Михаил Грешнов
      ЭКЗАМЕН ПО КОСМОГРАФИИ
      Электронный педагог был корректен с ребятами и мягок, как родной дядюшка. Восьмилетним малышам он говорил "вы" и смотрел сквозь пальцы на шумок в экзаменационной комнате. Его интересовал только экзаменующийся, и из всех голосов он узнавал лишь его голос и оценивал полноту ответа, сверяя знания ученика со сведениями, заложенными в блоках памяти. Не то, чтобы он любил детей, и не то, чтобы дети его любили, но он был объективен и вежлив. Этого было достаточно: устанавливался контакт, и электронный педагог внимательно выслушивал учеников:
      Шел экзамен по космографии.
      - Шахруддинов Элам! - вызвал экзаменатор.
      - Я! - отозвался черноглазый мальчик.
      - У вас четвертый билет:
      - Открытие Милены и первый контакт с инопланетной цивилизацией, прочитал экзаменующийся.
      - Вы готовы к ответу?
      - Готов.
      - Будьте добры: - блестящий никелем и пластиком ящик был воплощением вежливости.
      Элам садится в кресло, на секунду закрывает глаза, припоминая, я чего начать, и говорит, обращаясь к подмигивающим индикаторам:
      - Открытие Милены. Рассказ очевидца.
      - Не так громко, Элам, я вас прекрасно слышу, - предупреждает электронный экзаменатор.
      - Хорошо, - соглашается черноглазый мальчик:
      В атмосфере планеты кислорода было двадцать четыре процента, но капитан "Радуги" Сергей Петрович Попов не разрешал выходить без скафандров. Капитану подчинялись безропотно, - на то он и капитан экспедиции. Ругали Женьку Бурмистрова, микробиолога. По общему мнению, виновником нелепости был Женька: солнце, воздух, вода, а мы ходим в скафандрах, как на Луне.
      - Ну, друг!.. - выговаривали ему.
      Но друг был невозмутим и если отвечал, то одним словом:
      - Вирус:
      Планета состояла из суши, океана и атмосферы. Суша была абсолютно голой ни кустика, ни травинки. Океан, наоборот, был набит водорослями, как Саргассово море. Водоросли поставляли кислород в атмосферу. В вышине плыли такие же, как на Земле, облака, и грозы были такими же, как на Земле. А реки и озера - другими: совершенно безжизненными. Водоросли в озерах и реках не приживались - вода для них была слишком пресной. Зато океан по засоленности превышал все, что людям было известно. Если в Мертвом море, расположенном в бывшей Сирийской пустыне, нельзя утонуть, то местный океан даже пластиковые детали выталкивал, точно пробку. Это был сироп, почти патока, но водоросли к нему приспособились. В океане не было ни рыб, ни моллюсков - царство растительности: В целом, планета была красивой: сине-зеленый океан, желтая суша, бирюзовые реки. По предложению Хосты Тройчева планету назвали Миленой. Название всем понравилось.
      А в воздухе Женька Бурмистров обнаружил вирус. Вторую неделю исследует его, и вторую неделю мы не выходим из "Радуги" без скафандров. После четырех лет полета добраться до земли с ветром, с грозами, реками и не сунуть голой руки в воду, - с ума сойти можно!..
      - Вирус: - предупреждает Женька.
      - Чего же ты с ним возишься? - тормошили его.
      Женька возился не зря. Чем больше возился, тем больше росло его недоумение.
      Наконец, выложил нам все начистоту.
      Каждую техдневку у нас проводились совещания - что-то вроде планерок. На первых из них по прибытии на планету было много восторгов и восклицаний. Биологи докладывали о водорослях, геологи - о минеральных богатствах, синоптики - о грозах и воздушных течениях. Все укладывалось в обычные нормы: жизнь на планете существовала на основе углеродного цикла; таблица Менделеева была заполнена геологами вся; синоптики однажды предсказали град - и действительно, град выпал! Как на Земле! И только Женька Бурмистров вылил на нас ушат холодной воды.
      - Боюсь, - сказал он, - что загорать под солнышком не придется. Без скафандров из "Радуги" нам не выйти.
      - Почему? - спросили мы, возмущенные.
      Женька замялся:
      - Видите ли:
      - Ты не юли, - перебил его бортэлектроник Санников. - Все знают, что за бортом кислорода двадцать четыре процента:
      - Видите ли: - Женька даже не глянул в сторону Санникова. - Этот проклятый вирус не даст нам ни охнуть, ни вздохнуть.
