"Внуки братьев станут вашими братьями!" Но мало ли кто какие слова говорил триста лет назад….
      Черные опоры моста стояли как двойной строй атлантов и молча спрашивали мальчишку: куда он идет? Зачем?! Что за нелепые мысли у него в голове?
      Мальчик оглянулся, словно искал поддержку.
      Но огни Долины Юга скрылись уже за холмом.
      Тогда он замер на миг и вдруг, рванувшись, побежал к эстакаде. Он мчался напрямик по высокой, еще сырой траве. Какое-то колючее растение оцарапало ему ногу. Нааль остановился, яростно вырвал его с корнем и побежал опять.
      Скорей, скорей, чтоб не догнала непонятная звенящая тревога!
      Сейчас он пересечет широкую полосу тени и минует черные ворота Ратальского моста…
 

2.

 
      Вагон кольцевого экспресса, идущего через Берег Лета на северную оконечность материка, был пуст. Нааль забрался с ногами в кресло и смотрел, как со скоростью пятисот километров в час пролетает за окнами темнота.
      Нааль устал. В другое время он, конечно, заснул бы, но сейчас снова зазвенела, как надоедливая струна, тревога: "А если он ничего не скажет в ответ? Или подумает, что это просто шутка! И до мальчишки ли будет герою Космоса, вернувшемуся на Землю через триста лет?" Мальчик представил вдруг громадное поле космопорта, заполненное тысячами встречающих.
      Тысячи приветствий, тысячи протянутых для рукопожатия ладоней. А что будет делать там он? Что скажет?
      И вдруг появилась мысль, что не надо ночевать в городе, ждать утра и приземления корабля. Надо обо всем сказать Александру сейчас. "Лоцман-5" держит связь с фрегатом. Станция в сорока километрах от Берега Лета. Ехать нужно еще пять минут…
      Дождавшись очередного поворота, Нааль вышел на движущийся круговой перрон. Прыгая по замедляющим свой бег кругам, Нааль добрался до неподвижного центра и через туннель вышел за перрон.
      Перед ним лежало черное поле. Сзади горели неяркие огни перрона, далеко впереди светился синий шпиль лоцманской станции.
      Ветер тихо шумел в невидимой траве. Этот шум почему-то успокоил мальчика. Раздвигая ногами высокую траву, Нааль побрел прямо на синий шпиль.
      Здесь, видимо, тоже недавно прошел дождь.
      Мокрые листья липли к коленям. Ветер был теплым и влажным.
      Скоро Нааль вышел на дорогу и зашагал быстрее. Ветер тоже быстрей полетел навстречу, стараясь сорвать с плеч мальчишки легкую куртку.
      Станция! "Лоцман-5" уже давно отказывалась давать подробную информацию. На все запросы коротко отвечал автомат: "Все в порядке". Многие пытались настроиться на волну связи с кораблем, но не удавалось: никто не знал старинной системы передач.
      Первое сообщение с приближающегося фотонного фрегата приняла промежуточная станция Юпитера. Но теперь у Земли была уже прямая связь с кораблем. Лоцманы не покидали станцию ни на минуту. Трое дежурили у векторного маяка, четвертый спал здесь же, в кресле.
      Экипаж корабля уже передал управление Земле. Лоцманы должны были посадить фрегат на Береговой космодром.
      Лишь несколько часов назад Сергей Костер установил с фрегатом двустороннюю звуковую связь.
