Меншиков молча ждал, пока она не ушла.
– Классное у вас тут местечко, – сказал он, усаживаясь в одно из широких кресел-качалок.
Ли бокалом с бурбоном указал на дом и на парк.
– Это не мой фамильный дом, – заметил он. – Я рос в квартире в многоэтажке, которая стояла вот у того холма на окраине Натчеза.
Мы с приятелями частенько пробирались сюда, чтобы полюбоваться – просто чтобы провести в саду пару минут, пока садовники не вытолкают нас. – Он улыбнулся этим воспоминаниям. – Особняк был большим, и наши мечты становились большими благодаря ему. Уцелел в войну, построен еще в 2064. Крепкий домишко.
– И рабов нет, как я вижу.
– Сенатор, не стоит вести себя скверно. Я же не провоцирую вас разговорами о проблемах с правами человека в вашем собственном прошлом – я уверен, что Российский Консорциум кичится некоторыми достижениями в этой области. И вы, и я – мы оба извлекли из прошлого хорошее, а остальное оставили гнить. Мы ведь не романтики, верно?
Меншиков язвительно усмехнулся.
– Полагаю, вы пригласили меня – и остальных своих гостей, – чтобы поговорить о настоящем?
Ли покачал головой.
– О будущем. Буду честен – мне хотелось бы знать, почему вы блокируете мои предложения по военным вопросам.
– Я не верю, что телепаты могут выполнять хоть какие-то легитимные обязанности в армии.
Пришла очередь Ли продемонстрировать волчий оскал.
– Вы имеете в виду вооруженные силы Содружества, верно? Потому что у вас телепаты ведь служат в армии.
Меншиков наклонился в своем кресле, когда оно качнулось назад, его глаза слегка расширились, но в основном он сумел сохранить невозмутимость.
– Я категорически отрицаю подобные домыслы. Надеюсь, вы пригласили меня к себе не для того, чтобы оскорблять.
– Совсем наоборот. Я пытаюсь посплетничать с вами. Не хотите еще выпить? Водка. Вы человек традиций – и не сможете отказаться от выпивки.
– Похоже, что не смогу.
Ли сделал знак служанке, которая уже держала наполненные рюмки.
– За понимание, – объявил тост Кроуфорд, и они выпили.
Девушка принесла еще две рюмки.
– Сенатор, – хихикнул Меншиков, – я искренне надеюсь, что вы не собираетесь напоить меня до бесчувственности. В процессе естественного отбора русские выработали в себе повышенную способность к поглощению спиртного.
– Сенатор, – ответил Ли, – Коль уж речь зашла об этом, то сейчас вы беседуете с продуктом четырехсотлетнего привыкания к алкоголю. В моем роду были сплошь пьяницы сразу из тринадцати различных стран. Прозит.
Они снова выпили, Меншиков прищурил глаза.
– Разве вы не удовлетворены? Вы засунули людей из MRA в бизнес, в судебную систему – а теперь вы хотите, чтобы телепаты попали и в Космофлот?
– Они нужны нам, чтобы поддерживать стабильность, и вы это знаете. Каждая из наций-штатов в Содружестве содержит своих телепатов, несмотря на все резолюции "против". Я это знаю, и вы это знаете, так что давайте не будем играть в игры – не здесь, не сейчас, когда рядом нет журналистов, а есть просто вы и я. Вот так. Но на этом пути мы далеко не продвинемся. Если мы не хотим вернуться обратно в кошмар двадцатого века, если Космофлоту суждено играть роль стража мира и правопорядка в Солнечной системе – то Космофлоту нужны телепаты.
Появились новые рюмки с водкой. Меншиков взял хрустальную рюмку и, зажав ее между большим и указательным пальцами, уставился на ледяную прозрачную жидкость.
