Мэгги показалось, что ее сердце, скованное холодом, перестало биться.
– Клара и Колин Вентворт, разрешите представить вам наших самых лучших друзей, Мэгги и Сойера Блейк. Аннабел, налей Сойеру рюмочку виски, если тебя это не затруднит. А я, пожалуй, подброшу еще поленьев в камин.
Маркус суетился, оживленный и галантный, чувствуя себя на высоте. Мэгги стояла как кукла. Словно во сне, она увидела, как Сойер сделал шаг вперед и пожал руку Колину Вентворту. Потом серьезно и вежливо принял протянутую для поцелуя руку Клары. Она не могла сдвинуться с места. Не могла дышать. Горло пересохло, а сердце стучало, будто двигатель паровоза, – Мэгги боялась, что ее грудная клетка взорвется.
– Миссис Блейк, – обратился к ней Колин. Он обошел вокруг дивана и встал напротив. Его лицо было белее, чем фарфор Аннабел.
Неужели она такая же бледная? Боже, наверное, все в гостиной могут прочитать правду на ее лице, на их лицах. «Нет, нужно взять себя в руки!» – приказала она себе, пытаясь вырваться из хаоса, в которое ее повергло присутствие Колина в гостиной.
– Здравствуйте. – Ее голос дрожал, ее рука, которую он пожал, была холодной и безжизненной.
– Очень приятно познакомиться.
Приятно? Это же кошмар! Мэгги увидела, что Сойер пристально смотрит на нее и хмурится. Последним отчаянным усилием воли она взяла себя в руки.
– Надеюсь, вам понравилось в Техасе, мистер Вентворт? Вы… вы ведь с востока, как говорил мой муж?
– Из Нью-Йорка. Но сейчас это кажется по ту сторону океана, – вмешалась Клара, сидевшая на диване; ее голос походил на тягучее мускатное вино. Она провела изящной рукой по шелку юбки. Мэгги она напоминала один из тех прекрасных бриллиантов, которыми она себя украсила, – блестящая, холодная и впечатляющая. – Наша поездка была просто отвратительной. Гостиницы к западу от Сент-Луиса больше похожи на хибары, чем на дома, пригодные для человеческого обитания. А дилижансы… – Она поморщилась. – Но этот дом, – она грациозно кивнула в сторону Аннабел, которая села рядом с ней, – это ранчо довольно милое. Настоящий дворец по сравнению с домом, где живет управляющий ранчо Колина в Монтане. От ваших техасских равнин даже дух захватывает, – великодушно добавила она. – Они довольно живописны, правда, несколько грубоваты.
– О, как мило с вашей стороны! – воскликнула Хэтти, глаза которой сверкали негодованием от этих фальшивых комплиментов, но в разговор поспешила вступить Аннабел. Ее слова подействовали так же успокаивающе, как масло действует на разбушевавшиеся волны.
– Абсолютно такие же чувства возникли и у меня, когда я впервые приехала на Запад, – сказала она. – Необозримые просторы вызывают беспокойство, пока к ним не привыкнешь. Но зато больше нигде вы не увидите таких прекрасных закатов или таких ярких звезд. А соседи здесь, в Техасе, – она улыбнулась Мэгги и Хэтти, которая, нахмурившись, напряженно стояла у камина, оскорбленная чванством Клары, – соседи здесь такие добрые и отзывчивые, что очень скоро забываешь бешеный ритм и развлечения большого города.
– А вы, миссис Блейк? – Колин до сих пор не отпустил ее руку. Взгляд его голубых глаз блуждал по ее лицу, и Мэгги охватила паника. – Вам так же нравится жизнь в Техасе, как и миссис Граймс? Или вы до сих пор скучаете по городским удобствам?
– Я счастлива, что живу здесь, мистер Вентворт.
– Вы давно живете в Техасе?
– Достаточно давно, чтобы считать его своим домом.
– Вы оказали бы честь любому месту, которое посчитали бы своим домом. Я рад за вашего мужа, миссис Блейк.
Мэгги хотелось выбежать из комнаты. Тошнота подступала к горлу, и она боялась, что в любой момент ей станет дурно. Но ее словно пригвоздили к полу. Она увидела, что глаза Хэтти, устремленные на нее, потемнели от замешательства. Конечно, все видели, что с ней творится!
Сойер сразу составил мнение о незнакомцах. Женщина явно скучала. Еще бы – изнеженная красавица, тепличный цветок, который не выдержит и месяца жизни на ранчо, решил он. А вот мужчина, Колин Вентворт, – совсем другое дело: около тридцати лет, в отличной форме и прекрасно смотрится в черном костюме. На его галстуке сверкала бриллиантовая булавка, светлые волосы были аккуратно зачесаны назад, открывая чисто выбритое приятное лицо. С первого взгляда он мог показаться денди, красивым городским пройдохой. Но за щегольской внешностью угадывался острый ум. Сойер почувствовал это уже в тот миг, когда они обменялись рукопожатием. Вентворт не обладал покровительственными или заискивающими манерами, как его жена. Напротив, казался дружелюбным и естественным. Правда, слишком уж пристально смотрел на Мэгги и никак не мог отпустить ее руку. Впрочем, это ерунда! Сойер выпил виски, подойдя к своему возможному будущему партнеру, опустил ему на плечо свою тяжелую руку.
– Насколько я понимаю, нам нужно обговорить массу деловых вопросов, прежде чем вы вернетесь в Нью-Йорк. После ужина, может, и начнем?
– Меня это устраивает. – Колин оторвал взгляд от Мэгги и с усилием сконцентрировал его на ее муже. Он все еще не мог прийти в себя от потрясения. Он редко вспоминал о ней. И вот она перед ним – Мэгги Клей, все такая же прекрасная, юная, земная и манящая. Теперь она была уже не невинная девочка с канзасской фермы, а женщина, вышедшая замуж за одного из самых влиятельных скотопромышленников Техаса, который по иронии судьбы оказался его новым деловым партнером. Жизнь порой играет с людьми самые непредсказуемые шутки! Колин не мог себе представить, чем кончится эта история, однако интуиция подсказывала ему, что будет гораздо разумнее переключить свое внимание на Сойера Блейка. Не хватало им с Мэгги привлечь к себе всеобщее внимание!
– Мой адвокат не сможет присоединиться к нам до завтра, – сообщил Колин. – Сейчас он в гостинице в городе и, боюсь, чувствует себя неважно. По-моему, путешествие пошло ему на пользу еще меньше, чем Кларе. – Он засмеялся, вознагражденный в ответ на замечание усмешкой со стороны Сойера Блейка, и они отошли в угол. Через несколько минут Аннабел пригласила гостей к столу.
– Что с вами такое? – Хэтти Бенсон остановила Мэгги, направлявшуюся, как сомнамбула, в столовую. – Вы выглядите больной, как теленок, которого укусил клещ.
– Я устала, Хэтти.
– А-а. – На приятном полном лице Хэтти отразилось сомнение – она еще никогда не слышала, чтобы Мэгги Блейк жаловалась на усталость. Но из уважения к подруге она не стала развивать тему. – А что вы думаете об их высочествах? – шепотом спросила она, провожая взглядом Вентвортов, направлявшихся в столовую.
– Она очень красива.
– Мне не нравятся павлины. – Хэтти покачала головой, и ее лучистые глаза сверкнули. – Я рада, что Билл не участвует в этой сделке с синдикатом. Что-то в этих людях меня настораживает. Но я уверена, Сойер и Маркус с ними справятся, – поспешила добавить она, дружески стиснув руку Мэгги. – Еще не родился пройдоха-горожанин, который бы надул двух техассцев.
Когда Мэгги села за обеденный стол, ее волнение еще больше усилилось. Хорошо бы убежать, скрыться и в одиночестве пережить шок, вызванный неожиданной встречей. Но это, увы, невозможно. Люди вокруг нее весело болтали, смеялись и наслаждались блюдами, которые приготовила Аннабел вместе со своей кухаркой-мексиканкой, а Мэгги почти ни к чему не прикоснулась. В какой-то момент к ней повернулся Сойер и заметил ее нетронутую тарелку.
– Плохо себя чувствуешь, Мэгги? – Он вглядывался в ее лицо, и в его глазах засветилось участие.
– Нет.
– Ты бледная.
– Голова болит.
Сойер отодвинул свой стул и взял ее за локоть.
– Тогда пойдем, я отвезу тебя домой. Аннабел и Маркус поймут.
– Нет-нет, – быстрым шепотом сказала она, зажимая его руку в ладони. – Нет никакой необходимости уезжать. У тебя ведь есть дела, которые ты собирался обсудить после ужина.
– Ничего такого, что не могло бы подождать до завтра. Аннабел, – вдруг сказал он, пока все поднимались из-за стола: леди – чтобы уйти в гостиную пить кофе, джентльмены – чтобы собраться в кабинете Маркуса, – ужин был просто замечательным, но боюсь, что вам придется нас извинить. Мэгги неважно себя чувствует, и я собираюсь отвезти ее домой.
– О, какая жалость! – Обеспокоенная Аннабел быстрыми шагами обошла стол и взяла Мэгги за руку. – Я могу чем-нибудь помочь?
– Да нет, все хорошо, просто голова разболелась.
– Сойер очень внимателен к этой маленькой леди, – сказал Маркус Колину и Кларе. – А иначе и нельзя. Так же, как моя Аннабел и как милашка Хэтти, она – настоящий бриллиант.
– Извините, что испортила вам вечер, – сказала Мэгги, обращаясь к Маркусу, но почувствовала настоящее облегчение, когда Сойер повел ее к выходу. На Колина она не смотрела.
Но он подошел сам, преградив им путь.
– Сойер, с нетерпением жду нашей встречи завтра утром. Ровно в девять, так?
– Совершенно верно, Колин.
– Миссис Блейк, – он произнес ее имя совершенно спокойно, но она заметила в его приятном голосе нотки многозначительности, – надеюсь, что скоро вы почувствуете себя лучше.
Мэгги смотрела на него молча, боясь, что может выдать себя, если заговорит.
– Уверен, что мы еще встретимся, – настойчиво продолжил Колин.
Она с трудом сглотнула.
– До свидания, мистер Вентворт.
Дорога домой оказалась сплошным мучением. Сойер молчал, считаясь с ее предполагаемой головной болью, и оставшаяся наедине со своими мыслями Мэгги снова переживала ужасы прошлого. Она никогда не думала, что снова увидит Колина Вентворта. И вот он опять вторгся в ее жизнь; он был здесь, в этом месте, которое она сделала своим домом, всколыхнув воспоминания о боли и унижениях, о лжи и ее разбитом сердце… о невыносимой жизни, которая, как она думала, осталась далеко-далеко.
Будь он проклят! Она со злостью сжала руки, лежавшие на коленях, с такой силой, что ногти впились ей в ладони. Но когда она вошла в свой дом на ранчо и ее взгляд упал на сына, читавшего при свете керосиновой лампы за столом в гостиной, самообладание покинуло ее.
– Ма, что случилось?
Она посмотрела на него через комнату, и из ее глаз хлынули слезы. Они градом покатились по щекам, как внезапный ливень.
– Ма!
Джона смотрел ей вслед, а она, пробежав через гостиную, поднялась на второй этаж. Мальчик закрыл книгу и испуганно посмотрел на отца.
Абигейл тоже положила подставку для письма и посмотрела на Сойера.
– Папа, что случилось? – Ее голос был, как всегда, спокойным, но на лице отразилась тревога.
– Ничего серьезного. Ваша мама неважно себя чувствует. У нее сильно болит голова, и, как я полагаю, она просто хочет побыть одна в тишине.
– Я пойду к ней! – сказала Регги, вскакивая. Регина Блейк, которой исполнилось тринадцать лет, была высокой для своего возраста, у нее уже начала развиваться грудь, но ее походка оставалась ребяческой. Широкими шагами, подпрыгивая, девочка направилась к лестнице. Весь вечер она сочиняла любовное письмо Джиггеру Ваттсону, вместо того чтобы писать работу о поэмах Элизабет Барретт Браунинг, которую им задали на дом. Впрочем, сейчас она совершенно забыла о Джиггере. – Я положу ей на лоб влажную прохладную салфетку. А потом тихонько, нежно буду ей петь и убаюкаю ее, – важно заявила она, но отец остановил ее, поймав за руку.
– Как раз петь-то твоей маме сейчас не надо. Продолжай делать уроки, Регги. Эбби, – он взглянул на свою старшую дочь, тихо сидевшую на своем стуле и наблюдавшую за тем, что происходит вокруг, – сходи узнай, может, маме что-нибудь нужно. Ты девочка спокойная и тактичная и сумеешь помочь ей.
– Да, папа. – Абигейл заправила темную прядь волос за ухо и встала.
Регина закусила губу, когда Абигейл проходила мимо нее. Разумеется, Эбби спокойная, как озеро прохладной, чистой воды. Папе это всегда нравилось. И он любит Джону, потому что тот выполняет на ранчо мужскую работу. А вот в Регги ему ничего не нравится!
– Это несправедливо, – проворчала она, бросая на отца укоризненный взгляд, но Сойер уже подошел к Джоне и начал рассказывать об этом дурацком синдикате. Никто никогда не обращает внимания на нее и даже не думает, что она тоже может пригодиться в трудной ситуации! К ней относятся так, как будто она все еще ребенок. Даже мама – иногда. Регина скорчила рожицу и уселась обратно на свой стул с видом оскорбленного достоинства.
За эти годы Регги превратилась в хорошенькую девочку-подростка с необузданным нравом и грубоватыми манерами, которые только в последнее время постепенно начали уступать перед натиском просыпающейся женственности и интереса к своей внешности. Живая, общительная и деятельная, Регги своими замечаниями могла рассмешить даже приходского священника или смутить группу ковбоев. Эбби, напротив, была очень серьезной, одаренной способностями к рисованию и музыке, погруженной в себя темноволосой красавицей, которая сначала хорошенько думала и только потом говорила.
«Может, она и хорошая, и глаза у нее более голубые, чем у меня, зато у нее нет жениха!» – злорадно думала Регги, безуспешно пытаясь сосредоточиться на Элизабет Барретт Браунинг. Это было трудно, потому что Джона задавал папе массу вопросов о приезжих из Нью-Йорка и о сделке, которую они планируют. Она бросила в их сторону возмущенный презрительный взгляд и снова попыталась прочитать глупую поэму.
В спальне наверху за туалетным столиком сидела Мэгги, по ее щекам катились слезы. Когда Эбби увидела, какой расстроенной и несчастной она выглядит, то ахнула от ужаса.
– Мама, что с тобой? Почему ты плачешь? – Она подбежала к ней и опустилась на колени рядом.
– О, так глупо. – Мэгги попыталась улыбнуться сквозь слезы. – Голова ужасно болит, но к утру все пройдет. Не надо обо мне беспокоиться.
– Конечно же, я беспокоюсь о тебе! Мы все беспокоимся. Папа послал меня наверх узнать, не могу ли я чем-нибудь помочь.
Мэгги промокнула глаза носовым платком, который ей протянула девочка.
– Со мной все в порядке, дорогая. Иди вниз и закончи свои занятия.
– Я уже все закончила. Мне хотелось бы помочь тебе. «Никто мне не может помочь», – подумала Мэгги, а вслух сказала:
– Я сейчас лягу в постель, закрою глаза, а когда взойдет солнце, опять буду здоровой. Спасибо тебе!
Она взяла руку Эбби и ласково сжала тонкие пальцы.
– Ты такая хорошая. Все мои дети хорошие. Я люблю вас всех.
– И мы любим тебя, мама, – поспешила заверить ее Эбби, встревоженная бледным, измученным лицом матери и темными кругами под глазами.
– У тебя правда только болит голова? Ты… ты не заболела серьезно?
Она думает о своей матери, об Айви, поняла Мэгги. «Благослови ее Господь, девочка так волнуется – она боится, что может потерять и меня!»
– Дорогая, поверь, со мной не случилось ничего такого, что не мог бы вылечить простой сон. – Она прижала к себе девочку, задержав ее на миг, чувствуя ее ласковые руки, прикосновение душистых волос, словно впитывая в себя нежность и заботу Эбби. Отстранившись, она изобразила на своем пепельном лице искусственную радостную улыбку. – А теперь иди и закончи свои уроки. Увидимся за завтраком, и я буду как новенькая.
К утру ей удалось справиться со своими эмоциями. Но Боже, чего ей это стоило! Она пролежала рядом с Сойером всю ночь, не сомкнув глаз. Ее терзали страх, злость и воспоминание о позоре. Утром Мэгги плескала в лицо холодной водой, пока не начала задыхаться, потом тщательно причесала волосы и даже чуть-чуть подрумянила щеки, чтобы скрыть бледность. С наигранным весельем она суетилась на кухне, поджаривая яйца и колбасу, расставляя тарелки, ставя на стол хлеб, масло, персиковый джем и дымящиеся кружки с кофе для своей семьи.
Джона и Сойер все время говорили о синдикате, Регги жаловалась, что ей придется провести целый день в школе, когда стоит такая прекрасная золотая осень, а Абигейл внимательно наблюдала за Мэгги – нет ли каких признаков болезни. Но, судя по виду, мама была такой же здоровой, как обычно, и, может, даже более жизнерадостной и оживленной.
Девочки помогли ей помыть и вытереть посуду, подмести пол и вытереть стол. Потом собрали книги, письменные принадлежности и на прощание поцеловали ее. Тут Мэгги заметила, что Джона не идет с ними.
– Ты опоздаешь в школу. Поторопись, – напомнила она сыну, отметив вдруг про себя, каким он стал высоким. И когда он успел так вырасти? Его белокурая макушка почти доходила до плеча Регги.
– Сегодня я не иду в школу, мама, – сказал он ей, и девочки задержались в дверях, чтобы послушать. – Папа сказал, что я должен пойти с ним на встречу у Граймсов. Он говорит, что там я узнаю намного больше, чем за весь семестр в школе.
– Нет!
Мэгги охватила паника, но она сумела сохранить спокойный тон:
– Сойер, Джона не должен идти с тобой сегодня.
– Да ладно, Мэгги, что ты так разошлась? – добродушно заметил Сойер, наливая себе последнюю кружку кофе. – Ничего страшного, если мальчик пропустит один день.
– Он уже пропустил один день на этой неделе, когда ездил с тобой на южные пастбища.
– Ну и что из этого? Он хорошо учится, не хуже других. Подумаешь, не пойдет в школу два-три раза в неделю! Я научу его гораздо более важным вещам на нашем сегодняшнем собрании, чем те, которые он там усвоит…
– Я не допущу этого! – воскликнула она.
Все с изумлением воззрились на Мэгги. Она схватилась руками за спинку стула и сердито смотрела на Сойера.
– Почему ты не хочешь, чтобы он посидел на этом собрании, Мэгги? – Сойер поставил кофе и нахмурился. Сначала непонятная головная боль и слезы вчера вечером, что так не похоже на жену, а сегодня неожиданная настойчивость насчет школьных занятий Джона… Спокойная и разумная, она всегда шла навстречу, позволяла ему делать то, что он считал полезным для сына. Но на этот раз что-то произошло. Сойер чувствовал это, как чувствовал приход северных ветров с холмов, но, увы, никогда не смог бы объяснить.
– Ма, я хочу пойти сегодня! Папа, мистер Граймс и мистер Вентворт собираются…
– Ты идешь в школу! – прикрикнула Мэгги на сына так громко, что он заморгал и отступил на шаг. Она резко повернулась к Сойеру. – Мальчику только девять лет! Присутствовать при заключении сделок, при всех этих торгах и спорах, где обсуждаются юридические вопросы, – не его дело. Если хочешь, чтобы он иногда объезжал с тобой пастбища, то здесь у меня нет никаких возражений, но я не позволю забрать его из школы, чтобы он присутствовал при разговорах, которые не понимает, чтобы встречался с восточными американцами, которые посчитают тебя глупцом из-за того, что ты привел ребенка на деловые переговоры. И хватит об этом. Дети, вы лучше поторопитесь, а то опоздаете. Вопрос решен, и, Джона, не строй из себя обиженного. Ты пойдешь и ответишь урок мистеру Грею и хоть один раз выбросишь из головы этот проклятый скот.
В доме стало так тихо, что Мэгги слышала, как утренний ветерок колышет занавески на окнах гостиной. Из загона доносились знакомые голоса работников, ржание лошадей, хлопанье дверей в сарае и коровнике. В воздухе пахло сухими листьями и деревом, кофе и беконом, который жарился на печке в кухне ранчо, – кухарка Фрэнки готовила завтрак для целой армии работников. Несколько ковбоев строили новый загон для лошадей, купленных Сойером в Гейтсвилле на прошлой неделе; в утренней тишине раздавался ритмичный стук молотка. Джона испуганно смотрел то на мать, то на отца.
– Па? – в его голосе прозвучала мольба. Мэгги вся напряглась, ожидая, что ответит муж. Сойер бросил на сына сочувственный взгляд и снова покосился на Мэгги.
– Делай то, что говорит мама, Джона. Будут и другие собрания.
– Но, па…
– Иди.
Джона сдался: собрал свои школьные принадлежности и поплелся к двери. Абигейл и Регина все еще стояли там, не сводя глаз с родителей.
– Идите, все идите. – Мэгги вытолкала их на улицу, где светило холодное октябрьское солнце. Ей было все равно, что Джона даже не взглянул на нее и не попрощался. Он идет в школу и сегодня не увидит Колина Вентворта. Вот что сейчас имеет значение.
Когда она вернулась в кухню и закрыла дверь, Сойер подошел к ней. Он положил ей руки на плечи и подождал, пока она поднимет голову.
– Что случилось, Мэгги? Тебя что-то беспокоит.
– Я уже говорила. Я считаю, что Джона еще слишком мал для бизнеса и управления ранчо. Я хочу, чтобы он окончил школу, прежде чем станет твоим партнером.
– И это все? – На лице мужа отразилось сомнение.
– Да, Сойер.
Взгляд его серых глаз смягчился, пока он испытующе вглядывался в ее милое решительное лицо.
– Я согласен, ты имеешь право быть иногда резкой, – медленно сказал он. – Но ты так редко бываешь такой… – Он погладил ей щеку с той мягкостью и нежностью, которая когда-то привлекла ее к нему. – Разумеется, знания мальчику не повредят, образование – великая вещь. Особенно если мы собираемся не спускать глаз с этого щеголя – нашего нового партнера. – Сойер улыбнулся.
– Спасибо тебе за понимание и извини, что накричала на тебя.
– А мне даже понравилось, – усмехнулся он и наклонился, чтобы поцеловать ее в губы. – Ты не часто показываешь характер, хотя он постоянно при тебе. И даже интересно порой, когда он вдруг вырывается наружу. Ты тогда напоминаешь мне ту маленькую девочку-вдову, которую я обнаружил умирающей от голода далеко от Канзаса на дорожной станции. Ты не хотела, чтобы я купил тебе поесть. И мне это понравилось, Мэгги. Мне нравилось то, что ты никогда никого ни о чем не просила. – Он прижал ее к своей груди, и его дыхание коснулось ее волос. – Все обернулось для нас двоих замечательно, верно, Мэгги?
– Да. – Она провела рукой по его густым каштановым кудрям, в которых уже поблескивала седина. – Выйдя за тебя замуж, я совершила самый лучший поступок в своей жизни, Сойер Блейк.
– Я везучий человек. Ты очень хорошо вырастила моих дочерей. А теперь я стараюсь сделать все возможное для нашего сына.
Нашего сына. Мэгги чуть не заплакала. Иногда она удивлялась: неужели Сойер забыл, что она была уже беременна Джоной, когда встретила его? Все эти годы он никогда не называл мальчика иначе как «наш сын».
Она попыталась отогнать от себя мысли о Колине Вентворте, находившемся всего в нескольких милях отсюда, на ранчо Граймсов.
– Ты замечательно обращаешься с Джоной, – прошептала она. – Я так им горжусь. Он такой же, как ты: сильный, красивый, уверенный в себе. И он любит Тэнглвуд так же сильно, как ты.
– Мэгги, если бы ты сейчас видела свои глаза! Добрые, лучистые… Клянусь, если бы у меня было время, то я прямо сейчас понес бы тебя наверх в постель и… – Сойер с явным сожалением поцокал языком. – Но позже, милая, позже. А сейчас мне нужно проверить молодняк у Сплит-Рок, прежде чем я поеду к Граймсам. Так что мне пора.
Оставшись одна, Мэгги опустилась на стул. Усилия, предпринятые для того, чтобы казаться сегодня утром обычной и веселой, давали о себе знать. Она чувствовала слабость во всем теле, и голова действительно болела. Она закрыла на несколько минут глаза, пытаясь отогнать от себя все мысли и волнения. Когда она снова открыла их, то услышала топот копыт – кто-то ехал верхом на лошади.
Возможно, Сойер что-то забыл, решила Мэгги, подбежала к окну и подняла кружевную занавеску.
Во двор на сером мерине въезжал Колин Вентворт.
Глава 14
Мэгги открыла дверь кухни и вышла на веранду.
– Доброе утро, – сказал Колин.
Октябрьский ветер разрумянил его щеки, а его голубые глаза блестели сильнее обычного. По сравнению с ними небо над головой казалось бледным и невыразительным. Колин ловко спрыгнул с седла, несмотря на дорогой костюм и котелок, молча осмотрелся вокруг, оглядывая двор и загон, отмечая про себя закрытые двери конюшен и сарая. Все работники уехали вместе с Сойером, и Мэгги знала, что на ранчо никого нет. Как же у Колина хватило наглости приехать сюда, как будто у него было на это полное право!
– Здорово здесь у тебя, Мэгги, – одобрительно сказал он, приближаясь к веранде. – Ранчо большое, отлично управляется и производит впечатление хорошо отлаженной фабрики. Очень здорово. – Он с улыбкой посмотрел на нее. – Не беспокойся так. Я видел, что твой муж уехал – и все остальные тоже. Мы можем поговорить наедине.
– Мне нечего тебе сказать. Убирайся из моих владений.
Но он все приближался. На верхней ступеньке веранды, когда его глаза оказались на одном уровне с глазами Мэгги, он задержался.
– Твои владения, – задумчиво повторил он. – Да, ты прекрасно устроилась, Мэгги, и я хочу сказать, что меня это очень радует. – На его губах блуждала улыбка. Он с удовольствием оглядел желтое платье, подчеркивавшее изгибы ее стройной, крепкой фигуры, и заметил, что ее глаза потемнели от гнева и стали похожи на зеленое разбушевавшееся море. Ее рука, лежавшая на перилах веранды, дрожала. Она выглядела гордо, как королева Запада, но в красивом лице, в изящной фигуре, в волнующей полноте груди и мягких губах чувствовалась податливость, которую он помнил. – Ты прекрасна, как всегда, Мэгги. Мне хотелось бы обнять и поцеловать тебя прямо здесь и…
Она со всей силы ударила его по щеке.
– Убирайся прочь!
Поморщившись, он приложил руку к красной, занемевшей щеке.
– Итак, у нас появился характер. Извини. – Он нахмурился. – Но тебе это не идет.
Мэгги сжала кулаки и попыталась взять себя в руки, чтобы не наброситься на него. С большим усилием она сумела говорить спокойно.
– Тебе повезло, что у меня под рукой нет ружья. – В ее голосе звучала ярость. – Надо бы тебя хорошенько продырявить… – Сожаление и обида помимо ее воли выплеснулись наружу. – Я ведь писала тебе, когда попала в беду. Как дурочка, думала, что ты любишь меня и отнесешься ко мне справедливо. Думала, что я тебе небезразлична. Будь ты проклят, Колин!
– Ты была мне небезразлична, Мэгги, это правда. – Он взбежал на веранду и взял ее за плечи. На его лице отражалось раскаяние. Несмотря на то что он стал старше, под глазами появились мешки, а плечи стали более крепкими, он сохранил юношескую привлекательность, которая очаровала ее десять лет назад. – Мне очень жаль, Мэгги, что я тогда так повел себя. Это было некрасиво. Поверь, теперь я понимаю. Но все это было так давно. Я был еще ребенком. Да и вообще, мы оба были детьми. И именно об этом нам следует поговорить. – Он снова огляделся вокруг и склонил голову набок. – Я могу войти?
– Нет, не можешь. Все, что ты хочешь сказать, можешь сказать здесь. – Тут она вспомнила кое-что. – А разве ты не должен быть сейчас на собрании вместе с моим мужем? Оно ведь в девять часов, как говорил Сойер.
– Я скажу ему, что перепутал время. Собрание может подождать еще часик. Мне нужно было сначала увидеть тебя. Боже, я ведь даже не мог уснуть прошлой ночью! Как только поднялся на рассвете, так сразу приехал сюда и начал караулить, ждал, пока все уедут. Знаешь, я не отказался бы от чашечки кофе, Мэгги.
– Кофе? – Она издала нервный смешок и начала пятиться в дом. – Если ты не уберешься до того, как я закрою дверь, я точно возьму в руки ружье.
Он схватил ее за руку:
– Думаю, ты выслушаешь меня.
Тихая угроза, прозвучавшая в его голосе, не прошла для Мэгги незамеченной.
Встревоженная и сжигаемая яростью, она повернулась к нему.
– Колин, мне совсем неинтересно, что ты собираешься мне сказать…
– Будет интересно. Но я не думаю, что тебе захочется, чтобы любой слышал это.
Она нерешительно посмотрела на него, оглядела пустой двор, с беспокойством взглянула на загон.
– Одну чашечку, – настаивал Колин. – А потом я уйду. Даю слово.
– Слово? На него уж точно можно положиться! – Глаза Мэгги сверкали, голос звенел от сарказма. – Не желаете ли пройти в дом?
Он только улыбнулся в ответ и вошел следом за ней в гостиную.
Оставшись одна в кухне, Мэгги загремела фарфоровыми чашками и блюдцами, радуясь возможности спрятаться от его внимательного взгляда. Нужно успокоиться, взять себя в руки!
«Что он скажет? – думала она, прислушиваясь к тишине, царившей в гостиной. – Наверное, просто хочет объяснить свое поведение – или отсутствие всякого поведения – много лет назад. Или здесь кроется что-то еще, какие-то неприятности?»
Ее руки дрожали, когда она внесла поднос в гостиную, где на диване расположился Колин. Один его вид снова привел ее в ярость. Какое право он имеет находиться здесь! Комната, с новым нарядным ковром и кружевными занавесками, с последней акварелью Абигейл на стене, напоминала ей о счастливой жизни мистера и миссис Сойер Блейк. Колин, которого когда-то она безумно любила, теперь мучительно напоминал о далеком и печальном прошлом, о котором она всеми силами пыталась забыть.
Хорошо бы плеснуть дымящимся кофе ему в лицо! Нет, это некрасиво. Ладно, она выслушает его молча, как и положено настоящей леди. А потом прогонит его навсегда.
Она наливала кофе, когда он заговорил.
– Ты даже не представляешь, как я был потрясен, увидев тебя вчера вечером. – Он покачал головой, отметив ее настороженность. Она опустилась в кресло напротив. – Но, я считаю, мы хорошо вели себя. Клара ничего не заметила. А твой муж?
– Я отказываюсь обсуждать с тобой Сойера. Скажи то, что собирался сказать, и уходи.
Колин посмотрел на свои руки.
– Я не виню тебя в том, что ты ненавидишь меня, Мэгги. Я повел себя не… как джентльмен. Прости мне всю ту боль, которую я причинил тебе.
– Ты извиняешься? Очень хорошо. Это все?
– Я думал, ты хочешь услышать новости о своей семье, оставшейся в Канзасе. Не так давно я видел Кэла и Энн.
Имена из прошлого словно прорвали оболочку холодного равнодушия, которой Мэгги себя окутала. Она закусила губу, с волнением глядя на него.
Колин кивнул.
– Они сказали мне, что ничего не слышали о тебе вот уже десять лет. По-моему, их это не очень волновало, но вот твоя тетя… Мне кажется, ее иногда волнует.
В глубине ее глаз промелькнула боль.
– И как тетя Виллона? – осторожно спросила она.