      Но экипаж пока не передавал никаких сведений, кроме данных о системе автоматов, необходимых для приземления.
      Лоцманы вывели корабль на круговую орбиту, и он повис над Землей, превратившись в спутник с суточным обращением. Сергей кончал передачу координат, когда Мигель Нувьос сказал:
      — Кто-то второй час сигналит, просит ответ.
      — Бессонница у кого-то, — не оборачиваясь, предположил Сергей. Он внимательно следил за вектором, пересекающим на светящейся карте черную точку космодрома.
      — Срочный вызов, шесть отчаянных сигналов. Это не простое любопытство.
      — Если что-то важное, почему не прямая связь?
      — Не знаю…
      Через несколько минут Сергей сам услышал гудок срочного вызова. Ни он, ни два других лоцмана, дежурившие у параллельных передатчиков, не могли подойти к видеофону.
      — Миша, ответь, в конце концов, — попросил Сергей. Но Мигель уже спал полулежа в кресле.
      Сигнал не повторялся.
      Прошло еще полчаса. Автоматы корабля получили последние задания. Сергей облегченно закрыл глаза. Но все равно плясала в глазах красная россыпь цифр, и от усталости ломило веки.
      В эту минуту кто-то тронул его за рукав. Лоцман отнял от глаз ладони. Он увидел мальчика лет двенадцати, светловолосого и загорелого, в незастегнутой полосатой куртке, с золотым значком на светло-зеленой рубашке, со свежими царапинами на ногах.
      Мальчик смотрел снизу вверх в лицо Сергея.
      И, желая, видимо, все объяснить в одну минуту, он сказал несколько слов, смысл которых лоцман понял не сразу.
      — О чем ты говоришь? Как ты попал сюда? — спросил Сергей.
      Подойдя к центральному зданию, Нааль сразу отыскал какую-то дверь и оказался в длинном узком коридоре.
      Гулко отдавались шаги. Пол, гладкий и блестящий, как стекло, отражал большие плафоны. Нааль шел по коридору, и снова начинали стонать тревожные струнки, сливаясь в один ноющий звук. Снова нарастала тревога, и от волнения к горлу подступил комок. Нааль почувствовал, что сердце колотится беспорядочно, как прыгающий по ступеням мяч. Что-то очень скоро должно было случиться.
      Коридор кончился крутым поворотом. Нааль поднялся по широкой лестнице, замер на секунду с поднятой рукой и, решившись, толкнул матовые, просвечивающие двери.
      Он увидел круглый зал с низкими стенами и прозрачным куполом, расчерченным непонятными белыми линиями. Сквозь паутину этих линий смотрели звезды. Пол, выложенный белыми и черными ромбами, слегка поднимался к центру, где была небольшая площадка.
      Там, у черного конусообразного аппарата, стояли три человека.
      Недалеко от площадки, в одном из кресел, в беспорядке разбросанных по залу, спал четвертый. Люди у аппарата о чем-то говорили.
      Гулкими, неестественными были их голоса. Нааль разобрали каждое слово, но не понял, о чем они говорят. Видимо, от усталости слегка кружилась голова. Все стало каким-то ненастоящим. И, перестав волноваться, он прошел по бело-черным ромбам к центру, поднялся на площадку и взял за руку одного из лоцманов. Человек обернулся, и по удивленному взгляду Нааль понял, что тот не слышал шагов.
 

