Очень быстро характер поцелуя изменился, и чувственный восторг захлестнул Полли. Ее тело словно пробудилось от спячки. Полли машинально гладила его густые шелковистые волосы и еще ближе приникла к Раулю, в отчаянии приглашая его к большему, чему поцелуй был лишь прелюдией. В этот момент в ее затуманенное сознание пробился посторонний жужжащий звук.

Пробормотав что-то по-испански, Рауль отстранился от Полли и вскочил с кровати. Он достал из кармана мобильный телефон, и, прежде чем приложил его к уху, до Полли донесся визгливый женский голос.

— Через минуту я спущусь, — коротко бросил он в трубку и отключился. — Извини, но я должен идти. Я забыл, что в машине меня кое-кто ждет. — Непослушными пальцами он попытался пригладить взъерошенные черные волосы, не спуская сверкающих глаз с Полли. Губы, такие нежные еще минуту назад, сжались в жесткую линию. — Скоро увидимся. Спокойной ночи.

Он стремительно вышел из комнаты. В ту же секунду Полли откинула одеяло и встала с кровати. Неуклюже переваливаясь, она поспешила к окну, которое выходило на главную подъездную аллею клиники. Полли увидела лимузин… и красивую блондинку в коротком блестящем платье малинового цвета, облокотившуюся на капот. Вдруг женщина засуетилась, меняя позы, и, наконец, застыла в картинно-неудобном положении, как модель на автошоу. Тут же стала ясна причина суеты — из двери клиники вышел Рауль. Блондинка бросилась в его объятия. Онемевшими пальцами Полли опустила занавеску и отпрянула от окна. Прислонившись к прохладной стене, она обхватила руками дрожащие плечи, чувствуя себя больной, неуклюжей и снова жестоко обманутой.

Итак, сегодняшний вечер Рауль проводит в компании своей очередной Барби. Сейчас они направляются либо в один из ночных клубов, чтобы повеселиться, либо в более интимное местечко, чтобы заняться любовью. Полли никак не могла поверить, что Рауль мог быть настолько циничным, что заехал проведать ее в разгар свидания с другой женщиной. При этом вел себя с Полли так расслабленно и непринужденно, словно никуда не торопился.

Полли чувствовала себя отвратительно, ругая за слабохарактерность и глупость. «Такая впечатлительная, такая легкоранимая. Все твои защитные барьеры против Рауля Зафортезы не выдержали даже первой атаки, первого поцелуя». Впрочем, поцеловал-то он ее не потому, что она, Полли, его привлекает. Ничего подобного! Правда, обидная и горькая, заключалась в том, что Рауль впервые почувствовал, как шевелится его ребенок в ее лоне. Это было волнующее и очень интимное событие для них обоих. В первый раз они по-настоящему разделили что-то, связанное с их ребенком. Рауль, будучи по-южному очень темпераментным и пылким мужчиной, просто среагировал таким образом на происшедшее. Поспешность его ухода лишь доказывала, что он тут же пожалел о случившемся. Полли не сомневалась, что Рауль никогда больше не допустит в их взаимоотношениях ничего подобного.

Но этот страстный ночной поцелуй перевернул все ее существо. Пусть она никогда не была по-настоящему близка с мужчиной, она не настолько наивна, чтобы не понимать, что с ней происходит в присутствии Рауля. Сексуальное влечение, искушение, желание… Однако все эти чувства не являются синонимами любви и уважения.

Она убила свою любовь к Раулю в тот ужасный день в Вермонте, когда узнала о его вероломном обмане. Но сложность и запутанность их нынешних взаимоотношений повергала ее в смятение. Они не были ни супругами, ни любовниками, а она ждет от него ребенка… Они даже не друзья. Кто же они друг другу?

На следующее утро медсестра внесла в палату великолепный букет, с придыханием сообщив, что его прислал Рауль Зафортеза. Полли попросила отнести цветы в другую палату. Ей не хотелось, чтобы это напоминание о Рауле целый день находилось перед ее глазами, да еще и пахло.

