— Ты не спрашивал.
Гринэ сказал:
— Все-таки почему ты мне позвонил?
— Мне нужна информация, связанная с лицензионным знаком. Вся информация, какую сможешь получить. И она нужна мне сейчас и здесь.
— Чего ради я должен этим заниматься?
— Мы ведь делаем одно дело.
— Посмотри вокруг повнимательней, амиго, — посоветовал Гринэ.
— Я вижу тебя, меня, моего убитого напарника, и у меня возникает множество вопросов. Я ищу дорогу, которая меня хоть куда-нибудь выведет.
— Ты мог начать с того, что рассказал бы мне правду. Я имею в виду правду, одну только правду и ничего, кроме правды.
— Нет, не могу.
— Кто мешает тебе? В этом переулке только ты и я.
— А теперь ты оглянись вокруг, амиго.
— Если я проверю этот номер, у меня тоже будет информация о нем, — заметил Гринэ.
— Вряд ли она тебе что-нибудь даст. — Джон пожал плечами. — В один прекрасный день тебе может пригодиться то, что ты получишь. Возможно, когда-нибудь потом, но не сейчас, не сегодня.
— Оскорбление полицейского при исполнении — это нарушение закона.
— Но ведь в переулке только мы двое, ты и я.
Гринэ молча посмотрел на него.
— Я бы с удовольствием ушел отсюда, — сказал Джон. — А ты?
— Эй, детектив! — крикнул санитар из морга, подкативший носилки к телу паренька. — Мы можем его забрать?
Детектив по убийствам наклонился ближе к Джону:
— Если ты мне нагадишь, я скормлю тебе твое собственное сердце.
Джон внимательно посмотрел на него.
— Давай сюда свою бумажку, — пробурчал Гринэ.
Джон передал ему листок с вирджинским регистрационным номером.
— Побудь здесь, — сказал Гринэ. — Сейчас я закончу.
Гринэ вернулся к телу. О чем-то посовещался со своим напарником и криминалистом. Они собрали улики в специальные полиэтиленовые пакеты. Отдал приказ санитару убрать тело в резиновый мешок. Сфотографировали битые кирпичи, на которых оно лежало. Санитар покатил носилки с тяжелым резиновым мешком к выходу из переулка. Гринэ по-прежнему о чем-то совещался со своим напарником и криминалистом. Наконец они направились к выходу на улицу. Гринэ на ходу быстро просматривал записи, сделанные в блокноте, что-то бормоча в рацию. Через пару минут Джон услышал потрескивание ответа. Гринэ заполнил страничку записями. Перевернул страницу, продолжая заметки. Вырвал светло-зеленую страничку из блокнота, скатал в шарик и бросил на кирпичи возле холодной темной лужи.
Ушел, оставив Джона в одиночестве между двумя желтыми лентами.
Захлопали двери машин. Заработали двигатели.
Из переулка, из-за желтой ленты, десятки пар глаз наблюдали за тем, как белый мужчина в костюме, должно быть, полицейский, подошел к тому месту, где только что лежало тело мальчика, нагнулся и подобрал скомканную бумажку.
Глава 29
Даже с картой Джон заблудился. Эти окраины редко посещались туристами. Дорогу то и дело пересекали железнодорожные пути. Склады и гаражи по обочинам. Такие окраины можно встретить в любой точке Америки, и они были точно так же заброшены там, как и здесь, в вирджинском пригороде, недалеко от столицы государства. Безликие кирпичные домики вдоль дороги; дома с облупившейся краской на стенах; ворота, болтающиеся на сломанных петлях; ржавеющие машины; задние дворики с развевающимися на веревках простынями.
Пока Джон медленно ехал, разглядывая номера полуразрушенных домов, он слышал неумолкающее пыхтение невидимой фабрички. Или это ему лишь казалось. Быть может, это колотилось его сердце.
Согласно смятому листку зеленой бумаги, который он получил от Гринэ, лицензионный номер принадлежал машине модели «Датсун-2», зарегистрированной на имя Филипа Дэвида, который предположительно проживал на одной из этих мрачных улиц.
