– Я не это имел в виду. – Вибрации его голоса отдались в ее теле.
У нее вдруг перехватило горло, и она резко втянула в себя воздух. Ошеломленная вихрем чувств, она пыталась обрести спокойствие. Проглотив ком в горле, Пруденс облизала пересохшие губы. Ошиблась, тут же решила она, когда его взгляд стал жарким, а красивые насмешливые губы изогнулись, выражая незнакомую ей эмоцию. И не успела она слова вымолвить, как он снова поцеловал ее.
Пруденс чувствовала, как ее тело выгибается навстречу ему, рот приоткрылся в ожидании. Ее снова затянуло в темный водоворот, в омут неведомых ощущений. Холодные металлические пуговицы его жилета впивались в тонкую ткань, облегающую ее грудь. Жар и мощь его тела волнами расходились сквозь одежду. Пруденс снова задрожала.
Вдруг его рука легла ей на грудь, лаская и дразня, и от этой незнакомой ласки в ней запульсировала каждая жилка. Пруденс затрепетала и вздохнула. С его губ сорвался какой-то звук.
Он образумил Пруденс – она услышала в этом звуке мурлыканье самодовольного кота. Крайне самодовольного. Было в этом звуке что-то глубокое, обольстительное и... грешное. Она с ужасом сообразила, что делает. Она в доме незнакомого мужчины – незнакомого герцога! Разлеглась на манер падшей женщины на этой странной козетке в египетском стиле и позволяет мужчине, с которым только что познакомилась, ужасные вольности. Более того, знаменитому повесе. Мужчине, которого – она могла судить по тому, как он обошелся с ней, – совершенно не волнуют правила приличия и хорошего тона. Он ведь знает, что она помолвлена.
Боже милостивый! Что она ему позволяет? Она его даже не знает. А того, что ей известно, достаточно, чтобы остерегаться его. Он ввел ее в заблуждение относительно своего имени и титула, насмехался над дядей Освальдом. Он растрепан и небрежно одет. Его подбородок покрыт щетиной...
Пруденс старалась не думать о том, как сладостно эта щетина щекотала ей кожу.
Он всю ночь кутил. Он по утрам пьет бренди. Привкус алкоголя до сих пор у нее во рту. Она почувствовала, как при этой мысли кровь прилила к ее щекам. Он всем известный повеса... и она, Пруденс Мерридью, едва познакомившись с ним, позволила ему невообразимое.
Даже теперь он гладит ее по бедру. Другая рука ласкает грудь. И хуже всего...
Хуже всего не то, что она это позволяет, а то, что ей это нравится. Более чем нравится.
«Женщина, всего лишь не заслуживающий доверия сосуд зла, раба своих низменных инстинктов», – эхом прозвучал в ее голове голос дедушки. Пруденс похолодела. Она всю жизнь боролась с ужасными воззрениями деда. Она не сосуд зла, не беспомощная женщина. Она никогда не была ничьим рабом. Она очень собой гордилась за это.
И вот посмотрите на нее! Беспомощно раскинулась под мужчиной весьма свободных правил и ждет большего!
Хотя она и помолвлена... Как может порядочная помолвленная девушка наслаждаться недозволенными заигрываниями незнакомца? Все ее принципы и убеждения превратились в дым, побежденные обычными уловками повесы.
Лорд Каррадайс наклонился и снова поцеловал ее. Его язык пытался проникнуть сквозь ее сомкнутые губы. Гидеон нежно покусывал ее нижнюю губу, требуя впустить его. Ее тело стремилось открыться ему и позволить все, что он хочет.
«...раба своих низменных инстинктов...»
Это не было для нее первым зовом инстинкта, но она не будет ничьей рабыней. Ее застали врасплох, но она женщина с твердыми принципами. Или пытается ею быть. Пруденс оттолкнула его.
– Отпустите, меня, сэр, – резко сказала она. – Я хочу встать.
К несчастью, ее слова прозвучали слабо, почти мечтательно и совершенно неубедительно. Она ужаснулась, что еще держит в своих ладонях его лицо. Как она могла это допустить?
