– Скажи, как тебя зовут? – спросила Эмеральда, обращаясь к индейской девушке.
Индианка с неприязнью взглянула на нее и пробормотала что-то глубоким гортанным голосом. Этот голос Эмери уже слышала, когда ее привезли в лагерь. Сейчас индианка рассматривала Эмери откровенно и оценивающе.
Эмеральда вспыхнула.
– Ты не хочешь назвать мне своего имени, не хочешь отнестись ко мне по-дружески. Но почему? Разве я что-то тебе сделала? Хотела бы я знать ваш язык.
Индианка бросила на Эмери еще один недружелюбный взгляд и демонстративно отвернулась.
Вдруг с дальнего конца лагеря раздался крик. Эмеральда повернула голову и увидела, как из одного из вигвамов на поляну высыпала дюжина мальчишек. Все они были в штанах из оленьей кожи. И среди них Эмери узнала Перо. Перо! Того самого, кого Оррин хотел сделать своим рабом, но Тимми помог ему бежать, и вот он дома. Но не значит ли это, что индейцы все время следовали за караваном и только ждали случая, чтобы поквитаться?..
Эмери смотрела на Перо. Даже издали на спине его были видны красные рубцы от кнута и шрамы, оставшиеся на боку после того, как мальчика протащило за повозкой по каменистой земле. Неудивительно, что индейцы решили отомстить.
Из вигвама вышел еще один мальчик. Он был бледнее остальных и передвигался странной подпрыгивающей походкой.
– Тимми! – Эмеральда подалась вперед, радостно вскрикнув. «Он спасся! Он остался в живых! Может, и Сюзанну тоже захватили в плен?» – Господи, сделай так, чтобы и Сюзанна, и Кальф были живы, – прошептала Эмеральда. – Тимми, – позвала она мальчика. – Это я, Эмеральда.
Тимми остановился. Его худенькое тело застыло в напряжении. Она видела, как он огляделся, услышав знакомый голос.
– Эмери! – Он захромал к ней.
И тут один из мальчишек подставил ему подножку. Тимми упал. Он лежал в пыли, раскинув руки. Возле него стояли остальные, зло уставившись на него. Наконец он медленно поднялся. Не поворачивая к Эмери головы, он побрел за другими мальчиками к свободной площадке возле ближайшего вигвама. Больше он ни разу не оглянулся.
Эмери вскочила, но тут же упала на бизонью шкуру.
Ее знобило.
Возле площадки собрались индейцы. Многие с любопытством смотрели на деревянную ступню Тимми и возбужденно переговаривались. В воздухе чувствовалось напряжение. Что-то вот-вот должно было произойти.
Мужчины, женщины и дети окружили мальчиков, так что Эмери не могла видеть того, что происходит. Вдруг индианка грубо схватила ее за руку и потащила к толпе.
Эмери решила покориться судьбе. Чему быть, того не миновать.
Она медленно последовала за женщиной. Больше всего она боялась, что эта толпа что-нибудь сделает с Тимми.
Мальчики с угрюмыми лицами выстроились в две шеренги напротив друг друга. У каждого через левую руку была перекинута бизонья шкура.
Среди них был и Тимми. Ростом он был не ниже остальных, но деревянная нога могла его подвести. Напротив Тимми стоял Перо. Темные глаза индейца блестели, а шрамы на солнце казались выцветшими.
Толпа возбужденно галдела.
Сейчас начнется игра, решила Эмеральда. Эти мальчишки собираются играть в одну из своих жестоких игр и втянули в нее Тимми.
Тимми держался молодцом, и Эмери почувствовала гордость за него. Едва ли кто другой, не знавший его так близко, смог бы заметить легкое дрожание нижней губы, выдававшей его волнение.
Перо произнес какие-то слова, и обе шеренги двинулись друг на друга. Каждый мальчик держал шкуру бизона, как щит. Очевидно, они играли в эту игру много раз, и только Тимми, не знавший правил, держался чуть позади остальных.