      - Женя: - взмолились мы.
      - Это совершенно необыкновенный вирус, - продолжал Женька. - Ни на что не похожий:
      У него была такая привычка - тянуть жилы, не торопясь. Но тут он, кажется, почувствовал, что перегнул.
      - Во-первых, - заспешил он под нашими взглядами, - вирус в биологической основе имеет не углерод, а железо:
      Мы отшатнулись, как от удара: кремниевый цикл, даже фторный - было бы непривычно и все же понятно. Но если в основе железо - это чудовищно! Феррожизнь!..
      - Во-вторых, - продолжал Женька, - антибиотики и вся наша химия на вирус абсолютно не действуют.
      Новость - не лучше первой!
      - В-третьих, - продолжал докладывать Женька, - мне кажется: - он смущенно огляделся по сторонам. - Мне кажется, это инопланетная жизнь. Она совершенно чужда Милене.
      Сообщение Бурмистрова вызвало впечатление молнии, блеснувшей под потолком. Молчал, молчал - и закатил! Некоторое время мы не находили слов.
      Наконец биолог Частный спросил:
      - Ты не ошибся, Женя?
      - Вот расчеты и формулы, - Бурмистров протянул биологу бланк.
      Тот посмотрел наборы и формулы. Стоян и механик Гатов заглядывали в бланк через его плечо.
      - Поразительно!.. - сказал Частный.
      - Милена - планета нам незнакомая, - предположил Стоян. - Может быть, жизнь здесь другая:
      - Нет, - запротестовал Частный. - Типичная жизнь планеты - в ее океанах. На углеродной основе.
      - Тогда почему нет такой жизни на суше? Может быть, феррожизнь не пускает ее?
      - Опять нет, - возразил Частный. - Жизни на суше нет потому, что планета переживает период, соответствующий нашему докембрийскому. Жизнь еще не вышла из океана.
      - Откуда же здесь феррожизнь?
      Частный пожал плечами.
      - Похоже, что прав Бурмистров, - сказал Гатов. - Феррожизнь инородна для Милены.
      Зашевелились и остальные:
      - Занесена метеоритом из космоса!
      - А вдруг - не метеоритом?..
      - Тогда - кем?
      Перед этим вопросом спасовали все. Ответ мог граничить с фантастикой.
      - Мы уклонились в сторону, - сказал капитан. - Если мы столкнулись с неизвестной нам жизнью, надо узнать как можно больше о ней самой. Что еще скажет Бурмистров?
      - Очень мало, - Женька вертел в руках листок с анализами. - Обыкновенные вирусы размножаются на живом субстрате. Этот вирус живет в атмосфере. В океане и в водорослях его нет. Предположение, что вирус не пускает жизнь из океана на сушу, отпадает: он с нею вообще не взаимодействует.
      - Вы хотите сказать - с местной органической жизнью? - уточнил капитан.
      - Да, Сергей Петрович, именно это. И хочу подчеркнуть, что земная антисептика против него бессильна.
      - Это хуже, - сказал капитан.
      Мы тоже понимали, что это плохо. Прозябать в скафандрах на прекрасной Милене:
      - А может, вирус не опасен для человека? - спросил добродушный механик Берг.
      - В самом деле, - поддержал Берга геолог Трушин, - жизнь в океане сродни земной, а вирус на нее не действует. Может, он и нам не опасен?
      Это было соблазнительно. Очень соблазнительно. Экипаж поддержал Трушина одобрительным шумом.
      - В человеческом организме находится и железо, - продолжал Трушин.
      Один Женька не поддавался общему настроению.
      - Может быть, вирус и безвреден для нас, - сказал он. Даже, показалось нам, с безразличием. - Но я за абсолютную осторожность. Неизвестное потенциально опасно.
      - И все-таки, Бурмистров, - спросил капитан, - неужели на вирус нельзя ничем воздействовать?
      - Кажется, - ответил Евгений, - вирус с его ферроосновой можно ослабить, даже убить, изменив магнитное поле. Но при всем желании, мы не можем изменить магнитное поле планеты.
