Первые три его очереди прошили их фургон, и после третьей он уверился, что двигателю конец. Затем он принялся за охрану. Теперь это была уже самозащита, вокруг него засвистели пули. Он нырнул обратно в заросли и укрылся за поваленной елью. Потом вынырнул и снова выстрелил, попав второму мужчине в плечо. И в ту же секунду у мужчины на пороге – отца – в руках откуда-то появился дробовик. Ружье рявкнуло, изрыгнуло облако дыма, и один из пси-полицейских, издав телепатический вопль, рухнул среди мечущихся по двору кур. Затем оба, отец и мать упали, когда оставшиеся полицейские выхватили оружие. Стивен хладнокровно уложил еще одного пси-копа и ближайшего охранника, но тут в дюйме от его головы в стволе ели открылся дымящийся глаз. Он снова спрятался, но успел заметить, что мальчик бежит в лес. Оставшиеся охранники и копы этого, кажется, не заметили – теперь они высматривали только его, и вокруг бревна стало очень жарко.
      Дом стоял на гребне горного кряжа, тянувшегося от него и вправо, и влево. Дорога, по которой они с Мэттью поднимались, шла справа, а мальчик побежал налево. Стивен пополз назад, вниз по склону, время от времени поднимая руку и паля куда придется. Когда ему показалось, что прополз достаточно, он вскочил и побежал вдоль гребня.
      На бегу он пересчитал тех, кого видел последними. Остался один пси-коп и четыре охранника. Все еще не самый лучший расклад, но у него теперь слишком мало времени. Пси-копы обычно непривычны к глухомани. Сначала он собирался вывести из строя машину, а потом перестрелять их поодиночке, когда они пешком двинутся в город, но теперь будет лучше, если ему удастся первым перехватить пацана.
      Наступила реакция, и в ногах появилась легкая дрожь. Какого черта он вытворяет? Мэттью как никто другой побуждал его делать глупости, как никто другой, кроме Фионы. Но эти двое друг друга стоили, конечно.
      Выдохнув, он направился вверх, на гребень, пробиваясь через плотные заросли подлеска, и вышел назад, в более чистый лес. Стивен быстро огляделся, но никто его не преследовал. Найти след мальчика было совсем нетрудно, и он двинулся за ним.