Один из мальчиков лягнул ногой соперника, и схватка началась. Каждый стремился сбить соперника с ног ударом ноги. Тимми стоял в стороне. Скорее всего строгих правил игры не существовало, так как мальчики стремились ударить того, кто поближе, и часто двое атаковали одного.
Многие удары достигали цели. Мальчик, сбитый с ног серией жестоких ударов по коленке, упал и как можно быстрее постарался скрыться с поля боя. По всей видимости, целью игры было сбить как можно больше противников.
Индейцы, в большинстве женщины, наблюдали за игрой с горящими глазами, подбадривая дерущихся возбужденными возгласами. Какой ужас, испуганно думала Эмеральда, как могут они стравливать друг с другом детей, словно бойцовых петухов!
Упал еще один мальчик, и тот, кто его сбил, схватил его за волосы и стал бить ногами в лицо. Кровь полилась у несчастного из носа.
Двое мальчишек угрожающе надвигались на Тимми. Бизоньи шкуры их были подняты для защиты. Они выглядели словно воины из стана врага, как те индейцы, что убили Маргарет, только ростом поменьше. В одном из нападающих Эмери узнала Перо. На мгновение ей показалось, что она перехватила извиняющийся взгляд, посланный индейцем белому.
Чатем Перо ударил Тимми ногой. Тимми отпрянул назад. Перо ударил снова, и Тимми побагровел от ярости. Теперь его атаковали уже трое. Может быть, целью этой игры было проверить Тимми на стойкость?
Внезапно Тимми перехватил инициативу. Балансируя на здоровой ноге, он пустил в ход увечную. Ударив Перо деревяшкой по чашечке, он сбил его с ног. Второй мальчик увернулся от удара, а третий, обойдя Тимми со спины, ударил его по коленному сгибу.
Тимми тяжело повалился на землю. И еще до того, как он успел подняться, на него навалились все трое. Замелькали руки и ноги. Шкуры взлетали, клубилась пыль.
И вдруг Эмери услышала яростный крик Тимми. Все четверо катались по траве, награждая друг друга тумаками, из носа Тимми сочилась кровь, но лицо его было перекошено от гнева. Он отбивался, как мог: лягался, кусался, бросался на своих противников. С удивлением Эмери наблюдала, как он перевернулся, подмяв под себя Перо. Теперь уже Тимми таскал индейца за длинные черные волосы и в кровь разбил ему нос.
«О Тимми, сколько ты еще продержишься? – волновалась Эмеральда. – Ты, конечно, храбрый мальчик, но все еще очень слаб после ампутации».
Игра закончилась так же мгновенно, как и началась. Один из маленьких индейцев, вяло боровшихся с другим мальчиком, что-то крикнул, и все как по команде прекратили драку. Некоторые вставали с земли, потирая ушибы и разбитые носы, двое остались лежать, молча перенося боль.
Тимми сел и осмотрелся полубессмысленным взглядом.
Перо улыбнулся ему, и Тимми улыбнулся в ответ.
«Слава Богу, – подумала Эмеральда, – все кончено». Она повернулась, почувствовав спиной чей-то взгляд. К ней шел мужчина. Он был высок и строен, на нем была раскрашенная рубаха, сверху голубая, а ниже желтая. Глаза его, янтарно-желтые с коричневыми огоньками смотрели на нее с выражением, определить которое она затруднялась.
Эмеральда вздрогнула. Это был шаман в волчьей шкуре – тот, кто лечил ее рану.
Она попыталась отвести взгляд, но не смогла.
Он заговорил по-английски.
– Это была военная игра. – Голос его был глубоким и приятным. – Мальчики бьются до первой крови. Это делает из них хороших воинов, храбрых в бою. И пленный мальчик тоже оказался храбрым. Это хорошо.
– Вы говорите по-английски! – воскликнула Эмери.
– Одно лето я жил с белым охотником. От него я и научился языку белых. А сейчас я хочу говорить с тобой, Зеленоглазая. Ты пойдешь с женщиной по имени Встающее Солнце в ее вигвам. Я позволю тебе поговорить с пленным мальчиком. Потом приду я.
Он повернулся и зашагал прочь.
