Рассерженный граф сердито уставился на пустые полки, которые, по его разумению, должны были бы ломиться от бутылок с лучшим в мире французским коньяком. Пока был жив его отец, так все и было. В лондонском доме Тэллисов лучший французский коньяк никогда не переводился, потому что отец любил его больше других напитков.

Но городской дом давно был продан с молотка. Его мать теперь проживала с единственной служанкой в небольшом, скудно обставленном особняке, расположенном отнюдь не в фешенебельном районе. И из напитков здесь подавали только лимонад.

Сердито захлопнув дверцы не оправдавшего его надежд шкафчика, Джеффри, тяжело ступая, двинулся в дальнюю комнату, где устроил себе кабинет, водрузив на щербатый стол конторку. Но не дошел, столкнувшись, едва не сбив ее с ног, с матерью, спускавшейся по лестнице. Судя по платью для улицы, она куда-то собралась.

– Джеффри?

– Мама! – Граф подхватил ее под руку, чтобы она не упала. – Прошу прощения. Я не знал, что ты дома. – Когда бедняжка обрела равновесие, сын в знак приветствия чмокнул ее в щеку. – Ты выглядишь прелестно. – Он не льстил. Его слова соответствовали действительности. Красивая, респектабельная, а главное – веселая, леди Тэллис ничем не напоминала бесцветное, тоскливое создание его юности. Глядя на нее, он вдруг подумал, что женитьба на богатой наследнице будет не столь большой жертвой с его стороны, если это позволит матери сохранить улыбку. Она больше всех пострадала от беспутного образа жизни своего мужа. При мысли, что он мог бы обеспечить матери безоблачное, счастливое будущее, у Джеффри заметно потеплело на сердце.

– Джеффри, что-то ты бледный. Что стряслось? – Красивое лицо ее тронула тень печали, и беспечное выражение уступило место озабоченности.

– Ничего, – торопливо заверил он мать и, чтобы развеять ее подозрения, широко улыбнулся. – Просто меня обескураживает свалившаяся на мою голову задача.

– Брось, дорогой. Уверена, что в этом сезоне ты найдешь себе девушку, которая придется тебе по душе. – В глазах матери заплясали лукавые огоньки, и она наклонилась к сыну. – Может статься, ты даже влюбишься.

– Пожалуйста, мама, – простонал он шутливо. – Я не в том возрасте, чтобы верить в сказки. – Мать раскрыла было рот, чтобы высказать на этот счет свое мнение, вероятно, по-женски оптимистичное, что-то вроде родственных душ и благословения свыше, но сын жестом остановил ее. – Послушай, если хочешь мне помочь, ответь на один вопрос.

– О! – удивилась мать, воспрянув духом, и радостно всплеснула руками. – Неужели ты уже нашел кого-то? Хочешь, чтобы я навела справки?

Подавив досаду, Джеффри взял руку миледи и, положив ее на свой локоть с присущей ему галантностью, сопроводил в гостиную к их единственному, изрядно потертому дивану. Она наградила сына любящей улыбкой, но он тут же ее огорошил:

– Я никого не нашел, мама. Я просто хотел расспросить тебя о твоей подруге, миссис Хибберт.

– О миссис Хибберт? Или о ее прелестной Каролине? – спросила мать, внимательно глядя на него. – Насколько мне известно, у Каролины солидное приданое.

– Насколько солидное? – спросил он, удивляясь, что мысль о женитьбе на этой девушке не вызывает в нем спазмов ужаса. Но его надежды оказались преждевременными, поскольку лицо матери вдруг потускнело.

– Думаю, все же недостаточно солидное. Кроме того, – добавила она с театральным вздохом, – у меня есть сомнения по поводу ее здравомыслия.

– Правда? – Джеффри прикинулся равнодушным, боясь выдать свою заинтересованность. Возможно, странное поведение Каролины как раз и проистекало из странностей ее ума. Как он и ожидал, мать охотно пустилась в пространные объяснения.