– Знаете, – сказал он наконец, – я во многом согласен с вами. Но, понимаете ли, проблема в том, что любые полномочия, передаваемые MRA, передаются и вам, сенатор. Вы стали чрезмерно влиятельным за слишком короткое время, и, если честно, вы мне не нравитесь. Идиоты в Сенате отдали вам телепатов – единственных телепатов в этом мире, имеющих законное право использовать свои способности. Затем вам позволили разослать их по самым влиятельным корпорациям на Земле, а также включить в судебную…
– Никто не возражал против этого. Бизнес умолял прислать телепатов, чтобы отслеживать сделки, чтобы все было честно. Судебная система тоже нуждалась в них, чтобы помогать жертвам опознавать преступников. Но в основе всего то, что меня попросили найти экономическое обоснование для существования MRA – попросили в том числе и вы, если я правильно помню.
Меншиков печально кивнул.
– Это было ошибкой, теперь я понимаю. Но я не стану усугублять свою ошибку, отдавая вам армию.
– Вам не кажется, что вы становитесь похожим на параноика, сенатор?
– Ха. Паранойя – врожденная особенность русских. Для начала все на свете завоевывали нас. Монголы. Наполеон. Гитлер.
Затем мы доверялись Сталину, Хрущеву, Ельцину, Колышникову. Мы неохотно поверили Западу в надежде на помощь после гражданской войны, и на двадцать лет превратились в колонию – в экономическом плане. Так что да, я параноик, и история научила меня тому, что я прав в этом, – я был бы идиотом, если бы не испытывал опасений. И я не верю вам, сенатор Кроуфорд. Вы чрезмерно скользкий и слишком могущественный. И мне не кажется, что я и дальше хочу пить вашу водку.
– Подождите минутку, сенатор, будьте любезны.
– Зачем?
– Я не хотел этого делать.
– Чего, бог мой?
– Девчушка по имени Лена. Беременность. Угроза пойти к вашей жене и в газеты. Труп в бетонном блоке на дне озера Байкал. Я знаю, где она.
Меншиков уставился на него.
– Понимаете ли, вы мне тоже не нравитесь, сенатор. Мне не нравятся старики, которые играют с тринадцатилетними девочками. Мне не нравятся мужчины, которые убивают своих партнерш, потому что те становятся неудобными. Считайте меня старомодным, но мне все это просто не по вкусу. Мне следует бросить вас волкам на растерзание, потому что вы заслуживаете именно этого.
– Вы не сможете доказать. Будьте вы прокляты с вашими телепатами. Но их показания не принимаются в суде.
– А это и не нужно. У меня есть тело. Вы были достаточно аккуратны, чтобы сохранить тело в бетоне, поэтому у меня есть мертвый ребенок, а внутри нее – еще один мертвый ребенок с вашей ДНК. У меня есть заверенные показания ваших головорезов, которые не так хорошо осведомлены о правах телепатов в судебных слушаниях, как вы. Но даже если вам удастся чудом оправдаться, вы – конченый человек, Меншиков.
– Если я не сделаю то, что вы хотите.
– Да.
– И вы не считаете, что у вас слишком много власти.
– Не говори со мной о власти, ублюдок. Я не использую свою власть для того, чтобы насиловать маленьких девочек, а потом убивать их.
– Однако несмотря на весь ваш гнев, вы готовы отпустить меня, чтобы укрепить ваше положение.
Ли лишь горько усмехнулся и наклонил голову.
Меншиков покачал головой и расхохотался.
– Ваша взяла. Сдаюсь, – он поднял рюмку с водкой. – Салют!
Они снова выпили.
– А теперь я пойду в постель.
– Передавайте жене привет от меня.
Меншиков растворился в темноте. Ли поставил пустую рюмку и вдохнул ночной воздух, наполненный ароматом жимолости, мимозы и свежескошенной травы. Он посмотрел туда, где родился, вспоминая крошечные комнатки, скудную еду. Кто бы мог подумать, что мальчишка, живущий в таком месте, станет владельцем подобного особняка, будет держать в своих руках бразды самих небес?
Однако все складывалось как нужно.
– Но у вас есть далеко не все, что необходимо.
Он поднял глаза. Водка уже начинала делать мир плоским. Говорящая была привлекательной смуглой женщиной лет тридцати с глазами цвета миндаля и волосами, которые мерцали как обсидиан. Рядом с ней стояли несколько человек: бледный худощавый мужчина средних лет с руками, словно на шарнирах, гигант с почти черной кожей, выглядевшая очень нервной брюнетка и невысокий рыжеволосый мужчина с саркастичной усмешкой, которая, казалось, являлась неотъемлемой частью его лица.