– Тимми, Тимми. – Эмери обняла мальчика и прижала его к себе, впервые заплакав и не скрывая своих слез. Индейцы развязали ей руки и оставили их с Тимми в вигваме одних. Теперь никто из них не станет свидетелем ее слабости.
На мгновение Тимми приник к ней и тут же отстранился.
– Эмери, лучше не позволяй им видеть, как ты плачешь. Они этого не любят.
Она поспешно вытерла слезы.
– Догадываюсь.
– А я знаю, что плакать нельзя. Потому что, когда я плакал, они били меня. Они считают, что плакать позволительно только младенцам. А если ты уже научился ходить и плачешь, значит, ты трус.
– Тимми, эта игра была такой ужасной. Как ты себя чувствуешь? С тобой все в порядке?
Она отстранила его от себя и, придерживая за плечи, посмотрела ему в глаза. Подбородок его был исцарапан. Из нижней шубы сочилась кровь, один глаз стал лилово-черным. Но, несмотря на это, Тимми выглядел более уверенным в себе, чем раньше.
– Конечно, со мной все нормально. Ты видела, как я поддел Перо коленом? Я уселся на него верхом и лупил, как куклу!
– Да, Тимми, я все видела. Ох, Тимми… – Она снова прижала ребенка к себе, вспоминая этот страшный бой.
– Тимми, а что с Сюзанной? – спросила она наконец. – И с Кальфом?
– С Кальфом? Не знаю.
– А с Сюзанной? Ты должен был видеть, что с ней произошло!
– Я ее спрятал.
– Ты? Тимми, родной! Но где, где ты ее спрятал?
– Помнишь, вдоль речки густые заросли? Я втолкнул ее туда и велел сидеть тихо. Когда я убедился, что она надежно скрыта от чужих глаз, я побежал от нее, а они погнались за мной. И видишь, я оказался прав: они ее не нашли.
– Тимми, Тимми… – Эмери покачала головой, удивляясь смелости девятилетнего ребенка.
– Индейцам понравилась моя нога, – продолжал мальчик чуть дрожащим голосом. – Они раньше не видели ничего подобного. Они окружили меня, сняли протез и стали рассматривать. Потом они снова пристегнули ногу ремнями к моей ноге и все удивлялись, как я двигаюсь, заставляли меня ходить туда-сюда. Я попробовал ударить кого-то из них, но они только смеялись. Сейчас я хожу на этой ноге вполне сносно. Я уже научился.
Эмеральда замялась, прежде чем спросить:
– Тимми, ты знаешь, что твои папа и мама…
– Да, Эмери, знаю.
Они молча посмотрели друг на друга. У Эмери возникло странное чувство, будто перед ней не маленький мальчик, а взрослый мужчина: тот Тимми, которого она хотела бы увидеть в будущем – сильного духом, мудрого и храброго человека. И вдруг Тимми упал в ее объятия и заплакал.
Она прижимала его к груди и гладила по рыжей головке. Постепенно рыдания его затихли, и он высвободился.
– Самое ужасное, что они забрали с собой Ветерка. Они отдали его кому-то из мальчишек. Я не выдержу, когда увижу, как на нем ездит кто-то из них.
– Не надо, малыш.
Маленький рот сжался. Губы сложились в горькую взрослую усмешку.
– У них ничего не выйдет. Я не допущу. Мы выберемся отсюда, Эмери. Мы спасемся, как спасся Перо. Я убью их за то, что они сделали с папой и с мамой.
Эмеральда прикусила губу. Индейцы – сильный, воинственный народ, закаленный тяжелой жизнью в этой неласковой стране. А они с Тимми слабы и беспомощны.
«И все-таки нельзя терять надежды, – словно спохватившись, приказала она себе. – Мы вместе, а это уже что-то. Может, удастся что-нибудь придумать».
Расскажи мне все, что ты видел, – попросила она.
Рассказ Тимми оказался коротким. Возле реки его схватили трое индейцев. Они долго рассматривали его ногу, заставляли показать, как он ходит, потом привели к повозке и привязали его к спине одной из лошадей.
