Грешнов Михаил Николаевич
      ГОД, КОТОРЫЙ НЕ ПРИШЕЛ К ЛЮДЯМ
      Я не хотел рассказывать эту историю. Но я стар, мне недолго тянуть, и, - кроме меня, никто не расскажет людям, как от них ушел год. Вернее, не пришел к ним - сгорел, подобно метеориту, не коснувшемуся земли.
      Никто этого не заметил, кроме атомных часов - эталона. Они отметили после тысяча девятьсот девяносто пятого года тысяча девятьсот девяносто седьмой. Но комиссия, следившая по часам за ходом времени, посчитала, что механизм испортился, и заменила часы новыми. Факт этот не был даже опубликован...
      Ничего не случилось особенного. В суете новогодних празднеств и карнавалов, в комнатах, полуосвещенных телеэкранами, у мартенов и на пограничных постах миг, когда старый год сменился новым, прошел почти незамеченным: кто-то затяжнее зевнул, у кого-то слишком долго опускались ресницы - и пусть себе. Правда, в этот миг скончался президент АБИ - Ассоциации биологических исследований.
      Но ведь каждую секунду на планете умирает несколько человек...
      Никто ничего не заметил, и очень трудно убедить теперь да и тогда убедить было бы нелегко, что произошло событие фантастическое.
      Я работал на метеоспутнике, следил за "Стеллой" - тайфуном дают милые женские имена. "Стелла" зародилась к югу от Алеутов, двигалась на Курилы. Какое-то время я шел над ней, передавал данные о направлении, скорости. Поглядывал на часы-тоже готовился встретить праздник. "Алло!" - проверил каналы связи: меня должны были поздравить. За работой - и за часами - проглядел неисправность: вышла из строя система подогрева кабины и спутника в целом. Температуру почувствовал кожей, и когда взглянул на термометры - столбики показывали пятьдесят градусов. Пока возился - безуспешно, - пытаясь устранить неисправность, температура поднялась до шестидесяти. "Как в Каракумах!" - сообщил на базу. Оттуда последовали советы, что и как делать. Сделал - не помогло. Ртутные столбики браво росли, и тогда мне дали команду: "Катапультируйся!"
      Меня вышвырнуло в тот момент, когда спутник взорвался. Обломком повредило на скафандре спусковые ракеты - включило искру. Ракеты рванули свечой, и, когда горючее выгорело, я пошел вниз как камень. "Конец. Вот и конец..." Две-три минуты, и из меня будет - чирк! - светлая полоса. Кто-то среди ротозеев внизу воскликнет: "Метеорит! Как красиво!" Это я... метеорит.
      Но кончилось по-другому - иначе я не излагал бы этот рассказ.
      Внизу появилось крыло-треугольник - из тех, что в конце века заменили фюзеляжные самолеты. Появилось внезапно, из ничего, - любой спутник, лабораторию я заметил бы издали. Крыло меня озадачило не только внезапным появлением. Я мог врезаться в него по пути, и эта возможность обрадовала меня не больше первой: сгореть или расплющиться. Однако скорость падения замедлилась, траектория изменилась, и спустя считанные секунды, когда я был над крылом, на его плоскости открылась воронка и, словно вихрем, скрутив по рукам и ногам, меня втянуло в нее.
      Удивиться я не успел. Удивление придет позже. Меня всосало в воронку, бросило в темноту.
      Но свет вспыхнул. Я стоял в тесной металлической коробке, как в лифте. Створки двери раздвинулись, открыв коридор.
      - Пройдите! - сказали мне.
      Я сделал по коридору несколько шагов.
      - Снимите скафандр.
      Кто говорил, я не видел: в коридоре никого не было. Динамика тоже не было, но я мог его просто не заметить.
      Справа открылась ниша, как в наших шлюзовых камерах, куда вешаем скафандры. Я снял скорлупу, повесил на крюк.
      - Две минуты стерилизации.
      Все было обычным, даже рутинным - процедуры одинаково соблюдались на всех космических кораблях. Время стерилизации - тоже. Стою жду.
