Глава 1

Англия

Зима 1621 года

Таверна «Перекресток»

Вслушиваясь в свист ледяного ветра, яростно обрушивавшегося на ветхую крышу, Джесси упрямо сжимала кулаки. Она с тревогой вглядывалась в очертания миниатюрной фигурки под драным одеялом. У женщины, лежавшей на кровати, вырвался прерывистый вздох, и Джесси стало жутко. Девушка беспомощно оглядела убогую обстановку, облезлые балки, подпиравшие гнилой потолок, старый сундук со скудными пожитками в изножье кровати. Вонь от дешевой свечки была невыносимой. А главное — холод, неумолимый холод, с некоторых пор ставший неотъемлемой частью их существования. Чтобы не заплакать, Джесси изо всех сил стиснула зубы.

«Она не может умереть! Я не позволю! Господи свидетель, я пойду на все — стану попрошайничать и воровать, — но не дам ей умереть в этом убожестве!»

Старый Тамсин, не спускавший с девушки мрачного взгляда, устало, покачал головой, не надеясь, впрочем, что его заметят или поймут. Но от Джесси не укрылось ни это движение, ни вложенный в него ужасный смысл.

— Хинин, девочка моя, только хинин мог бы ей помочь. Глаза опять защипало, и Джесси нетерпеливо смахнула непрошеные слезы маленькими натруженными руками.

Она уверяла себя, что Тамсин ошибается — не может не ошибаться. Да и кто он такой — жалкий пропойца, влачащий убогое существование среди других отверженных, ютящихся под крышей этой таверны! По слухам, он работал врачом и даже учился в Оксфорде. Но это могло быть враньем, таким же враньем, как и те мечты о грядущих светлых временах, дальних странах и лазоревых морях, которыми он постоянно делился с Джесси.

Какие уж тут мечты, когда умирает ее мать?

— Хинин… — задумчиво промолвила Джесси.

— Хинин, — повторил Тамсин. — Увы, но для тебя, малышка Джесси, это равносильно попытке достать луну. Одна доза стоит…

Джесси закусила до боли губу, цена слишком высока. Ее мать получала за целый год не больше золотого да поношенное платье в придачу!

Сама же Джесси не зарабатывала ничего — ее взяли в подручные к поварихе с условием, что пять лет ученичества девушка отработает бесплатно.

Внезапно она потупилась и прошептала:

— Я могла бы уговорить мастера Джона…

— Не болтай чепухи, девочка, — перебил Тамсин. — Мастер Джон ничего тебе не даст.

И Джесси знала, что это правда. Только посетителям таверны полагались глубокие блюда с дымящимся мясом, плававшим в густом жирном соусе, только им подавали огромные кружки эля и дорогие французские вина. Мастер Джон не жалел денег на припасы и славился среди клиентов своей щедростью, тогда как со слугами был жесток и жаден.

У Джесси вырвался тяжелый вздох — им с материю приходилось постоянно терпеть бесконечные придирки. Линнет была слишком хрупкой. Их спасало то, что дочь выполняет за мать большую часть работы, а на чердаке у них был свой угол.

С кровати раздался слабый стон. Джесси кинулась к матери, встала на колени и сжала в ладонях ее тонкую руку. Несравненная красота Липнет не угасла даже теперь, на смертном одре. Нет-нет, Джесси не желала смириться. Лучше быть повешенной сию же минуту, только бы не видеть, как она уходит из жизни.

Глаза больной распахнулись — взгляд помутился от лихорадки. Ни у кого Джесси не видела таких глаз — не голубых, не серых, а именно густого цвета фиалки. Дивные глаза на точеном бледном лице, обрамленном облаком золотистых волос. На лице, которое состарил не возраст, а жестокая борьба за жизнь.

— Мама! — ласково окликнула Джесси. — Я здесь!

И тут девушке стало страшно: мать ее не узнавала. Линнет обращалась к людям, давно покинувшим этот мир.

— Молден, это ты? Скажи Шеффилду, чтобы не поднимали занавес: я чувствую себя неважно, а эта глупая девчонка только испортит роль леди Макбет!

