-то из посетителей выставки, проходивший мимо, крикнул им вслед:
— Здесь в самом деле будут показывать настоящие мумии?
— Приходите через несколько дней! — ответил Лайэм.
— Некоторые из этих зевак придут поглазеть в надежде, что мумии оживут! — сказал он со смехом Орелии.
— Да, наша публика не очень-то сведуща по части древности, — согласилась она. — Но, конечно, все это воссоздается весьма приблизительно?
— Как сказать, — возразил он. — Саркофаги будут очень похожи на подлинные, особенно если учесть, что в Египте Нового Царства они и делались из папье-маше…
— Но внутри-то они будут пустые?
— Вовсе нет. Я же сказал вам — Росситер делает искусственные мумии. Он очень придирчив к деталям, и покровы будут льняные, как у подлинных.
— Вот как?.. — Она оглядела слабо освещенное двумя газовыми фонарями помещение. — Да, в такой обстановке будет страшновато, не так ли?
— Вот поэтому я и задумал ниши, где саркофаги будет окутывать таинственный полумрак. Значит, две ниши в одной стене и три — в другой, в них — саркофаги, приблизительно шесть футов на два.
Она уже достала чертежную доску и карандаш.
— Сделайте только наброски. Закончите в офисе.
«Узел Психеи» развязался, когда она склонилась над рисунком, и черные волосы хлынули потоком на нежную шею. Восхищенный чудесным зрелищем, Лайэм отвернулся и сделал вид, что тоже набрасывает эскиз. Закончив, он подошел к Орелии и склонился над ее рисунком, вдыхая волнующий аромат ее волос.
— О, вы добавили интересные детали, — заметил он, — этот орнамент из лотосов и священных жуков-скарабеев по краям ниши…
— Как вы думаете, это подойдет?
— Вылепить их из гипса?
— Да нет, просто разрисовать края… Ведь у древних египтян была стенная роспись.
— Конечно, — согласился он. — Да вы, оказывается, сведущи не только по части барокко и Ренессанса…
— Я не была в Египте, но изучала египетское искусство. Если хотите, я нарисую цепочку скарабеев и лотосов в карандаше, а художник перенесет их на стены…
— Замечательно! Но это выходит за пределы ваших обязанностей, — заметил он.
— О, не имеет значения…
«Неужели перемирие превратится в прочный мир?» — подумал он, глядя на ее сосредоточенное лицо. И их взаимная неприязнь уже казалась делом далекого прошлого.
Когда Орелия закончила эскизы, они еще раз обошли храм, и он высказал ей некоторые свои заветные мысли:
— Меня притягивает древняя архитектура. Она неотделима от природы страны. Здания выстроены из глиняных кирпичей — глина взята со дна Нила или из песчаника с окрестных гор.
— Да, архитектура Древнего Египта — неотъемлемая часть его природы, — согласилась Орелия.
— И цвета их настенных изображений те же, что цвета египетской природы: нефритово-зеленый и бурый цвет Нила, бирюзовый и темно-синий цвет дневного и ночного неба, красноватый цвет пустыни…— «Она это чувствует», — подумал Лайэм.
— А как вы думаете, у древних греков и римлян была такая близость к природе?
— Интересный вопрос. — Он тронул пальцем свой подбородок. — У греков, может быть. Но их мраморные храмы отражали красоту природы в той же мере, как философия гармонии.
— Да, у них сочетались интеллект и эмоциональность, и это воплотилось в искусстве, — согласилась Орелия.
— У римлян — уже иное, — продолжал Лайэм, думая, что Орелия кажется ему таким же удивительным сочетанием интеллекта и духа. — Стремясь поразить мир, они увлеклись украшательством.
— Значит, вам не нравится и декоративный стиль «beax arts» основной экспозиции выставки?
— Нет, — решительно заявил он. — Не нравится.
— Но ведь эти белые здания, которые, словно лебеди, плывут к линии горизонта, производят волшебное впечатление!
— Пожалуй, — подумав, согласился он, — вы правы. Это впечатляет. Но этот стиль хорош для выставки, где строения эфемерны и потом исчезнут как дым. А для настоящих городских зданий я этот стиль не одобряю. И надеюсь, что он не одержит победу в архитектуре будущего.
Орелия улыбнулась, закрывая свою папку для эскизов.
— Понимаю, вы — приверженец функционального стиля Сэлливэна.
— А вы?
— Мне нравится декоративный стиль, но я тоже не думаю, что ему принадлежит будущее.
Его не удовлетворил такой несколько уклончивый ответ, и он настаивал:
— Мне кажется, что архитектор должен считаться с потребностями современного мира!