Тара, вздрогнув, проснулась. Ей показалось, будто только минуту назад она сомкнула глаза, но тут поняла, что уже утро и яркий свет льется в окна большой и уютной комнаты в таверне миссис Конолли. Здесь же находился кто-то еще.
      Тара повернула голову. Да, это Джаррет. Из-под полуприкрытых ресниц она внимательно наблюдала за ним. Стоя у окна в узких, облегающих ноги штанах, в походных ботинках, он надевал белую сорочку. Внезапно обернувшись, Джаррет взглянул на нее. Тара закрыла глаза и притворилась, что спит. Она и в самом деле хотела бы уснуть и никогда не просыпаться.
      Интересно, где он провел ночь? Снова приоткрыв глаза, Тара заметила, что вторая подушка даже не смята, и почувствовала укол ревности. Неужели он провел ночь с этой… как ее?..
      Он бесшумно приблизился к постели, и Тара затаила дыхание, но сразу поняла, что он разгадал ее маленькую хитрость. Она села на кровати. Черт бы его побрал! Даже ходит тихо, как привидение!
      – Вижу, ты проснулась, – насмешливо проговорил Джаррет. – Рад этому. Я собираюсь в путь через два часа.
      Так скоро! Сердце у нее забилось быстрее. Может, он внял голосу разума и ее просьбам и решил изменить свои планы?
      – На Север? – взволнованно спросила Тара.
      – Домой, – бесстрастно ответил он. – Сначала я полагал задержаться тут, чтобы ты получше познакомилась с местными, купила что-нибудь в лавках, но в нынешних обстоятельствах лучше поторопиться домой.
      – Если ваш дом сохранился, – с вызовом сказала она.
      – С ним все в порядке, ручаюсь.
      – А я уверена, что все владельцы плантаций из тех мест мчатся сейчас сюда за помощью. Так не лучше ли подождать и посмотреть, чем все это кончится?
      – Ждать можно годами. – Он не скрывал раздраженного нетерпения. – Вода для умывания на шкафчике, кофе на столе у окна. Добираться по реке не так быстро, как плыть в открытом море, и я не хочу терять времени.
      Тара встала, налила себе кофе и посмотрела в окно. Небо сияло голубизной, яркое солнце заливало все вокруг.
      – Не задерживайся, Тара.
      Джаррет вышел, закрыв за собой дверь.
      – Не задерживайся! – возмущенно повторила она. – Торопит меня туда, где нас зарежут и будут плясать вокруг наших жалких останков! Только проведя бессонную и безумную ночь, человек может так спешить к своей гибели! Интересно, где он пропадал всю ночь?
      Она проговорила это вслух, но бездонно-голубое небо безмолвствовало.
      К удивлению Тары, она услышала негромкий смех и, обернувшись, увидела Джаррета. Значит, он не выходил?
      – Так ты все-таки немного скучала без меня? А я-то считал, что тебе надоело мое общество.
      Тара возмутилась. Что за шутки! Он же взрослый человек. Кровь ударила ей в лицо. Подслушивает!.. Подглядывает!
      – Да, надоело! – крикнула она.
      – Раньше бы подумала, милая.
      – Я не знала, что вы такой… странный!
      – Я хоть чем-нибудь подвел тебя до этой минуты? – галантно осведомился он.
      – Пока нет.
      – Быть может, выдал преследователям в Новом Орлеане, намеревавшимся не слишком любезно обойтись с тобой?
      – Перестаньте! Это совсем другое дело.
      – Отчего же? Вы успели заметить, какое участие я принимаю в вас, хотя сам не знаю почему.
      – Хватит об этом! Кстати, а в ком вы приняли участие этой ночью? Возможно, эта леди подошла бы вам больше для совместного путешествия! Я же…
      Лицо его выразило удовлетворение.
      – Со мной поедете вы.
      – Но я не…
      – Вы – моя жена и поклялись перед Богом делить со мной и горе, и радость, не так ли?.. Я вернусь через час. На этот раз ухожу по-настоящему, – добавил он с усмешкой и тут же удалился.
