Японец по-прежнему не поднял глаз, но в голосе его все почувствовали явную иронию. - Его святость господин апостол, - сказал он, - опасается, что посторонние люди помешают его молитве. Оружие его святости нужно для ограждения своего покоя. - Так, - председатель обвел всех сияющим выразительным взглядом. Разрешите тогда спросить, разве кто-нибудь из жителей поселка на острове Седова нарушил покой вашего апостола? - Да, его нарушил беглый индеец. - Чем? - Тем, что он ушел от своего господина. Председатель, казалось, был в восторге: он сиял и улыбался, одаряя присутствующих выразительными взглядами. - У кого еще есть вопросы? - спросил он. Переговоры начинали походить на общее собрание, когда докладчику задают вопросы. - Скажите, - спросил Ветлугин, - это вы хотели видеть меня? Я говорю об одном посещении станции неизвестными мне людьми, когда я был в Северограде. - Нет, - скучным голосом ответил Курода. - Зачем вы украли моего сына и для чего держите его у себя? - тяжело дыша, спросила Ирина. - Вопрос задан в оскорбительной форме. Я на него не отвечаю. Курода, видимо, тяготился допросом, и только какие-то дипломатические соображения заставляли его продолжать переговоры. - Разрешите мне вопрос, - по-русски сказал дед Андрейчик. - Пожалуйста, - разрешил председатель. - Известно ли тебе... - начал дед Андрейчик по-русски и запнулся. Известно ли вам, - продолжал он по-английски, - как ушел мальчик-индеец из вашей норы... виноват, я хотел сказать - из вашей обители? Все насторожились. Председатель посмотрел на деда Андрейчика укоризненно: вопрос был явно нетактичным. И вдруг японец поднял свои опущенные веки. Поднимал он их медленно и тяжело, как гоголевский Вий. Поднял, прищурился и отыскал в углу деда Андрейчика. Глаза их встретились; голубые, лукавые у старого радиста и черные, настороженные у Куроды. - Известно, - нетвердо сказал японец. Дед Андрейчик захохотал. - Врешь, шельма! - крикнул он и вскочил с места. Раздался шорох выключенного радиофона, и экран опустел. - Шель! Ма!.. - повторил Рума. Он тоже вскочил и, гневно поводя глазами, приготовился защищать деда Андрейчика. Маленький курунга успел привязаться к старику за эти несколько дней. Во все время беседы с Куродой здесь в кабинете он лишь несколько раз глянул враждебно на изображение японца и безразлично - на председателя. С деда Андрейчика же Рума не сводил преданных, обожающих глаз. Он, наверное, искренне полагал, что во всей этой церемонии главная роль принадлежит его учителю и другу. И когда дед Андрейчик возбужденно выкрикнул какое-то слово, Рума повторил его, ибо привык уже во всем подражать старику. - Это вы напрасно, товарищ Андрейчик, - сказал председатель. - Во-первых, грубить на деловом совещании вообще не полагается, а во-вторых, вы его спугнули раньше времени. - Извините, товарищи, трудно удержаться, когда видишь перед собой живого палача и бандита. - Мало ли что, - сказал один из членов комиссии. - Нам тоже трудно было смотреть на него. А раз надо - значит, смотри и вежливо разговаривай. - Ну, вы все-таки помоложе, вы совсем другой народ, - посмеиваясь, сказал старик. - Знаете, Силера, - волнуясь, сказал профессор Ливен, - когда он появился и заговорил, мне захотелось проснуться. Я не выношу снов, в которых мертвецы получают равноправие и ведут себя, словно живые. - Хуже всего то, что это не сон, дорогой мэтр, - невозмутимо ответил Силера. Рума ткнул пальцем в экран, потом со всего размаху хлопнул себя по щеке. - Он... мне... вот!.. - сказал он деду Андрейчику ломаным русским языком. - Факт! Председатель Чрезвычайной комиссии обвел глазами всех присутствующих. - Конечно, это наглость, - сказал он, показывая всем свое круглое сияющее лицо. - Конечно, нам смешно выслушивать их наглые требования. Мы не оставим их в покое. За свои преступления они должны предстать перед судом. Кроме того, они опасны, их нужно