– У меня нет желания с тобой разговаривать, – бросила она, изо всех сил стараясь говорить небрежно-равнодушным тоном, подошла к плетеному креслу палисандрового дерева и грациозно опустилась в него. – Я хочу принять ванну и отдохнуть. Потом я разыщу отца и узнаю, что мне надо делать. Ты можешь идти: я не собираюсь жить с тобой в одном номере. Вот, собственно, и все. Больше мне нечего сказать.
Ответом ей было зловещее молчание. Внутренне съежившись от страха, Анемон уставилась на фарфоровую статуэтку, которая стояла перед ней на столике, и принялась разглядывать ее с таким сосредоточенным видом, как будто от этого зависела вся ее жизнь.
Вскоре она услышала приближавшиеся шаги по мягкому ковру. Анемон не успела и шевельнуться, как Стивен рывком поднял ее с кресла и поставил перед собой, сомкнув пальцы на ее запястьях.
– Нечего сказать? Очень интересно, Анемон! – Он выплевывал слова, точно они обжигали ему рот. – Прошлой ночью ты лежала в моих объятиях. Сегодня утром ты говорила, что любишь меня. А потом вдруг ушла с моего корабля, не сказав ни слова, и растворилась в этом проклятом городе. Нет, дорогая, нам о многом надо поговорить, и ни один из нас не выйдет из этой комнаты, пока мы не выясним все до конца.
– Пусти меня! – Она стиснула зубы, пытаясь освободиться от стальных тисков его рук. – Мне больно, Стивен!
Он слегка расслабил пальцы.
– Прошу прощения. Но не думай, что я отпущу тебя раньше, чем услышу объяснение.
– А что тут объяснять? Корабль прибыл в порт. Мне надо было найти своего отца, вот я и ушла.
Всю следующую минуту она не слышала ничего, кроме его шумного, сдерживаемого дыхания. В плену его сильных рук ей ничего не оставалось, как только смотреть на плиссировку его рубашки, ибо она не хотела встречаться с ним взглядом.
Анемон чувствовала, как напряжено его тело, и знала, что он едва сдерживает гнев. Она говорила себе, что не боится Стивена: он уже причинил ей боль, обманув самым жестоким образом, каким только может обмануть мужчина женщину! Теперь бояться нечего. Что еще он мог ей сделать? Однако мощь его великолепного мускулистого тела в сочетании с затаенной яростью вызывали страх в глубине ее души.
– Маленькая стерва!
Слова были сказаны тихо, но от этого они прозвучали не менее жестоко. Он грубо дернул девушку на себя и посмотрел ей в лицо с неприкрытой яростью:
– Ты с самого начала не хотела, чтобы мы сошли на берег вместе, верно? Ты с самого начала собиралась работать над этим заданием без меня и только ждала, чтобы я привез тебя в Новый Орлеан!
Анемон не сразу поняла, о чем он говорит. Его предположение было так нелепо, что она не могла ничего сказать, только смотрела на него во все глаза. Он обманул ее, а теперь обвинял ее в том же! Он думал, что все это время она не любила его, а лишь притворялась, что все ее чувства были так же фальшивы, как и его собственные! Анемон не выдержала и рассмеялась неестественным истерическим смехом. Он сильнее сжал ее запястья.
– Ты просто хитрая лгунья! – прорычал он. – Это так? Отвечай, черт возьми!
Она судорожно вздохнула, охваченная лютой, ослепляющей яростью. Так, значит, вот что он думает? И это после того, как она отдала ему всю себя! Напоила его той любовью, что была в ее сердце, не оставив себе ни капли!
Нет, это не человек, решила Анемон, содрогнувшись от гнева. Это червяк! Червяк, который всех вокруг считает такими же низкими и подлыми, как он сам. Она взглянула на него сквозь пелену боли, и глаза ее холодно прищурились. А почему бы и нет? Почему бы не уязвить его тем же оружием? Почему бы не пошатнуть эту самовлюбленную гордыню, не смыть самодовольство с его надменной души?
