Кобарис со вздохом взялся за бутылку.
– Скотина, – не унимался Брадберн. – Мерзкая скотина! Быдло! Одежда вся в грязи, в крови, воняет потом… Типичный хатфолец. Они там все такие – немытые деревенщины…
– Хатфолец? – переспросил Кобарис.
– Да, да, – буркнул Брадберн. – Дай коньяку. Мне…
– Нуда, а ты как думал? – съязвил Брадберн. – Мы очень мило побеседовали, прежде чем он меня изувечил.
– Я серьезно! – рявкнул Кобарис, схватив Брадберна за запястье. Тот вскрикнул.
– Отвечай на вопрос, – нетерпеливо сказал Кобарис.
– У него был хатфолский акцент, – прохрипел Брадберн. – Такой картавый. Его ни с чем не спутаешь…
Кобарис отпустил запястье.
– Выше меня на целую ладонь и широкий, как амбарная дверь.
– Сколько можно повторять одно и то же?! Да, да, да! А теперь смилуйся наконец: дай еще коньяку!
Кобарис не слушал его. Накинув плащ, он выскочил из дома и чуть ли не бегом пустился по темным улочкам Белхейда в сторону кабака. Нырнув в общую залу, он прямиком направился к стойке.
Кабатчик поднял взгляд.
– Тише, – перебил Кобарис. Кабатчик удивленно заморгал.
– Просто налей мне чашку баскирианского красного, – пробормотал толстяк, проводя рукой по голому черепу. Он украдкой огляделся по сторонам. – Скажи-ка мне, – обратился он к кабатчику, принимая из его рук чашу с вином, – здесь ведь недавно была драка, так? Брадберн сильно пострадал. У него рука вывернута…
– Вряд ли, – буркнул Кобарис, хватая чашку. – А где человек, с которым он дрался?
– Пошел наверх вместе с… – начал кабатчик и внезапно осекся. Незаметно взяв Кобариса за руку, он кивнул в сторону лестницы.
В залу спускался высокий, широкоплечий человек с распухшим от синяков лицом. Кобарис смерил его внимательным цепким взглядом. Затем повернулся и направился к выходу.
– Э… А деньги? – сказал кабатчик. – Вы же не заплатили.
– Потом! – Кобарис махнул рукой и опрометью высочил на улицу.
Он вернулся домой. Брадберн все еще лежал на кухонном столе. Он ухитрился достать бутыль с коньяком и присосался к ней, как младенец к материнской груди. Но даже эта потеря не огорчила Кобариса. Он взбежал по лестнице на второй этаж и вихрем ворвался в свой кабинет. Схватив четвертушку пергамента, Кобарис принялся писать. Он спешил. Перо плясало в его пальцах, царапая пергамент и разбрызгивая чернила. Кобарис выругался и судорожно скомкал записку. Взяв новый лист, он начал заново – на сей раз помедленнее.
Закончив, Кобарис подошел к клетке, стоявшей в углу комнаты. Там отдыхал на жердочке почтовый голубь, лишь нынче утром прилетевший из Соритерата. Он принес послание от самих Благих Магистров. Разыскивался беглец, совершивший жуткое и богопротивное преступление. Любому священнику Друина, увидевшему преступника – или кого-нибудь, на него похожего, – следовало незамедлительно сообщить в Сакрос…
Отец Кобарис привязал записку к лапке голубя и распахнул окно. Птица выпорхнула наружу и устремилась на запад – к Соритерату. Кобарис потер руки. Его переполняли восторг и надежда. Если он наведет Магистров на след беглеца, они, уж конечно, не позабудут его заслуги. Возможно, повысят в должности или переведут в какой-нибудь город. Кобарису уже до смерти надоело гнить в занюханной безвестной деревушке…
Какая, однако, досада, что в Белхейде нет ни одного священного стража! Беглеца можно было бы арестовать нынче же ночью, не тратя времени понапрасну. Ну да ничего. Стражи прибудут – и очень скоро. А потом…
Послышался звон разбитого стекла, а вслед за ним – леденящий душу крик боли.
– Брадберн! – спохватился священник.