обезвредить. Но Верховный Совет поручил нам прежде всего спасти сына товарища Ветлугина. Поэтому мы пригласили на заседание родственников мальчика... Что мы можем сделать? Мы можем предложить крестовикам обмен - сына Шайно за сына товарища Ветлугина. Мы можем удержать арестованного крестовика и спасти мальчика прямой атакой. Вот два пути спасения пленника. Первой прошу высказаться мать мальчика. Все обернулись к Ирине. Обращение председателя застало Ирину врасплох. Она растерянно оглянулась, провела рукой по лбу, сказала неуверенно: - Я думаю... мне кажется... - и внезапно умолкла в раздумье. Так она сидела молча несколько долгих секунд. Мужчины, затаив дыхание, ждали. Перед ними была мать. Это обстоятельство создавало мучительную серьезность положения. Так или иначе, но в эту минуту решалась судьба ее сына, и самое веское слово принадлежало ей. Вначале она заговорила тихо: - Мне очень хочется спасти нашего мальчика... - Потом сказала громче: - Но я подумала: неужели мы так беспомощны? Неужели только договор с врагами коммунизма может спасти моего сына? - Браво, дочка! - загремел дед Андрейчик. - Она говорит сущую правду! Факт! Он вскочил, и вместе с ним вскочил Рума. Ветлугин пожал жене руку, чувствительный Ливен украдкой смахнул слезу, и все заговорили сразу об одном: комиссия не допустит никаких сделок и сговоров с политическими авантюристами, комиссия будет действовать осторожно, чтобы не подвергнуть опасности жизнь мальчика, но вместе с тем и очень решительно. - Итак, разрешите зачитать ответ, - сказал председатель. Секретарь включил фонограф. - Северный Ледовитый океан, гражданину Куроде... - начал председатель. Чрезвычайная комиссия, созданная Всемирным Верховным Советом, обсудила ваше заявление и нашла его неприемлемым. Чрезвычайная комиссия предлагает вам и другим лицам, проживающим вместе с вами, немедленно явиться на остров в город Североград и поселиться там, где вам укажут. Чрезвычайная арктическая комиссия предупреждает: вам и проживающим с вами лицам, замешанным в контрреволюционной деятельности в прошлом и виновным в диверсионных актах против воздушной станции и населенных мест в Арктике, придется предстать перед народным судом. Но если вы тотчас же по получении нашего ответа освободите своего пленника и явитесь в суд добровольно, вы облегчите вашу участь в дальнейшем, тем более что нам сейчас уже не страшны никакие враги. Все закивали головами, зашевелились, раздались восклицания: - Очень хорошо! - Факт! - Силера, мой мальчик, запомните этот момент навсегда! - Товарищ секретарь, отправьте радиограмму на субмарину, - сказал председатель. - А теперь, товарищи, поговорим о предложении профессора Ливена и инженера Силера... Конечно, Шайно и его банда, получив наш ответ, не примчатся в Североград с повинной. Но и нападать на нас они вряд ли станут без нужды. Думаю, что они еще не совсем спятили с ума и учитывают соотношение сил. Скорее всего, старый разбойник зароется в свою нору и покажет зубы, только когда мы попытаемся его оттуда вытащить. Вот на этот случай у нас и припасен замечательный проект товарищей Ливена и Силера. Этот проект очень поможет нам освободить мальчика. Председатель, продолжая говорить, поднял руку и показал на карту: огромная рельефная панорама Арктики, выполненная знаменитым художником - эскимосом Каукеми, висела на стене. - Мы уже точно установили, где находится скромная обитель апостола Шайно. Вот... Толстяк чуть шевельнул на столе световой регулятор, и тонкий красный луч с другого конца комнаты окрасил пурпуром два небольших островка, самых крайних на севере архипелага Вейпрехта - Пайера. - Между островом Рудольфа, ныне Седова, и островом Гогенлоэ, ныне Брусилова24. Как раз вот в этом проливчике между ними, на дне. Глубина пролива - четыреста метров, ширина - четыре километра. - В пять раз уже Гибралтарского пролива у Джебель-Муса и в два с половиной