Ее лицо побледнело еще больше, став одного цвета с белоснежным шелковым диваном. Глаза ее сверкали, как огромные раскаленные угли.
– Отпусти меня! – сквозь зубы процедила Анемон, и ее гневный голос грозным эхом отозвался под сводами бело-золотой комнаты.
К удивлению девушки, Стивен ее отпустил. Отступив на шаг, он уставился на нее с таким потрясенным видом, что она вновь засмеялась:
– Тебе кажется невероятным, что женщина может уйти от тебя, да, Стивен, мой котенок? – Она презрительно усмехнулась. Внутри у нее все сжималось от боли, но было так приятно уколоть его, спрятав собственную боль за щитом лжи! – Я хотела, чтобы ты отвез меня в Новый Орлеан, Стивен, – продолжала она, – а заодно собиралась выяснить, что тебе известно о Генри Марсье и обо всем этом грязном деле. Ты угодил мне по обеим статьям… – Она снова усмехнулась. – Понимаешь, Стивен? – протянула она. – Я тебя просто использовала. Все это было притворством – от начала и до конца, каждое мгновение. Но теперь ты мне больше не нужен. Я не желаю тебя видеть, не желаю с тобой разговаривать и вместе работать. Ясно? Ты мне надоел. Я больше не хочу иметь с тобой никаких дел.
На мгновение ей показалось, что она зашла слишком далеко и сейчас он ее ударит. Вид у него был свирепый, он словно окаменел, каждый мускул угрожающе напрягся. Девушка в страхе невольно отступила назад, но он схватил ее. Анемон скривилась от боли, но на этот раз он не ослабил хватку.
– Мразь! Жестокая, грязная сучка!
Эти слова обдали ее ледяным холодом. Она заставила себя улыбнуться вмиг пересохшими губами.
– А ты законченный болван. Думал, что я в самом деле тебя люблю?
Внезапно он отшвырнул ее от себя – так резко, что она упала в кресло, – размашисто подошел к камину и изо всей силы ударил кулаком по белой мраморной полке, вдребезги разбив стоявшую там стеклянную статуэтку.
Стивен захлебывался от дикой, неистовой ярости, которая кипела в его душе. Еще никогда в жизни он не был так близок к совершению убийства, никогда и ни к кому не испытывал такой всепоглощающей ненависти. Его так и подмывало стиснуть в пальцах тонкую шею девушки и задушить подлую лгунью. Пытаясь совладать с этим безумным порывом, он ухватился двумя руками за каминную полку.
Подумать только: еще недавно он волновался за Анемон! Увидев, что ее нигде нет, он приказал своим людям обыскать все судно, а сам расхаживал по палубам, мучаясь в догадках. Ему и в голову не могло прийти, что она просто ушла с «Морского льва», не сказав никому ни слова.
Сначала, когда корабль встал в порту и обнаружилось, что девушка пропала, Стивен был озадачен. Потом его недоумение сменилось тревогой. Наконец, тщательно осмотрев все судно, со всевозрастающим беспокойством расспросив каждого моряка на борту, он почувствовал, как в нем зашевелились первые ростки сомнения и злости. Стивен понял, что она могла просто уйти одна к своему отцу, нарочно тихо улизнув с корабля.
Но он не мог в это поверить! Как же так? Они строили планы, собирались по прибытии в порт вместе отправиться в гостиницу – здесь не могло быть никаких недоразумений. С какой стати ей уходить без него? Меряя шагами свою каюту, Стивен осушил две рюмки коньяку. «Где, черт возьми, она может быть?» – спрашивал он себя.
Потом Стивен пошел в гостиницу – это было единственное место, куда она могла отправиться. Но он все еще не хотел в это верить.
Когда консьерж сказал ему, что да, приходила дама, спрашивала месье Дюбуа и они встретились в маленькой гостиной, первым чувством, которое испытал Стивен, было огромное облегчение.
В следующий момент ноги его приросли к полу. До него наконец дошло, что Анемон сошла на берег одна! Вот когда в нем впервые зашевелился настоящий гнев.