Сердце Джесси испуганно сжалось. Судя по всему, все быстрее рвались последние тонкие нити, связывавшие Линнет с реальностью. Она предпочла укрыться в прошлом. В том удивительном прошлом, где не было места грязной таверне. Ведь Линнет Дюпре не всегда прозябала в нищете — нет, долгие годы ее почитали и возносили, как королеву. Да она и была ею — королевой театрального мира в Лондоне. И не только — ее мастерству аплодировали Париж и Рим.В ту пору она принимала у себя герцогов и графов.

В ту пору родилась Джесси. Тогда Линнет снимала небольшой дом в Лондоне, где готовила и следила за порядком старая Мэри, а Салли Фремптон из ближней деревушки Уэверли купала Линнет в душистых ваннах и делала ей самые модные прически. Когда Джесси подросла, брат Энтони стал приходить к ним в дом, чтобы давать ей уроки французского и латыни, мисс Нелли учила девочку танцевать, а герр Хофингер открывал перед ней огромный мир с его океанами и морями, повествовал о римлянах и галлах. Слушая его рассказы, Джесси давала волю фантазии: героические первопроходцы, Колумб, Новый Свет, колонии, американцы и индейцы. Она узнала и про надменных испанцев, и про гибель их флота, и про то, что Англии до сих пор приходится бороться с теми, кто все еще посягает на сокровища Нового Света. А еще герр Хофингер описывал прекрасные замки и дворцы Англии. В ту пору Джесси мечтала, как доблестный рыцарь в золотых доспехах увезет ее в голубую даль: он предложит ей руку и сердце, и она станет хозяйкой в его огромном замке. В этих мечтах не было места ни холоду, ни усталости. Она представляла, как сидит в элегантной гостиной, разливает чай из серебряного чайника, одетая исключительно в меха и бархат.

Однако мечты так и остались мечтами — в той далекой жизни.

Наступили нелегкие времена. Линнет отказывали в одном театре за другим. Ее всегда мало интересовали деньги, она совсем не умела ими распоряжаться и весьма скоро с ужасом обнаружила, что их не хватит даже на покупку скромного домика. Над ними нависла угроза долговой тюрьмы.

И тут случилось чудо: некий загадочный «благодетель» спас их от позора. Для Линнет это не было загадкой, однако она ничего не говорила дочери, которой тогда исполнилось всего девять лет.

Но не прошло и года, как Джесси научилась извлекать сведения из перешептываний домашней прислуги. Все как один твердили о чем-то «очень хорошем», что сделал некогда для ее матери герцог Сомерфилд.

При этом все дружно кивали в ее сторону и перемигивались, а от маленького Джорджа, сына их повара, Джесси узнала, что она дитя греха… ни для кого не секрет, что именно господин герцог, у которого когда-то была греховная связь с ее матерью, милостиво выкупил все их долги. Поначалу эта новость только подстегнула: Джесси вообразила отца гигантом в расцвете сил. В один прекрасный день она появится в его дворце, и он не устоит перед ее красотой, признает своей дочерью и станет любить и баловать больше, чем законных детей. Ну а впоследствии отец, конечно же, представит ей того самого рыцаря в золотых доспехах, которому положено увезти Джесси к себе в замок.

Но однажды за завтраком Линнет неожиданно с криком вскочила и упала на пол без чувств.

Джесси и Мэри кинулись ей на помощь. В отличие от Мэри Джесси умела читать: она подобрала с пола записку и узнала, что герцог по-глупому сложил голову на какой-то дуэли.

Стало нечем платить даже за этот крошечный домик. Один за другим исчезали слуги. Потом исчез и дом, а затем и последние деньги. Линнет так и не смогла вернуться в театр — об этом позаботилась мстительная герцогиня.

Джесси быстро осознала, что пора искать работу. Постепенно поняла это и Линнет: им снова грозила Ньюгейтская тюрьма.

Одновременно мать поняла и то, что совершенно беспомощна: бывшая актриса могла рассчитывать лишь на место поломойки — непосильный труд для столь нежной и хрупкой женщины.