Джон чуть не проскочил мимо нужного ему адреса. Двухэтажный дом, засохшее серое дерево, облупившаяся белая краска. Дыры размером с баскетбольный мяч в проволочной ограде. Разбитое окно на втором этаже. Окна были закрыты. Лужайка возле дома сплошь поросла бурьяном. Проволочный забор опоясывал участок перед домом. На закрытых воротах висел алюминиевый почтовый ящик.
Машины на подъездной дорожке нет. Никаких признаков жизни. Трехэтажный комплекс сдающихся внаем комнат через дорогу выглядел солидным и чистым. Белокурая мамаша сидела, кутаясь в куртку, на бетонной веранде, наблюдая за двумя маленькими девочками, катающимися по тротуару на трехколесных велосипедах. «Матери наверняка не меньше двадцати четырех», — подумал Джон. Она проводила взглядом машину Джона. На углу Джон свернул налево, поставил машину. Филип Дэвид: кто разыскивал тебя здесь? Запер портфель в багажнике, пошел с пустыми руками.
Пистолет остался у Фонг.
День был холодным, он пожалел, что не надел свой нейлоновый плащ, впрочем, от него все равно мало толку. Свернул за угол и пошел вниз по улице, внимательно присматриваясь к дому на противоположной стороне.
Потрепанные машины, мимо которых он проходил, принадлежали, судя по наклейкам на бамперах, морякам из военно-морских сил. Парковочные наклейки расположенных поблизости армейских постов.
Чернокожий старик в шляпе наблюдал за ним из окна номеров. Чуть ниже по улице мамаша сзывала своих девочек.
Табличка «Продается» на заборе. Потом стоит поговорить с агентом.
Почтовый ящик пуст.
Ворота со скрипом раскрылись. Три скрипучих ступеньки, ведущих к входной двери.
Постучал.
Тишина.
Постучал еще раз.
— Эй, есть тут кто-нибудь?
За время службы в армии Джон прошел всевозможные программы подготовки, включая ОМЗ — Обращение с механическими запорами, программу, которая обучала агентов вскрытию различных замков и запоров.
Конечно, у Джона не было ни отмычек, ни фомки.
Он протянул руку к дверной ручке, повернул...
Дверь была незаперта.
Отступил на шаг назад:
— Есть здесь кто-нибудь?
Дверь, скрипнув, открылась, перед ним зияла сумрачная дыра дверного проема.
Оглянулся: мамаша на веранде, девочки, крутящие педали велосипедов, старик у окна. Все заняты своими собственными делами.
Быстро внутрь.
Джон прыгнул внутрь, в сторону, прижался спиной к стене, толкнул дверь, она захлопнулась.
Дом вздрогнул.
Поднялись клубы пыли.
Солнечный свет проникал сквозь дешевенькие шторы. Воздух был тяжелый, застоявшийся и холодный. Затхлый.
Комната была абсолютно пуста. Возможно, в лучшие времена она служила гостиной. Открытая дверь вела в столовую, тоже абсолютно пустую.
Кухня, задернутые занавески, полумрак. Выключенный холодильник, забитый гнилой резиной. В шкафах ничего, кроме пыли. Джон покрутил водопроводный кран, — в ответ лишь шипение воздуха. Щелкнул выключателем на стене — никакого эффекта. Дверь черного хода намертво закрыта на засов.
Все воришки в округе, должно быть, знают, что это место не заслуживает их внимания.
Второй этаж. Две спальни. Пусто. На одной стене причудливый красно-зеленый рисунок: ковбой верхом на лошади.
Черный осадок на стенках унитаза в туалете. Вниз, ступенька взвизгнула под ногой.
Может быть, агенту по продаже недвижимости что-нибудь известно. Может быть, служба безопасности Балтимора что-то напутала. Или диспетчер в полицейском участке, а возможно, и Гринэ. Возможно, он его просто-напросто надул.
Джон пересек пустую комнату. Отопление тоже было отключено. Похоже, даже тараканы ушли отсюда.