3.

 
      Тогда, чтобы сразу объяснить все, мальчик сказал:
      — Я пришел встречать брата…
      Все было, как во сне. Нааль рассказывал и слышал, словно со стороны, как голос его звенит и теряется в громадном помещении. Он не помнил, долго ли говорил. Наверное, очень недолго. Мерцали лампочки на пультах у крутых стен, и синие змейки на экране стремительно меняли свой рисунок.
      — Скажи, лоцман, он не откажется, — ответив спросил Нааль, стряхнув на миг оцепенение. Наступила короткая тишина. Потом кто-то произнес фразу, которая из-за своей простоты и обыкновенности никак не вязалась с тем, что происходило:
      — Вот ведь какое дело…
      Кто-то будил спящего:
      — Миша! Мигель! Встань, слушай.
      Быстро плясали на экранах молнии, и старший лоцман, которого звали Сергеем, вдруг сказал:
      — Ты спишь, мальчик.
      Он поднял на руки и положил его в широкое пушистое кресло.
      Но Нааль не спал. Он смотрел на пляшущие огоньки и слышал гудящие под куполом слова:
      — Человек…
      — Три столетия…
      — Не испугался… А если нет?
      — Он спит.
      — Нет.
      И тот, кто сказал, "нет", спросил:
      — Как тебя зовут, брат космонавта?
      — Нааль.
      Он не слышал повторного вопроса, но почувствовал, что лоцманы не поняли, и сказал:
      — Натаниэль Снег.
      — Снег… — отозвались голоса.
      — Странное сочетание…
      — "Ничего странного, — хотел сказать Нааль. Так назвали меня в честь Натаниэля Лида, капитана батискафа "Свет"…
      Кто-то шевельнул кресло и произнес:
      — Спит.
      — Я не сплю, — сказал Нааль и открыл глаза. — Лоцман, ответил "Магеллан"?
      Сергей наклонился к нему:
      — Ты спи… Они сказали, что встретятся с тобой через неделю. Экипаж решил спуститься на десантной ракете в зону лесов… Видимо, не хотят они шумной встречи. Стосковались по Земле, по ветру, по лесу. Через несколько дней пешком придут к Берегу Лета.
      Сон быстро таял.
      — А я? А людей… разве не хотят они встретить?
      — Ты не волнуйся, — сказал Сергей. — Ведь с тобой обещали встретиться через неделю.
      Теперь Нааль увидел, что зал лоцманской станции не так уж велик. Погасли экраны. Небо над прозрачным куполом стало низким и туманным.
      — Куда они спустятся? — спросил мальчик.
      — Они просили не говорить об этом.
      — А мне?
      — Полуостров… Белый мыс.
      Нааль встал.
      — Спи здесь до утра, — предложил Сергей. — Потом все решим.
      — Нет. Я поеду домой.
      — Я провожу.
      — Нет.
      Вот и кончилось все… Была глупая сказка, которой он поверил совсем зря. Триста лет…
      Он не дослушал последних слов лоцмана и быстро пои (ел, потом побежал по черно-белым ромбам зала, по стеклянному полу коридора, по усыпанной гравием тропинке. Снова мальчик оказался в черном поле и пошел к далекому перрону. Шел он медленно. Куда теперь спешить?
      "Встретимся через неделю…"
      Если человек хочет встречи, он не станет ждать и часа.
 

4.

 
      Может быть, все так и кончилось бы. Но в сотне шагов от станции Нааль наткнулся на стоянку "пчел". И вдруг шевельнулась мысль, которая сначала показалась просто смешной. Но, пройдя метров десять, мальчик остановился. "Может быть, Александр не мог уже отменить решение о высадке, когда услышал обо всем от лоцмана? Ведь он не один?" — думал Нааль.
      Чувствуя, как колотится сердце от вновь появившейся надежды, Нааль нерешительно подошел к аппаратам. Ему не хватало трех месяцев до двенадцати лет — возраста, когда разрешается самостоятельно водить "пчелу". Но сейчас он не чувствовал силы запрета.
      Все еще колеблясь, он сел в кабину и опустил защитный колпак. Потом проверил двигатель.
      Подбадривающе мигнули на доске управления желтые огоньки.
      Тогда Нааль поднял "пчелу" на горизонтальных винтах и сразу разогнал ее на северо-восток.
      Высокая скорость позволит ему за два часа достигнуть Белого мыса.
      Он, наверное, заснул в полете. По крайней мере, полет показался Наалю очень коротким. Думал он только об одном: "Подойду и скажу, кто я. Теперь все равно…"
      Если он встретит равнодушный взгляд, он молча сядет в кабину и, подняв аппарат, уведет его на юго-запад.
      Беда случилась, когда "пчела" пересекла тихий, отразивший звезды залив и летела к мысу над черным лесным массивом. Уже начал синеть восток, но в зените небо оставалось темным. Где-то там висел покинутый экипажем "Магеллан".
      Нааль напрасно старался увидеть внизу огни или хотя бы темный конус десантной ракеты. Дважды он прошел до оконечности мыса над самыми вершинами деревьев. Потом стал слабеть двигатель.
      Аккумуляторы оказались израсходованными. Мальчик понял, что взял аппарат, который не был подготовлен к полету. Тогда, чтобы в последний раз осмотреть как можно шире темнеющий внизу лес, Нааль стал подниматься на горизонтальных винтах. Он поднимался до тех пор, пока не заглох двигатель. Винты остановились, и, выпустив крылья, "пчела" заскользила по земле.
      Нааль поздно понял ошибку. Внизу тянулся сплошной лес.
      Приземлиться, планируя на крыльях, было невозможно.
      Он почему-то не очень испугался. Глядя на проносящиеся под самыми крыльями деревья, Нааль постарался выровнять полет. Потом увидел перед собой черные вершины и машинально рванул тормоза. Был трескучий удар, несколько резких толчков, затем еще толчок, более мягкий. По плечам туго ударила спинка сиденья. Что-то твердое уперлось в плечо. К щеке прильнули какие-то сухие, пахучие стебельки. "Где же ракета?", — подумал мальчик и вытянулся на траве.
 