Гидеон посмотрел на нее, и его взгляд взял ее в плен. Но выражение его глаз вдруг изменилось, в них снова появилась насмешка. Он чуть отодвинулся, глубоко вздохнул и совершенно непростительно рассмеялся.
– Сомневаюсь, что вы можете встать. – В его глазах блеснула уверенность и самодовольная мужская гордость. И чувство собственника.
Он думает, что она в его власти.
Эта мысль, как ничто другое, воскресила ее решимость. Может быть, он повеса, но Пруденс Мерридью не падшая женщина! Даже если она вела себя подобным образом одно или два мгновения. Или три.
Силы небесные! В любую минуту в комнату могут войти Лили или этот отвратительный камердинер – не говоря уже о герцоге или дяде Освальде – и застать ее развалившейся на канапе рядом со знаменитым повесой! Да она скорее умрет.
– Я сказала, отпустите меня, сэр!
На этот раз ее голос прозвучал внушительнее, с удовлетворением заметила Пруденс. Даже если ее тело еще во власти истомы и сладкой дрожи.
Лорд Каррадайс улыбнулся, с вызовом тряхнул головой и сильнее сжал ее в объятиях. Он наклонился, явно собираясь снова поцеловать ее. Она не могла этого допустить. Даже одного поцелуя, хотя ее тело молило об этом. Нужно вырваться из его власти. Чем дольше длится этот интимный контакт, тем слабее ее решимость. И сильнее желание снова испытать прикосновение его рта к ее губам...
Пруденс запаниковала.
– Дайте мне встать! Хватит с меня ваших грубостей, сударь.
Она заметила, что машинально копирует тон дяди Освальда, но это лучшее, что она могла сделать. Лорд Каррадайс вопросительно поднял бровь.
– Грубостей?
– Я хочу встать, сэр, – вспыхнула Пруденс. – Я уже вполне здорова.
– Но это было так восхитительно – привести вас в чувство подобным образом, – дерзко протянул он.
Так вот оно что! Он играет в свои игры! Решительность Пруденс мгновенно ожила.
– Отпустите меня, сэр! – Она подняла руку, чтобы оттолкнуть его. Сумочка по-прежнему болталась у нее на запястье.
– Нет, – улыбнулся он. – Думаю, вас нужно еще немного оживить.
– Пожалуйста, отпустите меня!
Он покачал головой.
– Ну если вы не хотите по-хорошему... – Пруденс ударила его сумочкой по голове.
Раздался стук. Грейс использовала для подарка первоклассный картон и, украсив его египетскими божествами, основательно покрыла сумочку лаком.
– Ой! Черт побери, что...
Она попыталась оттолкнуть его, но он крепко ее держал. Тогда она ударила его снова.
– Проклятие! – Гидеон поднял руку, чтобы перехватить ее сумку, и его объятия ослабли.
Пруденс, воспользовавшись возможностью, неуклюже соскользнула на пол. Она вскочила на ноги, колени у нее дрожали. Поэтому она спряталась за инкрустированным письменным столом из черного дерева, незаметно опираясь на него.
– Как вы смели на меня так наброситься?!
– Наброситься? – Он потер голову. – И у вас хватает духу обвинять меня, после того как вы атаковали меня этой ужасной сумкой? Какого дьявола?
Пруденс не обращала на него внимания.
– Я не такая, как вы, лорд Каррадайс!
Он перестал потирать ушибленный лоб и, взглянув на нее, с насмешливым упреком сказал:
– Думаю, Пруденс, теперь нам обоим понятно, что вам нравятся такие, как я.
И улыбнулся возмутительно притягательной улыбкой. Пруденс игнорировала притягательность и сосредоточилась на возмущении.
– Вы ошибаетесь. Мне решительно не нравятся такие, как вы! – весьма убедительно, по ее мнению, произнесла она.
Его глаза блеснули. И он потихоньку подкрался к ней.
– Уверяю вас, вы ошибаетесь. Думаю, нам нужно снова проверить эту теорию.