Случайно, а может, нарочно, его привязали так, чтобы он не мог видеть своих родителей.
– А что с Кальфом? – продолжала расспрашивать Эмеральда. – Индейцы не могли его не найти.
– Они нашли его. Кто-то из индейцев пару раз подбросил его вверх, как мячик, а потом этот большой индеец, с такими странными желтыми глазами, отнял Кальфа и снова положил в повозку. Кальф покричал немного, а потом замолчал, наверное, уснул. Что с ним было дальше, я не знаю.
– А как насчет нашей коровы? – спросила она, помолчав. – И других животных?
– С Босси все в порядке, а вот Эдгара я не видел. Когда индейцы пришли, волы замычали. Одного из них они убили, не знаю, Бена или Сэма, но не Босси, это точно. Я думаю, они забили вола на мясо и взяли его с собой, но Босси, должно быть, убежала.
– Слава Богу, если так. – Эмеральда закрыла глаза и постаралась обдумать ситуацию. Итак, Сюзанна осталась ждать на берегу, пока все не закончится. Затем она выбралась из кустов. И куда она могла еще пойти, как не в повозку? Здесь она и обнаружила Кальфа.
– Ты думаешь, с ними все в порядке, Эмери? В горах водятся волки и гризли…
– Конечно, с ними все в порядке! Не волнуйся, Тимми. Мэйс Бриджмен наверняка вернулся, когда не увидел нашей повозки в назначенный срок. Теперь он знает, что с нами, и освободит нас! – заверила его Эмери, хотя в душе понимала, что это нереально: караван был маленьким, а эмигранты – слабыми и усталыми. Вряд ли они будут даже пытаться вызволить их из плена.
Но Тимми должен верить.
– Конечно, Мэйс придет за нами, – сказал он, счастливо улыбнувшись. – Обязательно придет. У них много ружей и пистолетов, и они непременно придут к нам на помощь. А мы должны стиснуть зубы и ждать, и делать то, что прикажут нам индейцы, и не плакать.
Эмери молча прижала его к себе.
Глава 24
Труди Вандербуш сидела возле костра, кутаясь в шаль, и наблюдала за тем, как ест Мэйс Бриджмен. Смеркалось, в воздухе повеяло прохладой, где-то лаяли койоты.
– Ну как жаркое? – спросила она. – Я добавила лаврового листа и базилик. Говорят, так вкуснее.
– Жаркое замечательное, – ответил Мэйс. Он ел быстро и наверняка даже не ощущал вкуса.
– Не похоже, чтобы ты наслаждался едой.
– Труди, оставь человека в покое, – подкладывая себе третью добавку, вмешался папаша Вандербуш. – Дай ему спокойно поесть. Не видишь, он думает о своем.
– Я вижу.
Однако на душе у Труди было тревожно. Она встала, взяла кофейник и подлила Мэйсу кофе.
– Спасибо. Я уже напился.
Мэйс вытер рот и встал. Труди понимала, что Мэйс беспокоится из-за Уайлсов. Сегодня они должны были нагнать караван, но этого не произошло.
Груди пошла за ним следом.
– Куда ты идешь? – спросила она.
Мэйс остановился в нерешительности. В лунном свете его лицо казалось отлитым из серебра.
– Будь проклят этот придурок Уайлс. Труди нахмурилась.
– Что ты мог сделать? Ты же знаешь, какой он упрямый.
– Да. – Мэйс быстро зашагал к своей гнедой кобыле, приветствующей хозяина тихим ржанием.
– Так куда ты собрался? – продолжала допытываться Труди.
– Назад, к повозке Уайлсов. Я хочу узнать, что случилось.
– Но… – Ей хотелось поехать с ним.
– Мне пора, – резко сказал он. – Скажи всем, что я вернусь поздно.
Горячая краска залила ее лицо. Вот, оказывается, как приходит любовь, грустно подумала Труди.
Она вернулась к своему костру. Вся семья была в сборе, и никто даже пальцем не пошевелил, чтобы убрать со стола. Вздохнув, она принялась за уборку.