ЧЕТВЕРТОЕ СОЛНЦЕ

 

1.

 
      — Ни лоцманы, ни мальчик не знали, конечно, причины нашего странного решения, — сказал Александр. — Причиной была растерянность. Не простая растерянность, какую может вызвать неожиданное известие, а какая-то беспомощность и страх. Что мы могли ответить!..
      Я не стану говорить о полете. Все они проходят одинаково, если не случится катастрофы. Работа, долгий сон в анабиозе… На Земле прошло полвека, а в корабле — около двенадцати лет, когда мы, обогнув по орбите Желтую Розу, подошли, наконец, к планете.
      Мы испытали сначала всю горечь неудавшегося поиска. Перед нами была ледяная земля. Без жизни, без шума лесов, без плеска волн. Кутаясь в дымку холодного тумана, над ломаной чертой гор большое ярко-желтое солнце. Оно действительно было похоже на желтую розу. Розовым и желтым светом отливал замерзший океан.
      В расщелинах скал, в трещинах льда, в тени сумрачных обрывов застоялась густая синева…
      Лед… Холодный блеск… Тишина…
      Единственным, что обрадовало нас, был воздух.
      Настоящий, почти земной воздух, только холодный, как вода горного ключа. В первый же день мы сбросили шлемы и дышали сквозь стиснутые от холода зубы. Надоел нам химически чистый, пресный воздух корабельных отсеков. По-моему, как раз от него появляется та мучительная тоска по Земле, о которой страшно даже вспоминать… А там, на Снежной планете, мы перестали так остро ощущать эту тоску. Было что-то близкое для человека среди ледяного, завороженного холодом мира, только поняли мы это не сразу.
      Покидая фрегат, каждый раз мы видели царство снега, камня и льда…
      Они видели глубокие ущелья, в которых стоял голубой туман.
      Плоские и широкие солнечные лучи из оранжевых превращались в зеленые, когда попадали в ущелье сквозь трещины отвесных стен. Они дробились на сотни изумрудных искр среди изломов льда. А если лучи достигали дна, там вспыхивали букетами фантастических огней сотни ледяных кристаллов.
      По ночам за окнами "Магеллана" черной стеной стояло небо с изломанными контурами синих созвездий. Иногда желтоватым светом начинали мерцать высокие прозрачные облака. Этот свет струился по обледенелым склонам гор, выхватывая из темноты нагромождения скал.
      И все-таки не была она мертвой, эта холодная планета.
      Случалось, что, закрыв оранжевое закатное солнце и стирая со льдов черные уродливые тени, с запада приходили тяжелые тучи.
      И начинал падать снег. Настоящий снег, как где-нибудь на берегу Карского моря или в районе антарктических городов. Он таял на ладонях, превращаясь в обычную воду. Потом вода становилась теплой.
      А однажды в Южном полушарии люди нашли долину, где не было снега, не было льда. Там были голые скалы, камни, серебристые от влаги, и гравий на берегу незамерзшего ручья. Среди скал, окруженный сотнями маленьких радуг, гремел сверкающий водопад. Он словно хотел разбудить уснувший в холоде мир.
 

2.