Господи! Он снова собирается ее поцеловать. Его глаза вспыхнули жарким огнем, который она уже научилась распознавать. Она не может позволить ему прикоснуться к себе. Пруденс спряталась за стол.
– Прекратите сейчас же! Я не для вас, лорд Каррадайс.
На его лице появилось напускное сокрушенное выражение.
– Ах, но ведь нас просто влечет друг к другу...
– Я сказала вам, что помолвлена! – в отчаянии воскликнула Пруденс.
– Ах да, я совсем забыл, – улыбнулся лорд Каррадайс, снова потирая голову. – Вы помолвлены с герцогом Динзтейблом, или со мной, или с младшим сыном без особых перспектив. Я забыл, с кем именно.
– Вы прекрасно знаете, что я не помолвлена ни с вами, ни с герцогом, – отрезала Пруденс. – Я объяснила, что это была ошибка.
– Ошибкой было оставить у вас в руках этот чертов ридикюль, – удрученно сказал лорд Каррадайс. – Из чего, скажите на милость, он сделан? Из дерева?
– Из картона! Не понимаю, почему вас это интересует, это не ваша забота...
– Именно моя, потому что меня стукнули им по голове! У этой сумки дюжина острых углов, она тяжелая как свинец. И к тому же она просто уродливая. Почему вы носите с собой сумку, которая весит тонну и, на мой взгляд, абсолютно не подходит к вашей обуви?
– Причина, по-моему, ясна даже вам, – язвительно заметила Пруденс. – Девушке в Лондоне просто необходимо иметь под рукой увесистую сумку, разве не так? Особенно когда девушка наносит визиты. Кроме того, она совсем не уродливая. Это подарок, дело рук моей младшей сестренки, поэтому для меня она более ценная, чем вся ужасная и дорогая мебель в этой комнате.
– Я совершенно с вами согласен.
Пруденс взглянула на него, прищурив глаза. Она ни на йоту не верила его словам.
В его улыбке не было и намека на раскаяние.
– Эта мебель действительно просто ужасна. Мать Эдуарда намеревалась лет семь-восемь назад дать обед в стиле фараонов, ожидая, что сын вступит в светское общество. Однако по причинам, которые мы не станем сейчас обсуждать, это оказалось напрасным. И дом теперь наполнен вышедшей из моды мебелью. Самое скверное, что Эдуард совершенно не интересуется мебелью, он оставил все как есть, и это оскорбляет вкус чувствительных людей. Вас по крайней мере извиняет то, что эту отвратительную сумку навязала вам малютка.
– Грейс не малютка, и она мне ничего не навязывала. По счастью, меня очень любят... – Она умолкла и сделала глубокий вдох, стараясь обуздать свой нрав. – Хватит обсуждать мою сумку, – с достоинством сказала она. – Она не имеет никакого значения.
– Посмотрите только на оставленные ею синяки. Пруденс не смогла удержаться и взглянула на его лоб.
Там действительно виднелось несколько слабых красных отметин. Она виновато посмотрела ему в глаза и увидела там насмешливые искорки. В этом повесе нет ни тени раскаяния.
Она сотрет с его лица эту самоуверенную улыбку. Пруденс открыла было рот, как от двери послышалось:
– Я вижу, вы совершенно оправились. – На пороге стоял герцог.
Пруденс задалась вопросом, как долго он здесь стоит. Судя по выражению его лица, по едва заметной улыбке, он довольно давно наблюдал ее общение с лордом Каррадайсом, А она совсем не хотела, чтобы этому были свидетели. Краска смущения залила ей щеки.
– Да, ваша бледность совсем прошла, – произнес герцог таким вкрадчивым голосом, что это только усилило ее подозрения. – Сэр Освальд наконец сумел выбрать подходящую коляску, а ваша горничная ждет вас в холле с нюхательной солью.
– А ваш нареченный проводит вас до двери, – учтиво добавил лорд Каррадайс, – если вы проинформируете, кто из нас им является. – Он протянул ей руку, словно насмехаясь над светскими манерами.
Этот человек просто невыносим.
