Николай Чудотворец

      Вот и Женя. Тут бы Николаю Ивановичу задуматься, может быть, дать согласие (без чалмы, чалма - это лишнее). Но Николай Иванович отверг ее предложение, отказался от вечера к великому огорчению инициативной завклубом.
      Настоящая буря в деревне разразилась, когда Николай Иванович предрек подростку Коле Синицыну, что он попадет под сенокосилку. На сенокосе ребята работают очень охотно. Гонять лошадей, сидеть на стуле косилки - для ребят первое дело.
      Встретив Колю на улице, Николай Иванович надел очки и сказал ему:
      - Не езди на сенокос, сиди дома.
      - Пошто эдак, Николай Иванович? - спросил мальчик.
      - Попадешь под косилку.
      - Фу-ты!.. - фыркнул Коля и поехал на луг.
      Косилка наскочила одним колесом на камень, и Коля вылетел из седла. Ему переехало ногу - не сломало, но помяло, содрало кожу. Мальца увезли в больницу.
      Тут же собрались косари, женщины с граблями в руках и начали судить Николая Ивановича:
      - Когда это кончится?
      - Приструнить его по закону!
      - Ходит и каркает, старый ворон...
      - На скольких беду накликал! На Сумароковых, Осиновых, теперь - на Кольку!
      - Бабочки! - горячилась Марина Потапова, - ее не назвали в числе пострадавших. - Он жизни не даст со своими очками. У меня деньги вытащили - семьдесят два рубля! Надо же что-то делать!
      Подъехал бригадир на коне.
      - Куда смотришь? - накинулись на него женщины. - Волин смутил деревню! Доноси по начальству - пусть его к рукам прибирают!
      Бригадир верил и не верил слухам, ходившим в деревне. Когда-то он был прилежным учеником у Николая Ивановича, любил старика.
      - Женщины, - успокаивал он, - погодите!
      - Чего годить? Кольку в амбулаторию повезли. Он так всех перекалечит, до одного!
      - Может, это случайность?
      - Какая случайность? - шумел народ. - К Осиповым пришел и сказал: не топите баню - сгорит. Сгорела!..
      - У меня семьдесят два рубля... - затянула Марина.
      - Кончать надо! Ты бригадир - принимай меры!
      - Ладно, - сказал Лапшин, видя, что защита старика подливает лишь масла в огонь. - Поговорю с Николаем Ивановичем.
      Вечером бригадир остановил коня перед домом учителя. Николай Иванович был один, вышел навстречу.
      Ольга с учениками уехала в Жарове ставить концерт по случаю окончания учебного года.
      - Здравствуйте, Николай Иванович, - поздоровался бригадир.
      - Здравствуй, Сережа. Заходи... - пригласил Николай Иванович бригадира в комнату. - С чем приехал?
      - Дело есть, Николай Иванович, - бригадир опустился на стул. - Дело, Николай Иванович... - повторил он.
      - Какое дело?
      - Да вот... - Бригадир не знал, как начать.
      - Говори, говори, Сережа, - ободрил его Николай Иванович, как когда-то ободрял в классе.
      - Бросьте вы это! - наконец решился Сергей.
      - Что бросить? - спросил Николай Иванович.
      - Предсказания эти.
      - А-а-а... - сказал Николай Иванович.
      - Деревня возмущена, - продолжал бригадир.
      - Возмущена? - переспросил Николай Иванович.
      - Может, вы и правильно делаете... - Для бригадира Николай Иванович по-прежнему оставался учителем, старшим советчиком. Сережа чуть-чуть робел перед ним, как когда-то робел у классной доски. - Может, оно все правильно, - говорил он, - да только не так что-то. Обижаются люди.
      Николай Иванович молчал.
      - Очень прошу вас, - бригадир истолковал молчание Николая Ивановича так, что учитель согласен с ним. - Бросьте вы ваши предсказания.
      Но Николай Иванович думал о другом. Он вовсе не соглашался с Сережей. Он выполнит свою миссию до конца. Люди рано или поздно поймут, что он несет им добро, будут прислушиваться к его советам. Никому плохого он не желает.
      - Значит, договорились? - спросил бригадир, поднимаясь из-за стола. - Вы эти штуки бросите!
      Николай Иванович молчал. Старики - народ упрямый.