      Две минуты немного, но достаточно, чтобы понять, как вовремя подвернулся корабль и каким неожиданным было спасение. Притом - воронка. Не знаю кораблей с открывающимися воронками на крыле. Так вообще - много ли чего я знаю или не знаю! Честно сказать, не опустился бы на крыло, если бы что-то не притянуло меня, не подправило траекторию. Непонятно, но, по существу, здорово.
      В конце коридора над дверью возникла надпись:
      "Войдите". Я отвел дверь, вошел.
      То, что открылось, поразило меня несказанно.
      Это был отсек управления; пульт, смотровое окно, приборы. Но люди!.. Их было трое: мощный старик, с бородой, с усами под самые уши, с насупленными бровями. Девочка - как я на первый взгляд посчитал - в белом светящемся платье, с голыми до плеч руками, с ясными нестерпимо-голубыми глазами и с синими, под цвет глаз, сережками. Третьим был карапуз-мальчишка, сидел на полу с игрушками; на красном его свитере, на груди, было написано: 1997. Все трое глядели на меня в упор, а я, еще не оторвавшись от ручки двери, бестолково моргал глазами: это же Дед Мороз, Снегурочка и Новый год, который они везут на Землю!
      - Откуда? - тряхнул бородой старик, видимо, спрашивая, откуда я к ним свалился.
      Машинально я ткнул рукой в потолок.
      Старик кашлянул - показалось мне, не совсем удовлетворенно. Но тут запели приборы, Снегурочка обернулась к пульту, сказала:
      - Подходим.
      - Садитесь! - кивнул мне старик на свободное кресло и тоже обернулся к приборам.
      Я сел.
      Мальчишечка поднялся с пола, подошел ко мне с игрушкой, сказал:
      - На.
      Новогодний подарок, подумал я, принимая игрушку - расйнсного конька. Конек заливисто заржал у меня в руке, я вздрогнул. Мальчишечка засмеялся, полез ко мне на колени.
      Дед Мороз и Снегурочка работали на пульте. Маленькие тонкие руки девчонки одновременно, кажется, умели нажимать десятки кнопок и клавишей. Пульт пестрел россыпью цветных огоньков, которые вспыхивали, переливались.
      - Полночь, полночь... - бормотал Дед Мороз.
      - Полминуты до полночи, - Снегурочка продолжала работать на пульте.
      - Полночь...
      - Десять секунд. Две... - отозвалась Снегурочка.
      - Искра! - Дед Мороз нажал на рычаг в центре пульта.
      Корабль вздрогнул. В боковых окнах вспыхнуло ослепительно желтое пламя, осветило кабину, лица мертвенным светом. Взорвалась сверхновая, веки невольно сощурились. Однако тут же на окна надвинулись светофильтры, хотя и сквозь затемненные стекла виднелось море огня.
      Мороз и Снегурочка сосредоточенно работали над приборами.
      Мальчишка, после того как световые эффекты кончились, поерзал у меня на коленях, сказал:
      - Расскажи сказку.
      - Какую сказку? - спросил я.
      - Какую хочешь.
      Видно было, что мальчишка не уймется без сказки - так прочно он устроился на коленях, - я подумал и начал:
      Где-то в тридевятом царстве,
      В тридесятом государстве
      Жил-был славный царь Додон.
      - Знаю, - сказал мальчишка.
      Тогда я начал другую. Начало забыл - с середины:
      Ветер весело шумит,
      Судно весело бежит
      Мимо острова Буяна...
      - В царство славного Салтана. Знаю, - сказал мальчишка.
      Я опять подумал и начал импровизацию:
      - Космический корабль подходил к неизвестной планете. Это была черная планета, с черным солнцем и с черными океанами.
      - Там будут чудовища разные - тахорги, - перебил мальчик. - Их будут убивать из бластеров. Знаю.
      - Да-а... - сказал я. Мальчишка был силен и в фантастике.
      - Ну?.. - Мальчишка поднял ко мне круглое, курносое лицо.