      Тара опустилась на постель с кружкой кофе в руке. Боже, как она себя ведет! Но и Джаррет тоже хорош! Однако ведь это он рисковал жизнью, спасая неизвестную ему девицу из захудалой таверны, хотя имел все основания считать ее обыкновенной потаскушкой!.. Да, так было… Но почему же сейчас Джаррет так бездушно готов подвергнуть жизнь Тары смертельной угрозе? Ведь целое племя страшных индейцев ополчится на них! И Джаррет отказывается воевать против индейцев! Надеется на какие-то дурацкие переговоры. Неужели такое возможно?..
      Кофе уже остыл. Быстро допив его, Тара приободрилась и начала приводить себя в порядок: умылась, тщательно причесалась, порылась в сундуке, надеясь найти платье полегче.
      Но платья выпали у нее из рук, когда она вспомнила, что все они принадлежали погибшей женщине, которую он любил. Ужас объял Тару. Ведь ту женщину убили индейцы! Так же, как несчастного майора Дейда и его солдат.
      Тара снова опустилась на постель. Что делать? Что?.. Она не хочет ехать в эти дикие места, населенные первобытными людьми. И не желает… не может надевать не принадлежащие ей вещи. И вообще зачем ей отправляться с ним. Но деться некуда. И не с кем… И нечего надеть…
      Она вздохнула… Придется все же взять хоть что-то из вещей, ведь у нее ничего другого нет. И ехать придется, потому что выбора тоже нет.
      «Не нужно больше думать об этом», – сказала себе Тара и выбрала простое легкое платье розового цвета.
      Едва она надела его, как в комнату вошел Джаррет, даже не постучав. Тара вздрогнула, увидев его отражение в зеркале. Теперь Джаррет смотрел на Тару, надевшую платье его покойной жены Лайзы, которую он так любил. Наверное, это приведет его в бешенство.
      Но не ее вина, что она оказалась в таком безвыходном положении. Он сам решил принять участие в ее судьбе. В конце концов, Тара ни о чем не просила его. Это Джаррет виноват перед ней… потому что провел ночь с темнокожей красоткой, не сводившей с пего глаз, пока они сидели в таверне.
      – Пора ехать? – спросила она.
      – Да.
      – А вещи?
      – Их доставят на борт «Магды» раньше, чем туда доберемся мы.
      – Знайте же. – Голос ее дрогнул. – Я поступаю так против своей воли.
      – Догадываюсь.
      – Дело не только в том, что нас могут зарезать в собственных постелях, – зачем-то добавила Тара, – но я не успела даже побывать у парикмахера, а также приобрести самые необходимые вещи.
      Он приподнял брови.
      – Намереваешься уйти, чтобы снова удариться в бега?
      – Ничего подобного у меня и в мыслях нет, ибо я хорошо помню о своем долге. Да и вы постоянно напоминаете мне о нем. Но едва ли вам приятно видеть меня в одежде вашей жены.
      – Сейчас для меня нет почти ничего приятного. Прошу тебя, идем!
      Тара ожидала услышать, что теперь она, только она, его жена, но ошиблась. Джаррет лишь еще раз напомнил ей, что время не терпит и она должна подчиняться его распоряжениям.
      Она едва поспевала за ним. Джаррет шел, не оборачиваясь, лишь изредка чуть замедлял шаг.
      – Вы так спешите домой? – сердито проговорила Тара. – А ведь если бы не та игра в покер, вы до сих пор торчали бы в Новом Орлеане.
      – Да, если бы не ты, я торчал бы там и сейчас… Поторапливайся, Тара.
      Она стиснула зубы и прибавила шаг.
      Внезапно Джаррет остановился и обернулся. Его темные глаза впились в нее.
      – Не ожидал, что ты так покорно последуешь за мной на пристань. – В его голосе прозвучала то ли насмешка, то ли одобрение.
      – Это не покорность, мистер Маккензи, а безысходность.
      Он кивнул:
      – И снова хочу спросить тебя, Тара: хоть раз за это время я подвел тебя?
      Уклонившись от ответа, она опять задала ему мучивший ее вопрос:
      – Быть может, вы все-таки объясните, почему доверяете дикарям?
      Он усмехнулся:
      – А почему ты покорно отправляешься со мной к этим дикарям?
      Тара подумала: «Наверное, потому, что все-таки верю и вам, и в вас, мистер Маккензи… И еще потому, что деваться мне некуда…»
      Около дверей таверны стояли миссис Конолли и Роберт. Хозяйка обняла Тару и пожелала счастливого пути. Роберт весело подмигнул девушке, и это немного приободрило ее.