Эмеральда сидела в вигваме, нервно теребя бахрому на кожаных штанах. Она находилась здесь уже не меньше часа с тех пор, как увели Тимми.
С наружной стороны вигвама индейцы поставили сторожа: женщину средних лет с широким, изборожденным морщинами лицом. Женщина время от времени заглядывала в вигвам, и каждый раз Эмери отшатывалась от нее – у индианки не было носа.
Эмери хотелось плакать, но Тимми был прав: нельзя показывать свою слабость, какой бы страх ни съедал ее изнутри.
Уже не один раз она оглядела обстановку вигвама. По центру располагался очаг, вокруг которого были устроены кровати с плетеными изголовьями, покрытые бизоньими шкурами. Кожаные мешки с утварью и одеждой были аккуратно сложены один на другой. С шеста у дальней части вигвама свисал разукрашенный полог. По стенам висели одеяния с цветными изображениями воинов и лошадей. Бизоньи шкуры с коричневым густым мехом покрывали пол.
«Достаточно благоустроенное жилище для индейцев», – подумала Эмери. Но она предпочла бы всему этому повозку, где рядом был бы Мэйс…
Она старалась отогнать от себя мрачные мысли, думать о чем-нибудь или о ком-нибудь другом, например, о Мэйсе. Эмери вспоминала его руки на своем теле, его ласки… «Ты ждешь от мужчины определенных вещей… того, чего я не могу тебе дать», – как-то сказал он ей.
За стенами вигвама послышалась возня, и полог открылся. Это опять была безносая старуха. Она гневно смотрела на Эмеральду. Собрав все свое мужество, Эмеральда выдержала ее взгляд, не отпрянув назад и не вздрогнув от отвращения. Наконец старуха кивнула и удалилась.
Вздрогнув, Эмеральда вспомнила, с какой тщательностью ее наряжали. Как румянили ей щеки, как умасливали тело ароматными мазями. Так наряжают невесту…
Эмеральда закрыла глаза. Марта говорила, что индейцы очень любят белых женщин, особенно блондинок. Да нет, ерунда! Ей не о чем беспокоиться, ведь у нее волосы черны как смоль.
Но зато у нее зеленые глаза. Она припомнила, как смотрели в ее глаза наряжавшие ее женщины. Так, будто ничего подобного в своей жизни не видели. И шаман тоже назвал ее Зеленоглазой Женщиной.
Эмеральда опять услышала шум у входа, и, когда открыла глаза, шаман уже был в вигваме. Он вошел абсолютно бесшумно, просочился внутрь, словно дым от костра. Он сел, скрестив ноги по-турецки и сложив руки на груди своей странной двухцветной рубахи.
Несомненно, он был красив: прямой узкий нос, полные чувственные губы, желто-карие глаза, способные менять цвет в зависимости от освещения.
– О! – воскликнула Эмери, пытаясь простым восклицанием скрыть и свой страх, и… притяжение, которое чувствовала к этому мужчине.
– Как тебя зовут, белая женщина?
– Эмеральда Реган.
– Эмеральда, – повторил он. – Кажется, так белые называют красивый камень, который носят ваши женщины?
– Да, – ответила она, нервничая. – Я… У меня тоже есть такой камень. Мне завещал его мой дядя.
Эмери отдала его Маргарет, чтобы она сохранила его для нее. Возможно, он сейчас спрятан в одном из потайных карманов повозки, нашитых на парусину, если, конечно, его не нашли индейцы.
– Этот камень зеленого цвета, – продолжала она. – Меня назвали так из-за цвета моих глаз. Зеленые глаза – редкость для моего народа.
– Да. – Он смотрел на нее так, словно видел насквозь.
Эмеральда вдруг со всей остротой поняла это, и дрожь пробежала по телу.
– Кто вы? – спросила она наконец.
– Меня зовут Одинокий Волк. Я – Викаса Вакан, святой человек, породненный с волком.
– Зачем вы захватили нас в плен? – спросила Эмери. – Уверяю вас, будет разумнее, если вы отпустите нас с Тимми к своим. Мы здесь чужие.
– Это мы еще посмотрим.
