Глава 2

Дикий холод ошеломил Джесси, когда она вышла на улицу, стремясь побыстрее попасть в «Старую башню». Оба заведения располагались на удивление близко — впрочем, благодаря тому, что деревня стояла на оживленном тракте к югу от Лондона, недостатка в клиентах не было. Однако существовало негласное соглашение, по которому мастер Джон содержал более богатый стол, тогда как «Старая башня» предлагала к услугам постояльцев если не более приличные, то по крайней мере более изолированные комнаты. Как правило, люди с достатком и дворяне предпочитали останавливаться в «Старой башне», хотя перед этим обычно ужинали у мастера Джона. В то же время путешественники попроще довольствовались приютом в «Перекрестке», поскольку стоило это намного дешевле.

У Джесси стучали зубы. Ее ветхое рубище плохо защищало от зимнего ветра и ледяного крошева под ногами. Но она была даже рада этой лютой стуже — от нее онемело не только тело, «о и чувства, и мысли. И все равно на крыльце „Старой башни“ ее пробрала дрожь не столько от холода, сколько от страха перед тем, что предстоит сделать.

Жестокий порыв ветра впихнул ее внутрь и захлопнул дверь. Она прислонилась спиной к грубым доскам и осмотрелась: перед угасавшим очагом лениво развалились слуги и хозяйские псы. Почти все посетители разошлись, и только двое незнакомцев о чем-то оживленно шептались у задней степы.

Навстречу ей поднялась одна из служанок, и Джесси почувствовала, что сгорает от стыда. Она постаралась как можно ниже опустить капюшон своего плаща.

— Что вам угодно, девушка? — осведомилась служанка, и Джесси едва не стало дурно. Стоявшая перед ней особа была совсем юной, однако так выставляла напоказ пышный бюст и вызывающе покачивала бедрами, что на нее накатила новая волна ужаса. Вот что ее ждет, вот кем она станет…

Хинин! Это слово помогло побороть отчаяние и преодолеть страх.

— Меня здесь ждут, — просто ответила Джесси.

— Ого, — слащаво ухмыльнулась служанка и всмотрелась в нее повнимательнее. Повела плечом в сторону лестницы и уточнила: — Явилась к их милости, что ли? Ну-ну. Они там, наверху. Третья дверь от лестницы. Лучший номер в нашем заведении.

Джесси кивнула. Но не успела она двинуться и сторону лестницы, как служанка метнулась к бармену и зашептала:

— Вот дела, это же Джесси Дюпре! Представляешь? Та самая, которая почитала себя лучше всех! А вот сейчас пойдет и ляжет в койку к тому красавцу богачу, как любая из нас! — Служанка злорадно захихикала. Бармен хмыкнул в ответ, и Джесси почувствовала, как две пары глаз прожигают ей спину. — Значит, и ее припекло, а? Пусть теперь попробует задирать нос!

И оба издевательски расхохотались. Грубые двусмысленные шутки все еще сыпались ей вслед, пока Джесси поднималась по лестнице и шла по коридору.

Оказавшись возле двери, девушка распахнула ее, от страха позабыв, что следует постучать. Поспешно вошла внутрь, закрыл за собой дверь и замерла не дыша. Ну вот она и в спальне у мужчины, чтобы стать его забавой на этот вечер.

Нет, не просто в спальне у мужчины, напомнила она себе. Это же Роберт. Тот добрый, светлокудрый джентльмен. Она не умрет, если он даже обнимет и поцелует ее, зато выйдет отсюда с деньгами, которые выпросит или украдет, и притом сохранит свою девственность.

Ее тело инстинктивно впитывало тепло — в комнате горел камин. Но тут же она обратила внимание на царивший полумрак; дрова почти прогорели, и угли лишь слабо светились. Поначалу могло показаться, что комната пуста, и Джесси ждала, пока глаза привыкнут к темноте, закусив губу от страха.

Перед намином стояла большая чугунная ванна, наполненная горячей водой. Она ждала… ее, Джесси.