      Роберт пошел с ними, и, как всегда в его присутствии, Тара чувствовала себя легко и просто.
      У доков их ждали Нэнси и Джош. Они хотели проститься. Тара уже чувствовала симпатию к этой миловидной разговорчивой женщине, поэтому опечалилась при мысли о разлуке с ней. Ей было жаль покидать и городок Тампу, вначале показавшийся ей таким неприветливым. Сейчас, окинув его прощальным взором, Тара подумала, что это лучшее место на земле.
      Слезы душили девушку, но она, хоть и с трудом, все же овладела собой. А потом с горькой иронией подумала, что если там, куда они направляются, ее растерзают индейцы, то здесь ей грозит та же участь от рук Джаррета, стоит ему заметить, что она плачет.
      Нэнси сообщила Таре, что положила в их багаж несколько рулонов материи из своей лавки, а также платья, юбки, корсеты, панталоны и прочие мелочи.
      – Джаррет сказал нам, – объяснила она Таре, – что вся ваша одежда осталась в Новом Орлеане. Надеюсь, вам понравится то, что я дала. Если не умеете шить сами, вам сошьет Кота, прачка Джаррета, большая мастерица в портняжном ремесле.
      – Спасибо! – Тару растрогала забота Нэнси. – Спасибо за вашу доброту. Но шить я тоже умею. Даже люблю.
      Она не добавила, что это умение помогало ей сводить концы с концами в Бостоне.
      – Прекрасно, что у нашего друга Джаррета такая умелая жена! – обрадовалась Нэнси. – Он должен носить вас на руках, что, уверена, и делает. Не беспокойтесь, Джаррет защитит вас от всех опасностей. Извините, если напугала вас вчера своими рассказами. Надеюсь, мы скоро увидимся снова, дорогая. Я непременно навещу вас. И вы, конечно, вскоре приедете к нам, И не на один день.
      – Нэнси, – прервал Джаррет приятельницу. – Пора прощаться.
      Он поцеловал ее в румяную щеку, а она порывисто обняла его.
      – Да поможет тебе Бог, Джаррет. Мы с Джошем так любим тебя.
      И вот Тара уже стояла на палубе корабля и грустно смотрела на городок, ставший для нее родным и близким. С каким удовольствием она покинула бы «Магду» и вернулась туда.
      Но это невозможно: Джаррет, грозный страж, никогда не допустит этого. Его сильные горячие руки легли на ее бедра. Таре хотелось сбросить их… И совсем не хотелось…
      – Мои поздравления, дорогая, – услышала она его шепот.
      – С чем?
      – С тем, что высоко держишь голову, не прыгнула в реку и не поплыла к берегу.
      – Берег еще не так далеко, – ответила она. – И мы на реке.
      – Да, и она понесет нас в самые дебри, все дальше от обжитых мест.
      Тара понимала, что он поддразнивает ее, но все же тяжело вздохнула, поскольку он сказал чистую правду.
      Корабль отплывал все дальше. Люди, стоявшие на берегу, медленно исчезали из поля зрения, а с ними, как казалось Таре, навсегда обрывались ее связи с внешним миром…
      Растительность по обеим сторонам реки становилась гуще, ветви деревьев почти смыкались над головой Тары, и это лишь усиливало ощущение, что она все дальше углубляется в дебри дикой страны, откуда нет возврата.
      Плавание проходило гораздо медленнее, чем в открытом море. Тара подолгу стояла на палубе, держась за поручни, и неустанно вглядывалась в меняющийся пейзаж, лишь на первый взгляд казавшийся однообразным. Внимательный взор улавливал оттенки зелени, разнообразную форму листвы и стволов деревьев, изгибы береговой линии, выныривающие из густой травы яркие головки цветов.
      Река становилась то шире, то уже, ветер временами вздымал волны и надувал паруса корабля. Порой они вновь опадали, и тогда слышнее становилось пение птиц и рычание или вой каких-то неизвестных Таре зверей.
      Однажды пошел дождь. Сквозь его завесу все виделось нечетко, и Таре показалось, будто с берега, из-за кустов, на нее смотрит индеец, украшенный перьями. Она испугалась, что он выстрелит из лука или ружья: ведь всем известно – индейцы очень меткие стрелки.