      Убийственный довод! Но, как это бывает, ожесточив всех, он заставил искать обходные пути. Очень хотелось людям настоящего ветра, грозы, воды. Хорошей была планета. На Земле становилось тесно, Марс и Венера для колонизации не годились. А здесь: Насадить леса, заселить реки рыбой, построить города, - это будет вторая Земля, второй наш дом.
      - Если поставить ряд опытов: - предложил Частный. - Привить вирус водорослям в лаборатории. Испытать на земных организмах.
      - На ком? - спросил в упор Хоста Тройчев. - На нас самих?
      Частный замялся. Кролики и белые мыши, взятые экспедицией, погибли на третьем году полета. Из земных организмов на "Радуге" были только мы, люди. Да еще любимица экипажа ангорская кошка Муфта: Муфта тотчас встала перед глазами каждого - зеленоглазая, ласковая. Кошке, как и нам, надоело жить взаперти, часами она царапала выходной люк, просила, чтобы ее выпустили на волю.
      - Поставить опыт на Муфте? - сказал Тройчев. - Я возражаю. Лучше поставьте на мне.
      - И я возражаю, - сказал механик Берг. - Никаких прививок на Муфте.
      - Однако: - Частный протестующе отмахнулся. - С каким результатом мы вернемся на Землю? Или, может, смотаемся за партией белых мышей и - назад?..
      Все это правильно. Но Муфту всем было жалко. Не только потому, что мы к ней привыкли.
      - Как, друзья, решим с Муфтой? - спросил капитан.
      Минута прошла в молчании, прежде чем кто-то сказал:
      - Выпустим:
      Так и решили: Муфту из корабля выпустить. Вирус привить водорослям в лагуне и контрольным экземплярам в лаборатории. Если отрицательных результатов не будет - выходить без скафандров. Прививку поручили Частному и Бурмистрову.
      Нас было на "Радуге" четырнадцать человек. Четырнадцать разных судеб. Были среди нас люди старые и молодые. Женька Бурмистров моложе всех. Были веселые и серьезные: Это хорошо, что все разные. Дальние экспедиции комплектуются именно такими людьми. Каждый может вспомнить и что-то рассказать о себе. Капитан экспедиции Сергей Петрович Попов погибал на "Регуле" в пылевом мешке у Проксимы Центавра, - два года странствовал, захваченный потоками Леонид. Механик Берг еще практикантом чудом остался жив на взорвавшемся буе, который нашли через шестнадцать месяцев, нашли случайно, уже отчаявшись. Частный сражался с чудовищами на безымянных планетах Алиота. Врач Гринвуд до сих пор с содроганием вспоминает эпидемию, вспыхнувшую на "Океане", в середине рейса, когда не было и намека на какую-либо тревогу; эпидемия скосила двадцать семь из тридцати четырех участников полета: Тройчев, попавший в вулкан на Венере, Стоян, вышедший поседевшим из гравитационных тисков Нептуна: Все это были мужественные люди, сильные, чем-то похожие друг на друга.
      Надо было видеть их, когда Муфту выпускали из корабля. Четырнадцать пар глаз следили за кошкой через иллюминаторы. Решалась судьба экспедиции: подарим ли мы Земле голубую планету или вернемся ни с чем? Такое бывало. Встречались планеты полные солнца и света, но каждый атом их атмосферы был смертелен для человека. На пространстве в одиннадцать парсеков, исследованном вокруг Земли, не было найдено ни одной подходящей планеты:
      И вот четырнадцать человек с "Радуги" смотрят, как Муфта отряхивает лапки, ступив на непривычный песок. Кошка сделала шаг, другой, тронула серый камешек. И: упала на бок. Четырнадцать космонавтов ахнули. Но с Муфтой ничего не произошло: кошка играла с камешком, точно с мышью.
      Мгновенный испуг людей сменился вздохом облегчения, а потом - хохотом.
      С Муфтой ничего не случилось. И когда ей привили вирус - ничего не случилось. И с растениями в ваннах и в лагуне, которым привили вирус, тоже ничего не случилось.
      Тогда мы сняли скафандры.
      Капитан дал нам три дня отдыха, и мы походили на шайку отчаянных сорванцов. Озера звенели от нашего крика. Хорошие проточные озера, цвета синих бериллов. Они были в километре от "Радуги", и мы пробили к ним тропку голыми пятками. Летали на океан, там тоже было неплохо. Но там не погрузишься по плечи, без камня в руках не нырнешь в глубину, не устанешь и не утонешь. Хорошо, но, как говорили в древности, - не тот табак: Озера же были чисты, прохладны - земные высокогорные зеркала, другого названия не придумаешь. Мы плескались в них и орали от удовольствия. Нас поймут космонавты, на годы заключенные в кораблях, обитатели лунных и марсианских поселков: Мы гонялись друг за другом в воде, брызгались, ныряли, играли в пятнашки. И дышали, дышали железным вирусом.
