Глава 6

От неожиданности Келли обмерла и тут же ощутила, что тает в его объятиях.

Похоже, он отлично знал, как следует обнимать женщину, чтобы сладкая истома разлилась по всему ее телу. Он обнимал ее так крепко и так нежно, что она чувствовала себя под надежной защитой. Сердце ее бешено колотилось, она задыхалась…

И все же ей было удивительно уютно в его объятиях. Какие сильные и надежные руки! А она так долго была одна.

Взгляд его тоже стал своего рода прикосновением. Пронзительно синие глаза словно прожигали насквозь. Она снова почувствовала, как согревается и пылает под взглядом этого человека.

Дэниел не сводил с нее глаз, и по его лицу медленно расплывалась улыбка. Потом он наклонился и стал ее целовать.

Почувствовав его настойчивые губы, она вдруг испытала всплеск незнакомых ей ощущений. Он целовал ее так, будто давным-давно собирался сделать это, будто именно этого прикосновения к ее губам только и ждал. Она подчинилась и не протестовала, но, надо отдать ему должное, он знал, как следует целовать женщину.

Он вмиг разбудил ее чувства, медленно раскрывая губы и уверенно погружая язык все глубже и глубже. Это был всего лишь поцелуй, однако именно в нем заключалась подлинная магия: он заставил ее желать большего, гораздо большего. Настойчивые прикосновения языка приводили ее в состояние сладостного восторга.

Дэниел оторвался от ее губ, но девушка потянулась к нему, требуя продолжения, и он снова прильнул к ее губам — жадно, настойчиво погружая ее в водоворот своего желания.

Затем коснулся ее щеки, и Келли вздрогнула, ощутив, как нарастает его желание.

Как же с ним хорошо! Она никогда еще не пылала такой страстью, даже к Грегори.

Грегори!

Ей и в голову не приходило, что она может испытать влечение к другому мужчине, пока в ее жизни не появился нежданно-негаданно этот мятежник. Подумать только, ведь всего несколько минут назад, оказавшись в объятиях Эрика, она ровным счетом ничего не почувствовала, кроме неловкости и желания поскорее высвободиться!

А к мятежнику ее влекло, и влекло безумно. Ей нравилось его лицо, огонь в глазах и голос. А как прекрасно его тело — ведь когда человек нагой, на нем нет ни синего мундира, ни серого…

«Нет! — пронеслось у нее в голове. — Это человек в сером мундире, независимо от того, одет ли он или без одежды. Сердце его принадлежит „правому делу“, и я не в силах что-либо изменить».

Значит, она — вдова, которая предает свои убеждения.

— Не надо, прошу вас, не надо!

Ей удалось наконец высвободиться. Он не удерживал ее насильно, он просто крепко, обнимал. Не скрывая своего желания, но не принуждая.

Оторвавшись от ее губ. Камерон встретился с ней взглядом.

Он ждал, когда она заговорит.

Келли тряхнула головой, с ужасом почувствовав, что глаза ее застилают слезы.

— Не надо, прошу вас. Я не могу! Не должна, — только и выдавила она. — Вы должны уйти.

— Келли…

— Прошу вас! — воскликнула она, попятившись. — Уходите!

Она повернулась и, выбежав из комнаты, скатилась вниз по лестнице. Но даже этого ей показалось мало. Она выскочила из дома и, хлопнув дверью, прислонилась к ней спиной, глубоко вдыхая ночной воздух.

О чем она думает? Отец погиб. Погиб и ее самый близкий друг и любовник — ее муж. Оба они пали от руки мятежников.

Двор ее дома усеян трупами, а она начисто забыла обо всем, стоило этому южанину к ней прикоснуться.

Слава Богу, что сейчас ночь. Тьма и прохлада помогут ей погасить неуемный жар плоти. Сегодня он уйдет, и она забудет его.

Девушка закрыла глаза. До Виргинии рукой подать. Она не сомневалась, что он уйдет, ибо хочешь не хочешь, а он был одним из пресловутых виргинских рыцарей.

Неожиданно ее внимание привлек какой-то звук. Келли испуганно вздрогнула. Широко раскрыв глаза, она застыла в ожидании. Тихо. Потом послышался топот конских копыт.

— Капитан! — услышала она чей-то голос. — Разбейте лагерь милей южнее, возле старого сада. Выставьте по два сторожевых поста на отряд, сэр!