– Кто вы? И как вы прошли мимо охраны?
Женщина засмеялась без удовольствия.
– Мы – Ночь, Ветер и Колдун.
– Телепаты.
– Несомненно.
– Вы пришли, чтобы убить меня? Вас послал Токаш?
Теперь засмеялся усмехающийся мужчина.
– Нет, – ответила женщина. – Мы могли бы, но каков смысл? Нет, нам скорее понравилось то, что мы увидели в вас, сенатор Кроуфорд. Ваш обмен мнениями с русским сенатором. Нам это понравилось.
– Кто вы?
– Я – Блад, а это – моя родня. Моя семья.
– Вы говорите, что у вас есть то, что мне нужно?
Она кивнула.
– Мы побывали во многих местах. Мы были в Женеве, где вы держите свой загон телепатов. Вы знали, что лучшие из нас спрятались от вас? Самые сильные. Мы можем покончить с этим, потому что мы и есть лучшие. Вы хотите, чтобы ваше MRA стало самым сильным и самым талантливым – это начнется с нас.
Ли больше всего хотелось, чтобы он не выпил так много. Он ведь считал, что рабочая ночь подошла к концу.
– Почему? Зачем приходить ко мне?
– Я хочу, чтобы у моей семьи был дом. Мы устали прятаться. Мы хотим того же, что и вы, сенатор – немного власти, немного контроля.
– Как я проверю это?
– Полагаю, вам просто придется поверить мне.
– Ну что ж, – сказал Ли, отбивая пальцами ритм раздававшегося неподалеку пения козодоя. – Тогда добро пожаловать.
* * *
– Все прошло хорошо, – сказал Тил, когда они возвращались к месту, где оставили машину.
– Да, хорошо, – сказала Блад. Но она заметила, что Манки установил блок. – Манки? Тебе есть что сказать?
– Да. Есть. – Он глубоко вздохнул. – Я не пойду.
Удивление вокруг, взорвавшееся словно фейерверк. Гнев.
– Мы все согласились…
– Нет, вы все согласились.
– Мы – семья, Манки. Мы приняли решение вместе.
– Тогда, может, мне пора стать сиротой. Я не пойду.
– Какова альтернатива? – резко спросил Тил. – Прятаться до конца своей жизни? Стать рабами военных, как наши братья в Консорциуме?
– Я тоже узнала это от Меншикова, – признала Блад. – Еще одна причина, чтобы вступить в MRA. Мы сможем не просто разоблачить подобные штуки, но и предпринять что-нибудь.
– Кроуфорду наплевать на вас, вы сами все видели. Он хочет использовать вас, как и все остальные, – сказал Манки.
– Не как все. Он не хочет убивать нас, как стремятся многие. И мы сможем использовать его.
Манки упрямо сжал губы.
– Ни одну машину нельзя починить изнутри. Не делай подобной ошибки, Блад. Мы принадлежим тому, что вовне, как и наши браться и сестры. Нельзя позволять нормалам говорить тэпам, что тем нужно делать. Мы не можем доверить свои жизни быдлу.
– Вот именно. MRA должна стать организацией тэпов. Она должна быть нашей. Кто сделает это лучше нас?
– Ей вообще не надо было существовать, – ответил Манки. – Мы можем организоваться, создать армию. Тэпы станут нелегалами, уйдут в страны, где нас будут считать святыми. Мы сможем…
– Манки-мечтатель, – сказала Блад. – Не путай себя со своим тезкой. Ты дразнил меня рассказом "Человек, который хотел стать королем", и ты был прав. Но ты хочешь превратиться в Сунь У Куна, собрать армию обезьян и вызвать на бой Владыку Неба, чтобы твое имя вычеркнули из книги смерти.
"Мы слишком сильно похожи друг на друга, ты и я. Мы оба как испорченные дети. Это – настоящий путь, реалистичный путь. Они оба, "Человек, который хотел стать королем" и Сунь У Кун, Царь обезьян, плохо кончили. Это глупые мечты. Все, что сейчас важно, – семья. Повзрослей".