      Десять дней мы блаженствовали. За это время и работа на планете продвинулась. Облетели четыре материка Милены, побывали в батискафе на океанском дне. Взяли геологические, биологические, гидрологические пробы и образцы. Главное - жили раскованно, без скафандров, под солнцем и облаками.
      Беда нагрянула неожиданно.
      Завтракали. Был редкий завтрак, когда вся команда - четырнадцать человек - оказалась в сборе. Накануне из южной полярной области вернулись Сытин и Лазарев и теперь рассказывали о виденном.
      - Царство осени, постепенно переходящее в царство зимы, - характеризовал обстановку Сытин.
      Один из материков Милены - условно его назвали Южным - подходил к полюсу. Речь шла о границе ледовой зоны.
      - А потом сразу - ледники на суше и айсберги в море:
      Рассказывал Сытин неинтересно, с паузами, будто выдавливал из себя слова. Поэтому, наверное, слушали его рассеянно. Может быть, рассказчик устал в нелегкой экспедиции, может быть, у слушателей не было настроения, - за бортом "Радуги" начинался серый дождливый день. Так и вел Сытин - от слова к слову. Остальные неторопливо прихлебывали кофе.
      Вдруг астронавигатор Кольцов сказал:
      - Друзья, мне сегодня снился странный сон:
      Все взгляды остановились на нем. Казалось, случайная фраза навигатора заинтересовала команду.
      - Капитан, можно?.. - попросил разрешения Кольцов.
      - Вы кончили? - спросил капитан Сытина.
      - Да: - ответил тот, неопределенно махнув рукой.
      - Говорите, - разрешил капитан Кольцову. Похоже, и капитана заинтересовало, какой же это сон приснился навигатору.
      - Мне снилось: - воодушевился Кольцов. - Необыкновенный сон, Сергей Петрович! Я все видел настолько ясно, как вижу стол и всех нас!
      Навигатор повертел головой, наслаждаясь вниманием, которое оказывали ему капитан и команда "Радуги".
      - Я видел, - продолжал он, - что на планету опустился чужой звездолет странное сочетание конусов и цилиндра. Опустился он плавно, будто на крыльях, хотя ни крыльев, ни стабилизаторов у него не было. Так может приземлиться гравитационный корабль: Опустился он на таких же песчаных дюнах, - Кольцов кивнул на стекла иллюминаторов, где под дождем мокли округлые, уходившие к горизонту холмы. - Могу поспорить на что угодно, что это были холмы Милены и все последующее, что мне снилось, происходило здесь, на Милене! Из корабля вышли люди, исследователи. Они были без скафандров, и я мог хорошо рассмотреть их. Рост их немного ниже, чем наш, но головы больше, массивнее. И глаза - большие, выпуклые, похожие на стекла подводных очков. На руках по четыре пальца. Это я заметил по тому, как они держали приборы: три пальца снизу и один сверху, в обхват. Назначение приборов, с которыми они вышли из корабля, я могу определить лишь приблизительно, но это было примерно то же, что и у нас в руках, когда мы в первый раз вышли из "Радуги". Один из пришельцев, долговязый, повыше других, не сделав и трех шагов, наклонился и взял пробу песка:
      Кольцов не замечал, как слушатели, один за другим, отставив кофе, ловили каждое сказанное им слово. В столовой повисла такая тишина, что стало слышно, как снаружи хлещет дождь по стеклам иллюминаторов. Вряд ли Кольцов рассчитывал на такое внимание: люди перестали дышать.
      - Раскрылись люки, - продолжал он, - по наклонным пандусам сползло несколько машин:
      - Стой! - прервал Кольцова механик Берг. - Мне снился этот же самый сон!..
      - И мне, - сказал Тройчев.
      - И мне!.. - оживился Сытин.
      Кольцов замер на полуслове.
      - И мне снился этот же самый сон, - сказал капитан.
