Элиза Эмсел щелкнула вожжами и пустила гнедую кобылу легким галопом. Янтарный диск солнца висел на бледно-голубом небосклоне. Судя по свежести майского утра, день обещал быть великолепным.
      Элиза решила взять себя в руки и не волноваться раньше времени. Раньше, чем она увидится с отцом и узнает обо всем от него самого.
      Девушка, решительно осадив лошадь, направила свою легкую двухместную коляску к пересечению Стэйт– и Монро-стрит, туда, где возвышалось массивное здание отеля «Палмер-Хаус», неизменно напоминавшее проезжавшим мимо него горожанам хмурого провинциального дядюшку в мешковатом сером сюртуке, с унынием и недоумением взирающего на столичную круговерть. У парадного подъезда отеля ливрейный швейцар помогал изысканно одетой даме выбраться из экипажа; тут же крутился вокруг своего лотка торговец фруктами. Когда Элиза поравнялась с ним, он нахально осклабился и призывно протянул к ней руку со спелым красным яблоком.
      Элиза вдохнула полной грудью привычный и любимый запах чикагского утра, состоящий из запахов опилок, лошадиного пота, дыма, свежеиспеченного хлеба, молодой листвы, реки… Уберите хотя бы один из этих запахов, и ощущение города станет неполным, куцым.
      Элиза родилась в Чикаго; здесь прошло ее детство и здесь же находился сталеплавильный завод отца, вечно коптящие трубы которого как нельзя кстати вписывались в городской пейзаж. Папа… Элизу снова охватило беспокойство, но она поспешила отогнать его прочь.
      Прохожие невольно останавливались и глядели вслед этой юной леди со светло-каштановой копной волос и горделивой осанкой греческой богини, правящей колесницей. Элизу не пугало оживленное движение чикагских улиц. Вот и сейчас она уверенно направила двуколку в узкий просвет между телегой и фургоном торговца мануфактурой.
      Кучер, сидевший на козлах фургона, с искренним удивлением уставился на лихую барышню; до сего дня он и представить себе не мог, чтобы женщина сама правила лошадью, да еще так умело.
      Девушка привыкла изумлять окружающих, а посему и бровью не повела в ответ на реакцию кучера.
      С тех самых пор как два года назад отец подарил Элизе на семнадцатилетие эту коляску, она, решительно презрев общественное мнение, не слезала с козел.
      Авен Эмсел счел своим долгом научить дочь, как правильно вести себя, если лошадь, например, взбрыкнет или поскользнется в дождливую погоду на деревянной мостовой. Благодаря урокам отца Элиза в скором времени стала обращаться с вожжами так же искусно, как любой кебмен или кучер, а то и лучше.
      Эмсел искренне радовался такому увлечению дочери и всякий раз смеясь говорил, что ей удалось справедливо посрамить скучных и жеманных дам из общества, не говоря уж о мужчинах, толком не знающих, с какой стороны подойти к лошади. Жалко, что она не родилась мальчиком, а то, вне всякого сомнения, утерла бы нос всему Чикаго.
      Элиза просто обожала свою двуколку и гнедую кобылу Дэнси. Что может быть восхитительнее возможности в любой момент поехать куда угодно?! Самые отдаленные районы города, элеваторы, скотные дворы, заводы Маккормика и кварталы бедняков, так непохожие на центр Чикаго с каменными многоэтажными домами и мраморной роскошью отелей, были в ее распоряжении в любое время дня и ночи.
      Тогда, в 1870 году, очень немногие девушки из высшего общества пользовались подобной свободой. Ее кузина Мальва Эймс, занимавшаяся воспитанием Элизы после смерти ее матери, неизменно приходила в негодование, узнавая об очередной Элизиной прогулке по городу.
      – Она сломя голову носится на этой умопомрачительной двуколке, как какой-то сорванец, и сует свой хорошенький носик на фабрики, лесопилки и Бог знает куда еще! Хорошо хоть с головой у нее все нормально. В противном случае и представить страшно, что бы из нее вышло!
      Это замечание, сделанное вчера вечером за чаем в гостиной Мальвы, одном из самых популярных великосветских салонов Чикаго, было, положа руку на сердце, справедливым. Действительно, что из нее выйдет? Элизе девятнадцать лет. Образование, полученное ею в пансионе миссис Соме, предполагало довольно поверхностное обучение французскому, истории, экономике и литературе, а также рукоделию, игре на фортепиано и пению – то есть всему тому, что считалось необходимым для благовоспитанной девицы, намеревающейся покорить свет.
      К сожалению, наша героиня ненавидела фортепиано, терпеть не могла петь и с трудом выносила рукоделие. Зато великолепно говорила по-французски и добилась определенных успехов в истории и математике.
      Однажды миссис Соме, глядя на свою воспитанницу, тяжело вздохнула и, сокрушенно покачав головой, невольно повторила слова Элизиного отца:
      – Если бы вы родились мальчиком!.. Но увы… Хотя я и не любительница таких сорванцов в юбках, должна признать, ваша энергия и целеустремленность обязательно выведут вас на верную дорогу.
      – Да, миссис Соме, – пробормотала Элиза, польщенная комплиментом, который классная дама, нахмурившись, поспешила взять обратно:
      – При условии, если вы поумерите свою спесь. Излишняя гордость хороша лишь изредка. Чаще всего это серьезный недостаток.
      Как только Элиза покинула стены пансиона миссис Соме, Мальва за свой счет отправила ее в путешествие по Европе, а по завершении круиза оказала своей младшей кузине покровительство и ввела ее в лучшие дома чикагского общества.
      Мисс Элиза Эмсел, окруженная многочисленной толпой потенциальных соискателей руки и сердца, буквально потонула в водовороте балов и вечеринок. Ее единодушно признали одной из первых красавиц сезона, а посему неудивительно, что вокруг новоиспеченной покорительницы сердец постоянно увивались самые блестящие молодые люди света. Элиза была высокой и стройной девушкой с великолепным цветом лица и прекрасной кожей, бархатной, как спелый персик, и гладкой, как китайский шелк. В минуты откровения Мальва не единожды говорила, что при одном взгляде на прелести Элизы любой даме, которой перевалило за тридцать, захочется в отчаянии выбросить вон все свои кремы и лосьоны.
      Но как известно, цвет лица и нежность кожи – большей частью достояние молодости, а вот глаза… Яркие темно-сапфировые глаза Элизы, блистающие из-под пушистых ресниц, были достойны истинного восхищения; то искрясь любопытством, то гневно сверкая из-за чересчур навязчивых ухаживаний, то искренне смеясь, они поражали своей красотой.
      Но даже отдавая должное очарованию мисс Элизы, кое-кто все-таки полагал, что она слишком бойка на язык и даже резка. А стареющие матроны, собирающиеся вечерами за чаем для обмена свежими сплетнями, считали, что мистер Эмсел распустил свою дочь, предоставив ей слишком много свободы. «Что и говорить, – многозначительно качая головами, говорили они, – будущему супругу этой сумасбродки придется нелегко».
      Но как бы там ни было, ни злой язык, ни чрезмерная, по мнению света, экзальтированность Элизы не останавливали добивающихся ее руки кавалеров. Приглашения на званые вечера, балы, скачки, пикники и увеселительные прогулки за город, обычно заканчивающиеся ужином в харчевне для кучеров почтовых дилижансов, сыпались на юную леди со всех сторон. Привыкшая к обожанию с детства, Элиза и не подумала удивляться произведенному собственной персоной фурору; она всегда знала, что способна разбить сердце любому представителю мужского пола. Помимо того, мисс Элиза прекрасно понимала, что ее успех объясняется не только яркой внешностью, но и знатным происхождением. Отец Элизы вел свою родословную от одного из основателей США, ступившего на эту землю еще в XVII веке, а мать, в девичестве Бидль, в свое время считалась ослепительной красавицей и принадлежала к древнейшему знаменитому семейству Бидлей из Филадельфии.
      Ах, если бы ко всем перечисленным достоинствам можно было бы прибавить еще тугой кошелек! Но, увы, несмотря на принадлежащий Эмселам сталеплавильный завод и новый роскошный особняк на углу Мичиган-авеню, в котором они сейчас жили, финансовое положение отца, а стало быть, и дочери, оставляло желать лучшего.
      Удивительно, но по каким-то неведомым для Элизы причинам деньги в семье всегда были проблемой.
      – А почему бы тебе не выйти замуж по расчету, дитя мое? – как-то раз полушутя-полусерьезно спросил у нее отец. – Не слушай меня, дочка, – тут же рассмеявшись, весело добавил он. – Выходить замуж надо по любви, по велению сердца. И не стоит задумываться о презренном металле! Мысли о деньгах избороздят твой хорошенький лобик отвратительными морщинами.
      Но как бы то ни было, выход Элизы в свет стоил немалых затрат. За один только гардероб Авену Эмселу пришлось выложить довольно кругленькую сумму. И если бы не оплатившая поездку Элизы в Европу Мальва, от путешествия, по всей видимости, пришлось бы отказаться.
      – Мы бедны, но благородны. А это значит, что нужно жить, разумно используя наше славное имя, вернее, то влияние, которое оно имеет на окружающих. Ну и, само собой, внешность.
      Последнюю фразу Авен Эмсел произнес печально, но самодовольно, поскольку даже в свои сорок три года был настолько импозантен, что его появление в любой модной гостиной не оставалось незамеченным взыскательным женским обществом.
      Однако Элизу вовсе не прельщала репутация человека, устроившегося в жизни благодаря своей внешности или знатной фамилии. Она хотела добиться успеха иным путем. Но вот только каким? Этот вопрос повергал девушку в уныние. В сущности, она и самое себя плохо знала. Единственное, в чем Элиза была уверена, так это в том, что замуж в ближайшее время она выходить не собирается.
      …Ее размышления были прерваны появлением из-за угла экипажа. Мужчина, правивший им, пустил свою мышастую кобылу крупной рысью и вихрем промчался мимо упряжки Элизы. Экипаж проехал так близко от девушки, что она даже почувствовала запах новой, дорогой кожи и заметила серебряный герб на глянцевой черной дверце.
      Все произошло слишком быстро; Элиза не успела разобрать инициалы на гербе и только мельком разглядела седока – молодого человека в черном сюртуке и цилиндре, свидетельствующем о принадлежности своего хозяина к богатому сословию. Через несколько секунд коляска скрылась за поворотом.
      Элиза почувствовала, как кровь застучала у нее в висках. Она ненавидела, когда ее обходили, просто не могла допустить, чтобы над ней взяли верх, и потому с радостью приняла вызов.
      – Пошла! Пошла, Дэнси! – крикнула она, едва хлестнув свою кобылу маленьким хлыстиком; Дэнси принадлежала к хорошей линии скаковых лошадей и поэтому легко стала набирать скорость.
      – Давай, Дэнси! Вперед, моя девочка! Покажи ему! – Элиза щелкнула хлыстом в воздухе и наклонилась вперед. Ветер растрепал ее волосы и сдвинул набок шляпку. Задор хозяйки передался Дэнси, и она стала медленно, но неуклонно догонять соперника. Корпусы лошадей сравнялись, и через секунду упряжка Элизы оставила позади коляску с седоком в цилиндре. Элиза заметила удивление, промелькнувшее в темных, почти черных глазах незнакомца, его несколько скептическую ухмылку; обнажившую блеск оовных зубов.
      – Ставлю два доллара, что обгоню вас до Лэйк-стрит! – прокричала Элиза.
      – Ставлю десять, что не сможете, – вскинув брови, ответил незнакомец.
      Десять долларов? Вот так ставка! Этих денег стоит ее платье, шляпка и гранатовые сережки в придачу!
      – По рукам!
      Элиза отчаянно взмахнула хлыстом и пустила лошадь в объезд огромной, наполненной грязью выбоины в мостовой, вынудив своего соперника проехать прямо по грязи, чтобы избежать столкновения.
      «Это должно несколько охладить его самоуверенность», – подумала она, услышав, как жалобно заржал остановленный на полном ходу конь незнакомца, которому уже, судя по всему, было не до улыбок.
      Обернувшись, Элиза громко рассмеялась: ее преимущество оспаривать не приходилось, а значит, Считай, что несколько долларов у нее уже в кармане. Она взяла резко в сторону, чтобы не налететь на фаэтон с юными дамами, совершающими поездку по магазинам. Дамы ужасно переполошились, но Элиза уже неслась дальше, подбадривая криками свою любимую Дэнси. Ее охватил азарт соревнования. Что может быть лучше скачек! Элиза не могла дождаться минуты, когда увидит удрученное, поникшее выражение лица у проигравшего.
      Двуколки с грохотом летели вниз по мостовой, ожесточенно сражаясь за каждый фут. Улица находилась в торговом квартале, а посему снующих туда-сюда покупателей, грузчиков, торговцев рыбой, лоточников, мальчишек-газетчиков, нищих было здесь в изобилии. Вся эта толпа не помещалась на узких тротуарах и то и дело выплескивалась на проезжую часть.
      В какой-то момент Элиза была вынуждена объехать двух грузчиков, переносящих через улицу громоздкую деревянную раму, и потеряла на этом несколько футов. Она сжала зубы от злости и досады; ее соперник прекрасно правил лошадью, не хуже заправского извозчика, а значит, еще одно такое недоразумение может стоить ей победы.
      Так и есть! Вскоре седоки снова поравнялись, а потом Элиза стала медленно отставать. Ее противник даже имел наглость издевательски приподнять перед ней шляпу с видом учтивого победителя.
      Девушка, что было сил прикрикнув на свою кобылу, приподнялась с сиденья и крепче сжала вожжи, не желая мириться с поражением. Быстрее!.. Неужели это все, на что способна ее Дэнси?
      Они неслись по направлению к Лэйк-стрит с невероятной скоростью, занимая мостовую от края до края, так что прохожим, неосторожно сошедшим с тротуара, приходилось сломя голову бежать обратно, чтобы не попасть под копыта обезумевших от гонки лошадей. И вот в самом конце скачек Элиза вдруг заметила впереди себя какую-то черную точку. Это был мальчишка-газетчик, он рассеянно брел вниз по улице с пачкой свежеотпечатанных номеров чикагской «Трибюн».
      Ее сердце похолодело. Нет! Нет! Только не это! Только не сейчас!
      Но мальчишка не обращал на них никакого внимания. Резко натянув вожжи, Элиза в ужасе закричала, а ее сопернику пришлось свернуть в сторону, чтобы не задавить ребенка. Таким образом, ввиду отсутствия соперника победа досталась даме.
      Элиза, подъехав к телеграфному столбу на пересечении Стэйт– и Лэйк-стрит, остановилась. Через некоторое время подтянулся и другой участник состязания. Девушка не без удовольствия отметила, что сверкающий некогда глянец деревянного корпуса двуколки ее соперника померк, а серебряный герб забрызган грязью.
      – Скажите, вы всегда ездите, как пожарная карета по вызову? – с нескрываемой досадой вежливо поинтересовался молодой человек.
      – Всегда, когда есть такая возможность, – чрезвычайно довольная собой, задорно ответила Элиза, пытаясь незаметно разглядеть незнакомца.
      Это был высокий и стройный мужчина, на вид лет тридцати пяти, с карими дерзкими глазами, сверкающими как две черные жемчужины. Его портрет дополняли выступающие скулы, крупный нос и четко очерченный красивый рот; высокий, правильной формы лоб, волевой подбородок, впрочем, как и выражение лица, красноречиво говорили о том, что их обладатель из породы победителей.
      «Тем лучше, – подумала Элиза. – Выиграть у достойного противника приятнее во сто крат».
      – Очень жаль, что вам пришлось объехать этого мальчишку. Но я все равно обошла бы вас. По крайней мере на корпус.
      Незнакомец нахмурился:
      – Да, конечно. Вероятно, вы хотите получить выигрыш?
      Он сунул руку в карман, достал бумажник и, вытащив из огромной пачки одну купюру, протянул ее Элизе. Их пальцы соприкоснулись, и девушка почувствовала пробежавшую вдруг по спине легкую дрожь. Она невольно отдернула руку. Губы незнакомца медленно расползлись в улыбке.
      – Не бойтесь. Я не кусаюсь.
      – Я и не боюсь. Что за ерунда!
      Молодой человек с нескрываемым любопытством смотрел на девушку.
      – Как-нибудь мы с вами еще посостязаемся. Но тогда, надеюсь, помех вроде этого зазевавшегося мальчишки не будет и я непременно выиграю.
      Он сказал это так уверенно и спокойно, как будто другого исхода поединка и быть не могло.
      – Вряд ли вам удастся победить без борьбы! Без настоящей борьбы, черт побери! – задетая за живое такой безапелляционностью, с вызовом заметила Элиза.
      Незнакомец усмехнулся:
      – «Черт побери»! Что за выражения? Не слишком ли для юной леди? Вам следует научиться выигрывать не теряя самообладания. Вы же в конце концов выросли не на улице среди хулиганов и прочего сброда.
      Элиза чувствовала, как ее лицо заливает краска стыда и возмущения.
      – Я… Меня воспитал мой отец, а он настоящий джентльмен! Не чета вам, грубияну! Сами вы хулиган и уличный бандит!
      Элиза, гордо вскинув голову и демонстративно не обращая внимания на своего собеседника, побагровевшего от злости, тронулась с места. Каков наглец! Она ведь все-таки леди!.. Глубоко оскорбленная, девушка, не оглядываясь, укатила прочь, чувствуя спиной свирепый взгляд незнакомца до тех пор, пока ее двуколка не скрылась за поворотом.
      По дороге домой Элиза пыталась разобраться в своих чувствах и мыслях по поводу случившегося. И почему она себя так глупо повела? Сначала неслась с ним наперегонки, как какой-то сорвиголова. Потом отпрыгнула от него, как от прокаженного. И наконец, обругала его ни с того ни с сего… как ломовой извозчик. Нечего сказать, достойное поведение для леди! Элиза была взбудоражена до предела и никак не могла успокоиться.
      Интересно, кто он такой? Одежда и манеры выдавали в незнакомце человека богатого и знатного, но ни в одной из модных чикагских гостиных она с ним не встречалась. Наверное, он нездешний. А может быть, это какой-нибудь мошенник или шарлатан, которого не принимают в приличном обществе?
      Элиза, пустив лошадь быстрой рысью, постаралась больше не думать о незнакомце. В конце концов какая разница, кто этот грубиян. И вообще надо поторопиться, иначе можно опоздать к завтраку. Лучше прийти пораньше, ведь она собиралась серьезно поговорить с отцом – необходимо убедить его рассказать ей обо всем прямо и откровенно.
      В скором времени из деловой части города Элиза въехала в жилой квартал, улицы которого утопали в нежном облаке молодой ярко-зеленой листвы густо посаженных вдоль тротуаров деревьев.
      Расположенный почти в самом центре улицы особняк Эмселов, с его богатой внутренней отделкой и в высшей степени роскошной мансардной крышей, по праву мог претендовать на титул самого лучшего дома этого фешенебельного квартала.
      В то время особенным шиком считалось, если плоскую крышу особняка венчал изысканно украшенный купол, издали напоминающий странного вида кирпичную шляпу. Дом Эмселов не был исключением. И сейчас, когда Элиза взглянула на него, она вспомнила, как недоумевал ее отец, узнав, что они будут жить в доме со шляпой.
      – Со шляпой, моя дорогая? Интересно, с какой? С козырьком, цилиндром или феской? Ну, фантазерка, отчего же ты замолчала?
      Тогда Элиза подумала и решила, что больше всего купол похож на цилиндр, высокий и элегантный.
      Она свернула на боковую аллею, где располагались конюшни и сараи для экипажей. Что же все-таки случилось с папой? Ссылаясь на неотложные дела, он очень давно уже не выходил из своего кабинета ни к завтраку, ни к обеду. Элизе даже пришлось послать ему записку с просьбой позавтракать с ней сегодня. Все это выглядело, мягко говоря, странно и так не походило на папу!
      Элиза оказалась в приятном полумраке конюшни, пропахшей сеном, кожей и лошадьми. На стене висела коллекция хлыстов, стеков и призов, полученных отцом на скачках и ею на бегах.
      – Хорошо покатались, мисс Эмсел? – спросил у нее помощник конюха, подошедший распрячь кобылу. Элиза подавила внезапный прилив досады, нахлынувший на нее при воспоминании о незнакомце с дерзкими карими глазами, и ответила:
      – Спасибо, Билли, прекрасно.
      Не дожидаясь, пока он поможет ей выйти из коляски, Элиза легко спрыгнула на деревянный, покрытый соломой пол. По дороге к дому она постарались отряхнуть свою юбку от пыли. Как ни странно, брызги грязи из этой проклятой выбоины долетели и до нее!
      – Мисс Элиза, в каком виде ваша одежда! А волосы! Это ужасно!
      Фифина, горничная-француженка, вытащила шпильки из густой шевелюры своей госпожи и принялась энергично расчесывать спутанные локоны.
      – Ой! – Элиза, выхватив расческу из ее рук, принялась расчесываться сама. – Честное слово, Фифина, ты так сильно дергаешь, как будто хочешь сделать меня лысой.
      – Ничего подобного! Я всего лишь старалась привести ваши волосы в порядок. Право слово, вы ведете себя как мальчишка!
      Фифина служила у них в доме еще с тех пор, как Элиза была ребенком, и уже поэтому считала себя вправе брюзжать по любому поводу. Она с недовольным видом вышла в туалетную комнату и занялась там гардеробом хозяйки.
      Элиза тяжело вздохнула и нетерпеливо занялась своей прической, требовавшей всегда столько возни. Везет же тем, у кого мягкие, послушные волосы, а не такая рыжевато-коричневая грива, которая вечно выбивается из-под шляпок и которую не удержишь и сотней шпилек.
      – Какое платье мне надеть? – спросила она у Фифины.
      Когда-то Фифина работала в салоне дамских причесок в Париже. В свои тридцать пять лет она все еще нравилась изрядному количеству мужчин, хотя, по всей видимости, пренебрегая успехом, постоянно ходила в темном строгом платье и белом переднике.
      – Вы хотите выглядеть изысканно?
      – Не знаю. Наверное. – Элиза отложила расческу. – Кстати, а в каком он настроении сегодня?
      Фифина выразительно пожала плечами:
      – Он… в своенравном. В деспотическом. Ну, я не знаю. Как всегда.
      Девушка, нахмурившись, подошла к кровати, где были разложены сразу четыре платья. Какое выбрать? Впрочем, не все ли равно!.. Мысли Элизы были заняты отцом. Никто, кроме нее, не в состоянии понять этого гордого, строптивого человека. Отец любит ее, и это чувство всегда, что бы ни случилось, будет взаимным.
      Элиза почти нехотя взяла в руки белое в золотистую звездочку платье, отделанное шелковыми кружевами:
      – Вот это.
      – Очень хорошо.
      Фифина помогла Элизе снять с себя костюм для верховой езды, что оказалось делом непростым и долгим, ведь для этого требовалось расстегнуть не один десяток маленьких агатовых пуговок и развязать великое множество лент и подвязок. Затем она занялась белым платьем. Прежде чем его надеть, нужно было вытащить китайскую шелковую бумагу, которой для сохранения формы в те времена набивалась одежда, и расстегнуть длинный ряд жемчужных пуговиц. Элиза же между тем стояла посреди комнаты в одном корсете и, уставившись в одну точку, думала об отце.
      – Ты говоришь, что он сегодня не в духе. Он зол? Раздражителен?
      – Он накричал на Мери, горничную с нижнего этажа, и грозился уволить садовника.
      Элиза нахмурилась. Обычно папа не обращал внимания на прислугу и относился к ней, как к хорошо отлаженному механизму, поддерживающему в доме порядок и безмолвно выполняющему любое приказание.
      – Кстати, сегодня с утра его тошнило.
      – Тошнило?
      – Да.
      Для пущей убедительности Фифина изобразила приступ дурноты. Крайне встревоженная этим известием, Элиза молча смотрела на горничную, расправлявшую кружева на юбке. Быть может, слова Фифины – всего лишь подслушанная в лакейской глупая сплетня, которую нельзя принимать всерьез? Высокий, сильный голубоглазый красавец Авен Эмсел никогда не был склонен к недомоганиям. Он вообще отказывался признавать существование болезней и был убежден в ненужности врачей.
      Элиза повернулась спиной к Фифине, чтобы та побыстрее застегнула ей платье.
      – Заканчивай поскорее, Фифина, – поторопила она горничную. – И сделай что-нибудь с моими волосами. Я должна немедленно поговорить с папой!
      Десять минут спустя Элиза сбегала вниз по лестнице, шелестя юбками, выпрямив спину и опустив плечи, как учила своих воспитанниц миссис Соме. Классная дама считала, что у Элизы некрасивая походка – слишком большой для женщины шаг, – но папа уверял свою девочку, что это не так. «Не бери в голову болтовню своих скучных наставниц, – неоднократно говорил он дочери. – Ты двигаешься легко и грациозно, как молодая тигрица, и тот из мужчин, кто хоть мало-мальски разбирается в женщинах, не может не любоваться тобою».
      Элиза спустилась вниз и повернула направо, к библиотеке, зная, что именно здесь она найдет отца, склоненного над бумагами и конторскими книгами, принесенными с завода.
      – Папа!
      Элиза постучалась, ответа не последовало. Нетерпеливо толкнув дверь, она вошла в огромную библиотеку, залитую солнцем, с окнами, выходящими на юг, и рядами книжных полок вдоль стен.
      – Папа, я сегодня участвовала в бегах и выиграла.
      Она остановилась. Авен Эмсел сидел спиной к дверям и, казалось, не замечал присутствия дочери, он даже не повернул головы в ее сторону.
      – Папа! Я здесь…
      Элиза бросилась к отцу на шею. Но вместо того чтобы, как обычно, поцеловать дочь, Авен Эмсел вздрогнул и как бы даже отшатнулся от нее, непроизвольно комкая лежащий перед ним на столе лист бумаги. Никогда прежде отец не обращался с Элизой столь странным образом. Девушка не на шутку перепугалась.
      – Папа, что-нибудь случилось? Я… я стучала. Я не думала, что помешаю тебе.
      Авен Эмсел медленно повернулся к ней. Его лицо, посеревшее и осунувшееся, стало постепенно меняться, обретая знакомое и любимое ею выражение.
      – Кто тебя научил подкрадываться на цыпочках к людям и пугать их до полусмерти? – шутливо пойнтересовался отец. Но Элиза видела его по-поежнему бледные губы и нервно подрагивающее веко.
      – Папа…
      – Ерунда, моя девочка. Все это пустяки. Мы ведь договорились с тобой сегодня позавтракать вместе, не так ли? Или записка, которую ты мне прислала, была всего лишь розыгрышем? Я заказал белую рыбу. Вареную. Ты ничего не имеешь против, сердечко мое?
      – Нет, напротив… очень хорошо.
      Элиза подождала, пока отец встал из-за стола и сложил бумаги в стопку, притворяясь, будто не замечает измятой и скомканной верхней страницы.
      Выходя следом за отцом из библиотеки, Элиза с тревогой следила за каждым его жестом. Здесь явно что-то не так! По всему видно, у папы неприятности. И должно быть, очень крупные: Авен Эмсел не из тех, кто расстраивается по мелочам. Холодная дрожь пробрала Элизу насквозь при мысли, что с отцом может случиться неладное. И даже вновь заигравшая на его губах улыбка не смогла развеять Элизиного беспокойства.

      Они завтракали в оранжерее, восьмиугольной комнате, отделанной розовым итальянским мрамором, с окнами от пола до потолка, увешанными и уставленными десятками горшков с цветами, ветви и листья которых ниспадали вьющимися плетями, создавая впечатление дикой тропической растительности. Среди всей этой зелени стояла ослепительной белизны статуя смеющегося греческого мальчика. В детстве Элиза очень жалела и любила его. Она была уверена, что на самом деле мальчик живой, просто злая колдунья, невзлюбив его веселый нрав, превратила беднягу в каменное изваяние.
      За завтраком им прислуживала Мери, горничная-ирландка; она суетливо бегала с подносами на кухню и обратно, кротко и грустно опустив глаза, как человек, в любую минуту ожидающий грубого окрика. Вид у нее был довольно жалкий.
      – По-моему, Мери сегодня какая-то расстроенная, – робко заметила Элиза, когда все более или менее подходящие темы для разговора были исчерпаны.
      – Расстроенная? Да эта девчонка просто пустоголовая кукла! Не может уразуметь простейшего приказания. А впрочем, если она всю жизнь провела среди свиней и коров, большего от нее ждать не приходится.
      Авену Эмселу, как и большинству чикагцев, было свойственно предвзятое отношение к иммигрантам, за последнее время переполнившим все без исключения бедняцкие кварталы города. Немцы, шведы, ирландцы, итальянцы работали от зари до зари за нищенскую плату. Именно из них полностью набирался штат прислуги в самых роскошных особняках на Мичиган-авеню; они же подряжались и на скотные дворы, срабрики, сыромятни, винокуренные заводы, мукомольни: бедолаги не брезговали никакой, даже самой грязной работой.
      – Я уверена, она изо всех сил старается усвоить наш образ жизни, – дипломатично ответила Элиза и отодвинула тарелку. – Папа, это так на тебя не похоже. Кричать на бедную ирландскую девочку. Грозить увольнением садовнику, и, заметь, нашему единственному садовнику. Если он уйдет, кто будет подстригать газон и ухаживать за цветами? К тому же последние три недели ты совсем не бываешь дома. Надеюсь, ты не думаешь, что я послала тебе записку, потому что мне скучно завтракать одной?
      – О Господи, Элиза, сокровище мое бесценное. – Сокрушенно вздыхая, Авен отставил тарелку с рыбой. – Как дурно я поступил с тобой! – Он виновато посмотрел на дочь. В выражении его лица появилось что-то непривычное.
      – Папа, я чувствую, как у тебя тягостно и беспокойно на душе.
      «Что с ним происходит? – недоумевала Элиза. – Откуда эта печаль во взгляде?» Никогда раньше Авен Эмсел не выглядел печальным. Даже на похоронах жены он был охвачен яростью, возносил проклятия жестокой, несправедливой судьбе, отнявшей у него любимую женщину в момент рождения ребенка, которому, кстати, тоже не удалось выжить.
      Элиза перегнулась через стол и взяла отца за руку. Нужные слова подбирались с трудом.
      – Папа, ты… не хочешь рассказать мне обо всем? – Авен посмотрел на дочь, и вдруг его грусть сменилась ожесточением.
      – О чем тут рассказывать? – Он криво усмехнулся. – Что сделано, то сделано. Видишь ли, дочка, мир, окружающий нас, полон хищников. Кровожадных акул в человеческом обличье, которые, как добычу, подстерегают тех, кто… идет ва-банк.
      Элиза любила яркую, красочную речь отца, но сегодня ей были непонятны его образные сравнения. Да и спрашивала она несколько о другом.
      – Папа, о чем ты говоришь?
      – Мы с тобой, девочка моя, добыча. Добыча для тех, кто питается человечиной в джунглях делового мира.
      – Папа!
      Авен Эмсел, почувствовав испуг дочери, вздохнул полной грудью и выдавил из себя что-то вроде смеха. Однако его попытка приободрить Элизу повергла ее в еще больший ужас.
      – Бог с этим со всем, дочка. Не обращай на меня внимания. Наверное, я просто устал. В последнее время засиживаюсь за работой до глубокой ночи. Выкинь из головы мои слова, это всего лишь шутка. И признаюсь, прежде чем ты зашла за мной в библиотеку, я позволил себе выпить глоток бренди.
      – Вот оно что!
      Элиза с облегчением оглянулась на смеющегося мраморного мальчика. Значит, папа просто немного выпил. Ну конечно! Вот почему он так странно ведет себя и так непонятно говорит.
      Элиза совсем успокоилась и, откинувшись на спинку стула, слушала увлекательный рассказ отца о случае, происшедшем вчера в клубе. Все присутствующие были поражены внезапным появлением в столовой мула в цилиндре и галстуке; оказалось, что два постоянных члена Чикагского игорного клуба побились об заклад, пропустит ли швейцар мула внутрь по предъявлении членской карточки. Авен заключил рассказ взрывом громкого, искреннего хохота. В это время Мери подала десерт – ореховый пирог с кремом.
      – Так ты говоришь, дочка, что выиграла сегодня бега?
      – Да.
      Авен попросил дочь в подробностях повторить ее рассказ и поинтересовался, кто был ее соперником.
      – Не знаю, папа. Я никогда раньше его не видела.
      – Ну что ж, в город постоянно прибывают новые люди. Их привлекает промышленность. Выскочки…
      На мгновение лицо Авена снова сделалось чужим, но он тут же стряхнул с себя налет печали.
      – Так, значит, ты обставила его на целый корпус?
      – Да… но это еще и из-за мальчишки-газетчика. Ему пришлось свернуть в сторону. Так что я не знаю…
      – Это ерунда. Ему просто не повезло. Ты же не виновата, что удача улыбнулась именно тебе. Я хочу, чтобы ты всегда побеждала, Элиза. Заставь остальных знать свое место и помалкивать. Ты сможешь это сделать, я уверен, недаром же ты отпрыск рода Эмселов, не забывай об этом! Ты бесспорно победила в этом заезде, и знаешь что… – Авен на секунду задумался, а потом воодушевленно добавил: – Пожалуй, ты заслуживаешь небольшого приза. Как насчет новой коляски с корпусом ручной работы из твердой древесины?
      Элиза была в нерешительности, ее тревога до конца не улеглась.
      – Но… ведь у меня прекрасная двуколка.
      – Ну и что же, будет еще одна. Вдобавок я куплю тебе великолепного арабского скакуна лучших кровей, с родословной, состоящей из одних чемпионов. Чтобы он был под стать моей девочке, такой же красивый, благородный, умеющий побеждать.
      Элиза с удовольствием принялась за десерт. В это время в оранжерею вошла Мери и протянула Авену конверт:
      – Сэр, пришел какой-то человек и принес письмо. Сказал, что это очень срочно.
      Авен смотрел на конверт, не решаясь взять его в руки.
      – Спасибо, можешь идти.
      Когда служанка, положив письмо на стол, вышла, он осторожно взял конверт и вскрыл восковую печать. Торопливо пробежав глазами мелко исписанную страницу, Авен смертельно побледнел. Его лицо исказила гримаса отчаяния, на лбу выступили капельки пота.
      – Папа!
      Но Авен, казалось, не слышал встревоженного возгласа дочери. Он скомкал письмо и резким движением сунул его в карман, а потом, не глядя на Элизу, вскочил и выбежал вон из комнаты.
 
      Этой ночью Элиза не могла заснуть. Она беспокойно крутилась и металась в кровати, прислушиваясь к ночным скрипам и шорохам, мышиному писку и топотанию по балкам чердака, отдаленному цокоту лошадиных копыт по мостовой. Все эти звуки были настолько привычными, что девушка с трудом могла отделить один от другого и воспринимала их нераздельно, как прекрасную симфонию ночной тишины. Лунный свет проникал в комнату через высокое окно и ложился на мебель серебристым кисейным покрывалом, вуалью царицы ночи.
      Элиза перевернулась на живот и, уткнувшись лицом в подушку, постаралась привести в порядок странные, спутанные впечатления прошедшего дня. Стремительная гонка и радость победы. Вызывающий взгляд дерзких глаз незнакомца. Бестолковый завтрак с отцом, который закончился его внезапным бегством.
      Элиза тогда кинулась вслед за ним, желая успокоить его и узнать, что произошло. Но отец вернулся в библиотеку и плотно закрыл за собой дверь, а она не осмелилась постучаться.
      Озадаченная и расстроенная разыгравшейся за завтраком сценой, Элиза вышла из дома и отправилась вниз по Мичиган-авеню, надеясь, что на свежем воздухе ей быстрее удастся взять себя в руки. Она проходила квартал за кварталом мимо роскошных домов, направляясь к западной окраине города, застроенной грязными бараками, среди которых с шумом и гамом носились стаи ребятишек, собак и кур, поднимая клубы черной пыли. Из покосившихся дверных проемов выглядывали женщины и провожали Элизу долгими, усталыми взглядами, завидуя ее одежде, красоте, свободе.
      Что же все-таки происходит с папой? Откуда это чужое, страшное выражение лица?
      Наконец она вернулась домой и пообедала в одиночестве в своей комнате. А затем, уже в сумерках, напоенных нежными ароматами весны, отправилась на прогулку верхом с поверенным отца Мэтом Эберли, самым настойчивым из ее ухажеров. Этот преуспевающий адвокат, тридцатичетырехлетний вдовец, пользующийся прекрасной репутацией в обществе, был красив, имел изысканные манеры и считался «незаменимым человеком» на любом светском сборище. Прогулка, как обычно, прошла за разговорами о книгах, сплетнях и некоторых интересных случаях из юридической практики Мэта, о которых он любил рассказывать, осыпая собеседника массой ненужных и скучных подробностей.
      Теперь же, лежа в постели, снедаемая дурными предчувствиями, которые час от часу становились все более тягостными и гнетущими, Элиза не находила себе места.
      И тут раздался взрыв. Он прогремел в воздухе так оглушительно, что Элизе показалось, будто ей раздробили голову на несколько кусочков.
      Что это? Но прежде чем замолкло эхо, она уже вскочила с постели и со всех ног кинулась к двери сквозь черную патоку темноты, облепившей ее с ног до головы и мешавшей двигаться.
      Все дальнейшее происходило словно в кошмарном сне. Фифина, растрепанная, в одной ночной рубашке, преградила Элизе путь в спальню отца. Элиза, и не подозревавшая в себе такой силы, буквально отшвырнула горничную и растворила дверь.
      – Папа… нет… нет…
      Задыхаясь от рыданий, девушка вбежала в комнату. За ее спиной по-французски в голос причитала Фифина.
      В комнате Авена Эмсела стоял неприятный, резкий металлический запах. Элизу охватил ужас: в День Независимости, когда человеку благоразумному лучше оставаться дома, поскольку подвыпившие гуляки палят из ружей в воздух в честь праздника, на улицах Чикаго пахнет точно так же. Элиза оглядела комнату. Кровать отца была пуста. Кресло у окна, черным силуэтом выделяющееся в жидком лунном серебре, тоже. А на полу…
      Посреди комнаты на полу в домашнем халате лежал Авен Эмсел. Его безжизненно обмякшее тело походило на кучу ненужного, выброшенного тряпья. В руке он сжимал пистолет, а из виска, поблескивая в полумраке, стекала на ковер струйка крови.
      Закричав, Элиза бросилась к отцу, рухнула на колени и обняла его. Казалось, она обезумела от горя, силы оставили ее.
      Элиза не подозревала, что у отца есть пистолет. Но факт оставался фактом – он застрелился. Он ушел из этого мира в никуда, покинул ее, бросил одну… Остаток ночи и весь следующий день Элиза не сомкнула глаз, обуреваемая отчаянием, горем, яростью.
      Только бы никого не видеть, не слышать! Она закрыла дверь спальни на щеколду и не обращала внимания ни на стуки, ни на призывы Фифины. Даже когда за дверью раздался голос Мальвы, Элиза и не подумала встать с постели. Бедняжка лежала, свернувшись калачиком, и тихо плакала. Когда же слезы иссякли, она продолжала лежать не шевелясь, сломленная нечеловеческой душевной мукой. Отец… папа!
      Элиза не могла постичь случившегося. Ну почему он это сделал? Почему? Неужели страхи и тревоги, тяготившие его сердце, были настолько ужасными и невыносимыми? Тогда почему он ничего не рассказывал ей! А может, это она виновата во всем? Она не должна была оставлять попыток поговорить с ним, побежать за ним в библиотеку, поцеловать его, успокоить, уверить в своей нежной любви.
      Элиза снова и снова прокручивала в памяти эти ужасные мгновения: бессонная ночь, потом выстрел, Фифина…
      Фифина уже была у дверей спальни отца, в одной ночной рубашке. Но ведь комнаты слуг находятся на третьем этаже. Как же Фифина так быстро преодолела целый лестничный марш, если Элиза едва успела выскочить из кровати и пробежать несколько метров по коридору?
      Элиза снова ушла в себя, замкнувшись в скорлупе острой животной боли. Что проку думать о таких ничтожных мелочах, если папа покинул ее навсегда.
 
      К полудню следующего дня молодой, здоровый организм Элизы восстал против губительной, смертоносной скорби. Казалось, Элиза выплакала все глаза, а сердце иссохло от печали и отчаяния. Но желудок не мог дольше мириться с голодным существованием и настойчиво напоминал о себе. Элиза медленно поднялась с постели и стянула с себя ночную рубашку, в которой провела последние тридцать шесть часов. Передвигаясь по комнате как автомат, она разыскала корсет, нижнее белье и взяла первое же платье, попавшееся ей под руку.
      Спустившись вниз, Элиза старалась не смотреть в сторону оранжереи, где виднелся по-прежнему смеющийся мальчик, увитый зеленью. По всему нижнему этажу распространялся аппетитный запах жареного бекона и дрожжевого теста.
      – Элиза! Моя несчастная девочка!
      Мальва ожидала ее в столовой, отделанной красным деревом. Кузина была, как всегда, в черном. С момента смерти своего мужа Мальва, пышнотелая стареющая красавица, не расставалась с траурным одеянием, которое носила горделиво, как королевскую мантию. Она крепко обняла Элизу, и они обе потонули в нежном цветочном аромате любимых духов Мальвы.
      – Бедное, бедное дитя!
      – Мальва… – прошептала Элиза, глотая горький комок, вставший поперек горла.
      – Ничего, ничего. Все пройдет, только нужно перетерпеть. Между прочим, я здесь уже с прошлой ночи. Как тебе не совестно запираться ото всех.
      Мальва утешала ее, как ласковая мать, и Элиза стала успокаиваться, но тут же снова вспомнила о своем одиночестве и прикусила губу, чтобы не разрыдаться. Неожиданно она услышала тихий мужской голос:
      – Примите мои соболезнования, Элиза. Это такой страшный удар для нас всех.
      Элиза вырвалась из объятий кузины и увидела Мэта Эберли. Неужели он все это время был здесь? Она даже не заметила его. Мэт тоже обнял ее и завалил Элизу сочувствующими речами, пустыми, бесполезными словами, которые всегда произносятся в таких случаях. Наконец Элиза села за стол, и Мери принесла горячее блюдо с яичницей, сосиски и пирожные с клубникой. Потом на столе появился кофе с великолепной густой пенкой. Элиза машинально принялась за еду, удивляясь тому, как вкусна может быть пища. Острая сосиска. Сладкая клубника с маленькими семенами, скрипящими на зубах. Элиза ела жадно, чувствуя, что не может остановиться. Наконец от такого обжорства ей стало дурно, и она отодвинула от себя тарелку.
      – Ну вот, очень хорошо, что к тебе вернулся аппетит, – оживленно воскликнула Мальва и стала рассказывать Элизе о распоряжениях и приготовлениях к похоронам, требующих ее одобрения. Закончила она словами: – Элиза… Мэт Эберли находится здесь, чтобы кое-что сообщить тебе. Я знаю, что сейчас не вполне подходящий момент для этого, но тебе необходимо его выслушать.
      Элиза похолодела. Ее сердце учащенно забилось.
      Она забыла, что Мэт Эберли – поверенный отца, и только теперь заметила, что он держит в руках распухший от судебных бумаг портфель.
      – Я мог бы прийти и позже, – предложил Мэт.
      – Нет, пожалуйста, расскажите мне обо всем сейчас, – взмолилась Элиза.
      – Ну хорошо. Видите ли, обстоятельства таковы… Существует определенный юридический порядок… Дело в том, что…
      Элиза почувствовала, что ее пальцы давно онемели, сжимая край скатерти. Она оглянулась на Мальву и увидела глубокую печаль в глазах своей старшей кузины.
      – Перестаньте ходить вокруг да около, Мэт! Скажите прямо, в чем дело!
      Адвокат съежился под пристальным взглядом Элизы, откашлялся, вытащил из портфеля бумаги и стал перебирать их. Наконец после долгой паузы Мэт произнес:
      – Вы разорены, Элиза.
      – Что?!
      – Простите меня за прямоту, но это правда. Ваш отец… совершил несколько деловых просчетов. Достаточно серьезных. Он потерял все, включая этот особняк. Разумеется, у вас будет несколько недель, чтобы собраться и переехать. Я думаю, новый владелец не станет вас торопить, зная о несчастье, постигшем вас. Но тем не менее все сейфы должны быть вскрыты, все имущество вашего отца будет выставлено на аукцион. В том числе и завод, – безжалостно добавил Мэт после паузы. – Завод Эмсела. Он тоже утрачен.
      – Нет! Только не завод, – прошептала Элиза. Коптящие трубы и огненный жар мартеновских печей были частью ее жизни. Отец с детства брал ее с собой на завод. Трудно сосчитать, сколько раз она была там. Сотни? Тысячи? Рабочие в цехах знали ее по имени, помнили, когда у нее день рождения…
      – Мне очень жаль, – сказал Мэт.
      Элиза не могла прийти в себя от услышанного. Просчеты? Какие просчеты? Особняк ей уже не принадлежит. Она разорена. Все это похоже на какой-то розыгрыш, как с тем мулом в цилиндре, о котором рассказывал папа.
      Элиза встряхнула головой, пытаясь привести в порядок расстроенные мысли, но у нее ничего не вышло. Тогда она умоляюще посмотрела на Мальву, потом на Мэта и натолкнулась на одинаково обескураженные лица с взволнованными, избегающими ее взгляда глазами.
      Сердце Элизы сжалось от ужасного осознания – они не обманывают ее. Все сказанное – правда, от первого до последнего слова. Ее мозг как молния пронзила мысль: так вот что тяготило папу последние недели, так вот что означали его странные слова о хищниках и кровожадных акулах в человеческом облике!
      – Теперь никто не станет просить твоей руки, Элиза. – Голос Мальвы раздавался откуда-то издалека. – Вне всякого сомнения, ты должна жить у меня.
      Элиза молча кивнула, задаваясь вопросом, когда же наконец к ней придет полное осознание случившегося и появится приступ острой, нестерпимой боли. Сейчас она бесчувственно и безучастно относилась к этой катастрофе, не в силах постичь ее до конца: любимый отец ушел из жизни, она лишилась всего, даже собственной крыши над головой. Кто виноват в этом? Почему у нее нет сил кричать, протестовать, призвать виновного к ответу?
      Мэт красноречиво, со знанием всех тонкостей говорил что-то об игре на бирже, кредитах, банковских обязательствах, но Элиза не слушала его.
      – Кто разорил моего отца? Чьих рук это дело? – Мальва и Мэт переглянулись, после чего Мэт нерешительно сказал:
      – Он сделал это сам, Элиза, своими руками. Он…
      – Перестаньте лгать мне! Перестаньте переглядываться! Не надо меня жалеть! Я хочу знать правду!
      – Я сказал вам чистую правду, Элиза. – Внезапно к ней вернулись чувства, и первым из них была ярость – неистовая, раскаленная добела.
      – Это ложь. Отец говорил мне о мошенниках, хищниках, которые, как добычу, подстерегают людей, честно ведущих свои дела. Я должна знать все и выяснить, кто довел моего отца до самоубийства!!! Никогда не поверю в то, что это случилось из-за каких-то, пусть даже крупных, просчетов в бизнесе! Да вы и сами в это не верите, Мэт. У вас на лице все написано.
      Мэт облизал пересохшие губы, не зная, что ответить, но тут вмешалась Мальва:
      – Элиза, девочка моя, ты чересчур возбуждена. Я понимаю, это тяжелое, страшное испытание. Пойдем наверх и подберем в твоем гардеробе что-нибудь подходящее для похорон. Тебе еще многое надо будет купить: французскую кисею, черную саржу. У меня есть прекрасная портниха. Она…
      – Нет! – Гнев захлестнул Элизу, как весенний паводок. – Я не потерплю, чтобы меня обводили вокруг пальца, как неразумного ребенка. Я хочу знать, кто это сделал!
      Элиза пронзительно смотрела на Мэта, сознательно используя всю силу своего взгляда, чтобы вынудить его признаться.
      – Мэт! Если вы не скажете мне, кто он, я узнаю это сама. Даю слово!
      Мэт глубоко вздохнул:
      – Я знаю: вы очень сильный, целеустремленный человек. Но боюсь, что тут уже ничем не поможешь. Ваш отец пытался поправить положение и оказался бессилен.
      – Бессилен против кого?
      – Против Риордана Дэниелса. Именно он представил векселя к оплате.
      Риордан Дэниелс. Это имя прогремело в мозгу Элизы как раскат грома. Она откинулась на спинку кресла, вцепившись пальцами в подлокотники, и сквозь онемевшие губы прошептала:
      – Кто этот человек?
      – Он недавно приехал в Чикаго из Нью-Йорка, где по-прежнему занимается очень крупным бизнесом. Насколько мне известно, он купил особняк Элингтона. Элиза, неужели вы действительно хотите ввязаться во все эти проблемы? Не лучше ли вам последовать совету Мальвы и…
      – Расскажите мне о нем, Мэт.
      – Он богат. Говорят, что один из богатейших людей в стране, владелец бесчисленной недвижимости, железных дорог, лесопильных и сталеплавильных заводов. Мне бы не хотелось, Элиза, чтобы вы травмировали себя понапрасну. Закон на его стороне. Послушайте, весь последний год ваш отец отчаянно и главное неудачно играл на бирже, спекулировал ценными бумагами, пока его долги не выросли до астрономической цифры. Тогда он пошел ва-банк, но проиграл. Ему хотелось одним махом покончить со всеми долгами, но это не получилось. В конце концов кредитор предъявил векселя к оплате. Это его законное право.
      Элиза вскочила так резко, что кресло пошатнулось и чуть не опрокинулось.
      – Нет! Это ложь, Мэт… это какая-то ошибка! Папа не мог пуститься в такую авантюру! Он не мог так глупо потерять все состояние!
      – Тем не менее. – Мэт обернулся к Мальве: – Нет ли у вас нюхательной соли или настойки опия? Мне кажется, Элизе необходимо прийти в себя…
      – Мне не нужна нюхательная соль! – закричала Элиза. – Я не стану пить опий!
      – Но вам действительно следует успокоиться. – Мэт снова Открыл портфель. – Я не хотел вам показывать это сейчас, но боюсь, у меня нет другого выхода. Ваш отец оставил письмо. Одна из служанок нашла его сегодня утром, когда убирала в спальне Авена Эмсела, и передала его мне, поскольку вы заперлись в своей комнате и не хотели выходить.
      – Письмо?
      Элиза протянула руку, взяла белый листок бумаги и крепко прижала его к груди как заветный талисман. Мэт и Мальва нарушили молчание одновременно.
      – Дорогая моя девочка, выпей успокоительного, – сказала Мальва.
      – Если бы вы зашли ко мне в контору на днях… – начал было Мэт.
      – Нет! Нет! Нет!
      Элиза вжалась в кресло, как затравленный зверек в угол клетки, и ненавидящим взглядом посмотрела на обоих.
      – Я ничего не хочу! Я… не хочу опия. Я…
      Элиза потеряла контроль над собой. Остатки выдержки и самообладания улетучились как дым. Она вскочила и бросилась вон из комнаты.

* * *

      Наверху у себя в спальне Элиза села на подоконник и стала смотреть на улицу, залитую солнечным светом. Сквозь оконное стекло в комнату проникал тихий шелест древесных крон, усыпанных розоватыми соцветиями.
      Риордан Дэниелс. Ее губы безмолвно прошептали имя человека, погубившего отца. Элиза никогда не придавала большого значения сплетням, но теперь вспомнила, что уже где-то слышала о нем. Ходили слухи, будто он сказочно богат и его прошлое окутано таинственным мраком. Говорили, что он дрался на дуэли, а ведь это считалось недопустимым для настоящего джентльмена.
      Элиза с трудом отвела взгляд от нежных соцветий вишен и посмотрела на письмо. Торопливо распечатав его, она увидела знакомый ровный почерк отца, такой близкий и любимый, что на миг возникло ощущение неправдоподобности всего происшедшего. Элиза пробегала взглядом по строчкам, и ей казалось, что отец по-прежнему здесь, рядом с ней. «…Моя любимая девочка, сердечко мое… Я так много хотел тебе дать…»
      Глаза Элизы наполнились слезами, она смахивала их с ресниц, заставляя себя читать дальше. «И вот теперь мой завод, дом – все потеряно, все несправедливо достанется этому негодяю. Я не могу вынести того, что у тебя отберут все, принадлежащее тебе по праву».
       «Если сможешь, верни наше состояние», – почерк Авена Эмсела резко изменился и стал угловатым, колючим. Элиза поняла, что эти строки написаны всего за несколько секунд до выстрела.
       «Верни завод Эмсела, Элиза. И помни, что я люблю тебя и всегда буду любить. Прости мне мои чудовищные ошибки и знай: совершая их, я думал только о тебе».
      Внизу стоял постскриптум – единственное слово, которое вмещало в себя всю боль, отчаяние и любовь отца: «Верни».
      Это послание, написанное на краю могилы, стало для нее завещанием, последней, предсмертной волей, которая должна быть исполнена. «Папа, я сделаю это. Обещаю тебе», – мысленно обратилась Элиза к отцу.
      Она снова перечитала письмо, потом еще раз и еще, заучивая наизусть. Наконец Элйза свернула его и положила в выдвижной ящик комода, наперед зная, что будет хранить его, как бесценное сокровище.
      «Верни завод Эмсела». Папа просит ее об этом, находясь на грани смерти. И она намерена выполнить его просьбу.

      Спустя час Элиза стояла перед зеркалом в бледно-желтом, цвета нарцисса, шелковом платье. Переливчатая ткань, сочная, как свежий весенний луг, притягивала к себе солнечные лучи и отбрасывала нежные блики, когда Элиза разглаживала и оправляла тройной ряд кремовых лент на свободных, разлетающихся рукавах.
      Девушка оглядела себя с ног до головы и вызывающе прищурилась. Нет, она не наденет траур! Не наденет, и все тут! Папа терпеть не мог темные платья. Он говорил, что они скрадывают красоту женских форм и придают лицу болезненную бледность. А однажды даже сказал в шутку, что если Элизе когда-нибудь придется оплакивать его, то пусть она наденет черное только на похороны, а в остальное время носит платья светлых, радостных тонов.
      Глаза Элизы снова наполнились слезами, но она быстро смахнула их и наклонилась поближе к зеркалу, чтобы убедиться в том, что веки не покраснели и не распухли. Слава Богу, этого не произошло. Наоборот, от долгих рыданий глаза казались еще больше, ярче, их глубокая синева подчеркивала изысканную бледность лица. Элиза осталась довольна своей внешностью, ведь для выполнения ее замысла необходимо было выглядеть как можно лучше.
      Собственное отражение в зеркале добавило Элизе уверенности. Она решительным, твердым шагом прошла по комнате, взяла с туалетного столика перчатки и маленький зонтик от солнца, прекрасно гармонирующий с нежной желтизной платья. Затем увенчала высоко подобранные локоны светло-зеленой бархатной шляпкой с атласными лентами.
      Прихватив из гардероба кашемировый жакет, Элиза вышла из комнаты и стала спускаться вниз. Мэт и кузина Мальва уже уехали, поэтому проскользнуть незамеченной через заднее крыльцо не составит большого труда.
      Элиза нетерпеливо прохаживалась по конюшне, пока Билли запрягал Дэнси в коляску. Наулице стал накрапывать дождь, невесомая водяная пыль ложилась на листву деревьев и блестела алмазной россыпью. Но сейчас Элиза, глядя на всю эту красоту, думала только о том, что дождь в сочетании с обычной городской слякотью – размытым конским навозом и потеками колесной смазки – сделает мостовую особенно скользкой и опасной.
      Билли собрался уже было натянуть на сиденье двуколки резиновый предохранительный кожух, но Элиза воспротивилась:
      – Там нет никакого дождя, только чуть-чуть накрапывает. Билли, мне нужно ехать! Пожалуйста, не тяни время!
      Ее охватило невероятное нетерпение, и она успокоилась, только когда уже сидела в коляске, крепко сжимая в руках вожжи. Через двадцать минут она остановила двуколку перед громадным, роскошным особняком Элингтона в северной части города и принялась внимательно рассматривать дом человека, разорившего ее отца.
      Это было прекрасное трехэтажное здание, единственное на целый квартал. Сводчатая колоннада поддерживала массивный портик, протянувшийся вдоль всего фасада. К парадному подъезду вела широкая мраморная лестница. Наружное декоративное убранство особняка составляли многочисленные арки, балконы и огромных размеров купол с множеством стрельчатых окошек.
      Один только вид этого дома заставил Элизу вспыхнуть от гнева и негодования. Еще стоя перед зеркалом у себя в комнате, она постаралась припомнить все когда-либо слышанное о Риордане Дэниелсе. Перво-наперво, конечно, это дуэль, в которой чуть не погиб его противник. Потом связи с актрисами и продавщицами, собственное игорное заведение, подкуп судей. Ходили слухи, что он увел жену у известного железнодорожного магната, а когда столкнулся лоб в лоб с разъяренным супругом, то смеясь предложил не ссориться двум столь достойным людям из-за одной сварливой женщины. Нетрудно вообразить, каким образом высоконравственное чикагское общество реагировало на появление такого человека, как Дэниелс, в своей среде.
      Вид особняка Дэниелса лишь подлил масла в огонь. Этот негодяй купил его за бесценок у некоей вдовы, ведущей затворнический образ жизни. Меньше чем за месяц он потратил около пятисот тысяч долларов – сумму, превосходящую все мыслимые и немыслимые пределы, – на меблировку и отделку дома.
      Ходили слухи, что в особняке не один, а целых два бальных зала, бильярдная и кегельбан, а в сверкающей, невероятных размеров кухне есть три водопроводных крана: из одного течет холодная вода, из другого – кипяток, а из третьего бьет струя ледяного шампанского.
      Представив себе, как, узнав о самоубийстве ее отца, Риордан Дэниелс и глазом не моргнув продолжает преспокойно потягивать шампанское, Элиза рассвирепела.
      Она вышла из коляски, шелестя шелковыми юбками, привязала Дэнси к столбу и в ярости направилась к парадному крыльцу. Над тяжелой дубовой дверью полукругом располагались маленькие оконца со стеклами, напоминающими разноцветные слезинки. Дверной молоток был отлит из цельного куска серебра и имел форму льва, стоящего на задних лапах. «Какая безвкусица», – подумала Элиза, принимаясь стучать в дверь с излишней силой и нетерпением.
      – Что вам угодно, мисс?
      Надменный дворецкий с высоты своего огромного роста внимательно осмотрел Элизу. Это был крупный мужчина средних лет; его массивные плечи плотно обтягивала ливрея с двумя рядами серебряных пуговиц.
      – Меня зовут Элиза Эмсел. Я хотела бы видеть мистера Дэниелса.
      – Вас ожидают? – без полагающейся в таких случаях любезности поинтересовался лакей.
      Его начищенная до блеска туша выглядела нарочито недоброжелательно. Всем своим видом он, казалось, пытался дать понять, что снизошел до разговора с Элизой, лишь прикинув примерно стоимость ее платья; если бы цена Элизиного одеяния была несколько ниже, то ей непременно предложили бы зайти в дом с черного хода. В те времена для женщины, тем более для леди, считалось недопустимым являться с визитом к незнакомому мужчине без предварительной договоренности. Элиза и не думала считаться со всеми этими условностями и тем более пускаться в долгие разговоры с лакеями.
      – Да, меня ожидают, – ответила она не допускающим возражений голосом.
      Лакей поклонился и ввел девушку в роскошный холл в стиле рококо.
      На мгновение, пораженная окружающим великолепием, Элиза забыла о цели своего визита. Высокий потолок с лепниной в форме правильных восьмиугольников поддерживали тонкие колонны, украшенные позолоченными завитками. Балюстрада роскошной, впечатляющих размеров лестницы, ведущей на второй этаж, была отделана изящными гипсовыми цветами и листьями, также покрытыми тонкой позолотой.
      Повсюду стояла изысканная, темного дерева мебель. Пол был устлан персидскими коврами вишнево-коричневых оттенков с изображенными на них мифическими чудовищами. Холл соединялся с несколькими комнатами, не уступающими ему в богатстве отделки и меблировки.
      И зачем только человеку, живущему в полном одиночестве, нужна такая роскошь? Рассматривая интерьер дома Дэниелса, Элиза раздражалась и злилась все сильнее, хотя прекрасно понимала, что в свете принято выставлять свое богатство напоказ. Но Риордан Дэниелс заведомо вызывал у Элизы неприязнь, более того, ненависть, поэтому его особняк казался ей вычурным и аляповатым. Она воспринимала его как глумление над памятью об отце.
      – Прошу вас сюда, мисс. Соблаговолите подождать в библиотеке.
      – Очень хорошо.
      Элиза постаралась не выдать того изумления, которое охватило ее при виде сказочно роскошной обстановки: библиотека оказалась еще изысканнее холла. Похоже, всяк сюда входящий терял дар речи от восторга. Лакей холодно откланялся и вышел. Оставшись одна, Элиза принялась расхаживать по комнате, буквально утопая в ее великолепии, противостоять которому недоставало сил. Стены библиотеки были обиты сафьяном, под ногами лежали турецкие, персидские ковры, каждый из которых являлся настоящим произведением искусства и не мог оставить равнодушным никого, кто обладал хоть малейшим эстетическим вкусом. Кушетка же черного ореха с невероятно красивым расшитым балдахином и множеством маленьких подушек, обтянутых красным бархатом, вообще казалась музейным экспонатом.
      А книги! Застекленные полки, упирающиеся в потолок, были сплошь заставлены кожаными корешками фолиантов. На столе лежал един из них. Элиза подошла ближе и прочла название: «Цивилизация» Ральфа У. Эмерсона. Ее ярость сменилась удивлением. Вор… мошенник… хищник… и вдруг читает такие книги?! Нет, это невероятно!
      Но время шло, а Риордан Дэниелс все не появлялся. Однако он слишком долго заставляет себя ждать!
      – Ну-с, чем обязан такому неожиданному удовольствию? Мне кажется, мы не были представлены?
      Элиза услышала за спиной низкий, густой голос. Риордан вошел в библиотеку абсолютно бесшумно, Элиза обернулась в полном смятении, тем более что этот голос казался ей знакомым.
      – Вы?!
      – А, это вы.
      Элиза несколько секунд, показавшихся ей часами, не могла оправиться от потрясения, а Риордан Дэниелс криво улыбнулся, отвесил насмешливый поклон и, бросив на нее лукавый взгляд, сказал:
      – Могу я узнать, как вам удалось разыскать меня? Только не уверяйте, что вы пришли сюда бросить мне вызов на очередное состязание, ибо подобный азарт может толкнуть вас и на более безрассудные поступки.
      И потом, я ведь, кажется, уже говорил, что в следующих скачках победа, вне всякого сомнения, за мной.
      Элиза не могла оторвать глаз от человека, прикосновение руки которого до сих пор помнили ее пальцы. Но это не помешало ей ответить ему как можно сдержаннее.
      – Увы, но вы заблуждаетесь относительно цели моего визита, – холодно отчеканила она.
      – Тогда что же привело вас в мой дом? – Риордан Дэниелс был всерьез удивлен и заинтригован ее появлением.
      – Вероятно, лакей невнятно назвал мое имя. Меня зовут Элиза Эмсел. Эмсел.
      – Да, я знаю.
      Улыбаясь, Дэниелс подошел к ней ближе. Он оказался еще выше, чем предполагала Элиза; рядом с ним она выглядела совсем маленькой. Горделивой осанкой и ростом молодой человек напоминал древнесаксонских королей со средневековых полотен. Это сходство подчеркивали крупные черты лица, массивный нос с горбинкой, и суровый, властный взгляд карих глаз. Но улыбка Дэниелса была на удивление мягкой и доброй, что никак не вязалось со всем его обликом и безмерно раздражало Элизу.
      – Что значит «да, я знаю»? Можно подумать, вы ожидали найти здесь именно меня? И потом, я прождала вас целых полчаса, как какая-нибудь горничная, пришедшая наниматься к вам на службу!
      – Я разбирал дела со своим адвокатом. Пожалуйста, успокойтесь. – В голосе Риордана Дэниелса до сих пор звучало крайнее недоумение.
      – Нет, я не успокоюсь! Не надейтесь! Я – дочь Авена Эмсела. Я пришла сюда, чтобы сообщить вам о своем намерении вернуть принадлежащее мне по праву – все до последнего цента. И я заставлю вас ответить за преступление, которое вы совершили! Чего бы мне это ни стоило!
      Глубокие черные глаза внимательно разглядывали Элизу; последние искры улыбки исчезли с лица Дэниелса.
      – Это очень серьезное обвинение, мисс Эмсел. Я действительно имел деловые отношения с вашим отцом, но они были абсолютно законны. Просто так легли карты. В данном случае удача оказалась на моей стороне.
      – Удача! Карты!
      – Вне всякого сомнения, вы как и подобает благовоспитанной девушке из хорошей семьи, плохо разбираетесь в деловых отношениях между мужчинами… Но я уверяю вас, мисс Эмсел, произошедшее между вашим отцом и мной не выходит за рамки закона. Мистер Эмсел поставил не на ту карту… и проиграл. – Риордан Дэниелс пожал плечами. – В этом нет ничего из ряда вон выходящего, обычный риск при игре на деньги. Ежедневно на бирже такое случается с десятками, сотнями людей. Уверяю вас, здесь нет никакой трагедии. Вне всякого сомнения, ваш отец в скором времени отыграется и с лихвой вернет потерянное.
      Элиза оцепенело смотрела на него, чувствуя, как к сердцу и к голове снова приливает горячая волна горя и отчаяния.
      – Вы что же, хотите сказать… что ничего не знаете?
      – Чего не знаю?
      – Того, что мой отец умер.
      – Что?!
      – Он застрелился два дня назад.
      Лицо Риордана Дэниелса покрылось мертвенной бледностью; невольно отступив на шаг от Элизы, он не сразу совладал с собой.
      – Прошу меня простить, мисс Эмсел. Я большую часть времени провожу в конторе и не всегда бываю в курсе последних событий. Я ничего не знал об этом, даю вам слово…
      Но Элиза, словно не слыша его, вдруг помимо своей воли разразилась громким плачем.
      – Как… как вы могли ничего не знать? Об этом писали во всех газетах! Я не стану вас обвинять в глумлении над его кончиной – даже вы не в состоянии опуститься до такой низости. Но ведь вас не волнует его смерть, не так ли? Для вас отец – всего лишь очередная жертва!
      – Какая жертва? Послушайте, мисс Эмсел, вы не в себе, вам надо успокоиться. Право слово, то, что вы говорите, несправедливо!
      Риордан Дэниелс взял девушку за руку, и она неожиданно для себя почувствовала силу и доброту, исходящие от этого человека.
      – Мне ужасно жаль, что произошло такое несчастье. Я и не подозревал, что ваш отец способен на такое. Он производил впечатление обычного биржевого игрока, и я подумал…
      – Что вы думали? Разве вы вообще умеете думать? – Элиза отскочила от него, как от какого-нибудь карманника или головореза.
      – Не смейте прикасаться ко мне! Мой отец никогда не был… биржевым игроком, как вы только что изволили выразиться! И избавьте меня от ваших сожалений и извинений! Мне нет в них нужды! Я намерена отобрать у вас завод Эмсела! Это мое наследство, и вы его не получите!
      Элиза задыхалась, ее голос срывался на хрип. Она потеряла контроль над собой и вдруг почувствовала себя такой обессилевшей, что готова была припасть к груди убийцы своего отца и обрушить на него поток беспомощных, горьких слез. Поймав себя на этой мысли, Элиза подобрала юбку и опрометью бросилась вон из библиотеки.
 