Он позвонил в обед.

— Как ты?

— Кручу тройное сальто, — резко ответила девушка. —И заодно листаю свой ежедневник, не в силах решить, куда и с кем отправиться сегодня вечером. Мне действительно необходимо оставаться здесь?

— Доктор Биван настаивает на этом. Послушай, на следующей неделе я буду в командировке. Я оставлю тебе номер мобильного телефона, по которому ты сможешь найти меня в любое время.

— Не думаю, что возникнет такая необходимость. Я нахожусь под непрерывным медицинским наблюдением, повязанная по рукам и ногам.

— О'кей. Тогда я позвоню тебе… Полли сделала глубокий вдох.

— А если я попрошу не звонить?

— Я не люблю вести подобные разговоры по телефону. — В протяжном голосе появились угрожающие нотки. — Очень женский способ объявления войны.

— Это не война. Мне нужно немного свободы, я задыхаюсь! — в отчаянии воскликнула Полли. — Послушай, в моих словах есть смысл. Пусть ты отец моего ребенка, но ты сам говорил, что нас с тобой ничего не связывает, ни-че-го!

— Поговорим об этом, когда я вернусь из Парижа. Еще минуту после того, как раздались гудки отбоя, Полли продолжала сжимать трубку. Она не желает его видеть, не желает слышать его голос! Девушка сердито смахнула навернувшиеся слезы. И плачет она вовсе не из-за Рауля, просто все беременные женщины слишком эмоциональны и плаксивы.

Утром неделю спустя Полли надела свободное платье из красного джерси и как раз сражалась в ванной комнате с непослушными длинными локонами, когда раздался стук в дверь. Она вышла из ванной со щеткой в руке да так и замерла в неудобной позе, увидев в дверях Рауля.

Сердце-предатель в ее груди радостно подпрыгнуло. Он был неотразим в темно-синем в едва заметную полоску костюме, явно сшитом на заказ и подчеркивающем все достоинства его высокой, плечистой фигуры. У Полли перехватило дыхание. Как же, оказывается, она соскучилась по нему! Казалось, что с последней их встречи минула целая вечность. Ей так хотелось подойти поближе и прижаться к нему, что лишь неимоверным усилием воли она заставила себя остаться на месте.

Рауль сам сделал несколько шагов навстречу. Подойдя, он забрал щетку из ее ослабевших рук и, ласково взяв за плечи, развернул Полли к себе спиной. Несколькими мягкими движениями он расчесал ее спутавшиеся волосы и вернул щетку.

— Я хочу извиниться за свое поведение в нашу последнюю встречу, — прошептал он прямо ей в ухо.

Полли напряглась. Она видела отражение Рауля в зеркале, висевшем в ванной комнате. Он был абсолютно серьезен, но его золотистые глаза излучали мягкий свет, когда он оценивающим взглядом окидывал ее лицо и фигуру.

Кровь бросилась Полли в лицо, но она заставила себя рассмеяться.

— Ради Бога, — сказала она с напускной легкостью, —тебе не за что извиняться. Это был всего лишь поцелуй… Велика важность!

Яркая вспышка промелькнула в темных глазах Рауля, но он тут же прикрыл их веками. Чувственные губы насмешливо искривились.

— Не хотела бы ты пообедать со мной где-нибудь вне клиники?

Полли почувствовала, что невольно расплывается в улыбке. Неожиданное предложение сулило возвращение в нормальный мир хоть на несколько часов.

— С удовольствием!

В фойе они столкнулись с Дженис Грей.

— Генри сказал, что ты не вернешься к нам. — При этих словах она бросила многозначительный взгляд на Рауля. — Я слышу звон свадебных колоколов или мне кажется?

Полли побледнела, а затем кровь расплавленной лавой залила ее шею и щеки.