— Будет сделано, сэр! — раздалось в ответ, и топот копыт стал удаляться.

Слава Богу, на сей раз никто не зашел к ней в дом.

Но они намерены расположиться совсем рядом! В перелеске и на полях. Выставят караулы. На них так легко наткнуться!

— Нет! — прошептала она и быстро прикрыла рот рукой.

Глаза снова защипало от слез.

Девушка решительно распахнула дверь.

Камерон стоял в гостиной, пристегивая ножны. Когда она вошла, он, выхватив саблю, пронзил ее своим синим взглядом.

Напряженным, острым, словно лезвие.

Келли остановилась у двери, переводя дыхание и не спуская глаз с оружия.

— Черт возьми, Келли! — досадливо бросил он, привычным движением возвратив саблю в ножны. Уперев руки в бока, усмехнулся и покачал головой. — У меня, конечно, были кое-какие мысли, но протыкать тебя саблей не входило в мои намерения, — хмыкнул он.

Она не проронила ни слова.

— Я ухожу, Келли, — очень тихо произнес он.

Она упрямо замотала головой:

— Ты… ты не можешь.

Камерон прищурился:

— Почему это?

— Потому что повсюду кишмя кишат янки.

Он пожал плечами:

— Я без труда обойду их стороной.

— Сегодня их столько, что никому не удастся проскочить незамеченным.

Дэниел улыбнулся:

— Значит, ты не хочешь, чтобы меня взяли в плен?

— Ты ведь еще не поправился, глупец!

— Но теперь мне стало значительно лучше.

Девушка насторожилась. Черт бы его побрал! Она всего лишь беспокоится за его жизнь! Расправив плечи, Келли вздернула подбородок.

— Если бы ты как следует долечился в первый раз, то, уверена, рана не открылась бы снова и не вызвала эту ужасную лихорадку. Но если тебе не терпится уйти отсюда сегодня, то скатертью дорога! Вполне вероятно, что тебя подстрелят в темноте. Или, в худшем случае, возьмут в плен.

— Ты, конечно, наслышана об условиях содержания военнопленных в тюрьмах янки, чтобы не сомневаться в том, что я там умру? — осведомился он.

На условия содержания военнопленных жаловались обе воюющие стороны. На Севере условия были ужасными. Келли знала об этом из газетных статей. Что бы там ни думал о янки Дэниел, но и на Севере многие возмущались бесчеловечным обращением с военнопленными.

На Юге условия были еще хуже. И девушка была убеждена, что в этом нет злого умысла. Половина солдат армии конфедератов ходила чуть ли не босиком, военная форма износилась почти до лохмотьев. Армейские пайки были настолько мизерными, что солдаты в прямом смысле голодали. Чем в таких обстоятельствах могли они поделиться со своими врагами — военнопленными?

Авраам Линкольн не раз терпел поражения от руки талантливых южных генералов, но он был прекрасным стратегом и знал, что делает. Его армия, уступая в умении, брала численностью. Когда гибли его солдаты, он знал, что может их заменить.

А также накормить.

Безжалостная рука северной блокады все сильнее сжималась на горле Юга. Война, опустошив плантации Юга, набросила на конфедератов петлю голода. И если не хватало еды для своих солдат, то как они могли накормить чужих?

До северян доходили страшные рассказы о том, как голодают попавшие в плен солдаты Союза в лагерях южан. Но на каждого борца за улучшение условий находился какой-нибудь обиженный, который утверждал, что в тюрьмах не обязаны нянчиться с военнопленными. Среди лояльных должностных лиц всегда находился какой-нибудь жестокий начальник, который в грош не ставил человеческую жизнь. Учитывая все эти обстоятельства, любой солдат — будь то северянин или южанин — пуще смерти боялся плена.

Келли стиснула зубы. Какое ей дело до того, что случится с этим проклятым мятежником?!

Она вновь отошла от двери.

— Можете остаться, полковник, если пожелаете.

Ее озадачила и насторожила мечтательная улыбка, тронувшая его губы, и совсем потрясло участившееся биение собственного сердца.

Он сделал шаг и остановился перед ней, слегка коснувшись ее подбородка.

— Я не могу остаться, Келли, потому что не смогу ничего гарантировать или обещать.