раза мельче, - сказал Силера. - Совершенно верно, - подтвердил председатель. - Итак, что же предлагают нам товарищи Ливен и Силера? Все слушали, затаив дыхание. Дед Андрейчик также с величайшим вниманием вслушивался в слова председателя Чрезвычайной комиссии. Время от времени он записывал что-то в свой старенький потрепанный блокнот (старик никак не мог привыкнуть к фонографу), и сидевший рядом с ним Рума благоговейно следил за движением нехитрого, допотопного "вечного пера" деда Андрейчика. Наконец старик кончил записывать. Воспользовавшись тем, что вся комиссия и Ветлугины вместе с гибралтарскими инженерами собрались подле директорского стола и стали разглядывать модель какого-то прибора, дед Андрейчик мигнул Руме, и они на цыпочках вышли вместе из кабинета.
      21 "Костюм крепкий, и парень крепкий" Покинув заседание Чрезвычайной комиссии, дед Андрейчик вышел на улицу и зашагал по широкому тротуару. Мощная серая лента синтетического каучука, сверкающая, как новая калоша, под неугасаемым летним солнцем Арктики, неторопливо ползла вдоль улицы, - тротуар был движущимся. Рядом с дедом Андрейчиком с независимым видом шагал Рума. Небольшой поселок на острове Диксон возник в первые годы строительства социализма. Огромный же социалистический город Североград, с населением в пятьсот тысяч человек, насчитывал всего десять лет своего существования. Это была своеобразная столица Арктики. Вполне благоустроенный, мало чем отличающийся от лучших городов Азии, Европы и Америки, Североград, однако, имел свое собственное лицо. Это был город-полярник. Здесь сосредоточены были учреждения, ведавшие хозяйством Арктики, научно-исследовательской работой в полярных областях, промыслами, морскими и воздушными путями, службой погоды. Аэросаням жители Северограда явно отдавали предпочтение перед другими средствами передвижения. Город-полярник жил деловитой жизнью, чуждой резким жестам и шумам. Нередко он погружался в необозримые, как море, туманы и внезапно замирал летом среди бела дня, именуемого здесь "ночью". Дед Андрейчик часто бывал в Северограде и любил этот город. Рума всего несколько дней назад увидел это чудо во льдах и привыкал к нему, как существо, внезапно свалившееся на землю из неведомых звездных миров. Кроме того, он обучался русскому языку и все время находился в состоянии азарта. Дед Андрейчик шел рядом с Румой и время от времени тыкал пальцем вниз, в сторону, вверх. - Резина... сосна... сани... - говорил он. Мальчик внимательно вглядывался в каждый указанный ему предмет и с трудом повторял: - Ре-зина... со-сна... са-ни... В одном месте тротуар запрудила большая семья закутанных в меха медлительных и любопытных чукчей. Белые лайки шныряли между ног у этих полярных провинциалов, оглушительно лаяли на вереницу аэросаней и, случайно забегая на соседнюю ленту движущегося тротуара, уезжали вместе с нею назад под громкий хохот своих хозяев. - Чукчи, - сказал дед Андрейчик. - Чук... - повторил Рума и запнулся. - Не выговоришь? - спросил старик, плутовато улыбаясь. - Слово трудное. Факт. - Ффаккт! - сердито сказал Рума. - Ну, ладно. На сегодня хватит. Дед Андрейчик остановился на углу площади Северного Сияния и показал рукой на десятиэтажный дом, почти совершенно лишенный по прихоти архитектора двух первых этажей. Три огромные надписи, сделанные светящимися красками на фасаде дома на русском, английском и норвежском языках, говорили о том, что в доме помещается Арктический институт океанографии. - Я туда... - сказал дед Андрейчик. Потом показал пальцем куда-то влево вдоль улицы. - Ты... домой. Мальчик кивнул головой в подтверждение того, что понял. - Ты... до... мой... И все с тем же независимым видом зашагал вдоль улицы по каучуковой ленте тротуара. Дед Андрейчик с минуту глядел ему вслед, затем двинулся к институту. Механический робот-привратник открыл ему дверь легким мановением руки и сказал ржавым голосом: - Эскалатор направо. Лифт налево-ево-ево-ево-ево-ево. Старик удивленно взглянул на робота. "Черти! - сердито подумал он.Выставили испорченного болвана".