 
      Недалеко от водопада Кар увидел маленькое чернолистное растеньице, прилепившееся к скале.
      Кар снял перчатку и хотел потянуть тонкий узловатый стебель.
      А растение вдруг качнуло черными стрелками листьев и потянулось к руке человека. Кар машинально отдернул руку.
      — Оставь, — посоветовал осторожный Ларсен. — Кто его знает…
      Но Кар понял по-своему. На лице дрогнула скупая улыбка. Он провел ладонью над черным кустиком, и снова потянулись к руке маленькие узкие листья.
      — К теплу ей хочется, — негромко сказал Кар.
      Потом крикнул отставшему биологу.
      — Таэл! Наконец для тебя настоящая находка!
      В тот Момент штурман еще не понял всю важность открытия.
      Вечером все собрались в кают-компании "Магеллана". Было их пять человек. Белокурый и широкоплечий Кнуд Ларсен, добродушный и рассеянный во всем, что не имело отношения к вычислительным машинам. Два африканца: веселый, маленький Таэл — биолог и штурман Тэй Карат, которого называли всегда просто Кар.
      Пилот и астроном Георгий Рогов, светловолосый, как Ларсен, и смуглый, как африканцы, самый молодой в экипаже. И, наконец, Александр Снег, который был штурманом-разведчиком и художником. В последнее время он настолько был занят своими этюдами, что передал управление Кару.
      Они собрались, и Кар сказал:
      — Странная планета, не правда ли? Ясно одно: не будь оледенения, была бы жизнь. Солнце, то есть Желтая Роза, когда-нибудь растопит лед, это тоже ясно. Неизвестно лишь, сколько тысячелетий нужно для этого… Растопим лед сами?
      Он предложил зажечь над Снежной планетой четыре искусственных солнца по системе академика Игоря Воронцова. Это была старая и довольно простая система. Такие атомные солнца зажигались на Земле еще в первые десятилетия после того, как люди, уничтожив оружие, смогли, наконец, всю ядерную энергию использовать для мирных дел.
      Как раз тогда и были растоплены льды Гренландии и береговых районов Антарктиды.
      — Почему именно четыре? — спросил Георгий.
      — Это минимум. Меньше четырех нельзя — не будет уничтожен весь лед, и вечная зима может снова расползтись по всей планете. Однако на четыре "солнца" уйдет две трети оставшегося эзана — звездного горючего. Значит, не смогут космонавты разогнать до нужной скорости корабль. Они вернутся на Землю не раньше чем через двести пятьдесят лет. Большую часть полета экипаж вынужден будет провести в анабиозе. Двести пятьдесят лет… Но зато астронавты принесут людям планету, которая станет новым форпостом человечества в космосе. Не будет напрасным далекий поиск.
      — Что для этого нужно? — спросил Ларсен.
      — Согласие, — Кар оглядел всех.
      — Да, — сказал Ларсен.
      — Конечно! — воскликнул Таэл.
      Георгий молча кивнул.
      — Нет! — произнес вдруг Снег и встал.
      Прошло несколько секунд удивленного молчания, и Снег заговорил.
      Он говорил о том, что глупо делать из планеты инкубатор.
      Люди не должны бояться суровых льдов, борьбы с природой незнакомой планеты, Без борьбы жизнь теряет смысл… А вдруг погаснут искусственные солнца прежде, чем сойдет весь лед? Что станет с первыми жителями Снежной планеты, если вдруг нагрянет опять вечная зима? Но пусть даже не погаснут солнца. Пусть сойдут льды. Что тогда увидят люди? Голые горы, равнины без лесов, серую пустыню…
      Они слушали, и были мгновения, когда каждый хотел уже согласиться с товарищем. Даже не потому, что убедительными казались его слова. Убеждала горячность и настойчивость. Так спорил Снег всегда, когда чувствовал твердо свою правоту. Ведь с той же горячностью отстаивал он на Земле право полета к "своей звезде"…
 

3.