Глава восьмая
Люди гнали его, и преследовали его, и мучили его – ибо полагали злом. Но месть его была страшна, и люди гибли без счета…
На рассвете Баллас вместе с остальными гребцами покинул кабак, и вся компания направилась к берегу. Гребцы мучились похмельем. Они брели к пристани, держась за головы и проклиная весь белый свет. Кого-то рвало желчью и непереваренным элем. Одни жаловались на жизнь. Другие страдали молча. Кулгроган то и дело трогал разбитые губы и болезненно кривился. Лицо его было серо-зеленоватого оттенка. Один лишь Баллас, обладавший обширной практикой пития, чувствовал себя более или менее пристойно. Он с удовольствием вдыхал морозный утренний воздух и вспоминал ласковую рыжеволосую шлюху.
Гребцы забрались на барку. Кулгроган отвязал канат, и неуклюжее судно медленно отвалило от пристани. Каждое движение весел сопровождалось стонами и охами гребцов. Даже те, кому на пути от кабака удалось удержать в себе вчерашнюю выпивку, теперь то и дело блевали в воду. Барка двигалась резкими рывками, вихляясь и раскачиваясь, что только усугубляло «морскую болезнь» похмельной команды.
К полудню, когда гребцы слегка очухались, дело пошло повеселее. Кулгроган скомандовал остановку и раздал завтрак, состоявший из хлеба и сыра, а также – для особо крепких желудков – небольших порций виски. Баллас ел с жадностью и охотно глотал крепкое пойло. Он глянул в воду, наблюдая, как мимо борта проскальзывают радужные форели, блестя на солнце серебристыми спинами.
– Жаль, что нет удочки, а? – сказал Кулгроган, присаживаясь рядом и свешивая ноги с палубы.
Баллас не ответил.
– Я иногда рыбачу помаленьку, – сообщил Кулгроган, блаженно улыбаясь. – Рыба из Мерифеда – просто объедение. Форель, плотва, карп… и щука. Ты когда-нибудь ел щуку?
– Пару раз, – невнятно отозвался Баллас.
– Она неимоверно вкусна, если правильно приготовить, – сказал Кулгроган. – Большинство людей почему-то считают, что этот речной волк не более съедобен, чем его сухопутный тезка. А зря, очень зря. Хотя, может, это просто отговорка? Щуку ведь не так просто поймать. Подцепи ее – и битва только начата. Говорят, что на юге, где вода теплее, щука вырастает здоровенной, что твоя акула. Только сунься в реку – и она, чего доброго, откусит тебе яйца. Известны случаи, когда щуки нападали на собак и даже на оленей. Можешь себе представить?
Баллас промолчал. Он наблюдал за форелями, скользившими у самой поверхности воды.
– Ты не очень-то разговорчив, да? Даже за выпивкой от тебя слова было не дождаться, – заметил Кулгроган.
– Моя сестра умирает, – отозвался Баллас, внезапно вспомнив выдуманную им ложь. – Я, может, и не застану ее в живых. Трудно отвлечься от этих мыслей…
Кулгроган покаянно вздохнул.
– Прости. Я за всеми делами и позабыл про твои печальные обстоятельства. Ладно, не буду мешать. – Он поднялся и отошел к другим гребцам.
Баллас жевал кусок сыра и думал о Редреате. Что он будет делать, когда доберется туда? Стоит ли и дальше жить бродягой? До конца дней болтаться из города в город и от деревни к деревне. Сумеет ли он таким образом запутать следы и осложнить жизнь преследователям? Или только навредит самому себе? Куда бы Баллас ни пришел – везде он будет чужаком, недостойным доверия. Люди будут коситься на него, он привлечет слишком много ненужного внимания… Так, может быть, лучше осесть в каком-нибудь захолустье? Подальше? Там, где власть Церкви Пилигримов не так сильна?
Баллас понимал, что такого места в Друине нет. Как сказал Герак, возможности Церкви безграничны. Ей служат не только стражи, не только священники. Любой обыватель с готовностью сделается агентом Магистров, надеясь – и небезосновательно – на достойную награду и отпущение грехов.