– Вы прекрасно знаете, что я ни с кем из вас не помолвлена! – Пруденс вскинула подбородок и собралась уйти.
Лорд Каррадайс положил ладонь на ее руку.
– Но если вы тосковали по мне четыре с половиной года, думаю, вы заслуживаете жениха.
– Тосковала? – оскорбилась Пруденс. – Никогда не находила удовольствия в таком бессмысленном занятии! А если такое и случалось, я тосковала не по вам, лорд Каррадайс!
– Но теперь вы лучше меня узнали, – подмигнул он. – Вы будете тосковать по мне, Пруденс. Будете.
Это были оскорбительные слова. Особенно сейчас, когда она еще чувствовала на своих губах отпечаток его рта. И помнила вкус его поцелуев. Пруденс перевела взгляд от искрящихся весельем глаз на сильную руку.
Он совершенно неисправим. И невероятно очарователен. Но она не поддастся этому очарованию, не позабавит легкомысленного повесу.
– Отпустите меня! – сердито сказала она.
– Никогда, любовь моя. Я никогда не расстанусь со своей возлюбленной, – томно возразил он.
– Прекратите! Я сказала вам правду! – воскликнула Пруденс, безуспешно пытаясь выдернуть руку. Она повернулась к герцогу и торопливо объяснила: – Прошу извинить меня за обман, ваша светлость. Последние четыре с половиной года я действительно была помолвлена с человеком по имени Филипп Оттербери. И лорду Каррадайсу известно, почему я не могла открыть это своему дяде! – Она снова попыталась высвободить руку. – А теперь отпустите меня! – И Пруденс в четвертый раз нацелилась сумочкой в голову лорда.
На этот раз Гидеон оказался проворнее. Отпустив ее руку, он пригнулся, и злосчастная сумочка, не причинив никакого вреда, угодила ему в плечо. Рассмеявшись, он посмотрел на Пруденс и увидел, что она не оглядываясь выбежала вон из комнаты. Мгновение спустя хлопнула входная дверь.
– Какая необыкновенная молодая леди, – задумчиво сказал герцог.
– Да уж, – состроил унылую гримасу Гидеон.
– Не думал, что когда-нибудь увижу женщину, которая так решительно тебя отвергнет.
– Я нахожу это довольно пикантным.
– Разумеется. Упрямство всегда было отличительной чертой Пентейтов. – Герцог рассеянно улыбнулся. – Как я понял, несмотря на чепуху, которую наболтал ее пожилой родственник, ваше знакомство с ней весьма недавнее.
Гидеон усмехнулся и посмотрел на стоявшие на каминной полке часы.
– Недавнее – точное слово. Могу сказать, что знаком с Пруденс Мерридью около сорока минут.
Герцог приподнял бровь:
– Она не одна из... твоих...
Гидеон снова рассмеялся:
– Боже правый! Конечно, она не из «моих». Следовало бы лучше разбираться в этом, Эдуард. У меня весьма разнообразные подружки, но среди них нет юных невинных созданий, а мисс Мерридью, без сомнения, юна и невинна. Кроме того, ни одна уважающая себя особа даже в страшном сне не разыграла бы такую абсурдную сцену.
– Да, я заметил, что она не в твоем обычном стиле, – кивнул герцог. – А ты... ты заинтересовался ею, Гидеон.
Гидеон смутился, задумался, но ничего не ответил. Потом беспечно пожал плечами:
– Ты же знаешь, я не интересуюсь невинными крошками.
– Что ж, тогда я, пожалуй, продолжу знакомство с мисс Мерридью.
– Боже милостивый, зачем?
– Ты так быстро забыл цель моего визита в Лондон?
Гидеон нахмурился, закинул ногу на ногу и тщательно разгладил ткань панталон.
– Разумеется, нет. Ты покинул дорогие твоему сердцу горы и пустоши с абсурдной целью сунуть голову в петлю брака.
– Если я сделаю правильный выбор, петли не будет, – мягко улыбнулся Эдуард.
