Это был единственный кусочек, и не так уж сильно он подгорел, Фейт так и хотела сказать, но Стивенс опередил ее:

– Не волнуйтесь, мисс. Мак у нас – мастер по соскабливанию горелой корки с тостов. Он частенько забывает вовремя убрать хлеб с огня. – Стивенс подмигнул Фейт, и она почувствовала себя лучше.

– Boт ваш завтрак. Ешьте, пока горячий.

Это был настоящий пир: золотистая яичница, толстые куски бекона и гренки, аккуратно поскобленные и щедро намазанные жирным местным маслом.

– Теперь, мисс Меррит, я думаю, пора вам рассказать свою историю, – сказал Ник, когда они закончили завтракать.

– Мою историю? – повторила она с не слишком убедительным невинным удивлением.

– Вы прекрасно знаете, что я имею в виду! – прорычат он. – Историю о том, как юная благовоспитанная английская леди оказалась одна во французских дюнах. – Его резкая прямота была намеренной. Сейчас не время для ложной гордости. Так дальше продолжаться не может. Последствия прошедшей ночи – не сумей он вовремя предотвратить их – были бы просто ужасны.

Она опустила глаза и пробормотала:

– Полагаю, через несколько недель об этой истории все равно будет судачить весь Лондон... – Она обняла колени и чуть-чуть пододвинула голые ступни к огню. Тонкие, изящные ножки были сплошь в волдырях.

Она надолго замолчала, и он не выдержал:

– Ну же, давайте рассказывайте! Как вы вляпались во все это?

Она подняла голову и окинула его холодным взглядом. Он попытался смягчить тон, сделать разговор меньше похожим на допрос:

– Я хотел спросить, кто виноват в вашем нынешнем затруднительном положении.

Она пожала плечами:

– Мне некого винить, кроме себя самой.

Ник сдвинул брови. По своему опыту он знал, что в большинстве людских проблем виноват кто-то другой.

– Как это?

Она заколебалась, затем сказала:

– Я влюбилась. – Она замолчала. Ник открыл рот, чтобы спросить, что же дальше, но она продолжила: – Я влюбилась в Англии, но он был... то есть я думала, что он венгерский скрипач. Он попросил меня выйти за него замуж, убежать с ним! И... и я... сделала это.

– Понятно. – Ох уж эти дурацкие романтические бредни!

Стивенс чертыхнулся себе под нос.

– И вы даже не подумали о позоре, мисс?

Она печально взглянула на него.

– Это никогда не приходило мне в голову, Стивенс.

– Но почему, мисс? Наверняка вы знали, что скажут люди!

– Нет, – просто ответила она. – Дело в том, что побег с возлюбленным – нечто вроде традиции в нашей семье. Мои мама с папой убежали в Италию, чтобы пожениться. – Она крепче обняла колени, и ее голос стал тоскливым. – Всю жизнь я слышала об этом. Они очень сильно любили друг друга до самой смерти...

Огонь потрескивал, и вдалеке были слышны крики чаек, дерущихся за какой-то съедобный кусочек.

– Вы думали, что он венгерский скрипач, – напомнил Ник. – А это оказалось не так?

– Нет! То есть да, он скрипач, и крайне талантливый, но никакой не венгр. Он болгарин!

Ник нахмурился.

– А это важно – что он болгарин?

– Нет, конечно же. Важно то, что у него пятеро детей! Пятеро!

– Пятеро детей? – Он кивнул. – Многовато, я согласен. А вы, полагаю, не любите детей?

– Разумеется, я люблю детей. Я очень люблю детей! Дело не в детях!

– А в чем же? – Ник был озадачен.

– Он женат. У него есть жена и дети, которые живут в Болгарии. Он обманул меня.

– Значит, когда он отказался жениться на вас...

– О, он женился на мне. Я бы никогда не стала жить с ним вне брака. Я не настолько безразлична к приличиям, чтобы...

Ник наклонился вперед.

– Но вы только что сказали...