      - Одна машина была летательной, с прозрачной кабиной, - сказал Берг. - Ее тут же запустили, и трое пришельцев улетели на ней. Отмечу: ближе к кораблю видимость была лучше, вдали все затягивала дымка. Летательный аппарат исчез сразу - растворился в тумане.
      - Совершенно верно! - согласился Кольцов. - Дальше:
      - Дальше, - вступил в разговор Сытин, - двое исследователей отошли от корабля. Впечатление было такое, что они шли по направлению ко мне: к нам, поправился Сытин. - Можно было рассмотреть их лица, глаза:
      - Бр-р!.. - не выдержал врач Гринвуд. - Не хотелось бы мне второй раз увидеть эти глаза!
      За столом наступило молчание. Стало ясно, что один и тот же сон приснился всему экипажу. Каждый чувствовал недоумение, даже страх, хотя робких на "Радуге" не было.
      - Однако что же все это значит? - растерянно спросил кто-то.
      Этот вопрос мог задать любой из четырнадцати членов команды:
      Весь день только и было разговоров, что об удивительном сне. О корабле, о пришельцах, о машинах, выползавших из люка. Никто никогда не слышал, чтобы одинаковый сон приснился двум или трем людям одновременно, всему экипажу тем более. В чем причина? В одинаковых условиях жизни? Но в полете условия все время были одинаковыми для всех! В однообразной пище? Вздор! Чужая планета? Может, она действовала на психику людей? Космонавты видали планеты похуже и неуютнее. Может быть, всеми овладел психоз, наваждение? Люди перед сном говорили о чем-то одном, смотрели фильм? Тоже нет. Часть команды была занята разговорами о работе, другие играли в шахматы и в триктрак. Ничего общего!.. Может, и прежде снились одинаковые сны, но не было о них разговора?..
      Никто пока не ставил вопрос, действительно ли четырехпалые посещали Милену, никто еще не связывал сон с прогулками без скафандров.
      На следующую ночь сон приснился экипажу "Радуги" снова. Этот же самый со звездолетом, пришельцами и машинами. Может быть, чуточку ярче, явственнее. Теперь все увидели, что конусы звездолета синие, а цилиндр золотистого цвета. Кожа на руках и лицах пришельцев серая, глаза черные, с синеватым металлическим блеском. Не было дымки на горизонте, о которой говорил Берг. Даль была чистой, словно вымытая дождем. Некоторые из членов команды различали звуки голосов, шум машин, заметили, что пальцы на руках у пришельцев гибкие, точно щупальца, без костных суставов.
      Это походило на массовую галлюцинацию, и если прошлым утром нами владело недоумение, то сейчас на лицах можно было прочесть тревогу: что это за шуточки и чем это может кончиться?.. Встал вопрос о природе сна: отражение это действительности или наведенное состояние - внушение на расстоянии? Если внушение, то кто внушает, зачем и откуда? Игра это, предупреждение или попытка контакта?
      Сон повторялся и в следующие ночи. Совсем как кинофильм, - от и до. С той только разницей, что с каждой ночью становился более ярким, объемным, будто входил в нас и вообще был не сон, а явь, свидетелями которой мы были все до единого. Теперь мы видели не только цвет корабля, машин и приборов в руках пришельцев - замечали вмятины на корпусе звездолета, деления на шкалах приборов, ромбы фасеток в глазах исследователей. Эти глаза! Врач оказался прав: взгляд проникал в душу, оставлял там страх и холод металла. Пришельцы были людьми, как мы, но они были другими: с серой, металлического отлива, кожей, с жесткой щетиной на голове, щелью рта и треугольным отверстием вместо носа. Может быть, мы к ним привыкли бы, если бы контакт был настоящий, но когда они являлись во сне, манипулируя с приборами, разговаривая между собой и не обращая на нас никакого внимания, когда это повторялось из ночи в ночь - это действовало потрясающе. Мы уже не сомневались, что все происходило здесь, на Милене: пришельцы побывали на планете раньше нас и сумели оставить после себя запись о своем пребывании. Передавалась ли запись с не замеченного нами спутника или с другой планеты, - неизвестно. Спутник вокруг планеты наши приборы, пожалуй, засекли бы, радиоизлучение тоже бы обнаружили.