В отчаянии мелькнула мысль, что вряд ли удастся обшарить одежду мужчины незаметно, если сначала придется раздеться самой. А ведь до тех пор, пока она не залезет в эту ванну, не может быть и речи о том, чтобы разыграть сначала опытную соблазнительницу, а потом невинную дурочку. Такой джентльмен, как Роберт, не подпустит к себе служанку из таверны, пока не отмоет ее.

Девушка нерешительно шагнула в глубину комнаты и на цыпочках приблизилась к ванне, все больше недоумевая, куда же пропал тот, кто позвал ее для… услуг.

Джесси испуганно охнула, и сердце чуть не выскочило у нее из груди, когда на плечи легли две большие ладони. Бедняжка не посмела обернуться: она застыла на месте, как испуганная лань, мечтая лишь о бегстве и понимая, что бегство невозможно.

— Ваш плащ, госпожа, — раздался хриплый мужской голос из навалившейся на нее тьмы. — Вы позволите?

Джесси едва соображала от испуга. Он был здесь, у нее за спиной, и это оказалось свыше ее сил. Мрак в комнате стал еще гуще, все поплыло перед глазами, и она беспомощно обхватила себя за плечи. Но мало-помалу это прошло, и взгляд прояснился. Джесси покорно кивнула и потупилась. Попыталась еще раз напомнить себе, что пришла в комнату к тому самому светлокудрому рыцарю в золотых доспехах, который пришел ей на выручку в зале таверны, когда его приятель, этот мрачный верзила, накликал па нее беду. Джесси зажмурилась что было сил, представляя сияющий взгляд мягких голубых глаз. Таких ласковых, таких добрых.

— Вы замерзли — настоящая ледышка. Ванна и камин помогут вам согреться. — Мужчина говорил совсем тихо. Ухо едва улавливало слова, и оттого они пугали Джесси еще больше. В них чувствовалось некое напряжение, нетерпение. Пришлось опять напомнить себе, что она пришла в комнату к мужчине. К мужчине, который нанял на вечер шлюху.

Он прикоснулся к пей…

Плащ соскользнул с плеч как бы сам собой. Он погладил ее, и Джесси стоило большого труда не вздрогнуть от прикосновения сильных мужских пальцев.

Девушка невольно шагнула вперед.

— Эта ванна для меня?

На миг повисло легкое, ироничное молчание.

— Верно, барышня. Для вас. — И длинные пальцы опять легли ей на плечи, ловко управляясь с пуговицами на простом шерстяном платье.

Усилием воли Джесси заставила себя остаться неподвижной. Происходившее стало для нее полной неожиданностью. Кто бы мог подумать, что он вот так будет торчать у нее за спиной и доводить до исступления своими прикосновениями, ощущением близости большого, сильного тела и горячего дыхания!

Джесси прищурилась, всматриваясь в пар, плававший над ванной, и в огоньки углей в камине. Ах, если бы это было все, что предстояло ей увидеть нынче вечером, — и не более! Только окрашенный в алое туман, растворявшийся в густой тьме…

А его пальцы не останавливались, и вот уже платье соскользнуло с плеч. И Джесси снова едва не закричала: он наклонился и прижался губами к ее шее. Девушку поглотила волна жара, она принесла с собой новый приступ паники, но И разгоравшееся в нем пламя желания.

Джесси видела перед собой его руки — широкие, загорелые, они прижимали ее все сильнее. И девушка едва справилась с подступившей дурнотой.

И чуть не закричала: его руки обхватили ее груди и легли так, что кончики пальцев лишь едва касались сосков, торчавших под тканью сорочки, отчего показалось, что на ней уже ничего нет. Стиснув до боли зубы, чтобы не проронить ни звука, Джесси мысленно поклялась, что не сдастся и не сбежит раньше времени.

Но тут он как-то странно вздохнул, и его руки занялись шпильками в ее волосах. Тяжелый узел рассыпался, опускаясь девушке на плечи, и она опять подалась вперед, стыдливо потупившись.

— Пожалуйста… Я не могу их мочить. Я простыну на обратном пути.

За спиной раздался удивительно ласковый смех, и Джесси захотелось, чтобы он сам выступил наконец вперед из темноты и согрел ее взглядом своих добрых лучистых глаз.