      Однако все разрешилось неожиданным и даже трагическим образом.
      Утром Николай Иванович надел очки и стал следить за соседкой Кирьянихой. Кирьяниха кормила утят. Утка у нее издохла, и утята доставляли Кирьянихе немало хлопот.
      - Жрите, проклятые, - говорила она. - Да не разбегайтесь по всей деревне. Позавчера вас было четырнадцать, вчера тринадцать...
      - Матрена Васильевна, - окликнул ее Николай Иванович, подойдя к забору.
      - Чего тебе? - недовольно откликнулась Кирьяниха, она была старше Николая Ивановича и, несмотря на его обходительность, называла его на "ты".
      - Не выпускайте утят со двора, - посоветовал Николай Иванович.
      - Пошто?.. - подозрительно обернулась к нему старуха.
      - Коршун... - сказал Николай Иванович. - Коршун побьет ваших утят.
      - Не выпускать, значит? - спросила старуха.
      - Не выпускайте, - обрадовался Николай Иванович - хоть один человек наконец-то его послушает.
      - А что я их, - не без злости спросила старуха, - под юбкой держать буду? Целый-то день?
      - Как знаете... - обиделся Николай Иванович. - Я вас предупреждаю.
      - Предупреждаю... - ворчала старуха. - Ишь ты, предупредитель.
      Она открыла калитку и всех до одного утят выгнала на улицу. Желтые шарики замелькали по дорожке, полезли под забор Николая Ивановича, рассыпались по двору.
      И тут - не успела старуха прикрыть калитку - камнем с неба свалился коршун.
      - Кыш! Кыш!.. - закричал и замахал руками Николай Иванович. Двое утят забились в лапах пернатого хищника.
      - Кыш! - кричал Николай Иванович.
      Одного утенка коршун все-таки уронил. Окровавленный комочек упал у ног Николая Ивановича. Учитель поднял его и понес во двор Кирьянихе, которая тоже размахивала руками и кляла, на чем свет стоит, коршуна.
      - Вот... - сказал Николай Иванович, опуская птенца возле каменного корыта, в котором только что плескались утята. - Я вас предупреждал, - укоризненно обратился учитель к Кирьянихе.
      - Предупреждал!.. - Жабой посмотрела на него Кирьяниха. А разреши спросить, на каком основании ты предупреждал?
      Николай Иванович молчал, чувствуя себя опять оскорбленным.
      - Молчишь?.. - Кирьяниха надвигалась на него как туча. Старый хрыч, вареная колбаса! Молчишь, говорю?.. Напялил очки - и молчишь? На каком основании ты узнал про коршуна? требовала объяснения Кирьяниха. - И за Осипову баню надо с тебя спросить, и за Кольку Синицына, и за семьдесят два рубля Маришкиных - за все надо спросить!
      Николай Иванович пятился от разгневанной женщины. Кирьяниха наступала:
      - На каком основании мутишь деревню? Пре-дупре-ждаю... передразнила она Николая Ивановича, очень похоже, как он произносил это слово. - Как ты узнал про коршуна?..
      Дальше пятиться было некуда. Позади Николая Ивановича стояло корыто. Кирьяниха приблизилась вплотную к учителю.
      - До каких пор будешь смущать жителей, домовой? Тебя спрашиваю!
      Николай Иванович беспомощно моргал, опустив перед старухой руки по швам. Он абсолютно не умел обороняться в подобных случаях. Молча смотрел в брызжущий рот старухи с двумя или тремя испорченными зубами.
      - Молчишь?.. - Кирьяниха содрала с носа Николая Ивановича очки и так трахнула их об корыто, что вдрызг полетели не только стекла, но и оправа.
      - Вот тебе! - сказала старуха. - И коршун, и баня, и Колька - все вместе!
      Николай Иванович пошатнулся и, как подкошенный, опустился на землю.
      - Что вы наделали? Что вы наделали?.. - лепетал он.
      В отчаянии шарил дрожащими старческими руками в траве, словно надеясь собрать осколки, склеить их, сложить воедино.
      - Что вы наделали? - повторял он. - Вы не представляете, что вы наделали!..
      Осколки шуршали, звенели в его руках, но ничего из них сделать было нельзя.
      Ничего уже сделать было нельзя.