– Даниэла, мать Каролины, была известной личностью. Красивая, жизнерадостная. Ее все обожали. Но она по уши влюбилась в этого книжного червя мистера Вудли и сбежала с ним. Тогда никто не мог понять почему. Мы все решили, что всему виной пагубная страсть.

Джеффри кивнул, хотя пока еще не мог сообразить, какое отношение эта давняя история имела к Каролине. Однако он решил не перебивать матушку, предоставив ей возможность поделиться своими воспоминаниями. Ласково улыбнувшись, он попросил продолжить рассказ.

– Ну так вот, – снова заговорила она, – Даниэла в Лондон больше не вернулась, но она писала письма. Длинные письма о том, как ужасна ее жизнь в деревне. Конечно, порой к ним наезжали гости, но в целом там была смертная тоска. Ее муж не отличался красноречием и не умел поддержать светской беседы.

Вспомнив эксцентричного отца Каролины, Джеффри ничуть не усомнился в отсутствии у того талантов блистать на сельских вечеринках.

– Но Даниэла еще до свадьбы должна была понять, что ее ждет. Если только... его увлечение химией не было симптомом его ненормальности.

– Увлечение химией? – удивилась мать. – Что ты имеешь в виду?

– Мистер Вудли. Отец Каролины.

– О нет, Джеффри. – Внезапный смех матери наполнил комнату мелодичными трелями. – С отцом ее все в порядке. Проблемы с ее матерью, сестрой Уинифред. Похоже, бушевавшие в ней страсти свели ее с ума. Даниэла то и дело убегала из дома. Сначала с этим мистером Вудли. Потом... – мать наклонилась вперед, чтобы поделиться скандальным секретом, – с цыганом!

– Но почему? – Джеффри отпрянул, потрясенный этим сообщением.

– Всему виной ее безумие, конечно. Как иначе можно объяснить ее поведение?

– Давно это началось?

– Уже давно. Каролине было около девяти лет. Девять? Джеффри передернуло. Потерять мать, да еще при столь компрометирующих обстоятельствах – какое тяжкое испытание для девочки. Особенно в столь нежном возрасте, когда она, безусловно, понимала смысл происходящего, но была слишком мала, чтобы что-то изменить.

– И что стало с матерью?

– Она умерла! У таких, как она, конец всегда известен. Она скончалась, полагаю, от какой-то цыганской болезни несколько лет спустя. Тело ее обнаружили на ступеньках их дома. Бедная судомойка чуть не сошла с ума от ужаса. А потом – похороны. Тихие, без лишнего шума, но разговоров в городе хватило на несколько недель.

При мысли об этом Джеффри пронзила боль, и сердце сжалось от жалости к маленькой Каролине, вторично подвергшейся суровому испытанию.

– Как ты, наверное, уже понял, – его мать грустно вздохнула, – Каролине ничего другого не оставалось, как изображать из себя «синий чулок», чтобы доказать окружающим, что она не унаследовала от матери ее характер. Но похоже, она выбрала неверный путь. В какой-то степени это то же самое, что отказаться от черного цвета в пользу темно-коричневого. Оба они слишком мрачные и не могут способствовать удачному замужеству.

Джеффри кивнул, удивившись, что не только понял слова матери, но и оценил ее чувства. Каролина, безусловно, не могла не посвятить себя науке. Она стремилась опровергнуть мнение, что ею, как и матерью, руководят импульсивные всплески эмоций. Но ее страстная натура требовала самовыражения хоть в чем-то. И вот она решила устроить эксперименты с поцелуями.

Джеффри помрачнел, опечаленный мыслью о том, что психика Каролины наверняка отличается неустойчивостью. Девушка и впрямь производила впечатление необычной, но, как правило, всем умным женщинам присваивали подобное определение. Однако теперь, когда он многое узнал о семье Каролины, он должен был бы поздравить ее с определенными достижениями. Она обладала достойными светскими манерами, и клеймо «синего чулка» к ней, пожалуй, не подходило. Ничего худого в ее поведении он не усматривал, если не считать некоторой нервозности в присутствии знати. Но этот недостаток, по мнению Джеффри, был легко устраним с приобретением опыта и при мудром руководстве.

