— Полли, пожалуйста, позволь докторам сделать то, что они считают нужным.

Полли с трудом открыла глаза и попыталась сфокусировать взгляд на Рауле.

— Я не хочу уснуть и проснуться в Венесуэле… Ты думаешь, я не знаю, на что ты способен? — На эти слова ушли остатки ее сил.

— Я никогда не нарушал закон!

— Но ты пойдешь на все, чтобы заполучить этого ребенка.

Повисшая тишина была тяжелой и осязаемой. Рауль смотрел на девушку сверху вниз, его глаза метали молнии, но, когда он заговорил, голос звучал ровно.

— Ты плохо себя чувствуешь, Полли. Ты отказываешься верить мне и здешним докторам, но подумай о ребенке. Поставь его интересы превыше всего, прошу тебя. — Дыхание Рауля было неровным, он словно с трудом выдавливал из себя слова.

На измученном лице Полли появилось выражение обреченности. Она молча кивнула головой и отвернулась к стене. Через минуту она почувствовала легкий укол в руку и медленно поплыла по волнам своей памяти. Она будто смотрела фильм о себе.

Ее первое детское воспоминание — отец кричит на мать, а мама плачет. Когда ей исполнилось семь лет, мама ушла. С тех пор каждый раз, когда маленькая Полли спрашивала о маме, отец впадал в бешеную ярость. Вскоре девочку отправили жить к крестной матери. Именно Нэнси Лиуорд доходчиво объяснила девочке, что ее мама Ли совершила непростительную глупость — сбежала с другим мужчиной. Вскоре родители развелись официально, а девочке сказали, что скоро, очень скоро папа разрешит и мама приедет навестить ее.

Однако Ли так никогда и не приехала. Нэнси заменила ей мать, подарила материнскую ласку и заботу. И только когда Полли исполнилось двадцать и она приводила в порядок бумаги отца спустя несколько дней после его похорон, девушка обнаружила пачку писем, в которых мать умоляла разрешить ей увидеться с дочерью.

Оказалось, что Ли уехала в Нью-Йорк и вышла замуж за своего любовника. Она много раз прилетала в Англию, хотя с трудом могла позволить себе такие расходы. Ли предпринимала попытку за попыткой повидаться с Полли, но озлобленный экс-супруг каждый раз находил возможность помешать этому. Полли переводили из одной школы-интерната в другую, не сообщая матери адреса. Двадцатилетняя Полли была потрясена этим открытием и в то же время была рада найти доказательства того, что мать любила ее и никогда не забывала.

Она полетела в Нью-Йорк и встретилась с матерью. Второй муж Ли умер незадолго до этого, а сама она выглядела слабой, больной, намного старше своих лет. Тяжелая одышка свидетельствовала о серьезном заболевании сердца. Ли давно уже жила на пособие по социальному обеспечению, ее медицинская страховка была полностью исчерпана. Уставший доктор из местной больницы, наблюдавший Ли, неохотно сообщил девушке, что возможность помочь ее матери в принципе существует, но такую уникальную операцию делает некое мировое светило в собственной клинике, поэтому стоит она огромных денег. Старый доктор не давал никаких гарантий, оценив вероятность успеха как пятьдесят на пятьдесят.

В следующий миг память перенесла ее в Вермонт, и она увидела Рауля, идущего ей навстречу по лесу, где она любила прогуливаться, убегая от опеки доброй Со-ледад. Только в лесу она могла дать волю своим слезам, оплакивая мать, которую потеряла, не успев обрести. Именно там она наткнулась на безупречно одетого, невероятно красивого мужчину, который мастерски разыграл удивление от неожиданной встречи.

Увидев эти невероятные глаза цвета топаза впервые, Полли почувствовала, как земля ушла у нее из-под ног. Путь к дому, стоявшему на холме, показался ей дорогой на Голгофу. Но в сердце она уносила улыбку, которую подарил ей потрясающий незнакомец. Какой же наивной она оказалась!

Утром Полли проснулась и обнаружила себя в больничном халате. У нее была отдельная палата с туалетом и ванной. Голова не болела, но она чувствовала себя вялой и разбитой.

На звонок вызова пришла медсестра. Она быстро измерила температуру и давление, помогла Полли умыться и привести себя в порядок, уклончиво отвечая на вопросы. Перед уходом медсестра сообщила, что Полли предписан постельный режим и что доктор Биван навестит ее днем.