Уже взявшись за ручку входной двери, Джон заметил пластиковую коробочку, закрепленную над дверной рамой. Открыв входную дверь, которая должна была выпустить его во внешний мир, безопасный внешний мир, он обнаружил...
Стоящего в дверном проеме мужчину.
Удар кулака был направлен прямо в лицо Джона. Шаг назад, левая рука, взметнувшаяся в блоке, отбивает кулак в сторону...
Кулак разжался: черные крупинки летят Джону в лицо.
Черный перец. Самый обыкновенный, повседневно используемый черный перец.
Закашлялся. Перехватило дыхание. Слезы застлали глаза. Ничего не видно.
Отскочил назад в дом, развернулся.
Удар, нацеленный Джону в пах, прошел мимо.
Другой пришелся в живот. Согнулся пополам, из обожженных глаз брызнули слезы, легкие...
Кулак, подобно кузнечному молоту, обрушился на его правую почку. Джон упал на колени. Следующий удар пришелся по шее, и Джон грохнулся лицом на пол.
Резкая боль. Гул в голове.
Огненные крути перед глазами.
Хлопнула дверь, кажется, хлопнула дверь. Джон попытался перевести дух. Башмак врезался ему в бок. Силы оставили его.
Ослепленный перцем, болью, шоком.
Руки шарили по его телу. Обыскали бока, бедра, перевернули на спину. Пошлепали по груди. Сирены. Это сирены. Должно быть, позвонили соседи. Приближаются.
Попробовал перевернуться. Сморгнул слезы. Различил неясные очертания половиц.
Из его брюк вытащили бумажник.
Вой сирен все ближе.
— Лэнг! — прошипел мужской голос.
Голос, который он слышал по телефону.
— Чертов Джон Лэнг.
Моргнул. Зрение немного прояснилось, голова по-прежнему кружилась, к горлу подступала тошнота, однако он видел, он мог видеть.
Смутный багровый свет пробивался через зашторенные окна. Незнакомец схватил его за волосы. Рывком оторвал его голову от пола, красные и синие маячки моргали за оконными занавесками.
Сирены смолкли.
Незнакомец кинулся прочь. Джон попытался встать на четвереньки, но без сил повалился на пол.
Входная дверь с грохотом распахнулась. Джон услышал, как убегавший, обернувшись в дверях черного хода, прошипел:
— Если ты действительно играешь честно, почему ты до сих пор жив?
Глава 30
Джон Лэнг разглядывал улицу из окна второго этажа арлингтонского полицейского участка. Мощные прожекторы выхватывали из темноты патрульные машины на стоянке.
Грохот в голове постепенно стих до устойчивого шума. Ребра ныли, во рту отвратительный привкус.
Джон зажмурился. Открыл глаза.
Тот же полицейский участок. И он, в одиночестве стоящий у окна.
Вошел полицейский сержант:
— Тебе бы лучше присесть.
— Да, и стулу лучше бы оказаться в Китае.
— Ну, это трудно устроить. — Сержант оставил дверь открытой.
В дежурке капитан перешептывался с типом в мятом костюме.
Харлан Гласс стоял у лестницы, вертя в руках шляпу.
Пятеро копов печатали отчеты. Разговаривали по телефону. Глазели по сторонам.
Гласс поманил Джона пальцем.
— Ни слова. Не здесь, — сказал он.
Он водрузил свою шляпу на голову, повел Джона вниз по лестнице, мимо стола дежурного, где отец молил о снисхождении к своему сыну, прочь на морозную вечернюю улицу.
Оказавшись на улице, Джон спросил:
— Ну что, плохи наши дела?
— Если твои приключения попадут в прессу, это будет катастрофой. Ситуация выйдет из-под нашего контроля. Если Корн пронюхает, у него, черт возьми, будет отличная причина установить за тобой слежку. И за мной.
Они шли вдоль рядов расположившихся на стоянке машин.
— Я подвел вас, — сказал Джон.
— И меня. И управление. И Фрэнка.