 
      Помнили друзья, как он стоял в большой комнате Дворца звезд перед бледным сухим человеком и говорил с яростной прямотой: — Я удивляюсь, как Союз астронавтов мог доверить решение такого вопроса вам одному, человеку, не умеющему верить в легенды!
      Человек бледнел все сильней, но его раздражение сказывалось лишь в легкой сбивчивости тихих ответов:
      — Каждый юноша, побывав за орбитой Юпитера, считает себя подготовленным к свободному поиску и готов лететь хоть в центр Галактики. Это смешно. Вам кружат голову сказки о планетах Желтой Розы. Желтая Роза, коварная звезда… Заманчиво, конечно. Вечная истина.
      — Вы претендуете на звание вечных истин, но забыли одну: в каждой легенде есть зерно правды. Мы верим, что есть планеты…
      Ротайс наклонил голову.
      — Я позволю себе закончить бесполезный разговор. Не вижу у вас оснований претендовать на экспедицию свободного поиска… К тому же я очень огорчен, и мне трудно говорить. Час назад разбился на гидролете Валентин Янтарь. Он дома сейчас, и я спешу к нему.
      Видимо, он не очень спешил, потому что Александр, придя в дом старого астронавта, увидел там только врачей. Он узнал, что Янтарь отказался от операций.
      — Летать я больше не смогу, а жизнь… Она и так была долгая, — заявил он.
      Снег молча прошел в комнату, где лежал астронавт, и с порога сказал растерявшемуся врачу:
      — Прошу вас уйти.
      — Да, — не поворачивая головы, попросил Янтарь. — Уйдите.
      В комнате был полумрак. Не от штор, а от густых зацветающих яблонь, которые закрыли окна.
      Александр подошел к постели. Янтарь был укрыт до самой шеи белым покрывалом. Поверх покрывала лежала спутанная светлая борода. Кровавая полоса тянулась через морщинистый лоб.
      — Я просил уйти врача, потому что никто не поймет меня, кроме вас, — начал Александр. — Остальные могут обвинить меня в бесчувственности, одержимости, эгоизме… Но мы можем говорить друг другу правду. Вы летать больше не будете.
      — Так…
      — Наш экипаж не пускают в поиск, — тихо сказал Александр. — Дайте нам ваше право второго полета… И мы полетим.
      — На Леду? На "мою" планету? — Янтарь не пошевелил ни руками, ни головой, только радостно вспыхнули его глаза. — Вы решили?
      В этот миг он увидел, наверное, синий мир так и не разгаданной до конца Леды, развалины бирюзовых городов и белые горы, вставшие над фиолетовыми грудами непроходимых лесов, окутанных ядовитым сизым туманом. Но сразу вспомнившуюся картину закрыло строгое и напряженное лицо Александра.
      — Нет. Конечно, не на мою, — глухо произнес Янтарь.
      — Каждому светит своя звезда, — сказал Снег.
      Он сел у постели и коротко рассказал все: про последнее сообщение с "Глобуса" о загадке Желтой Розы, про план свободного поиска, который возник у пяти астронавтов, про последний разговор с Ротайсом.
      — Леда ждет археологов. Мы же разведчики. Мы хотим найти планету, где воздух, как на Земле. Людям нужны такие планеты.
      Янтарь закрыл глаза.
      — Хорошо… Ваше право.
      — Он не поверит, — возразил Александр, вспомнив бесстрастное бледное лицо Ротайса.
      — Возьми мой значок. В синей раковине, на столе.
      В раковине, найденной на Леде, лежал золотой значок с синими звездами и надписью "Поиск".
      Александр взглянул на значок, потом на раненого астронавта.
      Впервые за эти дни ему изменила твердость. Он сжал зубы и опустил протянутую было руку.
      — Возьми, — повторил Янтарь. — Ты прав.
      — Выбей окно, — попросил он, когда Александр зажал в ладони значок. — Нет, не открывай, а разбей стекло… Оно старое, очень хрупкое.
      — Хорошо, — сказал он, когда зазвенели осколки.
      Александр выломал за окном большую ветку, и в комнату вошел солнечный луч.
      — Счастливого старта, — проговорил Валентин Янтарь, стараясь подавить нарастающую в груди боль. — Пусть вернется на Землю каждый из вас.
      — Это удается редко.
      — Потому и желаю…
      У выхода Снег встретил Ротайса и показал на раскрытой ладони значок. Ротайс слегка пожал плечами и наклонил голову. Это означало скрытое возмущение поступком молодого астролетчика и в то же время — вынужденное согласие. Никто в Солнечной системе не мог отвергнуть права на второй полет; космонавт, открывший новую планету и вернувшийся на Землю, мог вторично отправиться в любую экспедицию и в любое время, на любом из готовых стартовых кораблей. Он мог также уступить это право другому капитану.
      В одну секунду Александр вспомнил вдруг лицо Янтаря — знаменитого капитана "Поиска", его морщинистый лоб с кровавой полосой и глаза, синие, словно отразившие фантастический мир Леды.
      "На Леду? На мою планету? Вы решили?" Но старый астронавт понял Александра. А Ротайс?
      Александр обернулся и сухо сказал в спину Ротайсу:
      — Сообщите Восточному космопорту. Мы выбрали "Магеллан". Он больше всех сделал для этого полета. А улететь ему было труднее всех. У каждого на Земле оставались родные. Но, кроме родных, у Снега оставалась девушка, у него одного.
      Со стороны казалась странной эта молчаливая дружба. Их не часто видели вместе. Они резко говорили друг о друге. О любви их знали только друзья…
      За неделю до старта Александр встретил ее в молодом солнечном саду, там, где сейчас Золотой парк Консаты. Ветер рвал листья, и солнце плясало на белом песке аллеи. Девушка молчала.
      — Ты же знала: я астронавт, — сказал Снег. Он умел быть спокойным.
      Перед стартом он отдал ей золотой значок.
      …Однажды, случайно заглянув в кают-компанию "Магеллана", Георгий увидел, как Снег достал и поставил перед собой маленький стереоснимок. Он смотрел на него не отрываясь. Молчал.
      — Я убрал бы этот снимок навсегда, — сказал Георгий, Александр взглянул на него не то с насмешкой, не то с удивлением.
      — И думаешь, все забудется!
      Он закрыл ладонью глаза и несколькими резкими штрихами карандаша с удивительной точностью набросал на листе картона черты девушки.
      — Вот так.
      Шел восьмой год полета по собственному времени "Магеллана"…
 