– Но… Вы же не оставите нас здесь навсегда! Мы не знаем ваших обычаев. Я… Я – белая женщина, а Тимми – белый мальчик. – Эмери говорила все увереннее. – Вы ведь из мести напали на нас, не так ли? – продолжала она. – Но Перо сделал рабом Оррин Уайлс, а не мы. Мы с Тимми ни при чем. Ведь именно благодаря Тимми Перу удалось спастись.
– Да. Нам это известно. Как и то, что ты хорошо обращалась с Пером.
– Тогда отпустите нас, пожалуйста! Тимми еще ребенок! У него впереди вся жизнь!
– Тебе не надо бояться. Мальчик проживет свою жизнь здесь. – Одинокий Волк говорил медленно и с достоинством.
– Тимми и я никогда не будем принадлежать вашему народу. Вы не должны были брать нас в плен.
– Довольно! – Одинокий Волк поднял вверх руку. Испуганная его гневом, Эмери упала духом.
Оба молчали. Затем Одинокий Волк поднял предмет, который сжимал в ладони, похожий на флейту, искусно вырезанную из темного дерева и тщательно отполированную. На инструменте имелось пять отверстий для пальцев и сквозное отверстие, которое можно было заткнуть деревянной пробкой в форме лошадиной головы.
– Что это? – спросила Эмери.
– Это Большая Витая Флейта. Ее сделал шаман, который породнен с буйволом. Породненный с Буйволом слушает эту музыку во время транса. Флейта имеет большую силу в любовных делах, и она поможет пленнице решить, хочет ли она остаться здесь и стать моей женой.
Эмеральда остолбенела.
Так вот почему ее так тщательно наряжали в индейские одежды!
– Но это… Это просто невозможно! – закричала она. – Я не могу быть вашей женой! Я принадлежу совсем другому народу! Я хочу вернуться!
– Это решат духи.
– Но я вас не люблю! И не хочу выходить за вас замуж! – возразила Эмери.
Он не обратил внимания на ее слова. Медленно, словно священнодействуя, он поднял флейту, поднес ее к губам и стал играть.
Ее звучание оказалось очень приятным. Совершенно отличным от всего того, что ей доводилось слышать. Каждая нота мелодии словно дотрагивалась до нее мягкими пальцами. Звук слегка вибрировал, и Эмери почувствовала ту же вибрацию в себе.
Взгляд Эмери остановился на фигурке лошади. Она буквально не могла отвести от нее глаз. Странные эротические видения заполняли ее мозг. Жеребец, покрывающий кобылу, входящий в нее…
Она тряхнула головой, стараясь прогнать видение. Почему, почему ей пришло в голову такое?..
Но картина становилась все явственнее. Она видела гнедого жеребца, сильного, с напряженными мышцами, распирающими кожу, блестящего от выступившей испарины…
А музыка продолжалась.
У Эмери было такое ощущение, будто нежные, мягкие пальцы ласкают ее. Теплая чувственная волна вдруг прокатилась по телу. Она не могла объяснить своего состояния. Как случилось, что она внезапно поднялась и закружилась в вихре танца? Она не заметила, как следом за Одиноким Волком вышла, прошла через лагерь мимо разрисованных вигвамов… словно плыла, едва касаясь земли. Одинокий Волк шел впереди.
Наконец они вошли в другой вигвам. Внутри что-то темнело, и она увидела мужчину в маске бизона.
Рога торчали вверх, казалось, здесь витал дух дикого животного. Но Эмери не чувствовала страха, музыка все еще звучала в ней и ласкала ее чувственными пальцами.
Человек-Бизон поднес ко рту трубку с благовониями и выдохнул дым прямо в лицо девушки.
Ей показалось, что она раздувается, как воздушный шар, становится огромной, вот она уже больше вигвама, но при этом остается маленькой-маленькой, а вигвам – огромный, простирающий стены ввысь, в бесконечность, и звезды украшают его верхушку, как драгоценные камни… И тут она почувствовала, что проваливается в бездну.