Короче говоря, ее нужно было как можно чаще выводить в свет, чтобы она могла привыкнуть и чувствовать себя более уверенно. Как только она перестанет ощущать неловкость в обществе, ее другие интересы – в частности, экстравагантные опыты с поцелуями – исчезнут сами по себе.

– Спасибо, ты рассказала мне все, что я хотел узнать. – Граф нежно поцеловал мать в щеку.

Мать зарделась от проявления сыновних чувств, но это не отвлекло ее от переживаний по поводу его будущего.

– Что означает этот внезапный интерес к Каролине? Граф небрежно пожал плечами, стараясь казаться равнодушным.

– По просьбе тетушки, – ответил он и, покосившись на мать, добавил: – Взывая к вашей многолетней дружбе, она попросила меня поухаживать за ее племянницей.

– Ну вот, она в своем репертуаре: перекладывает свои проблемы на чужие плечи. – Мать озабоченно закивала. – Разве я тебя не предупреждала? Но я не могу не посочувствовать бедняжке Уинифред. Они с Даниэлой всегда были чересчур эмоциональными и подчинялись велению сердца, а не разума. А теперь Уин из кожи вон лезет, лишь бы помочь девушке, хотя у самой нет ни денег, ни таланта позаботиться о собственной персоне. Все это очень грустно. Пожалуйста, пообещай им помочь.

– Я уже согласился, но только из любви к тебе, – солгал Джеффри.

На самом же деле он дал согласие лишь потому, что миссис Хибберт пребывала в полном отчаянии, а он не мог отказать женщине, попавшей в бедственное положение. Все же в его голове промелькнула мысль проводить побольше времени с заинтриговавшей его молодой особой. Однако, сочтя это нелепым, Джеффри немедленно отогнал ее прочь. Обремененный заботами, он просто не мог тратить время даже на самых соблазнительных женщин – если только они не обладали не менее соблазнительным состоянием.

– О, Джеффри! – Вздох матери привел графа в чувство. – Ты всегда был таким добрым мальчиком. Уверена, что Уинифред оценит твой подвиг. – Она нежно потрепала сына по щеке. – Но постарайся при этом не отвлекаться от главной цели. Охота за богатой наследницей – дело не из легких...

– Я вполне отдаю себе отчет, на что иду, мама, – перебил он ее нравоучительную тираду. – И не нужно мне напоминать о моих обязательствах по отношению к нашей семье.

Мать, погрустнев, надолго замолчала, обдумывая ответ. Объяснить причину ее внезапной грусти он не пытался.

– Нет, – произнесла она наконец. – Я не уверена, что ты вполне отдаешь себе в этом отчет. – С этими словами она надела перчатки и, махнув сыну рукой, вышла из гостиной. Джеффри проводил мать взглядом. Ее последнее заявление и неожиданная смена настроения его озадачили. Но куда больше его удивила необъяснимая тоска, сжавшая вдруг его сердце.

На бал к Кэслри Каролина в тот вечер не поехала. Как не поехала она и на другой день на раут к Уинстонам, пропустив подряд еще четыре увеселительных сборища. Она разрывалась между деловыми встречами с мистером Россом и экспериментами отца, и у нее не оставалось ни времени, ни сил мучиться в круговерти светских развлечений или хотя бы думать о них.

Она ожидала, что тетушка взбунтуется. Тетя Уин была большой мастерицей делать жизнь племянницы невыносимой и добиваться таким образом своих целей. Однако в этот раз тетя вопреки ожиданиям Каро не сетовала и не возмущалась. Лишь однажды она обмолвилась, что в скором времени состоится выезд, принять участие в котором племянница просто обязана. Вдаваться в подробности тетка не стала и только уточнила, что одеться нужно будет понаряднее. Получив отсрочку, Каролина вздохнула с облегчением и от дополнительных вопросов воздержалась.