4.

 
      И вот теперь Александр Снег, больше всех рвавшийся в поиск, отстаивал ледяную планету, словно ее ждала гибель, а не возрождение.
      — Серая пустыня, чахлые кустики! Льда не будет, а что останется? Мертвая земля, мертвые камни.
      — Люди сделают все! — возразил Таэл. — Все, что надо, сделают люди.
      — Но я не сказал еще одного, — продолжал Снег. — Нельзя отнимать у людей тот мир, который мы здесь нашли, потому что он прекрасен. Разве это не поняли вы?
      Он швырнул на стол свои этюды. Все затихли, снова увидев то, что видели раньше, но забывали, угнетенные царством льда. Были удивительно точно схвачены краски. Черно-оранжевые закаты, голубые ущелья со светящимся туманом; утро, зажигающее золотые искры на изломах льда; желтое небо с нагромождением серых облаков…
      Медленно шелестели листы. Наконец Кар сказал: — Хорошо. Но нельзя же так — холод и смерть ради красоты. Зачем нужны мертвые льды?
      — Не мертвые, — покачал головой Александр. Есть в них и своя жизнь. Ветер, ручьи, кусты… Все здесь просыпается понемногу. Но нельзя спешить. Иначе будет пустыня.
      — Не будет пустыни. Будет океан, синий и безграничный, как на Земле. На это хватит растопленного льда. Будут греметь водопады. Представь, Александр: тысячи серебряных водопадов — среди скал и радужного тумана. Будет и суровая природа, будет и своя красота, но еще будет жизнь. Ведь такую планету мы искали.
      — Будет океан и заросшие лесами острова, — сказал тихо Таэл.
      — Откуда леса? Разрастутся черные кустики?
      — Люди посадят леса!
      — На камне?
      — Ты не прав, Саша, — негромко сказал молчавший до сих пор Георгий. — Вспомни Антарктиду.
      Снег хотел возразить, но вдруг устало сел и проговорил:
      — Ладно. Разве я спорю?
      — Ты примешь участие в расчетах?
      — В работе — да. Но не в расчетах. Какой из меня математик?
      Все улыбнулись, напряжение исчезло. Снова друзья увидели обычного Александра, который мог мгновенно менять настроение.
 