– Дело в том, что я... – Ее голос был смесью безысходного отчаяния и гнева. – Он подделал бракосочетание.

– Как, черт побери, этот ублю... – Ник осекся и попробовал еще раз: – Э, как можно подделать бракосочетание?

– Он подкупил священника, чтобы тот предоставил церковь, а один его приятель переоделся попом и провел обряд.

Ник осторожно разжал кулаки. Ему хотелось придушить ублюдка.

– Как вы обнаружили обман?

Она вздохнула.

– Прошел ровно месяц со дня нашей свадьбы, и мне захотелось как-то это отпраздновать. Феликс был занят, поэтому я решила пойти в церковь и отнести туда цветы. Я взяла бутылку вина для священника. Но когда я спросила его... то... ну, в общем, все открылось. Он сказал, что понятия не имел, для чего Феликсу понадобилась церковь... – Она покачала головой.

Ник сжимал и разжимал кулаки. Теперь ему хотелось придушить двоих: болгарского мошенника и бесчестного попа.

– И что вы тогда сделали?

– Я пошла домой и напрямик спросила об этом Феликса. Я... я думала, что все это окажется каким-то недоразумением, но... он ничего не отрицал. – Она наклонилась, чтобы он не видел ее лица. Просеивая песок сквозь пальцы, тихо сказала: – Я обнаружила, что он никогда не любил меня, я никогда по-настоящему не была ему нужна.

Ник ждал, когда она объяснит.

– Видите ли, это было пари.

– Пари?

– Да. Он поспорил с одним из своих приятелей, что сможет убежать со мной. – Она добавила натянуто: – В сущности, подошла бы любая девушка благородного происхождения. Но я оказалась самой глупой девушкой в Лондоне. Я подумала, что нашла свою настоящую любовь, как мама.

Последовало долгое неловкое молчание. Погубить такую милую девушку ради пари!

Наивное, застенчивое создание, воспитанное на глупых романтических сказках. Где уж ей было тягаться с хитрым и ловким льстецом. Ее должны были оградить от подобного негодяя.

– А что, ваши родители не видели, не пытались остановить вас?

– Мои родители умерли, когда мне было семь лет.

Ник пробормотал короткую сочувственную фразу, но не собирался отвлекаться.

– И никто не попытался остановить этого самозванца, сделавшего вас своей жертвой?

Она покачала головой:

– Дело в том, что Феликс присвоил себе имя реально существующей венгерской семьи. Семья Римавски хорошо известна, очень богата и аристократична, поэтому он считался хорошей партией. Дядя Ос...

Она осеклась, не закончив предложения, но Ник мог сложить два и два. Нестрогий опекун – ее дядя, к тому же наверняка престарелый. Только очень защищенную девушку, воспитанную пожилым человеком, можно было так легко обвести вокруг пальца.

И это объясняло, почему опекун предпочел закрыть на все глаза. Все, что угодно, ради возможности заполучить состояние.

Фейт продолжала:

– Он вовсе не был Феликсом Владимиром Римавски. Его настоящее имя – Юрии Попов.

– Я б ему накостылял как следует! – сердито пробормотал Стивенс.

Мак с шумом подбросил палку в костер. Она вспыхнула, повалил дым.

Ник, закашлявшись, бросил на Мака раздраженный взгляд, но потом снова повернулся к Фейт, которая сидела, жалко ссутулившись.

– Это все равно не объясняет, почему вы оказались совершенно одна, без денег и без защиты. Вы хотите сказать, что этот... – он снова осторожно разжал кулаки, – этот скрипач выбросил вас на улицу без единого пенни в кармане?

– О нет. – Ее голос ничего не выражал. – Он хотел, чтобы я оставалась его любовницей.

Ник выругался.

– Фели... – Она оборвала себя. – Юрий не понимал, почему жена и дети должны быть помехой его удовольствиям. В конце концов, они же в Болгарии.

– У этого парня что, совсем ни стыда ни совести? – воскликнул Стивенс.