      * * * Рума тем временем добрался до дому. Жил он вместе с дедом Андрейчиком в гостинице "Скандинавия", куда перекочевал почти весь временно бездействующий штат станции "Арктания". Дома его ждала гостья из соседнего номера, Ася. Рума подарил Асе электронный отмыкатель от комнаты, в которой он жил с дедом Андрейчиком, и девочка часто приходила к ним в номер, когда их не было дома. Здесь она бесконтрольно пользовалась радиофоном и стереовизором. Ася вызывала всех знакомых девочек и мальчиков с Новой Земли и с острова Врангеля и вела с ними оживленные беседы. Особенным успехом у ее сверстников пользовался рассказ о том, как "крестовик в желтых очках хотел выстрелить в Руму и как она, Ася, не дала ему выстрелить". Здесь, в чужом номере, болтать можно было вволю, тем более что поблизости не было отца, который мог бы сказать: "Ася, не засоряй эфир пустяками". Но еще чаще Ася приходила, когда Рума был дома. С ним она тоже вела бесконечные беседы на самые разнообразные темы, нимало не заботясь о том, что ее новый друг плохо разбирается в ее рассказах. Маленькому курунга эти непонятные словоизлияния Аси, видимо, доставляли удовольствие. Он с восторгом следил за ее губами, прислушивался к ее звонкому голосу и шевелил губами сам, повторяя схваченное на лету слово. Иногда только, когда на экране появлялся бразильский языковед Мартин дель-Грасиас, Рума сам начинал говорить, и Грасиас, внимательно и благоговейно выслушав фразу, произнесенную на подлинном языке курунга, переводил Асе. - Мальчик говорит, что ему нравится наше солнце. Он раньше такого солнца никогда не видел. Там, где он жил, на дне океана, Рума видел много длинных солнц; люди племени Апо-Стол называют эти солнца на своем языке "аргон". Они хуже нашего солнца. В этот раз Рума застал Асю по обыкновению перед экраном. Востроглазая черноволосая девочка, в синей школьной форме с белым передником, прыгала на экране через красную веревочку. Ася внимательно следила за ней и отсчитывала: - Раз! Два! Три! Четыре!.. В руках у нее была такая же веревочка. По-видимому, Ася ждала своей очереди прыгать. - Вот Рума! - закричала она. - Рума, хочешь с нами играть? Девочка на экране при виде Румы сбилась и зацепилась за веревочку. - Вот она зацепилась - крикнула Ася. - Теперь прыгай ты. Рума стоял перед экраном, хлопал похожими на опахала ресницами и никак не мог понять, чего от него хотят. Тогда Ася показала ему, как нужно прыгать. Конфузясь и смущенно поглядывая на изображение чужой девочки, Рума неуклюже прыгнул, зацепился и запутался в веревке. Обе девочки расхохотались. Рума еще раз растерянно хлопнул глазами и сам стал смеяться. Насмеявшись вдоволь, все трое стали изобретать новое развлечение. На этот раз инициатива перешла к маленькому курунга. Он поднял руку, сделал серьезное лицо и сказал: - Папа... Маро... но-ги... хо-дила... Вот! При этом Рума стремительно повернулся вокруг несколько раз и издал какой-то гортанный возглас. Ася с минуту смотрела удивленно и вдруг поняла: - Отец Румы Маро научил его танцевать. Рума предлагает танцевать. Танцевать! Танцевать! Рума начинает первым! - закричала она. - Танцевать! - пискнула востроглазая девочка на экране. Рума медленно двинулся на середину комнаты; здесь он остановился и стоял несколько секунд с поднятой головой, положив обе руки на живот, потом вдруг стремительно завертелся и издал громкий возглас, почти вопль. Так он вскрикивал и вертелся несколько раз. Потом Рума, к ужасу обеих девочек, ринулся вдоль комнаты и, рыча и приседая, стал ловить воздух обеими руками. Асе стало жутко, она уже хотела крикнуть Руме, чтоб он перестал ее пугать, но в этот момент открылась дверь, и на пороге остановилось какое-то чудовище с