Глава 21

Когда утром они тронулись в путь. Типа выглядела подавленной. Джеймс решил, что ей нездоровится. Он не заговаривал с ней, но тревожился, не заболела ли девушка. Сердце его разрывалось от любви к ней, и все же он радовался, что она снова будет под опекой его брата или даже Харрингтона. Если повезет. Типа, возможно, покинет эти края!

Девушка пошла на рассвете купаться одна, она воспользовалась песком вместо мыла, как научил ее Джеймс, потом молча надела странный наряд, привезенный Рили. Джеймс изнемогал от желания схватить ее, прижать к себе, бросить вызов будущему, не сулящему ничего доброго.

Но он знал, что даже самые крепкие объятия не изменят будущего. Собрав всю свою волю в кулак, он размышлял о том, не в последний ли раз видит Тилу. Ведь все непредсказуемо. Переговоры Оцеолы могут превратиться в ожесточенное сражение. Не исключено, что Уоррен уже отдал распоряжение схватить и повесить Бегущего Медведя. Да, Тиле лучше быть подальше от него. Она ничего не сможет изменить.

— Тила! Пошли! — окликнул он девушку.

Стоя возле воды, она любовалась красками восхода. Тила обернулась. Волосы каскадом падали на ее спину и плечи, мягкие, как крылья ангела, прекрасные глаза сияли. Направившись к нему, она потупила взор. Рили уже сидел на лошади. Когда Джеймс взял ее за талию, чтобы подсадить в седло, девушка обхватила его плечи, и глаза ее полыхнули огнем.

— Не уходи!

Джеймс замер, всем сердцем желая выполнить ее просьбу. Хота они ехали на лошади вдвоем, им удалось покрыть значительное расстояние, поскольку Рили и Джеймс отлично знали эти места. День был прекрасным, солнечным, но уже чувствовалось приближение осени.

Около полудня Джеймс остановился, увидев следы на тропе. Он был уверен, что брат рядом. Тила вздрогнула, когда Джеймс закричал, имитируя гагару. И тут же навстречу им из чащи выехал Джаррет Маккензи. За ним следовали Роберт Трент и несколько работников с плантации, среди них и индейцы, работавшие у него.

Не решаясь заговорить с Тилой, Джеймс спешился. Джаррет тоже спешился, и братья крепко обнялись.

— Как моя дочь? — спросил Джеймс.

— Кланяется тебе. У нее все прекрасно.

— Давай отойдем на минуту, — предложил Джеймс. Джаррет кивнул. — Я слышал, Уоррен утверждает, будто это я организовал нападение на роты, покинувшие форт Деливеренс.

— Да, однако, к счастью, генерал Джесэп и большинство здравомыслящих командиров хорошо знают тебя и не верят в эти россказни. Кстати, тебе известно, что король Филипп и его люди схвачены? Филипп послал за Диким Котом, и он тоже теперь в плену.

— Да, я знаю.

— Дикий Кот обозвал генералов глупцами и заявил, что, если бы не ты, дочь Уоррена убили бы уже давно, поскольку она носит его имя.

— Это нам на руку, потому что Оцеола договорился о встрече с военными.

— Да. Кое-кто предполагает, что он пошел на это, надеясь вызволить Филиппа и других. Джесэп не забыл о тех семистах индейцах, которых Оцеола освободил в июне.

Джеймс покачал головой:

— Иногда в нем еще сказывается сила. Однако он болен, и военные не представляют себе, насколько серьезно.

— Возможно. Молю Бога, чтобы встреча принесла мир, но у меня дурные предчувствия.

— Что тебе известно?

— Ничего: наши военные друзья больше не доверяют мне.

— Прости.

— Не извиняйся. Эта война завела нас обоих в тупик.

Джеймс протянул брату руку:

— Спасибо тебе.

— Не благодари меня. Мы — сыновья одного отца. Может, еще придет время, когда мы снова станем настоящей семьей. Я храню твою землю в надежде на это. Умоляю тебя, будь осторожен. Ты должен уцелеть, и тогда мы насладимся миром.

Джеймс улыбнулся, кивнул и взглянул на Типу.

— Позаботься о ней. Знаю, я взваливаю на тебя тяжкое бремя, но, пожалуйста, постарайся уберечь ее от неприятностей.

— Надеюсь, мне это удастся. Тара с детьми в Сент-Августине. Мы сняли там дом на осень и зиму, поскольку я хочу быть ближе к театру военных действий. По-моему, совет Оцеолы состоится недалеко от форта Пейтон, всего в семи милях к югу от города. Я буду рядом. Кстати, Джон Харрингтон сейчас приписан к форту Пейтон. Надеюсь, он предотвратит ссору с Уорреном, если снова появится у нас.

