Earth & Moon Today, 3 октября 2115 года
      Сегодня группа исследователей из Медицинской школы при Университете Джона Хопкинса влилась в ряды тех, кто подтверждает открытие Филена-Даффи. Доктор Ричард Степп, глава факультета экспериментальной психологии, объявил о своих выводах на пресс-конференции. "Я был настроен так же скептически, как и другие, – заявил собравшимся доктор Степп, – но я действительно больше не вижу возможности для сомнений. Экстрасенсорная перцепция больше не фантазия или вероятная возможность – это факт".
      The Miami Herald, английское издание, 5 декабря 2115 года
      Сегодня папа римский Пий XV публично заявил, что ряд до сих пор не названных священников добровольно прошли тесты на телепатию. "Всем нам должно стать ясно, – сказал Папа, находясь в Каракасе, – что неожиданное появление среди нас этих людей суть чудо – у научного сообщества нет объяснения. Господь даровал нам мужчин и женщин, которые могут заглянуть в наши души, и мы должны с радостью принять это благословение божье. Телепаты – божий дар нам, напоминание о Его любви, путь к истинному покаянию и спасению". Его Святейшество осудил насилие и подозрительность, окружающие открытие телепатии, и призвал мир объединиться и "мирно и радостно принять наших новых собратьев".

* * *

      Снег больше не был мил, он стал просто ледяным. Его брюки замерзли и натирали ноги.
      – Мама, мне больно. Я хочу остановиться.
      Она крепче сжала его руку. "Пока нельзя", сказала она их тайным способом. "Мы должны закончить нашу игру".
      "Я не хочу заканчивать ее. Я хочу домой".
      От Мамы полетели многие вещи, множество фраз, которые он не понимал. Некоторые были блестящими и заставляли его плакать, другие просто делали больно. Сжав ее руку, он чувствовал себя высоким и больным, ощущал зудящую слабость в своем боку и острую боль, когда пытался вдохнуть.
      Снег повалил сильнее, он с трудом мог различить красные утесы, окружавшие их.
      И он услышал что-то еще. Маленькие голоса, которые говорили лишь о голоде и нужде, голоса посильнее, которые были голодными и жесткими. Слишком далекие, чтобы разобрать слова, но они ему не понравились.
      "Не понравилось что?" спросила мать.
      "Люди и собаки", он надулся. "Мне не нравится эта игра".
      Ощущение от мамы, похожее на то, когда он проснулся от сна, в котором падал. Ее сердце билось с трудом, словно ей чем-то придавило грудную клетку.
      Она остановилась и прижала его к себе. Ее одежда была ледяной и твердой, как и его, но ее щека стала теплой всего через секунду. Затем она повела его к одному из утесов.
      – Давай заберемся туда, – сказала она вслух.
      Скала была гладкой, пусть и не очень крутой, и карабкаться по ней было трудно. В самых сложных местах Мама подталкивала его сзади и показывала, где хвататься руками.
      "Кто-то сделал эти опоры очень-очень давно", сказала она ему. "Может быть, твой пра-пра-много-пра-пра-дедушка. Ты знал об этом?"
      "Зачем? Они тогда тоже играли в прятки?"
      Он подумал, что она засмеялась внутри себя, – смех, который не означал, что она счастлива или она считает что-то забавным. "Да", сказала она.
      "Они выиграли?"
      "Нет".
      Последняя часть пути была самой крутой, но затем они оказались внутри пещеры. Она была очень большой, но не слишком высокой. Мама могла встать только в нескольких местах. В пещере находилось что-то, похожее на домик, построенный из множества плоских камней. Мама отвела его за одну из стен и села там.
      – Иди сюда, – произнесла она звуками, но очень тихо. На ее губах виднелись красные пятнышки.
      Он залез ей под руку.
      – А теперь нам нужно вести себя очень тихо, – сказала она. – И когда они придут, тебе придется играть как можно лучше. Тебе нужно думать, что пещера совершенно пуста – думай обо мне и себе просто как о валунах. Справишься? Похоже на то, как ты играл с другими ребятами?
      "Да".
      – Говори звуками, – с трудом произнесла она. – И помни, тихие слова используй только со мной. Больше ни с кем. Никогда. Ты понял?
      – Да, мама.
      – Хорошо.
      Они сидели очень долго, и Мама заснула. Он знал, что снаружи люди и собаки подходят ближе. Он ощущал, что они тщательно проверили пещеру, но он делал, как ему сказали, и притворился, что он и Мама – просто камни, просто часть старого дома. И вскоре они ушли.
      Он заметил, что голос Мамы слабеет. Он взял ее за обе руки – это всегда помогало, – но голос становился слабее. Он закричал на нее – не вслух, а про себя, но то, что она говорила, не имело никакого смысла, поэтому он начал прислушиваться как можно старательнее и напряженнее.
      "Прощай. Я люблю тебя", услышал он, наконец.
      А затем нечто иное, подобное бегущей воде – не просто звук, а ощущение чего-то обволакивающего все вокруг. Чье-то пение, бой барабанов, как в танцах Шалако. А затем у его ног словно разверзлась пропасть, и он падал, падал сквозь грозу и черные облака, молнии бушевали вокруг, вниз и вниз. У него словно что-то вынули из груди, он слышал голос своей матери, но не понимал, что она говорит, а затем ничего… ничего.
      Кроме того, что он все еще падал и видел себя изнутри, словно носок, вывернутый наизнанку, и это было все, что он думал, ощущал и знал. И еще был Шалако, сияющий ослепительнее солнца и что-то рассказывающий ему. И Мама с Шалако, и все они летели вниз, в танцевальные залы мертвых, и он замерзал, и ему уже не было больно…
      Но потом Мама передала ему нечто. Шалако дал ему нечто. И это причинило ему боль.
      Он вскрикнул и начал проталкивать себя вверх, словно всплывая. И он плыл, и колотил руками, и тянул за что-то. Или, возможно, он нашел опоры, подобные тем, что показала ему мать, но уже не в скале, и, цепляясь за эти опоры, он карабкался вверх. Он выбрался из облаков, из-под водяных струй, гром и молнии слабели позади него, и тогда вокруг него образовалась темнота, но уже иная, не причинявшая боли.
      Он проснулся в объятиях своей матери. Она крепко держала его, и он не мог заставить ее разжать руки. Наконец ему удалось выбраться, а она продолжала держать руки так, словно он еще был там. Он хотел расплакаться, но плакать было нечем. Все свои слезы он выплакал в грозу, вместе с матерью.

* * *

      Марвин медленно поднял голову и выплюнул зуб. Лианг – этот гигантский сукин сын – вытянул руку вниз, чтобы снова поднять Марвина. Самое ужасное заключалось в том, что он не чувствовал никаких эмоций Лианга – ни гнева, ни страха, ничего. Лианг был холоден как камень.
      Но с другими было иначе. Даже через всю комнату он мог ощутить их отвращение.
      – Лианг, послушай, что я сделал?
      Лианг пожал плечами.
      – Босс знает, парень. Он знает, что ты такое. Он наблюдал за тобой, когда играли в покер.
      – Да, я хорошо играю в покер. Ну и что?
      Лианг снисходительно улыбнулся, поднял его и снова ударил.
      – Один из этих чертовых чтецов мыслей, приятель.
      – Да ты что…
      На этот раз его ребро сломалось.
      – Нет? – повторил Лианг, вытаскивая пистолет.
      – Ладно, ладно, да. Самую малость.
      – Хватает, чтобы мухлевать в покере. Хватает, чтобы надувать босса.
      – Да.
      – А что случается с теми, кто надувает босса?
      – Бог мой, Лианг, давай…
      Лианг вставил патрон и приложил холодное дуло пистолета к шее Марвина чуть ниже подбородка.
      – Послушай, парень…
      Он подождал.
      Лианг взъерошил ему волосы.
      – Вот тебе сделка, Марвин. Босс – добрый католик, так что ты будешь жить, если ты этого хочешь. Но прямо сейчас ты станешь его сучонком, усек? Мы будем давать тебе задания, а ты будешь работать на него.
      – Да, да, я справлюсь. Помогу ему. Искать федералов – все, что нужно. Только не убивай меня, парень.
      Лианг продемонстрировал свою "зубастую" улыбку.
      – Ну, я скажу боссу, что мы пришли к соглашению. Но, Марвин…
      – Да?
      – Я – не добрый католик. Если ты засветишь босса, то будешь мечтать, чтобы я застрелил тебя…

* * *

      Ее бросили в яму, и она упала на груду трупов. Она не могла даже разглядеть землю под ними.
      Вокруг нее падали другие. Сверху она слышала трели птиц, рев бульдозера. Начинался дождь.
      – Марта?
      – Боузли!
      Они нашли друг друга и обнялись, словно прикосновение и знакомый запах каждого могли унести их куда-то, в безопасное место.
      "Не смотри, не смотри", сказал он ей, сказал словами, что проникали через ее кожу и кости, впитываясь, словно дождик.
      Но кто-то гневно закричал, и она посмотрела. Джо, старик, пристально смотрел на каждого солдата.
      – Ваши сердца сгниют внутри вас! – кричал он. – Мы будем жить, а вы – нет. Покайтесь! Эти люди не сделали ничего плохого.
      Рыжеволосый мужчина в форме лейтенанта заглянул в яму и нахмурился. Он вытащил свой зловещий пистолет и выстрелил Джо в голову. Раздался булькающий звук, и старик упал.
      – Все вы прокляты дьяволом, – ответил лейтенант. – Я лишь отправляю вас домой – в ад.

* * *

      "Ночь, Ветер, Колдун, наш Владыка".
      Мысли Блад странствовали по залам храма и заставляли всех двигаться. В каждом из них находился крошечный кусочек ее личности – ее черные волосы, ее глаза цвета миндаля. Но ее рост различался – Смоук смотрел на нее сверху вниз, Мерси была почти такого же роста. Она сама в калейдоскопе образов, отраженная любовью, ревностью, страстью, страхом.
      – Они здесь, – сказала она вслух для Мерси. Мерси не была достаточно сильной, чтобы следить за их беседой, если руки не были соединены.
      – Далеко? – спросил Тил, перебирая свою молочно-белую бороду.
      – На мосту, шестью милями выше того места, где мы поставили сигнализацию. Похоже на пару грузовиков. Хорошо вооруженных.
      "Образы людей с оружием, мужчин с очень толстыми ногами и руками, которые с трудом тащатся по дороге". Последний штрих добавил Манки.
      – Манки, ты можешь постараться быть серьезным? – вздохнула Блад. – В лучшем случае эти люди пришли убить нас. В худшем…
      – Для начала им нужно будет прорваться через наших любимых приверженцев, – сказал Манки, улыбаясь своей узкой ухмылкой. Он перебросил за плечо длинные волосы цвета меди.
      Блад ответила кривой улыбкой.
      – Как это могло произойти? – пробормотал Тил. – Почему они хотят убить нас?
      В возмущении Манки испустил звук, мало чем отличающийся от вопля обезьяны.
      – Они хотят нас убить с тех пор, как мы здесь появились. Нельзя бухнуть кучу безмозглых зомби и храм майя посреди такой глухомани, чтобы не нашлось обиженных.
      – Нам не следовало столь откровенно применять наши способности, – продолжал ныть Тил. – Нам не…
      – Да ладно. Откуда мы могли знать, что наука ни с того, ни с сего решит обнаружить нас? Дьявол, мы же считали себя единственными. Мы случайно попадались друг другу в течение двух лет, а потом ничего, сколько бы не искали. До сих пор верующие думали, что мы получили свои способности от предков, а остальные считали нас мошенниками. Достаточно справедливо, но это помогло нам выиграть время. А теперь правила изменились, и таких, как мы, отстреливают. Чем скорее мы научимся жить с этим, тем лучше.
      Смоук, обычно молчаливый, разомкнул свои массивные челюсти для того, чтобы сказать:
      – Мы уходим.
      – Да, парень, мы уходим. Как ты думаешь, Блад, следует ли накачать посильнее наших сторонников?
      Она кивнула.
      – Бейте в барабаны. Представление начинается.

* * *

      Ее кровь осела брызгами на бумаге, а боль расплескалась среди прихожан, остальные подобрали ее и отбросили как можно дальше. Она протянула по своему языку колючую веревку, благодарная судьбе за то, что делает это в последний раз. Приятно быть темной богиней, за которую готовы идти в огонь и воду, выжимать последний грош из идиотов-прихожан, наблюдать, как растет их стадо рабов-нормалов, но, видимо, оно не стоило всех этих мучений. Впрочем, теперь этот вопрос – чисто теоретический.
      Она почувствовала легкое головокружение, когда Манки поджег бумагу и начал свою речь. Она оглядела остекленевшие глаза двух сотен людей и чуть не рассмеялась над ними. Жалкие овечки.
      – Пришло время, приближается завершение катуна и начало нового цикла, – говорил он нараспев. – Черви мира придут пожрать свое мясо. Как они пришли в прерии, чтобы убить буйволов, как они пришли к Амазонке, чтобы оголить нашу мать-землю, так придут они и сюда. Но хотя колесу времени суждено повернуться, все не бывает прежним. Происходящее можно изменить. Буйволы могут вернуться. Леса из красного дерева могут вырасти. Амазонская долина может вновь зазеленеть, как и раньше. Наши предки, сражавшиеся и умиравшие ради вас, наблюдают. Вы можете видеть их глаза в ночном небе. Опозорите ли вы их, когда придет враг? Откажетесь ли вы защитить их?
      Звуковой ответ толпы нельзя было разобрать, но все их разумы закричали: "Нет!".
      – Мы уйдем вглубь, чтобы укрепиться там. Мы появимся в самом конце, когда вы проявите себя.
      "Ты в порядке, Блад?"
      "Слегка кружится голова. В порядке".
      Естественно, что именно Манки настоял на запасном выходе. И опять он оказался прав.
      "Ну, твое желание исполнилось", сказал ей Манки, когда они шли по туннелю. "Хотя бы ненадолго. Книга "Человек, который хотел стать королем" всегда была твоей любимой".
      "Хм. Я просто вспомнила, чем она закончилась".
      "Но не на этот раз", пообещал Манки.
      Через десять или пятнадцать минут они осторожно вышли из туннеля и оказались в чаще лесов Аляски. Издалека до Блад донесся знакомый резкий треск автоматных очередей – она не слышала его с тех пор, как они занимались торговлей на Камчатке. Она обнаружила, что почти обрадовалась ему. Было в нем что-то искреннее.
      Но Мерси была бледна. В те времена ее не было с ними, и, вероятно, она никогда не слышала звука перестрелки.
      Блад взяла Мерси за руку. "Не волнуйся", сказала она. "С нами все будет в порядке. Но мы должны двигаться очень тихо".
      Мерси кивнула и взяла за руку Смоука. Блад достала пистолет, чтобы убедиться, заряжен ли он.
      Она знала, что впереди их ждут люди, и увидев их среди деревьев, она слегка прикоснулась к их разумам. Порой кровопускание давало ей подобное ощущение – словно она испарялась, становилась разреженной, но очень большой, заполненной туманом ощущений. Растянувшись над ожидающими людьми, она просмотрела их разгневанные, крошечные и глупые поросячьи мозги. Вот этого переполняла злоба, потому что он не умел испытывать других чувств, вот этот не был зол, но делал, что ему приказали.
      Неожиданно она ощутила ледяной гнев. Нормалы. Она видела выпуски новостей, этих подонков в телешоу, этих пустоголовых брехунов. Посмотрите, что вы натворили. На всей планете гибнут люди только потому, что нормалы глупы и трусливы.
      Она даст им образ, которого следует бояться.
      Гнев придал ей сил, так что когда она вышла на прогалину, солдаты увидели вовсе не изящно сложенную женщину. Они стояли вокруг полноприводного "Кортеса" и дули пиво. Втроем. Словно охотились на оленя.
      Их лица резко изменились, когда они увидели ее, Кали, Габриель, череп и серп, расправленные крылья налетающего ястреба. Они в панике хватались за свои винтовки, пока она спокойно стреляла каждому в голову, получая удовольствие от ощущения, как умирают их грязные маленькие мозги. Только последний сумел открыть огонь, но он промахнулся, и ее выстрел разбрызгал его кровь по корпусу машины.
      Потом все вернулось, и она оказалась совершенно пустой, ни один из ее мускулов не мог напрячься, чтобы удержать ее. Она упала на землю и ощутила, как та задрожала.
      – Классная стрельба, – похвалил Манки.
      – Что это за взрыв? – спросила Мерси.
      – Должно быть, наш храм, – ответил Манки. – Шестьдесят кило пластида.
      – Боже мой, – задрожала Мерси. – Наши приверженцы…
      Она разрыдалась, и ее слезы омыли их всех.
      – Больше не следуют за нами, – сказал Манки, обняв Блад и поднимая ее. – Игра окончена. Пришло время идти вперед.

      Ли громко зааплодировал вместе со всеми, когда сине-голубое свечение крошечной новой звездочки возникло над лунным горизонтом.
      На самом деле зонд был запущен на полчаса раньше из отвратительного хобота масс-генератора, который с трудом можно было разглядеть на фоне космодрома фон Брауна на расстоянии около километра. Достаточно дешевые запуски с помощью масс-генераторов происходили без звуков и пламени. По давно установившейся традиции первая вспышка включившихся двигателей ракеты означала успешный старт.
      По-прежнему аплодируя и улыбаясь, Кроуфорд повернулся лицом к репортерам.
      – Я просто хотел сказать, как благодарен судьбе за то, что я здесь, – начал он, и гудение сразу стихло до легкого бормотания. – Мне дано особое право, и я бесконечно взволнован. Были те, кто говорил, что этот момент никогда не наступит, – что умирает любопытство, вынудившее человечество двигаться от континента к континенту и от планеты к планете. Вот доказательство, что они ошиблись.
      Когда он сделал паузу, вверх взметнулось множество рук.
      – Да уж, – сказал он, – я запланировал долгую речь, но, похоже, вы настроены решительно. – Он выбрал Роберта Танаку, одного из ведущих журналистов. – Боб? Чем могу помочь?
      – Я просто хотел узнать, каково, сенатор, чувствовать себя реабилитированным. И как, на ваш взгляд, буду выглядеть инопланетяне?
      – Ну, Боб, соответствуя высокому званию сенатора Земного Содружества… – черт возьми, ощущение очень приятное.
      Он подождал, пока смешки вокруг затихнут.
      – Но давайте посмотрим на нашу ситуацию в перспективе. Наши знания в области тахионного излучения довольно ограничены, и нам известно лишь то, что источник сигнала, обнаруженный DeepProbe, может иметь естественное происхождение. Но все равно, именно об этом я – и многие другие – мечтали долгое время. Сеть зондов DeepProbe была создана через четыре года после того, как было доказано существование тахионов. Проект Heimdal позволит усовершенствовать систему с небольшими затратами, и уверен, что однажды – возможно, раньше, чем вы думаете, – он ответит на ваш второй вопрос.
      – Благодарю вас, сенатор.
      – Всегда рад. А что спросите вы, госпожа Бощ?
      – Да, сэр, Izvestia International. Я хочу спросить, как вы ответите на недавнее заявление сенатора Токаша о том, что вы неправильно разрешаете проблему телепатов.
      Он почувствовал, что улыбка застыла на его лице.
      – Да, а я надеялся, что смогу еще немного поболтать о надеждах и будущем человечества до того, как мы вернемся в неандертальскую пещеру политиканства. Но если нужно вернуться, то давайте, по крайней мере, сохраним то, что мы видели сегодня, – надежду и веру в себя как в расу. Сенатор Токаш имеет свою собственную точку зрения, это несомненно. Мы с ним значительно отличаемся друг от друга – к примеру, в отношении проекта Heimdal, против которого, как многие из вас могут помнить, он выступал совсем недавно. А что касается "проблемы" телепатов – мы стараемся решать этот вопрос со всей возможной осторожностью.
      – Многие обвиняют вас в том, что вы превращаете телепатов в граждан второго сорта.
      – Да, с одной стороны. А с другой меня критикуют за то, что я не поймал их всех и не посадил в концлагеря. Очень просто бросать огульные и категоричные заявления. Значительно труднее иметь дело с реальностью. Правда в том, что мы вынуждены регулировать телепатов и одновременно должны уважать их права как граждан. Как было бы замечательно, если бы нам удалось избежать печальных инцидентов последних нескольких месяцев, и я молюсь, чтобы они как можно скорее прекратились.
      – Сенатор, в отношении вашего предложения о создании специального комитета по телепатам…
      – Да. Комитет по технологиям и правам личности – это временная затычка, но телепатия – это не технология. Это отдельная проблема, которая требует особого внимания. Я предложил создать Комитет по метасенсорному регулированию.
      – Вы можете прокомментировать слухи о том, что сенатор Токаш уже назначен главой комитета вместо вас?
      Ли остался горд собой – он сумел сохранить улыбку.
      – Уверен, что президент назначит того, кто, по ее мнению, выполнит задачу наилучшим образом. Если это Токаш, то я доверяю ее суждению.

* * *

      Наедине с собой он не был настолько спокоен – осколки пустого графина усеяли пол в его номере, словно снежинки. Разбивать стеклянные предметы на Луне было не так приятно, как на Земле, но относительно слабый эффект компенсировался самим мигом раскалывания, когда мельчайшие фрагменты взлетали вверх, напоминая облако пыли. Ему пришлось отступить в маленькую ванную, пока воздухоочистители не ликвидировали мелкую пыль, опасную для легких.
      Уже очень давно он не улетал с Земли, слишком давно. Органы чувств предавали его.
      Когда он вышел из ванной и подобрал разбросанные вещи, он почувствовал себя спокойнее. Он проверил почту и обнаружил среди новых сообщений нерадостное письмо от Тома Нгуйена. Почти наверняка Токаш получит комитет.
      Это было несправедливо – все началось с его слушаний, ему голосу внимал весь мир. А теперь Токаш хочет забрать у него все это.
      Но что он мог сделать?
      Ничего – не на Луне, а он застрял здесь, как минимум, на несколько дней. К тому времени как он вернется на Землю, решение уже будет принято.
      Он взял гантели и занялся гимнастикой, безжалостно третируя свои мускулы. Неважно, известно ли это людям, но они лучше реагируют на мужчину, который выглядит по-мужски. Пот уже начал собираться в невероятно крупные капли, когда раздался сигнал коммуникатора номера.
      – Только звук, – приказал он. – Да? Сенатор Кроуфорд слушает.
      Короткая пауза, и затем:
      – Сенатор Кроуфорд? Говорит Элис Кимбрелл.
      – Доктор Кимбрелл, рад вас слышать. Чему обязан подобной честью?
      – Я хотела бы поговорить с вами как можно скорее.
      Его брови поднялись. Никакой привычной трехсекундной задержки – Элис Кимбрелл была на Луне.
      – И о чем?
      – Об одном очень важном деле.
      – Хорошо. Как насчет Ix Chel, через час?
      – Я бы предпочла что-нибудь менее людное.
      – Уступите мне, если не возражаете. В любом случае уже почти время обеда.

* * *

      Как и все на Луне, ресторан Ix Chel был невелик, но претендовал на элегантность. Он был вырыт в склоне горы и накрыт плотным куполом, благодаря которому зал заливало мягкое синеватое сияние Земли. Свет отражался водой, струящейся по одной из каменных стен. Вода на Луне была сокровищем, ее добывали из пылевых морей – останков давно погибших комет. Запасы воды в колонии составляли несколько тонн, но редко можно было увидеть больше кружки жидкости за один раз. Возможность находиться рядом с водопадом казалась чудом, и Кроуфорд мысленно поднял бокал за предприимчивость владельца ресторана, который пристроил свое заведение к одному из перегонных узлов по переработке воды.
      Ресторан был заполнен полностью, когда Элис Кимбрелл вошла в зал, но она сразу же обнаружила Кроуфорда. Он с восхищением смотрел на нее, пока она приближалась. Ему понравились взгляд ее глаз и манера носить строгий серый костюм, похожий на униформу.
      – Доктор Кимбрелл, – сказал он, протягивая руку. Она сухо пожала ее.
      – Сенатор.
      – Прошу вас, садитесь. – Когда она села, он одарил ее улыбкой. – Какое совпадение, что мы оба оказались на Луне в одно время. Вы видели запуск зонда Heimdal? Я бы смог обеспечить вам место в переднем ряду.
      – Я прилетела, чтобы повидать вас.
      Его бровь поднялась.
      – Я польщен. Для частных лиц прогулка дороговата.
      Она признала его правоту легким кивком.
      – Я узнала, что вы здесь.
      – Через шесть дней я буду в Женеве. Или вы могли бы позвонить мне.
      – Вопрос слишком важен, чтобы ждать – или доверять обычной связи.
      – Вот как.
      – Да. И я по-прежнему предпочла бы, чтобы мы разговаривали бы в менее людном месте.
      Его улыбка стала еще шире.
      – Мой отец часто говорил, что на тыквенном поле соседа не следует наклоняться, чтобы завязать шнурок.
      – Что это значит?
      – Ну, тыква – это такой большой…
      – Я знаю, что такое тыква. Я спрашиваю, на что вы намекаете?
      Он лениво потыкал вилкой в жареный картофель.
      – Сколько журналистов вы видите в настоящий момент?
      Она огляделась вокруг.
      – Ни одного.
      – Здесь двое, по крайней мере. Если я хочу встретиться с женщиной, которая перевернула весь мир вверх тормашками, я сделаю это в том месте, где все смогут нас видеть. Если вы придете в мой номер, то они могут задаться вопросом – а какими тайнами мы обмениваемся. И, что еще хуже, они могут подумать, что мы вступили в клуб семьянинов в отставке. Вы хотите, чтобы это появилось в газетах?
      Официантка, маленькая женщина с почти белыми волосами и сильным австрийским акцентом выбрала именно этот момент, чтобы подойти к их столику.
      – Что-нибудь выпить?
      – Скотч. Laphroaig.
      – Принесите мой Evan Williams.
      Бровь Элис поднялась.
      – Они хранят бутылку для меня. Знаете, я ведь герой этой колонии.
      – Да, но поправьте меня, если я ошибаюсь. Разве Evan Williams не очень дешевый и отвратительный по вкусу бурбон?
      – Дешевый – да, отвратительный – да. Но старейшая винокурня в Северной Америке, а это кое-что значит. Если ближе к вопросу – он напоминает мне, откуда я родом и кто я есть. А Laphroaig – это дорогой и вкусный виски.
      – Он напоминает мне, кто я есть, – ответила Элис.
      Принесли бокалы.
      – Остается узнать, откуда вы родом, – сказал Ли, они чокнулись и выпили оба.
      – Полезная штука, – отметил он. – От нее и в лунной почве что-нибудь выросло. – Он заинтересованно наклонил голову. – Так о чем мы должны поговорить, доктор?
      – Нас могут услышать? Журналисты?
      Он пожал плечами.
      – Подслушивание запрещено законом. Мне следует знать, я ведь вхожу в Комитет по технологиям и частной жизни. – Он наклонился вперед. – Вы должны чувствовать себя реабилитированной. Последние из ваших критиков окончательно умокли, верно? Теперь, когда столько опытов подтвердило результаты исследования, которое вы опубликовали.
      Пораженная, она уставилась на него.
      – Реабилитированной? Как я могу чувствовать себя реабилитированной после гибели более десяти тысяч человек? После резни в среду в китайской Шаньси? Бомбежек в Юте? Восстания в Чикаго – линчевания в Армстронге?
      – Хорошо, – он постарался сгладить впечатление. – Я понял. Доктор Кимбрелл, вы должны знать, что любое новое открытие имеет свою цену. Эти результаты были бы опубликованы – с вашей помощью или без нее.
      – Я понимаю это, сенатор. Но очень простой факт заключается в том, что это была я.
      Она сделала довольно большой глоток из бокала.
      – Вас вываляли в грязи за эту публикацию. А теперь, когда дело сделано, вы сами вываливаете себя в грязи.
      – Нет. Просто осознаю свою ответственность.
      – И это привело вас ко мне? Я не могу вообразить, что вы совершили перелет на Луну, чтобы воспользоваться моим талантом психотерапевта.
      Эта фраза заставила ее слегка улыбнуться.
      – Нет. Я прилетела увидеть вас, потому что хочу принять участие. Участие в решении проблемы.
      – А вы думаете, что я и есть решение? Это очень лестно, доктор. Но вы не думали так раньше, когда я приглашал вас стать консультантом. Что изменилось?
      – Я внимательно следила за слушаниями, как вы могли бы ожидать.
      – Еще виски?
      Она мгновение поколебалась, бессмысленно глядя на пустой бокал.
      – Да.
      – Простите, что вы говорили?
      – Я думаю, что вы старались проводить слушания в как можно более благоразумном стиле, но они только ухудшили ситуацию.
      Он нахмурился.
      – Но вы, без сомнений, видите, что они необходимы, доктор Кимбрелл? К несчастью, телепатия – слишком мощный инструмент – и оружие, – чтобы не заниматься его регулированием. Из-за чего, как вы думаете, начались все эти убийства? Люди напуганы, они боятся, что кто-то рядом с ними прочтет их мысли.
      – Они ревнивы.
      – И это тоже. Людское сообщество структурировано в соответствии с тайнами, с ограниченным доступом к информации. Успех всегда означал возможность уверенно плавать в этом мире, угадывать невысказанное, создавать видимость. А теперь мы узнаем, что есть люди, которые обладают врожденной способностью с легкостью проникать внутрь. Вы захотите сыграть в покер с телепатом? Или обменяться ценными бумагами с кем-то, кто способен получить инсайдерскую информацию, просто оказавшись в одном помещении с нужным человеком? Это не столько вопрос регулирования телепатов, как вопрос уверенности в том, что существующие законы, охраняющие конфиденциальность частной жизни, не будут нарушены телепатами.
      – Но, однако, вы занимаетесь регулированием телепатов – телепатов, которые не могут быть юристами, биржевыми брокерами, или членами олимпийской сборной по фехтованию…
      – Тому есть масса прецедентов. Когда изобрели "жучки"-радары, их использование ограничили подробнейшими инструкциями.
      – Но они – люди, а не подслушивающие устройства.
      – Боюсь, они – и то, и другое, что и делает контроль за ними более чем необходимым. Люди не прекратят убивать телепатов – и тех, кого они считают телепатами, – пока они ощущают угрозу с их стороны. Это не прекратится без жесткого регулирования.
      Она кивнула.
      – Знаю. Но согласитесь, что на данный момент слушания лишь ухудшают ситуацию – ваши ежедневные отчеты рассказывают о потенциальных бедах, о которых большинство людей даже не задумывались. Установление правил и норм для этих случаев теряет всякий смысл…
      – …потому что мы по-прежнему не обладаем способом узнать, кто такие телепаты. Очень точно. И мы расстраиваем людей все больше и больше, не давая им никакой, даже призрачной, надежды. Но что еще можно сделать?
      Она несколько мгновений сидела молча и сделала большой глоток новой порции скотча.
      Он наклонился вперед и спросил:
      – Вы знаете, что мы можем сделать, верно?
      Она пристально смотрела на поверхность стола.
      – Я потеряю свою работу, – сказала она очень просто. – Я никогда не смогу работать в науке, если сделаю это. Мне нужны гарантии.
      – У вас они будут. Хотите работу – она есть у вас. Деньги.
      Неожиданно она показалась ему очень юной и уязвимой.
      – У меня есть средства, сенатор, – как, по-вашему, я попала на Луну? Это не главная проблема. Я хочу знать, что проблема телепатов будет решаться правильно. Я не хочу отдать в плохие руки очередное заряженное ружье. Я…
      – Вы пришли ко мне, потому что решили, что я поступлю правильно.
      Она кивнула.
      – Статья только что пришла ко мне. В ней говорится о последовательности генов…
      – Ген телепатии?
      – Все не так просто. Никто не обнаружил ген, который мог бы управлять телепатическими способностями. Похоже, что они подобны разуму – способность мыслить проявляется во многих генах. Но автор статьи нашел метку.
      – Вот как? Что вы имеете в виду?
      – Большинство сейчас принимает как постулат то, что телепатические способности представляют собой либо недавнюю глобальную мутацию, либо результат отдельной мутации, которая лишь недавно попала в наш генофонд. К примеру, одна из народностей в гористой части Новой Гвинеи могла обладать телепатами, но поскольку она была изолирована от остального мира до относительно недавнего времени, ее гены не распространились по всей планете.
      – Я понял мысль. Это многое объяснило бы.
      – Да, объяснило бы. К несчастью, как оказалось, это неверно. Митохондриальные ДНК, или мтДНК, пятидесяти обследованных телепатов были проанализированы и сопоставлены с данными их семей и другими генетическими тестами на связность. Уверена, вам известно, что митохондриальная ДНК передается только по материнской линии – ДНК отца не оказывает на нее влияния, кроме как путем чрезвычайно медленных случайных мутаций, а частота таких мутаций хорошо известна. Брат и сестра теоретически могут обладать идентичными мтДНК, у двоюродных братьев – слегка различающимися цепочками, и так далее. Ранее существовали проблемы с частотой мутаций, но они преодолеваются поправкой, вносимой калибровкой Васкера…
      – Да, я знаю все это. Итак, анализ показал, что у этих телепатов нет общей наследственности?
      – Совсем наоборот. Более чем половина обследованных телепатов имела мтДНК, которые совпадали практически идеально. Слишком идеально. Другие генетические данные – и архивы – показывают, что испытуемые не имеют общих предков за то время, пока функционируют архивы.
      Он пожал плечами.
      – Качественные архивные данные о большей части человечества ведутся не более сотни лет. Я не вижу проблемы.
      – Проблема в том, что мутации, которая характерна для них всех, меньше ста лет.
      С застывшим взглядом он замер, его сердце сделало не меньше десяти ударов, пока он пришел в себя.
      – Дьявол! – с трудом произнес он и оглянулся по сторонам. – Ладно, вы были правы, а я ошибался. К черту прессу, давайте уберемся отсюда.
      – По-моему, вы сказали, что журналисты не подслушивают?
      – Почти не сомневаюсь. Как и кто-нибудь еще – я прихожу сюда, потому что здесь используется случайным образом модулированный интерференционный сигнал, который забивает большинство подслушивающих устройств. Но есть древнее искусство "чтения по губам"… Пошли. Мы закончим разговор в моем номере, про который я наверняка знаю, что он безопасен.

* * *

      Поезд прибыл, сопровождаемый легкой вибрацией, но беззвучно – давление в тоннеле, по которому он двигался, было равно давлению на поверхности Луны. Когда двери вагона коснулись уплотнений у входных шлюзов, Ли ввел в одно из частных купе свой личный код. Оказавшись в купе, он подтвердил оплату поездки с помощью биометрического сканнера сетчатки глаза.
      – Так-то лучше, – сказал он, когда поезд плавно начал двигаться. – К делу. Кто еще знает об этом?
      – Я не уверена. Автор статьи, конечно же, и любой, кому он рассказал. Из вашей реакции следует, что вы понимаете возможные последствия.
      – Еще бы. Наши друзья-телепаты были созданы искусственно. Вопрос в том – кем? Прежними Соединенными Штатами? Именно там появилось большинство из них.
      – Лишь потому, что изначальное тестирование проводилось именно там. А теперь у нас неплохое распределение по всему миру.
      – Возможно, в этом нет никакого смысла – они могли сформировать сложную шпионскую сеть или что-то в этом роде. Или они связаны с корпорациями. Или… – Он почувствовал, что у него вспотели волосы на затылке. – Мне нужно время, чтобы обдумать все это.
      – Куда мы едем?
      – Хм? В мой номер неподалеку от станции Малибу. Где-то минутах в десяти отсюда.
      – Я думала, что здесь все очень близко друг к другу.
      – Раньше никогда не были на Луне? Гриссом – добывающая колония, поэтому здания выстроены вдоль одной линии, ведущей к водным пластам в Малибу. После разгерметизации старого купола никто не хочет находиться в одной корзине с остальными яйцами.
      – Мне следовало догадаться, что вы будете особенно осторожны, – сказала Элис.
      Он качнул головой, мрачно признав ее правоту.
      – За одну жизнь я повидал достаточно людей, умирающих от взрывной декомпрессии, спасибо. И был слишком близок к этому сам.
      – Вы поэтому покинули колонию?
      – В том числе.
      – Ваша жена погибла тогда.
      – Без обид, доктор Кимбрелл, но это несколько личная тема для меня.
      – Конечно. Простите.
      Они продолжили поездку в молчании.
      – Я рад, что вы рассказали мне все это, – сказал он наконец, положив на ее руку свою. – Вы поступили правильно.
      – Надеюсь, что так.
      Она не убрала руки.
      Поезд начал останавливаться, и вдруг неожиданно дверь в их купе распахнулась.
      – Простите, – сказал Ли мужчине, который появился у входа. – Это частное купе, и как вы можете видеть…
      И тут его осенило. Дверь не должна была открыться. Он вскочил с места, когда мужчина быстро шагнул в купе, держа в руке девятимиллиметровый пистолет, нацеленный прямо в сердце Кроуфорда.
      – Сядьте, сенатор, – сказал мужчина тихо.

      – Не наставляй на меня это, сынок, – сказал Ли. – Да и ни на что-нибудь еще. Ты понимаешь, что произойдет, если ты пробьешь стенку купе?
      Юноша торжественно кивнул. Слегка округлое лицо, тоненькие усики, иссиня-черные волосы. Легкий акцент – из Восточной Европы?
      – Да, – ответил он, – поезд остановится, аварийные переборки запечатают тоннель, чтобы внутрь можно было накачать воздух. У меня возникнут сложности, но я справлюсь с ними. По вашему мнению, я полагал, что купе взорвется или что-то в этом роде?
      – Что ты хочешь от меня, сынок?
      – Неважно, знаете ли вы об этом или нет, сенатор, – важно лишь, будете ли вы делать то, что я скажу. Прямо сейчас мы должны изменить место назначения, но сделать это придется вам. Если нет, я застрелю доктора Кимбрелл, а если вы не передумаете, я застрелю и вас.
      – А почему ты не можешь сделать это сам? Ты ввел мой личный код, так что… – И тут он догадался. Он наклонился к биометрическому сканеру. – Хорошо. Поезд, личный код Кроуфорда…
      – Стоп, – резко оборвал его юноша, подскочив к Ли и приставив дуло пистолета к его голове. – Не делайте этого.
      – Я делаю то, что ты мне сказал.
      – Нет, неправда, вы собираетесь распорядиться об аварийной остановке. Если вы сделаете это, я вас застрелю.
      – Ты в любом случае убьешь нас! – резко ответил Ли. – Вот почему ты хотел, чтобы я изменил место назначения, – это будет записано. – Он сделал паузу, а затем спросил: – Почему я, сынок? Я ведь лишь пытался помочь вашим.
      Юноша снисходительно улыбнулся.
      – Да, конечно, пытались. Измените место назначения.
      – На что?
      – Не очень далеко. Станция Малибу. А теперь, когда вы знаете, кто я, не пытайтесь обмануть меня.
      Ли ввел название и задумчиво оглядел юношу.
      – На что это похоже? – спросил он. – Ты можешь слышать все мои мысли? Можешь ли ты ощущать мои эмоции? Что ты почувствуешь, когда будешь убивать нас?
      Лицо молодого человека резко изменилось против его воли.
      – Заткнись, – заявил он.
      – Видишь, ты собираешься убить нас, но хочешь сделать вид, что произошел несчастный случай, верно? Значит, ты не террорист.
      – Он был в ресторане, – сказала Элис. – В другом конце зала.
      Ли кивнул.
      – Он следовал за мной несколько месяцев. Я думал, что он журналист.
      – Значит, ты "подслушал" наш разговор, – догадалась Элис. – Ты знаешь о генетической метке.
      – Да.
      – Тогда ты должен знать, что эти сведения невозможно долго скрывать.
      – О, как раз возможно, доктор Кимбрелл. Люди, на которых я работаю, могут и сделают это. Я уже узнал от вас, кто автор статьи. Они разберутся с ним, и статья тихо исчезнет.
      – Чушь. Даже если вы преуспеете, кто-нибудь другой может получить те же результаты в любой момент.
      – Да, – сказал Ли, кивая в задумчивости. – Думаю, я знаю, кто. Я прав?
      – Простите, сенатор. В молоко.
      – Уверен, сынок. Уверен, что я ошибся. Ты можешь читать мои мысли, так что знаешь, насколько ты был убедителен для меня.
      – Я знаю, что вы блефуете, – но на его лице было написано сильное раздражение. Он сел у противоположной стены, пистолет был по-прежнему нацелен на Ли. – Я знаю, что вы надеетесь бежать, выведя меня из равновесия. Но вот мы и приехали.
      Двери открылись.
      – Выходите.
      Когда они вышли из вагона, Ли с надеждой оглянулся, но мужчина и женщина, ожидавшие их, совсем не походили на шахтеров – они напоминали викингов. Ли сразу же прозвал их Гансом и Гретой.
      Захвативший их – один из новоприбывших назвал его Петром – поговорил с ними на языке, которого Ли не знал, а затем повел их по коридору к одному из промышленных шлюзов.
      – Ты собираешься выбросить нас в вакуум? – спросил Ли. – Эй, разве это не выглядит подозрительно? "Сенатор и известный ученый отправились на прогулку по поверхности Луны без скафандров". Весьма правдоподобный заголовок. Нас быстро хватятся, а тебя найдут еще быстрее.
      – Я заслужил большего уважения, – ответил Петр. – Вот почему вы вдвоем отправились гулять. Печальный случай, конечно, но вы, сенатор, никогда не славились предусмотрительностью. А в журнале будет зафиксировано, что вы зарезервировали их сегодня рано утром.
      Он подошел к двум ярко-желтым спортивным скафандрам, которые Ганс вытащил из шкафчика поблизости.
      – Не будете ли вы столь любезны надеть их?
      Ли гневно сжал губы и начал расстегивать рубашку. Покраснев, Элис сделала то же самое. Когда она осталась в одном белье, Ганс присвистнул от восхищения.
      Она дала ему сильную пощечину. Он не ожидал удара, покраснел и нахмурился. Ли напрягся, но пистолет Петра не отклонился в сторону.
      – Достаточно – спокойно сказал Петр.
      Ворча, Ганс начал натягивать свой собственный шахтерский скафандр, намного тяжелее их легких костюмов для скалолазания. Надевая шлем, Элис улыбнулась Ли триумфальной улыбкой. Он ответил тем же, давая понять, что понял ее замысел.
      – Наденьте шлем, сенатор, – сказал Петр.
      – А в чем дело? – спросил Ли. – Разве ты не с нами? Кишка тонка послушать, как мы будем умирать? Или ты все равно услышишь нас? – Он шагнул навстречу дулу пистолета. – Посмотри на меня, мальчик. Посмотри мне в глаза.
      Петру было трудно справиться с этим.
      – Ты скажешь мне, почему я и доктор Кимбрелл должны умереть. Мы заслужили это. И пока ты здесь, не расскажешь, в какой лаборатории тебя изготовили? Кто создал тебя? Просто чтобы удовлетворить мое любопытство.
      Глаза юноши засверкали от гнева.
      – Я был рожден от мужчины и женщины, как и вы, сенатор. Я не лучше вас представляю, почему я могу делать все это, и я не просил об этом. А что до остального – я не чувствую себя обязанным объяснять вам что-либо. Всего хорошего.
      Обращаясь к Гансу, он сказал:
      – Мы подождем тебя здесь.
      Великан кивнул, и, как только с облачением в скафандры было покончено, повел их к шлюзу.
      Через него они попали в царство ночи. Небо казалось залитым чернилами с разбрызганными точками сахарной пудры, и полумесяц Земли висел на юге, словно голубой рог. Не было видно ни отблесков солнца, ни свидетельств того, что оно может появиться. За миллиард лет тонны жидкости упали на Луну, создавая недолговечные океаны льда, но они сохранились только в тех местах, до которых не смогло добраться солнце.
      И этот лед находился здесь, прямо под его ногами – вода, кислород, водород для термоядерных двигателей. Мелкая пыль в реголите на северном полюсе Луны.
      Ганс резко махнул фонариком и указал на край кратера, находящийся примерно в миле отсюда. Его можно было различить благодаря сиянию колонии Гриссом.
      И в молчании они пошли вперед. Конечно же, связь была отключена. Ганс с оружием держался сзади.
      Земля двигалась вдоль горизонта, словно плуг Господа. Очень скоро они начали подниматься все выше и выше. Ли предположил, что им суждено упасть откуда-то.
      У вершины склон становился почти отвесным – видимо, это последствия какого-то недавнего с геологической точки зрения лунотрясения. На осыпи виднелась тропа, и они пошли по ней.
      Фонарь Ганса иногда освещал шлем Элис, и Ли мог видеть ее лицо. На нем не было испуга – а только решимость, и он почувствовал, что начинает восхищаться ею.
      Они добрались до гребня кратера, который неровной линией шел вокруг шахт. На юге поднимались зубчатые силуэты гор, словно вырезанные бритвой из звездного полотна каким-то обезумевшим божеством. На севере громоздились мрачные хребты, и лишь вершина одинокого пика сверкала в сиянии невидимого солнца, создавая ощущение, будто на низкой орбите вокруг Луны вращается целый остров. Линия между тьмой и светом на Луне никогда не расплывалась. Где Ганс закончит свое дело? Он разобьет стекла их скафандров чем-то твердым, или просто заставит их подняться так высоко, чтобы падение наверняка убило их?
      Он посмотрел вниз – до поверхности было около двух сотен футов.
      "Не думай об этом".
      Он не думал. Он прыгнул.
      Во время полета он прикинул числа. На Земле ускорение примерно тридцать два фута в секунду в квадрате. Умножьте это число на массу, и вы получите, с какой силой вы ударитесь о поверхность. Он падал с ускорением, примерно в шесть раз меньше – словно прыгнул с высоты всего в пятьдесят футов. Вероятно, вместе с костюмом его масса составляла двести фунтов. Здесь он весил меньше, но масса оставалась прежней…
      Он ударился о поверхность, согнул ноги и покатился, как при прыжке с парашютом. Ощущения были примерно такими же – только его скелет стал на двадцать лет старше с тех времен, когда он последний раз прыгал с парашютом. Его шлем ударился о камень, раздался тихий звон – словно кто-то сильно ударил по бутылке с шампанским.
      Но стекло не разбилось.
      Сверху упал фонарик, ударился о поверхность, покачался, создавая неровный конус из пыли, поднявшейся при падении Кроуфорда, – то высокий, то пониже. Наконец луч остановился, освещая валун, словно тот являлся произведением искусства или каким-то образцом чистой породы.
      Ругаясь, Кроуфорд пошел к нему.
      Поднял. Держа фонарик подальше от себя, он покрутил им, освещая все вокруг. На Луне свет не рассеивается, поэтому он мог видеть только то место, на которое падал луч. Он сделал луч пошире.
      Свет упал на Элис, которая медленно вставала, – кажется, ошеломленная. Затем на Ганса, скорчившегося на поверхности, одна из его ног была изогнута намного сильнее, чем раньше.
      Что-то в руке Ганса испустило красноватую искорку, и Элис смешно откинулась назад. И тут же новая искорка, уже обращенная к нему.
      Скорее всего, Ганс находился футах в десяти от него. Ли выключил фонарик, дождался нескольких новых искорок из пистолета и прыгнул. Удар после падения и сломанная нога сделали Ганса слабым, как котенок. Ли отнял у него пистолет и застрелил.
      Чертов придурок. В шахтерском скафандре его масса была не меньше четырех сотен фунтов, и он сиганул следом за Ли. Людям всегда кажется, что в условиях низкой гравитации они превращаются в суперменов.
      Элис боролась, пытаясь заделать дырку в своем скафандре. Ганс попал ей в руку. Когда Ли подошел, ее движения становились все более замедленными. В свете фонарика он мог хорошо видеть ее лицо – она же совершенно не видела его. Возможно, она даже не знала, что это он.
      Он помедлил, раздумывая. У нее из носа пошла кровь. Она выглядела отчаявшейся, рассерженной и очень юной.
      И она знала нечто такое, что ей не следовало знать. Он поколебался еще мгновение, и ее глаза закатились.
      Вздохнув, он наклонился и заделал до конца отверстие в ее скафандре, а потом вернулся к Гансу, чтобы забрать у того баллон с воздухом. К своему удивлению, он обнаружил, что Ганс еще жив, – большим пальцем тот закрыл дыру в скафандре, а вытекшая кровь застыла вокруг нее, создав подобие резиновой прокладки. Ганс яростно уставился на фонарик, его губы зашевелились, – либо изрыгая проклятия, либо умоляя о пощаде.
      Ли отстегнул баллоны и раскрыл скафандр. Он отвернулся, предпочитая не видеть, что произойдет с Гансом.
      После этого он двигался как будто во сне – как и в прошлый раз, когда треснул купол.
      Он шел пешком, пока не обнаружил один из громадных карьерных тракторов, доехал на нем до шлюза, где должны были находиться Петр и Грета, и с помощью плазменной горелки трактора проделал дыру в стене. Из отверстия вырвался поток воздуха, и когда он достаточно замедлился, Кроуфорд зашел внутрь, нашел Грету, пытающуюся надеть скафандр, и застрелил ее.
      Из глаз и рта Петра сочилась кровь, но Ли затащил его в шлюз и восстановил нормальное давление. Телепат сидел, смахивая красноватые слезы, дрожа всем телом.
      – А теперь, – сказал Ли через систему громкой связи на скафандре – мы немного поболтаем. И если ты дашь ответ, который мне не понравится, дверь шлюза откроется. Усек?
      Телепат кивнул, и они начали разговаривать. И довольно быстро Ли получил ответ, который ему не понравился.

* * *

      – Спасибо за то, что спасли мне жизнь, – сказала Элис Кимбрелл. Ее лицо было покрыто красноватой сеткой из лопнувших сосудиков, но она сумела слегка улыбнуться.
      – Это результат общий усилий, – сказал он. – Когда вы доказали мне, что этот гигант не телепат – или очень слабый телепат – я понял, что у нас есть шанс. Вы достаточно быстро догадались, что я собираюсь делать, и прыгнули за мной.
      – Я подумала, что если не прыгну, то он вначале убьет меня, а потом спустится к вам и, возможно, поаккуратнее.
      – Вероятно, вы правы, – он вытащил из-за спины букет цветов и положил его рядом с кроватью. Ее глаза расширились.
      – Я даже не буду пытаться угадать, сколько денег вы заплатили за цветы на Луне.
      – Не так уж и много. Я хотел бы узнать, не сможете ли вы сказать мне кое-что.
      – Конечно.
      – Я по-прежнему не знаю, почему вы пришли ко мне. Почему бы вам не рассказать все сенатору Токашу или кому-то еще?
      Она закрыла глаза.
      – Полагаю, мне следует покаяться. Еще в детстве я безумно влюбилась в вас. Герой колонии Гриссом. Возможно, часть меня все еще нуждается в таком герое. Вы не разочаровали меня.
      – Это самая приятная вещь из всех, которую мне сказали за долгие годы, – он сделал паузу. – Я чертовски не люблю получать выгоду от своего статуса героя, доктор Кимбрелл, мне было бы приятно увидеться с вами вновь. Без всяких киллеров, тайн и прочего.
      – Думаю, это можно будет устроить, – сказала она, пристально глядя на него.

* * *

      Вернувшись в номер, Ли включил коммуникатор и набрал номер. Через несколько мгновений на экране появился разгневанный сенатор Владимир Токаш. Его волосы были в беспорядке, и, кажется, он был в халате.
      – Кроуфорд? – спросил он. – Что заставило вас позвонить мне в такой час?
      Ли улыбнулся.
      – Не стоит так говорить с вашим лучшим другом, Влад.
      Глаза сенатора чуть не выпрыгнули из орбит.
      – О чем, черт побери, вы говорите? Если насчет комитета…
      – О, будьте спокойны, Влад, это насчет комитета. О том, почему вы собираетесь снять свою кандидатуру. Видите ли, я только что немного пообщался с одним из ваших приятелей – родственной душой, как вы сказали бы, – и он рассказал мне о вас много интересного.
      – Не имею ни малейшего представления, о чем это вы говорите.
      – Влад, сигнал на вашем конце кодируется? Потому что у меня есть серьезные новости.
      Токаш кивнул.
      – Хорошо. Знаете, я нашел способ выявить телепатов. Оказалось, существует генетическая метка. Теперь все становится интереснее, не так ли? Я собираюсь объявить об этом завтра. Есть два способа разыграть это – и в соответствии с обоими первыми будут протестированы сенаторы. Но какое освещение получат эти тесты – вот в чем разница.
      Токаш сжал губы.
      – Понимаю.
      – Вы со мной или против меня, Влад? Вы пытались играть против, и в результате трое мертвы. А ведь мы с вами могли бы стать приятелями. Сколько наших коллег телепаты, как вы полагаете? Вероятно, их притягивает политика – в конце концов, добрая половина успеха в политике заключается в знании того, что думают другие. Лично я полагаю, что было бы неплохо иметь в Сенате возможность представить точку зрения телепатов – единственную и единую – но боюсь, избиратели не разделят моей убежденности. Однако то, чего избиратели не знаю, не оскорбляет их чувств, верно? Итак. Вы со мной или против меня, Влад?
      Токаш обхватил руками голову, а затем устало посмотрел вверх.
      – С вами, сенатор Кроуфорд.
      – Зовите меня Ли. Первое, что я хочу получить утром, – список известных вам телепатов, в особенности тех, кто работает на вас. Теперь они будут работать на меня.
      – Хорошо.
      – Еще одно, на случай, если вы по-прежнему думаете о каких-нибудь фокусах. Вам известно, что вы – продукт генной инженерии?
      – Что?!
      – Анализ генов доказал это со всей очевидностью. Думаю, лучше всего не разглашать эту информацию, верно?
      – Боже мой, конечно.
      – Вот видите? Мы думаем одинаково. Полагаю, вместе мы сможем скрыть этот факт. Кроме того, мы можем выявить телепатов. Как мы сделаем это – вопрос глобальной системы безопасности, и контролировать этот процесс лучше всего Комитету по метасенсорному регулированию. Поскольку вы не хотите быть его главой, я, конечно же, предложу вам место моей "правой руки". – Он мрачно усмехнулся. – Правильно, то, где я могу за вами присматривать.
      И отдохните немного, Влад – вы ужасно выглядите.

      Во время слушаний в Сенате сегодня представитель издательства Random House, Inc. заявил, что литературный агент-телепат может причинить "неисчислимый ущерб" издательской индустрии в целом. Издательство настаивает на немедленном генетическом тестировании всех лицензированных и добровольных агентов при условии серьезного наказания отказавшихся. Глава Комитета по метасенсорному регулированию, сенатор Ли Кроуфорд сказал: "Последствия очевидны, и мы благодарим всех участников за тщательный и продуманный анализ ситуации. Этот вопрос нужно решать, вооружившись знанием и благоразумием, но надеюсь, не раньше окончания переговоров об издании моей биографии". Позднее сенатор объяснил, что последняя фраза была "всего лишь шуткой".
      The Boston Globe, 21 мая 2117 года
      Трайяна Нисом из города Перт, Австралия, сегодня выступила с обвинением против ее дантиста Грэхема Маккейя, доктора-стоматолога, за нарушение конфиденциальности частной жизни. Маккей – недавно выявленный телепат – с негодованием отверг обвинение в том, что он "воспользовался мыслями Нисом", когда истец находилась под общим наркозом для чистки зубного канала.
      Weekly World News, 15 июня 2117 года
      В постели они были не одни!
      Дамы, будьте осторожны! Девушка из Манчестера, Великобритания, (по ее просьбе мы не называем ее имени) недавно в руках – и именно "в руках" – телепатов испытала то, что может оказаться ужаснейшей "первой ночью" в истории.
      Образцовая студентка и девственница, Джорджи (имя вымышленное) праздновала в ночном баре свой двадцать первый день рождения вместе с друзьями. Заметив, что она привлекла внимание красивого молодого человека, ее подруги настойчиво советовали ей прекратить затянувшееся воздержание. Приободренная крепким напитком, девушка уступила настойчивому давлению и в конце ночи оказалась в квартире молодого человека. Казалось, все шло хорошо, пока – в самый деликатный момент – она не услышала похотливые возгласы, стоны и даже аплодисменты, донесшиеся из соседней комнаты. Заглянув в дверь спальни, она увидела пятерых мужчин и женщин, которые при виде ее вновь зааплодировали. К своему ужасу она осознала, что они – и молодой человек, с которым она была, – являлись телепатами и только что приняли участие в ее сексуальном посвящении, наблюдая и ощущая все самые интимные и красочные подробности. Она оказалась жертвой группового телепатического изнасилования!

* * *

      Ли откинулся в неудобном кресле и продолжил смотреть на монитор. Дипесо только что начал свой монолог, усевшись на антикварном диване и вращая в руке бокал с мартини.
      – …и он говорит, как телепат накормит собаку? А я ответил: очень сытно, если только заранее измельчить его как следует.
      Аудитория взвыла, и он вяло глотнул мартини. Все эти остроты были из разряда "какая ужасная шутка".
      – О, давайте дальше, – сказал Дипесо, выкатывая глаза на публику. – Моя бывшая жена была из телепатов – когда я хотел секса, она одаривала меня головной болью.
      Итак, сегодня мы приготовили для вас великолепное зрелище. У нас будет Анна Кек, которая расскажет о съемках своего недавнего фильма, "Путешественник из Арканзаса". Кьён Пинг собирается сыграть вам свой хит "Зооморфий", а баскетбольная звезда Джоэл Трэнсом поведает нам о вколачивании гвоздей в корзину и сексе – не слишком ли это? – на Луне.
      – Но в начале мы побеседуем с сенатором Ли Кроуфордом, героем колонии Гриссом и главой Комитета по метасенсорному регулированию. – Он сделал паузу и снова поднял свой бокал с мартини, задумчиво приподняв голову. – Знаете, говорят, что сенатор еще не разу не встречался с цензурой, которая не пришлась бы ему по вкусу – но мы спросим его об этом через минутку, после пары объявлений по местным…
      – Сенатор, через три минуты вы будете в эфире, – сообщила яркая девушка в форме посыльного.
      – Буду, – ответил Ли, застегивая воротничок.