      Тут Снегурочка обернулась от пульта и сказала:
      - Отстань! Прилипала...
      Мальчишка, видимо, не обидевшись, но и без всякого интереса ко мне, соскользнул с колен и опять присел на ковер, к своим игрушкам.
      Мороз, не отрывая глаз от индикаторов и стрелок на пульте, сказал Снегурочке:
      - Накорми гостя. Сама поешь. Впереди еще, - взглянул на часы, - полсуток.
      - Уровень... - кивнула она на один из приборов.
      - Прослежу, - пообещал Мороз.
      Снегурочка, встав с кресла и посветив мне глазами, сказала:
      - Пойдемте.
      Мы пошли тем же коридором, который привел меня в рубку. Коридор удлинялся перед нами, тут же смыкаясь за спинами, мы как бы плыли в комнате, которая передвигалась с нами. Была бы полная аналогия с горизонтальным лифтом, если бы мы не шагали и металлическая дорожка не отзывалась у нас под ногами.
      Хотелось спросить, как это, что комната идет вместе с нами, спросить о корабле, о них, обитателях корабля: новогодний полет у них, карнавал? Но девчонка шла такая строгая, хрупкая, что фразы, которые вертелись на языке, казались мне грубыми, могли нарушить настрой, установившийся между нами. Ладно, успокаивал я себя, дайте срок: спрошу о корабле, об экипаже. И куда летят.
      Наконец открылась боковая дверь и мы оказались в белой стерильно чистой кухне: стол, три стула по сторонам. Снегурочка сказала:
      - Садитесь.
      Я сел за пустой стол.
      - Что бы вы хотели? - спросила она.
      - Что есть.
      - У нас не праздничное меню.
      - Ничего.
      Снегурочка набрала несколько цифр на табло, стол преобразился: салат, сыр, фрукты, гранатовый сок в фужерах.
      - Пожалуйста, - Снегурочка опять посветила глазами.
      Может быть, этот взгляд, нестрогий, домашний, стол, полный еды, ободрили меня. Лучшего мрмента для разговора не найти. Я задал первый вопрос:
      - Кто вы такие?
      - Спасатели.
      - Кого вы спасаете?
      - Вас.
      - От кого?
      - От вас.
      Я, конечно, понимал, что спасают не меня лично - меня они спасли, - спросил:
      - Человечество?.. - Не без иронии: чудаки на корабле, маскарад.
      Однако собеседница, не уловив иронии, может быть, игнорируя, ответила:
      - Человечество. - Показала на стол: - Кушайте.
      Я не притронулся к вилке.
      - Поясните.
      Снегурочка, придвинувшая было к себе салат, отодвинула его.
      - Не знаете, что на Земле готовится биологический взрыв?
      - Да?.. - спросил я спокойно, чувствуя, однако, что физиономия у меня деревенеет.
      - Взрыва не будет, - сказала Снегурочка и поставила тарелку перед собой. Видя, наверно, что недоумение мое растет, придвинула мне фужер.
      Я поднял фужер. Выпили. Я спросил:
      - Откуда вы?
      - Из будущего.
      Фужер застыл в моей руке над столом.
      - Вас что-то удивляет? - спросила Снегурочка.
      - Удивляет?.. - Она так спокойно сказала "удивляет".
      Снегурочка подняла вилкой ломтик помидора и положила в рот.
      - Мистификация! - догадался я почти с радостью и поставил фужер.
      В ответ - пожатие плеч. Может, она не расслышала? Нет, расслышала.
      - Ничего удивительного, - сказала. - Спасая вас, мы спасаем себя.
      Я ничего не понимал. Но перед невозмутимостью собеседницы, перед лаконизмом ее ответов ко мне вернулось чувство удивления, как там, в движущейся по коридору комнате. И чувство смущения: может быть, мои вопросы выглядят глупо и я сам выгляжу глупо?
      Снегурочка тем временем дожевывала второй ломтик помидора.
      Собравшись с духом, я сказал:
      - Если вы сейчас не объясните мне все, я пойду к Деду Морозу. - Я показал на дверь.