Итак, после трех с половиной дней добровольного затворничества она наконец решилась покинуть свою раковину.

Чтобы встретиться с Гарри.

После их злополучного поцелуя этот джентльмен наведывался к ней ежедневно. Но она упорно отказывалась его принимать. До сегодняшнего дня. Решение встретиться с ним она приняла ранним утром, сидя на дереве, что росло под ее окном. Теперь все представлялось ей столь очевидным, что Каролина недоумевала, почему не додумалась до этого раньше.

Рано или поздно они должны были с Гарри пожениться, и с ее стороны было бы несправедливо не дать ему еще одну возможность попробовать вызвать в ней какие-нибудь чувства. Может быть, первая попытка была неудачной по объективным причинам? Придя к такому заключению, Каролина послала своему кавалеру записку с просьбой явиться ровно в три часа пополудни, когда ее отец погрузится в серию послеобеденных экспериментов. О тете она тоже позаботилась, устроив небольшую катастрофу, потребовавшую немедленного визита миссис Хибберт к модистке, гарантировавшего ее отсутствие в течение не менее двух часов.

Таким образом, у Гарри будет предостаточно времени, чтобы повергнуть ее в трепет.

Каролина ожидала его с нетерпением.

Зная, что подготовка – это половина успеха любого предприятия, она приложила немало усилий, чтобы выглядеть как можно лучше. Поскольку Гарри, насколько ей было известно, рьяно придерживался условностей, Каролина для своего наряда не могла выбрать никакой другой цвет, кроме белого. Хотя ей минул двадцать один год, она все еще считалась дебютанткой и была обязана носить исключительно белое. Это ограничение тем не менее не помешало ей выбрать самое прилегающее платье, подчеркивающее ее весьма скромные формы. Темно-бордовые нити, вплетенные в белое полотно ткани, создавали весьма кокетливый рисунок. В нем она выглядела идеально пристойной. И пристойно пленительной.

Если Гарри дано привести ее в трепет, то Каролина хотела бы оказать ему максимальное содействие в этом деле.

Без пяти минут три Каролина во всеоружии светской обольстительницы спускалась по лестнице с твердым намерением провести очередной научный эксперимент. Она устроилась в гостиной на кушетке, изрядно помучившись с ногами, пока не определила для них единственно верное положение, напоминавшее позу греческих богинь. Прилегающее платье, правда, не было слишком открытым, но, во всяком случае, подчеркивало ее фигуру.

К тому моменту, когда явился Гарри, опоздав на семь минут, Каролина уже четыре минуты как не чувствовала своих затекших ног. Но она не роптала, тем более что молодой джентльмен ворвался в гостиную с радующим душу энтузиазмом. Она встретила его ослепительной улыбкой и с удовлетворением отметила, что нанесенный ею на днях удар почти не отразился на цвете его носа.

– Каролина, слава Богу, с тобой все в порядке!

– Здравствуй... – поздоровалась она, стараясь придать голосу томную хрипотцу. Но все ее усилия соблазнить его не имели успеха. Быстро подскочив к Каролине, Гарри попытался стащить ее с кушетки.

– Ты столько дней отказывалась меня принимать, что я подумал, уж не захворала ли ты.

– Нет...

– Ты выглядишь чудесно. Такая красивая.

– Спасибо...

– А как тебе нравится мой новый жилет? – Он отпустил ее руки, которые сжимал до этого в горячем приветствии, и слегка повернулся, подставляя грудь солнечным лучам, пробивавшимся в окно. – Я только вчера его получил.

– Что? Ах, это...

– Какого черта ты разлеглась на кушетке? Каролина вздохнула. Ее попытка обольщения явно не удалась. Годы общения с отцом научили ее распознавать в мужчинах признаки отрешенности от внешнего мира, когда, занятые собой, они теряли способность реагировать на женские уловки. Однако неудача ее не обескуражила. Мужчины, насколько она могла судить, нуждались в прямолинейном подходе. Вернее, в прямых действиях. Помня об этом, она опустила ноги на пол, решив применить другую тактику.