* * *

      Кресла на сцене тоже были неудобными, и Ли пришлось подавить внезапное желание протянуть руку и дернуть Дипесо за длинный нос – или, что лучше, стукнуть его по носу. Вместо этого он улыбнулся и протянул руку.
      – Привет, сенатор. Последнее время вы все время в новостях. Позвольте мне начать с вопроса, который, несомненно, мучает всех нас. Раз вы и ваш комитет контролирует судьбы сотен людей – и зная, как тщательно вы в Женеве относитесь к возможным злоупотреблениям властью, – вопрос таков: каково заниматься любовью с телепатом?
      – Ну, – медленно проговорил Ли, – лично я не смогу прокомментировать, но мои эксперты рассказывали, что секс с телепатом чертовски похож на ощущения от интервью вам.
      – Но все-таки, сенатор, – какие-то космические впечатления?
      – Не совсем. Больше похоже на ситуацию, когда ты делаешь всю работу, а другой получает удовольствие за двоих.
      – Что же, это образ! – резюмировал Дипесо. – И не самый приятный для нашей аудитории. Ладно, теперь серьезно. Как вообще дела в вашей метасенсорной штуковине?
      – Очень хорошо – теперь, когда мы можем выявлять телепатов…
      – Хотя и не всех.
      – Нет, но почти 70 процентов можно распознать с помощью медицинского экспресс-тестирования. Это значительное число, к тому же достаточно высокий процент телепатов приходит к нам добровольно.
      Дипесо надел свою "серьезную маску".
      – Что ж, это классно, верно? Но не признаете ли вы тем самым, что не можете защитить нас от остальных 30 процентов?
      Ли потер руки.
      – На самом деле, если не возражаете, я бы хотел представить нескольких людей, от которых я вас "защищаю".
      На лице Дипесо проскользнул отблеск разочарования, но он сразу же сумел прикрыть его выражением "вот как?".
      – Что ж, уверен, если они с вами, то нам не о чем беспокоиться. Приведите их. Но, ребята, повторяйте за мной… – Он начал тереть виски и повторять: – Думай о чистом… Думай о чистом… Никаких мыслей об Анне Кек…
      Аудитория засмеялась и начала тереть виски, и тут на сцену вышли пять телепатов. Но стоило публике увидеть двух первых из них, как в студии воцарилась тишина.
      Первым пришел в себя Дипесо.
      – Анна, радость моя, вы немного поспешили. Ваше выступление…
      – Прямо сейчас, дорогой, – ответила Анна. Достигнув зрелого возраста, Анна сумела сохранить ту же грацию и спокойную чувственность, которые сначала влюбили в нее весь мир, а потом превратили ее в одну из самых уважаемых актрис. – Я была на этом шоу – сколько, уже раз тридцать, – и ни разу не сказала ничего важного. А теперь скажу.
      Пожалуй, впервые Дипесо не смог скрыть своего глубочайшего потрясения перед аудиторией. Он даже начал заикаться.
      – В-вы… х-хоти…
      Ли встал и предложил ей свое кресло. Анна села, отбросила назад блестящие черные волосы и слегка поцеловала Дипесо в щеку.
      – Просто продолжай очищать свои мысли, дорогой.
      – Боже всемогущий! – воскликнул Дипесо, приходя в себя. – Чудо, что вы раз тридцать не наказали меня пощечинами. Вы были… все время?
      Она пожала плечами и улыбнулась публике.
      – Я не знала, пока не прошла нового тестирования. Я всегда знала, что хорошо понимаю других людей – зная, что они чувствуют, – но я никогда не слышала слов или мыслей. На самом деле большинство телепатов не могут разобрать их – это ошибочный стереотип. Я не могу прочесть ваших мыслей, Алекс.
      – Ну, благодарение Будде за эту любезность. Фу… Вот почему я уверен, что должен существовать закон. Что ж, это…
      – Вопрос не обо мне, – прервала его Анна. – У меня еще будет время для разговора, верно? Потому что я все-таки хочу поговорить о "Путешественнике из Арканзаса". Но вначале мне хочется, чтобы сенатор представил публике всех остальных.
      – Конечно, пожалуйста…, но мне кажется, что я знаю этого юношу, – он указал рукой на двадцатилетнего парня с профилем Аполлона. – Вы не тот пожарный…?
      Ли дружески похлопал молодого человека по плечу.
      – Это Гай Гиллори. Большинство ваших зрителей вспомнят, что в прошлом году этот юноша спас тридцать человек во время землетрясения в Сан-Франциско. Гай по доброй воле пришел к нам, когда… – я вернусь к этому через минуту. Телепатические способности Гая помогали ему находить тех, кто оказался в ловушке на обрушившемся шестом этаже здания Тромбла. Я могу добавить, что Гай только недавно встал на ноги: во время его пятого – и третьего после начала пожара в здании – прохода по развалинам его тело было покрыто ожогами третьей степени.
      Гай нервно кивнул. Ли похлопал его по спине и подошел к блондинке с приятным, но некрасивым лицом – девушки-соседки или младшей сестры.
      – Это Клара Суарес. Она была биржевым брокером, пока не ушла с работы добровольно, когда узнала, что обладает метасенсорными способностями. Теперь она применяет свои таланты в работе в Международной комиссии по торговле, чтобы найти менее честных телепатов, которые продолжают работать на бирже.
      Он подошел к мальчику около тринадцати лет с ярко-рыжими волосами.
      – Стивен Кэмпбелл. Стивен тоже не знал, что он телепат, – ему просто везло, и в бейсбольных матчах он хорошо отбивал удары подающего. Стива забили почти до смерти и оставили умирать на улице в Эдинбурге. А это… иди сюда, радость моя.
      Он вытянул руки, и последняя из пяти телепатов бросилась в его объятия, сопровождаемая дружным вздохом публики.
      – Это Констанс. Констанс пять лет, и в прошлом году она видела, как убивали всю ее семью. В нее выстрелили, ударили мачете и оставили умирать. Мы нашли ее под трупом ее матери.
      Констанс оглядела всю студию. Девочка была похожа на живую куклу с огромными темно-голубыми глазами и каштановыми волосами, собранными в пышный хвост. Она что-то прошептала на ухо Ли, и тот расхохотался.
      – Она спрашивает, может ли она сесть рядом с вами, Алекс.
      – Я… да, конечно. Я никогда не отказываю даме.
      Анна обняла девочку, когда та проходила мимо. Констанс залезла на колени Алекса Дипесо и посмотрела на него своими огромными глазами. Раздался общий вздох – с левой стороны был виден шрам, начинающийся у пробора, проходивший по уху и исчезавший на шее под платьем.
      – Привет, Констанс, – сказал Дипесо. – Что ты думаешь о Лос-Анджелесе?
      Она просто взглянула на него и улыбнулась слегка грустно.
      – Ты хороший человек. Я вижу, ты хороший человек. Как же ты говоришь такие злые вещи?
      Дипесо сжал зубы, и в студии воцарилось глубокое молчание. Наконец он потянулся, взял ее за руку, и когда он заговорил, казалось, его голос с трудом вырывался из горла:
      – Не знаю, милочка. Не могу объяснить…
      И почти шесть миллиардов зрителей видели, как по его лицу скатывалась слеза, пока изображение не переключилось на рекламу.

* * *

      – Итак, мы вернулись, и мы по-прежнему разговариваем с сенатором Ли Кроуфордом из Комитета по метасенсорному регулированию. Если начистоту, то к этой минуте я собирался уже избавиться от него и пообщаться с кем-нибудь повеселее, но во время перерыва он сказал мне, что хочет объявить о чем-то очень важном. Поэтому думаю, что мне лучше ненадолго заткнуться и послушать, о чем пойдет речь.
      Ли кивнул.
      – Спасибо вам, Алекс. Вначале я хочу поблагодарить вас и вашу аудиторию за то, что дали мне шанс представить этих людей. Понимаете, неведомое всегда обретает облик чудовища, а для большинства людей телепатия – это неведомое. Она пугает. Уверен, в глубине души все мы осознаем, что это не оправдывает многое из произошедшего, – конечно же, не оправдывает того, как обращались с Констанс и со Стивеном. Поэтому я хотел показать вам лицо неведомого, чтобы вы сами могли увидеть, что они не монстры, не инопланетяне, они – просто мы.
      На мой комитет обрушивается много критики с обоих концов диапазона мнений. Мне критикуют как за то, что я отбираю права у телепатов – несправедливое обвинение, – так и за то, что я "недостаточно жёсток" с ними, что я с радостью признаю верным. Они не заслуживают наказания только за то, что родились иными. Но они – иные, если не во всем, то хотя бы в этом аспекте.
      Он сложил руки на груди.
      – Я несколько многословен и постараюсь добраться до сути, потому что знаю: все вы хотите услышать побольше от Анны и других гостей, которых Алекс пригласил в этот вечер. Суть вот в чем. За последний год я встречался со многими телепатами и осознал одну вещь: большинство из них стремится к служению обществу, хотят применять свои способности не для собственной выгоды, не для пользы одной нации, а на благо всего человечества.
      Чтобы закончить, я хочу объявить, что президент дала мне "добро" на создание новой правительственной организации, созданной из телепатов, подобных Анне, Гаю, Стивену, Кларе и Констанс. Все мы согласились, что это наилучший и самый благоразумный способ разрешить проблемы телепатов и общества в целом. Я убежден, что на самом деле люди боятся не телепатов, а отсутствия понимания, кто телепат, а кто нет. Фигурально говоря, большинство из нас не возражают оказаться обнаженными, но мы не хотим, чтобы кто-то видел нас нагими без нашего согласия. Агентство по метасенсорному регулированию – MRA – предотвратит это. Мы можем выявить 70 процентов всех телепатов с помощью медицинских методов, но думаю, что большинство людей, знающих о своих телепатических способностях, по собственной воле придут в MRA, где они смогут приносить пользу без страха и гонений.
      – Но что будет с теми, кто не пожелает присоединиться?
      – Что ж, естественно, будут те, кто захочет продолжить нормальную жизнь. Я счастлив объявить, что компания Halotech разработала новый препарат, который обещает хорошие перспективы в подавлении пси-способностей. Он все еще в стадии тестирования, но подает надежды, так что после клинических испытаний мы сможем предлагать его тем телепатам, которые хотят сохранить нормальный образ жизни. Помимо этого… Да, везде есть преступники. Какую бы социальную группу вы не взяли, в ней всегда есть меньшинство, которое не обладает социальным сознанием, которое всегда ищет простые выходы из сложных положений. Это характерная черта вовсе не телепатов, друзья мои, а всего человечества.
      Однако, как вы легко представите, телепаты представляют особую проблему в вопросах лишения свободы. Поэтому мы предлагаем создать ряд изолированных заведений, которые спроектируют специально в соответствии с нуждами телепатов, и надзор за которыми будет осуществлять MRA. А MRA, в свою очередь, будет контролироваться Сенатом Земного Содружества. Если вкратце, давно пора сделать шаг назад и посмотреть, что мы творим.
      Земное Содружество – первое по-настоящему всемирное государство, и посмотрите, чего нам удалось добиться всего лишь за тридцать лет. У нас бурно развиваются колонии на Луне, есть планы освоения Марса, и, возможно, мы обнаружили первые реальные отголоски деятельности инопланетной цивилизации. И для этого нам всего-то понадобилось немного веры, бездна изобретательности и много пота.
      – То же самое с так называемой проблемой с телепатами. Через сто лет люди будут воспринимать происходящее как начало чего-то изумительного. – Он раскинул руки. – Конечно, все это требует одобрения Сената, поэтому если вам понравилось услышанное сегодня, я прошу вас послать сообщение вашему сенатору.
      Дипесо кивнул, словно соглашаясь, и тут же, по привычке, медленно кивнул еще раз, закрывая тему.
      – Что ж, пожалуй, это максимум серьезности в шоу, который допускает мой контракт. Я хочу поблагодарить вас, сенатор, поскольку теперь меня заклюют до смерти во всех выпусках новостей. Может, выделите мне нескольких своих… э… "регулировщиков", чтобы обезопасить мою жизнь?
      Ли уныло покачал головой.
      – Не знаю… Вероятнее всего, Сенат сочтет это нерациональным использованием чиновником государственных ресурсов… Но я обещаю вам заняться этой проблемой, если вы пообещаете мне как-нибудь пригласить меня сюда снова.
      – Сенатор, какие счеты между друзьями! Можете рассчитывать на меня.

* * *

      – У тебя красивые руки, – сказал он Элис тем вечером в холле театра "Делакорт". На сцене оркестр играл какую-то мелодию в стиле двадцатых годов, навязчивую и ритмичную. Мимо словно призраки проплывали подносы, странствуя среди вуалей и длинных платьев, столь популярных в тихоокеанских странах.
      По ее лицу пробежала легкая волна скептицизма.
      – Ты находишь во мне слабые места там, где их не было, – сказала она.
      – Хм. Скажи мне, где они, чтобы я мог отыскать их.
      – Ты уже проделал изрядную работу в этом направлении. Иногда я думаю, не телепат ли ты.
      – Только не я, дорогая. Ты же видела, как меня тестировали.
      – Угу. Но ты изрядно постарался и на шоу Дипесо. За все двадцать лет этот парень ни разу не проявил искреннего чувства, кроме презрения, а ты заставил его плакать. Того и гляди, это попадет в учебники истории. – Она накрыла своей рукой его руку, гладившую ее пальцы. – Почему ты именно на передаче объявил о создании MRA? Почему не в новостях?
      – Какие новостные передачи ты знаешь с аудиторией в шесть миллиардов? В прямом эфире. И помножь на два. Как только новость распространится, к завтрашнему дню это шоу посмотрит каждый житель Солнечной системы. – Он замер. – Боже, как приятно это сказать. Житель Солнечной системы. Мы – первое поколение в истории человечества, которое действительно может так сказать.
      – Не знаю, зашла бы я так далеко, чтобы считать нас с тобой принадлежащими к одному поколению, – с сомнением сказала она.
      – Значит, я старик, покушающийся на твою молодость, Элис? Так ты обо мне думаешь?
      Она показалась удивленной.
      – Должно быть, я очень наивна. Я не понимала, что ты на что-то покушаешься.
      Он пожал плечами.
      – Тогда ты наивна. Я покушаюсь на тебя и всерьез.
      – Вот как?
      – Вот так.
      Она отвела глаза.
      – Я не могу стать ею, ты же знаешь.
      – Ты даже не похожа на нее. Разве я когда-нибудь дал тебе повод так подумать?
      – Ни разу… осознанно. Но есть что-то… Даже когда мы близки, дистанция существует, Ли.
      – Но разве мы не сможем преодолеть ее?
      – Не знаю.
      – Ну, почему бы не пожениться и не попытаться?
      – Что?
      – Что слышала.
      Она посмотрела на него так, словно он был одной из тех чернильных клякс, которые она держала в своем кабинете как произведения искусства.
      – Идет, – тихо сказала она. – Если ты меня любишь, тогда давай.
      – Я тебя люблю.
      – Я тоже люблю тебя, Ли, – она сделала глоток из своего бокала, все еще выглядя несколько встревоженной. А потом улыбнулась. – Но какой медовый месяц сможет сравниться с нашей первой ночью?
      – Дорогая, я сделаю все, что в моих силах.

* * *

      Он покинул Лос-Анджелес, чувствуя себя в хорошей форме, но это ощущение быстро испарилось во время ночного перелета в Женеву – по мере того, как начала проявляться реакция людей. Привычные обвинения в игре на публику – все они мечтали, чтобы самим так вести себя перед зрителями. Это было тривиальным. Но некоторые отклики на MRA были тревожными. Не совсем неожиданными, но тревожными.
      Он прилетел в Женеву ранним утром и сразу же отправился на работу – самый лучший способ бороться со сменой часовых поясов.
      Том Нгуйен ждал его в офисе.
      – Я и подумал, что вы приедете сегодня.
      – Да уж. Что случилось?
      – Созывают вновь.
      – К черту. Что еще?
      – У меня есть ощущение, что вы знаете.
      Ли зевнул, налил себе чашку кофе и протер глаза.
      – Да, но у меня в мозгах сейчас полная каша. Уверен, что ты справляешься со всем как всегда наилучшим образом. Голосование?
      – На десять процентов лучше, чем ожидали, как говорят наши источники.
      – Вот видишь? Я же говорил, что мне нужно идти к Дипесо.
      Том неохотно кивнул.
      – Все могло не сложиться, хотя… ладно, все сработало. Слеза стала главной новостью повсюду.
      Ли сделал глоток кофе.
      – А все Констанс, благослови ее бог. Это ее дар. Не то что бы он был ей нужен – она и без того так привлекательна и мила, – но наши тесты показали, что она П12, достаточно мощный телепат, чтобы выжать слезу из любого, если понадобится.
      Том покачал головой.
      – Что вы ей сказали?
      – Я сказал ей, чтобы она заставила его заплакать, и что она будет проклята, если не справится. Дьявол, у меня самого увлажнились глаза – видимо, я находился в радиусе действия ее поля.
      – Ли, это по-настоящему опасно. Если кто-нибудь заподозрит…
      – Не заподозрят, потому что не захотят этого. Конечно же, фанатики будут говорить об этом, и тем самым оттолкнут всех остальных. Понимаешь, общественное мнение на самом деле не поляризовано – во всяком случае, в большинстве регионов. Раньше люди испытывали двойственное отношение к телепатам, а теперь – нет. Им стыдно за самих себя. Они хотят помочь. И самое лучшее в этом то, что они смогут и помочь, и одновременно отстраниться от чтецов мыслей. Они будут звонить своим сенаторам. Голосование пойдет так, как мы хотим.
      – Державы, не входящие в Содружество, готовы разорвать вас. Они заявляют, что не отдадут своих телепатов.
      – Посмотрим – это вопрос прав человека. А что насчет членов?
      – Каждый хочет проводить собственную политику. Российский Консорциум и Амазония прикладывают бездну усилий. Оба хотят голосовать против вас – возможно, еще и Китай. Вы проскочите благодаря большинству, но позиции MRA очень шаткие. Мы не можем позволить себе ни единой ошибки.
      Несколько минут Ли пристально изучал своего помощника.
      – Том, ты хоть немного спал?
      Том моргнул.
      – Чуть-чуть.
      – Позаботься о себе. Ты мне нужен, – он сделал еще один глоток кофе. – Есть движение на других фронтах?
      – Пусто. В двадцатые годы военные разных стран проводили эксперименты для развития пси-способностей, пригодных для использования, но никто ничего не добился. За последние сто лет – пустота.
      – Черт побери, но кто-то сделал это. Если не страна, так корпорация. Должны же остаться какие-то свидетельства – помимо самих телепатов. А телепаты Токаша ничего не откопали?
      – Ничего. У каждого телепата, которого они просканировали, было нормальное детство, не считая способностей, и никаких особых связей и знакомств, кроме ожидаемых. Если они являются частью какого-то обширного заговора, то концы очень хорошо спрятаны.
      – Мы что-то упускаем.
      – Несомненно.
      – Это важно, Том. Я хочу оседлать тигра, а не обнаружить через десяток лет, что моя голова лежит в его пасти.
      – Ваша и моя, сенатор.

      Блад следила за шоу Дипесо со все возрастающим интересом. Сухой аризонский ветер проникал в открытую дверь, принося с собой хриплое карканье ворона.
      – Любопытно, Кроуфорд, часом, не один из нас? – пробормотал Тил. – Кажется, он слишком хитер для нормала.
      – Нормалы вовсе не тупы, – сказала Блад.
      – Даже не похоже на тебя.
      – А мы не настолько умны. Там, на Аляске, у меня бывали неприятные моменты. Не напоминай мне о них. Высокомерие погубит нас.
      Зашевелилась свернувшаяся в клубочек на кушетке Мерси.
      – Как теперь мы сможем спрятаться – у них ведь есть тесты?
      Блад пристально посмотрела на нее.
      – Вопрос на самом деле таков: а хотим ли мы прятаться?
      Тил откинулся назад на стуле.
      – Что ты хочешь сказать?
      Блад равнодушно пожала плечами. "Где же Манки?"
      "Ты же знаешь Манки. Пошли его за зеленью, а он вернется в сопровождении всех копов этого городка. (пауза) Почему ты поставила блок? Разве мы не семья?"
      "Семья. Я просто не знаю, что я думаю. Я хочу разобраться сама, прежде чем…"
      Кто-то стоял у двери. Манки и кто-то еще, некто закрытый и заблокировавшийся сильнее, чем все, к кому прикасалась Блад. Она опустила руку в карман и дотронулась до пистолета.
      Манки просунул голову в дверь. "Общий привет, всем здрасьте".
      "Манки, говори. Мерси…"
      "Ага. Как будто ты и Смоук говорили, когда я пришел".
      Он прокашлялся.
      – Послушайте, ребята, я кое-кого привел. Заходи, приятель…
      В дверь робко вошел мальчик лет шести. Смугловатая кожа и овал лица позволяли предположить наличие испанской или латиноамериканской крови – нередкой во Флагстаффе – но его коричневые волосы имели золотистый оттенок.
      – Манки, что ты творишь?
      – Эй, Блад, он один из нас. И сильный. Чувствуешь этот блок?
      – Чувствую. С каких пор ты начал подбирать бродяг?
      – С каких пор мы прекратили это делать? – прорычал Манки с яростным негодованием, нетипичным для него. – Он просто бродил по улице со старухой из индейцев, – совсем слабенькая, но с ветерком. Я попытался привести ее с собой, а она просто толкнула мальчишку ко мне. Просканировал ее, и она смоталась, так что многого я не узнал. Кажется, пару месяцев тому назад она нашла парнишку в пустыне.
      – Ты хочешь, чтобы мы заботились о мальчике?
      – Во имя б-б-бога, – заговорила Мерси, заикаясь. Она поднялась с кушетки. – Вы так и будете говорить о нем, словно его здесь нет? Иди сюда, сынок.
      Мальчик мгновение поколебался, а затем подошел к ней и позволил ей обнять себя.
      – Я разыщу ему что-нибудь поесть, – сказал Тил. "Черт, Блад, остановись. Непохоже, что он – ребенок нормалов. Он один из нас. Разве мы не поклялись, что примем любого, кого найдем, сделаем его членом семьи?"
      "В самую точку", заметил Манки. "Посмотри, Мерси уже разыгрывает из себя маму…"
      Мальчик резко дернулся, уставившись на Манки широко раскрытыми глазами.
      "Эй, это что-то значит…"
      Мерси нахмурилась.
      – Мне не очень приятно, когда меня исключают.
      – Извини, – сказал Манки. – Но только что мальчик откликнулся на наш разговор ветерком.
      – Будь осторожен с ним, – сказала Мерси, поглаживая голову мальчика и легко прикасаясь к его лицу. – Он не хочет впускать нас внутрь – пока. Просто дай ему немного времени.
      Блад вздохнула и протянула руку, чтобы взъерошить волосы мальчика.
      – Добро пожаловать в семью, парень.

* * *

      Она почувствовала приближение Манки еще до того, как увидела его, но продолжила смотреть на темный диск едва родившейся луны.
      "Ночь, ветер, колдун", сказал он, встав позади нее.
      "Оставь меня в покое".
      – Ты все еще сердишься за мальчишку?
      – Я не сержусь, О'Хэннлон, – я встревожена.
      – Не называй меня этим именем нормалов. Я не хочу снова слышать его.
      – Мы больше не дети, Манки. Пришло время взрослеть. Я такая же Блад, как ты – Сунь У Кун. Мы просто Деза Александер и Джек О'Хэннлон – как и тогда, когда мы встретились.
      – Нет, не как тогда. Мы сделали друг друга лучше. Мы скитались по диким тропам и прошли через все живыми и стойкими. Ты позволяешь быдлу подавить тебя. Мы выше этого. Мы – будущее, Блад.
      – Не знаю, вижу ли я будущее.
      Она ощутила его дыхание на своей шее. "Не дурачь себя, Блад. Ты тигр, а не овечка из стада. Ты – кобра. С черным сердцем".
      Она ощутила его желание так явно, как свое, удовольствие такое же темное и странное, как ее первые впечатления от вкуса лакрицы. Почувствовала, как он проводит ногтями по ее лицу, по тонкой ткани ее рубашки, по животу.
      "Именно об этом я и говорю", она справилась с эмоциями. "Мы знаем, как плохо нам вместе…"
      "Это плохо?" Он рукой сделал нечто новое.
      (!!) "Нет!"
      "Ты слишком много думаешь".
      В гневе она резко повернулась, испытывая к нему почти ненависть. Но увидев его глаза, взъерошила его медные волосы, впилась в его губы своими и некоторое время не думала вообще.

* * *

      Прошло три месяца. Все нашли жалкую работу нормалов, Блад – самую убогую, официанткой в баре. То еще унижение для темной богини. Но тестирование телепатов проводилось сначала среди государственных служащих и бизнесменов – и она решила, что пройдет много времени, пока они доберутся до официанток.
      Кто-то заметил ребенка, и к ним нагрянули из социальной службы. Они сказали, что мальчик – племянник Блад, что устроило проверяющих, но его пришлось отдать в школу.
      После этого мальчик стал развиваться быстрее, хотя учился в спецклассе.

* * *

      Мерси сделала свое заявление за обеденным столом. Было очевидно, что ее что-то беспокоит. Ее щиты стояли – конечно же, они были тоненькими как бумага, и Блад могла пронзить их в любой момент, но семья уважала личность каждого. Если Мерси хочет закрыться, они позволят ей.
      Но потом она сказала:
      – Сегодня меня протестировали.
      Блад застыла, не донеся ложку до рта, а застолье неожиданно превратилось в вихрь молчаливой паники. Мальчик, которого они стали называть Джеймсом, непроизвольно съежился.
      – Ты позволила им протестировать тебя? – медленно спросила Блад.
      – Все произошло неожиданно. Они просто прошли через офис и собрали образцы для анализа.
      – И?
      – Я тэп.
      – Какой сюрприз. Что ж, мы давно живем здесь. Пришло время…
      – Нет. – Блад никогда не слышала такой твердости в ее голосе. А разум тоже был тверд. – Нет, я не могу больше скитаться. Я не похожа на всех вас.
      Я… – Она запнулась, и Блад уловила какие-то смутные образы: себя в качестве темной богини, мысленный вопль сотни людей, погибающих при взрыве бомбы Манки. – Мне нравится моя работа.
      – Тебе нравится быть секретарем?
      – Это честно.
      – Но они не позволят тебе сохранить работу – теперь, когда они знают. Бог мой, я ведь знала, что оно должно случится.
      – Я соглашусь на инъекции, – тихо сказала Мерси. – Мне сказали, что я смогу работать здесь, если соглашусь.
      Смоук нахмурился.
      – Ты не можешь успокоить свой ветерок.
      – Могу. Это неважно. Я недостаточно сильна, чтобы было важно. Я становлюсь несчастной, когда использую свои слабенькие способности. Даже с вами, ребята. Так будет лучше всего.
      Они еще поспорили, но Мерси осталась непреклонной.
      На следующий день она пришла словно мертвая. Когда Блад попыталась прикоснуться к ее разуму, Мерси бросилась в туалет, и там ее рвало около получаса. Потом Мерси свернулась на кушетке, ее обычно живые глаза казались пустыми. Она вяло смотрела видео. Блад осторожно просканировала ее снова. Ее разум был похож на разум человека, напичканного новокаином и героином сразу. Словно Мерси только вспоминала, что она жива.
      На следующий день Блад заперла Мерси в ее комнате, позвонила ее начальнику и сказала, что после инъекции она заболела. Возможно, они выиграют день, но потом за ней придут. А когда придут за ней, то найдут их всех. Но никто больше не сделает такого ни с одним из ее семьи – больше никогда.
      – Я схожу в школу за Джеймсом, – сказала она Тилу и Смоуку. – Когда вернется Манки, не отпускайте его. Сегодня вечером мы уходим.
      Осенний воздух на улице был тонок и прозрачен, вершины Сан-Франсиско бросали вызов ясным небесам, застыв в своем ослепительном сиянии. Борясь с собой, она остановилась, чтобы полюбоваться этой красотой, успокоить дыхание, потому что больше всего ей хотелось найти босса Мерси, вскрыть его мозг и выяснить, кто вколол препарат ее подруге. Мерси, которая рисовала картины, писала стихи, чей разум открывался навстречу красоте подобно цветку. Блад была их сердцем, а порой и кулаком, Тил – интеллектом, Манки – страстью и безрассудством, Смоук – их молчаливой силой, но Мерси, Мерси была их душой. А теперь она словно превратилась в мумию.
      Ей следует убить их. Они знали, что делают. Если у наркотика есть остаточные эффекты, она убьет их. Она поклялась себе.

* * *

      Секретарь заулыбалась, когда Блад вошла в кабинет.
      – Здравствуйте, я мисс Ногалес, – сказала она. – Я пришла за моим племянником, Джеймсом. Он мне срочно нужен по семейным обстоятельствам.
      Секретарь нацелила в Блад свой острый нос.
      – В каком он классе? – спросила она любезно.
      – В первом. В спецклассе.
      – А… Думаю, их сейчас тестируют.
      – Тестируют?
      – Проверка на телепатию.
      Блад моргнула.
      – Без моего разрешения?
      – Таков закон, госпожа Ногалес. Это безболезненная процедура.
      – А где?
      – В столовой. Но вы не можете…
      Блад оставила ее объяснять, что она не может сделать. Она знала, где находится столовая.
      Их выстроили в ряд, как для прививки. Две женщины в белых халатах сноровисто делали что-то с их руками при помощи стальных цилиндриков, а затем вставляли их в черные ящики. Блад в отчаянии рыскала глазами по шеренге, пытаясь найти Джеймса.
      Наконец она обнаружила его с другой стороны – он рассеянно жевал печенье. Молоко и печенье для послушных детей с другого конца шеренги.
      Она поспешила к нему.
      – Госпожа Ногалес?
      Она повернулась и увидела мистера Крейга, учителя Джеймса.
      – Что здесь происходит? – требовательно спросила она.
      – Обязательное тестирование. Не о чем беспокоиться.
      – Джеймс так чувствителен, – сказала она возбужденно.
      – Он держится молодцом. Верно, Джеймс? И вам будет приятно узнать, госпожа Ногалес, – он совершенно нормален.
      Она слегка прикоснулась к разуму Крейга. Это было правдой.
      – Слава богу, – ответила она.
      – Большинство детей нормальны. Только один из десяти тысяч является телепатом. Сомневаюсь, что сегодня мы найдем хоть одного.
      Она кивнула.
      – Что ж, мне стало намного легче. Я пришла, чтобы забрать Джеймса.
      – О? – подозрения просочились следом за этим возгласом.
      – Да. Его дедушка, боюсь.
      – Мне бесконечно жаль слышать об этом. Сколько времени он будет отсутствовать?
      – Надеюсь, лишь пару дней. Мы должны поехать в Хьюстон.
      – Что ж, мы будем скучать по тебе, Джеймс, – сказал он мальчику.
      Джеймс поклевывал печенье. Взяв его за руку, Блад ощутила вкус шоколада.
      – Пошли, Джеймс, нам нужно кое-куда съездить.
      Сев в машину, она смогла немного расслабиться. "Тридцать процентов", подумала она. "Тридцать процентов не выявляются. Ты везунчик, Джеймс".
      Но, вероятно, на бОльшую удачу ее семье рассчитывать не приходилось. Пришла пора им самим позаботиться о своем везении.

      – Сенатор Меншиков! – воскликнул Ли. – Как хорошо, что вы присоединились ко мне!
      В саду шум вечеринки стихал, хотя человек двадцать по-прежнему играли в крокет на лужайке, на которой уже задрожали огоньки светлячков. Ли сделал небольшой глоток и наклонился, чтобы поцеловать Элис в щеку.
      – Элис, ты не хочешь посмотреть, как дела у остальных?
      Жена освободилась из его объятий и неуверенно встала на ноги. Она пила немного больше, чем следует, и это начинало беспокоить его.
      Меншиков молча ждал, пока она не ушла.
      – Классное у вас тут местечко, – сказал он, усаживаясь в одно из широких кресел-качалок.
      Ли бокалом с бурбоном указал на дом и на парк.
      – Это не мой фамильный дом, – заметил он. – Я рос в квартире в многоэтажке, которая стояла вот у того холма на окраине Натчеза. Мы с приятелями частенько пробирались сюда, чтобы полюбоваться – просто чтобы провести в саду пару минут, пока садовники не вытолкают нас. – Он улыбнулся этим воспоминаниям. – Особняк был большим, и наши мечты становились большими благодаря ему. Уцелел в войну, построен еще в 2064. Крепкий домишко.
      – И рабов нет, как я вижу.
      – Сенатор, не стоит вести себя скверно. Я же не провоцирую вас разговорами о проблемах с правами человека в вашем собственном прошлом – я уверен, что Российский Консорциум кичится некоторыми достижениями в этой области. И вы, и я – мы оба извлекли из прошлого хорошее, а остальное оставили гнить. Мы ведь не романтики, верно?
      Меншиков язвительно усмехнулся.
      – Полагаю, вы пригласили меня – и остальных своих гостей, – чтобы поговорить о настоящем?
      Ли покачал головой.
      – О будущем. Буду честен – мне хотелось бы знать, почему вы блокируете мои предложения по военным вопросам.
      – Я не верю, что телепаты могут выполнять хоть какие-то легитимные обязанности в армии.
      Пришла очередь Ли продемонстрировать волчий оскал.
      – Вы имеете в виду вооруженные силы Содружества, верно? Потому что у вас телепаты ведь служат в армии.
      Меншиков наклонился в своем кресле, когда оно качнулось назад, его глаза слегка расширились, но в основном он сумел сохранить невозмутимость.
      – Я категорически отрицаю подобные домыслы. Надеюсь, вы пригласили меня к себе не для того, чтобы оскорблять.
      – Совсем наоборот. Я пытаюсь посплетничать с вами. Не хотите еще выпить? Водка. Вы человек традиций – и не сможете отказаться от выпивки.
      – Похоже, что не смогу.
      Ли сделал знак служанке, которая уже держала наполненные рюмки.
      – За понимание, – объявил тост Кроуфорд, и они выпили.
      Девушка принесла еще две рюмки.
      – Сенатор, – хихикнул Меншиков, – я искренне надеюсь, что вы не собираетесь напоить меня до бесчувственности. В процессе естественного отбора русские выработали в себе повышенную способность к поглощению спиртного.
      – Сенатор, – ответил Ли, – Коль уж речь зашла об этом, то сейчас вы беседуете с продуктом четырехсотлетнего привыкания к алкоголю. В моем роду были сплошь пьяницы сразу из тринадцати различных стран. Прозит.
      Они снова выпили, Меншиков прищурил глаза.
      – Разве вы не удовлетворены? Вы засунули людей из MRA в бизнес, в судебную систему – а теперь вы хотите, чтобы телепаты попали и в Космофлот?
      – Они нужны нам, чтобы поддерживать стабильность, и вы это знаете. Каждая из наций-штатов в Содружестве содержит своих телепатов, несмотря на все резолюции "против". Я это знаю, и вы это знаете, так что давайте не будем играть в игры – не здесь, не сейчас, когда рядом нет журналистов, а есть просто вы и я. Вот так. Но на этом пути мы далеко не продвинемся. Если мы не хотим вернуться обратно в кошмар двадцатого века, если Космофлоту суждено играть роль стража мира и правопорядка в Солнечной системе – то Космофлоту нужны телепаты.
      Появились новые рюмки с водкой. Меншиков взял хрустальную рюмку и, зажав ее между большим и указательным пальцами, уставился на ледяную прозрачную жидкость.
      – Знаете, – сказал он наконец, – я во многом согласен с вами. Но, понимаете ли, проблема в том, что любые полномочия, передаваемые MRA, передаются и вам, сенатор. Вы стали чрезмерно влиятельным за слишком короткое время, и, если честно, вы мне не нравитесь. Идиоты в Сенате отдали вам телепатов – единственных телепатов в этом мире, имеющих законное право использовать свои способности. Затем вам позволили разослать их по самым влиятельным корпорациям на Земле, а также включить в судебную…
      – Никто не возражал против этого. Бизнес умолял прислать телепатов, чтобы отслеживать сделки, чтобы все было честно. Судебная система тоже нуждалась в них, чтобы помогать жертвам опознавать преступников. Но в основе всего то, что меня попросили найти экономическое обоснование для существования MRA – попросили в том числе и вы, если я правильно помню.
      Меншиков печально кивнул.
      – Это было ошибкой, теперь я понимаю. Но я не стану усугублять свою ошибку, отдавая вам армию.
      – Вам не кажется, что вы становитесь похожим на параноика, сенатор?
      – Ха. Паранойя – врожденная особенность русских. Для начала все на свете завоевывали нас. Монголы. Наполеон. Гитлер. Затем мы доверялись Сталину, Хрущеву, Ельцину, Колышникову. Мы неохотно поверили Западу в надежде на помощь после гражданской войны, и на двадцать лет превратились в колонию – в экономическом плане. Так что да, я параноик, и история научила меня тому, что я прав в этом, – я был бы идиотом, если бы не испытывал опасений. И я не верю вам, сенатор Кроуфорд. Вы чрезмерно скользкий и слишком могущественный. И мне не кажется, что я и дальше хочу пить вашу водку.
      – Подождите минутку, сенатор, будьте любезны.
      – Зачем?
      – Я не хотел этого делать.
      – Чего, бог мой?
      – Девчушка по имени Лена. Беременность. Угроза пойти к вашей жене и в газеты. Труп в бетонном блоке на дне озера Байкал. Я знаю, где она.
      Меншиков уставился на него.
      – Понимаете ли, вы мне тоже не нравитесь, сенатор. Мне не нравятся старики, которые играют с тринадцатилетними девочками. Мне не нравятся мужчины, которые убивают своих партнерш, потому что те становятся неудобными. Считайте меня старомодным, но мне все это просто не по вкусу. Мне следует бросить вас волкам на растерзание, потому что вы заслуживаете именно этого.
      – Вы не сможете доказать. Будьте вы прокляты с вашими телепатами. Но их показания не принимаются в суде.
      – А это и не нужно. У меня есть тело. Вы были достаточно аккуратны, чтобы сохранить тело в бетоне, поэтому у меня есть мертвый ребенок, а внутри нее – еще один мертвый ребенок с вашей ДНК. У меня есть заверенные показания ваших головорезов, которые не так хорошо осведомлены о правах телепатов в судебных слушаниях, как вы. Но даже если вам удастся чудом оправдаться, вы – конченый человек, Меншиков.
      – Если я не сделаю то, что вы хотите.
      – Да.
      – И вы не считаете, что у вас слишком много власти.
      – Не говори со мной о власти, ублюдок. Я не использую свою власть для того, чтобы насиловать маленьких девочек, а потом убивать их.
      – Однако несмотря на весь ваш гнев, вы готовы отпустить меня, чтобы укрепить ваше положение.
      Ли лишь горько усмехнулся и наклонил голову.
      Меншиков покачал головой и расхохотался.
      – Ваша взяла. Сдаюсь, – он поднял рюмку с водкой. – Салют!
      Они снова выпили.
      – А теперь я пойду в постель.
      – Передавайте жене привет от меня.
      Меншиков растворился в темноте. Ли поставил пустую рюмку и вдохнул ночной воздух, наполненный ароматом жимолости, мимозы и свежескошенной травы. Он посмотрел туда, где родился, вспоминая крошечные комнатки, скудную еду. Кто бы мог подумать, что мальчишка, живущий в таком месте, станет владельцем подобного особняка, будет держать в своих руках бразды самих небес?
      Однако все складывалось как нужно.
      – Но у вас есть далеко не все, что необходимо.
      Он поднял глаза. Водка уже начинала делать мир плоским. Говорящая была привлекательной смуглой женщиной лет тридцати с глазами цвета миндаля и волосами, которые мерцали как обсидиан. Рядом с ней стояли несколько человек: бледный худощавый мужчина средних лет с руками, словно на шарнирах, гигант с почти черной кожей, выглядевшая очень нервной брюнетка и невысокий рыжеволосый мужчина с саркастичной усмешкой, которая, казалось, являлась неотъемлемой частью его лица.
      – Кто вы? И как вы прошли мимо охраны?
      Женщина засмеялась без удовольствия.
      – Мы – Ночь, Ветер и Колдун.
      – Телепаты.
      – Несомненно.
      – Вы пришли, чтобы убить меня? Вас послал Токаш?
      Теперь засмеялся усмехающийся мужчина.
      – Нет, – ответила женщина. – Мы могли бы, но каков смысл? Нет, нам скорее понравилось то, что мы увидели в вас, сенатор Кроуфорд. Ваш обмен мнениями с русским сенатором. Нам это понравилось.
      – Кто вы?
      – Я – Блад, а это – моя родня. Моя семья.
      – Вы говорите, что у вас есть то, что мне нужно?
      Она кивнула.
      – Мы побывали во многих местах. Мы были в Женеве, где вы держите свой загон телепатов. Вы знали, что лучшие из нас спрятались от вас? Самые сильные. Мы можем покончить с этим, потому что мы и есть лучшие. Вы хотите, чтобы ваше MRA стало самым сильным и самым талантливым – это начнется с нас.
      Ли больше всего хотелось, чтобы он не выпил так много. Он ведь считал, что рабочая ночь подошла к концу.
      – Почему? Зачем приходить ко мне?
      – Я хочу, чтобы у моей семьи был дом. Мы устали прятаться. Мы хотим того же, что и вы, сенатор – немного власти, немного контроля.
      – Как я проверю это?
      – Полагаю, вам просто придется поверить мне.
      – Ну что ж, – сказал Ли, отбивая пальцами ритм раздававшегося неподалеку пения козодоя. – Тогда добро пожаловать.

* * *

      – Все прошло хорошо, – сказал Тил, когда они возвращались к месту, где оставили машину.
      – Да, хорошо, – сказала Блад. Но она заметила, что Манки установил блок. – Манки? Тебе есть что сказать?
      – Да. Есть. – Он глубоко вздохнул. – Я не пойду.
      Удивление вокруг, взорвавшееся словно фейерверк. Гнев.
      – Мы все согласились…
      – Нет, вы все согласились.
      – Мы – семья, Манки. Мы приняли решение вместе.
      – Тогда, может, мне пора стать сиротой. Я не пойду.
      – Какова альтернатива? – резко спросил Тил. – Прятаться до конца своей жизни? Стать рабами военных, как наши братья в Консорциуме?
      – Я тоже узнала это от Меншикова, – признала Блад. – Еще одна причина, чтобы вступить в MRA. Мы сможем не просто разоблачить подобные штуки, но и предпринять что-нибудь.
      – Кроуфорду наплевать на вас, вы сами все видели. Он хочет использовать вас, как и все остальные, – сказал Манки.
      – Не как все. Он не хочет убивать нас, как стремятся многие. И мы сможем использовать его.
      Манки упрямо сжал губы.
      – Ни одну машину нельзя починить изнутри. Не делай подобной ошибки, Блад. Мы принадлежим тому, что вовне, как и наши браться и сестры. Нельзя позволять нормалам говорить тэпам, что тем нужно делать. Мы не можем доверить свои жизни быдлу.
      – Вот именно. MRA должна стать организацией тэпов. Она должна быть нашей. Кто сделает это лучше нас?
      – Ей вообще не надо было существовать, – ответил Манки. – Мы можем организоваться, создать армию. Тэпы станут нелегалами, уйдут в страны, где нас будут считать святыми. Мы сможем…
      – Манки-мечтатель, – сказала Блад. – Не путай себя со своим тезкой. Ты дразнил меня рассказом "Человек, который хотел стать королем", и ты был прав. Но ты хочешь превратиться в Сунь У Куна, собрать армию обезьян и вызвать на бой Владыку Неба, чтобы твое имя вычеркнули из книги смерти.
      "Мы слишком сильно похожи друг на друга, ты и я. Мы оба как испорченные дети. Это – настоящий путь, реалистичный путь. Они оба, "Человек, который хотел стать королем" и Сунь У Кун, Царь обезьян, плохо кончили. Это глупые мечты. Все, что сейчас важно, – семья. Повзрослей".
      "Лучше служить в раю, чем править в аду, а, Блад? Я помню времена, когда ты была лучше. Я не пойду".
      – Я не пойду, – для остальных он повторил вслух только это. – Кто со мной?
      Ответа не было.
      – Мерси?
      – Я не могу. Если меня схватят, если они снова вколют мне… – она не сдержалась. – Я не могу.
      Манки горько кивнул.
      – Я забираю мальчика, – сказал он. – Я не позволю вам затащить его в фашистский концлагерь.
      – С каких это пор ты стал заботиться о ребенке? Или о тех "братьях", которые, как ты говоришь, у нас имеются?
      Манки задрал подбородок, и на этот раз он не улыбался.
      – Возможно, ты ошибаешься насчет меня, Блад. Может быть, я вырос – просто не так, как ты. Но я заберу мальчика. Он даже не был выявлен как тэп. Я не позволю вам сдать его.
      – Манки… – заговорила было Мерси, но так и не закончила. Что-то внутри заставило ее замолчать.
      – Тогда иди, – сказала тихо Блад. – Иди.
      И Манки ушел. В самую ночь.
      "Удачи", послала она, когда он ушел, – послала по ветерку, связывающему их обоих. "Я тебя люблю".
      Но ответа не было. И она знала, что не будет.

      Он проснулся, едва сдержав вопль, сердце бешено колотилось в груди. Ужас, порожденный сном, наползал на него пеленой, не давая ему увидеть, где он находится. Сиденье, окно, тусклые огоньки уплывали от него. Где он?
      – Пап? Ты в порядке?
      Пелена распалась на части, и он сумел разглядеть своего двенадцатилетнего сына, – мальчишку со светлыми волосами, как у матери, и острым подбородком, как у него самого. Теперь в том, что находилось за спиной ребенка, он узнал затененное купе поезда, лампы для чтения, силуэты других пассажиров.
      – Все в порядке, Лэн, – пробормотал он. – Просто дурной сон. Где мы?
      – Похоже, скоро приедем в Прагу.
      – Там мы пересаживаемся. Хорошо, что я проснулся. – Он протер глаза и потрепал Лэна по щеке. Мальчик выглядел усталым и встревоженным. – Все будет в порядке. Твоя мама проснулась?
      – Ага. Она пошла в туалет, – сказал он. "Пап, а мы там поселимся?"
      – Не делай этого, сынок. В особенности, когда мы приедем на вокзал. До тех пор, пока не попадем в Индию.
      – А в Индии мы поселимся?
      – Да. Там у нас будет разрешение на работу и жилье. Ты сможешь пойти в школу и завести друзей. – Он кивком показал на буклет, лежащий на коленях Лэна. – Ты просмотрел его?
      – Ага. – Он не выглядел восхищенным.
      – Расскажи мне что-нибудь о ней.
      – Ну… Калькутта – третий по величине город мира. В нем находится самое высокое здание, даже хотя оно было построено пятьдесят лет тому назад…
      Он запнулся. (смущение, грусть, гнев)
      Дидье наклонился, поцеловал сына в голову и крепко обнял.
      – На этот раз все будет хорошо. Они не придут за нами туда.
      Некоторое время они ехали молча. Дидье пытался вспомнить сон, который разбудил его. Рушится их старый дом в Антверпене, дом, где он вырос. Темная женщина, незнакомая ему, стоит в проеме двери, что-то ему говорит…
      "Есть".
      Ощущение было слабым, голос походил на шепот, но его триумф не могло ослабить даже расстояние.
      – Нет… – пробормотал он.
      Сын снова вопросительно посмотрел на него.
      (блок) Он не даст ему узнать.
      – Я должен кое-что сделать, – сказал он. – Мне нужно, чтобы ты ненадолго стал мужчиной. Справишься?
      – А ты куда?
      – Пройдусь по вагонам. Вы сможете пересесть на другой поезд и без меня. Все в порядке – просто скажи маме, что я найду вас в поезде. Не разговаривай мыслями. Мы почти выбрались, сынок.
      – Хорошо, пап.
      Но мальчик попытался проникнуть за его блок.
      – Не делай этого. Это невежливо. Сиди тихо.
      – Ладно, пап.
      – Я люблю тебя.
      Он снова поцеловал его и встал. В желудке возникла пустота.
      Выйдя из вагона, он опустил блок и раскрыл свой разум. Лэн был недостаточно силен, чтобы услышать его на таком расстоянии.
      "Я один. Напуган. В беде". Он продолжал повторять эти слова в своем разуме, а ощущение паники только усиливало эффект.
      "Один". Это было самым важным.
      Кто-то по-прежнему касался его разума – очень осторожно, но он чувствовал это. Он видел перед своими глазами сменяющиеся изображения смеющегося черепа, охотившегося кота.
      Он прошел через другой вагон, пытаясь понять, сколько времени. Он жалел о своих часах. Фамильная ценность, японские, им было больше сотни лет. Пришлось продать их, чтобы купить билеты. Он посмотрел на табло, но все они были заняты рекламой дешевых, очень дешевых билетов в Российский Консорциум. Судя по всему, уже далеко за полночь.
      Он шел по зловеще молчаливому поезду, пока наконец-то не раздался звон колокольчика, и диктор не объявил: "Прага".
      Он подошел к двери. Он ощущал триумф, приближающийся к нему словно шторм, но не знал, с какой стороны. Может… может, есть еще один беглец. Или вор. Он подавил истерический смех – смех из-за себя самого, что он может почувствовать облегчение, что рядом был вор, или убийца. Что за мир. Что за мир!
      Двери зашипели, открываясь, и он шагнул на перрон. Холодный ветер принес к нему запах города – медно-желтый и спертый.
      "Взять его! Вот он!"
      Три разума взорвались движением где-то очень близко, так что он чуть не вскрикнул. Они были повсюду – и одновременно нигде. Он побежал быстрее. Он находился в хорошей форме – он был разбойником в "казаках-разбойниках".
      Беглец. Поначалу все складывалось хорошо – тест не выявил его в детстве. Потом он встретил Мэри. Мэри ни разу не тестировали. Ее отец, биохимик, каким-то образом сфальсифицировал результаты. Но теперь его уже нет, а все знают, что Метка передается через мать, и у Лэна наверняка она есть. Переезжая с места на место, убегая отовсюду, двенадцать лет им удавалось избегать теста. И от одного человека он услышал, что нужно бежать в Индию, где любят тэпов, где к ним станут относиться иначе.
      Он спрыгнул вниз на пути. Один из голосов затих. Он оторвался от них! Может, ему удастся найти католическую церковь, обрести убежище. Разве в Праге нет католических церквей? Может, он найдет хотя бы одну.
      Он быстро бежал по путям. Неподалеку появился охранник в форме и начал стрелять – нормал, полагавший, что его единственным преступлением была попытка сбежать, не заплатив.
      Но нет, его преступление было значительно серьезнее. Само его существование – преступление.
      Он выскочил из вокзала, оказавшись под небесами кофейного цвета со слабым молочным проблеском на востоке. Почти утро. Пути находились на три метра ниже уровня земли, но сбоку виднелась лесенка для рабочих. Выбравшись в город, он сможет раствориться среди миллионов других разумов, уничтожить себя.
      "Один. Заблудился. В беде. На помощь!"
      Мэри знала, что делать дальше. Он просто должен сбить их со следа, отвести угрозу от "Мэри и Лэна".
      (блок) Проклиная себя. Как это могло проскочить?
      – Стой! – закричал нормал.
      Но он уже был наверху, на почти пустынной улице.
      И там стояла она – женщина из его сна, янтарно-черные с серебряной проседью волосы были заплетены в тугую косу, слегка раскосые глаза светились торжеством. Она была одета в черное.
      "Больше не надо бежать. Я здесь, чтобы помочь тебе".
      Он повернулся и побежал в другую сторону – как раз вовремя, чтобы уловить вспышку нейроразрядника в руках охранника. Заряд попал ему в грудь.
      Его ноги подкосились, но он сумел сделать еще несколько шагов к ограде, окружающей железнодорожные пути.
      Вспышка – когда заряд снова попал в него. Словно включилось замедленное изображение – его ноги заплелись, пути резко понеслись навстречу ему, что-то ударило его по шее. По инерции его перевернуло на спину. Он не мог пошевелить головой, но видел охранника, смотрящего на него сверху вниз. И ангела смерти, подошедшего к нормалу.
      – Я захватил его для вас, – сказал охранник на английском, и они оба начали растворяться.
      Он ощутил ненависть женщины. "Нормалы". Ее ненависть была похожей на кинжал.
      Мгновением спустя – он не видел, что она сделала, – охранник присоединился к нему на путях, и его удивление быстро превратилось в забытье.
      Он снова попытался пошевелиться. Никак не мог понять, дышит он или нет.
      Женщина: (с легкой печалью) "Почему ты побежал?"
      Он пытался оставаться в сознании. Неужели она действительно передает ему? Как она может спрашивать такое?
      (смирение, пренебрежение, горечь и лед) "Потому что я хочу жить своей жизнью".
      Женщина: "Ты не можешь получить этого – среди нормалов. Ты и сам знаешь. Они ненавидят нас, боятся нас. Ты можешь находиться в безопасности только с нами".
      (в ярости) "Я видел лагеря".
      Женщина: (раздражение, презрение) "Лагеря для глупцов".
      Она появилось в поле зрения, опустившись на колени рядом с ним. Возник еще один голос, задыхающийся, гибкий как тростник.
      Голос-тростник: "Он выживет?"
      Женщина: "Не знаю. У него сломана шея. Скорая едет?"
      Голос-тростник: "Конечно. Это он расправился с нормалом?"
      Женщина, образы: "нормал, стреляющий в Дидье, женщина наносит удар в ему в горло, тот чувствует, что у него сломано горло, изумление, попытки вдохнуть воздух, возглас вроде "Папа" в тот момент, когда его череп разламывается от удара о землю".
      Голос-тростник: "Для одного дня ты слишком далеко зашла, Блад. Ты не можешь просто так убивать нормалов".
      Женщина: "Он это заслужил. Посмотри, что он сделал с нашим братом".
      Третий голос, в нем слышались сыроватые тона юности. И для него он уловил имя – Дариа.
      "Но тэп бежал от нас. Охранник помогал нам. Разве мы не убили бы тэпа в случае необходимости?"
      Женщина: "Это твоя первая погоня, и с этого момента ты обязана знать. Тэпы – наши. Если их нужно убить, то их убиваем мы. Они – наши. Вне зависимости от всего – что бы они не натворили – они не заслуживают того, чтобы нормалы вмешивались в их судьбу. Никогда. Нормалы – враги, Дарья, наши истинные враги. Тэпы – наша родня, наша семья, даже если они отказываются от нас. Никогда не забывай об этом".
      Дариа: "Родня – мать. Родня – отец".
      Женщина: "Видишь, это не просто слова".
      Дариа: "Я вижу".
      Женщина пододвинулась еще ближе – так, чтобы он мог видеть ее. Она прикоснулась к его лицу, чтобы ее слова мог воспринять только он.
      "Не думаю, что ты выживешь. Мне жаль. Ты хочешь, чтобы я передала что-нибудь твоей жене и мальчику?"
      "Пожалуйста, нет. Оставьте их. Вы убили меня, оставьте их в покое".
      "Все будет не так. Но я позабочусь о них как следует".
      Он почувствовал, что внутри он дрожит, распадается на части, словно внутри него едет поезд.
      "Я люблю их. Ты скажешь им это?"
      "Конечно. Их имена?"
      "Мэри…" Он остановился. "Ты же не знала про них, верно?"
      "Я не была уверена. Теперь я вижу их, они на поезде в Индию. Симпатичный мальчик. А еще…"
      Он бы заплакал, но у него не осталось времени. Смерть поглотила его слезы, а вместе с ними и его самого.

* * *

      Блад вздрогнула, когда мир вновь ожил вокруг нее. Она последовала за Дидье лишь к порогу, но и это, насколько она знала, было слишком далеко. Ощущение смещения, расплывчатые тени кошмаров будут преследовать ее много дней.
      Она посмотрела на неподвижное лицо. "П9, а возможно, и П10. Какая жалость. Мы смогли бы использовать его. Вы все уловили? Лицо человека, который помог ему с паспортом?"
      Да, ответил Тил. "Но позади него возник еще один, почти стертый образ, – образ человека, которого наш друг не видел, а взял у своего благодетеля".
      Блад мрачно кивнула. "Точно. Ты узнал его?"
      Тил поколебался. "Не может быть, чтобы…"
      Блад фыркнула и ответила вслух:
      – Чушь. Это был Манки. Я знала, что однажды мы наткнемся на его след.
      Тил потянулся, чтобы прикоснуться к ней, игнорируя смущение новенькой, стоявшей позади них. "И? Что мы будем делать?"
      Блад бросила на него усталый взгляд. "Что же еще? Поймаем его, конечно же".

      – Поймите меня, сенатор. Я расследую не просто убийство. За этим убийством стоит система. Если вкратце, сенатор Кроуфорд, я расследую деятельность самого Агентства по метасенсорному регулированию.
      Ли покачал головой, словно говоря с ребенком.
      – Вы ведь решили все загодя, сенатор?
      Двусмысленная усмешка исказила красивое аскетичное лицо Филипа Лея. Он засунул руки в большие карманы своего серого пиджака.
      – Не уверен, что понимаю вас, сенатор.
      – Сынок, не играй со мной в игры. Я был в этом бизнесе тогда, когда ты еще пешком под стол ходил. Я имею в виду, что некоторые сенаторы вроде тебя, – большинство из них представляют оппозиционную партию, – жаждут оторвать от меня хотя бы кусочек. Теперь они пытаются использовать дело об убийстве, в котором нет абсолютно никаких доказательств, чтобы устроить выволочку MRA. Ты понимаешь, о чем я? Вы не только уже решили, что убийство было совершено, вы решили, что оно было совершено членом Агентства, и что можно обвинить в этом MRA, а заодно и меня. Но у вас нет никаких связей в этой цепочке. Так что на самом деле важно лишь то, что вы хотите заполучить меня – по чисто политическим причинам – и что вы готовы забраться по лесенке, самой убогой и неустойчивой во всей Солнечной системе, только ради этой цели. Понимаешь?
      – Лично я ничего не решал, – заявил Лей. – Президент назначил меня для проведения расследования. Если вы не одобряете такое решение, полагаю, вам придется обсудить этот вопрос с ним. Вы ведь знакомы с президентом, верно? Вопреки вашим иллюзиям он вам не подчиняется.
      Кроуфорд рассмеялся.
      – Да, думаю, здесь вы правы. Как я мог подозревать наличие коварных тайных мотивов у человека, который делает подобный комментарий? Или кампания против меня развязана президентом?
      Руки Лея вновь покинули карманы и задвигались по столу Ли. Молодой человек наклонился вперед.
      – Буду откровенен, сенатор. Мне не нравитесь вы, не нравится MRA, и Тэпград, и особенно – ваши тэпы-головорезы. Я считаю, что вы постоянно злоупотребляете вашим положением и неправильно используете способности телепатов, которых фактически содержите в заключении. Но мои чувства в этом вопросе – одно дело. Это мое мнение, но оно никоим образом не относится к делу. Если только, сенатор, я не смогу доказать то, что говорю.
      – Сынок, ты всегда можешь попытаться.

* * *

      Кевин Вацит явственно услышал крики, когда подошел к двери с табличкой "Сенатор Ли Кроуфорд". Он сделал паузу. Секретарь сказал ему подойти и постучать, так как его ожидают. Но войти во время ссоры – не лучший способ познакомиться с новым начальником.
      Но и игнорирование указаний может привести к худшим последствиям. Он тихо постучал. Крики резко оборвались.
      – Войдите!
      Кевин открыл дверь.
      – Кто ты такой, черт побери?
      Конечно же, Кевин узнал его сразу. Он вырос с образом Ли Кроуфорда на экранах и в газетах. Увидеть его вживую оказалось легким шоком. Он ожидал, что Кроуфорд как-то значительнее, больше похож на бога. Чем-то он действительно напоминал божество. От его изрезанного угловатого лица исходило почти осязаемое ощущение могущества и силы, которое не передавалось через экран или фотографии.
      – Сэр… Сенатор… Я – Кевин Вацит.
      – Замена мне, – сказал другой мужчина. Кевин узнал и его – Том Нгуйен, именно он проводил собеседование.
      – Дьявол, Том, мне нужна не замена тебе. Мне нужен ты. Ты был со мной почти двадцать лет.
      – Мне жаль, Ли. Я чувствую, что должен это сделать.
      Сенатор моргнул, его лицо расслабилось. Словно он только что осознал, что его гнев всем заметен, и решил больше не демонстрировать своих чувств. Он вздохнул.
      – Очень хорошо, Том. Полагаю, что мне тебя не отговорить. Но я буду скучать по тебе.
      – Я просто думаю, что при этих обстоятельствах…
      – Том, я сказал тебе, что не держу на тебя зла.
      – Я беспокоюсь не о вас. Я не могу жить в мире с собой.
      Он вспомнил, что Кевин в комнате.
      – Простите, Кевин. Кевин Вацит, сенатор Ли Кроуфорд.
      Ли Кроуфорд улыбнулся своей добродушной ухмылкой, знакомой по тысяче фотографий.
      – Рад тебя видеть, сынок. Слышал о тебе много хорошего. Присаживайся, – он повернулся к Тому Нгуйену. – Ты задержишься, чтобы ввести его в курс всех дел?
      – Конечно. Две недели и больше, если понадобится.
      – Хорошо. Что ж, давайте разберемся, мистер Вацит… Можно называть вас Кевином?
      – Конечно, сэр.
      – Тогда ты должен звать меня Ли. Наедине. Вне офиса тебе следует называть меня сенатор – какое-то время.
      – Я понял, с… Ли.
      – Хорошо. Итак, Кевин. Бакалавр нейрофизики в Аризонском университете, магистр в той же дисциплине в Гарварде – и диплом по юриспруденции. Лучшие результаты на курсе. Работал вместе с поверенным в Хьюстоне по вопросам метасенсорных свидетельств, – помню-помню, Эрнесто Перес, хороший парень. – Ли поднял взгляд. – Сынок, сколько тебе лет?
      – В следующем месяце исполнится двадцать четыре.
      Ли улыбнулся.
      – В один прекрасный день ты перестанешь прибавлять себе года, сынок, обещаю тебе. Но чертовски впечатляет, что тебе удалось всего этого добиться в таком возрасте. Даже для тех, кто развит не по годам. – Он встал. – Что-нибудь выпить?
      – Нет, благодарю.
      Ли фыркнул.
      – Ну-ну, похоже, Том заменяет себя еще одним воплощением добропорядочности.
      Он подошел к небольшому шкафчику, достал глиняную бутыль и налил янтарную жидкость в небольшую хрустальную рюмку.
      – Итак, ты наблюдал за телепатами в судебных процессах.
      – Да.
      – Расскажи мне. Многие из моих коллег проталкивают идею расширить случаи приема судами показаний тэпов. А что думаешь ты?
      – Мое мнение – лучше оставить все, как есть.
      Ли кивнул.
      – Что ж, по крайней мере, у тебя есть свое мнение. А теперь объясни.
      – Видения в качестве улик.
      – Боюсь, что я упустил твою мысль, сынок.
      – В конце XVII-го века, в Северной Америке, в Салеме, штат Массачусетс, многих людей судили и многих повесили за колдовство. Суд принимал в качестве доказательств рассказы о видениях, в которых обвиняемый появлялся в виде призрака перед теми, кому был причинен вред. Один из участников – Коттон Матер – убедительно выступал против принятия в суде подобных улик. Ведь такие показания невозможно проверить – по множеству причин свидетель мог оболгать невинных людей. Несмотря на возражения Матера, суд счел показания о видениях убедительными, и двадцать один человек был казнен. Позднее проявилась обратная реакция – повешенных оправдали. Думаю, показания телепатов в суде – аналогичная проблема. Они хороши для установления возможности вины, но не должны признаваться доказательством без подтверждающих физических улик или неопровержимых косвенных свидетельств.
      Ли почесал в затылке.
      – Этому тебя научили на юридическом факультете?
      – Нет. Я увлекаюсь историей.
      – Напиши об этом для меня. Звучит неплохо. Ты можешь вспомнить другие исторические прецеденты?
      – Да. В Нигерии, в 2002 году…
      – Просто напиши, – Он протянул руку. – Приятно видеть человека, который в первый же рабочий день отработал свое жалование. А теперь, почему бы тебе не пообщаться с Томом? Он сможет поведать тебе обо всех самых неприятных аспектах работы со мной. – Он повернулся к экрану, но окликнул Кевина еще раз до того, как тот подошел к двери. – Ты проходил тестирование?
      – Да, сэ… Ли. Результаты должны быть в моем резюме.
      – Мы хотели бы провести повторное тестирование, в офисе. Приятно иметь тебя в нашей команде, Кевин.
      – Мне приятно быть здесь, Ли.