      - Как вы сказали? - с любопытством спросила Снегурочка.
      - К Морозу, - повторил я. - На пульт.
      - Его зовут Роллт. Енджи Роллт, - сказала Снегурочка.
      - А вас?
      - Лидди.
      - Лидди, - сказал я. - Пожалуйста. Расскажите, что можете.
      - Еще? - спросила она и наполнила мой фужер - для успокоения.
      - Не надо. - Я отстранил рдяную влагу. - Расскажите мне все!
      Салат в тарелке она съела наполовину и теперь, посмотрев - мне показалось, с сожалением, - на приятно уложенные кружочки, оставила тарелку в покое.
      - В тысяча девятьсот девяносто шестом году, - сказала, эксперименты над генами в ваших лабораториях выйдут из-под контроля. Бактерии-мутанты вырвутся на свободу. Начнутся эпидемии, безумие, - Лидди кивала на каждом слове. - Миллионы смертей...
      Нет, она не шутила. Она перечисляла, что произойдет, если мутанты вырвутся на свободу...
      - Но ничего этого не будет, - закончила она перечисление. - И тысяча девятьсот девяносто шестого года не будет.
      - Года не будет?..
      - Он к вам не придет. Будет тысяча девятьсот девяносто седьмой.
      Это было непостижимо, я откинулся на спинку стула. Лидди взяла с блюда фрукт, похожий на авокадо, итут же положила его обратно, видимо не решаясь предложить мне. Я старался осмыслить услушанное: верить или не верить?
      - Вы меня разыгрываете? - спросил я наконец. - Вы с карнавала?
      - Мы из две тысячи восемьсот семидесятого года.
      - Девятьсот лет! - воскликнул я. - И вы это можете сделать - уничтожить год?
      - Мы это делаем. Слышите?
      Корабль мелко дрожал от рвущегося позади него пламени.
      - Что это горит? - спросил я.
      - Время.
      - Знаете, какой сумбур вы сделали в моей голове? - спросил я.
      - Не знаю, - ответила она и предложила мне авокадо.
      Возвращались мы тем же коридором и так же: отсек двигался вместе с нами.
      Роллт спокойно сидел у пульта и, кажется, был доволен. Мальчишка лежал рядом в кресле вверх животом и числом 1997, дремал, ручонка свесилась с кресла, мальчик не заметил этого.
      - Роллт! - воскликнула Лидди.- Он ведь совсем заснул! Взяла малыша на руки, перенесла на диван: - Одуванчик ты мой!..
      Мальчишка похлопал полусонно глазами.
      - Маленький! - Лидди склонилась, чтобы свет не падал мальчугану в глаза. - Спи!
      - Отнеси его, Лидди. Сама поспи, - сказал от пульта Роллт.
      - А ты как? - спросила Лидди вполголоса, не оборачиваясь.
      - Все налажено. Иди спи. Я тут поговорю.
      Лидди, подняв малыша на руки, пошла к двери. Роллт нежно поглядел ей вслед.
      Пригласил меня сесть рядом, в кресло, где прежде сидела Лидди. Я сел, Лидди в это время прикрывала за собой дверь одной рукой - другой обнимала мальчишку.
      - Если что - вызовешь, - сказала она. Роллт кивнул.
      - Внучка? - спросил я, когда Лидди ушла.
      - Жена, - ответил Роллт и, предваряя вопросы на эту тему, сказал спокойно: - Ей двадцать четыре года, мне - двадцать восемь.
      Кажется, надо было привыкнуть ко всему необычайному на корабле, но я не сдержался: жестом обвел подбородок, намекая на его бороду.
      Роллт ответил вопросом:
      - А что, у вас не носят бород?..
      С Роллтом разговаривать было легче. Хотя я и не переставал удивляться на каждом слове, но с ним было раскованнее. Он не смущал меня блеском глаз, холодностью. Хотя - какая у Лидди холодность? Как она сказала: "Одуванчик ты мой..." Изложив возрастные данные, Роллт улыбался. Борода его уже не казалась страшенной, брови суровыми. Карие глаза были просто внимательными, обращались на меня, на пульт - больше на пульт. Я кашлянул, намереваясь заговорить, Роллт кивнул: можно.