Однако вряд она так уж хотела его увидеть. Нет, не сейчас. Ведь ей предстояло отринуть все правила приличия, все жестокие уроки, преподанные жизнью. Ей предстояло хотя бы на время забыть о шушуканье за спиной и злорадных сплетнях что, вот, мол, вечно задиравшая нос мисс Дюпре на деле оказалась самой обыкновенной шлюхой, хотя и по дорогой цене.

— Я не стану трогать твои волосы, но хочу видеть их распущенными. Пожалуйста, не стесняйся. Насладись как следует ванной.

Джесси закусила губу: пожалуй, глупо было бы просить его отвернутся, пока она раздевается.

Девушка понимала, что не имеет права на подобные просьбы.

Впрочем, некоторое облегчение принесло то, что он отступил и скрылся где-то во тьме, а она двинулась вперед трясясь от страха и путаясь в чулках. Девушка замерла на миг в нерешительности, которая придавала ей неосознанную красоту и чувственность.

В то же время она подумала: нужно пристроить сорочку как можно ближе к его сюртуку — тогда будет повод подобраться поближе к заветным карманам. Закончив раздеваться, Джесси поспешила залезть в ванну: впервые в жизни она так остро ощущала собственную наготу.

Опустившись в воду, девушка зажмурилась и стиснула зубы — ее по-прежнему бил озноб, хотя вода оказалась довольно горячей.

Что-то плюхнулось рядом. Она распахнула глаза, но так ничего и не увидела: мужчина оставался где-то сзади.

— Мыло, дорогая, — прошептал он так же негромко и хрипло, как и прежде, и в то же время с изрядной долей иронии, отчего Джесси вдруг засомневалась, так ли уж он добр на деле, как бы ей хотелось. Тут же мелькнула мысль, что лучше бы он вел себя грубо — тогда легче будет пойти на обман и .заполучить то, что ей нужно.

Следом за мылом в воду упала мочалка. Джесси отчаянно молила, чтобы он перестал прятаться у нее за спиной. Должен же он рано или поздно выйти вперед! Просто обязан! Теперь ей уже не казалось, что будет так просто уговорить его поступиться парой монет, если она откажется выполнять свои обязанности. Необходимо добраться до его сюртука!

А он все ходил взад-вперед в своем углу. Наверное, его снедает нетерпение. Кусая в кровь губы, Джесси отчаянно изобретала способ выманить его из засады.

Слава Богу, он вышел сам как ни в чем не бывало.

— Ты что-нибудь выпьешь? — прозвучал негромкий голос.

— Да, я выпью, — прошептала Джесси, и мужчина подошел к двери, открыл ее и окрикнул кого-то внизу.

Джесси выронила из рук мыло и мочалку и перегнулась через край ванны к сюртуку: трясущиеся пальцы быстро нащупали карман, набитый деньгами. Девушка с горечью подумала, что обладатель такого богатства вряд ли хватится одной несчастной монетки и что мир этот далек от совершенства, раз богатый мужчина может себе позволить купить женщину, тогда как она отдается ему из-за нужды.

Девушка услышала, как мужчина вежливо поблагодарил кого-то в коридоре и с подносом вернулся в комнату. Несмело покосившись на фигуру, склоненную над столом с бутылкой и бокалами, она так и не смогла разглядеть его: слишком темно было в том углу. Единственное, что удалось заметить, — мужчина был одет в рубашку и панталоны, босые ноги неслышно ступали по ковру, и он действительно был высок и мускулист.

Роберт…

Ах, только бы увидеть его ласковые глаза… .

Впрочем, лучше уж так, ведь украденная монета крепко зажата в кулаке, и она ни за что с ней не расстанется!

Джесси окунулась в воду и тут же испуганно выпрямилась: мужчина стоял сзади, положив одну руку ей на плечо и держа в другой бокал с янтарной жидкостью.

— Ром, — кратко пояснил он. — Карибский ром, самый лучший, настоящее золото. Лучше уж пить его, чем надуваться элем.

Джесси схватила бокал и опрокинула в себя, но поперхнулась и закашлялась. Он засмеялся и похлопал ее по мокрой спине.