Мастер Джон взял их в свою таверну только потому, что Джесси уже исполнилось двенадцать лет и она была крепкой и здоровой девочкой, способной трудиться по четырнадцать часов в день.

Линнет пошевелилась и вывела Джесси из задумчивости.

Скажи им… скажи, пусть не поднимают занавес, — чуть слышно шептала больная. Внезапно ее взгляд прояснился, и бледное лицо нахмурилось. — Джесси… Джесси, Джасмин. Ты была такая прелестная дитя-цветок, ласковая и милая. И я мечтала… Ведь он любил нас, по-настоящему любил. Тебе было предназначено стать леди, жить в достатке и почете. А теперь… Твои руки! Ах, Джесси! Что я с тобой сделала?! Бросить тебя одну, в таком гнусном месте…

Нет, мама, нет! Со мной все в порядке, и ты поправишься, и мы… — Она было запнулась, но продолжала лгать: — Мама, как только ты поправишься, мы уедем отсюда. Я получила весточку от своей сводной сестры, одной из дочерей герцога. Мы отправляемся в его поместье. Ее… ее мать скончалась. Мама, я клянусь, тебя ждет прекрасная жизнь, только тебе надо поправиться.

Ну вот, она дала ложную клятву. Поймет ли ее Всевышний? Простит ли? Но девушка чувствовала, что ей все равно. Ибо Господь первым отвратил от нее свой лик и бросил на произвол судьбы. Правда, мать, которая была чрезвычайно набожна, пришла бы от таких рассуждений в ужас.

Однако Липнет даже не слышала отчаянной, нескладной лжи дочери.

— Ах да! Никому не удавалось играть Джульетту с таким изяществом и непосредственностью! Именно так говорят критики, и именно так а намерена играть всегда.

— И она посмотрела сквозь Джесси, отняв у нее руку. — А теперь ступай! Пусть не поднимают занавес!

Дверь в каморку с треском распахнулась.

— Тамсин! — рявкнул с порога мастер Джон. — Я за что тебе деньги плачу? Мне нужно два бочонка эля в общем зале — сию же минуту! А ты, Джесси, учти, ежели завтра она не выйдет на работу — вышвырну на улицу обеих! — Он рассмеялся и отвесил шутовской поклон: — Миледи! — И тут же наградил звонкой оплеухой Тамсина. — Поворачивайся, парень! Подвода из Норвуда только что пришла! А что до вас, миледи чердачная крыса, так вам давно следует быть внизу и обслуживать клиентов!

— Не могу я никого обслуживать! Мне нужно ухаживать за ней!

Джесси тут же пожалела о своих словах — не стоило перечить мастеру Джону. Она вскочила, пряча глаза.

— Честно говоря, мастер Джон, я бы хотела попросить у вас немного денег. Я просто в отчаянии, сэр. Моей маме нужен хинин, и я…

Она замолкла. Хозяин шагнул вперед и поднял ее лицо за подбородок, заставляя смотреть себе в глаза. От его хищной улыбки, обнажившей гнилые зубы, и смрадного запаха изо рта девушке стало дурно.

— Я не раз говорил тебе, девка, что ты могла бы заработать пару лишних монет, коли так приспичило!

Все поплыло у Джесси перед глазами, и желудок едва не изверг из себя остатки и без того скудного ужина.

Девушка знала, что имеет в виду мастер Джон. Ей казалось, что она достаточно хорошо осведомлена обо всем, чем занимаются наедине мужчины и женщины. Молли, подававшая в общем зале, подрабатывала так довольно часто. Многозначительно подмигивая, она постоянно твердила Джесси, что это довольно противное дело. Если верить Молли, то все и впрямь весьма мерзко.

— Эх, коли мужик попался добрый да пригожий — оно еще ничего. Кое-кто даже болтает, будто чувствует себя на седьмом небе! Но помяни мое слово, малышка, без пота и пыхтения тут все равно не обойтись. А ежели попадется какой-нибудь деревенский олух… тьфу, да лучше я помру на месте!

Однако Молли не упускала из виду ни одного «пригожего» — уж слишком любила деньги, пусть даже заработанные таким путем.