"Лучше служить в раю, чем править в аду, а, Блад? Я помню времена, когда ты была лучше. Я не пойду".
– Я не пойду, – для остальных он повторил вслух только это. – Кто со мной?
Ответа не было.
– Мерси?
– Я не могу. Если меня схватят, если они снова вколют мне… – она не сдержалась. – Я не могу.
Манки горько кивнул.
– Я забираю мальчика, – сказал он. – Я не позволю вам затащить его в фашистский концлагерь.
– С каких это пор ты стал заботиться о ребенке? Или о тех "братьях", которые, как ты говоришь, у нас имеются?
Манки задрал подбородок, и на этот раз он не улыбался.
– Возможно, ты ошибаешься насчет меня, Блад. Может быть, я вырос – просто не так, как ты. Но я заберу мальчика. Он даже не был выявлен как тэп. Я не позволю вам сдать его.
– Манки… – заговорила было Мерси, но так и не закончила. Что-то внутри заставило ее замолчать.
– Тогда иди, – сказала тихо Блад. – Иди.
И Манки ушел. В самую ночь.
"Удачи", послала она, когда он ушел, – послала по ветерку, связывающему их обоих. "Я тебя люблю".
Но ответа не было. И она знала, что не будет.
ЧАСТЬ 2. РОДНЯ
Глава 1
Он проснулся, едва сдержав вопль, сердце бешено колотилось в груди. Ужас, порожденный сном, наползал на него пеленой, не давая ему увидеть, где он находится. Сиденье, окно, тусклые огоньки уплывали от него. Где он?
– Пап? Ты в порядке?
Пелена распалась на части, и он сумел разглядеть своего двенадцатилетнего сына, – мальчишку со светлыми волосами, как у матери, и острым подбородком, как у него самого. Теперь в том, что находилось за спиной ребенка, он узнал затененное купе поезда, лампы для чтения, силуэты других пассажиров.
– Все в порядке, Лэн, – пробормотал он. – Просто дурной сон. Где мы?
– Похоже, скоро приедем в Прагу.
– Там мы пересаживаемся. Хорошо, что я проснулся. – Он протер глаза и потрепал Лэна по щеке. Мальчик выглядел усталым и встревоженным. – Все будет в порядке. Твоя мама проснулась?
– Ага. Она пошла в туалет, – сказал он. "Пап, а мы там поселимся?"
– Не делай этого, сынок. В особенности, когда мы приедем на вокзал. До тех пор, пока не попадем в Индию.
– А в Индии мы поселимся?
– Да. Там у нас будет разрешение на работу и жилье. Ты сможешь пойти в школу и завести друзей. – Он кивком показал на буклет, лежащий на коленях Лэна. – Ты просмотрел его?
– Ага. – Он не выглядел восхищенным.
– Расскажи мне что-нибудь о ней.
– Ну… Калькутта – третий по величине город мира. В нем находится самое высокое здание, даже хотя оно было построено пятьдесят лет тому назад…
Он запнулся. (смущение, грусть, гнев)
Дидье наклонился, поцеловал сына в голову и крепко обнял.
– На этот раз все будет хорошо. Они не придут за нами туда.
Некоторое время они ехали молча. Дидье пытался вспомнить сон, который разбудил его. Рушится их старый дом в Антверпене, дом, где он вырос. Темная женщина, незнакомая ему, стоит в проеме двери, что-то ему говорит…
"Есть".
Ощущение было слабым, голос походил на шепот, но его триумф не могло ослабить даже расстояние.
– Нет… – пробормотал он.
Сын снова вопросительно посмотрел на него.
(блок) Он не даст ему узнать.
– Я должен кое-что сделать, – сказал он. – Мне нужно, чтобы ты ненадолго стал мужчиной. Справишься?
– А ты куда?
– Пройдусь по вагонам. Вы сможете пересесть на другой поезд и без меня. Все в порядке – просто скажи маме, что я найду вас в поезде. Не разговаривай мыслями. Мы почти выбрались, сынок.