огромной металлической головой, с толстыми круглыми трубами-ногами. Вместо рук у чудовища были такие же трубы, со стальными клещами на конце. Дети оцепенели. Востроглазая девочка на экране быстро заморгала и... исчезла, с перепугу выключив свой стереовизор. - То чхо разро? - глухо спросил металлический великан. - А-а-а! - яростно крикнул Рума и отпрыгнул к кабинетному столу. - Друмо! Он рванул ящик из стола. В руках у мальчика тускло сверкнула вороненая сталь электронного револьвера "праща Давида". - На тум га тархо! - сердито сказал великан и тяжело ступая, двинулся на мальчика. Ася подбежала к стене и заколотила кулаками - Мама-а-а! И вдруг оглушительный звон потряс комнату. Рума, присев за кресло, разрядил обойму "пращи" прямо в стальное брюхо чудовища. Когда в номер сбежались люди, их глазам представилось странное зрелище: из брони водохода, кряхтя, вылезал дед Андрейчик, а Рума и Ася, глупо хлопая глазами, стояли поодаль и наблюдали за ним. - В чем дело?! - каркающим голосом крикнул Свенсон. - Кто шумел? - Ничего особенного, Эрик, - спокойно ответил дед Андрейчик. - Это я пробовал свой новый костюм, а заодно и вот этого мальца. Все в порядке. Костюм крепкий, и парень тоже крепкий. Факт...
      22 Жилец "аварийной гостиницы" Золтан Шайно жил при здании народного суда, в особой пристроечке, называемой жителями Северограда иронически "аварийной гостиницей" В первые годы строительства социализма, когда возник поселок на острове Диксоне, его жители обходились без специальных тюремных сооружений; в большом же социалистическом городе Северограде тюрьму строить было незачем: преступления не часто совершались в Арктике, а совершаемые не заслуживали того, чтобы ради них строить особый дом лишения свободы. Вот почему редкие клиенты подследственных органов народного суда в Северограде помещались в пристроечке подле здания суда, именуемой "аварийной гостиницей"'. Особым комфортом эта "гостиница" не отличалась: это был обыкновенный дом с коридорной системой и комнатами, меблированными просто и строго всем необходимым. Отпечаток неволи ложился не на самый этот дом, а на сознание жильца, когда надзиратель, поселяя его одной из комнат, угрюмо бормотал: - Дом оборудован самой усовершенствованной сигнальной аппаратурой. Здесь нет замков, вместо них есть невидимые инфракрасные лучи и фотоэлемент. Убежать невозможно. Правила внутреннего распорядка висят на стене. Радиофоном и стереовизором можно пользоваться с разрешения следователя. Питание в обыкновенное время. Библиотека напротив. Золтан Шайно, оседлав нос своими желто-зелеными очками, валялся на диване в седьмом номере "аварийной гостиницы" и читал единственную книгу, которую он счел достойной своего внимания: роман Гюисманса25 "Наоборот". Герой романа дез-Эссент уже успел полностью отгородиться от внешнего мира и зажить "наоборот", то есть жизнью, достойной подлинного аристократа и убежденного роялиста26, когда вдруг дверь открылась, и на пороге седьмого номера появился молодой белокурый человек, высокий и румяный. Молодой человек попросил у Золтана Шайно разрешения войти, поздоровался и понес к столу изящный аппаратик-фонограф. Золтан Шайно снял ноги с дивана и настороженно поглядел на своего гостя. - В прошлый раз мы с вами только познакомились, - сказал белокурый молодой человек, устанавливая на столе свой аппаратик, как большой мальчик игрушку, которой он собирался играть с товарищем. - Теперь, я надеюсь, мы сможем поговорить поподробнее. Молодого человека звали Алексеем Ивановичем Померанцевым, и служил он следователем при народном суде в Северограде. - Вы знаете, я долго думал над вашей фразой о званых и избранных, - сказал он. - По-вашему, выходит, что так называемый бог призвал к жизни миллиарды людей, а избрал среди них немногих. Вначале я решил, что вы имеете в виду какую-то особую систему выборов, но затем вспомнил, что в старые