      Для ошеломленной горем дочери день похорон отца принял смутные, расплывчатые очертания. Мальва взяла на себя все заботы по организации церемонии. В какой-то момент к Элизе вернулась способность чувствовать и реагировать на происходящее. Тогда она с удивлением обнаружила, что на ней черное креповое платье и густая темная вуаль, что она машинально, бездумно отвечает кивком головы на слова сочувствия, которые произносит какой-то давний папин знакомый. А за ним выстроилась целая вереница людей, которые тоже хотят сказать ей эти слова и получить в ответ такой же кивок. Слухи о причине самоубийства Авена Эмсела в мгновение ока облетели весь город, чему Элиза в глубине души радовалась, ведь теперь преступное деяние Риордана Дэниелса стало известно всем и каждому.
      Элиза краем уха услышала, как две дальние родственницы отца шепчутся за ее спиной:
      – Что же теперь будет с бедной Элизой?
      – Ей придется жить вместе с Мальвой. По крайней мере пока не выйдет замуж. А я думаю, это случится очень скоро. Слава Богу, она очень хорошенькая. А в ее положении, когда нет ни гроша, внешность – это единственное, на что приходится рассчитывать. Ну и, конечно же, не стоит забывать о происхождении. Фамилия Эмселов сама по себе уже капитал. Тем более что ее мать была из рода Бидлей.
      На похоронах присутствовал весь цвет чикагского высшего общества: Маршалл Филд, Поттер Палмер, Филип Армуар, Сайрес Маккормик. Подруги Элизы нежно обнимали ее и прижимали к покрасневшим глазам кружевные платочки. Молодые люди, танцевавшие с ней на балах и званых вечерах, смущенно бормотали соболезнования. Феликс Морган, управляющий заводом Эмсела, открыто плакал. Домашняя прислуга Эмселов хоть и занимала последние ряды в церкви, но оплакивала своего бывшего хозяина ничуть не меньше его именитых друзей, сидящих у самого алтаря.
      Вчерашняя весенняя гроза превратилась за ночь в нудный моросящий дождь, и Элиза стояла у могилы под зонтом, который держал над ней Мэт, прислушиваясь к монотонному стуку капель о натянутый черный шелк. Она заметила, как все присутствующие зябко поеживаются от сырости и втайне мечтают поскорее вернуться в сухие, теплые гостиные, где можно погреться у ярко пылающего камина.
      Когда священник произнес заключительные слова заупокойной молитвы, Мэт, продолжая держать зонт над головой Элизы, повел ее под руку к экипажу. Он чуть сильнее обычного прижал Элизин локоть к своей груди, как будто давая понять, что ничего не имеет против, если она прильнет к нему всем телом и, как подобает в таких случаях, даст волю слезам. Элиза же вопреки ожиданиям Мэта гордо выпрямилась, отняла свою руку и с независимым видом направилась к экипажу.
      У экипажа, к немалому удивлению Элизы, их ждал Риордан Дэниелс. Он стоял поодаль, около своей щегольской коляски, с его зонта стеной стекала вода. Ошеломленная этой встречей, Элиза замерла на месте. Его не было ни в церкви, ни около могилы. Он, что же, только что приехал? И вообще как он осмелился показаться здесь?!
      – Элиза, что случилось? – Мэт недоуменно смотрел на свою спутницу, не замечая непрошеного визитера.
      – Он… он приехал.
      – Он?
      Риордан уже направлялся к ним своей решительной, даже чуточку агрессивной походкой. Его сверкающие глаза были прикованы к лицу Элизы. У нее перехватило дыхание и закружилась голова от испепеляющего сердце желания уничтожить этого человека. Уничтожить человека, чья «удача» привела к гибели ее отца, чьи «карты» легли таким образом, что она лишилась всего на свете.
      – Мисс Эмсел, – начал Риордан Дэниелс. – Если вам понадобится какая бы то ни было помощь, я с радостью готов сделать все от меня зависящее. Что же касается вашего дома… Я дал распоряжение своему адвокату предоставить вам пожизненную аренду…
      – Нет! – выкрикнула Элиза. – Мне не нужна ваша благотворительность! Я ни от кого не приму милостыни! Слышите? Я хочу владеть только принадлежащим мне по праву.
      Лицо Риордана мгновенно потемнело.
      – «По праву», мисс Эмсел, вам не принадлежит ничего.
      Они смотрели друг на друга, и на пересечении их взглядов, как злой джинн из бутылки, возник дух противостояния, тот самый дух, который захватил их обоих с момента бешеной скачки по чикагским улицам. Сейчас Элиза окончательно убедилась в том, что ее соперник – игрок по натуре; он любит открытую борьбу и умеет выигрывать, от него нельзя ожидать пощады, но и сам он ее никогда не попросит. Правда, Риордан Дэниелс привык бороться с равными ему по силе мужчинами, йо не с женщинами. А это огромная разница!
      – О! Можете не сомневаться, я буду владеть беззаконно отнятым у меня по праву, – спокойно, в тон Риордану ответила Элиза. – Повторяю, я намерена вернуть все до последнего цента.
      Элиза зло улыбнулась, с удовольствием заметив, как перекосилось лицо Риордана, и, опираясь на руку Мэта, села в экипаж. Ее и без того горделивая осанка приобрела легкий оттенок надменности. Она милостиво позволила своему спутнику занять место в экипаже рядом с ней и царственным жестом велела вознице трогаться в путь. Но мысли ее невольно вновь и вновь обращались к высокому темноглазому мужчине, оставшемуся стоять под проливным дождем.
 
      На следующий день рано утром Элиза отправилась на Лэйк-стрит в контору Мэта Эберли. Верная своему решению придерживаться давнего пожелания отца, Элиза, отказавшись от внешних проявлений траура, надела кремовое платье. Изящная соломенная шляпка придавала ее облику нарочитую жизнерадостность. Мэт был потрясен, увидев ее на пороге конторы в таком виде.
      – Элиза, почему вы не в трауре? – недоуменно спросил он.
      – Папа терпеть не мог черное, и я тоже. Довольно того, что скорбит мое сердце; то, как это выглядит со стороны, не имеет значения. Впрочем, я пришла сюда не для того, чтобы обсуждать мои туалеты. Мне надо знать, есть ли шансы вернуть завод отца.
      Мэт провел ее из приемной в свой кабинет – маленькую неопрятную комнатку, до отказа забитую толстыми томами по юриспруденции. Посреди кабинета стоял длинный стол, заваленный скоросшивателями и уставленный картотечными ящичками. На стене висела фотография Стефана Дугласа в момент его знаменитой речи на процессе против Авраама Линкольна.
      Мэт предложил Элизе присесть на диван, а сам тяжело опустился в кожаное кресло. Он внимательно посмотрел на свою юную посетительницу взглядом умудренного жизненным опытом, предусмотрительного и здравомыслящего человека.
      – Я ведь уже говорил вам, Элиза, с этим ничего нельзя поделать.
      – Не верю. – Девушка нахмурилась.
      – Напрасно. – Мэт поднялся и подошел к окну, за которым шумела наводненная людьми и экипажами улица. – Ведь здесь дело не только в деньгах… Элиза, вы юное, невинное создание и не понимаете, что хотите вторгнуться в жестокий мир деловой конкуренции, где таких людей, как Риордан Дэниелс, привлекают вовсе не деньги. Для них это азартная, захватывающая, составляющая смысл их жизни игра, и те деньги, которые она приносит, не самоцель, а вознаграждение за победу.
      Элиза упрямо поджала губы и, глядя в пол, сказала:
      – Для моего отца это не было игрой.
      – Вы ошибаетесь. Ваш отец тоже был игроком, только не такого крупного масштаба, как Риордан Дэниелс, для которого ваш завод важен лишь потому, что он выигран в честной борьбе.
      Повисла мучительная, долгая пауза… Но Мэт Эберли все-таки продолжил:
      – Увы, Элиза, но завод Эмсела вам больше не принадлежит. Риордан Дэниелс получил его в качестве уплаты долга. Кстати говоря, долг вашего отца настолько велик, что нужно по крайней мере три таких завода. Дэниелс все равно несет тысячи долларов убытка и вынужден просто списать невостребованные с мистера Эмсела деньги.
      – Вы хотите сказать, что он все-таки подает мне милостыню? – Девушка удивленно вскинула голову.
      – В каком-то смысле… – Не в силах продолжать, Мэт с опаской покосился на свою визитершу.
      – Я должна что-нибудь предпринять, – поражаясь собственной настойчивости, выдавила из себя Элиза.
      – Что предпринять? Кажется, я все уже вам объяснил. Вы ведь ничего не смыслите в бизнесе, не знаете самых элементарных вещей. Послушайте, вы красивая молодая женщина. Не создавайте себе ненужных проблем.
      – Не смейте относиться ко мне снисходительно!
      – Ну что ж, как вам угодно. Но учтите, Риордан Дэниелс – богатый и могущественный человек, а вы – всего лишь беззащитная девушка без гроша за душой. Даже если бы у вас и были какие-нибудь средства, их все равно недостаточно. Поймите, ведь он один из богатейших людей Америки! У него хватит денег, чтобы купить любого из тузов, присутствовавших на похоронах вашего отца. Любого, Элиза! В том числе и меня.
      Голос Мэта смягчился, он взял Элизу за руку.
      – Дорогая, будет лучше, если вы выкинете все это из головы. У вас нет денег, ваш дом скоро пойдет с молотка. Вам необходимо найти тихое, надежное пристанище. В вашем положении самое разумное – выйти замуж за любящего вас человека и довериться ему.
      По тому, как нежно Мэт держал ее руку, и по тому, каким туманным сделался его взгляд, Элиза поняла: он имеет в виду себя.
      – Мэт, вы же знаете, я не хочу выходить замуж.
      – Будьте моей женой, Элиза. Давайте сыграем свадьбу как можно скорее. Я буду заботиться о вас. Уверен, вы и мои дети сумеете найти общий язык и полюбите друг друга.
      Хотя Джулия и Генри – восьмилетние близнецы Мэта – были очаровательными, милыми детьми, Элиза ужаснулась, представив себе, как входит в чужую, не ею созданную семью, как, еще толком и не повзрослев, становится матерью двух ребятишек. Но не это больше всего пугало ее; жить под одной крышей с человеком, которого ни капельки не любишь, спать с ним в одной постели, рожать ему детей… Нет, никогда! Она мягко, но твердо отодвинулась от него.
      – Мэт, я не хочу выходить замуж. По крайней мере сейчас. Прекрасно понимая, насколько тяжело мое положение, я все-таки отказываюсь принимать милостыню от своей кузины Мальвы или зависеть от вас. Я много думала об этом и вот как считаю нужным поступить…
      Пытаясь скрыть свою досаду, Мэт смущенно улыбнулся:
      – Элиза, я восхищен вашей решительностью и целеустремленностью. Такие девушки, как вы, – редкость, если не сказать больше. Но в данном случае…
      – У меня есть кое-какие драгоценности, полученные в наследство от матери. Они в секретном сейфе в библиотеке. Эти драгоценности мои, а не папины, поэтому я могу распоряжаться ими, как мне заблагорассудится. Так вот, сегодня же я продам их, а на вырученные деньги открою свое небольшое дело. И со временем смогу выкупить завод отца, уплатив все его долги.
      «И смогу не только тягаться с Риорданом Дэниелсом, но и разбить его наголову», – мысленно добавила Элиза.
      Мэт всплеснул руками:
      – Но это смешно! Какое дело вы сможете открыть?
      – Пока не знаю.
      – Девушка из хорошей семьи не может иметь собственного дела. Вы выросли в тепличных условиях. Вас всю жизнь лелеяли и баловали как единственного любимого ребенка. Ваш отец не мог на вас надышаться, выполнял все ваши капризы, принимал за вас решения… Вы не приспособлены к самостоятельной жизни. И потом… – Мэт резко изменил тактику. – Или, быть может, в пансионе миссис Соме вас обучали бухгалтерии и основам предпринимательства?
      – Разумеется, нет.
      – Но вы хоть знаете, что такое кредитный лимит, оборотный капитал, мелкая кража, аренда и контракт?
      – Нет, не знаю. Опять-таки пока.
      – А в состоянии ли вы работать по двенадцать часов в день, подавая пример клеркам и прочим служащим? Хватит ли у вас терпения улаживать бесконечные споры и разногласия между ними? Сможете ли вы при первой же необходимости без малейших колебаний уволить одного и нанять другого человека?
      – Да. Я думаю, да.
      Элиза гордо выпрямилась во весь рост, так что ее глаза оказались на одном уровне с глазами Мэта. Она вспомнила дерзкий, вызывающий взгляд Риордана Дэниелса и ощутила прилив энергии и решимости. Это было прекрасное, ни с чем не сравнимое чувство.
      – Уверена, Мэт, во мне есть определенные деловые качества. Но у меня нет знаний. Вы правы, говоря о моей беспомощности. Но теперь пришло время изменить себя. Меня не пугает богатство и могущество Риордана Дэниелса. Как бы то ни было, я бросаю ему вызов. Я сыграю с ним в его игру, и посмотрим, кто одержит верх.

      Два дня спустя Элиза, одетая в скромное фуляровое сизо-голубое платье, которое она посчитала наиболее подходящим для деловой женщины, вновь появилась на пороге конторы Эберли.
      – Как? Вы хотите, чтобы я давал вам уроки по бухгалтерии и счетоводству? – выслушав Элизу, воскликнул Мэт.
      – А почему бы и нет? Вы наверняка хорошо разбираетесь в этих вещах, иначе не стали бы насмехаться над моим невежеством, не так ли? И потом, я не прошу вас об одолжении. – Элиза вытащила из кошелька несколько купюр и положила их на стол. – Ваши уроки будут оплачены.
      Надо отдать должное благородству и деликатности Мэта Эберли, который густо покраснел и сказал:
      – Элиза, дело не в деньгах. Дело в том, что я не могу оказать вам такую услугу…
      – Но я хочу учиться, Мэт. И готова читать книги, которые вы мне подберете, готова выполнять все ваши задания и, если нужно, буду работать по пятнадцать часов в день.
      – Поймите, Элиза, вы не сможете… вы никогда…
      – Откуда такая уверенность? Взгляните на меня, Мэт. Я выше и здоровее многих мужчин. Вы когда-нибудь видели, чтобы я впадала в меланхолию, испытывала слабость или страдала головокружениями?
      – Нет.
      Элиза решительно сняла бархатную шляпку.
      – По-моему, нам ничего не мешает начать занятия прямо сейчас.
 
      Таким образом, сопротивление Мэта было сломлено. К его удивлению и к большой радости Элизы, их совместные усилия стали в скором времени приносить плоды; ученица все схватывала на лету, не ленилась много читать и делать обширные записи, без устали задавала своему учителю множество вопросов, стараясь не упустить ни одной мелочи из его объяснений.
      Элиза ни на минуту не забывала о Риордане Дэниелсе, только сейчас мысли о нем переместились с первого плана на второй. По крайней мере в одном Мэт оказался прав: она еще не готова к состязанию с Дэниелсом. Ей нужны время, знания, уверенность в своих деловых способностях.
      Через две недели Элиза купила магазин, хотя Мэт изо всех сил настаивал на аренде. Но ей было крайне необходимо чувство собственности, прочности и постоянства; с первых же дней она прикипела сердцем к своему маленькому торговому залу, громадным стеклянным витринам и изящной вывеске.
      Магазин находился на Стэйт-стрит. Торговцы и предприниматели только начали осваивать это место. Элиза успела довольно дешево приобрести помещение. Она натянула над витринами голубой брезентовый тент, а над входом повесила огромного позолоченного орла с распростертыми с полете крыльями.
      Магазин состоял из небольшой служебной комнатки, кабинета управляющего и великолепного демонстрационного зала, где покупательницы могли прихорашиваться перед инкрустированными слоновой костью зеркалами или отдыхать в чиппендейловских креслах, расставленных на брюссельских коврах мягких голубых тонов. Обстановка была продумана до мельчайших подробностей; при входе в магазин у посетителей создавалось ощущение респектабельности заведения, однако интерьер не отвлекал их внимания от товара – изящных дамских шляпок.
      Да, это были шляпки! Элиза вспомнила про горничную Фифину, некогда работавшую у парижского кутюрье, и решила открыть собственное дело по производству и продаже дамских головных уборов. Она закупила тосканскую соломку, страусовые перья, шелк, атласные ленты и прочее, прочее, прочее.
      Однако от чучел птиц и настоящих птичьих крыльев, которыми в то время было очень модно украшать шляпки, Элиза категорически отказалась. Ей была отвратительна сама мысль использовать для удовлетворения человеческой прихоти смерть живого существа. Элиза сама никогда не носила таких шляпок и решила не потакать своей торговой деятельностью подобной жестокости.
      – Вы поступаете неразумно, – хмыкнула Фифина. – Ведь это последний писк моды, самые элегантные женщины носят такие шляпки.
      – Пусть, – твердо заявила Элиза. – Если нашим покупательницам нужны птицы, мы им предложим папье-маше.
      Бывшая горничная Элизы имела несносный характер и часто испытывала ее терпение.
      Время от времени Элиза задумывалась над тем, не была ли Фифина любовницей отца, и если нет, то почему француженка оказалась так близко от спальни отца в злополучную ночь его самоубийства? Но всякий раз Элиза гнала от себя столь неприятное предположение: Фифина, бесспорно, красивая женщина, но отец никогда бы не обратил внимания на привлекательность служанки в своем собственном доме.
      После похорон Авена Эмсела Фифина стала умолять Элизу оставить ее при себе, обещала готовить, шить, делать все необходимое, и Элиза согласилась, понимая, что знания и умения Фифины пригодятся для ее нового дела.
      Фифина оказалась прирожденной модисткой. Благодаря ее отменному вкусу, сноровке и усердию в кратчайшие сроки на свет появились десятки бальных и вечерних шляпок, легких, воздушных капоров для пикников, вязаных беретов, сотни бархатных и атласных бантов для волос.
      Элиза даже собиралась выставлять на тротуар перед магазином стеклянный короб с зеркалами, где помещались бы наиболее изысканные творения Фифины, правда, и стоить они должны были во много раз больше, чем мог заработать за целый месяц упорного труда какой-нибудь клерк или кебмен.
      В день открытия магазина, к огромному разочарованию Элизы, его посетили лишь две женщины, ни одна из которых не сделала покупки. И на следующей неделе серебряный колокольчик на двери звенел считанное количество раз, причем среди посетительниц оказались две проститутки с Тендерлуана, искавшие броские и недорогие шляпки для вечерних прогулок по панели. Фифина радовалась продаже нескольких шляпок, а Элиза упала духом. Неужели это будут ее единственные покупательницы?
      Весь следующий месяц дела шли плохо, и магазин оказался на грани разорения. Мэт Эберли, нахмурившись, высказал Элизе свое резюме на сей счет:
      – Таково общественное мнение, Элиза. Ваши потенциальные клиентки – богатые женщины, принадлежащие к высшему свету, – не одобряют вашей деятельности, ведь вы одна из них. Они осуждают любое нежелание следовать установленным в свете нормам поведения, и ждать от них понимания и снисходительности не приходится.
      – Должно пройти время, Мэт. Они привыкнут.
      – Время? Послушали бы вы мою маму. Она возмущена до глубины души тем, что вы стали «торговкой» – как она это называет. У нее не укладывается в голове, как молодая женщина из хорошей семьи может унизиться до зарабатывания денег. Дорогая, когда же вы наконец поймете, насколько несостоятельна и дорогостояща ваша затея?
      – Об этом слишком рано говорить, – упрямо возразила Элиза.
      Но в глубине души она понимала, что Мэт говорит здравые вещи.
      После смерти отца общество сначала испытывало жалость к Элизе и возмущалось «выскочкой» Риорданом Дэниелсом, отобравшим у нее дом. Затем все ожидали переезда Элизы к Мальве и скорого замужества. Разве их дочери не поступили бы точно так же, окажись они, не дай Бог, в подобной ситуации? Но Элиза обманула все ожидания. Она сняла небольшой домик неподалеку от здания городского суда и поселилась в нем со своей горничной, возведя ее в ранг компаньонки.
      Когда же стало известно, что Элиза купила шляпный магазин и собирается самостоятельно вести в нем дела, разразился скандал. Все без исключения разделяли мнение Иды Эберли – работа существует для бедных девушек, принадлежащих к низшему классу, для оставшихся без должного содержания вдов, но не для порядочной женщины знатного рода, без труда способной сделать хорошую партию.
      Элиза стала получать все меньше и меньше приглашений на балы и обеды.
      – Не думай, будто мы презираем тебя, – сказала Элизе однажды ее подружка Корделия Лэндсдаун. Они одновременно вышли в свет после пансиона, обе считались красавицами: Корделия была пышной блондинкой, Элиза – высокой златокудрой шатенкой. – Дело в том… как бы тебе сказать, у тебя ведь совсем нет свободного времени, не так ли? Ты теперь работаешь целыми днями, как мужчина, и ведешь совершенно иной образ жизни.
      – Какой же образ жизни я веду?
      Корделия повела своими красивыми обнаженными плечами:
      – Ну, я не знаю. Ты ведь теперь за пределами нашего круга. Модистка, только и всего.
      После этих слов Корделии Элиза в ярости покинула гостиную, куда обе были приглашены на вечерний чай. С момента папиной смерти она ни разу не испытывала такого отчаяния, как теперь. Конечно, Элиза до сих пор вспоминала об отце с глубокой, мучительной сердечной болью, часто перечитывала его последнее письмо, хотя и помнила наизусть каждое слово.
      А что, если высокомерное заявление Корделии правда и благодаря своему магазину она действительно оказалась «за пределами круга»? Но ведь отомстить за смерть отца можно только работой. К тому же в ее положении это единственный способ сохранить независимость, не стать нахлебницей… Так почему общество воспринимает ее бизнес как преступление?
      – Дорогая Элиза, они вовсе не считают тебя преступницей, – терпеливо объясняла кузина Мальва, к которой Элиза заехала поделиться своим негодованием. – Они просто шокированы, вот и все. Ты прекрасно понимаешь, насколько эти женщины не похожи на тебя. Им не знакомо такое понятие, как свобода, они всегда зависели от мужчин и не представляют себе, как может быть иначе. Общественное мнение для них превыше всего. Жизнь обязана укладываться в строгие рамки неписаных правил, отступление от которых недопустимо ни для них самих, ни для окружающих. Они страшатся думающих иначе.
      – Но я ни в ком не хочу вызывать враждебности!
      – Разумеется, не хочешь. Пожалуй, настало время вмешаться мне и прекратить все кривотолки и нездоровый ажиотаж вокруг тебя. Я устрою званый вечер и созову на него весь цвет нашего общества. А состоится он в твоем магазине, Элиза. Вот увидишь, все пройдет прекрасно. Как-никак я имею серьезный вес среди людей нашего круга, и ты, кстати, тоже, о чем тебе никогда не стоит забывать. Ты – дочь Авена Эмсела, твоя мать из рода Бидлей. Такой родословной кто угодно может позавидовать. Помни об этом.
      Мальва сдержала свое обещание. На званый вечер собралось неимоверное количество народу, таким образом, мисс Эмсел вновь обрела утраченных было друзей и знакомых. Даже надменная Корделия теперь считала своим долгом заглядывать в магазин Элизы по крайней мере раз в неделю. Она приходила в сопровождении своих новых приятельниц, неизменно восхищавшихся смелостью и самостоятельностью Элизы.
      Уже через месяц завсегдатаями магазина стали все дамы света плюс довольно приличная армия актрис, скупающих все хоть мало-мальски модное и респектабельное. Элизе даже пришлось нанять еще шесть работниц-иммигранток, с утра до ночи наполнявших мастерскую веселым щебетанием на причудливой смеси немецкого, французского и польского языков.
      Элиза чувствовала себя в огромном долгу перед кузиной Мальвой и решила отплатить ей следующим образом: раз в месяц лучший шедевр Фифины упаковывался в шляпную коробку и отправлялся с мальчиком-посыльным к Мальве.
      – Элиза, дорогая, твои шляпки великолепны, но пощади меня, – взмолилась Мальва после очередной посылки. – Мой гардероб набит до отказа.
      – Но, Мальва, ты столько сделала для меня!..
      – О Господи! Что особенного я сделала? Устроила званый вечер, раздобыла тебе несколько покупательниц и заставила всех говорить о твоем магазине только хорошее? Это не так уж много…
 
      Снова пришла весна, воздух наполнился ароматами тающего снега и пробуждающейся земли. Наступил апрель, когда в природе обновляется все, в том числе и женские гардеробы.
      – Если бы вас можно было приколоть на шляпку, – задумчиво пробормотала Элиза, глядя на распустившиеся при входе в магазин высаженные ею гиацинты. – Но вы ведь завянете. Представляю, в какую ярость это приведет покупательниц!
      Она тихо улыбнулась, отложила конторские книги и прошла в мастерскую. Здесь, как обычно, царили суматоха и деловой беспорядок: рабочие столы были сплошь завалены ножницами, обрезками лент, катушками шелковых ниток. Фифина, хмуро склонившись над каталогом искусственных цветов, изучала таблицу цен, работницы же, весело переговариваясь, колдовали каждая над своей шляпкой, надетой на голову манекена.
      Билли, бывший папин конюх, возился с пятнадцатью шляпными коробками, предназначенными в дар приютским девочкам.
      – Когда закончишь с этим, Билли, сходи еще по десяти адресам, – сказала Элиза. – Вот бланки заказов, я надеюсь, ты будешь проворным и аккуратным. Это очень важные клиентки.
      – Да, мисс.
      – Потом займись витринами – их нужно вымыть и отполировать. К тому же со вчерашнего дня осталось несколько нераспакованных и рассортированных коробок с лентами и цветами.
      – Да, мисс. – Билли коснулся козырька фуражки с большим, нежели когда служил конюхом у отца, почтением.
      Элиза, оглянувшись на мелодичное позвякивание колокольчика, объявляющего о приходе покупателя, подобрала юбку ярко-голубого платья с кружевной шелковой отделкой и поспешила в демонстрационный зал. Ее посетительницей оказалась хорошенькая брюнетка явно в дурном расположении духа. На ней было модное платье насыщенно-зеленого цвета с разлетающейся по плечам накидкой. Женщина уже сняла с крючка одну из шляпок и подошла к зеркалу.
      – Доброе утро, мисс, – улыбаясь сказала Элиза. – Я могу вам помочь?
      Брюнетка едва кивнула в ответ. Она крутилась перед зеркалом, разглядывая себя со всех сторон, влюбленно упиваясь собственным отражением. Шляпка, которую она примеряла, выполненная по последнему французскому каталогу, была одним из самых роскошных произведений искусства Фифины.
      – Этот оттенок чрезвычайно подходит к вашим великолепным черным волосам, – автоматически начала было Элиза. – Кроме того, фасон…
      – Ну, я не знаю. Хотелось бы чего-нибудь подороже и получше.
      Подороже, чем эта шляпка? Элиза едва заметно ухмыльнулась. Брюнетка ей откровенно не нравилась, но, что поделаешь, нельзя же отказывать потенциальной покупательнице.
      – Тогда, может быть, вот эта, из индийской сюры? – И Элиза начала свою привычную речь о фасонах и стилях, в самом разгаре которой раздался очередной звонок колокольчика.
      Она обернулась и увидела Риордана Дэниелса.
      Элиза застыла на месте, вцепившись похолодевшими руками в поля шляпки. Она так давно не видела Риордана, что успела забыть, насколько обворожителен этот высокий темноглазьш мужчина, насколько сильно его грубоватое мужское обаяние, казалось, наполнившее собой до предела это маленькое царство женской красоты.
      Брюнетка явно почувствовала то же самое: она часто заморгала и стала поспешно прихорашиваться перед зеркалом, важничая, как павлин.
      – Чем… чем могу служить? – Элиза направилась к Риордану, злясь на свой предательски дрогнувший при этих словах голос. Они не виделись почти год. Насколько ей было известно, Риордан вернулся в Нью-Йорк вскоре после похорон Авена Эмсела и приезжал в Чикаго несколько раз по делам. В ее голове давно теснилось множество фантастических планов мести, но претворить их в жизнь пока не представлялось возможности.
      – Так вот как обернулась ваша жизнь. Интересно. – Риордан лениво и мягко улыбнулся, обнажив белые зубы.
      – Да, я открыла магазин, если вы это имеете в виду. – Элиза гордо выпрямилась. – Хотите купить шляпку? Вероятно, вы именно за этим пришли?
      Элизу охватила дрожь. Каждая клеточка ее существа напряглась до предела. Прежде чем Риордан успел что-либо ответить, вмешалась дама в зеленом. Плавно растягивая слова, она сказала:
      – Не волнуйтесь, мисс, он со мной. Как тебе нравится вот эта шляпка? – обратилась она к Риордану.
      Элиза онемела от неожиданности.
      – Меня смущает цвет. Гранатовый. Немного темноват, а? Какой-то безрадостный, навевает скуку, – щебетала брюнетка.
      – Линетт, ты же знаешь, я не разбираюсь в шляпках, – ответил Риордан, не сводя смеющихся глаз с Элизы.
      Женщина расстроенно вздохнула и бросила гранатовую шляпку на прилавок. От каждого ее движения по залу распространялась волна мускусного запаха. Она капризно обратилась к Элизе:
      – Нет, мисс, эта не подходит. Есть ли у вас что-нибудь более яркое? Может быть, шляпка с настоящими птичьими крыльями? Я видела такие, они шикарно смотрятся.
      – У нас нет образцов с чучелами птиц, – ответила Элиза. – Могу вам предложить папье-маше. Уверяю, они ничуть не хуже.
      – Ну что ж, покажите папье-маше, – пренебрежительно хмыкнула Линетт, – и, пожалуйста, поторопитесь. У нас мало времени, не так ли, Риордан? Я сегодня занята в дневном спектакле.
      Так, значит, Линетт – актриса! Тогда поиски более броской шляпки вполне объяснимы: актрисы, как правило, не отличаются хорошим вкусом.
      Привередливая клиентка мерила шляпки одну за другой, утопая в море перьев и искусственных цветов, и не переставая донимала Риордана вопросами типа: не слишком ли скромен фасон? достаточно ли изящны украшения? Дэниелс терпеливо обсуждал со своей спутницей достоинства и недостатки шляпок самым спокойным тоном, какой только можно себе представить. Похоже, его забавляла сложившаяся ситуация.
      Чем дольше Линетт крутилась перед зеркалом, тем раздраженнее становилась Элиза. Внешне она сохраняла полное хладнокровие и разговаривала с клиенткой подчеркнуто вежливо, но внутри у нее бушевала буря. Эта глупая, нахальная девица позволяет себе обращаться с ней как со служанкой! Да еще на глазах у Риордана Дэниелса!
      Как он осмелился привести в магазин эту девку? Как он смеет издеваться над ней, получать удовольствие от ее растерянности, прикасаться к этой Линетт, якобы поправить ленту на шляпке!..
      Казалось, прошла вечность, прежде чем Линетт отобрала шесть шляпок и выложила их на прилавок.
      – Дорогой, – Линетт тяжело вздохнула, приятно утомленная долгой примеркой, – я бы хотела взять все эти шесть. Надеюсь, ты не против?
      «Дорогой»? У Элизы потемнело в глазах: ее мутило от этой, как ей казалось, безобразной сцены.
      – Шесть шляпок? – Риордан удивленно приподнял бровь. – Зачем так много? Что ты собираешься с ними делать?
      – Как что? Носить. Не сомневаюсь, что они тебе по карману, – игриво стреляя глазками, отвечала Линетт. – Ведь тебе ничего не стоит купить мне весь этот магазин или даже целую улицу.
      – Ну а целая улица-то тебе зачем?
      – Не волнуйся, милый, – заворковала актриса, уловив в тоне своего спутника глухое недовольство. – Я пошутила. Мне ничего не нужно, кроме шляпок. – Она повелительно указала на прилавок: – Доставьте их в Чикагский театр в мою гримерную. Я в городе очень ненадолго и попросила бы не мешкать. А счет пришлите ему.
      – Нет проблем, – ровным голосом ответила Элиза.
      – Мы не можем ждать, правда, милый? – Линетт хозяйским жестом взяла под руку Риордана Дэниелса и почти повисла на нем. – Пойдем, нам пора. Мне еще нужно отдохнуть и собраться с мыслями перед выходом на сцену. И хорошо бы, кстати, чего-нибудь выпить.
      Они ушли. И тут же смолк самодовольный смех Линетт, пропал запах духов, исчезли блики зеленого шелка.
      Элиза уложила первую шляпку в коробку. Потом обернула ее сверху упаковочной бумагой и закрыла крышкой. И вдруг, движимая яростным отчаянием, она бросилась к двери, открыла ее и захлопнула снова с такой силой, что колокольчик соскочил с гвоздя и покатился по полу, жалобно переливаясь серебряным звоном.
 
      В тот же день Элиза принялась собирать сведения о Риордане Дэниелсе. По возвращении домой, все еще окончательно не придя в себя после неожиданной встречи, она опустилась в кресло и стала просматривать кипу газет, на чтение которых у нее постоянно не хватало времени.
      Почти сразу же Элиза наткнулась на имя своего заклятого врага. Только в одном выпуске «Трибюн» оно упоминалось четыре раза. «Дэниелс проявляет деловой интерес к Чикагскому банку» – гласил один из заголовков.
      Она аккуратно вырезала статью и, найдя большой конверт, положила начало своему досье.
      С этого дня, используя положение владелицы модного магазина как прекрасную возможность быть в курсе городских новостей и слухов, Элиза педантично записывала и складывала в конверт все услышанное о Риордане. Через несколько недель она составила полное представление об этом человеке.
      Он часто ездил из Чикаго в Нью-Йорк и, несмотря на то, что давно уже мог позволить себе посвящать все свое время игорным домам и скачкам, куда по складу характера его неудержимо тянуло, работал по двенадцать, четырнадцать, восемнадцать часов в день в своей конторе на углу Стэйт-стрит и Рэндольф-авеню.
      Первые свои деньги Дэниелс сделал на Западе, на серебряных рудниках. Ходили слухи о какой-то темной истории с конкурентами и р нескольких жестоких драках, закончившихся поножовщиной. Оттуда он вернулся в Нью-Йорк, удачно играл на бирже и приобрел несколько сталеплавильных заводов; затем расширил их сеть за счет выполнения военных заказов. На сегодняшний день ему принадлежало несколько десятков заводов, лесопилен, банков, железных дорог и прочего. Этот список казался бесконечным; замыкал его завод Эмсела.
 
      – Неужели мне никогда не справиться с ним? – спросила Элиза у Мэта Эберли во время одной из субботних верховых прогулок.
      – С кем?
      – С Риорданом Дэниелсом, конечно! Кто, по-вашему, еще может меня волновать?
      – Господи, Элиза! Я думал, вы давно выкинули его из головы.
      Она внимательно посмотрела на Мэта. Тщательно причесанный и напомаженный, одетый в великолепный сюртук от лучшего портного, Мэт Эберли выглядел самоуверенным, полным амбиций и надежд на преуспевание.
      – А я не могу выкинуть его из головы, Мэт. Не проходит и дня без мыслей о нем. Я хочу сказать… без мечты отомстить за отца, – добавила она смущенно.
      – Ну сколько раз можно повторять! Дэниелс не тот человек, с которым стоит выяснять отношения, – нахмурившись, сказал Мэт. – Забудьте об этом, Элиза. Вы даже вообразить себе не можете, каково его состояние. Он не платит налогов, у него нет долгов. Все его деньги находятся в обороте и приносят прибыль. И этот процесс бесконечен. Даже если Дэниелс по пятнадцать часов в сутки будет сорить деньгами, он все равно не сумеет потратить все! Его капитал растет как на дрожжах.
      Элиза плохо представляла, о чем говорил Мэт; в ее сознании возник образ бездонной бочки, из которой, сколько ни черпай, вода не убавляется. Заметив, в какое воодушевление пришел рассказчик от своего собственного повествования, она спросила:
      – Неужели это правда?
      – Да. Люди, подобные Дэниелсу, идут по жизни легко, играючи. Они покупают политиков, репутацию, женщин, лошадей, заводы – все что угодно. Если они решат избавиться от человека, то это не составит для них никакого труда. Просто…
      – Перестаньте! – Элиза вздрогнула. – В ваших устах он становится каким-то чудовищем.
      – Забудьте о нем, Элиза. Надеюсь, он больше никогда не окажется на вашем пути. Это было бы лучше всего.
 
      Однажды Фифина вернулась из гостей, где случайно встретилась со своей закадычной подругой, работавшей костюмером в театре. Она вылила на Элизу целый поток новостей и пикантных подробностей о жизни «мистера Дэниелса».
      – О, он настоящий дамский угодник. Больше всего обожает актрис. Он засыпает их дорогими подарками, нежными записками и иногда тайно принимает у себя в особняке.
      – Да?
      – И еще я слышала, будто он однажды дрался на дуэли, защищая честь женщины. – Фифина, приходя все в больший восторг, отчаянно жестикулировала от волнения.
      – И что же?
      – Говорят, это было в Новом Орлеане. Там дуэль – обычное дело. Риордан прострелил своему сопернику бедро, тому повезло, и он выжил, но если бы умер, Риордан Дэниелс стал бы убийцей.
      – Продолжай, Фифина, – настойчиво просила Элиза. – Что еще любопытного ты узнала о нем?
      – Он пережил любовную драму.
      – Что?!
      – Это случилось давно, еще когда Дэниелс был беден. Девушка принадлежала к одной из богатейших семей Нью-Йорка и сочла его себе неровней. Уверена, теперь она переменила бы свое мнение о нем, – злорадно добавила Фифина.
      Элиза молча кивнула. Она с трудом представляла себе, что какая-нибудь женщина в состоянии оттолкнуть такого мужчину, как Риордан, – сама она, конечно, не в счет.
      – Ты говорила об актрисах… – вкрадчиво начала Элиза. – Нет ли среди них одной по имени Линетт?
      По счастливой случайности в тот момент, когда Риордан привел брюнетку к ним в магазин, Фифина находилась в дальней комнате.
      – Линетт Маркис? Да, была. Теперь она уехала в Нью-Йорк, у нее большая роль в новом мюзикле. Говорят, Линетт искусная кокетка и играет Дэниелсом, как котенок мышкой.
      – Вот как? – тревожно спросила Элиза, невольно выдав себя больше, чем хотела.
      – Я так понимаю, вам хочется разузнать побольше, – ухмыльнулась Фифина. – Так вот, она очень хорошенькая. Ее считают настоящей красавицей.
      – Уже поздно, пора укладываться спать. – Элиза встала, желая показать, что разговор закончен.
      – Похоже, вы немножечко ревнуете, а? Иначе зачем вы стали бы так подробно расспрашивать меня об этой Линетт? Дэниелс вам тоже вскружил голову?
      – Какие глупости! – возмутилась Элиза.
      – Как бы то ни было, но я вам скажу. Коллекционирование газетных вырезок и сплетен не принесет вам никакой пользы. Он мужчина и живет так, как хочет. Мужчины все одинаковы. А мы, женщины, должны принимать их такими, какие они есть. У нас нет другого выбора.

      Элиза стояла на пороге своего магазина, глядя на залитую полуденным солнцем Стэйт-стрит. Уличный продавец горячей сдобы и оладий, обычно торговавший напротив магазина Элизы, сбежал от палящих лучей жестокого светила. На тротуарах вместо привычной толчеи царило полное безлюдье, изредка появлялся одинокий прохожий, стремившийся как можно скорее юркнуть в дверь какого-нибудь магазина или ресторанчика.
      Незаметно пролетело яркое, жаркое лето. Наступил октябрь, который принес с собой настоящее бедствие – пожары. Стояла великая сушь, амбары и скотные дворы на окраинах Чикаго полыхали один за другим. Всего час назад Элиза слышала, как мальчишка-газетчик, пробегавший мимо ее магазина, что-то кричал о пожаре на лесопильном заводе в западной части города.
      Была суббота, но, несмотря на отсутствие покупателей, Элиза решила пока не закрываться. Необходимо было проверить счета и рассортировать новую партию коробок с искусственными цветами. Еще час-два, и всем служащим с чистой совестью можно будет разойтись по домам, приятно проведя остаток дня и грядущее воскресенье.
      Что же касается Элизы, то как раз сегодня вечером она по традиции отправится с Мэтом Эберли на прогулку.
      Элиза тяжело вздохнула, вспомнив о Мэте. В последнее время он настойчиво предлагал ей взять с собой на прогулку Генри и Джулию. Мэт хотел поближе познакомить Элизу со своими детьми. Он относился к шляпному магазину Элизы как к временному занятию, капризу, от которого не останется и следа, если она решит выйти замуж – естественно, за него.
      Вечером Фифина ушла в гости, Элиза уселась в кресло с книгой в руках. От зноя и духоты не было спасения нигде, даже в собственном доме.
      – Что с вами? – встревоженно спросил Мэт, приехавший за Элизой. Он помог Элизе занять место в экипаже, и они поехали.
      – А что со мной?
      – Ну, я не знаю. Вы какая-то замкнутая. Может быть, даже чем-то расстроенная.
      – Да, возможно…
      Через полчаса экипаж благополучно пересек реку и стал лавировать среди толчеи фургонов, телег, кебов, которыми правили раздраженные жарой и всем на свете возницы.
      Как всегда, с замиранием сердца Элиза любовалась бурным кипением жизни на улицах, примыкающих к реке. Она думала о том, что это и есть мир Риордана Дэниелса – мир, созданный не Господом Богом, а деньгами и коммерцией. А она, Элиза Эмсел, находится на самой его окраине, и ей нет доступа к заветным вершинам!
      – Мэт, – воодушевившись, воскликнула Элиза. – Знаете ли, я подумала и решила, что шляпный магазин – это совсем не то, что мне нужно.
      От неожиданности Мэт чуть не выронил вожжи из рук.
      – Я полагал… Вы так настойчиво добивались этого, брали у меня уроки бухгалтерии… Вам не нравится ваше дело? Элиза! Откровенно говоря, я всегда считал ваш шляпный бизнес пустой затеей. Я вообще не хотел, чтобы вы работали. Выходите за меня замуж, Элиза. Дорогая, давайте поженимся!
      Элиза не в первый раз выслушивала его предложение и потому с легкостью ответила «нет».
      – Вы прекрасный человек, Мэт, но дело, в том, что я не испытываю по отношению к вам того чувства, которое…
      – Знаю, знаю. – Он печально вздохнул. – Вы еще не решились. Ну что ж, я готов ждать сколько нужно. А пока давайте получать удовольствие от нашей прогулки. Может, поедем в Линкольн-парк? Тамошние пруды великолепны в октябре.
      – Очень хорошо, – с удовольствием согласилась Элиза, радуясь тому, что и в этот раз удалось избежать разговоров по поводу замужества. Мэт очень надежный и предупредительный кавалер, но он совсем не знает ее, ему неведома настоящая Элиза, думающая о вещах гораздо более интересных и важных, чем Линкольн-парк с его тихими озерными заводями, черную гладь которых бесшумно рассекают стаи белых лебедей.
 
      Ей снился высокий брюнет, одетый во все черное, мчащийся на головокружительной скорости в экипаже по улице не разбирая дороги. Его коляска поднимала клубы пыли, которая мешала дышать, забиваясь в глаза, нос, легкие.
      Задыхаясь, Элиза стала беспокойно метаться по кровати и наконец проснулась. Ее охватило странное, неприятное предчувствие; не понимая, откуда взялась тревога, Элиза зажгла газовый рожок и посмотрела на часы.
      Странно. Час ночи. Что же разбудило ее? Сон отлетел прочь. По округе разносился колокольный звон, настойчивый и взывающий о помощи.
      Элиза протерла глаза. Они воспалились и болели, казалось, едкая пыль из ее сна каким-то неведомым образом проникла в явь и запорошила лицо.
      Шло время, но колокол не смолкал, напротив, его зов становился все более требовательным и тревожным. Элиза почувствовала, как в ее сердце вошла тонкая игла страха. С каланчи оповещали о пожаре.
      В течение долгого засушливого лета население Чикаго так часто просыпалось по ночам от этого звона, что он давно уже стал привычным.
      Но на этот раз в глухих ударах колокола Элиза распознала предвестие гибели, зловещее возвещение о смерти. В следующий миг, буквально через минуту, она почувствовала, как задыхается от дыма, а вовсе не от привидевшейся «о сне пыли, и бросилась к окну. Элиза рывком отдернула шторы и застыла, пораженная зрелищем, открывшимся ее взору.
      Небо раскалилось докрасна. Вдоль по улицам ураганом проносились столбы дыма вперемежку с искрами.
      По мостовой, едва различимые в плотной дымной мгле, двигались десятки, сотни теней. Элизу охватил ужас при виде огромной, бесчисленной толпы людей, спасающихся бегством от неумолимой стихии. Наверное, пожар действительно страшный, если столько людей в панике покинули свои дома среди ночи.
      Она знала, что Чикаго практически полностью выстроен из дерева. И не только здания, но и мосты через реку, тротуары и проезжая часть улиц кое-где выложены деревянными плитами. Помимо этого, в черте города находятся тысячи тонн сухого леса и каменного угля, складированные на баржах и шхунах, вереница которых тянется на многие мили по петляющей среди жилых кварталов реке. Что уж говорить о разбросанных по всему городу конюшнях, до отказа забитых сеном и соломой, запасенными на долгую зиму. Достаточно одного ненароком опрокинутого фонаря или отскочившей от спички серной головки, чтобы весь город вспыхнул, как пропитанный керосином факел.
      – Фифина! – Элиза вновь обрела способность действовать. – Фифина, проснись, пожар!

* * *

      Фифина упрямо не хотела просыпаться. Она зарывалась все глубже в подушку, только бы не слышать криков подруги, и зло отмахивалась от настойчиво теребящих ее рук. Тогда Элиза изо всех сил ударила ее кулачком по плечу. Фифина села в постели, испуганная, но окончательно так и не проснувшаяся. Элиза на одном дыхании выпалила страшную новость, для пущей доходчивости не переставая тормошить Фифину. Наконец та поняла, в чем дело.
      – Пожар?!
      – Да, и очень большой. Нам нужно как можно скорее уходить отсюда. Ветер дует в эту сторону, дом может в любую минуту загореться. – Элиза теперь говорила спокойно. После панического страха к ней вернулось самообладание.
      Фифина, путаясь в одеяле, стала вылезать из постели, а Элиза уже снова была в своей комнате. Она надела рабочее платье, наспех натянула чулки и бросилась к гардеробу за туфлями. Возможно, ее беспокойство преждевременно и безосновательно, ведь городская пожарная команда знает свое дело и, кроме того, располагает прекрасным современным оборудованием. Элиза сама недавно читала в «Трибюн» о новейшем уникальном насосе, которому нет аналогов в мире. Этот самый насос может ежеминутно перекачивать до семисот галлонов воды…
      Интересно, это ей кажется или действительно дымовая завеса в комнате стала гуще? Элиза закашлялась и стала быстро обуваться. Потом наугад схватила из ящика шкафа несколько носовых платков, на случай если едкий дым начнет сильно выедать гортань и легкие – тогда из них можно будет сделать повязки.
      Через три минуты Элиза волокла за собой насмерть перепуганную Фифину вниз по лестнице. Вскоре они оказались на улице. Фифина подняла глаза к небу и в ужасе закричала. Элиза, напротив, оцепенела.
      Красное зарево. По небу плыли огненно-бурые, пылающие облака. Весь город, казалось, был охвачен смертоносным пламенем, воздух обжигал, как раскаленная сталь. Каждый ощущал себя в центре гигантского погребального костра, распространившегося на десятки миль. Вдоль улицы пронеслась упряжка, Элиза заметила перекошенное от страха лицо мужчины. Следом промчалась обезумевшая лошадь без седока, со съехавшим набок седлом и взмыленной холкой. По тротуару уныло брело лишившееся крова семейство: мать несла на руках грудного младенца, отец вел двух карапузов-погодков, едва научившихся ходить.
      Улица наполнилась истошными человеческими криками. Ночью стало светло, как днем. Ураганный ветер носился среди домов, разнося снопы искр и груды пепла.
      Элизу вывел из шока истерический вопль Фифины, и она принялась лихорадочно соображать, что же им делать дальше. Очевидно, пожар пришел с юга. Значит, бежать надо в противоположном направлении. А вдруг пламя расползается по городу веером и стремится замкнуть кольцо? Неясно, сколько кварталов уже охвачено огнем, какие улицы отрезаны? Не сгорели ли мосты? Элиза почувствовала, как холодеет ее сердце от неизвестности. Как ничтожен и слаб человек по сравнению со зловещей стихией, готовой навалиться и поглотить его своей безжалостной силой!
      А если пожар не удастся остановить и он достигнет Стэйт-стрит? Что тогда будет с ее магазином? В нем остались недельная выручка и коробка с драгоценностями – единственное имущество, помимо самого магазина.
      Стэйт-стрит была западнее. Скорее всего пожар еще не перекинулся туда, поскольку ветер дул в другую сторону. Так что, пожалуй, можно попробовать успеть!
      Может, ей удастся залезть на крышу и поливать ее водой, чтобы защитить от искр, разносимых ветром. По крайней мере надо попытаться. Если бы только Фифина перестала убиваться и взяла себя в руки, шансов спасти магазин было бы больше.
      Элиза, кашляя и задыхаясь от горького дыма, волокла Фифину за собой по улице. Она наталкивалась на мечущихся в панике людей, которые пешком, верхом, в переполненных экипажах стремились любой ценой вырваться из туго сжимающегося огненного кольца. В этом сущем кошмаре все перемешалось. Какая-то женщина тащила огромную корзину с только что выстиранным бельем. Постояльцы гостиницы выбрасывали из окон свой багаж: тяжелые сундуки и чемоданы, падая на тротуар, разбивались, вещи вываливались, по ним бежали люди, мчались обезумевшие лошади. На глазах Элизы из той же гостиницы вслед за своими пожитками выпрыгнула женщина в одной ночной рубашке.
      Элиза словно оцепенела, ее сердце и рассудок отказывались воспринимать происходящее и реагировать на него. Как зритель следит со стороны за спектаклем, так и Элиза наблюдала за тем, как, повинуясь дьявольскому желанию разрушить Богом созданный мир, мириады крохотных огоньков сбиваются в стаи и разносят пламя все дальше и дальше. Раскаленный воздух вызывал удушье, одежда накалялась и обжигала тело… Элиза вовремя опомнилась и в последний момент успела вытащить Фифину из-под копыт лошади, несущейся по мостовой.
      Они побежали не разбирая дороги, ими овладела одна-единственная мысль: только бы успеть! Элизе с Фифиной по пути встретилась ватага пьяных мастеровых, громящих витрину магазина.
      – О Господи… мы погибли… – бормотала француженка, скороговоркой повторяя одни и те же слова.
      На площади перед зданием тюрьмы навстречу им неслась толпа заключенных, выпущенных на свободу. В маленьком полуподвальчике (Элиза на ходу увидела это через окно) владелец ювелирной лавки дрожащими руками выкладывал на стол перед человеком с ножом, в одежде каторжника драгоценности. Фифина тоже заметила происходящее и от страха остановилась как вкопанная. Элиза сильнее вцепилась ей в руку и закричала:
      – Скорее! Бежим, иначе мы погибли!
      Оказавшись на Стэйт-стрит, они шагу не могли ступить, чтобы не наткнуться на мародеров. А вдруг ее магазин тоже разорили!
      Но вздох облегчения вырвался из груди Элизы: какое счастье, она обнаружили свой магазин целым и невредимым.
      – Смотрите… смотрите. – Фифина показала куда-то вверх. Элиза подняла голову и увидела, как над медным орлом, с ледяным спокойствием взирающим на стихийное бедствие, тлеет и распадается на обожженные лохмотья некогда роскошная, с любовью придуманная Элизой вывеска. Элиза, не сказав ни слова, нащупала в кармане ключ и дрожащей рукой вставила его в замочную скважину. Обе женщины вошли внутрь.
      Элиза с трудом сдержала подступивший к горлу стон. По стенам торгового зала прыгали оранжевые всполохи, в зеркалах отражались языки пламени, объявшего дом напротив.
      С первого взгляда она поняла – магазин спасти не удастся. Всю противоположную сторону Стэйт-стрит уже охватил огонь. То, что пламя перекинется и на эту сторону, не вызывало сомнений и было делом считанных минут.
      Не обращая внимания на рыдающую и бьющуюся в истерике Фифину, Элиза прошла в свой кабинет. Открыв тяжелую дверцу сейфа, она вытащила две коробки: одну с драгоценностями, а другую с деньгами.
      Элиза сунула за пазуху пачку купюр. А когда собиралась положить туда же драгоценности, то в спешке уронила коробку, рассыпав великолепные украшения по полу.
      – Господи Боже! – раздался вопль Фифины за спиной Элизы.
      Элиза обернулась. В дверном проеме кабинета появился мародер.
      Ему было на вид лет двадцать пять. Мелкие черты лица, оттопыренные уши и взлохмаченные волосы делали его еще моложе. Он походил на человека, всю жизнь проработавшего клерком в третьеразрядной страховой конторе.
      Любая стихия, и пожар в том числе, пробуждает в человеке тайные стремления, обнажая тщательно скрываемые страсти и пороки. Вот и этот вполне безобидный ранее человек превратился в чудовище, жаждущее легкой наживы: его глаза сверкали сумасшедшим блеском, а через приоткрытый рот вырывалось жаркое, сиплое дыхание. Вне всякого сомнения, магазин Элизы не первое место, которое он посетил. Из-под ворота его черного сюртука свешивалась золотая цепочка часов, а карманы брюк заметно отяжелели.
      – Я-то думал, что найду здесь одни только шляпки. Дорогие шляпки. – Грабитель ухмыльнулся, зачарованно глядя на жемчужную нитку.
      – Убирайтесь из моего магазина! – закричала Элиза.
      Она незаметно толкнула дверцу сейфа, и та, щелкнув, замкнулась. Засунув жемчуг за корсаж, Элиза уверенным шагом пошла к выходу, прямо на грабителя.
      – Убирайтесь, и немедленно! – Но он даже не шевельнулся.
      – Послушай, красавица. Все равно магазин сгорит дотла. Кстати, ты тоже можешь сгореть. Зачем тебе эти безделушки, детка? Сейчас очень опасно ходить по улицам с такими вещицами за пазухой. А у меня они будут в целости и сохранности. Давай их сюда. Мне они нужнее, чем тебе.
      Мужчина шагнул ей навстречу и протянул руку. Вероятно, он ожидал, что Элиза испугается и добровольно отдаст ему драгоценности.
      В душе Элизы все перевернулось от ярости и негодования. Целый год упорной работы прошел даром! Магазин не спасти! А этот наглец хочет забрать у нее последнее!
      – Вы ничего не получите! – дрожа всем телом, воскликнула Элиза.
      – Ошибаешься, детка, получу.
      Элиза, наизусть зная свой магазин, начала медленно отступать от грабителя к груде коробок с искусственными цветами, сваленными в угол кабинета. Там всегда лежали ножницы, которыми Билли разрезал веревки!
      Мародер с нескрываемым удовольствием наблюдал замешательство и испуг Элизы. Продолжая наступать на нее, он приговаривал:
      – А ты, похоже, перетрусила, прекрасная модистка! И от этого стала совсем хорошенькой. Ну, детка, не тяни время, давай сюда жемчуг.
      Он подошел совсем близко, Элиза на ощупь нашла ножницы и, резко выбросив вперед руку, воткнула их чуть выше локтя бандита.
      – А-а-а! – Он дико закричал от боли, а Элиза, выдернув ножницы, снова заняла оборонительную позицию, всем своим видом показывая, что не собирается сдаваться. Хотя на самом деле Элиза боялась этого обезумевшего человека, у девушки вряд ли хватило бы решимости повторить удар.
      – Сука! – прошипел мародер, но решительность и наглость слетели с его лица. Он резко развернулся и бросился вон из комнаты.
      – Он… он хотел… – Дрожащая от страха Фифина показалась из-за двери. Она растерянно прижимала к груди шляпку – изумительное изделие из французского салатового шелка.
      – Черт бы побрал этого гнусного вора! – сквозь зубы процедила Элиза. – И он не последний, уверяю тебя. В городе царит беззаконие. Пойдем, Фифина, нужно спасаться. – И Элиза, схватив упирающуюся и рыдающую подругу, потащила ее за руку вон из магазина. Фифина, казалось, обезумела от горя и отчаяния: она пыталась зацепиться за дверной косяк трясущейся рукой и, захлебываясь слезами, кричала:
      – Шляпки, мои шляпки! Я ведь столько трудилась над ними… каждый стежок, каждая ленточка… мои шляпки!

      Две несчастные, беспомощные женщины, оказавшись на пороге магазина, в ужасе прижались друг к другу. За недолгое время, что они пробыли внутри, пожар охватил всю улицу. Их окружала сплошная стена огня, которая неудержимо двигалась, поглощая все на своем пути. Гигантское, раздуваемое ветром пламя, словно фантастический дракон, изрыгающий снопы искр, оставляло позади себя мертвую пустыню, голое пепелище.
      Ни одна пожарная машина не спасет город от катастрофы. Как им выбраться из этой ловушки? И куда они пойдут? По улице в панике метались люди. Никто не знал, в какую сторону бежать, где искать спасения, как угадать то место, куда не доберется всепожирающее чудовище.
      – О Господи! Мы пропали, – причитала Фифина, не выпуская из рук шляпки.
      – Успокойся, еще не все потеряно, – пыталась поддержать ее Элиза.
      Поняв, что от Фифины толку мало, она решила действовать сама. Времени на раздумья не оставалось, и Элиза, схватив Фифину за руку, потащила ее за собой по тротуару.
      Внезапно прямо перед ними появилась компания молодых парней, двое из которых тащили ящик пива, остальные прижимали к груди бутылки с виски. Опять мародеры! Очевидно, они ограбили какой-нибудь ресторанчик. От них за версту разило спиртным.
      Элиза мгновенно оценила обстановку и, круто развернувшись, потащила Фифину обратно к магазину. Но было слишком поздно: мародеры их заметили.
      – Эй, девочки! Куда вы? А что это у тебя выглядывает из-за корсажа?
      Элиза в ужасе опустила глаза и увидела жемчужную нитку, выбившуюся из-под воротника. Она попыталась убрать ее обратно, но один из парней, самый шустрый, подскочил к ней и схватил за руку. Вся компания тут же окружила подруг.
      – Гляди, жемчуг! Ух ты! А ну давай его сюда! – раздались возбужденные крики со всех сторон.
      Внезапно Элиза почувствовала, как чья-то сильная рука сжала ее локоть и потянула вбок. Обернувшись, увидела худого, нескладного юношу, почти мальчика, который, судя по всему, совсем недавно стал сбривать редкий пушок под носом и на подбородке. Он дохнул на нее смесью перегара и запаха гнилых зубов; Элизу чуть не стошнило. Она изо всех сил дернулась, стараясь вывернуться из его рук. Но не тут-то было: несмотря на свою внешнюю тщедушность, он оказался намного сильнее ее. Элиза не успела опомниться, как оказалась в его объятиях и ощутила на своих губах мокрое прикосновение его мерзкого рта, а на груди – шершавую, грубую руку, норовившую залезть за корсаж.
      Когда его пальцы дотронулись до нежной, упругой груди Элизы, она закричала что было духу и рванулась к Фифине.
      Дальнейшее произошло с невероятной стремительностью. От мечущейся в ужасе толпы отделился человек и быстрым шагом направился в их сторону. В считанные секунды он оказался рядом и схватил молодого негодяя за шиворот, затем слегка приподнял его и, тряхнув, как щенка, отшвырнул в самый центр сбившихся в кучу парней.
      – Убирайтесь! – грозно выкрикнул спаситель. – Оставьте этих женщин в покое, иначе вы до конца жизни будете жалеть, что ослушались меня!
      Парни с ненавистью смотрели на незнакомца.
      – Вон отсюда! – Мужчина встал в борцовскую стойку, и Элиза смогла немного разглядеть его (правда, лишь со спины) – высокий стройный брюнет. – Клянусь, у меня хватит сил всех перекалечить! – Бицепсы, обтянутые дорогой тканью сюртука, заходили ходуном.
      Парни, не заставив себя долго ждать, бросились врассыпную. Тогда Элиза подошла к своему спасителю и собралась уже поблагодарить его за помощь, но слова застыли у нее на губах.
      – Это… вы!
      – Да, это я.
      – Но… но это невероятно!
      Лицо Риордана Дэниелса было перемазано сажей, на щеке краснел свежий глубокий рубец, из которого сочилась кровь.
      – С вами все в порядке? – спросил он. Страшное бедствие, скитания по ночному городу, столкновение со шпаной вызвали у Элизы глубокое потрясение, поэтому в ответ на свой участливый вопрос Риордан выслушал полную досады и раздражения тираду:
      – Нет, представьте себе! Со мной не все в порядке! О каком порядке вы можете говорить, если на месте моего магазина в скором времени будет дымящееся пепелище, а я сама на ваших глазах была почти изнасилована пьяными молокососами, которые… – Тут Элиза бросила взгляд на лежащий недалеко от Риордана сейф и злобно прищурилась: – Вы что же, тоже мародер?
      – По-вашему, я похож на мародера?
      – Кто вас знает!
      Их глаза встретились, и в тот же миг между ними возникло странное, но очень сильное ощущение близости. Через секунду оно прошло. Риордан схватил Элизу под руку и потащил за собой. Фифина, не помнящая себя от страха, засеменила сзади.
      – Не говорите глупостей. Никакой я не мародер, и вы это прекрасно знаете. У меня есть сейчас дела поважнее, чем шататься по шляпным магазинам. Пойдемте.
      – Что?! Пойти с вами? С человеком, который разорил и погубил моего отца?
      – Да, черт возьми, со мной! Если, конечно, вы не хотите сгореть здесь заживо.
      – Я… не хочу.
      – Посмотрите туда, в конец улицы. – Риордан до боли сжал ей руку. – Весь город охвачен огнем. Через некоторое время на этом месте, где мы сейчас стоим, останутся обуглившиеся руины. Так что пойдемте скорее, не то будет поздно. Я вас выведу отсюда.
      – А как же ваш сейф? Неужели вы бросите его только для того, чтобы спасти двух беззащитных женщин?
      – Я возьму его с собой. В случае необходимости его можно в любую минуту бросить, но я все же постараюсь вынести из огня свои бумаги. Ну что, вы идете или нет?
      На какое-то мгновение Элиза растерялась. С одной стороны, она не могла принять помощь от своего врага, но с другой – ей хотелось жить! Ей хотелось счастья, любви, богатства, власти, материнства – всего, что щедро дарит человеку его земное существование.
      Она инстинктивно почувствовала, что человек, рядом с которым она находится, может помочь ей. Он силен и умеет бороться – если кто-нибудь и в состоянии спасти ее, так это только Риордан.
      Но сама она тоже не слабохарактерная жеманница! Элиза наклонилась и взялась за один из углов сейфа.
      – Нет! – резко возразил Риордан. – Это слишком тяжело для вас.
      – Ерунда. Все, что под силу вам, под силу и мне.
      – Как хотите. Все равно вы скоро устанете. Беритесь.

* * *

      Они шли на восток, к берегу озера Мичиган. Элиза не сдавалась и продолжала тащить сейф, хотя у нее разламывалась спина и руки уже не выдерживали непомерного напряжения. Стиснув зубы, она проклинала все на свете, и прежде всего Риордана, не хотевшего бросить сейф по примеру многих, вынужденных в спешном бегстве расставаться с дорогими вещами – чемоданами, картинами, позолоченными зеркалами и канделябрами, в изобилии валявшимися на улицах.
      Но она ни за что на свете не доставит ему удовольствие видеть ее слабость и беспомощность! Она будет тащить этот чертов ящик столько, сколько потребуется. Полчаса, час, вечность…
      Прошло еще немного времени, и Элиза ощутила, как реальность превратилась в жуткий кошмар. Поистине они спустились в преисподнюю. Дымовая завеса слепила глаза и не давала дышать, а кровавые снопы искр прожигали одежду до дыр. Сущий ад!
      – Скорее, Элиза, поторопитесь! – безжалостно подгонял ее Риордан.
      Он был неумолим, и в конце концов Фифина не выдержала и, рыдая, повалилась на землю.
      – Я устала. Я не могу дальше идти, – бормотала она.
      – Все устали! Весь Чикаго устал! Вставайте! – Они обходили пылающие завалы. Продирались сквозь огненные дебри, оставляющие на коже черные язвы ожогов. Прямо на тротуаре лежал пожилой мужчина, очевидно, умерший от сердечного приступа. Риордан не дал женщинам даже остановиться и подойти к нему.
      Элиза не представляла себе, сколько прошло часов, прежде чем они вышли на берег озера, где уже собралась огромная толпа беженцев, превратившаяся в безумное, утратившее человеческий облик стадо, движимое единственной мыслью – выжить.
      Некоторые торопливо закапывали себя во влажный песок по плечи, боясь, что пожар настигнет их и здесь. Другие входили в воду, высоко держа на руках маленьких детей.
      – Мы… нам некуда больше бежать, – вконец обессилев, пробормотала Элиза, выпуская из рук свой край металлического ящика.
      «Его можно закопать на берегу, здесь он будет в безопасности. А потом, не медля, надо войти в озеро, как делают остальные», – подумала Элиза.
      Но Риордан, как будто прочитав ее мысли, отрицательно покачал головой. Его лицо превратилось в суровую, окаменевшую маску, исчерченную глубокими морщинами горя и страдания. Он молча показал рукой на озеро. Элиза обернулась и увидела картину, от которой волосы у нее встали дыбом: беженцы все прибывали, им не было числа. Они входили в воду, тесня уже стоящих там к середине озера. Люди, толкаясь, захлебывались и, пытаясь спастись, хватали друг друга за одежду, топя себя и других. Над водной гладью неслись крики, стоны, женский визг и плач детей.
      – Все они в конце концов погибнут. Пошли. Надо намочить одежду в воде и идти дальше вдоль побережья на юг до тех пор, пока не окажемся в полной безопасности.
      – Но…
      – Это решено, Элиза. Я намерен спасти всех нас, а заодно и результаты труда всей своей жизни.
      Риордан нагнулся, легко поднял сейф и взвалил его себе на плечо.
      Стыдясь собственной слабости, Элиза покорно поплелась за Риорданом, по щиколотку утопая в рыхлом песке и волоча за собой еле живую Фифину. На нее вдруг снизошло странное среди всеобщей гибели чувство успокоения. Риордан Дэниелс, может быть, и безжалостный хищник, но плечи его сделаны из камня. Он спасет их всех! А потом… Впрочем, главное – он спасет их!
 