– Хорошо, пап.
Но мальчик попытался проникнуть за его блок.
– Не делай этого. Это невежливо. Сиди тихо.
– Ладно, пап.
– Я люблю тебя.
Он снова поцеловал его и встал. В желудке возникла пустота.
Выйдя из вагона, он опустил блок и раскрыл свой разум. Лэн был недостаточно силен, чтобы услышать его на таком расстоянии.
"Я один. Напуган. В беде". Он продолжал повторять эти слова в своем разуме, а ощущение паники только усиливало эффект.
"Один". Это было самым важным.
Кто-то по-прежнему касался его разума – очень осторожно, но он чувствовал это. Он видел перед своими глазами сменяющиеся изображения смеющегося черепа, охотившегося кота.
Он прошел через другой вагон, пытаясь понять, сколько времени. Он жалел о своих часах. Фамильная ценность, японские, им было больше сотни лет. Пришлось продать их, чтобы купить билеты. Он посмотрел на табло, но все они были заняты рекламой дешевых, очень дешевых билетов в Российский Консорциум. Судя по всему, уже далеко за полночь.
Он шел по зловеще молчаливому поезду, пока наконец-то не раздался звон колокольчика, и диктор не объявил: "Прага".
Он подошел к двери. Он ощущал триумф, приближающийся к нему словно шторм, но не знал, с какой стороны. Может… может, есть еще один беглец. Или вор. Он подавил истерический смех – смех из-за себя самого, что он может почувствовать облегчение, что рядом был вор, или убийца. Что за мир. Что за мир!
Двери зашипели, открываясь, и он шагнул на перрон. Холодный ветер принес к нему запах города – медно-желтый и спертый.
"Взять его! Вот он!"
Три разума взорвались движением где-то очень близко, так что он чуть не вскрикнул. Они были повсюду – и одновременно нигде. Он побежал быстрее. Он находился в хорошей форме – он был разбойником в "казаках-разбойниках".
Беглец. Поначалу все складывалось хорошо – тест не выявил его в детстве. Потом он встретил Мэри. Мэри ни разу не тестировали. Ее отец, биохимик, каким-то образом сфальсифицировал результаты. Но теперь его уже нет, а все знают, что Метка передается через мать, и у Лэна наверняка она есть. Переезжая с места на место, убегая отовсюду, двенадцать лет им удавалось избегать теста. И от одного человека он услышал, что нужно бежать в Индию, где любят тэпов, где к ним станут относиться иначе.
Он спрыгнул вниз на пути. Один из голосов затих. Он оторвался от них! Может, ему удастся найти католическую церковь, обрести убежище. Разве в Праге нет католических церквей? Может, он найдет хотя бы одну.
Он быстро бежал по путям. Неподалеку появился охранник в форме и начал стрелять – нормал, полагавший, что его единственным преступлением была попытка сбежать, не заплатив.
Но нет, его преступление было значительно серьезнее. Само его существование – преступление.
Он выскочил из вокзала, оказавшись под небесами кофейного цвета со слабым молочным проблеском на востоке. Почти утро. Пути находились на три метра ниже уровня земли, но сбоку виднелась лесенка для рабочих. Выбравшись в город, он сможет раствориться среди миллионов других разумов, уничтожить себя.
"Один. Заблудился. В беде. На помощь!"
Мэри знала, что делать дальше. Он просто должен сбить их со следа, отвести угрозу от "Мэри и Лэна".
(блок) Проклиная себя. Как это могло проскочить?
– Стой! – закричал нормал.
Но он уже был наверху, на почти пустынной улице.
И там стояла она – женщина из его сна, янтарно-черные с серебряной проседью волосы были заплетены в тугую косу, слегка раскосые глаза светились торжеством. Она была одета в черное.
"Больше не надо бежать. Я здесь, чтобы помочь тебе".
Он повернулся и побежал в другую сторону – как раз вовремя, чтобы уловить вспышку нейроразрядника в руках охранника. Заряд попал ему в грудь.
Его ноги подкосились, но он сумел сделать еще несколько шагов к ограде, окружающей железнодорожные пути.