— Мне следовало предложить тебе эля. — Его голос прозвучал мягко, сожалеюще.

— Нет-нет, так лучше, — возразила Джесси. И это была правда: обжигающая горло золотистая влага помогла побороть страх, ужас перед тем отвратительным и грубым, что должно было свершиться в эту ночь, немного притупился.

— Попробуешь еще?

— Попробую, — пробормотала она, не смея поднять глаза и снова с горечью думая о том, что этот ром наверняка стоит намного дороже услуг нищей шлюхи из таверны.

Впрочем, следовало утешаться тем, что желанная монета уже зажата в кулаке и скоро можно будет начать свою игру, разразиться слезами и умолять о пощаде. Она проявит себя достойной дочерью великой актрисы Линнет Дюпре и устроить убедительный душещипательный спектакль.

После чего можно удрать.

Это бегство спасет от поругания ее мечту. Ведь кто знает, не встретит ли она своего светлокудрого джентльмена потом, в своей прекрасной новой жизни, полная сохраненного нынче вечером достоинства. С ней наверняка приключится чудо: она станет настоящей красавицей, богачкой, разодетой в пух и прах, — и он непременно влюбится в нее с первого взгляда. Ну а потом…

Мужчина снова протянул ей бокал. И опустился на колени рядом с ванной, осторожно проведя пальцем от плеча вверх, до самого ушка.

Все не так плохо, все не так уж плохо. И у нее в запасе еще целый бокал рома. И Джесси выпила этот бокал, вслушиваясь в то, как жидкое пламя растекается внутри.

— Ты такая необычная, — с чувством промолвил он. — В тебе есть элегантность, несмотря на чрезмерную худобу. Лицо аристократки и — увы! — руки посудомойки. Тело, полное соблазна, и глаза коварной лисицы, изворотливой и заносчивой одновременно.

Его слова поставили Джесси в тупик. Как можно быть настолько очарованным и при этом сохранять такой цинизм?

И она снова задрожала: внезапно мужчина заговорил совсем не так, как полагалось светлокудрому рыцарю с лучистыми очами:

— Госпожа…

Он произнес это еле различимым шепотом, больше напоминавшим порыв ветра — легкий, но полный необузданной страсти, которая проникала во все поры ее тела, заставляя пылать как в огне. Хрипловатые звуки ласкали Джесси, как дыхание жаркого летнего дня. Мыло чудом оказалось у него в руках. Она не посмела остановить его: одна рука была занята бокалом, другая — украденной монетой. С помутившимся взором, трепеща, Джесси заставила себя оставаться неподвижной. Она чувствовала, как мыло и мочалка скользят по шее, по груди… Так медленно… Его руки двигались неспешно, как бы лениво. Они касались се, как будто имели на это право. Как будто они были близки давно, уже очень давно. И она сидела затаив дыхание, не возражая против этой ошеломляющей близости. А мыло с мочалкой делали свое дело. Ласково, осторожно прошлись по спине, по плечам, а потом…

Снова настала очередь грудей. Джесси замерла, захваченная .врасплох неодолимой волной неведомых доселе ощущений, чувствуя себя как загнанная в угол жертва. От его рук исходила удивительная, колдовская сила. Девушка беспомощно закрыла глаза — и тут почувствовала, что он придвинулся, придвинулся вплотную и прикоснулся губами к ее губам.

Ах, они обжигали ее, они пленяли и лишали рассудка… Нежные — и в то же время уверенные. Как бы сами по себе ее губы раздвинулись, уступая ласковому напору его языка. Из последних сил сопротивляясь накатившей жаркой истоме, Джесси от всей души пожалела, что успела выпить столько рому, — дарованное им поначалу мягкое тепло преобразилось в пожар, пугавший своей неистовой силой. В панике Джесси подумала, что угодила в ловушку. Ее страшила абсолютная власть, которую имел над ней этот мужчина, страшил неуправляемый, разраставшийся с каждой секундой водоворот эмоций, неведомый прежде угар, готовый вмиг лишить ее способности контролировать свои поступки. Ее еще пи разу в жизни не целовал мужчина. И это… Он как будто обволакивал ее всю, целиком, его губы ласкали ее лицо, шею, а руки… они опустились в воду и гладили ноги, тесно сдвинутые на дне узкой ванны. У нее вырвался невольный вскрик. Сейчас! Она должна положить этому конец — пока не стало поздно, пока не все пропало! А его руки уже обняли ее и приподняли. Джесси испуганно охнула и инстинктивно приникла к нему, но тут же по его смеху догадалась, что напрасно боялась упасть: ее держали легко, словно перышко! А его смех… Несмотря на растерянность, на навеянный им колдовской угар, Джесси уловила, что смех был вовсе не легкомысленным, не веселым, но еще более издевательским, чем прежде. И девушке снова стало не по себе.