      - Лидди, - начал я, - сказала мне необычайные вещи.
      - Это она умеет, - согласился Роллт.
      - Неужели это правда? - воскликнул я.
      - Насчет года? - улыбнулся Роллт.
      - Да.
      - Мы его не пустим на Землю.
      И тут не легче.
      - Но, позвольте, - я пытался взять себя в руки. - Отнять у каждого человека год жизни...
      - Дешевле и лучше, чем лишить жизни полностью.
      - Не согласен! - решительно возразил я.
      - Вы ничего не поняли? - спросил в упор Роллт.
      Вопрос отрезвил меня. Я даже немного съежился.
      - Эксперименты над генами, - медленно заговорил Роллт, подошли к критическому порогу. Расшифрован наследственный код, аминокислоты расщеплены на атомном уровне. В лабораториях выращены химеры. Им даже нет названия - в научном языке не хватает слов. Через месяц-другой мутанты вырвутся из лабораторий. Никто не готов к борьбе с их полчищами - Лидди рассказала вам...
      Роллт отвлекся, чтобы умерить на пульте мерцание одного из тысячи огоньков.
      - В эту минуту, - снова обернулся ко мне, - на столе у президента Ассоциации биологических исследований план работы на предстоящий год. План не будет подписан.
      - Вы...
      - Мы его не убьем. Он умрет сам. Умрут все, кому суждено умереть в тысяча девятьсот девяносто шестом году.
      Я промолчал.
      - Вице, - продолжал Роллт, - который сменит президента, план не подпишет. Биологической катастрофы не будет.
      Я, кажется, начал кое-что понимать.
      - Этим мы спасаем не только вас, - закончил Роллт, - но и себя.
      - А время? Год?
      - Время сгорает в звездах. Об этом знают ваши ученые. Какой-то отрезок мы сожжем сами.
      Сжечь время?.. Я беспомощно оглядываюсь по сторонам. Или это мне снится?.. Однако Роллт, живой, решительный сидит рядом, в иллюминаторах рвется пламя. Роллт сжигает время... "А на Земле? - думаю я. - Что творится в эти часы внизу?" Невольно упираюсь глазами в пол. Роллт не замечает моего смятения. Как он спросил: "Вы ничего не поняли?" ...Холодок ходит у меня по спине. Боже мой, уничтожить год!..
      За бортом корабля клокочет вулкан: сгорает время. Не могу удержаться от восклицания:
      - И это делаете вы двое?..
      - Есть решение, - с неохотой говорит Роллт. - Необходимое...
      - Значит, вы знаете наши дела?
      - В общем... - так же неохотно говорит Роллт. - Частная жизнь для исследований запрещена.
      Этой фразой он, кажется, кладет границу нашему разговору. "Извините...." - говорю я про себя - мне неудержимо хочется спрашивать. Однако Роллт вскидывает бороду, упрямо смотрит на пульт, игнорируя мое любопытство и нетерпение. Впрочем, какое я имею право вторгаться в планы и в помощь, которую нам оказывают потомки?.. Я еще раз оглядываю кабину, пульт. Необычайное совершенство линий, мягкие краски стен, потолка действуют умиротворяюще. И только дрожь корабля, пламя за иллюминаторами показывают, какая производится здесь работа. И хотя трудно поверить в реальность происходящего: мое спасение, разговоры, игрушки, наконец, разбросанные по полу,-все говорит о реальности и непостижимых масштабах происходящего. Пытаюсь мысленно - Роллт работает над приборами поставить несколько вопросов себе, попытаться на них ответить. Кто принял решение помочь нам? Как решение было принято? Правительство у них там, в будущем? Если правительство всемирное? Кем работают Роллт, Лидди?.. Количество вопросов растет как лавина. Но Роллт по-прежнему не отрывает от пульта глаз, а я не могу ответить себе, а догадываться у меня не хватает воображения.