Когда Эмери пришла в себя, кто-то поднес к ее рту чашу со странным горьким напитком. Она закашлялась, поперхнулась и попыталась выплюнуть его. Но кто-то разжал ей зубы и запихнул в рот костяную ложку с напитком.
Подняв глаза, она увидела Одинокого Волка, его лицо показалось ей искаженным какой-то гримасой.
– Во флейте есть сила, – сказал он. Его голос был глубоким и отдавался эхом. – Если женщина хоть раз почувствует эту силу, силу лошади, самого похотливого из животных, она не сможет устоять. И когда женщина сиу, следуя зову музыки этой флейты, оказывается в вигваме шамана, она считается замужней женщиной.
– Замужней женщиной? – Эмери услышала собственный голос, глухой и невнятный, вспомнила, как пошла за флейтой. Странно, но это не удивило и не испугало ее. Она словно обмякла. Музыка все еще звучала в ней, продолжая оказывать на нее свое магическое воздействие.
– Считаешь ли ты себя замужней женщиной, Зеленоглазая Женщина, моей женой? – спросил ее Одинокий Волк.
Эмери покачала головой. Все, о чем она могла думать в эту минуту, – это о колдовской музыке, ласкающей ее. Ничего больше не существовало: ни Тимми, ни каравана, ни даже Мэйса…
– Да… – услышала Эмери собственный голос.
Глава 25
Следующие несколько часов Эмери пребывала словно в бреду, будто ей дали какое-то странное ядовитое снадобье. Ее привели в вигвам и велели ждать. Через некоторое время пришли три женщины и принялись разбирать вигвам, приказав ей ждать снаружи.
Они аккуратно сложили меховой полог вигвама и привязали узел к повозке. Туда же сложили большую часть кожаных мешков, несколько штук перекинули через спину лошади. Они работали очень быстро, и через пятнадцать минут все было готово.
Безносая женщина все время смотрела на Эмеральду, и та, окончательно поборов брезгливость, схватила старуху за локоть.
– Прошу вас, скажите, куда мы едем?
Женщина отвернулась. Ее изуродованное лицо ничего не выражало. Эмеральде только и оставалось, что молча стоять и трясти головой, чтобы хоть немного прояснить сознание. В этом дыму или в напитке, наверное, были какие-то сильнодействующие вещества.
Она до сих пор слышала свой собственный голос, когда дала согласие стать женой Одинокого Волка. О Господи! Как такое могло случиться?
Но что сделано, то сделано. Итак, по индейским законам, она – жена Одинокого Волка. Странно, но почему-то это ее не расстроило. Может, потому, что возбуждающие звуки флейты все еще звучали в ней, трепетно лаская тело, зажигая огонь внутри, будоража все ее чувства до такой степени, что все вокруг переставало существовать…
Услышав за спиной похрустывание гальки, Эмеральда обернулась. К ней приближалась Встающее Солнце, девушка, что разрисовывала бизонью шкуру. На ней было красивое платье, похожее на то, что было одето на Эмеральде, искусно украшенное семенами и длинной переплетенной бахромой. На ее шее среди ракушек что-то мерцало зеленоватым огнем.
– Мой изумруд! – вскрикнула Эмеральда. – У вас мое украшение!
Индианка сразу поняла ее. Рот ее скривился в усмешке. Она произнесла что-то на своем языке. Правой рукой она держалась за изумруд. В ее глазах читался триумф.
– Вы не имеете права его носить! – продолжала возмущаться Эмеральда. – Это моя вещь! Это мой камень-талисман, камень, который подарил мне имя! А ваши люди украли его, забрали из повозки Уайлсов, как… как карманные воры!
Но Встающее Солнце только злорадно улыбалась. Она сняла изумруд с шеи и поднесла его к свету, чтобы полюбоваться игрой оттенков на гранях. Затем резко бросила его на землю.
Эмери увидела Одинокого Волка, идущего к ним с дальнего конца лагеря. По мере его приближения ею овладел очередной приступ головокружения. Индейский лагерь с его длинными рядами вигвамов, с пасущимися на лужайке лошадьми как бы отступил в сторону. Затем медленно мир вернулся на место, и все опять стало прежним.