– Нет. Он ни в малейшей степени не был обескуражен тем, что я разоблачила его обман. Он знал, что моя репутация погибла. Что я никогда не смогу вернуться к прежней жизни. Он считал, что у меня нет другого выхода, кроме как оставаться с ним, пока я ему не надоем. Потому что, видите ли, очень много людей знали, что мы сбежали. – Она добавила ломким голосом: – Сейчас я не могу поверить, что была способна на такую глупость, но когда мы сбежали, я написала всем и рассказала об этом. Я думала, что это самое романтическое переживание в моей жизни. – Она сухо рассмеялась. – Я даже думала, что мама с папой одобрили бы, если б знали.

Мак топал как слон и гремел посудой.

– Ради Бога, Мак, прекрати так шуметь! – раздраженно бросил Ник.

– Надо помыть тарелки.

– Тогда отнеси их к морю и там помой!

– Ага, так я и сделаю!

Снова загремела, загрохотала металлическая посуда, а потом Мак зашагал прочь, явно выражая свое неудовольствие.

Ник не обратил на него никакого внимания. Он хотел услышать историю до конца.

– Итак, что же вы сделали?

– Я не могла оставаться там ни минуты. Как только он ушел на концерт, – а он в самом деле очень талантлив, – я собрала кое-что из вещей и убежала. Дилижансом я не поехала – все места в нем были уже заняты и...

– Вы хотите сказать, что покинули Париж ночью и отправились в обратный путь совершенно одна, вверив себя судьбе?

Фейт пристально посмотрела на него.

– У меня не было выбора.

– Разве у вас не было горничной?

– Нет.

– Что? Но...

– Послушайте! – вспылила она. – Я была расстроена и хотела оставить Париж как можно скорее. Я не подумала как следует, у меня не было большого опыта в планировании путешествия. Я сделала то, что считала лучшим в тот момент, я знаю, что это было глупо и опасно. Вы довольны?

– Ни в малейшей степени. – Ник гневно воззрился на нее.

– Так что же случилось, мисс? – спросил Стивенс успокаивающим тоном.

– Я нашла... точнее, кое-кто в пансионе устроил это для меня – частную карету, берущую пассажиров. Она была очень старой и довольно грязной, но мне было все равно. – Она помолчала мгновение, затем добавила: – Да, я знаю! Мне не следовало так поступать!

– Почему? Что случилось? – напомнил Стивенс.

– После того как они высадили всех остальных пассажиров, я услышала их разговор – они не догадывались, что я говорю по-французски. Они…они планировали ограбить меня... и не только. Мне удалось сбежать от них, но багаж пришлось бросить. Поэтому вы так и нашли меня, – сказала она в заключение.

Но Ник чувствовал, что она рассказала не все. Она не покидала Париж в этих отвратительных больших ботинках Она не покидала Париж полуголодной. Она опустила несколько важных подробностей. Не зря же он столько лет был офицером действующей армии. С помощью умелых расспросов можно узнать неожиданные детали.

– Как вы убежали? – Прямыми вопросами тоже можно добиться желаемого.

– Я выпрыгнула из кареты.

– Выпрыгнули на ходу? – Ник постарался взять себя в руки и продолжил уже мягче: – Можете не говорить – было темно, верно?

– Луна светила ярко, хотя, к счастью, зашла за облака на все то время, пока я пряталась в винограднике. Как только они перестали искать меня и уехали, луна снова вышла, и я смогла выбраться на дорогу.

Ник прикрыл глаза. Боже милостивый, она выпрыгнула на ходу из кареты на неизвестной дороге в темноте. У него непроизвольно вырвалось:

– Маленькая дурочка! Вы же могли серьезно покалечиться!

Она раздраженно парировала.

– Могла покалечиться, но не покалечилась. Однако если б я осталась, то мне бы уж точно не поздоровилось.

Он на мгновение вспомнил, как она стояла рядом с ним и размахивала горящей палкой, пытаясь выглядеть грозной. Он опустил голову в руки и застонал.