времена подобные теории были в большом ходу у клерикалов27, и назывались они притчами. Золтан Шайно иронически поджал губы. - Вашим мыслям, очевидно, несвойственна торопливость, господин следователь... - Что вы! - с ноткой искреннего протеста воскликнул Померанцев. Наоборот! Я свое мышление уподобил бы ракете стратоплана. Надеюсь, вы знакомы с устройством ракетных двигателей? - Нет. Не знаком. - Но вы говорили, что в вашей подводной колонии есть ракетный самолет. - Я этого не говорил. Включите фонограф, проверьте запись. - Да?.. Померанцев испытующе глянул на бледнолицего крестовика. - Простите, почему вы никогда не снимаете очков? - Не выношу солнечного света. - Ах, да, у вас там аргон. Оттого у вас такое бледное лицо. Вы мне напоминаете какое-то опытное растение, лишенное хлорофильных зерен. Золтан Шайно засопел и отложил книгу. - Какое совпадение! Вы мне тоже напоминаете одно растение. - Какое? - Крапиву. - А где вы видели крапиву? - быстро спросил Померанцев. - Видел в детстве, когда жил еще в Венгрии. - Вы в каком возрасте переселились в подводный штаб? - Пятнадцати лет. Но откуда вы взяли, что это штаб? - Его так называет мальчик курунга. - Мальчик врет. Отец называет свое жилье обителью. У нас даже комнаты именуются кельями. - Да? Вы знаете, я никак не пойму, как же все-таки ушел из штаба мальчик? - Я тоже этого не знаю, - угрюмо сказал Золтан Шайно. - Вам лучше всего спросить об этом у него самого. - Он говорит, что ушел общим выходом. - Ха-хэ! Ушел через шлюзовую систему, минуя несколько камер с личным конвоем отца? Он фантазер. - Разве система шлюзов так уж сложна? - осторожно спросил Померанцев. Молодой Шайно прикусил нижнюю губу и за молчал. Потом сказал: - Очень. И прекрасно охраняется. Передайте это всем, кто захочет проникнуть в колонию носителей креста. А те; кто выпустил мальчишку-индейца и его отца, уже сожжены кармонзитом. Это можете сообщить своему краснокожему выродку. Померанцев внимательно глянул на своего подследственного, проверил, работает ли фонограф, и спросил: - Да, хорошо, что напомнили. Откуда вы знаете язык курунга? - Выучился. - Как? - От работавших на кессонных работах индейцев. - И затем уже выучили этому языку других в колонии? - Да. - Значит, вы присутствовали при постройке штаба? - Да. - Шлюзовую систему выхода также строил Варенс? - Да... - Талантливый инженер! Как он погиб? Расскажите. - Не помню. Это было давно. - Кажется, он не поладил с начальницей вашей разведки Лилиан, - глядя безмятежными глазами прямо в желтые окуляры крестовика, спросил Померанцев. - Он хотел уйти из колонии, - глухо ответил Золтан Шайно. - Кто его судил? - Не помню... Кажется, заочно. - Как мальчик Юра Ветлугин попал в ваше убежище? - Барон Курода подобрал его на льду. Мальчишку засыпало битым льдом и снегом, почти рядом с автожиром. Ваши летчики сразу же наткнулись на того краснорожего и обрадовались. Так что, если рассуждать правильно, вашего постреленка спасли мы, а не вы. - А почему вы его стали искать? - Странно... - Золтан Шайно презрительно скривил губы. - Неужели вы сами не догадываетесь? - Нет, я обо всем отлично догадываюсь, - иронически поглядывая на крестовика, сказал Померанцев. - Пожалуйста, я вам могу сказать, почему вы стали искать Юру Ветлугина. От вас когда-то сбежал мальчик-индеец, который мог раскрыть местопребывание Петера Шайно. Вы его искали, но не нашли, так как он тотчас же погиб, как только выкарабкался на лед, и лед отнес его труп в открытый океан. Но вот однажды ваши радисты приняли радиокорреспонденцию о том, что другой мальчик погиб на восемьдесят восьмой параллели, что труп его, облеченный в какой-то странный скафандр, подобран противоштормовой экспедицией. Вы тотчас догадались, что летчики ошиблись и приняли за Юру маленького курунга, удравшего от вас. Тут вмешался профессор Британов, и вам угрожало разоблачение. Был смысл поэтому порыться