— По сути, я провалился, — сказал Джон. — Я сделал неверный шаг, но вызвать огонь на себя было частью ваших указаний.
— Сдерживать огонь...
— Я не волшебник, я агент, — сказал Джон.
— Очень жаль.
Гласс обвел улицу своим тренированным взглядом. Они перешли дорогу, пустынную в этот час, направляясь к скамейке автобусной остановки.
— Садись, — приказал он Джону.
— Вы мой спаситель, — сказал Джон, подчиняясь. — Ваш звонок.
— Этого звонка не должно было быть. — Было холодно, Гласс застегнул свой плащ. — Рассказывай.
— Фрэнк шел по следу одной перевозки Си-4 — возможно, с ней связана видеозапись разговора двух мужчин, которых я не смог идентифицировать со стопроцентной уверенностью. Однако они говорили, что их предприятие санкционировано.
— Пластиковая взрывчатка? — прошептал Гласс. — Как при...
— Как при взрыве Коркоран-центра. Две тысячи фунтов «санкционированного» груза, не считая различных детонаторов и приспособлений.
Шепот Гласса был спокойным и отчетливым:
— На самом деле пустить тысячу фунтов из этой партии на Коркоран-центр... Никаких проблем. Подкупить в Кувейте какого-нибудь рабочего, чтобы он, если спросят, показал, где именно были использованы эти две тысячи фунтов взрывчатки. И концы в воду...
— Она столь же легко могла исчезнуть en route[4] из Балтимора в Египет...
— Скорее всего большая ее часть вообще никогда не покидала страны. — Гласс покачал головой. — Эта видеокассета при тебе?
— Лежит припрятанная.
— У тебя ее нет с собой? Чтобы я смог...
— А вы думали, я постоянно ношу ее с собой, чтобы в любой момент иметь возможность порвать ее?
Гласс в сомнении хмыкнул:
— Какие-нибудь прямые следы, ведущие к управлению? К кому-нибудь конкретно?
— Возможно, замешан парень, которого зовут Филип Дэвид. Это был его дом, тайное убежище, в котором мне досталось, возможно, от него же. Фил Дэвид входил в команду, занимавшуюся перевозкой, скорее всего это именно он написал письмо сенатору Фаерстоуну...
— Пытаясь выгодно продать то, что ему известно о взрыве...
— И что потом? — спросил Джон.
— Он вспугнул... того, кто осуществлял контроль.
— Кто бы ни устроил это представление, он хитер. И жесток.
— Скорее всего Фрэнка убрали, когда он зацепился за заявление Фила Дэвида, попробовав свести факты воедино.
— Почему бы вам не прибавить сюда и Клифа Джонсона. Держу пари, его машина не случайно взорвалась в Париже, кто-то постарался.
— У тебя есть какие-нибудь доказательства? — шепотом поинтересовался Гласс.
— Если и есть какие-нибудь доказательства, они в руках у французов. Но я готов поспорить — тот, кто это сделал, был достаточно умелым, чтобы снарядить хорошую бомбу и скрыть все доказательства того, что это не обычная катастрофа.
— Почему убили Клифа Джонсона?
— После взрыва Коркоран-центра он, возможно, связался «не с теми парнями». Думал, что ведет свои дела с нами, с ЦРУ.
— Вот как? — сказал Гласс.
К остановке с грохотом подкатил городской автобус. Гласс махнул ему рукой. Автобус промчался мимо, не останавливаясь.
Гласс повторил:
— Вот как? С ЦРУ?
— Не с той частью, к которой принадлежу я, — сказал Джон. — Однако «затерявшиеся» запросы Фрэнка... наводят на определенные мысли...
Гласс прижал руку ко лбу, потеребил поля своей шляпы:
— Ахмед Нарал...
Сердце екнуло. Сохраняй спокойствие. Сконцентрируйся.