Упрямо выпятив нижнюю губу, она усилием воли заставила себя замереть, хотя готова была отшатнуться от страха.

— Оставайтесь, полковник. Я сама могу дать гарантию.

Камерон вскинул брови, и ей показалось, что в глазах его мелькнул озорной огонек. Оттолкнув его руку, она скользнула мимо, к камину.

— Вы быстро поправились, полковник, — сказала она. — Многие — пожалуй, большинство — наверняка умерли бы от такой раны. А если не от раны, то погибли бы от лихорадки. Вам чудом удалось выжить. Но до каких пор вы будете испытывать судьбу, сэр? — спросила девушка, поворачиваясь к нему.

— Я должен вернуться в строй, миссис Майклсон, — отозвался он.

— Нет, полковник, вам надо вернуться домой. Отдохнуть.

И как следует подлечиться.

— Не могу.

— Почему?

— Потому что меня некем заменить.

— Сэр…

— У нас не хватает людей, — пояснил он. — Я всякий раз должен возвращаться в строй. И сейчас тоже.

— Но вы еще так слабы! И потом, если вы умрете, то все равно не вернетесь, — заметила она резонно.

— Вы правы, — согласился он.

В глазах Келли вспыхнул огонек надежды.

— А ваш брат?

— Что мой брат? — нахмурившись, подозрительно спросил Дэниел.

— Я могла бы попытаться разыскать вашего брата. Возможно…

— Нет!

— Но если он хирург в армии Союза…

— Нет, черт возьми! Я вполне здоров. О Господи, я ни за что не допущу, чтобы Джесс снова рисковал из-за меня! Понятно?

Келли еще не видела его в такой ярости. Непонятно почему, на глаза ее снова навернулись слезы. Она выбивается из сил, чтобы помочь врагу, а этот проклятый враг и пальцем не желает пошевелить, чтобы помочь ей!

«Пусть уходит, — сердито подумала она. — Пусть уходит И попадает в руки северян».

— Делайте что хотите, полковник. Я умываю руки.

— Ага, значит, теперь вам безразлично, схватят меня или нет?!

Она снова резко обернулась:

— В данный момент, полковник, я бы сама надела на вас наручники!

Он холодно усмехнулся:

— Никогда. Уж вам-то, черт возьми, мадам, хорошо известно, что» как бы я ни был слаб, всегда могу помериться силами с одним-двумя, а то и с тремя янки. И думаю, миссис Майклсон, одна из причин, по которой вы так упорно старались выставить вон вашего наглого капитана-янки — того самого, который будет любить вас до конца своих дней, — последние слова он произнес каким-то странным тоном, не то с горечью, не то с насмешкой, — заключается в том, что вы отлично понимаете: ему со мной не тягаться!

— Какая самонадеянность! — воскликнула Келли. — Скажите спасибо за то, что я не напустила на вас всю армию северян!

— Армии северян поблизости больше нет.

— Ну, здесь еще осталось довольно много солдат.

— Скажите уж честно, что вы испугались за жизнь своего приятеля, — поддразнил ее он.

— Просто я не желаю, чтобы в моем доме валялись трупы, — отрезала она.

— Ах, это преданное, доброе сердечко! — съязвил он.

— Он мог бы заколоть вас на месте.

— Вряд ли.

— Надо же! Как вы гордитесь своей удалью, сэр!

— Я уже давно ничем не горжусь, миссис Майклсон. Я слишком долго был на войне и участвовал чуть ли не в каждой битве. И даже когда был тяжело ранен, то, прежде чем потерять сознание, уложил немало врагов, — устало проговорил он. — И вовсе не горжусь этим, я сыт по горло, миссис Майклсон. Но я остался жив, я офицер, и я нужен своей армии. Маловероятно, чтобы кто-то смог одолеть меня в одиночку. Да вы и сами знаете. Не выдав мятежника, вы спасли жизнь своему приятелю.

— Вы не просто самоуверенны, вы невыносимы, — отозвалась Келли, не желая продолжать этот разговор. — Делайте что хотите! — заявила она. — Видимо, мне придется дрожать от страха за всю армию северян, как только вы выйдете за порог этого дома.

Она снова направилась на кухню.

Не успела она дойти до двери, как на ее плечо опустилась тяжелая рука и он развернул ее лицом к себе.