Джесси скрипнула зубами и не посмела поднять глаза. Ее мать умирает. Кроме Липнет, у нее никого не было в этом мире. Никого.

Девушка решительно выпрямилась. Она готова на что угодно, лишь бы сохранить матери жизнь.

Но однажды… Однажды она убьет мастера Джона.

— Джон!

Снизу раздался визгливый крик, и мастер Джон съежился на глазах. Еще бы ему не опасаться гнева своей благоверной: она вдвое превосходила его в весе и не стеснялась пускать в ход скалку для теста, когда бывала не в духе.

— Не вышло, девка! Не найдется у меня для тебя ни гроша нынче ночью! — выпалил хозяин и метнулся к двери. По дороге глянул на Тамсина, отвесил ему еще одну оплеуху и, брезгливо морщась, затопал вниз.

Тамсин, немолодой и довольно щуплый на вид, все еще был жилистым и выносливым. Что было сил он затряс Джесси за плечи.

— Побойся Бога, Джесси! Никогда, никогда даже не смей думать о подобном! Твоя мама ум… — Он споткнулся.

Было ясно, что ее мать умирает, вряд ли она доживет до утра. И все же у него не поворачивался язык открыто сказать об этом девушке.

— Джесси, твоя мама скорее умерла бы, чем позволила тебе заниматься таким грязным промыслом! Ее ресницы слиплись от слез. Она посмотрела на Тамсина, и тот невольно вздрогнул: бедной девушке было невдомек, что даже здесь, на этом гнусном чердаке, в грязи и лохмотьях, она поражала своей красотой. Джесси унаследовала от матери тонкие правильные черты лица, но привлекало в ней нечто иное. Это был несгибаемый, дерзновенный дух, пылавший в глубине ее глаз и бросавший вызова всему свету. Уголки глаз были слегка приподняты, что делало взгляд необычным и загадочным. А синий оттенок был таким густым, что казался фиалковым. Эти удивительные глаза обрамляли длинные пушистые ресницы, подчеркивавшие нежный кремовый оттенок кожи.

— Я должна… я обязана что-то сделать! — выпалила она в вырвалась из рук Тамсина. А потом с достоинством королевы расправила плечи и выпрямилась.

Тамсин, у которого при взгляде на нее захватывало дух, в тысячный раз проклял себя за то, то опустился до состояния нищего пропойцы.

— Девочка, мне пора вниз. А ты постарайся ее умыть, разговаривай с ней и будь рядом. А когда она успокоится и заснет, спускайся вниз и работай, а то как бы и впрямь старина Джон не выкинул вас обеих!

Джесси понурилась и с неохотой кивнула. Обняв ее на прощание, Тамсин ушел, а она опустилась на колени подле матери.

— Ах, мама, — шептала девушка, больше не стесняясь своих слез, капавших па одеяло, — мама, мы должны избавиться от этого ужаса! Я вылечу тебя, я клянусь!

Девушка осторожно выпрямилась, поцеловала пылавшую от жара щеку и выскочила из каморки.

Внизу, в общем зале, было полно посетителей. Джесси сунулась на кухню, но Джейк, правая рука Джона, крикнул ей, чтобы она подавала на столики эль.

У Джесси общий зал вызывал омерзение. Девушке казалось, что за столиками толкутся родные братья мастера Джона — похотливые грубияны, которые только и знают, что подмигивать да щипать ее за что попало. Вдобавок прислуге строго воспрещалось давать по рукам зарвавшимся негодяям — мастер Джон тут же вышвырнул бы ее на улицу. Вскоре Джесси отупела настолько, что ей стало казаться, что она так и будет вечно сновать между общим залом и кухней со здоровенными подносами, уставленными блюдами с мясом в густой жирной подливе и тяжелыми кружками с элем. Все тело ломило от непосильного труда. Молли улучила минутку в коридоре между залом и кухней и ласково похлопала девушку по щеке.

— Ох, малышка, И бледная же ты нынче страсть! Знаю, знаю, что ты переживаешь из-за мамы. А вот послушай, что я скажу. Повариха только что припрятала для меня чуток доброго белого вина да куриного супа. Все это у нее под столом. Как найдешь время, поднимешься да покормишь ее!