Баллас почесал в затылке.
– Возможно, мне конец, – пробормотал он, глядя в небо. – И может быть… может быть, это не так уж важно.
День клонился к вечеру. Барка скользнула в узкий канал. На правом берегу серебристые ивы склоняли к воде тонкие гибкие ветви. Все вокруг было спокойно и тихо, и ничто не предвещало беды – когда вдруг в единый миг тишина сменилась жужжанием и свистом. Что-то темное промелькнуло перед глазами Балласа. С берега донеслись крики и топот сапог.
Баллас поспешно обернулся.
Из-за ив выскакивали священные стражи, уже накладывая на тетивы луков новые стрелы. Один из гребцов неподвижно лежал на палубе: стрела вонзилась ему в горло. Кое-кто был ранен. Деревянные скамьи окрасились кровью. Баллас ничком распластался на палубе – и вовремя. Шесть новых стрел полетели в сторону барки. Одна попала гребцу в живот, другая угодила в глаз. Не издав ни звука, несчастный рухнул в воду. Баллас выругался.
На берегу стражи снова накладывали стрелы на тетивы – все, кроме одного. Этот держал на ладони стеклянную сферу, наполненную темной вязкой жижей. Из шара торчал подожженный фитиль. Страж размахнулся и метнул свой снаряд в барку. Он разбился о палубу, разбрызгав горючую жидкость. Вспыхнул огонь. Ближайший гребец получил свою порцию темных брызг; на нем загорелась одежда. Дико завопив, он кинулся к борту, но тут же ему под левую лопатку вошла стрела, и гребец рухнул на палубу.
Баллас ползком продвигался к борту. Выглянув, он увидел, что стражи вынимают из колчанов новые стрелы. Это был удачный момент. Баллас одним прыжком подскочил к борту, перевалился через него и шлепнулся в воду.
Вода была обжигающе холодна. Баллас беспомощно забарахтался, чувствуя, как заливает нос и рот. Его охватила паника. Отчаянным рывком он выскочил на поверхность и уцепился за корпус барки, сунув пальцы в щель между досками. Внезапно сверху свалился кто-то из гребцов, а через пару секунд рядом с ним из воды вынырнул еще один. Баллас покосился на него. Это был худой остролицый человечек; вчера в кабаке его называли… какое-то птичье прозвище… Воробей, что ли? Точно, Воробей. Он ухватился за обшивку, соскользнул, ушел под воду, потом слова вынырнул, с трудом переводя дыхание.
– Великие Пилигримы! – прохрипел он, отыскав щель между досок. – Что происходит? Почему стражи на нас напали? – Он посмотрел на Балласа диким, почти безумным взглядом. – Они пытаются нас убить! Я не желаю умирать! – Воробей трясся, как в лихорадке. С палубы слышались крики. Доносился запах горящего дерева – и паленого мяса. Воробей принюхался и застонал.
– Я не хочу умирать, – повторил он. Баллас задумался.
– Делай как я скажу – и останешься жив. Ты плавать умеешь?
Воробей кивнул.
– А оружие у тебя есть? Воробей снова кивнул.
– Нож, – пробормотал он. Потом, осознав смысл сказанного, в ужасе округлил глаза. – Что ты задумал? Ты хочешь… собираешься с ними драться?!
– У нас нет выбора, – отозвался Баллас.
– Ты с ума сошел, – безнадежно заявил Воробей. – Их не просто больше – они стражи. И ты думаешь, что разделаешься с ними, как с тем мужиком в кабаке? Как же! – Он покачал головой. – Нужно просить пощады. Почему… Что мы сделали дурного?
– Проси, если хочешь, – буркнул Баллас. – Только они никого не помилуют. Ты же видишь: они явились убивать. Не знаю уж, за что и почему, но тем не менее… – Он обернулся ко второму гребцу. – Как тебя зовут?
– Гаруллон.
– Оружие есть?
– Только нож. Короткий и довольно тупой. Но им можно убить, если очень надо.