— Пожалуйста, пожалуйста, сэр… — забормотала она, и ее сдавленный голос был полон дрожи и неприкрытого ужаса. Тем не менее ее уложили на просторную кровать, сверху навалилось его сильное тело, и темная тень головы склонилась ей на грудь. Она снова почувствовала его жгучие, страстные поцелуи.

Чтобы остановить его, Джесси в отчаянии вцепилась ему в волосы.

— Нет… — вырвалось у нее в тот самый миг, когда горячие губы сомкнулись над розовым соском и стали пить из него нектар любви — жадно, нетерпеливо, отчего по жилам Джесси снова потекло жидкое пламя. Это было не выносимо, от остроты охвативших ее ощущений она конвульсивно вздрагивала. Кожа раскраснелась, ожила каждая клетка молодого, неискушенного тела, и каким-то невероятным образом проснулось к жизни ее женское естество — лоно пылало, наливаясь кровью.

— Нет, пожалуйста! — взмолилась Джесси, сопротивляясь чарам из последних сил.

— Пожалуйста, добрый сэр, милостивый сэр! Я подумала, что могу прийти сюда, потому что вы такой красивый и ласковый, но только теперь поняла, что мне…

Испуганное восклицание застряло у нее в горле: несмотря на то что голова шла кругом от выпитого рома, несмотря на водоворот захватывающих ощущений и дикой паники, до Джесси внезапно дошло, что же она на самом деле подумала. Ее глаза испуганно распахнулись, прикованные к голове мужчины.

Голова была темной. Темной!..

— О! Перестаньте же, ради Бога!

Он поднял лицо. На нее смотрели вовсе не ласковые голубые глаза, полные рыцарского благородства и доброты. В нее вперился взор циничных темных глаз. Иссиня-черных, непроницаемых, и в то же время как нельзя лучше сочетавшихся с напряженным язвительным шепотом, так насторожившим Джесси. Какие жуткие глаза! Глаза сатаны! Пронзительные, жгучие, они словно видели се насквозь, проникая в душу. Да, они не были ни черными, ни темно-карими, как показалось ей поначалу. Впервые в жизни она встречала такой густой Иссиня — серый оттенок, насыщенный до черноты. Воистину дьявольские глаза! Это же совсем не Роберт, это грубый заносчивый Джейми сжимает ее — нагую! — в своих объятиях!!! От ужасного открытия бедняжка покрылась ледяным потом.

— Вы!

Из головы моментально вылетело то, как она собиралась отдаться ради денег мастеру Джону, что деньги нужны ей любой ценой. А может, перспектива отдаться этому бронзоволикому темноглазому чужаку, оскорбившему ее своим презрением, показалась ей намного отвратительнее? Или ее потрясла тяжесть грубого мужского тела, все еще лежавшего сверху; его дыхание холодило кожу соска, влажную от поцелуев, а рука лежала на бедре.

— Так это вы! — с непередаваемым ужасом воскликнула Джесси снова, и он улыбнулся — презрительно, издевательски, не разжимая губ, и смерил ее прищуренными глазами.

Ну да, милая, это я. А ты наверняка размечталась заманить в свою ловушку Роберта, не так ли? Ну что ж, маленькая смазливая воровка. Должен заметить, ты затеяла довольно забавную игру. Явиться сюда как заправская шлюха, обчистить карманы у клиента, а потом расхныкаться, корча из себя святую невинность! — И он брезгливо фыркнул. — Любопытно. Я уж было вообразил, будто в тебе и впрямь есть что-то необычное. А на поверку ты оказалась самой заурядной проституткой, да и воровкой в придачу.