      Уже брезжил рассвет, когда они наконец оказались за пределами досягаемости огня. Позади лежал Чикаго – сплошное пепелище, мертвая пустыня, исторгающая клубы черного зловонного дыма, который поднимался в сереющее небо и окутывал его маревом до самого горизонта. Они дошли до самой отдаленной окраины города, не тронутой стихией. Здешние обитатели, несмотря на ранний час, выходили на улицы и с удивлением смотрели на дымовую завесу, сквозь которую едва пробивались первые лучи солнца. Эти счастливчики и понятия не имели о том, какой страшной выдалась прошедшая ночь для тысяч их сограждан.
      Риордан остановил фургон торговца мануфактурой, заплатил вперед извозчику, испуганно таращившемуся на их закопченные лица и прожженную одежду, и попросил его помочь погрузить тяжелый сейф. Наконец они тронулись в путь. Фифина тихо плакала, уткнувшись в спасенную шляпку.
      Изнеможение охватило Элизу, и поэтому не было сил сопротивляться, как невозможно бороться с действием опия, лишающего тела чувствительности, а сознание – ясности.
      «Мы живы», – в какой-то полудреме услышала Элиза свой собственный бесцветный голос. Она утопала в мягком кожаном сиденье; ее раскачивало из стороны в сторону от усталости. Неожиданно Риордан обнял ее за плечи и притянул к себе, его губы прижались к ее губам – беззастенчиво и властно. Так требуют справедливой награды солдаты, одержавшие победу в жестокой битве.
      А затем он, торжествующе сверкая глазами, воскликнул:
      – Да, мы живы, черт побери! Мы выбрались из этого пекла! И даже спасли мои бумаги.
      – Пожалуйста…
      Она слабо попыталась отстраниться от своего спасителя, прекрасно понимая, что поцелуй всего лишь выражение радости и ликования по поводу чудесного спасения. Но он не дал ей этого сделать. Во второй раз прикосновение его губ было мягче, нежнее и настойчивее. Элиза безотчетно ответила на его поцелуй и почувствовала, как по ее телу распространяется сладкое, терпкое тепло.
      Казалось, время остановилось для них обоих, Элиза растворилась в неведомой ей доселе истоме; ночной пожар, тряский фургон и плачущая Фифина исчезли, остались их соприкасающиеся губы, горячая близость тел, восторг и… страх. Страх разрушить это волшебное мгновение…
      Но вот Элиза откинулась. на спинку сиденья и, прислушиваясь к глухим, тяжелым ударам своего сердца, принялась смущенно рассматривать обгоревшую юбку и руки, испачканные сажей. Ни за что на свете она не смогла бы сейчас взглянуть на Риордана.
      Он назвал извозчику адрес, и тот резко взмахнул кнутом. Фургон еще быстрее покатился по узенькой улочке…
      Глаза Элизы слипались от усталости. Она не находила в себе силы оттолкнуть сильную, надежную руку, обнимавшую ее за талию. Вконец обессилев, Элиза бессознательно доверилась Дэниелсу. Теперь ей хотелось только одного: чтобы ее окружили заботой и уютом.
      – Ну вот и хорошо, – тихо прошептал Риордан. – Положите голову мне на плечо. Вы очень упрямое маленькое создание, Элиза. Подумать только, тащить этот тяжелый ящик так долго и ни разу не пожаловаться на усталость… Отдохните, вздремните немного…
      Элиза отрицательно покачала головой и через мгновение обнаружила, что Риордан несет ее на руках вверх по широкой лестнице с мраморной балюстрадой. Но она закрыла глаза, полностью доверяясь своему спасителю.
      Неужели она так крепко заснула, что не почувствовала, как они приехали? И где Фифина?
      Элизу охватило беспокойство, правда, через секунду исчезнувшее без следа, вытесненное всепоглощающей, нечеловеческой усталостью.
      – Вам необходимо отдохнуть, – едва слышно сказал Риордан.
      Его голос оказался таким тихим и мягким, что Элизе вдруг показалось, будто она слышит его сквозь сон – в яви нет места таким нежным звукам. С тех пор как умер папа, Элиза не испытывала такой заботы по отношению к себе. Ее веки отяжелели и приоткрылись лишь в тот момент, когда она почувствовала, что проваливается в пуховое облако перины.
      – Ну вот, – сказал Риордан, накрывая ее пледом. – Все хорошо. Не волнуйтесь, вы в безопасности. Я обещал вас спасти и спас. – В его тоне промелькнула легкая насмешка, или Элизе это просто показалось? – Ваше платье порвано и испачкано. Я позову горничную, она поможет вам что-нибудь подобрать. О Фифине не беспокойтесь, о ней тоже позаботятся.
      – Нет, – пробормотала Элиза, пытаясь сопротивляться вдруг навалившейся на нее непреодолимой сонливости. – Мне не нужна горничная, я сама разденусь.
      Ее рука потянулась к вороту платья, оттопыренному драгоценностями, и, едва коснувшись пуговиц, бессильно упала на постель.
      – И все-таки я позову горничную, – повторил Риордан.
      Он вышел за дверь, и Элиза мгновенно провалилась в глубокий сон, сквозь забытье чувствуя на себе умелые руки, освобождающие ее от одежды.
 
      Когда же Элиза приоткрыла глаза, чтобы поблагодарить горничную, то увидела рядом вовсе не служанку, а самого Риордана. Он спокойно и медленно раздел ее, потом смочил в теплой воде мягкое полотенце и стал омывать ей лицо, руки, грудь.
      – Не волнуйтесь, Элиза. До вас я видел женщин, так что вы меня не смущаете. Я хотел позвать горничную, но все слуги до предела изнурены и спят. Они всю ночь дежурили на крыше с ведрами, поливая ее водой, ради спасения моего дома. Было бы безобразием разбудить их сейчас. Однако, согласитесь, совершенно недопустимо оставить вас спать в таком виде. Мало того, что вы вся в саже и копоти, на ваших руках и ногах не осталось живого места от ожогов.
      Элиза застонала и попыталась прикрыться пледом, но безуспешно, Риордан продолжал омывать ее.
      – Вы великолепны, Элиза. Ваше тело прекрасно. Вряд ли ожоги оставят на нем следы: платье все же защитило вашу кожу от искр.
      Во всем этом было что-то неправильное, безумное. Элизу словно околдовали, заставив забыть о стыде и добропорядочности. Прикосновения Риордана оказались нежны и целебны, как бальзам, снимающий усталость и облегчающий душу.
      В какой-то момент, словно против своей воли, Риордан, глухо застонав и сбросив с себя одежду, опустился рядом с ней на перину, и Элиза безотчетно прижалась к его обнаженному телу, внезапно ощутив всю силу неведомого ей желания.
      Его руки медленно наслаждались бархатной нежностью ее кожи; его долгие страстные поцелуи сводили Элизу с ума. Когда же губы Риордана стали настойчиво ласкать девичью грудь, Элиза затрепетала, как натянутая струна. Пылающее томление, требующее самой последней близости, вспыхнуло в ней с неимоверной силой.
      – О Господи… Элиза…
      Риордан с силой прижал ее к себе, держа обеими руками за бедра. Элиза тонула в океане его страсти, возбуждаясь все сильнее и сильнее. Ее слабость исчезла без следа, уступив место приливу необузданной страсти.
      Их голоса слились в единый восторженный стон. Его поцелуи, каскадом обрушившись на ее тело, довели Элизу до исступления. Не выдержав сладостной муки, она закричала и медленно развела колени…
      У Элизы никогда раньше не было возлюбленного. Она впервые испытала сильное, настойчивое давление разгоряченной мужской плоти. Когда Риордан проник в нее, Элиза в первый момент испугалась. Но страх исчез так же внезапно, как и возник: осталось лишь ликующее наслаждение. Она двигалась в такт ему, отвечая на его пыл покорностью и нежностью ласк.
      Его могучее тело накрыло ее собой, но Элиза не чувствовала тяжести, предавшись восторгу единения – полному обладанию и бесконечному забвению себя. И эта радость все увеличивалась, разрасталась, становясь неподвластной ей.
      Она услышала дикий, глухой стон Риордана, его тело била крупная дрожь неистового, животного наслаждения, и, словно растворяясь в нем, Элиза целиком отдалась захлестнувшему ее экстазу, не в силах больше сдерживать своего собственного исступленно-восторженного крика.
 
      Они спали; час или дольше, Элиза не помнила. Она покоилась в его нежных объятиях, тесно прижавшись к нему всем телом, и безмятежно дремала, пока какой-то резкий звук не разбудил ее.
      Показалось, что за дверью в коридоре послышался голос Фифины. Элиза села на кровати, и жестокая реальность вступила в свои права, принося с собою страшное осознание: Элиза Эмсел была вместе с Риорданом Дэниелсом! Элиза Эмсел лежит в его объятиях, в его постели, в его доме!
      Она предала своего отца! И самым подлым образом – осквернила его память, отдавшись телесному наслаждению с его убийцей.
      Элиза резко отшатнулась от сильного, красивого мужского тела, как от ядовитой гремучей змеи. Что она наделала? Ведь это тот самый человек, который довел Авена до отчаяния и смерти, который отобрал у нее все состояние, принадлежащее ей от рождения. Элиза была в ужасе от содеянного.
      Риордан проснулся и коснулся ее руки:
      – Элиза, что встревожило тебя? Я…
      – Не трогайте меня! – Она оттолкнула его руку и, вскочив с постели, судорожно принялась натягивать на себя обгоревшие лохмотья, в которые превратилось ее платье.
      – Весь город в огне. Куда вы намерены идти? – Риордан тоже поднялся и стоял перед Элизой совершенно обнаженный. В его тоне звучало недоумение.
      – Ах, оставьте! – Элиза резко развернулась и выбежала в коридор.
      Фифина ждала ее возле лестницы: некогда красивое дорогое платье модистки было изорвано и изменилось до неузнаваемости; в руках она по-прежнему держала ту самую шляпку, которую вынесла из огня.
      – Элиза! Где вы были? Я заснула… потом проснулась… – Француженка все еще не могла оправиться от потрясения.
      – Пошли, Фифина, мы не можем здесь дольше оставаться. Нам надо идти. – Элиза говорила отрывисто, резко, почти грубо.
      – Но…
      – Нам надо идти! – Элиза схватила свою компаньонку за руку и потащила вниз по лестнице.
      Куда им идти? Что делать? Оставив позади фешенебельный район, где жил Риордан Дэниелс, они попали в лабиринт грязных, узеньких улочек, промышленно-торговых кварталов, застроенных фабриками, скотными дворами и бедными лачугами. Отчаянная злость на себя уступила в душе Элизы место смятению.
      Вокруг них теснились толпы таких же несчастных бездомных людей, как они сами. Голодные, уставшие дети плакали на руках беспомощных матерей. Дряхлые старики валились на землю от изнеможения.
      Судя по числу беженцев, пожар уничтожил по меньшей мере пол-Чикаго.
      Интересно, что осталось от их с Фифиной дома? Почти наверняка ничего, кроме груды обугленных балок и черного пепелища. Дом Мальвы тоже находился неподалеку оттуда и скорее всего сгорел. Где она теперь? Удалось ли ей спастись?
      Что с ними со всеми будет?.. В первую очередь нужно позаботиться о крыше над головой. Элиза и подумать не могла, что сможет ночевать прямо на улице, вроде семьи, расположившейся неподалеку от них на тротуаре около чудом уцелевшей стены какого-то дома.
      На мгновение она пожалела о своей опрометчивой вспыльчивости, заставившей ее бежать из особняка Риордана Дэниелса. По крайней мере он мог бы позаботиться о них. Но она немедленно отогнала эту мысль прочь. Элиза Эмсел никогда не примет его помощи, а его милостыни тем более.
      Женщины остановились около уличной колонки, чтобы смочить горло. Элиза жадно пила воду из ладоней, думая о том, что никогда в жизни не пробовала ничего вкуснее. Она с наслаждением умылась, смывая не пыль, но следы ненавистных поцелуев.
      И вдруг Элиза вновь воспрянула духом. У них есть место, куда они могут пойти, – дом Мэта Эберли в восточной части города и, значит, скорее всего уцелел.
      Вне всякого сомнения, Мэт с радостью примет их. Трудность заключалась лишь в долгой, изнурительной дороге – ноги болели от усталости и плохо слушались. Вот бы сейчас нанять извозчика, как это удалось Риордану!
      – Элиза! Элиза… О Господи, да я чуть с ума не сошел от беспокойства за вас. – Мэт всплеснул руками при виде двух изнуренных женщин, появившихся на пороге его дома.
      – Мы не смогли нанять кеб, очень много беженцев на улицах. Все погибло, Мэт. Все сгорело – дом, магазин, все. – Элиза печально улыбнулась.
      – Дорогая, дорогая моя, какое счастье, что вам удалось спастись! Входите, входите же! Мы уже приютили несколько несчастных семей. Будет немного тесно, ну ничего. Разумеется, вы останетесь здесь и получите все необходимое. Мама обрадуется, увидев вас живой и невредимой.
      Дом Эберли полностью соответствовал человеку его достатка: несколько гостиных, заставленных тяжелой мебелью и отделанных дубом, резная лестница темного дерева, ведущая на второй этаж, в коридор которого выходят спальни. Мэт провел их в холл, где Элиза увидела сваленный на полу домашний скарб, вероятно, принадлежавший семьям беженцев. Откуда-то сверху доносился детский плач.
      – Рада видеть вас в добром здравии, – сказала Ида Эберли, вышедшая навстречу своим новым гостям.
      – Благодарю вас, – ответила Элиза.
      Взгляды женщин пересеклись. Иде было шестьдесят пять, она по-прежнему сохраняла горделивую осанку светской красавицы, ее песочного цвета волосы едва тронула седина. Сначала она благосклонно отнеслась к желанию сына жениться на Элизе, но с момента краха Авена Эмсела и открытия шляпного магазина ее мнение на этот счет резко переменилось.
      – Если я не ошибаюсь, у нас осталась наверху одна гостевая комната, – сдержанно сказала Ида. – Она небольшая, но, думаю, вполне подходящая для вас и вашей горничной.
      – Огромное спасибо, – ответила Элиза. – Но только Фифина Дежарден – моя служащая, а не горничная.
      – Вероятно, вы хотите сказать – бывшая служащая, – не без легкого сарказма уточнила миссис Эберли. – Ваш магазин сгорел, мисс Эмсел, и я надеюсь, что хоть это подвигнет вас вновь занять в обществе подобающее вам положение. Для девушки из порядочной семьи это самое главное. – Она назидательно подняла указательный палец вверх. – Комната на втором этаже направо по коридору в вашем распоряжении. Я прикажу горничной принести полотенца и белье.
      – Благодарю вас, – выдавила из себя Элиза. Женщины поднялись наверх. В комнате помещались две огромные кровати с пуховыми перинами и гарнитур из канадского клена. Неужели они наконец обретут долгожданный покой?

      Позже выяснилось, что причиной пожара стала керосиновая лампа, которую сбила копытом корова на скотном дворе, принадлежавшем Патрику и Катарине О'Лерей. Пламя мгновенно охватило сам хлев и быстро перекинулось на соседние постройки: день, как назло, оказался очень ветреным.
      Великий Чикагский Пожар полыхал около двадцати девяти часов. Ни о какой борьбе с ним при помощи техники не могло быть и речи. Он погас только на следующее утро, когда хлынул настоящий ливень, прибивший разбушевавшееся пламя к земле. С огнем было покончено в течение нескольких часов, лишь угольные кучи в порту еще долго тлели, коптя небо черным дымом.
      Элиза проспала долго, измотанная кошмарными событиями злополучной ночи. Проснувшись на закате следующего дня, она привела себя в порядок – спасибо гардеробу Иды – и спустилась вниз.
      На первом этаже весело играли дети, оглашая радостными криками весь дом. Генри и Джулия, дети Мэта, не скрывали своего восторга по поводу появления у себя в доме такого количества сверстников – со вчерашнего дня здесь жили четыре семьи беженцев.
      Дети играли в «пожар». Стихия произвела на них неизгладимое впечатление. Не понимая, сколько горя принес огонь, ребятишки радовались тому, что сгорела школа и неизвестно когда возобновятся занятия, а значит, можно веселиться и играть целые дни напролет.
      Генри подбежал к Элизе и, улыбаясь, громко закричал:
      – Мисс Эмсел, вы останетесь жить с нами? Как хорошо! А то все уверяют, что пожар принес одни лишь несчастья. Правда, бабушка говорит, что вы только лишняя обуза и должны отрабатывать свое содержание, раз привыкли работать у себя в магазине, но ведь это же ерунда, – с детской непосредственностью выпалил Генри. – Вы же не будете мыть полы, мисс Эмсел? Вы такая красивая и не должны заниматься грязной домашней работой.
      Элиза отделалась ничего не значащей фразой, хотя слова ребенка больно кольнули ее. Похоже, пребывание в доме Эберли будет для нее малоприятным и вряд ли длительным. Элиза ускользнула от детей и направилась в кабинет, где, по словам горничной, могла застать Мэта.
      – Мэт! – Элиза постучалась сначала тихо, потом громче, – Мэт, вы здесь?
      Он поспешно открыл дверь, явно обрадовавшись ее приходу.
      – Элиза, вы прекрасно выглядите. Снова стали похожи на себя. – Мэт с удовольствием оглядел ее с ног до головы, как будто сам приложил руку к ее перевоплощению. – Я не позволил маме будить вас. Вы столько пережили за ту страшную ночь, что было бы кощунством беспокоить вас, лишив возможности прийти в себя.
      – Мэт. – Элиза вошла внутрь и плотно прикрыла за собой дверь. – Мэт, ваша мама с трудом выносит меня. Я не смогу долго оставаться у вас, это неудобно.
      Мэт удивленно посмотрел на нее:
      – Да что вы, Элиза! Мама любит вас. С чего вы взяли… Дорогая, сейчас важно совершенно другое. Этот пожар оказался настоящей катастрофой, никто не мог и предположить, какие масштабы он примет. Говорят, что практически вся деловая часть города уничтожена. Водопровод, газопровод, церкви, дома, магазины. Это невероятно! Сотни страховых компаний разорены, среди них много моих клиентов…
      Элиза молча смотрела на Мэта. О чем он думает? Какие страховые компании? Но Мэт, озабоченно наморщив лоб, продолжал свою речь.
      – Я должна выяснить, что с Мальвой, – не выдержала Элиза. – И с теми людьми, которые работали в моем магазине. С Неллой, с Билли, со всеми другими.
      – Но пожар до конца не потушен. В городе все вверх дном. Страховые компании на грани банкротства. Я совершенно не вижу возможности для них начать выплату по обязательствам…
      Мэт снова оседлал своего любимого конька, а Элиза, наблюдая за ним, с необычайной ясностью поняла, какой будет ее жизнь, если она останется в этом доме: Мэт, безостановочно разглагольствующий о делах, и его матушка, отношения с которой уже более чем натянутые. Но, с другой стороны, как, в сущности, ничтожны все эти мелкие проблемы и трения по сравнению с тем, что тысячи людей в Чикаго лишились жизни или остались без крова.
      Мэт наконец вспомнил об Элизе и снова обратился к ней:
      – В любом случае я рад, что вы оказались здесь. У вас будет все необходимое. Еще одна комната, одежда… Я полностью в вашем распоряжении.
      – Спасибо, Мэт, но не стоит так беспокоиться. Я останусь здесь ненадолго и при условии, что смогу отработать свое содержание. Ваш сын сказал мне, что их школа сгорела. Хотите, я буду заниматься с детьми? А Фифина неплохо шьет. Наверняка в доме есть одежда, требующая ремонта.
      – Ах, какая нелепость, Элиза! Все это совсем ни к чему.
      – И все же я настаиваю, Мэт. Мне так спокойнее. Но об одной вещи я хотела бы попросить вас. Не могли бы вы отвезти меня к моему магазину? Разумеется, когда пожар совсем потушат и появится такая возможность.
      – Но, дорогая Элиза, ваш магазин, вне всякого сомнения, превратился в кучу пепла.
      – Я догадываюсь! – Внезапно Мэт стал откровенно раздражать Элизу. – Мои служащие наверняка вернутся на это место, если им будет нужна помощь. Я хочу оставить им записку, чтобы они могли связаться со мной при необходимости. У меня осталось еще немного денег, и я охотно пбмогу им.
      – Элиза, вам не нужны деньги до тех пор, пока вы находитесь в моем доме. Дайте мне возможность опекать вас. Я готов материально помочь и вашим служащим, даже предоставить им жилье. Но прошу вас отказаться от этой поездки. Я не вправе подвергать вас опасности и необходимости созерцать ужасное зрелище. Я сам поеду туда и оставлю записку.
      Элизе показалось, что в тоне Мэта появилось излишнее покровительство. Похоже, он внутренне радовался ее новому, беспомощному положению и вынужденному пребыванию в его доме.
      – Я поеду с вами, – твердо ответила Элиза.
      – Но это безумие! Находиться на обгоревших развалинах очень опасно, тем более для женщины.
      – И тем не менее я поеду.
      – Но, Элиза…
      – Мэт, я самостоятельно выбралась из охваченных пожаром кварталов. Неужели вы думаете, что я испугаюсь какой-нибудь обгоревшей балки? Не говорите ерунды!
      Она решительным шагом вышла из комнаты, демонстрируя Мэту свою непреклонность. Ей окончательно стало очевидно: искать пристанище в этом доме было непростительной ошибкой.
      Вечером того же дня Мэт повез Элизу в западную часть города, буквально стертую с лица земли ужасным пожаром. К этому времени уже вышел специальный номер «Ивнинг джорнэл», в каждом доме, на улицах – везде читали одни и те же страшные заголовки: «Катастрофа века», «Чикаго в руинах», «Отели, банки, общественные здания, редакции газет – вся деловая часть города уничтожена свирепой стихией…»
      Уже было найдено сто двадцать тел погибших. Предполагалось, что число человеческих жертв в конечном итоге перевалит за три сотни.
      Триста человек! Эта цифра показалась Элизе огромной и непостижимой. И кроме того, она не могла избавиться от терзающего сердце беспокойства: не оказалось ли среди жертв кого-нибудь из знакомых, друзей или бывших слуг дома Эмселов? Одна только мысль об этом приводила ее в ужас.
      По крайней мере с кузиной Мальвой все обстояло благополучно. Она прислала Мэту письмо, где сообщала, что живет в доме своих друзей и спешным образом организует столовую для погорельцев.
      – Все-таки не следовало ехать со мной, дорогая Элиза. Боюсь, вам будет слишком тяжело вынести это зрелище, – сказал Мэт, подъезжая к выгоревшему кварталу, над которым расползалось резкое зловоние гари и дыма, пепла и смерти. Сотни струек черного дыма поднимались из угольных куч к серому небу. Мэт помолчал и добавил:
      – Может быть, вернемся?
      – Ни в коем случае.
      Вскоре они добрались до места катастрофы. Зловещая панорама заставила Элизу содрогнуться. Какой же силы должна быть огненная стихия, если она сровняла с землей огромные здания, расплавила металлические перекрытия, заставила камень растрескаться, а мрамор рассыпаться в прах.
      К счастью, городские власти уже приступили к ликвидации последствий пожара: повсюду сновали рабочие, разгребающие завалы, телеги вывозили мусор за окраину. Перед телеграфом выстроилась длинная вереница людей, спешаших отправить родственникам в другие города сообщения о случившемся. Посреди улицы стояла огромная бочка, из которой водовоз черпал и продавал свежую, чистую воду.
      – Вот это место, Элиза. Здесь был ваш магазин. Теперь вы удовлетворены?
      Элиза увидела вместо изящного шляпного салона груду кирпичей и зловонной мерзости, посреди которой виднелись обгоревшие куски голубого брезента, некогда служившего тентом над зеркальными, сверкающими витринами. Ни остатков медного золоченого орла, ни единого напоминания о роскошной обстановке магазина не сохранилось…
      – Ну вот, я же говорил вам, – забеспокоился Мэт. – Я предупреждал вас, что эта поездка плохо закончится. Сами посудите, какой смысл оставлять здесь известие для ваших работниц? Ни один человек не вернется на это пепелище, если, конечно, он в здравом уме.
      – Тем не менее я попытаюсь.
      Элиза достала огромный белый плакат с указанием ее теперешнего адреса и принялась пробираться через завал, аккуратно обходя дымящиеся кучи угля и груды острых осколков кирпича. Она привязала плакат толстой веревкой к неведомо как уцелевшему дверному косяку.
      – Надо надеяться, что его заметят… – начала было Элиза, но Мэт прервал ее:
      – Идите сюда. Мы уезжаем.
      Он помог Элизе сесть в экипаж и тронул лошадей, которые испуганно и норовисто рванулись вперед, словно желая поскорее покинуть это гиблое место.
      – Я надеюсь, после того, как вы своими глазами увидели руины, оставшиеся от вашего магазина, вы примете мое предложение. Выходите за меня замуж, Элиза. Вы ведь прекрасно понимаете, что это единственный выход из вашего положения.
      – Мэт, я не хочу выходить замуж ни за вас, ни за кого бы то ни было еще. Я уже говорила вам об этом. Неужели вы думаете, что пожар заставит меня изменить свое решение?
      С перекошенным от ярости лицом Мэт злобно щелкнул кнутом над головами лошадей.
      – Но это безумие! Что же вы собираетесь делать? Как в таком случае вы намерены существовать?
      – Не надейтесь, что я соглашусь стать вашей женой за пропитание и кров! Пока я живу в вашем доме, я намерена работать и платить за свое содержание. А иначе мне придется покинуть ваш дом. Повторяю вам, Мэт, я ни от кого не приму милостыни.
      Между ними повисло тягостное молчание, длившееся на протяжении всего пути до дома Эберли. Только уже подъехав к заднему крыльцу, Мэт взял Элизу за руку и проникновенно посмотрел ей в глаза:
      – Простите меня… Моя несдержанность объясняется желанием всегда быть рядом с вами, оберегая вас от новых невзгод. Мне бы не хотелось, чтобы вы утруждали себя работой.
      – Вы очень добры, Мэт, – изо всех сил пытаясь улыбнуться, ответила Элиза.
 
      Для занятий с детьми Элизе выделили большую комнату на втором этаже, бывшую детскую. Туда внесли самодельную доску и парты со стульями для учеников. Их было пятнадцать, самого разного возраста – начиная от шестилетних и кончая шестнадцатилетними. Класс Элизы посещали соседи Эберли и двое сыновей Неллы, Клаус и Петер.
      Одна из служащих Элизы благодаря плакату, оставленному на месте сгоревшего магазина, разыскала ее спустя несколько дней.
      – Мисс Эмсел, о мисс! – рыдала Нелла, обнимая Элизу. – Когда я увидела ваш плакат, я так и обмерла, а потом плакала, плакала… У меня не хватает слов выразить, как я вам благодарна. Вы спасли всех нас, просто спасли.
      – Вы преувеличиваете, Нелла, – возражала Элиза, тронутая до глубины души. – Вы и без меня прекрасно бы обошлись.
      – Нет, нет, что вы, мисс!
      Но, к сожалению, про остальных вдове-немке ничего не было известно. Оставалось только надеяться на то, что они не оказались в числе погибших.
      Ида Эберли обычно заглядывала в класс Элизы дважды в день. Если кто-нибудь из детей шалил сверх меры, она хмурилась, и порядок немедленно восстанавливался.
      – Вам, наверное, трудно. Вы ведь не получали педагогического образования, – вроде бы посочувствовала она Элизе. – Ваши знания истории весьма поверхностны, а греческого и латыни вы вообще не знаете. Хотя… – добавила Ида Эберли со снисходительной улыбкой, – надо полагать, что в математике вы действительно сильны, раз занимались коммерцией.
      – Да, вы правы, – спокойно заметила Элиза.
      Ида сухо кивнула, не осмелясь выразить своего неудовольствия более явно, поскольку знала: Элиза пользуется горячей поддержкой и покровительством Мэта.
      – Ну да ладно. Следите за тем, чтобы дети вели себя тихо. По крайней мере так они хоть чем-то заняты. А это лучше, чем постоянная беготня по дому и оглушительные крики. С тех пор как у нас появилось вдвое больше детей, я не представляю, как бы мы обходились без вашей иммигрантки, согласившейся присматривать за ними.
      Элизе с большим трудом удавалось обучать столь разновозрастных учеников одновременно. Кроме того, в ее обязанности входило следить за ведением домашнего хозяйства. Она поневоле выкинула из головы тревожащие мысли о человеке, спасшем ее от смертельной опасности, о мужчине, чьи сильные руки и нежные, требовательные губы заставили ее предать своего отца.
      В конечном счете, внушала себе самой Элиза, ей еще очень повезло найти пристанище в доме Эберли. Ведь у нее есть прекрасный кров, в то время как тысячи людей вынуждены жить в палатках. У нее даже появилось несколько новых платьев, на покупке которых настоял Мэт, уверяя, что не может видеть на Элизе обносков своей матери.
      Мэт ежедневно возвращался домой с новостями. От него Элиза узнала, что по какому-то чудесному, счастливому стечению обстоятельств их бывший особняк уцелел, завод Эмсела тоже не пострадал. Мэт рассказывал о появлении в начисто уничтоженной деловой части города наспех сколоченных лачуг и бараков. А магазинчики и торговые лавки, по его словам, вырастали как грибы после дождя. У. Д. Керфут, бывший крупный торговец недвижимостью, на двери своей хибары прибил плакат: «Все потеряно, кроме жены, детей и воли к жизни».
      Предприниматели ринулись откапывать из груды тлеющих углей свои металлические сейфы. Мэт своими глазами видел, как шипела и превращалась в клубы белого пара мичиганская вода, которой обливали сейфы.
      В городе ввели военное положение; повсюду были развешаны предупреждения о том, что мародерство будет караться расстрелом на месте.
      Предприимчивые торговцы начали быстро сколачивать капиталы на продаже питьевой воды, поскольку городской водопровод вышел из строя. Кое-кто принялся за изготовление и продажу сувениров, связанных с Великим Пожаром. Это оказалось чрезвычайно выгодно: от покупателей не было отбоя. Весь Чикаго наводнили толпы туристов, ради которых муниципальные власти даже разработали специальный экскурсионный маршрут по наиболее «живописным» местам пережившего катастрофу города.
      Дамские благотворительные общества по всей стране необычайно активизировались: в Чикаго бесконечным потоком шли грузовые составы с продовольствием, одеждой, предметами первой необходимости. Президент Грант лично выслал чек на тысячу долларов.
      Элизе больше всего хотелось выбраться из тесных стен на волю и участвовать в захватившей всех и каждого кипучей деятельности.
      – Это потрясающе, должна тебе признаться, дорогая Элиза, – восторженно говорила Мальва, приехавшая с визитом к своей кузине в первых числах ноября. Она привезла с собой целый ворох сплетен, известий о друзьях и знакомых. Выяснилось, например, что пышная блондинка Корделия повела себя во время пожара как настоящая героиня: она вытащила из горящего дома двух своих младших сестренок, а потом вернулась и вынесла на руках любимца всей семьи – огромного персидского кота.
      – Нет, Элиза, это потрясающий город! Здесь живут удивительные люди! – восхищалась Мальва. – Вот увидишь, не долго Чикаго лежать в руинах. Если б ты видела, что творится на улицах. Завалы расчищаются с необыкновенной быстротой. Ты знаешь, скоро собираются пустить конку!
      – Не может быть!
      – Вообрази только, посреди всего этого хаоса у нас будет постоянное транспортное сообщение! Представь себе, я полна какой-то неистребимой энергии. Странно, но несчастье делает человека сильнее, правда? И сейчас я ощущаю себя полезной, как никогда. Моя столовая кормит ежедневно до тысячи человек. И знаешь, заниматься ею гораздо приятнее, чем давать балы. А ты что делаешь теперь?
      – Даю уроки детям, лишившимся школы.
      – Замечательно! Но я совершенно не понимаю, как Мэт позволил тебе этим заниматься. Это ведь работа гувернантки.
      – Я настояла сама. Не хочу жить в его доме из милости. Мне это неприятно. И потом, Мэт начинает уж очень покровительственно относиться ко мне. Кажется, он воспринимает мое присутствие в доме неправильно. Я не намерена оставаться здесь долго.
      – А по-моему, тебе следует серьезно подумать о Мэте как об очень хорошей партии. Он положительный, благородный человек. И главное, ни для кого не секрет, он любит тебя. Так что, может быть, пожар послужил на пользу вашим с ним отношениям и судьба не случайно свела вас вместе под одной крышей.
      – Мальва, когда же это наконец кончится! Пожалуйста, оставь свои попытки выдать меня замуж! В этом городе нет человека, с которым я бы хотела связать свою жизнь. И уж конечно, им не может быть скучный, навязчивый Мэт.
 
      После отъезда Мальвы Элиза, оставив своих учеников на попечение заботливой Неллы, вышла из дома. Ей было необходимо побыть одной.
      Элиза торопливо шла по улице, вдоль которой за сплошной железной оградой выстроились особняки, счастливо избежавшие злой участи, постигшей тысячи домов в городе. Она полной грудью вдыхала сладкий, бодрящий аромат ранней осени.
      Впервые за несколько недель, проведенных в доме Мэта, у Элизы появилась возможность вырваться на свободу. Похоже, она сознательно погрузилась в работу с головой, только бы избавиться от тягостных мыслей, терзающих ее душу. Папа умер, магазин сгорел, сама она поддалась бесстыдному влечению к человеку, погубившему ее отца, отдав ему свою невинность. Но если быть до конца честной, то приходится признать, что в объятиях Риордана Дэниелса она испытала настоящее, ни с чем не сравнимое счастье. От этой мысли Элиза вздрогнула, зябко поежилась и пошла быстрее.
      Свежий вечерний ветерок, пробегая вдоль улицы, поднял пригоршню сухих листьев вперемешку с серым пеплом и закрутил их в маленьком вихре. Мысли Элизы так же стремительно закружились, подгоняемые быстрой ходьбой.
      В результате пожара Элиза потеряла практически все. У нее осталось только кое-что из маминых драгоценностей, ну и, конечно, храбрость и целеустремленность. Кстати, чего она собирается достичь, работая в доме Эберли гувернанткой, терпя покровительство Мэта и недовольство его матери? Какое у нее может быть будущее в доме Мэта, кроме свадьбы с ним? А разве это ей надо в жизни?
      Зеленщик, понукавший уставшую, тощую клячу, вытаращился на высокую хорошо одетую девушку, гуляющую в полном одиночестве. Не обращая на него внимания, Элиза плотнее завернулась в накидку, ругая и понося себя на чем свет стоит. Она предала папу не тогда, в безумную ночь Великого Пожара, а гораздо раньше.
      Да, это правда! Испугавшись богатства и могущества Риордана Дэниелса, она не осмелилась сразу бросить ему вызов. Она спряталась в свой шляпный магазинчик, как улитка в раковину, оправдываясь тем, что ей нужны время, капитал и умение пускать его в оборот, чтобы вступить в борьбу с Риорданом. И что же? Теперь она в доме Мэта, и снова у нее есть причина отложить вызов на поединок!
      Но в этот ноябрьский вечер Элиза почувствовала себя необыкновенно сильной и свободной.
      «Верни завод Эмсела, Элиза, – так просил ее отец в своем последнем письме. – Верни его, если сможешь. И помни, я очень люблю тебя…»
      Элиза круто развернулась и пошла назад. У нее уже начал появляться план дальнейших действий.
      Элиза, утопая в мягком кожаном сиденье нового фаэтона Мэта, ехала по направлению к особняку Дэниелса.
      Экипаж лихо свернул в фешенебельный квартал и остановился напротив дома Риордана, который теперь показался Элизе еще больше, чем в первый раз. На крыше виднелось несколько обугленных, почерневших пятен, залитых водой слугами Дэниелса, спасшими в ту страшную ночь его дом от пожара. Мраморные плиты, которыми был облицован фасад, ярко сияли в лучах холодного солнца, заливающего землю волшебным светом хрустальной осенней сказки.
      – Мисс, это здесь, – сказал, кучер и помог Элизе спуститься на землю. – Вас ожидают?
      Элиза на мгновение смутилась. Нет, ее не ожидают. Впервые со вчерашнего дня ее посетили сомнения и нерешительность. Не совершает ли она ошибки этим визитом? Своим желанием бросить вызов человеку, могущество которого распространяется за пределы самой безудержной фантазии? Может быть, уйти, пока не поздно? Последовать совету Мэта Эберли и оставить Дэниелса в покое, уступить ему завод Эмсела и не мстить за отца?
      – Мисс. – Кучер, нетерпеливо переминаясь, вновь обратил внимание Элизы на себя. – Прикажете подождать?
      – Я… Да, пожалуйста, подождите.
      Голос Элизы обрел твердость. Нельзя, нельзя же в конце концов обнаруживать свой испуг и замешательство перед слугой!

      В очередной раз Элизе пришлось выносить на себе пристальный, испытующий взгляд надменного привратника, с подозрением изучающего кружевной вырез ее шелкового платья.
      – Мистер Дэниелс занят. Он не принимает, – сурово объявил наконец лакей.
      – Меня он примет. Я пришла именно по делу.
      – Что?
      – По делу, – холодно повторила Элиза. Лакей нехотя посторонился и пропустил ее внутрь. Ждала она совсем недолго.
      – Я не верю своим глазам!
      Элиза обернулась и увидела Риордана, который тихо вошел в комнату и, прислонившись к дверному косяку, удивленно и весело разглядывал ее. У Элизы перехватило дыхание: настолько ошеломляюще обворожителен был этот мужчина.
      Риордан усмехнулся:
      – Неужели это та самая мисс Эмсел, гордо отказавшаяся от моего крова и умчавшаяся в предрассветную даль вместе со своей подругой?
      Элиза почувствовала, что ее лицо и шею заливает краска смущения.
      – Я… я сочла это единственно возможным для себя.
      – Вот как? Значит, вы сознательно предпочли присоединиться к толпе беженцев и жить в палатке тому, чтобы терпеть мое общество?!
      Элиза упрямо поджала губы и принялась сосредоточенно разглядывать обстановку библиотеки, несколько изменившуюся во время ее отсутствия. Роскошная мебель теперь была сдвинута к стенам, уступив место беспорядочному нагромождению коробок и ящиков. На длинном столе были навалены кипы бумаг, частью обгоревших и пропахших дымом. Элиза с отвращением поймала себя на том, что просто свыклась с прогорклым зловонием, которым пропитана комната.
      – Как вам удалось все это спасти? – спросила она.
      – Это было непросто. Я вместе со своими служащими несколько дней подряд ездил на пепелище, оставшееся от моей конторы, и занимался раскопками. Как видите, кое-что уцелело… – Он нахмурился. – Но хватит об этом. Что вас привело ко мне, мисс Эмсел? Я очень занят, у меня нет времени на пустые разговоры.
      Риордан как нельзя более ясно намекнул, что ее присутствие мешает ему, отвлекает от работы! Элиза вспыхнула, но, собравшись с духом, медленно выговорила:
      – Для меня давно не секрет ваша чрезвычайная занятость, именно поэтому я и пришла. Я могла бы помочь вам.
      Риордан удивленно приподнял бровь и испытующе посмотрел ей прямо в глаза:
      – Интересно, каким образом?
      – Ну, я не знаю… Я могла бы помочь вам привести в порядок бумаги после пожара, – сказала Элиза смущенно. Риордан подозрительно, даже враждебно смотрел на нее – неудивительно, что люди робеют в его присутствии. – Я пришла просить у вас работы.
      – Работы?!
      – Я буду стараться, клянусь. Я смогу работать усерднее, чем любой другой человек на моем месте. Я обязательно научусь всему, что знаете и умеете вы.
      – Вы хотите получить работу. Вы хотите всему научиться. – Риордан медленно произнес эти слова так, словно в них заключалась фантастическая идея. Элиза, задетая до глубины души такой издевкой, сказала:
      – А что в этом странного? Вам раньше не приходилось принимать людей на работу? И кстати, помимо того, что я окончила пансион миссис Соме, у меня есть опыт ведения собственного дела. И вам это прекрасно известно.
      – Вы имеете в виду продажу шляпок? – Он усмехнулся.
      – Да, и я не понимаю, почему вас это так веселит. По-моему, вполне достойное занятие, и…
      – Прошу меня извинить, – снова улыбнулся Риордан. – Я не хотел вас обидеть. Поймите, вы первая женщина, которая просит у меня работу, если не считать домашней прислуги. Не стоит меня винить в том, что я немного обескуражен. Тем не менее я должен ответить вам отказом.
      – Но…
      Риордан, шагнув к Элизе, церемонно откланялся:
      – Мои сотрудники работают по двадцать четыре часа в сутки, чтобы как можно скорее разобраться с завалом бумаг. Я должен быть вместе с ними. Извините, мисс Эмсел, но я не располагаю больше временем продолжать этот разговор. Лакей проводит вас.
      Он выпроваживает ее как навязчивого разносчика! Это неслыханно! Сначала этот человек покрывает поцелуями и ласками ее обнаженное тело, а потом отмахивается, как от назойливой мухи, делая вид, что ничего не было.
      – Нет, я не уйду. С места не стронусь, пока вы не выслушаете меня.
      – Мне кажется, я уже это сделал, разве не так? Повторяю вам, у меня мало времени. А посему желаю всего наилучшего.
      – Нет! Вы не должны мне отказывать. Я сообразительна, знаю математику, умею думать.
      – Такими же качествами обладают и остальные мои служащие. С той лишь разницей, что они при этом мужчины.
      – Это не важно, мистер Дэниелс! Вы передо мной в долгу.
      – Да? Интересно, за что же? – Неистовая ярость охватила ее сердце.
      – Вы сами прекрасно знаете за что! Но, если вам изменяет память, я могу напомнить. Это я вам помогла вынести из огня все эти бумаги, я тащила вместе с вами этот проклятый сейф. Одно только это стоит благодарности, не так ли? Не говоря уже о других вещах. О той ночи, которую мы провели вместе. И о моем отце.
      Лицо Риордана вдруг резко изменилось, став холодным и непроницаемым.
      – Я уже объяснял вам, вы ошибаетесь, считая меня виновником гибели вашего отца. Что же касается пожара, то за спасенные бумаги я заплатил спасением вашей жизни. А ночь… Разве вам хотелось этого меньше, чем мне? Так что, я думаю, мы квиты.
      В эту минуту Элизе больше всего хотелось стереть Риордана с лица земли. Она еле сдерживалась, чтобы не броситься на него с кулаками. Однако вместо этого она совершенно спокойно сказала:
      – Ладно, оставим это. Но ваш кабинет превращен в грязную свалку. Бумаги в жутком беспорядке. А вы тратите свое драгоценное время на возню со всем этим, вместо того чтобы нанять меня в помощники и сберечь его. – Элиза гордо вздернула подбородок. – И кроме того, знайте: я не уйду отсюда до тех пор, пока не получу работу. Вы не заставите меня покинуть этот дом, разве что велите лакею вывести меня силой. Но вас это не спасет. Я все равно добьюсь своего.
      – Я в этом не сомневаюсь.
      Они исподлобья смотрели друг на друга. Но Элиза решила, что ни за что на свете не отведет глаза первой. К ее удивлению, выдерживать суровый, озлобленный взгляд Риордана оказалось не трудно. Силы и уверенности ей прибавляло огромное желание добиться задуманного. Черт бы побрал этого Риордана, она ему не уступит!
      Но незаметно в их противостоянии что-то изменилось, Элиза вдруг почувствовала себя вовлеченной в томную, сладкую пучину глубокого, бархатного взгляда. Она теряла контроль над собой, ощущала стук крови в висках, но не могла отвести глаз. Вдруг Риордан улыбнулся и тем самым спас Элизу от неминуемого поражения.
      – Бог мой, даже Сайрес Маккормик не осмеливался смотреть мне в глаза подобным образом. Откуда у вас такой металл во взгляде, мисс Эмсел? Никогда не встречал таких упрямых людей, как вы. Пожалуй, старику Смиду не удастся вывести вас отсюда, а? Непременно начнете кричать и драться?
      Насупившись, Элиза молча смотрела на Риордана, силясь справиться с дрожью в ногах.
      – Ну что ж, посмотрим, как вы расправитесь с этой свалкой. Надо признаться, мне порядком надоело возиться с бумагами.
      – Так, значит, – недоверчиво начала Элиза, – вы берете меня на работу?
      – Если вы согласны работать по восемнадцать часов в день, то да. Но предупреждаю вас: я требую от своих служащих полного подчинения моим деловым интересам и предельного усердия. Как только я услышу от вас первую жалобу на усталость, можете считать себя уволенной, мисс Эмсел.
      Сердце Элизы радостно забилось в груди – она победила. Но ей пришлось призвать на помощь всю выдержку, чтобы не выказать своего безмерного счастья. Напротив, на ее лице появилась учтивая, холодная улыбка:
      – Прекрасно. В таком случае я могу приступить к работе немедленно, мистер Дэниелс. Только отпущу экипаж.
      Риордан кивнул:
      – Хорошо. Надеюсь, вы не обманетесь в своих ожиданиях, мисс Эмсел.
      Она отпустила экипаж и попросила передать Иде, что не вернется раньше полуночи. «Пусть теперь сама возится с детьми», – злорадно подумала Элиза и вернулась в библиотеку. Вскоре она обнаружила на первом этаже особняка целую галерею комнат, где на столах грудой лежали бумаги, спасенные из сгоревшей конторы на Стэйт-стрит. В огромном бальном зале тоже расставлены столы, за которыми сидят клерки и бухгалтеры, погруженные каждый в свою работу. Здесь царила атмосфера делового беспорядка, в воздухе стоял гул десятков приглушенных голосов. Между столами ходил Риордан Дэниелс, отдавая распоряжения и решая возникающие затруднения. Со стороны была особенно видна его реальная необходимость для работы этого огромного человеческого механизма.
      Что она должна делать? С чего начать?
      В первый момент Элиза испытала замешательство, граничащее с отчаянием. Ведь она не знакома со всеми тонкостями бухгалтерии и счетоводства. А значит, ей придется расписаться в своем невежестве. Получается, она выпросила работу и теперь не знает даже, как к ней подступиться. Стоит только Риордану Дэниелсу обнаружить ее беспомощность, и ей ничего другого не останется, как с позором удалиться, выслушав справедливые насмешки от своего заклятого врага.
      «Элиза, девочка моя, сердечко мое, – эхом отозвался в ее мозгу голос отца, полный любви и нежности. – Ты сможешь это сделать, я знаю. Разве ты не дочь моя? Разве ты не из рода Эмселов?»
      Элиза смахнула с ресниц слезы и решила не отступать. Подойдя к столу, заваленному обгоревшими бумагами, тяжело вздохнув, она прошептала себе самой: «Без паники».
      Прежде всего надо рассортировать бумаги, выбросить ни на что уже не годные, которые нельзя восстановить, а нужные отдать в переписку клеркам. Потом необходимо составить подробный каталог, чтобы иметь возможность сразу же найти нужный документ.
      Как только Элиза принялась за дело, страхи ее бесследно исчезли.
      – Все еще трудитесь? – спросил Риордан, входя в библиотеку.
      Вид у него был довольно усталый.
      – Я… да. – Элиза взглянула на свои маленькие золотые часики и с ужасом обнаружила, что близится полночь, – она без перерыва проработала болеедевяти часов.
      – Я решил прерваться на ужин. Должен признаться, у меня в животе давно урчит от голода. А вы хотите есть?
      Выражение лица Элизы красноречиво говорило, что подобная грубая лексика, непринятая в порядочном обществе, режет ей слух.
      Риордан же, заметив это, усмехнулся и сказал:
      – Я и не знал о вашей чопорности, Элиза.
      – Я предпочитаю, чтобы меня называли мисс Эмсел, – поднимаясь из-за стола, холодно сказала она.
      – А почему не Элиза? По-моему, очень красивое имя. В нем есть какая-то музыка. Оно звенит на устах подобно трели какой-то маленькой птички.
      – Мне бы не хотелось вызывать у вас ассоциации… с птичкой и тому подобными вещами. Вы наняли меня на работу, а значит, наши отношения должны всегда оставаться сугубо деловыми.
      Риордан выслушал эту отповедь, улыбаясь и поглаживая свою растрепанную шевелюру. Потом шагнул навстречу Элизе, и ее обдало запахом мужских духов, чистого белья и дорогого табака. Вздрогнув, она инстинктивно отступила назад, пугаясь его притягательной близости.
      – Нас действительно связывают сугубо деловые отношения. Так вот, я, как ваш работодатель, ставлю вас визвестность – не в моих правилах называть служащих по фамилиям. Придется к этому привыкнуть.
      Элиза молча кивнула, потом, перебарывая смущение и неудержимо краснея, опустила глаза и сказала:
      – Я хотела бы узнать… где находится… мне необходимо…
      – Наверху направо четвертая дверь. Простите, что не поставили вас в известность. Если понадобится что-нибудь еще, требуйте без стеснения.
      – Спасибо.
      – Ну вот и прекрасно. Я надеюсь, вы не откажетесь поужинать со мной? Моя столовая чересчур большая для одного человека, да и вообще приятнее есть не в одиночестве.
      Элиза заторопилась наверх. Там она, трепеща от странного, необъяснимого волнения, постаралась привести себя в порядок. Ужинать вместе с ним! О чем они будут говорить? В ее голове крутился целый хоровод мыслей одна другой беспорядочнее.
      Десять минут спустя она обнаружила Риордана в столовой, являвшей собой огромный зал высотой не менее пятнадцати футов, посреди которого стоял невероятных размеров стол красного дерева. Убранство столовой дополняли хрустальные канделябры и занимающий целую стену гобелен с изображением средневековой охоты на оленя; на полках изящного дубового буфета красовалась прекрасная коллекция фарфоровой посуды и статуэток. Элиза восхищенно ахнула, не в силах сдержать восторга при виде маленькой фарфоровой собачки, раскрашенной теплыми пастельными красками. Риордан улыбнулся:
      – Вы выбрали самую любимую мою статуэтку, Элиза. Эта болонка изготовлена в Мейсене около 1733 года для коллекции Японского дворца Августа Сильного. Прекрасная вещь, правда? Я очень люблю животных, в том числе и как объект искусства.
      Когда темы фарфора, верховой езды, скачек и недавнего пожара исчерпали себя, Элиза, набравшись смелости, после перемены блюд решилась попросить Дэниелса рассказать о себе.
      – Что вы хотите узнать обо мне конкретно?
      – Я очень много читаю о вас в газетах, – засмущалась Элиза. – И знаю, как вы положили начало своему капиталу на Западе. Потом вернулись в Нью-Йорк и преумножили его, играя на бирже. Но в газетах не пишут ничего о… личных качествах, о характере человека.
      Риордан удивленно вскинул бровь:
      – Вы хотите, чтобы я рассказал о своей личной жизни?
      – А почему бы и нет? Раз вы считаете возможным обращаться ко мне по имени… Риордан? – не узнавая себя саму, сказала Элиза.
      Дэниелс улыбнулся:
      – Ну что ж, ладно. Начнем с того, что я не был рожден для роскоши. – Риордан широким жестом показал на обстановку своей гостиной. – Мое детство прошло в убогой хижине с земляным полом. – Он на мгновение замолчал, словно не решаясь продолжить свой рассказ. – Мой отец был фермером-арендатором под Петерсбургом, штат Виргиния. А мать – школьной учительницей в маленьком городке. Мы были очень бедны, Элиза. Бедны, но благородны. Моя мать требовала, чтобы я хорошо учился, и после тяжелого, изнурительного дня, проведенного в поле, мне приходилось ночами сидеть за книгами.
      – Наверное, ваша мама была удивительным человеком, – задумчиво пробормотала Элиза, тронутая необычайной нежностью, вдруг проскользнувшей в голосе Риордана.
      – Да… Она умерла от чахотки после долгих лет мучительной болезни.
      Воспоминания явно доставляли Риордану боль, и Элиза, видя это, хотела просить его остановиться, но он продолжал:
      – Через шесть недель после смерти матери отец порезался о лезвие плуга и вскоре умер от столбняка. Двое моих младших братьев нанялись в работники к нашему землевладельцу, а я отправился на Запад.
      Элиза понимающе кивнула.
      – Расскажите, как это было. Наверное, потрясающе. Приключения, золотые россыпи. Вы находили самородки?
      Риордан искренне рассмеялся:
      – Нет, я никогда не находил никаких самородков. Ни золотых, ни серебряных. Я продавал водяные насосы и крепежный лес в старательском поселке Теллурид, штат Колорадо. Там-то по-настоящему начинаешь понимать и ценить дрелесть крепкого кофе и горячей ванны. Поверьте, это не пустые слова. Довольно часто ятак долго не имел возможности вымыться, что стоящие рядом со мной люди вынуждены были затыкать носы – слишком от меня сильно воняло.
      – Да… да, я понимаю.
      – Но те времена давно в прошлом, – улыбнулся Риордан. – Теперь я чистюля хоть куда! Одеколоны лучших фирм, костюмы от лучших портных Нью-Йорка я Лондона, водопровод, горячая вода и прочее…
      Дэниелс смолк. Некоторое время он молчал. Потом Элиза, собравшись с духом и стараясь выглядеть непринужденно, сказала:
      – Я слышала овас много сплетен: о несчастной любви, о дуэли, о том, что… вам нравятся актрисы. Еще говорят, у вас на кухне есть кран, открыв который в любой час дня и ночи можно наполнить бокал холодным шампанским.
      Риордан вновь громко расхохотался, его смех гулким эхом раздавался под высокими сводами зала.
      – Да-да, я сам тоже что-то слышал о кране с шампанским!
      – Так значит, все это выдумки?
      – Большинство сплетен обо мне – правда. Буду с вами откровенен, я терпеть не могу вести прозаический, мещанский образ жизни. В том смысле, который люди, подобные вам, вкладывают в это слово, я не «джентльмен». Но вот крана с шампанским у меня нет. Иногда заказываю бутылку-другую, если есть повод. А иногда и без повода. Вот и все.
      Элиза поразилась откровенности Риордана и, осмелев, спросила:
      – Так значит, вас действительно бросила невеста?
      – Да, действительно.
      – Вас? Невероятно! – Спохватившись, Элиза покраснела и смущенно добавила: – Я хочу сказать… в это трудно поверить.
      Риордан скомкал накрахмаленную салфетку, лежащую у него на коленях, и встал из-за стола.
      – Давайте немного прогуляемся, Элиза, а потом я закажу для вас экипаж. Ужин был чересчур плотным, немного пройтись просто необходимо. Кстати, раз уж вам интересно, я расскажу о своей невесте.
      Прогуливаясь по фешенебельному кварталу, они свернули в сказочный, загадочный по вечерам парк, где с неизбывной тоской свистел в кронах платанов и дубов ноябрьский ветер. Ночь раскинула над городом покрывало, шитое серебром лунного света и звезд.
      Они шли бок о бок, завороженные тишиной и красотой природы, каждой клеткой ощущая близость друг друга, становящуюся еще более манящей и пугающей.
      – Мою невесту звали Элизабет, – начал Риордан. – Она похожа на вас, Элиза. Такая же высокая, стройная и обворожительная. У нее восхитительная улыбка и зеленые глаза, способные зажечь пожар в сердце любого мужчины.
      – Вот как?
      Желание Элизы узнать об этой Элизабет не заходило так далеко, но Риордан, казалось, не замечал ее смущения и продолжал:
      – Она была красива и богата, принадлежала к одной из знатнейших семей Нью-Йорка и вращалась в самых высоких кругах тамошнего общества. Мы познакомились с ней случайно, на улице: ее лошадь повредила себе ногу, а я остановился помочь ей. – Он замолчал, и некоторое время они шли, не говоря ни слова. – Я не принадлежал к их кругу, Элиза, – снова заговорил Дэниелс. – Во мне видели дерзкого чужака, который сам пробивает себе дорогу в жизни, правда, довольно успешно. Тогда я был очень горд своими достижениями. А они считали меня мошенником, проходимцем. Им даже в голову не приходило, что я любил Элизабет, а не состояние ее отца…
      – Быть может, вы не хотите вспоминать эту историю? – тактично заметила Элиза.
      – Нет, отчего же. – Молодой человек горько усмехнулся. – Элизабет пренебрегла общественным мнением и настояла на нашей помолвке. Мы были счастливы. Но однажды между нами произошла ссора. Я уже не помню из-за чего, какая-то мелочь, званый вечер, что ли. Она выказала недовольство моим костюмом, я вспылил и ответил ей грубостью. – Лицо Риордана потемнело. – Эта пустяковая размолвка незаметно для нас обоих переросла в настоящую драму. Элизабет в порыве гнева велела мне убираться. Ее последними словами в мой адрес были сетования на непростительную ошибку, которую она совершила, согласившись связать свою жизнь с «неотесанным пахарем-южанином», не имеющим ни малейшего представления о правилах хорошего тона, не знающим, как себя вести, как одеваться.
      Элиза молчала, не находя слов, способных утешить Риордана, крайне взволнованного собственным рассказом. Невольно встретившись с ним глазами, она увидела в его взгляде особую, присущую только сильным натурам печаль.
      – Что же вы сделали? – тихо спросила Элиза. Риордан неопределенно пожал плечами:
      – Пошел к лучшему портному в Нью-Йорке, заказал костюм и из увальня превратился в человека, который внешне соответствует тому, насколько богатым и могущественным он является на самом деле. Я умею извлекать пользу из уроков, преподнесенных мне самой жизнью.
      Они молча шли по тротуару. Вдруг из-за поворота вынырнул экипаж с веселой мужской компанией, оглашающей тишину улицы криками и смехом. Не прошло и минуты, как цокот лошадиных копыт затих вдали.
      – Наверное, из игорного дома, – рассеянно заметил Риордан. – Хотя квартал увеселительных заведений выгорел дотла, говорят, покерные столы и рулетку перенесли до поры до времени куда-то на окраину. Мужчины ни дня не могут прожить без любимых «фараона» и «двадцати одного». Пойдемте назад, Элиза, уже совсем поздно.
      Весь обратный путь прошел в молчании, и только у самого дома Риордан нарушил его:
      – Я никогда больше не полюблю, женщину. Любовь – капкан, унизительная ловушка. Я знаю это по собственному опыту, которого мне хватит на всю жизнь. Слава Богу, теперь у меня есть власть – колоссальная, неограниченная, и к большему я не стремлюсь.
      Он с вызовом посмотрел на Элизу, и она, словно разгадав загадку души этого сурового человека, не стала ему возражать.

      Они стояли в прихожей. Элиза теребила в руках накидку, думая, как дать понять Риордану, что ей уже пора уезжать. Она слишком много и слишком долго работала сегодня; она валится с ног от усталости; она представляет, как будут донимать ее расспросами Мэт и Фифина, а уж о косых взглядах Иды и говорить не приходилось.
      Но Риордан, по-прежнему взволнованный, казалось, не замечал беспокойства Элизы. Наконец он, видимо, решившись на что-то очень важное, резко обернулся к ней:
      – Я хочу показать вам кое-что.
      – Нельзя ли сделать это завтра? Я… – Элиза чуть было не произнесла слово «устала», но вовремя сдержалась, вспомнив об обещании Риордана сразу же уволить ее, если услышит от нее что-нибудь об усталости.
      – Пойдемте, – сказал Риордан и, взяв Элизу за руку, решительно направился к лестнице.
      – Нет! – пытаясь воспротивиться его воле, воскликнула Элиза. – Мистер Дэниелс! В мои планы не входило посещение вашей спальни! Я нанималась к вам на работу в контору, а не в…
      – Не говорите глупостей, Элиза. – Он выпустил ее руку, но продолжал подниматься по ступенькам не оборачиваясь, будто знал, что она добровольно последует за ним. – Если бы мне была нужна любовница, я с легкостью подцепил бы ее в любом театре или дансинге. Уверяю вас, найдется много женщин, которые будут рады оказать мне такую услугу за один-два ужина в дорогом ресторане и какую-нибудь драгоценную безделушку.
      Растерявшись окончательно, Элиза неуверенно взялась рукой за перила и тут же снова остановилась.
      – Ну же, вы идете или нет? Только, ради Бога, тише. Она уже спит.
      – Кто – она?
      Заинтригованная его словами, Элиза на цыпочках поднялась наверх и пошла по коридору за Риорданом. Она никогда раньше не видела мужчину, двигающегося с такой легкостью и бесшумностью. Риордана нельзя было узнать: куда-то подевались его высокомерие и заносчивость, пропали насмешливость и даже печаль, навеянная тягостными воспоминаниями. Он остановился перед самой обычной дубовой дверью и прошептал:
      – Здесь.
      – Мне, право, неловко…
      – Не глупите, Элиза! – раздраженно, но не повышая голоса, произнес Риордан.
      Он жестом поманил ее внутрь, и Элиза, подобрав подол юбки, чтобы не было слышно шелеста шелка, переступила порог затемненной комнаты.
      Когда глаза привыкли к темноте, в блеклом лунном свете ей удалось разглядеть небольшое деревянное сооружение в центре комнаты, очень напоминавшее… детскую колыбельку. Не может быть! Неужели Риордан Дэниелс прячет младенца в своем роскошном неприступном особняке!
      Не зная, удивляться ей или злиться, Элиза вслед за Риорданом приблизилась к колыбели и, склонившись над ней, увидела очаровательную маленькую девочку. Ей было месяца три от роду. Она сладко посапывала в своей милой кроватке; спутанные черные кудряшки резко выделялись на белом фоне атласной подушки. Ее кружевная рубашонка сбилась в сторону вместе с одеяльцем, под которым обнаружился целый склад игрушек.
      Элиза онемела от удивления. Что угодно она готова была увидеть в доме Дэниелса, но только не такое! Это переходило всякие границы! Откуда мог появиться ребенок? Ни малейшего намека на существование жены ни в одной из газет: городские сплетники, которые всегда все обо всех знают, ни разу не обмолвились ни о чем подобном, хотя такой факт из биографии Риордана вряд ли бы ускользнул от их внимания.
      – Кто… кто эта девочка? – прошептала Элиза.
      – Тише, вы можете разбудить ее. – Риордан смотрел на спящего ребенка нежно и умиленно, как любящий отец.
      – Может быть, вы объясните мне, что все это значит? – снова спросила Элиза, когда они спускались по лестнице. Риордан вызвал лакея, который, несмотря на поздний час, явился по первому зову в полном обмундировании, и велел подавать экипаж.
      – Все-таки чей это ребенок? – не унималась Элиза.
      – Теперь мой.
      – Ваш? Но каким образом… Я хочу сказать… – Риордан загадочно улыбнулся и ответил:
      – Не стоит вдаваться в подробности, Элиза. Мне просто хотелось показать вам ее. Она очаровательна, правда?
      – Правда.
      Элиза была в полной растерянности, в душе теснились десятки разных чувств и эмоций, не поддающихся определению. Почему он показал ей ребенка? Какой реакции он ожидал от нее?
      – Я намерен сделать ее жизнь легкой и беззаботной, Элиза. У нее никогда не будет никаких проблем. Я сумею оградить ее от страданий, выпавших в свое время на мою долю. Раз вы будете теперь работать здесь, хочу предупредить сразу – присутствие ребенка в моем доме до поры до времени должно оставаться тайной. Вы меня понимаете?
      – Тайной? Вероятно, вы шутите?
      – Отнюдь. Никто не должен знать о ней до тех пор, пока я сам не сочту это необходимым. Любой из моих служащих, нарушивший мой запрет, будет уволен незамедлительно и без выходного пособия. Вам ясно?
      Элиза кивнула и больше не проронила ни слова до тех пор, пока не подали экипаж. Она совершенно не понимает этого человека, да и, если честно, не особенно стремится понять. Что и говорить, таинственная, загадочная личность. Младенец, чье существование держится под страшным секретом; слухи, кружащиеся вокруг него, как рой москитов; его признание в стремлении к власти, а не любви…
      Элиза произнесла учтивые слова прощания и, когда экипаж тронулся, оставляя позади дом Дэниелса, откинулась на спинку мягкого сиденья.
      Прошедший день показался Элизе фантастически длинным. Невозможно представить себе, что двадцать четыре часа могли вместить в себя столько самых разнообразных событий. Удивительно! Неужели она только сегодня днем пришла в дом Дэниелса и заявила, что не уйдет оттуда, пока он не примет ее на работу? Этот поступок теперь казался Элизе безрассудным. Откуда только в ней столько решительности и самоуверенности? И как бы она себя повела, если бы Риордан приказал лакею выставить ее вон?
      Ночной город спал, по дороге ей встретилась только коляска доктора, возвращавшегося домой после срочного вызова. Элизу безостановочно мучили вопросы, от которых невозможно было избавиться никакими силами. Где мать этого ребенка и как он оказался в доме у Риордана? В том, что он отец девочки, сомнений быть не может! Но в конце концов какое ей дело до всего этого!
      Элиза устало закинула голову назад и посмотрела на луну, выскользнувшую из-под облачной завесы и безмятежно плывущую по небу в ореоле серебристого сияния. Глядя на ночное светило, она невольно сравнила Риордана с пламенем свечи, разгоняющим сумрак ночи, а себя – с крохотной бабочкой, которая, обжигая крылья, стремится все ближе и ближе к огню, где неминуемо погибнет.
 
      – Ради всего святого, Элиза, куда вы подевались? – Таким вопросом встретил ее Мэт Эберли на пороге своего дома, в то время как Элизе больше всего на свете хотелось поскорее очутиться в постели и проспать по крайней мере часов десять. Но на работу ей к семи часам, а значит, проснуться надо в шесть. Риордан обещал каждое утро присылать за ней экипаж до тех пор, пока она не подыщет себе подходящее жилье поближе.
      – Разве кучер не предупредил вас?
      – Разумеется, предупредил. Но как прикажете расценивать ваше устройство на работу? Что еще за работа? Ведь вы заняты здесь, у меня дома, – учите моих детей.
      Мэт выглядел уставшим, его лицо осунулось, глаза покраснели, и Элиза прекрасно понимала, каких усилий ему стоит сохранять спокойствие в разговоре с ней. Бедный Мэт, ведь он, пожалуй, и вправду любит ее! Он просто убежден в том, что своим присутствием в его доме Элиза дала согласие на брак. Именно этим объясняется его бодрствование до середины ночи в ожидании Элизы и требование отчета о ее поступках. Жалея Мата, Элиза все же вынуждена была спокойным, но не терпящим возражений тоном ответить:
      – Вы же знаете, мое пребывание в доме носит временный характер. Мэт, я не могу позволить себе до бесконечности пользоваться вашим гостеприимством.
      – Но почему, Элиза?
      – Потому что… Впрочем, вы сами знаете почему. Я не чувствую по отношению к вам… – начала было Элиза, тщательно подбирая не столь обидные слова.
      – Но, может, со временем это станет возможным?
      – Нет, Мэт.
      Они по-прежнему стояли в прихожей. Мэт нервно ходил взад-вперед по ковру, заложив руки за спину. «До чего же он похож на сурового супруга, требующего у жены объяснений по поводу затянувшегося вечернего чая у подруги», – подумала Элиза, пытаясь перевести разговор в иное русло, но Мэта не так легко было сбить с толку.
      – Я все-таки не понимаю, как вам пришло в голову наняться к Риордану! – продолжал брюзжать он. – К человеку с такой репутацией! Одно пребывание в его доме уже неприлично и безнравственно!
      – Кроме меня, там еще по меньшей мере шесть клерков и бухгалтеров, не считая целого штата прислуги. По-моему, этого вполне достаточно, чтобы пребывание леди в доме человека «с такой репутацией», как вы изволите выражаться, не было бы компрометирующим.
      – Вы сошли с ума, Элиза! Неужели вы не понимаете, зачем ему понадобилось нанимать вас на работу? Да он любую женщину обведет вокруг пальца. Он просто хочет переспать с вами, вот и все. Он заманивает вас в ловушку, а вы поддаетесь на его уловки и рано или поздно попадете в нее.
      – Риордана Дэниелса со мной связывают чисто деловые отношения, ничего общего не имеющие с непристойностями, о которых вы говорите. – Элиза старалась выглядеть спокойной, но в душе ее трясло от негодования. Подобрав юбки, она пошла к лестнице.
      – Элиза, останьтесь! В конце концов элементарный долг вежливости обязывает вас…
      – Довольно, Мэт! Пока я жила в вашем доме, я работала по десять часов в день, бранила за шалости детей, как гувернантка, исполняла прихоти вашей мамы. Я думаю, это с лихвой покрывает «элементарный долг вежливости». А теперь прошу вас, не говорите больше ничего, о чем пожалеете утром. Я очень благодарна вам за гостеприимство и радушие. Если бы не вы, Мэт, мы с Фифиной оказались бы просто на улице, я никогда не забуду вашего участия. Но это не означает, что я до конца своих дней буду у вас в неоплатном долгу!
      Поднимаясь наверх в свою комнату, Элиза чувствовала на себе злобный, полный осуждения взгляд Мэта, но была слишком уставшей, чтобы принимать близко к сердцу их разговор.
 