– Какой красивый жилет, – ответила она, едва не застонав от боли, когда кровь прихлынула к онемевшим ногам. – Он такой... такой геометрический. – Каролина равнодушно оглядела довольно невзрачную, выдержанную в серебристо-серых тонах обновку Гарри, после чего окинула критическим взглядом всю его не вызывавшую вдохновения фигуру. По правде говоря, он навевал на нее отчаянную скуку. Странно, почему она раньше этого не замечала?

Его грудь и плечи не отличались шириной, и мышцы под одеждой не бугрились. Волосы у него были какого-то неопределенного землисто-бурого цвета, а лицо – очень юным и глуповатым. Главной достопримечательностью его лица были глаза – большие, выпуклые и... водянистые.

Нельзя сказать, что физические параметры имели для Каролины существенное значение. Глядя на старого друга, она неожиданно для себя обнаружила, что он похож – во всяком случае, внешне – на лягушку. Это обескураживающее открытие смутило Каролину.

Она скромно сложила руки на коленях и, потупившись, попыталась осмыслить свое открытие.

– О, Гарри, я... – начала она, лихорадочно соображая, что же она хочет сказать.

– Замолчи, любимая. Это я должен молить тебя о прощении за то, что как ужасно обошелся с тобой на балу у Тэллисов. Все это время меня мучили жуткие угрызения совести. – Он опустился перед ней на колени и в простодушном порыве схватил ее руки. – Не знаю, что на меня нашло. Клянусь, любовь моя, я больше никогда не позволю себе ничего подобного.

Каролина подняла на Гарри глаза и улыбнулась. Его искренние слова растопили ее сердце.

– Все в порядке, Гарри. Но я как раз хочу повторения. Здесь и сейчас. Я даже нашла повод выпроводить тетю Уин из дома, чтобы дать тебе возможность сделать еще одну попытку.

Гарри, открыв рот, в ужасе отшатнулся от нее.

– Но...

– Я тогда просто очень испугалась. Уверена, что, если мы попробуем снова, ты заставишь меня трепетать. Наверное, тогда все так получилось, потому что ты слишком быстро положил руку мне на корсаж. – Каролина нахмурила брови. – Постарайся сейчас этого не делать. – Она поднялась и потянула его за собой. – Встань вот здесь, как тогда, – попросила она, но, к ее величайшему изумлению, Гарри не тронулся с места.

– О чем ты толкуешь? – Он встал с пола, оказавшись, на ее удивление, вовсе не таким высоким, как ей казалось раньше. Вернее, он был таким же, как и прежде, но по какой-то причине она хотела думать, что он более рослый. Вроде графа.

– Умоляю, Гарри, не упирайся, – попросила она нетерпеливо, отгоняя мысли о графе. – Ты же знаешь, как серьезно я отношусь к научным исследованиям. Нужно подготовить все заранее, чтобы получить соответствующий резу...

– Научные исследования! – Гарри сжал кулаки, лицо его покраснело от гнева. – Не хочешь ли ты сказать, что проводила в тот раз один из своих дурацких опытов?

Каро возмущенно уперла руки в бока. Она допускала, что ее действия могли озадачить Джеффри. Ведь он был едва с ней знаком. Но Гарри знал ее всю жизнь! Подобного упрямства от друга детства она не ожидала.

– Гарри, пожалуйста, поцелуй меня сию же минуту! Я должна знать, почувствую трепет или нет...

– Предпочту воздержаться! – бросил он ей в лицо.

– Но...

– Иди к черту, женщина! Как будто у меня нет других проблем!

– Но...

– Никаких «но», Каролина! Я, между прочим, мужчина...

– Конечно. Это очевидно...

– Пять дней назад я из-за тебя опростоволосился...

– Я знаю. Но я поняла почему. Если бы ты не трогал...

– К черту твои дурацкие объяснения! – Внезапно он ее оттолкнул и, чтобы выпустить пар, заметался по комнате.