Фейт не заметила. Она вспоминала те жуткие минуты, когда выскочила на ходу из кареты и спряталась между рядами виноградника, молясь, чтобы луна оставалась за облаками. Прошло довольно много времени, прежде чем возница и конвоир сдались и перестали ее искать. А потом она оказалась совершенно одна, в темноте, где-то в северной Франции, без денег, одетая лишь в тонкое шелковое платье, кашемировую шаль, изящные лайковые туфельки и маленькую элегантную шляпку. Она поежилась.

– А где это было, мисс? – прервал ее мысли Стивенс.

– Где-то за Монтреем.

– За Монтреем! – Мистер Блэклок резко вскинул голову. – Как, черт подери, вы попали из Монтрея сюда?

Она стиснула зубы. Нечего кричать на нее! Но ответила вежливо, в противовес его грубости:

– Я шла пешком.

Стивенс потрясенно присвистнул. Мистер Блэклок свирепо пробормотал:

– Так вот почему ваши ноги в таком ужасном состоянии!

Смущенная Фейт спрятала свои ужасные ноги под юбку, чтобы они больше не оскорбляли его зрения. Как, скажите на милость, он мог показаться ей добрым? Он грубый и надменный, и ее так и подмывает встать и уйти. Она сказала с достоинством:

– Я обменяла свои лайковые туфли и кашемировую шаль у жены фермера на эти ботинки и накидку. – И немного хлеба и сыра, но этого она ему не скажет, а то он еще набросится на нее за преступную потребность в пище. – Это был хороший обмен. Мои туфли не выдержали бы большого расстояния, я чувствовала каждый камешек сквозь тонкую подошву. Фермерша предлагала мне свои деревянные башмаки, но я никогда не ходила в таких, поэтому выпросила воскресные ботинки ее сына. И моя кашемировая шаль была очень красивой, но недостаточно теплой, чтобы согреть ночью.

– И никто не предложил вам кров? Помощь? – спросил мистер Блэклок.

– Нет. – Она понурила голову. – Люди... когда видят молодую женщину в грязном шелковом платье и крестьянских ботинках... они... неправильно понимают. Они принимали меня за... за...

– Мы знаем, за кого они вас принимали.

Она почувствовала, как покраснела.

– Да, поэтому я поняла, что лучше не просить. Правда, я обратилась к каким-то английским леди в Кале, но они тоже, похоже, подумали... – Она сглотнула и посмотрела на свои ботинки. Ей придется как-то привыкать к презрению респектабельных дам.

– Забудьте про этих толстокожих англичанок. – Голос Николаса Блэклока был почти скучающим. – Решение ваших трудностей очевидно.

– О, в самом деле? – Его спокойное заявление разозлило Фейт. Будущее ей тоже кажется ясным, вот только оно отнюдь не внушает оптимизма. – Что же тут очевидного? Не поделитесь своими соображениями?

– Все просто. Вы должны выйти за меня замуж.

– Выйти за вас? – Фейт задохнулась и вскочила на ноги. – Выйти за вас? – Она с большим достоинством удалилась.

Беда лишь в том, некоторое время спустя размышляла Фейт, что хотя ее гордый уход и был весьма показательным и достойным, но стал бы куда более эффектным, если бы было куда удалиться. К примеру, в замок или в башню, откуда она смогла бы надменно взирать на него.

Сидение на камне не создавало желаемой дистанции. Как и ощущения неприступности и превосходства, которые мог бы даровать ей замок. Камень на морском берету – не то место, которое поможет извлечь смиренное извинение.

Фейт не знала, злиться ей или плакать.

«Вы должны выйти за меня замуж». Да уж, действительно! Он что, считает ее полной дурой? Совершенно легковерной и наивной? Ждет, что она снова угодит в такую очевидную ловушку?

Фейт вспомнила, как он лечил ее разбитые ноги вчера вечером – нежными руками и с резкой отповедью за глупость, – и ей захотелось плакать. От злости, разумеется. Она не доставит ему удовольствия своими слезами: Заносчивый грубиян. И совершенно невозможный, конечно же.