* * *

      Том Нгуйен стоял и ждал, пока подойдет третий участник, худощавый парень с кожей цвета черного кофе.
      – Кевин Вацит, разрешите познакомить вас с Акимбой Айронхартом.
      – Мистер Айронхарт, – сказал Кевин, пожимая руку в черной перчатке.
      – Надеюсь, вы не станете возражать, но присутствие тэпа в подобных случаях – стандартная процедура. Если начистоту, то помогать Ли – работа, требующая чрезвычайной аккуратности и осторожности. Даже у вице-президента допуск ниже.
      – Я все понимаю. И мне известна репутация мистера Айронхарта – ведь вы участвовали в судебном процессе над Козловым, верно?
      Айронхарт, казалось, был польщен.
      – Верно.
      – Вы проделали хорошую работу.
      – Спасибо.
      Том забарабанил пальцами по столу.
      – Еще одна причина, по которой мистер Айронхарт присоединился к нам, – вопросы безопасности, не имеющие отношения лично к вам. Нельзя допустить, чтобы кто-нибудь подслушал многие вещи, которые я собираюсь вам рассказать, – а есть множество людей, тэпов и нормалов, которые очень хотели бы услышать их.
      Кевин кивнул.
      – Первое, на чем я хочу сделать акцент, – данная работа несет в себе определенный риск. Об этом мало известно, но за последние пятнадцать лет произошло четыре попытки покушения на жизнь сенатора. Ни одна не увенчалась успехом, и после первого случая тэпы каждый раз выявляли киллера до того, как тот начинал действовать.
      – Я не слышал об этом.
      – Вы и не услышали бы. Карты на стол, Кевин, – вы подписали бумагу о неразглашении. К этому необходимо относиться серьезно, и с этой минуты этот фактор вступает в игру. Но я снова спрашиваю вас – вы клянетесь сохранять в тайне сведения, которые я передам вам?
      – Клянусь.
      В его голове возникло что-то похожее на щекотку, слабое ощущение чужого присутствия. Айронхарт кивнул.
      – Он говорит правду.
      Том слегка улыбнулся.
      – Хорошо. Тогда давайте полюбуемся Тэпградом.

* * *

      Кевин оказался на широкой дороге, окруженной тщательно вылепленным ландшафтом. Далеко впереди виднелась окруженная подъемными кранами громада строительных лесов, где кипела работа, а еще дальше – острые пики Альп.
      – Это Земной Купол? – спросил он, указывая на сооружения вдали.
      Том кивнул.
      – Будет Купол. А что же еще? Свершится чудо, когда его закончат.
      Кевин заметил на его лице отблеск сожаления, но тот уже развернулся.
      – Это метасенсорное поселение.
      – Оно больше похоже на деревню.
      – Деревня и есть, мистер Вацит. Многие называют его Тэпградом. Там есть главная площадь, бары, рестораны, несколько магазинов. Те здания на холме, что побольше – общежития для детей и одиноких телепатов. Дома для семейных пар дальше.
      – Я думал, Тэпград больше похож на военизированный лагерь.
      – Мы пытались свести подобное ощущение к минимуму. Тэпы – не обычные военнослужащие, и я уверен, что вам это известно. Большинство пришло к нам из обычной жизни, они думали, что им будет удобнее жить здесь, с другими тэпами, а вовсе не в мире нормалов. И мы хотели, чтобы они обрели частицу комфорта, к которому привыкли в прежней жизни. Если вы немного знакомы с жизнью военных, то знаете, что служащие на военных базах всегда стремятся их покинуть. Большинство тэпов скорее останется здесь, где они в безопасности. Но, учитывая фактор изоляции, мы попытались сделать жизнь здесь как можно более – извини, Акимба, – "нормальной".
      Кевин кивнул, и они пошли дальше. В основном здания были построены недавно, из обычных керамо-кирпичей землистого оттенка, а украшали их высокие крутые крыши. Больше всего комплекс напоминал самозастройные городки, которые возникли в сельской местности за последние десятилетия, – с претензией на добрые старые времена. Маленькие городишки с непомерными амбициями.
      Кевин видел очень много детей, взрослых встречалось меньше, они были одеты в форму копов или простых служащих.
      – Изначально у Метасенсорики четыре опоры. Первая и основная ее функция – обучение. Тэпов учат, как использовать свои способности и как их контролировать. Чем раньше мы получаем ребенка, тем лучше.
      – А как насчет родителей?
      – Что-то наподобие школы-интерната. Родители могут посещать школу, дети могут ездить домой на каникулы – если они уже способны контролировать свои способности. Схема не идеальна, но она работает. В итоге большинство детей чувствует себя дома скорее здесь, чем с родителями, – я полагаю, что это неизбежно. Конечно, большинство детей-тэпов имеют хотя бы одного родителя-телепата, так что здесь у нас есть и целые семьи. Много детей родилось уже здесь. Собственно говоря, через три года в нашей средней школе будет первый выпускной класс. Знаменательный день.
      – Буду ждать с нетерпением.
      – Конечно же, обучение распространяется не только на пси-способности. Для изучения предлагаются все обычные курсы, но мы стараемся подготовить учеников к той работе, к которой они подходят наилучшим образом. Например, у нас есть школа юстиции, гуманитарный колледж. И, конечно же, у нас есть военное училище.
      Агентство больше не получает государственных субсидий – благодаря чему очень популярно среди налогоплательщиков. Мы предлагаем наемных телепатов коммерсантам, для которых они наблюдают за переговорами, – конечно же, по взаимному согласию сторон, – судам, с чем вы знакомы, и Космофлоту, где они в основном работают в службе безопасности Содружества.
      – И сенатор Кроуфорд контролирует все это.
      – Такова была его мечта – или одна из них. Ли много о чем мечтает. Да. Мало что здесь происходит без его ведома – а это значит, что вам придется знать обо всем. И вы теперь понимаете те меры предосторожности, которые мы предприняли по отношению к вам.
      – Надеюсь, что я стою потраченных усилий. Все это так здорово.
      – Многие из наших критиков так не думают, – сказал Том.
      – Я слышал жалобы, что у сенатора слишком много власти.
      Том язвительно улыбнулся.
      – Не сомневаюсь, что он самый влиятельный человек на планете. Думаю, вы достаточно умны, и мне не нужно объяснять вам, почему.
      – Если… Могу ли я задать вам откровенный вопрос, мистер Нгуйен?
      – Несомненно, спросить вы можете.
      – Вы были его помощником долгое время – с самого начала. Почему вы…
      – Это личное. Очень личное. Просто скажу, что, по-моему, Ли заслуживает лучшего помощника, чем я. – Том опустил глаза, по-видимому, сконфуженный. – Ему нужен кто-то, Кевин. Кто-то, кому он может доверять. Кто всегда скажет ему правду, когда ему нужно услышать ее. В какой-то момент во мне это остановилось. Если вы не сможете, уходите сейчас. Вы пока видели немного и немного узнали. Вы сможете пойти своим путем.
      – Значит ли это, что вы не сможете?
      – Мои возможности в чем-то более ограничены из-за соображений безопасности. Ваши тоже будут ограничены, если вы пробудете с ним долго и решите уйти. Но если вы хотите быть рядом с троном, за это надо платить. Я был в центре мира с тех пор, как он завертелся в другом направлении. Я не могу больше находиться здесь, но я не жалею ни о мгновении, что пробыл с ним.
      Кевин кивнул.
      – Раз мы так откровенны, могу ли я задать еще вопрос?
      – Валяйте.
      – Колючая проволока.
      – А… Вы заметили. Якобы для защиты тэпов. И в реальности тоже – нам многие угрожают, было несколько одиночных нападений на комплекс. Местные нормалы недолюбливают тэпов. Но, как и в любом интернате, у нас есть своя доля потенциальных дезертиров. – Он сделал паузу. – Мир несовершенен, и это решение неидеально.
      – Я не критикую, я просто спрашиваю. Если я буду здесь работать, мне нужна вся информация.
      – Просто будьте открытым к информации. И не обманывайтесь, когда Ли будет вести себя как простачок. Он – очень хитрый старый лис, и со временем становится только хитрее. – Он широко развел руки. – Все это ваше, мистер Вацит, принимайте хозяйство.
      Кевин ушел, так и не поняв, что имел в виду Том Нгуйен – Тэптаун или весь мир.

      Ли и Кевин нашли Блад сидящей на скамье рядом с детской площадкой. Визжащие дети вертелись, карабкались, прыгали, махали и бегали по ярко раскрашенному лабиринту.
      – Доброе утро, Деза, – окликнул ее Ли, когда они подошли поближе.
      – Доброе утро, сенатор. Чем могу помочь?
      – Думаю, нам нужно поговорить.
      Она кивнула, ее темные глаза ожидающе смотрели на Кевина. Ли понял намек.
      – Кевин Вацит, это Деза Александер, главный оперативник Агентства по метасенсорному регулированию.
      – Мы встречались, – сказал Кевин, выступая вперед.
      – Вы кажетесь мне знакомым, – ее слова прозвучали как вызов.
      – Вы были в Хьюстоне в прошлом году – на слушаниях по делу Рихтера.
      – А, да, конечно. Плохой случай.
      Ли прокашлялся и сменил тему разговора:
      – Слушания начинаются завтра. Думаю, нам нужен план игры. Что у нас есть об этом парне?
      – Таких чистеньких просто не бывает.
      – Да уж, проблема в том, что мы не можем провести глубинное сканирование. Рядом с ним тэпы.
      – Тогда все будет еще проще…
      – Это не наши тэпы, сенатор.
      Лицо Ли окаменело.
      – А-а…
      – Да. Но даже без них он почувствует глубинное сканирование. Я не политик, но думаю, раз несанкционированное сканирование незаконно, сейчас это не лучший из наших ходов.
      – Семья? Друзья?
      – Ничего, что можно использовать. Этот парень – стопроцентный трудоголик, Ли. Напоминает мне одного знакомого. – Она махнула пальцем в сторону Ли, а потом задумчиво прикоснулась им к подбородку. – Конечно, возможны и более экстремальные решения.
      Ли покачал головой.
      – Нет. Слишком высокий уровень. Если Лей вывихнет палец или пропадет, в глазах общественности это лишь докажет, что он раскопал нечто. В любом случае, Лей – лишь верхушка айсберга, в Сенате против меня меньшинство, но значительное, и вывод Лея из игры проблемы не решит. Так что нам нужно найти прикрытие для себя. Похоже, это будет сложнее. – Он сделал паузу. – По его словам, у него есть доказательства, что ты убила копа из вокзального отделения в Праге. Такое возможно?
      Деза с легкой улыбкой на губах подняла глаза на Кроуфорда.
      – Сенатор, вы спрашиваете меня, виновна ли я?
      – Дьявол, вовсе нет. Мне не важно, и я не хочу об этом знать. Если у них есть тэпы, то они смогут вытащить это из меня. Я просто хочу знать, могут ли они получить доказательства против тебя.
      Она пожала плечами.
      – Все возможно. Но я очень сильно в этом сомневаюсь.
      На лице Ли появилось кислое выражение.
      – Возможно, они блефуют, чтобы мы сделали какую-нибудь глупость. Все остальное прикрыли?
      Она сложила руки на груди.
      – Если мы должны выглядеть законопослушными – да.
      – Я имею в виду иное, и ты знаешь об этом. – Он повернулся к Кевину. – А ты знаешь, что я имею в виду?
      Кевин неосознанно засунул руки в карманы.
      – Я представляю это так, – начал он. – Последние пятнадцать лет все рассуждали совершенно иначе. Людям хотелось, чтобы тэпов контролировали, и они это получили. Но времена изменились – уже более десяти лет тэпы стали легитимной частью бизнеса и судебной системы. Появились симпатизирующие им. И если начистоту, госпожа Александер, ваши подчиненные не всегда вели себя сдержанно, как следовало бы.
      – В самую точку, сынок, – проворчал Ли.
      – Послушайте, – сказала Деза ровным угрожающим голосом, – в течение пятнадцати лет, сенатор, мои люди и я спасали вашу шкуру. Если начали интересоваться тем, почему Меншиков замолчал и незаметно ушел в отставку, почему у Карла Дресслера произошел нервный срыв, почему Мухаммед Ифрикия загадочно исчез с лица Земли, – то в этом вы вините мою несдержанность? Даже и не сомневайтесь, что мы оба повязаны в этом. Навсегда. – Она остановила свой взгляд на Кевине. – А ты, мальчик. Я знаю, что ты хочешь произвести по-настоящему серьезное впечатление на своего босса, но даже не думай делать это за мой счет. Тэпы сделали Ли, а вовсе не Ли сделал тэпов. Он об этом знает, и если ты хочешь остаться в деле, тебе тоже лучше это усвоить.
      Кевин почесал голову, и смело посмотрел ей в глаза.
      – Госпожа Александер, я вижу то, что вижу. Порой я не вижу ничего. Я сказал только одно – времена изменились. Мы уже установили, что судьбы всех нас связаны. Были совершены ошибки. Моя задача – помочь их исправить. И если вы или сенатор не вполне с этим согласны, возможно, мне нужно поискать другую работу.
      Он выразительно посмотрел на обоих.
      Деза в задумчивости повернулась к Ли.
      – А у него есть характер, верно? Может, он подойдет.
      – Хм, – вздохнул Ли, садясь рядом с ней на скамью. – Возможно, нам нужна свежая кровь. – Он посидел молча, а затем кивнул на площадку. – Бренна там?
      – Да, наблюдает за самыми маленькими.
      – Ты можешь гордиться. Я слышал, она протестировалась на П10.
      – А где она? – спросил Кевин.
      – Вот там, – указала Деза. – С рыжеватыми волосами. Сегодня у нее день рождения. Пятнадцать лет.
      – Будущее, – сказал Ли. – Заставляет чувствовать себя старым.
      Деза усмехнулась, все еще глядя на свою дочь.
      – А вы и так стары, сенатор.

* * *

      Гул в зале Сената резко стих, когда Лей прокашлялся.
      – Перейдем к делу, – сказал он. Подождав еще несколько мгновений, он остановил свой взгляд на месте, где сидела Блад, воплощение деловой женщины в ее опрятной коричневой форме.
      – Назовите свое имя, пожалуйста.
      – Деза Александер.
      Лей кивнул.
      – Так же известны как Блад?
      – Да, это мое прозвище.
      – Вы можете объяснить его?
      – Это личное, сенатор, и я не понимаю, какое отношение оно имеет к этим слушаниям.
      Лей пожал плечами.
      – Простое любопытство. Кажется, прозвище вам подходит.
      Блад улыбнулась.
      Лей перевернул несколько листов бумаги.
      – Имеет ли оно какое-нибудь отношение к религиозному культу, известному как "Пророчество Катун"?
      Блад почувствовала, как ее глаза расширились против ее воли, и одновременно ощутила знакомое покалывание – легчайшее касание разумом. Она резко взяла себя в руки, как внешне, так и ментально.
      – Я не знаю, что вы имеете в виду.
      – Госпожа Александер – Блад – разве вы не были лидером религиозного культа, известного как "Пророчество Катун"?
      – Нет, насколько я знаю.
      Лей кивнул, но словно неохотно.
      – Возможно, моя информация ошибочна. Госпожа Александер, вы можете рассказать нам, чем вы занимаетесь?
      – Я работаю в MRA. Я обеспечиваю исполнение законов Земного Содружества по отношению к телепатам.
      – Вот как? А чем-нибудь еще?
      – Я воспитываю свою дочь. Я социально активна. Вы это имеете в виду?
      – Не совсем, но мы вернемся к этому позднее. Вы сказали, что обеспечиваете исполнение законов. Однако у меня есть три свидетеля, давших показания под присягой, которые утверждают, что вы применяли эти законы в странах, не входящих в Земное Содружество. Как законы Содружества могут исполняться вне зоны юрисдикции Содружества?
      – Они были преступниками, сенатор. Я обеспечила их выдачу. Поднимите архивы.
      – Да, они преступники. Но забавная штука: проверив архивы, я обнаружил, что сама выдача произошла после того, как вы захватили указанных преступников.
      Блад пожала плечами.
      – Я не припомню подобных случаев, но я не удивилась бы. Во многих случаях преступников захватывали во время пересечения границ, поэтому в вопросах юрисдикции царила путаница.
      – Понимаю. И вы считаете "легкой путаницей" такие случаи, как, к примеру, вторжение в частный дом в Крайстчерче в Новой Зеландии – в стране, с которой у Содружества даже не подписано соглашение о выдаче преступников, – и похищение четырех человек?
      На этот раз Блад удалось полностью подавить свое потрясение.
      – Сенатор, я никогда не совершала ничего подобного. Ни один из моих агентов такого не делал. Поскольку я не делала подобных вещей, я знаю наверняка, что у вас нет доказательств, чтобы обвинить меня. Тогда почему вы сказали все это?
      Лей выпил глоток воды. В зале воцарилась полная тишина.
      – Госпожа Александер, я никогда не говорю вещи, которых не могу доказать. Я продемонстрирую, что вы захватили телепатов, осознанно действуя незаконно. Я также докажу, что вы по собственной воле и предумышленно убивали гражданских лиц, не имея для этого никаких полномочий. Далее, я покажу, что эпизодические свидетельства ваших личных действий ложатся в более общую схему. Которая демонстрирует чрезвычайное злоупотребление полномочиями со стороны вашего агенства.
      Тишина в зале после этого заявления стала еще глубже, но неожиданно ее разорвал звук аплодисментов – от одного человека. Вместе со всеми Блад обернулась и увидела, что аплодировал Ли Кроуфорд.
      – Ну, это же развлечение, ребята, ведь верно? – сказал он. – Конечно же. Высокая драма. Но знаете, я один из тех парней, с которыми невозможно спокойно смотреть кино. Тот, кто будет каждые пять минут вмешиваться и говорить: "А что там произошло?" или "А кто он такой?". Потому что я предпочитаю ничего не усложнять. Так что вы не будете возражать, если я задам госпоже Александер несколько вопросов?
      – Сенатор…
      – Именно. Это слушания в Сенате, а я сенатор, или, по крайней мере, вы так считаете.
      Молчание собравшихся нарушили редкие смешки, и Лей неохотно кивнул.
      Ли сложил руки на груди.
      – Госпожа Александер, будучи сотрудником Агентства по метасенсорному регулированию, вы, вероятно, знакомы с историей вашей организации лучше посторонних. Вы изучали ее устав?
      – Да, сенатор, – мы обязаны ознакомиться с ним.
      – И кто создал MRA?
      – Земное Содружество, сенатор.
      – А точнее?
      – Сенат.
      – Вы имеете в виду этот Сенат?
      – Да, сенатор.
      – Хм. Ну-ну. И кто осуществляет контроль за MRA?
      – Сенат.
      – Этот Сенат? Вы это утверждаете? Еще раз?
      – Да, сенатор.
      – Почему, как вам кажется, совершенно неожиданно этот Сенат делает вид, что он не имеет ни малейшего представления о том, чем занимается ваша организация?
      Блад пожала плечами.
      – Я запуталась, сенатор.
      – Да уж, мы оба запутались. Давайте поговорим о вас, госпожа Александер. Вы давно работаете в MRA?
      – Пятнадцать лет.
      – И за это время вас часто обвиняли в вещах, о которых говорит сенатор Лей?
      – Сенатор, из архивов видно, что ни разу.
      – Но вас ведь и не хвалили за вашу работу, верн… О, подождите, госпожа Александер! То, что я вижу на вашей форме, – это медали?
      – Да, сенатор. "Золотой щит" и "Скрещенные стрелы".
      – Кажется, насколько я помню, ими награждают за выдающуюся службу Земному Содружеству, за смелость, честность и благородство.
      – Да, сенатор.
      – Кто наградил вас этими медалями, госпожа Александер?
      – Сенат, сэр.
      – Что? Этот Сенат?
      – Да, сенатор.
      Ли кивнул и взглянул на Лея.
      – Сенатор Лей довольно молод. Как вы считаете, награждение происходило еще до него?
      – Мне нравится думать, что я не настолько стара, сенатор, – ответила Блад, слегка улыбнувшись.
      – Что ж, вы не выглядите старой – как, впрочем, и я. – Последняя фраза вызвала несколько смешков в зале. – Госпожа Александер, вам знакома процедура слушаний в Сенате?
      – Да.
      – Вам известно, что высказанные обвинения обычно сопровождаются доказательствами в момент оглашения обвинений?
      – Да, сенатор, я всегда придерживалась представления, что такова стандартная процедура.
      – Что вы ощущаете, когда встречаетесь с исключением из этого правила?
      – Я думаю, что это блеф – игра на публику. Я думаю, что обвинитель пытается привлечь внимание средств массовой информации к его необоснованным заявлениям – чтобы создать ощущение вины взамен реальных доказательств.
      Ли грустно кивнул.
      – Я ощущаю нечто подобное. Сенатор Лей, вы настаиваете на своих заявлениях?
      Лей поджал губы, а затем загадочно улыбнулся.
      – Я просто расставлял акценты, сенатор. Просто убеждался, что некоторые вопросы полностью понятны. Благодарю вас за то, что прояснили их. – Он продолжил, обращаясь ко всем собравшимся. – Как я покажу в ближайшие дни, именно Сенат совершил здесь серьезные ошибки. И именно Сенат обязан их исправить. В ближайшие дни…
      Блад перестала его слушать, потому что она снова почувствовала прикосновение, и на этот раз она узнала его. Она начала искать его глазами среди публики, пока…
      Он перекрасил волосы в каштановый цвет, и хирургическое вмешательство изменило его черты сильнее, чем возраст, но, увидев его глаза, она узнала его. Даже через свой блок она услышала его беззвучный смех.
      "Манки. Это ты. Как ты?"
      "Hao. А ты?"
      "Что ты задумал, Манки? Что общего ты имеешь с этим?"
      "Боюсь, все. Это последний раз, Блад. Ты выбрала неверный путь. Я дам тебе еще один шанс сойти с него. Я могу помочь тебе исчезнуть. Но это конец".

* * *

      – Госпожа Александер? – повторил Кевин в третий раз.
      Наконец она посмотрела вверх, собираясь с мыслями, концентрируясь на мириадах ярких клочьев парусов и вымпелов, развевающихся над голубовато-серебристой поверхностью Женевского озера.
      – Сенатор просил меня поговорить с вами, – повторил он.
      – Где он?
      – Он хотел быть здесь, но я настоял, чтобы он держался в стороне. Ему не нужно знать ответы на вопросы, которые я собираюсь вам задать.
      – А… В целях правдоподобного отрицания в суде…
      – Что-то вроде этого.
      – Возможно, и ты не захочешь их знать, мальчик.
      – Такова моя работа. Так что я воспользуюсь этой возможностью. Позвольте начать с Новой Зеландии…
      – Он блефует, – резко ответила она. – Там все чисто, я знаю.
      – Вы не можете ошибаться?
      – Нет. Там чисто.
      – Тогда как он узнал об этом?
      Она пожала плечами.
      – С ним тэпы. Они могли уловить эту историю в чьем-то разуме.
      – Значит, это не совсем чисто.
      Она искривила рот.
      – Ты ведь юрист, верно? Разве неверно, что ты разбирался с делами, где использовались тэпы? Тогда ты знаешь, что подобные доказательства не принимаются судами без подтверждающих данных. А я говорю тебе, что их не существует. – Она сжала кулаки. – То же самое со всем остальным, что он говорил. С ним работает тэп, П12…
      – Как вы узнали?
      – Что?
      – Что он П12?
      Она посмотрела на него.
      – Это догадка – на основе того, что он может сделать. Ты хочешь услышать об этом?
      – Извините.
      – Он может знать об этом, но не сумеет доказать ничего. Я уверена.
      Кевин провел пальцем по мраморной балюстраде.
      – Тогда он не может… – Он сделал паузу, чтобы обдумать мысль. – Тогда… он делает не то, что думает. Суть не в слушаниях. Что же он задумал?
      Блад откинулась назад.
      – Не знаю. – Она с интересом взглянула на него. – У тебя странный разум, ты знаешь об этом? Похож на механизм… Слишком похож. Нереальный.
      – Это не очень вежливо, вам так не кажется?
      – Не смогла удержаться. Нормалам не понять. Когда ты близко, не видеть образ твоего разума для меня примерно то же самое, как не видеть твоего носа. Это тебя беспокоит?
      – Нет. Я имел в виду другое – вы же не скажете мне, что у меня большой нос или некрасивые глаза, верно? Однако вы сказали мне, что у меня непривлекательный разум.
      – Я не сказала, что нахожу его непривлекательным. Как ты думаешь, что ты увидел бы в моем разуме?
      Он задумался.
      – Диких лошадей. Кинжалы. Вихри. Не знаю. Вы не выглядите похожей на человека, которому следует носить форму.
      Она пожала плечами.
      – Существует нечто, что я должна делать. Так случилось, что оно совпало с тем, что делает сенатор. Я должна носить эту форму, чтобы все работало.
      Она протянула к его лицу руку, затянутую в черную перчатку.
      Он инстинктивно отпрянул, совсем немного, она вздохнула и опустила руку.
      – Итак, что мы имеем? Слушания являются прикрытием для чего-то еще. Чего-то, что делают его тэпы?
      – Возможно. Послушайте, вы можете увидеть "образ" разума Лея?
      – Да.
      – Было ли какое-то ощущение обмана?
      Блад покачала головой.
      – Нет. Но, возможно, это экран, созданный одним из его тэпов. Хотя я так не думаю – вряд ли даже П12 смог сделать подобное со мной. Но предполагаю, что такое возможно.
      – Я не тэп, но довольно хорошо разбираюсь в людях, и не думаю, что он блефует. Что, вероятно, означает, что кто-то его использует. Что значит… и что же это значит?
      – Не знаю, – ответила Блад. – Но собираюсь выяснить.

* * *

      Кевин никогда прежде не встречал Элис Кимбрелл-Кроуфорд, но немедленно узнал ее, несмотря на ее растрепанные волосы, поплывшие тени, красные глаза. Выйдя из кабинета Ли, она прошла мимо него по коридору, по-видимому, торопясь.
      Он постучал в дверь, которую она только что закрыла.
      – Ли?
      – Вон.
      – Ли, это Кевин Вацит. Это важно.
      – Я сказал, вон.
      Вместо этого он шагнул внутрь и закрыл дверь. Свет был на минимуме, и Ли Кроуфорд казался лишь тенью за его огромным столом.
      – Чего надо?
      – Ли… слушания?
      – К черту.
      – Ли, вы пьяны?
      Сенатор неуверенно встал, достав из-под стола бутылку бурбона.
      – Пьян? Нет. Я заменяю свою кровь на кое-что получше. – Он поднял бутылку, сделал несколько глотков, наткнулся на кожаный диван и рухнул на него. – Чертовы ноги, совсем не работают. Время… время… – Он закашлялся. – Стареешь. Все перестает работать. Люди умирают. Люди покидают… – Он посмотрел на Кевина, искра гнева проскочила в его глазах. – Что ты обо мне думаешь, а? Великий Кроуфорд? Герой Луны, спаситель тэпов…
      – Я думаю, что вы пьяны. Вопрос в количестве.
      Ли наставил на него палец.
      – Я знаю про тебя. Я гляжу внутрь тебя. Индеец-зуни…
      – Нет, только частично…
      – У каждого что-то частично в эти дни. Часть того, часть другого. И это хорошо. Люди думают, что они чистые, и начинают убивать друг друга. Я ничего не хотел – просто ты похож на меня. Вырос в грязи. Сам себя сделал. Вытянул кое-что из этой стервы-вселенной, которая никогда не собиралась давать тебе это. Я прав?
      Кевин несколько мгновений молчал.
      – Что-то вроде того.
      – Ага. Я почувствовал. Ощутил. Вот почему ты еще здесь. У Тома этого не было – богатый мальчик. Но он мне все равно нравился. Можешь поверить? Я любил его, даже после того, как он и Элис… – Он засмеялся хриплым смехом, и сделал еще глоток. – Я скучаю по нему больше, чем по ней.
      – Возможно, именно поэтому она и поступила так.
      Ли судорожно вскочил на ноги и подошел к Кевину. Теперь он стоял перед ним, с трудом удерживая равновесие.
      – Ах ты маленький гаденыш, – прошептал он. – Ты маленький… – Он покачался пару секунд. – Гаденыш. Как ты посмел оказаться прав?
      – Почему вы женились на ней?
      – Она нравилась. Часть игры. Хорошая жена для героя, все хорошо, что хорошо кончается. Любил первую жену, и посмотри, как все обернулось. Подумал, что так будет лучше. Но дьявол, в конце я думал, что люблю Элис. Забавно, как такие вещи проникают в самое нутро…
      Он снова упал на диван. Поднял голову и посмотрел затуманенным взглядом на Кевина.
      – Нажми ту кнопку. Там, на столе.
      Кевин нашел небольшую пластинку и нажал на нее. Потолок превратился в звездное небо.
      – Где они, как ты думаешь? – спросил Кроуфорд. – Я знаю, они там. Когда я был маленьким, я светил фонариком на звезды по очереди, думая, что однажды они получат мое сообщение. Все наши штучки… тэпы, Марсианская колония, всё… мы просто тянем время. Главное – там, инопланетяне, которые окончательно превратят нас в землян. – Он посмотрел на Кевина. – Ты понимаешь, о чем я?
      – Полагаю, да, сенатор.
      – Это единственное, о чем я действительно мечтаю. Я хотел бы быть рядом, когда это случится. Я буду там. Эти ублюдки не смогут остановить меня. Перед смертью я встречусь с ними – лицом к лицу. – Он сделал еще одни глоток, сплюнул. – Мы покажем им, верно, Кевин? Покажи этому ублюдку. Я ведь неплохо поработал сегодня. Заставил Лея выглядеть идиотом. У меня есть в запасе и еще кое-что.
      – Да, сэр.
      – Ты хороший мальчик, Кевин. Если бы у меня был сын…
      – Позвольте мне забрать это, Ли.
      Бутылка с бурбоном выпала из руки Кроуфорда. Остаток жидкости пролился на полированный пол.
      – Покажи им, – пробормотал Кроуфорд, закрывая лицо рукой. Похоже, он плакал.
      Кевин поднял бутылку и возвратился к дивану. Кроуфорд захрапел. Кевин повернул его на живот на случай, если того начнет тошнить, и сел рядом с ним – с легендой, вонявшей кукурузным перегаром.
      – Не беспокойтесь, сенатор, – сказал он. – Мы им покажем. Вы можете отдохнуть.

      Блад обвела взглядом залу Сената. "Где ты, Манки?"
      Сегодня она не ощущала его присутствие, но он смог бы спрятаться от нее, если бы захотел. Превратил бы себя в оконное стекло. Она не видела его, но он мог изменить свое обличье.
      Лей приводил в порядок свои бумаги.
      Кевин Вацит был прав. Что-то задумано. Но что?
      Может ли цель быть настолько простой – расшевелить газеты и телевидение? Нет, что-то не так, раз в деле участвует Манки. Манки интереснее подобных вещей. Многие годы он был самой крупной занозой для нее, появлялся и исчезал, становясь все хитрее и неуловимее. Раз он пришел туда, где она смогла бы поймать его, то разыгрывает игру, ставки в которой не просто высоки.
      Но если сегодня он пришел сюда, то он совершил ошибку. Десять агентов MRA были размещены среди публики. В обычной одежде. Хорошие агенты.
      Зал замер, когда Лей встал. Она посмотрела на Ли Кроуфорда, который выглядел слегка позеленевшим, на Кевина, который словно искал кого-то среди публики, как и она.
      – Прошу внимания, – сказал Лей. – Я хотел бы продолжить допрос госпожи Александер, если Сенат не возражает.
      Блад кивнула.
      – Я готова, сенатор.
      – Очень хорошо. Госпожа Александер, вы можете рассказать нам, где вы были 16 августа 2132 года?
      – Конечно. Я ехала на поезде 1116 из Амстердама в Прагу. Мы получили информацию, что семья нелегалов пытается пробраться в Индию.
      – Почему в Индию?
      Что-то показалось ей странным. Сначала она не смогла определить это.
      – Госпожа Александер? Почему в Индию?
      – Что? Потому что там дают убежище нелегалам. Хотя Индия – член ЗС, они не подписали акт Кроуфорда-Токаша.
      – Понимаю. Так что вы преследовали этих "опасных преступников": Дидье Крийгсмана, аналитика транспортных потоков, его жену, Мэри, и их десятилетнего сынишку Лэна. Все верно?
      Теперь она заметила. Разумы всех в зале молчали. Даже ее собственных оперативников. Кто-то – один или несколько – заглушал их. Почему?
      – Закон совершенно ясен, – сказала она. – Они нарушили его. Я пыталась… Кто мог рассказать Лею о Праге? Там не было свидетелей, только Тил и
      новичок…
      Она обвела глазами зал.
      – Госпожа Александер? Что вы сказали?
      В шестом ряду она увидела Дарию и направила на нее мощный и жестокий импульс, чтобы просканировать ее, – он прорезал пленку молчания, словно бритва бумагу.
      Ощутила руку Дарии, поднимающую что-то.
      И тогда она увидела все.
      – Госпожа Александер…
      – Сенатор Лей, на пол!
      Она закричала изо всех сил и одновременно вскочила со своего места. Вместо испуга на лице Дарии появилась решительность, и ее рука взметнулась вверх. Блад не успевала добраться до нее.
      Но в этом не было необходимости. Линия проведена, глаза просчитали траекторию, и, оттолкнувшись ногой от стула, она взлетела в воздух в тот самый момент, когда Дариа выстрелила. Порыв ветра пронесся через нее – странное ощущение, и она словно повисла на поразительно долгое время в прозрачном воздухе, пока не упала на сиденье.
      Поток боли заполнила ее целиком, она закричала. Она не могла отличить крик вслух от стона разума, но это не имело значения.
      Агония ускорялась. Она даже не смогла осознать, куда ее ранили.
      "Блад!" Вопль прорвался через все вокруг.
      "Попался, Манки. Ты попался, черт возьми".
      "Иисус, Блад! Иисус!"
      "Выступив против меня, ты проиграл".
      "И ты умираешь! Дьявол, Блад, я не хотел…"
      – Скорую! – закричал кто-то. Ее образы из чужих разумов обрушивались на нее со всех сторон. Она лежала поперек стульев, в груди зияла дыра.
      "Ты хотел, чтобы все выглядело так, будто это дело рук MRA. Новичок здесь, в обычной одежде, но ее бы поймали при попытке к бегству и затем выяснили, что она – один из наших агентов. Все решили бы, что мы убили Лея потому, что у него действительно были доказательства. Но теперь копнут глубже и узнают, что она одна из твоих мятежников".
      "Просто держись, Блад. Они послали за скорой".
      (смех) "Ты проиграл. Ты ведь знаешь, что я любила тебя, верно?"
      (пауза, спазм) "Нет. Откуда? Боже, не умирай, Блад. Если бы только ты сказала…"
      "Забудь. Враги из нас получились получше, чем друзья. Иди сюда, я хочу сказать тебе кое-что".
      Все вокруг исчезало. Остался только Манки, его лицо, таким, каким она его помнила, – юным, полным веселого озорства.
      "Иди сюда. Дай мне тебя поцеловать".
      Он подошел. Когда он оказался достаточно близко, Блад схватила его. Что-то тянуло ее вниз – она видела странный образ себя самой, плывущей внутри соломинки, другой конец которой держал какой-то бог, стремящийся напиться.
      "Блад, нет!"
      "Пошли со мной, старина. Давай увидим это вместе. Давай увидим Колдуна".
      Вниз, отец, ее мысли начали отделяться от нее одна за другой. Словно она состояла из светлячков, и теперь они оказались совершенно свободными и разлетались, уносимые течением. И Манки, в ужасе, подвывая, извивался в ее объятиях.
      Последние частички ее начали отпадать, и Манки ушел вместе с ними. Ее хватка разжалась. Словно ракета, он улетел – навстречу жизни. Она смотрела, как он исчезает, больше не испытывая никаких чувств. Пока свет угасал, она видела перед собой последний образ – образ своей дочери, Бренны, и испытывала радость, что Манки никогда не узнает, что он ее отец.
      "Ночь, Ветер и…"
      Ночь.

* * *

      Телеграфное агентство UP, 3 сентября 2133 года
      В отчаянной попытке дискредитировать MRA телепаты-мятежники организовали на прошлой неделе покушение на жизнь сенатора Филипа Лея. Попытка убить сенатора была предпринята мятежницей Дарией Боден, проникшей в ряды MRA. Было начато тщательное расследование случившегося, и уже сейчас есть предположения о причастности некоторых членов Сената к этому покушению.
      Сенатор Лей выразил глубочайшие соболезнования в связи с гибелью Дезы Александер, которая по иронии судьбы пожертвовала своей жизнью ради него, хотя именно он предъявил ей обвинения в убийстве. Сенатор Лей заявил: "Истинно порядочный человек знает, когда нужно признать допущенную ошибку. Возможно, я не настолько порядочен, но стремлюсь к этому, и сегодня я смиренно признаю ужасную ошибку, совершенную мною. Ошибку, которая стоила жизни мужественной женщине, и я никогда не прощу себе этого.
      Я позволил обмануть себя людям, которым, как мне казалось, мог доверять. Я тщательно исследовал мнимые доказательства, которыми меня снабдили, но теперь вижу их бесспорную фальшь. Я лишь надеюсь, что общественность простит мне мою поспешность. Пережитое сделало меня мудрее и значительно печальнее".
      В ответ на просьбу прокомментировать случившееся сенатор Ли Кроуфорд, глава комитета Сената по надзору за деятельностью MRA, сказал: "Утрата госпожи Александер – огромное горе. Она стала для меня дочерью, и мое горе личное и слишком сильное, чтобы выносить его на публику. В отношении сенатора Лея я могу лишь порадоваться, что MRA смогла выполнить свою задачу: без своих метасенсорных способностей Деза не сумела бы выявить убийцу и помешать ему. Сенатор Лей – один из самых ярких молодых политиков в Сенате, и его сожаления искренни. Если он согласится, я бы предложил ему стать членом наблюдательного комитета – MRA нужны такие люди, как он.
      Должен признать, что те, кто убил Дезу, вызвали мой гнев, но я постараюсь взять его под контроль. Деза Александер попросила бы меня об этом. Свобода без страха и насилия, продуктивная и насыщенная жизнь, похожая на ее собственную, – вот что она хотела для своих друзей-телепатов.
      Искренне жаль видеть, с какой животной яростью люди сражаются против того, что является для них лучшим выходом. Они заслуживают жалости и сострадания".
      От яркого солнца Ли прикрыл глаза и вдохнул свежий аромат леса и воды. Наверное, дельта реки Кинабатанган была его самым любимым местом на земле, ее хрупкие деревушки на сваях, густые заросли мангровых деревьев, пробуждающие воспоминания о Миссисипи Марка Твена, которые уже не могла разбудить сама Праматерь вод. Он объездил полмира, чтобы вновь соединиться душой с прошлым своей родины. Как странно и непредсказуемо складывается жизнь людей.
      – Ты проделал хорошую работу, сынок, – сказал он Кевину. – Ты попал почти в десятку – достаточно близко, чтобы старина Блад сделала то, что нужно было. Я буду скучать по ее чертовым глазищам.
      – Спасибо, Ли. Как жаль, что я не догадался обо всем быстрее и не спас ее.
      Ли пожал плечами.
      – На самом деле так даже лучше. Драматичнее. И Блад – отработанный материал, она причинила бы еще много неприятностей. Да и проблема лишь затаилась, но не исчезла. Память у людей коротка – это я выучил как следует. Через несколько лет они предпримут следующую попытку, не беспокойся. Пока нам не удастся сделать Агентство глобальным и единым, у него всегда будут враги.
      – Возможно сейчас, когда Блад – героиня…
      – Нет. Она популярна, но люди все равно с подозрением относятся к MRA. Российский и Индонезийский Консорциумы не отдадут своих телепатов, пока их не заставят. Случившееся не изменит такого положения дел, и нам лучше отложить эти вопросы до времени.
      Он сделал паузу и выпил немного чая.
      – Я здорово напился той ночью. Наверное, наболтал кучу вздора.
      Кевин улыбнулся, но лишь слегка.
      – Честно говоря, вы были слишком пьяны, чтобы я разобрал хоть одно слово. Ваш южный акцент становится очень заметен, когда вы выпьете.
      Ли потер подбородок.
      – Да ну? Знаешь, нас использовали в Камчатской войне в качестве шифровщиков – как индейцев племени навахо во Второй мировой.
      – Не сомневаюсь.
      Ли кивнул, прикрыл глаза и вдруг прямо посмотрел на Кевина:
      – Как бы то ни было – спасибо.
      – Всегда готов.
      Следя взглядом за полетом редкой птицы – птицы-носорога, Ли ненадолго ощутил покой.

      Сегодня представитель IPX ("Межпланетные экспедиции") Эзинма Робертс сообщила об удачном завершении строительства восьмой экспериментальной станции на Марсе, рядом с Сирийским плато. База IPX была построена для исследования марсианской вечной мерзлоты и улучшения технологии создания пахотных земель. "Это еще один шаг на пути к долговременной колонизации Марса, – заявила Робертс, – но нам еще многое нужно сделать. Создание на другой планете дома для человечества потребует поддержки всего мира".
      – Что-то вроде… как это говорится… напыщенногое зануды, верно?
      Кевин Вацит искоса посмотрел на говорящую – молодую женщину лет двадцати пяти, сидевшую слева от него в кресле самолета. В подходящем умонастроении он бы искренне восхитился ее бронзовыми волосами, завораживающими нефритовыми глазами и щедрыми губами. Но сейчас вместо этого он ощутил легкое раздражение.
      – Агент… Давьон, верно?
      – Elle-meme. Абсолютно точно. Нинон Давьон, к вашим услугам.
      – Да. Итак, госпожа Нина Давьон…
      – Нинон. Произносите это в нос, понимаете? Нинон.
      Подавив вздох, он попробовал сменить линию поведение.
      – Я пытаюсь читать, госпожа Давьон.
      – А я вам мешаю?
      – Вы… отвлекаете меня.
      – А что вы читаете – это важно?
      – Занимательно.
      – А… А я не занимательна, полагаю. – Она приподняла уголок его книги и посмотрела на заголовок. – "Человек без лица". Да, звучит чрезвычайно занимательно. – Она пожала плечами, смотря в сторону. – Думаю, все верно. Мне сказали, что эта поездка будет невыносима скучна. Я сказала "нет", никто не может быть скучен абсолютно, но они…
      – Кто "они", госпожа Давьон?
      – А вы задаете мне вопрос? Но как столь незанимательный человек наподобие меня может дать любопытный ответ? Нет, нет, прошу вас. Возвращайтесь к своей книге. Я посижу здесь и помолчу.
      Он моргнул.
      – Благодарю вас.
      Он попытался прочесть еще несколько строк, а затем закрыл книгу.
      – Неужели про меня действительно рассказывают подобные вещи?
      Она выдержала секундную паузу.
      – Вы говорите со мной?
      – Госпожа Давьон, вы же знаете, что с вами.
      Она повернулась к нему.
      – Ну, говорят, что вы очень эффективны, серьезны, преданны работе…
      – И в этом что-то не так?
      – Нет, конечно же, нет. – Она закатила глаза. – Но послушайте, вы бывали в Сан-Диего раньше?
      – Нет, не могу сказать.
      – Я тоже. А что вы собираетесь там делать?
      – Я собираюсь решить проблему, которую нас с вами послали разрешить.
      – И?
      – И что?
      – Я слышала, что Сан-Диего – прелестное местечко. Кушания. Вино. Тихуана в нескольких минутах езды…
      – Я понял вас, госпожа Давьон, но мы ведь выполняем задание с участием службы безопасности Земного Содружества? Причем самого высокого уровня?
      – Боюсь, уровень настолько высок, что я не имею ни малейшего представления о том, почему мы туда летим, – ответила она. – Я искренне надеюсь, что вы имеете. Я просто – как вы сказали бы – "мускулы".
      – Для мускулов вы слишком много говорите.
      – Отлично! Я буду молчалива, пока вы…
      – Простите. Вы правы. Послушайте, я обещаю выслушать вас, когда мы доберемся до Сан-Диего.
      Она приложила свою руку к груди.
      – Сэр! Я приношу свои нижайшие извинения за свое мнение о вас. Право, вы крайне целеустремленны!
      Он ощутил, как его лицо теплеет, – он покраснел.
      Слегка нахмурившись, он вернулся к своей книге, молча проклиная Ли Кроуфорда, который осознанно устроил эту пытку.

* * *

      Филлип Стоддард, глава исследовательского центра IPX, перебирал пальцами свою рыжеватую бороду и разговаривал с ними с легкой иронией.
      – Не понимаю до конца, из-за чего весь этот ажиотаж, – сказал он. – Доложив об этом инциденте наверх, мы предположили, что проездом к нам заскочит офицер из Агентства. Но получить в гости личного помощника сенатора Кроуфорда – может, вы, ребята, знаете такое, чего я не знаю?
      Кевин на мгновение улыбнулся.
      – Полагаю, такое всегда возможно. Но MRA всегда очень серьезно относится к гибели своих сотрудников. Этот случай вкупе со взломом системы безопасности… – Он резко оборвал фразу. – Доктор, это помещение безопасно?
      – Хм… Да, конечно. Сбой в системе безопасности произошел в лаборатории 16, где хранятся артефакты. Но на самом деле ничего не случилось.
      Давьон прокашлялась, и, к огромному изумлению Кевина, заговорила очень жестко и профессионально:
      – Ничего? Однако сбой практически совпал с моментом гибели мистера Раскова.
      – Послушайте, я знаю, что вам платят за то, что вы подозреваете все и всех, но вы говорите не всерьез, верно?
      – В противном случае нас бы здесь не было, – сказала Давьон.
      – Ладно, послушайте. Вскрытие показало, что Расков умер от инсульта, а что касается сбоя, то это был какой-то "глюк".
      – Уверен, что так, – утешил его Кевин. – Но мы обязаны это проверить, понимаете? Приказ есть приказ. Все, связанное с артефактами…
      – Конечно. Вы хотите посмотреть на них?
      – Очень хотим, – ответил Кевин.

* * *

      Лаборатория 16 была просторной, чистой и белоснежной – наверное, она настолько близка к идеалу "лаборатории" в учении Платона, насколько вообще возможно. Пока они шли, Стоддард рассуждал о безопасности.
      – Проблемой является само проникновение в здание IPX без разрешения, – сообщил он им. – Добраться до 13-го этажа практически невозможно. Чтобы войти в эту лабораторию – и в это хранилище, – необходимо прямое вмешательство Господа всемогущего.
      Пока он говорил, дверь хранилища со вздохом открылась.
      Изнутри помещение смутно напомнило Кевину нору пресмыкающегося: мрачный ледяной коридор, в стенах которого были прорезаны окна, ярко освещенные изнутри.
      – Когда мы не изучаем артефакты, они хранятся в вакуумных отсеках, – сказал Стоддард, указывая рукой на конец коридора и ряд запечатанных блоков. – Но вы можете увидеть несколько образчиков на столах – мы над ними работаем.
      Кевин заглянул в ближайшее окно. На столе покоился предмет в форме неровного тора, усеянный выступами. В другом окне виднелся объект идеальной цилиндрической формы с небольшими шишковидными выпуклостями.
      – Их нашли на Марсе? – спросила Давьон.
      – Да, под Сирийским плато.
      – И что вы в них обнаружили?
      – Боюсь, ничего нового. Очевидно, что они искусственного происхождения, хотя способ изготовления пока неясен. Непохоже, чтобы их выплавили или соединили в одно целое при помощи сварки или заклепок. Они изготовлены из высокоорганичных сплавов, некоторые нам неизвестны. Некоторые фрагменты, несмотря на свой внешний вид, проницаемы для лучей видимого диапазона, в то время как остальные непрозрачны даже для нейтрино. – Он широко улыбнулся. – Другими словами, мы по-прежнему не знаем о них вообще ничего, кроме того, что их изготовили инопланетяне.
      Кевин кивнул, пристально вглядываясь в артефакты. Он был поражен странным и невозможным ощущением от чего-то знакомого.
      – А сбой…
      – Как я уже сказал, это был "глюк". Ни один из артефактов не пропал – служба безопасности Земного Содружества описала их независимо и до нас, так что это я могу доказать. Потревожены они тоже не были.
      – Однако система безопасности зафиксировала, что произошел взлом.
      – Должно быть, призрак. Камеры ничего не зафиксировали.
      – Да… – С растущим ощущением беспокойства Кевин просмотрел остальные артефакты на мониторе. – Я хотел бы осмотреть комнату мистера Раскова, и немедленно.

* * *

      Они сломали пломбу службы безопасности и вошли в комнату Раскова. Она представляла собой совершенный хаос – продукт беспорядочного образа мыслей.
      – Комната была опечатана с момента его смерти?
      – Да, за исключением времени, когда выносили тело.
      Кевин задумчиво ходил по комнате, пока Давьон проводила осмотр, рассматривая под разными углами фотографии, открывая ящики.
      – У вас есть представление, что вы ищите? – с сочувствием спросил Стоддард.
      – Доктор Стоддард, – ответила Давьон, – неужели у вас нет других более важных дел сегодня?
      Он слегка покраснел и выпрямился.
      – Да. Собственно говоря, есть. Свяжитесь со мной, если я понадоблюсь.
      Он вышел из комнаты.
      Когда они остались наедине, Давьон улыбнулась.
      – Знаете, а он что-то скрывает.
      – Вы его просканировали?
      – Глубинное сканирование – нет. Но его поверхностные мысли демонстрируют возбуждение и нервозность. В особенности, когда он говорит об артефактах. И сильнее всего – когда он сказал, что они не обнаружили ничего нового.
      – Это интересно.
      Он просмотрел бумаги на столе. Среди них был альбом для рисунков, и Кевин открыл его. На первых десяти листах были изображены пейзажи – в стиле импрессионистов, выполненные карандашами и пастелью. Но где-то посередине альбома тема и стиль резко менялись. Вначале шли многочисленные изображения насекомых – стрекоза, несколько различных жуков, другие существа, которых Кевин не узнал. На другой странице пастелью был нарисован жук – этого жука Кевин узнал, хотя и не знал его названия, – один из тех переливающихся, словно выкрашенных "металликом", зеленых жуков. Рисунок был раскрашен очень тщательно.
      Оставшаяся часть альбома была заполнена подобными рисунками. Перебирая разбросанные по столу бумаги, Кевин нашел еще несколько набросков. А потом и еще один блокнот с рисунками.
      – Мистер Расков был энтомологом – профессионалом или любителем? – спросил он.
      Давьон пожала плечами.
      – У меня нет таких подробностей, коль на то пошло. В данных, которые вы мне передали, ничто на это не указывает. – Она заглянула через его плечо, ее тело почти касалось его. – Похоже, интерес возник недавно. Видите? Он ставил даты на своих рисунках.
      Кевин пролистнул альбом назад. Если пейзажи были нарисованы более трех месяцев тому назад, то зарисовки насекомых появились за три дня – с 3-го по 5-ое мая.
      – Должно быть, он рисовал без остановки все три дня.
      – Сбой в лаборатории произошел 5-го мая. Расков умер 5-го мая.
      – Вы полагаете, что жуки настолько заполонили его разум, что его хватил удар? – спросила Давьон.
      – Не знаю. Инсульт легко сымитировать.
      – Вы думаете, что его убили из-за внезапной любви к жукам?
      Кевин провел пальцем по альбому.
      – Давайте закончим все здесь. Я хочу поговорить с начальником мистера Раскова.

* * *

      – Он был одним из наших самых квалифицированных коммерческих телепатов, – сказала Фреда Ной. Ее почти круглое лицо сморщилось в попытке изобразить горе. – Это так ужасно. Вы знали его?
      – Я нет, – ответил Кевин.
      – И я, – добавила Давьон. – Но вы можете рассказать нам, кто были его друзьями?
      – Бедняга, он мало с кем дружил. Он многое держал в себе. Сами знаете, телепат. – Ее оливковая кожа посерела. – О, боже, я не хотела… конечно же, вы знаете.
      – На самом деле, – сказала Давьон, – мистер Вацит, конечно, не телепат. Я – телепат, но я не обижаюсь. Многие, кто вынужден проникать в чужие разумы, становятся замкнутыми. Иногда приходит прилагать усилия, чтобы не узнать секреты других людей.
      Кевин ощутил признательность. Давьон очень хорошо играла свою роль "плохого следователя" – она виртуозно поддерживала допрашиваемых в подвешенном состоянии.
      Обычные люди опасаются тэпов, и, прояснив свою роль, она выводила Кевина вперед – теперь, на контрасте, нормал мог отождествить себя с ним и даже довериться ему.
      Если бы только он мог сыграть свою роль получше…
      – Госпожа Ной, – сказал он успокаивающе, – у меня есть список переговоров, за которыми наблюдал мистер Расков в начале мая, и я искренне благодарю вас за то, что вы передали его нам. Там есть кое-что, что мне не понятно – Kuchinsky-Behn?
      – А. Маленькая канадская компания, занимающаяся биотехнологиями.
      – Часть более крупного конгломерата Tangent?
      – Полагаю, что да.
      – Представители на встрече – Кухински от Kuchinsky-Behn и Роланд Хаммерштайн от вашей компании? Можно побеседовать с мистером Хаммерштайном?
      – М… Нет, мне очень жаль. Мистер Хаммерштайн был переведен в филиал в Сандакане.
      – Тогда, возможно, позднее. Но у вас есть стенограмма?
      – Да, конечно. Вы хотите получить копию?
      – Буду признателен.
      Повернувшись к компьютеру, она вызвала файл, распечатала его и передала бумаги Кевину.
      – Благодарю вас, госпожа Ной. Пока что это все. Вероятно, я еще захочу поговорить с вами.
      – Конечно, я буду рада помочь, чем смогу.
      – Не нужно нас провожать, спасибо.
      Когда они вернулись в холл, и рядом никого не было, Давьон вновь примерила свою улыбку.
      – Я решила, что вы угостите меня ужином, мистер Вацит, – проинформировала его она.
      – Госпожа Давьон, у нас много дел. Если вам нужно что-то перекусить, я уверен, здесь есть столовая, или вы можете заказать обед в номер…
      – Посмотрите на часы, мистер Вацит. Шесть часов. Рабочее время закончилось, и для допроса вы здесь больше никого не найдете. А вы ведь не хотите, чтобы я подтвердила слухи в отношении вас, верно? Я надеялась, что смогу рассмеяться им в лицо – и сказать всем, что требуется лишь подобрать нужный ключик, чтобы отпереть фонтан остроумия, бьющий внутри вас.
      – Госпожа Давьон, я работаю над делом, которое оказалось довольно сложным. Меня не обучали работе детектива, и, однако, меня попросили выполнить подобную работу. Я…
      – Вы расстроены. Вашему разуму – и вашей плоти – нанесен чувствительный удар, вы скованы. Расслабьте одно, и другое тоже придет в норму. Так говорил мой дед, очень мудрый андоррец. Я действительно вынуждена настаивать – ради пользы дела.
      Он кивнул, неожиданно осознав суть проблемы.
      – Ради пользы дела.

* * *

      Шагая по залитой солнцем улице, он посмотрел на нее.
      – Ладно. Что вы не хотели говорить в здании?
      – Иногда вы бываете просто непрошибаемым, мистер Вацит.
      – Возможно. Простите, что я не сразу догадался. Итак, в чем дело?
      – Я пока не в настроении для беседы. Насколько я помню, вы согласились угостить меня ужином.
      – По-моему, мы пришли к выводу, что это лишь повод покинуть здание.
      – О, нет, я подразумевала именно то, что сказала. Думаю, итальянская кухня подойдет.
      – Госпожа Давьон, у меня нет ни малейшего представления, почему вы столь сосредоточены на задаче "раззанудить" меня, но уверяю вас – это совершенно неуместно.

* * *

      Давьон продемонстрировала ямочки на щеках.
      – Неплохо для итальянского вина. В нем есть некая примитивная живость.
      – Мы могли бы найти французский ресторан, – ответил Кевин ровно.
      Она скорчила гримасу.
      – За границей я не употребляю французскую кухню. Слишком жестокое разочарование. В итальянском ресторане потенциальное разочарование значительно слабее.
      – А…
      – Вы не любите еду, верно?
      – Я ее ем. Она поддерживает меня.
      – Как я и сказала. Вы ее не любите.
      В ответ он положил в рот еще кусок каннеллони.
      – О, бог мой, – сказал он. – Восхитительно. Мне даже петь захотелось. – Он положил вилку на тарелку. – Ну а теперь, пожалуйста, расскажите мне, что вы там обнаружили?
      Она закатила глаза – опять – и поставила бокал на стол.
      – Вы так непоколебимы в своем желании не доставлять себе радость. Вот вы сидите в обществе очень красивой женщины…
      – Да, сижу.
      Она остановилась, искренне удивленная.
      – Вот как? Вы считаете меня красивой?
      – Конечно. Но вы работаете на меня, и…
      – А. И я похожа на еду, n'est-ce pas? Очень хорошо. Две вещи. Первое: не тратьте время, чтобы прочитать стенограмму переговоров, за которыми наблюдал Расков, – это фальшивка.
      – Вот как.
      – Вот так. Второе: этот как его там – Хаммерштайн – на самом деле не был переведен в филиал в Сандакане. Она не знает, что именно с ним произошло, и она более чем обеспокоена тем, что будет с ней.
      – С ее работой?
      – Похоже, с ее жизнью.
      Он подцепил вилкой кусочек, избегая вызывающего взгляда Давьон.
      – Итак, у нас есть тэп, наблюдающий за сделкой. Это тайные переговоры, скорее всего, нелегальные, и его убили.
      – Полагаю, что так. Но мы не можем ничего доказать. Скорее всего, мы не сумеем найти кого-то из тех представителей, чтобы вызвать их в суд, но даже если мы сделаем это, они просто повторят фразы из сфальсифицированной стенограммы. Даже легкое сканирование покажет, что они лгут, но, конечно же, такие доказательства суд не примет.
      – Видения в качестве улик, – пробормотал он.
      – Можно еще раз?
      – Не обращайте внимания. Но какое отношение все это имеет к сбою в системе безопасности в лаборатории 16?
      – Возможно, никакого. Простое совпадение.
      – Я не верю в совпадения.
      – Или во что-нибудь еще, – задумчиво сказала она. Ее зеленые глаза сверкали дьявольским огнем. – Кажется, после ужина мне захотелось бы прогуляться по берегу.
      – Отлично. Надеюсь, вы получите удовольствие. Я буду в своем номере, попробую поработать.