Это что такое?! — Внезапно возле них возник сам мастер Джон. — Ах, и как я не заметил, что это се величество, леди Джасмин! — И хозяин, кривляясь, поклонился. — Ну, барышня, увижу еще раз, что ты бездельничаешь — быть тебе на улице! — рявкнул он, грозя пальцем у Джесси перед носом.

— Ах, мастер Джон! — захлопала ресницами Молли, стараясь говорить как можно жалостнее. — Пожалуйста, сэр, ведь бедняжка только…

— Бедняжка должна работать! — зарычал мастер Джон. — И пусть только посмеет отлучиться хоть на секунду до полуночи — будет искать себе кусок хлеба в другом месте!

Он грубо схватил Джесси за плечи и выпихнул в зал. Девушка чуть не закричала от боли и обиды. Пришлось твердить себе, что они с матерью погибнут, если она станет возмущаться. От напряжения Джесси скрипнула зубами.

Однако Молли, разбитная деревенская простушка с румяными щечками и живыми темными глазами, все же умудрилась шепнуть ей на бегу:

Джесси, уж я непременно проберусь наверх да снесу твоей маме вино и суп — не сомневайся! А сама поменьше связывайся со старым Джоном, ладно?

Благослови тебя Господь, Молли! — с благодарностью кивнула Джесси.

И в эту минуту Джейк приказал ей подать две кружки эля джентльменам за столиком у очага.

— Да не вздумай задирать там нос, воображала! крикнул он ей вслед. — Они — джентльмены из высшего общества, понятно? Вот и обслужи их как положено!

Девушка отлично понимала, что означает «как положено», и с раздражением подумала, что лучше бы Джейк послал вместо нее Молли. Если благородным джентльменам будет угодно поиздеваться над бедной прислугой и наградить ее щипками, Молли только разрумянится еще больше и станет отвечать так, как от нее ожидают.

Тем временем она спешила к столику у очага. И тут заметила, что расположившиеся там мужчины действительно джентльмены из высшего общества. Стоило лишь бросить взгляд на их изысканное платье, чтобы понять, что перед ней не простые люди.

Несмотря на все усилия казаться равнодушной, Джесси ничего не могла поделать: сердце сладко замерло у нее в груди при виде несравненной красоты джентльмена, сидевшего справа от очага.

Чистое юное лицо, светлые волосы — словом, все как в ее детских мечтах, и даже яркие голубые глаза казались напоенными небесным светом. Когда Джесси опустила на их столик первую кружку с элем, молодой человек одарил ее таким взглядом, что у девушки все поплыло перед глазами.

— Ах, красавица, отчего я не встретил тебя раньше? — шутливо спросил он.

Джесси залилась краской: какой добрый, какой милый! Именно такого мужчину она могла бы полюбить — конечно, совершенно неземной любовью. Именно так должен выглядеть ее рыцарь в золотых доспехах, который увезет Джесси на золотом коне. Он вернет ее а тот мир, который она знала прежде, или отвезет еще дальше, в прекрасный замок ее грез. И она станет жить там, где слуги выполняют малейшую прихоть, где постели застланы чистым бельем и где еды всегда вдоволь. А он — он станет мужчиной ее мечты, супругом, отцом ее детей, защитником, готовым в любую минуту прийти на помощь…

Джесси прищурилась и постаралась встряхнуться. Господи, что с ней происходит? У благородных господ не принято флиртовать со служанкой из таверны, чтобы потом увезти ее на свою роскошную, блестящую жизнь. С такой, как она, они готовы «потискаться на сеновале», как выражается Молли, — и не более.

Джесси гордо выпрямилась. Рано или поздно она сбросит эти оковы. Она отринет нищету и отправится в свободные, дикие края, где сумеет поставить на место всех и каждого, кто посмел мнить себя выше ее.

— Спасибо, — промолвил молодой человек, имея в виду поданный ею эль. Однако его взгляд стал гораздо серьезнее — а вдруг он больше не флиртует? Джесси так нравились его глаза и то, как он смотрел на нее — словно видел в ней нечто большее, чем простую служанку.