— Я не воровка! — в отчаянии выпалила Джесси.

— Ты не воровка? — Он надменно склонил голову набок.

— Прочь от меня! — вырвалось у нее. Однако попытки вскочить ничего не дали: его нога надежно прижимала Джесси к кровати. А попытки драться были пресечены: ее мигом поймали за руки, причем весьма грубо. И он все так же лежал поверх ее голого тела. — Я не воровка!

— Ах, милая, да ведь деньги вот здесь, у тебя в кулачке. Я успел заметить, как твои миленькие пальчики шарили по моим карманам. Увы, увы! Ты же так и не отработала этот золотой! Но я буду великодушен и не лишу тебя возможности это сделать.

— Нет! Нет!

Она билась безумно, с дикой яростью, порожденной животным страхом. Она во что бы то ни стало хотела высвободить руки. Она извивалась и выгибалась всем телом, но оттого только еще плотнее прижималась к своему мучителю. Попробовала лягаться, чтобы сделать ему больно, но добилась лишь небрежного ругательства.

В конце концов Джесси затихла, задыхаясь, мертвенно неподвижная под его тяжестью; запястья сведены вместе над головой, а ноги прижаты к кровати его мускулистым бедром.

Джесси не смотрела на него. Он ничем не напоминал доброго и ласкового рыцаря в золотых доспехах, о котором она мечтала. Он был совершенно иным грубым и беспощадным. И ничего от нее не добьется. Она не станет молить о пощаде, не станет жаловаться на свое отчаянное положение. Она не сможет притворяться, потому что он уже разгадал ее игру. И ей не остается ничего иного, кроме как покорно лежать здесь, под ним, и стараться представить себя далеко-далеко отсюда и надеяться на то, что он хотя бы не позовет кого-то из магистрата.

А Джейми по-прежнему не сводил с нее глаз. И в какой бы дали Джесси себя ни вообразила, она не в силах была отделаться от этого пронзительного взгляда. Теперь его сильное тело казалось ей таким же нагим, как ее собственное, — она уловила таившуюся под спудом неистовую страсть. Ей подумалось, что если человек способен умереть от унижения, то наверняка настал ее последний миг. Впрочем, Джесси также доводилось слышать, что ненависть помогает выжить в самых невероятных испытаниях. Наверное, и она до сих пор жива именно оттого, что так люто ненавидит этого чужака. Собрав а кулак остатки решимости и отваги, пленница уставилась а ночную тьму, стараясь подавить трепет перед жуткой неизвестностью.

Вот он шевельнулся, и у Джесси вырвался испуганный крик, однако Джейми не обратил на это внимания. Все еще сжимая ее запястья, он раскрыл маленький кулак. И нашел на ладони золотую монету.

Она затаилась, все так же глядя в никуда.

— Ты не хочешь извинится

Она и не подумала отвечать, а Джейми хрипло рассмеялся:

— Ах, если бы вместо меня здесь был Роберт! Ты бы припала к его груди, обливаясь горючими слезами, и стала бы уверять его в собственной невинности. А может, сочинила бы сказочку про голодных деток или еще какую-нибудь подобную чушь. Но, увы, я не таков, как Роберт, — впрочем, у тебя хватило ума это понять.

— Вы бесстыжий, наглый мерзавец! — вырвалось у Джесси, так и не удостоившей его взглядом. О Боже! Она опять осталась с пустыми руками, да вдобавок угодила в лапы к такому гнусному типу! Он запросто может отправить ее прямо на виселицу и наверняка так и сделает! Пропала она, пропала ни за грош!

— Ах, милая, но я в корне с этим не согласен! Потому что известен своей слабостью к вашему полу, будь то леди или простая шлюха. Вот только воровок я не выношу!

Его голос был полон угрозы, и хотя Джесси почти сумела убедить себя, что будет хранить гордое молчание во что! бы то ни стало, из груди как бы сам по себе вырвался тревожный вздох, как только Джейми зашевелился. Грубо и деловито он переместился так, чтобы можно было силой раздвинуть ей ноги.