– Я вел себя как последний идиот! Задел твою девичью скромность, обидел тебя!

– Нет...

– Как раз да! Мне на следующий день сообщил об этом Тэллис. Еще он сказал, что ты была страшно расстроена.

– Граф с тобой разговаривал? – Каролина недоверчиво посмотрела на него.

– Конечно. Он сказал, что ты была сама не своя.

– Но это неправда!

– Я ответил ему то же самое. Но думаешь, он меня послушал? Как бы не так. – Гарри потрогал свой припухший нос. – Проклятие, Каро! Зачем ты всем разболтала, что я к тебе приставал?

– Я ничего подобного не говорила.

– Что подумают люди? Даже Матильда взялась меня, поучать и заявила, что в делах такого рода нужно проявлять больше осторожности.

Каролина похолодела.

– Кто эта Матильда? – спросила она упавшим голосом. Гарри покраснели вновь начал мерить шагами комнату.

Его шея приобрела цвет поспевающих вишен.

– М-м... не важно. Проблема в том, что мне не стоило тебя целовать. Жена не должна вести себя подобным образом. От нее этого не ждут. Мало того, что ты сама меня спровоцировала, так я еще получил нагоняй!

Каролина молча наблюдала, как его шея быстро наливалась все более густым багрянцем.

– Но сейчас все позади, – продолжал он, вскинув подбородок. – Можешь быть спокойна, я не прикоснусь к тебе и пальцем до самой нашей первой брачной ночи.

– Но я хочу, чтобы ты поцеловал меня!

– Чепуха! – возмутился он. С каждым словом его голос набирал силу. – Ты сама не понимаешь, о чем говоришь.

Каролина прикусила губу и наклонила голову. Она пыталась придумать, как заставить его выполнить ее просьбу.

– Обещаю, что больше не поддамся эмоциям.

Гарри проглотил образовавшийся в горле комок. Она видела, как поднялся и опустился его кадык. Теперь перед ней стоял ее прежний Гарри, друг детских дней, каким она его знала.

– Ты... ты не можешь этого знать, Каро. Я... мои поцелуи способны кого угодно вывести из равновесия.

– Конечно, милый. – Она усмехнулась, заметив, что его решимость начала слабеть. – Но я хочу убедиться...

– Черт возьми, Каро! – перебил ее Гарри и нервно затряс головой. – Я не собираюсь это обсуждать! Я ни за что не повторю это, и я не хочу рисковать твоим уважением, так же как не хочу снова обрушить на свою голову гнев Тэллиса.

Каролина опять ничего не ответила. Лицо Гарри окрасилось в цвет спелых вишен, а широко раскрытые глаза, казалось, вот-вот выпрыгнут из орбит. Она видела его таким и раньше и по опыту знала, что никакие увещевания не поколеблют его решения. Когда Гарри раздувался, как сейчас, добиться от него взаимопонимания было не менее бессмысленной затеей, чем попытка достучаться до сердца греческой статуи.

– Ну что ж, – произнесла она, ловко сменив тактику. Сдаваться она не собиралась и твердо решила добиться своего, даже если для этого придется идти окольными путями. – Скажи, зачем ты хочешь на мне жениться.

Гарри растерянно заморгал, очевидно, не веря, что победа далась ему с такой легкостью. Но когда он осознал суть вопроса, лицо его потемнело от ярости.

– Проклятие, Каро! Что с тобой сегодня? Я тебя что-то не пойму.

– Проклятие, Гарри! – передразнила его Каролина и вздохнула, теряя терпение. – Ты сегодня ужасно несговорчивый.

Некоторое время они молча метали друг на друга гневные взгляды. Тишину, как водится, первым нарушил Гарри.

– Господи, Каро! – начал он, ероша волосы привычным жестом. – С девушками на эту тему не говорят.

– Но раньше это не служило нам помехой, – парировала она. – Так скажи мне, Гарри, почему ты хочешь взять меня в жены?