И Джесси несмело улыбнулась в ответ, ведь он был так добр, что заставил бедняжку позабыть обо всем на свете. А джентльмен к тому же накрыл ладонью ее руку, все еще сжимавшую вторую кружку с элем. И вряд ли ее стоило винить за то, что случилось в следующее мгновение.

— Роберт! Хватит строить глазки всем потаскушкам подряд, мы говорим о серьезных делах!

Блондин улыбнулся ей так ласково, что Джесси пропустила мимо ушей окрик его приятеля и не успела.

— Помилуй, Джейми, мы только что сели обедать, а ты уже потчуешь меня байками про индейцев и их обряды!

— Роберт!

С этим негодующим восклицанием джентльмен взмахнул рукой так энергично, что нечаянно задел Джесси. Та инстинктивно вздрогнула, отчего опрокинулась кружка, все еще остававшаяся у нее в руке. Эль моментально залил все вокруг.

— Черт побери, девка! Ослепла, что ли?

Конечно, этот грубый окрик исходил не от ее ослепительного золотого рыцаря, а от того, что сидел напротив. От того, которого Джесси и разглядеть то толком не успела.

Однако ей пришлось это сделать, причем немедленно, поскольку мужчина выскочил из-за стола и уставился на нее, вне себя от ярости. Пролитый эль попал не только на элегантную белоснежную сорочку, но и на разложенные на столе документы.

Первое, что бросалось а глаза, — его высокий рост. Пожалуй, даже чрезвычайно высокий, тем паче что сама Джесси отличалась миниатюрной изящной фигурой. И теперь он буквально навис над ней, кипя праведным гневом. Следующее, что успела заметить Джесси, — широкие плечи под тонкой кружевной сорочкой и длинные мускулистые ноги, туго обтянутые тонкой тканью панталон, заправленных в высокие, начищенные до блеска сапоги.

Его густые волосы чернотою соперничали с ваксой па сапогах, они отливали каким-то иссиня-черные блеском — почти как сверкавшие от ярости глаза на загорелом лице. Судя по всему, ему приходилось помногу бывать на солнце. Вряд ли он был старше своего светлокудрого спутника, но Джесси почувствовала, что у него неистовый темперамент. Она физически ощущала излучаемые им волны властной, неукротимой энергии и несгибаемой силы духа. Наверное потому он и казался более взрослым, суровым и даже надменным, нежели его улыбчивый, приветливый компаньон.

И он смотрел на Джесси отнюдь не ласково. Темные глаза метали молнии, а кроме того, девушка заметила в них нечто, больно ранившее ее гордость: равнодушие и заносчивость.

Мигом позабыв о том, кто она такая, Джесси ринулась в атаку на человека, посмевшего столь незаслуженно ее обидеть.

— Сэр! Но ведь вы сами задели меня, когда размахивали руками! И в том, что случилось, нет моей вины.

— Джейми, — мягко увещевал его светлокудрый друг. — Пожалуйста, потише! В этом заведении хозяин — настоящий тиран, ОН превратит жизнь девушки в сущий ад!

Однако Джейми, по-видимому, было не до него. И рассердился он не потому, что эль пролился на его сорочку. Он судорожно пытался спасти свои драгоценные документы, для чего не раздумывая ухватил Джесси за юбку, чтобы протереть ею бумаги.

— Отпустите меня! — выкрикнула девушка, не в силах совладать с обидой и гневом. И в припадке какой-то дикой ярости замолотила его по плечам, ибо вновь почувствовала на себе взгляд этих темных глаз, которые на сей раз не остались равнодушными.

— Хватит!

Джейми мигом остановил ее атаку, ухватив за руки и насильно усадив рядом с собой. Джесси подумалось, что так же, наверное, выглядел бы и сам дьявол: такой же смуглый до черноты, такой же надменный и самоуверенный. Он не допускал и мысли о том, что несчастная служанка станет защищаться.

— Ублюдок! — прошипела Джесси как можно более грозно. — Отпусти меня!