— Уверен, Полли будет держать вас в курсе событий, миссис Грей, — прервал затянувшуюся паузу Рауль. —Эта дамочка — крепкий орешек, — заметил он несколько минут спустя, помогая Полли сесть в лимузин. — Как я понял, ты не стала посвящать ее в то, как на самом деле обстоят дела. Но почему ты выглядела такой растерянной?

— Дженис была добра ко мне… Но я понимаю, что она ничего не стала бы делать, если бы не знала о наследстве. Она не может понять, почему я с радостью не ухватилась за предложение Генри выйти за него и получить деньги по завещанию. Дженис решила, что я очень глупа и недальновидна.

— Тебе нет необходимости идти на такую жертву. В любом случае ты еще очень молода, чтобы думать о замужестве.

Рауль, оказывается, запланировал за обедом серьезно обсудить будущее их ребенка. Безусловно, эта проблема требовала безотлагательного решения. Хорошо, на этот раз она тоже будет спокойной и рассудительной.

— Я понимаю, о чем пойдет речь, и очень нервничаю, — честно призналась она. — Но я беременна, а не больна, поэтому не бойся, я не упаду в обморок при первых же не понравившихся мне словах. Говори, что ты собирался мне сказать. Но прежде скажи мне честно и откровенно, ты собираешься подавать на меня в суд после рождения ребенка?

— Я бы проиграл дело. — Губы Рауля искривила саркастическая улыбка. — Печально, но факт. В этой стране в нашей ситуации я не имею юридических прав на твоего ребенка.

— Правда? — Голубые глаза Полли широко раскрылись. — А как же контракт?

— Забудь о контракте. Считай, что его никогда не было. Неужели ты серьезно думала, что я стану разбирать столь личное дело в суде?

— Я гнала от себя эти мысли, — честно призналась Полли. Радость и облегчение, которые она испытала при этих словах Рауля, захлестнули ее. — Но меня все время преследовали кошмары, как меня высылают в США.

Мимолетная улыбка тронула губы Рауля.

— Никакой суд не сможет решить нашу проблему, только мы сами.

Неужели он решил, что сможет воздействовать на нее силой убеждения? Полли усмехнулась. Она знала, что уж теперь никто не сможет поколебать ее решение не отдавать своего ребенка. Но ее угнетала мысль, что, по большому счету, она обманула Рауля. А значит, они должны найти какой-то компромиссный вариант, который устроил бы их обоих.

Но откуда взяться компромиссу? Присутствие матери будущего ребенка в его холостяцкой жизни не предусматривалось. Рауль подошел к решению проблемы рождения наследника беспристрастно и по-деловому. Но что бы им ни руководило, теперь ему не стать единственным опекуном их ребенка. И честная по натуре Полли вновь испытала угрызения совести.

Рауль привез ее в свои шикарные апартаменты в Мейфэйр. Полли была потрясена и даже слегка подавлена великолепием окружающей ее обстановки. За легким изысканным обедом их тихо и ненавязчиво обслуживал слуга. Рауль развлекал ее рассказом о своей поездке в Париж. Он был остроумным и занимательным собеседником. Но, улыбаясь или весело смеясь в ответ, Полли не позволяла себе ни на секунду забыть, что однажды, в Вермонте, по своей наивности она уже купилась на обаяние сидящего напротив мужчины.

На самом деле все это — сплошное притворство! Просто у Рауля Зафортезы богатый опыт ведения светских бесед и обольщения наивных дурочек. Теперь Полли понимала, что в любой ситуации Рауль, по сути, остается закрытым для своего собеседника, умело уходя от любых личных тем. Ведь тогда, в Вермонте, она так ничего и не узнала о нем. Только то, что у него нет родных, что он бизнесмен и много ездит по миру, что родом он из Венесуэлы… Вот, пожалуй, и все.

Из-под полуприкрытых век Рауль наблюдал за Полли.

— У меня такое впечатление, что ты где-то очень далеко отсюда.

— Извини, я немного устала, — ответила Полли, чувствуя себя неловко под его взглядом.

Рауль обеспокоенно подался вперед.