— ЦБТ был слеплен наспех из имевшихся ресурсов, — сказал Гласс, — не только нашего управления, которому наплевать на все это, но и ФБР, Пентагона. В результате — полный хаос в данных, новые категории, новые методы поиска... Центр до сих пор недостаточно автономен, до сих пор ограничен рамками меж — и внутриуправленческой политики. Черт возьми, простое переименование файла может потребовать созыва совещания!
— Меня это мало волнует, — сказал Джон.
— Тебе легче. Мне же всегда приходится помнить, что политика — это искусство возможного. Ахмед Нарал... Я проверил все, что имеется в моем центре по борьбе с терроризмом на сегодняшний день. Сам, стараясь не оставлять никаких следов в компьютерах или хранилищах с документами или... Он получил доступ на уровень, гораздо выше того, который он должен был иметь, выше, чем Карлос или Абу Найдел. И мне не удалось идентифицировать подписи людей, санкционировавших этот допуск. Однако все эти документы хранятся в оперативном отделе, и ни один из материалов не проходит ниже уровня заместителя директора.
— Аллен и Вудруфт, — сказал Джон, — в Бейруте...
— Полагаю, не стоит сейчас вспоминать чертов Бейрут, — сказал Гласс. — Ограничимся Нью-Йорком и Вашингтоном.
— Если...
— Не будем больше об этом, — прервал его Гласс. — По крайней мере до тех пор, пока не узнаем об этом больше!
— Если Нарал в течение многих лет был нашим капиталом, если мы помогли ему добыть некоторое количество Си-4, полагая, что он использует его на Среднем Востоке или против Каддафи, или Саддама Хусейна...
— Они оба ненавидят его до сих пор, бывшие союзники стали самыми заклятыми врагами...
— ...и наш старый «друг» Нарал решил подложить нам свинью. Не знаю точно, что им двигало: самолюбие, жажда власти или денег...
— Об этом ничего не известно.
— Нет?
— Нет.
— Вы можете воспользоваться компьютерными базами данных, — сказал Джон, — запустить программу поиска всего, что относится к Филу Дэвиду и...
— И засветиться — сейчас ни друзья, ни враги не знают, чем мы заняты.
Ночь была тиха. Мужчина на противоположной стороне улицы выгуливал таксу.
— Собачья жизнь! — прошептал Джон.
— Черт! — Гласс посмотрел на свои часы. — Если я не доберусь до Лэнгли и не предприму соответствующих мер, чтобы прикрыть тебя...
— Кто был тот «пиджак», которого вы купили в полицейском участке?
— Он помощник прокурора Соединенных Штатов в Северной Вирджинии, — сказал Гласс. — Очень честолюбив. Очень заинтересован в сотрудничестве. Я и раньше пользовался его услугами. Он проследит, чтобы капитан извлек всю информацию, связанную с тобой, из папок и памяти компьютеров. Интересно, насколько близко мы подошли к развязке этого дела?
— Оно закончится, когда мы пригвоздим тех, кто убил Фрэнка! Когда узнаем, за чем он охотился! А до тех пор...
— Как ты верно заметил, ты всего лишь агент. Я для тебя старший офицер. И ты в моей тетиве.
— Тогда натяните ее, — спокойно сказал Джон. Его взгляд был ясным.
Мимо них со свистом проносились машины, запоздалые покупатели ехали в магазины; изнуренные родители спешили домой к своим детям.
— Вы пришли ко мне, — сказал Джон.
— Ты и без меня влез бы во все это.
Они сидели на скамейке автобусной остановки холодной ночью, какдва школьника, почему-то оказавшихся вдали от дома в столь поздний час. Истина сидела между ними на этой скамейке.
— Мы на одной стороне, — вздохнул Гласс. — Должны быть на одной.
Он еще раз посмотрел на часы.
— Как Филип Дэвид узнал о твоем визите?
— Над дверью была закреплена пластиковая коробочка с датчиком. Микропередатчик, извлеченный из наших запасов, или Пентагона, или ФБР, или...
— Или просто купленный, — подсказал Гласс.