* * *

      Он нашел мальчика сжавшимся в комок под деревом, растущим на краю ущелья. Тот смотрел на него ошалевшими глазами.
      "Тише, Реми. Я здесь, чтобы помочь тебе. Все хорошо". Он бросил взгляд назад, спиной ощущая воображаемые перекрестия.
      Реми Лижо, бормоча, еще на дюйм отодвинулся к краю. Ствен с распростертыми руками подошел на несколько шагов. "Давай. Нам надо спешить".
      "Плохо, плохо. Беги спрячься беги спрячься папа сказал не не стой, нет нет хоть темный ангел коснулся меня но все еще мой мальчик любовь спаситель пожалуйста просто мелочь не должно было папа папа…"
      Стивен невольно заткнул уши, но это, разумеется, не помогло, впрочем, как и блок. Он растерялся, с толку сбивали не столько слова, сколько поток образов и ощущений из сознания мальчика, ревущих словно динамик, воткнутый в слишком мощный усилитель.
      – Боже милостивый…
      Из-за ближайшей скалы вылетела пуля, и он прыгнул вперед, на лету подхватив мальчика и дернув его вниз. Реми забился как дикая кошка, на мгновение они повисли на краю обрыва и полетели вниз.
      Внутренности Стивена на миг оказались в невесомости, а потом они врезались в откос и частью проехали, частью прокатились кубарем около тридцати футов, пока ему не удалось ухватиться за тонкий кедр. Им здорово повезло: еще десять футов, и каменистая осыпь обрывалась в расщелину. Проклиная все и вся, он одной рукой крепко держал мальчишку, а другой вцепился в хлипкое деревце. Винтовка валялась футах в пяти выше по склону.
      – Хватайся за дерево, пацан, – отрывисто бросил он. "Хватайся за дерево!" Мальчик непонимающе уставился на него.
      На краю склона появились две, потом три фигуры.
      – Отдай мальчика, – крикнул один из них.
      – Пристрелите меня, и мы оба упадем.
      "Отдай нам мальчишку!" В этой команде было столько силы, что Стивен с трудом подавил внезапное желание поступить в точности так, как велел пси-полицейский. По счастью он все равно не мог этого сделать.
      Полицейский, кажется, собрался спрыгнуть вниз, как и мужчина рядом с ним. Третий повернулся, поднял свою винтовку и отпрыгнул назад. Первые двое направились по откосу вдоль склона и скрылись из виду, а третий примостился у большого валуна.
      Появился Мэттью, внимательно посмотрел на них, оценивая ситуацию, и потом тоже начал спускаться. Ущелье встретило его ружейным салютом, сначала громким, потом тихим и снова громким…
      "Хватайся за дерево!" в ярости снова рявкнул Стивен. "Папа сказал хвататься за дерево!"
      Как в тумане, мальчишка подчинился, наконец, и Стивен смог выкарабкаться. Мэттью внезапно закачался и осел под странным углом, пропав из виду. Стивен подхватил винтовку и пополз на животе вверх.
      Вокруг заплясали камни, а из ущелья раздалось эхо от выстрелов, напоминающее овации. Дыша медленно и равномерно, он постарался отрешиться от всего, прицелился в едва заметную голову, сосредоточился на едва различимых мыслях и стрелял, стрелял, стрелял, пока что-то горячее не зацепило его плечо…
      Затем он ощутил всплеск ужаса, изумления, смирения, затем пустоту. Стрельба с края склона прекратилась.
      Где-то остался еще один. Или они послали его за подмогой?
      "Мэттью? Мэттью, ты там?"
      Ничего. Он оглянулся на мальчика, до которого, кажется, дошло, что он может свалиться, если не будет держаться за что-нибудь. Пять минут подъема ползком, и он снова позвал Мэттью, с теми же отрицательными результатами.
      А, ладно. Тем лучше. Это все упрощает.
      Он с удивлением ощутил укол ненависти к самому себе при этой мысли. Но эта ненависть была привычным для него ощущением. Словно он отослал очередной рапорт директору.
      Стивен стал пробираться к тому месту, где видел Мэттью в последний раз. Рассчитаться наверняка.
      Он нашел его менее чем в ярде от обрыва. Плечо кровоточило, глаза закрыты, но, будучи так близко, Стивен чувствовал, что он еще жив. Один легкий толчок мог это исправить. В самом деле, очень легкий.
      Он спустился к Мэттью и занес ногу, чтобы спихнуть его. Нога тряслась.
      Он не знал, сколько так простоял, но, в конце концов, сдался, ухватил Мэттью и перетащил выше по склону, так безопаснее. Рана выглядела скверно, но вроде бы не была смертельной; след от удара головой лучше объяснял этот легкий обморок. Он поднял веки: зрачки были одинакового размера, так что обошлось без сотрясения.
      Он снова спустился вниз и помог выбраться Реми. Мальчик молчал; фактически, он был почти без сознания. Когда Стивен вернулся к Мэттью, тот уже поднялся на локте:
      – Что случилось?
      – Ты спас мне жизнь, разобравшись с теми двумя, – буркнул Стивен. – А потом третий ранил тебя сзади. Это было очень смешно. Словно ты собирался дотопать до края и бухнуться вниз. Как лемминги или типа того.
      Но Мэттью не отреагировал, и он продолжил:
      – Я думал, ты остался там, в лесу.
      – Все мертвы?
      – Думаю, есть еще один.
      – Я пристрелил одного у дома, – сказал Мэттью.
      – Ого. Тогда нет, мы их сделали. Но надо убираться отсюда. Вернемся на старую ферму, а потом я спущусь и подгоню машину.

* * *

      Он нашел их в амбаре: так и не пришедшего в себя Мэттью и такого же ненормального, как обычно, мальчишку.
      – Ну же, Мэттью, давай, соберись. Не знаю, что натворил этот малый – проглотил секретную президентскую сводку или что еще – но в городе объявился другой отряд копов, готовых нагрянуть сюда, пока мы болтаем. Они уже нашли нашу тачку.
      – О нет.
      – О да. Не знаю, сколько у нас еще времени, но, по-моему, не слишком-то много. Я смотаюсь в дом, возьму еды, и что еще подвернется… ты лошадей седлать умеешь?
      – Ты шутишь, что ли?
      – Мне нравиться седлать Джизабеллу.
      Они оба обернулись и в изумлении уставились на Реми, похлопывающего одну из лошадей.
      – Ты иди за едой, Мэттью, я помогу Реми. Давненько мне не приходилось ездить верхом, но основы, думаю, не забыл.
      – Здесь только две лошади.
      – Кто-нибудь из нас может взять Реми.

* * *

      Как оказалось, это Реми взял к себе Мэттью, потому что стоило мальчику вскочить на лошадь, как он будто ожил, а бубнящие в его голове голоса превратились во что-то вроде ритмичной мантры без слов. Он проникал лошади в голову? Если он мог такое, это, несомненно, делало его ценным для Пси-Корпуса.
      Здорово было снова оказаться в седле. В детстве он объездил галопом плато вокруг Каспера. Скакать верхом не совсем то же, что гонять на мотоцикле, но такому не разучишься.
      Они нашли спуск по другую сторону кряжа, и некоторое время ехали вверх по ручью, путая следы. Закат застал их на высоком перевале, с которого хорошо было видно весь проделанный ими путь.
      – Скоро они подтянут вертолеты с инфракрасными и микродопплеровскими локаторами. Завтра, самое позднее, послезавтра, – Мэттью вздохнул и откинулся на камень.
      – Тогда лучше развести костер сейчас, пока можно, – сделал вывод Стивен. Он набрал валежника, и вскоре костер запылал. Реми, сначала отказывавшийся спешиться, завидев огонь, слез с лошади и зачарованно уставился на языки пламени. Мэттью вытащил еду – домашний хлеб и козий сыр.
      – А что вообще с теми людьми? – спросил Стивен, прожевав часть своего сэндвича. – Я хочу сказать, нам нравится, конечно, вернуться в старый добрый Вайоминг, но у общины Реми не было даже холодильников. – Он придвинулся к огню. – И сдается мне, они им и не нужны.
      С наступлением ночи заметно похолодало, напомнив ему, что в этих широтах в октябре можно замерзнуть и насмерть.
      – Думаю, они – Pareilists, сказал Мэттью, – что-то вроде амишей.
      – Ха. Странно, что кто-то выбирает такую жизнь.
      – А мне странно, что кто-то выбирает, как им жить. Ты не пытался вообразить себе такое, Стивен? Выбирать, где ты хочешь жить, как хочешь жить, что хочешь делать?
      – А мне не нужно этого воображать, – заметил Стивен. – Я понятия не имел об этих своих фишках до двадцати двух лет. До тех пор мне был открыт весь мир.
      – Может это даже еще хуже… иметь свободу, а потом потерять ее.
      Стивен с горечью усмехнулся:
      – До того, как стать тэпом, мне приходилось чертовски хорошо стараться, чтобы сделать выбор как можно уже. Настоящей свободы нет ни у кого.
      – Совершать свои собственные ошибки – это свобода. Свобода не в том, чтобы сделать правильный выбор или сделать все идеально. Она в том, чтобы решать за себя самому и винить только себя, если облажался.
      – Вот этого большинство в действительности и не хочет.
      Мэттью криво улыбнулся:
      – Иногда, Стивен, я гадаю, что держит тебя с нами. Ты, кажется, по-настоящему не веришь в то, что мы делаем.
      Стивен пошевелил в костре палкой, и скопление искр взвилось к своим звездным кузинам:
      – Верю? Я просто люблю хорошую драку. Я когда-нибудь давал повод усомниться в моем энтузиазме?
      – Нет. Просто я не понимаю тебя. Для меня ты всегда закрыт.
      – Вот такой я независимый тип.
      Мэттью помолчал секунду:
      – А мы знаем, куда направляемся?
      Стивен кивнул:
      – До провинции Дена недалеко. У подполья там ячейка.
      – Дена? Это же больше сотни миль.
      – У тебя есть предложение лучше?
      – Нет… Стивен, смотри!
      Что-то необычное творилось с костром. Искры складывались в странные узоры, собираясь там и тут. На глазах Стивена к странному вальсу своих меньших братьев присоединился небольшой уголек.
      – Господи Иисусе, – выдохнул Стивен.
      Меттью кивнул:
      – Телекинетик.
      – Неудивительно, что Пси-Корпус послал элитную команду.
      Целиком поглощенный угольками, Реми, кажется, их совсем не замечал.
      – А это значит, что они не отстанут. Да и в любом случае не отстали бы, после того, как мы укокошили тех пси-копов, но… Иисусе. Это первый тэк, которого я вижу. А они правда все такие – слегка не в себе? Так говорят.
      – Он тебя слышит, знаешь ли, даже если и не отвечает.
      – Ага. Прости, Реми. Ты только посмотри, – он отхлебнул воды, не отводя глаз от представления. – Подумать только, что он может. Переводить стрелки. Устраивать осечки. Может даже покопаться в человеке, ну там пошуровать с кровеносными сосудами и прочее, – он запнулся. – Думаю, они хотят его размножить, а?
      – Или выпотрошить. Или и то, и другое.
      Они замолчали, поглощенные нахлынувшими мыслями. Молчание нарушил Стивен:
      – Ладно, Мэттью. Ты не понимаешь меня – я не понимаю тебя. Мы продолжаем эту драку, но к чему все идет? В конце концов, даже дружественные страны говорят "хватит". Прямо сейчас мы просто люди, прячущиеся то тут, то там, но в действительности ведь ничего не меняется, так?
      Мэттью оперся на локоть:
      – Может в известном смысле так и есть. Дело не в победе – не сейчас, по крайней мере, – но в продолжении борьбы. Пока мы даем им знать, что не собираемся сидеть тихо, жива идея, что мы – тоже люди, что мы сражаемся, что для нас должно быть место. Не знаю, где. Может здесь, а может среди звезд… все, что я знаю: когда сдашься, когда позволишь загнать себя в тюрягу, вырваться оттуда будет куда сложнее. Так что мы должны держаться, постоянно напоминать о себе, сохранить идею свободы до тех пор, пока не найдем путь избежать тюряги.
      – Под которой ты подразумеваешь Пси-Корпус.
      – Под которой я подразумеваю все. Нормалов, которые не желают менять свои привычки, чтобы ужиться с нами. Сенаторов, которые видят в нас только разменную монету в политической игре. Корпорации, которые нас эксплуатируют, фанатиков, которые нас убивают. Да, и Пси-Корпус, который пытается выковать из нас безмозглые орудия.
      – Мы сами куем из себя безмозглые орудия. Мы убиваем, Мэттью.
      – Да. В этом вся и проблема, не так ли? Пытаться не стать тем, что мы ненавидим.
      Стивен не ответил. Что он мог сказать? Представление окончилось – Реми уснул, где сидел.
      – Бедняга. Он и не знает, что ему в этой жизни уготовано, верно?
      – Иногда, – тихо ответил Мэттью, – счастье в неведении.
      Стивен фыркнул:
      – Что-то в этом роде я и ожидал от тебя услышать. Поэтому так и подмывает открутить тебе голову, иногда.

* * *

      На следующий день налетели облака, несколько раз начинался снег. Становилось все холоднее, и они замотались в одеяла из дома Реми. Они не видели вертушек почти до заката, когда Мэттью заметил одну у самого горизонта. К этому времени они уже спустились с горы и вышли на высокое плато, на котором хвойный лес чередовался с лугами. Это облегчало дорогу, но когда вертолеты расширили зону поисков, передвигаться незаметно стало намного труднее.
      – Костер? – с надеждой спросил Реми, когда вокруг сгустилась темнота.
      – Прости, Реми, – ответил Мэттью, – плохие парни увидят. – При этом он покачнулся в седле.
      – Лучше остановимся здесь, – сказал Стивен. – Ты вымотался.
      Луна заливала облака молочным светом, но под высокими деревьями, темнота лежала нетронутой. Реми прижался к Мэттью. Все любят Мэттью.
      – Как тебя угораздило стать священником? – спросил Стивен, чтобы отвлечься от пробиравшего до костей холода.
      – Монахом, – поправил Мэттью. – Ты никогда об этом не спрашивал. Ты вообще мало о чем спрашивал, Стивен. Мы работаем вместе пять лет, но так и не подружились.
      – Да ну? Но ты все пытаешься. Иногда слишком настойчиво. Почему?
      – Потому что Фиона любит тебя.
      Стивен знал, что ему не скрыть до конца потрясение. Он почувствовал, что перехватило горло.
      – Что?
      – Она очень волнуется за тебя. Ты много для нее значишь, я в этом уверен.
      – Нет достаточных оснований доверять кому-либо.
      В деревьях зашумел ветер, и Стивена затрясло от холода.
      – Мы должны прижаться друг к другу или замерзнем, – сказал Мэттью. – Иди к нам.
      – Нет, спасибо.
      – Не ради себя, ты нужен нам с Реми.
      – Может через минуту.
      – Я действительно настолько тебе не нравлюсь? – спросил Мэттью.
      – К чему ты клонишь?
      – Не хочешь отвечать?
      Стивен на секунду закусил губу, но потом ответил:
      – Ладно; нет, ты мне не нравишься. Ты воспользовался преимуществом над Фионой и больше не отпускал ее. Ты ее использовал, чтобы стать важной шишкой – все в сопротивлении любят тебя, и все потому, что ты женился на ней. Черт, да все подполье развалится без вас, ребята. Каждый делает то, что делает, ради вас, не потому, что это правильно, хорошо или разумно – но потому, что хочет подражать вам.
      – Что ты несешь? Каким это преимуществом над Фионой я воспользовался?
      – Они устроили ей промывание мозгов. Старая техника. Отрезать кого-нибудь от всех контактов с внешним миром, дождаться, пока он не начнет сходить с ума, а потом подступиться к нему с ласковым голосом и сладкими обещаниями. Так фиксируется привязанность, как у птенца. Только в тот раз на месте Пси-Корпуса оказался ты, не так ли? В таком состоянии она влюбилась бы в кого угодно.
      – Не забывай, я и сам был в таком же состоянии. Когда я потерял ее – они вытащили ее из камеры, – то чуть не умер. Я сломался. И сломаюсь снова без нее. Думай, что хочешь, Стивен, но если ты думаешь, что все сводится к одной этой привязанности, то ты за пять лет так ничего и не заметил.
      – Заткнись.
      – Или может быть дело в другом. Может это ты хотел оказаться на том месте, в камере с ней. Ты подпрыгнул как напуганная кошка, когда я сказал, что она любит тебя. Может ты просто не отдаешь себе отчет, насколько ты любишь ее?
      – Заткнись.
      – Почему ты не убил меня там? Ведь мог. И знаешь, что хотел.
      Слепой, убийственный гнев взметнулся в Стивене, полыхнул и исчез, как молния:
      – Ты сканировал меня?
      – Не было нужды. Почему ты не убил? Думаю, вот хороший вопрос.
      Стивен уставился в серые тучи. Его голос вдруг зажил отдельной жизнью, будто стал птицей, которая поет по собственной воле:
      – Я не убил тебя, потому что это ничего не изменило бы. Поверь, если бы я думал, что твое устранение может принести мне Фиону, я бы сделал это так быстро… – он оборвал себя и начал заново. – Но это ведь невозможно, понимаешь? Она не полюбит меня больше, чем сейчас, а может даже возненавидит меня за то, что позволил тебе погибнуть. Так что со мной ты в безопасности.
      Мэттью положил ему руку на плечо:
      – Я знаю, Стивен. И знал до того, как спросил. Я просто не был уверен, что знаешь ты. Теперь, пожалуйста, иди сюда, чтобы мы все не замерзли.
      – Пожалуйста? – добавил Реми.

* * *

      Серый рассвет застал их жавшимися друг к другу на земле. Он проснулся, осторожно, очень осторожно выбрался из-под руки Реми, встал и отошел, чтобы деревья и туман скрыли от них его слезы.
      Он давным-давно ни с кем не спал.
      О да, секс у него был. Его не боготворили, как Фиону и Мэттью, но он был героем революции, а женщины, рвущиеся в постель героя, всегда найдутся. Но он никогда не спал с ними, не проводил ночь.
      Сны телепатов. А когда телепаты касаются друг друга во сне, их сны сливаются…
      Реми. Его сознание было разбитым калейдоскопом, в котором каждая мысль преломлялась так, что теряла всякий смысл. Но он знал, что его папа и мама погибли, знал это всем существом, и от того, что он не мог это выразить, потеря не становилась меньше. Нет, она была только горше.
      И Мэттью – в снах Мэттью была одна Фиона, ее темно-рыжие локоны, сладость ее губ, нежность к ее телу, миры среди миров, которые они разделяли. Все то, чего у Стивена никогда не будет. Но все это было ничто – даже волосы, кожа и плоть были просто чем-то, чем-то, что он мог бы присвоить, если бы убил Мэттью и похитил ее, и неважно, что он наговорил прошлой ночью.
      Но он никогда не получит того, что Мэттью чувствует. Стивен не сомневался, что любит Фиону, но по сравнению с Мэттью он был то же, что и мотылек по сравнению со сверхновой. Чувства Мэттью были столь грандиозны, столь ярки, столь неподдельны, что заставляли его стыдиться своих бледных эмоций.
      И она тоже это чувствовала. За тысячи миль, в своих снах они как-то соприкасались друг с другом – прикосновением более легким, чем невидимая ресничка, лежащим вне пределов мыслей и воображения. Может быть, они даже не замечали этого, но теперь заметил он.
      Поэтому он рыдал там, среди елей, пока снова не пошел снег, и тут возникло чувство, что его сердце сжалось, осознав внезапно, насколько в нем пусто. Съеживалось, увядало – даже его ненависть к Мэттью была ложью. На самом деле, даже его любовь к Фионе.
      Следовательно, у него ничего не осталось, не так ли? Кроме его задания.
      Он должен всегда держаться этого знания, сосредоточиться на задании. Беда была в том, что он больше не знал, в чем оно. Остаться в подполье навсегда, вечным предателем, и при этом изо всех сил работать на них? Может его никогда не отзовут, не вернут в Корпус? А не стоит ли покончить с этим прямо сейчас, сдать Мэттью и пацана и вернуться домой? Наверняка не этого хотел от него директор, но кто мог знать, что на уме у спятившего старика?
      Холод еще более сильный, чем погода вокруг, пронзил его. Что если старик умер? Что если все его рапорты уходят в пустоту, и никто даже не подозревает, кто такой Стивен Уолкерс, что он работает под прикрытием, ни одна живая душа?
      У снега не было для него ответов, так что он вернулся и разбудил Мэттью и Реми. При небольшом везении, они смогут закончить путешествие к концу дня.

* * *

      Около полудня они заметили на горизонте милю или около того огней поезда и смотрели, как они исчезают вдалеке. Они двинулись параллельно рельсам, зная, что они приведут в город.
      Так и вышло, хоть и не сразу. Мэттью, конечно, ухитрился вспомнить имя местного контакта. Стивен – как наименее подозрительный, не раненный и способный объясниться – направился в местный универмаг, сборное сооружение, обросшее за тридцать лет оленьими рогами, шкурами и старыми дорожными знаками. Дверной звонок громко тренькнул, когда он вошел. Владельцем оказался скучный на вид мужчина в бейсболке, с морщинистой, словно выдубленной квадратной физиономией.
      Стивен сказал хозяину, что разыскивает Расса Теллинга, но тот не мог припомнить такого имени, пока Стивен не купил маринованное яйцо за двадцать пять североамериканских долларов. Тогда он получил, наконец, указания, и, следуя им, они через несколько часов после заката оказались в конце разбитой дороги у избы, двор которой был полон собак, на вид подозрительно напоминавших волков.
      – У вас, парни, серьезные проблемы, – с переднего крыльца их пристально разглядывал мужчина с небрежно покачивающимся на плече дробовиком. Он был стар, с серебристым ежиком волос и орлиным профилем.
      – Вы знаете, кто мы?
      – Я слыхал, в холмах прихлопнули пачку пси-копов. Не вы?
      Мэттью откашлялся:
      – Да, это мы.
      – Вы их завалили?
      – Да.
      – Тогда заходите.
      Он дал им жаркое из оленины и горячий кофе.
      – Я зовусь Рассом Теллингом, – говорил он, пока они ели. – Это не мое имя, но кое-кто так меня называет. Я не очень-то переживаю о тех парнях, Пси-Корпусе. Они взяли мою жену. Пытались забрать моих сыновей.
      – Вы отослали их?
      – Да. В холмы. Здесь достаточно земли, чтобы скрыться. Они и мою жену забрали только потому, что один из наших переметнулся и помог ее выследить. Правда, потом мы его убили, так что теперь у них нет никого, кто знает эти места. Охотиться здесь им себе дороже выйдет. – Он ткнул в них пальцем. – Вы, ради вас они за ценой не постоят. Мы спрячем вас на время, повозим туда-сюда, – но, в конце концов, вы уйдете.
      Утром за вами придут лохмачи и отведут в безопасное место. Знаете, вы появились здесь очень вовремя. В городе пси-коп, поджидает вас. Мы пока поводим его за нос.
      – Вы знали, когда мы пришли?
      – Лохмачи чувствовали этого мальца. Он громкий. Он может двигать вещи, да?
      – Я могу двигать вещи, – подтвердил Реми.
      – Мы не отдадим тебя им, так? Нет, не тебя.
      Он повернулся к остальным:
      – Мы подготовили кое-что, все будет путем.

* * *

      "Лохмачи" обернулись близнецами, двумя молодыми людьми около двадцати лет. Они носили тяжелые куртки, сшитые из шкур, и выглядели так, словно сошли со страниц какой-то исторической книги. Они закусили яйцами и перемолвились о чем-то со стариком, говоря мало – во всяком случае, вслух мало, а Стивен вежливо держался в стороне. Ни к чему раздражать этих людей.
      – Начнем, – сказал один из лохмачей, сбрасывая на пол тюк. – Вы, ребята, переодевайтесь в это.
      Мэтью покопался в тюке. Там были длинное белье, джинсы, рубахи и тяжелые куртки вроде тех, которые носили парни.
      – У нас есть свои, – заметил он.
      – Недостаточно теплые, и в них слишком много металла. Если хотите спрятаться от вертолетов, лучше слушайтесь нас.
      Так что они переоделись и отправились в лес.
      – Почему вас называют лохмачами? – спросил на ходу Мэттью.
      – Старая легенда, – откликнулся один из близнецов. – Лохмачи – это такие сверхъестественные люди, которые ушли от других, чтобы жить среди природы. Они не жили в домах. Другие побаивались их, но и обращались к ним за помощью. Прямо как к нам. Тэпам. Когда дошли слухи, что пси-копы неподалеку, мы просто отправились в лес, поохотиться.
      Он повернулся лицом к Мэттью:
      – Вы – Мэттью Декстер, верно?
      – Да.
      – Какая честь встретить вас здесь. Мы… – оба, казалось, секунду посовещались. – Мы так вами восхищаемся.
      – Это вы достойны восхищения, – ответил Мэттью. – Привечаете незнакомцев, дурачите пси-копов.
      Близнецы хором рассмеялись.
      – Я Майк, это – Джимми. Скольких чужаков мы приняли? Всего несколько. Некоторым мы помогли перебраться с одного побережья на другое. Но вы, мистер Декстер… вы и Фиона сделали все это возможным. Все это.
      Стивен только тупо слушал. Даже здесь, среди последних охотников-собирателей, этого не избежать. По крайней мере, это больше его не беспокоит.