– Очень. – Баллас посмотрел в сторону берега. Барка уже миновала участок, заросший ивами. Берега были голыми, впереди над рекой вздымалась арка моста. – Как только мы выберемся на землю, – сказал Баллас, – они перейдут мост и нападут на нас. Надо приготовиться. Мост узкий; если столкнемся там, стражи смогут драться только по двое. Такое соотношение сил мне больше нравится.
– Даже если и так… – неуверенно начал Воробей. Баллас бросил взгляд на Гаруллона.
– Ты готов?
Тот молча кивнул.
– А ты? – спросил Баллас, оборачиваясь к Воробью. Глаза гребца были закрыты, губы неслышно шевелились.
Он молится, понял Баллас. Священные стражи, служащие Церкви Пилигримов, готовятся убить его. А он просит Четверых о помощи и милосердии… Воробей открыл глаза.
– Я готов.
– Тогда вперед. Вылезаем на берег – и немедля на мост. Деритесь как бешеные, ясно вам?
Двое гребцов кивнули.
Они доплыли до берега и припали к земле, готовые в любой момент сорваться с места. Несколько секунд гребцы медлили, глядя друг на друга. В глазах Воробья Баллас видел страх. Он был непривычен к таким приключениям. Гаруллон тоже нервничал, однако держал себя в руках. Баллас прекрасно понимал, что оба гребца умрут. И это было необходимо – если Баллас хочет получить свой шанс на побег.
– На счет «три», – сказал он. – Раз, два… три!
Воробей и Гаруллон выскочили на берег. Баллас оставался в воде, не сводя глаз с лучников на противоположной стороне реки. Они уже натягивали тетивы. Миг – и стрелы взвились в воздух. Одна ударила Воробья в шею, вторая воткнулась ему в бок. Он вскрикнул. Потом охнул Гаруллон: стальной наконечник пронзил его грудь. Оба гребца упали на землю. Гаруллон скорчился на берегу, Воробей медленно соскользнул в воду.
Теперь – пока стражи доставали из колчанов новые стрелы – у Балласа было несколько безопасных секунд. Он выскочил на берег и рванул к мосту. Стрела просвистела перед его лицом. Баллас ничком рухнул на землю. Острый наконечник клюнул его в плечо над лопаткой. Охнув, Баллас приподнялся и привалился к перилам моста. Потом замер.
К нему приближались трое стражей, на бегу вынимая мечи. Когда их разделяло около десяти ярдов, стражники замедлили шаги.
– Это он, – сказал один. Крохотные зеленые глазки сверкали из-под кустистых бровей. Страж обозрел Балласа и рассмеялся. Странно невинный звук. – Великие Пилигримы, это же он! Подходит под описание – тут без вопросов. – Он перевел взгляд на горящую барку, медленно дрейфующую по реке. – Сказано, что, когда придет День Воздаяния и мировой пожар охватит землю, из пламени выберутся лишь люди чистые сердцем и тараканы… Интересно, он кто – таракан или святой?
– С виду не слишком-то благочестив, – хмыкнул другой страж.
– Это точно, – пробормотал зеленоглазый. Шагнув вперед, он стукнул Балласа в рукоятью меча в челюсть. Баллас тяжело осел на перила моста. – Скажи мне: что за преступление ты совершил? За тобой гоняются все стражи Друина. В чем ты провинился? Насрал в храме Соритерата? Оттрахал Благого Магистра?
Баллас молча переводил взгляд с одного противника на другого.
– Да ладно, брось, – рассмеялся зеленоглазый страж. – Можешь говорить совершенно свободно. Что ты теряешь? Все равно скоро умрешь. Облегчи душу.
Баллас молчал.
– Ну что ж… – Страж вздохнул. – Какая, в сущности, разница? Я думаю, мы и так скоро узнаем. Когда твоя голова окажется в Сакросе, Церкви больше не придется держать эту историю в секрете. – Он поднял меч, целя Балласу в шею.
– Я напал на Благого Магистра, – внезапно сказал Баллас.
Меч застыл в воздухе; страж замер.
– Что-что ты сделал? – переспросил он.
– Отхватил Магистру пол-лица, – спокойно отозвался Баллас. – Одним ударом очень острого оружия… Не знаю, убил я его или нет. Думаю, Церкви по карману пригласить лучших лекарей Друина. Так что, возможно, он до сих пор не отправился на прогулку в Лес Элтерин.