во льду и, живым или мертвым, подобрать Юру. Его вы собирались выменять на Руму. Затея наивная и под стать только таким политически отсталым элементам, какими являетесь вы и ваш родитель. В ее несостоятельности вы убедились. - Зачем вы мне все это говорите? - с раздражением спросил Золтан Шайно. - Затем, чтоб вы, наконец, поняли, что имеете дело не с подводными провинциалами, а с людьми вполне современными и вполне развитыми, - сказал Померанцев и добавил: - Так что вы свои шутки насчет спасения бароном Куродой мальчика Юры оставьте раз и навсегда. Тем более что ваш выживший из ума барон оказался откровеннее вас и уже успел выболтать, что "мальчик арестован на льду воинами сына господня при попытке напасть на них с ножом в руках". Нам теперь ясна вся цепь злоключений Юры Ветлугина. Мальчик был засыпан снегом в обморочном состоянии, электродоха не дала ему замерзнуть, очнулся он и выбрался из своей временной ледяной могилы лишь после того, как дивизион подобрал Руму. Очевидно, Юра побрел по льду пешком, тут-то на него и накинулся ваш японец. Обращался он с мальчиком, видимо, грубо, и Юра прибегнул к ножу как к орудию самозащиты. Следователь шагал по комнате и говорил, почти не обращая внимания на своего подследственного. Он словно рассуждал вслух. Золтан Шайно, не сгоняя со своего лица презрительного выражения, провожал его глазами из угла в угол. Вдруг Померанцев остановился. - Я совсем забыл спросить вас: сколько человек было в штабе крестовиков к моменту нападения на Советский Союз? - Не помню, - буркнул Шайно. - Мне тогда было пятнадцать лет. Померанцев внимательно оглядел коротконогого человека с фарфоровой физиономией. - С какого возраста у вас плохо работает память? - С пятнадцати лет, сказал Шайно и усмехнулся. - С того момента, как я попал в подводную колонию. Это тоже от аргона. Прошу учесть смягчающее обстоятельство. - И вы не помните даже, сколько людей живет сейчас под водой? - Точно знает один отец. Но я полагаю: человек четыреста, не меньше. - Рума перечислил всех, получалось тридцать два человека. Шайно презрительно хмыкнул и пошел к окну. - Вы у него обо всем и расспросили бы. Почему вы ко мне пристаете с расспросами? Вы что думаете, я не понимаю? - резко сказал он. - Против моего отца готовится карательная экспедиция, и вы хотите обо всем выведать у меня. Так знайте, что у отца и его людей хватит продуктов, чтобы продержаться еще десять лет, пока какой-нибудь новый Гитлер или новый Шайно наконец свернет шею большевикам! Золтан Шайно свирепо оттопырил губы и пошел по комнате, хватаясь за свои очки. - Разве ваша подводная химическая лаборатория и сейчас вырабатывает кармонзит? - быстро спросил Померанцев, делая вид, что не заметил оскорблений. - Я слыхал, что знаменитый химик убит начальницей вашей разведки Лилиан одновременно с Варенсом. - Чепуха! - крикнул Шайно. - Не утешайте себя. Кармон еще жив! - Он также проводит все свое время в посте и молитве? Шайно остановился и недоуменно поглядел на следователя: - Что такое? Откуда вы это взяли? - Это я цитирую барона Куроду, - невозмутимо сказал Померанцев. - Барон вчера вел переговоры с Чрезвычайной арктической комиссией о вашем освобождении. При этом он утверждал, что ваш отец и весь его штаб проводят время в постоянном посте и молитве. Золтан Шайно ухмыльнулся. - Раз барон это утверждает, значит это так и есть...