* * *

      – Снимите ботинки, – сказала Давьон. – Намочите ноги в прибое.
      Сама она сделала то же самое и начала играть в салки с волнами, – с туфлями в руках, юбкой, задравшейся до колен.
      – У меня аллергия на морскую воду.
      – Конечно, не сомневаюсь.
      Она подошла к нему и взяла его руку – он ощутил тревогу и дискомфорт.
      – У вас интересный разум, мистер Вацит. Вы знаете об этом?
      – Да, мне говорили.
      – Вот как? И как ее звали? Мне следует ревновать?
      Когда он не ответил, она сжала его руку.
      – А… Тайна. Еще одна тайна. Вы хранилище тайн. Вы просто сотканы из них, Кевин Вацит. Я боюсь, что даже телепат не сможет вытащить их из вас.
      – Вы пытались?
      Она засмеялась.
      – Конечно же, я прямо сейчас пытаюсь. Но я не сканировала вас. Я говорю буквально – не думаю, что у меня получится. Некоторые нормалы обладают подобием блока – ничего телепатического, просто нечто наподобие внутреннего порядка, самодисциплины. Ваш разум похож на часы, мистер Вацит. Я не осмелюсь вас просканировать из страха оказаться зажатой между шестеренками.
      – Помимо факта, что подобное сканирование противозаконно, – напомнил он ей.
      – Да. Я люблю свою работу и не стремлюсь потерять ее.
      – Любите свою работу? И вы неплохо справляетесь с ней. Я с трудом узнавал вас во время допросов.
      Она засмеялась и ударила ногой по волне.
      – Я принимаю это как комплимент. Два комплимента от мистера Кевина Вацита за один день. Знаете, это настоящее достижение. – Она отпустила его руку и побежала навстречу прибою. – Я люблю море. Оно такое живое. Я люблю ощущение от него. Все его тихие голоса.
      – Голоса?
      – Ну, не совсем голоса, просто нечто похожее. Думаю, только телепат может ощутить их. Здесь ничего нельзя разобрать, ничего рационального – хотя мне хотелось бы как-нибудь просканировать дельфина. Нет, это что-то вроде громкой тишины.
      – Но телепатически? Вы ощущаете отзвуки жизни животных?
      – Не думаю, что все это мое воображение. Мне кажется, что все живое должно обладать разумом – по-своему. Конечно же, я могу ощущать животных. Конечно, я не понимаю их – если только речь не идет о простых чувствах вроде голода или страха. Океан я и вовсе не понимаю, хотя я прикасаюсь к нему и напряженно вслушиваюсь. Однако там что-то есть. Оно существует. – Она задумчиво посмотрела на него. – Бедняги нормалы. Словно жить без обоняния.
      – Да, – рассеянно согласился Кевин. – Должно быть. Спасибо вам, госпожа Давьон.
      – За что?
      – За вечер. И, возможно, за разгадку нашей головоломки.

* * *

      – Я не понимаю, – заявил доктор Стоддард. – Вы уже их видели.
      – Видел. И хочу увидеть их снова. Вопрос о взломе системы безопасности.
      – Я уже объяснил это.
      – О да, я знаю. Тогда будьте любезны объяснить, почему были уничтожены записи того часа, когда произошел взлом.
      – Что? Они не были уничтожены.
      – Нет, были. Все сделано очень профессионально, но когда я заставил моих людей проверить все еще раз, более тщательно, мы нашли доказательства.
      – Но ничего не пропало. Никаких повреждений…
      – Нет. Думаю, это так. Скажите мне, доктор Стоддард, что нужно, чтобы проникнуть в хранилище?
      – Правильные коды. Нужное изображение сетчатки глаза.
      – Если то-то введет правильные коды – но без подтверждения биометрической системы – что произойдет?
      – Сигнал тревоги.
      – И все это будет зарегистрировано как попытка взлома.
      – Я… Да.
      Кевин рассеянно кивнул.
      – Позвольте мне рассказать вам, что произошло, доктор Стоддард. Первого мая или около того вы попросили мистера Раскова о любезности – сделать нечто, не входящее в его обязанности коммерческого телепата. У вас возникли подозрения в отношении артефактов с Сирийского плато, и почти шутки ради вы решили проверить свою гипотезу. Вы привели его туда, и он коснулся одного из артефактов.
      – С какой стати? Что за бред!
      Кевин проигнорировал его.
      – Двумя днями позднее мистера Раскова снова вызвали – на этот раз для наблюдения за деловыми переговорами. Он был выбран потому, что сделка касалась артефактов и того, что ему самому удалось о них узнать. Не стоит демонстрировать свое открытие другому телепату, и вы предпочли использовать уже посвященного. Эта встреча была конфиденциальной – возможно, чтобы продать технологии, может, чтобы представить новый товар, который может поступить в ближайшее время. Под словом "вы" я подразумеваю как вас, так и IPX, доктор Стоддард.
      Стоддарт бледнел на глазах. Подобные дела явно не были его стихией.
      – Это было непросто, но зная, что нужно искать, я сумел отследить денежные потоки, так что смогу доказать и эту часть истории.
      Когда мистер Расков выполнял свою задачу наблюдателя, видимо, кто-то встревожился. Может быть, он выглядел усталым и отрешенным, словно не спал несколько ночей. Может, он говорил странные вещи. Возможно, он даже потребовал разрешения еще раз прикоснуться к артефактам. Наши архивы говорят, что у него была склонность ко всему творческому – и к романтичному. Он получил коды доступа из вашей головы и попытался проникнуть в лабораторию ночью 5 мая. Конечно, он не добился своего, но этого было достаточно, чтобы кто-то здесь – возможно, вы, а может, ваш начальник, – подумал, что ему лучше тихо скончаться. Что он и сделал.
      Стоддард был по-прежнему бледен, но смог вымученно улыбнуться.
      – Не верю, что вы сможете доказать хоть что-нибудь.
      – Меня не волнует, смогу ли. Откройте дверь. Я хочу видеть один из этих артефактов.
      – У вас нет доступа…
      – Конечно же, есть. У меня есть разрешение президента. Я уже показывал его вам. Вы хотите снова его увидеть?
      – Нет.
      – Тогда откройте хранилище.
      С очевидным нежеланием он открыл и жестом предложил им войти.
      – Нет, после вас.
      Стоддард вошел, и они последовали за ним.
      По его кивку Давьон сняла свои перчатки. Она подошла к странному тору, поколебалась несколько мгновений и затем слегка прикоснулась к нему кончиками пальцев.
      Она отпрыгнула назад.
      – Бог мой, да!
      Ее зеленые глаза расшились до размера монетки. Она снова сделала шаг вперед и прикоснулась к тору. На ее лице сменились самые различные ощущения.
      – Есть – очень слабый, вы понимаете. Моя реакция – от своеобразия, а не от интенсивности. Но да. Эта штука – я могу чувствовать ее, словно она живая.
      Казалось, что Стоддард вот-вот заплачет.
      – Сюда идут люди, с оружием, – неожиданно сказала Давьон. – Он как-то переслал им сигнал тревоги через свой коммуникатор.
      – Они далеко?
      Она пристально смотрела на Стоддарда, пока на ее лице не выступили капли пота.
      – Несколько этажей.
      – Пять минут или около того? – Он пожал плечами. – Доктор Стоддард, к этому моменту наша группа возьмет под контроль все здание. Неужели вы думаете, что я стал бы выдвигать обвинения против вас без соответствующей подготовки? Вы разыгрываете карту насилия без каких бы то ни было веских причин.
      Теперь Стоддард действительно начал плакать. Слезы потекли по его лицу.
      – Тихо, тихо, – сказал Кевин без какой-либо симпатии в голосе. – Все не так плохо, как вы думаете. Скажите своим людям разойтись, чтобы мы смогли избежать неприятных стычек, и я объясню вам, как вы не только избежите преследования, но и сможете сохранить свою должность. Вы поняли? До вас дошли мои слова? Единственное различие будет заключаться в том, что вы больше не станете сотрудничать с Kuchinsky-Behn или кем-то вне IPX. С кем-либо, кроме нас.
      Глаза Стоддарда начали светлеть.
      – Но Расков…
      – Умер от естественных причин. Хотя я буду настаивать на том, чтобы Агентство получило очень хорошую компенсацию за этот несчастный случай, по всей очевидности связанный с работой. Я ясно выразился?
      – Да.
      – Остановите их.
      Стоддард подошел к телефону, висящему на стене, набрал номер.
      – Код 4. Отбой.
      – Итак, – сказал Кевин. – Вы видите, что происходит, когда вы делаете поспешные выводы? – Он снова посмотрел на артефакт. – Органическая технология. Веками пытались склепать что-то подобное, и безрезультатно. Вы действительно считаете, что можете воссоздать это?
      – Я… если честно, то не знаю.
      – Но она стоит риска.
      – Да.
      – В следующий раз – когда вы захотите рискнуть – приходите к нам. Думаю, вы обнаружите, что этот путь намного менее опасен – и значительно более выгоден, нежели любой другой. Вы все поняли?
      – Да, мистер Вацит.
      – Госпожа Давьон, вы проводите доктора Стоддарда из хранилища?
      – С удовольствием, мистер Вацит.
      Когда они ушли, Вацит долго смотрел на артефакт.
      – Кто сотворил тебя? – пробормотал он. Он протянул руку и кончиками пальцев дотронулся до поверхности артефакта. На мгновение он испытал величайшее удивление из всего, что ему пришлось пережить, всплеск, сопровождаемый ноющим ощущением чего-то знакомого и близкого. И насекомые, прекрасные творения сияния звезд и тумана, стрелой промчались перед его глазами.
      Он отдернул руку и последовал за остальными.

* * *

      Только он снял ботинки, как раздался стук в дверь. Конечно же, это была Давьон.
      – Госпожа Давьон…
      – Тихо, тихо, мистер Вацит. Я пришла поздравить вас.
      – Нет необходимости. Именно вы подарили мне разгадку.
      – А, oui, но вы очень красиво сложили все вместе. Компанию с биотехнологиями. Рисунки. Чудесно сделано – а я уже начинала думать, что вы совершенно лишены воображения. А ваш блеф – о наших отрядах, уже захвативших здание, – просто великолепен.
      Говоря все это, она каким-то образом проскользнула в дверь и стояла очень близко к нему. Он мог ощутить ее дыхание на своем лице.
      – Госпожа Давьон, – сказал он мягко, – я действительно…
      Но она встала на цыпочки и поцеловала его, очень легко, но от этого поцелуя на них словно обрушилась молния.
      – Что действительно?
      – Я действительно не думаю, что вы знаете, во что вы ввязываетесь – из-за меня.
      Ее улыбка погасла, и ее взгляд застыл на его лице.
      – Я очень люблю тайны, мистер Вацит, – прошептала она. – Очень-очень люблю тайны.
      – Тем лучше, – пробормотал он, привлекая ее к себе и легким толчком закрывая дверь.

      Над застывшими в напряжении дубами ослепительная бело-голубая трещина рассекла бледно-желтое небо. Она зарубцевалась быстрее, чем смог моргнуть глаз. За стеной ливня, разбрызгивающего огромные дождевые капли, раздались прерывистые раскаты грома.
      Ли Кроуфорд глубоко вдохнул запах надвигающейся грозы, наблюдая за пологом облаков, подобному гигантскому храму, возведенному из сотен кусочков мрамора, серых, черных, молочных, темно-зеленых, не застывших, а непрестанно перемещающихся и со скрежетом и грохотом наползающих друг на друга.
      – Нет ничего подобного грозе, – пробормотал он. Ветер захлестнул водяную пыль под навес, и у Кроуфорда перехватило дыхание, когда капли брызнули ему в лицо. Земля задрожала, когда небеса громыхнули где-то неподалеку.
      Когда ливень добрался и до него, стало не так интересно – просто несмолкаемый гул, ни небо, ни земля неразличимы, – поэтому он ушел в дом. Этим этапом грозы приятнее всего наслаждаться внутри, слушая стук капель по крыше.
      Он налил бокал бурбона, посмаковал его острый опьяняющий аромат. Зашел в гостиную. Ощущение были такие, словно в его колени и позвоночник воткнули иглы. Его тело постоянно испытывало боль – не острую, но и не проходящую.
      Кевин был там, погрузившись в работу, – он разрывался между грудой книг и двумя мониторами.
      – Ну и как оно?
      – Было лучше, Ли. – Волосы Кевина были черными как смоль с прожилками ржавчины, но на мгновение Ли показалось, что он выглядел точно также мальчишески серьезно, как и при их первом знакомстве.
      – Ладно. Мы уже видели подобные штуки, верно?
      – Да. Но на этот раз слушания не прекратятся. И на этот раз, боюсь, у них что-то есть. Чайпасский инцидент вызвал слишком большой всплеск. Япония, Индонезийский Консорциум, Амазонии и Новая Зеландия угрожают выходом из ЗС, если президент Робинсон станет и дальше продвигать идею единого MRA.
      – Это лишь повод, – пробормотал Ли. – ЗС держится на ниточке. Тэпы – просто одна из проблем.
      – Это верно, но вспомните о гражданской войне в Америке.
      Ли закатил глаза и замахал руками, показывая на интерьер своего дома в стиле середины XXI века, воссоздающем довоенную обстановку.
      – О чем ты? – саркастично бросил он.
      Кевин усмехнулся.
      – Я забыл, где нахожусь. Тогда вы помните, что война была вызвана целым комплексом экономических и социальных вопросов – но в фокусе оказалась нравственная проблема рабства. То же самое и здесь – дать людям нечто, за что они могут зацепиться. Вы правы – Земное Содружество пытается развалиться из-за тысячи причин, но Чайпасский инцидент дарит этому процессу общеизвестный повод. Вы должны признать, что когда сотня беглых телепатов умирает в церкви с пением псалмов, а наши офицеры стоят снаружи…
      – Вряд ли мы устроили этот чертов пожар, – вздохнул Ли. – Чертовы мученики-психопаты.
      – Но восприятие таково: они скорее умрут, чем подчинятся Агентству, и в этом суть. Людям обычно нравятся мученики.
      – Пусть разонравятся, – заявил Ли, делая еще один глоток. – Даже если из-за этого весь мир покатится ко всем чертям.
      Вдалеке зарокотал гром – самый сильный ливень уже прошел. Вечер должен быть приятным – сырость, козодои. Он мог бы поспать на веранде, отдохнуть…
      Он вздохнул и встал.
      – Отпуск закончен, Кевин. Вызови местный аэродром и скажи, что в течение часа мы улетим.
      Кевин кивнул.
      – Уже позвонил, – сказал он. – А Шелл ждет наверху, чтобы помочь вам собрать вещи.
      – Хорошо, – он сделал паузу. – Кевин?
      – Да, Ли?
      – Почему ты все еще со мной?
      Кевин нахмурился.
      – Странный вопрос.
      – Вполне разумный. Все остальные ушли. Элис. Том. Те, кто не покинули меня, мертвы. Ты мог бы – черт, после той штуки в 43-м ты мог бы сам возглавить Агентство… Но через тринадцать лет ты по-прежнему работаешь на меня.
      – А вы могли бы десять раз баллотироваться в президенты и победить. Почему вы этого не сделали?
      Ли улыбнулся.
      – И понизить себя в должности?
      Кевин ответил улыбкой.
      – Вот вам и мой ответ. – Он посмотрел на стол, а потом снова на Ли. – Кроме того, я горжусь тем, что работаю с вами, Ли.
      Кроуфорд почувствовал, что его глаза увлажнились. Дьявол, оказывается, он старый сентиментальный идиот. Было ли это первыми признаками надвигающейся дряхлости?
      – А я горд тем, что ты со мной, сынок. Я даже не могу выразить, как я горд.

* * *

      Шелл Александер сверкнула улыбкой, когда он вошел в комнату. Она укладывала его костюмы в большой чемодан. Как и в случае с Кевином, он был поражен ощущением deja vu. Словно там стояла сама Блад.
      Но Шелл – не Блад, и при втором взгляде она даже не казалась похожей на нее. Ее толстые косы были скорее коричневыми, нежели черными, кожа бледной. В бровях проскальзывали красноватые прожилки, а подбородок был длиннее и более узким к концу, чем у бабушки. Нет, Шелл напоминала Блад чем-то совершенно неуловимым. Осанкой, блеском глаз, жестами. Как и многие в "родне" Агентства, она носила фамилию бабушки. Это называли "митохондриальным происхождением".
      – Привет, дядюшка Ли.
      – Добрый день, Шелл. Извини, что приходится испортить тебе такой день. Я знаю, что тебе будет неприятно снова увидеть в Женеве твоего жениха.
      Она пожала плечами.
      – Он в порядке. Очевидно, что мне могли подобрать для брака и кандидата похуже.
      – Мне казалось, что он тебе нравится. Мишель, просто скажи слово, и я…
      – Стоп, дядюшка Ли. Нет. Я не хочу, чтобы со мной обращались по-особому. Моя бабушка не хотела бы этого, как и моя мама. Я ее дочь, и я покажу хороший пример.
      Ли похлопал ее по плечу.
      – Ты замечательная женщина, Шелл. Твои бабушка и мама гордились бы тобой. Ты можешь гордиться тем, что носишь их фамилию.
      – Я горжусь, – ответила Шелл. – Итак. Вы хотите забрать все эти костюмы, или…
      Ее прервал нечленораздельный вопль внизу. На миг кровь застыла в жилах Ли. Многие годы не было попыток убить его, он…
      – Нет, все в порядке, – сказала Шелл. – Это Кевин. Он в восторге от чего-то. Я не могу…
      Она умолкла, потому что в комнату ворвался Кевин. Он улыбался до ушей, словно кот, – а вел он себя так очень редко.
      – Сенатор, вам лучше спуститься вниз. Вы не поверите. Вы на самом деле не поверите.

* * *

      Он в десятый раз запустил запись.
      – Я знал, что они там, – прошептал Ли. – Бог мой, я знал, что они есть.
      – Корабль длиной около километра. По меньшей мере.
      – Откуда они?
      – Мы не знаем. Одна из популярных версий – Проксима Центавра.
      Ли кивнул. Его глаза увлажнились.
      – Будь я проклят, если бы не справился. Я жил для того, чтобы увидеть это. Самый важный день за всю историю человечества. – Он оглядел Кевина, Шелл и остальных сотрудников. – Запомните этот миг. Расскажите о нем вашим детям. Теперь ничто не останется прежним.

* * *

      Маттиасон, Дж. "Инопланетянин внутри, инопланетянин извне: пересматривая MRA".
      Опубликовано в сборнике "Всеобщая новая история" под редакцией Теллера, Брейха и Асанжи. Отпечатано в Чикаго, издательство Чикагского университета, 2210 год.
      Широко распространено мнение, что появление центавриан спасло Земное Содружество от коллапса, поскольку 6 апреля 2156 года различия между ключевыми государствами-штатами казались непримиримыми. Но вечером 7 апреля человечество начало процесс объединения, невиданный за всю его историю. Различия между арабами и евреями, малайцами и китайцами, японцами и гайдзинами неожиданно стали восприниматься как мнимые и ничтожные перед лицом истинно неведомого – центавриан. Кто-то может назвать это утверждение преувеличением: в конце концов, на Земле до сих пор существуют социальные, религиозные и правовые конфликты, которые иногда заканчиваются насилием. Но истинный знаток истории сможет увидеть различие. В 2156 году была проведена черта, которую с тех пор никто не пересекал, – с единственным ярким исключением.
      Из всего человечества неожиданно выделилась одна группа, гонения на которую приобрели новую интенсивность. Когда было обнаружено, что центавриане – и другие инопланетные расы, о которых они рассказали, – также обладают телепатами, многие на Земле стали подозревать, что земные телепаты – часть какого-то инопланетного заговора, а возможно, и сами являются инопланетянами.
      Подозреваемые в шпионаже, саботаже и разрушении культуры, телепаты стали объектом насилия, невиданного с кошмарного 2115 года. Но затем возобладали разумные доводы – если у инопланетян есть телепаты, то очевидно, что они нужны и Земле. В итоге логика одержала победу, но лишь ценой значительных утрат.

* * *

      Президент Элизабет Робинсон не обладала внушительной внешностью, но взгляд ее серо-стальных глаз буквально подавлял. Ее почти квадратное, черное, как смоль, лицо ярко демонстрировало сильный характер – значительно сильнее вживую, нежели на фотографиях и портретах.
      – Сенатор Кроуфорд, очень рада видеть вас вновь.
      – Госпожа президент, я безмерно рад этой встрече, – сказал Ли.
      – Садитесь, прошу вас. Кофе?
      – С удовольствием.
      Она сделала знак, и каждому из них принесли чашку кофе.
      – Ну что ж, вначале давайте поздравим друг друга, верно? Я знаю, что еще когда я родилась, вы трудились над созданием объединенного и независимого MRA. Сегодня вы получили то, что хотели.
      – Я не смог бы добиться этого без вашей помощи.
      Она пожала плечами.
      – Благодарите Вильяма Каргеса за спасение моей жизни. Центавриан – за их появление. И судьбу. А потом уж и я приму вашу благодарность. – Она сделала глоток кофе и поставила чашку на стол. Откинувшись в кресле, она посмотрела на него поверх сведенных пальцев. – Однако, в отличие тех остальных, кому вы благодарны, я хочу попросить вас об одолжении.
      – Я предрасположен к одолжениям для вас, госпожа президент. Что вам угодно?
      – Я хочу, чтобы вы ушли в отставку с поста сенатора.
      Он моргнул, но не сумел сразу найти ответ. Он все еще искал подходящий, когда она продолжила.
      – Хартия Пси-Корпуса гласит, что его руководитель должен назначаться президентом – пожизненно. Мне нужно, чтобы вы были там. Вы обладаете знанием специфики, персоналом – вы были в MRA с самого начала.
      Он усмехнулся.
      – Ваша популярность среди сенаторов вряд ли возрастет после такого.
      – Это мое последнее условие. К черту сенаторов. Вы созданы для этой работы.
      Ли сделал вид, что раздумывает.
      – Я все равно не собирался переизбираться еще раз. Госпожа президент, если я вам нужен, то вот он я.
      – Идеально.
      – Госпожа президент, мне интересно…
      – Сенатор?
      – Я осознаю, что доступ к центаврианам по-прежнему крайне ограничен. Даже Сенату пока не позволили встретиться с одним из них. Но… я уже старик. Я ждал всю свою жизнь, чтобы встретиться с реальным, живым инопланетянином. Мне интересно, можно ли удовлетворить мое желание.
      Она снова выпила немного кофе.
      – Думаю, встреча главы Пси-Корпуса ЗС с послом центавриан для обсуждения проблемы телепатов у наших рас – вопрос чрезвычайной важности для нашей безопасности. В конце концов, наши гости заявили, что Земля – их давно позабытая колония, ведь верно?
      – Вы настроены скептически.
      – Мы урегулируем это без шума. Но – первый постоянный посол прибудет сюда через месяц. Думаю, я смогу организовать вашу встречу с ним в первую неделю.
      – Госпожа президент, моя признательность будет вечной.

* * *

      – Мне жаль, что ты не можешь пойти, Кевин.
      Кевин пожал плечами.
      – Все нормально. Я беспокоюсь лишь о безопасности.
      – Как и они, по-видимому. Твоя машина может последовать за мной до их резиденции. Сомневаюсь, что я долго пробуду внутри.
      – Я буду ждать вас снаружи. Вы сможете рассказать мне обо всем за бокалом вина.
      – Можно подумать, ты будешь пить, – Ли уже собрался сесть в машину, но обернулся к своему помощнику. – Мне было ужасно жаль услышать о Нинон Давьон, Кевин. Я знаю, что вы были друзьями.
      Кевин кивнул, почти незаметно.
      – Она погибла, выполняя свой долг. Она бы так хотела.
      – Мне очень жаль девочку.
      Кевин прочистил горло.
      – Вам лучше идти, сенатор.
      – Верно. Скоро увидимся.
      Он нырнул в машину. В следующее мгновение она тронулась.
      Он смотрел на улицы Женевы, по которым они проезжали. Здания, которым больше тысяч лет, впритык с современными офисами, которые, как казалось, были построены вчера. Он подумал о книгах, которые он читал в детстве, – классические романы XX и XXI веков. Сколько раз там описывался Первый Контакт? Сколько раз изобреталось будущее?
      Иногда вы осознаете, что живете в будущем, а иногда – нет. Мальчишкой он стоял под звездами с фонариком и светил им азбукой Морзе, надеясь, что его увидят. Он странствовал во времени – через все 80 сложных лет – чтобы в итоге увидеть то, о чем мечтал мальчишка.
      В итоге путешествия во времени причиняют больше боли, чем он мог вообразить, но они стоят того. Стоят ноющих костей, отдышки. Стоят, потому что он продолжал стремиться к своему призу. Потому что, черт побери, его путешествие запомнится остальным.
      Машина сделала нечто странное, раздалось шипение, потом еще одно. Он с непониманием смотрел, как стекло, через которое он наблюдал за улицами, покрылось узором из снежинок, – все это сопровождалось вибрацией, но полным отсутствием звука.
      Затем неожиданно возникло сияние, ослепительное ужасное сияние, и звук, который длился лишь мгновение – до того, как лопнули его барабанные перепонки. А затем наступила темнота.

* * *

      Вероятно, он пришел в себя парой секунд спустя, чтобы ощутить боль, подобной которой он никогда не чувствовал. Видимо, один его глаз перестал видеть, но другой завороженно смотрел на острый конец кости, торчащий из его бедра.
      Что-то в его груди булькало при дыхании – словно все внутри заливалось густым сиропом.
      – Стерва, – подумал он. – Вот стерва.
      Как и всегда, он имел в виду вселенную.
      Он лежал, и его дыхание становилось все чаще и чаще. Неужели они не могли подождать другого часа? Просто через час?
      Он подумал, где все остальные. Кендра, Элис, Том, Блад, Шелл… Кевин. Ему хотелось бы снова увидеть Кевина.
      Он хотел бы увидеть центаврианина, черт побери.
      И потом Кевин оказался рядом, наклоняясь над ним. Он попытался дотянуться до лица паренька, смахнуть слезу с его щеки, но его…
      Он моргнул, и увидел центаврианина. Должно быть, он услышал звук взрыва и вышел из здания, чтобы узнать, что произошло. Он выглядел в точности так же, как и на экране – волосы, зачесанные назад, лицо землянина – и одновременно нет. Острые зубы.
      – Назло тебе, стерва, – сказал он вселенной.
      И умер.

* * *

      "Чертовски мило для тебя, Кевин".
      Голос пришел из темноты, Кевин вряд ли смог бы определить, где он. Сконцентрировавшись, он, возможно, сумел бы, но оно того не стоило. Он протер глаза.
      "Он заслужил это", откликнулся он. "Несмотря ни на что, он заслужил, как минимум, право увидеть центаврианина".
      "Кажется, я не видел, чтобы ты плакал, Кевин".
      "Я и не плакал – не плакал с тех пор, как моя мама умерла, обнимая меня".
      "А теперь ты переживаешь из-за какого-то нормала – и не простого, а нормала, виновного в существовании Пси-Корпуса".
      "Манки, ты не о чем не переживаешь, пока можешь все взорвать".
      "Я не вижу твоих возражений. Ты мог в любой момент остановить меня. Я силен, но подобного тебе, Малыш, еще не было. Даже Блад так и не узнала тебя. Я – единственный, кто знает, да и то лишь потому, что вырастил тебя".
      "Нет, был еще один", послал Кевин. "Что напоминает мне…"
      (легкое смирение) "Ты хочешь сделать меня, Малыш? Вероятно, ты можешь, но мне бы не хотелось".
      "Нет. Все сработало отлично. У тебя подполье, а у меня теперь – Пси-Корпус. Нет, мне нужна услуга".
      Он послал Манки образы – женщина, ребенок.
      "Дьявол! Как у тебя хватило времени сделать кому-то ребенка?"
      Кевин улыбнулся при горестно-сладостных воспоминаниях о драгоценных часах и днях, украденных в течение десяти лет то здесь, то там. Нинон заставили выйти замуж за телепата, и Кевин не мог объявить о своих способностях никому, кроме нее. Он слишком долго и старательно трудился, чтобы скрыть их.
      Она поняла. Нинон была величайшим риском в его жизни, но она того стоила. И чудо заключалось в том, что она родила его ребенка совсем незадолго до того, как он потерял ее…
      "Время нашлось", – это все, что получил от него Манки.
      "Ты не хочешь, чтобы твой ребенок был в Пси-Корпусе".
      "Нет. В ближайшие годы в Корпусе произойдут неприятные вещи, и я не смогу защитить ее, если она будет там. Но ты сможешь".
      "Я изрядно постарел, Малыш".
      "Не слишком. Ее зовут Фиона. Ей два месяца. Позаботься о ней как следует".
      "Я буду сражаться с Пси-Корпусом, Малыш".
      (пожатие плечами) "Мне все равно. Просто не допусти, чтобы мою дочь убили".
      "Какую игру ты ведешь? Я совершенно этого не понимаю".
      "Не беспокойся. Просто делай то, что делаешь. Помогай всем беглым, как пожелаешь. Может, я даже смогу содействовать тебе время от времени. Но если тебя поймают – если тебя поймают, я не сумею тебе помочь".
      "Ты всегда был странным, Малыш. Удачи тебе".
      "Удачи и тебе, Манки. Манки?"
      "Ну?"
      "Не рассказывай ей обо мне. Ей нельзя знать".
      И Манки исчез. Кевин оставался с Ли до прибытия полиции и скорой, и потом. Он прикоснулся к слезинке на своем лице и с удивлением посмотрел на них.
      – Прощай, Ли, – прошептал он. – Ты показал ей. Ты показал стерве.
      А потом он встал, выпрямился и пошел работать.

      Вопль служил ей компасом. Фиона удерживала его в разуме, как ее научили, и поворачивалась вокруг, чтобы понять, в каком направлении он звучит наиболее отчетливо. Но в результате все равно пришлось выбирать из двух коридоров, и она предпочла левый.
      Школа была старой – пол, стены и потолок выложены омерзительным, но практически неуничтожимым вибралитом – дедушка Манки называл эту манеру архитектурой "техно-нуворишей". Такова была логика целой эпохи – вы приходите с новым замечательным синтетическим материалом и строите из него все подряд, неважно, какой мощный удар это наносит чувствам человека.
      Половина зданий в Малайзии построена из вибралита. Архитектура могла бы быть более эстетичной, но малазийцы прагматичны – если здание все еще в хорошем состоянии, используйте его. Эту установку можно было бы превратить в девиз нации. Вибралит будет в хорошей форме даже тогда, когда солнце станет сверхновой.
      Самое лучшее в этом материале – для пси-способностей он словно бумага. Она быстро проскочила заполненные нормалами помещения и подавила их неконтролируемую болтовню как фоновый шум – вопль был по-прежнему отчетлив, в нем чувствовались боль, смятение. Ей нужно спешить.
      Если бы она знала больше о школах, она нашла бы его быстрее, но она никогда не была в школе: ее обучение всегда определялось необходимостью переездов – сеть, учебники, учителя-надомники.
      Но наконец-то, следуя за ментальным криком, она отыскала кабинет школьной медсестры – или так было написано на табличке. Возбужденный мужчина в форме охранника и нахмурившаяся женщина в пестром мусульманском головном платкем повернулись, чтобы тщательно рассмотреть пришедшую.
      – Он здесь? – спросила она. – Мой брат здесь? Пожалуйста, я должна его видеть.
      Взгляд, которым ее одарили, был довольно своеобразным, и поверхностный взгляд на их мысли объяснил ей, в чем дело: плачущий мальчик, находившийся внутри, имел черты дравида – этнического индийца. Ее же кожа была светлой, а волосы – золотисто-каштановыми.
      – Приемный ребенок! – закричала она в отчаянии. – Что с ним?
      – Мы вызвали доктора, юная леди, – сказала женщина. – Я действительно полагаю, что вам лучше подождать, пока он не приедет.
      Но Фиона даже без поверхностного сканирования знала, что это ложь. Прослушка дедушки Манки перехватила их звонок в Пси-Корпус. И именно поэтому она была здесь.
      – Вы должны пропустить меня к нему, – повторила она.
      – Юная леди, покажите ваши документы, – многозначительно попросил охранник.
      – С собой их у меня нет.
      Женщина-администратор нахмурилась.
      – Оставайтесь здесь с мистером Бао Bao, – сказала она. – Я сразу вернусь.
      (подозрение)
      "Верно", подумала Фиона. "Ты вызовешь побольше мускульной силы. Ты знаешь, что у мальчика нет сестры".
      Значит, у нее только несколько секунд, поэтому она сделала то, что на самом деле не хотела делать. Она подошла к двери, словно в волнении расхаживая по комнате, а затем притворилась, что споткнулась. Охранник вытянулся, чтобы подхватить ее – и она "отключила" его. Его глаза широко раскрылись и опустели, когда неожиданно последняя мысль стала повторяться раз за разом, остановив его разум. Эффект не мог продолжаться долго. В результате ее разум оказался измучен, блок улетучился, так что, открыв дверь, она едва смогла вынести ментальный вопль мальчика.
      Он был там, свернувшись на полу, – наверное, ему было лет двенадцать, он выглядел очень похожим на образ, который она добыла из головы охранника.
      – Заставьте их прекратить! – истерически вопил он. – Пусть все они прекратят! Меня режет!
      "Я заставлю их прекратить, но вначале тебе нужно подойти ко мне".
      – Пожалуйста…
      "Подойди!"
      Он ответил на приказ, с трудом и неуверенно поднимаясь на ноги. Она схватила его за руку и практически потащила его к двери.
      К моменту, когда охранник начал кричать, мальчик наконец-то уловил основную идею. Она вложила ему в разум мысль, что бегство избавит его от голосов, и как только мальчик это понял, ей пришлось приложить усилия, чтобы поспевать за ним.
      Когда они добрались до входной двери в школу, автоматические замки уже сработали – но она предусмотрительно открыла одну створку, поэтому выдвинувшийся в пустоту запор оказался бесполезен.
      Следующие пятьдесят шагов привели их к мотороллеру, она усадила в него мальчика, и они устремились прочь от школы. Погони не было.
      Мальчик начал успокаиваться. Он был силен, но не настолько, чтобы голоса других детей могли преследовать его далеко от школы. Они добрались до холмов и летели над плантациями, где блуждающих мыслей было очень мало.
      Но она должна подготовить его, потому что вскоре они окажутся среди расползающихся фабрик и новых жилых районов Куантана, где его только что открывшийся и неподготовленный разум вновь подвергнется нападению.
      "Послушай", послала она ему. "Ты в порядке. С тобой ничего не случилось. Ты просто особенный, и все".
      "Я демон. Тетушка По сказала…"
      "Ты не демон. Ты просто похож на меня – телепат. Я позабочусь о тебе. А теперь – самое первое. У тебя был конструктор из кубиков?"
      "Это для малышни".
      "Но у тебя был такой?"
      "Ага".
      "Хорошо. Представь себе, что у тебя целая куча кубиков. Представь, что ты строишь стену вокруг себя – по одному кубику. Видишь? Послушай, я могу помочь тебе…"
      К тому времени как они добрались до Куантана, он выставил тонкий, но вполне приемлемый блок.
      Ликуя в душе, она нырнула во владение 66. Ресторан был пуст – они предлагали только вечерние ужины, что давало им возможность посвятить дневное время настоящему бизнесу. Поблизости Южно-Китайское море катило свои озаренные солнцем гребни навстречу берегу. Ароматы чили, имбиря, лимонного сорго смешивались соленым ветром. Дедушка Манки стоял в кухне, растирая специи в каменной ступке.
      "Что ты натворила, дьявол тебя разрази?" Он был таким раздраженным, как она и представляла. Яблоко, сморщившееся в гримасу вселенского недовольства – вот на что походило лицо старика.
      "Тебя не было здесь. Мы получили звонок. Если бы я ждала тебя, Пси-Корпус мог захватить его. (открытый вызов) Кроме того, я уже большая девочка. Черт, мне девятнадцать! Сколько еще ты собираешься держать меня в стороне от дел?"
      "Ты не в стороне, оставь эти штучки при себе, и не спорь со мной. Из всех идиотских…"
      "А, да, я предназначена для тактических задач. Делать бомбы, но никогда не взрывать их. Смотреть на карты, но не похищать ничего. Ты обучил меня и подготовил ко всему, но я должна лишь сидеть у терминала".
      "Обучение предназначено для экстренных ситуаций, а не для того, чтобы ты сбежала и позволила себя убить – или, что еще хуже, поймать".
      – Ага, – сказала она вслух, – меня не поймали, верно? Я не идиотка. Я знаю, что ближайший пост Пси-Корпуса в Куала-Лумпуре! Полчаса даже для…
      Но она резко остановилась, они оба повернулись и уставились на мальчика. Ее слова вызвали в его разуме вспышку воспоминаний. Их глаза округлились, когда увидели этот образ: склонившегося над мальчиком мужчину в черной форме со значком из бронзы и меди.
      – Черт, – сказал Манки. – Пси-Корпус уже видел его. Это означает… – Он замер, вглядываясь вверх. – Вертушки! Уходи, Фиона. Забирай мальчика и уходи. Идите в древний храм. "Твой отец собирается…"
      Тут мысль резко оборвалась, как бывало всегда, когда он вспоминал ее отца.
      – Бог мой, – сказала она. – Я привела их прямо сюда. Я привела…
      Он крепко прижал ее к себе.
      – Уходи. Немедленно. Может, тебе удастся. Я должен уничтожить систему, понимаешь? Уходи!
      И он вытолкнул ее за дверь к припаркованному мотороллеру.
      "Я не могу бросить тебя!"
      "Можешь, черт побери. Чему я тебя учил? Дьявол, Фи, мне больше девяноста! Сколько я еще протянул бы, по-твоему? Я больше не могу бежать и не могу сражаться. Но ты – можешь. Ты была рядом, никто не знает столько, сколько ты. Так что они смогут получить тебя. Слишком много людей рассчитывает на тебя. Уходи!"
      "Но ты…"
      "Не беспокойся. Я люблю тебя, Малышка. А теперь убирайся отсюда".
      Она побежала к мотороллеру, почти унесенная его напором. Она оседлала скутер, посадила мальчика позади, включила двигатель и унеслась прочь.

* * *

      Манки вздохнул и оглядел ресторан. Очень старый, некогда он работал под открытым небом, но сильное загрязнение воздуха и пожары в начале XXI века вынудили его владельцев перенести ресторан под крышу. Манки налил бокал шаосиньского, бросил в него сушеную креветку, которыми обычно закусывали, и поднял бокал.
      – За тебя, Блад, в каком жутком месте ада ты не была. Тил, Смоук, Мерси… – Он остановился и пожал плечами. – Малыш.
      Он выпил вино и прислушался.
      Долго ждать ему не пришлось. Двери распахнулись, и внутрь вошли четверо мужчин в черной форме и бронежилетах, их глаза сверкали торжеством. Ищейки Пси-Корпуса, выбранные не за свои хорошие манеры. Следом появились два пси-копа, дула были направлены ему в сердце.
      – Привет, ребята, – сказал он, поднимая бокал. – Что старик может сделать для вас?
      Ищейки рванулись вперед, но главный коп – женщина крепкого телосложения – остановила их.
      – Джек О'Хэннлон. У меня много ордеров на ваш арест. И на конфискацию вашей собственности.
      Манки расхохотался.
      – Джек О'Хэннлон. Давненько я не слыхал этого имени, очень-очень давно. Как-то оно меня не трогает.
      – Прошу вас подняться. Медленно.
      – Конечно, лапочка. Но чтобы быть справедливым, я вынужден предупредить – здесь вы получили стандартную ситуацию в стиле "бип-бип-зип-бах".
      Пси-коп кивнула своим людям, которые осторожно пошли вперед.
      – Я не понимаю вас.
      – Не поклонник видео XXI века?
      – Вряд ли.
      – Ладно, я объясню. Бип-бип – это звук одной нелетающей птички. Зип – звук чего-то очень быстро двигающегося. А бах – бах, знаете, это…
      Он усмехнулся и поднял бокал.

* * *

      Даже в двухстах ярдах волна от взрыва сбила мотороллер с дороги. Фионе удалось закрыть мальчика своим телом, но закончилось все тем, что они врезались в ограждение. Она в ужасе повернула лицо к облаку черного дыма в виде гриба, поднявшемуся в голубое малазийское небо.
      – Дедушка…
      Ее рот беззвучно раскрылся на несколько мгновений, но придя в себя, она начала выползать из-под мотороллера. И тогда она неожиданно оказалась парализованной совершенно новой для нее болью. В непонимании она посмотрела на свои смешно скрещенные ноги. Ее голова стала очень большой, словно в ней разорвался баллон с газом. Последним, что она увидела, был синий седан Tawanaka, стоящий в нескольких ярдах, на дверцах которого была нарисована греческая буква "пси".

      Кевин Вацит устало вздохнул, устроившись за своим рабочим столом. В свои семьдесят у него не было прав выглядеть и чувствовать себя так, как он выглядел и чувствовал, но это не мешало ему хотеть быть моложе.
      Он начал просматривать дневные отчеты, и ему стало лучше. Двадцать зарегистрированных телепатов-новобранцев, один – потенциальный П12. И еще приятное – обнаружено, что четырнадцать как-то проскользнуло через щупальца Пси-Корпуса. Эволюция.
      Неровная кривая рождаемости в Центрально-Африканском Блоке наконец-то сгладилась, и коммерческие тэпы снова стали приносить там доход. Строительство на Марсе шло хорошими темпами, и Космофлот запросил еще пять телепатов, чтобы тщательно следить за состоянием дел на Красной планете.
      Загорелся сигнал вызова на его столе.
      – Сэр? – спросил его секретарь
      – Да?
      – Одна из интернов хочет видеть вас.
      – Интерн?
      – Да, сэр.
      – И чего она хочет? У меня не назначено никаких встреч, верно?
      – Нет, сэр. Но она говорит, что ее фамилия Александер. Наташа Александер.
      – Хорошо. Впустите ее.
      В следующее мгновение дверь скрипнула, и в кабинет вошла молодая женщина. Кевин поймал себя на то, что уставился на нее – сходство было поразительным. Конечно же, она была женщиной – и довольно красивой, – но копной пылающих волос и высоко вздернутым носом она настолько явно напоминала Манки, что Кевин был почти готов услышать в разуме насмешливый голос своего первого учителя.
      Она повернулась, и сходство исчезло.
      – Сэр?
      – Прошу прощения, интерн. Вы мне напомнили одного человека.
      – Должно быть, мою мать, Мишель Александер. Я знаю, что вы с ней были друзьями, – вы работали вместе на сенатора Кроуфорда.
      Он кивнул.
      – Да. Я восхищался вашей матерью. Мне было очень горько услышать о ее смерти.
      Наташа спокойно встретила его взгляд.
      – Я скучаю по ней. Она была хорошей подругой – может быть, моей лучшей подругой. Но Корпус – мать, Корпус – отец, сэр.
      – Да, – ответил он. – Я рад, что вы нашли утешение с нами. И надеюсь, что поймете, что дружба между вашей мамой и мной была… между нами.
      – О… да, сэр. Я пришла не за тем, чтобы просить у вас одолжения.
      – Хорошо. Конечно, я следил за вашими успехами. Вы были здесь идеальной студенткой и образцовым интерном. Я бы не хотел, чтобы ваше лично дело было запятнано возможными проявлениями фаворитизма. В конце концов, как вы сказали, Корпус – мать и отец, а хорошие родители не играют в любимчиков.
      – Я полностью осознаю это. Нет, сэр, я пришла к вам потому, что в своих исследованиях обнаружила кое-что. И подумала, что должна привлечь к этому ваше внимание лично.
      – Почему вы решили, что необходимо поступить именно так, а не передать результаты обычным способом? Уверяю вас, я просматриваю все работы, которые делают здесь.
      – Да, сэр. Но некоторые вещи, которые рассказывала моя мама, заставили меня поверить, что мне лучше всего прийти непосредственно к вам. Я попыталась записаться на прием…
      – …но директор не принимает интернов, я знаю. Должен признать, мисс Александер, что вам удалось раздразнить мое любопытство. Что дословно сказала вам Мишель?
      – Что вы и она разделяли интерес к вопросу о происхождении телепатов. Этот вопрос почти превратился для нее в навязчивую идею, и, как я понимаю, вы тоже были… ммм… очень заинтересованы в этом.
      Он позволил себе улыбнуться.
      – Да. Важный вопрос, вы не находите? Осведомленные лица очень рано осознали, что тэпы должны являться продуктом генетических манипуляций. Это произошло еще до моего появления здесь, и эти сведения решили скрыть, чтобы предотвратить панику. В те дни уже начались убийства тэпов, и одна мысль, что какое-то государство или корпорация создали тэпов для собственных зловещих целей… – Он замолчал. – Вы говорите, что у вас есть ответ?
      – Сэр, у меня есть ключ к ответу.
      – И что может являться таким ключом?
      – То, что мы искали не в том месте. После 65 лет поисков мы, думаю, можем быть уверены, что это были не корпорация и не государство. С одной стороны, мы по-прежнему не знаем в точности, каковы механизмы действия телепатии и особенно телекинеза. Если говорить о генетике, то мы достигли понимания важной вещи – только из-за уровня сложности, необходимого для внесения подобных изменений, обязательно возникли бы побочные технологии, которых мы просто-напросто не видим.
      – Согласен. Но здесь нет ничего нового.
      – Я отыскала нечто новое, сэр, но не знаю, что с этим делать. Возможно, вы знаете.
      – Продолжайте.
      – Моя специализация – история и антропология. Я надеялась, что мне достанется распределение в отдел прикладных социальных наук, но мечты не реализовались.
      Кевин покачал головой.
      – Нет. Нормалы не готовы позволить тэпам планировать их жизни.
      – Конечно же, поэтому я поступила в интернатуру на коммерческого тэпа. Я лишь П5…
      – Здесь нечего стыдиться. Вы говорите с П-нулем.
      – Я знаю. Но, кажется, мама была расстроена из-за меня – ни то, ни се. Но главное, сэр, в том, что я выполнила достаточно сложный проект на тему синкретизма и эволюции религиозных культов XXI века.
      Он кивнул, чтобы она продолжала.
      – Понимаете, когда ситуация меняется быстро – или катастрофически быстро, – возникает особая тенденция: традиционные религии перестают удовлетворять людей, и они ищут нечто новое. Если анализировать это явление в исторической перспективе, мы увидим точки, когда вспыхивают сотни небольших культов. Два самых ярких примера, которые можно привести, – в начале эры христианства и в конце XX века. И сейчас, конечно же, в связи с появлением центавриан и перспективой, которую…
      – Я знаком с этим феноменом. Разновидность процесса естественного отбора, согласны? Рождается множество различных религий, и выживают лишь те, что лучше всего удовлетворяют нуждам людей. Остальные исчезают.
      – Да, сэр. Вы можете сосчитать на пальцах одной руки число новых религиозных учений, возникших за последние две тысячи лет и существующих поныне. Так или иначе, я изучала это явление. Знаю, это сложно. Я анализировала XXI век, который по большей части был веком просеивания – сотни культов конца XX века умирали и объединялись. Но я набрела на незначительную аномалию.
      – Вот как?
      – В 2060-е годы замечен неожиданный всплеск мелких культов. Вначале я подумала, что они являются остатками некоторых культов конца XX века об астронавтах-ангелах…
      – Астронавтах-ангелах?
      – Да, сэр – это устоявшееся обозначение для широко распространившегося феномена. Великовскиане, раэлиты, "Небесные врата" – все они основывались на вере, что инопланетяне посещали или посещают Землю, что наши культуры, религии, судьбы, а возможно, и даже структура нашего генофонда были сформированы древними астронавтами, подобными богам. Предполагалось, что наши легенды о богах, ангелах и так далее являются лишь смутными воспоминаниями о тех визитерах. Теперь мы рассматриваем эти культы как попытку слить воедино науку с древними верованиями, и большинство этих культов угасло к концу 2020-х годов.
      – Но они вернулись в 2060-х?
      – Очень ненадолго. Это заметно, потому что все они пережили всплеск популярности в течение трехлетнего периода между 2059 и 2062 годами. Потом они снова угасли, и к концу следующего десятилетия упоминания о них пропали.
      – Если оставить в стороне хронологию, что же здесь странного?
      – Простите меня, сэр, но я не думаю, что хронологию можно оставить в стороне – в ней вся суть. Моя прабабушка – это не было известно широко, – до того как вступить в MRA, моя прабабушка Деза была… ммм…
      – Она была торговкой, мошенницей и порой воровкой. Я хорошо знал ее. Но что она не творила бы в юности, все стало неважным – благодаря годам верной службы и героической смерти.
      – Да, сэр. Как скажете. В начале 2110-х годов она возглавляла религиозный культ – с ее стороны это было мошенничеством, сама она никогда не верила в него. Что-то похожее на пророческие верования майя, но с изрядной примесью культов астронавтов-ангелов. Поэтому я проверила данные и уверена, что она создала свою религиозную систему из фрагментов того, во что ее отец верил по-настоящему.
      Кевин нахмурился и наклонился вперед.
      – Что вы хотите сказать?
      – Я проверила членов культа по базе данных регистрации тэпов, и проделала некоторые базовые генеалогические экстраполяции. Я обнаружила, что шестьдесят процентов зарегистрированных тэпов являются потомками членов одного из этих культов. Для остальных сорока процентов мне не хватило данных. Я также получила аналогичные данные для всего населения – лишь один из каждых двух тысяч ныне живущих имеет предка, участвовавшего в этих культа.
      – Значит, это не совпадение и не иллюзия. Тэпы действительно являются потомками членов этих культов.
      – Да, сэр.
      – Как далеко вы сможете продвинуться?
      – Я работала над обобщением – пыталась найти общие элементы в различных культах. Еще я определила расположение некоторых центров поклонения – пещера на Юкатане, древний буддистский храм в Китае, склеп на вершине горы на Филиппинах. Думаю, эти места нужно проверить.
      – Вы сказали, что работали над обобщением.
      – Да, сэр. Теперь я интерн в отделе коммерческих телепатов, и у меня нет времени…
      – Вам хотелось бы работать в моем офисе? Я могу принять вас на работу на полный день.
      Она и не пыталась скрыть свою радость при этом предложении.
      – Это было бы чудесно, сэр.
      – Хорошо. Я сделаю необходимые распоряжения.

      Фиона очнулась в кромешной густой тьме. Она была в гробу. Стенки были изготовлены из какого-то мягкого войлочного материала, за пределы которого ее разум не мог выбраться.
      Воздух попадал на лицо через небольшую трубку. Поерзав, она обнаружила, что может подвинуться на несколько дюймов в каждом направлении. Она могла перевернуться, хотя при этом начала болеть нога, помещенная в толстый слой гипса. Но она не могла сесть – места было недостаточно даже для того, чтобы свернуться клубком, как эмбрионы.
      – Где я? – прошептала она.
      Через несколько мгновений она закричала, потому что ее ноги начали чесаться, потом зачесался живот, потом – разум. И она не могла выдержать этого – просто одной мысли, что она не может двинуть ногой или рукой.
      Она не знала, как долго продолжалась паника, но, в конце концов, она успокоилась, использовав технику релаксации, которой ее научил дедушка Манки. И прислушалась.
      Почти ничего – лишь смутное чириканье на грани восприятия. Она изо всех сил вытянулась своим разумом.
      Ничего.
      Она обнаружила рядом с воздушной трубочкой еще две. Одна – для воды, по другой подавали какую-то безвкусную пасту. Так что ее не пытались уморить голодом.
      Она вновь попыталась дотянуться куда-нибудь разумом. Если только она смогла бы найти другой разум, находившийся на свободе под солнцем, разум, за который она могла бы ухватиться, как за соломинку, – но ничего. Надежда и без того была слабой – без прямой видимости она смогла бы связаться лишь с таким же сильным телепатом.
      Чтобы убить время, она повторяла таблицу умножения, рассказывала себе истории, вспоминала сотни пейзажей, которые повидала за свою жизнь, – скалистые горы Андорры, ледяную зеленоватую красоту Аляски, суетливое безумие Токио, Сингапура, Нью-Йорка, Мехико, спокойные неподвижные воды Тасик Чини…

* * *

      Она проснулась мгновенно. Кто-то говорил с ней, верно? Сказал ей что-то. Возникло ощущение комфорта и даже счастья, но оно отдавало чем-то искусственным.
      "Фиона". Голос был сильным и ясным. Она ухватилась за него, понеслась ему навстречу. Он был всем.
      "Фиона, я могу спасти тебя. Но ты должна делать то, что я скажу".
      "Пожалуйста, вытащите меня отсюда".
      "Хорошо. Но сначала ты должна кое-что для меня сделать. Ты должна пообещать, что будешь хорошей девочкой".
      "Я обещаю!"
      Возникла краткая пауза. (скептицизм, бьющий больно) "Я тебе не верю. Тебе не следует лгать мне, Фиона. Я вернусь, когда ты будешь готова".
      И голос исчез, словно его и не было.

* * *

      Проходили часы, дни, месяцы или годы – она не могла понять. Она жила надеждой, что голос вернется. И когда она осознала, что дошла до грани безумия, он вернулся.
      "Здравствуй, Фиона".
      – Пожалуйста, не делайте так больше. Пожалуйста.
      "Ты готова быть хорошей девочкой?"
      "Я сделаю все, что вы хотите".
      "Ты была связана со многими дурными людьми. Человек, которого ты называла дедушкой Манки, – Джек О'Хэннлон – был убийцей. Он воспитал тебя, поэтому ты не можешь отвечать за свои чувства к нему, за преступления, в совершении которых ты участвовала по его воле. Я могу уничтожить все свидетельства. Я хочу быть твоим другом, Фиона, по-настоящему хочу, но ты должна помочь мне".
      "Как?"
      "Ты многое видела. Ты о многом знаешь. Эти люди – не твои друзья, Фиона. Они преступники и убийцы. В Женеве они заложили бомбу. Они убили много людей".
      "Пси-Корпус", ответила она. "Мы бомбили Пси-Корпус…"
      Неожиданно в ее голове взорвалось множество образов. Девочка лет тринадцати, большую часть ее лица срезало. Стонущий старик, пытающийся дотянуться до чего-то рукой, которой уже не было. Облако боли, резкой и всеобъемлющей. "Фиона, по-твоему, что такое Пси-Корпус? Злодеи, которых убивает твое отважное героическое подполье? Но это твоя родня. Люди, такие же, как и ты, пытающиеся найти безопасное укрытие, где нормалы не будут ненавидеть их, бояться их, убивать их. И когда они находят такое убежище, что происходит? Еще больше убийств, но на этот раз от рук своих. Вот в чем ты участвовала, Фиона".
      Она не хотела, чтобы голос уходил. Она не хотела. Ей не нравилось то, что он говорил, но это было значительно лучше, чем молчание. Ей казалось, что она стоит на краю пропасти, и внизу нет ничего. Только голос удерживал ее от страшного падения.
      "Вы лжете", сказала она. "Вы лжете. Пси-Корпус – это рабство".
      Чужой разум обрушился на нее резко и мощно – это была самая сильная и жестокая атака, которую ей пришлось испытать. На мгновение она едва не подчинилась, но Манки хорошо подготовил ее. Сильным ударом она начала выталкивать разум-захватчик – дюйм за дюймом, затем ярд за ярдом, создала сначала невысокий барьер, а потом построила стены, которые окружили ее. Плача, она прикоснулась к небу своего крошечного мирка, пытаясь доказать себе, что она реальна, и почти сдаваясь.
      Больше всего она боялась, что сдастся.
      Она снова заснула, и голос вернулся. Ее стены поднялись сами, разбудив ее. Как только она задремала, голос вернулся. Он продвигался вперед, все дальше и дальше, пока что-то внутри нее не взорвалось и не выпрыгнуло наружу – бич, клинок, – и она ощутила удовлетворение, услышав вопль боли.
      И ненадолго ее оставили в покое.
      А потом – настолько слабо, что она поначалу подумала, то сама создала его, – она услышала другой голос. Осознав, что он реален, она решила было, что это обман. Но он был слишком слабым, ощупывал все вокруг и казался таким же напуганным, как и она сама. И он не смог бы добраться до нее без ее помощи.
      Все еще переполненная подозрениями, она игнорировала его так долго, как могла, но затем снова высунулась наружу.
      "Ты кто?" спросила она.
      "Кто? Кто?"
      "Так ты попугай?"
      (что-то, похожее на смех) "Нет. Я пленник вроде тебя. В крошечном ящике. Я был здесь…"
      Голос ослаб, угасая в ее разуме, как свеча на сквозняке. Она укрыла его.
      "Меня зовут Фиона".
      "Я – Мэтт. Мэттью. (пауза) Кажется, я теряю рассудок. Наверное, я тебя придумал".
      "Может, это я придумала тебя".
      (пауза) "Мы должны разрешить эту проблему, верно?" сказал Мэттью. "Расскажи мне что-нибудь, чего я не знаю".
      "Это ничего не докажет. Декарт сказал…"
      "Пожалуйста, без философии. Какой-то мертвый француз, пытающийся доказать, что мы нереальны, – это последнее, что нам нужно".
      "Может, ты еще один из этих бандитов из Пси-Корпуса. Что ты об этом думаешь?"
      "Мог быть. Или я – это ты, а ты – это я. Может. Мы оба безумны. Но я знаю только, что теперь мне лучше".
      "Мне тоже. Я… Мэттью? Мэттью?"
      Но он исчез.

* * *

      "Фиона?"
      "Где ты был?" – гневно спросила она.
      "Меня пытались просканировать. Кажется, я потерял сознание".
      "Ты даже слабее, чем раньше".
      "Я в порядке. Я просто беспокоился, что они… что они узнают о нас".
      "Ты имеешь в виду ту дикую ночь, что мы провели на пляже в Санта Круз?"
      (смех) "Черт, я хочу узнать об этом поподробнее".
      "Ты встретил меня на вечеринке", начала она. "Она была скучной. У хозяина была мерзкая маленькая собачонка, и он пытался заставить нас смотреть на фокусы…"
      "… и мы пошли на карнавал, отрывались по полной, пока не заметили гнома и великана, следовавших за нами…"
      "…но мы оторвались от них, и когда погоня прекратилась, мы оказались на пляже, я так замерзла, что ты отдал мне пиджак…"
      "На самом деле это был свитер. Тогда ты сказала мне, какой я большой и сильный, и спросила, купался ли я когда-нибудь в Тихом…"
      "Эй, притормози, дружище", сказала Фиона. "Я не собираюсь заходить так далеко в первой фантазии. Соберись".
      "Прости. Что если мы просто гуляли, держась за руки, и любовались морскими звездами?"
      "Лучше. Значительно лучше".
      "Потом мы могли вернуться ко мне…"
      "И съесть пиццу. Боже, я бы съела пиццу. И выпила бы пива".

* * *

      На следующий день другой голос вернулся, но она заткнула его. Он не был ей нужен, как раньше. И что более важно, она не хотела открыть им даже щелочку, чтобы они проведали о Мэттью. Было ясно, что ее тюремщики совершили серьезную ошибку: они приложили много усилий для ее изоляции, чтобы она могла контактировать лишь с ними. Они недооценили ее или Мэттью, или обоих.

* * *

      – Давай, – сказал Мэттью. – Я хочу тебе кое-что показать.
      Они стояли во мраке, слабый ледяной ветерок обвевал их.
      – Где мы?
      – Просто жди.
      Их иллюзия обретала четкость и ясность по мере того, как они подчинялись друг другу. Происходящее не было похоже на реальную жизнь или на сон – скорее, на самое живое воспоминание.
      Они сидели на уступе, небо понемногу серело. Далеко-далеко появилась черта, мрак отделился от света, и затем, с ошеломляющей внезапностью, возникло уменьшенное изображение ослепительного оранжево-медного сгустка. У нее перехватило дыхание от яркости и насыщенности.
      – Это море Сулу, – сказал он тихо. – Видишь эти темные пятна? Это Филиппины.
      – Как красиво.
      – Один из моих любимейших моментов. Я забрался сюда в темноте. Мне уже стало плохо от высоты, и я сел здесь, думая, стоят ли мои мучения того, что увижу. Когда было темно, я чуть не повернул назад. А потом – вот это…
      Он умолк, когда жидкое солнце отделилось от вод, и весь мир вынырнул из мрака и окрасился в оттенки золотого.
      – Где мы?
      – Гора Кинабалу, на Борнео. Как бы мне хотелось увидеть твое лицо, – пробормотал он.
      – Может, если бы ты увидел, то больше не захотел бы, – сказала она. – Забавно, не правда ли? Мы носим в себе такие ясные образы всего – кроме самих себя.
      Но его лицо – нечеткий овал – казалось печальным.
      – Подожди минутку, – сказала она и сконцентрировалась. Она создала образ модели, которую видела в журналах и на экране.
      – О! – воскликнул он. – Нет. Это не ты. Убери ее. Я могу подождать.
      – Подождать? Чего? – горько спросила она.
      – Мы встретимся, – сказал он. – Мы встретимся, и я узнаю тебя.
      – Конечно, – пробормотала она. – Уверена, что так. – Она взглянула на объятые пламенем воды. – Спасибо. Спасибо, что показал мне это.
      Он кивнул.
      – Всегда готов, Фиона.
      Она почувствовала, словно вокруг нее обвивается рука, ощутила поток тепла, нежность…
      И затем резкий свет, настолько яркий, что причинял боль. Она закричала, а Мэттью и море Сулу исчезли, их сменили неожиданно яркое сияние и лязг металла. Она закрыла глаза, сжав веки.
      – Достаньте ее, – сказал голос – живой голос, создаваемый колебаниями воздуха. – В барак номер 5.
      Она оказалась снаружи. Снаружи ящика. Ее поставили вертикально, но ноги ее не держали. Двое мужчин тащили ее, а она по-прежнему не открывала глаз.
      "Мэттью?" Но он исчез, от него не осталось даже шепота.