Гидеон фыркнул:
– Правильный выбор? Как ты узнаешь, что он правильный? Как вообще кто-нибудь – не важно, мужчина или женщина – может сделать верный выбор? Мы же с тобой понимаем, что супружество ни для женщины, ни для мужчины не является лучшим выбором?
– Да, но...
– Вступая в брак, никто не знает, что его ждет. Это одна из отвратительных шуток судьбы.
– Вероятно, ты прав, но это должно быть сделано. Я ношу древнюю фамилию, кузен. С этим, как и с титулом, приходится считаться. Мои собственные желания и страхи – ничто по сравнению с этим. Жениться – это мой долг. Как и твой, хотя я знаю, что ты решительно настроен против этого.
– Долг, – снова фыркнул Гидеон.
– Поскольку выбор жены дело не простое, – продолжал герцог, – я тщательно все продумал. И, следуя своему плану, могу свести риск к минимуму. Естественно, мне не нужна красивая жена – мы оба знаем почему. Мне подойдет скромная девушка, с.которой мы станем друзьями. Если с обеих сторон не будет сильных эмоций, риск окажется минимальным. Кроме того, красивые женщины меня нервируют.
– Да, я знаю, – нахмурился Гидеон. – Тогда почему ты говоришь о мисс Мерридью?
Герцог удивленно посмотрел на кузена.
– Во всяком случае, она не красавица.
– Что? – Гидеон выпрямился в кресле. – Согласен, она не банальная светская красотка, а...
– А совсем наоборот. Я нахожу ее весьма заурядной, и это успокаивает.
– Заурядной? – с неудовольствием повторил Гидеон. – Боже мой, да что с тобой происходит? Ты недавно сам сказал, что она необыкновенная.
– Да, конечно, – ласково пробормотал Эдуард. – Я имею в виду заурядную внешность. Весьма скромную.
– Скромную! У тебя что, с глазами не в порядке? Да в ней нет ни тени заурядности и скромности. Эти глаза, волосы, улыбка! Пруденс Мерридью от макушки до кончиков пальцев – настоящая драгоценность!
– Драгоценность, говоришь? – Герцог задумчиво посмотрел на кузена и улыбнулся. – Пусть будет так. Я неправильно выразился. Во всяком случае, она не заставляет меня нервничать.
– Тогда ты совсем глуп. – Гидеон потер голову. – Меня она чертовски волнует! Никогда не знаешь, что эта крошка сделает в следующую минуту. – Он откинулся на спинку кресла, воспоминания о недавнем событии вызвали у него слабую улыбку.
Эдуард переплел пальцы и задумчиво сказал:
– Кажется, она весьма интересуется герцогами. Не вижу причин возражать против ее интереса.
Гидеон, прищурившись, посмотрел на кузена.
– Я бы на твоем месте не обольщался. Не знаю, хочет она выйти замуж за герцога или не хочет, но тебе надо немедленно выбросить ее из головы, Эдуард.
– Да, но, если она интересуется герцогами, это счастливое совпадение. Я герцог и приехал в Лондон, чтобы познакомиться с подходящей девушкой. Если ты вспомнишь, это была твоя идея, Гидеон.
– Должно быть, тогда на меня нашло наваждение.
– Мисс Мерридью – единственная женщина, с которой я познакомился в Лондоне.
– Это легко исправить.
– И поскольку она разительно не похожа на девушек, с которыми мне доводилось встречаться прежде, завтра днем я нанесу визит ей и ее дяде.
– Очень скверная идея, – твердо сказал Гидеон.
– Почему?
Гидеон подыскивал причину, по которой его очень богатому кузену и весьма завидному жениху не следует наносить этот визит.
– Думаю, она помешанная, – наконец сказал он.
Герцог даже рот приоткрыл.
– Ты так думаешь?
Гидеон встал и прошелся по комнате.
– Конечно! Она ворвалась сюда без приглашения, на рассвете...
– В половине десятого.