— Так хочешь ты, чтобы я ушел, или не хочешь? — Глаза Камерона потемнели, цвет их стал почти кобальтовым.

Девушка вырвалась из его рук.

— Да… Нет… Нет, не хочу. Я устала от смерти и боли. И видит Бог, не хочу, чтобы ваша смерть была на моей совести!

— А как насчет тех, кого я могу убить впоследствии? — спросил он.

Келли тяжело вздохнула, глядя ему в глаза, как громом пораженная его вопросом. Боже милостивый, кто придумал этот кошмар, называемый войной!

— Значит; жизнь одного мятежника сейчас вам дороже жизней десятков янки, а? — тихо проговорил он.

Келли нервно сглотнула, не отводя глаз от его стального взгляда.

— Делайте что хотите, полковник, — повторила она.

Он покачал головой.

— Нет, я хочу поступить так, как хочется тебе, — настойчиво повторил он.

Черт бы его побрал! Он опять стоял слишком близко. И, вспомнив о недавнем поцелуе, она пришла в смятение. Ей не хотелось привязываться к нему, и уж конечно, не хотелось снова — очутиться в его объятиях и испытать неожиданное всепоглощающее желание, горячей волной вздымавшееся в ней. Но больше всего она боялась в него влюбиться.

— Что вы имеете в виду? — нахмурившись, спросила она.

— Я хочу, чтобы ты сама сделала выбор, сама решила, остаться мне или уйти. Не забудь, что с обеих сторон потери исчисляются тысячами. А до конца войны погибнут еще тысячи, десятки тысяч!

— Прекратите! — в ужасе воскликнула она, напуганная решимостью, сквозившей в его взгляде.

Камерон снова приблизился к ней. Ей следовало бы пуститься наутек, но она словно приросла к месту. Приподняв ладонью ее подбородок, он поймал встревоженный взгляд.

— Выбор за тобой.

Боже, как близко он стоит! Так близко, что хочется забыть обо всем на свете.

Она отступила и выпалила:

— Я не хочу, чтобы ты умер.

— У тебя в доме?

— При чем тут мой дом?! — Потеряв терпение, она выругалась, изо всех сил сжав кулаки. — Потому что ты больше не незнакомец. Не просто один из многих.

Не отводя от нее взгляда, он ждал, что она скажет дальше.

— Ладно, потому что ты мне небезразличен, — призналась она, но как только он шагнул к ней, выбросила вперед руку, преградив ему путь. — Я не хочу твоей смерти и не хочу, чтобы ты приближался ко мне. Понимаешь?

Он задумчиво улыбнулся, как будто удивляясь превратностям судьбы.

— Да, пожалуй, понимаю.

К ее удивлению, он направился в кухню. Спустя мгновение оттуда раздалось звяканье посуды.

Дэниел мыл тарелки, не обращая внимания на то, что она, стоя в дверях, наблюдала за ним.

— Вы… наелись? — спросила Келли.

— Да, спасибо, наелся, — отозвался Камерон. — Кстати, не забыть бы, что моя тарелка так и осталась стоять на полу. — Он очень сноровисто управлялся с посудой.

— Судя по всему, вам приходилось помогать по хозяйству, — удивилась она.

Он взглянул в ее сторону, но ничего не сказал.

— Наверное, вы выросли в большой семье. Пожалуй, на плантации. И могу поклясться, у вас было немало рабов…

— Должен вас разочаровать, — прервал ее Дэниел. — В семье я младший. Рабами владеет Джесс, мой старший братянки. Вернее, владел, — поправился он.

— Значит, у вас на плантации больше нет рабов?

— Это плантация Джесса — по крайней мере главная усадьба. Но негры там все еще есть, большая часть их осталась. Просто они больше не рабы.

— Джесс освободил их?

— Мы освободили их, все трое. Джесс тогда пришел домой на побывку, и, учитывая, что сам он янки и в тот момент пребывание его в Виргинии было весьма нежелательным, мы решили урегулировать семейные дела. Но не спешите хвалить нас, миссис Майклсон. Ничего особенного не произошло. Мы освободили своих людей, потому что могли себе позволить платить им за работу. Впрочем, неизвестно еще, что будет с освобожденными неграми к концу войны. Дальнейшая судьба некоторых из них вызывает беспокойство.