      Девушка вздрогнула и чуть не вскрикнула, когда полуобнаженный, босой, с бронзовым, как у индейцев, торсом, Джаррет коснулся ее плеча.
      – Иди в каюту! Не то промокнешь до нитки!
      Поскольку Тара молчала, он вгляделся в нее.
      – Что с тобой? Отчего ты такая бледная?
      – Я… я увидела там перья.
      – Перья? Тебя напугала птица?
      – Не делайте из меня идиотку, Маккензи! Это был индейский головной убор. Там, в кустах…
      – В кустах? Перья не растут на кустах.
      Тара вздернула подбородок, подхватила юбки и, сбросив его руку, направилась в каюту.
      – Извините, что побеспокоила вас своими страхами. Мне и в самом деле лучше уйти отсюда. Здесь дождь и другие не слишком приятные явления…
      Дождь заливал Джаррета, но он, скрестив на груди руки, вглядывался в береговую линию.
      Его мучили угрызения совести. Зачем он насмехался над ее страхами? На сей раз Джаррет действительно увидел большую птицу, но это вполне мог быть и индейский воин, затаившийся в зарослях. Ведь не у всех индейцев добрые намерения.
      Ливень продолжался почти весь день. Тара, не покидая каюты, разбирала картонки с одеждой, выкройками и отрезами, подаренными ей доброй Нэнси Рейнольдс. Она примеряла платья, нижние юбки, белье и начала даже прикладывать к себе и закалывать булавками то, что решила шить в ближайшее время.
      От этого приятного занятия ее отвлек приход Нейтана. Он принес поднос, уставленный мисками с едой. Основательно проголодавшаяся, Тара съела все с большим аппетитом.
      Когда она снова вышла на палубу, дождь и ветер уже прекратились. Судно тихо, словно крадучись, скользило по реке в сгущавшихся сумерках. Внезапно наступила такая темнота, какой Тара никогда не видела. Где-то в этой черноте, возможно, совсем близко, бродят полуголые, вооруженные до зубов индейцы и думают лишь об одном: как снять еще несколько скальпов с ненавистных белых.
      Но их не было ни видно, ни слышно, зато с палубы доносились голоса матросов, иногда слышался громкий смех.
      Тара вернулась в каюту. Ей не хотелось раздеваться. Лучше уж снова уснуть одетой, как накануне, когда ждала Джаррета, а он проводил время неизвестно где и с кем.
      Воображение рисовало девушке индейцев, занесших над ней свои томагавки. Время от времени она думала о муже, изменившем ей на третий день после женитьбы.
      Во сне Тара увидела себя в густом безмолвном лесу. Она куда-то бежала босиком, к чему-то прислушивалась, однако слышала только удары своего сердца, заглушавшие все прочие звуки. Но Тара знала, что эти звуки должны быть: треск сломанных веток, тихие шаги, дыхание преследователей.
      Уильям, ее брат, тоже был в этом лесу, но где-то впереди. Тара отчаянно зовет его, хочет нагнать, но не может и понимает, что обречена стать жертвой своих преследователей – индейцев.
      У одного из них томагавк, голова украшена перьями, черные как смоль волосы и глаза как угли. Он обнажен до пояса. Штаны из оленьей кожи обтягивают стройные ноги.
      Он уже догоняет ее, суровый и непреклонный. Но почему… почему этот индеец так похож на Джаррета?.. Тара хочет крикнуть, но не может. Вокруг полное безмолвие. Она споткнулась о корень высокого дерева. Его ствол покрыт сероватым мхом. Тара упала, и платье извилось, словно шлейф. Лежа на земле, она смотрит вверх. Над ней нависает томагавк, украшенный скальпами белых людей. Он опускается все ниже…
      Тара снова пытается закричать.

      Видимо, она и впрямь закричала, потому что ее тряхнули за плечо.
      Сначала Таре казалось, что она смотрит в глаза страшного индейца из сна, но потом поняла: это глаза Джаррета, ее мужа. Он склонился над ней, и неяркое пламя свечи бросает отблески на его лицо. Темные волосы Джаррета туго стянуты и заплетены сзади в косицу.
      – Тара, что с тобой?
      – Мне приснилось… Нет, это не сон, а явь! – Она дрожала от страха.