– Вот именно! На рассвете! Наврала, что обручена с тобой! Потом она приняла меня за тебя, а когда появился ее дядюшка, принялась обвинять меня в вероломстве, схватила счета от моего портного и, размахивая ими перед моим носом, швырнула в камин. Наконец, чтобы выйти из положения, она разыграла обморок, а когда я попытался спасти ее от падения и привести в чувство, что она сделала? Ударила меня по уху этой отвратительной миниатюрной копией египетского саркофага, которая весит тонну, объявила, что помолвлена с кем-то еще, и бросилась вон из дома!
Оба молча вспоминали недавно разыгравшуюся сцену.
– Да, – согласился герцог, – она поразительная, невероятная девушка.
Кузены, переглянувшись, расхохотались. Герцог велел подать кофе.
Они молча наслаждались ароматным напитком, размышляя над событиями сегодняшнего утра. Гидеон не мог отделаться от мысли об украденных у мисс Пруденс Мерридью поцелуях. Или, скорее, о своей реакции на них.
На несколько секунд он почувствовал себя неопытным мальчишкой – простой поцелуй незнакомой девушки потряс его, как ничто прежде.
– Еще чашечку, Гидеон?
Гидеон с трудом возвратился к реальности.
– Нет, спасибо. – Он зевнул. – Пойду спать. Увидимся вечером. Мы пойдем... Куда же мы пойдем? – Он нахмурился. – Ах да, в «Олмак».
– Нет, в «Олмак» мы пойдем завтра вечером, – напомнил ему герцог. – У меня еще есть немного времени, прежде чем, собравшись с силами, я ступлю на эту зыбкую трясину и предстану перед очами мамаш, мечтающих пристроить дочерей.
– Прямо шекспировские страсти на рассвете, – пожал плечами Гидеон. – привычка. Если тебе интересно мое мнение, мой кузен, то не обращай на мамаш внимания.
– Можешь не ходить в «Олмак», если тебя это тревожит.
– Меня это совсем не тревожит, как ты знаешь, но нам нужно туда пойти. Ты хочешь найти подходящую молодую леди, там этого добра хоть отбавляй!
– Да, но ты же знаешь, тебе нет необходимости водить меня за руку. Я вполне способен храбро встретить ужасы ярмарки невест, хотя с твоей стороны очень мило составить мне компанию. Кроме того, в походе в «Олмак» нет большой необходимости. Я уже говорил тебе, что намерен продолжить знакомство с мисс Пруденс Мерридью.
– Мисс Пруденс Мерридью совсем тебе не подходит, – нахмурился Гидеон. – Ты говорил, что хочешь выбрать милую, скромную, спокойную, уравновешенную девушку. У нее нет ни одного из этих качеств. У нее ужасный характер. Ты бы видел, как она набросилась на меня всего лишь за критическое замечание о ее безобразной сумке, и только потому, что эту отвратительную вещь изготовила ее младшая сестра. Если бы у меня была сестра, создающая такие антихудожественные безобразия, я бы не появлялся с ними на публике и не набрасывался на безобидного человека, все преступление которого заключалось в том, что он честно высказывает свое мнение. Герцог Динзтейбл усмехнулся.
– Можешь смеяться, Эдуард, но я тебя предупредил, – серьезно сказал Гидеон, тряхнув головой. – У этой девушки, может быть, масса очарования, сладкое личико, но внутри она настоящая маленькая фурия. В «Олмаке», – Гидеон повел рукой, словно фокусник, достающий из цилиндра кролика, – ты встретишь много девушек. Большинство из них милые, спокойные и уравновешенные, некоторые смертельно скучные, если это то, что ты действительно хочешь. И поскольку ты не желаешь иметь красивую жену – за это не осуждаю! – могу тебя познакомить с полными противоположностями. И почти все девушки там скромнее, богаче и гораздо больше подходят тебе, чем мисс Пруденс Мерридью!
– Я не такой ярый приверженец своих требований, – невозмутимо улыбнулся герцог. – Мне не нужно противоядие от невест. Но мисс Пруденс Мерридью... интересная. И ты знаешь, у меня сложилось впечатление, что она хочет выйти замуж за герцога. И если я не увязну на брачном рынке...