— Ты можешь прилечь в одной из гостевых комнат.

— Нет… Мы должны поговорить, — стала настаивать Полли. — Я хочу покончить с неопределенностью.

Полли пересела в удобное кресло. Безмолвный слуга подал кофе. Рауль тоже вышел из-за стола и прошелся по комнате. Остановившись у окна, он развернулся и сел на подоконник.

— Не смотри на меня с таким страхом… Я чувствую себя прямо каким-то монстром. — Слова прозвучали как шутка, но взгляд Рауля был мрачен.

Полли непроизвольно сжала ручку кофейной чашки с такой силой, что побелели костяшки пальцев.

— Это не так, — искренне сказала она. — Ты оказался более терпимым и понимающим, чем я смела надеяться.

Рауль театрально развел руки и слегка поклонился. Затем его лицо снова стало серьезным, и он произнес:

— У меня есть, как мне кажется, приемлемое решение для нас обоих. Выслушай меня внимательно, — попросил он.

Полли выпрямилась в кресле и напряженно застыла.

— Основное различие между нами в сложившейся ситуации состоит в том, что я сознательно шел на то, чтобы стать отцом, а ты не собиралась оставлять ребенка себе и принимать участие в его воспитании.

Вынужденная признать его правоту, Полли нехотя кивнула.

— Ты слишком молода, чтобы стать матерью-одиночкой. Я понимаю твою привязанность к ребенку. Но если ты захочешь растить самостоятельно, то навсегда лишишься свободы, которую так ценят молодые женщины твоего возраста.

Полли исподлобья посмотрела на Рауля.

— Я все понимаю, но вряд ли я буду жалеть о том, чем никогда не обладала…

— Но ты можешь стать свободной теперь! Ты сможешь вернуться в университет и получить степень, —приводил Рауль довод за доводом. — Если ты позволишь мне забрать моего ребенка в Венесуэлу, я гарантирую, что ты сможешь часто навещать его и будешь регулярно получать отчеты и фотографии. Я соглашусь на любые условия и выполню все твои просьбы. Мой ребенок будет знать, что ты его мать. Но все это при одном условии — я буду его единственным опекуном.

— По-моему, каждый ребенок должен иметь двух родителей, — возразила Полли. — Двух, и желательно вместе.

— Это невозможно.

— Меня вырастил отец, но не было дня, чтобы я не мечтала о маминой ласке.

— Мой ребенок будет мальчиком.

— Какая разница? Я не могу представить себя отлученной от моего ребенка и хочу стать настоящей матерью. — Полли очень тщательно подбирала слова, стремясь озвучить свои самые глубокие чувства и переживания. — Я очень сожалею, что осознала это слишком поздно и нарушила условия контракта. Моим единственным оправданием может служить незнание тех чувств, которые возникли во время беременности.

— Теперь это все в прошлом. А мы должны определить наше будущее. — Рауль откинул назад свою красивую голову и несколько секунд пристально изучал девушку. — Если я правильно тебя понял, ты хочешь стать хорошей матерью и быть рядом с ребенком… Значит, ты должна поехать в Венесуэлу.

— В Венесуэлу? — воскликнула потрясенная Полли.

— Я поселю тебя в отдельном доме, у тебя будет все, что душа пожелает, и ребенок в том числе.

Полли часто-часто заморгала, затем потрясла головой, не в силах поверить тому, что слышит.

— Я не могу…

— О Боже… Будь разумна, Полли! Ты считаешь, что ребенку необходима мать, но ведь и отец ему нужен не меньше. Кроме того, этот ребенок унаследует все мое состояние, — напомнил Рауль. В его голосе звучали гордость и самодовольство.