Месье Ламор показал ему, где находится маленькая гостиная, и он пошел к двери. За эти несколько секунд гнев перерос в ярость. Сердце Стивена пронзили острые иглы подозрения. Неужели она в самом деле хотела от него сбежать? Нет, он не мог даже думать об этом, и уж тем более не мог в это поверить. И все-таки… во что еще ему оставалось верить?
И вот он вошел в гостиную, увидел ее лицо, услышал невольный вскрик… Она испугалась его прихода! Это было подобно выстрелу.
Пока Томас Карстейз посвящал их в подробности грязного заговора Де Воба и говорил о тех контрмерах, которые они могут предпринять, Стивен только и ждал случая остаться наедине с Анемон. Ему не терпелось задать ей вопросы и получить интересующие его ответы. Теперь он их получил. Все его самые худшие подозрения подтвердились.
Она оказалась на редкость хорошей актрисой и порядочной стервой!
Все эти месяцы в море, эти мгновения упоительной страсти, эти жаркие поцелуи в ночи, когда они лежали в его постели и тела их сливались в безумстве и неге, – все это было ложью! Она опутала его своими чарами, соблазнила, околдовала, а сама оставалась холодной.
Стивен вспомнил, что когда-то и сам собирался сделать с ней то же самое, но это не загасило огонь его ярости, ибо он отринул свой план в первую же ночь их любовной близости. Он забыл обо всем, кроме этой женщины, и хотел лишь одного: любить ее, сделать ее своей.
И как он ее любил! Он готов был отдать за нее жизнь! Но она так и не стала его. Она была призраком, дразнящим и обманчивым, женщиной воображаемых добродетелей. И эту прожженную бестию он считал невинной? Безумец!
– Ты играешь в грязную игру, моя крошка, – наконец сказал Стивен, достаточно успокоившись, чтобы говорить.
Он обернулся к сидевшей в кресле девушке. Лицо ее сделалось пепельным, а руки слегка дрожали на подлокотниках, но она держалась холодно и отчужденно, как Снежная Королева.
Стивен расправил плечи и медленно пошел к ней. Его глаза сверкали, как сталь. Он отправился в Нью-Брансуик с намерением использовать Анемон, но отказался от своей затеи, став жертвой ее лживых чар. Но она-то ничего не знала, думал он, превозмогая гнев и душевную боль. Он еще мог сохранить свое достоинство – то малое, что у него осталось.
– Я тоже играл с тобой во время нашего плавания, – продолжил он резким насмешливым тоном, полоснувшим ей сердце. – Забавно, не правда ли? Мы оба были жертвами коварства: ты – моего, я – твоего. – Стивену показалось, что девушка то ли охнула, то ли всхлипнула. Он замолчал и внимательно посмотрел на нее, но она не проронила ни одного слова, сидя в своем кресле неподвижно, как сама смерть. – Только я составил о тебе неверное мнение. Мне казалось, что ты благородная леди – юная, невинная и ранимая. Я хотел отдалиться от тебя постепенно, чтобы уберечь от лишних страданий. – Он издал короткий смешок, неприятно прозвучавший в этой красивой, элегантной комнате, наполненной цветами, хрусталем и разбитыми мечтами. – Теперь я вижу, что в этом нет необходимости. В тебе не больше чувствительности, чем в пучеглазом лангусте, – добавил он, растянув губы в ядовитой ухмылке, – и почти столько же привлекательности. Я рад, что наш спектакль наконец-то окончен. Теперь никому из нас больше не нужно притворяться.
Анемон с трудом сдерживала слезы. Если она сейчас перед ним разрыдается, то потом никогда себе этого не простит. Она хотела попросить его выйти из этой комнаты и больше никогда не возвращаться, но не решалась заговорить, боясь выдать голосом свою боль.
– Разумеется, на людях нам придется продолжать эту игру. Во всяком случае, в новоорлеанском обществе мы должны появляться под ручку, – сказал он тем же жестким, натянутым тоном, достал из кармана сюртука сигару и с раздражающей надменностью прикурил. – Насколько я понял, по плану твоего отца мы должны изображать супружескую пару. Что ж, пока изменить ничего нельзя. Будем еще какое-то время вместе, пока не выполним эту работу.