Вспышка – когда заряд снова попал в него. Словно включилось замедленное изображение – его ноги заплелись, пути резко понеслись навстречу ему, что-то ударило его по шее. По инерции его перевернуло на спину. Он не мог пошевелить головой, но видел охранника, смотрящего на него сверху вниз. И ангела смерти, подошедшего к нормалу.
– Я захватил его для вас, – сказал охранник на английском, и они оба начали растворяться.
Он ощутил ненависть женщины. "Нормалы". Ее ненависть была похожей на кинжал.
Мгновением спустя – он не видел, что она сделала, – охранник присоединился к нему на путях, и его удивление быстро превратилось в забытье.
Он снова попытался пошевелиться. Никак не мог понять, дышит он или нет.
Женщина: (с легкой печалью) "Почему ты побежал?"
Он пытался оставаться в сознании. Неужели она действительно передает ему? Как она может спрашивать такое?
(смирение, пренебрежение, горечь и лед) "Потому что я хочу жить своей жизнью".
Женщина: "Ты не можешь получить этого – среди нормалов. Ты и сам знаешь. Они ненавидят нас, боятся нас. Ты можешь находиться в безопасности только с нами".
(в ярости) "Я видел лагеря".
Женщина: (раздражение, презрение) "Лагеря для глупцов".
Она появилось в поле зрения, опустившись на колени рядом с ним. Возник еще один голос, задыхающийся, гибкий как тростник.
Голос-тростник: "Он выживет?"
Женщина: "Не знаю. У него сломана шея. Скорая едет?"
Голос-тростник: "Конечно. Это он расправился с нормалом?"
Женщина, образы: "нормал, стреляющий в Дидье, женщина наносит удар в ему в горло, тот чувствует, что у него сломано горло, изумление, попытки вдохнуть воздух, возглас вроде "Папа" в тот момент, когда его череп разламывается от удара о землю".
Голос-тростник: "Для одного дня ты слишком далеко зашла, Блад. Ты не можешь просто так убивать нормалов".
Женщина: "Он это заслужил. Посмотри, что он сделал с нашим братом".
Третий голос, в нем слышались сыроватые тона юности. И для него он уловил имя – Дариа.
"Но тэп бежал от нас. Охранник помогал нам. Разве мы не убили бы тэпа в случае необходимости?"
Женщина: "Это твоя первая погоня, и с этого момента ты обязана знать. Тэпы – наши. Если их нужно убить, то их убиваем мы. Они – наши. Вне зависимости от всего – что бы они не натворили – они не заслуживают того, чтобы нормалы вмешивались в их судьбу. Никогда. Нормалы – враги, Дарья, наши истинные враги. Тэпы – наша родня, наша семья, даже если они отказываются от нас. Никогда не забывай об этом".
Дариа: "Родня – мать. Родня – отец".
Женщина: "Видишь, это не просто слова".
Дариа: "Я вижу".
Женщина пододвинулась еще ближе – так, чтобы он мог видеть ее. Она прикоснулась к его лицу, чтобы ее слова мог воспринять только он.
"Не думаю, что ты выживешь. Мне жаль. Ты хочешь, чтобы я передала что-нибудь твоей жене и мальчику?"
"Пожалуйста, нет. Оставьте их. Вы убили меня, оставьте их в покое".
"Все будет не так. Но я позабочусь о них как следует".
Он почувствовал, что внутри он дрожит, распадается на части, словно внутри него едет поезд.
"Я люблю их. Ты скажешь им это?"
"Конечно. Их имена?"
"Мэри…" Он остановился. "Ты же не знала про них, верно?"
"Я не была уверена. Теперь я вижу их, они на поезде в Индию. Симпатичный мальчик. А еще…"
Он бы заплакал, но у него не осталось времени. Смерть поглотила его слезы, а вместе с ними и его самого.
* * *
Блад вздрогнула, когда мир вновь ожил вокруг нее. Она последовала за Дидье лишь к порогу, но и это, насколько она знала, было слишком далеко. Ощущение смещения, расплывчатые тени кошмаров будут преследовать ее много дней.