Пару часов спустя приехал шофер Рауля. Он занес чемодан, который девушка тотчас узнала — ведь он был ее собственный. Чемодан трещал по швам. Видимо, в него запихнули все ее имущество, находившееся в доме Дженис Грей. Пришла нянечка и помогла Полли переодеться в ее собственную ночную рубашку и халат. В ворохе вещей Полли обнаружила смятый коричневый конверт, достала его и положила на прикроватную тумбочку. Теперь она была готова к встрече с Раулем Зафор-тезой, чтобы уличить его в самом гнусном обмане.

Все утро Полли просидела на кровати, натянутая как струна, с нетерпеливым, сердитым блеском в глазах, ожидая прихода Рауля. На ее щеках играл румянец —впервые за много недель, она беспрерывно накручивала на палец прядку своих рыжих волос. На лице девушки было выражение решительности и страха.

Наконец дверь открылась, и в палату зашел Рауль. Темные глаза оценивающе прошлись по лицу Полли. В них не было ни тени сочувствия или тепла, только бесстрастная оценка.

— Сегодня ты выглядишь лучше, — ровным голосом произнес Рауль.

— Я и чувствую себя лучше, — так же ровно и бесстрастно ответила Полли. — Но я не могу оставаться здесь…

Его взгляд упал на коричневый конверт, который Полли судорожно сжимала дрожащими пальцами.

— Что в нем?

Хриплый смешок вырвался из горла девушки.

— О… К сожалению, эти бумаги не могут служить юридическим подтверждением той бессовестной лжи, в паутину которой я попала как муха. Но ты не беспокойся! Твой адвокат оказался достаточно умен и не оставил мне оригиналов документов. Так что я располагаю только фотокопиями…

Рауль нахмурился.

— Объясни все толком, — раздраженно прервал он ее. — Тебя никто не обманывал!

— Опять ложь! — возмущенно воскликнула Полли. — Было очень умно представить дело так, будто мне тайком позволили взглянуть на исключительно конфиденциальную информацию.

— Пожалуйста, объясни свои обвинения.

— Тебе не стыдно смотреть мне в глаза? — Полли бросила конверт на постель.

Рауль демонстративно медленно взял конверт и открыл его.

— Хватит притворяться! Все равно не поверю, что ты не понимаешь, о чем я говорю. Когда мне предложили подписать контракт, я сказала, что не сделаю этого, пока не получу информацию о супружеской паре, которая собирается усыновить моего ребенка.

— Супружеская пара? — как эхо повторил Рауль. По мере того, как он пробегал взглядом страницы, его черные брови все больше сдвигались.

— Твой адвокат сказал, что это невозможно, поскольку его клиент настаивает на полной анонимности. Я ушла. Через сорок восемь часов мне позвонили. В кафе я встретилась с молодым щеголем из твоей адвокатской конторы. Он представился как рядовой клерк. — На лице Полли читались негодование и неприкрытое отвращение. И еще обида, оттого что ее с такой легкостью обманули. — Он сказал, что понимает мое беспокойство и желание узнать что-нибудь о людях, которые намерены усыновить моего ребенка. Поэтому он, рискуя своей репутацией и работой, разрешит мне взглянуть на эти конфиденциальные документы…

— Какие документы? — резко прервал ее Рауль.

— Он дал мне папку с документами, которые якобы предоставило им агентство по усыновлению. Там не было ни имен, ни других данных, по которым можно было бы узнать этих людей… — Вдруг слезы хлынули из глаз Полли, а голос предательски задрожал. — Но меня очень тронуло их заявление, их искренность, глубина их горя из-за невозможности иметь своих собственных детей. Они показались мне чудесными, глубоко страдающими людьми. Я поверила, что они станут настоящими родителями моему малышу, окружат его любовью и заботой… — Сдавленный всхлип вырвался из ее груди. Пытаясь сдержать его, Полли прижала худенькие руки к дрожащим губам и с укором посмотрела на Рауля полными слез глазами. — Как ты мог пасть так низко?

Рауль побледнел. Его лицо окаменело, и лишь отблески пламени в темных глазах выдавали, какие страсти бушуют у него внутри.

Полли откашлялась.

— Я попросила этого молодого человека дать мне час на изучение содержимого папки и сделала фотокопию без его ведома. В тот же день я подписала контракт, полагая, что помогу этим людям стать счастливыми… Какой непростительно доверчивой и наивной я оказалась!