– Нет! Убирайся отсюда немедленно! – закричала Анемон, не совсем уверенно поднимаясь с кресла.
Стивен навис над ней устрашающей глыбой и насмешливо покачал головой.
– Ах, Анемон, Анемон, – произнес он с укоризной, выпустив изо рта облачко табачного дыма, – твой отец уверял меня, что ты настоящий профессионал, но сейчас ты ведешь себя по-дилетантски. Мы должны доиграть до конца, моя крошка, независимо от того, нравится тебе это или нет.
– Я не буду жить с тобой в одном номере! И не буду спать с тобой в одной постели!
– Пожалуйста, можешь спать на диване, – равнодушно бросил он и, отвернувшись, быстрым шагом направился к двери. – Пойду посмотрю, не освободился ли твой отец. Он собирался выпить со мной коньяку, а заодно изложить оставшиеся детали своего плана.
Анемон молча уставилась ему в спину, мысленно содрогаясь от ужаса и отвращения. В дверях он оглянулся и оценивающе посмотрел на девушку.
– На твоем месте я бы немного поспал, – посоветовал Стивен, окинув ледяным, пронизывающим взглядом ее бледное, осунувшееся лицо. – Сегодня вечером у нас будет много дел. Мы должны как можно скорее установить контакт с Де Воба. Так что не стоит терять время. Мы не можем позволить себе ошибиться.
– Я никогда не ошибаюсь, – проговорила девушка онемевшими губами.
Он пропустил эту реплику мимо ушей.
– Да, вот еще что! Де Воба – большой охотник до женского пола. В этом смысле он очень разборчив. – Стивен язвительно усмехнулся, успешно скрыв свою душевную боль. – Я догадываюсь, что в плане твоего отца тебе отводится роль соблазнительницы. Но если ты сейчас не отдохнешь, дорогая, Де Воба не удостоит тебя даже взглядом.
Он вышел, хлопнув дверью. Анемон вновь опустилась в кресло. Ее охватила дрожь, потом подступили слезы. Она страдальчески запрокинула голову, вспоминая былые мгновения, когда Стивен обнимал ее, согревал и утешал своими ласками. Как она нуждалась в нем сейчас! Как томилась по его объятиям, мечтая забыть свою боль в его крепких, надежных руках! Но прошлого уже невозможно было вернуть.
Он сам был причиной ее боли. Уже никогда его губы не прижмутся к ее губам в нежном поцелуе, зажигающем кровь, а пальцы никогда не погладят ее волосы. Она больше никогда не услышит от него нежного шепота любви…
Стивен ненавидит ее. Он думает, что она так же коварна, как и он. Если раньше он использовал ее и жалел, то теперь он ее презирает. Она тоже должна презирать его. Но в душе девушки были только боль, пустота и чувство жуткой, невосполнимой утраты.
Глава 20
На Новый Орлеан уже давно опустились сумерки. Анемон стояла на балконе спальни и смотрела в темноту пустого внутреннего дворика гостиницы «Бержерон».
Прошло несколько часов с тех пор, как Стивен вернулся с докладом от ее отца. Пока он отсутствовал, она без аппетита поела с подноса, принесенного в номер по распоряжению месье Ламора, приняла ванну и немного поспала.
Когда пришел Стивен, они оба чопорно уселись в кресла и принялись обсуждать план борьбы с заговорщиками – вежливым, бесстрастным тоном, словно чужие. Стивен холодно, по-деловому излагал идею ее отца, а Анемон задавала вопросы и высказывала свои соображения, стараясь вникнуть в самые мельчайшие детали и до конца уяснить задачу.
Она решительно одобрила отцовский план, но у Стивена были возражения. По какой-то непонятной причине он не хотел, чтобы она играла в этом деле ключевую роль. Но почему? У него не было для этого никаких логических оснований. Как она уже сказала, он имел возможность убедиться в ее профессионализме, даже сам признал, что она толковый агент. Откуда же тогда такое сильное нежелание пускать ее в гущу событий, выставляя лицом к лицу с коварным врагом? Анемон же только о том и мечтала.