Меч стражника медленно опускался, пока его кончик не коснулся земли, но изумленный владелец, кажется, ничего не заметил.
– Как это случилось? Расскажи-ка.
– Все очень просто, – усмехнулся Баллас. – Несколько дней назад меня приговорили к казни на Дубе Кары. Затея мне не понравилась, и я сбежал. Благой Магистр хотел меня остановить – что мне оставалось, кроме как напасть на него?
– Что-то не верится, – сказал страж. Однако видно было, что история произвела на него впечатление. – В Соритерате ничего не говорилось о ранении – или тем более смерти – Магистра.
– Это одна из тех историй, – хмыкнул Баллас, – которую Церковь предпочла бы держать в секрете. Не так ли?
– А есть и другие? – заинтересованно спросил страж.
– Есть-есть. Магистры держат в Сакросе ручного лективина. Он помогает им при казнях на Дубе Кары. Пытает душу приговоренного при помощи магии.
Страж разинул рот.
– Не может быть…
Вскочив на ноги, Баллас выхватил кинжал из-за пояса стражника и пырнул его в живот. Поймал меч, выпавший из ослабевшей руки, и ринулся в атаку. Двое оставшихся стражей в первый миг подались назад, однако быстро взяли себя в руки. Баллас ждал. Стражи кинулись на него. Баллас парировал удар меча и пнул подбежавшего стража в живот. Тот согнулся, и клинок Балласа опустился ему на шею. Кровь фонтаном хлынула из разрубленных артерий, голова покатилась по мосту.
Баллас бросил быстрый взгляд на берег. Трое лучников натягивали тетивы. Последний оставшийся на мосту страж попятился и бросился бежать. Баллас одним прыжком догнал его и сбил с ног. Потом рубанул по запястью. Страж вскрикнул и выпустил меч. Вздернув его на ноги, Баллас ухватил стража поперек туловища и приставил кинжал к его глазнице.
– Будешь моим щитом, – проворчал он, покосившись на лучников. – Не дергайся – и останешься жив. Понял?
– Д-да, – выдохнул раненый.
Прикрываясь стражем, Баллас начал отступать к дальнему берегу. Лучники не сводили с него глаз, однако медлили. Двое опустили оружие, третий же слегка сместил прицел, направив наконечник стрелы в лицо Балласа.
– Не дури, Харен! – крикнул пленник. – Не вздумай стрелять!
– Я никогда не мажу, – отозвался лучник. – Всажу стрелу ему в глаз – и дело с концом.
– Ты в меня ее всадишь!
– Не бойся, – отозвался страж, – все будет в по… Баллас ткнул своего пленника кинжалом в глаз и прянул вбок. Раненый взвыл от боли. От неожиданности Харен спустил тетиву, не прицелившись толком. Стрела воткнулась под ребра его незадачливому товарищу. Остальные лучники, не двигаясь с места, молча взирали на бой. Несколько минут назад они уверенно нападали; теперь Баллас ощущал их страх. Единственный противник уложил троих. Стражи вдруг поняли, что уязвимы, и решительности у них сильно поубавилось. Несколько секунд прошло в молчании. Потом лучники повернулись и кинулись к своим лошадям, привязанным под ивами. Баллас проводил их взглядом.
Краем глаза он вдруг заметил еще одного человека – толстенького лысого священника верхом на черной кобыле. Определенно Баллас где-то уже видел его… Ну да! В кабаке. Священник не заплатил по счету, и кабатчик его окликнул.
Толстяк посмотрел на удирающих стражей, ударил лошадь каблуками и поскакал прочь от реки. Баллас размахнулся и запустил меч ему вслед. Клинок плашмя ударил священника по затылку. Тот опрокинулся в седле и неуклюже сполз на землю.
Баллас подошел ближе. Священник лежал на спине. Он тяжело дышал, глядя в небо широко распахнутыми глазами, однако не двигался с места и не делал попыток подняться. Баллас озадаченно созерцал его.