— Деньги — это еще не все, Рауль…

— Не надо делать поспешных выводов. Я говорю не только о деньгах как таковых, а об уровне и стиле жизни, о которых ты не имеешь ни малейшего представления, — иронично пояснил Рауль, глядя, как зарделись щеки девушки от столь унизительной демонстрации превосходства. — Кроме того, посмотри на ситуацию с другой стороны. Мой ребенок — венесуэлец и должен знать свои корни, язык, обычаи, культуру. Если ты не захочешь переехать в Венесуэлу, как быть с этой проблемой? Я очень занятой человек и не смогу приезжать в Англию так часто, чтобы между мной и ребенком установились настоящие родственные взаимоотношения.

Полли ясно представила свою жизнь в Венесуэле: Рауль, оплачивающий ее счета, бесконечная вереница трудноразличимых блондинок в его жизни и, наконец, женитьба Рауля на женщине своего круга, соответствующей ему по всем статьям. Неважно, что он чувствует и говорит о женитьбе сейчас. Полли была уверена, что рано или поздно он пересмотрит свое отношение к супружеству. Так или иначе, она всегда будет аутсайдером, ни женой, ни другом, а в глазах людей — отставной любовницей, которую терпят из-за ребенка. Нет, она никогда не согласится занять унизительное место где-то на задворках его жизни. Значит, ей нужно посмотреть правде в глаза и принять единственно правильное решение.

— Рауль, я хочу остаться в Англии со своим ребенком. Я не хочу жить в Венесуэле, где ты будешь контролировать каждый мой шаг. — Несмотря на негодование, в которое повергли Рауля ее слова, Полли мужественно продолжила: — Ты, безусловно, имеешь право участвовать в воспитании ребенка, определении его будущего… Но ты, естественно, не подумал, что это и моя жизнь, мое будущее тоже! Кроме того, когда-нибудь ты все-таки женишься, у тебя появятся другие дети…

— Я скорее умру, чем женюсь! — процедил Рауль.

— Видишь ли… — Полли решила идти до конца. — Я надеюсь, несмотря на то, что буду матерью-одиночкой, встретить когда-нибудь достойного мужчину, полюбить его и выйти замуж.

— Полли, это шантаж, — осуждающе произнес Рауль. Девушка увидела, как побледнело от злости его лицо, золотистые глаза яростно полыхали. — Я не хочу, чтобы другой мужчина растил моего ребенка!

Волна гнева поднялась в груди Полли. Это бессовестное в своей прямолинейности и эгоистичности заявление потрясло ее. Неужели Рауль действительно считает, что может требовать от нее провести следующие двадцать лет жизни монахиней — одинокой, нелюбимой, никому не нужной?

Поднявшись с кресла, Полли расправила худые плечики и вздернула подбородок.

— Какой же ты эгоист! — в негодовании воскликнула она.

Удивленный этой внезапной вспышкой, Рауль пересек комнату и приблизился к ней.

— Не могу поверить, что ты осмеливаешься говорить мне подобные вещи…

— Конечно… Ты ведь сам рассказал, что окружил себя удобными людьми, которые говорят тебе только то, что ты хочешь слышать! — Полли отпрянула от него с презрительным выражением лица. — Я не принадлежу к их числу, Рауль! Ты требуешь жертв от меня, а сам? На какие жертвы и неудобства готов пойти ты ради ребенка? Молчишь? — Полли трясло от ярости. — Конечно же, известный плейбой превыше всего ценит свою драгоценную свободу, не так ли?

— А почему бы и нет? — Рауль оставался неподвижен и холоден. — Я никогда не лгал женщинам, не обещал неземной любви и постоянства…

— Знаешь, Рауль, слушая тебя, я начинаю презирать свой пол. Но больше всего я презираю тебя! — Полли почти кричала. — Значит, для тебя одни законы, а для меня — другие? Ты — лицемер с двойной моралью! Такому неандертальцу следовало бы жить в доисторическую эпоху! Ты говоришь, тебе нужен этот ребенок, но даже ради него не хочешь связывать себя никакими обязательствами, как сделало бы большинство мужчин на твоем месте. При этом ты мне предлагаешь…

— Из этой невыносимой ситуации, в которой мы оказались, есть только два выхода, и я их тебе перечислил. Я не собираюсь извиняться за то, что тебе не нравится это слышать. Такова реальность! — Каждое слово Рауля жалило, как укус змеи.