Едва они закончили обсуждение, как тут же приступили к осуществлению плана. Прежде чем вернуться в номер, Стивен обошел множество местных магазинов, объяснив, что ему нужна одежда для себя и для жены, ибо почти все их туалеты пришли в негодность во время плавания. Он обо всем договорился и накупил всякой всячины.
Анемон только руками развела, когда к ним в номер ввалилась целая армия торговцев во главе с внушительной мадам Селесте, которая гордо прошествовала в гостиную с ротой портних, нагруженных коробками с платьями, тканями, блестками и шпильками.
Девушка перемерила несметное множество платьев: она крутилась, вертелась и оглядывалась через плечо, оценивая, как они сидят на ее стройной фигуре. Потом пришли модистка, ювелир и еще какие-то люди… В конце концов она так устала, что всех и не запомнила.
Когда она с ними закончила – или, вернее, они закончили с ней, – в ее собственности оказалась целая дюжина новых платьев, а к ним – подходящие туфельки, шляпки, ювелирные украшения, чулки, ридикюли и шали. Просто неслыханно!
Анемон знала, сколько все это стоит, и была потрясена. Интересно, кто же из стран-участниц заплатит по счетам? Однако ясно, что такие покупки необходимы. Для успеха миссии им со Стивеном нужно подобающим образом выглядеть.
В ближайшие дни ей предстоит вращаться в высших кругах общества: ходить на банкеты, в театр, прогуливаться по городской площади и посещать всевозможные развлекательные мероприятия, на которых можно столкнуться с Жан-Пьером Де Воба.
Большинство платьев, которые она носила на судне «Морской лев», не годилось для выхода в новоорлеанский свет, а ей надлежит быть тщательно одетой и ухоженной. Креольское общество отличается изысканной роскошью, и она должна войти в него, не вызвав и тени сомнения в принадлежности к бомонду. Хорошо, что Стивен знаком с Де Воба, пусть даже поверхностно. На первых порах это поможет. Он представит ее французу, а дальше… дальше все зависит только от нее.
Почти все прелестные новые платья мадам Селесте отнесла обратно в свой магазин на Ройял-стрит для точной подгонки, но одно из них она со своими помощницами подогнала уже сейчас – чтобы Анемон могла надеть его сегодня вечером.
Это было белое газовое платье, усыпанное серебристыми розочками и бантиками, с завышенной талией, белым атласным пояском, оборками по подолу и открытым лифом, соблазнительно облегавшим высокую грудь. Платье отливало серебром при ходьбе, подчеркивая каждый изгиб ее юного, гибкого тела. Жан-Пьер Де Воба определенно потеряет голову, подумала Анемон без всякого воодушевления.
Ну что ж, это и есть ее цель, напомнила она себе, стоя в одиночестве на балконе с резной стальной оградой. Согласно отцовскому плану, она должна добиться внимания Де Воба начиная уже с сегодняшнего вечера.
Прохладный речной ветерок обдувал ей лицо. Она смотрела в темноту и думала о лорде Бромфорде и о том, как важна ее миссия. На карту поставлены человеческая жизнь и судьба страны. Здесь не место для сердечных страданий. Они со Стивеном теперь партнеры. Не более того. Пока все это не кончится – пока они не спасут лорда Бромфорда и не обезвредят банду злодеев, – им придется забыть о личных обидах и работать вместе.
Девушка вернулась с балкона в спальню, взяла ридикюль, шаль и направилась к двери. По пути она поймала свое отражение в зеркале. В ушах посверкивали изящные бриллиантовые серьги, такое же колье украшало шею. В волосах блестел серебряный гребень с жемчугом. Ни дать ни взять – королева!
Анемон ощутила легкий трепет. Она еще никогда не видела себя столь элегантной и блистательной. Помнится, однажды ночью она стояла перед зеркалом в одной ночной сорочке и мечтала, чтобы Стивен Берк увидел ее в одном из роскошных платьев Сесилии и проявил к ней интерес… Губы девушки скривились в горькой усмешке. Она резко отвернулась от зеркала и двинулась к двери.
Когда она вошла в гостиную, Стивен невольно встал и медленно оглядел ее.
– Бедный Де Воба! – проговорил он, глаза его были колючими и холодными.
Он и сам был необыкновенно хорош в черном вечернем костюме и белоснежном галстуке, в складках которого притаилась единственная сапфировая булавка. Твердым, решительным шагом подойдя к девушке, Стивен без лишних слов взял ее под руку и повел к двери.
Они собрались ехать в оперу. Там наверняка будет почти весь новоорлеанский свет, включая Де Воба, месье Бержерона и лорда Мелвина Бромфорда. Отличный момент для начала операции!
Их план, как и все хорошие планы, был довольно прост. Стивен верно заметил: Де Воба любил женщин. И главным образом замужних, уточнил Томас Карстейз, беседуя со Стивеном за коньяком. Француз питал особый интерес к чужим женам. Ему доставляло удовольствие разбивать счастливые семьи, как иным доставляет удовольствие травить на охоте зверя.
Ему нравилось играть человеческими судьбами, а тот факт, что обманутый муж мог легко вызвать его на дуэль, обнаружив или хотя бы заподозрив измену, таил в себе дополнительную прелесть. Де Воба был известным дуэлянтом. Он уложил на поле чести не одного противника, наслаждаясь дуэлью не меньше, чем любовной интрижкой с замужней дамой.
Вот какую информацию удалось узнать Томасу о креоле, а Стивен подтвердил ее, основываясь на своих наблюдениях во время коронации и дальнейших торжеств.
Анемон должна была расположить к себе Де Воба и завоевать его доверие так, как никогда не смог бы сделать мужчина.
Томас Карстейз обрадовался, что его дочь приехала в Новый Орлеан вместе со Стивеном, ибо теперь она могла сыграть роль замужней женщины и стать еще более желанной для Де Воба. Если все действующие лица поведут себя правильно, план будет иметь успех – он в этом не сомневался.
В последние месяцы, пытаясь шпионить за Де Воба и его сообщниками, Томас столкнулся с предельной секретностью, которой окружили себя заговорщики. Было почти невозможно внедриться в круг конспираторов. Они уже убили ударом ножа в сердце одного из людей Томаса и бросили его труп в ближайший болотистый рукав реки, когда обнаружили, что он шпион.
Теперь все надежды возлагались на Анемон. В ближайшие дни она должна была завоевать доверие и интерес Де Воба с тем, чтобы узнать имена остальных заговорщиков и расстроить их козни.
Задание было не из легких, но как раз о таком она и мечтала. Ей всегда хотелось помериться силами с достойным противником, когда на кону огромные ставки, и перехитрить его, работая технично и плодотворно в крайне опасных условиях.
Девушка чувствовала готовность взяться за это дело, и Томас не сомневался в ее отваге. Правда, Стивен был явно не в восторге от всей этой затеи, хотя и не объяснял почему.
Их карета катила по городу, подпрыгивая на изрытых колеями грунтовых дорогах. В салоне царило напряженное молчание. Случайный свет уличных фонарей выхватывал из тьмы красивое волевое лицо Стивена, и девушка вдруг вспомнила ту ночь в Лондоне, когда он силой посадил ее в наемный экипаж и привез на свой корабль. Сейчас он выглядел таким же мрачным и грозным.
Она отодвинулась от него в дальний угол кареты. В июньском воздухе плыли ароматы цветущих апельсинов, а на небе горели яркие звезды. Но Анемон не видела красоты ночи. Здесь, в карете, было хмуро и сумрачно.
Когда они подъехали к оперному театру, Стивен помог ей выйти из экипажа – само воплощение внимательного, заботливого мужа. Она взяла его под руку, и они зашли в театр. Он повел ее сквозь толпу элегантно одетых людей в отдельную ложу, которую заказал накануне.
Здание оперы являло собой просторную сверкающую арену для богато одетых мужчин и прекрасных, изысканных женщин. Куда бы ни кинула взгляд Анемон, повсюду она видела свидетельства утонченного вкуса и роскоши новоорлеанского общества: ярко-малиновый занавес над сценой, мерцающие люстры, затянутые бархатом ложи.
Дамы небрежно обмахивались веерами из тонкой слоновой кости и разглаживали свои белые юбки из шелка, атласа и газа. Джентльмены кланялись и кивали направо и налево, развлекая приятными разговорами своих спутниц или обсуждая между собой последние ставки на бегах. Анемон с деланным равнодушием оглядывала толпу. Интересно, кто из них лорд Мелвин Бромфорд, а кто его потенциальный убийца – Жан-Пьер Де Воба?
– Вон в той ложе внизу, слева от нас, Де Воба, – тихо шепнул Стивен ей на ухо, и девушка, переждав момент, небрежно скосила глаза в ту сторону.
Ложа, о которой он говорил, до этого была пустой, но сейчас ее заполнила маленькая нарядная компания. Мужчина, который привел остальных, был высоким и стройным. С такого расстояния Анемон не могла как следует рассмотреть его лицо, но он показался ей симпатичным и галантным. Мужчина улыбался своей спутнице и шутил с широкоплечим седым джентльменом.
На глазах у Анемон в ложу вошли еще две дамы и один джентльмен. Свет в зале начал гаснуть, послышались первые звуки оркестра. Все уселись по местам. Анемон нагнулась к уху Стивена и тихо спросила:
– Ты узнал кого-нибудь еще из этой компании?
– Судя по описанию твоего отца, седой мужчина – это лорд Бромфорд, – быстро ответил он.
Анемон напряглась.
В этот вечер давали «Сильвейн» Гретри, но она почти не слушала прекрасную музыку. Мысли ее были заняты предстоящим заданием. В антракте они со Стивеном остались в своей ложе, изобразив теплую, оживленную беседу. Девушка знала точно, в какой именно момент Де Воба начал праздно осматривать зал и когда его взгляд скользнул по их ложе.
Он сразу узнал Стивена и задержался на нем глазами. На лице его появился внезапный интерес. Анемон заметила во взгляде француза некоторую жесткость и поняла, что он не испытывает к Стивену особой симпатии. Интересно почему? Наконец его внимание переместилось на нее. Выждав какое-то мгновение, девушка нарочно встретилась с ним глазами.
При виде темных глаз Де Воба ее точно подбросило. Этот мужчина обладал сильным магнетизмом, действие которого она почувствовала через ярко освещенный зал: что-то всколыхнулось у нее внутри, а сердце забилось чаще. Но она сидела спокойно, не дрогнув под его взглядом, стройная и хрупкая, в прозрачном белом платье и с высокой прической.
Постепенно в ее глазах зажегся игривый огонек, а мягкая изящная губка медленно приподнялась, изогнувшись в очаровательной улыбке. Лишь мгновение задержав взгляд на Де Воба, она грациозно взмахнула веером и отвернулась, якобы увлекшись веселой беседой со Стивеном.
– Молодец! Он все еще пялится на тебя, – сказал Стивен и, нагнувшись, поднес ее руку к своим губам.
– Будем надеяться, что он заинтересовался, – ответила она, ослепительно улыбаясь, несмотря на внутреннюю дрожь. Ее волновали прикосновение губ Стивена к ее пальцам и мысль о предстоящей дуэли с Де Воба. – Надо, чтобы после спектакля он представился мне.
Но это произошло даже раньше. Стивен видел, как Де Воба извинился перед сидевшими рядом с ним и вскоре появился в их ложе. Пожав руку Стивену, он попросил, чтобы тот представил его своей «очаровательной спутнице».
– Разрешите представить вам мою жену Анемон. – Стивен любезно улыбнулся. Анемон протянула руку. – Моя дорогая, это Жан-Пьер Де Воба. Я познакомился с месье Де Воба в Париже, на коронации Бонапарта. Это было весьма знаменательное событие!