Встающее Солнце резко повернулась и пошла к вигваму. Но перед тем как войти, она послала Эмери взгляд, полный ярости и превосходства. «Он мой! – казалось, кричали ее глаза. – Мой! Не думай, что ты сможешь приручить его, он всегда останется только моим!»
– Пойдем, – сказал Одинокий Волк, – мы должны уходить.
– Куда? Куда мы уходим? – Эмери смотрела на груженую повозку, на лошадь с грузом на спине, на двух оседланных лошадей, приготовленных, очевидно, для нее и Одинокого Волка. На меньшей лошади – темно-гнедой кобыле – было расписное, круто загнутое кверху седло. Очевидно, эта лошадка предназначалась ей, Эмеральде.
– Недалеко. Мы пробудем вместе несколько дней. Провизии достаточно, и мне не придется охотиться.
В присутствии других людей Одинокий Волк говорил тихо и едва смотрел на нее. Но тем не менее она ощущала, что нравится ему, и испытывала к нему притяжение. Притяжение большее, чем просто сексуальное влечение…
– Что думает обо всем этом Встающее Солнце? – вырвалось у нее.
– Она женщина. – Одинокий Волк усмехнулся. – Женщина не указывает воину, как поступать. – Он направился к маленькой кобылке. – Пошли. Нам пора.
Понимая, что выбора у нее нет, Эмеральда подошла к своей лошади. Борясь с новым приступом головокружения, она без особой сноровки села в седло и взялась за уздечку. Внезапно ею овладела паника. Куда, зачем она, одетая, как индианка, едет с этим мужчиной-индейцем? Сердце ее осталось там, в караване, с Мэйсом Бриджменом.
Эмери постаралась взять себя в руки и придать лицу спокойное выражение. Если она хочет остаться в живых, то не должна показывать страха.
Странная процессия двигалась через индейский лагерь. Одинокий Волк впереди, Эмеральда за ним, а безносая женщина вела лошадь с поклажей. Эмери закусила губу, пока не почувствовала солоноватый вкус крови, стараясь не думать о том, что ждет ее впереди.
Они медленно ехали верхом, безносая женщина шла позади. Солнце клонилось к вечеру, слепило Эмеральде глаза, и они слезились.
– Куда мы едем? – вновь спросила она у Одинокого Волка.
– Недалеко.
– О, я только хотела узнать…
«Значит, он не собирается возвращать меня к своим. Какой же я была глупой, надеясь на это», – подумала Эмери.
Она вновь посмотрела на индианку, шагавшую без устали, словно не человек, а вьючное животное. На ее смуглом сморщенном лице блестел пот.
– Кто эта женщина? – Эмеральда не могла так долго молчать. – Как ее зовут?
– Женщина с Отрезанным Носом.
– О! – воскликнула Эмери. – Какое жестокое имя! А что… что случилось с ее носом?
– Она была неверной женой.
– О! – Кровь прилила к ее лицу. – Как это жестоко! – воскликнула она.
– Ты считаешь жестоким отрезать нос неверной жене? – спросил Одинокий Волк.
Она взглянула ему в глаза, стараясь прочитать его мысли, но его лицо ничего не выражало.
– Да, я так считаю. Несчастная должна всю оставшуюся жизнь прожить уродиной всего лишь из-за одной ошибки! На нее больше не взглянет ни один мужчина. Да, я считаю это крайне жестоким наказанием!
– Мы всегда так поступаем. По крайней мере некоторые из нас. По нашим законам, женщина, которая вышла замуж и сохраняет верность своему мужу, пользуется большим уважением, чем остальные. Разве у вашего народа не так?
– Ну… – Эмеральда опустила глаза. Как может она объяснить этому индейцу законы ее общества? Что он должен был подумать о ней самой в соответствии со своими представлениями? Как относиться к женщине, отдавшейся мужчине, который и не собирался жениться на ней?
Через несколько минут они достигли небольшого соснового бора. Почва под ними была устлана ковром из ароматных сосновых иголок. Место выглядело как крепость, окруженное почти со всех сторон скалами.