      Проходили ночи и еще ночи, а сон не оставлял нас. Больше: он не давал нам спать. Заполнял сознание, душу, переселялся в нас. Мы не могли отдыхать. Стоило закрыть глаза, стоило даже днем присесть и задуматься, - перед глазами опускался корабль, открывались люки, выходили пришельцы. Все начиналось сызнова. До последнего слова, до движения пальца на руке долговязого, когда он вынимал щуп из песка у себя под ногами. Этого не назовешь сном, галлюцинацией, - это были кошмары, повторяющиеся с методичностью оборота колес, доводившие нас до изнеможения.
      Отгадал ребус Женька Бурмистров. Явился в кают-компанию в белом халате, с глазами, красными от бессонницы, - несколько дней он колдовал над чем-то в лаборатории.
      - Это вирус! - Женька держал в руках пробирку. - Все мы заражены железным кошмаром!
      На дне пробирки ржавой мутью лежала окись железа.
      - Мы перенасыщены вирусом, - доказывал Женька. - Вот результат анализа крови. Процент содержания железа в гемоглобине повысился. Опасности для жизни пока нет, вирус действует только на психику. Но будет лучше, если мы покинем Милену.
      Это было крушение наших надежд. Стартовать? Бросить все и бежать?..
      - Думайте, что хотите, - продолжал Женька. - Это феррожизнь, о которой я говорил. Она принесена на планету четырехпалыми. Странно, что мы не заметили их следов на планете. Но может быть, они ничего не оставили после себя, кроме вируса?
      С Женькой можно было не соглашаться, но каждый задумался: не ответ ли это на мучивший всех вопрос? Да и вообще надо было подумать, что делать дальше.
      Мы уже исследовали планету. Имели о ней достаточно данных. Мы могли улететь. Однако - при таких обстоятельствах?.. Четырехпалые побывали здесь раньше. Но вирус? Неужели они оставили его на планете сознательно? Для чего?.. Чтобы заставить нас признать их первыми? Заставить убраться отсюда?..
      Об этом состоялся разговор в кают-компании.
      - Зловредный вирус, - утверждал Женька. - Не следовало выходить без скафандров!
      Женька был хороший парень, с чувством ответственности. Считал, что не удержал нас от опрометчивого поступка. А мог удержать - настоять на своем, и никто бы без скафандров не вышел. Сейчас он переживал за всех.
      Но в сложившейся обстановке были другие стороны.
      - Это первый контакт с инопланетной цивилизацией, - говорил капитан. Такую возможность нельзя упустить! Наша экспедиция приобретает особый смысл.
      Такой контакт сведет нас с ума, - возражал Гринвуд. - Надо немедленно стартовать!
      Команда была на стороне Гринвуда. Капитан не соглашался с ним.
      - Нельзя допустить, - говорил он, - чтобы контакт остался бесплодным.
      - Он и так не остался, Сергей Петрович, - люди измотаны.
      - Вижу! - Капитан оценивал обстановку не хуже Гринвуда. - Но прежде, чем улететь, предлагаю сделать записи снов. И рисунки. Воспроизвести речь пришельцев по памяти. С чем мы вернемся на Землю?
      Капитан не был бы капитаном, если бы не поставил перед нами этой задачи.
      - Чем скорее сделаем записи, тем скорей улетим, - подытожил он разговор.
      Рисунки, описание действий пришельцев, даже их речь зафиксировать не составило труда. Это сидело у нас в печенках. Если один упускал какую-то черточку, она становилась на место в описании другого. Мы воспроизвели встречу с пришельцами в полном объеме.
      А Женька продолжал исследовать вирус. Его предположение, что на железистую биооснову вируса действует магнитное поле, оправдалось. В локальном поле, ослабленном наполовину к магнитному полю планеты, вирус слабел, "размагничивался". За пределами магнитного поля Милены он погибнет, сны прекратятся.
      Пора было стартовать. Но тут начался спор:
      - Должны ли мы оставить четырехпалым весть о себе?
      - Я против! - горячился Гринвуд. - Во-первых, потому, что мы не можем им оставить равноценный подарок. Очень жалею, что не можем этого сделать! Во-вторых, входить с ними в контакт: я против!
      - Герман Яковлевич: - пытался смягчить резкость врача капитан.
      - Оставить после себя такую пакость, как вирус, - продолжал Гринвуд. Как они могли до этого додуматься?
      - Может, не рассчитали, что эта штука будет действовать так сильно.
      - На что же они рассчитывали?..
      - Предупредить, что открыли планету первыми.