      Рано утром у ворот дома ее ждал экипаж Риордана. Не обращая внимания на неприветливый взгляд Иды, Эберли и насупленное, хмурое лицо Мэта, Элиза выбежала на улицу. Надо отдать должное Мэту, он не сделал попытки остановить ее. Но тем не менее пребывание в доме Эберли становилось еще более проблематичным – чем раньше она уедет отсюда, тем лучше будет для всех Элиза вошла в библиотеку ровно в семь и уже застала там Риордана. На нем был серый шерстяной костюм, подчеркивающий линии его великолепно сложенного тела, массивность спины и ширину плеч. Воротник дорогой шелковой сорочки стягивал изящный галстук.
      – Вы пришли вовремя, – сказал Риордан, доставая из-кармашка жилетки золотые часы.
      – А вы надеялись, что я опоздаю?
      – Надеялся? – Его глаза иронично скользнули по ее лицу, тщательно прибранным волосам, платью. – Нет, напротив, я приветствую в своих служащих пунктуальность, и мне безразлично, мужчина это или; женщина.
      – Вот как!
      – Я хотел бы дать вам кое-какие распоряжения, – продолжал Риордан. – Мне нужно отлучиться по делам, вероятно, меня не будет весь день. Надеюсь, вы сумеете проследить, чтобы в мое отсутствие дела шли своим чередом и все было в полном порядке.
      – Я? Вы хотите, чтобы…
      – Вы отказываетесь? Странно! То, как вы вчера поработали здесь, говорит о вашей способности навести порядок не то что в конторе – во всей вселенной.
      – Я… разумеется, я сделаю все необходимое.
      – Прекрасно. Уилл Райс, мой старший бухгалтер, и остальные клерки в вашем полном распоряжении. Прислушивайтесь, присматривайтесь, перенимайте знания, особенно у Уилла. Он разбирается в моих делах ничуть не хуже меня. Мы работаем вместе уже много лет. В общем, действуйте. И помните, я возлагаю на вас полную ответственность за мою контору.
      При этих словах Риордана сердце Элизы заколотилось от страха. Мужчины не захотят быть у нее в подчинении, они возненавидят ее и взбунтуются. Может быть, Риордан и рассчитывает именно на это: ее высмеют, а она, не выдержав, уступит и уйдет из его дома с позором? Может, ему нужно унизить и морально уничтожить ее так же, как отца?
      Элиза гордо выпрямилась и, встретившись с ним глазами, сухо сказала:
      – Хорошо. Я сделаю все, что в моих силах. Можете положиться на меня, Риордан. Я не только обещаю соблюсти ваши деловые интересы, но к концу рабочего дня знать о них много больше, чем сейчас. Кроме того, я собираюсь вскоре избавить вас от беспокойства, связанного с предоставлением мне экипажа. В ближайшее время я намерена снять небольшой домик где-нибудь поблизости отсюда.
 
      Весь день Элиза провела, разбираясь с бумагами и общаясь с клерками и бухгалтерами. Многие, как она и предполагала, ясно давали ей понять, насколько ее присутствие в конторе неприятно и нежелательно. Некто Бошар, средних лет клерк, даже осмелился туманно намекнуть на то, что Элиза всего лишь очередная любовница Риордана, которую он, подчиняясь своей мимолетной прихоти, поместил у себя в доме, пока не надоест.
      Элиза медленно поднялась из-за стола, все внутри нее клокотало, щеки пылали, но голос был твердым и спокойным, как никогда:
      – Мистер Бошар, давайте начистоту. Что именно вы хотите сказать своими намеками?
      – Я… Ну просто… – Клерк не знал куда ему девать глаза.
      – Неужели такой человек, как Риордан Дэниелс, с его деловой хваткой и проницательностью, допустит, чтобы его конторой, его делами управляла любовница? Мне кажется, подобное предположение выглядит оскорбительным для вашего патрона.
      – Я не хотел… Я не хотел никого оскорблять. Я только имел в виду… – Мистер Бошар собрался с духом и выпалил: – Мы не привыкли подчиняться женщине.
      – Вот оно что. – От гнева ее губы сжались в тонкую полоску, но вопреки своему желанию она не могла уничтожить этого жалкого клерка. Мужчин в конторе подавляющее большинство, и если она подаст им повод для серьезного недовольства, то рано или поздно они ополчатся на нее и в конце концов победят. – Я понимаю ваши чувства, мистер Бошар. Но мистер Дэниелс нанял меня на работу так же, как вас, и я намерена исправно выполнять свои обязанности и по мере своих сил помогать вам. Но остаться здесь мне все же придется.
      Элиза посмотрела на клерка. Мистер Бошар не выдержал и отвел глаза. Она сухо кивнула ему, давая понять, что разговор закончен.
      Бошар вышел, понурив голову, а Элиза опустилась в кресло и задумалась. Этот наглец осмелился намекать на то, что она любовница Риордана! А ведь… Ее захватил поток воспоминаний – нежные требовательные губы, сильные руки, прикосновение шелковистой кожи. И даже теперь, столько времени спустя, разве его глаза не заволакивает подчас влажная, туманная пелена? Всякий раз, когда они остаются наедине, сам воздух меняется, наполняясь тонкими, едва ощутимыми флюидами чувственного притяжения.
      Самоуверенность Элизы таяла на глазах. Она коснулась прохладными ладонями щек, стараясь унять стучащую в висках кровь. Да, они действительно были вместе. Но только однажды, а потом она убежала от него. Не числиться же теперь в любовницах Риордана. Она совершила ошибку и не намерена ее повторить!
      И в конце концов, какое всем дело до того, почему она здесь. Трудно вообразить себе более удобную возможность отомстить Риордану Дэниелсу за самоубийство отца!
      Элиза пока не представляла себе, как она это сделает, но в успехе не сомневалась. А пока она как следует обоснуется в конторе Риордана, заодно вновь обретя независимость.
 
      Оставшуюся часть дня Элиза провела с Уиллом Райсом.
      – Пожалуй, я прерву вас и введу в курс дела, иначе вы никогда не покончите с этими бумагами, – вздохнул старший бухгалтер, оглядывая рабочий стол Элизы. Это был полный тридцатилетний человек с жидкими каштановыми волосами. Элиза с живостью откликнулась на его предложение:
      – Да, пожалуйста. Я хочу знать все.
      – Все? – Райс удивленно посмотрел на нее. – Даже я не знаю всего. Мистер Дэниелс – человек скрытный, он привык держать рот на замке и не делиться ни с кем своими планами.
      – Охотно верю, – ответила Элиза, вспомнив о чудесной малышке, спящей в колыбельке в одной из комнат этого дома.
      – Ну-с, давайте начнем. Только предупреждаю, у меня нет времени отвечать на вопросы. Я объясню вам суть дела только один раз, если вы ничего не поймете, вам придется разбираться в этом самостоятельно.
      Элиза внутренне напряглась, предполагая, что и Раис тоже не в восторге от ее присутствия в конторе. Тем не менее она взяла карандаш, бумагу и спокойно ответила:
      – Прошу вас, начинайте. Если я чего-нибудь не пойму, то позже обязательно выясню сама.
      Райс, не скрывая удивления, внимательно посмотрел на нее и принялся рассказывать о тех сферах бизнеса, которые привлекают Риордана Дэниелса. Элиза вскоре еще раз убедилась в обширности интересов мистера Дэниелса. У него, например, есть тесные контакты с нефтяной компанией «Стандард ойл уоркс», во главе которой стоят два брата – Уильям и Джон Рокфеллеры. Кроме того, Дэниелс владеет четырьмя железнодорожными линиями в Иллинойсе и Индиане, контрольным пакетом акций Первого национального чикагского банка, чудом не пострадавшего от Великого Пожара.
      При этом, как Элиза поняла со слов Райса, основными источниками доходов Дэниелса являются инвестиции в золотые рудники и торговая деятельность на Чикагской бирже.
      Элиза спешно записывала за Уиллом Райсом, моля Бога, чтобы он не заметил ее смущения и полного невежества в таких вопросах, как платежные обязательства и механизм биржевых инвестиций. Она ничего не понимала во всем этом, но старалась не упустить ни одной детали. Если понадобится, она просидит много ночей подряд, но разберется во всех этих премудростях!
      – Ну вот, пожалуй, и все. В общих чертах, – сказал Райс, скользнув взглядом по стопке исписанных Элизой листков бумаги. – Наверное, я только еще больше запутал вас.
      – Нет, напротив. Вы очень помогли мне. Благодарю вас за потраченное на меня время.
      – Не стоит благодарности. Риордан попросил меня об этом, – равнодушно произнес Райс и, поклонившись, вышел.
      Элиза осталась довольна. Как бы то ни было, сегодня она знает о Риордане больше, чем вчера.
      Вечером в контору стремительно ворвался Дэниелс и сообщил Элизе, что подыскал ей хороший домик неподалеку от своего особняка.
      От неожиданности Элиза чуть не выронила тяжелую папку, которую держала в руках.
      – Я совершенно случайно узнал о сдаче внаем приличного дома. Помчался туда, обошел двух претендентов и снял его для вас. – Риордан вытащил из кармана ключ и положил его на стол перед Элизой.
      Дэниелс не должен был этого делать! И почему он смотрит на нее так странно? Почему в глубине его глаз светятся какие-то завораживающие огоньки?
      – В этом не было необходимости, – начала Элиза. – Я и сама могла бы справиться. Как раз сегодня вечером после работы я собиралась заняться своим жильем.
      – Я внес деньги за месяц вперед, – будто не слыша ее слов, продолжал Риордан, – а дальше вы сможете платить сами из своего жалованья.
      Он к тому же уже заплатил за нее!.. Вспомнив слова Мэта и намеки Бошара, Элиза покраснела:
      – Напрасно вы сделали это! Снять дом для меня… Что скажут люди? Ведь пойдут сплетни…
      Лицо Риордана помрачнело.
      – Не говорите ерунды, Элиза. Сплетни скорее пойдут, если я не перестану ежедневно посылать за вами экипаж через весь город. Считайте, вам крупно повезло с этим домом. Тысячи людей сейчас вообще не имеют крыши над головой. Многие живут в гостиничных номерах по шестнадцать человек в каждом или в палатках под открытым небом.
      Элиза вздохнула и положила ключ в карман.
      – Спасибо. Тогда я возьму с собой Фифину. И Неллу, если она согласится стать моей горничной.
      – Меня не интересует, кого вы станете принимать в горничные, равно как и где вы будете жить. Мне нужна от вас работа – только работа, Элиза. Вы меня понимаете?
      Их глаза встретились. Казалось, воздух накалился между ними. Риордан отказывается от того, что между ними было, отвергает, хочет забыть. Элизе стоило огромных усилий взять себя в руки. Хорошо, она принимает условия игры!
      И тоже будет холодной и неприступной.
      – Да, я вас понимаю, – ледяным тоном ответила она. – Я верну деньги, которые вы внесли за мой дом, из первого же жалованья. Не в моих правилах быть в долгу.
      – Вот и прекрасно.
      Риордан круто развернулся и вышел из комнаты, оставив Элизу в смятении.

      Через два дня Элиза покинула дом Эберли. Как и было решено, она взяла с собой Фифину и Неллу с ее двумя детьми, мальчиками семи и тринадцати лет. Фифина согласилась взять на себя обязанности экономки и, кроме того, спешно принялась обновлять гардероб Элизы. Нелла, не раздумывая, поступила в горничные. Мальчиков устроили в школу по соседству.
      Домик оказался довольно уютным; в нем были большая гостиная, обставленная темной мебелью и устланная турецкими коврами, несколько спален и рабочая комната для Фифины, где она не долго думая расположила все свое швейное хозяйство.
      Но самое главное, дом находился всего в нескольких кварталах от особняка Дэниелса. А значит, Элиза могла ходить на работу пешком и не зависеть от его Экипажа.
      – Какие платья вы хотели бы иметь? – сварливо, по своему обыкновению, осведомилась Фйфина. – К тому же подумайте и о шляпках. Несколько строгих шляпок в стиле деловой женщины вам не помешают.
      – Разумеется, – согласилась Элиза. – Я знаю, после пожара уже стали открываться магазины. Так вот, завтра же поезжай и купи несколько отрезов шелка. Привезешь их сюда, я посмотрю после работы. Выбери сизо-серый и золотисто-коричневый. Можно немного голубого. В общем, положись на свой вкус. Мне нужна красивая, дорогая, но при этом неброская одежда.
      – Понятно. – Фифина недовольно поморщилась, предпочитая шляпки, украшенные воздушными замками из лент и цветов, и платья, щедро отделанные кружевами и оборками. Она упрямо поджала губы. – Не к добру эта ваша работа.
      – Почему ты так думаешь?
      – Он мужчина. А значит, заставит вас плясать под свою дудку, можете быть уверены. И что он там играет на ней, не имеет значения.
      – Но… – начала Элиза. – Он…
      – Он мужчина, и этим все сказано, – твердила свое француженка. – Мужчины имеют деньги и власть, они командуют, а мы подчиняемся. Так всегда было и так всегда будет. Женщина может обуздать мужчину только своей красотой. Больше никаких средств в ее распоряжении нет.
      Вечером того же дня, перед самым сном, Элиза вспомнила слова Фифины. Нет, она не хочет бороться с Риорданом Дэниелсом силой своих женских чар. У нее есть острый здравый ум, целеустремленность, волевой характер. И все же…
      И все же ей хотелось нравиться Риордану, ведь как бы то ни было, она женщина и вправе ожидать от него… Элиза смутилась и прогнала эти мысли прочь.
 
      Назавтра приехала кузина Мальва и привезла одежду для Неллы и ее сыновей, а заодно и посмотрела, как устроилась Элиза на новом месте. Одетая в роскошное черное платье для вечерних визитов с длинной кружевной накидкой, Мальва выглядела слишком импозантно для работницы столовой, ежедневно разливающей по мискам суп для беженцев.
      – Элиза, ты твердо решила работать у Риордана Дэниелса? Мэт рассказал мне об этом, и, признаться, я была поражена.
      Так вот в чем истинная причина визита кузины! Она решила отговорить Элизу от службы в конторе Риордана, но та не собиралась сдаваться.
      – А чему ты удивляешься?
      – Но, дорогая моя, согласись, после того, как ты набросилась на Дэниелса на похоронах отца, после того, что ты говорила о нем… работать в его конторе по меньшей мере странно.
      Элиза усмехнулась: уловка Мальвы была, мягко говоря, примитивна.
      – У меня есть определенная, твердая цель, которую я преследую, работая у Риордана Дэниелса, – спокойно ответила она. – Я собираюсь отобрать завод Эмсела. Он должен принадлежать мне. Такова последняя воля отца, и его завещание будет выполнено.
      – Ах вот оно что. Значит, ты до сих пор не отказалась от этой идеи, – печально вздохнула Мальва.
      – Да, представь себе! Дэниелс виноват в смерти папы! Не прямо, конечно, косвенно. И тем не менее я отомщу ему!
      – Элиза, – мягко и терпеливо начала Мальва. – Видишь ли, жизнь очень сложна. Подчас человеческая судьба непонятна и запутанна: в ней нелегко разобраться. Бывает, люди совершают поступки, которым трудно найти объяснение. Ты плохо знаешь своего отца. Ты была маленькой и слепо обожала его…
      – Замолчи! – воскликнула Элиза. – Я ничего не хочу слышать! Отец не был ангелом, как и все люди. Но это не оправдание для человека, который, пользуясь властью денег… уничтожает того, кто слабее, унижает его, лишает возможности встать на ноги.
      – Элиза, ты уверена, что все происходило именно так, как ты говоришь?
      Элиза молча кивнула.
      – Моя дорогая девочка, пойми, я очень волнуюсь за тебя. Ведь юная леди Эмсел могла бы жить совершенно иначе – посещать балы и званые вечера, флиртовать с поклонниками, развлекаться…
      – Я и так развлекаюсь, – упрямо возразила Элиза. – Мне нравится работать, Мальва. Этот мир, в котором нет места женщинам, огромен и интересен.
      – Я тебе верю, Элиза.
      – И кстати, могу похвастаться, одно преимущество от моей работы уже налицо. У меня хорошее жалованье, и можно позволить себе не зависеть ни от Мэта, ни от кого вообще.

* * *

      В результате Великого Пожара вся деловая часть Чикаго, в том числе и предпринимательская деятельность Риордана, пришла в состояние упадка и хаоса, но ненадолго. Город восстанавливался невероятно быстрыми темпами. Буквально через неделю на месте пепелища выросло около шести тысяч временных построек. Многие предприимчивые дельцы спешно вкладывали деньги в первые линии городской конки, которые планировалось проложить по Двенадцатой и Стэйт-стрит.
      – Градостроительство! Вот поистине золотое дно, – говорил Риордан. – Главное – не упустить время, тогда успех обеспечен. Кирпич, мрамор, камень, сталь необходимы Чикаго как воздух. И Чикаго готов хорошо платить.
      Однажды утром Риордан вошел в библиотеку и смущенно протянул Элизе конверт, запечатанный красным сургучом, но без имени получателя.
      – Что это? – недоуменно спросила она. Риордан спокойно и просто объявил ей: в конверте взятка.
      – Взятка?!
      Он печально ухмыльнулся:
      – В Нью-Йорке, откуда я приехал, политики с Таммани-Холл, как стадо боровов, давят друг друга, чтобы дотянуться до общественной кормушки и похлебать оттуда. Здесь, в Чикаго, то же самое. Наши достопочтенные члены муниципального совета не брезгуют делать свои состояния на поборах с контрактов на восстановление города: мостовых, тоннелей, тротуаров, мостов. Но такова жизнь, какой бы отвратительной она вам ни казалась. Пожалуйста, отвезите конверт Гизу Мориарти к Конлею.
      – Но… – Элиза в недоумении смотрела на Риордана. – Ведь Конлей содержит…
      – Да, игорный дом. Мистер Мориарти наверняка спустит эти деньги сразу, как только получит. Ну да черт с ним, пусть поступает с ними, как ему заблагорассудится. Лишь бы разрешили строительство.
      – Значит, вам безразлично, какими средствами добиваться разрешения? – язвительно прищурившись, поинтересовалась Элиза.
      Риордан помрачнел:
      – Таковы правила игры, Элиза. Они бесчестны и противны мне не меньше, чем вам. Но если игнорировать их, контракт достанется проходимцам, которые станут прикрывать кирпичным фасадом деревянные перекрытия. А я собираюсь строить прочные дома из огнеупорных материалов, небоскребы, которыми Чикаго сможет гордиться сотни лет. Так вот, для этого мне нужно получить разрешение, и никакой член муниципального совета мне не помешает.
      – Но…
      – Вы боитесь ехать к Конлею, Элиза?
      – Нет, не боюсь, – солгала она, испугавшись, что Риордан пошлет кого-нибудь другого с этим поручением, а ее уволит.
      – Тогда велите запрягать и поезжайте. Если не ошибаюсь, вы должны совершить сегодня еще несколько визитов? Поэтому не стоит медлить.
 
      Стоял холодный, ясный ноябрьский день, солнце щедро заливало прозрачный голубой небосклон. Когда Элиза подъехала к заводу Эмсела, входившему в список сегодняшних визитов, ее сердце наполнилось грустью. Завод приветствовал ее клубами дыма, радостно вырывающимися из знакомых с детства закопченных труб.
      Экипаж въехал во внутренний двор, загроможденный кучами угля и штабелями стройматериалов. Справа находилось небольшое деревянное здание конторы, возле которой Элиза и попросила кучера остановиться.
      Ее охватило страшное волнение; казалось, сердце готово выпрыгнуть из груди.
      Завод Эмсела! Она так давно не была здесь и уже стала забывать знакомый и любимый запах металла, угля, дыма, который с детства неизменно приводил ее в восторг. «Это запах денег», – часто повторял папа.
      Элиза взглянула на контору и вспомнила тот день, когда они сажали вокруг нее сосны. Она, восьмилетняя худенькая девочка, тяжелой лопатой с трудом вытаскивающая из ямы несколько пригоршней твердой как камень иллинойсской земли. Все вокруг радостно зааплодировали. Отец засмеялся и поднял ее высоко над головой…
      Теперь эти сосны были высотой не меньше десяти футов, их густая хвоя зеленела даже сквозь налет копоти и гари, идущей из дымящих труб. Элиза печально вздохнула и вошла в контору.
      – Элиза! Как я рад вас видеть! Вы очень повзрослели и похорошели. Настоящая леди! – Управляющий Феликс Морган встретил ее радушно, как старого друга. – Не угодно ли присесть? – Он оглядел комнату в поисках стула, освободил его от бумаг и придвинул Элизе. – Извините, у нас небольшой беспорядок. С тех пор как мы перешли во владение мистера Дэниелса, нас просто засыпали приказами и распоряжениями.
      Элиза выглянула в окно, ее внимание привлекла вспышка в печи, поблизости от открытой двери цеха.
      – Я теперь служу в конторе мистера Дэниелса, – пояснила она.
      – Вы работаете у Риордана Дэниелса?! – Морган выглядел обескураженно и, казалось, отказывался верить ее словам.
      – Да, мистер Дэниелс был так добр, что предоставил мне работу в своей конторе. Но это временно, Морган. В один прекрасный день я выкуплю у него этот завод, и он снова станет собственностью Эмселов.
      – Хочется верить в вашу удачу, Элиза. – В голосе Моргана чувствовались нотки сомнения. – Скорее бы настал этот счастливый день. Но… что вас привело сюда сегодня?
      Элиза вытащила блокнот, с которым теперь не расставалась.
      – Мистер Дэниелс хотел бы внести некоторые изменения… – официальным тоном начала она.
      Покончив с делами, Элиза направилась к экипажу, грустно оглядываясь по сторонам. Собственность Риордана Дэниелса…
      Нет, пожалуй, сосны по-прежнему оставались соснами Эмселов!
      Второй визит Элизы был к Конлею. Игорный дом располагался в грубо сколоченном здании, спешно отстроенном после пожара на Рэндольф-стрит. Возле игорного дома полукругом стояли коляски и экипажи, а кучера в сторонке перекидывались в картишки, ожидая своих хозяев.
      Подходя к дверям заведения, Элиза ловила на себе удивленные взгляды.
      – Правильно, мисс, нечего церемониться, идите прямо внутрь, – услышала она чей-то веселый голос. – Там вы живо отыщете своего муженька и сможете хорошенько его вздуть.
      Кучерская компания весело загоготала. Элиза вспыхнула и толкнула дверь. Она очутилась в маленьком вестибюле, устланном красными дорожками и обитом бархатом такого же цвета. Из дальних комнат доносился мужской смех, звуки фортепиано и стук рулетки. В воздухе витал аромат сигарного дыма, пива, виски и помады для волос.
      Элиза в нерешительности остановилась. Ее заметил человек, сидящий за столом и продающий что-то вроде входных билетов. Он подозвал помощника, и тот занял его место.
      – Меня зовут Симус Конлсй, – представился мужчина, подходя к Элизе.
      Хозяин заведения оказался средних лет ирландцем с рыжими напомаженными усами, кончики которых были залихватски закручены вверх. Он внимательно оглядел Элизу с ног до головы и медленно, как бы нехотя, произнес:
      – Здесь не разрешается приставать к мужчинам. Это игорное заведение высшей категории, а не бордель.
      Неужели она похожа на проститутку? В справедливом негодовании Элиза воскликнула:
      – Я здесь не за тем, чтобы… Я не…
      – Женщинам не разрешается принимать участие в игре. Если же вы пришли, чтобы застукать своего мужа с поличным и устроить скандал, я все равно вас не пропущу. Раз джентльмен переступил порог нашего заведения, ему гарантировано спокойное и беззаботное времяпрепровождение. Мы берем на себя обязательства избавить наших клиентов от нежелательных визитеров.
      – Таких, как я, вы хотите сказать? – поинтересовалась Элиза, гордо вскинув голову.
      Риордан не мог не знать, какой прием здесь оказывают дамам, а значит, сознательно подверг ее издевательствам! Скрепя сердце Элиза совладала с переполнявшей ее яростью: ей поручено доставить этот проклятый конверт, и она выполнит поручение!
      – Ну что ж, – обратилась она к мистеру Конлею, который ухмылялся, видя крайнее возмущение незваной визитерши. – Я ухожу. Не буду осквернять ваше «заведение высшей категории» своим присутствием!
      Выходя на улицу, Элиза не отказала себе в удовольствии изо всех сил хлопнуть дверью. Она прямиком направилась к компании кучеров, занятых покером.
      – Кто из вас кучер мистера Мориарти?
      – А в чем дело?
      – Я должна передать ему кое-что лично. Тот, кто покажет мне его, когда он будет выходить из игорного дома, получит вознаграждение.
      – Если речь идет о деньгах, я согласен, мисс, – не тратя времени на размышления, вызвался один из кучеров.
      Элиза договорилась с кучером, что она будет сидеть в своем экипаже, а когда появится Мориарти, он несколько раз громко кашлянет.
      Ждать пришлось целых два часа, в течение которых Элиза не раз посылала проклятия на голову Риордана. В конце концов Мориарти появился, и она благополучно передала ему конверт.
      – Благодарю вас, мисс, – сказал продажный член муниципального совета, пряча взятку во внутренний карман сюртука.
      Элиза, сухо кивнув в ответ, вернулась к своему экипажу. Очевидно, Риордан решил устроить ей проверку, отправив к Конлею с этим нелепым поручением, решил посмотреть, как она выйдет из трудного положения, хватит ли у нее выдержки и самообладания, чтобы не взорваться от наглости мистера Конлея и выполнить поручение.
      Ну что ж, она справилась с этой задачей. И если Риордан думает, что мисс Элизу Эмсел может испугать запах виски, стук рулетки, атмосфера азарта и близкое соседство шулеров, то он откровенно плохо разбирается в людях.
      В девять часов вечера Элиза сидела на своем рабочем месте в библиотеке и составляла образец распорядительного письма для рассылки по всем заводам Дэниелса. Она уже четыре раза переделывала его; голова кружилась от усталости, а в животе урчало от голода. Хорошо хоть, ожидая Мориарти у игорного дома, ей удалось перекусить. Но тогда было время ленча, а теперь вечер.
      – Ну как продвигаются дела? – Риордан появился на пороге библиотеки, улыбаясь как ни в чем не бывало. – Вы передали конверт Мориарти?
      – Да, – почти шепотом ответила Элиза.
      – Простите, не расслышал.
      – Да, я передала конверт Мориарти. Лично в руки, как вы велели. Но боюсь, сегодня ему не удалось проиграть ваши деньги, поскольку я встретилась с ним на улице, когда он уже выходил от Конлея.
      – А, понятно. – Риордан смотрел на нее с откровенной издевкой, и Элиза, не сдержавшись, дала волю своей ярости:
      – Вы же все заранее знали, правда? Вы знали, что меня выставят вон, обойдутся со мной как… с проституткой или сварливой бабой!
      Риордан улыбнулся и хотел что-то сказать, но Элиза не позволила ему и рта раскрыть.
      – Так вот, я выполнила ваше поручение, и, судя по всему, вопреки вашим ожиданиям. Не удивлюсь, если узнаю, что вы заранее съездили к этому наглому ирландцу и заплатили ему, чтобы он обращался со мной как со шлюхой. Заставить меня тащиться с этим чертовым конвертом неизвестно куда! Ведь я впустую потратила два часа – целых два часа! – на эту глупую и ненужную поездку!
      Риордан медленно и грациозно, как огромная дикая кошка, прошел к столу и сел прямо напротив Элизы.
      – Возможно, вы потратили эти два часа не впустую, – тихо произнес он.
      – Что вы хотите этим сказать?
      – Только то, что сказал. Вы доказали – на вас можно положиться, Элиза. Вы выполнили задание, несмотря на все трудности и препятствия, которые для любой другой женщины оказались бы непреодолимыми. А это стоит куда больше, чем два часа.
      Элиза чувствовала, как краска смущения заливает ей лицо. Она впервые удостоилась похвалы от сурового, требовательного Риордана! Значит, он доволен ею, доверяет ей… Но, как бы то ни было, нельзя расслабляться, нельзя забывать, что Риордан Дэниелс – ее враг и соперник в жестокой борьбе за справедливость.
      – А как насчет ужина? – спросил Риордан. – Вы, наверное, проголодались. Уилл Райс говорит, что вы работаете с шести часов утра без перерыва.
      Поужинать?! Это предложение прогремело в ушах Элизы как гром среди ясного неба. Их первый ужин вдвоем не стал традицией, как не имела повторения и их давняя интимная близость. Элизу это вполне устраивало: ей не хотелось повторения ни того, ни другого. Пусть их отношения останутся учтиво-прохладными – это лучше во всех отношениях. Но почему же так сильно бьется в груди сердце, почему же сладкая истома разливается по всему телу, когда Риордан проникновенно смотрит ей в глаза вот так, как сейчас?
      – Я… я вовсе не голодна, – неуверенно ответила Элиза.
      – Глупости. Этого не может быть. Я голоден как волк. Если заказать лососину и бифштекс с грибным соусом, вы не будете против? Мне лично такое меню по вкусу. Пойдемте.
      Ну как она может отказать Риордану! Элиза поднялась из-за стола и протянула ему руку. Он крепко и уверенно сжал ее в своей ладони.

      Темные глаза испытующе вглядывались в ее лицо.
      – Так значит, вам нравится новая работа?
      Элиза перевела взгляд с хрустального бокала, до половины наполненного красным бургундским, на Риордана.
      – Что значит «нравится» или «не нравится»? Я работаю у вас и стараюсь это делать на совесть. Остальное – не важно.
      Риордан удивленно посмотрел на нее, а она, устыдившись вдруг собственной дерзости, стушевалась и опустила глаза. Они сидели за длинным столом в огромном зале; вокруг них, меняя блюда, бесшумно двигались слуги. Все как и в первый раз.
      Все, и даже Элиза, снова потонувшая в удивительном обаянии Дэниелса. Только теперь, казалось, он смотрит на нее несколько иначе. С большим вниманием? С большей теплотой?.. Нет, нет и нет! Сама мысль об этом была Элизе ненавистна. Еще не хватало, чтобы она стала очередной жертвой его чар. Еще не хватало влюбиться в этого общепризнанного дамского угодника, прославившегося на весь свет своими романами с актрисами и чужими женами.
      Как она решилась ужинать с ним вдвоем в столь поздний час? Она, женщина, которая однажды уже уступила ему, но все-таки нашла в себе силы бежать…
      – Расскажите мне о себе, Элиза, – прервав мрачный ход ее мыслей, попросил Риордан. – Чем вы любите заниматься в свободное время? К сожалению, благодаря мне у вас его не много: кто-кто, а я умею «развлекать» своих служащих.
      Элиза хотела было улыбнуться, ей нравилось остроумие Риордана, но вовремя спохватилась: «Не надо терять головы, – мысленно приказала она себе. – Обаяние – не единственное, чем покоряется женское сердце. Во всяком случае, мое».
      Но несмотря на то что Элиза была прекрасно осведомлена о романе Риордана с Линетт Маркис, несмотря на то что наверху мирно спал ребенок неизвестного прог исхождения и даже вопреки собственному обету отомстить за гибель отца, она вдруг уступила.
      – Я… люблю ездить верхом и править упряжкой.
      – Да-да, я помню, – весело, по-доброму смеясь, закивал Риордан. – И еще, если не ошибаюсь, вы любите ездить наперегонки и непременно выигрывать.
      – Вы не ошибаетесь. – Элизе стало неловко при воспоминании об их первой встрече.
      – Ну а еще? Может, вы поете или играете на фортепиано? Или шьете? Какое из изящных дамских искусств вам больше по душе?
      – Никакое. Вышиваю я весьма посредственно. Терпеть не могу рисовать. Что же касается моего пения, то сравнимо оно в лучшем случае с кваканьем лягушки.
      Риордан расхохотался во весь голос, запрокинув голову назад.
      – Из всех животных, которых я знаю, вы менее всего напоминаете лягушку, даже если речь заходит о пении. Хотя вам, конечно, виднее. Но следует уточнить, на какую лягушку вы все-таки похожи: на маленькую древесную или на такую… бурую в крапинку, с толстым, одутловатым зобом?
      – Думаю, скорее на древесную, – улыбнулась Элиза.
      – В таком случае я буду большой громкоголосой жабой, и наша серенада под ветвями развесистой ивы будет далеко разноситься по болоту до самого восхода.
      Элиза собралась уже рассмеяться, но, поймав на себе взгляд Риордана, исполненный нежной ласки, вспыхнула от смущения. Она сложила руки на коленях и отвела взор. Разговор между ними сам собою затих.
      Элиза, избегая смотреть в глаза своему визави, помимо воли любовалась им: темные вьющиеся пряди на висках, маленькая ямочка на подбородке, до которой так хотелось дотронуться губами. Элиза слышала, ее называют «ямочкой донжуана». Вот уж точно – верный знак…
      – Я очень хотел бы, чтобы мы как-нибудь вместе пошли в театр, – нарушил затянувшееся молчание Риордан, – Обещаю, вам не придется петь, разве только вежливо хлопать в конце каждого акта!
      – Я… Вряд ли мы сможем пойти.
      – Почему?
      В столовую вошла горничная. Элиза терпеливо дождалась, пока девушка, забрав грязные тарелки, выйдет, и только потом ответила:
      – Я не хочу идти в театр с вами. – Элиза отложила салфетку и отодвинулась от стола. – Мне вообще не следовало соглашаться ужинать с вами, и я… не намерена поощрять, скажем так, близость в наших отношениях.
      Она резко поднялась и решительно направилась к выходу.
      – Элиза! – Риордан перехватил ее у самой двери и заключил в объятия.
      – Никакая я вам не «Элиза»! – закричала она, сопротивляясь и пытаясь вырваться. – Отпустите! Нас может увидеть кто-нибудь из слуг!.. А впрочем, – добавила она с горькой усмешкой, – какая вам разница, верно? Я ведь не первая женщина, которая оказывается у вас в доме так поздно, и уж наверняка не последняя… Но как же ребенок, которого вы прячете? Как же его мать?
      – Довольно, мисс. Это касается меня одного, – несколько грубовато одернул ее Дэниелс.
      Элиза, воспользовавшись моментом, выскользнула из его рук.
      – Я хочу, чтобы вы оставили меня в покое, Риордан, слышите? Вы ошибаетесь, думая, что имеете дело со смазливой вертихвосткой, которая мечтает забраться к вам в постель! Я ваша служащая. И все. Никем другим я быть не хочу и…
      – А я хочу! – воскликнул Риордан. – Я хочу, чтобы вы были для меня больше чем служащая, – целуя ее в губы, прошептал он.
      Элиза попыталась было воспротивиться ему, но тщетно: Риордан только крепче прижал ее к своей груди.
      Разомкнув силой девичьи губы, его язык все сильнее и настойчивее проникал внутрь трепетного рта.
      Элиза задыхалась от наслаждения, ей хотелось, чтобы этот поцелуй длился вечно.
      – Элиза, – глухо простонал Риордан. – Я хочу тебя. С тех пор, как мы были вместе в ту ночь, я думаю только о тебе.
      Это сумасшествие – полное и неизлечимое! Ведь они в его столовой, где шныряют слуги, где в любой момент может появиться горничная с десертом и кофе!
      – Пожалуйста… пожалуйста, перестаньте. Пожалуйста, Риордан…
      – Я не хочу! Я знаю, я чувствую: ты не меньше моего хочешь быть со мной!
      – Нет, – прошептала Элиза, к своему ужасу и стыду, сознавая, что лжет. Она соскучилась по нему, мечтала о нем, вспоминая их первую ночь. Но так не должно быть!
      – Да, Элиза. Не лги мне и себе.
      Он неторопливо расстегнул ряд пуговиц, стягивающих две половинки корсажа, и Элиза ощутила на своей груди тепло его ладоней, поглаживающих и сжимающих соски, мгновенно ставшие твердыми и напряженными.
      – Элиза, я хочу целовать тебя сюда… и сюда. Я хочу ласкать тебя, любить тебя, как никто никогда не любил ни одну женщину.
      У нее кружилась голова, собрав последние остатки здравого смысла, Элиза прошептала:
      – Но… как же слуги…
      – Пойдем наверх. Никто ничего не узнает… наплевать на всех. Ты нужна мне…
      Риордан взял Элизу за руки и вывел в коридор. Она словно во сне следовала за ним по мраморной лестнице, вверх по которой он нес ее в спальню в ту их единственную, незабвенную ночь любви.
      – Пожалуйста, – шептала Элиза, но ее слабая попытка сопротивления таяла на глазах, не выдерживая натиска страстного желания, охватившего все ее существо.
      Они уже поднялись на второй этаж, когда раздался жалобный плач ребенка, затем тихо скрипнула дверь и в коридор вышла уставшая сорокалетняя женщина с обеспокоенными, грустными глазами.
      – У нее жар, мистер Дэниелс. Я до последнего момента надеялась на лучшее и не хотела вас тревожить. Но теперь ее лобик горит огнем, а все тельце влажное – простыни хоть выжимай.
      Риордан мгновенно преобразился, дыхание стало ровным, а сознание прояснилось, избавившись от чувственного желания.
      – Что с ней? – сухо спросил он.
      – Пока не знаю. К утру будет понятно. Сейчас остается только как можно чаще менять белье и прикладывать холодные примочки. Вы не волнуйтесь, я посижу с ней ночью…
      – Не надо, – перебил няню Риордан, – ложитесь спать. Я сам присмотрю за ребенком.
      – Но, сэр… она – девочка, это не совсем прилично.
      – Я сам позабочусь о ней, Фанни. – Риордан направился к детской, но на мгновение задержался и обернулся к Элизе: – Я пошлю Фанни распорядиться насчет экипажа. Мне не хотелось бы, чтобы вы в столь поздний час возвращались домой пешком.
      – Не беспокойтесь. Мне лучше пройтись. – Элиза была сильно обескуражена внезапным резким переходом от любовной страсти к тревоге за жизнь и здоровье ребенка. – Я… надеюсь… надеюсь, девочке станет лучше.
      Выйдя из дома, Элиза направилась к железной калитке, прислушиваясь к тихому шелесту опавших листьев под ногами. Никто не последовал за ней. Она была одна под черным ночным небом, окутанная густым туманом, стелющимся в преддверии утренних заморозков. По небосклону, полускрытая облаками, одиноко плыла луна, холодная и равнодушная к земным человеческим страстям.
      Элиза вышла на улицу, подгоняемая вихрем тревожных мыслей. Они с Риорданом едва не повторили прежнюю ошибку, едва не оказались снова вместе. И виноват в этом не только он, она сама потянулась к нему, растворилась в его страсти, забыла о себе, подчиняясь его требовательным ласкам. И только внезапное сообщение о болезни ребенка словно окатило их ледяной водой, охладило их пыл и привело в чувство.
      Слава провидению, которое вмешалось и не допустило ее вторичного падения. Но чем дольше она шла по улице, тем очевиднее ей становилось – от самой себя не убежишь. Между нею и Риорданом теперь постоянно полыхает пожар любовной страсти, то разгораясь ярче, то ненадолго утихая, И этот пожар неподвластен ни ему, ни ей. Он сжигает их души, и нет спасения от него. Сейчас Элиза со всей ясностью поняла: волею судьбы они оказались рядом, и теперь рано или поздно она, не устояв, с головой бросится в это всепожирающее пламя.
      Сегодня им помешала внезапная болезнь ребенка. Но черные требовательные глаза Риордана снова начнут неотступно преследовать ее и в конце концов настигнут.
      Что же ей делать? Как избавиться от этого наваждения?
      Ничего, она постарается взять себя в руки и будет сопротивляться до последнего – никаких частных встреч, никаких разговоров по душам и уж тем более никаких совместных трапез с глазу на глаз!
      Повернув за угол и оказавшись в своем более скромном квартале, Элиза уже преисполнилась решимости любой ценой выбросить из сердца Риордана Дэниелса.

* * *

      На следующее утро, как обычно придя на работу, Элиза окунулась в привычную атмосферу особняка: приглушенный шепот слуг, болтовня клерков, едва слышный щебет горничных, выбивающих ковры во дворе, и деловитое позвякивание кастрюлей, доносящееся с кухни. Жизнь шла своим чередом, а вчерашний эпизод казался сном, главой из романа, давно прочитанного и забытого.
      – Как ребенок? – войдя в библиотеку, спросила она Риордана.
      – Гораздо лучше, слава Богу. Горячка в младенческом возрасте может быть очень опасна.
      Такие слова в устах взрослого сильного мужчины удивили Элизу. В них прозвучали материнская нежность и забота. Она посмотрела на Риордана и увидела большие темные круги у него под глазами – результат бессонной ночи, проведенной у колыбельки больной девочки! Все остальное же было как всегда – гладко причесанные волосы, идеально выбритое лицо, накрахмаленная рубашка, сверкающая белизной. Элиза невольно поймала себя на мысли, что любуется им, но, вовремя спохватившись, отвела от него взор.
      – Я хочу, чтобы вы еще раз съездили к Конлею, – сказал Риордан.
      Элиза оторопело посмотрела на него, не веря своим ушам:
      – К Конлею?! Но это полное безумие! Это же пощечина общественному мнению: присутствие женщины в игорном доме недопустимо!
      – Уверяю вас, Симус Конлей отнесется к вам со всей вежливостью и предупредительностью, на какую способен.
      – В его умении галантно обходиться с дамами я уже имела возможность убедиться, – язвительно ответила Элиза.
      – Я заплатил ему, чтобы он испытал вас. А сегодня он будет вести себя как подобает, поскольку я владею контрольным пакетом акций его заведения.
      – Ах вот оно что! – с трудом сдерживая нахлынувшую на нее после признания Дэниелса ярость, воскликнула Элиза. – Странно, что я сама об этом не догадалась!..
 
      Через два часа Элиза уже была около игорного дома. При входе ее ожидал усатый ирландец, изо всех сил старавшийся угодить посланнице мистера Дэниелса.
      Все было так, как и обещал Риордан. С видом знатока оглядев шелковое платье Элизы, недавно сшитое Фифиной, которая щедро украсила его кружевными черными розанами, Конлей всплеснул руками.
      – Вы великолепно выглядите сегодня, мисс Эмсел, – изрек он. – Настоящий идеал современной деловой женщины.
      – Насколько мне известно, никакие женские идеалы в вашем заведении не приветствуются, в том числе и деловые, – язвительно отвечала Элиза.
      – Прошу вас, не держите на меня зла, – улыбнулся Конлей. – Вы же знаете, я человек подневольный. И потом, если Дэниелсу что-нибудь понадобится, он сумеет добиться своего.
      – Что правда, то правда. – Элиза вежливо улыбнулась, давая понять, что согласна на мировую.
      Конлей провел свою гостью в полутемный, пыльный кабинет, заставленный шкафами и полками, усадил ее в кресло и принялся отыскивать книги, которые просил Риордан. Поиски оказались делом довольно продолжительным, и, если бы не беспрестанная болтовня ирландца, Элиза давно бы уже потеряла терпение. Надо, кстати говоря, отдать ему должное – изысканность его комплиментов была достойна восхищения. В какой-то момент мисс Эмсел не выдержала и рассмеялась:
      – Скажите честно, вы так любезны со мной по поручению Дэниелса?
      Конлей улыбнулся и, покручивая кончик своих великолепных усов, ответил:
      – Поверьте, мисс Эмсел, я знаю толк в женщинах. Мое восхищение вами искреннее, я готов расписаться под каждым своим словом. Другое дело, что я не хотел бы портить отношения с Риорданом Дэниелсом. Вы же знаете, деньги решают все. Особенно когда их много.
      Оставшиеся полдня Элиза будто нарочно то и дело получала подтверждение словам Конлея: мелкому владельцу недвижимости пришлось уступить свое право на постройку какого-то объекта под давлением финансового воротилы; хозяин кирпичного завода против своего желания заключил невыгодный контракт с Дэниелсом, опасаясь конкурентов; сам Риордан приобрел продававшуюся с аукциона лесопилку, обойдя десятерых соперников. Он также пожертвовал крупную сумму денег в пользу жертв Великого Пожара, за что чикагская «Трибюн» будет теперь ежедневно возносить ему хвалу. Да, деньги действительно решают все, во всяком случае, там, где господствуют власть и сила.
 
      Ранним вечером в доме Дэниелса появилась неожиданная посетительница. Линетт Маркис. Она вошла в приемную, окутанная облаком тончайших французских духов, шелков и кружев. Черные локоны актрисы игриво выбивались из-под шляпки, украшенной вереском и лютиками; под надменно приподнятым подбородком красовался пышный бант из атласных лент.
      – Добрый день, мисс Маркис, – вежливо приветствовала нежданную гостью Элиза, изо всех сил пытаясь скрыть свою досаду и удивление по поводу этого визита: она была уверена, что Линетт благополучно гастролирует в Нью-Йорке с новым мюзиклом. «Интересно, каким ветром занесло сюда эту птичку? – с неприязнью думала Элиза, с ног до головы разглядывая актрису. – Что ей нужно от Риордана?»
      – Разве мы знакомы? Вы, вероятно, новая служащая? – Линетт высокомерно улыбнулась, пренебрежительно пожав плечиком, и прямиком направилась к закрытой двери кабинета Дэниелса.
      – Мистер Дэниелс сейчас не принимает, – начала было Элиза. – Он занят…
      – Ну, меня-то он не откажется принять.
      – И тем не менее в данный момент у него посетители. – Но Линетт, не обращая внимания на протесты Элизы, впорхнула в кабинет. Через мгновение оттуда вышли два обескураженных бухгалтера, и дверь за ними снова плотно закрылась. После такого поворота дел Элиза уже не могла успокоиться. В ее душе кипело негодование.
      Подумать только, какая-то актриса обращается с ней как со служанкой да еще делает вид, будто не помнит ее! Какого черта она без приглашения врывается к Риордану? И что он только нашел в этой жеманной глупышке с манерами уличной потаскушки?
      Элиза взяла перо и яростно окунула его в чернильницу, забрызгав при этом половину стола. Хорошо хоть прошлую ночь они с Риорданом не были близки! Как же она ненавидит его!
 
      Линетт наконец появилась в дверях кабинета Риордана. Ее волосы были слегка в беспорядке, а на щеках играл румянец победы. Не удостоив Элизу и взглядом, она важно прошла мимо, оставив позади шлейф цветочного аромата.
      Элиза постаралась задержать дыхание: вероятно, у женщин этого сорта принято поливать себя с ног до головы духами. «Право слово, она, наверное, вылила на себя целый флакон», – с раздражением думала Элиза. Но не запах духов так взбесил ее. Невыносимее всего было то звериное, кошачье, сексуальное обаяние, которое источала каждая клетка сладострастного тела Линетт.
      – Будьте добры, пригласите ко мне снова бухгалтеров, мистера Раиса и его помощника, – хмуро сказал Риордан, появляясь в дверях кабинета.
      Элиза, измученная за последний час ревностью, рисовавшей в ее воображении самые отвратительные картины, с изумлением уставилась на Риордана. Для человека, только что расставшегося с предметом своей страсти, он выглядел слишком усталым и даже злым. Как это понимать? Ведь Линетт его любовница. Может, они поссорились? А впрочем, какое ей дело. Какая ей разница, ссорится ли Риордан с кем-то или нет?!
      – Да, конечно. Я сейчас позову их. Но…
      – Что – «но»?
      – Я… я только… Почему вы позволяете вламываться к себе в кабинет нежданным и малоприятным визитерам?
      – Но почему же малоприятным?
      – Но мне показалось… – растерялась Элиза. – Я… подумала…
      – Я плачу вам не за то, чтобы вам казалось или думалось, а за то, чтобы вы работали, – довольно резко осадил ее Риордан. – Займитесь-ка лучше своими прямыми обязанностями. Подготовьте список моих владений в сгоревших кварталах города с приложением к каждому пункту предложений по возможному восстановлению.
      – Хорошо, сэр.
      Сдерживаясь из последних сил, только бы не взорваться, Элиза села за стол и принялась готовить список. Нет, это невозможный человек! Как только люди могут с ним работать! Разволновавшись, Элиза в первый момент даже не поняла, насколько ответственное, творческое задание, требующее прежде всего идей, впервые дал ей Риордан.
 
      Однажды в коридоре верхнего этажа Элиза столкнулась с Фанни, няней маленькой девочки. Женщина узнала ее, кивнула в ответ на приветствие, и Элиза попробовала завязать с ней разговор:
      – Что с девочкой? Она поправилась?
      – Да, она прекрасно себя чувствует, – ответила няня, теребя подол передника и готовясь скрыться в детской. Она выглядела замученной и постаревшей до времени от постоянного недосыпания. Няня явно не хотела пускаться в долгие беседы, но Элиза все же не удержалась и спросила ее:
      – Скажите, вам известно, кто ее мать? Почему мистер Дэниелс скрывает малышку?
      Женщина пожала плечами:
      – Не знаю, я никогда не спрашивала его об этом. Полагаю, он платит мне – и вполне достаточно – еще и за то, чтобы я не задавала лишних вопросов. Мне известно единственное – мистер Дэниелс принес девочку в дом за три недели до пожара.
      Затем няня поспешила скрыться в комнате, оставив Элизу наедине с мучительным любопытством, которое не давало ей покоя и рождало все новые и новые вопросы, смущавшие сознание.
      Шло время, Элиза целыми днями работала: она проводила оценку сгоревшей недвижимости Дэниелса, тщательно изучая каждый объект с точки зрения возможной реконструкции. Для этого приходилось совершать множество поездок по выгоревшим кварталам, где по соседству с руинами и груженными мусором фургонами уже поднимались строительные леса и закладывался фундамент новых зданий.
      Несмотря на глубокую внутреннюю обиду, затаенную на Риордана, Элиза радовалась возможности заняться настоящим живым делом. Она исписывала горы бумаги рекомендациями и подсчетами, с огромным удовольствием составляла проекты зданий, которыми будут владеть и пользоваться многие поколения людей. Заглянуть таким образом в будущее Чикаго, менять его облик на столетия вперед – что может быть прекраснее!
      Однажды теплым ясным утром в дверь дома Дэниелса постучался человек и потребовал немедленной встречи с хозяином. Самого Риордана не было – он уехал на совет директоров Чикагского банка, и Элиза, в чьи обязанности входило принимать посетителей, была в замешательстве. Дело в том, что мистер Пэте Огден (так представился незнакомец) вряд ли внушил бы доверие мистеру Дэниелсу. Ростом он был не более пяти футов, черный сюртук туго обтягивал круглое брюшко, галстук густо заляпан жирными пятнами. Элиза с отвращением заметила в рыжеватой клочкастой бороде застрявшие остатки. какой-то еды. Вообще он производил впечатление человека, привыкшего проводить большую часть жизни на улице.
      Искоса оглядывая роскошь библиотеки, в которую его провела Элиза, Пэте отрекомендовался владельцем небольшого кирпичного завода неподалеку от Форт-Уэйна, штат Индиана. Он приехал сегодня с утра с целью уговорить Риордана купить всю готовую продукцию его завода.
      – Видите ли, я слышал, он занимается строительством. Думаю, его заинтересует мое предложение. – Пэте улыбнулся Элизе, его круглые голубые глазки светились благодушием. – А я, понимаете ли, собираюсь жениться в третий раз. Так вот, моя будущая супруга мечтает о большом доме. Ну, как этот, например. – Он огляделся, восхищенно подмечая каждую мелочь из роскошного интерьера комнаты.
      – Понимаю вас. – Элиза внимательнее присмотрелась к нему – было в нем нечто такое, что внушило ей доверие, да и предложение его выглядело весьма заманчивым. Она подробно расспросила о заводе и изделиях, которые он производит.
      – Да как вам сказать, делаем всего понемножку… И обычный кирпич, и шамотный, ну и, конечно, огнеупорный. Я так понимаю, мисс, что вам здесь в Чикаго очень нужен именно огнеупорный.
      – Да, – согласилась Элиза, быстро прокручивая в голове только что услышанное. Завод, судя по всему, совсем маленький. Вряд ли Риордан с его размахом захочет связываться с ним.
      Пэте Огден принес с собой обшарпанный кожаный саквояж, набитый образцами своей продукции, и с большой охотой разложил их перед Элизой. Она внимательно осмотрела кирпичи, с удовольствием ощущая их грубую, прочную фактуру.
      – Если бы вы согласились купить все скопом, я бы хорошо уступил, – пообещал Пэте. – Понимаете, женщина, согласившаяся стать моей женой, буквально помешалась на идее иметь роскошный дом. Если я не куплю его, свадьбы не будет. А она думает, что я гораздо богаче, чем есть на самом деле. Сами посудите, у меня нет другого выхода.
      – Хорошо. А сколько вы хотите за свой кирпич? – Пэте назвал сумму на удивление небольшую, и Элизе стоило труда не выказать своего изумления. Какая-то чересчур выгодная сделка… Поэтому Элиза пришла в легкое замешательство, которое Пэте Огден расценил по-своему.
      – Но это вместе с доставкой, – поспешил заверить он. – Все входит в стоимость. Я… поймите меня, я уже сказал своей невесте, что фундамент нашего дома заложен.
      Элиза кивнула, хотя ее мысли были далеки от брачных проблем Пэтса Огдена. Риордана не будет целый день, он обещал вернуться только к семи часам вечера.
      О приезде мистера Огдена он даже не догадывается, поскольку никаких контактов между ними раньше не было. Более того, если Элиза сама не расскажет Риордану о владельце завода, он никогда не узнает о его существовании.
      При мысли о маленьком кирпичном заводике, склады которого забиты прекрасным огнеупорным кирпичом, у Элизы перехватило дыхание. Разве Риордан сам не говорил ей о колоссальных возможностях для дельного человека сейчас сделать состояние? Почему только он должен делать деньги? Чем она хуже его?
      Однажды посетив, эта мысль уже не покидала ее. Она тревожила Элизу, заставляя сердце учащенно биться от восторга.
      Решено! Она сама заключит сделку с Огденом. У нее ведь осталось кое-что от драгоценностей матери, уцелевших при пожаре. Если их продать…
      На щеках Элизы запылал румянец азарта и воодушевления. Не в силах усидеть на месте, она прошлась по комнате, обстановку которой мистер Огден не переставал восхищенно разглядывать.
      Это ее шанс! Его нельзя упустить. Такая возможность представляется только раз в жизни!
      «Верни завод Эмсела, Элиза. Верни, если сможешь», – слова отца с невероятной живостью всплыли в ее сознании. Если не для себя самой, то ради своего отца она должна пойти на это. Да и разве неожиданное появление мистера Огдена с его заводом не знак судьбы, не указание свыше? Настал момент действовать!
      Но вдруг Риордан узнает о ее планах…
      Приподнятое настроение Элизы несколько испортилось. Если только Риордану станет известно об этой сделке, то наверняка он уволит ее. Ведь он сразу предупредил Элизу, что требует от своих служащих полного подчинения. Но Элиза тут же уверила себя в порядочности по отношению к Риордану, она не совершает никакого предательства или мошенничества: во-первых, за кирпичи она собирается заплатить свои собственные деньги, а не его; а во-вторых, для такого крупного дельца, как Риордан, маленький заводик наверняка не представляет интереса.
      Элиза, избавившись от последних сомнений, обернулась к Пэтсу Огдену с мягкой улыбкой:
      – Поскольку мистера Дэниелса наверняка заинтересует ваше предложение, я считаю себя вправе говорить от его имени, но, видите ли, ваша цена несколько высока.
      – Высока?! – Пэте даже вскочил от негодования. – Мисс Эмсел, цена, которую я назвал, безобразно низкая. И вам это прекрасно известно. У меня сложные жизненные обстоятельства, поэтому я вынужден продавать кирпич срочно и в убыток себе.
      Немного поторговавшись для виду, они наконец пришли к соглашению и ударили по рукам. Элиза с трудом скрывала свою радость.
      – Мистер Огден, если вы зайдете сюда через четыре часа, я смогу выплатить вам все деньги.
      – А разве не нужно встречаться с мистером Дэниелсом? Я думал…
      – Он, к сожалению, в деловой командировке и вернется только на будущей неделе, – не моргнув глазом солгала Элиза. – Повторяю вам, я уполномочена совершать сделки от его имени.
      Мистер Огден ушел, на прощание еще раз оглядев интерьер библиотеки, явно стараясь хорошенько запомнить его для копирования в своем новом доме. Элиза опустилась в глубокое кресло, ее руки и ноги дрожали, а сердце бешено колотилось.
      Что она наделала? Правильно ли поступает, вкладывая в кирпичи мистера Огдена единственные ценности, которыми владеет, все – до последнего цента? Рискует потерять работу у Риордана – а значит, возможность жить безбедно и независимо!
      Но уже через минуту, отбросив сомнения, Элиза торопилась надеть шляпку и накидку. Ей многое предстояло сделать. Пойти домой, достать из тайника за каминной решеткой коробку с драгоценностями и продать их.
      Теперь для нее на карту поставлено все, а пути отступления отрезаны. Она решила сыграть ва-банк и не имеет права проиграть. Светлая память об отце обязывает ее к этому!

      – А не сходить ли завтра вечером в театр? – предложил Риордан несколько дней спустя.
      Уже наступил декабрь. За окном кружились первые крупные хлопья, оседая сугробиками на переплетах оконных рам. В камине потрескивали и пахли смолой сосновые поленья.
      Они сидели в очень уютной, почти домашней обстановке, если не считать стола, как обычно заваленного бумагами, и беседы о проекте расширения завода Эмсела: Риордан собирался установить еще пять новых печей.
      Элиза в первый момент не поняла, о чем говорит Риордан, настолько его слова прозвучали нелепо в контексте их деловой беседы.
      – Я говорю, вы уж очень много работаете, Элиза. Если хотя бы изредка не устраивать себе передышку, то можно превратиться в машину. Неужели вы никогда не испытываете желания развлечься, сходить куда-нибудь, в театр, например?
      Элиза смутилась. Чувство вины за свое предательство по отношению к Риордану вспыхнуло в ней с новой силой, ведь как раз накануне она продала всю продукцию с завода мистера Огдена и положила в карман приличную сумму, равную небольшому состоянию.
      – Глупости, – ответила Элиза, краснея. – Не так уж много я работаю.
      – Позвольте с вами не согласиться. Вы – лучший помощник, с которым мне когда-либо приходилось работать. В подтверждение своих слов я приглашаю вас завтра вечером на премьеру «Семи сестер».
      От этих слов Элизе стало не по себе. Она читала в «Трибюн» отзывы о пьесе, ее называли «потрясающим по своей оригинальности, божественным музыкальным бурлеском», а занятых в главных ролях Линетт Маркис, Бижу Херон, Шарлотту Томпсон нарекли даже «восходящими звездами нью-йоркской сцены».
      И все-таки Элиза решила вежливо отказаться от предложения Дэниелса.
      – Прошу простить, но я не могу принять ваше приглашение. У меня нет подходящего вечернего туалета: строгие деловые платья, из которых состоит теперь весь мой гардероб, увы, не годятся для посещения театров.
      Риордан лишь пожал плечами:
      – В таком случае давайте поедем в магазин, и я куплю вам вечернее платье.
      – Нет! – возмущенно воскликнула Элиза. – Истинная леди не может принимать от мужчин такого рода подарки. – Устыдившись собственной горячности, немного помолчав, она добавила: – А Фифина, хоть и прекрасно шьет, не успеет до завтрашнего вечера…
      – Я знаю одну портниху, которая шьет актрисам. У нее довольно много помощниц; они могут работать сутки напролет и за двадцать четыре часа успеют сшить любое платье. – Риордан достал часы из кармашка жилетки. – Мы можем еще успеть. Ну, едем?
      – Нет! – твердо ответила Элиза.
      Риордан попытался взять Элизу под локоть, но она вырвалась. Завязалась короткая борьба, закончившаяся его победой: Элиза оказалась в сильных, нежных объятиях и, дрожа от злости, закричала:
      – Что вы себе позволяете, Риордан Дэниелс! Я вам не послушное домашнее животное, не овца, которую можно тянуть на веревке, куда вам угодно!
      – Я догадывался об этом и раньше. – Дэниелс ласково улыбнулся. – Послушайте, неужели вам не хочется переменить обстановку, отвлечься ненадолго от счетов и конторских книг, клерков и бесконечной корреспонденции? Черт побери, перестаньте упрямиться! В конце концов я ваш босс!
      – Ну и что? Как прикажете понимать ваши слова? Вы уволите меня, если я не пойду с вами в театр?
      Риордан отпустил Элизу и спокойно сказал:
      – Не говорите ерунды. Я велю запрягать, и будем считать наш спор на этом законченным.
      Обиженно насупившись, Элиза сидела подле Риордана в двухместной коляске. Они ехали по ожившей после пожара деловой части города, ломбарды и магазины, конторы и банки понемногу возвращались к нормальной жизни, разносчики, как и раньше, во весь голос предлагали на улицах сиежепойманную мичиганскую белорыбицу.
      Элиза, все еще не придя в себя от возмущения, хмуро глядела себе под ноги. Какое он имеет право так обращаться с ней! Ей лучше знать, устала она или нет! Какая наглость пользоваться своим положением и грозиться уволить, если она не подчинится его капризу! А вдруг Риордан попросит ее надеть драгоценности, о которых он знает еще с ночи Великого Пожара?
      Сердце Элизы ушло в пятки от страха. Что же делать? Она продала все, за исключением маленького изумрудного колечка, которое оставила только из желания сохранить какую-нибудь память о матери.
      Риордан остановил коляску возле роскошного особняка.
      – Дом, в котором раньше находилась мастерская, сгорел. Теперь миссис Капециано обосновалась здесь, – объяснил Риордан, помогая Элизе выйти из коляски.
      По тому, с каким знанием дела говорил Риордан и с какой уверенностью вел Элизу к подъезду, сомневаться в том, что он частый посетитель этого заведения, не приходилось.
      По мере того как они поднимались по лестнице, настроение Элизы катастрофически ухудшалось. А если Риордан возит всех своих любовниц к этой портнихе? Да и вообще, что она будет делать с этим платьем? Впрочем… Она наденет его только в театр, а потом вернет Риордану. Еще не хватало принимать от него подарки!
 
      Миссис Капециано оказалась молодой, довольно милой вдовой с яркими карими глазами и добродушной, заразительной улыбкой. Она была одета в черное кружевное платье с пышными манжетами, из-под которых выглядывали довольно пикантно аккуратненькие и быстрые ручки профессиональной портнихи.
      Когда Риордан попросил ее сшить вечернее платье за двадцать четыре часа, она нисколько не удивилась.
      – Актрисы часто делают срочные заказы, поэтому у меня всегда есть заготовки. Желаете взглянуть? Если вам понравится какое-нибудь из моих платьев, я быстро подгоню его к вашей фигуре.
      Неплохая идея. Элизу она вполне устраивала: как правило, готовая одежда стоила значительно дешевле. И потом, в данный момент мисс Эмсел была не в состоянии думать о платьях: ее волновали совсем другие мысли. Уж больно подозрительно близко знаком Риордан с портнихой. Судя по тому, как фамильярно он с ней болтает и как свободно чувствует себя в мастерской, они давние приятели… Боже! Как она сразу не догадалась! Ведь эта миссис Капециано вполне может быть матерью маленькой девочки, которая спрятана в доме Риордана!
      Элиза поймала себя на том, что внимательно всматривается в лицо портнихи, стараясь отыскать черты сходства с ребенком. Обе черноглазые, обе темноволосые… Но ведь и Риордан тоже не рыжий…
      Довольно! Она только понапрасну мучает себя. Ей-то в конце концов что за дело?!
      Миссис Капециано принялась показывать Элизе свою коллекцию бальных и вечерних туалетов. Шелк, атлас, бархат. Кремовое шелковое платье с глубоким вырезом и изящными, воланами, поблескивающее и переливающееся в лучах солнца, привлекло внимание Элизы. Не удержавшись, она невольно воскликнула:
      – Ах, какая прелесть! Оно великолепно!
      – Прекрасно, мы берем его, – заявил Риордан.
      – Но я не могу… – начала было Элиза. – Я действительно…
      – Подгоните его по фигуре для этой дамы. Завтра я пришлю за ним в пять часов вечера, – не обращая внимания на ее протесты, продолжал Риордан. – И не забудьте приложить к нему все необходимое: туфли, перчатки, головной убор. Что еще? Ах да, накидку. Лучше отороченную мехом.
      – Я не могу…
      Слабые возражения Элизы так и не были услышаны. Миссис Капециано провела Элизу в примерочную и принялась снимать мерки.
      – Вы очень красивы и хорошо сложены, – бормотала портниха за работой. – Поверьте, это платье – то, что вам нужно.
      – Спасибо. Скажите, а мистер Дэниелс бывал у вас раньше? – вкрадчиво поинтересовалась Элиза.
      Портниха замерла с сантиметром в руках.
      – Да. Мистер Дэниелс приходил ко мне однажды и заказывал полный комплект одежды для младенца. Кажется, он говорил что-то о благотворительности.
      – Понятно.
      Элиза прикусила губу и больше ничего не сказала. Правду ли говорит портниха? Действительно ли Риордану понадобилась от этой хорошенькой вдовушки дюжина распашонок? Или распашонки только предлог для начала ухаживаний?
      Через полчаса они вышли из мастерской миссис Капециано, но Риордан так и не оставил Элизу в покое.
      – Вам нужны драгоценности.
      – Драгоценности?
      Ну вот и настал ужасный момент, когда ей придется во всем признаться ему. Конечно же, он помнит о маминых драгоценностях: она сама рассказывала ему о своем наследстве. Совершенно естественно, если он попросит ее надеть украшения. Элиза решила попробовать выкрутиться и смущенно забормотала:
      – Я… По возможности я предпочитаю обходиться без них. И потом, это платье и без того изумительно. Излишние украшения только сгладят эффект.
      – Ерунда. Без роскошного ожерелья вы будете выглядеть раздетой.
      Садясь в коляску рядом с Риорданом, Элиза уже решила взять ожерелье и диадему на время у Мальвы. Господи, ну почему мир так устроен, что одна ложь неминуемо влечет за собой другую!
      Но прежде чем Элиза успела успокоиться, найдя такой выход из положения, Риордан остановил коляску у небольшого деревянного домика с вывеской «Голдсмит, ювелирные изделия». Здесь временно помещался известный в Чикаго магазин, прежнее здание которого на Лэйк-стрит сгорело и еще не было восстановлено.
      Они вошли внутрь. Хозяин, приветливо улыбаясь, кинулся навстречу Риордану, как к старому знакомому.
      – Я хочу купить украшения для этой дамы, – сообщил ювелиру Риордан.
      Прежде всего их усадили в удобные кресла в кабинете владельца магазина.
      – Какие камни вы предпочитаете, мистер Дэниелс? У меня большой выбор. Не откажитесь взглянуть.
      Элиза вдруг вышла из себя. Она вскочила и, не обращая внимания на испуганный и удивленный взгляд ювелира, закричала:
      – Мне не нужны никакие драгоценности! Вы уже купили мне платье, довольно! Я вам не содержанка! И никогда ею не стану!
      – Замолчите. – Риордан насильно усадил ее обратно и как ни в чем не бывало принялся перебирать красные коробочки. – Выкиньте все эти глупости из головы, Элиза. Ожерелье – пустяки. Мне ничего не стоит купить дюжину таких магазинов. Я могу вас осыпать бриллиантами.
      – Перестаньте бахвалиться!
      – При чем тут бахвальство? Это факт.
      – Я не сомневаюсь в бездонности вашего кошелька. Но думается, что все деньги мира не могут окупить грубого обращения с дамой! К тому же ваше хвастовство просто невыносимо. – Заметив, что Риордан, задетый за живое ее отповедью, изменился в лице, Элиза злорадно продолжала: – И то правда, нувориш он и есть нувориш! С французского это переводится как «недавно разбогатевший». Так называют выскочек, которым удалось нахапать много денег, но которые лишены воспитания и умения тратить их скромно и с достоинством.
      Элиза замолчала, внезапно испугавшись, что наговорила лишнего. Риордан, не поддаваясь внутренней злобе и желанию нахамить в ответ, спокойно сказал:
      – Неужели вы действительно думаете задеть меня подобными высказываниями?
      – Я…
      – Уверяю вас, за свою жизнь я выслушал немало оскорблений. – Риордан обернулся к ювелиру и, указывая на великолепное ожерелье, сказал: – Я беру это.
      – Но, сэр… леди… вероятно, сначала стоит примерить его, надо убедиться…
      – Я сказал, что беру его.
      Тройная нитка розового жемчуга, перемежающегося крупными бриллиантами на маленьких золотых подвесках, засверкала в руках ювелира, как тысяча солнц. Элиза ахнула от удивления. Это ожерелье стоит целое состояние! Многие тысячи долларов! Дороже, чем весь кирпичный завод Пэтса Огдена!
      Она представила себе, как роскошно будет смотреться ожерелье с кремовым вечерним платьем. Потом обернулась к Дэниелсу и не допускающим возражения тоном сказала:
      – Ожерелье великолепно. Я с большим удовольствием надену его завтра вечером. Но принять в качестве подарка не могу. Ни одна леди на моем месте не поступила бы иначе. Поэтому послезавтра утром я верну ожерелье обратно.
      – Ну что ж, как будет угодно. – Риордан пожал плечами. – Тогда мы берем его напрокат.
      Он протянул ювелиру увесистую пачку купюр, явно великоватую для платы за услуги подобного рода, и тот, заметно повеселев, принялся упаковывать украшение в коробочку.
      – Вы очень упрямая, гордая женщина, мисс Эмсел, – садясь в коляску, заметил Риордан.
      – Я леди, – коротко ответила Элиза.
      Всю обратную дорогу они молчали. Элиза снова и снова спрашивала себя, правильно ли она поступила, отказавшись от подарка, который мог бы помочь ей вернуть завод Эмсела. Сомнения терзали ее душу: не ошиблась ли она, подчинившись велению чувства вопреки долгу перед отцом?
 