– Ты знаешь почему, – вздохнул он, переминаясь с ноги на ногу, и неловко пожал плечами. На мгновение он даже показался ей моложе своих лет. – Ну хотя бы потому, что ты лучше меня разбираешься в хозяйственных делах.

Каролина внезапно шагнула к нему, протянув руки, чтобы прикоснуться к старому другу, как она делала это много раз в детстве, когда ей было с ним хорошо.

– Но разве ты не хочешь узнать, Гарри, ждет ли нас настоящая любовь?

Он неожиданно нахмурился и сразу как-то повзрослел. Морщинки, прорезавшие его лоб, сделали Гарри похожим на своего отца. И сразу знакомые с детства черты лица друга исчезли, и Каролине показалось, что она видит перед собой мужчину средних лет, а не двадцатидвухлетнего юношу.

– Я считал тебя слишком умной для подобной девчачьей чепухи. Это все твоя тетка! Это она вдалбливает тебе в голову всякие глупости.

Каролина окаменела.

– Гарри, я люблю свою тетю Уин. И прошу тебя запомнить это раз и навсегда, если ты хочешь на мне жениться, – процедила она ледяным тоном под стать холоду, вдруг сковавшему ее сердце.

Темные глаза Гарри округлились.

– Я догадывался, что ты питаешь к ней слабость. Она, бесспорно, очаровательное создание. Но боюсь, как бы твоя любовь к этой рехнувшейся старой перечнице не затмила твой разум. Не забывай, кто ты.

Каролина не сразу поняла, что Гарри имел в виду. Но по выражению его глаз она догадалась, что ничего приятного за его словами не стояло. Однако ей вдруг захотелось услышать это от него самого.

– Так кто же я, Гарри?

Он вздохнул, и на его лице отразилось сожаление. Он снова знакомым жестом взъерошил волосы.

– Пожалуйста, не заставляй меня произносить эти слова вслух.

– Нет уж, скажи! – Каролина не желала отступать.

– Скажу. Но помни, я тебя предупреждал. – Желая смягчить удар, Гарри взял руку Каролины. – Ты «синий чулок», – проговорил он со вздохом. Она поморщилась и хотела отнять руку, но он не позволил. – Но я знаю тебя всю жизнь и смирился с этим. Мне кажется, мы с тобой сумеем поладить. Я ведь никогда не мешал тебе забавляться твоими химикатами, правда?

– Ты не можешь мне что-то запрещать, – возразила Каролина.

– Это правда. Но так будет и после нашей свадьбы. Я хочу подчеркнуть, что вообще не собираюсь тебя перевоспитывать. Ты даже сможешь использовать для своих дел одну из комнат прислуги.

– Но...

– Более того, – перебил он Каролину и, поймав ее взгляд, продолжил: – Я все знаю о твоей матери.

Каролина скривилась и попыталась освободиться из его крепкой хватки, но опять безуспешно.

– Я не имею к ней никакого отношения. Я похожа на отца. Ты сам постоянно твердил мне об этом.

– Может, да, – произнес он нараспев. – А может, и нет. Ты слишком много времени просиживаешь на деревьях.

– Моя мать никогда этого не делала.

– Верно, – согласился он, кивнув. – Но это выглядит довольно странно.

– Вот как? – тихо отозвалась она. – Но доктора утверждают, что помешательство наступает в результате расстройства ума. Я же, как тебе известно, занимаюсь наукой, что требует логического и ясного мышления.

– Это справедливо только для мужчин, – упрямо возразил Гарри со свойственным ему высокомерием. – Наука вредна для женского рассудка и способствует его расстройству.

– Вздор! – Каролина могла бы наговорить ему кучу грубостей, но гневный взгляд Гарри и каменное выражение его лица остановили ее.

– Мой отец имеет на сей счет весьма определенное мнение. – Он сделал выразительную паузу, чтобы показать невесте, что с неодобрением относится к их спору.

Каролина оцепенело отвела взгляд в сторону, но не потому, что испугалась его сердитого вида. По опыту она знала, что всякий раз, когда Гарри начинал цитировать отца, переубедить его в чем-либо становилось невозможно. Но несмотря на смиренную позу и скромно потупленный взор, она была полна решимости отстаивать свою точку зрения до конца.

