– Керли! – пролаял Торн. – Ты будешь на стреме. Как только Рид выйдет из своего номера, мы займем свои места.
Керли кивнул. Джо и Калвин сделали то же самое. Уильям что-то пробурчал. Дело было решено.
Четыре часа спустя, в семь утра, Бен сидел в обеденном зале гостиницы в дюжине футов от Джейка Рида.
Выбора у него не было. Торн убьет его, если он хоть на йоту отступит от плана. Он испытывал страх, злость и отвращение. Что делать? Залпом выпив обжигающий горячий кофе и вытерев губы салфеткой, он встал, чтобы больше не думать об этом деле. В следующий миг он уже стоял перед столиком Джейка Рида, представился и сказал, что хочет обсудить деловое предложение – без свидетелей, и чем скорее, тем лучше.
– Мне сказали, что лучше вас я для своей затеи никого не найду, мистер Рид. Поэтому я и решил обратиться к вам.
– А почему бы сейчас не сказать, что вы от меня хотите? – Джейк Рид разглядывал его, прищурив глаза. Под этим проницательным взглядом Бен мгновенно вспотел.
– Это… это личное. Мы не можем говорить здесь. Лучше наверху. Почему бы не пойти в ваш номер? Я не хочу, чтобы нас подслушали.
Подняв брови, Джейк Рид осмотрелся. В этот час в зале было не больше шести посетителей, и все сидели далеко от его столика, но он привык к особой осторожности тех, кто хотел воспользоваться его услугами. Он снова оценивающе взглянул на темноволосого молодого человека, стоявшего перед ним: да, он нервничал, был на взводе, но у него честное лицо. Джейк гадал, в какую беду попал этот парень и почему не может справиться сам. Похоже, он знает толк в рисковых делах, несмотря на костюмчик и галстук. На его лице и в повадках чувствовалась зрелость – явно имел достаточно опыта в перипетиях жизни на Западе. Джейк не ошибался. Он уже знал, что Бен – проезжий карточный игрок, судя по покеру вчера вечером. И также знал, что молодой человек с удовольствием шел на риск, потому что искусно блефовал даже при самых паршивых взятках, и выходил победителем.
– Ладно, пойдем наверх, – задумчиво сказал он, бросив на стол салфетку. Когда он встал, то оказался на добрых четыре дюйма выше Бена, которого Бог также не обидел ростом. – После вас, мистер Клей.
Бен шел к лестнице через обеденный зал, пропитанный запахом яичницы и ветчины. В животе у него урчало. Он не съел ни кусочка. Под тесноватым воротником по шее сбегали капельки пота. Руки были ледяными.
Когда Бен поставил ногу на нижнюю ступеньку, его виски пронзила острая боль. Он замер. Внутри словно что-то перевернулось. Он был противен сам себе. До чего он дошел – вел человека на смерть, стал жалкой пешкой в руках выродка Джимми Торна!
– Минуточку. – Он резко повернулся и посмотрел Риду прямо в лицо. – Не ходите туда – там ловушка, которую подстроил Джим Торн. С ним банда Дина, готовая прикончить вас в вашей комнате…
Он осекся и сглотнул, вдруг подумав о том, что Джейк Рид может сейчас пристрелить его, разозленный ролью, которую он сыграл в заговоре. Но Рид спокойно рассматривал его. В широких плечах чувствовалась усталая напряженность, а проницательные глаза смотрели настороженно.
– Сколько их там?
– Пятеро.
– Значит, Торн решил не упустить шанс.
– Да. Он ненавидит вас, думаю, вам это известно. – Бен понял, что только что подписал свой смертный приговор у Динов. Учитывая, что их пятеро против одного, придется побороться. Однако это все-таки лучше, чем если бы Рида застали врасплох.
– Вы можете прямо сейчас уехать из города, а я скажу, что вас срочно куда-то вызвали, – предложил Бен в порыве отчаяния, но Рид едва заметно покачал головой, и его глаза под темными скошенными бровями стали печальными.