Повисшее в комнате напряжение было почти осязаемым. Рауль стоял, отвернувшись к окну. Его застывшая поза и то, как крепко он сжимал документы, свидетельствовали о высшей степени напряжения.

Полли устало откинулась на подушки, изо всех сил борясь со слезами. Минуты тянулись бесконечно. Наконец Рауль обернулся, его красивое лицо было мрачным и решительным.

— Этот отвратительный фарс — не моя инициатива, — произнес он. В его глазах горели возмущение и просьба поверить ему. — Я даже не знал, что ты обращалась за дополнительной информацией и не сразу подписала контракт.

— Почему я должна верить твоим словам?

— Потому что виновный в этом обмане будет наказан, — отчеканил Рауль. — Я не давал никаких инструкций, которые могли бы оправдать эту фальсификацию. У меня не было необходимости прибегать ко лжи и прочим манипуляциям. В моем распоряжении имелись около десятка тщательно отобранных претенденток на роль искусственной матери…

— Правда? — выдохнула Полли. Тот факт, что она была не единственная, неприятно поразил ее.

Такую ярость Рауль не испытывал никогда в жизни. Под сомнение были поставлены его честность и искренность.

— Теперь я понимаю, почему ты мне не веришь. Тогда, в Вермонте, мои адвокаты настаивали скрыть от тебя, что я отец ребенка. Но ведь именно этот факт заставил тебя отказаться от выполнения контракта?

— Я никогда не согласилась бы отдать своего ребенка одинокому мужчине. А узнав, кто ты на самом деле, я просто пришла в ужас…

— Не надо преувеличивать…

— Я и не преувеличиваю. Человеку с такой репутацией, как у тебя, я не доверила бы даже крольчонка, не говоря уж о беспомощном малыше! — ожесточенно воскликнула Полли.

— А что не в порядке с моей репутацией? — Рауль смотрел на нее с искренним недоумением.

— А ты почитай публикации, посвященные твоей особе, и посмотри фотографии. — В каждом слове девушки сквозили неприязнь и презрение. Она с болью подумала о бесконечной череде роскошных блондинок.

— Кто давал тебе право судить меня? Да, при подписании контракта тебя бессовестно обманули — я глубоко сожалею об этом. Но мы ничего не можем изменить в сложившейся ситуации. Мы имеем то, что имеем, — ты ждешь ребенка, и отец этого ребенка — я! Это мой ребенок!

— И мой, — прошептала Полли, отворачиваясь к стене.

— Ты предлагаешь разделить малыша пополам? Знай, я буду бороться до конца, но не позволю, чтобы моего ребенка воспитывал тот отвратительный слизняк, с которым я познакомился вчера вечером.

Полли сжалась в комок. Она не ожидала такой агрессивной вспышки.

— Кого ты имеешь в виду под «отвратительным слизняком»?

— Твоего женишка — Генри Грея. Вчера он сообщил мне, что вы с ним обручены. — Рауль выталкивал слова сквозь стиснутые зубы. — Это твое дело. Но все, что касается моего ребенка, —мое дело! Поняла?!

— Мне кажется, тебе лучше уйти, Рауль, — раздался голос доктора.

— Уйти? — с неподдельным изумлением воскликнул Рауль.

— Посетители в нашей больнице обязаны вести себя тихо, — сердито заметил Родни Биван.

Стоял погожий летний день. Полли, одетая в легкое синее хлопковое платье, очень подходившее к ее глазам, грелась на солнышке, удобно расположившись в шезлонге. Внутренний дворик клиники был удивительно красивым и располагал к отдыху. Полли полностью расслабилась и наслаждалась окружающей ее тишиной, зеленью и… бездельем. Она так давно не отдыхала! Ее умиротворенное состояние нарушил Генри, явившийся с визитом.

— Сразу видно, что тебе в клинике очень нравится, —тоном обвинителя произнес Генри вместо приветствия.

— Здесь все располагает к отдыху.

За те три дня, что Полли не видела Генри и его мать, она осознала, каким угнетающим было их непрерывное давление на нее. Как хорошо оказаться вдалеке от них и не слышать занудных поучений. Теперь, когда Рауль нашел ее, она больше не беглянка и может не скрываться. Как только они решат с ним все вопросы, ее жизнь снова войдет в нормальное русло.

— Мама считает, что ты должна вернуться домой, —заявил Генри, даже не пытаясь скрыть свое раздражение.