Де Воба склонился к руке девушки:
– Но не такое знаменательное, как сегодняшний вечер, ибо сегодня вечером мне посчастливилось встретить столь прекрасную даму!.. – Он приложился тонкими холодными губами к руке Анемон, потом выпрямился и посмотрел ей в глаза. – Ravissante, madam, ravissante.
Тот магнетизм, который она улавливала через весь театральный зал, вблизи был сильным и почти осязаемым. Де Воба оказался жгучим красавцем, стройным, холеным аристократом, с короткими черными волосами, кожей оливкового цвета, ледяными зелеными глазами и мелкими правильными чертами лица.
В каждом движении этого мужчины чувствовалась изысканная светскость. Все в нем дышало неотразимым обаянием. Его гладкая речь являла собой великолепный образчик хорошего воспитания. Но Анемон чувствовала в блестящих глазах француза скрытую угрозу, когда он смотрел на Стивена или улыбался ей теплой, опьяняющей улыбкой.
Он напоминал ей змею своей лощеной, скользкой красотой, цепкими, холодными глазами… и готовностью к быстрому безжалостному убийству. У Анемон зашевелились волосы на затылке, когда он поцеловал ей руку. Она мысленно поеживалась рядом с ним, угадывая за приятной внешностью жестокого злодея, и все же не могла устоять перед этой подкупающей, белозубой улыбкой. Ее притягивали его утонченная красота и благородные манеры.
– Рада с вами познакомиться, месье Де Воба, – сказала она на безупречном французском.
Он приподнял тонкие брови:
– Не может быть! Вы француженка?
– Qui.
– Анемон улыбнулась и склонила голову набок. – А почему вы удивлены? Разве так необычно встретить в Новом Орлеане француженку?
– Нет, но вы замужем за американцем… Вот это в самом деле необычно! – Он взглянул на стройную фигуру Стивена: – Месье Берк, разрешите поздравить вас с такой прелестной женой. Вы украли с моей родины бриллиант бесподобной красоты. Я не удивлюсь, если сам Бонапарт пойдет на вас войной, чтобы вернуть на нашу землю эту прекрасную даму.
Анемон ответила на комплимент звонким серебристым смехом. Де Воба весьма откровенно осмотрел ее точеное личико, уложенные наверх волосы и скользнул дерзким взглядом по белым грудям, вздымавшимся над вырезом платья. Щеки девушки окрасились легким румянцем. Этот мужчина возмутителен! Он просто бесстыдный наглец, прячущийся за личиной светского человека. И какая уверенность в своей власти над женщинами!
Более того, ему явно доставляло удовольствие восхищаться красотой женщины в присутствии ее мужа! «Теперь я понимаю, почему он дрался на стольких дуэлях. Будь я мужчиной, я бы и сама бросила ему перчатку за подобное нахальство!» – презрительно подумала Анемон, но скрыла свои чувства за ослепительной улыбкой.
– Так, значит, вы тоже француз, месье Де Воба? – спросила она, изображая приятное удивление. – А я думала, вы гражданин Америки. Вы живете здесь, в Новом Орлеане? Или приехали, как мы со Стивеном?
Он покачал головой:
– Нет, мэм. Новый Орлеан – мой дом. Я родился здесь, на семейной плантации, но сердце мое всегда принадлежало Франции. Мои родители так и не приняли испанскую власть после того, как Людовик XV уступил эту колонию Испании. Мы всегда считали себя французскими подданными, верными слугами своей родины. Когда три года назад мы узнали, что Бонапарт продал Луизиану Америке, эта новость была для нас сокрушительным ударом. Теперь мы все стали американцами, – сказал он со смехом и пожал плечами, – но наши сердца остались прежними.
– Как приятно встретиться с земляком! – воскликнула девушка и порывисто обернулась к Стивену: – Правда, это чудесно, cheri?
Месье Де Воба, может, вы как-нибудь придете к нам на ужин, пока мы не уехали? Мне бы очень хотелось поговорить о местах, которые дороги нашим сердцам.