Он спит под открытым небом, но явно человек не бедный. Его одежда и сапоги отменного качества, он путешествует со слугой. Он умен и хорошо образован, а эта его аура властности – не говоря уж о высокомерии! – свидетельствует о том, что он аристократ и джентльмен.

И какой же аристократ и джентльмен предложит выйти за него первой встречной неизвестного происхождения, которая, по ее же собственному признанию, является падшей женщиной? Это немыслимо, невозможно. Смехотворно. И Фейт не потерпит, чтобы над ней смеялись.

Она понимала, что он сказал это не всерьез, но было больно и обидно. Хотя почему небрежные слова человека, которого она и дня не знает, были так обидны, она не могла понять и не хотела.

Одинокая слезинка скатилась по щеке. Фейт сердито смахнула ее. Глупец! Возможно, ему кажется, что это хорошая шутка! Она больше ни за что не станет с ним разговаривать!

Беда в том, что ее ботинки и накидка остались в лагере. Хочешь не хочешь, а придется вернуться. Она стиснула зубы и решительно зашагала по песку, намереваясь забрать свои вещи и молча, с достоинством уйти.

В лагере никого не было, хотя все оставалось на своих местах. Костер все еще горел; по сути дела, дымил, стояла жуткая вонь. Фейт пригляделась сквозь дым и негодующе ахнула:

– Мои ботинки! – Она остолбенела. Ее ботинки, вернее, то, что от них осталось, стояли прямо посреди горящего костра, превратившись в почерневшую массу бесформенной дымящейся кожи.

Она огляделась в поисках виновника, но лагерь был по-прежнему безлюден. Как он посмел сжечь ее ботинки?! Теперь она вынуждена остаться здесь, потому что идти босиком по камням и колючим кустам невозможно. Кроме того, босая она будет еще больше походить на нищенку. Когда она доберется до Николаса Блэклока, она... она!.. Фейт гневно стиснула кулаки. Она заставит его купить ей новые ботинки!

Она заметила Стивенса, который удил рыбу возле утеса, и решительным шагом направилась к нему.

– Он ушел в город с Маком, мисс, – сказал Стивенс сразу же, как только заметил ее. – По делам.

– Он сжег мои ботинки! – негодующе воскликнула она.

Стивенс кивнул:

– Да, мисс, я видел.

– Но это были очень хорошие, крепкие ботинки.

– Да, мисс, я так и сказал ему.

– Он не имел права сжигать их. Это были мои ботинки!

– Да, мисс. Думаю, поэтому он и сжег их.

Фейт стиснула кулаки. Нет ничего хуже подобной ситуации: ты зол, и тебе надо на кого-нибудь накричать, а единственный человек, который попал под руку, ни в чем не повинен и все время раздражающе спокойно соглашается с тобой.

– Вы умеете ловить рыбу, мисс?

– Нет, я не... – нервно начала Фейт.

– Тогда держите. Это легко. – Он сунул удочку ей в руки. Фейт собралась было объяснить без обиняков, что она не имеет ни малейшего желания учиться ловить рыбу, когда он добавил: – Теперь, когда нам надо кормить лишний рот.

Она закрыла лишний рот и стала удить. Через несколько минут она заметила, что Стивенс наблюдает за ней краем глаза.

– Что? – Это вышло довольно резко.

Он пожал плечами:

– Да нет, ничего, мисс. Просто я собирался сказать, что рыбалка очень успокаивает... – Он покосился на нее. – Только передумал говорить.

Она поневоле рассмеялась.

– Извините. Я не хотела грубить вам, но мне уж очень хочется высказать мистеру Блэклоку все, что я о нем думаю. Не волнуйтесь, я не собиралась срывать раздражение на вас, Стивенс.

– Не страшно, мисс. Вы не сказали ничего такого, что бы расстроило меня.

Некоторое время они удили в молчании. Он, похоже, действительно находил рыбалку успокаивающей. Было довольно приятно сидеть здесь на камне и смотреть на море, но немножко... скучновато. Особенно сейчас, когда ей хотелось придушить кого-нибудь.

Через некоторое время Стивенс сказал:

– Вы не обижайтесь на своеволие мистера Ника, мисс. Он всегда делает то, что считает нужным, кто бы что ни говорил. Всегда был таким, с самого детства.

Фейт фыркнула, продолжая удить. Вот уж действительно своеволие! Пусть своевольничает со своей собственностью.

– Я, понимаете, знаю его всю жизнь.

Фейт ждала, что он продолжит, но Стивенс замолчал, увлеченно сосредоточившись на рыбалке. В конце концов любопытство одолело ее.

– Вы знаете мистера Блэклока всю жизнь?

– С тех пор, как он научился убегать от няньки в конюшню. Любил лошадей страсть как с самого малолетства. Да вообще всех животных, даже диких зверушек – особенно диких. – Стивенс нахмурился, посмотрев на свою удочку, и смотал леску. – Вот же хитрые бестии! Опять съели наживку. – Он вытащил что-то из банки, стоящей рядом с ним на песке, и насадил это на крючок. Фейт отвела глаза, стараясь на замечать, что это «нечто» извивается. Затем, закинув удочку, Стивенс продолжил: – Мистер Николас был одного возраста с моим мальчиком, Элджи.

– У вас есть сын?

– Был. Его убили на войне. – Он подергал удочку. – Когда мистера Николаса отправили на войну, мой мальчик последовал за ним. Убежал, даже не попрощавшись, и пошел воевать вместе с мистером Ником. – Он покачал головой, вспоминая. – Понимаете, он не мог позволить мистеру Нику уехать одному. Эти двое были неразлучны – шалили и играли вместе с тех пор, как научились бегать. Мистер Николас взял Элджи в свой полк. Старый сэр Генри купил ему офицерский чин.

– Я сожалею, что вы потеряли своего сына, Стивенс. Наверное, они, как большинство мальчиков, считали, что война станет большим приключением.

– Нет. – Стивенс посмотрел на нее. – Мистера Николаса, его отправили, мисс. Не хотел идти. Но у него не было выбора. Старый сэр Генри обозлился на него за очередную проделку, понимаете? Старик посчитал, что армия научит его уму-разуму.

– А что за проделка?

Он покачал головой:

– Пустяк, мальчишеская шалость, но она страшно разозлила старика. Отец хотел, чтоб мистер Николас был таким, как его брат, другими словами, как сам сэр Генри.

Фейт хотелось бы расспросить про брата, но Стивенс глубоко погрузился в воспоминания, и она не стала прерывать.

– Мистер Николас ужасно злился, что его заставляют идти в армию солдатом. Он такой, что и мухи не обидит. Ну, тогда таким был, во всяком случае. Да и молод совсем, как и Элджи. Совсем мальчишки. – Он покачал головой. – И их обоих убили бы в первом же бою, если б не Мак.

– Мак?

Стивенс искоса взглянул на нее.

– Не позволяйте горечи Мака ослепить вас. Он хороший человек, мисс. Просто одна бессердечная испанская вертихвостка разбила ему сердце. – Стивенс снова покачал головой. – Этот большой шотландский медведь – добрейшая душа.

– Мак? – Она не могла в это поверить.

Стивенс усмехнулся:

– Трудно поверить, я знаю, но он рисковал своей жизнью, нырнул в реку – а тогда он еще не умел плавать, – чтобы спасти брошенного щенка, которого привязали к камню и бросили в воду. Мак вытащил его и чуть было сам не утонул. Он бы и утонул, если б мистер Николас не нырнул следом, когда увидел, что Мак в беде. И все из-за собаки! – Стивенс дернул головой в сторону лагеря. – Из-за этого Беовульфа. Мистер Николас, Мак и Элджи подружились благодаря этому страшилищу и стали просто неразлучны, хоть мистер Ник и был офицером, а Мак и Элджи – простые солдаты. Лучшее, что случилось с мистером Николасом и моим Элджи, – это Мак. Понимаете, они были одногодки, только Мак пошел служить в двенадцать.

– В двенадцать! – Фейт была потрясена.

– Да, барабанщиком. – Стивенс пожал плечами: – Большинство шотландских парней идут в армию. А куда деваться? Либо иди в армию, либо умирай с голоду в Северном нагорье. Так что к тому времени, когда двое зеленых юнцов прибыли на полуостров, Мак уже считался бывалым солдатом. Он полностью ввел их в курс дела, научил всяким солдатским хитростям. Трое парней, и всем по шестнадцать.

Стивенс долгое время молчал, думая о своем сыне, затем с горечью добавил:

– Старый сэр Генри Блэклок был прав. Война переделала мистера Николаса. Изменила его. Убила что-то внутри его. И убила всех его лучших друзей, включая моего Элджи. Вот тогда-то я и поехал в Испанию, чтобы присоединиться к мистеру Нику. – Он хмыкнул, смеясь сам над собой. – Думал, что буду присматривать за ним, а получил вот это. – Он потер шрам на лице. – Это мистер Ник и Мак присматривали за мной. – Затем его тон изменился: – А ну смотрите, как прогибается ваша удочка. Вы чувствуете, как что-то тянет?..

– Ой! Вы хотите сказать, что я поймала рыбу? На помощь! Что мне делать? – Все остальные мысли вылетели из головы Фейт, когда она пыталась вытащить из воды яростно сопротивляющуюся рыбу.

Стивенс прыгнул в воду, размахивая маленькой сетью. Смеясь, визжа и держа удочку мертвой хваткой, Фейт пыталась выполнять инструкции Стивенса, и к тому времени, когда рыба была благополучно вытащена на берег, оба рыбака насквозь промокли – и сделались верными друзьями. Фейт с удовлетворением посмотрела на пойманную рыбину, которая подпрыгивала в ведре, большая, толстая и взбешенная.

– Какая красивая, правда, Стивенс?

– Истинная правда, мисс. Теперь держите. – Он подал ей нож.

– А разве ее не нужно сначала приготовить?

Стивенс засмеялся.

– Да, но сначала вы должны убить ее. А потом выпотрошить и поскоблить.

– Я? – в ужасе пискнула Фейт.

– Да, мисс, вы. Вы поймали, вам и убивать.

– Но я никогда в жизни никого не убивала! Даже паука.

К ее отчаянию, Стивенс не сдвинулся с места. Он был конюх, а не джентльмен. Он не считал, что леди нужно защищать от жизненных реалий. Особенно ту, которая спит на песке, казалось, говорил его взгляд.

– Лучше знать весь процесс.

Мысль об убийстве рыбы приводила Фейт в ужас, но ведь не далее как вчера она приняла решение не полагаться на других, быть независимой, самой распоряжаться своей жизнью. Она уставилась на рыбину, яростно подпрыгивающую в ведре. Это ее первый шанс доказать, на что она способна.

Рыбина извивалась, дергалась и была холодной, скользкой и жутко отвратительной. Фейт ухватила ее за жабры.

– Молодец, – похвалил Стивенс.

Решимость Фейт окрепла.

– Теперь кладите рыбу на песок, вот так. Она ничего не почувствует, мисс. Это то, чего каждый из нас может только пожелать, – быстрая и безболезненная смерть.

Фейт сморщила нос и неубедительно кивнула. То, что предстояло сделать, казалось крайне отвратительным, но она твердо вознамерилась оставить беспомощность в прошлом. Независимая Фейт может все.

– Х-хорошо. – Фейт взяла нож и собралась с духом. Она подняла руку, скривилась и стала опускать нож.

– Нет! – Стивенс схватил ее за руку. Она удивленно воззрилась на него:

– Что?

Он потрясенно посмотрел на нее, потом лицо его постепенно разгладилось, и он рассмеялся.

– Что такое? Что я сделала не так?

Все еще посмеиваясь, он забрал у нее нож и убил рыбу одним быстрым движением.

Фейт наблюдала со смесью отвращения и облегчения.

– Я думала, я должна сама...

Он мягко прервал ее:

– Да, мисс, но дело в том, что не слишком хорошо втыкать нож в рыбину – да во что бы то ни было – с закрытыми глазами.

Она сконфуженно взглянула на него.

– Я не могла на это смотреть.

Он опять засмеялся.

– Ладно, мисс, я выпотрошу и почищу ее за вас. Но смотрите, как я буду это делать, чтобы научиться.

Она смиренно поблагодарила его и, стараясь не кривиться и не морщиться, внимательно смотрела, как нужно потрошить и чистить рыбу.

– А если вам понадобится что-нибудь зашить или заштопать, я с удовольствием сделаю это за вас.

Он склонил голову набок и задумался.

– Ну, не знаю, не знаю. А вы и шьете с закрытыми глазами?

Она чопорно сказала:

– Смею заверить вас, сэр, я считаюсь довольно искусной портнихой.

Он засмеялся.

– Верю, мисс, верю. А теперь вы ловите рыбу, а я буду потрошить и чистить все, что вы поймаете. Возможно, вам никогда не придется делать это самой, ведь вы выходите за мистера Николаса, но...

– Выхожу за мистера Николаса? Я не выхожу за него! Я уверена, он сказал это не всерьез. Просто пошутил.

– Он никогда не шутит такими вещами, мисс.

– Ну так я не выйду за него. Сама эта мысль нелепа.

Стивенс перестал чистить рыбу и посмотрел на Фейт долгим скептическим взглядом из-под кустистых бровей.

– Вы не кажетесь мне глупой, мисс. Почему же вам не выйти за него? Он самый замечательный человек из всех, кого я знаю, а ведь я знаю его всю жизнь.

– Возможно, но я знаю его всего несколько часов.

Он еще раз посмотрел на нее и хмыкнул:

– А вы разборчивы, а? Для одинокой женщины, которая спит под открытым небом в чужой стране.

Фейт вспыхнула:

– То, что я... что у меня временные трудности, не означает, что я должна скоропалительно выскочить замуж за незнакомого человека. – Стивенс снова хмыкнул и вернулся к своему занятию. Вид у него был обиженный, поэтому она сказала: – Послушайте, я уже совершила массу ошибок из-за своей неспособности верно судить о человеке. Я не хочу оскорбить вашего хозяина, но у меня нет ни малейшего желания бросаться из огня да в полымя. – Она вспомнила про свою обиду. – Даже если именно туда он и бросил мои ботинки!

– Да что вы, мисс! Мистер Николас никакое не полымя. Он хороший человек – один из лучших! На вашем месте я бы ухватился за него обеими руками и держался крепко-крепко! – Он промыл почищенную рыбу, бросил ее в ведро и присел на корточки. – Не понимаю я ваших колебаний, хоть убейте, не понимаю! Он предлагает прекрасные перспективы. Вам не придется ничего делать – он отдаст вам все!

Фейт закусила губу.

– В том-то и проблема, – призналась она. – Даже если он предложил это серьезно – во что верится с трудом, – я не могу принять такой несправедливой сделки. Он от нее не получит ничего, ну совершенно ничего! – Она ждала, что Стивенс возразит ей, предложит какое-нибудь иное видение крайне необычного поступка мистера Блэклока, но он просто вернулся к рыбалке.

– Не переживайте об этом, мисс. Ловите рыбу. Рыбалка – хорошая возможность не только наполнить котелок, но и подумать.

Фейт удила. И думала. И снова удила. Стивенс прав. Это хороший способ подумать. Но порой размышления не приносят пользы. Совсем никакой. Мысли Фейт разбегались.

Покончив с делами в городе, Ник и Мак возвращались в лагерь. Мак поправил туго набитую заплечную сумку и сказал в четвертый раз:

– Я не верю, что вы всерьез решились на это, капитан. Эго чистое безумие!