      Увидев ярость на лице секретарши, Стивен Уолтерс усмехнулся, продемонстрировал свои зубы.
      – Мистер Уолтерс, – сказала она, – я буду благодарна, если вы не станете этого делать.
      – Просто мысль, дорогая, – ответил он.
      – Да. Ваша мысль, и ей самое место в вашей мерзкой головке. Прошу держать свои мысли при себе.
      – Эй. Ты проиграла. Он готов меня видеть?
      – Через секунду.
      Он сложил руки за спиной и сжал их, бесцельно разглядывая кабинет. Несмотря на свою браваду, он был весьма заинтригован. Что нужно директору от него?
      Дверь распахнулась, и Уолтерс нацепил на лицо дерзкую улыбку, когда увидел, кто выходит.
      – О, не ты ли это, старина Федор?
      Ответная улыбка Федора была похожа на улыбку лягушки, насколько широким был его рот, а глаза искрились добрым смехом.
      – Привет, дружище. Что такого натворил, что вызвали к самому директору? Это не девочка-турчанка? Я предупреждал, что здесь странно смотрят на подобные игры.
      – Не представляю, о чем ты, Федор. И ты сам знаешь, что могу спросить тебя о том же.
      Секретарша кашлянула, чтобы привлечь внимание.
      – Мистер Уолтерс. Директор готов увидеть вас.
      – Что ж, было приятно повидать тебя, Стивен, – сказал русский. – Если у тебя найдется минутка перед тем, как тебя посадят в камеру и выбросят ключи, приходи ко мне. И принеси бутылку самогона, которую ты задолжал. Из картошки, а не пшеничного, ради бога.
      – Сделаю, дружище, – ответил Стивен. Он крепко сжал руку Федора и проводил его взглядом. Затем он одернул форму, выпрямился, провел рукой по светлым волосам, бросил последний плотоядный взгляд на секретаршу и вошел в кабинет директора.
      – Добрый день, господин директор.
      – Что у нас сегодня?
      Кевин Вацит взглянул на него. Уолтерс пытался не показывать своих чувств, но от взгляда Вацита у него всегда появлялись мурашки. Директор обладал разумом, работающим словно на тахионах, всегда был в курсе всех дел – но за привычной улыбкой и доброжелательным выражением лица таилось нечто более чуждое, чем даже в тех нескольких центаврианах, которых видел Уолтерс. Избыток чего-то – и одновременно нехватка. Хорошо, что Вацит не тэп, подумал Стивен, – и тут же "ментально покраснел", осознав, что директор мог разместить рядом много телепатов, чтобы наблюдать за этой встречей.
      – Стивен Уолтерс, – сказал Вацит, пробегая глазами по содержимому папки с бумагами. – Родился 15 июня 2155 года, в Каспере, штат Вайоминг, США. В 2172 вступил в Космофлот – служил в 335-ом Северо-американском. За отвагу, проявленную в Битве при Дуале, удостоен Серебряной Звезды ЗС. Благодаря этому вы не были преданы военному суду за нападение на старшего офицера уже на следующий год – в 2173. Служили по контракту в ЦАБе до 2175, пока не объявили о наличии у вас скрытых телепатических способностей. В итоге вы протестировались на П8 – просто удивительно для совершеннолетнего. В том же году добровольно присоединились к Корпусу. С тех пор служите в специальном оперативном подразделении.
      – Все верно, сэр.
      – В основном вы работаете в качестве тайного агента, верно?
      – Да, сэр. Я недостаточно силен, чтобы стать Пси-копом, поэтому я делаю то, что умею лучше всего.
      – И я слышал, что вы весьма успешны – за исключением того, что вы, возможно, проявляете излишний энтузиазм. – Вацит перевернул страницу. – Другие не хотят работать с вами. Они говорят, что вы отбираете у них все шансы отличиться.
      – Я предпочитаю работать один, без сети, сэр. Не получится выиграть заезд, если не скачешь на самой быстрой лошади.
      Вацит сцепил руки и положил их на стол перед собой.
      – Хорошо, мистер Уолтерс. Я собираюсь дать вам возможность продемонстрировать свои лучшие качества и гарантирую, что на этот раз вы будете совсем один.
      – Корпус – мама и папа, сэр. Я готов.
      – Рад это слышать. – Вацит поднял пакет и передал его Стивену. – Здесь данные о Фионе Темпл. Сейчас она в лагере для интернированных рядом с Куала-Лумпуром. Я хочу, чтобы вы организовали ей побег.
      – Сэр? – он перебирал фотографии. На них была изображена молодая девушка лет двадцати. Хорошенькая, с золотисто-каштановыми волосами, высокими скулами и большими голубовато-зелеными глазами.
      – До последнего времени мисс Темпл была членом одной из самых мощных ячеек в сопротивлении. Мы почти ничего не смогли от нее узнать – она П12 и хорошо умеет блокировать даже самое жесткое сканирование. Мы могли бы и дальше ломать ее, но боюсь, так мы потеряем слишком много времени. В итоге, как мне кажется, на свободе она будет нам значительно полезнее, чем в лагере.
      Уолтерс кивнул.
      – Понимаю. Старая игра. Да, сэр, я готов.
      Вацит кивнул в ответ.
      – Хорошо – еще раз. Но, Уолтерс, не рассказывайте об этом никому. Вы докладываете только мне и больше никому. Пока есть Корпус, вы больше не существуете, это понятно?
      – Да, сэр.
      – И еще, Уолтерс.
      – Да, сэр.
      – Эта девушка очень важна. Я не хочу, чтобы с ней что-нибудь случилось.
      – Да, сэр.
      – Вы получите помощь, чтобы сбежать из лагеря для переобучения. Детали я сообщу позднее. Но учтите, никто в лагере не будет знать про вас. Если вы сделаете неверный шаг, вас убьют, как и любого тэпа, пытающегося сбежать.
      – Я и предполагал нечто подобное, сэр.
      Вацит кивнул.
      – Тогда это все, что вам нужно знать на сегодня. Вы полетите туда через два дня. Думаю, за это время вам следует ознакомиться с местностью и придумать себе легенду. Старайтесь придерживаться реальных событий, чтобы поверхностные мысли не противоречили тому, что вы говорите. Она довольно хорошо умеет проводить легкое сканирование так, что вы и не заметите.
      – При всем уважении к вам, директор, – не вам мне говорить об этом. Как я уже сказал, я сделаю все, что могу, так и есть.
      – Лучше "так и будет", мистер Уолтерс. Так и будет.

* * *

      Кевин наблюдал за уходящим Уолтерсом с дурным предчувствием.
      Смерть Манки обрушилась на него мощным ударом – ему как-то не приходило в голову, что старик может умереть, но на этот раз сомнений быть не могло. На то, чтобы найти пригодный для опознания фрагмент его тела, ушло несколько дней, но найденное доказало, что Манки мертв. Конечно, это мог быть клон…
      Нет. Манки никогда бы не перенес мысли о существовании второго Манки.
      А Фиона была захвачена. Он всегда знал, что такая вероятность существует. Манки никогда не пускал ее на "передовую", но сам Манки и опасность всегда были рядом, а Фиона находилась поблизости от старика.
      Он был вынужден вести себя осторожно, очень осторожно. Он был уверен, что несколько мощных телепатов подозревали его – а возможно, и пара сенаторов. Все в итоге стареют. И хотя никто из его врагов не имел возможности навредить ему, недооценивать их не стоило. Если они обнаружат, что он подпитывает сопротивление – даже если одновременно укрепляет Корпус, – то никакие объяснения его уже не спасут. А что еще хуже – возможно, все его усилия напрасны.
      Он сделал бы для Фионы все, что смог, но дочь она или не дочь, заходить дальше он не имеет права.
      Он взглянул на свое расписание. Одна рутина, все это он делал тысячи раз и сделает еще столько же.
      Затем он посмотрел на новый отчет на столе и, проглядывая его, ощутил непреодолимое желание, которого не испытывал очень давно.
      Он вызвал секретаря.
      – Департамент перевозок подготовил оборудование, о котором я просил?
      – Да, директор. Группа готова выступить в четверг.
      – Сообщите им, что я присоединюсь к ним. Предупредите Муфвене, что он на несколько дней заменит меня. И вызовите ко мне мисс Александер. Я хочу поговорить с ней.
      И была еще одна вещь, которую он давно откладывал.
      – И еще – договоритесь о встрече с центаврианским послом.

      Уже в третий раз Фиона упала в грязную жижу, задыхаясь от зловония людских отходов и дохлой рыбы. Случайный вздох привел к тому, что мерзкие нечистоты попали ей в рот и нос. Ее желудок попытался изрыгнуть рвоту, но он был пуст.
      Она попыталась встать на дрожащие ноги. Хотя сломанная нога зажила, месяц, проведенный в изоляционном боксе, сделал ее похожей на вареную лапшу. Малазийское солнце порождало на ее спине и руках лунные ландшафты из волдырей. Лихорадка, вызванная этим, и недостаток пищи не способствовали укреплению ее атрофированных мускулов.
      Ее руки подогнулись, и она рухнула на полузатопленное рисовое поле.
      – Вставай, ленивая дрянь! – раздался крик где-то вдалеке. Она поняла, что ее голова находится под водой и что она может утонуть. Но у нее не было сил, чтобы тревожиться из-за этого.
      – Дрянь!
      За криком последовал мощный удар, который превратил все ее тело в шар, терзаемый агонией.
      Да, агонией. Настоящей болью, наглядно продемонстрировавшей, что солнечные ожоги, голод и усталость были лишь прелюдией к ней.
      Она вырвалась из этого шара словно одна из кобр, что жили в затопленных полях, все мускулы слились в этом броске. И бросок закончился тем, что ее кулак обрушился на челюсть охранника, приподняв его подборок на четыре дюйма вверх. Не будучи суперменом, охранник рухнул в илистую жижу, сминая побеги риса.
      Она стояла, смотря на него сверху вниз, пока остальные охранники кричали и стреляли в воздух.
      Упавший охранник встал, его глаза были переполнены ненавистью, напоминая свинячьи глазки. Она показала ему кулак.
      Он сделал шаг вперед, поднимая шоковую дубинку. Она ругнулась и встала в боксерскую стойку. Если он с такой штуковиной, то драться ногами бессмысленно.
      Охранник посмотрел на нее и поменял палку на пистолет.
      – Эй! Эй! – один из пленников с трудом брел к ним. – Не надо!
      Охранник быстро навел оружие на него.
      – Эй! Подожди минутку, приятель!
      К ним шел высокий крепкий мужчина, темноватый блондин, сейчас его волосы были совсем грязными.
      – Ты. Заткнись.
      – Просто послушай, эй! Посмотри на ее клеймо. П12. Ты знаешь, что это значит?
      – Заткнись!
      Охранник взвел курок.
      – Ладно, ладно. Но как, по-твоему, отреагируют Пси-копы, когда заглянут сюда и узнают, что ты прикончил одну из их рекрутов? Сколько, по-твоему, на свете П12? Непохоже, что она хотела сбежать.
      Глаза охранника сузились.
      – Но ты не П12, – заметил он.
      – Нет.
      Охранник убрал оружие и шагнул к мужчине. Он ударил его по шее шоковой дубинкой. Пленник издал булькающий звук и сложился вдвое, но не упал. Фиона бросилась было вперед, но два других охранника схватили ее сзади. Первый охранник бил блондина снова и снова, пока тот не застыл в грязи.
      – Чертовы ведьмаки. Вы меня достали. Вы думаете, что настолько лучше нас. Но Осман Тахенг покажет вам, кто лучше. Вы еще узнаете.
      Он повернулся к Фионе:
      – А ты потащишь его назад в лагерь. Живой он или мертвый, но ты его потащишь.

* * *

      Парень начал стонать примерно на полпути к лагерю. Им оставалось протащиться еще только пять километров мучительного пути по горному склону. Фиона обвила его руками свою шею и тащила его за собой. Она потеряла счет разам, когда она падала под весом мужчины. И в дополнение к этому охранники заставили всех остальных двигаться в ее ритме. Это означало, что все они задерживались вместе с ней и, вероятнее всего, опоздают на ужин.
      Но, в конце концов, это лучше карцера. Кроме…
      Кроме того, что она скучала по Мэттью. Она не могла найти его с тех пор, как ее вывели наружу. Судя по всему, он все еще оставался в норе. Или был мертв. На краткий миг она подумала, что мужчина, которого она тащила, – которому она обязана спасением – мог оказаться им. Но слабого проблеска его сознания хватило, чтобы растоптать эту надежду.
      – Эй… ч… с… мной… – он судорожно вздохнул, и она снова споткнулась, упав на этот раз всего лишь на колени.
      – Эй, нет… – сказал он более уверенно. – Я мо… ид… ти…
      Он снова замолчал.
      – Сомневаюсь. Он ударил тебя семь или восемь раз. Ты вообще должен умереть.
      – Черт, моя матушка порола меня сильнее каждое утро.
      – О. Так тебя просто мучила ностальгия. А я было хотела поблагодарить тебя.
      – Пошла!
      Охранник толкнул ее в спину дубинкой, но на этот раз незаряженной.
      – Ла-а-дно, мы идем…
      Она снова завела его руки себе за шею и потащила его вперед. Его ноги волочились по земле.
      – Зам… ри, – пробормотала она. – Это… не… помо… жет.
      – Прости.
      Через несколько минут ему удалось подтянуть ноги под себя, и она почувствовала, что примерно половина его веса снялась с ее плеч. И тут охранник вновь ударил его дубинкой.
      – Ты, сукин… – она захлебнулась ругательством, потому что ее ноги снова подогнулись.
      – Я сказал, тащи. Тащи.
      И она потащила, до конца. Если парень снова пришел в себя, то он сообразил больше не показывать этого.

* * *

      Фиона покончила со своей порцией риса и с вожделением посмотрела на чужую, стоящую на земле, в паре футов от мужчины без сознания. В конце концов, она протащила его на себе почти десять километров. Она заслужила свои и его калории.
      Но этого хотели тюремщики, и она не доставит им подобного удовольствия, даже с учетом урчащего живота. Вместо этого она вздохнула и посмотрела на его раны. Ни один из ожогов не выглядел слишком серьезным.
      От ее прикосновений он зашевелился и с трудом открыл глаза. Его взгляд остановился на ней, и пару мгновений он смотрел на нее, не узнавая.
      – А… – промямлил он. – Ты. Прости.
      – Вероятно, ты спас мне жизнь. Нет никаких причин извиняться за это.
      – Да, но тебе пришлось тащить меня.
      Она пожала плечами.
      – Как тебя зовут?
      – Фиона.
      – Ирландское имя. Хорошее.
      – Пока что не принесло мне удачи, как я могу судить, – она пристально посмотрела на него. – С другой стороны, может, и принесло. Я могла превратиться в труп. Давно здесь?
      – Пару недель, наверное. Когда получаешь удовольствие, время летит незаметно. – Он протянул руку. – Стивен Уолтерс.
      Она пожала ее. Его пожатие было слабым, пальцы все еще дрожали.
      – Приятно познакомиться, Стивен Уолтерс.
      – А ты? Новенькая? Я не видел тебя до этой недели.
      – Я была здесь. Меня просто держали в норе.
      Он сумел слегка присвистнуть.
      – Что же ты натворила, чтобы попасть в нору?
      – Никаких идей, но я не собираюсь попасть в нее снова, – она присела на корточки. – Лучше съешь это. Они скоро заберут посуду.
      – Спасибо за то, что сберегла для меня еду.
      Он поднял миску и начал есть рис – вначале неохотно, но потом с растущим аппетитом.
      – Где тебя схватили? – спросила она тихо.
      – В Анголе, ЦАБ. Корпус пришел в тот день, когда они поменяли законы. Думал, что смогу ускользнуть от них. Слышал, что есть какое-то подполье, но мне не хватило времени, чтобы найти их. А тебя?
      – Неподалеку отсюда. Куатан.
      Казалось, он ожидал чего-то дальше, но она молчала.
      Он прикончил свою порцию риса и посмотрел на нее.
      – Может, мне следовало пойти в Корпус.
      Она резко засмеялась.
      – Он наверняка лучше, чем этот лагерь.
      Она нахмурилась.
      – Это разговор с вербовщиком?
      Он испустил звук, который мог напоминать хихиканье, и с трудом переместился в сидячее положение.
      – Вряд ли. Это не мой стиль. В любом случае, теперь меня и не возьмут. Ты – иное дело…
      – Да, ты что-то говорил обо мне. Что ты имел в виду?
      – Я был в другом лагере, где-то в ЦАБе. У нас был П12, парень по имени Тихо. Они надолго засунули его в нору, а потом прилетел Пси-коп и забрал его. Может, поэтому тебя и держали в норе – чтобы сломать, заставить вступить в Корпус. Но это моя догадка, я увидел твое клеймо и…
      – Оттуда, где мы стояли, ты бы ничего не увидел. Клеймо слишком мало. Как ты узнал?
      Он улыбнулся ей смущенной улыбкой.
      – Я следил за тобой.
      – Вот как?
      Ее вопрос прозвучал очень холодно, и она была рада этому.
      – Не… не то, что ты подумала. Я хотел… у тебя симпатичное личико и милая улыбка, но наряд лучше поправить. И тебе не помешало бы слегка помыться.
      – Кто бы говорил. Слушай ты, безмозглый, я ценю то, что ты сделал, но…
      – Эй-эй, я же просто пошутил. Я следил за тобой не поэтому. Может, это привлекло меня, но удержало другое.
      – И что же?
      – Пламя, вот что. В тебе есть настоящий огонь. Его хватит, чтобы… чтобы… – он остановился. – Забудь. Охранники вот-вот придут, и здесь могут быть тэпы-стукачи. Кое-кто все готов сделать ради лишней ложки – даже продать своих близких.
      Она кивнула.
      – Да уж. Ладно. Увидимся, Стивен Уолтерс.
      – Сочтемся.

* * *

      Через несколько дней, пока они рыли котлован, чтобы затопить новые рисовые поля, она почувствовала себя лучше. Вязкий, клейкий жар малазийского солнца не был непривычен ей, и ее мускулы наконец-то приспособились к тому, что их вновь начали использовать. Каждый день она по несколько минут виделась со Стивом, но они в основном обменивались любезностями. Она искала Мэттью, но если его и выпустили, то он ничем не проявлялся. Она восстанавливала в памяти образы – восход солнца, домик, где он вырос, пляж в Санта Круз. Ни один из этих образов не был реален, но в чем-то они представляли для нее большую реальность, нежели жизнь, которую она вела.
      Манки был мертв. Она пыталась не думать об этом в норе, эта мысль приходила к ней в ночных кошмарах. Но вернувшись в реальный мир, в мир, где он погиб, она больше не могла отрицать этого. Он ушел, и она всегда знала, что он уйдет именно так – в яростном великолепии славы.
      Она ненавидела его за это. Но еще сильнее она ненавидела себя, потому что это была ее вина. Она привела их туда.
      Она вонзила лопату в землю. Моя вина. Моя вина. Моя вина. Тысячи лопат с землей. Она могла заполнить целый мир этой землей, но случившееся все равно было правдой. Ее глаза застилал пот, но не слезы.

* * *

      Двумя днями позднее она неожиданно расхохоталась, потому что слова "моя вина моя вина моя вина" как-то превратились в maaf faud, что по-малазийски значило "прощающее сердце". Один из глупейших каламбуров, которые Манки любил придумывать. На этот раз можно было составить maya faud "призрачное сердце", mawa faud "обезьянье сердце", или mawa foti – "обезьянья фотография"…
      И она расплакалась, но в слезах таилась и радость. Что бы сказал ее дедушка Манки? "Мило, ты чувствуешь себя виноватой. Это позволяет тебе считать себя более моральной, верно? Малышка, нет ничего аморальнее чувства вины. Ты напортачила? Ладно. Хочешь как-нибудь исправить это или просто пустишь себе пулю в голову? Потому что у мыслящих существ иного выбора нет".

* * *

      Думая о том, что в концлагеря постоянно кто-то приезжает, она пришла в себя, почувствовав на лице ледяную воду. Она открыла глаза и увидела перед собой серые глаза Стивена.
      – Водные процедуры, – сказал он. – Ты вырубилась, но, кажется, никто больше не заметил. Жара?
      – Нет. Эпифорический шок.
      – Порой ты говоришь черт-те что.
      – Ты тоже. Что ты хотел сказать тем, что во мне пламя?
      – Не лучшее время…
      – Потому что если ты имел в виду, что тебе нужна помощь, чтобы выбраться отсюда, то действуй.
      Он усмехнулся.
      – Сейчас?
      – Сейчас.
      Усмешка исчезла.
      – Ты всерьез.
      – Ага.
      Он дал ей кружку с водой.
      – Ладно. Поговорим вечером.

* * *

      Они вышли из очереди за ужином и направились к "площади". Лагерь представлял собой древнюю деревню аборигенов, кампунг, – бетонные строения, крытые жестью, несколько старомодных домов на сваях. За домами стояли три ряда заборов, по верху которых шла колючая проволока. Между заборами были заложены мины.
      – Я придумал план, – сказал Стивен. – Но…
      – Чтобы реализовать его, тебе нужен П12.
      – Ты меня не сканируешь?
      – Ты бы узнал. Нет, это очевидно.
      Он покачал головой.
      – Нет. У тебя есть то, что нужно для побега, а у большинства тех, кто здесь, этого нет, как ни жаль. Мне необходим П12 – но даже больше мне нужен кто-то вроде тебя.
      – Я слушаю.
      – Просто приготовься. Будь наготове. Ты узнаешь, когда будет пора.

      Посол Витари усмехнулся своей острозубой улыбкой и сделал глоток "Evan Williams". Его лицо резко изменилось.
      – Директор, это самая несчастливая субстанция.
      Кевин кивнул.
      – Один мой старый друг предпочитал ее. Я сам не пью.
      – Мне жаль слышать об этом. Насколько это серьезно – причины медицинские? Отсутствие возможности пить кажется мне очень серьезной проблемой.
      – Полагаю, это вопрос перспективы.
      Он наблюдал, как центаврианин допивал остаток из бокала, его зачесанные в гребень волосы на мгновение оказались замещенными двойным подбородком. Возникнув вновь, лицо Витари оказалось менее искривленным.
      – Я начинаю теплее относиться к нему, – сообщил он. – Итак, к делу. Вы хотели поговорить о телепатах. Мерзкие создания, как мне кажется. Всегда стоят за вашей спиной, помогая вашим врагам организовать ваше падение. Но Великие Рода не могут преуспеть без, по меньшей мере, нескольких телепатов. И женщины способны на крайне интересные вещи, когда задумываются об этом. – Он закудахтал и похлопал Кевина по плечу. – Слышали? Они задумываются.
      – Это очень забавно, посол.
      Он постарался, чтобы фраза прозвучала так, словно он действительно так думает, но подобные вещи никогда не были его коньком. Впрочем, это оказалось неважно. Центаврианин, все еще наслаждавшийся собственным остроумием, налил себе полный бокал бурбона.
      – Да, телепаты, – возвращаясь к теме, сказал он. – Что вы хотели узнать?
      – Посол, меня интересует все, что вы можете рассказать мне о телепатах-центаврианах. Они всегда существовали у вас?
      – А! Вы задали очень интересный вопрос. Ответ, конечно же, отрицательный. Когда мы были менее развиты как раса, у нас не было заметной доли населения, обладающей телепатическими способностями.
      – Значит, они – продукт эволюции?
      – Не совсем. Они – индикатор эволюции. Скажу вам важную вещь, директор. Не слишком широко известно – хотя это и не тайна, – что все высокоразвитые расы имеют собственных телепатов. А низшие расы – не имеют. В не столь отдаленном прошлом мы заинтересовались, почему это так. И знаете, что?
      Активно жестикулируя, он расплескал немного бурбона из налитого до самого верху бокала.
      – Мы нашли своего рода метку в ДНК телепатов, которая совершенно поразительно совпадает для телепатов различных высших рас. Конечно, вы понимаете, что я имею в виду расы, развившиеся из принципиально разных биологических видов.
      Кевин моргнул, но сумел больше ничем не выдать своего удивления.
      – Это интересно, – сказал он. – Странно, что я никогда не слышал об этом.
      – Полагаю, вы просто никогда не спрашивали, директор.
      – И какой вывод вы сделали на основании этой особенности, посол?
      – Это же очевидно, разве нет?
      – Не для меня.
      – Как я сказал, это признак благословения – от Великого Создателя или богов, если хотите, или от вселенной, если не хотите. Как только раса достигает определенного момента в своем развитии, неизбежно возникают телепаты. Таков закон вселенной!
      Он сделал акцент на последней фразе, наполовину опустошив бокал.
      – Существуют ли какие-то доказательства этого… спонтанного процесса?
      – Доказательства, доказательства… Вечно вы, земляне, хотите доказательств. У нарнов нет телепатов! Это достаточное доказательство! Нарны – примитивная, недоразвитая, убогая раса. Какие еще доказательства вам необходимы?
      – Мне казалось, что прежде у нарнов были телепаты.
      – Да, конечно. А у ваших собак были крылья и они строили поразительные статуи из стеклянных кирпичей на вершинах гор, а потом уничтожили все до последней молекулы, чтобы вы никогда о них не узнали. Директор, нарны придумают все, что угодно, чтобы сделать вид, что они другие, что они не недоразвитые существа, чье счастье в тяжелом труде. Я даю их так называемой цивилизации еще десять лет, пока инерция присутствия центавриан не исчезнет. И тогда они будут умолять нас вернуться. Итак, что мы видим? У нарнов нет телепатов. Они недостаточно развились, чтобы иметь их. Какие еще доказательства вам нужны для подтверждения моего тезиса?
      – Полагаю, никакие.
      – Ваши слова звучат скептически, директор. Какую гипотезу можете предложить вы?
      – У меня нет гипотезы, посол…
      – Давайте, у вас что-то есть. Окажите любезность, расскажите мне.
      Кевин нахмурился. Как далеко он готов зайти? Но центавриане, несмотря на некоторые… преувеличенные претензии в прошлом, давно знают многие расы. Этот центаврианин был пьян и, насколько он мог судить, лишь частично верил в то, что говорил о телепатах.
      – Предположим… Возможно ли, что какая-то более древняя раса, вышедшая в космос, могла… подправить развитие всех нас?
      Краткое выражение неудовольствие промелькнуло по лицу центаврианина – какое-то не поддающееся определению ощущение беспокойства, что жило внутри. Но инопланетянин тут же оскалил зубы и залился фальшивым смехом.
      – Директор! Это все равно, что спросить, виноваты ли в этом феи из ваших сказок. Мы, центавриане, – самая древняя и высокоразвитая раса в галактике. Конечно, есть несколько других, которые приближаются к нам по возрасту, но ни одна не превосходит нас. Мне ведомо, что у вас происходили довольно печальные инциденты из-за параноидальных представлений, что мы запустили к вам телепатов. Уверен, что вы не хотите воскресить это теперь, когда все успокоилось.
      – Нет, посол, – ответил Кевин. – Это было бы ужасающей ошибкой, и я благодарю вас за то, что указали мне на нее. Но это была лишь случайная идея.
      – Что ж, случайная идея лучше, чем ничего вовсе, директор, пока мы умеем не говорить о них публично. – Он положил свою руку на руку Кевина. – Я прослежу, чтобы все наши данные о телепатах добрались до вас, директор.
      – Это очень мило с вашей стороны.

* * *

      Наташа Александер ждала его в коридоре. Он покачал головой – молчаливое "нет".
      – Мы едем на Юкатан, сэр?
      – Да. И, мисс Александер…
      – Сэр?
      – Я еду с вами. Я уже распорядился.

* * *

      Дневной свет позади них сузился до тонкой жемчужной нити, а тьма впереди испускала особый аромат хвои – наверное, сосновой.
      – Что это? – спросил Кевин их проводника, веретенообразного человека невысокого роста по имени Роберто.
      – Копал, – ответил он. – Ее жгут, чтобы возблагодарить Господа.
      – Дерево испускает смолу, – добавила Наташа. – Легенды рассказывают, что прежде повелители смерти требовали даров в виде сердец людей, но герои-близнецы обманули их, пробудив в них пристрастие к дыму копал.
      Кевин рассеянно кивнул. Он помнил время, когда был совсем маленьким – до смерти матери. Они жил в древнем растянувшемся пуэбло – поселке индейцев зуни, – который был заполнен ароматом тлеющей полыни, сосновых веток, потрескивающих в horno. Ясность и четкость воспоминаний поразила его. С тех пор как он последний раз вспоминал свое детство, прошло очень много времени.
      – Блад когда-нибудь приходила сюда? Твоя прабабушка?
      Наташа покачала головой.
      – Не думаю. Она не верила в подобные вещи.
      Кевин кивнул Пси-копам рядом с ними.
      – Похоже, пора зажечь факелы, – приказал он.
      Резкий электрический свет залил пещеру, и теперь Кевин мог видеть слабые струйки дыма, почти неразличимые рисунки на стенах. Он с трудом разглядел существо с телом человека, но головой рака, то, что может быть змеей, ряд иероглифов, схожих с письменам майя. Остальное было еще загадочнее – рука там, часть головы здесь, глаз с подобием очков, даже отдаленно не напоминающий человеческий глаз. Кевину стало интересно, сколько лет этим рисункам – остались ли они с доколумбовых времен, или же это продукт деятельности более поздних культов.
      – Сэр, – спросила Наташа, колеблясь, – вы уверены, что хотите идти дальше? Не думаю, что директору Пси-Корпуса следует рисковать…
      – Благодарю вас за беспокойство, мисс Александер. Если путь будет слишком утомительным физически, я поставлю вас в известность.
      – Да, сэр.
      Они начали спускаться по узкому тоннелю и вскоре услышали пение. Кевин снова испытал ощущение чего-то очень знакомого. Песня – и язык ее слов – были неизвестны ему. Но ритм, интервалы между четырьмя нотами, образующими мелодию, неожиданно пробудили в нем искры воспоминаний. Духи Шалако, танцующие на площади под звуки трещоток и пение. Вкус свежевыпеченного хлеба, бодрящий запах открытого холодильника, заполненного льдом и напитками в универмаге. Выхлопные газы от старомодных бензиновых двигателей…
      Его мать умирает. Темные воды. Танцевальные залы мертвых. Дар…
      Он прищурился. Тоннель расширился до залы. Пение прекратилось, и он услышал, как их проводник заговорил на языке, которого он не знал. Он мог обойти эту проблему – узнать смысл разговора с помощью сканирования, – но не хотел этого делать.
      Как выяснилось, в этом не было нужды.
      Певцом оказался сморщенный старик, явно весьма преклонных лет. Из одежды он носил пестрый головной убор, напоминающий тюрбан, и красную набедренную повязку. Остальное тело было обнажено и казалось черным от множества татуировок. Одной рукой он размахивал кадилом, из которого шел терпкий смолистый дымок. Старик прищурился от яркого электрического света факелов.
      – Потушите свет, – приказал Кевин.
      В более мягком свете свечей, поставленных на возвышение наподобие алтаря, глаза старика казались опаловыми.
      – Ты пришел за мной? – прокаркал он на английском, вытягивая руку к эмблеме Пси-Корпуса на форме Наташи. Она сделала шаг назад.
      – Мы пришли задать вопросы, – ответил Кевин. – Могу ли я спросить твое имя?
      – Я жрец. Это место вверено мне.
      – Я – Кевин Вацит. Это Наташа Александер, телепат из Пси-Корпуса.
      – Он тоже тэп, сэр, – сказала Наташа. Она повернулась к жрецу. – Вам известно, сэр, что по закону вы обязаны зарегистрироваться в органах Земного правительства и Пси-Корпусе?
      – Известно. Я не сделал этого. Я зарегистрирован вышестоящими органами.
      – Не существует… – начала Наташа, но Кевин махнул ей рукой, чтобы она хранила молчание.
      – Жрец до тебя – был ли он телепатом?
      – Да. И до него, и так далее – до того, как началось время.
      – А как ты узнал об этом?
      Жрец вызывающе поднял голову.
      – Так сказано, так записано. Такие знания сами напоминают о себе.
      – У вас есть записи обо всех жрецах этого храма от начала времен? – скептически спросила Наташа.
      – Да.
      – Можно мне взглянуть на них?
      На лице жреца проявился румянец, но он пожал плечами и подошел к деревянному сундуку. Он достал из него сложенный гармошкой длинный лист, развернул его и указал на колонку из иероглифов.
      – Женщина-Блад, первая, – сказал он. – Затем Кедр Ягуар, Ягуар Ночь…
      – Я насчитал только семь имен, – прервал его Кевин.
      – Да. Я – седьмой жрец.
      – Не понимаю…
      – Простите, сэр, можно мне?
      – Давайте, мисс Александер.
      Она повернулась к жрецу.
      – Когда началось время?
      Жрец сверился с книгой.
      – Оно началось шесть катунов, семь тунов, два уинала, семь кинов тому назад.
      – Что? На английском, прошу вас.
      – Время началось 11 мая 2055 года, – ответил жрец с выражением, которое можно было счесть презрением.
      Кевин прищурился.
      – Понимаю.
      Он посмотрел на Наташу:
      – Согласуется с зарождением ваших культов.
      – Да.
      Он вновь обратился к жрецу.
      – Что еще находится в твоих пещерах? Рабочие комнаты, лаборатории, склады?
      – Ниже этого места – ничего, лишь мрак Шибальбы, где живут повелители смерти. Возможно, это место для тебя.
      – Он говорит правду, мисс Александер?
      – Он блокирует меня, сэр.
      – Сэр! – это сказал один из Пси-копов, смуглый юноша по имени Оконкво. – Сэр, я ощущаю других тэпов, где-то близко…
      – Сколько?
      – Сложно сказать. Прежде их что-то скрывало, но… – внезапно Оконкво застыл на месте, когда началось пение – на этот раз его создавало множество голосов. Жрец неожиданно превратился в получеловека-полуягуара, а из недр пещеры пришло нечто. И с ним задул темный ветер мощи, равной которой Кевин никогда еще не ощущал.

      За Фионой пришли ночью – две женщины с оружием. Они отвели ее в душ, отмыли, надели на нее темно-зеленое жесткое платье из хлопка. После этого ее отвели в одно из более крупных зданий – пленникам не разрешали подходить к ним близко, хотя они находились внутри лагеря. Она заметила рядом небольшой вертолет – Foyle 350, черный, как и беззвездное небо. Воздух казался тяжелым, предвещая муссонные ливни.
      Охранники подвели ее к двери, постучали и отошли назад.
      "Войдите". Голос был сильным, и она узнала его.
      Поток холодного воздуха встретил ее, когда она открыла дверь, – дыхание великодушного бога после дней, проведенных в душных бараках.
      – Мисс Темпл. Входите, – Пси-коп был высоким мужчиной с вытянутым лицом, приятным глазу. Он указал ей на диван. – Угостить вас чем-нибудь? Воды? Вина? Сакэ?
      Она не ответила.
      – Что ж, для себя я выберу вино, – рассудил он, беря с небольшого столика у дивана графин и наливая бокал красного вина. – Вы уверены, что не присоединитесь ко мне?
      – Я бы скорее выпила вина с Адольфом Гитлером, Пол Потом или Хириамом Тауэром, – презрительно сказала она.
      Пси-коп пожал плечами и вновь указал на диван.
      – Садитесь. Пожалуйста.
      Она села, а сам он сел на стул за столом, взболтал вино, понюхал его и сделал небольшой глоток.
      – Разве вы не на службе? – спросила Фиона.
      Он поднял руку, словно говоря "ну и что".
      – Не совсем. В данный момент я не занимаюсь геноцидом, который, как вы полагаете, является моим основным занятием, – если судить по вашим отзывам. В данный момент я здесь, чтобы поболтать с вами, и поэтому я не собираюсь отказывать себе в маленьких удовольствиях. Но я веду себя невежливо, верно? Меня зовут Джозеф Тил-Монтойя.
      – Приятно встретить вас, Джо. Снова.
      – Вы узнали меня. Я польщен.
      – Да как я могла забыть вашу операцию по промывке мозгов? Скажите, что на вас надето, когда вы влезаете в разум девушке, засунутой в ящик? Надеюсь, одежда подходит для изнасилования? – Она многозначительно посмотрела на его форму. – Но, полагаю, мне еще предстоит это выяснить, верно?
      Ей показалось, что она уловила проблеск неудовольствия, но он хорошо скрыл свои ощущения.
      – Мисс Темпл, я не получаю удовольствия от подобных вещей, но я делаю это, потому что должен. Вы полагаете, что мне нравится позволять этому… этим нормалам мучить мою родню? Но вы находитесь в их руках. В руках нормалов. И не просто нормалов, а тех, кто ненавидит нас настолько, что добровольно вызываются мучить нас. Понимаете? Это часть очень старого компромисса с ЗС. Телепатам дано два шанса избежать гонений невежественных, мисс Темпл. Если они принимают дозы "усыпителя", отказываются от своего дара и становятся частью тупого стада, их оставляют в покое. Если они присоединяются к Корпусу, то обретают возможность жить, любить и служить своим родным. Помимо этого существует только лагерь. Нормалы не могут вынести мысль о том, что мы прячемся среди них. Они не смирятся с этим, и, поймав вас, они поступят с вами именно так.
      – Насколько я помню, меня захватил Пси-Корпус.
      Он скорчил гримасу.
      – Да. Но вы совершали преступления, мисс Темпл. Даже Пси-Корпус должен делать шаги навстречу правительству.
      – Просто скажите мне, почему я здесь.
      – Конечно, потому что вы П12, и, как мне кажется, вы знаете об этом. Нравится вам это или нет, но вы – особенная, и чтобы образумить вас, нам позволено действовать более свободно. Ваши преступления не будут аннулированы, но вы можете отбывать наказание условно и тратить это время на обучение тому, как более эффективно использовать ваши таланты. Позднее вы сможете начать служить. Я уже предложил вам это и признаю, что сделал это не очень благородным способом. Но, мисс Темпл, я повидал слишком много братьев и сестер, умирающих ужасной смертью в этих лагерях, – от малярии, инфекций, от рук бандитов, которых называют охранниками. Я сделаю все, что в моей власти, чтобы спасти тех, кого могу. В вашем случае, я один раз потерпел неудачу. Мне дали еще один шанс. Вы не захотите помочь мне?
      Фиона откинулась назад и слегка похлопала в ладоши.
      – Очень трогательно. Вы не думали о ролях в пьесах Шекспира? – Она резко наклонилась вперед. – Давайте проясним пару вещей, идет? Я вам не "родня". Я вам не сестра. Всю свою жизнь я сражалась с вами, эсэсовцами, и не собираюсь останавливаться. И эта чушь с добрым и злым следователями меня не обманет. Но знаете, что? Не думаю, что надушив меня духами и нарядив в это платье, вы сможете превратить меня в одного из ваших штурмовиков. Так может не будем гонять порожняка, а сразу перейдем к пыткам?
      Он сделал еще один глоток вина и поставил бокал.
      – Я опасался, что ваш ответ будет таким. О'Хэннлон обрабатывал вас девятнадцать лет, и по сравнению с этим у меня слишком мало времени, чтобы заставить вас увидеть правду.
      – О'Хэннлон?
      Он улыбнулся.
      – Вы даже не знали его имени. Манки – так он называл себя. Полагаю, он взял свое прозвище от Сунь У Куна, Царя обезьян из китайской легенды. Манки, дерзкий ловкач, который совал свой нос в дела всех богов, вмешивался во все договоренности, нарушал все законы, который сражался с небесами и адом и победил – на время. Фантастического персонажа выбрал ваш дедушка для своего прозвища – как бы в шутку. Но если вы читали историю Сунь У Куна, то знаете, что дерзость и гордыня в итоге привели Царя обезьян к падению, к необходимости встретиться лицом к лицу с самим собой. Он подчинился своим лучшим качествам, стал искать мудрость и возможность служения другим. Так что истинная история Царя обезьян в том, что он отказался от своей эгоистичной натуры. Наш добрый друг О'Хэннлон так и не осознал этого. – Он сделал еще глоток вина. – Возможно, ему стало скучно читать эту часть книги, и он так и не дочитал ее. Вы… Вы, Фиона, – его наследие. Вы – часть его, что продолжается, кто может познать мудрость, так и не обретенную им.
      Фиона улыбнулась.
      – Удар номер два.
      Он пожал плечами.
      – Для вас, а не для меня. Очень хорошо, мисс Темпл. Вы вернетесь обратно в лагерь, – судя по всему, вы этого хотите, – и, несомненно, умрете молодой. Вероятно, это даст вам истинное удовлетворение. Однако вначале вам придется заплатить за ваши преступления. Многие в Корпусе погибли из-за ваших действий – о, я не думаю, что вы лично убили кого-то, но в вашей ячейке сопротивления все несли равную ответственность.
      – Разве сгноить меня в этом лагере вам недостаточно?
      – Для нормалов – да, верно, но не для Корпуса. Мы требуем иного вида расплаты. Жизнь за жизнь, если хотите. Мисс Темпл, ваша жизнь как П12 очень ценна для нас. Вы желаете выбросить ее на помойку – это ваше право. Я не могу помешать вам. Но ваши гены – вопрос иного порядка. Они принадлежат всем нам. – Он обхватил руками колено. – И снова у вас две возможности. Одна подразумевает определенные механические устройства. Другая – значительно более приятная и, вероятно, потребует, чтобы вы некоторое время пробыли здесь.
      – С вами, хотите вы сказать.
      – Да. Конечно, я тоже П12. Мы провели генетическую проверку. Наш ребенок будет П11 или П12.
      – Нет.
      – Понятно. В любом случае, у вас будет мой ребенок. Этот выбор не ваш и не мой, а Пси-Корпуса. Корпус – мать, Корпус – отец. Он заметил мне родителей, и заменит родителей моему ребенку. Нашему ребенку.
      – Нет.
      – Вы не можете сказать "нет". Вас могут усмирить силой, успокоить препаратами, искусственно осеменить – и вряд ли вам что-нибудь понравится. Но я действительно мог бы сделать эту процедуру приятной для вас. Я бы предпочел такой путь.
      – Нет.
      Он вздохнул.
      – Позвольте мне добавить кое-что еще – еще один небольшой стимул, прежде чем я сдамся. Я умею быть очень настойчивым, вы увидите.
      Он хлопнул в ладоши, и дверь снова открылась. Две "ищейки" прошли внутрь, таща человека, которого она никогда не видела прежде. Он был истощен и грязен, пряди длинных черных волос закрывали его лицо.
      "Фиона?"
      "Боже мой", подумала она. "Мэттью!"

* * *

      Она наблюдала, как они грубо впихнули Мэттью в кресло.
      – Да, мы обнаружили вашу связь, – сказал Тил-Монтойя, возвращаясь в свое кресло. – К сожалению, было уже поздно. Меня заинтриговало ваше сопротивление – как и его. После того как мы отступили и вытащили вас наружу, в итоге он поддался сканированию. Его чувства к вам совершенно ясны.
      – Но он тоже не присоединился к вам.
      – Нет. И не беспокойтесь – он тоже внесет свой вклад в генофонд. Для этого есть множество способов, и даже очень приятных. Думаю, я предоставлю вам возможность решить, насколько неприятной для него должна быть эта процедура.
      "Фиона". Это был Мэттью. "Фиона. Не…"
      Его разум превратился в хаос, когда ближайший охранник ткнул в него электрошоком.
      – Ублюдки! – бросила Фиона, поднимаясь и швыряя в Пси-копа свою ненависть и боль со всей силой, которой она владела. Его глаза расширились, и он уронил свой бокал, отшатнулся назад. Но тут же пришел в себя, его блок встретил ее удар, мрачная усмешка появилась на его лице.
      – Возможно, я просто теряю здесь время, – сказал он. – Вы оба…
      Он сделал жест "ищейкам", застыл и с выражением крайнего удивления на лице упал на пол. За ним последовали сначала один, а потом и другой охранник. Фиона уставилась на них, не понимая, что происходит, пока не увидела тонкую бамбуковую щепку, заканчивающуюся крошечным резиновым шариком, – щепка торчала из сонной артерии Тил-Монтойи. За полуоткрытым окном что-то зашевелилось.
      Через мгновение Стивен Уолтерс прошел в дверь. В руке он держал бамбуковую трубку длиной в пару футов.
      – Что… – начала она.
      – Шшш. Пора уходить.
      – Почему ты не сказал мне?
      – Потому что он мог добыть это из тебя, и тогда с нами обоими было бы покончено.
      – Но ты сказал, что я тебе нужна.
      – Да. Они привели бы сюда только П12. А после того, как ты оказалась здесь, и мне удалось все это, ты нужна мне на моей стороне.
      – Что? Для чего?
      Он указал на лежащего Пси-копа.
      – Он не умер. Я выстрелил в него нервно-парализующим токсином.
      – Где, черт побери, ты достал здесь токсин?
      – Измененный яд кобры – здесь их полно. Фиона, я объясню все детали потом. А сейчас мне нужно знать, сможешь ли ты сделать кое-что.
      – Что?
      – Его вертушка не полетит без него – если только он не подтвердит передачу управления через биоидентификатор. Я слышал, что П12 могут делать крутые штуки. Ты можешь сделать так, чтобы он передал мне вертушку?
      Она нахмурилась.
      – Я не смогу контролировать его, если ты это имеешь в виду.
      Он покачал головой.
      – Нет. Токсин быстро потеряет силу, но, придя в себя, он будет плохо соображать. Если он очнется с сильным чувством, что должен передать управление – например, своей "ищейке", потому что он болен или ранен, может, умирает…
      – Да, – она энергично закивала. – Думаю, да, я смогу.
      – Делай, пока я позабочусь об охранниках. – Он сделал паузу, глядя на Мэттью. – Кто это?
      – Он полетит с нами.
      – Посмотри на него, Фиона, – он станет для нас мертвым грузом. Что здесь произошло?
      – Он полетит с нами, или я не буду помогать тебе.
      – Черт… – он с силой выдохнул. – Хорошо. Это значит, что мы должны незаметно донести до вертушки двух людей.
      – Я несла тебя, помнишь? Я смогу нести Мэттью.

* * *

      Тил-Монтойя зашевелился, когда Стивен запихнул его в кресло пилота. В другом конце лагеря началась суета.
      – Заметили, что я исчез, – бросил Стивен сквозь зубы. – Засовывай его внутрь.
      Она впихнула Мэттью на заднее сиденье менее аккуратно, чем собиралась.
      – В порядке.
      – Залезай.
      Они закрыли двери и уселись в кабине, держа в руках оружие и наблюдая за темными фигурами, которые двигались между зданиями. Через пару мгновений вспыхнул яркий свет, заливая весь лагерь.
      – Давай же, просыпайся, – сказала Фиона, дотрагиваясь до лица Тил-Монтойи. Результата добиться не удалось, и она залепила ему пощечину.
      Его глаза слегка приоткрылись.
      – Вы ранены, сэр. – прошептала она. – Помните? Вас ранило? Мы должны добраться до врачей. Но я не могу лететь на вашей вертушке.
      Она глубоко просканировала его и обнаружила случай, когда он был ранен. В тот раз не было вертолета и биоидентификатора, но он будет в смятении еще несколько мгновений…
      Стив дотронулся до ее плеча. Краем глаза она увидела, как двое охранников заходят в дом, откуда они только что вышли.
      – Сэр, поспешите. Вы истекаете кровью.
      – А. Да. – Он слабо застонал. – Компьютер, передать биоидентификацию и опознавание по голосу от Джозефа Тил-Монтойи, 49-156667349… как ваше имя?
      – Леня Колкин, 60-234637586, – сказала Фиона. Один из ее псевдонимов, к счастью, он был активен. Дверь здания распахнулась, двое мужчины с винтовками выбежали наружу, дико озираясь по сторонам.
      Тил-Монтойя странно посмотрел на нее.
      – Я вас знаю?
      – Поспешите, сэр!
      – Ваша рука на пластине?
      – Да, сэр.
      – Компьютер, передать. – Он снова посмотрел на нее. – Я ведь знаю вас, верно?
      Стивен ударил его правым хуком в челюсть – и Пси-коп обмяк, ударившись об окно. Фиона перелезла через его тело, беря в руки штурвал.
      – Договоренность была, что он передаст управление мне, – прошипел Стивен.
      – Круто. Потерпи.
      – Ты умеешь летать на таких штуках?
      – Собираюсь узнать. Если у тебя есть советы…
      Если Стивен и мог дать советы, то они остались при нем – внезапно мощная сила вдавила его в сиденье, когда двигатели вертолета понесли их вверх, навстречу свободе.

      Кевин закрыл глаза, преграждая путь кошмару, который пытался пробиться через его блоки. Ощущение было незнакомым и шокирующим. Еще никто не проникал туда, под его маску.
      И он совсем не хотел, чтобы они были там. Теперь сила проявилась четче. Это был не один очень сильный разум, а много слабых, связанных воедино.
      Но они были связаны не полностью: их gestalt был подобен спруту, чьи обособленные щупальца поддерживали друг друга, в унисон пытаясь разорвать его и остальных на части. Конечно же, этот образ был иллюзией.
      Он достал свой собственный разум из ящика – острую, наточенную саблю, блестящую и несущую смерть. Сначала он отсекал фрагменты спрута по частям – по щупальцу за один раз.
      "Паника". Его не рассматривали как угрозу – даже не смогли распознать, что он тэп. Эта невидимость была прощальным даром его матери.
      "Вжик-вжик, вжик-вжик". Они падали, но его разум начал испытывать боль – как мускулы, напряженные слишком сильно или излишне долго.
      Один из Пси-копов зашевелился, увидел, что происходит, и его пистолет вспыхнул. Жрец упал. Еще выстрел, и остаток спрута распался на части, червяки начали расползаться, пытаясь зарыться поглубже в землю. Через пару минут все было кончено: те, кто не погиб, сдались. Кевин внимательно оглядел их. Больше не монстры, а старики, женщины и дети.
      – Как я уже сказал, – выдохнул он, стараясь, чтобы его голос не казался слабым, – обыщите пещеру.
      Что-то влажное коснулось его губ.
      – Сэр! – прошептала Наташа.
      Из носа у него текла кровь, из глаз – кровавые слезы.
      – Сэр, я не знала…
      – Я и не предполагал, что узнаете, мисс Александер. Или кто-нибудь еще. Если нормалы когда-нибудь обнаружат, что директор Пси-Корпуса – телепат…
      – Да, сэр. Никто не узнает, сэр.
      Он устало кивнул.
      – Это наша судьба, а не их, мисс Александер. Никогда не забывайте об этом.
      – Не забуду, сэр.

* * *

      – Это все, что мы нашли, сэр.
      Он выглядел как металлический фрагмент, гладкий и твердый, но слабое мерцание и переливы показывали, что это не металл. Кевин сразу увидел сходство с марсианскими артефактами. Прикоснувшись к нему, он ощутил отдаленное потрясение, и на мгновение оказался внутри грозы в ночь смерти матери, смотрящим на Шалако в страхе и восхищении.
      Он передал небольшой обломок Наташе, наблюдая за ее реакцией. Если она и ощутила что-нибудь, то не показала этого.
      – Он был на алтаре, сэр. Здесь нет следов оборудования, которое могло бы использоваться для манипулирования генами.
      – Просветили всю пещеру?
      – Так точно, сэр. Ничего.
      – Ну что ж. Видимо, на данный момент мы уперлись в тупик. Есть ведь и другие места вроде этого?
      – Несколько.
      – Проверьте их. На этот раз возьмите больше людей, и если там будут стражи, не давайте им шансов. Используйте газ или нейропарализаторы. Есть вопросы, на которые я хочу получить ответы.

      У него ушло много времени, чтобы перестать ругаться сквозь зубы. Фиона управляла вертолетом очень хорошо – для человека, который не умеет этого делать. А это значило, что при каждом взгляде Стивена в окно перед его глазами пролетала вся его жизнь.
      Поэтому он сконцентрировался на других вещах. Для начала он связал Тил-Монтойю и вставил кляп ему в рот. Подключился к системе на короткое время, чтобы получить их координаты и карту местности, а затем оборвал связь со спутником и методично выключил все приборы, которые могли бы помочь Пси-Корпусу, местным полицейским и кому-либо еще отследить их. Фиона сделала только один звонок по местному телефону, секунд десять говоря какую-то тарабарщину, после чего разрешила Стивену оборвать и этот канал.
      Через полчаса она посадила вертолет на небольшой прогалине поблизости от озера.
      – Выходим, – сказала она.
      – В джунглях?
      – Да.
      – А что насчет Пси-копа?
      В ответ она открыла дверцу и вытолкнула Пси-копа на землю. Он так и остался лежать, смотря на них. Фиона проигнорировала его взгляд, подбежала к задней дверце и открыла ее.
      – Мэттью? – услышал Стивен ее вопрос.
      – Как он? – спросил Стивен, сканируя джунгли. Оружие Тил-Монтойи удобно лежало в его руке.
      – По-прежнему без сознания.
      – У него прощупывается пульс?
      – Да, – бросила она слегка раздраженно.
      – Послушай, – сказал он, – не то что бы я хотел услышать благодарность…
      Она смягчилась.
      – Прости, Стивен. Я просто беспокоюсь о нем. Ты… ты все проделал великолепно. Ты спас меня от крайне неприятной вещи, и я не знаю, смогу ли когда-нибудь отплатить тебе тем же.
      Она улыбнулась, ее улыбка была очень милой. Она протянула руку, и он пожал, тронутый ее признательностью.
      – Из нас вышла неплохая команда, – сказал он, не понимая, почему слова с таким трудом выходили из его горла. – Конечно, теперь все мои планы устарели.
      – Не беспокойся об этом. Думаю, я поведу мяч сама – пока что. – Она по-детски подняла голову. – Ты должен объяснить про токсин.
      – Конечно. Я химик, хотя в это трудно поверить, и работал в фармацевтической компании. Яд кобры – это нервный токсин, так что с ним и парой добавок, которые легко достать в лагере, можно сделать много интересных штучек.
      – Здорово, – ему понравилось, что в ее голосе слышалось восхищение. Слишком плохо для полуправды – он действительно изучал химию и даже изготовил нервный токсин, но с ингредиентами, которые переправил ему Вацит. Но неважно – похвала на основании ложных достижений лучше, чем никакой похвалы.
      – И? – спросил он. – Что теперь?
      – Теперь? Думаю, тебе стоит опустить оружие – хоть ненадолго.
      Стивен последовал за ее взглядом и осознал, что видит перед собой дуло винтовки. Лес вокруг него зашептал, и из него возник небольшой отряд.

* * *

      – Стивен Уолтерс, хочу познакомить тебя с Хелангом.
      Хеланг был невысоким мужчиной с быстрыми черными глазами хищной птицы. Как и остальные из двух десятков его людей, он был одет в камуфляж.
      – Я не знаю тебя, – сказал Хеланг.
      – Он помог мне бежать, – сказала Фиона. – Я ручаюсь за него.
      Хеланг подумал несколько мгновений, затем быстро кивнул.
      – Тогда сюда.
      Он двинулся вглубь леса.
      – А как насчет вертушки? – запротестовал Стивен.
      – Мы позаботимся о ней, – ответил Хеланг.
      – Вы ее бросите?
      – Нет, мистер Уолтерс. Мы ее используем. Но вначале мы устроим для ваших преследователей веселую охоту.
      – А что будет с Пси-копом?
      – Не беспокойся и о нем, – сказал Хеланг с неприятной улыбкой.
      Стивен посмотрел на Тил-Монтойю. "Вот и поделом тебе, сукин сын", подумал он. "Я и сам хотел бы свернуть тебе шею, когда…" Внезапно он осознал, что передает это, и резко оборвал мысль. Кажется, Фиона ничего не заметила, – она повернулась к Хелангу и начала беседовать с ним на языке, которого он не знал.
      "Я здесь только по делу", напомнил он себе.
      По тропинке они прошли несколько сотен футов, Мэттью несли двое из людей Хеланга. Они оказались на берегу реки, где виднелось несколько очень длинных каноэ. Мэттью, который был по-прежнему без сознания, положили в одно из них между теми, кто его нес. Фиона, трое людей Хеланга и он сам залезли в другое. Кто-то передал ему весло.
      – Мы будем грести? На веслах уходить от Пси-копов на вертушках?
      – Весла не оставляют следов химикатов, не испускают электромагнитных импульсов и даже не излучают тепла, – заметила Фиона. – А полог из деревьев помешает засечь нас с воздуха. Доверяй им хоть немного, Стивен. Очень скоро у нас появится более быстрый способ передвижения.

* * *

      – И что теперь? – спросил он примерно через час, когда они остановились для привала. Фиона вылезла из своего каноэ и пошла проверить состояние Мэттью, а Стивен последовал за ней.
      – Здесь есть связь, – объяснила она. – Они просто выясняют, где сейчас копы – где безопасно, а где нет.
      – А кто такие, черт побери, эти парни?
      – Они называют себя оранг асли, – сказала она. – Древнее наименование аборигенов.
      – Некоторые из них не выглядят похожими на аборигенов. Вот тот блондин.
      Фиона кивнула, протирая лицо Мэттью влажной тряпкой.
      – Это просто название. У них разное прошлое.
      – Но они не телепаты.
      – Нет. Они немного революционеры – в основном беглецы из Саравака на Калимантане. Индонезийский Консорциум силой переселил их сюда в тридцатые годы, когда они контролировали власть в Малайзии. Они хотят отвоевать свою родину.
      – И какое отношение это имеет к нам? – спросил Стивен.
      – Подполье телепатов уже работало с ними, – сказала Фиона. – Мы снабжали их особой информацией, а они помогали нам перемещать беглецов в разные части света.
      – Ого! "Мы работали с ними раньше"? Подполье? Куда это я влип?
      – Добро пожаловать в Сопротивление, Стивен, – она сделала небольшую паузу. – Теперь у тебя два варианта. Я могу сделать все возможное, чтобы увезти тебя отсюда – куда-нибудь в безопасное место. Изменить твою внешность, подделать результаты тестов. Или… – Она пристально посмотрела на него. – Нам нужны такие как ты, Стивен.
      Конечно, он знал, что предложение будет сделано – именно на это и рассчитывал Вацит, – но оно было подобно молнии. Фиона была настолько искренней, эмоциональной, и хотя она старалась не передавать, ее страстность просочилась наружу.
      – Я… можно я подумаю немного?
      Хеланг вернулся и присел на корточки рядом с ней.
      – Проблема, – сказал он. – Обычая связь с Сингапуром не работает. Через неделю или около того…
      – Через неделю они найдут нас.
      Легкое покашливание прервало их разговор. Повернувшись, они увидели, что Мэттью открыл глаза. Они смотрели на Фиону, словно она была единственным объектом, который они могли видеть, но говорил он для всех.
      – Я знаю другой путь, – сказал он. – По крайней мере, думаю, что знаю.