      Днем уныло сыпал снег, но позже распогодилось, небо посветлело, и, хотя в вечернем воздухе остался сумрачный, влажный туман, жить стало веселее. Отраженный свет окон и фонарей придавал городу сходство с сияющим бриллиантом. Если закрыть глаза на сожженные дотла кварталы, то можно было подумать, что пожара вовсе и не бывало: пепел и запах гари исчезли, воздух стал прозрачен и свеж.
      Взволнованная и расстроенная, Элиза откинулась на спинку сиденья роскошного ландо Риордана. Великолепная пара прекрасно подобранных по масти и стати лошадей резво бежала по мостовой. Ливрейный кучер умело управлялся с поводьями, отделанными серебряными бляхами с инициалами Риордана Дэниелса.
      Спектакль давали в старом здании оперы, сильно удаленном от центра города и поэтому не пострадавшем при пожаре. До пожара его собирались сносить, но, слава Богу, не снесли, благодаря чему у актеров по-прежнему была крыша над головой, а у их почитателей – возможность лицезреть своих кумиров на сцене.
      В этот вечер опера встречала зрителей светом газовых фонарей у подъезда и множеством пестрых афиш, объявляющих о премьере.
      Риордан помог Элизе выйти из экипажа и отпустил кучера, который должен был, отогнав ландо в сторону, ожидать окончания спектакля.
      Присоединившись к шикарно одетым мужчинам и женщинам, они вошли в театр.
      Риордан снял с плеч Элизы дорогую накидку, подбитую мехом, и передал ее гардеробщику вместе со своим пальто и высоким цилиндром. Он наклонился к своей спутнице, восторженно сверкая черными глазами, и прошептал:
      – Можете броситься на меня, как разъяренная тигрица, но в этом платье вы великолепны! Вы самая красивая женщина среди всей этой толпы великосветских дам.
      – Глупости. Мы только что приехали, еще не все собрались. Уверяю вас, сегодня вечером вы увидите множество красивых женщин и куда интереснее меня.
      Говоря все это, Элиза не лукавила, но тем не менее, отдавая должное своей необыкновенной красоте, с гордостью оглядывалась вокруг. Ей давно уже не приходилось бывать в обществе, и она успела позабыть те непередаваемые чувства, которые возникают только в компании богатых, беспечных людей, пребывающих в постоянном стремлении развлекаться и жить в свое удовольствие.
      Фойе сверкало позолотой канделябров и зеркал, хрустальные люстры, свисающие с потолка на массивных цепях, разбрасывали вокруг снопы ослепительного света. Откуда-то издалека доносилась какофония настраивающего инструменты оркестра.
      – Элиза, вы великолепно выглядите. Мы с вами не виделись целую вечность, – учтиво обратился к Элизе Филип Армуар, высокий мужчина с пышными бакенбардами и подбородком, упирающимся в тугой накрахмаленный воротничок. Армуар сделал свои миллионы на торговле зерном. Он холодно кивнул Дэниелсу, делая вид, будто они едва знакомы, хотя на самом деле их связывали теснейшие деловые отношения.
      – Я очень занята в последнее время, – начала Элиза, но тут к ним подошла Корделия Лэндсдаун.
      – О, Элиза! Какое у тебя ожерелье! Потрясающее! Откуда такая красота?
      Корделия внимательно разглядывала драгоценности, время от времени с нескрываемым любопытством поглядывая на Риордана.
      – Я взяла его напрокат и должна буду вернуть завтра утром, – сочла своим долгом сообщить Элиза, пусть не думают, что она принимает в подарок от Дэниелса драгоценности. Элиза представила Риордана Корделии, которая после этого уже не сводила глаз с молодого человека.
      – Ты идешь к Гленде Форбос на танцевальный вечер? – спросила Корделия Элизу.
      – Нет, к сожалению, не могу. У меня много работы… – Элиза то и дело раскланивалась со своими знакомыми, вереницей проплывавшими мимо нее.
      – Элиза, как вы поживаете? – Мэт Эберли подошел к ней, ведя под руку двух дам: свою мать, одетую в дорогой атлас, с сапфирами в ушах, и молодую светловолосую женщину в розовом шелковом платье. – Позвольте вам представить Чэрити Палмер, мою дальнюю родственницу из Филадельфии.
      – Очень приятно познакомиться с вами, мисс Эмсел. Знаете, я своими глазами видела этот страшный пожар! Такое запоминается на всю жизнь, не правда ли?
      Между женщинами тут же завязалась непринужденная светская беседа, которая, однако, не мешала Чэрити Палмер довольно бесцеремонно разглядывать Элизу. Гостья из Филадельфии оказалась весьма болтливой особой, успевшей за пять минут утомить своих слушателей до чрезвычайности. А посему, разглядев в толпе зрителей свою кузину Мальву, Элиза, откланявшись под благовидным предлогом, поспешила к ней.
      – Элиза, девочка моя, вот уж не ожидала встретить тебя здесь! – воскликнула Мальва.
      Женщины сердечно расцеловались.
      – Мальва, позволь представить тебе Риордана Дэниелса.
      Риордан пожал протянутую Мальвой руку, и между энергичной вдовой в черном атласном платье и красивым темноволосым финансистом мгновенно возникла симпатия.
      – Я много слышал о вас. – Риордан улыбнулся Мальве обворожительной улыбкой. – Молва не лжет. Вы поистине выдающаяся женщина, если успеваете заниматься раздачей бесплатного супа беженцам, опекой двадцати девочек-сирот и к тому же великолепно выглядеть.
      Мальва снисходительно улыбнулась:
      – А мне, в свою очередь, приятно видеть, что вы заботитесь о досуге своих служащих. Моя дорогая кузина порою чересчур трудолюбива.
      – В чем, в чем, а в этом я с вами абсолютно согласен. – Риордан с нежностью посмотрел на свою спутницу.
      – Мальва… – густо покраснев, попыталась возразить Элиза.
      Но Мальва тут же шутя замахала на нее руками:
      – Я вовсе не собираюсь бранить или упрекать тебя, Элиза. И ты прекрасно это знаешь. Я прежде всего твой друг, а не только старшая сестра, которая терпеть не может, когда ее перебивают, если она хочет что-нибудь сказать. Я желаю тебе только добра, Элиза. – Мальва искоса взглянула на Риордана и добавила: – И если кто-нибудь попробует причинить тебе зло, ему придется дорого заплатить за это.
      На мгновение Риордан смутился, но потом, закинув голову назад, громко, от всей души рассмеялся:
      – А вы суровая женщина, Мальва Эймс! Но смею уверить, со мной ваша кузина в полной безопасности.
      Позже, когда они заняли свои места в зрительном зале, Риордан шепнул на ухо Элизе:
      – Мальва – потрясающая женщина. И вообще, мне кажется, все, кого мы встретили здесь, очень вас любят…
      Когда оркестр заиграл увертюру, Риордан спросил Элизу:
      – А почему бы вам не пойти на танцевальный вечер?
      – Но что мне там делать? О чем я стану говорить со своими сверстницами? О балах? Званых вечерах и обедах? Катании на коньках? Меня тошнит от всего этого! А беседы о налогах, контрактах и векселях вряд ли доставят им удовольствие.
      – Возможно, вы правы. Но если захотеть, то можно найти точки соприкосновения с кем угодно, тем более с людьми одного с вами круга.
      – Да, возможно. – Риордан казался озадаченным.
      – Эти люди едва замечают меня, а вы в центре всеобщего внимания. И даже то, что вы вели собственное дело, их не смущает. Напротив, приводит в восхищение. Так зачем вам работать у меня, когда можно стать частичкой этой роскошной, помпезной толпы?
      Элизу так и подмывало сказать правду. Сказать, что она должна выполнить последнюю волю отца, что она не хочет обременять Мальву, не хочет выходить замуж ни за Мэта, ни за кого бы то ни было еще. Но она промолчала и, видно, потому, что начала наконец-таки понимать: главная причина ускользает и от нее самой.
      Положа руку на сердце Элиза Эмсел уже сама не знает, зачем ежедневно приходит в особняк Дэниелса и занимается его делами…
      Увертюра закончилась; по залу пронесся легкий шорох, взгляды зрителей приковал раздвигающийся занавес, открывший. декорацию роскошной гостиной.
      Первый акт начался. Хотя и Элиза, и Дэниелс внимательно следили за происходящим на сцене, между ними снова возникло ощущение близости: несмотря на переполненный зал, они были одни, одни на всем белом свете.
      Элизу вдруг осенило. Оказывается, она давно не представляет себе жизни без того, чтобы каждый день не встречаться с ним, говорить о работе, смеяться его шуткам, видеть его красивое, улыбающееся лицо, наблюдать за пластичными движениями сильного, мускулистого тела, за частой сменой его настроения – от пасмурного и хмурого до веселого и жизнерадостного.
      Господи, да она просто-напросто влюбилась в него! Осознание этого пришло мгновенно, и никакими силами поколебать его было невозможно.
      А вдруг еще не поздно? Вдруг еще есть время все остановить, подчинить свои чувства разуму; уничтожить, вырвать с корнем из своего сердца любовь и растоптать?
      Папа. Она не может предать его память, она должна выполнить его последнюю волю, иначе навеки лишится покоя и не будет ей в жизни счастья.

      Линетт Маркис вышла на сцену в роли третьей сестры. Она играла очаровательную девушку-бесенка с длинной толстой косой. Ее смех и шутки находили живейший отклик в публике.
      Элиза смотрела на нее и удивлялась, как в одном и том же человеке может уживаться такое множество личин. В обычной жизни Линетт была страстной, дерзкой, злобной и жадной. А на сцене являла собой полнейшую невинность и добросердечие.
      Но и на сцене, по окончании первого акта, когда актеры кланялись под аплодисменты, Линетт, делая реверанс, бросила поверх рампы такой недвусмысленно призывный взгляд, что Элиза даже оторопела от столь вызывающей откровенности. Этот взгляд предназначался Риордану. И действительно, он неловко поежился в соседнем кресле и стал аплодировать сдержаннее.
      Когда сцену перестали осыпать цветами и занавес опустился в последний раз, Элиза вздохнула с облегчением. Она вдруг почувствовала себя очень усталой и разбитой. Ей хотелось только одного – поскорее оказаться дома и снять с себя кремовое платье с украшениями, которые завтра же благополучно отправятся обратно в ювелирную лавку.
      – Пойдемте, Элиза, – сказал Риордан, беря ее за руку. – Надо зайти за кулисы.
      – За кулисы?! – Элиза готова была к любому повороту событий, но только не к такому.
      – Да, я уверен, вам там понравится. Среди актрис есть очень хорошенькие.
      Прежде чем Элиза успела что-нибудь ответить, Риордан уверенно направился к боковой двери, ведущей за сцену, и увлек ее за собой.
      Кулисы старой оперы сохранили лишь остатки былой роскоши. За сценой стоял запах пыли, плесени и испарений человеческого тела. На стенах маленького, выкрашенного зеленой краской помещения был налет копоти, как от пароходных труб… Повсюду виднелись надписи, нацарапанные влюбленными поклонниками в честь своих пассий.
      Но блестящая толпа обожателей актрис отнюдь не чувствовала себя стесненно и неуютно в этой убогой обстановке. Молодые люди, толкаясь, старались пробиться к актрисам.
      Бижу Херон, в костюме одной из сестер выглядевшая едва ли не четырнадцатилетней девочкой, раздавала автографы. Эффектная брюнетка Шарлотта Томпсон громко смеялась в объятиях воздыхателя. Журналист, который вел театральную колонку в одной их крупнейших чикагских газет, сновал среди всей этой кутерьмы, записывая в блокнот впечатления от премьеры и детали костюмов актрис. Студенты и заправские юные денди назначали актрисам свидания, осыпали их комплиментами и приглашениями поужинать. Официант втолкнул в комнату тележку, набитую бутылками шампанского, переложенного кусками дымящегося льда.
      – Ну, что скажешь? – вопрошал чей-то тоненький, жеманный голосок. – Что ты обо мне думаешь? Разве я играла не великолепно?
      Но центром внимания толпы завсегдатаев кулис была, конечно, Линетт Маркис. Она отвязала толстую косу, которая во время спектакля украшала ее голову, и обернула ее вокруг плеч, так что всеобщему обозрению предстала модная стрижка со множеством веселеньких кудряшек, в которые была воткнута алая роза. Линетт изменилась до неузнаваемости, и эффект от ее перевоплощения был сногсшибательным: как будто невинное дитя вдруг обрело черты куртизанки. Элиза, оцепенев, смотрела на нее, замечая, что не только она одна потрясена такой переменой в облике актрисы.
      Линетт плавно подплыла к Риордану и взяла его под руку, не замечая Элизу, словно ее здесь вообще не было.
      – Дорогой, я горю нетерпением выслушать твое мнение!
      Риордан улыбнулся и ответил:
      – Разумеется, ты была великолепна, Линетт. Как всегда.
      – Да, пожалуй, ты прав. Знаешь, я получила целое море цветов… а те, которые прислал ты, просто чудесны! Огромная, огромная корзина роз, – пропела Линетт, в первый раз обращаясь к Элизе. – Он знает, что я без ума от роз, а алые – самые мои любимые. Он всегда присылает мне именно алые.
      Элиза молча слушала болтовню актрисы, понимая, что в ней поднимается волна ненависти против Линетт, против того, что она смеет так открыто заявлять свои права собственности на Риордана. Он выглядел обескураженным и злым, хотя чего еще он ожидал от своей любовницы: ведь они давно знакомы, Риордан знает ее манеры и характер. И зачем только он привел Элизу за кулисы? Нет, не стоило ей соглашаться идти с ним в театр!
      Но худшее оказалось еще впереди. В мгновение ока Линетт обвила шею Риордана своими белыми пухлыми ручками и впилась губами в его рот. Они застыли в долгом поцелуе. Эта картина навсегда осталась в памяти Элизы, будто выжженная каленым железом: высокий мужчина склоняет голову к хорошенькой актрисе, тающей в его объятиях.
      Элиза не выдержала и, развернувшись, не разбирая дороги, стала продираться сквозь плотную людскую толпу к выходу. Запутавшись в узких грязных коридорах, она с трудом нашла зрительный зал. Элиза опустилась в кресло первого ряда, и сумбур пережитого захлестнул ее: она поносила Риордана на чем свет стоит, обвиняла саму себя во всех смертных грехах. Какого черта она приперлась в этот театр! Кто ее дернул взять платье и украшения! Надо же быть такой идиоткой!
      Ревность бушевала в ней, как проснувшийся вулкан.
      С ума сойти, он посылает ей алые розы! А эта дуреха потом украшает ими свою пустую голову!
      И вдруг роскошная жемчужная нитка сдавила ей горло, как тяжелым стальным ошейником.
      А ведь, по сути, Риордан позаботился о каждой из них с равной предусмотрительностью. Да и с какой, собственно, стати она ревнует Риордана к этой Линетт? У нее самой нет никаких прав на Дэниелса. Она всего лишь его служащая, из вежливости посетившая вместе с ним премьеру. Какое ей дело до его любовниц?..
 
      Риордан нашел Элизу в вестибюле. Она спокойно прогуливалась по красной ковровой дорожке в ожидании своего спутника.
      – Где вы были, Элиза? И почему ушли, не сказав ни слова? – Он грубо схватил ее под руку и повел к выходу. Элиза, еле поспевая за ним, старалась выглядеть достойно, хотя бы со стороны.
      – А разве в мои обязанности входит присутствовать при ваших интимных встречах? Вам нравится, когда кто-то наблюдает за тем, как вы целуетесь со своей любовницей?
      Риордан круто развернул Элизу к себе, их глаза встретились.
      – Моя… Прошу прощения, Элиза. Мое поведение было недопустимым. Видите ли, Линетт, похоже, заблуждается относительно своих прав на меня. Но в любом случае я приношу свои извинения за невольное оскорбление вашего достоинства. Пожалуйста, подождите меня несколько минут. Я распоряжусь насчет экипажа. Это не отнимет много времени. Я скоро вернусь.
      Подавая Элизе накидку, Риордан слегка, всего лишь намеком обнял ее, и в ответ все в ней затрепетало: еще немного, и тепло его ладоней, его близость, запах его желанного тела сведут ее с ума!
      Элиза, рассердившись на себя за свою мягкотелость, решительно отвергла его помощь, когда он попытался подсадить ее в ландо. Гордо, вскинув голову, она легко взобралась на сиденье и хмуро отвернулась от Риордана.
      Он что-то невнятное кинул кучеру, и экипаж тронулся вдоль заметно поредевшей вереницы колясок, чьи владельцы до сих пор околачивались за кулисами театра. Мутный свет газовых фонарей придавал ночному городу почти волшебное, мистическое очарование. Казалось, все вокруг дышит красотой и загадочностью.
      – Я хочу, чтобы вы отвезли меня домой, – решительно объявила Элиза.
      – Почему? Я собирался пригласить вас на ужин.
      – Излишняя предусмотрительность. И вообще я не хочу иметь с вами ничего общего! Неужели вы не понимаете, что оскорбили меня? Как это низко с вашей стороны пригласить меня в театр и выставить на посмешище своей любовнице.
      – Элиза…
      Она ничего не хотела слышать – ни извинений, ни оправданий. Он ей противен! И если бы не позднее время, она выпрыгнула бы из экипажа и пошла домой пешком.
      Элиза наклонилась вперед и, постучав кучера по плечу, сказала:
      – Улица Энеиды, пожалуйста.
      Риордан тут же последовал ее примеру и велел кучеру ехать к себе домой. Ситуация была довольно анекдотическая. Но судя по всему, сегодняшним вечером Элизе напрочь отказало чувство юмора.
      – Нет! – все больше и больше кипятясь, воскликнула она. – Я не поеду к вам. Мне нужно домой. Улица Энеиды, десять, пожалуйста!
      Потом, не помня себя от ярости, она сорвала с шеи ожерелье и сунула его Риордану. Бриллианты сверкнули на его ладони, как крупные, горькие слезы.
      – Вот! Забирайте ваши драгоценности! Напрасно я согласилась надеть их. И платье тоже. Мне очень жаль, но ходить с вами в театр мне вовсе не стоило. Можете быть уверены, больше этого не повторится.
      – Очень хорошо, – спокойно ответил Риордан и запросто запихнул ожерелье в карман, как будто женщины возвращали ему бриллианты назад чуть ли не каждый день. Затем он откинулся на спинку сиденья и молча уставился в темноту.
      Они ехали в полном безмолвии по безлюдным улицам, по гулким мостовым, и только цокот лошадиных копыт нарушал тишину. Раз он не желает разговаривать с ней, тем лучше! Ее вполне устраивает. Скоро она будет дома и закончится наконец этот отвратительный вечер, Эта тягостная необходимость разделять его общество!
      Но время тянулось бесконечно. Элиза прислушивалась к позвякиванию сбруи и скрипу колес и молила Бога, чтобы ее мучения поскорее пришли к концу. Внезапный толчок экипажа бросил Элизу к Риордану, и она, на мгновение прижавшись к нему плечом, даже сквозь ткань почувствовала, как горячи его напряженные мускулы.
      Ее охватила легкая дрожь. Что с ней происходит? Почему ей вдруг захотелось обнять его, как Линетт, запустить пальцы в его волнистую шевелюру и почувствовать на своих губах тепло его губ, ощутить трепетную настойчивость его языка… Элиза усилием воли стряхнула с себя сладкий дурман, решив ни за что не поддаваться искушению.
      Но тут экипаж свернул на какую-то незнакомую улицу, потом на другую. Элиза не выдержала и повернулась к своему спутнику:
      – Риордан, куда мы едем? Мы должны были свернуть направо, чтобы попасть на улицу Энеиды.
      Он усмехнулся, и в полутьме ландо его зубы ослепительно блеснули.
      – Мы едем не к вам домой, а ко мне.
      – Но ведь я заплатила кучеру.
      – Я плачу ему каждую неделю, и немало. Он мой слуга и выполняет только мои приказания.
      – Понятно! А когда вы намереваетесь похитить женщину, то он становится вашим соучастником!
      – Разумеется. Особенно когда он так же, как и я, уверен, что женщина сама очень хочет быть похищенной. А все протесты и крики возмущения – всего лишь кокетство. Ты хочешь быть моей, Элиза. И я берусь доказать тебе это.
      Риордан крепко и нежно обнял ее своими сильными руками, его губы овладели ее ртом с хозяйской требовательностью, против которой все протесты Элизы выглядели смешными.
      Да и выглядели они смешными потому, что не были искренними. Потому что на самом деле Риордан угадал ее тайное желание и взял исполнение его на себя. Через мгновение она уже полностью отдалась поцелую, задыхаясь от наслаждения.
      В особняке Дэниелса царил приятный полумрак, кое-где горели газовые рожки. Очевидно, слуг в доме не было. Вокруг стояла полнейшая тишина, как в мертвой пустыне. Идя следом за Риорданом в спальню, Элиза беспомощно озиралась по сторонам. Ею овладело восхитительное, ужасающее, захватывающее ощущение, переживаемое человеком, сжигающим за собой мосты.
      Ее тянуло к нему с неведомой силой, но он был прежде всего врагом Авена Эмсела. Да! У него много любовниц, и он с самого начала предупреждал ее, что никогда больше по-настоящему не полюбит женщину. Такова реальность.
      Но сегодня ночью Элиза не хотела прислушиваться к голосу рассудка и признавать над собою власть обязательств. Она лежала в огромной постели Риордана обнаженная и притихшая, а он покрывал поцелуями каждую частичку ее прекрасного тела.
      – Ты великолепна… Твоя кожа… похожа на теплый, переливчатый шелк.
      Когда Риордан сбросил одежду с себя, Элиза долго не могла оторвать взгляд от его наготы. Он был совсем другой, так отличается гранит от лепестка розы. Она с замиранием сердца смотрела на его окрепшую мужскую плоть, возбужденную ее присутствием.
      Риордан тоже был очарован Элизой. Пожирая глазами округлые формы, он безостановочно шептал ее имя, как сладостную молитву у алтаря любви.
      Страстно, в неистовстве он ласкал тело своей возлюбленной, заставляя ее стонать от блаженства. Риордан превратился в сплошной сгусток чувственности. Каждая клетка его дышала желанием, от ладоней исходил волшебный жар, увлекающий Элизу в водоворот наслаждения. И в тот момент, когда они обезумели от восторга, он легко поднял ее и посадил на себя сверху так, что ее разведенные бедра оказались на уровне его разгоряченной плоти. И через несколько мгновений они слились в безумном танце любви.
      Риордан продолжал ласкать ее, распаляясь все сильнее. Элиза отвечала ему тем же. Вдруг он глухо застонал, но вскоре этот стон перерос в безудержное звериное стенание. Ее чрево пронзила огненная молния, от которой в блаженных судорогах затрепетало нежное лоно.
      Крепко прижавшись друг к другу влажными, сладостно изнеможенными телами, они застыли в невыразимом восторге. Их прерывистое дыхание смешалось в поцелуе. В эти минуты для Элизы не существовало ничего – ни отца, ни Линетт Маркис, ни даже ее самой. Она растворилась во всепоглощающем счастье и неотступном желании ни на мгновение не покидать этих сильных нежных объятий.
      Они заснули, утолив жажду сердец и плоти, и никогда прежде Элиза не испытывала такого умиротворения и благодати. Глубокой ночью их дремота неведомо каким образом перешла в порыв взаимных ласк, и они снова были вместе. Элиза приняла его в себя радостно и покорно. Она словно впала в беспамятство: болтала, смеялась и уверяла Риордана, что сойдет с ума от его прикосновений. Но Риордан властно распластал ее своим мощным телом, и они слились в любовном экстазе, вознесшем их на вершину почти нестерпимого счастья. И теперь Элиза знала наверняка, что уже никогда не будет прежней; теперь ее жизнь приобрела совершенно иной смысл.

* * *

      На рассвете Риордан запряг лошадь в двуколку и повез Элизу домой. Вскоре утренний туман обратился в унылый моросящий дождь. Они ехали обнявшись, но у Элизы на душе было так же тоскливо, как и на улице. Ведь всего через несколько минут, пусть ненадолго, но им придется расстаться.
      – Ты была великолепна, потрясающа, совершенна. Ты очень красивая женщина, Элиза.
      – Нет. Не говори так. Иначе я не отпущу тебя. Мне не следовало оставаться у тебя в доме. Что сказали бы люди, если бы узнали об этом? Риордан, а если твой кучер разболтает обо всем?
      Она устало провела рукой ио глазам. Реальность отчетливо напомнила о себе. Мэт, Ида Эберли, папа – чередой проплывали в темноте знакомые лица…
      – Люди ничего не скажут, потому что никто ни о чем не узнает. А кучеру и остальной прислуге очень хорошо платят. Они умеют хранить мои тайны. Будь спокойна. – Риордан нежно поцеловал ее руку, с трудом сдерживая внезапно овладевший им страстный любовный порыв. – Мой Бог, Элиза, ты в состоянии лишить мужчину разума!
      – Мне… мне надо идти. Утром я приду на работу как обычно.
      Элиза мягко отстранилась и, выскочив из экипажа, пошла к дому.
      В прихожей горел единственный рожок. Дрожащими руками Элиза прибавила пламя и обернулась к зеркалу: оттуда на нее глядела очень похожая, но совсем другая женщина – полные губы алели следами недавних поцелуев, щеки пылали возбужденным румянцем, а в глазах застыло распутное, сладострастное выражение.
      Элиза потушила рожок и направилась к лестнице.
      – Так, так. Значит, любовь подстерегла и вас, не так ли? – Это полусонная Фифина, запахнутая в халат и с папильотками на голове, вышла встретить Элизу на верхнюю площадку лестницы. Выражение лица ее было сочувственно-понимающим.
      – Фифина! Ты… напугала меня.
      – Пойдемте ко мне в комнату. Мне нужно вам кое-что рассказать о том, как женщина должна вести себя с мужчиной в постели, чтобы не забеременеть.
      – Ты знаешь, я очень устала…
      – Ничего, это не займет много времени. Ах, мужчины! Они получают от нас удовольствие, как от хорошеньких игрушек, а потом? Потом они забывают о нашем существовании. Другое дело – мы. У нас память не такая короткая.
      Трудно было представить себе слова, более подходящие для того, чтобы разрушить ощущение любви и радости, переполнявшее Элизу после этой ночи. Но она покорно последовала за Фифиной в ее комнату.
      Там, среди недошитых платьев, натянутых на манекены, среди обрезков шелка, атласных лент и кружев, Фифина прочитала ей лекцию о способах предохранения.
      – Американки не хотят ничего знать о подобных вещах, предпочитая оставаться в опасном неведении и полагаться на Всевышнего, – заявила Фифина. – Он богатый человек, вы – нет. А значит, вам придется самой позаботиться о себе… Поверьте мне, я знаю, что говорю. Когда-тоя тоже любила богатого человека. И что же? Разве он сделал меня своей женой и хозяйкой своего роскошного дома? Ничуть не бывало.
      Элиза неловко поежилась, жалея, что ввязалась в этот разговор. Фифина служила в их доме с тех пор, как Элиза была еще ребенком; Элиза знала, что у ее бывшей горничной было множество обожателей, поскольку внешность француженки отличалась яркой, чувственной красотой. Но ухажеры Фифины были или ломовыми извозчиками, или рабочими с завода отца. Насколько известно Элизе, богачей среди них не бывало.
      Элиза затаила дыхание, боясь услышать от Фифины страшное окончательное разоблачение. Не дожидаясь этого, она резко встала и прервала болтовню француженки:
      – Я… я буду поступать, как ты говоришь. Но сейчас я хочу спать. Извини, но мне с утра на работу. И потом, я с ног валюсь от усталости.
      – Что? Да, конечно. Но запомните одно: он будет снисходительно пользоваться вашими услугами и никогда, поверьте, не женится на вас. Разве что на Страшном Суде. Он просто хочет…
      – Замолчи! Я не хочу тебя слушать!
      Элиза выбежала из комнаты Фифины и кинулась в свою спальню. Не раздеваясь она бросилась на постель и уткнулась лицом в подушку. Боль и отчаяние разрывали ей душу.
      «Он будет пользоваться вашими услугами, но намерения жениться на вас у него нет». Эти слова Фифины, как бичом, хлестали ее, но не было сил даже расплакаться. А ведь она права! Сам Риордан предупреждал ее, что больше никогда не свяжет свою судьбу с женщиной! Действительно, он уже много лет окружен любовницами и не женился ни на одной из них. А ведь он наверняка увлекался не только актрисами.
      Что же ей делать? Ведь теперь слишком поздно что-либо менять.
      Она любит его и не властна над собой!
 
      – Мисс Эмсел! Мисс Эмсел, пора вставать. Вы опоздаете на работу, – доносился из-за двери встревоженный голос Неллы. Она несколько раз постучалась, но, не дождавшись ответа, толкнула дверь и вошла в комнату.
      Элиза лежала не шевелясь. Казалось, ни за что на свете она не смогла бы вылезти из-под теплого, уютного одеяла!
      – Мисс, с вами все в порядке? Вы не больны? Обычно вы так легко встаете с утра…
      – Я… я очень хочу спать, Нелла.
      Нечеловеческим усилием Элиза заставила себя подняться, как только могла быстро оделась и упаковала ненавистное кремовое платье в коробку. Ну вот! Теперь она вернет его Риордану и объяснит, что происшедшее между ними ночью не должно и не может иметь продолжения. Она не беспомощная, глупая ночная бабочка, которая позволит опасному и сильному пламени опалить свои крылышки. Она – человек, у которого есть воля и свобода выбора.
      Принятое решение заметно приободрило Элизу. Она вспомнила, как однажды, несколько лет тому назад, отец учил ее править лошадьми.
      «– Ты их хозяйка, Элиза, – говорил папа. – Держи вожжи крепче. Лошади должны каждую минуту чувствовать, что ты имеешь власть и силу заставить их слушаться тебя.
      – Вот так, папа?
      – Да… очень хорошо. Ты ведь любишь и умеешь бороться, девочка моя. Помяни мое слово, в один прекрасный день ты достигнешь невероятных высот. Это случится, я знаю, Элиза».
      При воспоминании об отце ее глаза невольно наполнились слезами.
      Уже через час мисс Элиза сидела на своем рабочем месте; коробка с платьем как безмолвное обвинение лежала на столе.
      – Оно твое, Элиза. Зачем мне платье? Зря, что ли, мы подгоняли его по твоей фигуре?
      – Мне не нужно это платье. И никогда не было нужно. Я… мне не нужно и то, что произошло между нами, Риордан.
      – Не стоит лгать ни себе, ни мне, – доверительно, почти шепотом, сказал он.
      – Нет. – Элиза насупилась. – Я не лгу себе, Риордан. Это правда. Я ваша служащая, и все. Мне претит двусмысленное положение, в котором я оказалась. А быть предметом сплетен и насмешек – не для меня.
      – Но, дорогая моя, сплетен не избежать. И не важно, будешь ты при этом спать со мной или нет, – Риордан зло усмехнулся.
      – Не думаю. Если я откажусь от близких отношений с вами и буду предусмотрительно себя вести, то и сплетни не появятся. Я не желаю больше спать с вами, Риордан. Если же вас не устраивает… если вы не согласитесь… – Элиза собралась с духом и закончила фразу: – Если вы не согласитесь оставить меня в покое, я увольняюсь, и прямо сейчас.
      В библиотеке надолго воцарилась тишина. Наконец Риордан кивнул и сказал:
      – Как вам будет угодно.
      – Да, мне так угодно.
      – Ну что ж, в таком случае с нынешней секунды нас связывают исключительно деловые отношения, – безжалостно повторил он пожелания Элизы. – Ведь вы этого хотите, не так ли? Заодно давайте уж сразу выясним все, чтобы впредь между нами не возникали недоразумения.
      – Мистер Дэниелс, они и не возникнут, если вы забудете о своих мужских притязаниях на меня. А сейчас я… хотела бы получить от вас деловые распоряжения на сегодняшний день и приступить к работе.
      Риордан нарочито спокойно положил Элизе на стол огромную пачку бумаг:
      – Прекрасно. Для начала разберитесь вот с этим. Работа, Элиза, необыкновенно возвеличивает дух, вы согласны? И последнее, я надеюсь, вы не станете возражать, если я продолжу вести тот образ жизни, к которому привык. Видите ли, я мужчина, и у меня есть определенные мужские потребности.
      – Меня это не касается! – зло выдавила из себя Элиза. В тон ей, так же ядовито, Риордан ответил:
      – Ну и чудесно. Теперь мы достигли абсолютного взаимопонимания.
 
      В тот день Элиза работала до полуночи, стойко борясь с усталостью. Ее глаза болели от напряжения, и голова шла кругом от духоты. Но она знала: в соседней комнате Риордан также не давал себе передышки в работе. А она не из тех, кто сдается.
      Он, видно, хотел причинить ей боль и нарочно заявил о своих «мужских потребностях». Но никогда, даже под страхом смерти, Элиза не признается ему, как безжалостно и глубоко он ранил ей сердце.

      Прошел декабрь, за ним январь. Зима обрушилась на Чикаго сильными снегопадами. Снежные хлопья, подхваченные ветром, неслись по городу и ложились на улицы заносами, расчистить которые было не под силу людям.
      Разрушенные во время Великого Пожара кварталы с приводом зимы приобрели неизъяснимое, сказочное очарование: полуразвалившиеся здания, остатки кирпичных стен и одиноко торчащие посреди пепелища каминные трубы приоделись в белые пуховые шапки и накидки, переливающиеся алмазами в солнечных лучах, – зрелище, способное заворожить любого.
      Элиза любила зиму, ей нравилось гулять по заснеженному городу, любоваться причудливыми арабесками на стеклах витрин, дышать морозным колючим воздухом. Но особенное удовольствие ей доставляли пешие прогулки по Ласаль-стрит и улице Вашингтона. Она с гордостью взирала на внушительное здание Торговой палаты; строительные работы уже близились к завершению, и ей было приятно сознавать, что кирпич для кладки поставляется с завода Пэтса Огдена.
      Неоднократно Риордан предпринимал осторожные попытки заключить перемирие с Элизой и приглашал ее посетить любительские бега. И вот сегодня наконец они отправились посмотреть на состязания. Их роскошные сани с головокружительной скоростью с шиком подъехали к ипподрому.
      Элиза с нетерпением предвкушала начало бегов. Воодушевление, витающее над толпой жокеев и зрителей, зябко поеживающихся от порывов колючего ветра, передалось и ей. Неожиданно для себя она весело крикнула, обращаясь к Рйордану:
      – Ставлю свой недельный заработок, что обгоню вас!
      – Я удваиваю ставку, – улыбнулся Риордан. – Но вот в чем сложность: ведь мы приехали сюда в одной коляске. Так как же мы будем состязаться друг с другом?
      – Очень просто. Я возьму коляску напрокат у одного из этих джентльменов. Уверена, среди них найдется человек, который за хорошую плату уступит мне свою двуколку на время.
      – Да, но в таком случае вы окажетесь в заведомо проигрышном положении. Чужая коляска, лошадь с неизвестным норовом… Так не пойдет. Берите мою коляску, а я найду себе другую.
      – Нет, я не согласна. – Элиза упрямо посмотрела в глаза Рйордану, всем своим видом показывая, что не намерена уступить. – Тем радостнее будет победа, если я сумею одержать ее, несмотря на все трудности.
      – Ну, как знаете… А что вы думаете вон о той коляске, у дверей магазина? По-моему, каурый мерин, который впряжен в нее, совсем неплох. Как вы считаете?
      Через четверть часа, предварительно поторговавшись и в конечном итоге довольно выгодно договорившись с владельцем приглянувшейся ей коляски, Элиза заняла свое место на мягком сиденье среди вороха шерстяных пледов.
      Каурый мерин с белой звездой на лбу нетерпеливо бил копытом по снегу, отчего серебряный колокольчик под дугой мелодично позвякивал. Вокруг их колясок мгновенно собралась толпа зевак, привлеченных необычным зрелищем: женщина собралась состязаться с мужчиной!
      Это вызвало настоящий ажиотаж. Все оживились, кричали, спорили, делали ставки.
      – Я хочу вас предупредить, – заметил Риордан. – Не ждите от меня пощады. И учтите, возможность появления мальчишки-газетчика полностью исключена. Одним словом – вы обречены. Результат заезда можно считать предрешенным.
      – Посмотрим, – сквозь зубы процедила Элиза. – Вы готовы? Где же стартер?
      Раздался гулкий хлопок пистолетного выстрела, и обе коляски сорвались с места под крики и свист зрителей. Элиза наклонилась вперед, крепко сжав поводья. Борьба поглотила ее целиком. Все мысли, все чувства, кроме желания во что бы то ни стало победить, отступили куда-то назад, и это придало Элизе ощущение радостной легкости, полной свободы. Перед ее глазами со стремительной быстротой замелькали копыта лошади, разбрасывающие комья снега, тень коляски Риордана, лица зрителей.
      Трассу обступала плотная стена болельщиков, подбадривающих жокеев жестами и криками.
      В висках гулко застучала кровь. Борьба, риск, скорость – как раз то, что она любит больше всего на свете! Элиза тяжело дышала, сердце в ее груди колотилось со страшной силой. Теперь она выиграет вчистую, без форы, без случайных помех, и даже более того – на чужой, взятой напрокат лошади.
      – Вперед! Давай! – кричала Элиза, подгоняя мерина, выжимая из него всю силу, всю мощь, всю скорость, на которую он был способен.
      Быстрее, еще быстрее! Казалось, лошади летят по воздуху, не касаясь земли. Они шли голова к голове. Элиза боковым зрением видела сосредоточенное лицо Риордана, его застывшую, напряженную позу. Но в умении править лошадью она ему не уступает! Она…
      Упряжки стали заходить на поворот. Вдруг Элиза заметила, что ее коляску повело вбок. Она закричала и постаралась отвести лошадь влево, чтобы избежать столкновения. Но упряжка Риордана оказалась слишком близко, мерин испугался, и его бросило в сторону.
      Элиза потеряла поводья и вылетела из коляски прямо в огромный сугроб. От сильного удара она глубоко ушла под снег. Мокрые снежинки плотно облепили ее лицо, забились в нос, уши. Элиза была сильно обескуражена и, что греха таить, испугана падением.
      Ей с большим трудом удалось вылезти из сугроба и сесть на снег. И в тот же миг… О ужас! Она услышала чей-то грубый хохот. И этот хохот, и сопровождавший его довольно пошлый комментарий явно были направлены в ее адрес.
      Из толпы зевак подошли двое мужчин и попытались поставить горе-наездницу на ноги. Но Элиза, красная от досады и смущения, яростно отмахнулась от доброжелателей. Господи! Если бы она сломала себе руку, ей было бы гораздо легче, было бы легче не думать о том, как она сейчас выглядит.
      А сидеть вот так в сугробе, со снегом, во рту… Что может быть унизительнее?!
      Элиза выплюнула талую воду и протерла глаза.
      – С вами все в порядке? – Остановив коляску, Риордан бросился к Элизе и, растолкав зевак, поставил ее на ноги.
      – Я в полном порядке и могу сама о себе позаботиться! – еще больше краснея, пробурчала Элиза.
      Но морозный ледяной ветер продувал ее насквозь, и она непроизвольно начала дрожать.
      – Не говорите глупостей! На таком ветру ничего не стоит обморозиться! – С этими словами Риордан, не обращая внимания на протесты, принялся вытирать ей лицо своим мягким шарфом. – Пойдемте. Слава Богу, ни вы, ни ваша лошадь не пострадали. Сейчас мы все уладим здесь, а потом я отвезу вас домой. Немного горячего шоколада вам не повредит.
      – Не нужен мне ваш чертов шоколад! Не смейте обращаться со мной как с ребенком! – обрушила на Риордана всю свою досаду Элиза.
      – Нельзя же быть такой грубиянкой! И потом, если вы не хотите горячего шоколада, то я не откажусь.
      Они возвращались обратно. Элиза, закутанная в пледы, за всю дорогу не произнесла ни слова. И только на подъезде к дому, все-таки не выдержав, упрямо пробормотала:
      – Все равно рано или поздно я обгоню вас.
      – Не сомневаюсь, что так оно и будет. Но только не сегодня. Я не могу позволить вам подхватить воспаление легких.
      Дома Риордан приказал принести шоколад, ростбиф, тосты, сыр. Они уселись на полу в библиотеке, напротив жарко натопленного камина, и устроили настоящий пир. Элиза завернулась в толстое одеяло и, с удовольствием Вдыхая аромат горящих яблоневых поленьев, слушала, как шумит пламя и потрескивают угли в камине.
      – Нет, так не пойдет, – засмеялся Риордан, видя, как она тянется за бутербродом и при этом с ее плеч соскальзывает одеяло. – Во-первых, вы все уроните, а во-вторых, заморозите себя. Открывайте-ка рот.
      – Поесть я пока в состоянии и сама.
      – В состоянии? Что-то не похоже. По крайней мере пока вы в коконе из одеяла, вам явно не хватает третьей руки. И потом, делай, как я говорю, женщина!
      Они рассмеялись и, продолжая непринужденно, по-дружески болтать о пустяках, время от времени подбрасывали в огонь поленья.
      Элизе нравилась легкость их отношений, возникшая благодаря предельной честности Риордана, твердо соблюдавшего все условия их недавнего соглашения.
      Постепенно беседа перетекла в иное русло. Как все работающие вместе люди, они умудрялись почти любой разговор в конце концов свести к обсуждению деловых проблем. Вот и сейчас они заговорили о фондовой бирже. И мысли Элизы невольно переключились на завод Пэтса Огдена.
      В последнее время Элиза все чаще подумывала о том, чтобы стать совладелицей предприятия мистера Огдена. Но для того чтобы разобраться во всех тонкостях дела, ей было необходимо самой поехать на завод: одной перепиской тут явно не обойдешься. Она уже несколько дней пыталась придумать причину для своего срочного отъезда. Сегодняшнее хорошее настроение Риордана придало Элизе смелости, и она решилась обратиться к нему с просьбой о небольшом отпуске.
      Когда они допивали уже по третьей чашке шоколада, Элиза собралась с духом и заявила, что ей нужно на несколько дней съездить в Детройт, навестить тяжело больную родственницу.
      – Кто-нибудь близкий? – поинтересовался Риордан.
      – Да, тетя, – солгала Элиза. – Она давно страдает серьезной болезнью сердца, и я боюсь, что она… – Элиза осеклась, ей с трудом давалось вранье, – …к несчастью, не протянет долго.
      Риордан очень странно посмотрел на нее. Казалось, он не верил ни единому слову. Но Элиза решила не обращать на это внимания, ведь Дэниелс любую новость встречал настороженно.
      – В таком случае я закажу в оранжерее цветов, и вы возьмете их с собой для тети. Какие она предпочитает? Розы или лилии?
      Элиза почувствовала, как раскрасневшиеся и обветренные на морозе щеки от стыда становятся пунцовыми.
      – Вы очень добры, но в этом нет необходимости.
      – Глупости. Цветы оказывают благотворное влияние на болеющих тетушек. Так что, пожалуйста, закажите от моего имени пять дюжин белых роз у Томпсена, а счет пришлите мне. И пусть упакуют их для перевозки.
      Элиза мысленно усмехнулась: «Ну вот, сначала алые розы для Линетт Маркис, которая благополучно отбыла в Нью-Йорк, а теперь охапку белых для больной тетушки. Похоже, Риордан на все случаи жизни дарит женщинам цветы».
 
      Форт Уэйн оказался маленьким, грязным городишком, в котором жилые дома ютились среди необъятных промышленных кварталов: заводов, фабрик, железных дорог. Но Элизе он понравился с первого взгляда; она любила обстановку предпринимательства и кипения деловой жизни. Еще на вокзале Элиза распорядилась доставить корзину с цветами в местную больницу, потом наняла извозчика и отправилась на кирпичный завод Пэтса Огдена.
      – Мисс Эмсел! Господи Боже, я не верю своим глазам…
      Пэте Огден остолбенел, увидев Элизу, решительно переступившую порог его конторы. На нем был все тот же поношенный сюртучишко, весь в жирных пятнах, как и при первой встрече.
      – Мистер Дэниелс просил меня приехать и посмотреть ваш завод, – улыбаясь сказала Элиза. – Вы ведь не откажетесь показать мне его?
      – Да, но это вовсе не пристало даме… – Пэте Огден выглядел сконфуженным. – Здесь грязно, пыльно. Кроме того, все мои рабочие – мужчины, они…
      – Вы забываете, я служащая мистера Дэниелса. И потом, я вовсе не боюсь испачкаться. У меня с собой прорезиненный плащ и башмаки.
      – Ну что ж, ладно. – Мистер Огден недолго колебался между правилами приличия и интересами дела.
      Они вышли на улицу и вскоре оказались на территории завода.
      – Осторожней, милочка! Не то вас зашибут ненароком! – вскричал мистер Огден, оттаскивая Элизу от едва не наскочившей на нее тачки, груженной кирпичом. – И как только мистеру Дэниелсу пришло в голову прислать вас сюда. Ведь вы еще совсем девочка. Посмотрите, у вас вон весь подол испачкан.
      Они оба уставились на подол черного дорожного платья Элизы, действительно заляпанный брызгами рыжей глины.
      – Ничего страшного, – поспешила успокоить Пэтса Элиза.
      – Вот как? А моя Итта чуть не падает в обморок от одной только мысли, что ее драгоценные юбки могут быть испачканы. Она ни за что на свете и шагу не сделает на завод. Итта уверяет, будто ни одна порядочная женщина не вправе испачкать эту часть своего туалета.
      Они вошли в цех с печами для обжига. С самого порога на них дохнуло адской жарой и едким дымом. Казалось, они очутились в чреве огнедышащего дракона. Пэте провел Элизу вдоль ряда печей и объяснил их устройство, стараясь перекричать оглушительный скрежет механизмов и гул пламени, бушующего в печах.
      Элиза была зачарована представшим ей зрелищем.
      – Готовую продукцию мы грузим на железнодорожные платформы и отправляем вам, – сказал Пэте, выводя Элизу из цеха. – Вернее, мистеру Дэниелсу.
      Вечером хозяин кирпичного завода пригласил Элизу на ужин, и она познакомилась с пышнотелой высокомерной Иттой. Узнав, что Элиза носит фамилию Эмсел, Итта расплылась в приторной улыбке и принялась нудно знакомить Элизу с проектом дома, фундамент которого уже заложил ее любящий супруг.
      – Мы не собираемся делать внутреннюю отделку из кирпича, – заявила Итта Огден. – Это слишком банально и низкопробно. Я хочу мрамор. Белый итальянский мрамор, и ничего больше.
      Возвращаясь в отель, Элиза представила себе, как было бы хорошо, если бы хозяйкой завода стала она! Именно кирпичи помогут Чикаго возродиться из пепла, помогут ей самой вернуть отцовский завод, и…
      Элиза приехала в Чикаго переполненная планами и мечтами. Теперь ей принадлежала большая доля завода Огдена. Но это только начало. Со временем она попытается выкупить остальное или на худой конец купит какой-нибудь другой завод.
 
      Весь февраль, продолжая работать на Риордана, Элиза провела у себя дома за картотекой и конторскими книгами завода Огдена. Пока ей удавалось виртуозно скрывать свое самостоятельное дело, правда, с каждым днем это становилось все труднее.
      Теперь уже приходилось подписывать счета и заключать контракты с людьми, которые, как и мистер Огден, думали, что она действует от имени Риордана.
      Ясным февральским утром под окном библиотеки мелодично прозвенел колокольчик, возвещая о прибытии посетителя. Через несколько минут, так же неожиданно и стремительно, как и в первый раз, у дверей кабинета Дэниелса возникла Линетт Маркис.
      – Мне нужно видеть Риордана, – властно заявила актриса.
      Линетт, как всегда, выглядела великолепно: бордовое платье со шлейфом, соболья накидка и маленькая меховая шляпка. Снежинки мелкой алмазной пылью сверкали на ее кудряшках, соперничая с блеском настоящих бриллиантов, украшавших мочки ушей.
      – Извините, но он занят и просил никого к себе не пускать, – как можно более хладнокровно ответила Элиза.
      – Ну меня-то он примет, милочка, – в точности как и прежде, ответила Линетт.
      Вздернув носик, она молча прошла мимо Элизы, по своему обыкновению делая вид, что не замечает ее.
      Тяжелая дубовая дверь кабинета Риордана плавно закрылась за ней.
      Элиза беспомощно опустилась на стул. Она ничего не могла поделать с собой; все повторялось, как в кошмарном сне. Ее опять мучили ненависть и ревность.
      Наверное, Риордан сейчас целует Линетт. Держит ее в объятиях, говорит, как он соскучился без нее, как ждал ее. Может быть, приглашает ее на ужин.
      Но что бы там ни происходило, Элиза не сомневалась в одном – эта дамочка добьется своего.
      Прошли долгие сорок минут. Наконец в дверях появилась Линетт. Она снова окинула Элизу своим коронным торжествующим взглядом, улыбнулась и кокетливр повела плечами. За ней вышел Риордан.
      – Вот, – сказал он Элизе, протягивая пачку бумаг. – Будьте добры, оплатите эти счета.
      Элиза просмотрела их: миссис Капециано, ювелир, модистка, скорняк. Так значит, Линетт в городе уже несколько недель!..
      Судя по всему, она цепко держит в своих коготках Дэниелса. Но почему? Откуда такая покорность?!
      – Платите сами! – Внезапный гнев обуял Элизу, она швырнула счета на стол.
      – Мисс Эмсел, я вас не понимаю. Я прошу вас сделать это.
      – Не впутывайте меня в ваши грязные дела. Я ваша служащая, а не… – Элиза замялась, подыскивая слова порезче, – …а не сводня!
      – Сводня? – Риордан дерзко усмехнулся, – Помилуйте, в своих сердечных делах я давно уже обхожусь без посредников. Не смешите меня, Элиза.
      Еще секунда, и они испепелили бы друг друга яростными взглядами. Наконец полные чувственные губы Риордана исказила ядовитая усмешка.
      – Черт побери! Я нанял вас, чтобы вы освободили меня от обременительных мелочей, забивающих голову и мешающих заниматься делом. Ваш предшественник всегда беспрекословно оплачивал любые мои счета. Он был очень старательным…
      Как же она ненавидит его! Какое он имеет право заставлять ее оплачивать счета своей любовницы! Как он смеет выставлять перед ней напоказ свои грязные отношения с этой несносной Линетт! Она ненавидит эту актриску и всех подобных ей женщин!
      – Ну что ж, ладно! – Элиза сгребла все счета в кучу. – Если это входит в мои обязанности, я оплачу их. Я оплачу счета всех ваших любовниц. Так что давайте. Неужели больше нет? А как же счета от других актрис, вдовушек, чужих жен? Нисколько не удивлюсь, если миссис Капециано тоже присылает вам счета для оплаты! Она очень хорошенькая, не так ли?
      – Перестаньте, Элиза. Вы роняете свое достоинство и вмешиваетесь в дела, в которых ничего не смыслите.
      – Не делайте из меня дурочку. Я все прекрасно понимаю! Вы дамский угодник и не можете обойтись без любовниц. Только. при чем тут я?! Иди вам хочется по-бравировать передо мной своими поклонницами? Наверняка вам доставляет удовольствие ставить меня в идиотское положение!
      – Элиза! Я прошу вас прекратить истерику, – процедил сквозь зубы Риордан. – Разве не вы сами всего несколько месяцев назад решили порвать наши с вами отношения? И уже только поэтому вы не имеете никакого права разговаривать со мной подобным образом.
      Элиза, покраснев, с трудом пробормотала:
      – Я… я прошу прощения. У меня действительно нет никакого права сердиться на вас. Я… я не знаю, что на меня нашло вдруг.
      Риордан нахмурился и взял у Элизы счета:
      – Я возьму их и оплачу сам. Вы правы, мне не следовало просить вас об этом.
      Он казался взволнованным, его губы сжались в строгую прямую линию, и Элиза почувствовала сильнейшее желание дотянуться до них пальцами, разгладить глубокие суровые морщины, снять напряжение с его лица. Она с ужасом поймала себя на том, что ее рука помимо воли тянется к нему и вот-вот коснется его. Элиза резко отдернула руку, как будто дотронулась до огня. В ту же секунду между ними пробежала искра взаимного понимания.
      – Элиза. Ради Бога… – воскликнул, почти закричал Риордан. Прежде чем Элиза могла что-либо понять, он схватил ее и сжал в своих объятиях. Она пыталась бороться, но через секунду ослабела и отдалась во власть его ласковых рук и требовательных губ.
      Она любила его! Ей нужны его поцелуи, его нежность, его запах, его близость. Он нужен ей весь целиком и безраздельно. Ей не важно, скольких женщин он любил до нее и любит сейчас!
      О Господи! Сохрани ее от дьявольского наваждения! Как это могло произойти? Как далеко это чувство может завести ее? Она не должна поддаваться искушению! Ни за что не должна!
      – Элиза… Элиза, – шептал Риордан. – Пойми, любовь не для меня. У меня есть обязательства, о которых ты не знаешь. Господи, как бы я хотел, чтобы ты поняла меня.
      Элиза отрицательно покачала головой. Как она ненавидела, в эту минуту то общепризнанное различие между полами, которое, сковывая женщин представлениями о добропорядочности и морали, позволяет мужчинам беспечно кружить среди них, словно шмелям среди цветов.
      – Нет, Риордан. Я не могу этого понять. И никогда не смогу.

      Элиза, откинув со лба непослушную прядь, запустила руку в густую копну высоко подобранных волос. Был конец апреля, погода стояла не по сезону сырая. Порывы теплого, влажного ветра, дующего с озера, врывались в открытые окна библиотеки, пытаясь своротить горы бумаги, выросшие за последнее время на письменном столе. После долгого нудного дня, посвященного составлению писем, Элиза, перепачканная чернилами и сургучом с ног до головы, наконец-таки распрямила спину и встала из-за стола.
      Со времени Великого Пожара прошло уже семь месяцев, но Риордан и не думал перебираться в контору. Судя по всему, ему нравилось работать у себя дома. Он говорил как-то Элизе, что это гораздо удобнее, чем каждый день ездить на работу. «Да и вечера всегда в твоем полном распоряжении», – резюмируя сказанное, добавил он. Элиза тогда только усмехнулась, поскольку слово «вечера» не выдерживало критики: Риордан часто засиживался у себя в кабинете далеко за полночь, к большому неудовольствию угрюмого лакея Смида, в чьи обязанности входило обеспечивать хозяина горячим кофе, который тот хлебал, борясь со сном, чуть ли не целыми кофейниками.
      Постепенно Элиза наладила отношения со всеми клерками и бухгалтерами Риордана; многие из них теперь не только терпимо, но даже и благосклонно относились к присутствию женщины в конторе. По ее настоянию каждому клерку был отведен удобный рабочий стол в бывшем бальном зале, а Уиллу Райсу – отдельный кабинет. Сама Элиза по-прежнему работала в библиотеке, правда, теперь здесь все было переставлено по ее вкусу.
      В кабинете Риордана, устланном толстыми персидскими коврами и уставленном тяжелой кожаной мебелью, появилось несколько новых приобретений: редкое издание «Истории» Геродота, за которое он заплатил шесть тысяч долларов, и иллюстрированный византийский манускрипт Нового Завета на греческом языке за четырнадцать тысяч долларов.
      Элиза была непомерно удивлена, когда Риордан показал ей эти сокровища. Зачем? Хотя она давно привыкла к тому, что Риордан – человек странный и непредсказуемый. В нем уживались и мирно соседствовали агрессивность, высокомерие, глубокий ум, насмешливость, подчас обращенная на самого себя, большая жизненная сила и энергия.
      Расправив складки голубого поплинового платья, Элиза подошла к окну и пристально, с пристрастием оглядела свой силуэт, отражаемый почерненными апрельским вечером стеклами. Да уж, ничего не скажешь, платье удалось на славу: Фифине пришлось немало потрудиться, чтобы укротить свою буйную фантазию и смастерить для своей бывшей хозяйки такую изящную неброскую вещицу.
      Француженка развернула в последнее время бурную деятельность и устроила у них в доме небольшую шляпную мастерскую. Дела у нее шли неплохо.
      Элиза искренне радовалась за Фифину и чем могли помогала ей. В общем, обе женщины прекрасно ладили друг с другом. Хотя, правда, бывали моменты, когда бывшая горничная выводила Элизу из себя.
      – Так, значит, у него есть любовница? – язвительно спрашивала Фифина. – И возможно, не одна, если уж говорить все начистоту. Увлечься ветреной маленькой актриской! Как это похоже на мужчин! Он содержит ее и вас бы содержал, если бы мог.
      – Нет, он не… Я только его служащая, и ничего больше, – бессвязно лепетала в ответ Элиза.
      – Мужчины любят иметь предмет своей любви всегда под рукой. Лучше прямо в доме, – пожимала плечами Фифина. – Комфорт для них превыше всего!
      Элиза всегда резко обрывала подобные разговоры, будившие в ней, помимо всего прочего, подозрения относительно близости Фифины и Авена Эмсела. Ей невыносима была сама мысль о том, что ее обожаемый отец мог иметь любовницу-горничную!..

* * *

      – Вы просмотрели эти конторские книги? – спросил Элизу Уилл Райс.
      – Да, они теперь у Риордана, – ответила она, показывая бухгалтеру свои перепачканные чернилами ладони. – Посмотрите, на кого я похожа! Настоящий кочегар!
      Уилл понимающе усмехнулся и снова скрылся, а Элиза поспешила наверх в туалетную комнату, чтобы привести себя в порядок. Когда она оказалась в коридоре второго этажа, ее внимание привлекли веселый детский смех и радостное лопотание.
      Элиза остановилась. В дальнем конце коридора няня играла с ребенком. Это была та самая девочка, которую Риордан показывал Элизе много месяцев назад. С тех пор она несколько раз слышала детский плач и смех, а однажды – тихую колыбельную песню, которую пела няня над кроваткой засыпающей малютки. Но в общем-то Элиза не часто вспоминала о ребенке, тем более что Риордан запретил ей вмешиваться в это дело.
      Теперь же, наблюдая, как няня поддерживала малышку под мышки, а та, перебирая ножками и делая свои первые неуклюжие шажки, смеялась от радости, Элиза удивилась поразительному сходству между малышкой и Риорданом: достаточно было поглядеть на шествующую с победоносным видом по толстому ковру девочку.
      Но вот кто мать ребенка, оставалось неясным. Может, Линетт Маркис? Или одна из тех женщин, которые засыпают Риордана надушенными записками?
      Задумавшись, Элиза не заметила, как пошла по коридору навстречу няне, которая оказалась уже знакомой ей Фанни, женщиной с вечно утомленным лицом.
      – Какая милая девочка, – заметила Элиза.
      В ответ Фанни улыбнулась и взяла малышку на руки. Девочка воззрилась на незнакомку полными детского любопытства глазами.
      С замиранием сердца Элиза снова убедилась в том, что у девочки и Риордана абсолютно одинаковый взгляд, что ее волосы такие же темные и шелковистые, как у него, а подбородок, нежный и по-женски округленный, украшает такая же ямочка, как и у отца. Нет ли в ее лице чего-нибудь от Линетт? Элиза придирчиво рассматривала еще не оформившиеся как следует черты лица девочки.
      – Да, она очаровательна. И на удивление редко плачет, – гордо сообщила Фанни.
      – Я это заметила, – ответила Элиза, и обе женщины залюбовались девочкой, а она капризно протянула ручонки к Элизе, требуя, чтобы та взяла ее на руки.
      Элиза прижала к груди малышку. На нее пахнуло молоком, ароматом чисто вымытой детской кожи, и Элиза почувствовала, как сжалось от умиления и нежности ее сердце.
      – А как зовут нашу малышку?
      – Мы называем ее просто Малышкой, – смущенно ответила няня.
      – Малышкой? – От изумления Элиза чуть не выронила ребенка. – Но ведь у нее должно быть имя!
      Женщина пожала плечами:
      – Мистер Дэниелс не сообщал мне его. Для всех она просто Малышка. – Элизу потрясла холодная бесчувственность человека, по милости которого ребенок вот уже около девяти месяцев живет на свете без имени. Когда Фанни собралась забрать у нее девочку, Элиза попросила ее:
      – Будьте добры, позвольте мне, немного помочь вам. Вы, наверное, устали, так что небольшой отдых вам не повредит.
      – Мистеру Дэниелсу это может не понравиться, – заволновалась Фанни. – Он очень беспокоится за девочку и требует от меня строгого следования его распоряжениям.
      – А дать ей имя он при этом не удосужился! – сердито заметила Элиза. – Обещаю вам, что отнесусь к девочке со всей заботой и нежностью, на какую способна. Позвольте нам с ней погулять по коридору минут пятнадцать.
      – Хорошо. А потом принесите ее в детскую. Но сохрани Бог, чтобы вас увидел мистер Дэниелс. Он велел мне никому не доверять девочку.
      Элиза кивнула и понесла девочку по коридору по направлению к холлу. Держа ее на руках, она подошла к окну и выглянула в сад, где вдоль каменного забора тянулась живая изгородь, а цветущие вишневые деревья окружали мраморный фонтан.
      Статуи полуобнаженных нимф водили хоровод вокруг низвергающегося каскадом, искрящегося столба воды. В этом доме, в саду было великое множество мраморных нимф, но их количество не казалось чрезмерным, а общее впечатление в сочетании с обилием зелени было приятным и даже изысканным.
      Ребенок радостно запрыгал на руках у Элизы и замахал кулачками, завидя игру водных струй. Элизу охватило умиление.
      – Тебе нравится фонтан? Ах ты, моя Малышка… Нет, это невозможно! Я не могу называть тебя Малышкой. Это так же глупо, как называть кошку «Кошкой». Ты заслуживаешь гораздо более красивого имени.
      Девочка загугукала, как бы соглашаясь. Элиза рассмеялась:
      – Так, значит, ты вправду хочешь иметь имя? Ну что ж, давай подумаем вместе. Надо, чтобы имя было благозвучным, красивым, как ты сама. Элеонора? Нет. Джулия? Нет, это все не подходит. – Элиза смотрела в окно на стайку воздушных нимф, ее мысли невольно перенеслись в родительский дом, к мраморному греческому мальчику, увитому плющом.
      – Ты знаешь, мою маму звали Тесса. Это имя приятно звучит, и потом, оно дорого мне. Пожалуй, тебе оно подойдет. Хочешь быть Тессой?
      Малышка засмеялась, Элиза прижала ее к груди еще сильнее и сказала:
      – Я думаю, Тесса, что мы с тобой станем друзьями.
      Она опустила девочку на пол и повела по коридору, как это делала няня. Маленькие кулачки доверчиво обхватили пальцы Элизы.
      Кем была эта маленькая Тесса? Как она очутилась в доме Риордана? Какова ее история? Пятнадцать минут спустя, как и обещала, Элиза отнесла девочку в детскую.
      – С вашего позволения я приду ненадолго и завтра, – объявила Элиза удивленной няне. – Я немного повожусь с девочкой, а вы сможете отдохнуть. И кстати… не нужно больше называть ее Малышкой. Ее зовут Тесса.
      – Тесса?
      – Да. А если мистер Дэниелс будет против, я сама поговорю с ним.
 