      23 Впереди район, отравленный кармонзитом За пятьдесят лет до Октябрьской революции Русское географическое общество собиралось отправлять в Арктику экспедицию. Ученый секретарь этого общества, впоследствии известный революционер-анархист Петр Алексеевич Кропоткин, готовил правительству доклад о цели экспедиции. "К северу от Новой Земли, - писал Кропоткин, - должна существовать земля, лежащая под более высокой широтой, чем Шпицберген. На это указывают: неподвижное состояние льдов на северо-запад от Новой Земли, камни и грязь, находимые на плавающих здесь льдах, и некоторые другие мелкие признаки". Русское царское правительство не разрешило отправить экспедицию. Но спустя шесть лет другая экспедиция, австрийская, во главе с Вейпрехтом и Пайером, открыла большой архипелаг севернее Новой Земли. Это и была та земля, открытие которой предсказал Кропоткин. Земля Вейпрехта - Пайера долго носила имя одного из бездарнейших австрийских императоров - Франца-Иосифа. И только последний всемирный географический съезд, на котором уже не было ни одного капиталистического ученого, постановил снять имя австрийского царька с географической карты. Архипелагу везло на двойные имена: он стал называться "Архипелагом Вейпрехта - Пайера". Один из самых крупных его островов, называвшийся прежде Землей Георга, получил имя человека, открывшего этот архипелаг одной лишь силой своего ума и логических заключений, - имя Кропоткина. Исчезли с карты архипелага имена королей, принцев и сановников: Александры, Карлы, Виктории, Гогенлоэ; острова стали называться именами Мальмгрена28, Брусилова, и героев красного воздушного флота, погибших у этих островов в бою с Северной армадой крестовиков в дни памятного разгрома апостольских орд. Тот же всемирный географический съезд, по ходатайству правительства Норвегии, переименовал группу островов Шпицбергена в архипелаг Амундсена. Ученые-географы только отдали дань историческим фактам: знаменитый норвежский полярник неоднократно отправлялся в свои ледяные полеты со Шпицбергена и погиб неподалеку от его берегов. Остров Рудольфа в архипелаге Вейпрехта - Пайера, долго носивший имя какого-то безвестного австрийского лоботряса-кронпринца, был переименован в остров Георгия Седова. На этом острове был похоронен когда-то знаменитый русский полярный исследователь Георгий Седов, погибший во время своего санного похода к полюсу. Это был исторический остров: в 20-м году, по революционному летосчислению, с этого острова вылетели советские самолеты и впервые в истории полярных путешествий совершили посадку на полюсе, высадив первых зимовщиков полюса - папанинцев. Этот остров некоторое время служил промежуточной аэростанцией, когда большевики организовали первую постоянную трансарктическую воздушную линию Москва - Сан-Франциско. И вот у этого острова, подле самой северной границы Советского Союза, тайком обосновался со своим секретным подводным штабом Петер Шайно. Изобретательности "апостольской" разведки нужно отдать должное, - место для штаба было выбрано с умом: никому и в голову не приходило искать штаб крестовиков в северных территориальных водах Советского Союза, и вместе с тем именно здесь должен был он находиться, ибо решалась судьба Лиги крестовиков над льдами Арктики. Много лет подряд на острове Георгия Седова, носившем тогда имя Рудольфа, работала одинокая в архипелаге советская радиостанция. Долгое время эта крохотная советская колония из двадцати человек была самой северной станцией на земле. Безлюдные, задавленные тяжелом пятой материкового льда годами лежали перед советскими полярными Робинзонами восемьдесят островов архипелага, восемьдесят верхушек затонувшего миллионы лет назад горного кряжа. Пришло время, и на островах угрюмого архипелага появились новые жители: строители, летчики, метеорологи, океанографы, врачи, актеры, повара и педагоги. Люди селились на скудных островах - плешинках песчаника, не покрытых льдом. Так возникли благоустроенные поселки на островах Седова, Мальмгрена. Кропоткина. Люди изучили здесь причуды земного магнетизма, таинственную жизнь дна океана, повадку льдов, непостоянный нрав погоды. И не только изучили, но нередко и вмешивались в дикий распорядок арктических стихий, - так было при ликвидации шторма дивизионом противоштормовых воздушных крейсеров в ночь на 21 мая, когда пурга застигла на льду сына начальника полюсной станции Юру Ветлугина.