– Помоги мне, – сказал вдруг священник. – Пожалуйста! У меня ноги отнялись… и руки тоже. Я ничего не чувствую. И не могу Двигаться.
– Помочь? – переспросил Баллас. – А с какой стати? Ты ведь приехал посмотреть, как эти стражи убьют меня. Разве нет?
Священник скривился.
– Я не знаю, в чем ты провинился, но в любом случае замолвлю за тебя словечко. Помоги мне – и избавишься от преследований Церкви.
– Так ты большая шишка? – прищурившись, спросил Баллас.
– Да, да! В один прекрасный день я стану Магистром.
– Врешь, скотина. – Подобрав меч, Баллас ударил священника в горло. Старик дернулся и затих. Глаза его начали стекленеть.
Баллас присел и снял с пояса мертвеца увесистый кошелек. Внутри нашлось несколько золотых монет. Сунув кошелек в карман, Баллас вернулся к реке – и тут увидел Кулгрогана. Капитан выбрался из воды, огляделся по сторонам и сплюнул на траву. Баллас остановился. Они посмотрели друг на друга.
– Ты жив, – сказал Кулгроган и оглядел поле боя. – А другие – нет. – Он посмотрел на реку, где догорала его барка, похожая на языческую погребальную ладью. – И почему же стражи напали на нас?
– Ты меня спрашиваешь? – Баллас чуть приподнял брови. – Откуда я знаю? Возможно, по ошибке…
– Я вез обычный груз, – растягивая слова, проговорил капитан. – Шелка, вино, немного серебра. Все легально. Ничего запретного. А они убили моих гребцов и сожгли мое судно! Не понимаю, в чем… Берегись!
Баллас резко обернулся. На него кинулся окровавленный страж. Каким-то чудом он до сих пор не умер. Оскользнувшись на траве, Баллас полетел с ног. Страж взмахнул кинжалом, целя ему в горло, – и отлетел назад от удара Кулгрогана. Капитан с размаху врезался в него плечом и свалил с ног. Выхватив кинжал из руки стража, Кулгроган ударил его в сердце. Страж дернулся и наконец-то затих. Кулгроган встал на ноги.
– Сильный малый, – сказал он, разглядывая мертвеца. – Глаз выколот, рука перерублена, стрела в груди, а туда же – драться.
Баллас тоже поднялся.
– Может, и по ошибке, – задумчиво протянул капитан. – Но теперь мы действительно стали преступниками. – Он кивнул на тела. – За убийство стража… Ого! – Взгляд Кулгрогана упал на труп священника. – Час от часу не легче. Ну все, приятель, нам крышка.
Вдали раздался гулкий раскат грома. Небо на горизонте осветилось вспышкой молнии. Кулгроган рассмеялся.
– Мы прогневали бога-создателя… Нет, хуже: мы прогневали Церковь. Куда же нам теперь податься?
Баллас смерил его задумчивым взглядом.
– Я не уверен, что мне нужна компания.
– Я тоже, – отозвался капитан. – Но у нас нет выбора, друг Геднер. Мы теперь повязаны одной веревочкой. И безопаснее путешествовать вместе. Вдобавок ты ранен… Что там у тебя с плечом, дай-ка я погляжу. – Он зашел Балласу за спину. – Однако! Распороло до кости.
– Заживет, – буркнул Баллас.
– Надо зашить, – отозвался Кулгроган. – А тебе самому до нее не дотянуться. Слушай, час поздний, и поднимается буря. Неплохо бы нам найти укрытие. Там разберемся с твоей раной, а потом подумаем, что делать дальше.
Баллас признал, что капитан, пожалуй, прав. Ему нужно обработать рану. А еще, если стражи вернутся, он будет не один… Баллас посмотрел на реку. Барку уже унесло течением. Дым и запах гари помаленьку рассеивались. Лишь на противоположном берегу лежал Гаруллон с торчащей из спины стрелой. А возле берега покачивалось на волнах тело Воробья.
Баллас и Кулгроган обшарили карманы убитых стражей, забрали все мало-мальски ценное, прихватили двух лошадей и повернули на север.