— Объясни, пожалуйста, зачем ты сказал Раулю, что мы обручены?

Генри нахмурился.

— Я думал, что он все поймет и уберется, оставив нас в покое. Зачем он прикатил сюда на своей сверкающей машине? Только все испортил. Но главное, он ведет себя так, будто ты его собственность!

— Было очень любезно с твоей стороны навестить меня, Генри, — пробормотала Полли. — Передай, пожалуйста, своей матери, что я очень ценю ее доброту, но я не вернусь к вам…

— Что ты такое говоришь? — Лицо Генри покраснело как помидор.

— Я не вернусь и не выйду за тебя замуж… Извини.

— Через несколько дней я навещу тебя снова. Надеюсь, к тому времени ты одумаешься, — сказал раздосадованный Генри и ушел.

В самый неподходящий момент, когда она тяжело и неуклюже поднималась с шезлонга, появился Рауль. Он обвел глазами дворик. Его внимательный взгляд перемещался от одной группы пациентов к другой — в этот день летнее солнышко многих выманило на свежий воздух. Когда Рауль наконец обнаружил Полли, весь его вид выдавал раздражение и холодную неприязнь.

— Почему ты встала с постели? — громко и требовательно спросил он, не дойдя до нее. — Я отведу тебя обратно в комнату.

— Мне разрешили дышать свежим воздухом сколько захочу, — сухо ответила Полли.

— Идем, — почти приказал Рауль. — Нам нужно обсудить ряд деловых вопросов.

Полли постаралась встать как можно грациознее.

— Деловых? Мой ребенок — не предмет купли-продажи.

— Ты думаешь, я не понимаю этого? — Его взгляд был полон горечи. — Или ты одна вынесла уроки из сложившейся ситуации?

В замкнутом пространстве лифта они стояли друг против друга. Рауль задумчиво и строго смотрел на Полли, его темные глаза неторопливо скользили по ее лицу в форме сердечка, длинной шее, спускаясь все ниже. Полли почувствовала, как краснеет под этим странным, задумчивым взглядом.

Ей хотелось задать Раулю один-единственный вопрос, который мучил ее на протяжении длительного времени. Почему красивый, богатый, с нормальной сексуальной ориентацией мужчина тридцати одного года решил прибегнуть к искусственному оплодотворению, чтобы обзавестись ребенком? Ведь он мог просто жениться. Или уговорить одну из своих бесчисленных белокурых Барби родить ему ребенка. Почему?

Когда Полли уже сидела на софе в своей палате, Рауль, глубоко вздохнув, начал разговор:

— Я знаю, что ты до сих пор сердита на меня за Вермонт. Но мы должны преодолеть этот барьер и двигаться дальше в наших взаимоотношениях.

— Да, я до сих пор сердита, но не хочу обсуждать прошлое.

Рауль отошел к окну.

— Если быть до конца честным, мне с первого момента хотелось встретиться с тобой лично и поговорить, на случай если, повзрослев, мой ребенок захотел бы узнать, какой была его мать.

Полли почувствовала, как в ней поднимается ярость. Какая оскорбительная в своей безличности и практичности мотивировка!

— После того, как умерла твоя мать, я узнал, что у тебя глубокая депрессия, — продолжал Рауль. — Тебе требовалась поддержка, а кто мог тебе ее оказать? Если бы ты не узнала, что я — отец ребенка, ты ведь не была бы так расстроена, правда? Тебе не кажется, что настало время объяснить, как ты узнала этот секрет?

Перед мысленным взором Полли возникла Соледад. Она представила, как все многочисленное семейство служанки вышвыривают с ранчо Зафортезы в Венесуэле, и нервно сглотнула.

— Я сама догадалась. Твое поведение показалось мне подозрительным. Я сопоставила некоторые факты, и, как видишь, не ошиблась. — Полли казалось, что врет она очень убедительно.

— Маленькая лгунья… Тебе сказала Соледад, — без тени сомнения произнес Рауль, глядя на Полли своими проницательными топазовыми глазами. Ее откровенный испуг явно забавлял его, поскольку чувственные губы скривились в мрачной улыбке. — Явный недосмотр с моей стороны. Две женщины в замкнутом пространстве в течение долгих недель… Вы подружились и разоткровенничались, так?

— Соледад никогда не предавала тебя, — бросилась Полли на защиту. — Она просто не справилась с предназначенной ролью. Ей не удалось долго изображать, будто она тебя не знает.