      На следующий день, ближе к вечеру, домашней конторе мистера Дэниелса пришлось перенести настоящее нашествие посетителей. Самым беспокойным из них был архитектор, пожелавший в срочном порядке обсудить некоторые детали проекта нового здания банка, которое закладывал Риордан.
      Картер Ларивьер, выходец из Нового Орлеана, считался одним из самых модных специалистов в Чикаго. Он строил дома для многих именитых горожан, в том числе и для кузины Мальвы. Ларивьер обучался в Париже и славился безупречным, тонким вкусом.
      Из-за полуприкрытой двери кабинета Риордана доносились ставшие за последнее время привычными яростные выкрики – посетители подчас выходили из себя, стараясь в чем-либо убедить Дэниелса. Внезапно дверь растворилась настежь, и на пороге появился сам Ларивьер, сорокалетний долговязый мужчина с красным от гнева лицом.
      – Вы абсолютно лишены вкуса! Вам чуждо чувство прекрасного! – кричал он. – Вы… вы – нувориш! Чем здание массивнее, дороже, аляповатее, тем больше оно вам нравится. Как вот этот особняк! Он ужасен! Вы что же, никогда не слышали ни об искусстве, ни об изяществе?
      – К черту ваше искусство, – холодно возразил Риордан, выходя вслед за архитектором. – Здание банка должно быть солидным и впечатлять вкладчиков.
      – Впечатлять?! – Темпераментный француз оглянулся и, завидев Элизу, воскликнул, обращаясь к ней: – Вы слышали, мисс Эмсел? Как вам это нравится? Да он просто невыносим!
      – Да… пожалуй… я не знаю, – помимо собственной воли втянутая в спор, промямлила Элиза: кто-кто, а она хорошо знала, насколько самолюбив Риордан, насколько нетерпим к замечаниям в свой адрес, будь то замечания относительно его взглядов, вкусов, пристрастий – все едино.
      – Думаю, нам не о чем больше говорить, мистер Ларивьер, – не желая выслушивать столь нелестные высказывания по поводу собственного дома, оборвал архитектора Дэниелс. – Вероятно, я ошибся, пригласив вас сотрудничать. Наши мнения в этом вопросе слишком сильно расходятся. Так что, надеюсь, вы будете рады не меньше моего, если мы расторгнем наш договор. Всего хорошего, мистер Ларивьер.
      Архитектор задохнулся от ярости, но не сказал ни слова и быстро вышел. Глядя ему вслед, Риордан усмехнулся и обратился к Элизе:
      – Вы, конечно же, разделяете его точку зрения, мисс Эмсел, не так ли?
      Элиза действительно считала роскошный интерьер особняка Риордана отчасти аляповатым, безвкусным и даже кичливым. Она сама когда-то назвала Риордана нуворишем и была уверена, что он до сих пор помнит об этом. А посему теперь она промолчала.
      Да и разговор о Тессе лучше, отложить до более удобного момента – Риордану теперь и без того есть о чем подумать. Пока же не худо было бы узнать, кто мать девочки: что греха таить, слишком уж мучительна для Элизы тайна, слишком волнительна…
 
      Назавтра же Элиза приехала в швейную мастерскую миссис Капециаио. Ожидая в холле выхода хозяйки, она не без интереса рассматривала вырезанные из дамских журналов и развешанные в рамочках по стенам модные картинки. Ожидание, слава Богу, не было ни утомительным, ни долгим: в скором времени Мария Капециаио, добродушно улыбаясь своей гостье, вышла из примерочной.
      – Мисс… Эмсел, не так ли? Да, да, конечно. Это для вас я подгоняла по фигуре вечернее платье. Вы тогда еще собирались па премьеру. Рада видеть вас снова. Надеюсь, смогу пригодиться вам и на этот раз.
      Хозяйка ателье провела Элизу в маленький кабинет, заставленный манекенами, коробками с тканями, кружевами и выкройками. Сегодня миссис Капециаио выглядела еще более очаровательной, чем в их первую встречу, и Элиза ревниво предположила, что красоты этой милой вдовушки не ускользнули и от внимания Риордана. Она похолодела, вообразив себе, как он вынимает шпильки из высокого пучка миссис Капециаио и ее волосы цвета воронова крыла рассыпаются каскадом по прекрасным обнаженным плечам.
      – Хотите чаю? Пирожных? Лимонаду? – вывела ее из задумчивости портниха.
      – Нет, спасибо… Откровенно говоря, я пришла к вам с довольно странной просьбой. Мне нужны кое-какие сведения. Положа руку на сердце, кроме вас, мне некого попросить о помощи… – Элиза густо покраснела.
      – Сведения? А что вы хотите узнать?
      – Мне нужно узнать имя матери… одного ребенка.
      – И что же? – Миссис Капециаио явно насторожилась, в ее тоне проскользнули ледяные нотки. – А почему вы вообще решили обратиться с этим вопросом ко мне?
      Элиза растерялась, прекрасно понимая, что, задавая подобные вопросы, нельзя произвести на своего собеседника приятное впечатление. «Она, наверное, считает меня грязной интриганкой», – решила Элиза, встретив скептический и недоверчивый взгляд миссис Капециаио.
      – Я подумала, что бывают случаи, когда женщина рожает ребенка, но не имеет возможности растить его… То бедность преследует ее, то одиночество! – словно оправдываясь, затараторила Элиза.
      Мария Капециаио выпрямилась и холодно посмотрела на нее:
      – Так вот вы к чему. – Она сухо улыбнулась. – Да, такие случаи бывают. Но не с теми, кто имеет представление о порядочности. Лично я не способна бросить на произвол судьбы своего ребенка, поэтому и не знакома близко с подобными проблемами. А теперь, мисс Эмсел, если у вас больше нет ко мне вопросов…
      – Есть! – резко перебила ее Элиза. – Я хочу… я хотела попросить вас рассказать мне о Линетт Маркис.
      – Линетт Маркис?
      – Да. Я знаю, она ваша постоянная клиентка. Ведь вы наверняка много знаете о ее прошлом, о ее теперешней жизни. Или хотя бы знаете, к кому я могла бы обратиться по этому поводу. Вероятно, есть люди… которые в курсе каких-нибудь слухов.
      – Слухов?! – воскликнула Мария Капециано, окончательно потеряв терпение. – Мисс Эмсел, я не сомневаюсь, что вы пришли ко мне с добрыми намерениями, но позвольте вас заверить: я ничего не знаю о личной жизни Линетт Маркис и знать не хочу. Я действительно сшила для нее несколько платьев, и она очень щедро платила мне. Но задавать вопросы клиентам не в моих правилах. Насколько мне известно, у нее нет нникогда не было детей. Если вам этого недостаточно обратитесь к кому-либо еще.
      Миссис Капециано поднялась, давая понять Элизе, что разговор окончен.
      – Но к кому? Я не знаю, к кому обратиться.
      – Если вы просите порекомендовать вам осведомителя, то увольте – таких знакомых у меня нет. Я всего лишь простая портниха, а вам нужен человек, которого допускают до сильных мира сего.
      Она намекает на Риордана Дэниелса! Ну что ж, откровенность за откровенность: Элиза решила говорить начистоту. Строить из себя непонятливую дурочку было не в ее интересах.
      – Я не могу обратиться к мистеру Дэниелсу. – Она открыто посмотрела на свою собеседницу. – Не знаете ли вы кого-нибудь еще, кто бы мог рассказать мне о Линетт Маркис?
      – Я даже не представляю… – Застигнутая врасплох подобной бесхитростностью, миссис Капециано несколько растерялась. – А впрочем… Может, администратор театра? – нехотя добавила она. – Если ему заплатить, он выложит все, что знает. Но мой вам совет: будьте поосторожнее. Если мисс Маркис узнает, что вы наводите о ней справки, то скандала не миновать. У нее довольно склочный характер – это то немногое, что мне известно наверняка, и прошу вас, мисс Эмсел, не приходите больше ко мне с подобными разговорами.
      Элиза, воодушевленная хоть маленькой, но победой, сердечно попрощалась с хозяйкой ателье и поспешила в театр, решив не откладывать разговор с администратором в долгий ящик.
      Очутившись у здания старой оперы, она с огорчением для себя обнаружила, что сегодня театр закрыт; парадные двери были наглухо заперты, вокруг ни души, и лишь ветер, поднимая с тротуара лепестки успевших осыпаться роз, трепал афиши новых постановок.
      Но сдаваться так просто, без борьбы Элиза не собиралась; она решительно зашагала по аллее для экипажей к служебному входу.
      Войдя в здание театра и пытаясь не обращать внимания на любопытные взгляды консьержа, Элиза направилась прямиком в кабинет администратора, как и в первый раз удивляясь убогости мира кулис: стены потрескались, штукатурка давно осыпалась.
      Несмотря на теплый майский день, здесь пахло сыростью. Элиза заметила, как в углу зашуршала, а потом шмыгнула за ящик с декорациями крыса.
      «Ах, до чего же велика разница между блеском премьеры и нищетой театральных кулис», – подумала она. Трудно было представить себе, что надменная Линетт всю свою жизнь проводит среди такого убожества.
      – Вы не скажете, где я могу найти администратора? – обратилась Элиза к одному из монтировщиков декораций.
      – Вам нужен мистер Хенкель? Он в своем кабинете. Это вон там. – Человек улыбнулся и показал рукой куда-то в сторону.
      Элиза пошла в указанном направлении и вскоре оказалась в маленькой, грязной каморке, в стене которой было просверлено смотровое отверстие для наблюдения за задником сцены. Стол администратора, заваленный кипами бумаг, старыми афишами, рулонами свежеотпечатанных билетов, занимал, казалось, чуть ли не полкомнаты.
      – Ну-ка, ну-ка! Кто это к нам пришел? Вы явились просить роли, милое создание? – Мистер Хенкель имел красивое добродушное лицо, светлую, щедро напомаженную шевелюру и глубокий грудной голос трагического актера. Он разглядывал свою посетительницу с нескрываемым любопытством.
      – Я пришла не за работой. – Элиза достала из сумочки конверт с купюрами, края которых как бы невзначай торчали наружу, и положила его на стол перед администратором. Для нее не прошел даром урок дачи взятки конгрессмену в игорном доме Конлея. – Мне нужны кое-какие сведения.
      – Слушаю вас, – предупредительно поклонился мистер Хенкель, сунул конверт в карман, закрыл на ключ дверь кабинета и в ожидании замер.
      – Дело в одном ребенке… Я пытаюсь выяснить, кто его мать.
      – Так что же?
      – Я… я подозреваю, что это может быть одна из актрис, работающих у вас… Линетт Маркис.
      – Линетт? Ну нет! – Мистер Хенкель замахал руками. – Мисс Маркис может быть кем угодно, но только не матерью!
      К большому разочарованию и досаде Элизы, ее слова не только удивили администратора, но и развеселили его; он громко, до слез расхохотался.
      – Но… может быть, это все же возможно? – не унималась Элиза.
      – Да вы шутить изволите! Линетт беременна? Эта женщина слишком предусмотрительна и осторожна! Насколько я знаю, она за всю жизнь ни разу не пропустила спектакля, и уж если у нее есть ребенок, то не иначе как она держит его в сундуке со своим реквизитом.
      – Но ребенок может жить не с ней. – Администратор неопределенно пожал плечами:
      – Похоже, вы даже не представляете себе, что значит для актрисы ребенок. Стирать пеленки в гостиничных номерах и нянчиться с младенцем в спальных вагонах и в гримерных? Нет, Линетт слишком горда, чтобы обрекать на такое себя и свое дитя.
      – Вот как?
      Хенкель усмехнулся, достал из жилетного кармана часы и взглянул на них.
      – Прошу простить, но у меня нет больше ни минуты. Я должен присутствовать при примерке новых костюмов. Благодарю за вспомоществование, оно пришлось как нельзя более кстати. Заходите еще, если вам снова понадобятся какие-нибудь «сведения». Или работа. Кстати, из вас могла бы получиться прекрасная хористка, моя милочка.
      Элиза вышла из театра раздосадованная. Она наняла извозчика и поехала домой, перебирая в уме то немногое, что ей удалось разузнать. Значит, ни миссис Капециано, ни Линетт Маркис не могли быть матерью девочки. Выходит, что мать Тессы неизвестная Элизе женщина. И зачем только она ввязалась в это дело…
      Но чем ближе подъезжала Элиза к дому, тем тверже становилась ее уверенность в том, что она не отступит, пока не узнает правды.
 
      В субботу Элиза отправилась на прогулку с Мэтом Эберли, который прислал ей записку с просьбой о встрече. Элиза несколько раз перечитала послание, пытаясь угадать, зачем ее бывшему поклоннику понадобилось по видаться с ней. Они не встречались с тех пор, как столкнулись в фойе театра. Элиза была уверена, что его матримониальные планы теперь прочно связаны с Чэрити Палмер, и это вполне ее устраивало.
      – Вы выглядите великолепно, как никогда, Элиза, – сказал Мэт, подсаживая ее в коляску. – Утомительная работа вовсе не отражается на вашей внешности. И когда только вы одумаетесь и снова начнете вести нормальный образ жизни?
      – Никогда, – беспечно ответила Элиза, расправляя юбки и вдыхая полной грудью свежий аромат майского утра.
      Теплый ветер, принесший издалека аромат бледно-желтых нарциссов, только что расцветших на пригородных лужайках, прогонял мрачные мысли. Жизнь казалась удивительно прекрасной. Милая пустая болтовня о том о сем как нельзя кстати подходила к весенней загородной прогулке. Но достаточно было один раз взглянуть на Мэта, и становилось ясным – повидаться с Элизой его заставило отнюдь не желание развлечься в обществе давнишнего друга. Так оно и вышло. В скором времени Мэт заметно посерьезнел и, глубоко вздохнув, перешел к цели их встречи:
      – Мне необходимо поговорить с вами, Элиза. – Он направил экипаж к докам, где проходили железнодорожные пути Иллинойсской компании, за которыми виднелась голубая гладь озера. Где-то у самого горизонта белели паруса шхун, похожих на маленькие игрушечные кораблики. Легкий бриз завернул края шляпки Элизы, так что ей пришлось придерживать ее рукой, чтобы та не улетела.
      – О чем же? – нехотя спросила Элиза, явно не расположенная к задушевным беседам с Мэтом.
      – Ваше поведение, Элиза, начинает давать повод для сплетен. Вы работаете в доме у этого Дэниелса, вас неоднократно видели покидающей его дом в недопустимо поздний час.
      – Что поделаешь, у нас много дел. Иногда приходится засиживаться допоздна.
      – Но это неприлично. По крайней мере для леди с вашим именем и положением в свете. Слава Богу, что слухи еще не расползлись по всему Чикаго, и все по-прежнему относятся к вам с уважением. Но я слышал, что вы ходили в оперу и просили там работу!
      – Что?! – Элиза откинулась на спинку сиденья и расхохоталась. Веселье волнами накатывало на нее и безудержно выплескивалось наружу. – О Мэт! Но ведь все было совсем нетак. Я ходила в театр совсем подругой причине, и…
      – Но это не единственное странное место, где вас видели. А игорный дом Конлея? И потом, вы несколько раз в одиночку ездили в Индиану. И это еще не все. Говорят, что вы теперь занимаетесь реконструкцией города! Я слышал от одного из своих клиентов, что у вас какие-то дела со строителями.
      – Ну и что же? Это часть моей работы в конторе Риордана.
      Мэт недовольно поежился:
      – Возможно. Послушайте, дорогая, я был поверенным вашего отца, его другом. И я продолжаю искать вашей руки. Я готов завтра же жениться на вас, и вы это знаете. – Элиза с сочувствием посмотрела на Мэта. Она осторожно положила ему на плечо руку:
      – Мэт, я очень благодарна за… заботу. Но вам не следует волноваться за меня. Я владею частью кирпичного завода в Форт-Уэйне, штат Индиана. Вот почему мне иногда приходится ездить туда. Я продаю кирпич здесь, в Чикаго, и имею неплохой барыш с этого. Как только у меня будет достаточно денег, я выкуплю завод отца.
      Мэт вытаращил глаза на Элизу и от изумления не юг произнести ни единого слова.
      – Что вас так удивляет? Я ведь и раньше говорила вам о своем намерении.
      – Да, но… Но это безумие! Вы ведь женщина, вы ничего не смыслите…
      – В бизнесе? – усмехнулась Элиза. – Вы ошибаетесь, я уже довольно неплохо разбираюсь в делах мужчин. Более того, я даже начала уже делать деньги.
      – А что Риордан Дэниелс думает о ваших успехах?
      – Он ничего о них не знает, – устыдившись, покраснела Элиза.
      – Элиза, вы понимаете, что вы делаете? Нет, вы не понимаете… – Мэт побагровел от ярости. – Такие люди, как он, не позволяют себя дурачить. Вы знаете, как он расправляется со своими врагами и предателями? Да он сотрет вас в порошок! Понимаете вы это или нет?
      Элиза гордо выпрямилась:
      – Я все прекрасно понимаю. Но я не причиняю никакого вреда Риордану Дэниелсу. За каждый кирпич я плачу собственными деньгами и занимаюсь своим делом в свободное от работы у него в конторе время. Так что он не может упрекнуть меня в недобросовестности и тем более в предательстве.
      – Да, но вы скрываете от него свои деловые интересы. – Мэт укоризненно покачал головой. – Вот что я скажу вам, Элиза. Риордан Дэниелс не из тех, кто дает обвести себя вокруг пальца. Он не терпит, когда его подчиненные устраивают махинации за его спиной. Рано или поздно он узнает о ваших делах, и тогда…
      – Я не хочу больше говорить на эту тему, – сказала Элиза, отворачиваясь от ветра, который не оставлял попыток унести ее шляпку в безбрежные озерные просторы.
      Неужели Мэт прав? Неужели она незаметно для себя самой преступила черту и вторглась на запретную территорию? Но идти на попятный уже поздно. Да и, если честно, Элиза не согласилась бы на это ни за что на свете.

      Лето пронеслось сплошным жарким маревом. Все это время Элиза работала не покладая рук, выкладываясь до последнего. Под предлогом поездок к больной тетушке она несколько раз навещала кирпичный завод мистера Огдена и убедила его в необходимости кое-каких нововведений относительно оборудования, что, само собой, оказалось нелишним.
      Дома в углу своей спальни Элиза устроила маленький кабинет, где каждую ночь сидела над счетами и конторскими книгами и подчас так уставала, что была не в силах доползти до кровати. Но состояние ее неуклонно росло. По примеру Риордана она вкладывала деньги в животноводство и торговлю зерном, что также приносило немалые барыши.
      Элиза жила с постоянной мыслью о том, что у нее осталось очень мало времени. Еще немного, и она уже не сможет скрывать от Риордана свой бизнес. И тогда конец. Конец их отношениям, конец всему…
      Но Риордан, казалось, не видел, как осунулась Элиза, как похудела и даже чуточку постарела. Его интересовала только работа. А если кто-то из его служащих или даже он сам уставал от чрезмерного усердия, то он закрывал на это глаза: в конце концов никто никого не заставляет.
      Как-то в начале октября старший бухгалтер Риордана Уилл Райс появился в кабинете Элизы с взволнованным и хмурым выражением лица.
      – Мисс Эмсел, вы уже закончили с этими письмами?
      – Нет, Уилл. – Элиза подняла голову от бумаг. – Похоже, мне придется просидеть с ними до вечера. Еще осталось пятьдесят штук.
      – В таком случае прервитесь ненадолго. Мне нужно поговорить с вами.
      – Да, но мистер Дэниелс просил меня закончить с ними побыстрее. Ему необходимо срочно связаться с вкладчиками, чтобы…
      – Тем не менее нам необходимо поговорить.
      Уилл всегда отличался необыкновенной тактичностью и мягкостью, такая настойчивость с его стороны показалась Элизе странной. Она вздохнула, отложила в сторону бумаги и вышла за мистером Райсом в коридор.
      – Риордан уехал на совет директоров банка, – забыв о том, что Элиза была в курсе всех дел шефа, сообщил Райс. – Но мне хотелось бы, чтобы наш разговор был сугубо конфиденциальным, поэтому я заказал экипаж. Вы ведь не откажетесь прогуляться со мной?
      Прогуляться? И это посреди напряженного рабочего дня? Элиза не на шутку встревожилась, и чем больше она вглядывалась в мрачное лицо Уилла, тем чаще и глуше билось ее сердце. Она облизала пересохшие от волнения губы и твердым шагом направилась к двери. «Боже мой, – в панике думала Элиза, надевая свою накидку. – Уилл все знает! Вот почему он вызывает меня на разговор. Теперь нужно быть очень осторожной».
      Экипаж уже стоял у подъезда, когда они вышли на улицу. Конюх протянул Уиллу кнут и помог Элизе подняться в коляску. Но прежде чем он успел занять свое место, Элиза завладела кнутом и вожжами и безапелляционно заявила:
      – С вашего позволения, править буду я.
      – Но…
      – Поскольку коляска принадлежит мистеру Дэниелсу, а не лично вам и не лично мне, то не важно, кто будет править, не так ли? А я очень люблю это занятие.
      Уилл собрался было настоять на своем, но Элиза так обворожительно и победоносно улыбнулась ему, что он не осмелился возразить. Она же в этот момент думала о том, что теперь имеет очень большое преимущество в разговоре, поскольку тот, кто правит, всегда, как говорится, на коне.
      Они выехали за железные ворота, учтиво открытые перед экипажем конюхом, и колеса дробно застучали по мостовой. Стояло прохладное октябрьское утро, в небе цвета аквамарина плыли белоснежные кучевые облака. Красные клены оживляли пейзаж огненными всполохами, разноцветье кустарника и пожухлой травы разнообразило осеннюю палитру.
      Элиза крепко сжала вожжи и пустила лошадь крупной рысью, чтобы поскорее выбраться из фешенебельного квартала, а потом свернула на восток, туда, где после Великого Пожара полным ходом шла реконструкция пострадавших кварталов.
      Элиза любила бывать там – ей нравилось наблюдать за тем, как быстро восстанавливался город, она гордилась своей причастностью к этому возрождению. Они проезжали мимо недостроенных зданий, покрытых лесами, по которым карабкались плотники и каменщики. Повсюду виднелись штабеля кирпича и мрамора; многочисленные строительные площадки стали своеобразным символом обновляющейся жизни.
      Экипаж проезжал вдоль улицы вновь отстроенных магазинчиков и ресторанов. Элиза, погруженная в свои мысли, не заметила несущийся им навстречу фургон, но в последний момент резко взяла вправо и избежала казавшегося неизбежным столкновения.
      – Я вижу, мисс Эмсел, что вы твердо держите бразды в руках – ив прямом, и в переносном смысле, – сказал Райс. – Но это не может служить вам оправданием в том, что вы используете влияние Риордана Дэниелса для устройства за его спиной собственных дел.
      – Я не понимаю, о чем вы говорите.
      – Не пытайтесь обманывать – мне все известно. Вы купили кирпичный завод, вернее, его часть, разве не так? Вы поставляете кирпич на стройки Чикаго и, вне всякого сомнения, имеете вполне приличную прибыль.
      За считанные доли секунды Элиза мысленно перебрала десяток вариантов оправдания и все их отвергла. Чтобы хоть как-то скрыть свое замешательство и выиграть немного времени, она свернула на заново отстроенный мост через южный приток реки Чикаго.
      – Так что вы можете сказать в свое оправдание? – спросил Уилл.
      Несмотря на прохладную погоду, Элиза почувствовала, как испарина выступает у нее на лбу, а по спине бегут мурашки. Интересно, много ли он знает о ее делах и что рассчитывает узнать от нее самой? Как бы то ни было, ни в коем случае нельзя показать ему, что она напугана и что рассчитывает на его молчание. Элиза решила говорить правду не таясь, инстинктивно поняв, что сейчас это наиболее верный вариант защиты.
      – Я не могу отрицать очевидное, мистер Райс, – спокойно заговорила Элиза. – Я действительно имею деловые связи с кирпичным заводом мистера Огдена в Индиане и вот уже несколько месяцев продаю в Чикаго его продукцию по вполне выгодным для себя ценам. Пока еще мне принадлежит лишь небольшая часть этого завода, но со временем я намерена купить его целиком.
      – Это интересно, продолжайте.
      – Мне необходима помощь, мистер Райс. Мой бизнес разрастается, такое количество дел не под силу вести одному человеку. Поэтому я подумываю о том, чтобы пригласить партнера.
      – Вот как?
      – А вас могло бы заинтересовать подобное предложение?
      Произнося эти слова, Элиза изо всех сил старалась не терять самообладания. То, что она предлагала Уиллу, было очевидным предательством по отношению к Риордану: они оба его служащие, а значит, он вправе рассчитывать на их преданность. Элиза пристально вглядывалась в лицо Уилла, прекрасно понимая, что, хотя бы из приличия, сразу отказать ей он не сможет.
      – Вы отдаете себе отчет в том, что вы мне предлагаете, мисс Эмсел? Риордан Дэниелс требует от своих подчиненных полной отдачи и преданности своим интересам. Если же этого не происходит… – Уилл на мгновение замолчал и продолжил совершенно в ином ключе: – С другой стороны, у меня семья, жена больна чахоткой. Врачи рекомендуют отправить ее в круиз и нанять побольше домашней прислуги.
      – Вот оно что. – Элиза испугалась не на шутку. Значит, Уилл хочет шантажировать ее! Собрав всю свою волю в кулак, Элиза с неистовой силой сжала вожжи, так что побелели пальцы, и презрительно процедила сквозь зубы:
      – Я никому не позволю шантажировать себя, мистер Райс.
      – А разве я сказал что-нибудь о шантаже?
      – Нет, но вы прозрачно намекнули на это. С точки зрения закона я не делаю ничего предосудительного. Я по двенадцать часов в день работаю в конторе Риордана. Я не преступница и не мошенница, и самое большее, что мне грозит, так это потерять работу. Но уверяю вас, найти другую мне, мягко говоря, по силам.
      Выражение лица Уилла изменилось.
      – Я знаю это, мисс Эмсел. Я наблюдаю за вами с того самого дня, как вы впервые появились в конторе Дэниелса. Вы умеете работать на совесть. Уверен, что вы человек честный и порядочный. Такие люди мне по душе. На прошлой неделе, когда вы ездили в Индиану, я выследил вас. Таким образом, мне стало известно о заводе Огдена. Меня заинтересовало ваше предложение. К тому же у меня есть кое-какие сбережения.
      Элиза почувствовала невероятное облегчение, как будто гора свалилась с ее плеч. Чтобы сдержаться и не закричать от радости, она пустила лошадь в галоп. Так, значит, Уилл Райс хочет быть ее партнером, а не вымогателем! Более того, он собирается вложить в это дело деньги. А с его поддержкой, финансовой и профессиональной, она сможет добиться очень многого.
      – Ну что ж, прекрасно, – сказала Элиза. – Возможно, из нашего компаньонства получится что-нибудь путное. Но учтите, во главе предприятия буду стоять я. Если вы примете мои условия с самого начала, уверена, что мы сможем плодотворно работать вместе.
 
      Поздно вечером того же дня, едва передвигая ноги от усталости, Элиза поднималась по лестнице в свою спальню. День выдался очень трудным. После разговора с Уиллом Райсом, который отнял у нее много душевных и физических сил, Элизе пришлось вынести утомительные препирательства с клерком Бошаром по поводу неправильной записи в конторской книге. В довершение всего Риордан весь день был мрачнее тучи – в последнее время он часто, без видимой причины, находился в угрюмо-недовольном расположении духа.
      Оказавшись в своей спальне, Элиза начала было раздеваться, но вспомнила, что у нее осталось одно неотложное дело – написать письмо Пэтсу Огдену.
      Тяжело вздохнув, она опустилась в кресло. Знакомая, привычная обстановка комнаты действовала на нее успокаивающе: столик, заваленный деловыми бумагами, висевший на стене дагерротип отца. Несколько месяцев назад Элиза случайно увидела его в витрине фотоателье, владелец которого во время Великого Пожара успел, покидав все без разбора фотографические пластинки в фургон, пробиться через мост в безопасную часть города. Элиза сняла платье и положила его на кресло. И тут она вдруг почувствовала неладное: в комнате стоял нестерпимый мускусный запах, настолько сильный, что его с трудом можно было выносить. Элиза нахмурилась. Фифина пользовалась легким цветочным одеколоном, ее горничная Нелла вовсе обходилась без духов. И к тому же – вряд ли она ошибается – портрет ее отца висит не так, как обычно, а несколько криво. В ее комнате была другая женщина!
      С каждой секундой уверенность Элизы в этом росла. Накинув поверх нижнего белья халат, она направилась к Фифине.
      Несмотря на поздний час, Фифина сразу же открыла. Элиза ворвалась в комнату с криком:
      – Почему в мое отсутствие ты пускаешь ко мне вкомнату своих клиенток? Там невозможно продохнуть от запаха каких-то отвратительных духов…
      Элиза застыла посреди комнаты, когда увидела двух женщин, склонившихся над шитьем. Одна из них была Фифина – она пришивала к новой шляпке атласную ленту, другая – добродушная вдова-немка, горничная Элизы.
      – Нелла, что ты здесь делаешь?
      – Я… Фифине нужно было помочь… – Нелла явно смутилась.
      – У Неллы есть своя работа, – обратилась Элиза к Фифине. – Она моя горничная, и я не давала ей разрешения шить для тебя шляпки.
      – Я застала ее на кухне попивающей кофе. Между прочим, за ваш счет, – самоуверенно возразила Фифина. – А у меня есть срочный заказ от одной актрисы из нашей оперы. Вот я и подумала: почему бы не привлечь Неллу к работе, раз она все равно бездельничает? Но не думайте, она трудится не задаром. Я обещала ей новую шляпку и платье, если мы поспеем в срок.
      На исходе долгого утомительного дня любая мелочь могла вывести Элизу из терпения:
      – Нелла служит у меня, а не у тебя, Фифина. Я плачу ей жалованье и предоставляю тебе возможность работать в моем доме!
      – Премного благодарна вам за это! – вспыхнула Фифина, сверкая темными глазами. – Вы очень великодушны, мисс, как и ваш покойный отец. А я умею ценить великодушие. – Фифина повертела в руках шляпку. – Как она вам нравится? Я шью ее для Линетт Маркис.
      – Линетт?! – воскликнула Элиза. – Так, значит, это она была в моей комнате, пока меня не было?
      – Нет, она ни разу не заходила на этой неделе. Правда, Нелла? – В поисках поддержки Фифина обернулась к горничной, но та лишь покраснела и уставилась на свой передник.
      – Нелла, я прошу вас вернуться к своим обязанностям, – сурово заявила Элиза. – Если вы будете заниматься посторонними делами, считайте себя уволенной.
      – Да… мисс. – Нелла испуганно взглянула на Элизу и опрометью бросилась вон из комнаты. Фифина сосредоточенно прилаживала цветок к шляпке, но ее лицо выражало крайнее недовольство и готовность каждую секунду вступить в ожесточенный спор.
      – Я не хочу, чтобы Линетт Маркис приходила в мой дом, – строго потребовала Элиза.
      – Но она моя клиентка! Куда же ей еще приходить, если моя мастерская находится у вас в доме?
      – Повторяю, чтобы ноги ее здесь больше не было.
      – Но какая вам разница? Все мои клиентки приходят в то время, когда вы на работе. Это порядочные женщины, и на ваше имущество никто посягать не станет. Что касается Линетт, то она расскажет о моих шляпках подругам в театре, и у меня прибавится заказов. Вы же не станете из зависти мешать мне?
      – Нет, Фифина, не стану. Но это мой дом, не забывай об этом.
      – Ну что ж, хорошо. Раз вы так несговорчивы, я буду сама ездить к Линетт в театр.
      Элиза круто развернулась и вышла из комнаты, расстроенная и злая сама на себя. Как можно быть такой несдержанной? Стоило ей почувствовать ненавистный запах у себя в комнате, как она сразу же набросилась на Фифину и, что совсем несправедливо, на абсолютно невиновную Неллу. Так в чем же истинная причина ее гнева?
      На самом деле она злилась на Риордана за его многочисленные романы, за то, что он вынуждает ее к постоянной, унизительной лжи.
      И еще за то, что он поймал ее в прочные любовные сети, из которых вырваться не было сил.
 
      Открытие нового здания Торговой палаты назначили на девятое октября. После военного парада должна была состояться торжественная церемония.
      На правах одного из организаторов реконструкции Риордан намеревался выступить с небольшой речью. Элиза решила упросить Мальву поехать на открытие вместе с ней.
      – Обязательно поеду, – заверила Мальва. – И еще я хотела бы взять с собой своих девочек. Как ты думаешь, это удобно?
      Для того чтобы перевезти к месту праздника весело щебечущих и хихикающих от возбужденного, напряженного ожидания девочек-сирот, младшей из которых только-только исполнилось три года, а старшей – четырнадцать, потребовался поезд из шести экипажей. Мальва на удивление легко и уверенно поддерживала порядок и строгую дисциплину в этой беспрестанной кутерьме и неумолчном гаме. Она разумно предложила подождать начала праздника в чайной, где заказала блюдо пирожных и чай с молоком для своих воспитанниц.
      Мальва и девочки оживленно болтали и с удовольствием поглощали сладости. Элиза же и думать о пирожных не могла: она с волнением ждала церемонии открытия Торговой палаты.
      Ее собственный вклад в строительство этого здания был совсем незначительным. К тому же о ее участии никому не было известно, если не считать Уилла Раиса, конечно. Но сознание того, что ее кирпичи были использованы для внутренней отделки, наполняло Элизу гордостью. Еще бы, она – мисс Эмсел, двадцатилетняя женщина, принимала участие в возрождении Чикаго.
      Что бы сказал Риордан, если бы узнал об истинной причине, заставившей приехать ее сегодня на открытие? Ведь он наверняка думает, что она решила воспользоваться возможностью провести утро в обществе Мальвы и ее девочек, к тому же послушать его речь…
      Наконец Мальва, кивнув официанту, попросила счет, и они вышли на улицу. Девочки послушно и чинно шли за Мальвой парами, Элиза замыкала шествие.
      Стояла прекрасная погода; по-осеннему прохладный ветерок, играя опавшей листвой, навевал печальные, но светлые воспоминания о лете. Откуда-то издалека доносились мелодичные звуки духового оркестра, наряды полиции метались взад-вперед по улице, пытаясь очистить мостовую от экипажей, мешавших начать парад. Зазевавшийся торговец воздушной кукурузой в отчаянии заламывал руки, умоляя проходящих купить пакетик-другой. «Не откажите себе и своим деткам!» – выкрикивал он. На радость бедолаге и своим девочкам, Мальва под громкие аплодисменты толпы широким жестом купила все содержимое его тележки.
      – А вон твой босс, – сказала Мальва, когда они заняли свои места. – Выглядит вполне импозантно.
      Элиза встала на цыпочки и посмотрела туда, куда показывала Мальва. Она увидела Риордана сидящим в одном ряду с именитыми гражданами города. Он казался озабоченным и как будто погруженным в себя. Интересно, какие мрачные мысли могли занимать его в такую торжественную, праздничную минуту?
      Риордан оглянулся и увидел Элизу. Мягкая полуулыбка коснулась его губ и отогнала прочь угрюмость. Их глаза встретились, и… и Элиза, зардевшись от смущения, отвернулась.
      Парад начался с шествия оркестра чикагских драгун. За ними следовали шотландская гвардия с волынками и зуавы в экзотической алжирской форме с тамтамами. Завершали действо пожарные команды, каждая из которых представляла новое оборудование – насосы и брандспойты, – забывая, как бесполезно оно было год назад, во время Великого Пожара.
      Элиза украдкой поглядывала на Риордана. Да, его справедливо считают красивым. Сидящие рядом с ним мужчины казались бледной немощью. Элиза обреченно вздохнула. Сомнений быть не могло. Она любила Риордана сильно и необратимо. О таком глубоком чувстве ей даже мечтать не приходилось.
      «Боже! – с ужасом думала Элиза. – Что со мной будет? Что скажет Риордан, когда узнает о моем кирпичном заводе и о намерении выкупить обратно отцовский завод?»
      – Элиза! – Мальва слегка подтолкнула ее локтем. – Бьюсь об заклад, что, хоть ты и смотришь во все глаза на эти пожарные фургоны, мысли твои витают за тысячи миль отсюда.
      – Да… прости меня.
      – Ты уверена, что с тобой все в порядке? Последнее время я уже и не надеялась встретиться с тобой. Ты совсем не показываешься в обществе. Такое ощущение, что тебя интересует исключительно работа.
      Элиза натужно улыбнулась. Она очень любила Мальву, но не могла ей толком ничего рассказать, когда вокруг смеялись и громко хлопали в ладоши девочки, а в нескольких ярдах от нее находился Риордан, присутствие которого придавало торжеству особенную значительность и весомость в ее глазах.
      – Мне нравится работать, – сказала она наконец. – Тем более что я преуспеваю.
      – М-м. Понятно. Мэт Эберли говорил мне о том, что ты так и не оставила идею вернуть завод Эмсела. Он считает…
      – Мэт? – заволновалась Элиза. – А когда ты говорила с ним?
      – Мы встретились на прошлой неделе у Маккормиков. Мне показалось, он очень обеспокоен твоей судьбой.
      – Он не имеет на это никакого права! – возмутилась Элиза. – Я прекрасно живу, занимаюсь любимым делом и счастлива, – Элиза произнесла эти слова в расчете на понимание со стороны кузины Мальвы, и она не ошиблась.
      – Ну как знаешь. Единственное, чего мне бы хотелось, Элиза, это чтобы ты не дала себя увлечь теням прошлого. Есть вещи, о которых лучше забыть и не вспоминать никогда. Твой отец покончил жизнь самоубийством. Это трагедия, но с тех пор прошло более двух лет. Давно пора перестать ворошить прошлое и заняться своей собственной жизнью. Прежнего не вернешь.
      Последний пожарный фургон скрылся вдали под звуки марша и крики толпы, и Риордан поднялся, чтобы произнести речь. Его голос звучал над открытыми трибунами так искренне и так твердо, что Элиза невольно обернулась.
      – …Леди и джентльмены. Наш город возрождается из пепла и мрачного запустения…
      Позабыв о своем разговоре с кузиной, она погрузилась в калейдоскоп захватывающих и обнадеживающих картин, которые рисовал Риордан: необыкновенный рост промышленности, а стало быть, и благосостояния всех присутствующих, расцвет градостроительства и прочее, прочее, прочее…
      После, когда Мальва повела своих воспитанниц к экипажам, Элиза улучила момент, чтобы подойти к Риордану и поблагодарить за великолепную речь.
      – Большая часть ее – только планы и мечты, – ответил он задумчиво. – Но я уверен, что рано или поздно они станут реальностью.
      – Я тоже. А говорили вы очень убедительно и вдохновляюще. Ваши слова не могут оставить слушающего безучастным.
      – Вот и прекрасно, – улыбнулся Риордан. – Я так понимаю, что вы и ваша кузина Мальва хотели бы осуществить большую развлекательную программу с этими милыми девочками? Почему бы вам не использовать для этого остаток рабочего дня?
      Это была неожиданная щедрость – как правило, Риордан не думал о досуге своих подчиненных. Но на Элизу внезапно накатила волна меланхолии – так же стремительно, как порыв ветра вдруг приносит неведомо откуда взявшуюся прохладу посреди жаркого дня.
      – Насколько мне известно, Мальва собиралась отвезти девочек в приют, – печально отвечала она. – Так что, пожалуй, я вернусь к своим делам в конторе.
      – К делам? – Риордан с уважением посмотрел на Элизу. – Вы что же, никогда не отдыхаете?
      – Редко…
      Элиза извинилась и оставила Риордана, чтобы попрощаться с Мальвой и девочками. Ее мучило чувство вины: Риордан относится к ней с уважением, которого она отнюдь не заслуживает.
      Ведь она предала его. Разве не так? Если разобраться, то она предала обоих мужчин, которых любила больше всего на свете: папу – тем, что влюбилась в Риордана; Риордана – тем, что хочет жестоко отомстить ему за отца.

* * *

      Элиза с трудом влезла в переполненный вагон конки и поехала к Риордану. В библиотеке она разделась и аккуратно повесила накидку в шкаф. Неизвестно, что ждет ее в будущем, но по крайней мере работа у нее пока есть.
      Прошел час, а Риордан все не возвращался. Элиза забеспокоилась и никак не могла соредоточиться на докладе, который ей поручили подготовить к ближайшему совету директоров банка. Отодвинув бумаги, она решила сходить наверх навестить Тессу.
      – Ах, это вы, мисс Эмсел. Проходите, пожалуйста, – устало улыбнулась ей Фанни.
      Няня страдала варикозным расширением вен, скрывала этот факт от Риордана и каждый раз искренне радовалась приходу Элизы – она могла ненадолго дать отдых больным ногам.
      Элиза прошлась по детской, с интересом рассматривая ее обстановку. Комната была уставлена светлой мебелью с позолотой; балдахин над колыбелькой поддерживал изящной работы фарфоровый ангел. Стены были украшены орнаментами из роз с золотыми листьями. У окна стоял шкаф с фарфоровыми китайскими куколками. «Напоминает золотую клетку», – печально усмехнувшись, подумала Элиза.
      – Где же моя Тесса? Где моя прекрасная маленькая девочка? – весело и нарочито громко поинтересовалась Элиза, и ответом ей был радостный смех из гардеробной, на пороге которой вскоре появилась сама Тесса. На ней были только тонкая белая рубашонка и корсаж – как принято в чопорных светских семьях, девочку с девяти месяцев приучали к корсажу.
      – О, извините! – воскликнула Фанни.
      – Са! Са! – Тесса протянула ручонки с Элизе и попыталась сделать еще один шаг, но не удержалась и шлепнулась на пол.
      Элиза бросилась к ней и подняла на руки. В этот раз она выглядела еще более очаровательной: мягкие округлости детского тела, едва прикрытые рубашонкой, были особенно трогательны, равно как и ямочка на подбородке.
      – Кто надел на нее это? – спросила Элиза, указывая на корсаж. Он не был жестким, как для взрослой женщины, но тем не менее такой предмет одежды создавал для ребенка большие неудобства. Более того, одна из лямочек корсажа немного натирала спинку.
      – Я надела, – ответила Фанни.
      – А кто велел вам сделать это?
      – Как кто? Мистер Дэниелс, разумеется.
      – Как? Он велел надеть на годовалого ребенка тесный корсаж?
      – Нет, не совсем так. Девочка быстро вырастает из одежды, мистер Дэниелс велел мне пойти и купить все необходимое. Я отправилась в магазин Маршалла Филда. Продавец посоветовал мне взять корсаж, сказал, что это то, что надо…
      – Какие глупости! – Элиза сняла с девочки корсаж и швырнула его в корзину для мусора. – Сейчас я одену ее как обычно, в платьице. И не говорите мистеру Дэниелсу. Уверяю вас, он ни за что на свете не заметит разницы. А девочке будет удобно и приятно.
      – Хорошо. – Фанни кивнула и оставила Элизу с Тессой, а сама направилась на кухню, где могла спокойно посидеть, отдохнуть и выпить чашечку кофе.
      Элиза обрадовалась, что няня ушла. Она с удовольствием принялась одевать девочку, которая вертелась у нее на коленях, будучи не в силах сидеть спокойно ни минуты. Потом она тщательно расчесала локоны Тессы.
      В последнее время Элиза часто приходила наверх к девочке, ей нравилось проводить с ней время.
      Они с Тессой сидели в гардеробной, Элиза рассказывала ей сказку в ту минуту, когда раздался звук открываемой двери. Сердце Элизы ушло в пятки от ужаса – сама не зная как, но она поняла, что это Риордан.
      – Что за…
      Риордан был потрясен неожиданностью встречи не меньше, чем Элиза. Они молча смотрели друг на друга, пока Тесса не нарушила тишину, протянув ручонки к Риордану и радостно воскликнув:
      – Па! Па!
      – Вы слышите? – Элиза не могла сдержать своего изумления. – Она говорит «папа»!
      – Что вы здесь делаете? – оправившись от удивления, строго спросил Риордан. Его широкие плечи заняли весь дверной проем, и, казалось, пространство детской сжалось под напором грубого присутствия мужчины. – Кто вам позволил навещать Малышку?
      Элиза очень дорожила редкими минутами спокойствия, которые ей давало общение с девочкой. А теперь ее лишали этих встреч, более того, обвиняли в незаконном нежелательном вторжении в детскую.
      – Малышку? – насмешливо прищурилась Элиза.
      – Да, Малышку. Что с вами? Я не понимаю вас, Элиза. Я предложил вам отдохнуть сегодня, вы отказались, уверяя меня, что вам нужно закончить работу. И витоге я нахожу вас не на рабочем месте, а в детской, куда, позвольте вам заметить, вы пришли тайком и без приглашения. Неужели вы думаете, что если бы я хотел увидеть вас здесь, я не нашел бы способа сообщить вам об этом?
      Элиза поднялась и отнесла девочку в колыбельку, где Тесса принялась прыгать и кричать, шумно выражая свое недовольство. Элиза повернулась к Риордану и смело глянула ему в глаза:
      – Прошу прощения, что пришла навестить Тессу без вашего разрешения. Но мне кажется, что ей, кроме своей няни, просто необходимо видеть кого-нибудь еще. Иначе она вырастет диким зверенышем, а не леди.
      Глаза Риордана метали молнии.
      – Тессу?!
      – Да. Я дала ей имя, раз уж вы не удосужились до сих пор этого сделать, Риордан.
      Он выглядел смущенным. Элиза использовала его минутное замешательство и смело продолжала:
      – Когда я впервые пришла сюда, то не могла поверить в то, что у девочки до сих пор нет имени. Няня называла ее «Малышка». Подумать только! Вы когда-нибудь слышали, чтобы кошку называли «Кошка»? Вы обращаетесь с ней хуже, чем с кошками! У тех по крайней мере есть имена! И потом, им разрешается гулять по дому, в саду, на улице. А Тессу вы держите взаперти, как преступника в тюрьме!
      – Хватит! – резко прервал ее Риордан. Уголор его глаза нервно задергался. – Тесса… – сказал он уже спокойно и задумчиво. – Звучит очень красиво.
      – Да, это прекрасное имя! Тесса – гораздо более подходящее имя для девочки, чем… – Элиза не решилась повторить слово «Малышка».
      – Ну что ж, хорошо. Я признаю свой промах. Пусть будет Тесса. – Неожиданно он улыбнулся на удивление доброй, мягкой улыбкой. Элиза почувствовала настоящее облегчение и взглянула на объект их спора: девочка теперь сидела в колыбельке и сосредоточенно пыталась натянуть на ножку башмачок.
      – Риордан, скажите, Тесса – ваша дочь? Тогда почему вы скрываете ее ото всех, держите взаперти?
      – Я не намерен обсуждать с вами этого. – Улыбка Риордана мгновенно и без следа исчезла.
      – Но это очень важно, поймите. Ведь Тесса – человек. Маленький, но человек. Она требует надлежащего, достойного обращения и воспитания.
      – С ней обращаются достойно! Оглянитесь, посмотрите, в какой комнате она живет. У нее есть все – куклы, игрушки, одежда, няня, которая самозабвенно любит ее, выполняет все ее капризы. У нее есть…
      – Все, кроме матери и отца, любовь которых для ребенка важнее всего на свете. Ее ничем нельзя заменить. Скажите, она ваша внебрачная…
      – Замолчите! – Слова Риордана прозвучали грубо, как пощечина. – Замолчите, прежде чем вы скажете то, о чем впоследствии сильно пожалеете. Да, Тесса действительно родилась вне брака. К сожалению, это так.
      – Но… ее мать…
      – Не давите на меня, Элиза! – Риордан побледнел; судя по всему, ему стоило больших усилий сдержаться и не ответить ей грубостью. – «Мать», как вы изволили назвать эту женщину, бросила свое дитя, когда поняла, что ей не удастся использовать девочку в своих корыстных целях. Тогда я взял ее себе.
      – Но тогда почему?..
      – Потому что я жду подходящего момента, чтобы объявить о ее существовании. Тесса очень красива. Я люблю ее и желаю ей счастья.
      – Судя по тому, как вы обращаетесь с девочкой, этого не скажешь.
      – Не вмешивайтесь не в свое дело, Элиза! – Риордан что было сил стукнул кулаком по столику. Громкий звук испугал девочку, и она заплакала. – Не вам судить меня! Я сам был внебрачным ребенком и знаю, что это такое, лучше, чем кто-либо другой!
      – Вы?! – Элиза смотрела на Риордана, не веря своим ушам.
      – В это трудно поверить, да? Представьте себе! Но я предпочитаю держать этот факт своей биографии в тайне, мне бы хотелось забыть о нем вовсе.
      – Но… как… – Элиза не могла прийти в себя от изумления.
      – Мою мать соблазнил сын банкира, как оказалось впоследствии, давно женатый человек. Моя мать была гордой женщиной. Когда ее беременность стала очевидной, она попыталась покончить с собой и вскрыла себе вены. Но к счастью, ее удалось спасти. Скандал все же не замедлил разразиться, поскольку городок, где она жила, был маленьким. Через шесть месяцев родился я. Мать вышла замуж за бедного фермера, которого я всю жизнь считал своим отцом. Он был благородным человеком и очень любил мою мать, вот почему он не погнушался взять ее с ребенком. Отец с матерью не говорили мне ни слова, а вот окружающие никогда не забывали о моем происхождении. – Голос Риордана перешел в злобный хрип. – Я с детства привык наказывать своих обидчиков. Если бы вы знали, сколько носов я разбил в детстве, сколько уничтожил наглецов, когда вырос! – Его кулаки невольно сжались. – Я не хочу всего этого для Тессы. Я убью всякого, кто посмеет обидеть моего ребенка!
      Брови Риордана сдвинулись к переносице, в глазах Застыла такая жестокость, что Элиза ни секунды не сомневалась в том, что он готов выполнить свои угрозы. Сочувствие переполнила Элизу, рука ее невольно потянулась к руке Риордана.
      Но прежде чем она коснулась его, Риордан отступил. Он развернулся и подошел к окну, отодвинул штору и стал смотреть на улицу. Когда он обернулся к Элизе, его лицо источало величайшую муку.
      – Я дам Тессе все, что в моих силах. Я поклялся сделать это в тот день, когда впервые увидел ее – такую крохотную, прекрасную, беззащитную. Я прошу вас избавить меня от дальнейших расспросов. Мне хотелось бы побыть немного с дочерью, а вас внизу ждут дела.
      Он указывал ей на дверь! Высылал ее, как горничную! Хуже того, как человека, не имеющего к нему ни малейшего отношения! От негодования в висках у Элизы застучала кровь.
      – Да, мне пора возвращаться к работе. Прошу простить, что пришла сюда без разрешения. Уверяю вас, это больше не повторится.
      Сказав это, Элиза бросилась к двери, не скрывая своего оскорбления.
      – Элиза…
      На какой-то миг ей показалось, что Риордан готов был устремиться следом за ней. Но прежде чем это случилось, она уже выбежала в коридор и стремглав кинулась вниз.
 
      Все ее усилия заняться делами были тщетными, она не могла сосредоточиться на работе. Она не могла избавиться от беспокойных мыслей, живо представляя себе маленького Риордана, который с детства столкнулся с грубостью и оскорбительным пренебрежением к себе, против чего вынужден был бороться не на жизнь, а на смерть. Так вот откуда в нем непреклонность, целеустремленность, жажда и умение бороться за свое место иод солнцем, которые помогли ему достичь таких высот!
      Как благородно с его стороны желать лучшей жизни для Тессы! Но как он мог выставить за дверь ее! Ведь он сам давным-давно показал ей девочку! Она не просила его об этом!
      С другой стороны, что еще можно было ожидать от Риордана с его непредсказуемым характером, отличающимся частой сменой настроений! И вообще, какое ей дело до него самого и его дочери! Он может содержать хоть десять любовниц, держать у себя взаперти хоть сотню младенцев! Хватит, она больше не станет забивать себе голову его проблемами! У них разная жизнь, разные цели и интересы. Сегодня Риордан как нельзя более ясно дал ей это понять.

      – Гостья, которую вы приглашали к завтраку, уже прибыла, мисс, – сообщил Элизе официант в безупречном черном фраке.
      Элиза совершала поездку по заводам Риордана. Она остановилась в небольшой гостинице и теперь спустилась в ресторан, чтобы слегка перекусить. Слова официанта повергли ее в недоумение.
      – Гостья? Но я никого не жду…
      – Добрый день, милочка. Прошу прощения, что заставила себя ждать, но наш режиссер назначил дополнительную репетицию, и я никак не могла вырваться раньше. – К Элизе направлялась Линетт Маркис, шелестя шелковыми юбками и распространяя сильный аромат духов. На ней была изящная соломенная шляпка, очевидно, сделанная на заказ у Фифины.
      – Но… – Элиза невольно привстала от неожиданности.
      Линетт села рядом с Элизой и кивнула официанту, чтобы тот принес еще один прибор. Постояльцы гостиницы, сидевшие в ресторане, с любопытством рассматривали актрису, которая со своими фривольными кудряшками и нарумяненными щеками вполне могла служить иллюстрацией для модного журнала «Леди Годива».
      – Я видела, как вы входили сюда, мисс Эмсел, и подумала: почемубы нам не позавтракать вместе? Или ваша принадлежность к высшему свету не позволяет вам разделить трапезу со мной?
      – Я собиралась позавтракать в одиночестве.
      Не обращая внимания на более чем прохладный прием, Линетт перегнулась через столик и заглянула в тарелку к Элизе:
      – А чем здесь сегодня кормят? Баранья котлета? Я себе тоже закажу такую. И немного французского белого вина. – Линетт властным жестом подозвала официанта. – Меню вин, пожалуйста.
      Элиза тяжело вздохнула. Было очевидно, что Линетт твердо решила навязать ей свое общество, воспротивиться чему Элиза никак не могла, поскольку внимание всех собравшихся мгновенно бы переключилось на них. Возможно, именно этого Линетт и добивалась. И вообще, что только ей нужно?..
      По мере того как официант подливал дамам вина, Линетт пускалась во все более откровенные разговоры. Элиза, к своему удивлению, не без интереса слушала ее болтовню о закулисных интригах, связанных с именами таких известных актеров, как Оттис Скиннер, Морис Бэрримор, Фанни Давенпорт…Театр был образом жизни Линетт, смыслом ее существования. Выяснилось, что свою первую роль она сыграла в шестилетнем возрасте в спектакле «Хижина дяди Тома», где были заняты ее родители.
      – Я всего лишь мелкая закулисная сошка, закулисная крыса. – На Линетт нахлынула волна пессимизма. – И тут уж ничего не поделаешь.
      Пока Линетт живописала свою театральную карьеру, Элиза изучала ее лицо, стараясь выявить черты сходства с Тессой. Кажется, есть что-то общее в выражении глаз, приподнятой брови, маленьком округлом подбородке… А может, она пытается увидеть то, чего нет? Ведь Тесса совсем дитя, черты ее лица еще слишком неустоявшиеся, чтобы можно было делать выводы о сходстве девочки и Линетт. И кроме того, разве миссис Капециано и администратор театра не утверждают в один голос, не сговариваясь, что Линетт никогда не была беременна? Когда их тарелки опустели и официант принес кофе и десерт, Линетт наконец перешла к сути дела, побудившего ее проявить такую навязчивость.
      – Знаете, вы мне очень не нравитесь.
      – Я успела это заметить.
      Линетт хмыкнула. Она пила уже третий бокал вина, поэтому ее хмыканье было громче, чем того требовали приличия. Двое мужчин, сидевших за соседним столиком, удивленно оглянулись на женщин.
      – И вы прекрасно знаете почему, мисс Эмсел. Вы ведь достаточно умны. Это из-за него.
      – Из-за него?
      – Да, из-за Риордана. – Линетт перегнулась через столик к Элизе, ее глаза злобно сузились. – Он постоянно говорит только о вас. О несгибаемой Элизе Эмсел, которая может работать за четверых мужчин и при этом оставаться очаровательно женственной. О той, которая осмеливается состязаться с ним в умении править лошадьми и готова скорее сломать себе шею, чем уступить.
      Линетт говорила с такой ненавистью, столько яда было разлито в ее словах, что Элиза от неожиданности чуть не выронила десертную вилку. Неужели Риордан действительно говорил о ней со своей любовницей? В это невозможно поверить! А Линетт тем временем продолжала:
      – Он рассказывал мне все о вашей семье, о прошлом, о том, что в ваших жилах течет гелубая кровь высшей пробы. – Линетт ухмыльнулась. – Джон Абигайль Адамс! Николас Бидль! Такому генеалогическому древу кто угодно может позавидовать, а? Я – совсем другое дело. Моя прабабка была известной лондонской потаскухой.
      Элиза не знала, что сказать в ответ. Линетт подняла бокал и одним махом осушила его до дна, дав знак официанту, чтобы он наполнил его снова.
      – Не могу понять, почему вы работаете у него? Вместо того чтобы занять свое место в ряду спесивых, разжиревших, осыпанных бриллиантами миллионерш?
      – Я не миллионерша. – Элиза покраснела. – Я работаю у Риордана, потому что должна зарабатывать себе на жизнь, и потом, мне приятно работать под его началом. Он…
      – Он богат, – прервала ее Линетт. – Ведь вы это хотели сказать, верно? Богат! Вот что на самом деле вас интересует! Его деньги!
      Элиза отодвинула десерт, к которому так и не притронулась:
      – Мне пора, я должна идти.
      Сильный грудной голос Линетт, проникновенный взгляд ее торящих глаз остановили Элизу.
      – Не лгите мне! Я все про вас знаю. У вас хорошая родословная, но нет денег. Самоубийство вашего отца сделало вас нищей. А теперь вы хотите выйти замуж за Риордана и прибрать к рукам все, чем он владеет, разве не так? Так вот, запомните, ничего у вас не выйдет.
      – Я не собираюсь за него замуж, – стараясь, чтобы ее слова не прозвучали громче стука ножей по тарелкам и приглушенных застольных разговоров, произнесла Элиза.
      Линетт горько усмехнулась:
      – Знаете, что он сказал мне недавно? Вы не поверите! Он сказал мне: «Мы с тобой слишком разные». Никто никогда не смел говорить мне такие слова! Никто!
      Элиза неловко поежилась, а Линетт продолжала:
      – Но теперь все изменилось. Наши отношения с Риорданом уже приняли нужный мне оборот, и я доведу начатое до конца. Вы слышите?
      – Что вы имеете в виду?
      Линетт вдруг резко встала из-за стола.
      Из изящного кошелька она достала пачку купюр и несколько штук бросила на стол. Даже беглого взгляда на них было довольно, чтобы понять – этого хватит на дюжину таких завтраков включая чаевые.
      – А зачем я стану рассказывать об этом вам? – высокомерно спросила Линетт. – Вы ведь всего-навсего его служащая. Ваше дело сопровождать его на приемах, усердно трудиться у него в конторе и восхищать его миловидностью, смелостью и своим именем. – Каждое слово Линетт звучало для Элизы как пощечина. – Можете делать что хотите, мисс Эмсел. Но Риордан мой. И я не намерена расставаться с ним, как бы вам этого ни хотелось.
      Линетт ушла, разыграв сцену прощания столь же эффектно, как и все остальное. Элиза ошеломленно смртрела ей вслед. Какой странной была их беседа! Неужели Риордан действительно сказал Линетт, что не станет жениться на ней? Элиза попыталась представить себе сцену подобного объяснения между ними, но ей это не удалось.
      Внезапно ее охватила неприятная дрожь, пронизала до мозга костей. «Я доведу начатое до конца». Слова актрисы тупой иглой засели в возбужденном мозгу Элизы.
 
      В течение последующих нескольких недель Элиза то и дело вспоминала свой разговор с Линетт и в конце концов рассердилась на саму себя из-за этого до крайности. Линетт была ревнивой, скандальной женщиной, но их отношения с Риорданом, какими бы они ни были, никоим образом не касались Элизы. Риордан ведь не ее любовник, он имеет полное право жить так, как хочет. А если постоянные мысли о нем по ночам мешают ей заснуть, то в этом виновата она, и никто другой.
      Что касается; Тессы, то Риордан совершенно определенно указал Элизе ее место: она не имеет права навещать ребенка, ее присутствие в детской расценивается как нежелательное, вредное вторжение.
      Элизе стоило большого труда полностью переключиться на решение своих собственных проблем. Сотрудничество с Уиллом Райсом, судя по всему, обещало быть выгодным. Выполняя финансовые поручения Риордана, он попутно сделал несколько важных приобретений для завода Огдена. Однажды Уилл вернулся с торгов радостный и торжественно сообщил Элизе, что ему удалось заполучить еще один кирпичный завод, который только что выставили на продажу.
      – Он наш, мисс Эмсел, надо только подсобрать немного денег. Но думаю, игра стоит свеч. Процесс реконструкции города идет быстрыми темпами, спрос на стройматериалы растет.
      Элиза вся просияла от предложения своего компаньона. Если она станет владелицей двух заводов, то победа над Риорданом почти у нее в кармане. И к черту все эти нежные чувства, которые мешают одержать ее!
      – Давайте подумаем, сколько денег мы можем собрать, – деловито предложила Элиза.
      – У меня осталась небольшая часть родительского наследства, кое-какие деньги, отложенные на черный день, есть у жены. Все это неплохо было бы поместить в такое выгодное дело. – Уилл назвал сумму.
      – Но послушайте, – не удержалась от восклицания Элиза. – Вы же говорите, что ваша жена больна. А это дело хоть и выгодное, но рискованное. Если Риордан нас разоблачит, я не поручусь за то, что мы сохраним свои рабочие места.
      – Риордан никогда не уволит меня, – сказал Уилл. – Я слишком много знаю о его делах, к тому же найти такого квалифицированного бухгалтера, как я, довольно трудно.
      Вспомнив вспыльчивый нрав Риордана, Элиза подумала, что этого, возможно, может оказаться мало. Но Уилл был ей необходим, он сам и тот капитал, который он собирался внести в общее предприятие. С его деньгами и ее собственное состояние будет расти быстрее. Элиза прикинула в уме, сколько она сама может поместить в новый кирпичный завод. В то время многие держали деньги в акциях железнодорожных компаний и банков, но Риордан считал такое помещение капитала ненадежным и предпочитал покупать акции заводов, скот и зерно. Элиза следовала его примеру, но с некоторыми из приобретений была готова расстаться, чтобы купить кирпичный завод.
      – Значит, решено, – сказала она Уиллу, и они ударили по рукам, положив начало новому предприятию.
      – Прекрасно. Я сейчас поеду к владельцу подтвердить факт покупки. Даю слово, вы не пожалеете, мисс Эмсел.
      – Я знаю. – Элиза долго смотрела вслед худому, долговязому бухгалтеру, который выглядел так, словно больная жена выкачивала из него все жизненные силы и жила за их счет.
      Что и говорить, усердия в делах Уиллу было не занимать. Самолюбивый и осторожный в поступках, Уилл очень долго ждал возможности начать свое собственное дело, поэтому решения, которые он принимал, отличались взвешенностью и надежностью. Кроме того, даже если бы он захотел, то теперь, став компаньоном Элизы, не смог бы выдать ее, – она с самого начала оговорила свое право на долю в шестьдесят процентов в любом предприятии, которое будет ими создано. И если судьба не приготовила им какой-нибудь ловушки, то уже через пять лет они оба станут настоящими богачами.
      Элиза, минуту посмаковав радужные перспективы, вызвала клерка Бошара:
      – Мне нужно доставить несколько писем и встретиться с управляющим завода Эмсела.
      – Как долго вы будете отсутствовать? – вкрадчиво осведомился клерк.
      – Вероятно, до конца рабочего дня. Будьте добры, закончите с письмами и внесите новые сведения с трубопрокатного завода в гроссбух. – Проинструктировав Бошара, Элиза вышла из дома.
      Октябрь незаметно и плавно перетек в ноябрь, который окончательно обнажил дубы и сосны, высаженные перед домом, оставив лишь осиротевшие, голые ветви. Дворники сгребали опавшие листья в кучи и жгли их. Вдыхая легкий дымок костров, Элиза думала о том, что теперь запах дыма всегда будет вызывать у нее воспоминания о той страшной ночи, когда они с Риорданом и Фифиной спасали свои жизни, преследуемые безжалостной огненной стихией.
      Полчаса спустя Элиза уже стучала в двери игорного дома Конлея.
      – Мисс Эмсел, очень рад вас видеть, – по обыкновению в высшей степени любезно приветствовал ее Конлей. – Сегодня вы просто великолепны… впрочем, как и всегда. Что вас привело ко мне?
      Элиза полезла в сумочку и вытащила шесть одинаково запечатанных конвертов. С тех пор как ей дали понять, что в этом заведении она всегда будет желанным гостем, мистер Конлей избавил ее от необходимости самой ходить по игральным залам и передавать конверты адресатам лично в руки – за небольшое вознаграждение он с радостью делал это сам.
      Что же касается сегодняшних конвертов, то только четыре из них принадлежали Риордану, два остальных содержали взятки от Элизы и Уилла. Они предназначались двум влиятельным членам городской управы, которые имели доступ к распределению подрядов на реконструкцию жилых зданий в Чикаго.
      Пока мистер Конлей: отсутствовал, Элиза ожидала в задней комнате и лениво прислушивалась к взрывам громкого мужского смеха, стуку игральных костей, довносившихся из зала.
      Эти звуки почему-то обратили Элизу к мыслям об отце. Она вспомнила, как однажды? отец вернулся откуда-то очень веселым, схватил ее в охапку и стал подбрасывать к потолку.
      «Мы выиграли, сердечко мое! Мы выиграли!» – кричал папа, не выпуская ее из рук, а Элиза визжала от притворного страха. Она очень любила, когда он играл с ней. Отец всегда был для нее самым прекрасным человеком во вселенной – Элиза ничего в жизни не хотела, кроме того, чтобы никогда с ним не расставаться. Но вот почему он был таким жизнерадостным в тот далекий день, она никогда не узнает.
      Неожиданно для самой себя Элиза впала в меланхолию почувствовала, как слезы застилают ей глаза. Папа…
      – Ну вот, мисс Эмсел. Я покончил со всеми вашими поручениями. Более того, у меня есть небольшая посылка вашему боссу. Он был настолько добр, что помог мне приобрести небольшой пай в одном из его заводов.
      Элиза взяла пакет и положила его в сумочку.
      – Какого завода?
      Мистер Конлей смущенно опустил глаза.
      – Завода Эмсела. Говорят, что под руководством мистера Дэниелса дела там идут очень хорошо. Завод был на грани банкротства, но теперь об этом нет и речи.
      Все-таки Риордан умеет вести дела, что ни говорите. Не в пример вашему отцу, уж не обижайтесь.
      – Мой отец был очень умелым и дальновидным человеком! – не то что обиделась, а вознегодовала Элиза.
      – Он был очень умелым игроком в «фараона», вы это хотите сказать? – попытался отшутиться Конлей.
      Практически все люди круга Авена Эмсела проводили часть жизни за игральным столом, но Элиза не имела ни малейшего желания обсуждать своего любимого отца с мистером Конлеем. Она пробормотала в ответ что-то невнятное и не вполне учтивое, протянула Конлею плату за услуги и ушла.
      По дороге на завод Эмсела Элиза не могла избавиться от неприятного осадка, который остался у нее после посещения игорного дома. Как смеет мистер Конлей так неуважительно отзываться о папе? Ей была отвратительна сама мысль о том, что он теперь будет владеть паем в заводе Эмсела.
      Возмущение еще некоторое время кипело в ее душе, но настроение понемногу улучшалось. Элиза любовалась новыми зданиями, мимо которых проезжала. Многие из них были построены Риорданом, она же или работала над проектом, или поставляла кирпич для строительства.
      Как справедливо сказал Риордан в своей речи на открытии Торговой палаты, Чикаго возрождался стремительными темпами. За год, прошедший со времени Великого Пожара, на восстановление города была потрачена колоссальная сумма – тридцать четыре миллиона долларов на Южный район, четыре миллиона на Северный и два миллиона на Западный. Для 1870-х годов это была астрономическая цифра. Город снова обрел свое привычное лицо: вдоль улиц, некогда черных от копоти и сажи, теперь были разбиты аллеи и бульвары, которые по весне обещали зазеленеть и наполнить Чикаго буйным цветением.
      Когда Элиза подъехала к воротам завода Эмсела и увидела знакомые с детства дымящиеся трубы, ее настроение снова испортилось. К ее разочарованию, Феликс Морган, управляющий, видимо, забыл об их договоренности и уехал куда-то по своим делам. Судя по всему, он не очень-то верил, что ей удастся выкупить завод.
      – Передайте господину управляющему, что я вновь приеду завтра в девять утра, – сухо сказала Элиза клерку. – Хотелось бы найти его на рабочем месте.
      – Хорошо, мэм.
      Элиза вернулась в особняк Риордана и сама завела лошадь в стойло. Она вошла в дом через боковой вход и, на ходу снимая шляпку и накидку, направилась в библиотеку.
      Дверь, ведущая в кабинет Дэниелса, была закрыта. В воздухе витал легкий цветочный аромат. Элиза огляделась, и тут же ее взгляд упал на букет желтых роз, стоящих у нее на столе. В соответствии с порядком, установленным в доме Риордана, садовник регулярно раз в три дня доставлял сюда свежие цветы.
      Элиза положила пакет от Конлея на стол и принялась было за стопку бухгалтерских книг, но вдруг услышала за стеной какой-то приглушенный шум. Так, значит, Риордан у себя и работает!
      Элиза была не в настроении общаться с ним, поэтому попыталась сосредоточиться на цифрах, вписанных в гроссбух корявым почерком Бошара. Звук за стеной повторился, и Элиза невольно подняла голову. Это не было похоже ни на беспокойный вздох Риордана, ни на его обычное бормотание под нос, сопровождавшее какие-нибудь сложные математические выкладки. Она привыкла к подобным звукам, а этот резал слух своей необычностью.
      Наконец Элиза различила грудной женский смех, от которого дохнуло таким же кокетливым бесстыдством, как от цветов, навязывающих ей свой приторно-сладкий запах.
      Элиза выронила перо из рук и почувствовала, что задыхается. Казалось, какие-то невидимые пальцы сдавили ей горло. У Риордана в кабинете женщина! И в том, что это за женщина, сомневаться не приходилось.
      Неожиданно для себя самой Элиза вдруг встала, взяла пакет от Конлея и направилась к двери Риордана. Этот пакет может быть предлогом для того, чтобы постучаться. Она должна войти туда и убедиться своими глазами…
      Но когда Элиза подошла вплотную к двери и услышала шепот и смешки, свидетельствующие об интимном характере сцены, происходящей в кабинете, она забыла постучаться, взялась за ручку двери и толкнула ее внутрь.