– Не сработает, Клей. И если Торн хочет подраться, то я не стану ему в этом отказывать. – Его губы искривились в напряженной холодной усмешке. – Спасибо за предупреждение. Я это запомню.
Он начал подниматься по лестнице. Бен вдруг понял, что ему надо убираться отсюда. Если хоть кто-нибудь из них останется в живых, они догадаются, что он их предал, и тогда – конец. Он промчался через обеденный зал, будто под ним горела земля.
Додж-Сити просыпался – по улицам сновали прохожие, двигались лошади и повозки, из салунов, выстроившихся по бокам оживленной центральной улицы, доносились звуки музыки. Но музыка и шум голосов мгновенно стихли и все остановилось, когда раздались оглушительные выстрелы, доносившиеся со второго этажа гостиницы. Только Бен торопливо огибал женщин в соломенных шляпках, шалях и перчатках и мужчин, удивленно смотревших на окна гостиницы. Спотыкаясь и задыхаясь, он бежал сломя голову к конюшне.
К черту чемодан, который лежал под кроватью в его номере, расположенном чуть дальше по коридору от комнаты, где сейчас завязалась кровавая бойня. При нем его мешочек с золотом, часы и одежда – все, что необходимо для новой жизни.
«Мэгги, наконец-то я еду к тебе!» – подумал он, вбегая в конюшню, и, не увидев конюха, начал лихорадочно заглядывать в стойла, пока не нашел свою лошадь.
Трясущимися руками он оседлал ее, вывел из стойла и уже был на улице, вдыхая влажный туман ноябрьского утра, когда услышал хриплый, грубый окрик, от которого в его жилах застыла кровь:
– Клей, трусливый ублюдок! Повернись, только медленно!
Он повиновался и оказался лицом к лицу с Джимом Торном, без единой царапины, одетым во все черное, за исключением серой шляпы на голове.
Итак, Рид убит! Даже после того, как он его предупредил. Остался ли в живых Уильям Дин?
– Ты предупредил его, Клей? Он был готов к встрече с нами, а ты так и не появился.
– Да, предупредил, Торн. Мне не очень по душе, когда на человека устраивают засаду, чтобы прикончить его.
– Мне не надо устраивать засаду, чтобы прикончить тебя. Я прав, Клей? – Смех Торна походил на свист брошенного ножа. – Что, кишка тонка против меня?
Странно, но Бена вдруг пронзило волнующее чувство свободы. Он не хотел умирать, но, черт возьми, он никогда не был трусом! Он поклялся, что заберет с собой в могилу Джима Торна.
Не тратя времени на то, чтобы ответить на оскорбление, он попытался выхватить револьвер. Но «смит-вессон» Торна 44-го калибра сработал быстрее.
Пуля пронзила грудь Бена как раз в тот момент, когда он сделал свой выстрел. Его пуля полетела в никуда.
Немыслимая боль огромной волной накрыла его, и он начал медленно опускаться на землю. Во рту чувствовался привкус пыли, крови и рвоты. Он дернулся и погрузился во мрак, услышав напоследок голос, пророкотавший подобно грому: «Торн!»
Наступила тишина. Бен потерял сознание и не знал, что случилось дальше, когда Джим Торн резко повернулся и наставил револьвер на Джейка Рида. Рид выстрелил ему прямо в сердце, и Торн умер мгновенно, не издав ни звука.
Бен тоже умирал, из его груди струилась целая река липкой крови.
Джейк Рид опустился перед ним на колени.
Доктор Фаррадей отвернулся от пациента, лежащего на кровати в его кабинете, и развел руками. Джейк и официантка Ванда поняли, что это означает.
– Док, ну пожалуйста, сделайте что-нибудь! – Ванда прибежала из салуна, как только услышала печальную новость. Одетая в шелковый розовый халатик, босиком и с распущенными спутанными волосами, она сейчас походила больше на школьницу, чем на падшего ангела, приспособившегося к суровой жизни на Западе. Когда врач покачал головой, она всхлипнула и бросилась к постели, на которой лежал Бен. Она взяла его безжизненную руку и крепко сжала, по ее щекам катились слезы.
Ей нравился Бен. Она знала многих мужчин – слишком многих, печально подумала она, глядя на смертельно бледное лицо человека, с которым делила постель всего несколько часов назад. Но этот был особенный – порядочный, нежный. Он был ей небезразличен – такого с ней давно не случалось. Неужели влюбилась? – с горечью подумала она. Вот так повезло! Влюбиться в красивого зеленоглазого дьявола, которого подстрелили еще до того, как она поняла это! Ей хотелось выбежать из кабинета, пропитанного запахом лекарств и заполненного бутылочками и флаконами, залитого кровью Бена, но она осталась на месте, гладя его по темным волосам, шепча его имя и проливая глупые бесполезные слезы.
Доктор Фаррадей сделал для Бена Клея все что мог. И теперь перенес свое внимание на второго человека, высокого темноволосого бандита, который принес Клея.
– А теперь пора посмотреть твое плечо, сынок, – устало сказал он.
Джейк Рид с удивлением взглянул на собственную рану, о которой совершенно забыл. Рубашка пропиталась кровью, но пуля, выпущенная из револьвера Калвина Дина, только задела его.
– Всего лишь царапина, док, не стоит обращать внимания. Лучше бы вы занялись Клеем.
– Я больше ничего не могу сделать для него. Давай, иди сюда и позволь мне осмотреть твое плечо.
Фаррадей как раз закончил перебинтовывать рану Рида в соседнем кабинете, когда туда вбежала Ванда.
– Мистер Рид… Он пришел в себя! Он хочет вас видеть! Бен Клей долго не протянет – Джейк понял это, как только подошел к постели и взглянул на его искаженное от боли лицо. Он не раз видел, как люди умирали, но здесь случай особый. Этот человек спас ему жизнь ценой собственной жизни.
– Прости, что я не пришел быстрее, Клей. – Джейк Рид говорил со спокойным сожалением, а Бен, щурясь, смотрел на него. – Но все равно ты молодец.
– Вы… убили его? – едва слышно прошептал Бен. Рид кивнул.
– А Динов тоже? У… Уильяма?
– Да.
Бен закрыл глаза. Некоторое время он лежал так тихо, что Джейк подумал, что он снова потерял сознание. Лоб и верхняя губа Бена покрылись испариной. Дыхание было прерывистым. Но внезапно он открыл глаза и протянул дрожащую руку к Джейку.
– Хочу попросить вас… кое о чем. У меня в кармане мешочек… золото. И часы. Отвезите их моей сестре.
– Где она?
– Возьмите кошелек и часы – сейчас!
– Хорошо, Бен, успокойся, – сказал Джейк, а Ванда подбежала к сюртуку, лежавшему в углу кабинета, вынула все из кармана и передала Джейку. – Скажи, где искать твою сестру, – спокойным голосом сказал он.
– Эш… Эштон. – Бен облизнул губы. – Рядом с Абилином. Ферма Белденов. Гарри Белден. – Глаза Бена закрылись. Сердце Ванды, глядящей на него, затрепетало от ужаса.
Он умирает! Она сжала кулаки и повернулась к доктору Фаррадею. Джейк Рид внимательно слушал Бена.
– Пообещайте мне… что найдете ее. – С огромным усилием Бен пытался сконцентрировать взгляд на Джейке.
– Даю слово, Клей. Ты ведь спас мне жизнь, помнишь? Я отвезу часы и золото твоей сестре.
– Мэгги… ее зовут Мэгги Клей. Она была ребенком, когда я видел ее в последний раз. Худенькой, но сильной. И такой испуганной… Она не хотела оставаться у тети Виллоны, а я заставил… Сказал, что вернусь, но… не вернулся.
Он начал говорить бессвязно, глаза сделались дикими и лихорадочно блестели. Подушка под его головой промокла от пота.
– Скажите ей, что мне жаль, очень жаль… я всегда думал, что увижу ее…
Выражение его лица изменилось, он стал спокойным и посмотрел на Джейка с неестественной ясностью.
– Все же я сделал что-то хорошее. Предупредил вас. Хоть здесь не проиграл, правда, Рид?
Джейк улыбнулся:
– Ты прекрасно поступил, Бен. Просто здорово. Ни о чем не волнуйся. Я найду твою сестру и скажу ей, что ты спас мне жизнь.
Лицо Бена засветилось от радости.
– Хорошо… Мэгги будет гордиться, хоть раз… Тут он закашлялся, стал задыхаться, и Ванда кинулась к нему.
– Бен, не умирай! Не надо! Не умирай!
– Извини, дорогая, – прошептал он и откинулся на подушку, ловя ртом воздух. Ванда склонилась над ним, по ее щекам бежали слезы.
– Бен!
– Ты самая красивая…
Его голос стих. Ужасная неподвижность сковала его члены. Прерывистого дыхания больше не было слышно. Ванда в ужасе отпрянула.
Джейк Рид обменялся взглядами с Фаррадеем.
Снаружи светило солнце, с улицы доносился шум повозок, топот копыт, голоса людей. Кабинет врача казался островом тишины.
Обессиленный и печальный, Джейк подождал, пока доктор проверил сердцебиение и пульс Бена и накрыл его лицо простыней. Потом он отвернулся и вышел за дверь.
Глава 17
Энн Матер с годами стала толстой, ленивой и озлобленной – ее девические мечты не сбылись. Когда она выходила замуж за Кэла Матера, то думала, что он станет самым процветающим фермером округа, а она превратится в одну из самых известных жительниц Эштона. Но выпивка и карты занимали в жизни Кэла столько же места, как и работа на ферме. Он считал удачей, если имел хоть мизерную прибыль со своих урожаев. После того как закупалась провизия и ткани, чтобы сшить кое-какую одежду, оставалось слишком мало денег на безделушки и украшения, которые, по мнению Энн, она заслужила. Прежняя привязанность Кэла к Энн вскоре поблекла: появлялись новые малыши, заполнявшие домик на ферме и отрицательно повлиявшие на фигуру и характер Энн. Они жили трудно, и их дом, несмотря на суету и шум, был безрадостным и тусклым.
В холодное декабрьское утро, когда она пришла навестить свою мать, Энн услышала, что к ферме кто-то скачет. Она поставила на место метлу и, прежде чем выйти на крыльцо, схватила шаль и ружье.
– Не беспокойся, мама. Я разберусь, кто это.
Больная Виллона, лежавшая на постели в углу, только слабо кивнула.
Энн направилась к двери, не испытывая желания связываться с посторонними. Она ненавидела те дни, когда наступала ее очередь убираться и готовить еду для матери, которая теперь была не в силах вести хозяйство. Они с Корой теперь выполняли эти обязанности по очереди, распределив дни недели поровну, но Энн считала это несправедливым, ведь у нее дома пятеро детишек, за которыми тоже нужно ухаживать, а Кора только ожидала своего первенца. У Коры было гораздо больше свободного времени на то, чтобы убираться и готовить у мамы, чем у Энн. Эван весь день проводил в поле, мама лежала прикованная к постели, а работы в доме было много, что ужасно раздражало ее. Энн надеялась только на то, что мать оценит жертвы, на которые она идет ради нее. Ей всегда казалось, что мама больше любит Кору.
Конечно, Кора могла позволить себе быть жизнерадостной и веселой. У нее красивый молодой муж, который обожает ее, как преданный пес. И дом, который он построил, пусть маленький, но новый и красивый, без всяких детишек, которые только таскают грязь и пыль и вопят, как индейцы, пока пытаешься приготовить им ужин.
Энн, нахмурившись, вгляделась вдаль и покрепче сжала в руках старенький «спрингфилд». Незнакомый всадник уверенно приближался к ферме, мрачная фигура в сером плаще и темной шляпе; его лошадь галопом неслась по прерии, слегка запорошенной снегом.
– Стой! Что за дело у тебя? – закричала она, когда незнакомец подъехал к дому.
Джейк натянул поводья, внимательно разглядывая толстую краснощекую женщину, стоявшую на крыльце с поднятым ружьем. Видно, она не шутит.
– Я ищу ферму Белденов.
– Ты ее нашел.
– Мэгги Клей?
Энн настолько удивилась, услышав имя, что опустила ружье. Ее круглые глаза цвета торфа буравили невозмутимое лицо незнакомца.
– Она здесь больше не живет. Уехала десять лет назад, далеко уехала.
– А вы не можете сказать, где она?
Энн собиралась уже соврать, что не знает и что ей все равно, когда из дома раздался слабый голос матери:
– Энн! Кто это? Кто спрашивает Мэгги?
– Минутку, мама! – раздраженно бросила она через плечо. Потом снова повернулась и, задрав голову, стала бесцеремонно разглядывать незнакомца. Уж больно он похож на бандита, одного из тех мрачных, жестоких людей из Абилина или другого такого же дикого местечка. Но для нее он не представляет угрозы – может, для Мэгги, подумала она со злобной надеждой.
– Заходите, мистер, и присядьте. Я расскажу вам, где вы можете найти Мэгги Клей.
Оказавшись в маленьком одноэтажном домике фермера, Джейк сел на стул с прямой спинкой перед теплой пузатой печкой. Сам домик нагонял тоску: старая циновка на полу, выцветшие пологи над кроватями. Женщина, представившаяся как Энн Матер, налила ему чашку кофе и показала на старуху, лежавшую, как куча тряпья, на кровати.
– Это моя мать, Виллона Белден. Мэгги Клей – ее племянница.
– Очень приятно познакомиться, мэм, – сказал Джейк, наблюдая, как Энн помогает своей матери пересесть в старинное резное кресло-качалку и укутывает ее ноги новым ярко-желтым одеялом.
– Зачем вам Мэгги? – спросила старуха дрожащим голосом, внимательно разглядывая его усталыми слезящимися глазами. – Вы лучше скажите, что вам от нее нужно, иначе я не буду вам помогать, – закончила она, взглянув на него с подозрением.
– Меня зовут Рид. Джейк Рид, и я…
Он не успел закончить фразу, потому что Энн Белден снова схватила ружье и приставила прямо к его груди.
– Я слышала о тебе! Ты убийца, бандит! – воскликнула она, и ее круглые глаза от страха округлились еще больше.
– Я не причиню вам зла, – ровным голосом сказал Джейк. Он вытянул длинные ноги, наблюдая за Энн без тени страха, но недружелюбно. Он и сам не знал, почему невзлюбил эту женщину с первого взгляда, что-то в ее недовольном, лживом лице и манерах раздражало его. Впрочем, он привык скрывать свои мысли и чувства – человек его профессии обязан иметь непроницаемое лицо игрока в покер. Поэтому он продолжил разговор в своей обычной вежливой, спокойной манере, решительно настроившись получить нужную информацию и потом побыстрее уехать из этого неприятного места. – Бен Клей попросил меня разыскать его сестру и передать ей то, что осталось от его собственности. Именно поэтому я здесь.
– А что Бен? – требовательным тоном спросила старуха.
Джейк выдержал ее взгляд.
– Сожалею, что приходится сообщить об этом, мэм, но он погиб. Человек по имени Джим Торн смертельно ранил его в Додж-Сити месяц назад.
За его словами последовало напряженное молчание. Старуха вздохнула и на миг закрыла глаза.
И тут снова заговорила Энн Матер, ее голос был пропитан ядом.
– Я всегда считала, что он плохо кончит. Посмотрите, как он подбросил нам Мэгги и не вернулся. Разве не так, мама?
– Нельзя плохо говорить об умерших, дочка. – Виллона обратила скорбный взгляд на Джейка. – Вы друг Бена?
– Да, мэм.
– Вот что я вам скажу. – Виллона уставила в него свой тонкий, трясущийся палец. – Мэгги живет в Техасе. Теперь она Мэгги Блейк и проживает на ранчо Тэнглвуд в Бакае. – Она опустила взгляд на одеяло, закрывающее ее колени, и погладила его. – Она прислала мне денег на это одеяло, совсем недавно. Еще мы купили дров на всю зиму, новую печку и многое другое. Здесь была Кора, когда пришло письмо, и деньги тоже. Кора даже завизжала от радости, когда мы получили от Мэгги весточку после всех этих лет.
«Ах, если бы я была здесь в тот день, а не Кора!» – Энн поджала губы, погрузившись в собственные мысли.
Она бы, разумеется, не показала письмо маме. Мэгги исчезла из их жизни десять лет назад. С какой стати ей снова появляться? Недовольство усиливалось еще и оттого, что Мэгги вышла замуж за богатого техасца, владельца ранчо. Иначе как она могла позволить себе свободно выписывать чеки на двести долларов?
– Эта дворняжка всем обязана тебе, мама! – воскликнула она, раздраженная благодарностью, которая засветилась в глазах матери, когда та произнесла имя Мэгги. – Нечего делать из нее святую, когда мы обе знаем, что это далеко не так.
– Она мне ничего не должна. – Виллона, казалось, забыла о Джейке Риде, который сидел тихо и наблюдал за тем, что происходит между матерью и дочкой. – Я поступила жестоко по отношению к этой девочке, Энн, и ты это прекрасно знаешь. – Ее голос превратился в громкий, патетический шепот. – Слава Господу, она простила меня и написала нам после стольких лет. Когда она получит письмо, которое написали мы с Корой, она узнает, что я действительно сожалею, что выгнала ее, когда… – она вдруг осеклась, вспомнив о присутствии Джейка, – когда ей была нужна поддержка. – Виллона покачала головой, и пряди жидких волос всколыхнулись вокруг ее морщинистого лица. – Я плохо обошлась с ней, – печально повторила она. Тут старая женщина пристально взглянула на Энн: – Ты ведь отправила письмо, которое мы с Корой написали Мэгги?
– А как же, мама, буквально на следующий день. – Ее губы скривились в довольной ухмылке.
Джейку показалось, что она похожа на койота, только что сожравшего курицу. Он сразу понял, что Энн лжет, она не отправила письмо.
– Если вы хотите написать еще одно письмо, мэм, то я могу взять его с собой. Я отвезу его миссис Блейк вместе с вещами, которые ей оставил брат.
«Так ей и надо!» – с наслаждением подумал Джейк, увидев, как исказилось при его словах пухлое веснушчатое лицо Энн.
Он выпил еще одну чашку кофе, пока ждал, когда старуха кончит писать письмо, и не стал заводить вежливые разговоры с Энн Матер, а погрузился в собственные мысли.
С чувством облегчения он оставил наконец этот гнетущий дом, несмотря на то что холодный ветер в прерии был пронзительным, как пуля. Обстановка на ферме Белденов пришлась ему не по душе, и разговор, который состоялся между двумя женщинами, намекал на прошлые деяния, злобные и низкие.
Интересно, как ему поступить теперь – поехать в Эштон и послать по почте вещи Бена и письмо в Техас или передать все лично, проделав немалый путь до Бакая? Протянув озябшие от холодного ветра руки к костру, который он развел, чтобы согреться, Джейк решил ехать. Он считал себя обязанным Бену Клею, кроме того, сейчас ему нечего было делать.
Декабрьский ветер кружил по темному небу, как стервятник, и налетал на Джейка, нашедшего себе укрытие среди тополей. В последнее время Джейк вынашивал идею найти клочок земли и обосноваться там. Мысль обосноваться на одном месте в какой-нибудь маленькой лачуге, выращивать лошадей или пасти телят понравилась ему. Он не мог представить себе этого, но было в ней что-то заманчивое, как хорошая еда для желудка после недели поста на жидком кофе и горохе.
Он знал, что в Техасе полно незанятых земель, хотя, как говорили, даже эти просторы становятся перенаселенными. Впрочем, кто знает? Вдруг он найдет свой маленький клочок земли?
Джейк разложил одеяло у костра и растянулся на нем, закутавшись в плащ. Начали падать первые снежинки, и он погрузился в сон.
Энн Матер ворочалась ночью в своей постели, охваченная яростью из-за того, что Джейк Рид собирается проследить, чтобы письмо мамы попало к Мэгги. Она ведь поняла, что от этого человека будут одни неприятности, как только увидела его! Рядом с ней оглушительно храпел Кэл. Но может, у Мэгги из-за него тоже будут неприятности? Мысль обрадовала ее. Никогда не знаешь, как все обернется.
Успокоившись, Энн мгновенно уснула, захрапев так же громко, как и ее муж.
Глава 18
Сразу же после официального основания синдиката «Объединенные скотопромышленники», куда вошли Вентворт, Блейк и Граймс, в Бакай пришла война. Это была необъявленная война, без униформ и флагов, но от этого не менее кровопролитная и дикая. Ее первой жертвой стал Боб Кайфер, владелец ранчо, которого застрелили, застав за попыткой разрезать изгородь из колючей проволоки, установленную людьми Маркуса Граймса. Изгородь преграждала для его скота путь к реке Леон, который был открыт для скотоводов много лет. После его гибели рассерженные владельцы мелких ранчо всего округа пришли в дом Сэма Холкомба, чтобы высказать свое возмущение случившимся и разработать план борьбы. В тот же самый вечер Сойер, Маркус и Билл Бенсон собрались в Тэнглвуде, чтобы обсудить собственные действия против тех, кто может помешать реализации их планов.
Мэгги принесла им кофе и прислушивалась к беседе из кухни. Боже, она и представить себе не могла, что дело пойдет так быстро и по такому пути; сама мысль о том, что Сойер становится врагом своих бывших друзей, таких как Сэм Холкомб и Пит Макаллистер, приводила ее в ужас. Но самое ужасное – не далее как сегодня днем Дотти Мей проигнорировала ее, когда встретила в городе, а Джейн Макаллистер проехала мимо в коляске, даже не взглянув в ее сторону, когда Мэгги с ней поздоровалась. Значит, и женщины Бакая стали участницами этой непримиримой борьбы.
– Наш долг – поддерживать мужей, – мягко сказала ей Аннабел Граймс, когда Мэгги пришла в Трипл-Эл, чтобы рассказать приятельнице о происшедшем, и, предложив Мэгги чай, продолжила: – Мы обязаны быть на стороне Сойера и Маркуса. – Она ясно дала понять, что следует прекратить дружбу с женщинами, с которыми Мэгги проводила не один час в дружеских веселых беседах в течение долгих лет.
Хэтти Бенсон высказалась еще более прямо:
– Наши мужчины делают то, что пойдет на пользу нам и нашим семьям. Мы не должны сомневаться в них.
– Но Дотти Мей страдает, я уверена. Наверняка в глубине души она против неприязни, возникшей между нами, нисколько не меньше меня.
– Она поддерживает Сэма. И тебе лучше последовать ее примеру. – Хэтти поджала губы, отчего ее лицо сразу приняло строгий вид. – Билл, Сойер, Маркус делают все, чтобы наши ранчо процветали. Округ становится перенаселенным, пришлые пастухи, фермеры и владельцы мелких ранчо скапливаются здесь, как коровьи лепешки. Если мы срочно не построим изгороди и не защитим наши земли, то это сделает кто-нибудь другой. И тогда страдать придется нам. Подумай об этом, если тебя начинает мучить совесть.
Мэгги хотелось ответить, что у нее и так достаточно проблем, но она смолчала, не желая оскорблять чувства одной из считанных подруг, которые еще остались у нее в Бакае. Ее личные неприятности выходили далеко за рамки вражды между владельцами ранчо. Отношения с Сойером были, мягко говоря, натянутыми. Они сами некоторое время вели что-то вроде необъявленной войны. Теперь между ними наступило перемирие, но оно было настолько хрупкое, что она много раз на день ловила себя на том, что долго оно не продлится.
Сойер пришел домой через день после того, как Джона сбежал с Вентвортами. Грязный, небритый, все еще ослепленный яростью, но, к счастью, трезвый. Он ворвался в дом, взбежал по лестнице и начал рыться в туалетном столике Мэгги и в ящиках бюро.
– Что ты делаешь? Сойер, прекрати и давай поговорим! Я не знаю, что ты ищешь, но у нас есть гораздо более важные вопросы, которые нужно обсудить!
– Кольцо! – заорал он. – Кольцо, которое подарил тебе муж. Покажи мне его!
Он тут же его нашел – гранатовое колечко Амелии, лежавшее под стопкой аккуратно сложенных кружевных носовых платков.
– Ты хранила его все эти годы! Все еще любишь этого подонка Вентворта! – прорычал Сойер, надвигаясь на нее и потрясая кольцом перед самым ее носом.
Эбби и Регги поднялись следом за ним по лестнице и стояли в дверях, с ужасом наблюдая за отцом.
– Поезжайте к Бенсонам, девочки, – приказала им Мэгги тоном, не терпящим возражений. – И не возвращайтесь до ужина, слышите меня? Идите. Сейчас же. – Она резко захлопнула дверь спальни. – Сойер, не говори ни слова! Я не буду ничего обсуждать, пока девочки не уедут.
– Что, Мэгги, стыдно? Стыдно, что все эти годы ты была моей женой, а любила другого человека?
Мэгги молчала в ответ на его оскорбления и яростные нападки, пока девочки не уехали.
– Наконец-то, – медленно произнесла она, разглядывая мужа со смесью злости и печали, – наконец-то у тебя хватило духу вернуться домой и предъявить мне свои обвинения. Я успокою некоторые твои тревоги.
Сцена, которая за этим последовала, явилась самой мучительной из всех, которые Мэгги когда-либо переживала в жизни. Она рассказала Сойеру всю свою жизнь, включая встречу с Амелией и дружбу с ней. Рассказала, как она подарила ей колечко, как Колин соблазнил неискушенную юную девушку… Наверное, ее оправданием можно считать то, что она не знала лучшего, что все годы их совместной жизни с Сойером старалась быть для него хорошей женой и матерью их детям.
– Многие люди совершают ошибки, Сойер. То, что я не сказала тебе правду в тот день, когда ты сделал мне предложение, – ужасная ошибка с моей стороны. Я боялась, ты передумаешь, если узнаешь, что я не вдова, а… гулящая девка, как ты это назвал бы. Ты ведь взял бы назад свое предложение?
Он отвернулся. Его голос звучал приглушенно, как жалкая пародия на его обычную самоуверенность:
– Возможно. Не знаю. А может, и нет. Ты не дала нам шанс узнать это. Нагородила целую кучу вранья!
– Тебе наше соглашение было нужно так же, как и мне. Ты заставил меня принять предложение. – Мэгги вцепилась в спинку стула, стоявшего у туалетного столика, и задала свой следующий вопрос: – Ты разочарован результатом? Я оказалась плохой женой?
– Ты знаешь ответ не хуже меня.
– Тогда почему ты не можешь забыть то, что произошло давным-давно? Женщина, на которой ты женат, всегда была верна тебе, только тебе. Неужели нельзя судить обо мне по этому? Да, я должна была рассказать правду, когда Колин Вентворт появился в Бакае, но я была слишком поражена… и напугана. Я молилась о том, чтобы он уехал, не сказав Джоне правду, и чтобы у тебя и у нашего сына… да и у всех нас не случилось этого кошмара. Но это свершилось, Сойер. Нам остается справляться с последствиями. Я уже пережила то, о чем боюсь сказать тебе…
Наполненный неожиданной тревогой, муж резко повернулся к ней.
– Джона?..
– Он уехал в Нью-Йорк с Колином и Кларой. – Ее сердце сжалось. Сойер побледнел. – Вот письмо, которое он нам оставил, – тихо произнесла Мэгги и передала ему листок.
Ей потребовалась вся сила убеждения, чтобы удержать мужа от того, чтобы отправиться вслед за мальчиком в этот же вечер. Но у Мэгги, пережившей первый сильный приступ горя, было время подумать.
– Джона принял решение, – сказала она, – собственное решение, пусть даже он сделал это в момент боли и ярости. Я думаю, нам надо дать ему время пережить эти чувства.