До сих пор Джесси казалось, что унизить ее еще сильнее невозможно. О, как она заблуждалась! Чертыхаясь, пленница забилась в очередном приступе ярости, горя желанием отделаться от бесстыжих, назойливых пальцев, упрямо проникавших в самые сокровенные, потайные места… Ее голова металась по подушке, а щеки пылали от бессильного гнева и смертельной обиды.

— Я сейчас закричу. Я закричу, что меня насилуют…

— Шлюху, которая сама явилась к клиенту? — Его явно позабавила столь нелепая угроза.

— О Боже! Да хватит же!

Невнятная мольба слилась с глухим стоном. Невозможно было избавиться от него, от его грубых пальцев. Она билась, билась неистово, и все равно ей не хватало сил прекратить его унизительные исследования. Окажись у Джесси в руках кинжал, мерзавец наверняка был бы мертв. Наглый, самоуверенный, он был начисто лишен совести и сострадания. Правда, до сих пор он не причинил ей боли, а просто трогал повсюду, где заблагорассудится, и особенно где-то в глубине между ног.

А потом… потом он убрал руку, Правда, Джесси все еще оставалась его пленницей, беспомощно распятой на кровати. Но больше не чувствовала прикосновений длинных бронзовых пальцев и оттого испугалась еще сильнее.

— Ты девственна? — уточнил Джейми. Как нестранно, его голос прозвучал едва ли не вежливо и сдержанно, как будто они обсуждали погоду на завтра.

— Ох, ради Господа Бога, ради всех святых…

— Потише, дорогуша. Ты ведь сама сюда явилась, помнишь? И когда я говорил с той, второй шлюхой в таверне, то не скрывал своих намерений.

— Но я не шлюха!

— Похоже на то. Ты просто воровка.

— А вы бесстыжий наглый ублюдок, развратник и насильник, настоящий…

— Эй, девственница, разве тебя уже изнасиловали?

— Достаточно того, как вы лапали меня!

— Ах, дорогая! Да чтобы лишить тебя девственности, нужно еще немало потрудиться! — заверил он. — Может, стоит тебе это продемонстрировать?

— Нет!

— Стало быть, ты явилась с единственной целью обвести меня вокруг пальца и обобрать. Ах нет. Какая ошибка с моей стороны! Ты же надеялась обвести и обобрать беднягу Роберта.

Да, и у меня ничего не вышло. Так что теперь отпустите меня.

От страха ее била дрожь. Она оказалась во власти этого чудовища! Его рука все еще лежала у нее на животе, а нога прижимала к кровати, не давая двинуться. Как будто ее приковали цепями. Наверное, стоило разрыдаться и постараться его разжалобить. Однако у Джесси не хватило духу притворяться. Это она понимала отлично. Как и то, что он волен в любую минуту получить от нее все, что пожелает. Такой, как он, наверняка будет упиваться ее унижением и болью, когда овладеет телом беззащитной невинной девушки. Она не сомневалась, что мерзкий тип успел возненавидеть ее, и к тому же успела убедиться, что он начисто лишен сострадания.

— Полагаешь, я так запросто позволю тебе уйти? — еле слышно поинтересовался он. Его пальцы шевельнулись у Джесси на животе.

Неужели он опять намерен пустить их в ход? Ее лицо моментально запылало. Джесси не знала, — ругаться ей или умолять, чтобы ее оставили в покое.

А он сухо рассмеялся, перекатился на бок и уставился на нее, опираясь па локоть.

От неожиданности бедняжка не сразу поверила, что оказалась на свободе. Дерзко глядя в лицо своему мучителю, она впервые рассмотрела его как следует. Загорелый, с прямым породистым носом, с резкими, решительными чертами. Полные чувственные губы кривятся в надменной усмешке. Темные густые волосы ниспадают на лоб. Из ворота рубашки видна бронзовая от солнца шея, а сама рубашка туго натянута на широких, могучих плечах. На груди, поросшей курчавыми волосами, поблескивало золотое изображение Святого Георгия, ниспровергающего дракона.