– Она сама не знает, чего хочет! – отрезал Гидеон. – И ты – тоже. Эта женщина не для тебя, Эдуард.
– Боже мой! – всплеснул руками герцог. – Я думал, что не доживу до этого момента! Подумать только, я всегда считал Лондон скучным. Какая твердыня пала!
Гидеон возмущенно посмотрел на герцога:
– Тебе известно, что я себе жену не присматриваю. Долг это или нет, супружество совершенно меня не привлекает. Я могу позволить себе удовольствие пофлиртовать, но не более того. И ты отлично знаешь, что я не заигрываю с невинными крошками.
– Я это знаю, старина, – склонил голову герцог. – Это-то и делает историю еще более интересной.
Гидеон нахмурился, но ничего не сказал. Эдуард ошибается. Твердыня не пала. Возможно, Пруденс его немного встряхнула, но он не намерен продолжать эту историю. Ему не нужно встряски. Он этого не хочет. Он вполне доволен своей жизнью. Дальнейшее знакомство с мисс Пруденс Мерридью навлечет беду. Он слишком здравомыслящий человек для подобных приключений.
– И конечно, еще надо иметь в виду Оттербери, – добавил герцог.
– Ты ей поверил? – презрительно сказал Гидеон. – Немногим раньше она заявила, что помолвлена с герцогом Динзтейблом, а ты знаешь, насколько это соответствует истине! Это всего лишь ее очередная фантазия.
– На мой взгляд, она говорила искренне, – пожал плечами герцог.
– Чепуха! Она всего лишь постаралась поставить меня на место.
– Да, – улыбнулся герцог. – И ей это удалось, не так ли?
Сунув руки в карманы, Гидеон закинул ногу на ногу и пристально смотрел на свои начищенные до блеска гессенские сапоги. Да, черт возьми, удалось. Их маленькая стычка взбудоражила ему кровь. Ни одна женщина столь яростно не отвергала его практически сразу после поцелуя, и ему пришлось признаться, что это его заинтриговало. Раньше здравый смысл всегда удерживал его.
– Не думаю, что она назвала первое пришедшее на ум имя, – усмехнулся герцог. – Такие имена не витают в воздухе. Похоже, что... она долго хранила этот секрет. Возможно, долгих четыре года.
– Четыре с половиной.
Гидеон нахмурился и ссутулился в кресле. Вот главная суть слов кузена. Оттербери. Она швырнула ему в лицо это имя и выбежала из дома. Она действительно помолвлена с этим Оттербери? Его, разумеется, это не интересует. Просто любопытно.
Должно быть, этот Оттербери ничем не примечателен. Обычный обыватель. Но как бы то ни было, наверное, в нем есть что-то чертовски особенное, если такая девушка, как Пруденс Мерридью, ждет его четыре с половиной года...
Герцог поднялся и потрепал Гидеона по щеке.
– Сладкие грезы, кузен?!
– Черт бы тебя побрал, Эдуард, – рассеянно ответил Гидеон.
Герцог, мягко усмехнувшись, вышел. Погруженный в мысли Гидеон смотрел на свои сапоги.
Глава 6
Надеюсь, вы далеки от мысли, что мне просто хочется мужа.
У. Конгрив[6]
Карета отъехала от особняка герцога.
– А теперь, милая, я жду объяснений столь экстраординарного...
Пруденс молча указала глазами на Лили, застывшую рядом с ней с каменным лицом.
Но дядя Освальд был натурой решительной. Люди его поколения слуг в расчет не принимали.
– Ну?
– Я все объясню дома, дорогой дядя Освальд, – пробормотала Пруденс. – Я все еще не очень хорошо себя чувствую. – Ее голос сорвался, и она поднесла к носу флакон с нюхательной солью, напоминая о своем недавнем недомогании.
Освальд Мерридью хмыкнул и умолк.
Получив временную передышку, Пруденс прикрыла глаза. Нужно найти выход из этой запутанной ситуации, причем быстро. Ее маленькая хитрость обернулась большими неприятностями.