* * *

      Дверь открыл великан. Его черное как смоль лицо закачалось над ними, и тут огромная улыбка практически рассекла его на две части.
      – Брат Мэттью!
      Мэттью крепко обнял великана, потом слегка отодвинулся от него.
      – Все растешь, как вижу! – сказал он.
      – Лишь в сердце, надеюсь. Кровати здесь слишком коротки для меня. – Его лоб нахмурился. – Я слыхал, что тебя взяли.
      – Да. Брат Джастин, позволь представить тебе Фиону Темпл и Стивена Уолтерса, моих земных спасителей.
      Фиона осознала, что прозевала весь этот обмен фразами, потому что потрясенно смотрела на коричневую сутану великана, крест и четки на его длинной шее.
      – Ты… ты священник? – спросила она Мэттью.
      Мэттью положил руку ей на плечо.
      – Нет. Я был монахом – здесь и недолго. Но…
      – Но брат Мэттью не удовлетворился тем, что позволил бедам приходить к нему, – закончил за него Джастин. – Он предпочел отправиться во внешний мир и поискать неприятностей самому. И, видимо, принести их сюда. Однако добро пожаловать всем вам.
      Он указал направление крестом, и они вошли в пещеру, которая оказалась храмом из известняка. Пещера была естественного происхождения – или почти естественного. Почти два часа они карабкались по крутому склону столовой горы, прежде чем отыскали крошечную дверь в двух сотнях футов от вершины. Изнутри они могли видеть фрагмент плоской вершины – через отверстие в потолке вниз падал яркий луч света, попадая рядом с алтарем.
      – Знаешь, почему я пришел сюда? – спросил Мэттью. – Мне ненавистна мысль подвергнуть орден опасности, но…
      – Но мы нужны тебе. Я понимаю, Мэттью.
      К ним подошел еще один монах – значительно ниже ростом, чем брат Джастин. И старше, с приветливым круглым лицом.
      – Это брат Вильям, – сказал им Джастин. – Ему можно доверять.
      Когда их знакомили, брат Вильям улыбнулся каждому светящейся улыбкой.
      – Брат Мэттью! Я столько слышал о вас и так рад встретить наконец-то.
      Мэттью кивнул, но когда он протянул руку, его ноги подогнулись.
      – Прошу прощения! – сказал брат Джастин, подхватывая Мэттью. – Конечно же, вам нужен отдых, пища и лечение.
      – Нет времени, – сказал Мэттью.
      – Чтобы организовать ваше путешествие, нужно время, – сказал успокаивающе брат Вильям, – несколько часов. Здесь вы будете в безопасности.
      Мэттью неохотно кивнул.
      – Пошли, Мэттью, – сказал брат Джастин. – Давай помогу вам со Стивеном помыться и поесть. А брат Вильям обеспечит мисс Темпл уединение, чтобы сделать то же самое.
      – Спасибо тебе, брат Джастин, – сказал Мэттью. Он взял Фиону за руку. – Все в порядке. Ты можешь доверять им.
      Она кивнула, и повернулась, чтобы последовать за Вильямом. Они покинули залу и пошли по тоннелям, созданным руками людей.
      Брат Вильям посмотрел на нее через плечо.
      – Мне было грустно услышать про Манки.
      – Спасибо.
      Она не удивилась. Церковь была одним из самых преданных их союзников, хотя и очень осторожным в вопросах оказания помощи. Манки часто сотрудничал с нею.
      – Он оставил здесь кое-что для вас. Хотите посмотреть?
      – Оставил? Когда?
      – Очень давно.
      – Пожалуйста. Я хотела бы увидеть это прямо сейчас, если можно.
      – Вначале – ванна и еда. Я принесу вам этот предмет.
      – Сейчас, прошу вас.
      Вильям пожал плечами.
      – Как хотите.

* * *

      – Дьявол, как приятно, – сказал Стивен, расслабляясь в горячей воде. – Чертовски приятно.
      – Согласен, – пробормотал Мэттью из своей бочки в паре ярдов от него. Он закрыл глаза и откинулся назад. – Спасибо тебе.
      – За?
      – Помог Фионе. Помешал Пси-копу…
      – Эй, поверь, всегда рад. Итак, Мэттью. Ты тоже часть этого сопротивления?
      – Иногда.
      – Вы именно так познакомились с Фионой?
      – Нет. Мы встретились в норах.
      Стивен сел.
      – Мне казалось, что норы – это карцеры для изоляции.
      Мэттью кивнул.
      – Они поместили нас слишком близко.
      И тут он увидел клеймо на Мэттью. П12. Разглядев его, он испытал вспышку возмущения, и Мэттью ее заметил.
      – Прости, – сказал Стивен. – Я просто жалкий П8.
      – Никто не может изменить то, какими мы рождаемся, – сказал Мэттью. – Важно то, что мы делаем с тем, что нам дано. А ты… Без тебя мне и Фионе пришлось бы совсем несладко. Еще как несладко.
      – Не знаю. Фиона та еще девчушка. Она бы что-нибудь придумала.
      – Она поразительная, – согласился Мэттью, и Стивен обнаружил, что ему не нравится его тон.

* * *

      Изображение слегка размывалось, словно кристалл был не полностью совместим с устройством для чтения. Или ей мешали слезы, которые она смахивала с глаз.
      Лицо дедушки Манки заполнило экран.
      – Фи, если ты смотришь на меня сейчас, значит, я мертв. Я оставил для тебя несколько кристаллов, не зная, когда и где ты наткнешься на них, но я уверен, что их не передадут, пока я не окажусь в могиле. Итак.
      За свою жизнь я вырастил двух детей, Фи, и ни один из них не был моим собственным. Первый – твой отец, второй – ты. Извини, что тебе не хватало твоего отца, – я знаю, что мало говорил о нем. Когда я нашел его, он был совсем маленьким. У меня ушли годы, чтобы узнать, что произошло с ним, что сделало его таким, каким он стал. Его мать умерла, сжимая его в объятиях, – умерла, убитая нормалами. Они оба были телепаты и, думаю,… По-моему, уходя, она забрала что-то с собой и оставила что-то взамен. Я не встречал больше никого столь напористого и бесстрастного одновременно.
      – Я ненадолго потерял его из виду, и когда встретил, он отдал мне тебя. Я ничего не знаю о твоей матери, Фи. А твой отец… – Его лицо выражало не то боль, не то сожаление, или оба чувства одновременно. – Твой отец не хотел, чтобы ты была в Пси-Корпусе. Он совершенно ясно заявил об этом. Более чем ясно. И ты знаешь, как я отношусь к этому. В любом случае я пообещал, что позабочусь о тебе, хотя меньше всего на свете мне хотелось воспитывать еще одного капризного ребенка.
      Но ты оказалась замечательным ребенком. Ты воплотила в себе все, чего лишен твой отец. Ты обладаешь страстностью, добротой, умением любить, искренностью. Твой отец – неплохой человек, просто он холодный, очень холодный. Думаю, его поступок, когда он передал тебя мне, надо считать самым сильным проявлением любви, на которое он только был способен, – или вторым по силе. Так что считай это комплиментом.
      Мысли скачут, сразу начинаешь думать о собственной смерти, а я терпеть этого не могу… Итак, две вещи.
      Первое. Если я мертв, а ты жива… Сюрприз, малышка: теперь ты – глава Сопротивления. Я раздувал этот костер чертовски много лет, и теперь появился небольшой дымок. Так что я скажу тебе, где найти информацию, которую я, скорее всего, взорвал, – ячейки, связные, маршруты подпольных перевозок, все хорошие рестораны на этом пути, ля-ля-ля. Ты можешь продолжать, а можешь – не продолжать. Если нет, передай кому-нибудь еще – я мертв, мне уже все равно.
      Он снова остановился, и его брови изогнулись в изумлении.
      – Нет, подумать только, мертв. Послушай, Фиона, это важно. Сто пятьдесят лет тому назад телепатов не существовало. Мы все еще в начале пути, но тенденция проявилась с самых первых дней. Слушай, Фи. Телепаты есть в каждой стране, в каждом этносе, в каждой религии. Но они – твой народ. Мы становимся народом, и это неизбежно, потому что нормалы никогда до конца не примут нас. Мы должны найти способ объединиться. Пси-Корпус – они нашли один ответ, но это неправильный ответ. Совсем неправильный.
      Сопротивление – тоже не ответ, Фиона. Это поиск ответа. Это попытка создать возможные варианты, создать пути, из которых можно выбирать. Когда я был молод, я не думал, что существуют важные вещи. Мне просто нравилось создавать неприятности. Я думал о себе как о воплощении хаоса, распространяющем анархию просто ради забавы. Век живи – век учись. И теперь я хочу, чтобы у моего народа был выбор. Если дать возможность выбрать, многие из нас неминуемо набредут на правильный путь для тэпов. Есть очень простое слово для того, о чем я сейчас говорю, но простые слова зачастую теряют свой смысл, когда ты слишком часто их произносишь. Свобода. Это слово очень хорошо подытоживает все сказанное, когда дополнения уже сделаны.
      Итак, это было Первое, и очень длинное Первое. А вот и Второе, совсем не такое долгое.
      Второе. Я люблю тебя, Малышка. Действуй.

* * *

      Стивен лежал и смотрел в потолок, – он никак не мог заснуть. Казалось, все шло в соответствии с планом, но что-то беспокоило его, почему-то ныл затылок.
      Немного спустя он сдался, залез в свободные штаны, которые дали ему монахи, и, шлепая, вышел в коридор. Он добрался до пещеры-храма. Была ночь, и единственным источником света были свечи на алтаре.
      Пока все хорошо. Он достиг двух первых целей – завоевал доверие Фионы и вытащил их из лагеря для интернированных. Он сумел проникнуть в подполье. Так что же беспокоило его?
      Лагерь сильно подействовал на него, сильнее, чем он хотел признать. Он никогда не испытывал особых симпатий к беглым, но никто не заслуживал такого обращения. Но когда Корпус станет сильнее, несомненно, он исправит это положение. Лагеря плохи, потому что их контролируют нормалы. Тил-Монтойя – он просто "гнилое яблоко", типичный бандит, считающий, что ему все позволено. Черт, но если бы он оказался на месте Монтойи, если бы ему приказали сделать Фионе ребенка, разве он поступил бы иначе?
      Он ощутил неожиданный прилив гнева и стыда при такой мысли, и это поразило его. Ему нравилось думать о себе как о прагматике, который делает то, что необходимо. Он очень редко чувствовал себя виноватым, и вовсе не из-за похотливых мыслей. Но Фиона – он вздохнул. Он – не тупая кукла. Он должен признать, что она ему нравится, а может, даже больше, чем просто нравится. Ему было приказано охранять ее, но он делал бы это и просто так, потому что это казалось ему правильным.
      И из-за этого ему будет очень сложно предать ее, когда придет время. Но согласно плану игры, это время придет лишь в будущем, возможно, в отдаленном будущем. Он сможет подумать об этом позднее, верно?
      Но не это беспокоило его. Он все еще пытался понять причину тревоги, когда увидел тени, движущиеся среди свечей.

* * *

      Фиона поднялась и одевалась, послушавшись молчаливого призыва во мраке поблизости. Она обнаружила Мэттью, который ждал ее в начале коридора, совсем рядом с пещерой. Несколько долгих мгновений они стояли на расстоянии ярда, молча, просто смотря друг на друга. Его глаза были похожи на блестящую сталь, полупрозрачные самоцветы…
      "Это твое собственное отражение", прошептал его разум.
      Она почувствовала, как поднимается ее блок, выталкивая его.
      – Забавно, верно? – прошептал он вслух. – Как наши лица и тела узнают друг друга?
      – Просто… все слишком быстро. Мы первый раз встретились по-настоящему.
      – Нет. Первый раз, когда мы разошлись.
      Он протянул руку, его взгляд был настолько пристальным, что она не могла его выносить, и закрыла глаза. Но его глаза все еще были там, лишь ярче и глубже, и тогда она действительно увидела в них себя. Ее лицо, черты которого она не смогла нарисовать в "норе". Конечно, она видела их в зеркалах, оценивала, прикидывала, не слишком ли мал ее нос и не слишком широко расставлены глаза, – но сейчас ее лицо сияло, и оно было прекрасно, и она не понимала, как смогла забыть его.
      Мягко и тихо, словно шелк, падающий на пол, ее блок опустился, и она прикоснулась к его руке. Он шагнул вперед, его рука обвилась вокруг ее головы, но она вряд ли знала об этом. Когда его губы коснулись ее, они уже давно целовались.

* * *

      В сотне футов от них Стивен ощутил этот поцелуй словно нож, вонзившийся в его сердце. Чертовки хорошо для парня, который ничего не сделал, а просто лежал, когда я спасал ее, подумал он. Он подпитывал свой гнев, потом развернул его, и все встало на свои места. Хорошо. Это поможет ему не стать идиотом. Позволит сделать то, что он должен.
      Но ему было больно.
      Он уже собирался идти, когда заметил, что кто-то еще идет по храму. Вначале он подумал, что это один из священников, но из-за походки, похожей на движения пантеры, в нем что-то щелкнуло, и все встало на свои места.
      Брат Вильям. Он видел монаха прежде, в Академии. Он был копом.

      Стивен змеей проскользнул через пещеру, страстно жалея, что оставил оружие вместе с остальными вещами. О чем только он думал? Идиотами похлеще его были Фиона и Мэттью, слившиеся в своем французском приветствии в то время, как, по меньшей мере, три "ищейки" окружали их.
      Он был все еще в десяти ярдах от "ищеек", когда те заметили его.
      "Корпус – мать, Корпус – отец", передал он.
      Они замерли, и он прыгнул, его мускулы взорвались, словно освобожденная пружина. Пистолет выстрелил, глушитель замаскировал его смертоносный кашель, и он ощутил возмущение воздуха рядом с ухом. Но он уже был там, его кулак обрушился на лицо "ищейки". Он позволил, чтобы инерция прыжка протащила его над падающим человеком, когда произошел второй выстрел. Он покатился, сгруппировался и бросился на вторую тень, нанеся резкий удар по вытянутой руке и развернувшись, чтобы вложить всю свою силу в удар локтем. Он почувствовал, что удар пришелся в горло, и тогда…
      "Стой или умрешь".
      Мысль была настолько четкой, что он остановился, ощущая, что оружие нацелено на его сердце. Он медленно повернулся, чтобы увидеть "брата" Вильяма с оружием в руке. Третья "ищейка" занималась Фионой и Мэттью. Двое, который он ударил, по-прежнему лежали на полу.
      – Достаточно, – сказал брат Вильям. – Я не хочу убивать кого-то из вас, но сделаю это при необходимости.
      – Не делай этого, – сказал Мэттью.
      Вильям резко рассмеялся.
      – Избавьте меня от этого. И не рассчитывайте на помощь Джастина или остальных. Они… неважно себя чувствуют.
      – Если ты причинишь им вред, я… – Мэттью шагнул вперед, сжав кулаки.
      – Ничего не сделаешь, – Вильям сделал жест оружием. – Но не беспокойся. Джастин и остальные в безопасности – на какое-то время. Конечно, за свои преступления они будут преданы суду и, возможно, пожалеют о том, что я не убил их сегодня.
      – Как давно? – спросила Фиона. – Как давно ты…
      – Похоже на вечность, моя дорогая, и я не наслаждался ею. Я считаю, что в этом виноваты ты и О'Хэннлон, будьте вы оба прокляты. Мы надеялись поймать его, когда он побежит, но, конечно же, этот мерзавец взорвал себя и одного из наших лучших офицеров и отправился в загробный мир. Но мы знали, что он оставил тебе кристалл. Биоидентификация настроена на тебя, поэтому мы не смогли вскрыть его. Мы собирались отослать его в лагерь для интернированных, но ты очень мило разрешила эту проблему. Терминал, по которому ты просматривала кристалл, скопировал всю информацию. А теперь я предпочел бы оставить тебя в живых на случай, если есть другие сведения, защищенные подобным образом.
      – Иди к черту.
      – Нет, моя дорогая, не верю, что твое упорство продлится достаточно долго. Я читал отчет Тил-Монтойи о тебе и мистере Декстере, но ваше представление пару минут тому назад сделали его ненужным. Ты будешь сотрудничать, или я разорву мистера Декстера на части, по кусочкам, и гарантирую, что ты почувствуешь, как он начнет тебя ненавидеть.
      – Этого не случится, Фи, – сказал тихо Мэттью. – Он может делать со мной, все что пожелает… Но я никогда не возненавижу тебя. Защити Сопротивление.
      Вильям пожал плечами.
      – Вы будете крайне удивлены, узнав, насколько глубокие перемены в личности способна производить достаточно сильная боль. Но на самом деле это неважно. Есть и другие способы, которые можно применить, если сразу не получится. С помощью соответствующих наркотиков и глубинного сканирования мисс Темпл сделает все, что мы захотим, хотя от ее разума при этом мало что останется. Жаль, но она доказала, что она неисправима, так что…
      И тогда Стивен почувствовал, что в его сердце словно разверзлась дыра. Фиона пыталась заставить "ищейку" убить ее. "Ищейка" осознал это, и его палец прикоснулся к курку. Стивен прыгнул, нацелившись на "ищейку", зная, что он может опоздать…
      Неожиданно что-то схватило его за ноги, заморозило их, и он рухнул на землю.
      Секундой спустя его ноги ожили, и он с трудом поднялся.
      Вильям стоял словно статуя. Как и "ищейка". На мгновение он не понял, что происходит, но затем увидел Мэттью со стеклянными глазами, все его тело сотрясала дрожь.
      – Быстрее, – сказал он сквозь зубы. – Я не могу… секунда или две… Стивен и Фиона поняли практически одновременно. Она прыгнула к "ищейке",
      а он к Вильяму – почти в тот момент, когда Мэттью захрипел и откинулся назад. Вильям поднял оружие, но у него не хватило времени выстрелить. Он был Пси-копом, но монастырская жизнь сделала его ленивым и вялым. Стивен очень сильно ударил его, уронил на землю и перед тем, как подняться, убедился, что его шея сломана.
      Встав на ноги, он увидел, что в руках у Фионы два пистолета, а все "ищейки" лежат на полу.
      – Ты убил его, – прошептала Фиона.
      – В самую точку, – прошипел Стивен. – Он знал, верно? Где можно найти информацию о Сопротивлении? А теперь не знает. Мы должны сделать то же самое и с остальными.
      – Нет, – сказал Мэттью дрожащим голосом. – Мы не можем хладнокровно убивать их. Брат Джастин… брат Джастин и остальные придумают, что с ними делать.
      Стивен хотел, чтобы все они были мертвы, – что если кто-нибудь из них узнал его? Но он неохотно согласился.
      – Хорошо. И что теперь?
      – Найти Джастина и остальных, – сказала Фиона. – Уничтожить терминал. Потом… – она усмехнулась. – Сведения, которые оставил мне Манки, в СШ. Пять к сотне, что у "брата Вильяма" здесь был припасен самолет, и он уже согласовал перелет с Пси-Корпусом и зарегистрировал его. Вся операция должна быть тайной, так что он не станет связываться лишний раз, пока не окажется на месте. Вероятно, у него есть все разрешения на пересечение границ.
      – Может да, а может, нет. И мы не сможем лететь на его самолете, если он закодирован на него.
      – Это мы сумеем обойти, – сказал Мэттью. – У брата Джастина есть подходящее оборудование, мы сможем перевести идентификацию на мнимые личности. Фиона, возможно, ты права.
      – Увидим, верно? Мэттью, ты в порядке?
      – Немного ведет. Но я приду в себя.
      – Стивен?
      – Я в порядке. – Он сделал паузу. – Благодаря Мэттью.
      – Извини, что заморозил тебя на секунду. Трудно быть избирательным.
      Он лаконично кивнул.
      – Ладно. Давайте за работу, верно?
      Через час они летели над Южно-Китайским морем, направляясь на восток навстречу Америке.

      Наташа Александер присоединилась к нему в начале его второй мили. В своем черном трико она выглядела прекрасно. Подстраиваясь под его темп, она замедлила бег.
      – Доброе утро, сэр.
      – Доброе утро, мисс Александер. Надеюсь, что сегодня вы не загоняете меня до смерти.
      – Попытаюсь, сэр.
      – Вы хотите что-то рассказать.
      Легкое разочарование появилось на ее лице.
      – Я передавала? А я-то надеялась, что научилась контролировать себя.
      – Ваш контроль над блоком очень хорош, – сказал он. – Вас предали ваши голос и лицо.
      – О…
      – Мы тратим массу времени, чтобы научится иметь дело с другими телепатами, но забываем о более старинных способах чтения разума. Покойный сенатор Кроуфорд был человеком, который мог читать чужой разум как открытую книгу, хотя у него не было даже намека на телепатические способности. До демонстрации моих возможностей на Юкатане даже самые сильные телепаты не могли выявить меня, и их я не опасался. Беспокоил меня именно Кроуфорд.
      Он заметил, что их бег еще больше замедлился. Были времена, когда он мог бежать довольно быстро, и дыхания хватало, чтобы вести разговор, – по крайней мере, в начале бега.
      – Не позволяйте старика утомлять вас скучными разговорами, – сказал он. – Что у вас для меня?
      – Как вы знаете, мы мало что узнали из обследования мест поклонения различных культов. Хотя есть одна отличительная особенность, о которой мне следует упомянуть.
      – И это?
      – Миф. Когда мы допрашивали выживших в пещере Qahsah на Юкатане о фрагменте из металла – или, как нам казалось, из металла, – все они рассказывали нам одну и ту же историю. Это разновидность древнего мифа майя. Вкратце суть в следующем: были два брата-близнеца, которые спустились в подземный мир, чтобы победить повелителей смерти в игре в мяч. Лорды смерти победили и убили братьев. Их головы отрезали и сожгли. Из одной из голов выросло дерево, и на нем вырос фрукт, похожий на человеческий череп. Мимо проходила дочь одного из повелителей смерти. Ее звали Женщина-Блад…
      – Женщина-Блад?
      – Да. Кажется, именно у нее взяла свое имя моя прабабушка.
      – Вероятно. Продолжайте.
      – Итак – и эта часть легенды кажется очень странной, – череп пронзил ее ладонь. Она забеременела и родила еще двух братьев, таких же, как первая пара. Когда они подросли, они тоже отправились сражаться с повелителями смерти. Они победили своих противников, но один из братьев был убит. Другой поднялся в небеса и превратился в утреннюю звезду. А погибший сотворил нечто подобное тому, что сделал его отец: из него выросло дерево, а на дереве – череп. Но на этот раз он пронзил ладони многих женщин, и частички его повторно родились по всему миру. В конце концов, череп забрала особенная женщина. Часть этого черепа, как полагают верующие, мы и нашли на Юкатане.
      Чтобы сделать все это еще интереснее, я нашла разновидности этой истории в других местах поклонения. Имена и детали меняются: например, в Индонезии два брата стали сверкающими дэвами – подобием ангелов.
      Он прокручивал рассказанное у себя в голове, пока подъем не был преодолен, – в любом случае, для разговора ему не хватило бы дыхания. На спуске он посмотрел на нее через плечо.
      – Зашифрованное воспоминание о генетических манипуляциях?
      Братья-близнецы – клоны? Прокалывание ладони – какая-то разновидность инъекций? – Он вздохнул. – Иногда я думаю, что люди специально идут окольными путями, чтобы превратить совершенно ясное в как можно более непонятное. Вы когда-нибудь думали об этом?
      – Ребята в лаборатории считают, что "металл" действительно органика – что когда-то давно он мог быть в некотором роде живым.
      – Да.
      Он кивнул себе.
      Она с любопытством посмотрела на него, прежде чем продолжить.
      – Я знаю, что в начале века различные корпорации экспериментировали с подобными вещами, но ничего не добились. Даже у центавриан нет ничего подобного.
      – По нашим данным, – предостерег он.
      – Вы не думали над тем, чтобы спросить об этом центавриан – я имею в виду артефакт?
      – Нет. Боюсь, это оказалось бы очень плохой идеей.
      – Думаю, я понимаю вас, сэр.
      – У вас ведь есть что-то еще, верно?
      В ее голосе сквозило возбуждение.
      – Да, сэр. Я вернулась к своей демографической базе данных – той самой, с помощью которой я обнаружила связь между культами и тэпами. Я ввела исправленные данные и подумала, что могла что-то упустить. Я действительно упустила.
      – Вот как?
      – Да, сэр. Мы решили, что первое поколение тэпов родилось в 2050-е и начале 2060-х годов…
      – Примерно когда началось время, по словам жреца.
      – Да. И я обнаружила высокий процент тэпов среди членов этих культов. Но я запустила случайные проверки по другим демографическим параметрам на основании случайных выборок. В результате я обнаружила даже более сильную корреляцию одновременно с членством в культах и наличием тэпов среди потомков.
      – И это?
      – В тот или иной момент все они посетили Антарктиду или жили в ней.
      – Антарктиду?
      – Да, сэр. Несмотря на несколько военных инцидентов и Чилийскую войну в 2035 году, со второй половины XX века Антарктида являлась международной территорией. Каждая ведущая держава имела там свою базу, если не колонию.
      – И там было множество туристов. Вы говорите, что каждый турист или колонист, находившийся в Антарктиде, имеет потомка-тэпа?
      – Нет, сэр, лишь очень маленький процент. Просто совпадение, которое наряду с другими данными кажется подозрительным. Это еще не все…
      Он хмыкнул, и это заставило его прекратить бег. Наташа замедлила шаг вместе с ним.
      – Сэр?
      – Хребты безумия, – произнес он.
      – Сэр? – повторила она.
      – Старая история, придуманная Лавкрафтом. Неважно. Есть что-то еще?
      – Да, сэр, есть. Я проверила архивы различных колоний и туристических компаний. Все предки телепатов, о которых есть записи, – а их не так много, сэр, – но все те, о ком есть сведения, пропадали на несколько дней. Они заявляли, что потерялись, но у них почти не было следов обморожения и недоедания.
      – А вот это, – признал Кевин, – по-настоящему интересно. Все они исчезали примерно в одном месте?
      – Да, сэр, в одном.
      – Все страньше и страньше. И, полагаю, вы знаете это место?
      – Да, сэр.
      – Хорошо. Тогда мы летим.

* * *

      Он вышел, чтобы вдохнуть свежего воздуха. Воздух был действительно свежим – холоднее девяноста градусов. Кевин Вацит дважды был на Луне и один раз на Марсе, но, на его вкус, дно Земли оказалось более пустынным, чем поверхности Луны и Марса, и значительно более опасным. Восходящие потоки воздуха, носившиеся со скоростью сто двадцать миль в час, и температуры, опускавшиеся ниже ста тридцати градусов, превращали Антарктиду в самую холодную и суровую из всех пустынь с кислородосодержащей атмосферой в Солнечной системе.
      Неудивительно, что после трех веков заселения в Антарктике жило чуть больше людей, чем на Марсе.
      В тот момент скорость ветра была всего лишь тридцать миль в час, так что он мог видеть большую часть колонии "Восток" – ряд куполов и закрытых переходов между ними, частью покрытых льдом, частью недавно расчищенных. Отвратительное место с населением менее сотни человек.
      – Здесь холодно, но как мне кажется, очень красиво, – произнес позади него приглушенный голос.
      Кевин повернулся, чтобы взглянуть на Сергея Звягина, мужчину средних лет, закутанного в тяжелую парку, как и он сам.
      – Здравствуйте, коммандер, – сказал он.
      – Огромное пространство почти без движения. Я называю его белой книгой из тысячи страниц – и на этих страницах невидимыми чернилами написаны несколько хайку.
      – Аналогия вполне подходящая, – заметил Кевин.
      – Благодарю, директор. Знаете, я стремлюсь стать поэтом. Поэтом-детективом. И как поэт-детектив я обязан задать себе вопрос, а что за хайку, начертанное на застругах, вы ищите у самого Полюса недоступности, рядом с горами Гамбурцева, покрытыми вечными ледниками? Какой интерес эти места могут представлять для вашей организации?
      – Мы разыскиваем колонию беглых телепатов.
      Звягин уставился на него, но сразу разразился громогласным хохотом.
      – Да уж, директор! Видите, каким мудрым я могу быть – по-своему? Я ждал, ждал, ждал возможности поговорить с вами снаружи, где чужие уши и микрофоны не услышат ничего, кроме свиста снега, – если только не стоять слишком близко. А теперь никто из ваших людей – и моих – не узнает, что я смеялся над вами. Как и никто из моих не выяснит, что вы меня оскорбили.
      Вы хотите, чтобы я поверил, что здесь есть телепаты, зарывшиеся во льды, покрывающие горы Гамбурцева, и постепенно превращающиеся в существ из кристаллов? Послушайте, директор. Ваши люди – ваши Пси-копы, офицеры и ученые, – усложняют наше существование здесь. Наша прежде упорядоченная жизнь нарушена, и вы хотите заплатить мне за это словами, над которыми я могу только посмеяться?
      Кевин повернулся назад к белой равнине.
      – Правительство Земли одобрило мое пребывание здесь, и наше дело связано с вопросами безопасности планеты. Боюсь, что этим вам придется ограничиться.
      – Понимаю. – Он сделал паузу, потирая руки в перчатках. – Вы что-то ищите – темное пятно на фотографии со спутника. Удаленные сканеры зарегистрировали здесь гравитационную аномалию сто лет тому назад. Теперь ее нет.
      – Вам что-нибудь об этом известно?
      – Я знаю, что в снегу было много темных точек – неразорвавшиеся мины, кратеры, созданные ракетами во время конфликта. Но, полагаю, я знаю то место, которое вы ищите.
      – А почему вы не сказали об этом, когда я запрашивал информацию?
      – Потому что мне не приносят радости ситуации, когда оставляют в неведении о тех вещах, за которые я отвечаю. Потому что я не испытываю удовольствия, когда мне лгут. Но… я отведу вас туда. Я увижу то, что увидите вы. Вам не нужно будет ничего рассказывать.
      Ветер усилился. Снег щекотал его нос словно пыль.
      – Очень хорошо, – сказал, наконец, Кевин. – Но, как вы и сказали, – я могу ничего не рассказывать вам.

* * *

      Мощные сани болезненно тряслись, двигаясь по морю из застывших волн, – ветер словно наждаком соскоблил самые мягкие слои льда, оставив лишь иззубренные гребни. Их называли застругами. Кевин мог бы обойтись без этих мучений на санях, но ветер был слишком непредсказуем, чтобы довериться самолету или вертолету. Отменили даже транзитные полеты, и Кевин не хотел использовать спутники: слишком много людей могли заметить его попытки обследовать это место, если довериться системам на орбите.
      Сегодня взошло солнце, разбрасывающее по белой равнине ярость света, лишенного тепла. Защитные очки помогали – и, несомненно, предохраняли глаза от высокой интенсивности ультрафиолета, – но когда он закрывал глаза, все перед ними становилось красным.
      Много часов спустя в прежде однообразной яркости пространства проявилось какое-то подобие голубовато-серой линзы, которая росла в размерах по мере продвижения саней.
      – Вам туда, директор, – прокричал Звягин. – Ваша дыра.
      И это действительно была дыра.
      Они стояли на ее краю, смотря вниз. Он не мог видеть дня – туман из снежной пыли закрывал все, что находилось ниже пары сотен футов.
      – Какова здесь толщина ледового слоя? – спросил он Звягина.
      – Два километра. А может, и больше.
      Кевин прикинул диаметр отверстия. Сотня метров? Две сотни? Трудно сказать.
      – Сейчас условия для перелета лучше? – спросил он.
      – Да, прямо сейчас да, но ветер может очень резко…
      – Мы рискнем. Наташа?
      – Да, сэр?
      – Пусть один из вертолетов "Гаруда" прилетит сюда.
      – Хорошо, сэр. Сообщить им цель?
      – Я должен спуститься вниз.

* * *

      Они опускались в циклоне, который сами и создали, опускались сквозь время, мимо льда, замершего, когда Линкольн стал президентом раздробленных Соединенных Штатов, когда маршировали армии Александра, когда строилась Великая китайская стена. Опускались ниже вод, что были облаками, когда зародился Шумер, когда было посеяно первые зерна, когда неандертальцы и homo sapiens жили в одних и тех же лесах Европы. Пока, наконец, не опустились на снег из их собственного века, несколько дюймов которого они принесли с собой вниз, чтобы укутать суровую землю, подножие гор Гамбурцева, самые высокие пики которых никогда не озарялись лучами солнца.
      – Прожекторы, – приказал Кевин, и мир превратился в свет.
      Вокруг них повсюду мерцал лед. Не привычный лед того мира, который они знали, а лед, сжатый весом ледника толщиной в два километра. Он весь состоял из жил: черных, аквамариновых, жемчужных, молочных, нефритовых. Неровные выступы размером с автомобиль выпирали из стен то там, то здесь. Казалось, что некоторые из них взорвались, словно бомба.
      – Эта шахта не может быть слишком древней, – прошептала Наташа. – Льды перемещаются – не намного, но они всегда движутся.
      Он уловил ее дрожь, не имеющую ничего общего с температурой.
      – Сэр, здесь небезопасно. Очередной кусок может обрушиться в любую минуту. Вся шахта может обрушиться вниз.
      – Знаю.
      Он повернулся, обходя вертолет по кругу, ощутив нечто – или след от чего-то. Он продолжил обход.
      – Сэр, радар не показывает ничего, кроме льда. Я думаю…
      Он не слышал остального, потому что вокруг него взорвались свет и звук, окутав его воспоминаниями.
      Когда кто-то умирает, какая-то его частичка живет. Его мысли и воспоминания, то, чем он был, и то, чем мог стать. Не очень долго – чаще всего лишь несколько мгновений, – но живет. Нечто подобное тени разума, отброшенной на сами частицы творения, ускользающее по мере движения вселенной. Никто не знает природу этого явления – не больше известно и о природе телепатии, – но оно существует, подобно телепатии, это наблюдаемый феномен.
      Кто-то умер здесь. И частичка осталась.
      Вещь, сооружение – корабль, огромный, мерцающий, живой. Он видел залы, коридоры – людей, плавающих в прозрачных, наполненных субстанцией цилиндрических резервуарах. Голоса, трепещущие, но неразличимые и непонятые, бормочущие недоступные пониманию слова, голоса, создающие ощущение двух наползающих друг на друга миров. И долг – очень важный.
      И боль. Враг, тьма. Боль и печаль, воспоминания тысячи лет, надежда на другую тысячу лет. Рассеивающийся воздух. Жизнь, разбивающаяся вдребезги. Уход…

* * *

      Он услышал свое собственное дыхание – резкое, с хрипом, как у бегуна в отчаянии. Пот пленкой покрыл его лицо и начинал замерзать. Наташа держала его за руку, трясла и телепатически кричала:
      "Директор! Мистер Вацит! Кевин!"
      – Я здесь, – пробормотал он.
      – Бог мой. Слава богу! – она обхватила его руками, и он ощутил, как ее тревога и – любовь? – волной обрушились на него.
      Он мягко высвободился.
      – Все в порядке. Я в порядке, мисс Александер. Вы почувствовали?
      Она быстро овладела собой.
      – Почувствовала что, сэр? Вы просто начали смотреть в никуда, задрожали. В вашем разуме были только помехи. Я подумала, что с вами что-то случилось.
      – Это похоже на след после смерти, но… – Он не смог найти подходящего слова. – Я стоял здесь? Все время?
      – Да.
      – И когда вы подошли, вы ничего не почувствовали?
      – Нет, сэр. Простите.
      – Нет, все в порядке. Вы говорите, здесь ничего нет?
      – Радар и ультразвук ничего не показали. Очень слабая фоновая радиация. Дыра пуста, сэр.
      – Да, – согласился он. – Теперь пуста.

      Выглянув за угол конюшни, Стивен тут же отшатнулся. Внутри всхрапнула потревоженная лошадь.
      – Проклятье! – раздраженно бросил он. – Они его уже взяли. Я насчитал – пресвятой Моисей! – трех пси-копов и еще штук десять головорезов. И все это ради одного пацана?
      – Блок! – прошипел Мэттью. – Они слушают!
      Стивен вскинул свою защиту, с надеждой ощущая, как его более сильный партнер прикрывает их обоих – не просто блокируя, но делая невидимыми для поискового сканирования. Проглотив обиду, он проверил заряды в магазине.
      Через секунду Мэттью расслабился:
      – Порядок, обошлось.
      – Ну, а дальше? Двое против тринадцати, из которых трое – пси-копы.
      Мэттью вздохнул:
      – Полагаю, всех нам не одолеть. Лучше смотаться до того, как они заметят нас.
      Стивен согласно кивнул и медленно разогнулся.
      – И все же, – начал он, – три пси-копа. Коль этот пацан стоит такого внимания… – он поскреб в затылке. – Еще раз, что там было в рапорте?
      – Мы получили не все, да и часть была с искажениями. У Корпуса новый шифр, и примерно двадцать процентов не раскодировалось. Мальчик, тринадцать лет, имя – Реми Лижо. Обычное дело: странно повел себя в церкви, кто-то заметил и сообщил.
      – Я удивлен, – заметил Стивен. – В жизни не видел более неразговорчивой общины.
      – Да, но награда за выявленного тэпа может оказаться изрядной.
      – Я думаю. Но тут должно быть что-то еще. Как-то это не тянет на правду. Три пси-копа у черта на рогах в Канаде, за двести миль от ближайшего места, где народу больше, чем мозгов у таксы? Ну-ну. Дуй в лес. Встретимся в городе, в кафе, скажем, часов в десять, или никогда.
      – Что? Стивен, погоди…
      Но он уже мчался по краю зарослей. Выждав несколько секунд, чтобы дать Мэттью время скрыться, он начал стрелять короткими, отрывистыми очередями. На секунду все застыли: пси-полицейские, двое с руками на плечах мальчика; встревоженные мужчина и женщина, наверное, его родители, стоящие на пороге хижины; и цепочка охранников вокруг, слишком уж расслабившихся.
      Первые три его очереди прошили их фургон, и после третьей он уверился, что двигателю конец. Затем он принялся за охрану. Теперь это была уже самозащита, вокруг него засвистели пули. Он нырнул обратно в заросли и укрылся за поваленной елью. Потом вынырнул и снова выстрелил, попав второму мужчине в плечо. И в ту же секунду у мужчины на пороге – отца – в руках откуда-то появился дробовик. Ружье рявкнуло, изрыгнуло облако дыма, и один из пси-полицейских, издав телепатический вопль, рухнул среди мечущихся по двору кур. Затем оба, отец и мать упали, когда оставшиеся полицейские выхватили оружие. Стивен хладнокровно уложил еще одного пси-копа и ближайшего охранника, но тут в дюйме от его головы в стволе ели открылся дымящийся глаз. Он снова спрятался, но успел заметить, что мальчик бежит в лес. Оставшиеся охранники и копы этого, кажется, не заметили – теперь они высматривали только его, и вокруг бревна стало очень жарко.
      Дом стоял на гребне горного кряжа, тянувшегося от него и вправо, и влево. Дорога, по которой они с Мэттью поднимались, шла справа, а мальчик побежал налево. Стивен пополз назад, вниз по склону, время от времени поднимая руку и паля куда придется. Когда ему показалось, что прополз достаточно, он вскочил и побежал вдоль гребня.
      На бегу он пересчитал тех, кого видел последними. Остался один пси-коп и четыре охранника. Все еще не самый лучший расклад, но у него теперь слишком мало времени. Пси-копы обычно непривычны к глухомани. Сначала он собирался вывести из строя машину, а потом перестрелять их поодиночке, когда они пешком двинутся в город, но теперь будет лучше, если ему удастся первым перехватить пацана.
      Наступила реакция, и в ногах появилась легкая дрожь. Какого черта он вытворяет? Мэттью как никто другой побуждал его делать глупости, как никто другой, кроме Фионы. Но эти двое друг друга стоили, конечно.
      Выдохнув, он направился вверх, на гребень, пробиваясь через плотные заросли подлеска, и вышел назад, в более чистый лес. Стивен быстро огляделся, но никто его не преследовал. Найти след мальчика было совсем нетрудно, и он двинулся за ним.

* * *

      Он нашел мальчика сжавшимся в комок под деревом, растущим на краю ущелья. Тот смотрел на него ошалевшими глазами.
      "Тише, Реми. Я здесь, чтобы помочь тебе. Все хорошо". Он бросил взгляд назад, спиной ощущая воображаемые перекрестия.
      Реми Лижо, бормоча, еще на дюйм отодвинулся к краю. Ствен с распростертыми руками подошел на несколько шагов. "Давай. Нам надо спешить".
      "Плохо, плохо. Беги спрячься беги спрячься папа сказал не не стой, нет нет хоть темный ангел коснулся меня но все еще мой мальчик любовь спаситель пожалуйста просто мелочь не должно было папа папа…"
      Стивен невольно заткнул уши, но это, разумеется, не помогло, впрочем, как и блок. Он растерялся, с толку сбивали не столько слова, сколько поток образов и ощущений из сознания мальчика, ревущих словно динамик, воткнутый в слишком мощный усилитель.
      – Боже милостивый…
      Из-за ближайшей скалы вылетела пуля, и он прыгнул вперед, на лету подхватив мальчика и дернув его вниз. Реми забился как дикая кошка, на мгновение они повисли на краю обрыва и полетели вниз.
      Внутренности Стивена на миг оказались в невесомости, а потом они врезались в откос и частью проехали, частью прокатились кубарем около тридцати футов, пока ему не удалось ухватиться за тонкий кедр. Им здорово повезло: еще десять футов, и каменистая осыпь обрывалась в расщелину. Проклиная все и вся, он одной рукой крепко держал мальчишку, а другой вцепился в хлипкое деревце. Винтовка валялась футах в пяти выше по склону.
      – Хватайся за дерево, пацан, – отрывисто бросил он. "Хватайся за дерево!" Мальчик непонимающе уставился на него.
      На краю склона появились две, потом три фигуры.
      – Отдай мальчика, – крикнул один из них.
      – Пристрелите меня, и мы оба упадем.
      "Отдай нам мальчишку!" В этой команде было столько силы, что Стивен с трудом подавил внезапное желание поступить в точности так, как велел пси-полицейский. По счастью он все равно не мог этого сделать.
      Полицейский, кажется, собрался спрыгнуть вниз, как и мужчина рядом с ним. Третий повернулся, поднял свою винтовку и отпрыгнул назад. Первые двое направились по откосу вдоль склона и скрылись из виду, а третий примостился у большого валуна.
      Появился Мэттью, внимательно посмотрел на них, оценивая ситуацию, и потом тоже начал спускаться. Ущелье встретило его ружейным салютом, сначала громким, потом тихим и снова громким…
      "Хватайся за дерево!" в ярости снова рявкнул Стивен. "Папа сказал хвататься за дерево!"
      Как в тумане, мальчишка подчинился, наконец, и Стивен смог выкарабкаться. Мэттью внезапно закачался и осел под странным углом, пропав из виду. Стивен подхватил винтовку и пополз на животе вверх.
      Вокруг заплясали камни, а из ущелья раздалось эхо от выстрелов, напоминающее овации. Дыша медленно и равномерно, он постарался отрешиться от всего, прицелился в едва заметную голову, сосредоточился на едва различимых мыслях и стрелял, стрелял, стрелял, пока что-то горячее не зацепило его плечо…
      Затем он ощутил всплеск ужаса, изумления, смирения, затем пустоту. Стрельба с края склона прекратилась.
      Где-то остался еще один. Или они послали его за подмогой?
      "Мэттью? Мэттью, ты там?"
      Ничего. Он оглянулся на мальчика, до которого, кажется, дошло, что он может свалиться, если не будет держаться за что-нибудь. Пять минут подъема ползком, и он снова позвал Мэттью, с теми же отрицательными результатами.
      А, ладно. Тем лучше. Это все упрощает.
      Он с удивлением ощутил укол ненависти к самому себе при этой мысли. Но эта ненависть была привычным для него ощущением. Словно он отослал очередной рапорт директору.
      Стивен стал пробираться к тому месту, где видел Мэттью в последний раз. Рассчитаться наверняка.
      Он нашел его менее чем в ярде от обрыва. Плечо кровоточило, глаза закрыты, но, будучи так близко, Стивен чувствовал, что он еще жив. Один легкий толчок мог это исправить. В самом деле, очень легкий.
      Он спустился к Мэттью и занес ногу, чтобы спихнуть его. Нога тряслась.
      Он не знал, сколько так простоял, но, в конце концов, сдался, ухватил Мэттью и перетащил выше по склону, так безопаснее. Рана выглядела скверно, но вроде бы не была смертельной; след от удара головой лучше объяснял этот легкий обморок. Он поднял веки: зрачки были одинакового размера, так что обошлось без сотрясения.
      Он снова спустился вниз и помог выбраться Реми. Мальчик молчал; фактически, он был почти без сознания. Когда Стивен вернулся к Мэттью, тот уже поднялся на локте:
      – Что случилось?
      – Ты спас мне жизнь, разобравшись с теми двумя, – буркнул Стивен. – А потом третий ранил тебя сзади. Это было очень смешно. Словно ты собирался дотопать до края и бухнуться вниз. Как лемминги или типа того.
      Но Мэттью не отреагировал, и он продолжил:
      – Я думал, ты остался там, в лесу.
      – Все мертвы?
      – Думаю, есть еще один.
      – Я пристрелил одного у дома, – сказал Мэттью.
      – Ого. Тогда нет, мы их сделали. Но надо убираться отсюда. Вернемся на старую ферму, а потом я спущусь и подгоню машину.

* * *

      Он нашел их в амбаре: так и не пришедшего в себя Мэттью и такого же ненормального, как обычно, мальчишку.
      – Ну же, Мэттью, давай, соберись. Не знаю, что натворил этот малый – проглотил секретную президентскую сводку или что еще – но в городе объявился другой отряд копов, готовых нагрянуть сюда, пока мы болтаем. Они уже нашли нашу тачку.
      – О нет.
      – О да. Не знаю, сколько у нас еще времени, но, по-моему, не слишком-то много. Я смотаюсь в дом, возьму еды, и что еще подвернется… ты лошадей седлать умеешь?
      – Ты шутишь, что ли?
      – Мне нравиться седлать Джизабеллу.
      Они оба обернулись и в изумлении уставились на Реми, похлопывающего одну из лошадей.
      – Ты иди за едой, Мэттью, я помогу Реми. Давненько мне не приходилось ездить верхом, но основы, думаю, не забыл.
      – Здесь только две лошади.
      – Кто-нибудь из нас может взять Реми.

* * *

      Как оказалось, это Реми взял к себе Мэттью, потому что стоило мальчику вскочить на лошадь, как он будто ожил, а бубнящие в его голове голоса превратились во что-то вроде ритмичной мантры без слов. Он проникал лошади в голову? Если он мог такое, это, несомненно, делало его ценным для Пси-Корпуса.
      Здорово было снова оказаться в седле. В детстве он объездил галопом плато вокруг Каспера. Скакать верхом не совсем то же, что гонять на мотоцикле, но такому не разучишься.
      Они нашли спуск по другую сторону кряжа, и некоторое время ехали вверх по ручью, путая следы. Закат застал их на высоком перевале, с которого хорошо было видно весь проделанный ими путь.
      – Скоро они подтянут вертолеты с инфракрасными и микродопплеровскими локаторами. Завтра, самое позднее, послезавтра, – Мэттью вздохнул и откинулся на камень.
      – Тогда лучше развести костер сейчас, пока можно, – сделал вывод Стивен. Он набрал валежника, и вскоре костер запылал. Реми, сначала отказывавшийся спешиться, завидев огонь, слез с лошади и зачарованно уставился на языки пламени. Мэттью вытащил еду – домашний хлеб и козий сыр.
      – А что вообще с теми людьми? – спросил Стивен, прожевав часть своего сэндвича. – Я хочу сказать, нам нравится, конечно, вернуться в старый добрый Вайоминг, но у общины Реми не было даже холодильников. – Он придвинулся к огню. – И сдается мне, они им и не нужны.
      С наступлением ночи заметно похолодало, напомнив ему, что в этих широтах в октябре можно замерзнуть и насмерть.
      – Думаю, они – Pareilists, сказал Мэттью, – что-то вроде амишей.
      – Ха. Странно, что кто-то выбирает такую жизнь.
      – А мне странно, что кто-то выбирает, как им жить. Ты не пытался вообразить себе такое, Стивен? Выбирать, где ты хочешь жить, как хочешь жить, что хочешь делать?
      – А мне не нужно этого воображать, – заметил Стивен. – Я понятия не имел об этих своих фишках до двадцати двух лет. До тех пор мне был открыт весь мир.
      – Может это даже еще хуже… иметь свободу, а потом потерять ее.
      Стивен с горечью усмехнулся:
      – До того, как стать тэпом, мне приходилось чертовски хорошо стараться, чтобы сделать выбор как можно уже. Настоящей свободы нет ни у кого.
      – Совершать свои собственные ошибки – это свобода. Свобода не в том, чтобы сделать правильный выбор или сделать все идеально. Она в том, чтобы решать за себя самому и винить только себя, если облажался.
      – Вот этого большинство в действительности и не хочет.
      Мэттью криво улыбнулся:
      – Иногда, Стивен, я гадаю, что держит тебя с нами. Ты, кажется, по-настоящему не веришь в то, что мы делаем.
      Стивен пошевелил в костре палкой, и скопление искр взвилось к своим звездным кузинам:
      – Верю? Я просто люблю хорошую драку. Я когда-нибудь давал повод усомниться в моем энтузиазме?
      – Нет. Просто я не понимаю тебя. Для меня ты всегда закрыт.
      – Вот такой я независимый тип.
      Мэттью помолчал секунду:
      – А мы знаем, куда направляемся?
      Стивен кивнул:
      – До провинции Дена недалеко. У подполья там ячейка.
      – Дена? Это же больше сотни миль.
      – У тебя есть предложение лучше?
      – Нет… Стивен, смотри!
      Что-то необычное творилось с костром. Искры складывались в странные узоры, собираясь там и тут. На глазах Стивена к странному вальсу своих меньших братьев присоединился небольшой уголек.
      – Господи Иисусе, – выдохнул Стивен.
      Меттью кивнул:
      – Телекинетик.
      – Неудивительно, что Пси-Корпус послал элитную команду.
      Целиком поглощенный угольками, Реми, кажется, их совсем не замечал.
      – А это значит, что они не отстанут. Да и в любом случае не отстали бы, после того, как мы укокошили тех пси-копов, но… Иисусе. Это первый тэк, которого я вижу. А они правда все такие – слегка не в себе? Так говорят.
      – Он тебя слышит, знаешь ли, даже если и не отвечает.
      – Ага. Прости, Реми. Ты только посмотри, – он отхлебнул воды, не отводя глаз от представления. – Подумать только, что он может. Переводить стрелки. Устраивать осечки. Может даже покопаться в человеке, ну там пошуровать с кровеносными сосудами и прочее, – он запнулся. – Думаю, они хотят его размножить, а?
      – Или выпотрошить. Или и то, и другое.
      Они замолчали, поглощенные нахлынувшими мыслями. Молчание нарушил Стивен:
      – Ладно, Мэттью. Ты не понимаешь меня – я не понимаю тебя. Мы продолжаем эту драку, но к чему все идет? В конце концов, даже дружественные страны говорят "хватит". Прямо сейчас мы просто люди, прячущиеся то тут, то там, но в действительности ведь ничего не меняется, так?
      Мэттью оперся на локоть:
      – Может в известном смысле так и есть. Дело не в победе – не сейчас, по крайней мере, – но в продолжении борьбы. Пока мы даем им знать, что не собираемся сидеть тихо, жива идея, что мы – тоже люди, что мы сражаемся, что для нас должно быть место. Не знаю, где. Может здесь, а может среди звезд… все, что я знаю: когда сдашься, когда позволишь загнать себя в тюрягу, вырваться оттуда будет куда сложнее. Так что мы должны держаться, постоянно напоминать о себе, сохранить идею свободы до тех пор, пока не найдем путь избежать тюряги.
      – Под которой ты подразумеваешь Пси-Корпус.
      – Под которой я подразумеваю все. Нормалов, которые не желают менять свои привычки, чтобы ужиться с нами. Сенаторов, которые видят в нас только разменную монету в политической игре. Корпорации, которые нас эксплуатируют, фанатиков, которые нас убивают. Да, и Пси-Корпус, который пытается выковать из нас безмозглые орудия.
      – Мы сами куем из себя безмозглые орудия. Мы убиваем, Мэттью.
      – Да. В этом вся и проблема, не так ли? Пытаться не стать тем, что мы ненавидим.
      Стивен не ответил. Что он мог сказать? Представление окончилось – Реми уснул, где сидел.
      – Бедняга. Он и не знает, что ему в этой жизни уготовано, верно?
      – Иногда, – тихо ответил Мэттью, – счастье в неведении.
      Стивен фыркнул:
      – Что-то в этом роде я и ожидал от тебя услышать. Поэтому так и подмывает открутить тебе голову, иногда.

* * *

      На следующий день налетели облака, несколько раз начинался снег. Становилось все холоднее, и они замотались в одеяла из дома Реми. Они не видели вертушек почти до заката, когда Мэттью заметил одну у самого горизонта. К этому времени они уже спустились с горы и вышли на высокое плато, на котором хвойный лес чередовался с лугами. Это облегчало дорогу, но когда вертолеты расширили зону поисков, передвигаться незаметно стало намного труднее.
      – Костер? – с надеждой спросил Реми, когда вокруг сгустилась темнота.
      – Прости, Реми, – ответил Мэттью, – плохие парни увидят. – При этом он покачнулся в седле.
      – Лучше остановимся здесь, – сказал Стивен. – Ты вымотался.
      Луна заливала облака молочным светом, но под высокими деревьями, темнота лежала нетронутой. Реми прижался к Мэттью. Все любят Мэттью.
      – Как тебя угораздило стать священником? – спросил Стивен, чтобы отвлечься от пробиравшего до костей холода.
      – Монахом, – поправил Мэттью. – Ты никогда об этом не спрашивал. Ты вообще мало о чем спрашивал, Стивен. Мы работаем вместе пять лет, но так и не подружились.
      – Да ну? Но ты все пытаешься. Иногда слишком настойчиво. Почему?
      – Потому что Фиона любит тебя.
      Стивен знал, что ему не скрыть до конца потрясение. Он почувствовал, что перехватило горло.
      – Что?
      – Она очень волнуется за тебя. Ты много для нее значишь, я в этом уверен.
      – Нет достаточных оснований доверять кому-либо.
      В деревьях зашумел ветер, и Стивена затрясло от холода.
      – Мы должны прижаться друг к другу или замерзнем, – сказал Мэттью. – Иди к нам.
      – Нет, спасибо.
      – Не ради себя, ты нужен нам с Реми.
      – Может через минуту.
      – Я действительно настолько тебе не нравлюсь? – спросил Мэттью.
      – К чему ты клонишь?
      – Не хочешь отвечать?
      Стивен на секунду закусил губу, но потом ответил:
      – Ладно; нет, ты мне не нравишься. Ты воспользовался преимуществом над Фионой и больше не отпускал ее. Ты ее использовал, чтобы стать важной шишкой – все в сопротивлении любят тебя, и все потому, что ты женился на ней. Черт, да все подполье развалится без вас, ребята. Каждый делает то, что делает, ради вас, не потому, что это правильно, хорошо или разумно – но потому, что хочет подражать вам.
      – Что ты несешь? Каким это преимуществом над Фионой я воспользовался?
      – Они устроили ей промывание мозгов. Старая техника. Отрезать кого-нибудь от всех контактов с внешним миром, дождаться, пока он не начнет сходить с ума, а потом подступиться к нему с ласковым голосом и сладкими обещаниями. Так фиксируется привязанность, как у птенца. Только в тот раз на месте Пси-Корпуса оказался ты, не так ли? В таком состоянии она влюбилась бы в кого угодно.
      – Не забывай, я и сам был в таком же состоянии. Когда я потерял ее – они вытащили ее из камеры, – то чуть не умер. Я сломался. И сломаюсь снова без нее. Думай, что хочешь, Стивен, но если ты думаешь, что все сводится к одной этой привязанности, то ты за пять лет так ничего и не заметил.
      – Заткнись.
      – Или может быть дело в другом. Может это ты хотел оказаться на том месте, в камере с ней. Ты подпрыгнул как напуганная кошка, когда я сказал, что она любит тебя. Может ты просто не отдаешь себе отчет, насколько ты любишь ее?
      – Заткнись.
      – Почему ты не убил меня там? Ведь мог. И знаешь, что хотел.
      Слепой, убийственный гнев взметнулся в Стивене, полыхнул и исчез, как молния:
      – Ты сканировал меня?
      – Не было нужды. Почему ты не убил? Думаю, вот хороший вопрос.
      Стивен уставился в серые тучи. Его голос вдруг зажил отдельной жизнью, будто стал птицей, которая поет по собственной воле:
      – Я не убил тебя, потому что это ничего не изменило бы. Поверь, если бы я думал, что твое устранение может принести мне Фиону, я бы сделал это так быстро… – он оборвал себя и начал заново. – Но это ведь невозможно, понимаешь? Она не полюбит меня больше, чем сейчас, а может даже возненавидит меня за то, что позволил тебе погибнуть. Так что со мной ты в безопасности.
      Мэттью положил ему руку на плечо:
      – Я знаю, Стивен. И знал до того, как спросил. Я просто не был уверен, что знаешь ты. Теперь, пожалуйста, иди сюда, чтобы мы все не замерзли.
      – Пожалуйста? – добавил Реми.

* * *

      Серый рассвет застал их жавшимися друг к другу на земле. Он проснулся, осторожно, очень осторожно выбрался из-под руки Реми, встал и отошел, чтобы деревья и туман скрыли от них его слезы.
      Он давным-давно ни с кем не спал.
      О да, секс у него был. Его не боготворили, как Фиону и Мэттью, но он был героем революции, а женщины, рвущиеся в постель героя, всегда найдутся. Но он никогда не спал с ними, не проводил ночь.
      Сны телепатов. А когда телепаты касаются друг друга во сне, их сны сливаются…
      Реми. Его сознание было разбитым калейдоскопом, в котором каждая мысль преломлялась так, что теряла всякий смысл. Но он знал, что его папа и мама погибли, знал это всем существом, и от того, что он не мог это выразить, потеря не становилась меньше. Нет, она была только горше.
      И Мэттью – в снах Мэттью была одна Фиона, ее темно-рыжие локоны, сладость ее губ, нежность к ее телу, миры среди миров, которые они разделяли. Все то, чего у Стивена никогда не будет. Но все это было ничто – даже волосы, кожа и плоть были просто чем-то, чем-то, что он мог бы присвоить, если бы убил Мэттью и похитил ее, и неважно, что он наговорил прошлой ночью.
      Но он никогда не получит того, что Мэттью чувствует. Стивен не сомневался, что любит Фиону, но по сравнению с Мэттью он был то же, что и мотылек по сравнению со сверхновой. Чувства Мэттью были столь грандиозны, столь ярки, столь неподдельны, что заставляли его стыдиться своих бледных эмоций.
      И она тоже это чувствовала. За тысячи миль, в своих снах они как-то соприкасались друг с другом – прикосновением более легким, чем невидимая ресничка, лежащим вне пределов мыслей и воображения. Может быть, они даже не замечали этого, но теперь заметил он.
      Поэтому он рыдал там, среди елей, пока снова не пошел снег, и тут возникло чувство, что его сердце сжалось, осознав внезапно, насколько в нем пусто. Съеживалось, увядало – даже его ненависть к Мэттью была ложью. На самом деле, даже его любовь к Фионе.
      Следовательно, у него ничего не осталось, не так ли? Кроме его задания.
      Он должен всегда держаться этого знания, сосредоточиться на задании. Беда была в том, что он больше не знал, в чем оно. Остаться в подполье навсегда, вечным предателем, и при этом изо всех сил работать на них? Может его никогда не отзовут, не вернут в Корпус? А не стоит ли покончить с этим прямо сейчас, сдать Мэттью и пацана и вернуться домой? Наверняка не этого хотел от него директор, но кто мог знать, что на уме у спятившего старика?
      Холод еще более сильный, чем погода вокруг, пронзил его. Что если старик умер? Что если все его рапорты уходят в пустоту, и никто даже не подозревает, кто такой Стивен Уолкерс, что он работает под прикрытием, ни одна живая душа?
      У снега не было для него ответов, так что он вернулся и разбудил Мэттью и Реми. При небольшом везении, они смогут закончить путешествие к концу дня.

* * *

      Около полудня они заметили на горизонте милю или около того огней поезда и смотрели, как они исчезают вдалеке. Они двинулись параллельно рельсам, зная, что они приведут в город.
      Так и вышло, хоть и не сразу. Мэттью, конечно, ухитрился вспомнить имя местного контакта. Стивен – как наименее подозрительный, не раненный и способный объясниться – направился в местный универмаг, сборное сооружение, обросшее за тридцать лет оленьими рогами, шкурами и старыми дорожными знаками. Дверной звонок громко тренькнул, когда он вошел. Владельцем оказался скучный на вид мужчина в бейсболке, с морщинистой, словно выдубленной квадратной физиономией.
      Стивен сказал хозяину, что разыскивает Расса Теллинга, но тот не мог припомнить такого имени, пока Стивен не купил маринованное яйцо за двадцать пять североамериканских долларов. Тогда он получил, наконец, указания, и, следуя им, они через несколько часов после заката оказались в конце разбитой дороги у избы, двор которой был полон собак, на вид подозрительно напоминавших волков.
      – У вас, парни, серьезные проблемы, – с переднего крыльца их пристально разглядывал мужчина с небрежно покачивающимся на плече дробовиком. Он был стар, с серебристым ежиком волос и орлиным профилем.
      – Вы знаете, кто мы?
      – Я слыхал, в холмах прихлопнули пачку пси-копов. Не вы?
      Мэттью откашлялся:
      – Да, это мы.
      – Вы их завалили?
      – Да.
      – Тогда заходите.
      Он дал им жаркое из оленины и горячий кофе.
      – Я зовусь Рассом Теллингом, – говорил он, пока они ели. – Это не мое имя, но кое-кто так меня называет. Я не очень-то переживаю о тех парнях, Пси-Корпусе. Они взяли мою жену. Пытались забрать моих сыновей.
      – Вы отослали их?
      – Да. В холмы. Здесь достаточно земли, чтобы скрыться. Они и мою жену забрали только потому, что один из наших переметнулся и помог ее выследить. Правда, потом мы его убили, так что теперь у них нет никого, кто знает эти места. Охотиться здесь им себе дороже выйдет. – Он ткнул в них пальцем. – Вы, ради вас они за ценой не постоят. Мы спрячем вас на время, повозим туда-сюда, – но, в конце концов, вы уйдете.
      Утром за вами придут лохмачи и отведут в безопасное место. Знаете, вы появились здесь очень вовремя. В городе пси-коп, поджидает вас. Мы пока поводим его за нос.
      – Вы знали, когда мы пришли?
      – Лохмачи чувствовали этого мальца. Он громкий. Он может двигать вещи, да?
      – Я могу двигать вещи, – подтвердил Реми.
      – Мы не отдадим тебя им, так? Нет, не тебя.
      Он повернулся к остальным:
      – Мы подготовили кое-что, все будет путем.