* * *

      Они не сразу заметили Элизу. На кожаной кушетке, которую Риордан держал для посетителей, возлежала полуобнаженная Линетт. Риордан, одетый, но растрепанный, сжимал ее в объятиях. На столике возле кушетки стояла початая бутылка вина и два фужера.
      Элиза остолбенела, крепко прижимая к груди пакет мистера Конлея. Они наверняка подумали, что ее не будет весь день! Ведь именно это она сказала Бошару!
      Потрясенной Элизе хватило всего нескольких секунд, чтобы разглядеть в деталях и оценить сцену, свидетельницей которой она стала. Шелковая нижняя рубашка сползла с обнаженных плеч Линетт и открывала взору полную грудь с темными напряженными сосками. Больше никакой одежды на актрисе не было. Когда Элиза увидела, что пышные бедра Линетт раздвинуты, ей захотелось закричать.
      Вдруг Риордан поднял голову и обернулся к двери. Его лицо мгновенно побледнело, обесцветилось.
      – Элиза! О Господи!
      Он выпустил Линетт и потянулся к груде одежды, сваленной здесь же на полу. Подняв накидку, он набросил ее на свою любовницу, стараясь прикрыть бесстыдную наготу.
      – Но, Риордан, – капризно протянула Линетт, – это всего лишь твоя служащая, которая пришла чуть раньше времени. Ведь ничего страшного тут нет, правда, милочка?
      Линетт небрежно пожала плечами, как будто в подобные деликатные ситуации она попадала чуть ли не каждый день. Элиза же с трудом ворочала языком от смущения и негодования:
      – Да, похоже, я действительно пришла не вовремя.
      – Вы что, всегда врываетесь без стука? – Риордан быстро проверил пуговицы на своей рубашке, не расстегнуты ли, и с явным облегчением убедился в том, что его костюм в порядке. Его лицо стало темным от ярости: если бы он замышлял убийство, и то бы его глаза не сверкали такой жестокой ненавистью. – Что вам здесь нужно?
      Элиза беззвучно протянула ему конверт от Конлея. Риордан взял его в, не глядя, швырнул на стол.
      Ну почему? Почему? Какая же она идиотка! Зачем только она открыла эту дверь? Убоявшись страшного лица Риордана, Элиза непроизвольно отпрянула.
      – Я не знала…
      – Ах вы не знали! – усмехнулся. Риордан. – А я-то думал, что вы леди, Элиза. Ведь вы родились и воспитывались в семье, ведущей свою родословную от первых поселенцев! Так как же вы можете подсматривать в замочные скважины, как какая-то шпионка?
      Линетт хмыкнула, явно довольная тем, что Риордан поверг Элизу в смущение и заставил оправдываться.
      – Во-первых, я вовсе не шпионка, я просто вошла. Во-вторых, меня привели сюда мои деловые обязанности. Какое вы имеете право отчитывать меня в присутствии своей любовницы? Я – леди. А вот что касается мисс Маркис, то даже если она станет учить роль леди в течение ста лет, то все равно будет лишь жалкой пародией на порядочную женщину. Я ненавижу вас, Риордан Дэниелс! Ненавижу!
      Кровь отхлынула от его лица.
      – Вы не имеете права осуждать меня, Элиза. Тем более ненавидеть. Вы ничего не знаете ни обо мне, ни о моей жизни.
      – Я знаю то, что видела своими глазами, – воскликнула Элиза, потеряв самообладание и дав волю чувствам, не заботясь о том, как это соотносится с манерами порядочной женщины. – Вы… вы похотливый, жалкий волокита! И еще смеете оскорблять меня, потому что я случайно вошла и застала вас в постели с любовницей!
      Слух Элизы резанул бесстыдный смех Линетт. Она подскочила к груде ее одежды, схватила ее в охапку и швырнула в лицо Линетт:
      – Одевайтесь и убирайтесь вон!
      – Элиза!.. – взревел Риордан.
      – А, так вы хотите оставить ее здесь! – накинулась она на него. – Хотите ублажать ее на этой кушетке? Ну что ж, ладно! Знаете, Риордан Дэниелс, может быть, вы и богаты как Крез, но душа у вас примитивная и грязная!
      Риордан пришел в неистовство. Он подскочил к Элизе и с силой схватил ее за руку.
      – Я такой, какой есть. А что касается вас, то однажды вы с радостью приняли мое предложение оказаться на месте Линетт.
      Элиза вырвалась и ударила его кулаком в грудь.
      – Это неправда! Мне была противна каждая минута, которую мы провели вместе!
      – Да? А вы, оказывается, еще и большая лгунья! Вы были в таком же восторге, как и я. Вы сходили с ума от моих ласк, вы…
      Линетт хохотала все громче. Элиза не могла выносить этого дольше. Она отскочила назад и ударила Риордана по голени.
      Он сдавленно вскрикнул. Пользуясь моментом, Элиза проскользнула мимо него и со всех ног бросилась вон.
      Элиза взлетела вверх по лестнице, едва не сбив с ног служанку, несшую высоченную стопку постельного белья. Девушка в ужасе отшатнулась, а Элиза бросилась в единственную комнату в этом доме, где могла найти уединение, – в ванную. Там в двери всегда торчал ключ, и теперь она повернула его в замке и безутешно зарыдала.
      Элиза не сразу опомнилась от пережитого унижения, горькой обиды и… И стыда! Она долго плакала, плакала навзрыд. Но наконец слезы иссякли, и Элиза вновь обрела способность думать. Ведь она знала, что увидит в кабинете Риордана, еще прежде, чем открыла дверь! Разве не так? К тому же нетрудно было догадаться, кого именно сжимает в объятиях Риордан.
      Но вид нагого тела Линетт ошеломил Элизу, разбудил ее воображение, щедро рисовавшее самые пакостные картины их близости, которые только можно было представить. Он касается самых интимных частей ее тела, выполняет все ее сексуальные капризы. Причем делает это, полностью подчиняясь ее прихотям. И что хуже всего, позволяет себе оскорблять ее, Элизу Эмсел, в присутствии Линетт. Элиза снова зарыдала и опустилась на мраморный пол ванной.
      Прошел час, прежде чем Элиза выплакалась окончательно и успокоилась. Она поднялась, все ее тело ломило. Запястья, за которые ее схватил Риордан, нестерпимо ныли, глаза покраснели и горели огнем.
      Включив воду и попив из сложенных ковшиком ладоней, Элиза протерла лицо смоченным в воде полотенцем, стараясь не раздражать и без того покрасневшей кожи.
      Теперь-то она поняла, что за человек этот Риордан! Презренный бабник, который сначала использует женщин, а потом оскорбляет их, развратник с инстинктом грубого животного, а не джентльмен!
      Элиза, гордо выпрямившись, спустилась вниз, чтобы одеться и пойти домой. К счастью, кабинет Риордана был пуст. Кушетку привели в порядок, а столик с шампанским убрали. Единственным напоминанием о той сцене, свидетельницей которой стала Элиза, был легкий запах духов Линетт.
      – Надеюсь, вы наплакались вволю? – услышала Элиза голос Риордана, который вошел в библиотеку из коридора.
      – Я не хочу разговаривать с вами. Я ухожу домой, – холодно ответила Элиза.
      – В столь ранний час? – удивленно приподнял бровь Риордан. – Разве рабочий день уже закончен?
      Неужели он действительно думает, что она останется в его доме после того, что произошло? Элиза молча рассматривала его лицо, тщательно причесанные волосы, тугой узел галстука. Полные губы Риордана, которые всего час назад искажала ярость, теперь растянулись в насмешливой полуулыбке. Он выглядел посвежевшим, как будто взрыв ярости освободил его от ненужных накопившихся эмоций.
      – Я не могу представить себе, что вы всерьез настаиваете на моем присутствии здесь после всего… – начала было Элиза.
      – А почему бы и нет? – перебил ее Риордан. – Ведь это вы однажды позволили себе прийти сюда и категорически потребовать работы, ставя меня перед выбором: удовлетворить ваше требование или велеть лакею силой вывести вас вон!
      Их глаза встретились. Элиза чувствовала, что каждый мускул ее тела дрожит. Напряжение их противостояния достигло своего апогея. Он хочет вывести ее из себя! Довести до такого состояния, когда она перестанет владеть собой! Но нет, она спокойно, с достоинством покинет этот дом навсегда. Однако…
      Однако Элиза не двинулась с места; она стояла, понуро уставившись в пол, пытаясь изо всех сил побороть в себе желание броситься Риордану на шею. Или нет, лучше, если бы он сам схватил ее и силой бросил на кушетку, туда, где недавно лежала Линетт… Элиза не могла сопротивляться желанию, чувствовала, как истома охватила ее сердце, а ноги стали как будто ватными.
      – Да, – прошептала она. – Это была я. И я буду у вас работать, пока вы не уволите меня сами.
      – А зачем мне увольнять вас? Вы работаете лучше, чем кто бы то ни было из мужчин. Платить вам жалованье для меня необременительно.
      Он играет с ней, как лев с пойманной добычей! Наслаждается своей властью и ее беспомощностью! Ну нет, этого она не допустит!
      – Я останусь здесь только при одном условии, – сдерживая вновь вспыхнувший гнев, гордо сказала Элиза.
      – Да? И при каком же?
      – Если мне больше не придется играть роль свидетеля ваших любовных забав.
      Лицо Риордана превратилось в непроницаемую каменную маску.
      – Я одинокий мужчина, у меня нет ни жены, ни супружеских обязанностей.
      – Разумеется! – воскликнула Элиза. – Делайте что хотите, только оставьте меня в покое! Я не хочу больше видеть ваших любовниц! В противном случае я не стану больше у вас работать. И более того, заставлю вас об этом пожалеть.
      – Да? – Риордан иронически усмехнулся. – Вряд ли у вас что-нибудь получится, Элиза. Даже если вы будете стараться изо всех сил. Хотя, уверен, вы не станете попусту тратить время!
      С этими словами Риордан победоносно улыбнулся и вышел.
      С силой захлопнув за ним дверь, Элиза опустилась в кресло и задумалась. Как же он невыносим! Как она его ненавидит! Но что бы там ни было, он еще пожалеет, что пренебрегал ею!..
      Дрожащими руками Элиза взяла лист бумаги, достала перо из серебряной коробочки. В ее висках стучала кровь, дыхание было сбивчивым, но в конце концов она взяла себя в руки и принялась писать письмо Мэту Эберли.

      Ноябрьский дождь громко барабанил по крыше. Сырость проникала в комнату даже сквозь закрытые жалюзи и плотно задернутые шторы. Элизу знобило.
      – Элиза, что случилось? Меня целый день не было дома, я ездил по делам. Почему вы послали за мной с такой срочностью? Что-то стряслось? Вы заболели? – Лицо Мэта выражало смешанное чувство беспокойства и любопытства.
      – Нет, я здорова, Мэт. Просто мне нужно поговорить с вами.
      Написав письмо Мэту сразу же после ссоры с Риорданом, Элиза немедленно вернулась к себе и отправила его с сыном Неллы. Теперь же никого дома не было: Нелла с сыновьями ушла к родственникам, а Фифина с подругами – в театр.
      Помогая Мэту пристроить на вешалке промокшую под дождем шляпу, Элиза думала о том, как ей лучше повести разговор. Остаток дня она то и дело принималась плакать, вспоминая свою ссору с Риорданом. Ее беспрестанно преследовал нахальный смех Линетт, навязчивый и жуткий, как ночной кошмар. Горечь пережитого унижения разрывала ее сердце, но… В конце концов она сама виновата в том, что Риордан позволяет себе так обращаться с ней.
      – Я приехал сразу же, как только позволили обстоятельства. Сейчас очень напряженное время. Большинство страховых агентств так и не смогли оправиться после Великого Пожара. Те, кому посчастливилось не обанкротиться совсем, могут выплачивать всего по нескольку центов за каждый доллар.
      – Да, я знаю, – кивнула Элиза. – Об этом на днях писали в «Трибюн». И кроме того, некоторые из наших… некоторые из компаний Риордана втянуты в судебные разбирательства со страховыми агентствами.
      «Мы… наши». Элизу сильно покоробили собственные слова; до того момента она и сама не понимала, насколько прочно они с Риорданом «повязаны» делами. Или все-таки понимала, но не хотела придавать этому особого значения?..
      Элиза провела Мэта в небольшую, но хорошо обставленную гостиную и предложила присесть в мягкое удобное кресло. Натянуто улыбаясь, она внимательно смотрела на бывшего соискателя своей руки. Мэт выглядел уставшим и расстроенным, его волосы цвета речного песка были взлохмачены.
      – Хотите кофе?
      – Пожалуй, нет. Мне сегодня пришлось немало потрудиться. Вот если бы чего-нибудь покрепче… О, простите: просить в столь поздний час у порядочной дамы бренди, мягко говоря, неучтиво.
      – Не говорите ерунды!
      Элиза, искренне радуясь возможности разрядить обстановку перед серьезным разговором, поспешила к буфету, где хранилась бутылка бренди, купленная еще весной в медицинских целях – тогда младший сын Неллы был болен бронхитом. Налив два бокала, она протянула один из них Мэту.
      – Ну вот, совсем другое дело, – отпив немного бренди, произнес с облегчением Мэт. – На улице сыро, а здесь с вами очень хорошо. Признаюсь, я был немного удивлен, когда получил вашу записку. Или, вернее, ошеломлен – я не получал от вас известий уже несколько месяцев.
      – Да, я как-то потеряла вас из виду.
      – А я вас.
      Элиза силилась не дать разговору зачахнуть:
      – А… как ваша мама?
      – Прекрасно. Слава Богу, у нее очень крепкое здоровье. С таким здоровьем и до девяноста лет дожить не проблема.
      – А что дети?
      – У Джулии дважды за это время подряд было воспаление миндалин, а Генри здоров. Я нанял ему домашнего учителя, чтобы подготовить к экзаменам в частную школу. Он любит вспоминать о ваших занятиях после Великого Пожара… Не удивлюсь, если он тайно в вас влюблен.
      Спиртное сделало свое дело: напряжение спало. С каждым глотком бренди щеки Мэта неприлично краснели. Он с воодушевлением рассказывал о сыне, о его успехах в латыни, б его увлечении лошадьми и прочее, прочее, прочее…
      «Похоже, я совершила ошибку, поинтересовавшись его детьми, – рассматривая свой бокал на свет, лениво думала Элиза. – Впрочем, может, это и к лучшему?..»
      – Как вы красивы, когда сидите вот так, против огня, о чем-то задумавшись. Но отчего вы печальны, дорогая Элиза?
      – Разве?
      – Да. Это из-за моей болтовни? Я повергаю вас в грусть и уныние? – Мэт поднялся, подошел к ней и взял ее руку.
      Его ладони были теплыми, кожа была мягче, чем у Риордана, а голубые глаза, бледные и абсолютно бесстрастные по сравнению с… О Господи, ну как же ей перестать думать о нем?! Ведь нельзя же всю жизнь всех и вся сравнивать с Риорданом.
      – Наверное, я поступила слишком опрометчиво, написав вам письмо, – сказала Элиза, смущенно опустив ресницы. – Но я должна была сделать это.
      – Должны? Погодите, погодите, я что-то не понимаю… – Мэт вдруг изменился в лице. – Неужели вы наконец… – Засияв, словно начищенное к празднику столовое серебро, Мэт, с трудом переводя дыхание, заключил Элизу в объятия. – Элиза… Элиза, вы же знаете, как як вам отношусь! Я всегда любил вас.
      – Да, Мэт, я знаю, – прошептала она со странным чувством легкой тошноты вдыхая источаемый Мэтом запах помады и бренди.
      – Когда я получил ваше письмо… Я ломал себе голову, почему вы просите меня прийти. Ведь вы не давали о себе знать так долго! Вы превратились в настоящую рабыню этого Риордана. Вы не представляете, как мне тяжело думать об этом, – продолжал Мэт взволнованно. – Ведь я люблю вас.
      – Любите?..
      Кровь застучала в висках у Элизы. Чувствуя близость развязки, она гнала от себя прочь мысли о Дэниелсе: он не принадлежит, никогда не принадлежал и не будет принадлежать ей. Ни раньше, ни теперь, ни впредь.
      – Вы не представляете, что вы значите для меня, Элиза. Я так люблю вас! Я хочу заботиться о вас, я мечтаю сделать вашу жизнь беззаботной и счастливой. А вам не нужны мои чувства. Вы хотите работать на этого монстра!
      Элиза заставила себя взглянуть из-под полуопущенных реенищ в глаза Мэту.
      – Я и не предполагала, что причиняю вам боль.
      – Ничего страшного, Элиза. Я полностью в вашей власти, так позвольте мне еще раз задать вам вопрос: вы согласны выйти за меня замуж? Прошу вас, ве отказывайтесь.
      – Да.
      – Что вы сказали? – дрожа всем телом, почти вскрикнул Мэт.
      Элиза попыталась улыбнуться ему, но, почувствовав, что улыбка получается безрадостная, поспешила уткнуться лицом в плечо Мэту и прошептать:
      – Да, Мэт, я согласна стать вашей женой.
      Мэт расплющил ее о свою грудную клетку, прижав к себе так, что Элиза с трудом могла дышать.
      – Элиза! Правильно ли я вас понял? Повторите, что вы сказали?
      – Я согласна стать вашей женой, Мэт, – слегка запинаясь, повторила Элиза.
 
      Позже, когда Мэт ушел, разгорячённый бренди и перспективой скорой свадьбы, Элиза обошла дом и выключила газовые рожки. То ли выпитое бренди, то ли сырой полумрак, окутавший все вокруг, то ли и то и другое вместе создало между ней и реальностью невидимую, непроницаемую завесу.
      Боже, неужели она на самом деле дала согласие стать женой Мэта? Сознательно, находясь в здравом уме и твердой памяти. Возможно, уже сегодня ночью ей придется пожалеть об этом, но сейчас она не испытывала никаких сколько-нибудь сильных эмоций: ни положительных, ни отрицательных.
      Элиза медленно подымалась наверх, прислушиваясь к глухому стуку дождевых капель по крыше. Мэт сказал что она будет носить его фамильное обручальное кольцо, которое вот уже восемьдесят лет передается из поколения в поколение в семье Эберли, – это тяжелая, старинная вещь, украшенная крупными алмазами.
      Когда они поженятся, Элиза станет мачехой Генри и Джулии и невесткой Иды Эберли. Она будет жить в их доме…
      Она отомстит Риордану Дэниелсу! Она отплатит ему за все оскорбления, за его спесивость, за то, что он унизил ее в присутствии этой отвратительной Линетт!
 
      – Что? Что вы сделали? Вы собираетесь выходить замуж за Мэта Эберли? Да вы с ума сошли, Элиза!
      Риордан ходил взад-вперед перед ней, побелев от негодования. Его походка была напряженной и пружинистой, как движения тигра перед прыжком. Лицо этого сильного мужчины дышало яростью, уголок глаза нервно подрагивал.
      – Да, собираюсь, – спокойно, даже безмятежно глядя на него, ответила Элиза.
      – Мэт Эберли вам не пара, и вы это прекрасно знаете. Он мизинца вашего не стоит! Он слабак! Не пройдет и полгода, как вы уничтожите его!
      Элиза гордо выпрямилась:
      – Как вы смеете оскорбительно отзываться о моем женихе?
      – Смею, потому что говорю правду. Мэт Эберли – серая лошадка, он всю жизнь делает то, что ему приказывают. Разве такой муж вам нужен?
      – Именно такой.
      – Сомневаюсь. – Риордан сдавленно хохотнул. – Очень сомневаюсь. Да вы устанете от него через пять дней после свадьбы, а может, даже раньше. Если, конечно, выйдете за него замуж, в чем я вовсе не уверен.
      – Зато я уверена! – воскликнула Элиза. – Я уже дала согласие. Я буду носить обручальное кольцо его бабушки, которое принадлежит их семейству в течение вот уже…
      – Меня это не интересует, – сказал Риордан, отворачиваясь.
      Злая и расстроенная, Элиза опустилась в кресло и постаралась сосредоточиться на только что пришедшем с какого-то из заводов Риордана письме. Но каллиграфический почерк клерка прыгал вверх-вниз перед ее глазами, раздражая сверх всякой меры.
      Сердце Элизы готово было разорваться от нахлынувших вдруг на нее чувств. Она не могла найти им никакого объяснения. Ей хотелось хохотать и плакать одновременно. Ей была отвратительна собственная бесхребетность – еще немного, и она сдастся. По сути дела, Риордан тысячу раз прав…
      Вдруг Элиза вспомнила, как сладострастно на ее глазах он целовал Линетт. У нее застучало в висках. Нет! Она выйдет замуж за Мэта! Непременно выйдет! И тогда посмотрим, пожалеет Риордан о своем романчике с этой актриской или нет!
      – Мисс Эмсел, я хотел узнать… – заглянул в библиотеку Уилл Райс, отвлекая ее от беспорядочных раздумий. Элиза вскинулась:
      – Вы что, не могли сначала постучаться? – Бухгалтер натянуто улыбнулся:
      – До сегодняшнего дня у нас не было недоразумений по этому поводу. Простите, если помешал.
      – Все в порядке, Уилл, извините меня, – спохватилась Элиза. – Вы просто напугали меня, вот я и… Знаете, я выхожу замуж.
      – Замуж?! – Удивлению Уилла не было предела.
      – Да, за Мэта Эберли, известного в Чикаго адвоката. Скоро состоится свадьба. В конце концов, какой смысл тянуть, – задумчиво говорила Элиза, глядя в окно.
      – Поздравляю, конечно, но… – обеспокоенный прежде всего судьбой их делового партнерства, промямлил Уилл.
      – Я по-прежнему буду работать здесь, – сухо ответила Элиза, прекрасно понимая, что кроется за этим нерешительным «но». – Все остальное тоже останется без изменений. Все, – подчеркнула она, многозначительно глядя на своего компаньона.
      – Да, я вас понял, – сказал Уилл, на лице которого отразились изумление и облегчение одновременно.
 
      Тем же вечером Мэт пришел к Элизе на обед. Когда Элиза заранее предупредила об этом Фифину, та понимающе улыбнулась и сказала, что ей как раз необходимо отнести в театр готовые шляпки. Пока Нелла со своим старшим сыном приводила в порядок дом, на кухне целый день не покладая рук трудился приглашенный из ресторана повар-китаец.
      – У вас всего лишь двое слуг, причем один из них – мальчик, – заметил Мэт, проходя следом за Элизой в гостиную. – А живете вы со швеей-компаньонкой. Я намерен изменить вашу жизнь к лучшему, Элиза. Вы не можете существовать в таких условиях. – Мэт обнял ее за плечи. – Весь сегодняшний день я не мог избавиться от нелепого ощущения нереальности. Так и хотелось ущипнуть себя побольнее, чтобы еще раз убедиться, что я не сплю. Мне все казалось, вот я проснусь и пойму, что ничего не было или что я неправильно вас понял… Генри и Джулия были в восторге, когда я рассказал им о нашей помолвке. А моя мама… Уверен, она будет обожать вас, когда узнает поближе.
      – Да, конечно, – послушно согласилась Элиза, хотя очень сомневалась в этом. Трудно было вообразить, что надменная, эгоистичная Ида Эберли может любить кого-нибудь, кроме себя.
      – Я кое-что принес для вас. – Мэт полез во внутренний карман сюртука. – Думаю, вы догадываетесь, что это.
      Элиза догадывалась, поэтому терпеливо ждала, пока он достанет кольцо. Оно оказалось тяжелым, несколько старомодным, но пришлось ей впору. Она рассматривала кольцо со всех сторон: бриллианты крупные и сияющие голубым светом, потемневшее от времени золото…
      – Если хотите, я могу обновить оправу для камней, – предложил Мэт.
      – Нет, не стоит, оно и без того великолепно, – учтиво возразила Элиза, невольно думая о том, какое кольцо ей преподнес бы Риордан. Это было бы кольцо с огромным, стоящим много тысяч долларов камнем, он сиял бы у нее на пальце, как солнце, но… Риордан не собирался преподносить ей кольцо!
      – Вытяните, пожалуйста, руку. Я хочу посмотреть, как оно смотрится.
      Элиза выполнила просьбу Мэта. Старинное золото сдавливало палец. Ей показалось, что кольцо раздражает кожу, и захотелось сорвать его с руки.
      – Да, оно выглядит великолепно. Вы прекрасны в нем, Элиза. Кто бы мог подумать, что когда-нибудь исполнится моя мечта и я буду с вами…
      Мэт тыкался ей в губы, как неуклюжий, непоседливый щенок, а Элиза вспоминала слова Риордана о «серой лошадке». Возвращая Мэту его нетерпеливые поцелуи, Элиза попробовала представить себе, что будет, когда они окажутся вместе в постели, и с отвращением прогнала эти мысли прочь.
      – Разумеется, – сказал Мэт несколько минут спустя, когда он вынужден был хоть на миг оставить губы Элизы, чтобы восстановить дыхание, которое стало тяжелым и прерывистым от внезапной необходимости реализовать право собственника, – разумеется, кое-что в вашем образе жизни придется изменить.
      – Что же?
      – Ну хотя бы те отношения, которые вас связывают с Риорданом Дэниелсом. Вне всякого сомнения, став моей женой, вы не сможете работать у него в конторе.
      Элиза чувствовала, как ее щеки покрываются красными пятнами. Но как же отец? Ее планы выкупа завода Эмсела? Мысли с чудовищной быстротой закружились у нее в мозгу.
      – Но я не могу оставить работу!
      – Глупости! Почему? Теперь у вас есть я, а значит, нет необходимости работать. Я думаю, что мы могли бы сыграть свадьбу уже на Рождество.
      – На Рождество? – У нее похолодело в груди.
      – Да, если вы ничего не имеете против. У вас будет предостаточно времени подготовиться к торжеству. Я хочу, чтобы была официальная помолвка, званые вечера – все как положено. Вам многое нужно будет купить. Так что работу придется оставить, двух мнений тут быть не может.
      – Я не брошу работу, – упрямо насупившись, произнесла Элиза.
      – Но, Элиза… – Мэт натужно улыбнулся. – Дорогая, нужно реально смотреть на вещи. У вас и так будет по горло забот, вы не сможете проводить целые дни в Конторе Риордана. Поверьте, вам не придется пожалеть о такой перемене в своей судьбе. Я хочу сделать вас счастливой, Элиза, очень хочу… Господи, как я люблю вас!
      Они снова стали целоваться, и Элиза позволила Мэту оттеснить себя к софе. Его ладони ласкали ее плечи, иногда, как будто невзначай, касаясь груди. Возбуждаясь от столь долго желанных поцелуев, Мэт быстро забыл о том, что Элиза так и не согласилась оставить свою работу у Риордана.
      Некоторое время спустя Элиза, ссылаясь на головную боль, наконец-то выпроводила Мэта. Уже стоя в дверях, он обернулся к ней:
      – Завтра мы вместе пойдем на симфонический концерт, а потом пообедаем. Дорогая, мы будем так счастливы вместе!
      Элиза с трудом дождалась момента, когда Мэт ушел. Она закрыла за ним дверь на задвижку и прислонилась к тяжелому дубовому косяку.
      Господи, что она наделала! Она совершила ужасную, непоправимую ошибку! Она не хочет становиться женой Мэта Эберли! Не хочет быть матерью его детей, не хочет прилаживаться к отвратительному характеру его вечно недовольной матери! Она думала только наказать Риордана!
      Элиза стояла не шевелясь, словно пытаясь загипнотизировать стеклянный плафон газового рожка, отбрасывающий круг голубоватого света на белый потолок холла. Какая она идиотка! Ведь теперь Мэт волей-неволей втянут в их с Риорданом отношения. Может быть, он и «серая лошадка», но ни один человек не заслуживает, чтобы с ним поступали так низко.
      «Риордан, зачем ты мучаешь меня?!» – Безмолвный вопль пронзил сознание Элизы.

* * *

      Фифина вернулась домой поздно, распространяя сильный запах спиртного. Оказалось, что одна из актрис, для которой она шила шляпки, устраивала в своем гостиничном номере вечеринку. Само собой разумеется, общительная модистка оказалась приглашенной на нее одной из первых.
      – А почему вы не спите? Я-то думала, вы давно в постельке, видите во сне своего суженого. – Фифина громко икнула.
      Элиза, не желая поддерживать разговор, хотела подняться к себе, но не тут-то было: Фифина явно не собиралась ее отпускать. Она наклонилась к самому ее уху и заговорщицки прошептала:
      – Во время первой брачной ночи вам придется хорошенько постараться, чтобы скрыть, что вы не девственны. Вы должны для этого вести себя скромно и немного испуганно, а в самый важный момент напрягите мышцы…
      – Замолчи! Мне противно говорить об этом! – Француженка отодвинулась от Элизы, ее щеки залило румянцем.
      – А, не хотите снизойти до разговора с Фифиной? С Фифиной, которая стирала ваше нижнее белье с тех пор, как вам исполнилось семь лет? С Фифиной, которая могла бы стать вашей мачехой?
      Элиза смотрела на свою бывшую горничную, раскрыв рот от изумления.
      – Что… ты имеешь в виду?
      – Вы прекрасно знаете, что я имею в виду, дорогуша моя.
      – Но… я не знаю… – Фифина пьяно хохотнула:
      – Вы не хотите знать, это другое дело. Вернее, не хотите признавать очевидного факта.
      – Прошу тебя, Фифина…
      – Он обещал жениться на мне. – Фифина принялась сердито вынимать шпильки из своей прически, волосы рассыпались по ее плечам. – Ублюдок!
      – Не смей так говорить о моем отце! Это все неправда! Ты лжешь! Он никогда бы…
      – Ублюдок и есть! – презрительно поморщилась Фифина. – Ну и дура же вы! Геройствующая идиотка! До сих пор чтите светлую, непорочную память своего развратного отца! Да каждый вечер, после того как вы желали ему спокойной ночи, я приходила к нему в спальню! А как, по-вашему, я могла оказаться так быстро у его двери, когда раздался выстрел? Почему, как вы считаете, я так убивалась на похоронах? Он обещал купить мне маленький шляпный магазинчик, а сам застрелился, не выполнив обещания. Он подумал обо мне, уходя из жизни? Обо мне, которая была его любовницей столько лет!
      Элиза чувствовала, как холодная ярость пробирает ее до костей. Значит, все последние годы…
      – Ну да уж что говорить, – развязно пожала плечами Фифина. – Авен мертв, и мне самой приходится заботиться о себе. Слава Богу, у меня золотые руки. Вот только в вашем доме неудобно держать салон.
      – Да, понимаю, – сурово ответила Элиза. – Так значит, работая у меня в магазине, ты всегда мечтала стать его хозяйкой? Страдала от несправедливости? Ну что ж, хорошо. Я дам тебе денег, чтобы ты могла открыть свой собственный магазин.
      – Сколько? – В вопросе Фифины прозвучала нескрываемая жадность.
      – Сколько будет нужно, – тяжело вздохнула Элиза. Усталость и безразличие внезапно охватили ее. – А сейчас я хочу спать. Завтра утром ты получишь чек.
      Фифина икнула и дохнула на Элизу вином:
      – Но это только то, что должен мне ваш отец.
      – Нет. – Элиза надменно смерила взглядом Фифину. – Это та цена, которую я готова заплатить за то, чтобы ты навсегда оставила мой дом.
 
      Двумя днями позже Элиза заехала к кузине Мальве, где сразу же была окружена подругами, привлеченными сиянием старинного кольца на ее руке.
      – О, какая красота! – воскликнула Корделия Лэндсдаун и в восторге захлопала в ладоши. Она сама недавно была помолвлена и уже приобрела привычку класть руки на подлокотники кресел таким образом, чтобы ее обручальное кольцо было доступно для любопытных взглядов окружающих.
      – А когда же свадьба?
      – На Рождество.
      – Ах, как здорово! А я выхожу замуж на неделю позже. Представляю, какая будет круговерть на рождественские праздники! Скорее бы!
      Вокруг Элизы столпились девушки, вместе с которыми она некогда впервые вышла в свет. Элиза, улыбаясь, демонстрировала свое кольцо и раздавала приглашения на свадебное торжество.
      – Теперь ты, конечно, не будешь больше работать у Риордана Дэниелса, – сказала Корделия, когда плотный кружок вокруг Элизы распался и все перешли к фортепиано, оставив подружек одних.
      – Это еще неизвестно, – спокойно возразила Элиза.
      – Но ведь Дэниелс не может настаивать на том, чтобы ты продолжала работать у него после свадьбы. Ты знаешь, мы все восхищались твоей смелостью и стойкостью, но теперь, когда ты станешь замужней женщиной, тебе придется оставить работу.
      – Но мне она нравится! Я не хочу ее бросать. – Корделия улыбнулась и слегка подтолкнула Элизу локтем в бок:
      – Подожди, посмотрим, что скажет Мэт, когда узнает о твоем намерении. Да он придет в ярость! А, теперь, кажется, понимаю! Ты будешь настаивать на этом, пока Мэт не купит тебе какой-нибудь дорогой свадебный подарок в утешение, да?
      Корделия была очень удивлена, когда Элиза сказала, что это не так.
      – Ну как хочешь, можешь и не говорить мне правду. Слушай, а все-таки это здорово, что мы с тобой выходим замуж с разрывом всего в неделю! Давай вместе покупать приданое. Я знаю замечательную портниху – миссис Капециано. Ее вещи отличаются большим вкусом и изяществом, а если нужно сшить платье срочно, то лучшей мастерицы просто не найти.
      С большим трудом Элизе удалось отвязаться от назойливой болтовни Корделии. Она уединилась в библиотеке и стала, размышлять о том, что в той ситуации, в которой она оказалась, нетрудно потерять голову. Во-первых, Фифина со своей ложью об отце, в которой, может, и есть доля истины. Потом помолвка с Мэтом. С каждым днем, с каждой минутой Элиза ощущала, что она все сильнее втягивается в это безумие, вязнет в сети идиотских слов и поступков. И зачем только она надела кольцо Мэта!
      – Элиза, у тебя такой вид, будто через полчаса состоятся похороны, на которых тебе необходимо присутствовать.
      Элиза вздрогнула и обернулась. Рядом с ней стояла Мальва, теребя по привычке нитку крупного жемчуга, украшавшую воротник ее черного платья.
      – Ты говоришь, похороны? – Элиза отказалась от того, чтобы попробовать скрыть свое расстройство и отчаяние от Мальвы, которая знала ее с детства и понимала лучше, чем кто-либо другой.
      – Элиза, ради Бога, объясни мне, что с тобой происходит. На своем веку я повидала много женщин накануне свадьбы, но ни у одной из них не было такого удрученного вида.
      – Я… Мальва, мой отец… у него была любовница. Он спал с Фифиной… А я такая дура, идиотка… – Элиза внезапно и безудержно расплакалась, бросившись на грудь к Мальве, которая обняла ее и стала успокаивать, ласково гладя по голове.
      – Ну что случилось, девочка моя, что…
      – Все дело в Мэте. Я не люблю его. Я… уже обещала ему… обещала, что…
      Элиза всхлипывала и задыхалась от собственных слез, остатки ее самообладания улетучились, когда она оказалась рядом с Мальвой. Как было приятно ощущать поддержку любящего человека в такую тяжелую минуту!..
      – Ты знаешь, Мальва, все-таки я дурочка, – наплакавшись вволю, тихо сказала Элиза. – Посмотри только на это отвратительное кольцо. Я ненавижу его. Мне противно знать, что его носила Ида Эберли, противно думать, что теперь я обречена носить его долгие годы. И зачем только я приняла его от Мэта! Зачем показала всем! Но сделанного не поправишь…
      – Ты это сделала кому-нибудь в отместку? – осторожно поинтересовалась Мальва, всегда отличавшаяся проницательностью.
      Элиза смущенно опустила глаза.
      – Ты хотела таким образом наказать Риордана Дэниелса, – уверенно добавила кузина. – И до сих пор не хочешь поправить ошибку, допущенную в отношении Мэта. Потому что считаешь, что Риордан наказан недостаточно. Ты очень гордая женщина, Элиза. Может, даже чересчур гордая.
      – Я… я знаю. Но ничего не могу с собой поделать…
      – Наоборот, моя девочка, можешь. Даже должна. И чем скорее, тем лучше: ты должна как можно более мягко и деликатно поговорить с Мэтом и расторгнуть вашу помолвку.
 
      Но какое-то глубинное, непреклонное упрямство не позволяло Элизе последовать совету Мальвы и признать себя побежденной. Она уже обещала Мэту стать его женой и сообщила Риордану о своем решении. Если теперь отступить, то Риордан непременно догадается, что ею двигало лишь желание отомстить ему.
      Нет, она поклялась, что не доставит больше Риордану удовольствия каждое утро, приходя в контору, смотреть на нее с холодным безразличием. Пусть получает то, чего так долго добивался!
      Все последующие дни Элиза провела в состоянии, близком к стрессовому. Все началось с того, что она вручила Фифине чек на крупную сумму, который француженка приняла без всякой благодарности и, более того, недовольно брюзжа – она считала, что имеет все права на эти деньги, поскольку они были ей обещаны Авеном Эмселом.
      – Мой отец ничего тебе не должен. Ты была всего лишь одной из наших служанок. Если бы он располагал какой-нибудь приличной суммой, он наверняка позаботился бы о своей прислуге, и о тебе в том числе. Никаких особых привилегий у тебя нет и не было! Что касается этого чека, то я даю его тебе как выходное пособие. Я вручила бы его любой своей служанке, которая захотела бы уволиться.
      Каждый раз, когда Элиза произносила слово «служанка», Фифина недовольно морщилась.
      – Какая теперь разница? Просто мое дело расширяется и, чтобы выполнять в срок заказы, количество которых растет, нужна настоящая мастерская.
      – Понимаю, – с показным безразличием ответила Элиза. – Советую тебе поискать помещение для салона как следует. Главное, не снимать первое попавшееся. Арендная плата сейчас очень высока.
      – Я не нуждаюсь в ваших советах, – проворчала Фифина, аккуратно сложила чек и, положив его в карман передника, вышла, громко хлопнув дверью.
 
      Через несколько дней Элиза поссорилась с Мэтом.
      – Я же просил вас оставить работу, – прямо с порога набросился он на Элизу, придя как-то вечером навестить ее с букетом маргариток в руках.
      – Увы, но это невозможно, – упрямо возразила Элиза. Оставить работу у Риордана сейчас было бы равносильно признанию того, что Фифина была любовницей отца, что та идея, которой она жила последние два года, была ошибкой.
      – Нет, Элиза, вы должны оставить работу! Уверяю вас, у меня достаточно средств, чтобы обеспечить вас, окружить комфортом, роскошной обстановкой. – Мэт пренебрежительным взглядом окинул меблировку маленькой гостиной.
      – Меня устраивает то, в какой обстановке я живу, – гордо выпрямившись, отрезала Элиза.
      – Да, конечно, – пошел на попятный Мэт. – Но ведь мой дом объективно больше и удобнее, чем ваш. И обставлен он лучше. Мы же будем принимать гостей, устраивать званые вечера, балы… Кстати, как обстоят дела с приданым?
      – Никак.
      – Но это неудобно… – нахмурился Мэт. – Вы стеснены в средствах?
      – Нет, у меня хватит денег на такое подвенечное платье, какое я захочу. Дело в том, что у меня совсем нет времени. Я работаю целыми днями, вы ведь знаете…
      – Больше этого не будет! Завтра вы в последний раз пойдете в контору Дэниелса и возьмете расчет. Я настаиваю на этом.
      – Я не брошу работу.
      Элиза взглянула в глаза Мэту, в ее взгляде сосредоточилось столько силы и непреклонности, что Мэт от неожиданности онемел. Но быстро совладав с собой, он взял ее за руку:
      – Элиза, в вас столько энергии, столько жизни, что я готов бесконечно восхищаться вами. Я понимаю, вам нравится работать, но уверяю вас, когда вы станете моей женой, у вас совсем не будет времени думать о делах. Знаете что? – Мэт просветлел и загадочно посмотрел на Элизу. – Что вы думаете о свадебном путешествии за границу, о медовом месяце в Париже, а? Как вам нравится такая идея?
      Элиза равнодушно кивнула. В тот момент она поняла, на что похожа гордость: она как стальной стержень, проходящий внутри человека и не дающий ему сгибаться ни при каких условиях. На этом стержне держатся все мысли и чувства человека.
      Элизе казалось, что она сходит с ума. Выйти замуж за Мэта и наслаждаться с ним семейным счастьем в Париже – вот на что толкает ее чудовищная, безумная гордость!

      Наконец с явной неохотой Элиза отправилась в магазин покупать приданое и приобрела «комплект для новобрачной», включающий полдюжины ночных рубашек и стопку нижнего белья, – все было отделано валансьенскими шелковыми кружевами и вышивкой ручной работы.
      В одном из магазинов Элизе порекомендовали купить еще два кружевных чепца разных фасонов для соблазнения новоиспеченного супруга за завтраком.
      Корделия, которая ездила за покупками вместе с ней, накупила того же самого. Всю дорогу она безостановочно щебетала и в каком-то глупом восторге то и дело ахала, разводя руками. Это обстоятельство окончательно раздосадовало Элизу, которая совершенно искренне не понимала радостного возбуждения своей подруги.
      Придя домой, Элиза, обреченно вздыхая, принялась разбирать свои обновы. Господи! Как же глупо она себя ведет! Ее решение выйти замуж за Мэта – ошибка. И с каждым днем это становится все очевиднее.
      Риордан, ежедневно появляясь в конторе с угрюмым лицом, едва удостаивает ее разговора. С Мэтом их отношения не многим лучше: они постоянно ссорятся из-за того, что она не намерена бросать работу… Что же теперь будет? Если бы у нее сохранились хотя бы остатки разума, она должна была немедленно расторгнуть помолвку с Мэтом, последовав совету Мальвы. Но в нее как будто бес вселился! Неужели она так сильно хочет наказать Риордана, что готова принести себя в жертву? А может быть, все дело в отце, который оказался не таким непорочным и идеальным, каким она его считала всю жизнь?.. Но быть может, Фифина солгала? У нее ведь нет никаких доказательств – только слова, а Фифина часто давала поводы сомневаться в своей честности, когда речь заходила о деньгах. Кроме того, в ту ночь француженка была сильно пьяна. Может, она солгала, чтобы вынудить Элизу раскошелиться.
      К несчастью, Фифина пока продолжала жить вместе с Элизой, поскольку арендная плата за новое помещение повергала ее в ужас. Обстановка в доме была накаленной до предела, потому что их ссора приняла открытый характер. Стук в дверь отвлек Элизу от грустных мыслей.
      – К вам посетитель. Он ждет внизу и выглядит очень расстроенным, – не удержалась от язвительного комментария Фифина.
      – Хорошо, я сейчас спущусь, – холодно ответила Элиза.
      Может, это Мэт или, чего доброго, Уилл Райе с каким-нибудь неприятным известием? А вдруг Риордан?.. С замиранием сердца Элиза наспех подколола волосы в высокий пучок и поспешила вниз. Еще не доходя до последней ступеньки, Элиза узнала посетителя – это был Мэт.
      Мэт задумчиво бродил по прихожей в расстегнутом пальто. Увидев Элизу, он даже подпрыгнул от радости и нетерпения.
      – Мэт, что-нибудь стряслось?
      – Элиза, видите ли, возникли некоторые новые обстоятельства.
      – О чем вы?
      – Видите ли… нет, ничего страшного не произошло, не пугайтесь. Просто нам придется ненадолго отложить бракосочетание.
      – Отложить? – Элиза не верила своим ушам и недоуменно смотрела на своего жениха, который всего неделю назад настаивал на том, чтобы свадьба состоялась как можно скорее.
      – Но почему?
      Мэт смущенно улыбнулся:
      – Дело в том, что тут подвернулось одно дельце. Грандиозная тяжба! Судятся мистер Филип Армуар и мистер Густав Свифт – с одной стороны, и «Объединение скотопригонных дворов» – с другой. Как видите, два кита мясоперерабатывающей промышленности Чикаго собираются помериться с крупнейшей корпорацией. Сами понимаете, такое дело потребует много времени.
      Мне придется работать сутки напролет, так что мы вряд ли сможем часто видеться. О долгом медовом месяце и говорить не приходится.
      – Да… я понимаю. – Элиза думала над тем, почему все произошло так внезапно. Мэт, который постоянно говорил с ней о своих делах, никогда прежде не упоминал ни об Армуаре, ни о Свифте. – Конечно, мы можем отложить свадьбу.
      – Правда? О дорогая! – воскликнул Мэт, даже не стараясь скрыть своей радости по этому поводу. – Вы же понимаете, просто невозможно отказаться от такого дела. Армуар и Свифт – крупнейшие предприниматели, и коль скоро я заручусь их доверием… Вы не представляете, как много это для меня значит! Сказать по чести, это шанс, и еще какой! Любой адвокат на моем месте почел бы за честь!..
      – А как долго продлится судебное разбирательство?
      – В судах дела идут медленно, Элиза. А этот случай очень сложный. Боюсь, что он потребует привлечения нескольких железнодорожных и одной судоходной компании.
      Элиза вдруг вспомнила, что Филип Армуар был одним из основных деловых партнеров Риордана. Они вместе входили в совет директоров банка и владели на паях трубопрокатным заводом. И потом, разве Риордан не говорил ей, что их свадьба не состоится? Неужели Мэт – человек, который существует лишь для того, чтобы выполнять чужие приказы?
      Элиза вспыхнула как свечка от осенившей ее догадки. А что, если все это дело рук Риордана, который специально организовал для Мэта такую «грандиозную тяжбу». Нет, это невозможно! Но с другой стороны, Риордан достаточно могуществен и злопамятен…
      – Я надеюсь, вы поймете меня, Элиза, и наберетесь терпения, – продолжал Мэт.
      – Конечно, конечно. – Элиза вежливо улыбнулась. – Такое отношение к работе в высшей степени похвально.
      Поняв, что Элиза не намерена устраивать сцен из-за внезапно переменившихся планов, Мэт облегченно вздохнул:
      – Господи! Как я признателен вам за вашу чуткость! – Он с благодарностью посмотрел ей в глаза.
      Элиза же, внешне сохраняя абсолютное спокойствие, терялась в догадках. Только позавчера Мэт горел таким нетерпением, а теперь радуется отсрочке. Как это может быть? Единственное объяснение, которое приходило ей в голову, – Риордан.
      Когда Мэт ушел, на прощание обняв и поцеловав ее, она закрыла за ним дверь и почувствовала, что ее щеки пылают. Сомнений быть не может, это дело рук Риордана! Он, как древнегреческий бог, сошел с Олимпа, чтобы вторгнуться в судьбы человеческие, могущественной дланью перевернуть все вверх дном. Что за наглость, что за неслыханное своеволие! Неужели он и вправду уверен, что за деньги может купить все что угодно, даже свободного человека?
      К своему немалому удивлению, чувство, которое испытывала Элиза, нельзя было назвать яростью. Более того, она ощущала невероятный подъем, облегчение, временное избавление от ненавистного бракосочетания, радость по поводу того, что Риордан думает о ней и не хочет никому ее уступать! И факт отсрочки – явное тому подтверждение.
 
      Когда Элиза на следующее утро пришла в особняк Риордана, уставшая после бессонной ночи, которая прошла в мучительных раздумьях, первое, что она увидела, было яркое голубое пятнышко детского пальтишка на фоне живой изгороди. Тесса неуклюже ковыляла по тропинке, вслед за ней, тяжело ступая больными ногами, быстро шла няня и уговаривала девочку остановиться:
      – Тесса… Тесса, крошка…
      Малышка обернулась и, увидев Элизу, радостно загугукала, а когда решила снова убежать от няни, то споткнулась и шлепнулась на землю. Элиза еще раз подивилась спокойному нраву девочки, которая не ударилась в слезы и крики, а терпеливо ждала, пока придет няня и снова поставит ее на ноги.
      Элиза вошла в дом, обуреваемая самыми противоречивыми чувствами: она не знала, радоваться ей или злиться. К ее собственным проблемам примешивалось еще и негодование по поводу того, в каких условиях содержится девочка. Что же, он возомнил себя богом, которому дано вершить человеческие судьбы по своему капризу? Вероятно, да! Элиза с грустью вспоминала о своих прежних визитах в детскую. Она уже очень привыкла к девочке, полюбила ее, поэтому тяжело переживала вынужденную разлуку. Ей так хотелось хотя бы изредка видеться с Тессой!
      Элиза вошла в библиотеку и, поскольку день был пасмурным, принялась зажигать газовые рожки. В камине уже ярко полыхал огонь, сосновые поленья уютно, по-домашнему потрескивали. Посидев немного перед камином, она принялась за работу. Но вскоре появился Риордан. Он уселся в кресло против Элизы и вытянул ноги. В его глазах, сверкающих от непонятного воодушевления, блестело отражение языков пламени.
      – Я зашел дать вам кое-какие инструкции на сегодня. Вы можете ненадолго оторваться от своих дел?
      – Да, конечно.
      – Тогда берите ручку и пишите…
      Элиза отыскала свой блокнот и записала распоряжения шефа, в число которых входило составление нескольких деловых записок, посещение завода Эмсела и трубопрокатного завода. Наконец Элиза осмелилась поделиться с Риорданом своими соображениями относительно событий, из-за которых откладывалась ее свадьба. В ответ на это Риордан удивленно приподнял бровь, холодно взглянул на Элизу и сказал:
      – Вас интересует, знаю ли я что-нибудь о юридической практике Мэта Эберли? Нет, не знаю. И никогда не интересовался.
      – Но я подумала… – Элиза запнулась на мгновение. – Я часто видела у вас в кабинете Филипа Армуара. Он ваш деловой партнер…
      – У меня много деловых партнеров.
      – И все же… может быть, вы… – Элиза, покраснев, словно школьница, до корней волос, смущенно замолчала.
      Риордан закинул назад голову и от всего сердца рассмеялся:
      – Неужели вы подумали, что весь этот судебный процесс затеял я? И только для того, чтобы ваше бракосочетание было отложено? Не будьте смешной, Элиза. Мне нет никакого дела ни до вашего жениха, ни до его дел. И потом ведь свадьба не отменяется, а всего лишь откладывается. Рано или поздно вы таки станете женой Мэта Эберли. И очень пожалеете об этом, даю вам слово.
      Ярость и разочарование охватили Элизу. Как смеет Риордан насмехаться над ней и Мэтом? Она думала… но ошиблась, к сожалению. Ему и в голову не приходило мешать их свадьбе. Наоборот, ему наплевать на нее. Он презирает ее, издевается над ее чувствами.
      Элиза медленно поднялась, кипя от негодования. Она завязала шнуровку на своей сумочке и стала собирать бумаги. Риордан просил ее съездить на заводы, и Элиза решила отправиться немедленно и провести вне конторы весь день, чтобы больше не видеть Риордана сегодня.
      – Когда я выйду замуж за Мэта, то уже никогда ни о чем не буду жалеть. Я люблю его.
      – Любите? – усмехнулся Риордан.
      – Да, люблю! А что вас так удивляет? Это прекрасное чувство вам незнакомо. Оно между тем является целью жизни для многих людей, смыслом их существования.
      – А вам, оказывается, не чужда романтика, моя милая Элиза.
      – Не смейте издеваться надо мной! Мэт Эберли – прекрасный человек, у него большое будущее…
      – Если он будет подчиненным у дальновидного шефа.
      – Вы… вы… – Элиза готова была расплакаться от собственного бессилия. – Вы дерзки и самонадеянны! Откуда такая уверенность, что вы лучше других, что можете безнаказанно оскорблять людей? Подумайте только! Выискался бог всемогущий! С какой стати вы вмешиваетесь в чужие дела? Только потому, что у вас есть власть и деньги, дающие возможность подкупить кого угодно?
      – Да, поэтому. – Риордан поднялся с ленивой, медлительной грациозностью. Его огромное, массивное тело заполнило собой полкомнаты, как бы подтверждая слова Элизы о его сверхъестественном могуществе, глаза сверкали неистовым огнем. – Я действительно высокомерен и самонадеян. Я могу купить кого угодно, и тому есть сотни доказательств. Десятки людей в Чикаго, к своему стыду, могут подтвердить мои слова. Я обладаю огромной властью. Я привык добиваться того, чего хочу. На этом свете есть не много вещей, которые я намерен получить в свое распоряжение. И я уже близок к этому. Что он имеет в виду? А впрочем, какая разница. Элиза направилась к шкафу, где висела ее верхняя одежда.
      – Я полагаю, что вы отправляетесь на завод?
      – Да, сэр! Как вы изволили приказать! – в ярости обернулась к нему Элиза.
      – Прекрасно. И не забудьте выкроить время для того, чтобы упаковать вещи для длительной поездки. На следующей неделе я отправляюсь в Сент-Луис и хочу, чтобы вы сопровождали меня. Мне понадобятся ваши услуги.
      – Что… вам понадобится?
      – Вы ведь мой ассистент, не так ли?
      – Да, но…
      – Я хочу своими глазами убедиться в том, что дела на тамошнем сталеплавильном заводе идут хорошо. Кроме того, мне нужно прозондировать финансовое положение одной пароходной компании, контрольный пакет акций которой я намерен приобрести. Будет очень много бумажной работы, и мне просто необходим человек, который хорошо разбирается в моих делах.
      Протестовать было трудно. Элиза молча смотрела на Риордана, сердце в ее груди заколотилось сильнее, когда она вспомнила о том, что он недавно приобрел два мягких вагона, роскошно обустроенных для долгих поездок. Наверное, он намерен теперь испробовать их на деле.
      Ее ярость улетучилась, осталось лишь желание ощущать его близость, прикоснуться губами к его чувственному рту, к его восхитительному телу… Элиза облизала пересохшие губы:
      – Я… я не могу поехать с вами.
      – Почему?
      – Вы сами знаете почему, – Элиза спрятала руки за спину, чтобы Риордан не заметил, как дрожат ее пальцы. – Нет, невозможно поверить в то, какими дерзкими и легкомысленными могут иногда быть мужчины! Мы ведь не женаты. То, что я работаю у вас в доме, и так малоприлично, а если мы вдвоем поедем в Сент-Луис…
      – Эту сложность легко устранить. – Темные глаза холодно остановились на лице Элизы. – Найдите себе компаньонку.
      – Но я не могу…
      – Можете и должны, если не хотите потерять работу. Я уезжаю через четыре дня и ожидаю увидеть вас утром в понедельник на вокзале, полностью готовой к отъезду. Для вашей компаньонки, или служанки, место найдется. Предупредите ее, что она должна будет помогать моему повару и вьтолнять кое-какую мелкую работу по уборке. Ей будет предоставлено дорожное платье, чемодан для багажа и, естественно, денежное вознаграждение.
      Элиза открыла рот от изумления и не нашлась что ответить. Это откровенное безумие! Риордан так сильно хочет, чтобы Элиза поехала в Сент-Луис, что готов заплатить ее компаньонке и угрожает уволить ее саму в случае отказа сопровождать его.
      Но она сама тоже хочет поехать! Несмотря на их помолвку с Мэтом, несмотря на все доводы рассудка, в груди Элизы росло неистребимое желание оказаться вместе с Риорданом в роскошном мягком вагоне, мчащемся по направлению к Сент-Луису.

* * *

      Роль компаньонки Элиза решила предложить Нелле.
      Когда вдова-немка узнала, что получит новое дорожное платье и чемодан для багажа плюс некоторую сумму денег, ее радости не было предела.
      Следующие несколько дней Элиза провела в лихорадочных сборах. Она перевернула весь свой гардероб, перемерила все шляпки, откидывая одну за другой. Одна казалась слишком старой, другая не того фасона, третья для деловой поездки выглядела слишком легкомысленно. С платьями была та же история. Элиза чувствовала себя как юная девица, только что окончившая пансион и готовящаяся к выходу в свет – испуганная, неуверенная в себе и оттого недовольная нарядами.
      Вечером накануне отъезда пришла Фифина с новой шляпкой, сделанной по эскизу Элизы. Модистка с явным недовольством глядела на свою заказчицу, вертящуюся перед зеркалом, словно школьница.
      – Зря вы отказались от цветов, – заметила Фифина. – Какой может быть шляпка без украшений?
      – Я деловая женщина. Мне нужно выглядеть просто и скромно.
      – Ну, вам лучше знать, – язвительно отозвалась Фифина. – Может быть, эта отвратительная шляпка поможет вам держать своего босса на должном расстоянии.
      – В данном случае это излишняя осторожность, – несколько смутившись, отмахнулась Элиза.
      – Глупости! Всех мужчин тянет к женщинам, если, конечно, они не гомосексуалисты. А что касается Риордана Дэниелса, то он совершенно нормален. Говорят, он в такой степени мужчина, что…
      – Довольно! – резко одернула Фифину Элиза, не желая больше выслушивать ее глупую болтовню. Интересно, откуда у нее сведения о мужских достоинствах Риордана? Не иначе как от Линетт Маркис, они ведь теперь чуть ли не подруги. – Спасибо за шляпку. Вот тебе за труды.
      Элиза достала из шкатулки банкноту и протянула Фифине. Та внимательно рассмотрела ее и спрятала в складках своего передника.
      – Пожалуй, этого хватит, – недовольно сказала она. – Хотя, надо признаться, мои клиентки платят за такую работу больше. Особенно актрисы, они очень щедрые.
      Фифина ушла, Элиза закрыла дверь на защелку, легла в постель и уставилась в потолок. Нервы ее были натянуты до предела.
      Их поездка продлится семь дней. Целых семь дней! Элиза с замиранием сердца вновь и вновь повторяла эту цифру. Подумать только, целая неделя! О чем они будут говорить за завтраком, за обедом? И вообще будут ли они обедать вместе?
      Было уже далеко за полночь, когда мысли в ее голове стали путаться. Потом сознание затянуло туманом, Элиза закрыла глаза и, умиротворенно сложив руки на груди, погрузилась в сон.

* * *

      Серый, тусклый свет заливал железнодорожный вокзал.
      – Как по-вашему, Элиза, хорошо я подготовился к нашему путешествию? Я первый человек в Чикаго, который владеет личным пульмановским вагоном, да еще отделанным с королевской роскошью. Я думал, что рабочие не успеют в срок, но их расторопность превзошла все мои ожидания.
      Этим утром Риордан был похож на веселого, озорного мальчишку. Он с довольным видом прохаживался вдоль блестящих черным глянцем вагонов, каждый из которых был украшен его инициалами.
      Элиза плотнее завернулась в шерстяную накидку. На рассвете подморозило: стекла вагонных окон были покрыты инеем, а по пути на вокзал из ноздрей разгоряченных лошадей клубами валил пар.
      – Мисс! О, мисс, мы совсем скоро тронемся в путь! Какой красивый поезд! – Подле Элизы стояла Нелла в новом дорожном платье и восхищенно провожала взглядом начальника станции, прошествовавшего мимо с полным собственного достоинства видом.
      – Действительно впечатляет, – согласилась Элиза с Риорданом. Хотя она сама лично подписывала счета малярам и драпировщикам, видеть результат их работы ей приходилось впервые.
      – Впечатляет? И это все? Посмотрим, что вы скажете, когда войдете внутрь. Я велел отделать их с такой роскошью, какую только можно вообразить. Внутри есть все, что угодно. Они… Полагаю, что интерьер даже можно назвать сладострастным.
      Услышав такой странный эпитет, Элиза рассмеялась.
      – Зря смеетесь. Пойдемте внутрь, и вы убедитесь своими глазами в том, что я прав.
      Риордан поддерживал Элизу под локоть, пока она взбиралась по хромированным, начищенным до блеска ступеням, сверкающим так, что на них было жалко наступать ботинками.
      Перед Элизой открылась дверь, которая вела сначала в небольшую прихожую, а потом и в сам вагон. Войдя внутрь, Элиза невольно вскрикнула от изумления и восхищения! Риордан не преувеличивал. Стены вагона до самого потолка были отделаны чилийским красным деревом, сплошь изрезанным искусным орнаментом из экзотических цветов и птиц. От стен исходило настоящее сияние – так тщательно отполировано было дерево.
      – О, Риордан… – Взгляд Элизы скользнул по голубым шторам, подвязанным золочеными шнурами. – Какие шторы… и ковры…
      На пол было даже неловко ступить: вышитые на великолепных персидских коврах утонченные цветы лотоса казались живыми.
      – Я вижу, вам понравилось. – Риордан взял ее за руку и провел в роскошную гостиную, обставленную восхитительным гарнитуром светлого дерева, обтянутым голубым бархатом. – Но это еще далеко не все. Здесь три спальни, каждая из которых соединена с ванной комнатой, отделанной черным итальянским мрамором.
      Ошеломленная такой красотой и богатством, Элиза последовала за Риорданом в кабинет, оборудованный ничуть не хуже, чем его домашний: огромная библиотека, курительный столик, бар с напитками и рабочий стол с множеством ящиков и массивной золотой чернильницей, украшавшей столешницу.
      – А вы ничего не забыли? – шутя поинтересовалась Элиза, оглядывая кабинет. К ее удовольствию, Риордан нахмурился.
      – Что я мог забыть? Кабинет оборудован полностью, но если вы видите какое-то упущение, то я… – Заметив улыбку на лице Элизы, Риордан осекся. – А, понятно. Вы подсмеиваетесь над моей походной конторой? Она вам кажется дурацкой?
      – Нет, что вы…
      – Поймите меня, Элиза. Я люблю деньги, комфорт. Мне нравится все самое лучшее; я словно пытаюсь отыграться за прошлое, за то далекое время, полное лишений и унижения.
      В голосе Риордана слышалась такая грусть, что Элизе захотелось обнять, утешить его.
      – Мне очень нравится здесь, правда. – Вздохнув с облегчением, Риордан повел Элизу на смотровую площадку, обнесенную металлическим поручнем. Здесь пассажиры могли, удобно рассевшись в деревянных креслах, любоваться окрестностями.
      Дрожа от порывов внезапно налетевшего ноябрьского ветра, Элиза решила, что такое развлечение годится только для теплой погоды. И еще один вопрос беспокоил ее.
      – А где поедет Нелла?
      – Я устроил ее во втором вагоне. Там столовая, галерея, комнаты для слуги вместительное багажное отделение.
      – Вы хотите сказать… моя компаньонка поедет отдельно?
      – Вагоны соединены коридором, по которому можно беспрепятственно передвигаться, – сухо ответил Риордан, задорная мальчишеская улыбка исчезла с его лица. – Или, быть может, стоит установить в вашей спальне колокольчик, чтобы вы могли вызвать свою служанку, если я вдруг начну домогаться вас? Уверен, в случае необходимости она с радостью придет вам на помощь. Правда, спешу предупредить – необходимости не будет.
      Щеки Элизы побагровели, она гордо выпрямилась и ответила:
      – Меня устраивает расположение комнаты моей компаньонки.
      Они смотрели друг на друга, как два драчливых сорванца, но в конце концов Риордан усмехнулся и нарушил молчание:
      – Элиза, неужели вы хотите все эти долгие семь дней провести в мелочных ссорах со мной?
      – Напротив, я предполагаю, нам удастся относиться друг к другу терпимо, – улыбнулась Элиза.
      – И у нас это, безусловно, получится. Если, конечно, вы своими глупостями не доведете меня до белого каления и не вынудите выкинуть вас со смотровой площадки в каком-нибудь живописном захолустье.
      Элиза взглянула на Риордана из-под полуопущенных ресниц и увидела в глубине его глаз искорки смеха.
      – Я постараюсь вести себя хорошо, – пообещала она.
      – Да уж, пожалуйста, а иначе я уволю вашу компаньонку. И тогда волей-неволей вы окажетесь наедине со мной, в полной моей власти. Уж лучше смерть, чем такая судьба, а?
      Хорошее настроение не покидало их с того самого момента, как тронулся поезд. Они радовались красоте медленно проплывающих улочек и площадей Чикаго, его живописных окраин, а открывшееся взору озеро Мичиган лишило их даже дара речи: оно было похоже на огромный оловянный шар, сливающийся у горизонта с серебристым небом.
      Вдоволь насмотревшись в окно, они принялись играть в шахматы. У Риордана была великолепная шахматная доска с фигурами из слоновой кости. Правда, он тут же разбил Элизу в пух и прах. Но, не привыкшая к проигрышам, Элиза решила стоять до конца, она предложила сыграть еще одну партию, но на довольно оригинальных условиях: перевернут доску и поменяются фигурами так, чтобы она играла его – выигрывающими, а он – проигрывающими.
      – Как хотите, Элиза, но я все равно обыграю вас, – сказал Риордан.
      – Посмотрим! Хоть вы, похоже, и вправду искусный игрок…
      Прошло еще десять минут, и Риордан радостно провозгласил:
      – Шах. И мат. Ну вот видите, я выиграл. – Соперники отпраздновали конец игры взрывом дружного смеха. Зато Элиза обставила Риордана в триктрак и в довершение всего показала ему несколько карточных фокусов, которым ее научил отец.
      С наступлением сумерек они направились отобедать. Вагон-ресторан встретил проголодавшихся посетителей изысканными ароматами экзотических блюд и сиянием начищенного серебра и хрусталя.
      Во время обеда у Элизы и Риордана возникло хрупкое в своей неуловимости ощущение близости друг другу и отрешенности от внешнего мира. Они в основном молчали, но тишина… Таинственная тишина вовсе не тяготила душу, не обволакивала неловкостью и смятением. Случайные огни и едва заметные силуэты деревьев, мелькавшие за окнами поезда, еще больше подчеркивали их отрешенность от, казалось, надоевшего уже навсегда мира людей. Они впервые за долгие месяцы оказались действительно наедине. Им некуда и незачем идти. И совершенно одни, никто даже не имеет права войти к ним з вагон без приглашения… Но появилась Нелла и принялась торопливо собирать со стола грязные тарелки.
      От неожиданности у Элизы задрожала рука, и серебряная вилка звякнула о бокал. Она смутилась, словно испугавшись, что выдала свои чувства.
      – Элиза. – Голос Риордана срывался. – Бог мой! Когда свет от канделябра вот так падает на ваши волосы, они кажутся чистейшим золотом, излучающим такое сияние, такое тепло… – Он стремительно поднялся. – Пойдемте назад, в тот вагон.
      – Но…
      – Я хочу любить вас. Слышите, Элиза… Любить. – Риордан не сводил с нее горящих желанием глаз.
      Элиза не могла больше противиться самой себе и, молча поднявшись, пошла за ним.

      Риордан закрыл дверь на ключ, повернулся к Элизе и подхватил ее на руки. Она прижалась к его груди, ошеломленная, потрясенная всепоглощающей страстью, охватившей ее. Внезапно слабость, подобная наркотическому опьянению, разлилась по телу Элизы, и все ее существо наполнилось томительным желанием.
      Она хотела быть с ним! О, как она этого хотела!
      Испить до конца заветную сладость, в тысячу раз более нежную и изысканную, чем все изведанное ими раньше.
      Риордан внес ее в одну из затемненных спален.
      – Здесь все специально для тебя, – прошептал он, опуская Элизу на кровать, покрытую тончайшим шелком.
      Элиза, по-прежнему обнимая его, едва слышно спросила:
      – Для меня?
      – Да, я решил одну свою мечту воплотить в жизнь. Эта комната… она… Сейчас ты все увидишь и поймешь!
      Элиза недоуменно вскинула брови. Риордан встал и зажег газовый рожок, мгновенно заливший комнату золотистым светом.
      В первый момент Элиза ничего не поняла, только изумленно оглядывалась вокруг. Вся комната целиком – кровать, гардины, стены, мебель, даже дверь – была цвета густого янтарного меда. Этот цвет завораживал, делая пространство зыбким и подвижным – оно то сужалось, то раздвигалось до немыслимых пределов. Игра света и тени придавала комнате волшебное очарование: все грани между возможным и невозможным исчезли бесследно.
      Вздох потрясения вырвался из ее груди. Элиза почувствовала, как в ее лоне растет иссушающая жажда плотского удовлетворения. Все вокруг в точности повторяло оттенок ее волос – тяжелых вьющихся локонов, рассыпавшихся теперь по подушке. Окружающее сливалось с ней. Роскошная чувственность обстановки и сладостный дурман, пропитавший каждый дюйм золотистой спальни, отражали огонь желания в самой Элизе.
      – Что ты об этом думаешь? – спросил Риордан.
      – Я… Я никогда не видела… – Элиза не знала, что ответить. Ее взгляд упал на огромные букеты роз, стоявшие в высоких напольных вазах: пастельные соцветия одних напоминали теплые тона разрумянившихся щек, персиковые лепестки других были схожи с оттенком ее бархатистой кожи. О чудо, Риордану удалось подобрать самые утонченные соответствия женской красоты в природе! Но что больше всего придавало комнате неизъяснимый флер загадочности и что больше всего изумило и восхитило Элизу, так это воздух. Воздух, полный удивительных, доселе неизвестных ей тропических благовоний.
      – Риордан… – прошептала Элиза, с трудом переводя дыхание.
      – Я хотел, чтобы эта комната повторяла тебя. Конечно, это всего лишь жалкий слепок с твоей божественной красоты. Но я надеюсь, тебе понравится здесь.
      Понравится?! Элизе хотелось ответить ему, но… Где найти слова, достойные ее чувств?! Она беспомощно развела руками.
      Риордан ласково обнял ее за плечи. Элиза вздрогнула и, словно пробудившись от глубокого сна, стала медленно раздеваться.
      Ее движения, полные чувственности, граничили с бесстыдством. Сначала на пол полетел изящный дорожный жакет. Потом платье. Элиза неторопливо, будто совершая ритуал, расстегивала каждую застежку. Вот уже бретельки шелковой нижней рубашки сползли с ее плеч. И она, полностью обнаженная, откинулась на постель, всем своим видом призывая Риордана войти в нее.
      В огромном зеркале, висящем на стене, Элиза увидела себя: казалось, от ее тела исходило матовое сияние. Все было каким-то нереальным, почти сказочным. Риордан не сводил с нее восхищенного взгляда и, весь дрожа от нежности и нетерпения, простонал:
      – Элиза! О Боже…
      Затаив дыхание, он подошел к постели.
      Ощутив его тело, Элиза чуть не расплакалась от счастья, открываясь ему, как созревший розовый бутон навстречу солнцу.
      Их единение было похоже на безумную дикарскую пляску. Они изо всех сил спешили утолить свою жажду, но не могли насытиться друг другом. И вот наконец, не в силах вынести сладостного восторга, Элиза впилась ногтями в грудь Риордана, оставив на ней кровавые полосы. И тут же, подчиняясь безотчетной необходимости, она, изогнувшись, как дикая кошка перед прыжком, приняла в себя семя запретной, но сладкой любви.
 