— Да, в этом была моя ошибка, — откровенно, безо всякого смущения признал Рауль.

— Теперь, когда ты все выяснил, ты выгонишь Соледад и всю ее семью? — сурово спросила Полли.

Рауль неожиданно улыбнулся.

— Ее семья по-прежнему живет и работает на ранчо. А Соледад уехала в Каракас. Она захотела присматривать за внуками, пока ее дочь работает.

Рауль опустился в кресло напротив Полли.

— Тебе здесь хорошо?

— Очень.

— Но тебе, должно быть, скучно в свободное время. Я пришлю видеомагнитофон, кассеты, книги…

— Мне не нравится, что пребывание здесь очень дорого стоит, — сказала Полли торопливо. — Особенно если учесть, что я не собираюсь выполнять контракт.

Рауль посмотрел прямо в мятежные голубые глаза. Уголки его крупного, чувственного рта приподнялись в легкой улыбке.

— Тебе нужно время и место, чтобы еще раз обдумать свое решение. Сейчас я не хочу оказывать на тебя давление…

— Находиться с тобой в одной комнате — уже давление, — немедленно ощетинилась Полли. — А мысль о том, что ты платишь по моим счетам, и того хуже.

— Как бы там ни было, я все еще отец твоего ребенка и несу за тебя ответственность.

Рауль легко и грациозно поднялся с кресла. Полли настороженно следила за каждым его движением. От нервного напряжения у нее пересохли губы, и она машинально обводила их кончиком языка.

Рауль не мог отвести взгляда от ее мягких, полных розовых губ и язычка, облизывающего их. Полли заметила, как внезапно напряглось его тело. В воздухе возникло странное чувственное поле. Вдруг Рауль резко развернулся на каблуках, подошел к окну и распахнул его настежь, но перед этим Полли успела заметить, что по его лицу разлился румянец.

— Здесь слишком душно, — ровным голосом продолжил он. — Я уверен, что ты не хочешь выйти замуж за этого маленького зануду Генри Грея…

— Это ты так решил? — Полли напряженно выпрямилась.

Резкие черты лица Рауля окаменели.

— Им движет жадность… Он из тех, кто даже не посмотрит второй раз на женщину, беременную от другого мужчины, если только эта женщина не наследница.

Полли вздрогнула, потрясенная тем, как коротко и жестко он сформулировал то, что с самого начала для нее не являлось секретом.

— Значит, ты узнал о завещании крестной…

— Естественно, — подтвердил Рауль, бросив в ее сторону самоуверенный взгляд. — Тебе не обязательно выходить за Генри, чтобы получить этот миллион. Я дам тебе миллион фунтов, только пусть он исчезнет из твоей жизни!

Его слова вызвали у Полли настоящий шок. Она стала подниматься с софы, беззвучно, как рыба, открывая и закрывая рот.

— П-п-повтори! — заикаясь, выговорила она. Рауль невозмутимо посмотрел ей прямо в лицо.

— Ты прекрасно слышала меня. Забудь про это дурацкое завещание и даже про ребенка забудь на мгновение… Неужели тебе нужен этот жалкий маменькин сынок?

Голубые глаза широко раскрылись. Минуту она недоуменно смотрела на него, затем сделала шаг вперед. Внутри у девушки все клокотало от ярости.

— Ты подкупаешь меня? Предлагаешь взятку? Да как ты смеешь?!

С лица Рауля слетела маска невозмутимости, и Полли даже отшатнулась, увидев, какая холодная ярость скрывалась под ней. Он бросил на нее взгляд, полный презрения.

— Черт возьми! Я уверен, что уж лучше быть богатой и одинокой, чем принять это сомнительное, хотя, как я понимаю, единственное предложение выйти замуж.

Стремительным жестом схватив с тумбочки кувшин, Полли выплеснула воду Раулю в лицо.

— Вот что я думаю о твоем грязном предложении! Я больше не продаюсь!

Как на грех, кувшин оказался полным. Ошеломленный этим поступком, Рауль стоял неподвижно и смотрел то на Полли, то на свой мокрый костюм. Затем подрагивающей рукой он откинул со лба прядь мокрых волос.

— Я не стану извиняться, — храбрясь из последних сил, сказала Полли.

— О мой Бог… Я уйду, иначе сорвусь и скажу или сделаю что-нибудь, о чем потом буду жалеть! — процедил Рауль сквозь зубы.

Дверь с треском захлопнулась.