— Дверь открывается, датчик срабатывает, передается сигнал. Я полагаю, он пользовался этим домом как тайником для передачи сообщений. По всей вероятности, он сунул агенту по продаже недвижимости несколько баксов. В хорошие дни вряд ли кто позарится на этот дом. И все это время...
Кто-либо приходивший с письмом для него открывал дверь, и при этом где-нибудь неподалеку, возможно, у него под подушкой, автоматически включался звонок. И в этот раз он, как всегда, отправился за сообщением, но перед тем, как войти, заглянул в окно, увидел меня, не отступил... Рискованная игра. Даже, можно сказать, безнадежная.
— Однако его тактика сработала, а твоя потерпела неудачу.
— В этот раз да.
— Ты сможешь разыскать его?
— Или он сам разыщет меня. Я нужен ему.
— Это ты так думаешь. — Гласс в очередной раз посмотрел на часы. Ругнулся.
— Давайте попробуем задержать его, — сказал Джон. — Прямо сегодня вечером.
— У тебя есть на примете кто-нибудь, кому мы могли бы довериться? — спросил Гласс. — После этого, после того, что произошло с Фрэнком, к кому в управлении мы могли бы обратиться?
— Можно обратиться ко всем сразу. Трубить во все трубы, звонить во все колокола. Даже если среди нас и оказалось несколько плохих парней, то число хороших гораздо больше...
— Мы запнемся об их самые лучшие намерения. И к тому же не забывай про царящую везде бюрократию. Про межведомственные барьеры. И рефлекторное нежелание рисковать своей задницей. Фактически у нас нет доказательств, что кто-нибудь, кроме Фрэнка, ну и нас с тобой, занимается чем-то нелегально. А верхушка, как в Лэнгли, так и в Белом доме, назовет это паранойей. Или случайностью, не относящейся к делу. А тайный скандал вызовет в управлении «охоту на ведьм», и первыми сожгут предвестников, измазавших белые стены управления своими несанкционированными действиями. Или я не прав? — спросил Гласс. — Разве американское правительство не стоит на страже порядка и закона?
Джон промолчал.
— Что еще ты утаил от меня? — спросил Гласс.
— Ничего существенного.
— Я предпочел бы сам решать, что важно, а что нет.
— Решайте что хотите, я один на линии огня.
— Нет. На этой линии управление. Я на этой линии. И Фрэнк.
— И я.
— Да, и ты. Если Фрэнк был ликвидирован, тебя тоже должны убрать.
— Не смогут до тех пор, пока я готов к бою.
Гласс заметил:
— Осторожность, а не храбрость сохраняет агенту жизнь.
— Противник не станет наносить мне удар, пока не выяснит, чем я ему угрожаю и что раскопал Фрэнк.
— Тогда тебе следует держать врага в неведении.
— И вызвать огонь на себя, вынудив его раскрыться. Чтобы вы смогли взять его без лишнего шума. Ведь вы хотите именно этого?
— И этого тоже.
— А как насчет меня? — поинтересовался Джон.
— Выполняй свое дело без ошибок и аккуратно... Я постараюсь сохранить твою голову на плечах.
— Это вроде бы входит и в мои планы.
— Вроде бы?
Джон пожал плечами.
— Для меня, — сказал Гласс, — верность стоит на первом месте.
— Вы уже говорили, что вынуждены доверять мне.
— Ты не подчинился моему приказу и встретился с детективом Гринэ.
— Полагаю, это был удачный ход. Пока все шло хорошо.
— Пока. — Гласс ненадолго задумался. — Корн может вынудить оперативный отдел, или отдел генерального инспектора, или правовой отдел задержать тебя — однако на самом деле это будут силы Корна. Он может заставить Зелла надавить на тебя. Никому не поддавайся. В тот момент, когда ты скажешь что-нибудь, сделаешь что-нибудь, признаешься в чем-нибудь... мы потеряем контроль, и это будет конец.
— Я понимаю: сохранять контроль и сдерживать давление.
— Если Корн посадит тебя сегодня вечером в кутузку, молчи. Ничего не признавай, даже то, что ты был здесь. Не подведи меня, — сказал Гласс. — Не подведи Фрэнка.