Но молодой человек лишь весело расхохотался в ответ. Девушке очень хотелось вырваться, однако державшие ее руки казались железными. Ей стало совершенно ясно; что этот человек имеет серьезный повод обращаться с окружающими с такой оскорбительной самоуверенностью. Он был невероятно силен, и Джесси чувствовала, какая мощь таится в прижатых к ней мужских бедрах и руках, все еще не отпускавших ее запястья. Впрочем, это не имело значения. Для него удерживать ее па месте не составляло пи малейшего труда. Он даже не напрягался, но при этом не отпускал Джесси и нагло, в открытую разглядывал ее, с любопытством нахмурившись, когда сатанинские угольно-черные глаза столкнулись с ее взглядом и тут же скользнули по ее лицу, задержались на губах… груди и бедрах.

Девушку окатила волна какого-то непонятного жара. Сердце забилось неровно и гулко, она снова рванулась, горя желанием ринуться в бой, сделать что-нибудь, что угодно, лишь бы убраться подальше от этого человека с его железной, неумолимой хваткой.

Но в следующий миг душа у бедняжки ушла в пятки.

Показалась услужливо оскаленная рожа мастера Джона.

— Господа, господа, что тут стряслось? Вы уж простите девчонку — она у нас новенькая! И можете не сомневаться: мерзавка получит у меня по заслугам — пусть впредь не зевает на ходу!

Хозяин уже протянул руку, чтобы сдернуть Джесси со скамьи, однако светлокудрый джентльмен кинулся ей на выручку:

— Мастер Джон! Не смей обижать эту девушку!

Мастер Джон наградил несчастную таким взглядом, что та едва не свалилась на пол.

— Я не шучу, сэр, — продолжал блондин тоном, по которому сразу можно было узнать прирожденного аристократа, голубую кровь, — и позабочусь о том, чтобы все мои друзья и знакомые поостереглись навещать это заведение, в котором к слугам относятся с неоправданной жестокостью! Наконец-то и темноволосый верзила оторвался от Джесси и обратил внимание на мастера Джона — не иначе как после пинка, полученного под столом от своего друга.

— И правда, сэр, — раздраженно буркнул он. — Я тоже почту своим долгом предостеречь многих от этого места! А жаль, мне так нравился здешний эль и жаркий очаг!

Казалось, мастера Джона вот-вот хватит удар. Он застыл на месте как вкопанный, тогда как оплывшую физиономию медленно заливал нездоровый румянец.

Темноглазый джентльмен снова заговорил — теперь уже с неприкрытой угрозой. Он выпрямился во весь рост, упер руки в бока и сердито глянул сверху вниз.

— Если только я услышу, что ты обидел эту девушку, то непременно вернусь и переломаю тебе ноги! Понятно?

— Ага! — крякнул мастер Джон чуть дыша.

— Отлично! — Джентльмен опустился на скамью, еще раз наградив Джона презрительным взглядом.

— А ты займись делом, девка! — набросился мастер Джон на Джесси.

И она занялась, причем весьма проворно. Потому как не только боялась до смерти жестокого хозяина, но и всем сердцем стремилась убраться подальше от загадочного темноволосого незнакомца.

Джон перехватил ее по пути на кухню и прошипел в самое ухо:

— Уж не навоображала ли ты себе чего лишнего, леди Джасмин с чердака? Не забывай: для меня ты ничто, пустое место! — От его издевательского хохота у бедняжки сердце чуть не выскочило из груди. — Стало быть, тебя теперь и пальцем не тронь, так? Ну я тебе покажу! Я урежу тебе жалованье! А заодно и той выскочке, что валяется наверху!

Урежет жалованье! Неужели они лишатся последних крох?

— Только не выгоняйте меня! — взмолилась несчастная.

— Марш на кухню! — гаркнул Джон. — Обслужи солдат его величества — они только что пришли обедать!

Джесси побежала на кухню. Там се встретила Молли и второпях шепнула:

— Я была у твоей мамы, малышка. Она выпила чуток бульону.