      - Могли бы оставить обелиск, надпись:
      - То, что они могли, решать не нам, Герман Яковлевич.
      - А что вы предлагаете? - задал вопрос капитану Гринвуд.
      Сергей Петрович - да и каждый из нас - был в затруднении. Нельзя упустить контакт с инопланетным разумом. Но что мог обещать землянам этот контакт? Судя по вирусу, - мало приятного.
      - Извините, - снова заговорил врач. - Это вторая эпидемия в космосе, которую я переживаю. Никаких знаков о себе четырехпалым оставлять нельзя! Я боюсь за родную Землю.
      Капитан видел сильные и слабые стороны доводов Гринвуда. Понимал, что нужна осмотрительность. Никто не давал права ему, Сергею Петровичу Попову, вступать в контакт с чужой цивилизацией. Этот вопрос должна решить Земля. Он, капитан, представит всю информацию о разумных, побывавших раньше нас на Милене. Кстати, это уже не Милена: планета имеет свое название, несомненно, данное ей четырехпалыми. Информация у капитана имеется, четырнадцать свидетельств участников полета. Но, пока все живы, надо выбираться отсюда. Если Земля решит установить контакт с четырехпалыми, на планете будет построена исследовательская станция. Встреча рано или поздно состоится.
      Капитан отдал приказ готовиться к старту.
      На прощанье облетели Милену. Планета была действительно хороша:
      Она и сейчас красива - даже лучше: на ней развели леса, уже насчитывается двадцать два города. Грини - четырехпалые - уступили ее землянам. Они вовсе не такие плохие ребята, как об них подумал экипаж "Радуги". Сейчас об этом знает каждый ребенок: Правда, в их организме больше железа, у них другой цвет лица, другая кровь. И кислорода им нужно минимум, - в богатой кислородом атмосфере грини быстрее старятся. Милена оказалась для них не очень-то подходящей планетой. Грини посетили ее за две сотни лет до прилета землян. За это время они открыли массу планет, более пригодных для них, чем Милена. А Милену отдали нам и даже сняли свое название - Хаттль. И вирус они уничтожили сразу. Ничего страшного в вирусе не было. Он действует только на психику, да и то в определенных границах. По мнению грини, это идеальный способ знакомить с собой гостей из других миров. Сон запоминается во всех подробностях. А с изменением магнитного поля исчезает. Экипаж "Радуги" освободился от снов, как только выскочил из магнитного поля Милены.
      Грини охотно пошли на контакт с землянами. Ведь они люди, такие, как мы. И как галакты с Арктура, - кто теперь об этом не знает? И никто в космосе никого не боится. Потому что взаимное уважение - высший критерий в отношениях между цивилизациями:
      Черноглазый мальчик перевел дух:
      - Я кончил.
      Провел рукой по лбу, стирая испарину. Ему очень хотелось получить высший балл.
      После минутного молчания заговорил электронный педагог:
      - Хорошо, Шахруддинов. Вы осветили вопрос достаточно. Хотя чуть-чуть торопились и кое-что передали в вольной интерпретации. Например: "Женька Бурмистров:" Его звали Евгений Павлович.
      - У меня друг - Женька Задоров, - пытается выправить дело Шахруддинов. Он все время маячил у меня перед глазами: И космонавты с "Радуги" называли Бурмистрова - Женька.
      - То - космонавты, - мягко поправляет ученика педагог, - а то - вы, Элам:
      После секундного размышления Элам соглашается:
      - Понимаю.
      - И еще, - продолжает педагог, подмигивая зелеными индикаторами. Следовало рассказ вести от третьего лица, а вы, Элам, вели рассказ от первого лица. Этим вы оживили повествование, но получилось, будто вы были непосредственным участником экспедиции. Кстати, именно потому вам не всегда удавалось выдержать тон повествования. И последнее: следовало бы добавить, что название планеты Тройчев придумал в честь своей невесты Милены Бранко и что у кошки Муфты никаких снов не было:
      - Можно, я добавлю сейчас? - спрашивает Элам, видя, что из шестнадцати глазков на панели зажглось четырнадцать - окончательная оценка его ответа. Эламу очень хочется все шестнадцать.
      - Нет, - говорит педагог. - Сейчас добавить нельзя. Надо все делать своевременно. Идите и отдыхайте. Четырнадцать баллов - совсем не плохая оценка, Элам. Право же, - очень хорошая!..