Она посмотрела на неподвижное лицо. "П9, а возможно, и П10. Какая жалость. Мы смогли бы использовать его. Вы все уловили? Лицо человека, который помог ему с паспортом?"
Да, ответил Тил. "Но позади него возник еще один, почти стертый образ, – образ человека, которого наш друг не видел, а взял у своего благодетеля".
Блад мрачно кивнула. "Точно. Ты узнал его?"
Тил поколебался. "Не может быть, чтобы…"
Блад фыркнула и ответила вслух:
– Чушь. Это был Манки. Я знала, что однажды мы наткнемся на его след.
Тил потянулся, чтобы прикоснуться к ней, игнорируя смущение новенькой, стоявшей позади них. "И? Что мы будем делать?"
Блад бросила на него усталый взгляд. "Что же еще? Поймаем его, конечно же".
Глава 2
– Поймите меня, сенатор. Я расследую не просто убийство. За этим убийством стоит система. Если вкратце, сенатор Кроуфорд, я расследую деятельность самого Агентства по метасенсорному регулированию.
Ли покачал головой, словно говоря с ребенком.
– Вы ведь решили все загодя, сенатор?
Двусмысленная усмешка исказила красивое аскетичное лицо Филипа Лея. Он засунул руки в большие карманы своего серого пиджака.
– Не уверен, что понимаю вас, сенатор.
– Сынок, не играй со мной в игры. Я был в этом бизнесе тогда, когда ты еще пешком под стол ходил. Я имею в виду, что некоторые сенаторы вроде тебя, – большинство из них представляют оппозиционную партию, – жаждут оторвать от меня хотя бы кусочек. Теперь они пытаются использовать дело об убийстве, в котором нет абсолютно никаких доказательств, чтобы устроить выволочку MRA. Ты понимаешь, о чем я? Вы не только уже решили, что убийство было совершено, вы решили, что оно было совершено членом Агентства, и что можно обвинить в этом MRA, а заодно и меня. Но у вас нет никаких связей в этой цепочке. Так что на самом деле важно лишь то, что вы хотите заполучить меня – по чисто политическим причинам – и что вы готовы забраться по лесенке, самой убогой и неустойчивой во всей Солнечной системе, только ради этой цели. Понимаешь?
– Лично я ничего не решал, – заявил Лей. – Президент назначил меня для проведения расследования. Если вы не одобряете такое решение, полагаю, вам придется обсудить этот вопрос с ним. Вы ведь знакомы с президентом, верно? Вопреки вашим иллюзиям он вам не подчиняется.
Кроуфорд рассмеялся.
– Да, думаю, здесь вы правы. Как я мог подозревать наличие коварных тайных мотивов у человека, который делает подобный комментарий? Или кампания против меня развязана президентом?
Руки Лея вновь покинули карманы и задвигались по столу Ли. Молодой человек наклонился вперед.
– Буду откровенен, сенатор. Мне не нравитесь вы, не нравится MRA, и Тэпград, и особенно – ваши тэпы-головорезы. Я считаю, что вы постоянно злоупотребляете вашим положением и неправильно используете способности телепатов, которых фактически содержите в заключении. Но мои чувства в этом вопросе – одно дело. Это мое мнение, но оно никоим образом не относится к делу. Если только, сенатор, я не смогу доказать то, что говорю.
– Сынок, ты всегда можешь попытаться.
* * *
Кевин Вацит явственно услышал крики, когда подошел к двери с табличкой "Сенатор Ли Кроуфорд". Он сделал паузу. Секретарь сказал ему подойти и постучать, так как его ожидают. Но войти во время ссоры – не лучший способ познакомиться с новым начальником.
Но и игнорирование указаний может привести к худшим последствиям. Он тихо постучал. Крики резко оборвались.
– Войдите!
Кевин открыл дверь.
– Кто ты такой, черт побери?
Конечно же, Кевин узнал его сразу. Он вырос с образом Ли Кроуфорда на экранах и в газетах. Увидеть его вживую оказалось легким шоком. Он ожидал, что Кроуфорд как-то значительнее, больше похож на бога. Чем-то он действительно напоминал божество. От его изрезанного угловатого лица исходило почти осязаемое ощущение могущества и силы, которое не передавалось через экран или фотографии.