* * *

      "Лохмачи" обернулись близнецами, двумя молодыми людьми около двадцати лет. Они носили тяжелые куртки, сшитые из шкур, и выглядели так, словно сошли со страниц какой-то исторической книги. Они закусили яйцами и перемолвились о чем-то со стариком, говоря мало – во всяком случае, вслух мало, а Стивен вежливо держался в стороне. Ни к чему раздражать этих людей.
      – Начнем, – сказал один из лохмачей, сбрасывая на пол тюк. – Вы, ребята, переодевайтесь в это.
      Мэтью покопался в тюке. Там были длинное белье, джинсы, рубахи и тяжелые куртки вроде тех, которые носили парни.
      – У нас есть свои, – заметил он.
      – Недостаточно теплые, и в них слишком много металла. Если хотите спрятаться от вертолетов, лучше слушайтесь нас.
      Так что они переоделись и отправились в лес.
      – Почему вас называют лохмачами? – спросил на ходу Мэттью.
      – Старая легенда, – откликнулся один из близнецов. – Лохмачи – это такие сверхъестественные люди, которые ушли от других, чтобы жить среди природы. Они не жили в домах. Другие побаивались их, но и обращались к ним за помощью. Прямо как к нам. Тэпам. Когда дошли слухи, что пси-копы неподалеку, мы просто отправились в лес, поохотиться.
      Он повернулся лицом к Мэттью:
      – Вы – Мэттью Декстер, верно?
      – Да.
      – Какая честь встретить вас здесь. Мы… – оба, казалось, секунду посовещались. – Мы так вами восхищаемся.
      – Это вы достойны восхищения, – ответил Мэттью. – Привечаете незнакомцев, дурачите пси-копов.
      Близнецы хором рассмеялись.
      – Я Майк, это – Джимми. Скольких чужаков мы приняли? Всего несколько. Некоторым мы помогли перебраться с одного побережья на другое. Но вы, мистер Декстер… вы и Фиона сделали все это возможным. Все это.
      Стивен только тупо слушал. Даже здесь, среди последних охотников-собирателей, этого не избежать. По крайней мере, это больше его не беспокоит.

* * *

      Выпал снег, а они двигались с перевала на перевал. Он и Мэттью почти не разговаривали – видимо, исчерпали весь запас невысказанного друг другу. Что еще можно сказать человеку, после того как сознался, что не прочь убить его?
      Лохмачи, чувствовавшие его настроение, посылали его на охоту, одного. Он редко добывал что-нибудь, но смысл его экспедиций был не в этом.
      Несмотря на свое современное оружие, он все больше подчинялся ритму палеолита. Один, в лесу, выслеживая дичь, он нашел смысл в сохранении пустоты в безвыходном положении.
      Пока не пришел зов. В первый день это был всего лишь шепот, но на второй он набрал силу. Ясность появилась на третий день, когда прикосновение превратилось в его имя.
      "Уолтерс. Я один, без оружия. Надо поговорить".
      Он просканировал долину внизу, разыскивая источник. Кто бы это ни был, он, возможно, держал его на мушке, и ему это не нравилось.
      "У реки. Утром".

* * *

      Человек появился, держа пустые руки на виду, жест древний, как само человечество. Стивен не ответил на любезность – он не опустил винтовку. В тридцати шагах незнакомец остановился и откинул капюшон своей парки.
      – Федор?
      – Ну конечно. А кого еще могли послать за тобой?
      – Ты чокнутый сибиряк. Удивляюсь, как ты еще жив.
      – Я тебя тоже люблю. Как ты?
      Он секунду рассматривал темноволосого человека.
      – Это ты мне скажи, Федор. Ты ведь пришел убить меня.
      – Корпус – мать, Корпус – отец, Стивен. Меня послали за тобой, а не убивать тебя. Меня послал директор.
      – Он? С какой стати директор заботится обо мне?
      – Ну-ну, дружище. Я в курсе твоего задания. Я также знаю, что ты, должно, быть, близок… как это по-английски… близок к концу своей веревки. Ты очутился далеко, слишком далеко и слишком долго был оторван от семьи. Но теперь это закончится.
      – Закончится? Или им просто понадобился этот мальчишка?
      – Он пойдет с нами… ты сам знаешь. Только Корпус позаботится о нем как следует. Мы пытались связаться с тобой раньше, до этого кровопролития…
      – Да, что насчет этого? Я убивал свою родню, Федор, я… это было частью моих приказов, но…
      – Это прощено. Никто даже не узнает.
      Стивен опустил оружие:
      – Я могу пойти домой?
      – Да. Осталось только забрать мальчика и этого Мэттью Декстера. Потом… Федор понял, что произошло, даже раньше самого Стивена. Не успел он
      поднять кончик ствола своей винтовки, русский потянулся себе за спину. Когда его рука вынырнула назад, уже с пистолетом, дуло Стивена поднялось достаточно. Выстрелы грянули одновременно.
      Одновременно они упали в снег.
      "Сукин сын!" передал Стивен. Он не мог пошевелиться, но и боли не было. Прикосновение Федора быстро слабело. "Ты любишь их. Почему не сказал мне,
      дружище? Я не мог…"
      "Ты подстрелил меня!" гневно передал Стивен.
      "Самозащита. Я видел, что к этому идет. Твое сознание…"
      Теперь Стивен понял. "Это правда. Федор, я сожалею. Ты не мог понять".
      "Я понимаю, что ты убил меня. Что тут еще понимать. О, господи! Так глупо с моей стороны умереть потому, что ты влюблен и не осознавал этого".
      Стивен еще раз попытался подняться, но не смог. "Мне жаль, Федор", повторил он.
      "Мне бы водки сейчас. И покурить. И…"
      Стивен получил образ широко распахнувшейся двери, потом захлопнувшейся, света, и наступила тишина.
      Он так и лежал, только он и небо, и впервые за всю жизнь он чувствовал, что примирился сам с собой.

* * *

      Он очнулся на нартах. Их тянул Мэттью, лохмачи и Реми шли с другой стороны.
      – Мэттью… – выговорил он.
      – Шшш, Стивен, ты потерял много крови.
      – Неважно. Мне нужно сказать тебе кое-что.
      – Это может подождать.
      – А может и нет. Я… Я прошу прощения, Мэттью. Я не понимал.
      – Понимал чего? – Мэттью остановился и обернулся к нему.
      – Недавно я говорил, что сопротивление работает только из-за вас с Фионой. У меня это прозвучало как оскорбление. Дело же в том, вы, ребята… – от острой сильной боли он стиснул зубы. – Дело в том, что тэпы становятся беглецами не по какой-то абстрактной причине, не из-за каких-то высоких идеалов, но потому, что сама жизнь их к этому вынуждает. Их жизни состоят из мучений: преследуемые, страдающие, не задерживающиеся нигде достаточно долго, чтобы сдружиться с кем-нибудь. Ищущие минуты счастья в годах боли. Они бегут, потому что надеются. Если у них не остается надежды, они вступают в Пси-Корпус или соглашаются на усыпители.
      Но надежда столь хрупка, Мэттью. Нет ничего проще, чем убить ее. Но есть еще вы двое, в самом глазе бури, и каждый может видеть, что вы чувствуете, переживать то же, что и вы. Они могут увидеть, что надежда – не глупость. Вы любите друг друга, поэтому и они любят вас. Я… Мне кажется, я знал это уже давно, но не хотел замечать.
      – Потому что из-за меня твои надежды рухнули, – прошептал Мэттью.
      – Нет. Нет. Слушай меня, Мэттью. Я хотел Фиону. Она вызывала во мне страсть, не надежду. Только вы вдвоем, ребята, давали ее мне. Только вы оба. – Он облизал потрескавшиеся губы. – И еще кое-что. Я хочу, чтобы ты просканировал меня. Хочу, чтобы ты знал все.
      – Ты слишком слаб для этого.
      – Но если я умру…
      – Не умрешь, – сказал Мэттью. – Мы связались с нашим контактом. Baraka Industries выслала вертушку три часа назад. Мы отправляемся домой.
      – Где… – он выкашлял что-то по ощущению неотличимое от горящих углей. – Где дом на этой неделе?
      – Ты знаешь. Там, где Фиона.

      Совершенно ничего не значащая улыбка на округлом лице и взгляд тигра – таков был Халид Ахмед, сенатор от Объединенных Исламских Наций. То, что он появился не лично, а на экране коммуникатора, ни в малейшей степени не уменьшило эффект присутствия.
      – Директор Вацит, – начал он, – надеюсь, у вас все благополучно сегодня.
      – Более чем, благодарю вас, сенатор. Чем могу служить?
      – Может быть, вы поясните мне, зачем "Варона" готовится к перелету на Венеру. Поправьте меня, если я ошибаюсь, директор, но я не сомневался – как и в том, что там на поверхности кипит свинец, – что на Венере беглых телепатов быть не может.
      – Никогда не знаешь, где найдутся беглецы, сенатор.
      – Мистер Вацит, вы никогда не славились чувством юмора. И при всем уважении я полагаю, что ваши попытки добиться известности на этом поприще несколько запоздали. Мы оба знаем, где можно отыскать беглецов – здесь, на Земле, на любом континенте, в любой стране. И к тому же, что странно само по себе, хотя вы – директор хорошо финансируемого, высокопрофессионального ведомства с полномочиями и правами на самоуправление более широкими, чем у любой другой аналогичной организации на Земле или вне ее, эти беглецы не только благоденствуют, но и причиняют с каждым днем все больший ущерб. Взрывы по всему земному шару. Школьников похищают прямо с проверок. За три месяца "освобождены" столько же лагерей переобучения. И тут вы собрались на экскурсию по Венере.
      – На тамошней орбитальной станции произошло убийство.
      – Прекрасно. Ну так пошлите телепата – со следующим транспортом.
      – Убийца может быть беглым телепатом, как я говорил вам, и в этом случае требуется расследование Пси-Корпуса.
      – В этом случае мне требуются все детали происшествия.
      – Они будут вам предоставлены. После моего возвращения. Я уже на станции "Прима", и наше окно отправления вот-вот откроется.
      – Тогда, возможно, вы просто скажете мне, почему для расследования банального убийства необходимо отправляться директору Пси-Корпуса.
      – Это в пределах моей компетенции как директора.
      – Да, это так. Но это не повод.
      В ответ Кевин только пожал плечами.
      Ахмед помрачнел:
      – Я имею сообщить вам, директор, что многие из нас испытывают растущее беспокойство по поводу руководства Пси-Корпусом. Вам стоит иметь это в виду.
      "Иными словами, некоторые из вас начали считать себя достаточно влиятельными, чтобы избавиться от меня", подумал Кевин, кивая собеседнику и отключая связь.

* * *

      – Сэр?
      – Да, мисс Александер? – Он обернулся и тут же вынужден был схватиться за что попало – в невесомости земные рефлексы снова предали его. Им оставался еще час или около того карусели – никогда не помешает прогнать несколько дополнительных проверок термоядерного двигателя, прежде чем начнется торможение на следующем участке перелета. Даже осознавая это, он предпочел бы снова обрести вес, пусть даже силу тяжести будет подменять инерция.
      – Можно спросить?
      – Вы мой ассистент уже сколько… пятнадцать лет? Полагаю, можете.
      – Почему мы летим на Венеру?
      – Как неуважительно, – скривился он.
      – Да, сэр, я знаю, но после четырех дней на корабле каждый начинает гадать об этом.
      – Разве вам не нравится книга? Неужели она недостаточно интересна?
      – Да, сэр. Я хотела сказать, интересна. Этот Бестер написал что-нибудь еще?
      – Да, написал, и это, возможно, вторая среди лучших книг в умозрительной фантастике двадцатого столетия. Та, что вы читаете – лучшая. Вы не согласны?
      – Я не очень-то много читала научной фантастики, современной или старинной. А эта… ну, язык странный. Хотя забавно, что вместо "сканирования" они говорят "подсматривание". Думаю, я не вижу, в чем смысл такой литературы вообще. В конечном счете, предвидеть будущее у Бестера не получилось.
      Вацит дотронулся до подбородка:
      – Смысл фантастики не в том, чтобы предсказать будущее, но в том, чтобы вообразить его. Это две совершенно разные вещи. Я не понимал этого, когда сенатор Кроуфорд впервые затронул эту тему, но со временем я, наконец, грокнул это.
      – Сэр?
      – Неважно.
      – Я продолжу чтение, сэр. – Она поколебалась: – И если вы не можете ответить, сэр, – насчет того, почему мы летим на Венеру – то так прямо мне и скажите, вместо того, чтобы уводить разговор в сторону.
      – Мы летим на Венеру, чтобы выяснить, что было в той дыре в Антарктиде, – сказал он.
      Ее глаза раскрылись так широко, как никогда прежде в его присутствии. Это напомнило ему гораздо более молодого интерна, который некогда давным-давно вошел в его кабинет.
      – Что заставило вас… почему Венера, сэр?
      Он успокоился и потянулся наружу проверить, что никто их не подслушивает и не сканирует. Никого. Кроме него и Наташи, на корабле были только экипаж – все П3 и слабее – и два пси-полицейских, оба сейчас спали в корме. Что же до электронных шпионов, его личная команда вычистила "Варону".
      – Только вам. Понимаете?
      – Да, сэр.
      – Много лет назад, еще до вашего рождения, я прикоснулся к инопланетному артефакту, одному из тех, что нашли на Марсе IPX. Не центаврианский, не нарнский, но произведенный по технологии, невиданной ни до, ни после – пока вы и я не нашли на Юкатане тот осколок. Та же технология, мисс Александер. Органическая в основе, очень продвинутая.
      – Ясно. Сэр, вы могли сказать мне об этом…
      – Артефакты, о которых я говорю – одна из самых тщательно охраняемых государственных тайн Содружества, мисс Александер. Даже теперь я не имею права говорить вам о них. Я сделал это только из большого личного доверия к вам.
      – Да, сэр. Я ценю это, сэр.
      – Тогда вы оцените и то, что сейчас я сообщу вам нечто еще более секретное – об этом не знает никто, кроме меня.
      Она кивнула.
      – Фрагмент с Юкатана… вы ощутили что-нибудь необычное, когда держали его?
      – По правде говоря нет, сэр… но я только П5.
      – Артефакт с Марса имел ту же… сигнатуру. Когда я коснулся его, то почувствовал… думаю, я должен назвать это благоговением. Мисс Александер, вы должны знать меня достаточно хорошо, чтобы осознавать, насколько я терпеть не могу все иррациональное, непроверяемое, а уж тем более действовать на такой шаткой основе. Я не доверяю тому, что нельзя объективно проверить.
      – Возможно, именно поэтому я медлил все эти годы и ничего не предпринимал, даже не пытался проверить свои подозрения, потому что они зиждились на предпосылках столь… сомнительных. – Он сделал паузу, чтобы дать время на осознание сказанного. Она действительно хорошо его знала. Не пыталась подольститься или поторопить его, но просто ждала продолжения, зная, что оно последует.
      – Я снова должен сделать отступление. Когда я был совсем мал – восемьдесят лет назад, мне было четыре – умерла моя мать. Она обнимала меня. Она была очень сильным телепатом, как и я, даже в том возрасте. Я ушел с нею, когда она умирала, получилось что-то вроде невольного предсмертного сканирования. Я прошел через порог, и, думаю, едва там не остался. Я видел Шалако – некоего духа, в которого верит народ моей матери. Я чувствовал, что он добрый, хороший и очень могущественный. А затем он стал моей матерью, передающей мне дар.
      Я никогда не сомневался, что дар был некоторым образом реальным. Думал, что она передала мне часть своей силы, увеличила мои способности. Как вы знаете, тесты не смогли оценить меня, но мне кажется, что я, по крайней мере, П13. Но после Антарктиды я стал задаваться вопросом, как, и могло ли все это случиться.
      – Я помню, в Антарктиде вы что-то почувствовали.
      – Да. Я ощутил посмертный след, такой старый, что его там вовсе не должно было быть. Потом я посылал туда П12 – разумеется, не уточняя, чего от них жду – и они чувствовали только слабое присутствие, ничего похожего на мои ощущения. То же самое и с артефактами: хотя П12 ощущали нечто, они не воспринимали никаких образов, столь же четких, как мои.
      – Но вы же сами сказали, сэр, что сильнее их. И по крайней мере, вы получили объективное подтверждение, что ваши впечатления имеют какую-то внешнюю причину.
      Он с неохотой кивнул:
      – Посмертный след в Антарктиде был… хорошо знаком мне. Он напомнил мне Шалако из моего детства. Как и артефакты: с Марса и найденный нами, только сильнее… страннее и в тоже время – еще более узнаваемые. Это было, – продолжил он через силу, – почти как частица меня. Я узнал в них часть себя самого.
      – Это не такое уж необычное явление, сэр, особенно среди тэпов.
      – Да, не такое уж, но в большинстве случаев это иллюзия, игра ума. Поэтому я хочу проверить это наилучшим доступным мне способом. Вы спросите, как все это связано с Венерой. В видении, которое мне было в Антарктиде, было два существа, два Шалако, два… чем бы они ни были. Один погиб, и это его след я ощутил. Помните ту легенду, которую вы пересказывали мне? О двух братьях, сражавшихся с повелителями смерти? Один погиб, и его сущность осталась на Земле, а другой выжил и превратился в утреннюю звезду?
      – Да, сэр.
      – Утренняя звезда – Венера.
      Только теперь Наташа выразила некоторое беспокойство:
      – Сэр, я надеюсь, у вас есть еще что-нибудь помимо этого.
      – Есть, – сказал он с некоторым разочарованием. – Но оно здесь. – Он постучал пальцем по голове. – Как будто я знал это уже очень давно. Как будто оно всегда было там. И еще потребовались вы и пятнадцать лет, чтобы убедить меня по-настоящему довериться этому.
      Она задумалась на мгновенье, а затем посмотрела на него без всякой задней мысли:
      – Сэр, если вы говорите, что доверяете ощущению – что ж, я тоже доверяю.
      – Благодарю вас, мисс Александер. Но есть еще кое-что – нечто чуть более материальное. Помните, спутники в свое время регистрировали гравитационную и магнитную аномалии в том районе Антарктиды? Так вот, я выявил схожую аномалию на Венере – настолько схожую, что она почти на девяносто восемь процентов совпадает с той по интенсивности и размерам. Это на южном полюсе Венеры. Так что, может быть, я еще не окончательно спятил. Однако… – он умолк.
      – Да?
      – Мисс Александер, если вы когда-нибудь заподозрите, что я действительно схожу с ума, или начал выживать из него – я рассчитываю, что вы мне скажете.
      Он ожидал, что она засмеется, но вместо этого она задумчиво поджала губы:
      – Сэр… я не думаю, что вы сумасшедший или впали в старческое слабоумие. У меня и в мыслях этого никогда не было. Но есть кое-что, чего я не понимаю. И меня это уже некоторое время тревожит.
      – В чем же дело?
      Он ощутил ее сканирование, но не его, а в поисках "подглядывающих".
      – Не беспокойтесь, – заверил он ее, – ничто не покинет эту каюту против нашей воли.
      И даже теперь она понизила голос до шепота:
      – Вы могли покончить с подпольем десять лет назад, покончить раз и навсегда. Я в этом уверена. Но вы этого не сделали, и, я думаю, даже немного помогали им. Почему?
      Его лицо прорезала редкая усмешка:
      – Я рассчитывал, что вы догадаетесь. Подводил к этому очень медленно, по капле, тщательно наблюдая за вами все время.
      – Но риск… что бы вы сделали, если бы я попыталась предать вас?
      – Я действительно не думал, что можете, но если бы все-таки могли – ведь я все равно не скажу вам правды, верно?
      – Нет, сэр.
      – И вы по-прежнему хотите услышать ответ на ваш вопрос? Даже зная, что вам может не понравиться то, что вы услышите?
      – Да, сэр. Очень.
      – Когда я только стал помощником сенатора Кроуфорда, моей целью было проникнуть в ряды MRA – не для саботажа, необязательно, но чтобы понять организацию изнутри, сформировать мнение о ней. Со временем мое представление ширилось, и я начал сознавать ее важность.
      Когда я коснулся марсианских артефактов, то начал понимать кое-что другое. Нечто воистину глубокое. Там, в космосе есть такие создания, мисс Александер, по сравнению с которыми даже центавриане недалеко ушли от пещерных людей. Некоторые, я уверен, вполне доброжелательные – как создатели артефактов с Марса, например. По крайней мере, так мне кажется. Но у меня также сложилось впечатление – нет, уверенность – что есть и другие, кто может и, не задумываясь, уничтожит нашу расу с той же легкостью, с какой вы или я можем раздавить таракана на кухонном полу.
      – Когда мы встретимся с этими существами, нам понадобится любое и всякое оружие, которое только окажется у нас в руках, среди коего я подразумеваю и нас. Нам понадобятся самые сильные тэпы, какие только найдутся – думаю, куда более сильные, чем те, что есть сейчас. П14, П30, если только такое возможно. И устойчивые телекинетики, – он тяжело вздохнул. – Я не могу даже приблизительно объяснить вам, почему я так думаю, и почему я так раздражаюсь, когда пытаюсь обдумать это тщательнее. Но я не сомневаюсь.
      – Значит, спланированные браки были вашей идеей. Подготовить нас к сражению с этими инопланетянами, если они действительно существуют?
      – О, они существуют. Но нет, генетическая совместимость была уже в ходу, когда я только начал работать на Кроуфорда. Я лишь поддержал эту практику.
      – А подполье? В чем его роль?
      – Эволюция. Подумайте о ней. Какие тэпы избегают контроля Корпуса? Умнейшие, сильнейшие, те, кто лучше всех знают, как работать вместе и поодиночке. Подполье – это тот генный пул, из которого мы черпаем. Если он исчезнет – если не будет подполья – мы лишимся процесса отбора. Искусственная селекция, скрещивание, может дать результаты быстрее, но эволюция обеспечивает непредвиденное. Я думаю – думал, во всяком случае, – что для лучшего будущего нужны оба процесса.
      Наташа покрутила книгу в руках, явно взволнованная услышанным.
      – Скажите, что у вас на уме, мисс Александер.
      – Я никогда… сэр, я всегда понимала, что у вас есть некоторые глубокие планы, некий замысел, который направляет ваши действия. Я всегда восторгалась вами, всегда доверяла вашим суждениям. Вы всегда казались настолько рациональным, руководствовались здравым смыслом… – она умолкла, очевидно, не в силах закончить.
      – И представить себе не могли, что в основе всего лежит догмат веры? Я не виню вас за высказанную тревогу, мисс Александер. Скорее я бы разочаровался в вас, если бы было иначе. Я боролся с этим в себе самом годами. – Он обернулся к небольшому иллюминатору и бросил пристальный взгляд на видневшиеся в нем загадочные звезды.
      – Давайте попробуем другой подход, мисс Александер, – продолжил он. – Возможно, он будет для вас более приемлемым. Предположим, что я ошибаюсь насчет наших могущественных инопланетных врагов, а все прозрения – плод моей неуемной фантазии. У нас все равно остаются нормалы. Сейчас, сколь ненавистно нам это ни было бы признавать, они – наши хозяева. Я директор Пси-Корпуса только потому, что они не знают, кто я на самом деле. Следующий директор вполне может оказаться из быдла, и кто знает, куда в будущем заведут нас политики?
      За мою жизнь наше положение менялось слишком часто. И оно снова изменится. Возможно, однажды они решат, что станет гораздо лучше, если на Земле вовсе не останется таких, как мы. Если мы все будем у них на учете, все в Корпусе, все в одном месте – что ж, это только упростит им задачу, не правда ли?
      Лично я считаю Корпус нашим лучшим шансом – мы уже более влиятельны, чем представляется правительству. И однажды, в один прекрасный день, нормалы проснутся и обнаружат, что хозяева – мы, как и должно быть. Но день еще не настал, и до тех пор, по-моему, мудро не складывать все наши яйца в одну корзину. Подполье – не враг, мисс Александер. Враг – нормалы.
      Он отвернулся от звезд:
      – Я никогда не говорил всего этого ни одной живой душе, мисс Александер. Когда-то я был влюблен, но даже ей не сказал ничего. Но теперь я постарел. И я знаю вас… знаю, что вы меня поймете.
      Она снова пристально посмотрела ему в глаза:
      – Думаю, я отлично понимаю вас, сэр. И совершенно с вами согласна.
      – И что вы теперь думаете о моем рассудке?
      – Думаю, – будто говоря об очевидном, ответила она, – что в жизни не встречала более здравомыслящего человека.
      – Благодарю. Я на это и надеялся. Вы спрашивали, почему мы летим на Венеру. Потому что я рассчитываю найти там ответ. Найти наше прошлое, и вместе с тем – наше будущее.

* * *

      Командир станции не скрывал своего возмущения, когда "Варона" вошла в док, но поделать он ничего не мог. На борту "Люцифера" имело место убийство. Еще больше ситуацию усугубляло то, что в деле был замешан беглый телепат, но агенты Траут и Сасаки – двое пси-полицейских, с которыми они прилетели – знали свое дело. Когда "Варона" покинет орбиту Венеры, на борту будет труп самого настоящего беглеца, П10.
      А пока Кевину надо побывать в другом месте. Он воспользовался одним из двух орбитальных "челноков" "Вароны", так что они с Наташей покинули станцию всего через несколько часов после прибытия.
      Наблюдая, как колесо орбитальной станции уменьшается на фоне мраморной необъятности Венеры, Кевин почувствовал, что его убежденность начала таять. Не его доверие к его людям, но к самому себе. Он проделал весь этот долгий путь и так рисковал ради… ради чего? Что на самом деле он намерен найти?
      О посадке на Венеру, чтобы исследовать аномалию, и речи быть не могло. Нет, корабли уже спускались туда, причем дважды, и оба раза оказывалось, что сесть на поверхность – не проблема. Последующий взлет – вот проблема. Их собственный "челнок" не сможет пройти даже сернокислые облака, окутывающие богиню любви, не то, что выдержать девятисотградусный, девяностоатмосферный поцелуй ее поверхности.
      Как бы то ни было, Наташа вывела "челнок" на геосинхронную – нет, он предположил, что правильнее будет "афродитосинхронную" – орбиту над южным полюсом, где они и стали ждать, наблюдая, как ураганы один за другим взбаламучивают верхние слои атмосферы.

* * *

      – Кислорода осталось на двое суток. "Люцифер" снова запрашивает, не нуждаемся ли мы в помощи.
      – И еще раз ответьте, что не нуждаемся, – устало откликнулся он. – Продолжайте вызывать поверхность.
      Наташа так и сделала. Он не чувствовал в ней ни малейшего сомнения, несмотря на два бесплодных дня, которые они провисели над планетой. Ее вера в него возрастала в обратной зависимости от его доверия самому себе.
      Миновал еще день. Он отправил вниз второй планетарный зонд – другой он отправил еще в первый день. Он передавал сообщения на всех языках и на всевозможных волнах, от модулированной радио до пучков гамма-излучения.
      Ему вспомнился Ли Кроуфорд, пытавшийся просигналить звездам фонариком.

* * *

      Во тьме ему явились двое Шалако. Кевин едва мог различить контуры окружавшего его пуэбло, видел лестницу, выходящую из кивы, где хранились величайшие тайны. Шалако жестами подозвали его, и он последовал за ними в еще более глубокую тьму кивы.
      Там они танцевали и пели о тех днях, когда его соплеменники были еще созданиями со сросшимися пальцами и ногами, когда они жили глубоко под землей. Танцуя, они превратились в братьев-близнецов, богов войны, детей Солнца, сияющих всей полнотой великолепия своего отца. Они пели о том, как вывели его пращуров из темноты в верхний мир.
      Мир этот был переполнен чудовищами, мрачными и ужасными, но близнецы выступили против чудовищ, разя их молниями и пламенем. Они, эти танцоры в масках, пели о поверженном зле, и о грядущем еще большем зле.
      В конце концов, они должны были уйти. В конце они могли только оставить чудесный дар детям, коих вывели из глубин Земли, возвысили от скользких водных тварей до пятипалых людей пуэбло.
      В конце концов, один из близнецов умер, а другой в танце удалился. Кевин приблизился к телу, не потерявшему своего ослепительного сияния, оставшемуся в маске. Он снял маску.
      Под ней он увидел свое лицо.

* * *

      – Сэр! – он проснулся словно от толчка, сон слетел с него, но мысли и чувства, исчезнувшие на восемьдесят лет, остались где-то на краю его сознания. Он редко думал о том и никогда не верил в то, что было так дорого его матери, мир духов и веры, в котором она жила. Восемьдесят лет наставления матери дремали в нем.
      Теперь они пробудились.
      – Сэр, там что-то происходит.
      – Что, мисс Александер? – просыпаться с возрастом все труднее, тело словно репетирует смерть. Он протер глаза.
      – Все наши сенсоры несколько минут назад отключились, – сообщила она с поразительным спокойствием. – Все до единого.
      – Подключитесь к спутниковой сети.
      – Тоже вырубилась, думаю, и "Люцифер" не ответит. Что-то глушит абсолютно все.
      Кевин поплыл вперед, в кабину. Нос "челнока" указывал прямо на планету. Ночь рассекала пейзаж надвое, взбитые сливки и тьму. На фоне желто-белых арабесок росло нечто. Точка, кружок, и не просто приближающийся, но раскрывающийся как орхидея, а может быть и как жук, расправляющий крылья.
      То был корабль, но корабль непохожий ни на что, виденное им прежде. Он рос до тех пор, пока Венера не исчезла, остался только корабль, его панцирь переливался, рисунок на нем изменялся незаметно, но постоянно.
      Оно открыло пасть и поглотило их.
      "ПРИХОДИ". Голос сгустился из невесть откуда взявшегося шума, словно порядок, вырастающий из хаоса. Невозможно было понять, сказано ли это вслух или промыслено.
      Он посмотрел на побелевшую как мел Наташу:
      – Вы слышали?
      – Да, сэр. Сэр, датчики на корпусе снова функционируют. Снаружи килородно-азотная атмосфера, давление равно нормальному.
      Он всмотрелся в иллюминатор, но снаружи была только темнота.
      – Ну, мисс Александер, – спокойно поговорил он, – пойдемте, посмотрим на ваших астронавтов-ангелов.

* * *

      Едва он вышел, как на полу появились бледные узоры, напоминавшие фосфоресценцию поверхности океана, какую он видел однажды ночью. Свет постепенно становился ярче, перламутровые отблески, вспыхивающие на крыльях стрекоз. Он почему-то напомнил ему киву. Столько отголосков. И хотя для уха звуков здесь не было, но ниже, под уровнем звука – Манки иногда называл это "ветерком" – раздавалось слабо модулированное жужжание. Кевин не мог выделить в нем ничего конкретного – ни мысли, ни эмоции. Вместо этого у него возникло ощущение совершенства, как будто вдруг он увидел наилучшее решение проблемы, или внезапно уловил симметрию в том, что за секунду до того казалось неуловимым и беспорядочным.
      Успокоившись, он потянулся своим сознанием дальше. И снова ошеломляющее чувство узнавания волной нахлынуло на него.
      "Я бывал здесь".
      "ДА". В сотню раз сильнее, чем раньше, голос заполнил все.
      "Где ты? Кто ты?" спросил Кевин.
      "Я ЗДЕСЬ. Я ВСЕГДА БЫЛ ЗДЕСЬ". И перед ним, в блеске света и славы, явился Шалако, чей головной убор был подобен лучам Солнца. Чувство благоговения, даже преклонения, ударило его так сильно, что он почти упал на колени. И что-то зазвучало внутри него, как струна откликается на звук настроенной в тон ей струне поблизости. Видение накрыло его.
      "Он видел войну, размах которой превосходил всякое воображение. Враг был тьмой; корабли, черные пауки. Миры рушились перед ними, целые расы сгинули. Они были хаосом, они были концом всего, они были чудовищами от начала времен…" Взрыв образов, слишком мощный для осознания. "Война закончилась, но лишь на время. Они не ушли, чудовища, только затаились. Их враги тоже ждали, те существа, которые явились ему в образе Шалако, ангелов, богов потому, что только так он мог воспринимать их. Они ждали и готовили младшие расы к тому, что грядет. Даже расу столь юную, что в памяти ее сохранилось только самое смутное эхо последней войны. Человечество. Двое пришли, вместе, готовить их. Один погиб…"
      Переживание распалось на отдельные образы, столь яростно яркие и чуждые, что он почувствовал, как теряет себя. Он умирал, все, что было им, распадалось в ничто. Но был путь, частица, которая могла уцелеть, вместилище, приготовленное для нее. Место ожидания, сна и, однажды, пробуждения. Он ушел в это место и упокоился в нем.
      Он снова был в пещере, в объятиях матери, и он чувствовал, как она ускользает, и он сам вместе с нею, и буря, свет, Шалако, дар. Мгновения сливались, смерть, покой, дар. Образы сливались. И он понял – некоторые из них.
      "Вы сотворили нас", сказал он Шалако. "Забирали некоторых из нас, столетиями изменяли нас, возвращали наши гены назад, на Землю, вживляли их людям".
      "ДА".
      "Чтобы выступить против тех чудовищ. Чтобы спасти нас самих".
      "ДА".
      "Дар, мой дар, он ведь от вас, так или иначе. Что это? Почему я видел твоего… брата? Почему я чувствовал то, что он чувствовал?"
      "ЗЕРКАЛО НИКОГДА НЕ ВИДИТ СЕБЯ. ОТРАЖЕНИЕ НИКОГДА НЕ БЫВАЕТ СОБОЙ".
      Кевин хотел переспросить, но уловил в словах Шалако беззвучный подтекст, который ясно говорил: эта туманная загадка – его окончательный ответ.
      "Ты… привел меня сюда".
      "ДА".
      "Зачем? Что я должен сделать?"
      Секундная пауза, словно осматриваются с края очень высокого утеса.
      "ЭВОЛЮЦИЯ ВЕДЕТ К НЕСОВЕРШЕНСТВУ. ЭТО ЗАКАНЧИВАЕТСЯ ВЫМИРАНИЕМ".
      И все ушло. Свет погас.
      "ТЕПЕРЬ ИДИ".

* * *

      Вернувшись на "челнок", вокруг которого вновь был только вакуум, Кевин посмотрел на звезды и теперь увидел притаившийся среди них ужас. Врага. Он чувствовал ненависть к нему, которая была его и не его. Он слышал слова Шалако.
      У него за спиной осторожно кашлянула Наташа:
      – Сэр?
      – Да, мисс Александер?
      – Когда вы… Кого вы видели?
      – Сияющего духа. Свою мать. Себя.
      – Я видела ангела.
      – Подозреваю, это не столько то, что вы видели, сколько то, что оно для вас олицетворяет.
      – Это было… это было изумительно.
      – Да.
      – Как вы думаете, что он имел в виду, в конце? Это прозвучало почти так, словно он велел нам что-то сделать.
      – Эволюция ведет к несовершенству, – Кевин вздохнул. – Я должен был увидеть это давным-давно, но не видел. Я потерял время.
      – Не понимаю.
      – Я был прав, насчет нужды в воспроизводстве сильных телепатов. Вы видели врага?
      – Я видела… жутких тварей. Порождения мрака.
      – Да. Но мы можем их одолеть, так или иначе… или наши потомки смогут. Думаю, вот почему один из… ангелов… умер. Думаю, враг нашел их на Земле, увидел, чем они заняты. Полагаю, они начали очень давно, помогали нам, направляли нас. Но буквально лет сто назад, они сделали последний толчок, передали нам заключительный дар. Теперь все в наших руках. Корабль исчез, верно? Как и аномалия?
      – Да, сэр.
      – Да. Он оставался здесь, пока мы не нашли его. Теперь он ушел.
      – Эволюция ведет к несовершенству?
      – Ну да, разумеется. Эволюция – только воспроизводство, ничего больше. Она никогда не создаст ничего "лучше", во всяком случае, в ожидаемом смысле. Она даже исключает крайности в угоду приспособляемости. А нам нужны именно крайности – наилучшие телепаты, какие только возможны. Эволюция действует вслепую. Естественный отбор ничего не планирует, он только реагирует – с ледяной неспешностью – на существующие условия. Но разумные существа могут планировать и конструировать. Мы теперь не подчиняемся эволюции, свободны от ее ограничений. Телепаты созданы не эволюцией; она не сможет создать и лучших телепатов. Во всяком случае, достаточно быстро. Это наша задача, возобновить работу там, где остановились наши творцы. Это – задача Пси-Корпуса, – он слабо улыбнулся. – Зеркало никогда не видит себя.

* * *

      Больше они не разговаривали, и через какое-то время Наташа уснула. Задумчиво вглядываясь в нее, он устроился в слабом тяготении, создаваемом их ускорением. Она была хорошим помощником, даже хорошим другом. Он доверял ей больше, чем кому бы то ни было из ныне живущих.
      Но настолько он ей довериться не мог. В этом он ей не доверял. Это было его предназначение, его ноша. У него еще хватит времени сделать то, что должно.
      Пси-Корпус уже на правильном пути – он уже сделал большую часть необходимого. Это ему было известно. Что осталось неясным: передал ли погибший Шалако каким-то образом частицу своей души его деду, от него матери, наконец, ему? Или все происходило еще тоньше, фиксация на уровне генов, управляющих формированием нейронов, программа, спавшая до поры, и запущенная определенным воздействием?
      Он не знал, да это и не было важно. Действительно важным было только знание, что у него больше нет никаких сомнений.
      Подполье было его заблуждением, вызванным тем, что он позволил эмоциям влиять на его суждения. Чтобы Пси-Корпус оставался тем, что он есть, его члены должны терпеть некоторые неприятные вещи. Его любовь к Нинон Давьон и ее дочери – его дочери, Фионе – подвигла его оправдывать неверный и почти катастрофический курс. Нинон не хотела видеть свою дочь в Пси-Корпусе, который он создавал.
      Но его чувства – ничто по сравнению с куда большей необходимостью. Если человечество падет, вымрет, борьба тэпов против быдла лишится всякого смысла. Только объединенные силы смогут выстоять против грядущего мрака, и только Пси-Корпус в состоянии обеспечить единство. Он убережет Фиону, если сможет, но с сопротивлением нужно покончить. Так оно очень скоро и случится.
      Его предназначение. Его ноша.
      Он вытянул пальцы и легонько дотронулся до лица Наташи.
      И отпрянул. Шалако – или что бы это ни было на самом деле – оставил там что-то. Что-то маленькое, почти незаметное, но нечто в ее мозгу. Похожее на семя.
      Он снова вытянул пальцы и легчайшими прикосновениями закончил работу. Она будет помнить все, но не сможет говорить об этом ни с кем, кроме него. Когда они оба умрут, посвященных не останется.
      Но машина к тому времени будет достроена. Машина заработает, не ведая, зачем. Это наилучший путь. Машина, знающая свое предназначение, свою судьбу, может взбунтоваться, попытаться пойти своим путем. Человечество – и телепаты – больше не могут позволить себе роскошь такого рода мнимой свободы.
      Усталый, он лег на свою койку и спал без сновидений.

* * *

      В своих снах Наташа Александер видела создание света, и оно в свою очередь смотрело на нее пронзительным взглядом, пробивавшемся сквозь кости и кровь, проникавшим до самой сути; оно осматривало ее генетическую структуру и было довольно. "ТО БУДЕШЬ ТЫ, ЕСЛИ МРАК ПРИДЕТ РАНЬШЕ", говорил свет, "ИЛИ ОДИН ИЗ ТВОЕЙ ЛИНИИ, ЕСЛИ МРАК ПРИДЕТ ПОЗЖЕ. ТЫ, ИЛИ ЭХО ТЕБЯ, БУДЕШЬ СТРЕМИТЬСЯ НА ЗОВ, И ПРИДЕШЬ К НАМ, И МЫ ЗАВЕРШИМ РАБОТУ, НАЧАТУЮ В ТЕБЕ".
      И когда свет гас, Наташа Александер утирала слезы безграничной любви и грезила о завершенности: сияющей, неразрушимой, цельной.
      И еще она знала: они встретятся вновь.

      Фиона послала молодому портье свою самую обаятельную улыбку. Он смутился и снова уткнулся в конторку.
      – Я так и не нашел в списке вашего имени.
      – Уверена, найдете. Мириам Сото.
      – О. Как странно, мне показалось, что вы назвали другое имя. Должно быть, ослышался. Разумеется, проходите.
      – Спасибо, красавчик.
      Она оставила его краснеть у дверей. Добыть нужное имя из его сознания не составило труда – как и то, что он не знает Сото в лицо – но когда появится подлинная Мириам, возникнет пикантная ситуация, так что надо поторапливаться.
      Бальный зал "Времен года" только начинал заполняться, поэтому пока людей было видно издалека. Она сразу заметила прямо впереди высокую элегантную фигуру Холдена Уотерса в окружении стайки юных прелестниц. Пытаясь двигаться плавной походкой – что было затруднительно отчасти из-за недостатка опыта, отчасти из-за непривычки к открытому вечернему наряду – она присоединилась к стайке, держась с краю, пока не перехватила его взгляд.
      – Бог мой, – сказал он. – Поверить не могу, что знаком с вами.
      – У некоторых весьма короткая память, – откликнулась она.
      – Только не говорите, что мы встречались! Такое лицо я бы не смог забыть!
      – Что ж, возможно, вы не можете припомнить не только мое лицо, – сладким голосом ответила Фиона. Девицы вокруг возмущенно зафыркали, а две даже оставили их группу.
      – Юная леди… – начал он уже с почти нескрываемым раздражением в голосе.
      – Да… папик? – подхватила она с ударением на последнем слове.
      – Юная леди, я понятия не имею, кто вы…
      – Это ничего, папик, главное, анализ на отцовство знает, кто ты, и…
      – Может, побеседуем наедине? – он оглянулся вокруг. Подобно нейтронам, попавшим в плутониевый заряд, те первые возмущенные девицы вызвали цепную реакцию, и внимание всей стайки переключилось на других. Фона улыбнулась и помахала им вслед, когда Уотерс уводил ее из зала, твердо, но осторожно сжимая ее руку.
      Через несколько мгновений они очутились в небольшой гостиной.
      – Так, юная леди. Не знаю, встречались ли мы на самом деле или нет…
      – Папик, тебе лучше выключить камеру, если она здесь есть.
      – Перестань меня так называть!
      Он ничего не сказал о видеонаблюдении, и по его поверхностной реакции она поняла, что камер здесь действительно нет – насколько знал Уотерс.
      Тогда она с милой улыбкой вытащила из сумочки пластиковый пистолет и выстрелила. Затем были вздох – в пистолете использовался углекислый газ – и немного крови, когда дротик вонзился Уотерсу в горло. Выражение ужаса и потрясения только проступало на его лице, а ноги уже подкосились. Она подхватила бесчувственное тело и усадила в кресло.
      – Приступим! – сказала она самой себе, стаскивая длинные перчатки, положила руки ему на виски и начала сканирование. Узнав все, что нужно, она поместила в его сознание очень четкую, неотложную мысль. Когда он проснется, его голова будет занята только тем, что одна из его фабрик должна взорваться, причем он будет знать, какая и когда. Ему едва хватит времени на эвакуацию рабочих и больше ни на что.
      Она вновь натянула перчатки, полезла в сумочку и вытащила черный фломастер. Уотерс остался в кресле с надписью "ЖИТЬ СВОБОДНЫМИ" на лбу.
      Она возвращалась не через танцзал, а выскользнула через заднюю дверь, про которую ей сообщили. Через нее можно было выйти, но нельзя войти.
      Она вернулась к своему минивэну – допотопному "Кортесу" – проехала несколько кварталов и припарковалась. Выбравшись из вечернего платья, она натянула джинсы, майку, легкий бронежилет и свитер и снова села за руль.
      Фиона выехала на шоссе I-5, и направилась на юг по направлению к Такоме, миновала аэродром "Боинг-Митцубиси" и по боковому съезду спустилась в серые дебри промышленной зоны. Припарковавшись у внешнего заграждения, она вытащила из отсека под сиденьем винтовку и кусачки и вылезла из машины.
      Внешняя ограда была почти символической и остановила бы только детей – настоящие меры безопасности были дальше, и о них должен побеспокоиться кое-кто другой. Фиона за пару минут прорезала проход в сетке, взглянула на часы и пролезла в дыру. Теперь оставалось только ждать. Разглядывая мигающие огни на верхушках вентиляционных труб фабрики Уотерса, она пыталась сохранить сосредоточенность, но от вида фабрики "усыпителей" гнев перехватывал дыхание. Ни один, кто хотя бы раз видел тех зомби, в которых превращают телепатов подавляющие их способности препараты, не мог вообразить это "законной альтернативой". И тем не менее, препараты производят тоннами, не так ли? А нормалы зорко следят за тем, чтобы их соседям делали уколы не реже двух раз в неделю. После всего этого пришел их черед ослепнуть.
      В 22:00 взвыли сирены. Оставалось надеяться, что это означает только, что Уотерс очнулся и сделал все, как надо. Через пятнадцать минут она услышала топот нескольких человек, бегущих к ней, и подняла винтовку на случай, если это не те, кого она ждала.
      "Мэттью?"
      "Это мы!"
      И в то же мгновение в корпусах фабрики Уотерса вспыхнули три маленьких солнца, а секундой позже налетела ударная волна. Следом появились Мэттью, Стивен, Синемон, Адам и Феба. Фиона очутилась в руках Мэттью, позволив себе роскошь быстрых объятий.
      – У вас получилось!
      – Отличный план! – сказал Стивен, хлопнув ее по спине. – И будет еще лучше, если не попадемся. Валим отсюда!
      Они набились в минивэн, Стивен сел за руль, газанул, и они помчались прочь.
      – Были трудности? – спросил Мэттью, сжимая ее руку.
      – Только великосветская часть.
      Машину тряхнуло от очередного, еще более мощного взрыва.
      – А вот это были "усыпители", – прокомментировал Стивен. – Чтобы добиться максимального рассеивания, пришлось сначала снести корпус.
      – Погода не меняется, – заметил Мэттью. – Облако должно пройти прямо через Сиэтл. Может быть, попробовав эту дрянь на вкус, они не будут так настойчиво пичкать ею нас.
      Ажиотаж эвакуации и сопутствующая ей паника, охватившая округу, прекрасно прикрыли их отступление. Они вернулись на I-5, снова съехали с него через несколько миль и ненадолго остановились у явочного дома в Рентоне. Здесь Синемон, Адам и Феба перебрались в зеленый "Богатырь Макаров" и направились прямиком на юг, к Портленду. Фиона, Мэттью и Стивен остались в минивэне. Они шесть часов колесили по проселочным дорогам, обогнули величественный Рейнир, проехали насквозь долину Якима, пока не добрались, наконец, до частного аэродрома, принадлежащего корпорации "Рентек".
      У ворот их встретил щеголеватый юноша в черном костюме-тройке.
      – Вы, должно быть, разыскиваете местный виноградник? – спросил он.
      – Ага, – откликнулся Стивен. – Я ищу бутылку "Шалди" урожая шестьдесят первого года.
      Парень удовлетворенно кивнул.
      – Добро пожаловать, мистер и мисс Декстер, мистер Уолтерс. К вашей поездке все готово. Самолет ждет вас. Меня зовут Ринальдо д'Агуила, я буду иметь удовольствие сопровождать вас во время путешествия.
      – Несомненно, удовольствие, – ответил Стивен.

* * *

      Фиона на пробу дважды подпрыгнула на огромной кровати.
      – Я, кажется, совсем забыла, каково это, – заметила она, распластавшись под пологом.
      – А будет еще лучше, – сказал Мэттью, заглянув в соседнюю комнату. – Душ. Может, помоемся, перед тем, как изгваздаемся, миссис Декстер?
      – К чему это разделять? – подняла она бровь. Она еще раз подпрыгнула на кровати и катапультировалась ему в объятья.
      Позже, когда они лежали вспотевшие и прижавшиеся друг к другу, Фиона обвела комнату сонным взглядом:
      – Знаешь, а мне даже в голову не пришло, что здесь может быть камера.
      – Теперь поздновато об этом беспокоиться.
      "Ты им доверяешь?"
      "Я валяюсь голым в одном из их сьютов, что говорит совсем не мою в пользу, потому что нет, я им не доверяю. Но они всегда хорошо играли за нас. Мы бы потратили чертову уйму времени, готовя подрыв фабрики "усыпителей" без их помощи, а смыться оттуда и вовсе не было бы шансов. А теперь мы в прекрасной комнате и имеем в запасе день или два, чтобы прогуляться по Французскому Кварталу, пока они готовят следующий переезд. Это как небо и земля по сравнению с нашими обычными маршрутами". Он погладил рукой ее по животу.
      (скептицизм) "Они помогают нам вовсе не из любви к тэпам, а потому, что Уотерс – их конкурент по фармацевтическому бизнесу", – ответила Фиона.
      "Совершенно верно. Но если бы подполье держалось на одном альтруизме, оно имело бы весьма бледный вид".
      С этим она не могла не согласиться.

* * *

      Фиона спала беспокойно. Кровать чересчур удобна, комната – слишком хороша. Некоторые из ее народа спали по ночам на улицах, некоторые – в концентрационных лагерях. Ей казалось неправильным, что ее окружает такая роскошь.
      Но это было еще не все. Она вылезла из кровати и подошла к окну, вглядываясь в огни Нью-Орлеана. Внизу раскинулся новый Французский Квартал, отстроенный заново после жуткого наводнения 2092 года. Но слишком новым он больше не казался. Вообще, наводнение уничтожило столь значительную часть города, что многие предлагали переименовать его в Новый Нью-Орлеан, но это предложение оказалось не самым популярным.
      В глубине души она гадала, не стоит ли и ей стать Новой Фионой.
      Она по-прежнему любила свое дело, но в ней самой многое переменилось за те четырнадцать или около того лет, что она занимает место Манки. Сначала была вера в то, что она обязательно победит, изменит весь мир. Это было чудесное, наилучшее чувство. Небольшие победы – когда им удавалось выхватить ребенка из лап Пси-Корпуса или взорвать фабрику "усыпителей" – были неплохи, но в прежние времена они оставались только приправой к главному блюду – мечте о последней битве, после которой все будет хорошо.
      Но годы незаметно подтачивали эту мечту, и вот однажды, не осознав даже, когда или почему, она поняла: эти маленькие победы – все, что у них есть, потому что войну – войну выиграть невозможно. Вода заполняла их шлюпку быстрее, чем они могли вычерпывать.
      В конце концов, ей пришлось согласиться, и даже отчасти смириться с этим. Беда была в том, что она не могла и заикнуться об этом другим, даже Мэттью. Людей приводило к ним и поддерживало во всех испытаниях только одно: вера в то, что однажды все закончится, и они выйдут на свет. Их поддерживала надежда.
      И они с Мэттью, лучше или хуже, к добру или худу, стали воплощением этой надежды, ее сосредоточием. Что почувствуют остальные, если узнают, что у нее, Фионы, матери революции, в сердце больше не осталось надежды?
      Осторожный стук в дверь прервал ее мысли. Она нашла и надела джинсы, натянула майку и заглянула в дверной глазок.
      Это был д'Агуила. Что ему понадобилось?
      Она приоткрыла дверь.
      – Мисс Декстер?
      – Это я.
      – Я надеялся, что не придется вас беспокоить, но возникло дело особой важности, и мы очень рассчитываем, что можем просить вас об одолжении.
      – Вам нужно кого-то просканировать? Сейчас?
      – Пожалуйста.
      Она задумалась. Это одна из разновидностей платы за помощь, которую им оказывают корпорации. В штате "Рентек" состоит, пожалуй, сотня тэпов, но все они из Пси-Корпуса, а значит, не будут проводить незаконных сканирований.
      Заранее чувствуя себя по уши в грязи, она кивнула. Мэттью спал, и она не стала его будить.

* * *

      "Делом особой важности" оказался молодой человек около двадцати пяти лет, блондин с вьющейся шевелюрой и симпатичным круглым лицом. Фиона отметила про себя, что оно было бы еще симпатичнее, если бы не рассеченная губа и разбитый нос. Она рассматривала его через поляризованное стекло, за которым в серой комнате стояли небольшой стол и два стула.
      – Он тэп, – сказала она д'Агуиле, – и сильный.
      – Достаточно сильный для пси-копа?
      – Да.
      Д'Агуила, казалось, скрипнул зубами:
      – Он около года работает в нашем департаменте технической поддержки. Попался на том, что пытался переслать куда-то наружу файлы, но при задержании сумел стереть и файлы, и адрес назначения.
      – И что вам нужно от меня?
      – От вас требуется узнать, что он тут делал – что знает о наших соглашениях с подпольем, и так далее.
      – Это непросто. Он будет блокировать.
      – Делайте, что считаете необходимым.
      – Он может оказаться сильнее меня.
      – Мы просим только попробовать.
      Она кивнула, хотя в животе заныло.
      Но вошла.
      И сразу же почувствовала его прикосновение.
      – Ты – одна из нас, – мягко промолвил он.
      – Я в этом очень сомневаюсь, – отрезала она. – Ты ведь пси-коп. Как насчет этого?
      "Да, я пси-коп. И горжусь этим. Но я хотел сказать, что ты одна из нас, тэп. В Корпусе или нет, мы одинаковые. Родня".
      – Говори вслух, – потребовала она.
      "Ты не захочешь, чтобы я сказал вслух то, что знаю. Догадываюсь, ты из подполья".
      "Хорошая догадка", – ответила она.
      "Вы много работаете с этими людьми. А знаешь, они ведь вас используют".
      "Как и мы их. Чтобы бить твоих головорезов. В чем разница?"
      "Так я и думал. (пауза) Они собираются убить меня".
      "Это меня не касается", сказала Фиона. "Ты сам вырыл себе могилу. Но если будешь сотрудничать, позволишь мне сканирование, я смогу вытащить тебя отсюда. Не знаю, что будет потом, но убивать тебя я не хочу".
      (усмешка) "Если ты узнаешь то, что знаю я, да еще передашь им, меня тем более прикончат. И тебя, заодно".
      – Дай просканировать тебя.
      "Хочешь? Держи".
      Образы заполнили ее сознание. Сколько это продолжалось, сказать она бы не смогла, но в конце ее трясло.
      "Сиди тихо", передала она ему, когда все закончилось. "Я скажу, что не смогла тебя просканировать".
      Он кивнул, и она вышла из комнаты.
      – Ну, как? – спросил д'Агуила.
      – Слишком трудно. Пока. Держите его там и не давайте спать. Попробую еще раз утром.
      Д'Агуила замялся:
      – Я рассчитывал получить результаты к десяти.
      – И получите. Обещаю. Мэттью мне поможет.
      – Очень хорошо.
      Она ощутила тень подозрения. Оставалось надеяться, не слишком сильного.
      – Я сама найду дорогу обратно, если вы не возражаете. Быть рядом с кем-нибудь сейчас… неуютно, – она постучала себе по голове.
      – Понимаю.
      По пути назад, она постучалась в дверь Стивена. Через несколько секунд и невнятных ругательств сонный Стивен появился на пороге:
      – Эге. Что стряслось?
      – Заходи к нам на кофе. "Это важно, бери свои шмотки".
      – Ранние пташки, а? Ладно. Буду сей момент.

* * *

      Они топтались на балконе, пока Стивен не закончил.
      – Тут чисто, – объявил он, наконец, пряча "жукодава" в сумку. – Думаю, можем говорить.
      – Хорошо. Я уже рассказала Мэттью, они просили меня просканировать пси-копа.
      – Сукины дети. А ты?
      – Ну, да. Хотя даже особенно напрягаться не пришлось, он сам все отдал. Я прикинулась, что не смогла его расколоть и пообещала им, что мы вместе попытаемся еще раз утром.
      – Ладно, я въехал. К чему все эти китайские церемонии?
      – Потому что пси-коп здесь вовсе не из-за подполья. Он выслеживает работорговцев.
      – Что?
      Она впечатала кулак в стену почти с удовольствием от резкой боли в костяшках пальцев.
      – Черт возьми, Фи…
      – Из каждых трех тэпов, которых "Рентек" переправляла к нам, один пропадал. Мы думали, что их перехватывает Пси-Корпус. А это не он. Мы помогали этим ублюдкам продавать телепатов в рабство.
      – Господи…
      – Ты уверена? – спросил Мэттью.
      – Сам его просканируй.
      – Нет-нет, конечно я верю… проклятье, что будем делать?
      – У этого копа в голове все основные невольничьи рынки. Мы можем отыскать всех, одного за другим, и вернуть. Но, прежде всего, нам нужен коп. Я не оставлю его этим чудовищам.
      – Он же пси-коп, – рыкнул Стивен. – Сдаст нас при первой возможности.
      – Я не собираюсь его усыновлять, – огрызнулась Фиона, – просто вытащим его отсюда.
      Мэттью кивнул:
      – Фиона права. Это наша вина… мы направляли людей в "Рентек", и теперь они – рабы. Наша беда. Мы вытащим копа.
      – Я с этим не спорю, – стоял на своем Стивен. – Но мы можем выяснить все, что он знает, а потом…
      – Что потом? Договаривай! – потребовал Мэттью. – Хладнокровно прикончим его? Конечно, когда в меня стреляли, я убивал пси-копов, но так? Нет.
      – Ладно-ладно. Мы его вытащим.

* * *

      Охранников отключили дротиками Фионы. Они так и не узнали, кто их подстрелил. Куда большей проблемой оказались д'Агуила и стоявший рядом с ним детина с дробовиком. Открыв дверь, они, должно быть, включили какой-то сигнал тревоги; громила уже поднял им навстречу свою пушку, а д'Агуила вытаскивал браунинг.
      Фиона изо всех ментальных сил ударила телохранителя, захватив его в тот момент, когда он уже нажимал на спусковой крючок. Д'Агуила успел выстрелить и попал Стивену в грудь. И хотя удар наверняка был очень силен даже через бронежилет, он нимало не уменьшил напор Стивена. Он с такой силой впечатал д'Агуилу в стену, что пошла трещинами штукатурка. Мэттью, тем временем, аккуратно парализовал телохранителя дротиком.
      Пси-коп был там же, где она его оставила, но, кажется, его снова били.
      – Так и знал, что ты зайдешь, – прошепелявил он из-за свежесломанного зуба.
      – Заткнись. Знаешь это здание?
      – Достаточно, чтобы мы выбрались. Но у них здесь, в здании, четыре готовых к отправке тэпа.
      – И ты, конечно же, знаешь, где.
      – Ну, типа того. Нам нужно только позвонить в Корпус…
      – Нет! – гаркнул Стивен, взводя курок браунинга д'Агуилы. – Ты покажешь, где они. Сдать их Пси-Корпусу не лучше, чем оставить их здесь.
      – Ты в это не веришь.
      – Заткнись и делай, что говорят.
      – Ладно, пушки-то у вас.
      – Чертовски верно.
      – Будите д'Агуилу.
      С этим пришлось немного повозиться. В конце концов, они пробились в его сознание и поставили на ноги.
      – Шо… – заплетающимся языком пробормотал д'Агуила.
      – А вот что, – бросил Мэттью. – В этом здании держат четырех тэпов. Ты отведешь нас к ним, а потом выведешь всех отсюда.
      – Невозможно. Здесь теперь все перекрыто по тревоге.
      Стивен встряхнул его за шкирку:
      – Надейся, что это не так, иначе тебе придется что-нибудь придумать. Потому что если ты прав, то ты – труп. И не пытайся нас обмануть или завести в ловушку, ты же понимаешь, не выйдет. А теперь будь паинькой, лады?
      Взгляд д'Агуилы заметался между ними, вероятно, в поисках признаков сочувствия. Если это было так, то он не нашел ничего.
      – Может и есть путь, – признал он. – Эсперы на уровне D. Если повезет, мы сможем спуститься оттуда к вертолетной площадке в президентском лифте. Если повезет.
      – Кто смел, тот и съел, – бросил Стивен. – Ты можешь через систему устроить ложную тревогу в другой части здания?
      – Да.
      – Займись.