— А где он сейчас?

— По-прежнему в глубине территории, как я слышал. Продолжает охоту на женщин и детей. Если он подчинится приказу, то не появится в наших краях по крайней мере еще несколько месяцев.

— Это утешает.

Джеймс снова взглянул на Тилу. Она неподвижно сидела в седле, пока к ней не подошел Роберт Трент, один из лучших людей, каких знал Джеймс. Роберт всегда держался непринужденно, умел слушать и был так остроумен, что его шутки заставляли смеяться людей, вовсе не расположенных к веселью.

Джеймс посмотрел на брата:

— Джаррет, дай мне обещание.

— Какое?

— Не рисковать своей жизнью ради меня.

— Но…

Джеймс поднял руку.

— Если возникнут неприятности, не вмешивайся, пока я не попрошу. Сейчас все куда страшнее, чем когда-либо прежде. Из-за наших родственных уз у тебя могут возникнуть крупные неприятности с твоими белыми друзьями, а у меня — с моим народом. Умоляю тебя, не вмешивайся. Если мне понадобится твоя помощь, я без колебаний обращусь к тебе, большой брат, клянусь. Ну, что скажешь?

Джаррет нахмурился.

— Джеймс, сейчас трудные времена…

— Твое слово, большой брат. Белый Тигр.

— Обещаю, — наконец сказал Джаррет.

— Увези Тилу в безопасное место, а еще лучше — отправь ее подальше отсюда. В крайнем случае заставь выйти замуж за Харрингтона.

Джаррет приподнял бровь.

— А часто ли тебе удавалось заставить эту женщину повиноваться, маленький брат? Джеймс улыбнулся:

— Очень редко. Секрет прост: никогда не показывай ей, что у мужчин тоже есть слабости. Черт, если придется, усыпи ее, закутай в одеяло и притащи к алтарю. Только убереги от неприятностей. Может, тебе удастся посадить Тилу на корабль в Сент-Августине. Это она и собиралась сделать, когда на их отряд напал Выдра со своими людьми. Пожалуй, это самый лучший выход. Убеди ее уехать. Пожалуйста.

— Сделаю все, что в моих силах.

— Спасибо тебе.

— Но… — начал Джаррет.

— Что «но»? — Джеймс бросил на брата настороженный взгляд.

— Ты сам избрал эту жизнь.

— Я ничего не выбирал. Я родился с этим!

— Кому же из родителей ты отдаешь предпочтение?

— Конечно, обоим…

— Почему бы тебе не завести плантацию на земле, принадлежащей тебе, рядом с Симарроном?

— При данных обстоятельствах…

— Верно. Ты не можешь бросить свой народ. Поэтому и выбрал такую жизнь. Ну так, наверное, и она сделала свой выбор — такой же.

— Она должна уехать, черт возьми. Джаррет развел руками:

— По глупости она готова рисковать жизнью.

— На это способны и другие. — Джеймс раздраженно усмехнулся. — Джаррет…

— Я сделаю все, что в моих силах, даю слово. Джеймс с облегчением вздохнул:

— Спасибо.

— А теперь и ты пообещай кое-что сделать для меня.

— Что?

— Береги себя.

Джеймс улыбнулся и кивнул:

— Ну тогда, пожалуй, все.

— Что ж, попрощаемся еще раз.

Братья направились к тем, кто ждал их. Джеймс подошел к Тиле и снял ее с седла. Сердце у него защемило. Глаза девушки сверкнули, и, едва Джеймс поставил ее на землю, она отстранилась от него. Джаррет, его люди, Роберт и старый Рили из деликатности двинулись вперед. Джеймс и Тила остались одни на поляне, казавшейся сейчас мирным островком.

— Ты больше не попросишь меня остаться? — спросил Джеймс.

Она покачала головой:

— Ты ведь уже принял решение. Что же значат мои слова?

Ты все равно уедешь.

— Джаррет отвезет тебя в Сент-Августин. Ты согласилась покинуть эти края, так сделай это.

— Нужно ли мне уезжать?

— Ты собиралась уехать, когда Выдра и его банда напали на ваш отряд.

— Да… но слишком многое изменилось с тех пор.

— Я и раньше советовал тебе уехать…

— Ты также советовал мне выйти замуж за Джона Харрингтона.

— Тила, черт возьми, не возражай!

— Почему? Почему все в твоей жизни чему-то подчинено? Сейчас пора снова отправляться на войну, и ты отворачиваешься от Тилы, не можешь больше играть с ней!