– Сэр… Сенатор… Я – Кевин Вацит.
– Замена мне, – сказал другой мужчина. Кевин узнал и его – Том Нгуйен, именно он проводил собеседование.
– Дьявол, Том, мне нужна не замена тебе. Мне нужен ты. Ты был со мной почти двадцать лет.
– Мне жаль, Ли. Я чувствую, что должен это сделать.
Сенатор моргнул, его лицо расслабилось. Словно он только что осознал, что его гнев всем заметен, и решил больше не демонстрировать своих чувств. Он вздохнул.
– Очень хорошо, Том. Полагаю, что мне тебя не отговорить. Но я буду скучать по тебе.
– Я просто думаю, что при этих обстоятельствах…
– Том, я сказал тебе, что не держу на тебя зла.
– Я беспокоюсь не о вас. Я не могу жить в мире с собой.
Он вспомнил, что Кевин в комнате.
– Простите, Кевин. Кевин Вацит, сенатор Ли Кроуфорд.
Ли Кроуфорд улыбнулся своей добродушной ухмылкой, знакомой по тысяче фотографий.
– Рад тебя видеть, сынок. Слышал о тебе много хорошего. Присаживайся, – он повернулся к Тому Нгуйену. – Ты задержишься, чтобы ввести его в курс всех дел?
– Конечно. Две недели и больше, если понадобится.
– Хорошо. Что ж, давайте разберемся, мистер Вацит… Можно называть вас Кевином?
– Конечно, сэр.
– Тогда ты должен звать меня Ли. Наедине. Вне офиса тебе следует называть меня сенатор – какое-то время.
– Я понял, с… Ли.
– Хорошо. Итак, Кевин. Бакалавр нейрофизики в Аризонском университете, магистр в той же дисциплине в Гарварде – и диплом по юриспруденции. Лучшие результаты на курсе. Работал вместе с поверенным в Хьюстоне по вопросам метасенсорных свидетельств, – помню-помню, Эрнесто Перес, хороший парень. – Ли поднял взгляд. – Сынок, сколько тебе лет?
– В следующем месяце исполнится двадцать четыре.
Ли улыбнулся.
– В один прекрасный день ты перестанешь прибавлять себе года, сынок, обещаю тебе. Но чертовски впечатляет, что тебе удалось всего этого добиться в таком возрасте. Даже для тех, кто развит не по годам. – Он встал. – Что-нибудь выпить?
– Нет, благодарю.
Ли фыркнул.
– Ну-ну, похоже, Том заменяет себя еще одним воплощением добропорядочности.
Он подошел к небольшому шкафчику, достал глиняную бутыль и налил янтарную жидкость в небольшую хрустальную рюмку.
– Итак, ты наблюдал за телепатами в судебных процессах.
– Да.
– Расскажи мне. Многие из моих коллег проталкивают идею расширить случаи приема судами показаний тэпов. А что думаешь ты?
– Мое мнение – лучше оставить все, как есть.
Ли кивнул.
– Что ж, по крайней мере, у тебя есть свое мнение. А теперь объясни.
– Видения в качестве улик.
– Боюсь, что я упустил твою мысль, сынок.
– В конце XVII-го века, в Северной Америке, в Салеме, штат Массачусетс, многих людей судили и многих повесили за колдовство. Суд принимал в качестве доказательств рассказы о видениях, в которых обвиняемый появлялся в виде призрака перед теми, кому был причинен вред. Один из участников – Коттон Матер
– убедительно выступал против принятия в суде подобных улик. Ведь такие показания невозможно проверить – по множеству причин свидетель мог оболгать невинных людей. Несмотря на возражения Матера, суд счел показания о видениях убедительными, и двадцать один человек был казнен. Позднее проявилась обратная реакция – повешенных оправдали. Думаю, показания телепатов в суде – аналогичная проблема. Они хороши для установления возможности вины, но не должны признаваться доказательством без подтверждающих физических улик или неопровержимых косвенных свидетельств.