Мимо их скамейки медленно проехала машина. Оба мужчины напряглись. За рулем сидела усталая мамаша. Она скользнула взглядом по скамейке, проехала мимо.
— Я не люблю подводить людей. — Голос Джона был ровным.
— Проявляй хитрость и упорство, — посоветовал Гласс. — Сосредоточься на поиске следов Фрэнка, всех его следов. Береги пленку и другие улики, которые сможешь раздобыть. Никому не доверяй, ни на кого не полагайся. Продолжай обычную работу представителя при сенате, постарайся не стать легкой добычей.
— Хорошо, я буду бегущей мишенью.
Гласс встал:
— Сделай это, Джон. Постарайся найти ответы на все «кто» и «что». Постарайся не засветиться. Постарайся не навредить управлению и нашему делу. Это надо сделать сейчас, пока не поздно.
Сказав это, человек в мягкой шляпе встал и пошел к своей машине, стоящей неподалеку, оставив Джона сидеть в одиночестве на холодной автобусной остановке.
Глава 31
Джон открыл дверь дома Фрэнка своими ключами. Фонг выглянула из кухни и с ужасом уставилась на него.
— Ты выглядишь ужасно, — сказала она.
— Кто говорит, что внешний вид обманчив?
— Садись. — Она усадила его на кушетку, помогла стащить пиджак.
— Я...
— Ты сейчас не в форме, поэтому прибереги свои сказки на потом.
— Скажи, когда начинать.
— Ты и сам прекрасно сориентируешься.
Она принесла из кухни пластиковый пакет со льдом и положила ему на лоб. Холод обжег кожу.
— Вот не знала, что работа на конгресс столь опасна, — не удержавшись, съехидничала она. — Эта работа по совместительству доконает тебя.
Джон ослабил узел галстука.
— Шесть дней, — ответил он. — Ты осознаешь, что прошло только шесть дней с тех пор...
Он замолчал. Она уселась на кофейный столик.
— Помнишь наше соглашение? Расскажи мне всю правду.
Хочется. Нужно.
Расскажи ей про все. Кроме Эммы.
«Это не относится к нашему соглашению», — сказал он сам себе. И он рассказал ей про все, кроме Эммы.
— Ты рассказал Глассу про меня? — спросила Фонг, когда он закончил.
— Нет.
— Почему?
Голова раскалывается.
— Почему нет? — повторила она.
Джон поморщился и положил лед на кофейный столик.
— Он взорвался бы как бомба, узнав, что я нарушил правила, хотя у меня и не было выбора. Я не уверен, что это не повредит ему. Или тебе.
— Ты ему доверяешь?
— По большому счету это не имеет значения.
— Да?
— Если он узнает про тебя, то я в некоторой степени потеряю контроль.
— Он твой старший офицер и наверняка считает, что вправе быть в курсе всего. Если ты не будешь полностью доверять своему патрону, то в конце концов получишь заслуженную еще в Китае пулю.
Они долго сидели, не говоря ни слова.
— Вэй и другие твои агенты знали о риске, — сказала Фонг. — Они делали свою работу.
— Для них это была не просто работа.
— Так же, как и для тебя, — сказала она.
— Это ничего не меняет.
— Это все меняет, — отрезала она.
— Смерть всегда смерть.
— А я надеялась, что ты не нытик.
— Я реалист.
— Это худшая разновидность глупости.
Услышав это, Джон не смог удержать улыбки.
— Я говорила, что ты не должен лгать, — сказала она, — ни мне, ни себе самому. Я говорила, что пригвозжу тебя за ложь.
— Фонг — молоток.
— Да, черт побери, — сказала она.
Он улыбнулся и тряхнул головой... Боль запульсировала, и он закрыл глаза.
— Только не бей молотком по моему черепу, — прошептал он, морщась от боли.
— Только в случае необходимости. — Она сунула ему в руки пакет со льдом. — Не валяй дурака.
— Зря я связался с тобой. Ты слишком груба.