      – Тара… – Джаррет коснулся ее волос, но она тряхнула головой, избегая его прикосновений.
      – Не трогайте! Оставьте меня… – Тара забилась в угол кровати, к стене и почти уперлась коленями в подбородок. – Вы не понимаете… не знаете… Вы как слепец… плывете куда-то… тянете меня за собой… Уйдите…
      Она сразу пожалела, что эти слова вырвались у нее. Джаррет тихо выругался. В его темных глазах пылала ярость, на скулах ходили желваки.
      – Я проявил слепоту только в одном, миссис Маккензи, в том, что женился на вас!
      Джаррет шагнул к двери, и она неожиданно вскрикнула:
      – Куда вы?
      Он удивленно поднял брови.
      – Туда, где могу спокойно сидеть, не касаясь вас.
      Джаррет сел в кресло у конторки и поставил перед собой бутылку рома. Сделав большой глоток, он вытянулся в кресле, положил ноги на конторку, но тут же опустил их и посмотрел на Тару.
      – Впрочем, кажется, вам угодно, чтобы я вообще исчез из каюты?
      Она молчала.
      – А, понимаю, я не должен уходить слишком далеко, иначе вам станет страшно. Однако мне следует держаться на расстоянии от вас, не доставляя лишних хлопот. Так?
      Тара молчала.
      – Поворачивайся и спи! – внезапно рявкнул он.
      Она подняла на него глаза.
      – Маккензи… вы…
      – Черт возьми, Тара! Засыпай скорее! Я не притронусь к тебе.
      Она повернулась к стене, ощущая спиной его взгляд, словно пронзающий ее. Заснуть Тара не могла и вспомнила недавний, сон, в котором не то индеец, не то Джаррет преследовал ее. Она слышала, как он прикладывается к горлышку бутылки, потом ставит ее на стол.
      «Он устанет сидеть так всю ночь, – думала Тара. – И подойдет ко мне, и ляжет рядом, и, даже сердясь на меня, прикоснется, обнимет… И все будет как позапрошлой ночью».
      Но он не подошел к Таре, не лег рядом. Утром, проснувшись, она поняла, что Джаррет провел всю ночь в кресле. Да, он поступил так, как сказал: не притронулся к ней.
      С тяжелым сердцем Тара встала, умылась, привела себя в порядок и вышла на палубу. Нейтан, взобравшись на главную мачту, оглядывал окрестности.
      «Наверное, смотрит, нет ли индейцев», – подумала она и помахала ему рукой.
      Нейтан улыбнулся ей. Она прошла к капитанскому мостику.
      Джаррет стоял за штурвалом, полуодетый, как и вчера.
      – А, доброе утро, любовь моя. Как спалось?
      – Хорошо. А вам?
      – Прекрасно. Бутылка рома – приятное общество. Греет не хуже жены.
      Тара не ответила на его колкость.
      – Много еще индейцев видела во сне? – спросил Джаррет.
      – Их слишком много наяву, мистер Маккензи.
      – Верно. Даже по берегам этой реки. – Он указал на зеленые заросли. – Но тебе незачем беспокоиться.
      – Они безопасны для меня? – язвительно осведомилась Тара.
      – Конечно.
      Она подошла к борту, оглядела ближний берег. После вчерашнего дождя зелень казалась еще ярче и красивее. Ветер совсем стих. Природа зачаровала ее.
      – Признайся, – Джаррет усмехнулся, – все, что ты видишь, прекрасно. Как в настоящем раю!
      Он прав. Их окружала особая, дикая красота, непривычная для тех, кто связал свою жизнь с цивилизацией.
      Да, он прав, но отчего в его голосе насмешка и вызов? Почему Джаррет так суров с ней, непримирим? Не прощает ничего.
      Тара нахмурилась.
      – То, что для одного рай, для другого – ад.
      Он снова, усмехнулся. Таре почему-то уже не хотелось смотреть на проплывающие мимо них берега, и она ушла с палубы. Чем разговаривать с ним, лучше заняться шитьем.
      За этим занятием Тара провела почти весь день. Джаррет пришел лишь к вечеру. Вернее, к ночи. Тара уже лежала и снова притворилась, что спит, а он, как и накануне, сел к столу с бутылкой рома.