— Реальность? Ты называешь «реальностью» предоставленный мне выбор — отдать своего ребенка или жить в твоей Венесуэле монахиней на задворках твоей жизни?

Рауль бросил на девушку мрачный, негодующий взгляд.

— А ты хочешь получить лицензию на право спать когда и с кем тебе заблагорассудится?

— Не надо иронизировать. Ты прекрасно понимаешь, что я говорю не об этом.

— А я — об этом! Мне, конечно же, будет отказано в счастье разделить с тобой постель без всякой идеалистической чепухи типа заверений в вечной любви, предложения руки и сердца… Я прав? — В тигриных глазах горела ярость и, как ни странно, удовольствие. Рауль явно забавлялся шоком, в который поверг Полли разговор на столь интимную тему. — Как видишь, ни ты, ни я не можем иметь то, что хотим, поскольку мы хотим абсолютно разного!

— Я не хочу тебя… в этом смысле, — отрывисто пробормотала Полли. Ее лицо горело словно огнем.

Рауль окинул ее пристальным взглядом, раздражающе мужским и всепонимающим.

— Хочешь, еще как хочешь… Сексуальный голод существует между нами с самой первой встречи.

Полли попятилась. Она не ожидала, что Рауль знал о ее глупой влюбленности, о том, как сильно он ее привлекает.

— Нет… — выдохнула она сквозь стиснутые зубы.

— Я не хочу пользоваться своим преимуществом. Давай закончим разговор, иначе ты расплачешься.

— Не обольщайся… Я первая бросила тебя! — выкрикнула Полли. Она испытывала отвращение к Раулю, к себе, ее раненая гордость истекала кровью. — Позволь мне сказать тебе еще кое-что. Я ценю себя намного выше, чем твои белокурые Барби.

— Ты знаешь, я восхищаюсь тобой. Действительно восхищаюсь. — Голос Рауля звучал спокойно и невозмутимо. Видимо, ему удалось взять себя в руки и подавить свой гнев. — Но твои моральные принципы столь высоки, что еще в Вермонте я решил держаться от тебя на расстоянии.

— Тогда ты, наверное, уже понял, что я поеду в Венесуэлу, а ты получишь законное право заниматься воспитанием своего ребенка, только если женишься на мне, Рауль! — Полли выкрикнула эти слова с выражением отчаяния и отвращения на лице.

Рауль был напряжен как струна, топазовые глаза смотрели недоверчиво.

— Это не смешно, Полли. Сейчас же забери свои слова обратно.

— Почему? Ты хочешь, чтобы я солгала тебе? Сказала, что имею в виду что-то другое? — требовательно, почти грубо допытывалась Полли. Ее лицо пылало, она нетерпеливым жестом отбросила волосы со лба. — Я честна с тобой, Рауль. Если я останусь в Англии, то буду распоряжаться своей жизнью, и ты не будешь иметь право вмешиваться в нее. В Венесуэлу же я поеду только в качестве твоей жены!

— Ты не можешь говорить это всерьез, — убежденно сказал Рауль.

Полли пристально посмотрела на него. Клокотавшие в ней гнев, обида, горечь готовы были взорваться.

— Я говорю абсолютно серьезно. Хочу посмотреть, чем готов пожертвовать ты, требуя от меня пожертвовать всем! В чем разница между нами? Я не так богата и могущественна, как ты? Или в том, что я хочу стать настоящей матерью нашему ребенку и жить полноценной жизнью, а ты убежден, что я — всего лишь досадное приложение к твоему ребенку, не имеющее никаких прав?

Рауль отпрянул от нее, словно она ударила его. Лихорадочный румянец медленно заливал его шею и высокие скулы.

— Я отвезу тебя в клинику, — более мягко, чем обычно, произнес Рауль. — Нет смысла продолжать разговор.