5.

 
      Они работали долгое время, И с помощью автоматов, и с помощью пневматических ключей. Потом вывели на орбиты четыре десантные ракеты, окруженные сетью магнитных регуляторов.
      Автопилотов на ракетах не было. Кар и Ларсен сами садились в кабины, а потом выбрасывались в спасательных скафандрах. Так они делали дважды.
      Четыре ракеты со звездным горючим РЭ — эзаном — стали как бы вершинами трехгранной пирамиды, внутри которой висела Снежная планета.
      Никто не вспоминал о споре. Александр работал увлеченно. Он даже сделал расчеты, которые касались одного из искусственных солнц. Свое солнце было у каждого, кроме Кара, который взял на себя общий расчет и управление.
      Когда кончился последний день работ, экипаж "Магеллана" собрался в ущелье, где была поставлена станция управления.
      — Ну… боги, создающие весну… — излишне серьезно сказал Кар.
      — Давай, — шумно выдохнул Таэл.
      — Давать?
      — Давай!
      Дали сигнал.
      Три сигнала ослепительно вспыхнули. Потом проступили на них горы и нагромождения льда, освещенные двумя или тремя солнцами.
      Четвертый экран бесстрастно белел непрозрачной поверхностью.
      — Мое, — сказал Снег.
      Четвертое солнце не зажглось.
      Не известно, что случилось. Вероятно, была нарушена система магнитных регуляторов. Может быть, достаточно было малейшего толчка, удара метеорита — песчинки, чтобы солнце вспыхнуло через несколько секунд. Но много ли шансов, что в ракету попадет метеорит?
      — Что за беда? Останется ледяная шапка, как когда-то в Антарктиде… Черт возьми, а ведь получится даже здорово: снежное плоскогорье имени Снега! — воскликнул простодушный Ларсен.
      — Получится великолепно, — сухо сказал Александр.
      Все неловко замолчали. Никому, конечно, не могло прийти в голову, что Снег нарочно сделал неправильный расчет. Он и сам это понимал. Но нужно же было так случиться, что именно его подстерегла неудача!
      — Я поднимусь на ракете и реактивной струей разобью систему регуляторов, — негромко и твердо сказал Снег, когда они вернулись на "Магеллан".
      — Ложимся спать, — предложил Кар.
      — Ларсен, считай! — крикнул Снег. — Я докажу, что это возможно.
      — Лечь спать?
      — Разбить сдерживающую систему регуляторов и успеть уйти.
      Ларсен послушно сел за клавиатуру электронного мозга.
      Александр диктовал.
      — Видите, в принципе это возможно, — произнес он, когда расчет был закончен.
      — В принципе… — проворчал Ларсен. — Не валяй дурака, ты сгоришь.
      — Пойдем спать, Саша, — сказал Георгий. — Все не так уж плохо.
      Но все понимали, что плохо. Очень плохо…
      Они истратили две трети эзана. Только через две с половиной сотни лет астронавты вернутся на Землю. Вернутся ни с чем. К тому времени холод снова зажмет Снежную планету в ледяные тиски.
      Когда-то еще снова прилетят сюда люди и зажгут атомные солнца? А ведь все было почти готово.
      Если бы не случилось ошибки, экипаж "Магеллана" принес бы на землю известие о планете, которая пригодна для нормальной жизни.
      Людям нужны такие планеты — форпосты человечества в бескрайней Вселенной, трамплины для новых, все более дальних прыжков.
      Ночью их разбудил громкий сигнал вызова. Усиленный приемником голос Александра произнес: