Уже в третий раз Фиона упала в грязную жижу, задыхаясь от зловония людских отходов и дохлой рыбы. Случайный вздох привел к тому, что мерзкие нечистоты попали ей в рот и нос. Ее желудок попытался изрыгнуть рвоту, но он был пуст.
      Она попыталась встать на дрожащие ноги. Хотя сломанная нога зажила, месяц, проведенный в изоляционном боксе, сделал ее похожей на вареную лапшу. Малазийское солнце порождало на ее спине и руках лунные ландшафты из волдырей. Лихорадка, вызванная этим, и недостаток пищи не способствовали укреплению ее атрофированных мускулов.
      Ее руки подогнулись, и она рухнула на полузатопленное рисовое поле.
      – Вставай, ленивая дрянь! – раздался крик где-то вдалеке. Она поняла, что ее голова находится под водой и что она может утонуть. Но у нее не было сил, чтобы тревожиться из-за этого.
      – Дрянь!
      За криком последовал мощный удар, который превратил все ее тело в шар, терзаемый агонией.
      Да, агонией. Настоящей болью, наглядно продемонстрировавшей, что солнечные ожоги, голод и усталость были лишь прелюдией к ней.
      Она вырвалась из этого шара словно одна из кобр, что жили в затопленных полях, все мускулы слились в этом броске. И бросок закончился тем, что ее кулак обрушился на челюсть охранника, приподняв его подборок на четыре дюйма вверх. Не будучи суперменом, охранник рухнул в илистую жижу, сминая побеги риса.
      Она стояла, смотря на него сверху вниз, пока остальные охранники кричали и стреляли в воздух.
      Упавший охранник встал, его глаза были переполнены ненавистью, напоминая свинячьи глазки. Она показала ему кулак.
      Он сделал шаг вперед, поднимая шоковую дубинку. Она ругнулась и встала в боксерскую стойку. Если он с такой штуковиной, то драться ногами бессмысленно.
      Охранник посмотрел на нее и поменял палку на пистолет.
      – Эй! Эй! – один из пленников с трудом брел к ним. – Не надо!
      Охранник быстро навел оружие на него.
      – Эй! Подожди минутку, приятель!
      К ним шел высокий крепкий мужчина, темноватый блондин, сейчас его волосы были совсем грязными.
      – Ты. Заткнись.
      – Просто послушай, эй! Посмотри на ее клеймо. П12. Ты знаешь, что это значит?
      – Заткнись!
      Охранник взвел курок.
      – Ладно, ладно. Но как, по-твоему, отреагируют Пси-копы, когда заглянут сюда и узнают, что ты прикончил одну из их рекрутов? Сколько, по-твоему, на свете П12? Непохоже, что она хотела сбежать.
      Глаза охранника сузились.
      – Но ты не П12, – заметил он.
      – Нет.
      Охранник убрал оружие и шагнул к мужчине. Он ударил его по шее шоковой дубинкой. Пленник издал булькающий звук и сложился вдвое, но не упал. Фиона бросилась было вперед, но два других охранника схватили ее сзади. Первый охранник бил блондина снова и снова, пока тот не застыл в грязи.
      – Чертовы ведьмаки. Вы меня достали. Вы думаете, что настолько лучше нас. Но Осман Тахенг покажет вам, кто лучше. Вы еще узнаете.
      Он повернулся к Фионе:
      – А ты потащишь его назад в лагерь. Живой он или мертвый, но ты его потащишь.

* * *

      Парень начал стонать примерно на полпути к лагерю. Им оставалось протащиться еще только пять километров мучительного пути по горному склону. Фиона обвила его руками свою шею и тащила его за собой. Она потеряла счет разам, когда она падала под весом мужчины. И в дополнение к этому охранники заставили всех остальных двигаться в ее ритме. Это означало, что все они задерживались вместе с ней и, вероятнее всего, опоздают на ужин.
      Но, в конце концов, это лучше карцера. Кроме…
      Кроме того, что она скучала по Мэттью. Она не могла найти его с тех пор, как ее вывели наружу. Судя по всему, он все еще оставался в норе. Или был мертв. На краткий миг она подумала, что мужчина, которого она тащила, – которому она обязана спасением – мог оказаться им. Но слабого проблеска его сознания хватило, чтобы растоптать эту надежду.
      – Эй… ч… с… мной… – он судорожно вздохнул, и она снова споткнулась, упав на этот раз всего лишь на колени.
      – Эй, нет… – сказал он более уверенно. – Я мо… ид… ти…
      Он снова замолчал.
      – Сомневаюсь. Он ударил тебя семь или восемь раз. Ты вообще должен умереть.
      – Черт, моя матушка порола меня сильнее каждое утро.
      – О. Так тебя просто мучила ностальгия. А я было хотела поблагодарить тебя.
      – Пошла!
      Охранник толкнул ее в спину дубинкой, но на этот раз незаряженной.
      – Ла-а-дно, мы идем…
      Она снова завела его руки себе за шею и потащила его вперед. Его ноги волочились по земле.
      – Зам… ри, – пробормотала она. – Это… не… помо… жет.
      – Прости.
      Через несколько минут ему удалось подтянуть ноги под себя, и она почувствовала, что примерно половина его веса снялась с ее плеч. И тут охранник вновь ударил его дубинкой.
      – Ты, сукин… – она захлебнулась ругательством, потому что ее ноги снова подогнулись.
      – Я сказал, тащи. Тащи.
      И она потащила, до конца. Если парень снова пришел в себя, то он сообразил больше не показывать этого.

* * *

      Фиона покончила со своей порцией риса и с вожделением посмотрела на чужую, стоящую на земле, в паре футов от мужчины без сознания. В конце концов, она протащила его на себе почти десять километров. Она заслужила свои и его калории.
      Но этого хотели тюремщики, и она не доставит им подобного удовольствия, даже с учетом урчащего живота. Вместо этого она вздохнула и посмотрела на его раны. Ни один из ожогов не выглядел слишком серьезным.
      От ее прикосновений он зашевелился и с трудом открыл глаза. Его взгляд остановился на ней, и пару мгновений он смотрел на нее, не узнавая.
      – А… – промямлил он. – Ты. Прости.
      – Вероятно, ты спас мне жизнь. Нет никаких причин извиняться за это.
      – Да, но тебе пришлось тащить меня.
      Она пожала плечами.
      – Как тебя зовут?
      – Фиона.
      – Ирландское имя. Хорошее.
      – Пока что не принесло мне удачи, как я могу судить, – она пристально посмотрела на него. – С другой стороны, может, и принесло. Я могла превратиться в труп. Давно здесь?
      – Пару недель, наверное. Когда получаешь удовольствие, время летит незаметно. – Он протянул руку. – Стивен Уолтерс.
      Она пожала ее. Его пожатие было слабым, пальцы все еще дрожали.
      – Приятно познакомиться, Стивен Уолтерс.
      – А ты? Новенькая? Я не видел тебя до этой недели.
      – Я была здесь. Меня просто держали в норе.
      Он сумел слегка присвистнуть.
      – Что же ты натворила, чтобы попасть в нору?
      – Никаких идей, но я не собираюсь попасть в нее снова, – она присела на корточки. – Лучше съешь это. Они скоро заберут посуду.
      – Спасибо за то, что сберегла для меня еду.
      Он поднял миску и начал есть рис – вначале неохотно, но потом с растущим аппетитом.
      – Где тебя схватили? – спросила она тихо.
      – В Анголе, ЦАБ. Корпус пришел в тот день, когда они поменяли законы. Думал, что смогу ускользнуть от них. Слышал, что есть какое-то подполье, но мне не хватило времени, чтобы найти их. А тебя?
      – Неподалеку отсюда. Куатан.
      Казалось, он ожидал чего-то дальше, но она молчала.
      Он прикончил свою порцию риса и посмотрел на нее.
      – Может, мне следовало пойти в Корпус.
      Она резко засмеялась.
      – Он наверняка лучше, чем этот лагерь.
      Она нахмурилась.
      – Это разговор с вербовщиком?
      Он испустил звук, который мог напоминать хихиканье, и с трудом переместился в сидячее положение.
      – Вряд ли. Это не мой стиль. В любом случае, теперь меня и не возьмут. Ты – иное дело…
      – Да, ты что-то говорил обо мне. Что ты имел в виду?
      – Я был в другом лагере, где-то в ЦАБе. У нас был П12, парень по имени Тихо. Они надолго засунули его в нору, а потом прилетел Пси-коп и забрал его. Может, поэтому тебя и держали в норе – чтобы сломать, заставить вступить в Корпус. Но это моя догадка, я увидел твое клеймо и…
      – Оттуда, где мы стояли, ты бы ничего не увидел. Клеймо слишком мало. Как ты узнал?
      Он улыбнулся ей смущенной улыбкой.
      – Я следил за тобой.
      – Вот как?
      Ее вопрос прозвучал очень холодно, и она была рада этому.
      – Не… не то, что ты подумала. Я хотел… у тебя симпатичное личико и милая улыбка, но наряд лучше поправить. И тебе не помешало бы слегка помыться.
      – Кто бы говорил. Слушай ты, безмозглый, я ценю то, что ты сделал, но…
      – Эй-эй, я же просто пошутил. Я следил за тобой не поэтому. Может, это привлекло меня, но удержало другое.
      – И что же?
      – Пламя, вот что. В тебе есть настоящий огонь. Его хватит, чтобы… чтобы… – он остановился. – Забудь. Охранники вот-вот придут, и здесь могут быть тэпы-стукачи. Кое-кто все готов сделать ради лишней ложки – даже продать своих близких.
      Она кивнула.
      – Да уж. Ладно. Увидимся, Стивен Уолтерс.
      – Сочтемся.

* * *

      Через несколько дней, пока они рыли котлован, чтобы затопить новые рисовые поля, она почувствовала себя лучше. Вязкий, клейкий жар малазийского солнца не был непривычен ей, и ее мускулы наконец-то приспособились к тому, что их вновь начали использовать. Каждый день она по несколько минут виделась со Стивом, но они в основном обменивались любезностями. Она искала Мэттью, но если его и выпустили, то он ничем не проявлялся. Она восстанавливала в памяти образы – восход солнца, домик, где он вырос, пляж в Санта Круз. Ни один из этих образов не был реален, но в чем-то они представляли для нее большую реальность, нежели жизнь, которую она вела.
      Манки был мертв. Она пыталась не думать об этом в норе, эта мысль приходила к ней в ночных кошмарах. Но вернувшись в реальный мир, в мир, где он погиб, она больше не могла отрицать этого. Он ушел, и она всегда знала, что он уйдет именно так – в яростном великолепии славы.
      Она ненавидела его за это. Но еще сильнее она ненавидела себя, потому что это была ее вина. Она привела их туда.
      Она вонзила лопату в землю. Моя вина. Моя вина. Моя вина. Тысячи лопат с землей. Она могла заполнить целый мир этой землей, но случившееся все равно было правдой. Ее глаза застилал пот, но не слезы.

* * *

      Двумя днями позднее она неожиданно расхохоталась, потому что слова "моя вина моя вина моя вина" как-то превратились в maaf faud, что по-малазийски значило "прощающее сердце". Один из глупейших каламбуров, которые Манки любил придумывать. На этот раз можно было составить maya faud "призрачное сердце", mawa faud "обезьянье сердце", или mawa foti – "обезьянья фотография"…
      И она расплакалась, но в слезах таилась и радость. Что бы сказал ее дедушка Манки? "Мило, ты чувствуешь себя виноватой. Это позволяет тебе считать себя более моральной, верно? Малышка, нет ничего аморальнее чувства вины. Ты напортачила? Ладно. Хочешь как-нибудь исправить это или просто пустишь себе пулю в голову? Потому что у мыслящих существ иного выбора нет".

* * *

      Думая о том, что в концлагеря постоянно кто-то приезжает, она пришла в себя, почувствовав на лице ледяную воду. Она открыла глаза и увидела перед собой серые глаза Стивена.
      – Водные процедуры, – сказал он. – Ты вырубилась, но, кажется, никто больше не заметил. Жара?
      – Нет. Эпифорический шок.
      – Порой ты говоришь черт-те что.
      – Ты тоже. Что ты хотел сказать тем, что во мне пламя?
      – Не лучшее время…
      – Потому что если ты имел в виду, что тебе нужна помощь, чтобы выбраться отсюда, то действуй.
      Он усмехнулся.
      – Сейчас?
      – Сейчас.
      Усмешка исчезла.
      – Ты всерьез.
      – Ага.
      Он дал ей кружку с водой.
      – Ладно. Поговорим вечером.

* * *

      Они вышли из очереди за ужином и направились к "площади". Лагерь представлял собой древнюю деревню аборигенов, кампунг, – бетонные строения, крытые жестью, несколько старомодных домов на сваях. За домами стояли три ряда заборов, по верху которых шла колючая проволока. Между заборами были заложены мины.
      – Я придумал план, – сказал Стивен. – Но…
      – Чтобы реализовать его, тебе нужен П12.
      – Ты меня не сканируешь?
      – Ты бы узнал. Нет, это очевидно.
      Он покачал головой.
      – Нет. У тебя есть то, что нужно для побега, а у большинства тех, кто здесь, этого нет, как ни жаль. Мне необходим П12 – но даже больше мне нужен кто-то вроде тебя.
      – Я слушаю.
      – Просто приготовься. Будь наготове. Ты узнаешь, когда будет пора.

      Посол Витари усмехнулся своей острозубой улыбкой и сделал глоток "Evan Williams". Его лицо резко изменилось.
      – Директор, это самая несчастливая субстанция.
      Кевин кивнул.
      – Один мой старый друг предпочитал ее. Я сам не пью.
      – Мне жаль слышать об этом. Насколько это серьезно – причины медицинские? Отсутствие возможности пить кажется мне очень серьезной проблемой.
      – Полагаю, это вопрос перспективы.
      Он наблюдал, как центаврианин допивал остаток из бокала, его зачесанные в гребень волосы на мгновение оказались замещенными двойным подбородком. Возникнув вновь, лицо Витари оказалось менее искривленным.
      – Я начинаю теплее относиться к нему, – сообщил он. – Итак, к делу. Вы хотели поговорить о телепатах. Мерзкие создания, как мне кажется. Всегда стоят за вашей спиной, помогая вашим врагам организовать ваше падение. Но Великие Рода не могут преуспеть без, по меньшей мере, нескольких телепатов. И женщины способны на крайне интересные вещи, когда задумываются об этом. – Он закудахтал и похлопал Кевина по плечу. – Слышали? Они задумываются.
      – Это очень забавно, посол.
      Он постарался, чтобы фраза прозвучала так, словно он действительно так думает, но подобные вещи никогда не были его коньком. Впрочем, это оказалось неважно. Центаврианин, все еще наслаждавшийся собственным остроумием, налил себе полный бокал бурбона.
      – Да, телепаты, – возвращаясь к теме, сказал он. – Что вы хотели узнать?
      – Посол, меня интересует все, что вы можете рассказать мне о телепатах-центаврианах. Они всегда существовали у вас?
      – А! Вы задали очень интересный вопрос. Ответ, конечно же, отрицательный. Когда мы были менее развиты как раса, у нас не было заметной доли населения, обладающей телепатическими способностями.
      – Значит, они – продукт эволюции?
      – Не совсем. Они – индикатор эволюции. Скажу вам важную вещь, директор. Не слишком широко известно – хотя это и не тайна, – что все высокоразвитые расы имеют собственных телепатов. А низшие расы – не имеют. В не столь отдаленном прошлом мы заинтересовались, почему это так. И знаете, что?
      Активно жестикулируя, он расплескал немного бурбона из налитого до самого верху бокала.
      – Мы нашли своего рода метку в ДНК телепатов, которая совершенно поразительно совпадает для телепатов различных высших рас. Конечно, вы понимаете, что я имею в виду расы, развившиеся из принципиально разных биологических видов.
      Кевин моргнул, но сумел больше ничем не выдать своего удивления.
      – Это интересно, – сказал он. – Странно, что я никогда не слышал об этом.
      – Полагаю, вы просто никогда не спрашивали, директор.
      – И какой вывод вы сделали на основании этой особенности, посол?
      – Это же очевидно, разве нет?
      – Не для меня.
      – Как я сказал, это признак благословения – от Великого Создателя или богов, если хотите, или от вселенной, если не хотите. Как только раса достигает определенного момента в своем развитии, неизбежно возникают телепаты. Таков закон вселенной!
      Он сделал акцент на последней фразе, наполовину опустошив бокал.
      – Существуют ли какие-то доказательства этого… спонтанного процесса?
      – Доказательства, доказательства… Вечно вы, земляне, хотите доказательств. У нарнов нет телепатов! Это достаточное доказательство! Нарны – примитивная, недоразвитая, убогая раса. Какие еще доказательства вам необходимы?
      – Мне казалось, что прежде у нарнов были телепаты.
      – Да, конечно. А у ваших собак были крылья и они строили поразительные статуи из стеклянных кирпичей на вершинах гор, а потом уничтожили все до последней молекулы, чтобы вы никогда о них не узнали. Директор, нарны придумают все, что угодно, чтобы сделать вид, что они другие, что они не недоразвитые существа, чье счастье в тяжелом труде. Я даю их так называемой цивилизации еще десять лет, пока инерция присутствия центавриан не исчезнет. И тогда они будут умолять нас вернуться. Итак, что мы видим? У нарнов нет телепатов. Они недостаточно развились, чтобы иметь их. Какие еще доказательства вам нужны для подтверждения моего тезиса?
      – Полагаю, никакие.
      – Ваши слова звучат скептически, директор. Какую гипотезу можете предложить вы?
      – У меня нет гипотезы, посол…
      – Давайте, у вас что-то есть. Окажите любезность, расскажите мне.
      Кевин нахмурился. Как далеко он готов зайти? Но центавриане, несмотря на некоторые… преувеличенные претензии в прошлом, давно знают многие расы. Этот центаврианин был пьян и, насколько он мог судить, лишь частично верил в то, что говорил о телепатах.
      – Предположим… Возможно ли, что какая-то более древняя раса, вышедшая в космос, могла… подправить развитие всех нас?
      Краткое выражение неудовольствие промелькнуло по лицу центаврианина – какое-то не поддающееся определению ощущение беспокойства, что жило внутри. Но инопланетянин тут же оскалил зубы и залился фальшивым смехом.
      – Директор! Это все равно, что спросить, виноваты ли в этом феи из ваших сказок. Мы, центавриане, – самая древняя и высокоразвитая раса в галактике. Конечно, есть несколько других, которые приближаются к нам по возрасту, но ни одна не превосходит нас. Мне ведомо, что у вас происходили довольно печальные инциденты из-за параноидальных представлений, что мы запустили к вам телепатов. Уверен, что вы не хотите воскресить это теперь, когда все успокоилось.
      – Нет, посол, – ответил Кевин. – Это было бы ужасающей ошибкой, и я благодарю вас за то, что указали мне на нее. Но это была лишь случайная идея.
      – Что ж, случайная идея лучше, чем ничего вовсе, директор, пока мы умеем не говорить о них публично. – Он положил свою руку на руку Кевина. – Я прослежу, чтобы все наши данные о телепатах добрались до вас, директор.
      – Это очень мило с вашей стороны.

* * *

      Наташа Александер ждала его в коридоре. Он покачал головой – молчаливое "нет".
      – Мы едем на Юкатан, сэр?
      – Да. И, мисс Александер…
      – Сэр?
      – Я еду с вами. Я уже распорядился.

* * *

      Дневной свет позади них сузился до тонкой жемчужной нити, а тьма впереди испускала особый аромат хвои – наверное, сосновой.
      – Что это? – спросил Кевин их проводника, веретенообразного человека невысокого роста по имени Роберто.
      – Копал, – ответил он. – Ее жгут, чтобы возблагодарить Господа.
      – Дерево испускает смолу, – добавила Наташа. – Легенды рассказывают, что прежде повелители смерти требовали даров в виде сердец людей, но герои-близнецы обманули их, пробудив в них пристрастие к дыму копал.
      Кевин рассеянно кивнул. Он помнил время, когда был совсем маленьким – до смерти матери. Они жил в древнем растянувшемся пуэбло – поселке индейцев зуни, – который был заполнен ароматом тлеющей полыни, сосновых веток, потрескивающих в horno. Ясность и четкость воспоминаний поразила его. С тех пор как он последний раз вспоминал свое детство, прошло очень много времени.
      – Блад когда-нибудь приходила сюда? Твоя прабабушка?
      Наташа покачала головой.
      – Не думаю. Она не верила в подобные вещи.
      Кевин кивнул Пси-копам рядом с ними.
      – Похоже, пора зажечь факелы, – приказал он.
      Резкий электрический свет залил пещеру, и теперь Кевин мог видеть слабые струйки дыма, почти неразличимые рисунки на стенах. Он с трудом разглядел существо с телом человека, но головой рака, то, что может быть змеей, ряд иероглифов, схожих с письменам майя. Остальное было еще загадочнее – рука там, часть головы здесь, глаз с подобием очков, даже отдаленно не напоминающий человеческий глаз. Кевину стало интересно, сколько лет этим рисункам – остались ли они с доколумбовых времен, или же это продукт деятельности более поздних культов.
      – Сэр, – спросила Наташа, колеблясь, – вы уверены, что хотите идти дальше? Не думаю, что директору Пси-Корпуса следует рисковать…
      – Благодарю вас за беспокойство, мисс Александер. Если путь будет слишком утомительным физически, я поставлю вас в известность.
      – Да, сэр.
      Они начали спускаться по узкому тоннелю и вскоре услышали пение. Кевин снова испытал ощущение чего-то очень знакомого. Песня – и язык ее слов – были неизвестны ему. Но ритм, интервалы между четырьмя нотами, образующими мелодию, неожиданно пробудили в нем искры воспоминаний. Духи Шалако, танцующие на площади под звуки трещоток и пение. Вкус свежевыпеченного хлеба, бодрящий запах открытого холодильника, заполненного льдом и напитками в универмаге. Выхлопные газы от старомодных бензиновых двигателей…
      Его мать умирает. Темные воды. Танцевальные залы мертвых. Дар…
      Он прищурился. Тоннель расширился до залы. Пение прекратилось, и он услышал, как их проводник заговорил на языке, которого он не знал. Он мог обойти эту проблему – узнать смысл разговора с помощью сканирования, – но не хотел этого делать.
      Как выяснилось, в этом не было нужды.
      Певцом оказался сморщенный старик, явно весьма преклонных лет. Из одежды он носил пестрый головной убор, напоминающий тюрбан, и красную набедренную повязку. Остальное тело было обнажено и казалось черным от множества татуировок. Одной рукой он размахивал кадилом, из которого шел терпкий смолистый дымок. Старик прищурился от яркого электрического света факелов.
      – Потушите свет, – приказал Кевин.
      В более мягком свете свечей, поставленных на возвышение наподобие алтаря, глаза старика казались опаловыми.
      – Ты пришел за мной? – прокаркал он на английском, вытягивая руку к эмблеме Пси-Корпуса на форме Наташи. Она сделала шаг назад.
      – Мы пришли задать вопросы, – ответил Кевин. – Могу ли я спросить твое имя?
      – Я жрец. Это место вверено мне.
      – Я – Кевин Вацит. Это Наташа Александер, телепат из Пси-Корпуса.
      – Он тоже тэп, сэр, – сказала Наташа. Она повернулась к жрецу. – Вам известно, сэр, что по закону вы обязаны зарегистрироваться в органах Земного правительства и Пси-Корпусе?
      – Известно. Я не сделал этого. Я зарегистрирован вышестоящими органами.
      – Не существует… – начала Наташа, но Кевин махнул ей рукой, чтобы она хранила молчание.
      – Жрец до тебя – был ли он телепатом?
      – Да. И до него, и так далее – до того, как началось время.
      – А как ты узнал об этом?
      Жрец вызывающе поднял голову.
      – Так сказано, так записано. Такие знания сами напоминают о себе.
      – У вас есть записи обо всех жрецах этого храма от начала времен? – скептически спросила Наташа.
      – Да.
      – Можно мне взглянуть на них?
      На лице жреца проявился румянец, но он пожал плечами и подошел к деревянному сундуку. Он достал из него сложенный гармошкой длинный лист, развернул его и указал на колонку из иероглифов.
      – Женщина-Блад, первая, – сказал он. – Затем Кедр Ягуар, Ягуар Ночь…
      – Я насчитал только семь имен, – прервал его Кевин.
      – Да. Я – седьмой жрец.
      – Не понимаю…
      – Простите, сэр, можно мне?
      – Давайте, мисс Александер.
      Она повернулась к жрецу.
      – Когда началось время?
      Жрец сверился с книгой.
      – Оно началось шесть катунов, семь тунов, два уинала, семь кинов тому назад.
      – Что? На английском, прошу вас.
      – Время началось 11 мая 2055 года, – ответил жрец с выражением, которое можно было счесть презрением.
      Кевин прищурился.
      – Понимаю.
      Он посмотрел на Наташу:
      – Согласуется с зарождением ваших культов.
      – Да.
      Он вновь обратился к жрецу.
      – Что еще находится в твоих пещерах? Рабочие комнаты, лаборатории, склады?
      – Ниже этого места – ничего, лишь мрак Шибальбы, где живут повелители смерти. Возможно, это место для тебя.
      – Он говорит правду, мисс Александер?
      – Он блокирует меня, сэр.
      – Сэр! – это сказал один из Пси-копов, смуглый юноша по имени Оконкво. – Сэр, я ощущаю других тэпов, где-то близко…
      – Сколько?
      – Сложно сказать. Прежде их что-то скрывало, но… – внезапно Оконкво застыл на месте, когда началось пение – на этот раз его создавало множество голосов. Жрец неожиданно превратился в получеловека-полуягуара, а из недр пещеры пришло нечто. И с ним задул темный ветер мощи, равной которой Кевин никогда еще не ощущал.

      За Фионой пришли ночью – две женщины с оружием. Они отвели ее в душ, отмыли, надели на нее темно-зеленое жесткое платье из хлопка. После этого ее отвели в одно из более крупных зданий – пленникам не разрешали подходить к ним близко, хотя они находились внутри лагеря. Она заметила рядом небольшой вертолет – Foyle 350, черный, как и беззвездное небо. Воздух казался тяжелым, предвещая муссонные ливни.