      На этот раз Тара так и не заснула. Она мучительно размышляла о том, почему не может сделать шаг ему навстречу. А между тем ей очень хотелось этого.
      «Нет, – твердо сказала себе Тара, – в Тампе он отсутствовал всю ночь. После такого оскорбления я ни за что не подойду к нему первая! Никогда!»
      Поздним утром Тару разбудили громкие голоса, и, она не сразу поняла, что члены команды перекликаются с людьми на берегу, – значит, корабль бросил якорь.
      Соскочив с койки, она подбежала к двери каюты и распахнула ее.
      Они стояли в бухте, а сбоку от нее на фоне густой зеленой травы виднелись две постройки – одна с окнами, другая с глухими стенами. Между ними возвышался большой красивый дом в колониальном стиле. Терраса с массивными белыми колоннами была обращена к реке. Вокруг дома пестрели цветы. «Неужели, – подумала Тара, – все это действительно находится в краю болот?»
      – «Симаррон», – сказал Джаррет, бесшумно приблизившись к Таре.
      – Что?
      – Это место называется «Симаррон».
      Произнеся про себя это слово, Тара вспомнила, что в переводе с испанского оно означает «беглец», «беженец»… «бродяга». Американцы чаще употребляют индейское слово «семинол».
      «Какое отношение имеет это к Джаррету Маккензи, – размышляла Тара, – он-то ведь ниоткуда не убегал. Иное дело я – беглянка, против моей воли привезенная в этот рай, возникший на дикой земле. Кто знает, быть может, мне и суждено обрести здесь рай… И навсегда остаться в нем. Нет, скорее и здесь я буду все той же беглянкой… изгнанницей…»
      Тара вздрогнула, услышав:
      – Надеюсь, ты не ступишь на землю своего нового владения в ночной сорочке?
      Она обернулась, желая дать отпор Джаррету, но тут увидела, что сам он одет, как на званый прием: белая сорочка, малиновый жилет, черная фрачная пара, тщательно причесанные волосы.
      – Конечно, – вырвалось у Тары, – Лайза никогда бы так не поступила!
      – Верно, – спокойно ответил Джаррет.
      – Если вы любите ее до сих пор, зачем женились на мне? – Слова срывались с ее языка, словно повинуясь какой-то непреодолимой силе.
      – Мы едва знакомы, моя милая, и потому дело вовсе не в любви, а только в соблюдении приличий.
      – Но если вы так любили ее…
      – О Господи! Конечно, любил. Но Лайзы больше нет. И все обитатели моего дома ждут новую хозяйку.
      – Что ж, мистер Маккензи, обещаю вам неукоснительно соблюдать приличия.
      Тара поспешила в каюту, опасаясь, как бы разъяренный Джаррет не последовал за ней. Однако он остался на палубе, и, к своему удивлению, Тара услышала его смех.
      Тара быстро надела золотистое платье, белые перчатки и светлые туфли.
      Джаррет уже стоял на причале, беседуя с высоким, стройным, светловолосым и голубоглазым мужчиной. Третьим собеседником был чернокожий с истинно королевской осанкой.
      – Джентльмены, моя жена! – сказал Джаррет, помогая Таре спуститься по сходням. – Тара, познакомься, это Дживс. – Он подвел ее к негру. – Дживс – домоправитель, а Рутгер, – Джаррет указал на блондина, – занимается всеми прочими делами.
      – Как поживаете, джентльмены? – Тара слегка склонила голову, заметив при этом, что мужчины смотрят на нее с интересом и одобрением.
      – Дживс проведет тебя в дом, покажет тебе твою комнату и распорядится, чтобы Молли подала кофе или чай. А я должен потолковать с Рутгером.
      Дживс ослепительно улыбнулся и повел Тару к дому по вымощенной камнем тропинке.
      Тара во все глаза смотрела на великолепный особняк.
      – Лучший дом во Флориде! – Дживс произнес это с такой гордостью, словно дом принадлежал ему.
      – Не сомневаюсь.
      – Мистер Маккензи занимался строительством не меньше десяти лет, мэм, никуда не отлучаясь. – Дживс говорил так правильно, будто учился в лучшем учебном заведении. – В доме двадцать три комнаты, миссис Маккензи, – добавил он. – С ним немало хлопот, и я рад, что мистер Маккензи привез новую хозяйку.