Стихия разбушевалась не на шутку. Как и предсказывал Кулгроган, началась буря. Ночное небо то и дело озарялось вспышками молний. Зарядил дождь; ветер бил в лицо, не давая вдохнуть. Кулгроган зябко ежился и вполголоса баловался на жизнь. Баллас угрюмо молчал.
В конце концов они отыскали пустой коровник на заброшенной ферме. Сперва сунулись было в дом – но он оказался плохим укрытием от непогоды. Крыша давно развалилась, и над гнилыми стропилами виднелось пасмурное ночное небо. Комнаты заливало дождем. А вот хлев оказался цел. Под гнилым навесом возле дома Баллас отыскал несколько вязанок не успевшего вымокнуть хвороста. Вскоре на каменном полу коровника заполыхал небольшой, но веселый костерок.
В седельной сумке одного из стражей нашлись медикаменты – в том числе игла, шелковые нитки и толченые травы, которые при смешении с водой становились дезинфицирующей мазью. Кулгроган накалил иглу на огне и заштопал Балласу разорванное стрелой плечо. Потом они достали из сумки несколько кусков вяленого мяса и, разогрев над огнем, съели.
В той же седельной сумке отыскалась и карта Друина. Баллас расстелил ее перед костром и принялся рассматривать зеленые пятна лесов, синие ленточки рек и коричневатую паутину дорог.
– Строишь планы, а? – спросил Кулгроган. Баллас поднял глаза.
– Моя сестра умирает, – отозвался он. – Мне нужно попасть в Редреат. Ничего не изменилось.
– А вот я прямо даже и не знаю, что теперь делать, – сказал капитан. – До нынешнего дня у меня была масса планов. Я погонял бы свою развалюху по Мерифеду еще годков эдак пять, а потом ушел бы на покой. У меня отложено немного денег – на безбедную старость не хватило бы, но если с умом вложить их в какое-нибудь дело, можно было бы жить… Я собирался найти себе хорошую молодую жену, она родила бы мне штук шесть крепких детишек. А теперь… – Кулгроган вздохнул. – Я убил стража. И все переменилось в единый миг.
– Никто, кроме меня, не видел, как ты его прикончил.
– Оно, конечно, так, – сказал Кулгроган – без особой, впрочем, уверенности. – И знаешь: все-таки я никак не могу понять, почему на нас напали. Неужели Церковь охотилась за мной? Ладно, я не святой. У меня много грехов. Я прелюбодействовал – и изрядно; на моей совести сотня… если не тысяча обманутых мужей. Может, у кого-то из них были влиятельные друзья? Священник, например. Или Слуга Церкви. Если кто-то пожаловался властям…
– Вряд ли, – тихо хмыкнул Баллас. – Это не такие уж большие грехи. Они не угрожают благополучию Церкви.
Кулгроган только вздохнул.
Баллас снова углубился в карту. Взгляд его скользил от северных гор к южному побережью, от вересковых пустошей к болотистым низинам. Баллас знал, что не сможет убегать вечно. Стражи будут преследовать его, пока не схватят или не убьют. И если он останется в Друине, рано или поздно его найдут.
Баллас поднял глаза. Кулгроган в упор смотрел на него.
– Что-то не так? – спросил Баллас.
– Нет. – Капитан беспечно пожал плечами. – Устал немного – вот и все. У нас был тяжелый день… – Он зевнул. – Мне надо поспать.
Баллас и сам чувствовал, что поспать бы не худо. Привалившись к стене хлева, он смежил веки и уже погрузился в мягкую полудрему, как вдруг перед глазами вспыхнул ослепительно яркий сине-серебряный свет. Баллас подскочил как ужаленный и оглядел полутемный сарай, освещенный лишь углями догорающего костра. Все было тихо. Он перевел дыхание.
– Молния, – пробормотал Баллас. – Вот и все. Усталость навалилась с новой силой. Баллас закрыл глаза и уснул.
Его разбудил утренний холод и бледный свет зари, пробивающийся сквозь щелястые стены коровника. Баллас сел и протер глаза. Кулгроган спал, свернувшись клубочком в углу и подложив кулак под щеку. Стояла тишина. Но что-то было не так.