      Наконец, когда Роллт отрегулировал еще несколько огоньков на панелях, отнял руки от кнопок, я не выдерживаю и с прямотой невежи спрашиваю:
      - Как вы живете? У себя, там?..
      - Так, - отвечает Роллт. - Ничего. У нас свои проблемы.
      Чувствую, что начинаю надоедать собеседнику. Робко, нерешительно все же спрашиваю:
      - Как вы меня спасли?
      - Автоматика, - коротко отвечает Роллт, не отрывая глаз от приборов.
      Тут мне приходит мысль: что будет со мною дальше?
      - Да, - соглашается Роллт. - Задача...
      Это, несомненно, ко мне. Он угадал мою мысль?.. Угадал. И мне надо готовиться к расставанию. Но. господи, надо запомнить это мгновенье! Сказка это, фантастика?.. Гляди, говорю я себе, запоминай. Что бы это ни было, оно никогда не повторится.
      Я глядел и запоминал: глаза Роллта, игрушки на полу - конек, рыба, трехколесный автомобиль... Ничего мне не снится. Мысленно перебираю в уме катастрофу на спутнике, крыло, ужин с Лидди. Было это, было, говорю себе. И сейчас вот оно - ковер на полу с оленем, у оленя две пары рогов. Почему? Каприз художника или у них там такие олени? Что у них еще?..
      В лобовое стекло глядит плотная темнота. Ни звезды, ни блеска городов под крылом, хотя это новогодняя ночь, Земля цветет огнями иллюминаций. Такой плотной тьмы я никогда не видел. Но я не спрашиваю о ней Роллта. Очевидно, океан времени надо сжечь в самый короткий срок. Очевидно, корабль обгоняет течение времени, - это доступно Роллту, Лидди.
      Опять приходят вопросы. Мысли пляшут в мозгу, разбегаются. Девять веков! Масштаб парализует сознание.
      Роллт, кажется, дремлет над пультом. Поют приборы.
      Наконец бородач поднимает голову.
      - Я опущу вас на Поворотном, - говорит он. - Согласны?
      Это все. Это конец. Они улетают дальше. Но что он спросил? Согласен я на Поворотном? Мыс, на нем станция слежения. Я почти дома.
      Киваю в ответ.
      - Мы начали, - говорит Роллт, - с Меридиана перемены дат. Тут наш путь и окончится. Вас мы догнали восточнее.
      - Да, - соглашаюсь я.
      Роллт наклоняется к микрофону:
      - Лидди.
      А мне не хочется, чтобы Лидди пришла. Не хочется, чтобы необыкновенное кончилось. Они улетят, исчезнут. Попросить Роллта, чтобы взяли меня с собой? Безумная мысль!.. А разве не безумно мое спасение? Эта встреча?..
      Входит Лидди - такая же, с ясным, чудодейственным взглядом. Роллт поднимается с кресла. Я тоже встаю: прощайте мечты, просьба, чтобы Роллт и Лидди взяли меня с собой... Лидди садится на место Роллта.
      - Прощайте, - протягивает мне руку.
      Пожимаю кончики пальцев - ощущение, будто касаюсь бутонов цветка.
      Выходим с Роллтом из рубки.
      - Наденете мой скафандр, - говорит он, пока идем коридором. - Он прост и удобен. Но дарить его вам я не могу. Как только приземлитесь, сбросьте его и отойдите в сторону. Он сгорит. Не пытайтесь тушить.
      Он помог мне надеть скафандр. На пороге шлюзовой камеры он сказал:
      - Опуститесь в тысяча девятьсот девяносто седьмом году. Никому не говорите об этой ночи, о встрече. Если же вам придет в голову описать все это, сделать рассказ, поставьте в подзаголовок - фантастический. Только в этом случае, - улыбнулся он, - вам поверят. Хотя бы мальчишки.
      Дверь камеры начала закрываться.