* * *

      Выпал снег, а они двигались с перевала на перевал. Он и Мэттью почти не разговаривали – видимо, исчерпали весь запас невысказанного друг другу. Что еще можно сказать человеку, после того как сознался, что не прочь убить его?
      Лохмачи, чувствовавшие его настроение, посылали его на охоту, одного. Он редко добывал что-нибудь, но смысл его экспедиций был не в этом.
      Несмотря на свое современное оружие, он все больше подчинялся ритму палеолита. Один, в лесу, выслеживая дичь, он нашел смысл в сохранении пустоты в безвыходном положении.
      Пока не пришел зов. В первый день это был всего лишь шепот, но на второй он набрал силу. Ясность появилась на третий день, когда прикосновение превратилось в его имя.
      "Уолтерс. Я один, без оружия. Надо поговорить".
      Он просканировал долину внизу, разыскивая источник. Кто бы это ни был, он, возможно, держал его на мушке, и ему это не нравилось.
      "У реки. Утром".

* * *

      Человек появился, держа пустые руки на виду, жест древний, как само человечество. Стивен не ответил на любезность – он не опустил винтовку. В тридцати шагах незнакомец остановился и откинул капюшон своей парки.
      – Федор?
      – Ну конечно. А кого еще могли послать за тобой?
      – Ты чокнутый сибиряк. Удивляюсь, как ты еще жив.
      – Я тебя тоже люблю. Как ты?
      Он секунду рассматривал темноволосого человека.
      – Это ты мне скажи, Федор. Ты ведь пришел убить меня.
      – Корпус – мать, Корпус – отец, Стивен. Меня послали за тобой, а не убивать тебя. Меня послал директор.
      – Он? С какой стати директор заботится обо мне?
      – Ну-ну, дружище. Я в курсе твоего задания. Я также знаю, что ты, должно, быть, близок… как это по-английски… близок к концу своей веревки. Ты очутился далеко, слишком далеко и слишком долго был оторван от семьи. Но теперь это закончится.
      – Закончится? Или им просто понадобился этот мальчишка?
      – Он пойдет с нами… ты сам знаешь. Только Корпус позаботится о нем как следует. Мы пытались связаться с тобой раньше, до этого кровопролития…
      – Да, что насчет этого? Я убивал свою родню, Федор, я… это было частью моих приказов, но…
      – Это прощено. Никто даже не узнает.
      Стивен опустил оружие:
      – Я могу пойти домой?
      – Да. Осталось только забрать мальчика и этого Мэттью Декстера. Потом… Федор понял, что произошло, даже раньше самого Стивена. Не успел он
      поднять кончик ствола своей винтовки, русский потянулся себе за спину. Когда его рука вынырнула назад, уже с пистолетом, дуло Стивена поднялось достаточно. Выстрелы грянули одновременно.
      Одновременно они упали в снег.
      "Сукин сын!" передал Стивен. Он не мог пошевелиться, но и боли не было. Прикосновение Федора быстро слабело. "Ты любишь их. Почему не сказал мне,
      дружище? Я не мог…"
      "Ты подстрелил меня!" гневно передал Стивен.
      "Самозащита. Я видел, что к этому идет. Твое сознание…"
      Теперь Стивен понял. "Это правда. Федор, я сожалею. Ты не мог понять".
      "Я понимаю, что ты убил меня. Что тут еще понимать. О, господи! Так глупо с моей стороны умереть потому, что ты влюблен и не осознавал этого".
      Стивен еще раз попытался подняться, но не смог. "Мне жаль, Федор", повторил он.
      "Мне бы водки сейчас. И покурить. И…"
      Стивен получил образ широко распахнувшейся двери, потом захлопнувшейся, света, и наступила тишина.
      Он так и лежал, только он и небо, и впервые за всю жизнь он чувствовал, что примирился сам с собой.

* * *

      Он очнулся на нартах. Их тянул Мэттью, лохмачи и Реми шли с другой стороны.
      – Мэттью… – выговорил он.
      – Шшш, Стивен, ты потерял много крови.
      – Неважно. Мне нужно сказать тебе кое-что.
      – Это может подождать.
      – А может и нет. Я… Я прошу прощения, Мэттью. Я не понимал.
      – Понимал чего? – Мэттью остановился и обернулся к нему.
      – Недавно я говорил, что сопротивление работает только из-за вас с Фионой.