Расставание и это холодное отчуждение в ее глазах были невыносимы для Джеймса. Он быстро привлек Типу к себе и прижался к ее губам, желая в последний раз ощутить их вкус, запомнить его. Джеймс хотел бы выказать гнев, даже ярость. Пусть она вспомнит свои слова о том, что его горечь и ожесточение опаляют всех, кто приближался к нему…

Наконец он разжал объятия. Девушку била дрожь. Губы ее распухли и покраснели. Глаза полыхали огнем.

— Да, черт возьми, я закончил игры с тобой! Не посмев оглянуться, Джеймс вскочил на коня и пустил его во весь опор.

Джаррет и его люди двигались так же быстро, как и Джеймс. Джаррет очень торопился. Его небольшой отряд был хорошо вооружен, и, если Оцеола все еще имея какую-то власть, опасность им не грозила, но он не хотел рисковать.

Мужчины держались с Тилой любезно и проявляли заботу о ней. Она была благодарна им. Последние горькие слова Джеймса ранили ее сердце. Она убеждала себя, что сама вынудила его произнести их, но душа ее была объята печалью. Разлука с ним причиняла девушке такую боль, словно она лишилась чего-то самого важного в себе самой. При мысли о том, что его убьют, ее сковывал леденящий страх. Конечно же, Джеймс сильный и смелый, но это не защитит его от пули. Да, он способен одолеть нескольких солдат, но Уоррен, начав охотиться за ним, может прислать целую армию. Никто не в силах вечно сопротивляться. А вдруг Джеймса обманут, предадут?

Они ехали допоздна и даже ночью не развели огня: Джаррет не хотел привлекать внимание ни индейцев, ни солдат. Он надеялся незаметно доставить девушку в Сент-Августин и дать ей время осмотреться, прежде чем она встретится с военными — друзьями своего отчима.

Когда они остановились, Джаррет и Роберт приготовили для Тилы постель из парусины и одеял. Подушку ей заменило седло. Джаррет сел рядом с девушкой, прислонившись спиной к старому дубу и держа наготове ружье.

— Поспи. Я позабочусь о твоей безопасности.

— Я не боюсь, когда со мной вы или Джеймс. Помолчав, он задумчиво сказал:

— Тила, война тянется и тянется. Я не вижу никакого выхода. Если установят новые границы, поселенцы вновь нарушат их. Индейцы же вышлют своих охотников, чтобы добыть пропитание. Многие генералы считают, что могут остановить войну, захватив вождей. Но появятся новые вожди, ибо молодые воины обретают опыт.

— Зачем вы говорите мне это? — спросила Тила.

— Потому что теперь я знаю, что ты любишь моего брата. Условности и предрассудки не смущают тебя. Но жизнь не позволит тебе соединиться с ним. Ты должна уехать отсюда и забыть обо всем.

Она села, обхватив колени.

— Вам известны мои намерения, вернее, мои чувства. А теперь расскажите о вашем брате. Он спас мне жизнь. Я никогда не предполагала, что способна испытывать к кому-либо подобные чувства. Я — как корабль, устремившийся на свет маяка, и для меня этот маяк — Джеймс. Когда мы вместе, мне безразлично, что творится вокруг. И все же порой возникает ощущение, будто он появляется, берет то, что хочет, и, удовлетворившись этим, исчезает. Джеймс бывает жестоким…

— Брат обидел тебя? — насторожился Джаррет. Она покачала головой:

— Только словами. Объясните же мне, в чем правда.

— Правда в том, Тила, что он одержим тобой. Но Джеймс знает реальную жизнь и понимает, что война может длиться вечно.

— Он любит вас. Тару и свою дочь. Вы все тоже любите его. Поэтому…

— Ему ежесекундно угрожает опасность. В душе мы смирились с этим. А ты смирилась, Тила? Она потупилась.

— Джеймс велел мне уехать или выйти замуж за Джона Харрингтона. Он действительно хочет этого?

— Если бы ты согласилась на это, Джеймсом овладело бы желание перерезать Джону горло, а тебя придушить. И все же он хочет этого.

Девушка откинулась назад, чтобы Джаррет не заметил слез, навернувшихся ей на глаза. Вдруг он ласково откинул волосы с ее лба и по-отечески поцеловал Тилу.

— Он хочет, чтобы ты вышла замуж за Харрингтона, потому что любит тебя, девочка. — Джаррет снова прислонился к дереву, а Тила забылась сном.

Они отправились в путь в предрассветный час. До Сент-Августина было уже недалеко, но Джаррет хотел добраться туда незаметно, пока город еще спит. Тила никогда не была здесь, но в Чарлстоне слышала рассказы об этом городе и об испанцах, основавших его. Конквистадоры искали здесь золото и фонтан молодости, в существовании которых Понсе де Леона убедили индейские племена, впоследствии полностью истребленные. Глаз поражало разнообразие архитектурных стилей: старые административные здания с балкончиками и арками перемежались с современными, из дерева и камня. Но Тила не успела как следует осмотреться. Когда они проезжали через старое кладбище, Джаррет указал на величественный дворец Сан-Маркоса. Неподалеку от него над водой высился форт Марион.