      - Всего! - сказал Роллт, помахал рукой.
      Пламени за бортом не было. Корабль прошел Меридиан перемены дат и теперь летел над Землей ради меня. Автоматы открыли люк, катапульта выбросила меня. Несколько секунд я летел над кораблем, пока не потерял инерцию, потом корабль ушел вперед, исчез. Внизу ясно обозначалось Японское море, мыс Поворотный.
      Снижаясь на спусковых ракетах - парашютов скафандр не имел, - я вспомнил, что не задал Роллту и Лидди еще одного вопроса: почему на груди у мальчишки стояло число 1997? Поразмыслив однако, решил, что у людей будущего свой юмор...
      Приземлился я на побережье, километрах в двух от станции Слежения. Сбросил скафандр, отошел в сторону. Не прошло минуты, как скафандр вспыхнул,- пришлось отойти подальше. Когда пламя погасло, ни выжженного круга на почве, ни пепла ничего не осталось. Наверно, и корабль, подумал я, из того же состава. В случае аварии... Ни следа не должно остаться в настоящем и в прошлом. У представителей двадцать девятого века - свои проблемы...
      И эта проблема... Я шел под звездами к станции - к горстке огней, брошенной в темноту. Спасают нас - спасают себя. Связь времен. Скрытая и непонятная для нас связь. Но она существует. Существуем мы и они. Одновременно и через пропасть времени... Голова от этих мыслей кружилась. Зато было понятно, что люди далекого будущего творили подвиг. И сделали это просто, буднично. Даже не подав знака, что спасли нас от гибели. Наверно, так надо. Наверно, в этом скрытая диалектика.
      Станция Слежения рядом. Я остановился, поднял голову. Тысячи звезд глядели мне в глаза. Тысячи костров, дающих жизнь планетам, миллионам живых существ. Время сгорает в звездах, сказал Роллт. Если подумать - действительно: любая звезда сожжет атомные запасы ва миллиард лет и погаснет. А звезды живут. Так что же такое - время? Энергия? Сама жизнь? Не свет, не тепло заставляют жить каждую клетку - время. Свет, тепло - лишь производные от времени. Это, наверно, поняли в двадцать девятом веке. Заставили время подчиниться, служить себе. Если надо - научились сжигать. У них свои проблемы...
      Всю жизнь с той ночи я искал доказательства, что природой, людьми хоть как-то замечен трагически пропавший год. Не потому, что мне хотелось доказать истинность случившегося со мной происшествия. Я уважаю Роллта и Лидди, чтобы ловить их на слове. Но мне самому хотелось убедиться, что бывшее со мной - было, что год миновал, проскочил, исчез бесследно.
      Президент Ассоциации биологических исследований скончался, на его место стал другой человек, и теперь, когда рассекречены архивы, подтверждено, что план опасных исследований не был подписан. Умерли в новогоднюю ночь многие, но над планетой свирепствовал грипп какого-то нового вида - в конце века вообще гриппы росли как грибы, и все новые, - повышенная смертность была отнесена на счет болезни.
      А в остальном доказательства - так, пустяки.
      Мировая кинозвезда Элен Зюсс воскликнула первого января:
      - У меня на лбу появилась морщинка. Трагедия!
      Трагедия обошла все газеты мира, но она мне ничего не доказывает.
      Другой всемирно известный актер, увидя наутро в зеркале постаревшую, помятую физиономию, сказал:
      - Кутнул же я в эту ночь!..
      У остальных, как я говорил вначале, в момент смены старого и нового года проявилась на миг замедленность, мгновенный сбой, но кого я ни спрашивал, никто этому не придал значения. Новогодняя ночь - кто не был навеселе?..
      И только деревья... У них появилось лишнее годовое кольцо.
      Но этого не превратишь в доказательство. Да и зачем?
      Я все же решил изложить эту историю, написать рассказ. Но, следуя мудрому совету Роллта, ставлю в подзаголовок рассказа - фантастический.
      А что было - то было.
      Хотя календари с тех пор - все, как один, - отстают от времени на год.