* * *

      Они обходили патрули в коридорах, заранее чувствуя их приближение, но вот обмануть детекторы движения было куда сложнее. Когда они добрались до уровня D, у Фионы сложилось стойкое ощущение, что петля затягивается. Стоило лифту открыться, как ее впечатление полностью подтвердилось искрами и металлическими щелчками пуль вокруг.
      Стивен взревел и ринулся вперед с дробовиком наперевес, словно из шланга заливая дробью все перед собой. Два человека вскрикнули и рухнули на пол, обливаясь кровью.
      – В конце коридора, – проговорил д'Агуила, с трудом сдерживая тошноту при виде такого зрелища.
      – Отлично. Мэттью и я туда, Стивен, держи лифт.
      – Понял.
      – Дайте мне оружие, – предложил пси-коп, – могу помочь.
      – И не думай, – отрезал Стивен.
      Двери были, разумеется, заперты, но пропуск д'Агуилы открыл их.
      Когда дверь скользнула в сторону, две девочки-негритянки – близняшки лет двенадцати – рыжеволосый мальчик вряд ли старше пяти и худощавая молодая женщина чуть за двадцать уставились на Фиону пустыми глазами. Она ощутила их оцепеневшие сознания, и ее едва не вырвало.
      – "Усыпители". Черт их побери.
      – Идемте. Все идем. Мы уходим отсюда, – позвал Мэттью.
      Грохот стрельбы в коридоре усилился.
      Когда они подошли, Стивен с глубокой кровоточащей царапиной на руке изрыгал ругательства:
      – Дети?
      – Выбираемся. Как тебя,… д'Агуила, куда?
      – Этот уровень – хранилище. Лифт там, за складами.
      – Веди.
      Внезапно двери на лестницу с треском распахнулись, оттуда вылетели и завертелись у ног Мэттью два яйцеобразных предмета.
      – Мэттью! – только и взвизгнула Фиона, когда Стивен дернул ее вниз.
      Но взрыва не последовало, а секундой позже Мэттью метнулся мимо:
      – Газ! Бежим!
      Они петляли по кроличьему садку складов и небольших закутков; впереди Мэттью и д'Агуила, Стивен прикрывал тыл, а она и пси-коп бежали между ними, подталкивая с трудом плетущихся телепатов.
      Стивен завязал настоящий арьергардный бой, когда они промчались через большой склад и добрались, наконец, до маленького лифта. Пропуск и биоидентификат д'Агуилы открыли его, и они получили примерно двадцатисекундную передышку, прежде чем двери снова раздвинулись.
      Невероятно, но факт: когда они вышли, крыша была пуста. Вертолет стоял на площадке, но не успели они пробежать и половину дистанции, как под ногами снова заклацкали пули. Безо всякого укрытия Стивен растянулся на крыше и снова разрядил дробовик. Рядом с ним Мэттью выпустил шесть пуль и начал менять магазин.
      Три охранника в тяжелых бронежилетах, укрывшись за большой антенной, поливали крышу расчетливыми умелыми очередями из девятимиллиметровых автоматов "Нага". Весь путь беглецов до вертолета был для них как на ладони.
      Фиона решилась. Опустившись на колено, она аккуратно прицелилась в того охранника, которого видела лучше остальных, и выпустила первую очередь.
      "Тащи их в "вертушку", коп. Будем вас прикрывать, пока сможем".
      "Не выйдет".
      "А если вас не прикрыть, тем более не выйдет! Пошел!"
      Она снова выстрелила и уже не видела, как пси-коп и его подопечные прорывались к вертолету. Она была слишком занята и медленно считала про себя, прикидывая, за сколько добегут они сами.
      Через тридцать секунд охранники не выдержали. Двое метнулись из-за укрытия вперед, а двое оставшихся встали в полный рост и стреляли уже почти безостановочно.
      Мэттью, которого едва перерубило пополам, откатился в сторону. Искры вспыхивали в считанных дюймах от лица Фионы. В отчаянии она попыталась дотянуться до мыслей охранников, но было слишком далеко, чтобы в такой суматохе надежно их заблокировать.
      Стивен взревел и ринулся на ближайшего противника. Отшвырнув разряженный дробовик, он открыл ураганный огонь из пистолета, который подобрал, должно быть, на уровне D. Один из охранников опрокинулся на спину, пуля угодила ему в голову.
      Двери лифта раскрылись. Фиона отчаянным рывком перевернулась на спину и подстрелила двух вновь прибывших, но пули рикошетировали от их брони. Она снова надавила на спуск, но боек только чиркнул по пустому патроннику. Она отпрянула от ответного огня, понимая: что бы они не делали, это конец.
      И тут лифт и все вокруг него вдруг исчезло в ослепительно-белой вспышке, почти мгновенно сменившейся бесформенным черным облаком.
      Не понимая, что случилось, она вскочила и обернулась как раз вовремя, чтобы увидеть, как пси-коп разворачивает установленный в "вертушке" гранатомет в сторону укрывшихся за антенной.
      Он усмехнулся ей, когда она в сопровождении Стивена и Мэттью карабкалась в вертолет.

* * *

      Они бросили вертолет где-то возле Атчафалайи, позаимствовали видавший виды грузовик "Фольксваген" со стоянки подержанных машин и поехали на запад, в сторону Мексики. Стивен и Мэттью сидели в кабине, а Фиона, коп и спасенные телепаты забрались в кузов. Фиона проверила, не ранен ли кто-нибудь. Спасенные были как будто целы, но она теперь опасалась, что их пичкали не только "усыпителями". Кажется, они до сих пор не реагировали на происходящее вокруг.
      Пси-коп обнажил в усмешке сломанные зубы:
      – Из нас вышла неплохая команда, – заметил он. – Полагаю, ты – П12. Из тебя бы вышел чертовски хороший пси-коп.
      – Скажешь это еще раз, и я проделаю в твоей башке лишний глаз, – почти ласково ответила Фиона.
      Он равнодушно пожал плечами:
      – Что дальше?
      – Во-первых, я поблагодарю тебя за спасение наших жизней. Затем ты скажешь нам, где еще "Рентек" держит телепатов.
      – По большей части они не в "Рентеке". Их сдают в аренду, продают частным лицам, преступным группировкам; можно назвать это "обменом кольцами".
      – Но ты знаешь, как получить архив таких сделок.
      – Да, знаю.
      – Он нужен нам.
      – Зачем? Собираетесь воевать на два фронта? Один – против Пси-Корпуса, другой – против "Рентек"? Я очень сомневаюсь, что у вас есть на это ресурсы.
      – Ты понятия не имеешь, что у нас есть. Может, мы так и сделаем.
      – Хуже того, "Рентек" – один из ваших союзников. Неужели вы возьметесь теперь перепроверять всех "друзей" подполья? Начав однажды переворачивать такие камни, никогда не угадаешь, что отыщется под следующим. Станете чересчур разборчивыми – подполье останется совсем без союзников.
      – Назови мне места.
      – Не стану.
      Фиона фыркнула:
      – Еще как станешь.
      – Нет. Какую жизнь вы можете предложить этим детям? Всегда в бегах, всегда под угрозой повторения того же самого? Там, среди нормалов, наш народ всегда будет только жертвой.
      – А в Пси-Корпусе мы всегда будем только рабами.
      Он покачал головой:
      – Жаль, если ты и вправду в это веришь. Все, что мы делаем – это защищаем тэпов. Нормалы нас ненавидят. Они никогда не смотрят на нас иначе, как на послушное им орудие. Пси-Корпус – единственное место, где мы свободны и в безопасности. Я ничего не скажу.
      – Мы выбьем это из тебя.
      – Вы поступите так с одним из своих родичей? Тогда все, что рассказывают о вас, фанатиках, – правда.
      – Послушай… как тебя зовут?
      – Хэкман. Клод Хэкман.
      – Клод, я бывала в лагерях. Я видела, что делают "усыпители". Я знаю, что такое Пси-Корпус и не желаю быть его частью. Ты не можешь этого увидеть, потому что тебе промыли мозги. Ты – стойкий солдатик. Но не пытайся вкрутить мне все это, ладно? Вы лишили людей их основополагающих прав, и этим открыли дверь для того, чем занимается "Рентек". И всем наплевать, потому что у тэпов нет прав, а Пси-Корпус это поддерживает, придает законный вид.
      – Пси-Корпусу не наплевать. Меня чуть не убили из-за этого. – Он указал подбородком на спящих детей. – Ты толкуешь о свободе. Спроси, чего хотят они. Свободы подвергаться насилию… или быть под защитой и опекой, среди своей родни?
      – Я не буду с тобой об этом спорить.
      – А что же ты будешь делать со мной? После того, как поджаришь мне мозги?
      Некоторое время Фиона молча смотрела на проносящиеся мимо ряды неохватных кипарисов.
      – Сделаем так, – сказала она, наконец. – Ты назовешь нам половину и оставишь половину себе. Мы продержим тебя, пока не убедимся, что ты сказал правду, и тогда отпустим тебя еще немного побыть стойким солдатиком. Половину нам, половину – Пси-Корпусу. Если это не устраивает, мы выбьем из тебя все и пристрелим.
      Клод задумался.
      – Это ошибка, – в конце концов, решился он, – но будь по-вашему.
      – Отлично.
      Одна из близняшек протерла глаза, встала и робко приблизилась.
      – Иди сюда, – позвала Фиона, протягивая руки. Девочка устроилась в ее объятьях и снова закрыла глаза.
      Фиона тоже закрыла глаза, уловив волну нежности, быстро сменившуюся злостью, обе поразительно сильные. Пси-коп считал, что у него есть семья, но она знала, что такое семья, и Корпус ею не был. Как, впрочем, и сопротивление; оно было лишь надеждой на семью, которой когда-нибудь станет. Молитвой о ней.
      И тут она поняла, где затерялась ее надежда, и может быть – только может быть, – как ее вернуть.

      Я не могу говорить об этом, поэтому я должна это записать. Фиона сказала мне, что я могу начать вести дневник. Мне эта идея показалась не самой умной. Что если его найдут пси-копы, и все узнают? Но она рассказала об одной девочке по имени Анна Франк, которая жила давным-давно. Она сказала, что иногда можно пойти на риск – что если бы фашист нашел ее дневник и прочитал; возможно, это растопило бы его сердце, и это избавило бы мир, по крайней мере, от одного злого человека. Не убив его, а сделав его хорошим.
      Жаль, что я не начала вести дневник раньше, тогда я смогла бы записать приятные вещи.
      Потому что Фиона умерла. И Мэттью умер. И Стивен умер. И если вы, кто сейчас это читает – пси-коп, пусть это растопит ваше сердце. Потому что они были настолько хорошими людьми, что у меня нет слов, чтобы это описать. Они дали нам любовь, надежды, мечты, и никто не сможет забрать их у нас.
      Я верю в то, что они не умерли, но знаю, что это не так, потому что никто ничего не слышал о них, а они не могли уйти так надолго, и не дать нам знать, что с ними все в порядке. Но я верю в то, что они живы.
      Полагаю, я должна представиться, поскольку это мой дневник. Меня зовут Дженни Винтерс, мне тринадцать лет. Я родилась в Соединенных Штатах, в Вермонте, но я не помню Вермонта. Моя мама была тэпом, как и я, и они с папой вынуждены были много скитаться. Она никогда не скажет мне, но я знаю, что случилось с отцом. Он устал от всего этого, и оставил ее, сдав властям. Но она забрала меня и сбежала. Я думаю, сначала, мы были в Англии. Оттуда мы поехали в Индию, затем в Амазонию.
      Там мама стала работать на корпорацию. Я не стану писать ее название или даже город, потому что они знали, что она была тэпом, и наняли ее для незаконных сканирований. Они платили ей не очень много, и мы жили там, где они сказали.
      Место было не очень – просто одна небольшая темная комната с одной кроватью, и крохотная кухня. Но там у нас были тарелки. Я и мама покупали их вместе, и она позволила мне выбрать орнамент. До этого у нас никогда не было настоящих тарелок.
      Мы жили в приятном районе, с парком и даже пляжем неподалеку. Я выучила португальский язык довольно быстро и подружилась с Мили, Паоло и Рексом.
      В школе меня никогда не проверяли на наличие телепатических способностей. Мама сказала, что об этом для нас позаботилась ее компания. Я думаю, что это была главная причина, почему она работала на них, потому что мне кажется, что ей очень сильно не нравилось то, что она делала.
      Я напишу еще немного завтра.
      24 июля 2189 года
      Дорогой дневник:
      Я почти ничего не писала сюда, потому что я подслушивала, о чем говорили люди на одной из встреч, прошедшей на днях. Я не должна этого делать, но я тренируюсь быть незаметной. Я уже слышала все истории о Фионе, Мэттью и Стивене, и знаю – чтобы быть хорошим лидером сопротивления нужно стать хорошим как в шпионаже, так и в схватке.
      Я хочу стать такой же, как они. Я не хочу просто ехать по железной дороге в какое-нибудь безопасное место. Я хочу сражаться. Я хочу полностью разрушить Пси-Корпус, а может быть, заодно, и Купол Земли.
      Фиона и Мэттью говорили, чтобы мы пока не думали об этом, что мы уничтожим их только тогда, когда придет время. Я думаю, Стивену понравилось бы то, что я говорю.
      Мне нравиться Стивен. Мэттью великий человек, но он женат на Фионе, но возможно когда-нибудь, я женюсь на Стивене.
      Если исключить то, что он мертв. Я просто не могу представить ничего, что могло бы убить Стивена. В него попадали около шестидесяти раз, и он всегда поднимался на ноги.
      Я теряю нить рассказа. Я почти ничего не писала, потому что на этой встрече (нет, мистер Пси-коп, я не скажу тебе, кто на ней был), на этой встрече они сказали, что мы пали духом.
      Они сказали, что некоторым людям в подполье, никогда не нравились Фиона и Мэттью, и теперь они будут делать, что хотят. А другие люди потеряли надежду. Я думаю, с тех пор как Ф, М, и С исчезли, было схвачено много людей.
      В общем, мама умерла в Амазонии. Я точно не знаю, что произошло, потому что сначала я не желала слушать их, а потом не верила им. Из компании, в которой работала мама, ко мне пришли люди и сказали, что она умерла, и что они позаботятся обо мне. Тогда мне было, наверное, десять.
      А потом они сделали так, что продали меня мистеру Фарберу. Да, мистер Пси-коп, я говорю вам это имя, и я написала это не по ошибке. Мне все равно, что случиться с мистером Ахиллесом Робертом Фарбером. Я работала в его доме. Я начала слышать голоса, когда мне было девять, и он знал об этом. Он заставлял меня подслушивать разные вещи. Он заставлял меня слушать то, что чувствовали другие люди, а потом заставлял меня передавать ему эти чувства. Неприятная штука, похоже на то, как человеку сначала сделали больно, а затем избили.
      Были и другие, возможно более чувствительные вещи, но Фиона сказала, что они должны остаться моим личным делом.
      Иногда он делал со мной некоторые вещи, и заставлял меня, одновременно, передавать ему мои ощущения. Я не хочу говорить обо всем этом, но Фиона сказала, что я должна говорить об этом. Что я не должна стыдиться, потому что, это не было моей ошибкой. Поэтому я не стыжусь. Мне бы хотелось забыть это. Я привыкла пить и нюхать клей, надеясь, что это поможет мне забыть, но Фиона положила этому конец. Обычно из выпивки я предпочитала водку или виски, если могла их достать, но теперь мне этого вообще не нужно.
      25 июля 2189 года
      Они были как король Артур, Гвиневера и Ланселот. Ну не совсем так, но я подумала, что должна сделать литературное сравнение, как вы, должно быть, делали в школе. Я умела читать, когда пришла сюда, но Фиона научила меня любить чтение. Я попыталась сказать, что они были как король, королева и прекрасный рыцарь, даже еще лучше, чем Ланселот, потому что Стивен никогда бы не предал Мэттью, и тем более Фиону.
      Наверно они больше похожи на Трех Мушкетеров.
      Несколько месяцев назад, они получили известие, что судно с тэпами, следовавшее из Китая, должно было подвергнуться досмотру и обыскано пси-копами в Кейптауне. Они добрались туда вовремя, захватили портовое начальство, и притворились ими. Потом они направили пси-копов не на тот корабль, а на другой, какого-то лейтенанта Тонга, который схватил пси-копов и отправил их работать куда-то на маковые поля. Надеюсь, они все еще там. Так им и надо.
      В другой раз, Фиону и Мэттью схватили в Центрально-Африканском Блоке. Стивен просто прошел по зданию, где удерживали его друзей, и убил всех до единого, как ангел мщения.
      Смотрите, ведь лидеры не должны подвергать себя опасности. Вы видели президента Индрасингха, ведущего войска во время бунта в Квебеке? А они делают это. Они не хотят посылать никого из нас, чтобы мы делали работу, с которой они могут справиться сами.
      Они говорят, что король Артур на самом деле не умер, он просто ждет, пока в нем не появиться необходимость. Если Ф & М & С сейчас там же, и ждут пока они не будут нужны, то мы уже нуждаемся в них.
      Я не уверена, что Три Мушкетера также предполагали ждать где-нибудь, но нам бы не помешала и их помощь.
      2 августа 2189 года
      Я пьяна. Я и один из парней пошли в магазин, где мы играли в шпионов. Это хорошая тренировка, для того чтобы быть скрытной. И мы достали бутылку чего-то с неприятным вкусом (я не могу прочитать, что на ней написано), но очень крепкое.
      Ну и пусть. Если бы Фиона не хотела, чтобы я пила, она бы не позволила себя убить. Я ее ненавижуе.
      Мне надо идти. Мне кажется, меня сейчас стошнит.
      4 августа 2189 года
      Я не хотела говорить, что ненавижу Фиону. Я не ненавижу ее. Иногда, когда я выпью, я злюсь на нее.
      Я не рассказала вам, как мы встретились первый раз. Они нашли меня в доме мистера Фарбера. Фарбер иногда помогал им, но когда они узнали о некоторых вещах, которыми тот занимался, они полностью разрушили его дом. Он, должно быть, пронюхал об этом, потому что его не было там, когда они пришли. Стивен нашел меня в моей комнате. Я подумала, что он часть очередной игры, но он одел меня, и сказал, что мы уходим отсюда. Затем пришла Фиона, и когда она увидела меня, она заплакала. Ее слезы заполнили всю мою голову.
      Стивен хотел убить мистера Фарбера, но они не смогли найти его.
      Я думаю, сопротивление катится к черту. Они разрушили железнодорожную станцию, и при этом погибло много нормалов. Фиона и Мэттью не позволили бы случиться такому. Им это было бы отвратительно.
      В любом случае, теперь нам нужно уходить. Я не знаю, когда мне удастся продолжить дневник снова.
      3 сентября 2189 года
      Я не могу в это поверить. Не думаю, что я когда-либо была такой счастливой.
      Фиона, Мэттью и Стивен не умерли. Они здесь. А лучшей новостью из всех новостей, является то, почему они уходили. Не потому что их схватили, не потому что их перестало что-либо заботить. Они уходили, потому что у Фионы появился малыш! Они назвали его Стивен, или просто Сти, так что теперь его не перепутают с большим Стивеном. Я не могу даже описать, как я счастлива. Это похоже на то, как будто солнце заходило надолго, но потом взошло, и стало сиять ярче прежнего.
      Стивен очень горд. Он держит ребенка с видом влюбленного мальчишки. Он всем рассказал, что был его крестным отцом. Кроме этого, они нашли время на меня! Стивен заключил меня в крепкие объятия, как только увидел, и спросил, как продвигаются дела с революцией, пока он был в отъезде. Я не стала говорить ему, что не все шло гладко, потому что это теперь не имеет значения. Фиона и Мэттью тоже обняли меня, хотя они были очень заняты. Все хотели увидеть их и их малыша. Мне кажется, Фиона погрустнела, когда обнимала меня, потому что, я думаю, она почувствовала запах алкоголя в моем дыхании, но теперь, когда она вернулась, конечно, я завяжу. Вот только сегодня вечером последний разок, потому что мои друзья сказали, что мы должны отпраздновать это событие, и они знают, где можно стащить немного настоящего виски, а не того дерьма, что мы обычно пьем.
      Мне не вериться, что я настолько счастлива. И все остальные тоже. Подумать только – ребенок! В Пси-Корпусе людей заставляют делать детей с теми, с кем им не хочется, потому что они разводят людей как собак, чтобы получить пуделя или нечто подобное. Им мало и этого, они крадут детей, забирают их от родителей и выращивают. Но у Фионы и Мэттью другое дело, у них настоящий, замечательный, красивый, свободный малыш.
      И каждый раз мы намекаем им, чтобы они не останавливались на этом. Я слышала, как одна из пожилых женщин говорит это. Так что, мистер Пси-коп, если вы читаете это, вы проиграли. Вы не сможете помешать нам, не важно, что вы сделаете. Вы не сможете.

* * *

      Кевин Вацит пролистал остальные страницы маленькой книжицы, но все они были пусты.
      – Значит, я стал дедом, – пробормотал он. – Подумать только.
      Он включил коммуникатор:
      – Пришлите ко мне мисс Александер.
      – Да, сэр.
      Наташа вошла через несколько минут.
      – Что с девочкой? – спросил он.
      – С ней будет все хорошо. Бедняжка. Они должны были глубоко просканировать ее, но конечно, она восстановится. – Она неловко помялась. – Она ведь не вернется обратно в лагерь, не так ли?
      Кевин покачал головой, теребя в руках маленький дневник:
      – Нет. Она уже достаточно настрадалась в руках нормалов. У нас здесь есть все, чтобы указать ей правильный путь. Дом, наставники и семья. Она натерпелась всякого и смущена, но для нее еще ничего не потеряно.
      – Корпус – мать, Корпус – отец.
      – И мы, сироты, нуждаемся в нем. Она поймет это, со временем. Скажите ее учителям, чтобы проявляли повышенное терпение.
      – Да, сэр.
      – И еще одно. Вы получили место расположения их восточной оперативной базы?
      – Да. И они не собираются передислоцироваться, поскольку мы добились того, чтобы им казалось, что девочка была схвачена местными. Они не знают, что она у нас.
      Он кивнул:
      – Мы ждали долго, но, думаю, пришло время действовать. Подполье совсем отбилось от рук. Даже их сторонники в Сенате вынуждены это признать. Настало время избавиться от него. А эти Фиона и Мэттью Декстер, кажется, центр всего этого. Им нужно сохранить жизнь – мученики нам ни к чему. А когда они примкнут к Корпусу и выступят против подполья, даже те, кто останется после сегодняшней ночи, будут стерты с лица Земли навсегда.
      – Да сэр. Но что если они не захотят присоединиться к нам, сэр?
      – Они захотят, потому что они нужны нам, а нашем ведомстве добились крупных успехов в технологии социальной адаптации. Надеюсь, их удастся призвать к благоразумию, но если мы не сможем, то… мы не сможем. – Он сухо улыбнулся. – Конечно, сначала мы должны их взять. Ударную группу усилить вдвое от штатного количества. Да, кстати, согласно дневнику этой девочки, их ребенок сейчас там, в их поместье. Примите меры, чтобы он не пострадал.
      – Будет сделано, сэр.
      Она ушла, а он снова стал листать книжицу. Один листок, который он до этого не заметил, выпал. Кто-то, по-видимому, девочка, набросала на нем картинку цветными карандашами. Король и королева, с коронами на головах, рыцарь в золотых доспехах, а напротив – ясли. Снизу она подписала: "Галахад родился".
      А про себя он добавил: "С днем рождения, Стивен Кевин Декстер".

      Фиона на цыпочках подошла к кроватке, не до конца уверенная в том, что еее разбудило. Маленький Сти замечательно спал. Обычно, в эти утренние часы, он или громко хныкал или лежал, зажатый между ней и Мэттью.
      Она встала на колени, и вновь подивившись происходящему, пристально посмотрела на малыша, чувствуя его маленькие сны про цвета и запахи. Ей даже не пришлось проникать в его мысли, чтобы найти их там; он уже сам был способен передавать. Не то, чтобы это было очень неожиданно, но они ожидали подобного гораздо позднее.
      – Все хорошо? – спросил Мэттью.
      – Извини. Я не хотела тебя разбудить.
      – Ты и не разбудила. Я не спал, когда ты поднялась.
      Он свесил ноги с кровати, встал и присоединился к ней:
      – Он прелестен, правда?
      – Когда не плачет, ты хотел сказать?
      – Даже когда плачет. Когда ему хочется поплакать, мой сын самый лучший плакса в мире. – Мэттью зевнул. – Хотя и не стоило бы делать этого так часто.
      Она чмокнула его, потом, подумав, поцеловала крепко и долго. Он ответил ей:
      "Я люблю тебя", когда поцелуй заканчивался.
      Через некоторое время, когда они снова лежали в кровати, Сти начал посапывать. Фиона встала и принесла его к ним.
      – Что ж, отпуск подошел к концу, – сказал Мэттью, щекоча ей живот.
      – Отпуск? Я не помню никакого отпуска. Помню, сначала я весила тонну, а затем…
      – Выражусь точнее. Я имел в виду… не сделали ли мы ошибку, скрывшись из поля зрения. Дела тут шли не очень хорошо.
      – Нам это было необходимо, – возразила Фиона. – Нашему сыну это было необходимо. Мы взяли небольшую передышку, но теперь мы готовы начать снова.
      Она сделала паузу.
      – Я беспокоюсь за Дженни. Ты видел ее? Она снова пьет.
      – Я…
      – Что?
      – Я ждал подходящего момента, чтобы сказать тебе. Сейчас тоже не совсем подходящее время, но…
      – Что-то с Дженни?
      – Да. Она пропала, как теперь выясняется, три дня назад. Это не Пси-Корпус; местный шериф поймал ее на мелком воровстве в магазине.
      – И ты не сказал мне?
      – Я сам узнал об этом за несколько часов, перед тем как лег. Я собирался сказать утром, чтобы дать тебе хоть немного поспать. Фиона, я послал за ней наших лучших людей. Мы вернем ее.
      – Три дня? Что насчет залога? Почему мне не сообщили?
      – Ты сейчас слишком занята, – сказал он, поглаживая Сти по мягкой головке. – А с залогом возникла проблема. То, что она сделала, подпадает под правонарушение несовершеннолетнего, а это усложняет дело. Мы должны сыграть роль какого-нибудь ее родственника, и это надо подтвердить документально.
      – Мы должны были взять Дженни с нами, когда уходили отсюда. Я знала, что это было бы лучше, чем оставлять ее здесь.
      – Если следовать этой логике, мы должны были взять всех, – пробормотал он.
      – Знаю, знаю. Бедная Дженни.
      – Мы найдем ее. Стивен отправиться за ней завтра.
      – Хорошо.
      Тем не менее, ей было не по себе. Она лежала на спине и не могла уснуть. И тут, внезапно, Сти странно вскрикнул. Это не было похоже ни на один
      звук, который он издавал до этого, это вообще не было похоже на голос ребенка. Это прозвучало как-то по взрослому – конечно, не сам звук, который в любом случае исходил из младенческих голосовых связок, – а что-то в его тоне и интонации. Это был крик страха и безнадежности, и от этого у нее по спине поползли мурашки.
      Он вскрикнул так еще раз – теперь она услышала этот крик в его мыслях.
      – Мэттью! Мэттью!
      Он тоже проснулся, как только Сти стал кричать.
      – Что с ним происходит?
      – Он что-то чувствует. Что-то слышит, и…
      Она спрыгнула с кровати, подбежала к коммуникатору, включила его, и стала перебирать абонентов. Это была примитивная система, сработанная с миру по нитке, без намека на искусственный интеллект, но она работала и не могла быть отслежена. У них были неприятности с современными системами – скрытые недокументированные функции выдавали их при подключении к общей сети.
      Устройство работало, но выдавало только атмосферные помехи.
      Она набрала второй номер. Тот же результат.
      Номер три моргнул, и с ней на связи оказались Чин Сунг и Нэд Ковалевски. Они с удивлением смотрели на нее.
      – Привет маленькая мама, – сказал Ковалевски, – что стряслось?
      – Нэд, первый и второй периметры не отвечают. Что там происходит?
      – Что?
      Он начал щелкать кнопками на панели управления.
      – Вот черт. Ты права. Может, какая-то неисправность…
      – Нет. Нэд, Сунг, уходите, сваливайте оттуда!
      Сунг поднимал винтовку, когда дверь позади них внезапно с грохотом слетела с петель. Должно быть, в первый момент звук взрыва перегрузил микрофон, потому что дальнейшее происходило без звука. Из дыма показались двое мужчин в черной униформе пси-полиции. Их оружие выплюнуло пламя. Сунг упал сразу, Нэд успел сделать два выстрела но, кажется, ни в кого не попал. Затем пси-коп прицелился в камеру, и экран погас.
      – Боже мой.
      Она врубила тревогу, и набрала пятый номер. Она услышала, как позади Мэттью с проклятиями натягивает одежду. Экран снова ожил, на этот раз появилось серьезное квадратное лицо Терренса Энока.
      – Да?
      – Тэр, у нас гости. Они прошли, по крайней мере, первый, второй и третий периметры. Я уже иду к вам. Подрывай штольню и начинай эвакуацию.
      Она бросилась к своей одежде.
      Мобильность никакой нелегальной организации не может быть абсолютной. Ей необходимые опорные базы, узловые центры, хранилища, места отдыха. Существует определенный маршрут, по которому люди перебираются между ними – от дома к дому, из страны в страну. Эта подпольная сеть, и люди, задействованные в ней, по сути, и являлась подпольем.
      Но у подпольщиков была пара укрепленных центров, которые переносились лишь раз в несколько лет. Это были главные командные центры, которые можно было обнаружить, только воспользовавшись точной информацией о его местоположении от кого-то изнутри.
      Это был один из таких центров – череда неглубоких пещер в низовьях реки Теннесси.
      Сто тридцать лет назад здесь была гостиница – туристическая достопримечательность. Но она обанкротилась, и ее, не привлекая лишнего внимания, купила одна горнопромышленная компания. Но если бы кому-то в лабиринте документов удалось отследить настоящий источник финансирования, он бы наткнулся на некоего Джосая Тозера, очень состоятельного человека, который лишился единственного сына – из-за Пси-Корпуса.
      Это был его мемориал пропавшему сыну, его месть Пси-Корпусу, его дар тем, кто все еще был свободен. Периодически покидаемый, и вновь занимаемый, это был один из лучших центров организации. Тозер умер десять лет назад. Ему не доведется узнать, что его наследие уничтожено.
      Когда Фиона и Мэттью добрались до штаба, они застали странное сочетание сумасшедшего дома и убийственной деловитости.
      – Они нападают повсюду, – сказал им Энок. – Андорра, Сингапур, Солт-Лейк-Сити – все самые важные базы, узлы и укрепления. Мы потеряли их все.
      – Они не могут просто глушить нашу связь?
      – Да, могут. Но у нас есть система антенн в двадцати милях отсюда, кабели от которой идут через твердую породу глубоко под землей, и они не знают о ней. Хочешь посмотреть сериал Колина Бейтмана – пожалуйста. Хочешь предупредить конспиративную квартиру в Норвегии – нет.
      – Но как? Как им это удалось?
      – Они долго готовились к этому, – раздалось позади них.
      Они повернулись и увидели Стивена Уолтерса.
      – Этот ублюдок, Вацит. Я думал, что понимаю его, думал, что сорвал его планы, когда рассказал вам всю правду про себя, ребята. Но он играл с нами все это время. Он мог сделать это в любой момент. Раньше, когда я был его человеком, у него уже была вся нужная информация, чтобы разом накрыть все – я знаю, потому что был одним из тех, кто передавал эту информацию.
      – Тогда, почему сейчас?
      – Что-то изменилось. Не знаю. Раньше мне казалось, что он даже хочет, чтобы подполье существовало.
      – В этом нет смысла.
      – Вацит – странный старик.
      – Сейчас это не важно. Нам надо выбираться отсюда, и спасти то, что можно в этой ситуации.
      – Мы должны спасти Сти, – отчаянно прошептала Фиона, прижимая младенца к груди. – Мой сын не будет расти в Пси-Корпусе. Не будет.
      – Ладно, парни! – Мэттью повысил голос. – Разбегаемся! Похоже, им известен только парадный вход, так что мы должны начать выводить людей через задние двери. Возможно, на этот случай они задействовали слежение со спутников, поэтому у первых из нас будут лучшие шансы. Бегите что есть духу, только не все сразу, и не в одну сторону. Мы обоснуемся где-нибудь и дадим вам знать, где еще безопасно.
      Он сделал паузу.
      – Я люблю вас всех, – сказал он. – Вы лучшие. Только держитесь, куда бы вас не занесло. Они могут поймать нас, но они не могут нас сломить. Теперь идите и будьте осторожнее!
      Он повернулся к Эноку.
      – Вы отслеживаете их?
      – Да. Они каким-то образом заблокировали нашу компьютерную систему, но я засек их с помощью детекторов движения. Они все еще укрепляются около входа.
      – Это означает, что они еще не прошли мимо штольни?
      – Так точно.
      – Тогда, почему вы ее до сих пор не подорвали?
      – По двум причинам. Датчики движения аппаратно зашиты в нашу систему коммуникаций, а всем остальным, в том числе и зарядами, управляет наш компьютер. А они его заблокировали.
      – Правило Манки номер один, – сказала Фиона. – Не доверяй взрывчатку компьютеру. Почему мы его нарушили?
      – Думаю, это сделала Ким. Она хотела, чтобы этим занимался компьютер, в то время как мы бы занялись отступлением.
      – Глупо. Хотя, возможно, она была "спящим агентом" Пси-Корпуса. Проклятье.
      – Другая причина – из-за этого же мы не в состоянии предупредить людей, остающихся в главном зале.
      – Сколько их там?
      – Около двадцати.
      – Ну нет! – взревел Стивен. – С меня хватит! Провода от зарядов идут до сервера в главном зале, правильно? Поэтому, я смогу сразу и активировать заряды, и вывести людей оттуда.
      – Правильно, исключая то, что ты не пойдешь, – сказала Фиона.
      – Что? Фи…
      – Нет. Я сделаю это быстрее, Стивен. А ты должен уходить, потому что понесешь своего крестника.
      – Нет, это, как раз, должна сделать ты.
      – Не могу. Посмотри на наших людей, Стивен, они потеряли голову. Мы должны заставить их взять себя в руки, или Пси-Корпус доберется до них. И мы должны это сделать здесь и сейчас. Мы пойдем в штольню, подорвем ее и вытащим этих людей. Это даст нам много времени.
      – Замечательно. Это даст нам уйму времени. Поэтому ты жди здесь, вместе со Сти, а я…
      – Стивен! – Фиона максимально повысила голос. – Ради бога, вытащи моего сына отсюда! Неужели ты видишь здесь хоть кого-нибудь, с кем бы он был в большей безопасности?
      Стивен открыл рот, но ничего не смог сказать.
      – Она права, – тихо сказал Мэттью. – Стивен, ты единственный, кому мы можем по-настоящему доверять. И только ты один сможешь сохранить подполье, если с Фионой и мной что-нибудь случиться.
      Он схватил руку Стивена и понизил голос до мыслей.
      "Если Фиона и я убежим сейчас – все будет кончено. Ты предсказывал это десять лет назад. Я не верил, не хотел верить, но мы шли к этому, теперь я это вижу. Слишком много людей доверяют нам. Слишком много людей зависит от нас. Это больше, чем наши жизни, Стивен. Но я все же достаточно эгоистичен, и хочу, чтобы ты и мой сын были в безопасности. Сейчас это важнее всего".
      Фиона присоединилась к ним.
      "Прошу тебя, Стивен, не медли. Ты знаешь, мы любим тебя. Ступай… мы увидимся с тобой через несколько дней. Встретимся в нашем месте в Миссури".
      Она обняла и поцеловала его в щеку, а затем очень осторожно, передала ему рюкзачок со спящим Сти.
      – И я обязательно скоро увижу вас.
      Она поцеловала сына, и быстро отвернулась.
      – Так, ребята! – крикнула она. – Мне нужны десять добровольцев! Мы хотим взорвать этих пси-копов, как в Женеве!
      Раздался одобрительный гул голосов, и гораздо больше, чем десять человек, выступили вперед.
      Мгновение Стивен стоял парализованный, но затем он опустил взгляд на своего крестника и внезапно понял. Хватит сомнений – у него был приказ. Пришло время быть солдатом, и неважно, что он при этом чувствует.

* * *

      Некогда две главные галереи пещеры были соединены только единственным лазом высотой около метра. Предприниматели, строившие отель "Стикс", расширили его и сделали огромный коридор – штольню в готическом стиле. "Номера" отеля примыкали один к другому. Помещения при входе в пещеру, доступные с внешней стороны, в течение многих столетий, превращались в нечто вроде свалки. Сталагмиты и сталактиты были сломаны или полностью сорваны с основания целыми легионами подростков с дробовиками.
      В результате, внешние секции превратились в скопище маленьких комнатушек и старых конторских помещений. Сейчас они служили в качестве постов охранного периметра, а целый лабиринт небольших шахт и дверей с кодовыми замками должен был заставить пси-копов изрядно потрудиться. Главным залом считалась внутренняя галерея, сверкающая наростами минеральных отложений.
      Далеко за ее пределами, в лабиринте маленьких, выточенных водой проходов, которые, извиваясь, уходили в глубину, находились руководящие центры сопротивления. Но постояльцы жили в комфортабельных комнатах-пещерках, вырубленных прямо в монолитной скале, и располагавшихся друг над другом вокруг главного зала. Некоторые называли их "Гномьими кельями".
      Пси-копы все еще прокладывали себе путь через внешние помещения. Резкие звуки взрывов эхом разносились по всему комплексу.
      Фиона вбежала в главный зал. Он был полон людей, высыпавших из "Гномьих келий", и не понимавших, что происходит.
      – Слушайте все! – прокричала она. – Нас атакует Пси-Корпус. Мне нужно, чтобы вы освободили галерею и направились в пункты рассредоточения. Мы дадим вам время на сборы, но вы должны уходить немедленно. Берите только самое необходимое.
      Она отправила Джин и Вэн чтобы организовать сборы, а сама с остальными направилась к терминальному узлу компьютерной системы. Отрядив двоих из команды на поиски проводов, соединявшихся с зарядами взрывчатки, с оставшимися шестью она вышла в огромную штольню. Там они развернулись веером возле входа, заняв позиции, и стали ждать.
      Им не пришлось ждать так долго, как ей бы хотелось.
      Среди нападавших не все были пси-копами – большинство из них, вероятно, были спеназовцамие и ищейками, возможно, среди них было несколько военных-нормалов, включенных в группу в качестве пушечного мяса.
      Мэттью подошел к ней и взял за руку.
      – Готова?
      – Начинаем.
      Их разумы соединились почти без усилий. Объединяя и фокусируя менее сильных из них, они нарисовали картину, которую показали тем, кто приближался к ним.
      Захватчики достигли ее мысленного взора, и она почувствовала их смущение от того, что те увидели. Образ, который они с Мэттью проецировали, отразился от них в ее разум, и она усилила его, добавив это отражение в изначальную иллюзию, создав петлю.
      Ищейки остановились. Они увидели штольню, уже взорванную и обрушившуюся. Из проломов сверху, на них стекали потоки воды, заполняя то место, где они стояли. Над ними действительно была река. Часть ее когда-то текла через это подземелье, но потом русло сместилось, осушив пещеры. Заряды, были заложены так, чтобы снова открыть воде проход. Однажды найденное Пси-Корпусом, укрепление не могло быть использовано снова. Манки, обживавший эти пещеры первым, был твердым сторонником "выжженной земли", ну или как в этом случае – "затопленной земли".
      Иллюзия держалась уже около минуты, когда численность отряда Пси-Корпуса удвоилась. Среди них Фиона теперь чувствовала очень сильные разумы – это были, собственно, сами пси-копы. Их сомнение в реальности происходящего и попытки его подтвердить словно кувалдой били по ней, почти физически отдаваясь в голове. Она стиснула зубы и сжала руку Мэттью еще сильнее. Если бы они могли удерживать иллюзию достаточно долго, то даже пси-копы могли бы поверить в нее. Как только иллюзия становилась устойчивой, ее можно было держать в течение нескольких часов.
      Несколько минут спустя нападавшие стали обсуждать ситуацию. Один из них дал очередь по развалинам – от камней полетели воображаемые искры; повысился уровень иллюзорной воды.
      Пси-коп выстрелил еще раз, и это сломало кого-то из них, наверно это был Микко. Фиона почувствовала его неуверенность, ослаблявшую остальных, а внезапно раздавшиеся справа проклятия, подтвердили ей, что их временная защита была разрушена. Значит пора!
      Она выхватила автомат, присела за стоявшую неподалеку каменную колонну и открыла огонь.
      Пещера заполнилась стонами крошащегося камня и визгом срикошетивших пуль.
      "Сдавайтесь! Мы не хотим причинять вам вред!"
      Объединенная передача пси-копов ударила по ней, и на мгновение она даже задумалась над этим. В конце концов, она могла бы выжить, и Мэттью мог бы выжить…
      Она стиснула зубы и снова выстрелила. Это была ее жизнь, выиграет она или проиграет, Пси-Корпус ее не получите.
      – Жить свободными! – закричала она. – Жить свободными!
      Известняк снегом сыпался вокруг нее.
      "Они уже должны были успеть. Начинаем отступать".
      Микко лежал на земле – она услышала его предсмертный крик. Мустафе и Чэпмену что-то затуманивало разум.
      – Газ! – прошипела она. – Бегите!
      Остальные трое побежали вон из штольни, а она и Мэттью легли на землю, прикрывая их огнем. Фиона швырнула гранату и побежала сама, как вдруг с ней произошло нечто странное. У нее закружилась голова, и она почти перестала чувствовать свое тело.
      Мэттью подхватил ее и потащил за собой. Эта ситуация почему-то показалась ей очень забавной. Она захихикала.
      Брошенная граната взорвалась, она почувствовала, как кто-то умер, и это вывело ее из забытья. Наверно, она надышалась газа, который применили нападавшие. Она снова побежала сама, чувствуя как выветриваются остатки отравы; должно быть у нее короткий срок действия – вполне логично для использования в пещере. Должно быть, копы в противогазах? Она не разглядела.
      К тому моменту, как они добежали до конца коридора, она чувствовала себя почти трезвой. Они встретились с подрывной командой у сервера.
      – Готово?
      – Так точно.
      – Тогда взрывайте.
      Мгновение спустя, совсем рядом с ними, обрушился свод пещеры. Взрыва слышно не было, только глухая вибрация, передавшаяся по телу, а потом низкий, скрежещущий звук ломающегося камня и следующий за ним поток воды. Раздались усталые одобрительные возгласы, и Фиона поняла, что среди них был и ее голос.

* * *

      Когда они вернулись, в штабе оставался только минимальный состав сотрудников.
      – Как у вас тут дела? – спросил Мэттью Энока.
      – Не слишком хорошо. Они сидели в засаде во втором и шестом проходах. Не думаю, чтобы кто-то там выжил. Через три минуты после этого они нашли первый и четвертый проходы. Мы перекрыли его и стали направлять всех к пятому, седьмому и восьмому.
      – По какому проходу пошел Стивен?
      – Кажется, по восьмому.
      – Хорошо. Сколько людей еще осталось?
      – Мы, и еще около тридцати человек. – Он помедлил. – Мы потеряли все основные перевалочные пункты. Они парализовали нашу сеть, и маршруты передвижения по стране. Нам некуда идти, даже если мы выйдем.
      – По крайней мере, мы еще живы.
      – Конечно. Итак, у нас гости почти на всех выходах. Мы можем взорвать проходы, когда обнаружим, что они внутри. Но вам двоим лучше уходить, пока вы еще можете. Они отыскивают наши пути отхода довольно быстро.
      – Я не покину это место, пока все остальные не уйдут отсюда, – твердо сказал Мэттью.
      – Этого не случиться, – сказал Энок. – Потому что я не покину вас двоих. Capische?
      Он взглянул на пульт, на котором зажегся новый сигнал.
      – Они нашли седьмой.
      – У нас ведь остался еще восьмой?
      – Да, – ответил Энок. – Стивен уже должен был пройти его.
      – Тогда к восьмому, – сказал Мэттью. – Пещеры заполняются неприятелем. Нам всем пора уходить.

      Стивен появился на склоне горы, ступив в прохладный ночной воздух. Его тезка не спал, но вел себя тихо, как будто понимал, что это необходимо. Возможно, так оно и было. Малыш уже был сильным тэпом. Стивен осмотрел долину и склон с помощью очков ночного видения, но не заметил ничего необычного.
      – Ладно, – сказал он остальным пяти членам его группы. – Расходимся. Я знаю – вы хотите держаться вместе, но сейчас этого делать не следует. Держитесь подальше от больших дорог и маленьких городов. Если можете, идите по безлюдью. Время работает на вас, поэтому можете не спешить, если только не почувствуете реальную опасность. Если услышите вертолет, найдите укрытие и не высовывайтесь. Попытайтесь добраться до Чаттануги или направляйтесь на юг. Держите нос по ветру; мы восстановим нашу сеть, наши обычные маршруты передвижения, но на это может потребоваться время.
      Они серьезно кивнули, и неохотно стали разбредаться кто куда. Все, кроме одной пятнадцатилетней девочки, которую звали Валери. Она стояла, будто окаменев, и неотрывно глядела в черный зев пещеры.
      – Где Фиона и Мэттью? Почему они не выходят?
      – Они выйдут, не беспокойся.
      – Я хочу подождать их.
      – Если будешь торчать здесь, то пси-копы засекут тебя с воздуха. Иди!
      – Я буду ждать их внутри пещеры, – сказала она упрямо.
      – Нет. Раньше или позже, они найдут этот вход. Ты одна из тех, кому сегодня повезло выбраться оттуда, поэтому не дури и не давай больше другим шанса убить себя.
      Она повернулась, и испуганно посмотрела на него.
      – Я раньше никогда не была в лесу. Я не знаю, что мне делать.
      Он вздохнул.
      – Тогда пойдем со мной. Заодно, поможешь мне с ребенком.
      У нее немного посветлело лицо.
      Он посмотрел, куда пошли остальные: большинство выбрало самый очевидный путь – вниз по долине. Это была достаточно узкая дорога, почти ущелье – пустынное каменистое пространство с небольшой речкой.
      Место, которое копы, конечно, обыщут первым. Он развернулся и, сопровождаемый Валери, направился в гору.
      Оставить Фиону и Мэттью, было даже труднее, чем он думал, когда покидал их. Он напрягался, пытаясь уловить их мысли, хотя и знал, что через слои древнего камня это сделать невозможно. Спотыкаясь, он медленно шел вперед.
      "Думай о ребенке", напомнил он самому себе.
      Он был так сосредоточен, что чуть не пропустил приближающиеся вертолеты. Они летели почти беззвучно и с погашенными огнями, но он периферическим зрением увидел, как они закрыли звезды. Надев очки ночного видения, он смог разглядеть оставляемый ими слабый инверсионный след.
      – Живей! – поторопил он девочку, и направился к ближайшему склону.
      Здесь нигде не было места, чтобы спрятаться, ничего, что могло бы помочь укрыться от инфракрасных лучей, или от радаров, которые были достаточно чувствительными, чтобы засечь сердцебиение человека. Вертолеты были пока далеко, но времени оставалось мало. Шансов на то, чтобы сбить вертолет из его винтовки было мало, тем более что он насчитал их три штуки.
      Валери тоже заметила их и захныкала.
      Подъем вывел их к небольшой дороге. Судя по высокому бурьяну, пробившемуся сквозь черные обломки древнего асфальта, ею, похоже, давно не пользовались. Веками сельское население стягивалось в города, поскольку росли цены на топливо, и личный автотранспорт уступал дорогу поездам и монорельсовым дорогам. Дешевые топливные элементы, которые сейчас устанавливали в автомобили, почти не изменили эту тенденцию, а люди продолжали твердить, как делали это на протяжении двух сотен лет, что дешевые коммуникации и сети искусственного интеллекта, в конечном счете, децентрализуют цивилизацию.
      Однако, несмотря ни на что, города стали единственным местом обитания для человечества, а всю сельскую местность передали национальным паркам или большим промышленным зонам. Большинству это было по душе. Аппалачи, к примеру, были сплошь усеяны заброшенными городами.
      Город они не нашли, только полуразрушенный дом с неповрежденной шиферной крышей. Возможно, это был их шанс. Он подтолкнул Валери к двери, вошел и обнаружил внутри погреб, вырытый прямо в горе. Еще лучше.
      Девочка уже была готова поддаться панике, а Сти, чувствуя это, начинал хныкать.
      – Нам сюда, – прошептал он. – Ты присмотришь за Сти? Я не слишком хорошо с этим справляюсь. Эта работа – самое лучшее, что ты сейчас можешь сделать для Фионы и Мэттью.
      Взяв ребенка, девочка, похоже, успокоилась. Он прополз к выходу из погреба, откуда виднелась полоска неба, и стал ждать. Вертолеты пронеслись над ними и полетели дальше, направляясь прямо к "Выходу восемь".

* * *

      – Ладно, – прошептала Фиона. – Мэттью и я разведаем, что у нас впереди. Терренс, Китаец, вы смотрите за флангами. Их там может и не быть, но мы должны быть готовы к нападению.
      Она чувствовала их напряжение, но кроме этого, больше ничего. Если снаружи были копы, то они соблюдали тишину и хорошо блокировали свои мысли. Она высунула конец винтовки из выхода пещеры, осторожно огляделась вокруг и вышла на воздух. Мэттью встал рядом с ней.
      "Все в порядке, Фи?"
      "Кажется да. Просто мне… Нет! Над нами!"
      В последнюю секунду ее очки ночного видения, выхватили из темноты слабые тепловые пятна. Вокруг них, с металлическим звуком, стало что-то падать. Гранаты! Но взрывов не было…
      "Газ!" Она передала это так громко, как могла. "Надеть маски!"
      Надеясь, что нападавшие не использовали газ нервнопаралитического действия, она сама надела защитную маску. К тому моменту как сверху стали спускаться канаты, большинство ее людей успели сделать то же самое, хотя были и те, кто или не услышал или был недостаточно быстр. Она подняла винтовку, и стала стрелять по темным фигурам, соскальзывающим сверху. Одна из фигур с криком рухнула на землю.
      "Все назад! БЫСТРО НАЗАД!"
      Она отступила к Мэттью, и их выстрелы слились, взрывая небо сотнями трассирующих пуль. Люди сыпались из вертолета подобно дождю из грозовой тучи. Она попала в одного, другого…
      Вертолеты поддержали атакующих, открыв ответный огонь. Когда Фиона всадила в стрелка несколько пуль, в их сторону потянулись трассирующие очереди. Позади нее их группа выполняла приказ, отступая обратно в проход, по которому она и Мэттью их привели.
      Они нырнули за ними, и пулеметный огонь ударил в землю, где они только что стояли.

* * *

      Звуки стрельбы на таком расстоянии были еле слышны. Стивен покачал головой.
      "Бедняги. Интересно, кто это".
      Но внезапно он узнал страшный ответ, потому что уловил эхо мысленного крика Фионы.
      "Слишком далеко. До них слишком далеко. Это просто твое воображение", сказал он самому себе.
      Но он знал, что это не так. Стивену обычно не требовалось много времени, чтобы принять решение.
      – Смотри за Сти, – пробормотал он Валери. – Я вернусь за вами. Оставайся здесь и никуда не уходи.

* * *

      Фиона видела фильмы, в которых один человек или горстка спецназовцев или полицейских вступали в схватку против сил, превосходящих их в пятьдесят раз, и побеждали. На экране такая перестрелка казалась правдоподобной. Способ, который приводил к успеху, состоял в том, чтобы навязать атакующим поединок, разбив их на небольшие группы. Но в этих фильмах умышленно заострялось внимание на виде спереди, который всегда показывался крупным планом, чтобы создать иллюзию реального поединка, и не заставлять зрителей задумываться, почему все плохие парни по краям, сзади и над героем, воздерживаются от ведения огня, а стреляют в вышеупомянутого героя только те, кто напротив.
      Она и Мэттью продержались в подобной ситуации, сколько смогли, а именно, около двадцати секунд. Затем ее бронежилет принял на себя тяжелый удар в спину, и ее сбило с ног.
      "Фи!"
      Но в это время несколько таких же ударов пришлись в Мэттью, сильно ранив его.
      Единственным местом, куда они могли отступить, был обратный путь в пещеру, но приглушенный топот превосходящего по численности врага, который донесся до них оттуда, и последовавший за этим грохот, вызванный взрывом от расставленных ими ловушек, обрушивший проход, сказали им, что теперь этим путем далеко не уйдешь.
      Мэттью упал рядом с Фионой, продолжающей методично вести огонь. Она испытывала сильную боль и чувствовала то же самое у него. Она поднялась, прикрывая его, зная, что если ляжет, то возможно уже не сможет подняться. Дыхание давалось ей с трудом – должно быть, удары пуль по жилету сломали ей несколько ребер.
      Фиона расстреляла весь боезапас, и резко нырнула за угол. Мэттью издал булькающий звук и она, схватив его за ноги, подтянула к себе. Затем она бросила последнюю гранату, чем вызвала оглушительный грохот в этом замкнутом пространстве, и стала перезаряжать обоймы.

* * *

      Стивен, спотыкаясь, несся вниз по холму. Один раз он упал и пролетел целых тридцать футов, ударившись при приземлении головой о скалу, но встал и продолжал бежать. Кровь стекала по краям его очков ночного видения. Вертолеты то появлялись, то скрывались из виду. Он больше не слышал перестрелки, но возможно это было из-за стука крови у него в ушах.

* * *

      Когда Фиона выглянула из-за угла, чтобы снова выстрелить, туннель наполнился свинцом. Ей удалось выстрелить лишь один раз, прежде чем что-то вырвало винтовку у нее из рук и сильно ранило в плечо. Замычав, она упала, и оказалась рядом с лежащим на каменном полу Мэттью. У него из раны на шее сочилась кровь.
      "Брать живыми, идиоты!"
      Это пришло со стороны пси-копов.
      – Живыми? – невнятно пробормотала она. – Живыми.
      "Фиона…"
      Она стащила очки ночного видения и маску, нагнулась и поцеловала его. Ей больше не нужно было видеть его или своего лица.
      "Сдайся, Фиона", попросил он.
      "И вернуться в один из тех лагерей? Нет. Они смогут использовать нас, перепрограммируют и заставят стать предателями…"
      Она почувствовала, что они приближаются. Дотянулась до пояса Мэттью и нашла его последнюю гранату.
      "Помнишь ту сумасшедшую ночь в Санта Круз?"
      "Скучную вечеринку? Карнавал? Коротышку и гнома?"
      "А потом, мы гуляли по пляжу. Я помню, ты была немного застенчива. Не пошла купаться голышом. Не стала заходить далеко на первом…"
      Он закашлялся, и что-то надорвалось внутри него.
      "Я люблю тебя, Фиона".
      "Я люблю тебя, Мэттью".
      Она выдернула чеку. Последнее, что она увидела, был восход солнца над морем Сулу.

* * *

      Стивен был в восьмидесяти футах выше по склону, когда внизу из пещеры вырвался язык пламени, и он почувствовал их смерть.
      Он закричал. Он закричал и стал стрелять. От ближайшего к нему вертолета, парящего примерно на его уровне, полетели искры. Тот стал лениво поворачиваться к нему, готовый разбудить свою шестидесятимиллиметровую лаялку. Стивен стоял, наблюдая как смерть охотиться за ним, и с точностью метронома нажимал на спуск винтовки.
      Пулеметчик завалился назад.
      Когда патроны закончились, он зарядил винтовку бронебойным комплектом и продолжил. Ему потребовалось восемь выстрелов, чтобы разбить кабину, еще три, чтобы добраться до пилота. Вертолет, клюнув носом, упал вниз, вспарывая лопастями склон горы.
      Стивен пошел дальше вниз по склону, через паузу выстрелил в пару человек появившихся в пределах его видимости. В этот момент позади него показались еще два вертолета.
      Он зашел за дерево, чувствуя, как оно дрожит, словно кожа на барабане, выдернул чеку, сосчитал до шести, и, выйдя из укрытия, бросил гранату что есть силы вверх.
      Послышался короткий взрыв, но граната сдетонировала в нескольких футах ниже вертолета. Он приготовил другую гранату, сосчитал до пяти, бросил снова. На этот раз ему удалось достать до лопастей.
      Стивен понял, что все еще кричит и почти ничего не видит сквозь кровь и слезы. Фиона и Мэттью мертвы. Он убьет всех этих ублюдков. Всех до единого.
      Правда, у него закончились патроны, и гранаты тоже.
      Он достал нож, но, наконец, крупица здравомыслия посетила его голову. Сти. Кто позаботиться о нем, если его убьют? Это было их последним
      желанием, только этого они хотели от него.
      Он вложил нож в ножны, и, сорвавшись с места, побежал, виляя между деревьев. Последний вертолет кружил в небе над ним, подобно ангелу смерти.
      Самой глупой вещью, которую он мог сделать сейчас, это привести их к ребенку. Сначала он сбросит их с хвоста, а потом вернется. Только бы Валери не потеряла голову.
      Он бросился вниз по склону, оставляя за собой вихрь из опавших листьев. Возможно, они его не видели; но в любом случае, они видели его на радаре и в инфракрасных лучах. Стивен остановился и замер в самом высоком месте, чтобы дать им возможность сократить дистанцию между ними.
      Пуля с шипением врезалась в его тело, раздробила ключицу, прошлась по ребрам и застряла в бедре. Оглушенный, он опрометью обогнул ближайшее дерево, прыгнул и погрузился в ледяную воду. Стиснув зубы от холода и боли, он заставил себя уцепиться за кромку льда, покрывавшую реку с одной стороны.
      Вертолет пролетел над ним.
      Стивен, тяжело дыша, оставался в воде еще некоторое время. Затем он оторвал две полоски ткани от подкладки одежды, заткнул входное и выходное отверстия раны на плече, оторвал третью полосу и обмотал ее вокруг плеча, туго затянув.
      Рука безжизненно повисла.
      Он снова вытащил нож и стал ждать.
      Ожидание было недолгим. Казалось, прошло не более минуты, когда он увидел две темные фигуры, крадущиеся вниз по реке, с опаской направляющие стволы винтовок то в одну, то в другую сторону.
      Он поставил блок и удерживал его, пока они приближались… пятьдесят футов, тридцать. Он почувствовал их разумы и понял, что на этот раз, ему сопутствует удача; это были не пси-копы, просто ищейки.
      Двадцать футов. Одни из них внезапно напрягся, повернув голову в его направлении.
      Стивен не мог напасть из того места, где сейчас был. Поэтому он просто очень медленно встал.
      – Привет, – сказал он.
      Первый вскинул винтовку и выстрелил. Пуля, прошелестев, с шипением ушла в воду слева, в ярде от него. Второй поступил умнее; припав к земле, он стал искать укрытие, чтобы оттуда напасть с другого направления. Стивен пришел в движение.
      Следующая пуля попала в грудь, ударив в бронежилет, так что его чуть не отбросило назад. Но он чувствовал себя непобедимым, и внушающий ужас смех вырвался у него из груди. Это был мальчишка, мальчишка, которому не исполнилось и двадцати… еще выстрел – мимо…
      …и Стивен вонзил нож ему в горло. Второй наемник выстрелил очередью. Стивен, повернувшись, схватил его напарника и прикрылся им как щитом. Одна пуля прошла сквозь мертвое тело и чиркнула ему по голове, другая, непостижимым образом, врезалась ему в бедро, но к этому времени, он так замерз, что ему уже было все равно. Он присел вместе с телом, здоровой рукой достал пистолет у того с пояса и выстрелил второй ищейке между глаз.
      После этого, на реке все стихло. В серебристом лунном свете кровь казалась просто еще одной тенью.
      Кряхтя, он стащил форму Пси-Корпуса со второго, который был побольше, и надел ее на себя. С раненным плечом это было не так просто сделать. Над ним снова зашумел вертолет, но он не стрелял. Теперь, не было никакой возможности узнать, кто друг, а кто враг – копы были повсюду.
      Мрачный, он взбирался на холм.
      Ему повстречался только один наемник, но украденная форма позволила Стивену подойти достаточно близко, чтобы убить его без шума.
      Но когда он, наконец, достиг заброшенного дома, внутри никого не было. По земле были разбросаны гильзы, а высокий бурьян – вытоптан тяжелыми ботинками.
      Он сполз по стене, слишком уставший, чтобы плакать, слишком вымотанный, чтобы думать. Он заснул, желая лишь одного – больше не просыпаться.