– Все мои опыты тщательно спланированы, обоснованы и документированы, – проговорила она, наконец вырвав у него свою руку.

– В этом-то все и дело! – воскликнул Гарри со злорадством. – Женщины опытов вообще не ставят, как бы тщательно спланированы они ни были. И если бы я захотел, мне не составило бы труда собрать доказательства твоего безумия. Для этого потребовалось бы только составить список твоих интересов.

– Гарри... – Но прежде чем она успела его остановить, он начал перечислять ее прегрешения, что делал множество раз и раньше.

– Во-первых, те опыты по стрельбе.

На этот упрек Каролина уже отвечала ему неоднократно. Она терпеливо скрестила на груди руки и, яростно сверкая глазами, впилась взглядом ему в лицо.

– Их ставил мой отец.

– Исследования овечьего мыла...

– Их продолжил мой отец.

– Но ведь начала их ты, не так ли?

Она прикусила язык – возразить ей нечего. Гарри был прав.

– Однажды ты показала мне математическую статью, подтверждающую существование воображаемых чисел.

– И вовсе они не воображаемые, – взвилась Каролина, почувствовав себя глубоко уязвленной. – А чрезвычайно точные.

Он насмешливо фыркнул.

– Ты хотела изобрести машину для дойки коров.

– А ты видел руки Салли? Грубые и в мозолях? Я просто хотела помочь ей, – попыталась она защититься.

– Ты едва не убила скотину.

– Гарри... – взмолилась она, но он поднял указательный палец, и ей пришлось замолчать. Было ясно, что слушать ее он не намерен. Все ее доводы не имеют смысла.

– Где они, Каролина?

Ее глаза от изумления расширились, но потом она посмотрела на него чересчур невинным взглядом.

– Что – где?

– Твои нелепые писульки?

– Это не писульки, а записи, Гарри! – выпалила она, еле сдерживая закипающее негодование. – Научные наблюдения. Факты. Заметки. – Тетрадь она спрятала за кушетку, чтобы можно было сразу по свежим следам изложить впечатления от поцелуя Гарри. При условии, конечно, что он снизойдет до поцелуя.

– Ты никогда с ними не расстаешься. И вечно строчишь в своей тетради, как какой-нибудь одержимый монах. Каро...

– Перестань! Перестань! – Из глаз ее брызнули слезы. Впервые за долгое время Гарри одержал над ней верх. Он наотрез отказывался понимать ее. Каролина сделала глубокий, прерывистый вдох, стараясь успокоиться. – Я в своем уме, – твердо заявила она, предпринимая еще одну попытку помочь ему увидеть правду. Посмотрев на него исподлобья, она заметила, что выражение его лица смягчилось.

– Я не хотел тебя обидеть, ты же знаешь, – произнес он примирительно. – Просто весь этот набор: эксперименты, исследования, писульки – все это выглядит чудовищно странно. Ты бы лучше училась играть на фортепиано или вышивать накидки для кресел, а не углублялась в геометрическую природу грязи.

– Геологическую природу, Гарри, – вздохнула она устало. Ответ сорвался с языка сам собой, как это получалось у нее сотни раз, стоило Гарри затронуть больную тему. – И чтобы ты знал, это весьма важно для выращивания урожая.

– Может, ты и права, – прозвучало в ответ. – А может, и нет. Я стараюсь растолковать тебе, что готов взять тебя в жены при том условии, что твое странное поведение не усугубится. – Он даже приподнялся на цыпочках, чтобы посмотреть на нее сверху вниз, потому что они были почти одного роста. – Каро, ты должна мне довериться и позволить руководить тобой. Ты ведь даже не леди. Ты «синий чулок» из семейки со странностями. Но с другой стороны, ты моя милая и дорогая сумасшедшая девочка, наделенная талантом и светлой головой для успешного занятия овцеводством.