— Сейчас не стоит встречаться с солдатами, — сказал Джаррет, и они поспешили к старому испанскому особняку, снятому им для семьи.

Тила несказанно обрадовалась встрече с Тарой, Дженифер и маленьким Йеном Маккензи, с наслаждением приняла горячую ванну, выпила хересу и надела тонкую ночную сорочку.

После трудной поездки она совсем выбилась из сил.

Тара велела принести девушке на ужин сочную отбивную с гарниром из кукурузы и фрукты. Все показалось Тиле необыкновенно вкусным, и, хотя усталость не прошла, она, откинувшись в кресле, с удовольствием беседовала с Тарой, пока та расчесывала ее волосы.

— Боюсь, газетчики скоро начнут досаждать тебе, — заметила Тара. — Похищение людей индейцами и их пребывание в плену живо интересует читателей.

— Но меня никто не похищал!

— Знаю, поэтому ты и должна поговорить с репортером, сказать ему, что Джеймс Маккензи спас тебе жизнь. Мнение публики далеко не безразлично военным.

Тила схватила Тару за руку.

— Из-за меня Джеймсу теперь грозит еще большая опасность?

— Да, сейчас он изгой, но не из-за тебя, а из-за подлой лжи Уоррена. Если позволишь, я найду тех, с кем тебе следует поговорить. Уоррена необходимо разоблачить, и как можно скорее, пока не отплыл твой корабль.

— Мой корабль?!

— Но ты же хотела вернуться в Чарлстон. Тила тяжело вздохнула.

— Я… еще не готова к этому.

— Может, тебе стоит все-таки уехать? Девушка покачала головой:

— У Джеймса из-за меня неприятности. Возможно, мне удастся предотвратить их.

— Что же ты сделаешь?

— Я расскажу свою историю репортеру.

— А потом твой отчим вернется из похода и подвергнет тебя какому-нибудь ужасному наказанию.

— Я не могу пока уехать. Пожалуйста, пойми меня.

— Все мы на твоей стороне. Однако по-моему, твой отъезд домой — лучший выход и для тебя, и для Джеймса.

Внезапный приступ тошноты заставил девушку броситься к ночному горшку.

— Что с тобой? — встревожилась Тара.

Но Тила не могла говорить: ее нещадно рвало. Когда наконец это кончилось, Тара принесла девушке воды.

— Тебе легче?

— Наверное, я слишком много съела. Уж очень все было вкусно.

Тара бросила на нее странный взгляд.

— Постарайся заснуть. Поговорим утром. — Она ушла. Тила никогда не чувствовала себя такой разбитой и измученной. Едва коснувшись головой подушки, она мгновенно заснула.

Спустившись вниз. Тара направилась в библиотеку. Снятый ими великолепный особняк построил в середине 1600-х годов богатый испанский аристократ для своей любимой молодой жены. Теперь особняк принадлежал его потомку, приятному человеку с испанским именем и английским акцентом. Он с удовольствием предоставил дом в распоряжение этой семьи, а Тара радовалась тому, что они поселились на побережье Атлантики. Сент-Августин нес на себе отпечаток различных культур, и этим привлекал ее. В городе было много магазинов. В древней крепости разместилась большая военная база. Крепость никогда не подвергалась нападению, очевидно, из-за своего неприступного вида.

Жизнь в этом древнем городе давно устоялась. Здесь обосновались аристократы, военные, рабы, свободные негры и даже индейцы, потомки истребленных племен, усвоившие традиции белых.

Джаррет сказал жене, что осень и зиму лучше провести в новой обстановке и насладиться обществом. Но Тара понимала, что мужа интересует отнюдь не общение или пейзаж. Тревожась за брата, он, очевидно, полагал, что здесь будет полезнее ему.

Когда Тара приблизилась к Джаррету по выложенному плиткой полу, он поднял голову.

— Тилу устроили?

— Думаю, девушка уже спит. Она очень измучена.

— Скоро отсюда отправятся несколько кораблей, они зайдут в Чарлстон.

— Из Сент-Августина постоянно уходят корабли. — Тара присела на край стола. — Тила хочет поговорить с репортером. Джаррет, откинувшись в кресле, наблюдал за женой.

— Двое уцелевших после той расправы сказали репортерам, что не Джеймс Маккензи возглавлял банду, напавшую на них. Однако слова Уоррена оказались более убедительными.