Баллас поднялся на ноги. Он проспал всю ночь, однако чувствовал себя вялым и невыспавшимся, будто вовсе не сомкнул глаз. Его не оставляло смутное беспокойство – и наконец Баллас понял: ему снился сон. Он не мог восстановить его содержание, однако помнил, что сон был странным и тревожным. Баллас нахмурился. Неясные картины плавали где-то у самой поверхности сознания – но неизменно ускользали. Это изрядно раздражало Балласа, однако, как он ни силился припомнить, ничего не выходило.
В конце концов, отчаявшись, Баллас махнул рукой на сон и направился к двери, намереваясь выйти на улицу и отлить, – но тут же остановился. Он уловил неясное движение снаружи сарая. Тихо выругавшись, Баллас выглянул в щелку. Перед дверью стояли двое стражей, сбежавшие вчера с поля боя. Однако сегодня они сменили свои короткие луки на грозные тяжелые арбалеты.
Баллас поспешил разбудить Кулгрогана. Зажав капитану рот, он тряхнул его за плечо. Кулгроган открыл глаза и непонимающе уставился на Балласа.
– Они нашли нас, – прошептал тот, убирая руку.
– Стражи?
– Те двое, что вчера сбежали, – кивнул Баллас. – Видно, им очень не хочется возвращаться к Магистрам с пустыми руками.
– Что будем делать?
– Драться.
– Тебе-то легко говорить, – проворчал Кулгроган. – Ты вон какой здоровый бычина. Но я? Я человек мирный и в таких делах не мастак. – Он выглянул в щель. – Святые Пилигримы! Да у них арбалеты. Я однажды видел такую штуку в действии. Стрела прошивает насквозь голову взрослого кабана. Вроде бы арбалеты запрещены Церковью.
– Угу. Запрещены. – Баллас огляделся по сторонам в поисках какого-нибудь оружия. В углу он увидел вилы. Зубья заржавели, но были довольно острыми. Баллас взвесил вилы на руке.
– Найди себе что-нибудь, – сказал он Кулгрогану. Тот не двинулся с места.
– Что мы можем сделать? У них арбалеты. Как только откроется дверь, нас продырявят насквозь. Можешь что-нибудь придумать, здоровяк?
– Есть одна мысль, – отозвался Баллас.
– Ну-ну, – проговорил Кулгроган странным голосом.
Тем не менее он отошел от стены и оглядел коровник, разыскивая себе оружие. Баллас выглянул в щель. Стражи тихо переговаривались; очевидно, обсуждали план атаки. Однако у Балласа и впрямь зрела идея. Стражи нервничали. Даже сейчас их арбалеты были нацелены на дверь сарая. Баллас полагал, что, если дверь внезапно откроется, по крайней мере один из них от неожиданности спустит крючок. Возможно – и оба, но лучше перестраховаться. Второму стрелку понадобится настоящая цель – живой, реальный враг.
Баллас покосился на Кулгрогана. Капитан отыскал обломок доски, который мог успешно сыграть роль дубинки.
– Сойдет? – спросил он.
– Угу, – отозвался Баллас, зная, что капитану не представится возможности пустить оружие в ход.
В сарае было холодно, и все же на лице капитана блестели капельки пота.
– Стражи еще там? Где они стоят? Баллас выглянул в щель.
– Там же, где и… – Тяжелый удар по голове швырнул его на стену. Кулгроган стоял рядом, держа оружие наготове.
– Ты что… – начал Баллас.
Капитан с силой врезал ему по лбу. Баллас повалился на пол.
– Тебе нельзя доверять, – сказал Кулгроган. – Жаль, Гаруллон и Воробей не поняли этого вовремя. Они решили, что ты и правда поможешь им сбежать. – Новый удар пришелся Балласу по скуле. – А на самом деле были просто мишенью для стрел. Их смерть дала тебе несколько секунд форы. Я все видел. А сейчас, надо думать, ты собираешься так же использовать меня. Не выйдет, приятель.
Капитан хорошенько пнул Балласа в пах, бросил доску и направился к двери.