— До сих пор ты так не считал.
Ее глаза сверкали, как два ледяных кристаллика.
— Вот так агенты и становятся на путь порока, — сказал Джон. — На все существуют свои уважительные причины. Потянуть за ниточку здесь, нарушить правила там, сказать невинную ложь или не докладывать о безобидной правде...
— Ты думаешь, что сделал лучший выбор?
— По-моему, теперь уже слишком поздно обсуждать это. Рубикон перейден. Я поступил так, как считал нужным.
— Тогда тебя не в чем обвинить.
— Конечно. — Он улыбнулся Фонг. — Конечно.
— Что ты задумал?
— Стану движущейся мишенью.
— Теперь вижу, что ты крепко получил по голове.
— Безумие — залог успеха в Вашингтоне.
— И выживания? — Она посмотрела на него. — Ты в порядке?
— Завтра буду как новый, — заверил он.
— Обещания, обещания. Ты голоден?
— Попозже, я съем что-нибудь попозже.
— У тебя болит что-нибудь еще?
— Все.
Она потрогала шишку на его лбу.
— Такой большой я еще никогда не видела, — заметила Фонг. Ее пальцы коснулись серповидного рубца на левом виске.
— Это старый, — почувствовав немой вопрос, ответил он. — Мне было семь. Меня укусила собака. Немецкая овчарка.
— Почему?
— Просто я оказался в нужном месте в нужное время.
— Должно быть, было очень больно.
— И очень страшно. — Джон улыбнулся. — После того, как собаку выпустили из карантина по бешенству, мой отец взял винчестер дяди Алана, отвез меня к загону, в котором была эта собака, и пристрелил ее.
— А что было потом?
— Он отвез меня в школу.
— А что же хозяин...
— Старик Воукер прекрасно понимал, что жаловаться бессмысленно.
— Разве у него не было адвоката?
— В те времена у адвокатов было не больше силы, чем у присяжных в родном городе.
— Что тебе сказал отец... про все это?
— Он не любил тратить слова на объяснение очевидного. — Джон пожал плечами. — Делай все, что можешь в пределах правил. Будь справедлив. Доводи дело до конца. И держись за свою землю.
Спустя минуту Фонг сказала:
— Ты когда-нибудь рассказывал моему отцу эту историю?
— Я никогда никому не рассказывал эту историю.
— Твой отец, он...
— Он умер через день после ухода в отставку. Я тогда учился в начальной школе.
В комнате воцарилась тишина. Джон сел на кушетке. Напротив него, на кофейном столике, расположилась Фонг.
— Ни один из моих шрамов не был столь драматичен, — сказала она. — Черт возьми. Шрамы на теле — это не самое страшное. Ну... ладно... — Она встала, взяла пакет с растаявшим льдом и выбросила в раковину.
Но в желтой кухне она чувствовала себя не в своей тарелке. Она вернулась в гостиную.
— Ты думаешь, что все знаешь про меня, — сказала она Джону, — но это не так.
— Возможно, ты и права.
Фонг бросила на него быстрый взгляд.
— Расскажи мне о себе, — сказал он, прежде чем успел подумать.
— Я не обязана это делать.
— Я не хочу принуждать тебя.
Она подняла руки, как будто хотела заставить замолчать невидимую толпу.
— Хватит!
— Ладно.
— Только больше не...
— Договорились.
— Мы заключили с тобой соглашение, — сказала она, — и покончим с этим.
— Согласен.
Она пристально посмотрела ему прямо в глаза:
— Как твоя голова? Все еще болит?
— С каждой минутой все лучше.
— Хорошо. Хорошо. — Она смахнула невидимые крошки с обеденного стола. — Хочешь поесть или... что-нибудь еще.
— Что-нибудь еще.
— Тогда нам следует решить, как действовать дальше.
Глава 32
Вторник. Утро. 9:09. Раскаты смеха и звук шагов эхом разносились под высокими сводами коридора, ведущего к кабинету сенатора Кена Хандельмана в Рассел-билдинг.