— Благослови тебя Господь! — прошептала Джесси, и в тот же миг повариха нагрузила ее тяжеленным подносом, а из головы вылетел злополучный эпизод с заезжим джентльменом — все поглотила ужасная тревога. Она не могла забыть оброненное Тамсином слово.

Хинин.

Линнет нужен хинин, чтобы справиться с лихорадкой.

На другой стороне площади есть аптека, и там можно купить хинин, были бы деньги.

Повариха, уставляя тарелками ее поднос, непрерывно судачила с появившимся недавно возчиком. Этот малый по-хозяйски устроился возле стола и при виде Джесси приветливо поднял шляпу и улыбнулся. Девушка, с трудом балансируя огромным подносом, едва улыбнулась в ответ. Повариха тоже ласково взглянула на нее, однако она внимательно слушала то, что рассказывал возчик.

— Господь свидетель, не верю я ни единому твоему слову, Мэтью! — восклицала она, возбужденно хихикая.

— Все, все как есть правда! Джесси, хоть ты послушай да скажи!

— Она совсем еще девочка! — твердо возразила повариха.

— Да уж история-то больно хороша! Про Джоэла Хиггинса, что служит в лакеях в Лондоне. Уж и красив собой — хоть куда! Словом, видный парень! Он рассказал про одну хоть куда! Словом, видный парень! Он рассказал про одну старуху, которая положила на него глаз и пообещала заплатить, коли Джоэл ее обслужит. Ну а ему такая старая кляча и в жисть не нужна! Пустил он ей пыль в глаза — дескать, я согласен, — и как только старая вешалка разделась догола, стянул ее кошелек да и был таков, мол, хочу прежде помыться и прочее. Вот вы только представьте себе: валяется она в кровати да ждет неизвестно чего, пока ее кошелек унесли! — Возница зашелся от смеха, явно наслаждаясь своей историей. — Неплохая вышла для старушенции вздрючка, верно?

— Ох, не миновать твоему Джоэлу виселицы как пить дать! — не желала уступать повариха. — И впредь, Мэтью, не смей распускать язык при моей помощнице! Уф-ф-ф! Джесси, я здесь совсем с ног сбилась одна, а хозяин выгнал тебя в общий зал! Будь проклят этот ирод, и чтобы его когда-нибудь поджарили в аду так, как он того заслуживает! Уж очень мне жаль твою маму, детка.

— Спасибо, пропыхтела Джесси, чуть не падая под тяжестью подноса. Тем не менее она задержалась на секунду и торопливо спросила; — Может, у вас случайно…

— Боже упаси, детка! Я бы и рада ссудить тебя парой монет, да нет у меня денег! А последнюю получку я всю, как есть, отправила своей старухе матери! Но я буду молиться за тебя, детка. — Господь не оставит тебя, ты только попроси его хорошенько!

— Вот-вот! — подхватил возчик. — Господь — он, известное дело, никого не оставит, да только почему-то больше любит помогать тем, кто сам о себе позаботится!

Надеяться на помощь свыше Джесси уже перестала, а поднос грозил вывалиться из ослабевших рук. Она как можно приветливее улыбнулась поварихе и поспешила в зал.

Вечер шел своим чередом, часы изнурительного труда тянулись один за другим, но вот наконец появилась возможность вернуться в свою каморку на чердаке.

Первым делом Джесси кинулась к Линнет и расплакалась, прижавшись лбом к изголовью кровати: так тяжело, с натужным хрипом давался больной каждый вздох. Хинин. Тамсин сказал, что хинин поможет. Кто-то несмело поскребся в дверь.

— Джесси, это я, Молли!

Джесси торопливо поднялась и открыла. Молли внимательно взглянула в мокрое от слез лицо.

— Значит, ей не полегчало?

— Совсем не полегчало.

— Ах, малышка! — Молли замолкла в нерешительности, не спуская с подруги глаз.

Она всегда думала, что эта девушка заслуживает большего. Все они так думали. Повариха, сама Молли, горничные, что убирают в комнатах наверху. Джесси достойна лучшей участи. Несправедливо, что ей приходится мыть каменные полы, что ее руки в мозолях, а платьем служат ветхие лохмотья.