Кроме того, ее недомогание было не совсем притворным. Сейчас она едва ли могла рассуждать здраво. Ее тело сотрясала дрожь. От негодования, твердила себе Пруденс. Конечно, она расстроена. А какая женщина не огорчилась бы, если бы с ней так неучтиво обошелся... прекрасный незнакомец... идеальный повеса.
Хотя «идеальный» – неподходящее слово. В нем нет ничего идеального!
У нее все еще дрожали ноги. Тряслись руки. Даже внутренности, казалось, содрогались.
Неудивительно, твердо сказала она себе. Ей пришлось воспользоваться сумкой, чтобы защитить свою честь. Любую леди из приличной семьи подобные переживания выбили бы из колеи.
Но ее это не расстроило, а... воодушевило. Взволновало. Восхитительные ощущения волнами расходились по ней.
– Тебя лихорадит? – спросил дядя Освальд. – Без сомнения, ты заболела...
Пруденс резко открыла глаза и почувствовала, что заливается краской.
– Не всякий день девушке выпадают такие испытания, поэтому я не удивлюсь, что у тебя сердцебиение. – Дядя Освальд наклонился к Пруденс и внимательно посмотрел на нее. – Да, на щеках лихорадочный румянец. А всему виной проклятая ветчина, которую ты ела за завтраком. Красное мясо совершенно не подходит юным девицам. Оно разжигает страсть. Думаю, тебе нужно промыть желудок.
Отказываясь от комментариев, Пруденс откинула голову на кожаную подушку и закрыла глаза. Это не кусочек ветчины разжег ее страсти, это...
Нет! Нельзя думать о лорде Каррадайсе. Ее сжигает негодование, а не страсть! Ей нужно решительно выбросить его из головы. Кроме того, нужно придумать, как выпутаться из создавшегося положения. От этого зависит судьба ее сестер.
Но стоило ей закрыть глаза, она могла думать только о том, как потемнели его глаза, когда его губы коснулись ее рта...
Когда они приехали домой, дядя Освальд объявил, что у нее лихорадка, и велел немедленно отправляться в спальню. Несколько минут спустя он принес Пруденс чашку отвратительно пахнущего травяного отвара, сказав, что это прекрасное слабительное, и велел выпить все до последней капли. Пруденс не оставалось ничего другого, как подчиниться. Она покорно осушила чашку и легла в постель обдумать возникшие проблемы.
Мысли вихрем кружились в ее голове, Пруденс не находила выхода. Но ведь должен же быть какой-то способ поддержать сестер. Она обдумывала все возможные варианты. Наверное, можно устроиться экономкой или гувернанткой... но даже если ей станут хорошо платить, что сомнительно, вряд ли на эти деньги она сумеет содержать четырех сестер. Как ни крути, горькая правда заключалась в следующем: одна из сестер должна выйти замуж. Так или иначе, она должна заставить дядю Освальда изменить свое решение.
Наконец Пруденс занялась тем, что делала всякий раз, когда требовалось найти решение, – начала писать письмо Филиппу. Его долгое молчание могло иметь какое-то значение. С одной стороны, письма из Индии иногда идут годами, а то и вовсе теряются. Но с другой... Что это? Умышленное молчание или случайная задержка? Ей нужно знать свое положение, и все, что она могла сделать, – написать и спросить.
Она закончила письмо как раз перед тем, как к ней в спальню вошла служанка. Увидев, что Пруденс совершенно пришла в себя и встала, девушка присела в реверансе и сказала:
– Мисс, сэр Освальд просил сказать, что, если вы поправились, он будет рад видеть вас в Желтом салоне в четыре часа.
У Пруденс сердце упало.
– Спасибо, Лили. Пожалуйста, передай сэру Освальду, что я приду.
Лили повернулась к двери, но Пруденс остановила ее:
– Лили, у тебя не было неприятностей? Я имею в виду из-за того, что ты меня сопровождала. Ты должна мне сказать, чтобы я могла возместить убытки.
– Нет, мисс. Правду говоря, сэр Освальд поворчал немного, но он знает, что я всего лишь подчинилась вашему приказу.
– Так, значит, никаких неприятностей?