      Река Миссисипи сверкала расплавленным серебром под лазурным небосводом. В Сент-Луисе, куда наконец-таки прибыли наши путешественники, творилось что-то невообразимое: город гудел, словно разрушенный улей. На подходах к пристани, казалось, яблоку негде было упасть – настоящее столпотворение! А сама пристань, как и во всех американских городах, раскинувшихся по берегам Миссисипи, поражала воображение приезжающих неимоверным скоплением пароходов, лодок, барж с замысловатыми названиями типа «Парящий орел-1», «Байард», «Миннесота», «Эмма Элиот» и так далее. Вдоль берега тянулся нескончаемый ряд ангаров и товарных складов, к которым каждую минуту подъезжали фургоны, груженные тюками, бочками, ящиками.
      Элиза на всю жизнь запомнила свою поездку с Риорданом в Сент-Луис. Она помнила, как он смеялся, глядя на ее растерянность, как хмурился, когда она умоляла его прокатиться в красиво раскрашенном вагоне конки по улицам города.
      – Что за глупости! – восклицал Риордан. – Зачем нам ехать на общественном транспорте, если я могу нанять лучший экипаж в городе?
      – Но я хочу поехать на конке! – Элиза капризничала, словно малое дитя.
      – Вы невыносимы, Элиза…
      А потом они, хохоча во все горло, катались полдня на конке, до тех пор пока их не растрясло до полусмерти.
      Со стороны они походили на молодоженов, приехавших в этот небольшой городок на реке провести медовый месяц. Оказалось, что они приехали задолго до начала переговоров, которые запланировал Риордан. И потому им ничего другого не оставалось, как с утра до вечера бродить по замысловатым улочкам Сент-Луиса: и Риордан, и его спутница предпочитали прогулки сидению взаперти. Пока Нелла занималась покупками подарков своим сйновьям или помогала повару готовить изысканные блюда, которые ежедневно заказывал Риордан, они ходили смотреть то строительство моста через реку, то на новые заводы, а однажды им даже удалось побывать на крупнейшем в мире (по словам Риордана) конном базаре. От стойл и коновязей шел невообразимый запах, и Риордан предложил Элизе свой носовой платок.
      – Зачем? – рассмеялась Элиза.
      – Затем, что леди не полагается дышать такой… вонью, если не сказать хуже. Раз уж ты настояла пойти со мной сюда, то изволь слушаться. А вообще-то тебе следовало отправиться на Бродвей или Пятую авеню за покупками. Именно там находятся все самые роскошные магазины этого городишки. Кстати, салон Мерлюда и Джаккарта, торгующий ювелирными изделиями, антиквариатом и произведениями искусства, тоже там. Пожалуй, тебя должно это заинтересовать.
      – Милый Риордан. – Не обращая внимания на проходящего мимо джентльмена, Элиза нежно поцеловала его. – Неужели ты действительно думаешь, что мне доставит удовольствие прогулка по магазинам? Ради этого не стоило уезжать из Чикаго. Мне нравится здесь. Здесь бьет ключом настоящая жизнь – это мир денег, бизнеса, делового риска и успеха! Он мне по душе!
      Риордан с любопытством посмотрел ей в глаза. Элиза немного смутилась: не слишком ли она шокирует его своими откровениями? Но с другой стороны, числиться в жеманных леди, чье обоняние предназначено лишь для вдыхания ароматов розовых букетов, она не хотела ни ради Риордана, ни ради кого бы то ни было.
      Она так же, как и он, принадлежит к миру денег и так же может получать удовольствие от так называемых неженских занятий. Она не хуже Риордана разбирается в бизнесе. Если бы только он знал о ее планах выкупа отцовского завода! В какое изумление он пришел бы!..
      – Осторожно! Разве ты не видишь караван мулов, он идет прямо на нас? – Риордан дернул Элизу в сторону, к стене сеновала, с такой силой, что на миг оторвал ее от земли. – Так, значит, тебе нравится «настоящая жизнь»? Я правильно тебя понял?
      – Да, – уверенно ответила Элиза.
      – Когда я покончу со своими неотложными делами, то собираюсь посетить новый мясоперерабатывающий комбинат Филипа Армуара, здесь, в Сент-Луисе. Для тебя это будет небезынтересно, хотя, говорят, пахнет там отвратительно, даже тошнотворно. Но ведь ты, наверное, и там сможешь обойтись без платка? Могу предложить тебе для посещения еще и пивоваренный завод. Как тебе понравится аромат хмеля и перебродившего ячменя? Немного пикантно, но здорово. Правда? Да, чуть не забыл! Сент-Луис славится своими табачными фабриками, на которых производится жевательный табак. Уверен, ты найдешь производственный процесс восхитительным…
      – Перестань издеваться надо мной, – улыбнулась Элиза.
      – Я? Издеваюсь? Ну что ты!
      – Да, издеваешься. К твоему сведению, я с радостью ознакомлюсь с этими предприятиями. – Элиза вытащила из сумочки часики. – Кстати, еще только полдень, и вполне можно отправиться на завод Армуара прямо сейчас.
      – Ты что, серьезно? Ну ладно, только сначала мы зайдем перекусить. Столь острые ощущения лучше переживать не на голодный желудок.
      За следующие три дня они обошли почти все рабочие окраины города, воздух которых был наполнен сотней отвратительных запахов – сточные воды, конский навоз, сусло, угольная пыль и прочее, прочее, прочее.
      – Мисс Эмсел… – однажды попыталась протестовать Нелла, обеспокоенная вечно перепачканной одеждой госпожи. Но Элиза, смущенно отвернувшись, не стала вступать с ней в разговор. Больше подобных попыток Нелла не предпринимала. Элиза подозревала, что Риордан хорошо приплачивает Нелле за умение держать язык за зубами. «Но тем лучше, – думала Элиза, – значит, и он не прочь провести время вместе со своим секретарем».
 
      Но скоро прогулки по деловой части города пришлось отложить: у Риордана начались переговоры, ради которых они и приехали в Сент-Луис.
      – Придет время, – сказал ей как-то Риордан таким тоном, будто это зависело только от него, – когда сеть железных дорог покроет всю Америку: от пшеничных полей Небраски до сахарных плантаций Луизианы.
      Риордан любил поговорить с Элизой о своих планах, и ей невольно передавались его воодушевление, размах и вера в светлое будущее. Она сопровождала Риордана на все деловые встречи, не обращая внимания на густую пелену сигарного дыма и недоуменные взгляды присутствующих, подробно записывала все важные детали переговоров.
      Однажды ночью, уже утолив любовную страсть, они, блаженствуя, лежали рядом, лениво потягивая ледяное шампанское и весело болтая всякую чушь.
      – Как было… прекрасно, – вздохнула Элиза. – Вся эта поездка… Она для меня как сон, волшебная сказка.
      – Да, Элиза, ночи, которые я провел с тобой, восхитительны, – улыбнулся Риордан, подливая себе шампанского. – Ты удивительная женщина, мисс Элиза Эмсел.
      – Правда? – Она кокетливо поджала губки.
      – Безусловно. Ты мечта любого мужчины. Ласковая, страстная, покорная…
      Элиза обожала, когда Риордан осыпал ее комплиментами, но в этот раз ей хотелось поговорить серьезно.
      – Мне тоже было очень хорошо с тобой, – сказала Элиза. – Но я сейчас совсем не об этом. Понимаешь, мне нравится этот город, я полюбила его.
      – Заводы, лесопилки и конный базар? – насмешливо осведомился Риордан.
      – Да, и это тоже, а уж про кирпичный завод в Сент-Луисе и говорить не приходится, – ответила Элиза, делая большой глоток шампанского.
      – Кирпичный завод? Какая же ты смешная и глупенькая девочка! – Риордан осторожно и ласково, как котенка, погладил Элизу по плечу. – Твоя кожа напоминает шелк. В тебе все абсолютно безупречно. Совершенство античных богинь меркнет перед твоей красотой.
      – Послушай меня, Риордан. – Элиза громко смеялась, опьянев от шампанского. – Мне понравился кирпичный завод. Кирпичи означают деньги, ведь так?
      – Деньги?
      – Ну конечно! – Элизу уже совсем развезло; с каждой минутой она все меньше владела собой, язык еле ворочался, с трудом выговаривая слова. – А знаешь ли ты, что кирпичи небыча… необычайно дорогой товар? Честное слово! Мне, конечно, это дело в новинку. Но когда я скоплю достаточно денег, продавая свои кирпичи, я обязательно…
      Элиза осеклась, поняв, что проговорилась, но было уже слишком поздно.
      – Что еще за «твои кирпичи»?
      – Ну, наши. Какая разница? Я ведь работаю у тебя, – попробовала пойти на попятный Элиза.
      – Нет, ты вовсе не это хотела сказать.
      – Похоже, я перебрала шампанского. – Элиза села на кровати и накинула на себя пеньюар; ей как-то сразу стало зябко и страшно.
      С Риордана мгновенно слетел весь хмель.
      – Так что ты хотела сказать про кирпичи? – пристально глядя на Элизу, настаивал он.
      – Я имела в виду завод, на котором мы с тобой недавно были, вот и все…
      – Нет, не думаю. Элиза, я на днях получил странное письмо от джентльмена, который называет себя Пэтсом Огденом. Тебе известно это имя?
      – Я…
      – Оказывается, он в скором времени собирается навестить Чикаго и просит разрешения снова зайти ко мне в контору как к своему деловому партнеру, более того, надеется хоть на этот раз застать меня. Что значит – «на этот раз», Элиза? До нынешней минуты я собирался выкинуть письмо, предполагая какую-то ошибку – ведь я никогда не слышал ни о каком Пэтсе Огдене. Но теперь, кажется, начинаю догадываться, в чем тут дело.
      Опустив глаза, Элиза сидела не шевелясь, боясь даже посмотреть в сторону Риордана.
      – Можешь ты мне объяснить, что это за письмо, Элиза?..
      Свет от газовых рожков играл на стенах по-прежнему роскошной спальни, мгновенно превратившейся из приюта любовных наслаждений в камеру пыток. А ласковый взгляд Риордана вдруг стал чужим и безжалостным. Своими вопросами он словно хлестал ее по лицу. «Скажи, дорогая, неужели ты считаешь нормальным вести сделки за моей спиной, да еще и прикрываясь моим именем?.. Интересно, какой капитал ты уже успела сколотить на торговле кирпичом? Позволь узнать, как долго уже тянется вся эта история?.. А может быть, ты любезно подскажешь, кто еще из моих служащих предал меня?..» Казалось, этому допросу не будет конца.
      – Хватит, хватит! Я не могу больше этого слышать! – воскликнула Элиза и зажала уши, мечтая провалиться сквозь землю, только бы убежать отсюда, спрятаться от Риордана, от его жестоких, но, увы, справедливых упреков.
      – Нет, ты будешь слушать! Более того, будешь отвечать! – Он подскочил к ней и силой отвел ее руки от головы.
      От резкого движения накинутый Элизой пеньюар упал на постель.
      – Отпусти меня, – прошептала Элиза, – мне надо одеться.
      – Хорошо.
      Еще минуту назад она была так счастлива! Но нет, она не заплачет. Элиза Эмсел ни за что не покажет врагу своих слез! Да, сейчас она вспомнила, что Риордан – ее заклятый враг!
      – Я все расскажу тебе, – спокойно сказала Элиза. – Раз уж ты так этого хочешь. Но потребуется немало времени, позволь мне сначала привести себя в порядок.
      – Ладно. У нас еще вся ночь впереди. Пойду закажу кофе. Шампанского на сегодня довольно.
      Риордан отвернулся, и Элиза быстро начала одеваться. Но у нее тряслись руки, мешая крючкам попасть в нужные петли. Элиза была в шоке.
      «Мои». Всего лишь крошечное слово, в один миг перевернувшее целый мир вверх ногами! Все пропало!..
      Но разве положа руку на сердце она не знала, что рано или поздно все раскроется? Ведь со дня похорон отца ее заветной мечтой была месть Риордану. «Я сделаю так, мистер Дэниелс, что вы пожалеете о содеянном. Я собираюсь вернуть завод отца. Перед смертью он пожелал, чтобы его хозяйкой была я. И я намерена выполнить его последнюю волю», – собственные слова, произнесенные более двух лет назад, как призыв прозвучали в ней.
      Она во что бы то ни стало выполнит клятву! И уже, наверное, давно добилась бы своего, если бы не внезапно вспыхнувшая любовь, оказавшаяся омутом, из которого ей, похоже, теперь не выбраться.
      От волнения кровь стучала в висках. «Что теперь будет?» – с ужасом думала Элиза, наблюдая за тем, как камердинер Риордана – слава Богу, не Нелла – этаким павлином с серебряным кофейником на подносе прошагал мимо нее.
      Внезапно Элизу охватила паника. Шампанское выветрилось окончательно; лишь в голове по-прежнему немного гудело. А что, если Риордан, узнав обо всем, выгонит ее?
      Внешне совершенно спокойный Дэниелс разлил кофе и, добавив в одну из чашек взбитых сливок, протянул Элизе. Ей пришлось взять чашку, моля Бога, чтобы он не заметил, как сильно дрожат у нее руки.
      – Ну что ж, пришло время раскрыть карты. Рассказывай все с самого начала. И пожалуйста, без вранья.
      Элиза и не собиралась лгать – на это у нее не было больше ни сил, ни желания. Она начистоту выложила все, кроме истории с Уиллом Райсом, всю вину которого решила взять на себя. Она рассказала о предсмертном письме отца, о своей клятве любой ценой вернуть завод Эмсела, о том, как радовалась работе у Риордана, о перевернувшем всю ее жизнь и сделавшем самостоятельной предпринимательницей визите Пэтса Огдена в контору. По ходу дела Риордан расспрашивал обо всем подробно: о посещениях кирпичного завода в Форт-Уэйне, о ее торговых сделках, способах вложения капитала, даже о размерах банковского счета.
      – Ты понимаешь, что это предательство? – Как ни странно, слова прозвучали мягко, совсем не зло, только горькая усмешка – и ни слова упрека.
      – Конечно, понимаю. – Элиза призвала на помощь все свое самообладание. – Но я поклялась отомстить за отца, погибшего из-за твоих махинаций. Или ты уже забыл об этом?
      – Тогда, на похоронах, я сказал тебе, что не убивал твоего отца.
      Ночные часы тянулись мучительно медленно: желание услышать, понять друг друга превратилось в сплошную пытку, которая, казалось, не закончится никогда.
      – У тебя были сообщники в этом «предприятии»?
      – Нет, – солгала Элиза, отрицательно покачав головой. – Я сделала все сама.
      Элиза решила до последнего покрывать Уилла Раиса, который ради семьи, ради больной жены сознательно пошел на риск. К тому же его роль во всей этой истории ничтожно мала – если бы не она…
      – И тем не менее завода Эмсела ты не получишь, – выслушав рассказ Элизы до конца, твердо заявил Риордан.
      – Нет, получу! Я пока смогла отложить только пять тысяч долларов, но когда…
      Риордан громко, от всей души рассмеялся:
      – Элиза, Элиза. Какая же ты глупенькая! И до чего же упряма! Ты думаешь, все так просто? По-твоему, достаточно скопить нужную сумму денег, чтобы выкупить у меня якобы принадлежащее тебе по праву?
      Элиза побледнела – именно так она и считала все эти два года.
      – Я смогу…
      – Нет, не сможешь, моя дорогая. Я не продам тебе этот завод ни за какие деньги, ни за что на свете. К тому же он не нужен тебе.
      – Но ты должен продать! – воскликнула Элиза. – Он мой! Отец хотел, чтобы я унаследовала его!
      – Я скажу тебе правду, Элиза… Твой отец был азартным карточным игроком.
      – Ты лжешь!
      – Нет. Он проводил по шесть часов в день у Конлея. Там за игральным столом мы с ним и познакомились. Он проиграл этот самый завод в рулетку.
      – Нет! Я не верю тебе! – От крика Элизы, казалось, содрогнулись стены роскошной спальни.
      – Это правда, Элиза. Мне очень жаль. Но если ты не веришь мне, спроси у своей кузины Мальвы. Или у этой вертлявой француженки, она-то уж знает наверняка, можешь не сомневаться.
      Элиза отказывалась верить услышанному. Неужели все вокруг сплошной обман? Неужели все, ради чего она жила, не имело смысла?!
      – Никто не решался рассказать тебе об этом лишь потому, что твоя дочерняя любовь всегда была предметом всеобщего восхищения. Да к тому же ты бы никому и не поверила.
      Онемев от ужаса, Элиза не сводила глаз с Риордана.
      – Прости, Элиза, но твой отец застрелился от стыда и унижения. Он проиграл все свое состояние, разорил тебя. Вот истинная причина его самоубийства! Ты посвятила свою жизнь мести за смерть картежника.
      – Нет! – воскликнула Элиза; мир рушился у нее на глазах, и, уже не владея собой, в истерике, она бросилась на Дэниелса с кулаками. Ей хотелось стереть его с лица земли. Как он смел так чудовищно лгать, так жестоко клеветать на ее отца! Элиза рыдала и кричала одновременно. Нет, папа не мог этого сделать! Она знала его лучше, чем кто-либо другой, они прожили вместе девятнадцать лет!
      – Прекрати немедленно. – Риордан схватил Элизу за руки. – Все, что я сказал тебе, правда. Клянусь. Рано или поздно ты все равно бы узнала об этом.
      – Я…
      – Дыши глубже, Элиза. Полной грудью и медленно. – Элиза послушалась его и постепенно затихла. Истерика уступила место апатии.
      – Мой отец был прекрасным человеком, – спокойным, ничего не выражающим тоном произнесла она. – И я по-прежнему намерена вернуть его завод. Он просил меня об этом перед смертью.
      Риордан все еще не отпускал Элизу, опасаясь нового нервного припадка.
      – Мне очень жаль тебя, Элиза. Жаль, потому что ты пребываешь в плену собственных иллюзий. И я, конечно, восхищаюсь тобой, твоей смелостью, но… Но ты использовала мое имя, влияние, не исключено, моих служащих тоже. Ты предала меня. Я никогда не смогу этого забыть. И самое ужасное то, что ты спала со мной и думала о мести. Так вот знай – именно поэтому я уволю тебя.
      «Уволю!»
      Элиза сжала до боли кулаки. Ну что ж, этого следовало ожидать. Но где найти силы оставить то, к чему так успела привыкнуть, что полюбила всей душой?
      Они ведь и раньше ссорились, и подчас очень серьезно. Но теперь между ними непреодолимая пропасть. Теперь они навеки чужие!
      – Да как ты смеешь угрожать мне увольнением? – вскипела вдруг Элиза. – Да еще обвинять в предательстве! Это ты предал меня, используя как какую-нибудь дешевую девку с панели!
      – Что?!
      – Не смей отпираться и возражать! Посмотри на эту комнату… на этот роскошный будуар! Ха! Тоже мне, романтик! «Это гнездышко нашей любви», «это дань твоей красоте»! Да ты не задумываясь привел бы сюда и Линетт Маркис, и Марию Капециано, и…
      – Хватит! – взревел Риордан.
      – Нет, не хватит! У тебя ведь столько женщин! Сколько тебе их нужно? Целый кордебалет? – Элиза уже была не в силах остановиться. – Надоела одна, давай другую?! Да ты просто монстр! Все должно вертеться вокруг твоего «хочу». Ты даже дом свой превратил в тюрьму. Бедная Тесса! Кто ее мать? Очередная актриска?
      – Элиза, замолчи, пока не поздно. – Но не тут-то было.
      – Подумай, что будет с ней! – продолжала Элиза. – Кем она вырастет без родительской любви? Что может дать няня, даже искренне, всем сердцем ее любя? Сначала ты погубил моего отца, теперь губишь ни в чем не повинное дитя! Но ведь тебя это совсем не заботит! Тебя волнуют только деньги!
      С каждым словом Элизы лицо Риордана менялось, постепенно становясь серым. Элиза была поражена, увидев выражение его глаз. Он подошел к ней совсем близко, почти вплотную. Еще немного, и она не выдержит – таким взглядом можно даже убить.
      – Уж кто из нас и любит деньги, так это ты, Элиза. Ведь именно из-за денег ты закрутила всю эту историю, разве нет? Тобою двигали не высокие идеалы и дочерняя любовь, а холодный, корыстный расчет!
      – Нет! Меня интересовали не деньги!
      – Правда? Не думаю! Тебе нужны только деньги и власть. И твое поведение в Сент-Луисе прекрасное тому подтверждение: кроме заводов и фабрик, тебя здесь вообще ничего не волновало!
      – Все равно деньги здесь ни при чем! – попыталась объясниться Элиза, заранее уверенная в бесполезности любых слов. Риордан даже не допускает мысли, что она, как и он, любит прежде всего не деньги, а игру, в которую они втягивают делового человека.

* * *

      – Ты мошенница, Элиза. И я вправе требовать от тебя все заработанные на кирпиче деньги, акции и банковские обязательства – весь капитал.
      – И не подумаю.
      – Ты это сделаешь, иначе я отберу его силой.
      – Нет, мистер Дэниелс, меня не так-то просто запугать. – Элизу захлестнула волна жгучей ненависти. – Я ни при каких обстоятельствах не расстанусь с тем, что заработано лично мною! Я не совершила ничего противозаконного.
      – Неужели ты до сих пор не поняла, что мне ничего не стоит стереть тебя в порошок? Равно как и Пэтса Огдена или твоего женишка, Мэта Эберли. Да вы все разом с моей легкой руки можете завтра оказаться на улице!
      Внезапно Риордан замолчал.
      Молчала и Элиза.
      Обоим вдруг стало ясно: их спор откровенно зашел в тупик, и, похоже, выхода из этого тупика не было. Уж слишком многое они наговорили друг другу. Такие вещи трудно забыть, а простить и вовсе невозможно…
      – Я думаю… мне лучше уйти, – вздохнув, сказала Элиза. – Мы с Неллой переберемся в отель. Ну разумеется, возмещение всех твоих дорожных расходов на нас я возьму на себя. По приезде, чтобы уж покончить со всем разом, пришлю Неллу в контору за вещами…
      Она никогда больше его не увидит! Но не все ли равно? Ничего она больше не хочет: ни Риордана, ни отцовского завода, ни своих кирпичей… Господи, какая нелепая штука жизнь! Элиза подошла к туалетному столику. На душе было пусто и скверно. Она изо всех сил пыталась расплакаться, но не могла – только что бушевавшее в груди пламя выжгло все дотла.
      – Элиза, – тихо, едва слышно, окликнул ее Риордан. – Не делай этого. Подожди.
      – Почему? – безразлично спросила Элиза, старательно складывая ночную рубашку. – Разве ты только что не уволил меня? Думаю, теперь я вправе распоряжаться собой как угодно.
      Риордан, стиснув зубы, в упор смотрел на нее.
      – Нет, не спеши. – Он нехотя отвел глаза в сторону. – У меня есть к тебе предложение.

      – Предложение? – снова вспылила Элиза. – Хватит! Довольно! Нам не о чем больше говорить.
      – Может, ты все же выслушаешь меня?.. Должен признать, что во многом твои слова справедливы.
      Элиза не верила своим ушам. С нескрываемым удивлением она смотрела на Риордана.
      – И теперь, после нашей ссоры, – продолжал он, – я не могу откладывать свои планы.
      – А! Понятно, у тебя, как всегда, планы. – Элиза горько усмехнулась.
      – Да, планы. Планы, всецело зависящие от твоего согласия.
      – Извини, но согласись, после всего того, что мы наговорили друг другу…
      – Погоди, не перебивай меня. – Риордан нетерпеливо махнул рукой. – Я верну тебе завод Эмсела. Весь целиком.
      – Что?!
      – Я верну тебе также дом твоего отца. Он, правда, сейчас принадлежит не мне, но я выкуплю его.
      Элиза чувствовала себя по меньшей мере глупо. В душе она уже навеки попрощалась с ним, и вот опять! Что ему от нее нужно? Зачем он это делает?
      – Я ничего не понимаю. – Элиза растерянно развела руками. – К чему ты клонишь? И вообще о чем ты?
      – О своей дочери.
      – О Тессе? – еле слышно прошептала Элиза. Риордан устало, словно вконец обессилев, сел на кровать.
      – Помнишь, я рассказывал тебе о своем детстве и о людях, окружавших меня? Они-то и делали мою жизнь невыносимой, пока я не вырос и не смог защищать себя сам. Но даже тогда меня не переставая преследовали сплетни. Причиной тому, как ты понимаешь, было мое внебрачное рождение… Я не хочу всего этого для Тессы. Цель моей жизни – оградить ее от подобных унижений. Я должен защитить свою дочь.
      – Все верно, но при чем тут завод Эмсела? Вернее, мой завод?
      – Пока не твой, и получить его ты сможешь только при одном условии.
      – И каково же оно? – не переставая в глубине души удивляться своему спокойствию, довольно сухо поинтересовалась Элиза. – Скажи наконец, что ты задумал.
      – Выходи за меня замуж, Элиза.
      – Замуж?! – Элиза отшатнулась, словно ее норовили ударить по лицу. Похоже, ему действительно доставляет удовольствие издеваться над ней. Иначе как объяснить происходящее? – Риордан, прошу тебя, остановись! Всему есть предел…
      – Понимаю, ты не веришь мне. Но я говорю совершенно серьезно. Мне нужно прежде всего узаконить Тессу, – продолжал он. – И тогда не придется, как ты верно подметила, держать девочку взаперти. Но кое в чем ты все-таки ошибалась.
      – В чем же?
      – Ее любит не только няня. Прежде всего ее люблю я, сильно и преданно. Никогда бы раньше не подумал, что смогу так привязаться к ребенку. Впрочем, сейчас речь не об этом. Я хочу сделать Тессу счастливой. Ты понимаешь меня?
      – Не совсем. Я не представляю, как помочь тебе, Риордан. – Элиза, пытаясь сосредоточиться, потерла ладонью лоб.
      – Ты – Эмсел. У тебя безупречная родословная, знатное старинное имя, в твоих жилах течет голубая кровь.
      – Ты говоришь обо мне, как о породистой скаковой лошади!
      – Неправда. Просто ты вхожа в высшее чикагское общество, у тебя есть друзья, связи, которые помогут ввести в свет мою дочь.
      Какая самонадеянность! Считать ее имя входным билетом в чикагский салон и великосветские гостиные!
      – Не так-то это легко, как ты предполагаешь. Тессе исполнится год, и нам не удастся, поженившись, выдать ее за свою дочь. Пойдут разговоры, сплетни… Ее положение будет ничем не лучше теперешнего.
      – Я подумал и об этом. Например, после нашей свадьбы придет телеграмма, сообщающая о внезапной гибели твоих дальних родственников, оставивших свою дочку сиротой. Мы с тобой отправимся за ребенком, привезем его к себе и воспитаем, как своего. Тесса будет расти вместе со сливками чикагского общества и выйдет в свет так же, как Маккормики, Бидли и Армуары.
      – Но ведь это ложь! – не выдержав, воскликнула Элиза.
      – Ложь? Бог мой, Элиза, и ты еще смеешь обвинять меня во лжи? Ты что, никогда в жизни не лгала?! Но опять-таки речь сейчас не о нас с тобой. Сейчас мы говорим о Тессе. О моей дочери. Для нее я ни перед чем не остановлюсь. Я на все готов, слышишь?
      – И даже жениться на мне? – Голос Элизы дрогнул.
      – Да, даже жениться.
      – Наш брак невозможен до тех пор, пока ты не скажешь мне, кто мать Тессы.
      – Я не намерен говорить об этом.
      – Почему? В конце концов, – Элиза ухмыльнулась, – я ведь твоя будущая жена.
      – Это тайна, которую во что бы то ни стало необходимо сохранить. В противном случае все мои замыслы рухнут. – Лицо Риордана было печальным и строгим. Судя по всему, он слишком хорошо знал то, о чем говорил. – Тебе придется смириться с неизвестностью. Конечно, если тебя волнует судьба Тессы.
      Элиза отвернулась, изо всех сил стараясь скрыть свою растерянность. Ни единого слова о любви! Ни малейшего намека на чувства. Он не доверяет ей, он не считается с нею… Интересно, собирается ли он рвать со своими любовницами, и с Линетт Маркис в первую очередь?
      Сердце Элизы готово было выскочить из груди. Похоже, он все-таки выиграл. Но разве можно считать проигрышем исполнение своей двухлетней мечты? Ведь за участие в этой интриге ей достанется ни много ни мало завод Эмсела. А значит, она сможет выполнить клятву, данную отцу. Какое ей дело до дурной славы Авена Эмсела! Он ее отец, и она любит его не за славу. Если она выйдет замуж за Риордана, то возьмет реванш… правда, несколько своеобразный, но… Но она все же станет хозяйкой завода Эмсела.
      Но это еще не все. Жена Риордана так же, как и он сам, будет обладать неограниченной властью. Деньги мужа, а стало быть, и ее деньги, подарят ей эту власть! И тогда, забыв о роли скромной служащей, она, Элиза Эмсел, наконец-то наравне с ним сможет открыто заниматься предпринимательством. Нет, определенно это победа! Мечты сбываются – отец отомщен, а она получает доступ в мир крупного бизнеса, в мир серьезных деловых отношений. И потом, ей действительно очень хотелось помочь Тессе.
      – Я согласна, но… – Элиза покраснела до корней волос. – Но, если у тебя будет любовница, я не должна знать об этом… Даже малейших сплетен за своей спиной я не потерплю.
      – Черт побери, Элиза, а почему, собственно, ты отказываешь мне в порядочности? Я буду относиться к своей жене с должным уважением. Надеюсь, я вправе рассчитывать в этом на взаимность?
      Элиза до глубины души была оскорблена таким вопросом, но виду не подала.
      – Да, – спокойно ответила она.
      – Прекрасно. В таком случае наша помолвка пойдет нам обоим на пользу. А теперь, если ты, конечно, не возражаешь, моя дорогая невеста, – Риордан устало усмехнулся, – я хотел бы прогуляться. Мне необходим глоток свежего воздуха.
      С этими словами он вышел из комнаты, оставив Элизу наедине со своими мыслями. «Мы бедны, но благородны. А значит, должны жить за счет своей внешности и громкого имени», – вспомнились ей вдруг слова отца.
      – Ну что ж, папа, твои уроки не пропали даром, – едва слышно прошептала Элиза. – Твоя малышка выходит замуж по расчету.
      На глаза навернулись слезы. Господи, как все нелепо! К чему эти дурацкие разговоры о расчете? Зачем лгать самой себе? Она любит Риордана, любит с тех пор, как увидела впервые. С того самого дня, когда они неслись в упряжках наперегонки по улицам Чикаго. Она любит его! Несмотря на все ссоры и обиды, несмотря на его бесконечных любовниц, несмотря на эту жестокую, расчетливую помолвку! И ничто на свете не может заставить ее ненавидеть Риордана, ведь в сердце, полном любви, нет места для злобы! И от этого никуда не деться: она будет любить его до глубокой старости, до самой смерти.
 
      Через пять дней они вернулись в Чикаго, и Элизе пришлось выдержать непростой разговор с Мэтом Эберли и расторгнуть их помолвку. Какое счастье, что судьба уберегла ее от свадьбы с Мэтом! Он был из тех безвольных мужчин, что лишены всякой самостоятельности: они и над женщиной господствуют, только если она добровольно соглашается на это.
      Несколько дней спустя Риордан преподнес Элизе кольцо с бриллиантом, добытым в шахте де Бирс в Южной Африке.
      – Оно такое тяжелое, что я с трудом шевелю пальцем, – восхищенно вздохнула Элиза, глядя на сверкающий алмаз.
      – Так и должно быть. Камень весит пятьдесят каратов.
      – Но он слишком большой. Пожалуй, чересчур.
      – Ерунда. Я – Риордан Дэниелс, и моя жена должна затмевать всех красотой и богатством.
      Чудесный подарок, еще раз напомнивший об условиях их соглашения…
      Элиза решила полностью открыться кузине Мальве и рассказала ей об их замысле. Когда Мальва выслушала историю от начала и до конца, ее изумлению и разочарованию не было предела.
      – Но, Элиза, это очень похоже на дешевый бульварный роман!
      – Возможно, но такова жизнь. И мне непонятно, чему тут удивляться, – вспыхнула Элиза. – Обычный брак по расчету. Джентльменское соглашение. Люди веками совершали подобные браки.
      – Но, дорогая моя, сейчас на дворе 1873 год, а не шестнадцатое столетие. – Элиза редко видела свою кузину до такой степени рассерженной.
      – Но я люблю его, Мальва! Вот в чем настоящая беда! Надо же было такому случиться! На мне, бесприданнице, женится по расчету один из самых богатейших людей Америки! – Элиза чуть было не заплакала.
      – Понятно, – вздохнула Мальва. – Поступай, как считаешь нужным. Но по правде сказать, я не одобряю твоей затеи. Конечно, Дэниелс красив. Но его прошлые, да и нынешние любовные похождения известны всем и каждому, именно поэтому высший свет и отвернулся от него. Хотя, я полагаю, если он женится на женщине с твоим положением, то это можно будет поправить.
      Элиза рассмеялась сквозь слезы и, обняв Мальву, закружила ее по комнате.
      – А Тесса? Ты ведь поможешь мне с ней, правда?
      – Наверное, я могла бы все устроить. Но тут необходим хорошо продуманный план, выполнение которого потребует много сил и времени.
      – Риордан не может долго ждать. Он хочет, чтобы мы поженились через несколько недель. А раз уж у него появилась какая-нибудь цель, он не остановится, пока не добьется своего.
      – Да, но в этом деле лучше не торопиться. Спешка может только повредить. Сначала надо подготовить общественное мнение, вновь ввести тебя в наш круг, дать возможность тебе освоиться и наконец представить всем его самого. Вы должны какое-то время появляться в свете вместе. К вам должны привыкнуть. Только тогда можно приниматься за устройство судьбы ребенка. Пока вы будете посещать балы и званые вечера, я ненавязчиво сообщу, что у тебя отыскалась дальняя родственница с ребенком. А потом мы разыграем спектакль с историей о серьезной болезни бедняжки, о ее муках и в конце концов, как это ни ужасно, смерти.
      Элиза пришла в неописуемый восторг от изобретательности и предусмотрительности кузины.
      – Послушай, Мальва, да ты прирожденная интриганка!
      – Похоже на то, – усмехнулась Мальва. – Можешь передать своему жениху, я согласна помочь вам, а в награду я хочу вовсе не обременительную для него мелочь.
      – О чем ты говоришь?
      – Пусть Дэниелс поможет моим девочкам-сиротам. Человеку с его состоянием это пустяк. А девочкам облегчение. И потом, благотворительность – дело святое.
      Итак, появился план действий. Он состоял из трех частей: Элиза, Риордан, Тесса. Под первым номером значилась Элиза, и Мальва принялась за дело с чудовищной энергией, которая некогда превратила ее в одну из основных фигур чикагского общества.
      Для успешного осуществления плана Элиза должна была покончить с работой в конторе Риордана и полностью посвятить себя свету.
      – Послушай, Мальва! Я люблю работать! – в отчаянии заламывая руки, умоляла свою кузину Элиза.
      – Если хочешь знать, полноценная жизнь в свете – тоже работа, и еще какая! Один только гардероб займет у тебя целые дни, а то и недели.
      Так и случилось. Они вместе совершали бесконечные визиты к портнихам, ювелирам, модисткам, перчаточникам. И все ради того, чтобы гардероб Элизы отличался элегантностью и вкусом, но не режущей глаз роскошью: требовалось вызывать у светских дам восхищение, но не зависть.
      – Напрасно он подарил тебе такое неприлично большое кольцо, – с сожалением покачала головой Мальва. – Все наши дамы позеленеют от злости и зависти. Да и мужчины тоже – не многие из них в состоянии делать подобные подарки своим женам. Но сделанного не воротишь, время упущено, уже слишком многие видели его. Так что придется тебе его носить. А с другой стороны… Нет худа без добра. Люди уважают большие деньги, даже побаиваются их.
      Риордан полностью одобрил задуманное Мальвой. Правда, теперь ему с утра до ночи приходилось просиживать в конторе – работа отнимала у него больше времени, чем прежде, когда Элиза помогала ему. Как-то она зашла к Риордану за наличными деньгами – нужно было срочно оплатить счета. Из кабинета доносился громкий голос Риордана, который в ярости кричал на кого-то.
      Элиза не вытерпела и подошла к двери послушать, к тому же она была почти уверена, что Риордан в разговоре несколько раз упомянул имя Тессы. Но ни единого отзвука голоса его собеседника слышно не было. Так что Элиза отошла от двери, ничего не узнав. Вскоре появился сам Риордан – раздраженный и злой.
      – Элиза? Что привело тебя сюда?
      – Мой гардероб, – ответила она. – Ты же сам настаивал, чтобы я занималась им активно и обращалась к тебе за…
      Риордан безропотно протянул ей конверт с деньгами, точно так же, как он это делал, расплачиваясь с Линетт Маркис. Элиза почувствовала себя неловко, но Риордан, не замечая ее смущения, продолжал:
      – Я открыл для тебя счета во всех крупнейших магазинах. Больше никаких затруднений с деньгами. Трать сколько нужно.
      – Спасибо. Ты очень щедр.
      – Это не щедрость, а всего лишь одно из условий нашего соглашения, – пожал плечами Риордан.
      – Нашего соглашения! – вспыхнула Элиза. – И больше тебя ничего не волнует?
      – А что еще, по-твоему, должно меня волновать? Ты ведь не можешь упрекнуть меня в недобросовестности?
      – Нет. Я… – Элиза решила не продолжать и отвернулась. Ее обижало равнодушие Риордана. Неужели он совсем не видит, как она любит его?
 
      Наступило Рождество, и гостиные на Мичиган-авеню украсились пушистыми елками, увитыми гирляндами. В своем роскошном особняке Мальва устроила обед, на котором Элиза и Риордан должны были впервые показаться в свете вместе.
      Гости, разодетые в пух и прах, прибыли к семи часам. Дамы прошли в малую гостиную, оживленно обсуждая туалеты и последние светские новости. Мужчины – в курительную комнату, куда по традиции был подан серебряный поднос с именными конвертами. В конвертах лежали карточки с именами дам, назначенных каждому джентльмену для сопровождения к обеденному столу.
      Затем гости спустились вниз, где их встретила Мальва в великолепных черных шелках. Для каждого из присутствующих у нее нашлось приветливое слово, каждого она умела окружить вниманием и гостеприимством.
      – Шарлотта, вы знакомы с Риорданом Дэниелсом? Он один из попечителей нашего приюта. Благодаря ему, помимо шести великолепных коттеджей для преподавателей, строится также новое здание школы и жилой комплекс для несчастных сирот.
      Риордан одарил почтенную матрону, осыпанную бриллиантами с ног до головы, учтивой улыбкой. Глядя на него, никому бы и в голову не пришло, как скучны ему все эти условности и правила, как ему хочется поскорее уехать домой. Риордан время от времени принимался упрашивать Мальву избавить его от тягостных, но необходимых светских раутов, уверяя, что он чувствует себя дрессированной обезьяной на арене цирка.
      – Что? – Мальва, у которой сразу же установились теплые, дружеские отношения с красавцем финансистом, от всего сердца расхохоталась. – Не выдумывайте, Риордан, вы меньше всего похожи на обезьяну. Да вы один из самых интересных людей, когда-либо посещавших мой салон! Все дамы покорены вами!
      – Наверное, – сердито отозвался Риордан. – Но от этого ваши обеды не перестают казаться мне нелепыми. Особенно ритуал, который вы называете «сменой темы разговора». Мы все должны, не спуская с вас глаз, как с хозяйки дома, следить за тем, к кому из гостей вы обратитесь с вопросом или репликой. И тут же, как по команде, поворачивать головы к нему, прислушиваясь к вашему разговору и стараясь вставить какое-нибудь «остроумное» замечание. Вы никогда не задумывались над тем, как смехотворно это выглядит со стороны?
      – Смехотворно? – Благодушие Мальвы резко сменилось надменной холодностью. – По-моему, сейчас, Дэниелс, на карту поставлена судьба вашей дочери. Кстати, вы с Элизой не получили еще список приглашений?
      – Да, конечно… – Риордан смутился. – Извините меня, Мальва, я действительно хочу помочь своей дочери и очень благодарен вам за помощь. Я готов пойти на все ради нее.
      – Ну хорошо. Оставим это, – смягчившись, сказала Мальва. – И потом нам не только незачем, но и некогда ссориться. Приближается Новый год, и я собираюсь дать роскошный бал на зависть всему Чикаго. Разумеется, вы с Элизой получите приглашения в числе первых. На этом балу самое время упомянуть в разговоре нашу дальнюю родственницу. Пора появиться Тессе Эмсел.
      – Хорошо. А не рано ли? – взволнованно спросил Риордан. – Вдруг у нас ничего не получится!
      – Исключено! Я беру Тессу под свое крыло, а это немало: никто не осмелится пренебречь девочкой, рискуя нажить себе врага в моем лице.
      – Мальва, вы великолепны. – Дэниелс весь просиял от счастья. – Слушая вас, я начинаю верить в успех!

* * *

      Канун Нового года выдался снежным, весь город замело, и гостям Мальвы пришлось добираться до ее дома на санях. Пушистые снежинки искрились на роскошных мехах, великолепных вечерних прическах дам и оседали на бриллиантах, теряясь в их блеске. Посреди бального зала, освещенного тысячью свечей, возвышалась огромная новогодняя елка, украшенная мишурой и сотнями мейсенских фарфоровых колокольчиков. Семь хрустальных шандалов щедро разливали свет, проникающий в самые укромные уголки зала. А изысканные оранжерейные розы в напольных вазах разливали вокруг чудесное благоухание.
      Громко звучала музыка; вальсирующие пары завораживали входящих в зал новых гостей.
      – Дорогая… я надеюсь, мы не пропустим следующий танец, – С этими словами Риордан вывел Элизу на середину зала.
      – Ты великолепно танцуешь, – прошептал он нежно поддерживая Элизу.
      – Ты тоже, – искренне удивилась она, поскольку до сегодняшнего дня не предполагала, что Риордан вообще танцует.
      – Я танцую только благодаря урокам твоей кузины.
      – Мальва давала тебе уроки танцев?
      – Да. Более того, она посчитала меня весьма способным учеником. – С этими словами, как бы желая продемонстрировать свои вновь приобретенные навыки, Риордан лихо закружил вконец ошеломленную Элизу в такт удивительной мелодии.
      Риордан танцевал мастерски, Элиза доверилась ему полностью и вдруг заметила, как другие танцующие пары расступились и отошли на почтительное расстояние, чтобы полюбоваться ими.
      Элиза догадалась, что Риордан специально вывел ее в центр, чтобы привлечь всеобщее внимание и публично выказать свое предсвадебное восхищение невестой. Интересно, как отнесется общество к подобному показательному выступлению? Вероятно, уместнее было бы держаться скромнее.
      – Риордан, – прошептала Элиза, – ты привлекаешь к себе слишком много внимания.
      – Конечно. Мальва показала мне несколько сложных фигур, и я решил попробовать исполнить их на публике. Должен заметить, у нас неплохо получается.
      – Но… на нас же смотрят! И аплодируют!
      – Вот и славно. Пусть все знают и привыкают к тому, что мы теперь полноправные члены их общества.
      Когда часы забили полночь и до наступления Нового года оставалось всего несколько ударов, в бальный зал вошли мальчики-слуги, одетые под пажей, и выпустили из огромных корзин целую стаю белоснежных голубей.
      Голуби закружились в воздухе, наполнив зал шелестом крыльев и воркованием, чем вызвали восхищенно-восторженные крики всех присутствующих.
      Элиза смеялась и хлопала в ладоши вместе со всеми.
      – Как здорово! А кто их будет потом ловить? Интересно, чья это идея?
      – Моя. – Риордан торжествующе посмотрел вверх. – Я не ошибся – голуби в новогоднюю ночь понравились всем. А ты заметила, у каждой птицы на шее висит ожерелье из фальшивых алмазов?
      Риордан склонился к Элизе и, будто они были наедине, поцеловал ее нежно и властно. Ей ничего не оставалось, как ответить на его поцелуй.
      – Ну вот, – радостно улыбнулся Риордан. – Наконец настал наш с тобой год, Элиза. Сначала бракосочетание. А потом мы узаконим Teccу и покажем ее всем.
      Элиза вспыхнула. Она надеялась, что… эти птицы, этот поцелуй, полный нежности и любви… Но оказывается, Риордан думал вовсе не о ней, а о Тессе.
      – Да, – печально согласилась Элиза, от ее радости не осталось и следа.

      Они должны были пожениться в день Святого Валентина. Церемония обещала не иметь себе равных по роскоши и обилию приглашенных – гвоздь сезона, да и только.
      – Боже мой! – воскликнула Корделия, сопровождавшая Элизу в очередном походе по магазинам. – Ведь твоя свадьба через четыре дня! Глядя на тебя, этого не скажешь – ты совершенно равнодушна и не испытываешь никакого восторга по этому поводу.
      – Ну почему же, испытываю.
      – Прости, но что-то не видно. Можно подумать, ты каждый день выходишь замуж за самых обворожительных мужчин Чикаго.
      Элиза иронически улыбнулась, вспомнив, что еще год назад Риордана никто бы не счел завидной партией. Таким его сделали Мальва и собственная непоколебимая решимость пойти на любые траты и мучения, связанные с появлением в свете, ради своей дочери.
      – Наверное, я уже свыклась с этой мыслью, – солгала Элиза.
      – Свыклась! Элиза, да что ты! Он так красив и богат! Просто душка! Нет, я бы никогда не привыкла к такому мужу. – По своему обыкновению, Корделия болтала без умолку обо всем подряд. – И потом, он так добр…
      – Добр?
      – Ну конечно. Ведь он принял твою маленькую племянницу, Тессу. Бедная девочка! Потерять родителей в таком нежном возрасте! Как все-таки здорово, что вы с Риорданом берете ее к себе! А иначе малютку пришлось бы отдать в сиротский приют.
      – Риордан очень заботливый человек, – заметила Элиза.
      – Да, это точно! Не каждый мужчина способен на такое благородство, ведь он согласился законным образом удочерить ее! Представляю, насколько великолепна будет ваша свадьба! Уверена, не удержусь и расплачусь. Я всегда плачу на свадьбах. Даже на своей собственной и то разревелась.
      И тут Корделия уселась на своего любимого конька; она вышла замуж на Рождество, и теперь ее переполняли впечатления от семейной жизни.
      Элиза подвезла Корделию домой, а сама поехала к себе. В дороге на нее снова нахлынули опасение и мучительное беспокойство, вызванные предстоящими торжествами.
      Риордан действительно самоотверженный человек, по крайней мере во всем, что касалось его дочери. И сколько Мальва ни упрашивала его подождать хотя бы несколько месяцев после свадьбы и только потом выводить в свет Тессу, Риордан категорически отказался.
      – Нет, черт побери! Она моя дочь, я и так достаточно долго ждал, держа ее взаперти. Я хочу как можно скорее заявить о ее существовании. Разве не для этого мы устроили всю канитель?
      Они втроем пили чай в роскошной гостиной Мальвы.
      – Но это рискованно… – начала было кузина.
      – Нет, не рискованно! Какая разница, когда врать – сейчас или через несколько недель? Как мы уже решили, я тайно увезу Тессу в Детройт, потом Элиза поедет за ней и привезет сюда. Затем всем сообщим о смерти ее матери, и наконец Элиза заявит о своем желании удочерить круглую сироту, а я соглашусь в угоду своей супруге. – Риордан пожал плечами. – И незачем тянуть.
      – Все верно. Но такая спешка… – нахмурилась Мальва.
      – Я требую… Я настаиваю сделать все как можно скорее. Я сам прослежу, чтобы не было никаких осечек.
      – Каких осечек? – беспокойно взглянула на него Элиза.
      – Не важно, – ответил Риордан. – Я обо всем позабочусь.
      Итак, Элиза, по настоянию Риордана, начала действовать. Она съездила в Детройт и вернулась с маленькой Тессой на руках, которую за неделю до этого туда тайно переправили. Теперь девочка с няней жили у Элизы. Малышка радостно бегала по всему дому, резвилась от души. Тесса покорила Элизу, полностью завоевав ее сердце.
 
      С приближением дня свадьбы жизнь становилась все более суматошной. Время проходило в званых вечерах, приемах, обедах. От Риордана ежедневно поступали корзины с цветами, не считая свадебных подарков: фарфор, серебряные чайные сервизы, украшения, мебель. Днем Элиза жила полноценной радостной жизнью готовящейся вступить в брак женщины.
      А ночами… Элиза не могла избавиться от бессонницы. Почти каждый рассвет она встречала, обуреваемая тревожными мыслями и кошмарами.
      В последние дни с Риорданом творилось что-то неладное. Он худел на глазах, его лицо становилось все более изможденным; он стал не в меру рассеянным и раздражительным.
      – Что с тобой? – набравшись однажды смелости, спросила Элиза.
      – Ничего, – резко ответил Риордан. – А что ты вдруг так разволновалась?
      Элиза пожала плечами:
      – Ты все время какой-то раздраженный, злой. Похоже, у тебя неприятности, о которых ты не считаешь нужным мне рассказать.
      – Вздор!
      – Тогда в чем же дело?
      – Ни в чем. – Риордан явно не желал продолжать разговор. – Все в порядке.
      – И все-таки ты чем-то встревожен. Я волнуюсь за тебя.
      – Вот и зря. – Риордан неопределенно пожал плечами и вышел из комнаты.

* * *

      «Что ж все-таки происходит? – недоумевала Элиза. – Быть может, это как-то связано с Тессой?..»
      – Мисс Эмсел, к вам посетительница, – раздался из-за двери вкрадчивый голос Неллы. – Я постаралась объяснить ей, что вы не принимаете, но она ничего не желает слушать.
      – А кто эта женщина?
      – Она отказалась представиться. – Рассерженная неожиданным вторжением, Элиза принялась быстро переодеваться. По установленной в высшем обществе традиции, у каждой светской дамы были строго отведенные часы и дни приема гостей. В этот день Элиза не принимала. Наверное, к ней заглянула очередная настырная сотрудница «Трибюн» – предстоящее бракосочетание обещало наделать много шума.
      – Бог мой, неужели мне посчастливилось лицезреть прекрасную юную невесту, о свадьбе которой говорит весь Чикаго? – Линетт Маркис приветствовала Элизу недоброй улыбкой и даже не поднялась, когда та вошла в гостиную. Смешанный аромат духов и бренди витал вокруг актрисы как туманная предрассветная дымка, а холодный взгляд кошачьих глаз был полон решимости.
      – Добрый день, мисс Маркис. Я так понимаю, у вас сегодня нет дневного спектакля?
      – Вы правы, – ответила Линетт. Из соседней комнаты послышалось детское лопотание. – Я слышала, что вы собираетесь взять на воспитание и даже удочерить маленькую девочку. Об этом говорили в салоне у Фифины. Я теперь покупаю шляпки только у нее. Мне нравится ее стиль и умение подчеркнуть мою миловидность.
      – Вот как? – Элиза не понимала, зачем пришла Линетт, но знала наверняка – не затем, чтобы поговорить о своей модистке.
      – Малышка очень хорошенькая, не правда ли? Я любовалась ею, пока ждала вас. Я и раньше ее видела, когда вы вместе с Риорданом выносили ее из экипажа. Этакая копна темных кудряшек…
      – Зачем вы пришли сюда? – тревожно спросила Элиза. Ее внезапно пронзила ужасная догадка.
      – А как вы сами думаете?
      Элизе вдруг стало ясно: она всегда ждала этого визита, несмотря на все уверения администратора театра и Марии Капециано. Пожалуй, только благодаря этому Элизе удавалось держать себя с холодным достоинством и говорить спокойно.
      – Вы ведь мать Тессы, не так ли?
      – Да.
      Женщины молча смотрели друг на друга, словно готовясь к беспощадной битве.
      Наконец Элиза не выдержала:
      – Но разве вы можете быть чьей-то матерью? Вы ведь за всю свою жизнь не пропустили ни спектакля, ни репетиции!
      Линетт рассмеялась, и на Элизу еще сильнее пахнуло бренди.
      – Я ведь актриса! А для тех, кто имеет голову на плечах и умение перевоплощаться, есть много способов обмануть ротозеев. Как видите, мне удалось. Но сейчас речь не об этом. Риордан послал за мной, чтобы я подписала какие-то документы, связанные с ребенком, и уступила девочку ему.
      От волнения у Элизы перехватило дыхание.
      – Я полагаю, вы не откажетесь выполнить необходимые формальности? Тесса должна вырасти в нормальных условиях и вести достойный образ жизни. Она будет окружена любовью и заботой. Безусловно…
      – Безусловно только то, что у меня, слава Богу, есть голова на плечах, – насмешливо перебила ее Линетт. – Он думает отделаться от меня пустой болтовней, посулами да ничтожной суммой наличных. Ничего не выйдет! Он не желает, видите ли, жениться на мне! Хорошо, тогда я буду действовать по-другому. Нравится ему это или нет, а я по капле выжму из него все, полагающееся мне по праву.
      – Но подумайте о Тессе…
      – Нет. Уж лучше я подумаю о себе. Всю свою жизнь я рассчитывала только на себя. Никто никогда не заботился обо мне. А вот вам не мешало бы подумать о своей свадьбе, мисс Эмсел. Все газеты только и пишут о предстоящем торжестве.
      Элиза остолбенела. Ах вот оно что! Линетт решила превратить их свадьбу в ужасный скандал. Ей стоило огромных усилий выглядеть абсолютно спокойной.
      – Объяснитесь, мисс Маркис.
      – Вероятно, вы будете неприятно удивлены, но я кое-что знаю о вашем женихе. Причем такие вещи, которые заставят многих в Чикаго изменить мнение о нем. Его сразу же перестанут принимать во всех светских гостиных, где он уже преуспел.
      – Что вы имеете в виду?
      – Спросите у него сами. Ему есть что порассказать, – ухмыльнулась Линетт.
      От негодования Элизу била мелкая дрожь. Она с трудом могла вообразить Линетт матерью Тессы. Скорее эта женщина напоминала злую мачеху, явившуюся на погибель своей падчерице.
      – Я прошу вас оставить меня, мисс Маркис. Покиньте мой дом немедленно.
      – С удовольствием. – Линетт тряхнула головой, и ее глаза злобно сузились. – Но прежде я хочу сказать вам, мисс Зазнайка, именно от меня зависит, состоится ваша свадьба или нет. Я могу расстроить ее, если захочу. Поэтому в ваших же интересах поговорить со своим… пока еще женихом.
      Линетт развернулась и, победоносно усмехнувшись, вышла. После ухода незваной гостьи Элиза, мучимая страхами и самыми ужасными предположениями, поспешила к Риордану. Слава Богу, он был у себя. Безнадежно путаясь, перескакивая с одного на другое, она сбивчиво пересказала свой разговор с Линетт.
      – Она многое может сделать, если захочет, – мрачно произнес он, выслушав рассказ Элизы.
      – Господи! Я ничего не понимаю. Неужели она действительно мать Тессы?
      – Да, – тяжело вздохнул Риордан. – Она ее мать.
      – И это все, что ты можешь мне сказать? Почему ты молчал до сих пор? Как ей удалось скрыть ото всех свою беременность? Что она имела в виду, говоря о каких-то ужасных вещах из твоего прошлого?
      Риордан встал из-за стола и прошелся по комнате; его походка напоминала движения дикого зверя, потревоженного в своем логове.
      – Я не хочу обсуждать это с тобой, Элиза.
      – Прекрасно! Но ведь у нас через четыре дня свадьба, мы собираемся удочерить твоего ребенка! А я должна пребывать в полном неведении?
      – Элиза, успокойся, пожалуйста. Все не так страшно, как кажется поначалу.
      – Не страшно?! – Элиза вся задрожала от негодования. – Скажите, пожалуйста, какой смельчак! Да если хочешь знать… – Она решительно сжала кулаки. – В общем, короче: или ты сейчас же скажешь мне правду, или я… ударю тебя прямо в твой огромный нос, который ты так любишь задирать!
      – Ты не посмеешь. – Неожиданно Риордан ласково улыбнулся ей, как ребенку.
      – Еще как посмею! – кипятилась Элиза.
      – Ну, тогда давай пробуй.
      – Что… – Она растерянно захлопала глазами. Риордан не ответил. Заложив руки за спину, он подошел к ней вплотную и слегка наклонил вперед голову. Выглядело это так забавно, что Элиза рассмеялась. Смех ее был настолько искренен и настолько заразителен, что Риордан рассмеялся вслед за ней. Через секунду они стояли обнявшись, охваченные порывом неудержимого веселья.
      – Ну ладно, – сказала Элиза, когда они оба успокоились. – А теперь ты должен рассказать мне все, Риордан. Пригрозив тебе рукоприкладством, я, конечно, пошутила, но я не уйду отсюда до тех пор, пока не узнаю правды.
      История оказалась краткой, грязной и печальной. Чуть больше двух лет назад Риордан жил в Нью-Йорке, отдавая работе все свои силы и время. Но однажды вечером друзья уговорили его сходить в театр, где он впервые и увидел Линетт Маркис.
      – Она была чувственна, очаровательна и чертовски притягательна. Да что тебе рассказывать, ты сама видела ее на сцене. После спектакля мы пошли за кулисы, и мой друг познакомил нас. Я пригласил Линетт на ужин.
      – Понятно, – задумчиво произнесла Элиза. – А… ты любил ее?
      – Любил? Нет! Хотя находил ее обворожительной, не скрою. Она принадлежала к тому типу женщин, который мне не встречался раньше, – мягкая, ласковая и абсолютно независимая. Если отбросить ненужные подробности, то события развивались так: мы стали любовниками, и она забеременела. Сначала Линетт попыталась сделать выкидыш, накачивая себя наркотиками и спиртным, но безуспешно. Тогда она скрыла свою беременность.
      – Скрыла?!
      – Оказалось, при помощи корсетов, нижних юбок, платьев с завышенной талией, свободных накидок и жакетов это вполне возможно. Наверное, ей приходилось нелегко, но она не пропустила ни единого спектакля и родила совсем одна в гостиничном номере, в присутствии одной лишь горничной. А я узнал обо всем гораздо позже. К тому времени мне пришлось переехать в Чикаго. В Нью-Йорк я приезжал редко, только по делам.
      – Понятно.
      – По правде говоря, мне вообще ничего не было известно до тех пор, пока Линетт не пришла ко мне однажды с ребенком на руках. Она клялась, что девочка от меня. Сначала я не мог ей поверить. Но, взглянув на малышку, я понял – это моя дочь. Сомнений быть не могло. Линетт не лгала.
      – Тесса действительно похожа на тебя, – прошептала Элиза, с замиранием сердца ожидая продолжения истории.
      – Я согласился признать девочку своей и взять ее на воспитание, а потом удочерить. Но Линетт категорически отказалась. Она хотела выйти за меня замуж. При всем желании помочь ребенку я не мог этого сделать – к тому времени Линетт уже открылась мне во всей своей красе… Судя по всему, она не ожидала отказа и поэтому впала в настоящее бешенство; требуя две вещи – мои деньги и меня самого. Сцена была омерзительной… Напоследок Линетт пригрозила увезти девочку в другой город и подбросить ее кому-нибудь под дверь, чтобы я никогда не узнал, где моя дочь. Тесса была очаровательным ребенком. Когда я протянул к ней руку, она схватила ее и не отпускала, словно прося о защите. – Его голос дрогнул. – Я понял… Это было выше моих сил, Элиза.
      – Что ты сделал?
      – Я выкрал Тессу.
      – Что?
      – Да. – Его лицо исказилось от боли. – Я вырвал ребенка из рук Линетт и унес невзирая на крики и угрозы, несшиеся мне вслед. Той же ночью я уехал в Чикаго и взял Тессу с собой. Попросту говоря, украл ее. В качестве компенсации Линетт в скором времени получила по почте чек на довольно приличную сумму. Вот и вся история.
      – А она не обращалась в полицию? – спросила Элиза.
      – Нет. Напротив, она бросилась вслед за мной в Чикаго и, вынудив меня снова стать ее любовником, заставила плясать под свою дудку.
      – Ты великолепно танцуешь, – еле слышно вымолвила Элиза. У нее голова шла кругом от обилия открывшихся неприятных подробностей.
      – Все, что я делал для Линетт, я делал для Тессы. – Риордан тяжело вздохнул. – Я изо всех сил старался избежать скандала, но…
      – Господи! Ну что же делать?!
      – Я дам Линетт огромную сумму денег, способную обеспечить ее на всю оставшуюся жизнь. Она обязательно подпишет бумаги, передающие все права на Тессу мне.
      Элиза вспомнила злое лицо Линетт и ее угрозы. Она хочет заполучить его самого, в этом нет сомнения! Раньше он безраздельно принадлежал ей, а теперь ускользает из ее паучьих лап. Так просто Линетт не отступит.
      – А если она откажется подписать бумаги?
      – Не откажется. Главное, не поскупиться.
      – Ты уверен в этом, Риордан? Мне кажется, Линетт не только жадная, но и завистливая женщина. Она ненавидит нас обоих.
      – Не беспокойся. Она всего лишь еще раз пытается шантажировать меня. С этим легко справиться. Не забывай, я сказочно богат.
      – Ты слишком привык все покупать и продавать. А вдруг однажды твои деньги окажутся бессильными? Я видела ее, говорила с ней. По-моему, она решительно настроена отомстить тебе.
      – Через несколько дней мы поженимся, Линетт подпишет эти проклятые бумаги, и мы забудем о ней, как о кошмарном сне, – уверенно заявил Риордан.
      Эдиза в глубине души взмолилась, чтобы все так и произошло.

      Беспокойный сон Элизы прервал настойчивый стук в дверь.
      – Мисс! – звала ее Нелла. – Вы просили разбудить вас… пора вставать и одеваться. Ваша ванна уже приготовлена.
      – А! Да, хорошо. Спасибо, Нелла. – Элиза переборола себя и вылезла из-под теплого, уютного одеяла в прохладу ясного февральского утра. Теплое солнце растопило лед, и за окном звенела весенняя капель – сосульки роняли слезы, которые со стуком разбивались о жестяной подоконник.
      Наступил день ее свадьбы.
      Накинув халат, Элиза босиком подошла к туалетному столику и придирчиво стала рассматривать себя в зеркале. А вдруг она все-таки совершает ошибку? Эта мысль ядовитой змеей однажды вползла ей в сердце, и избавиться от нее не было никаких сил.
      Угрозы Линетт, равнодушие Риордана плюс сугубо деловое соглашение, которое они заключили с ним, и удочерение Тессы – дело благое, но замешанное на обмане… Все это дурно пахло, если не сказать больше.
      Если бы у нее сохранилась хоть капля здравого смысла, она бы немедленно расторгла их нелепую помолвку, от которой даже у менее здравомыслящей девушки голова бы пошла кругом. Быть может, плюнуть на все, упаковать свои вещи и бежать куда-нибудь в Калифорнию или Европу?.. Но нет, Элиза знала, для нее нет дороги назад. Она не хочет, да и не может отступать.
      Элиза страстно желала быть вместе с Риорданом, его поцелуи и объятия действовали на нее как наркотик. О Господи! Что же с ней станет, если ее чувства к Риордану так сильны? А как быть с его равнодушием к ней? Показное оно или искреннее?
      Сегодня день ее свадьбы. Сначала роскошная церемония, потом подписание бумаг на Тессу, прием и танцевальный вечер и, наконец, тот момент, когда все маски будут сброшены и она останется наедине со своим мужем. И только тогда станет понятно, какие чувства испытывает к ней Риордан. И истина, какой бы она ни была, откроется.
      Элиза чувствовала, как сильно бьется ее сердце. Любит ли он ее? Но ведь если даже нет, то со временем это может произойти. Он должен полюбить ее!
      Элиза загадала, что если сама церемония пройдет благополучно, то все закончится хорошо.
      Где взять силы, чтобы пережить этот день? Если бы только она могла расслабиться, если бы ее сердце перестало биться так часто, если бы ей хоть ненадолго перестать думать о Линетт!

* * *

      Брачную церемонию назначили на пять часов. В два приехала Мальва, чуть позже – Корделия, выбранная свидетельницей невесты. Они обе шумно суетились в комнате, где Нелла старательно утюжила невидимые морщинки на фате из тончайшего газа. Свадебное платье из белого атласа с множеством кружев и оборок висело на дверце гардероба, повсюду были разложены чулки, перчатки, нижнее белье. На туалетном столике поблескивало жемчужно-алмазное ожерелье, которое Элиза некогда надевала на театральную премьеру, – подарок Риордана своей невесте накануне свадьбы.
      – Ты вернулся к ювелиру и купил его для меня? – восхищенно спрашивала Элиза, открывая коробочку с ожерельем. Риордан торжествующе улыбнулся, радуясь, что его неожиданный подарок произвел такой сильный эффект.
      – Да. Когда-то ты отказалась принять его, теперь тебе придется это сделать, моя дорогая. И это только первая капля того драгоценного дождя, который я обрушу на тебя. Так что никто не сможет упрекнуть меня в том, что я скуплюсь, выполняя условия нашего соглашения.
      – Да, конечно, – заметно помрачнев, прошептала Элиза. Неужели он искренне не понимает, как тяжелы ей его слова? Думая об этом эпизоде, Элиза вполуха слушала болтовню Корделии.
      – …Перед церковью уже собралась огромная толпа народа. Я видела ее еще по дороге сюда. Сотни, тысячи людей с нетерпением ждут твоего появления. Гак что будь готова.
      – Ты что-то путаешь, дорогая, гости не могли собраться так рано, – рассеянно отвечала Элиза.
      – Да это вовсе не гости! – воскликнула Корделия. – Это продавщицы, домашняя прислуга и Бог знает кто еще – обычные обыватели, которые с замиранием сердца следят за всеми событиями высшего света. Можно подумать, ты не читаешь газет! Отделы светской хроники посвящают твоей свадьбе целые полосы, описывая каждую деталь: начиная с фаты невесты и кончая приглашениями на торжественный ужин, отпечатанными на карточках с золотым обрезом и тиснением. Не говоря уж о маленькой девочке, которую вы собираетесь удочерить.
      Элиза вспыхнула при мысли, что венчание может превратиться в грандиозное шоу для зевак, в эдакий шикарный балаган. Хорошо хоть Тессу с няней заблаговременно перевезли в особняк Риордана, и ее не коснется вся эта суета.
      – Что касается бумаг, я все устроила. Комар носа не подточит, – многозначительно глядя на Элизу, сказала Мальва. Значит, свидетельство о рождении Тессы уже готово, и теперь они с Риорданом могут удочерить девочку без особых хлопот. Только бы она смогла взять себя в руки и не нервничать так сильно!..
      Перед самым отъездом в церковь Элиза окончательно разволновалась – еще немного, и она упадет в обморок.
      – Ну вот, – сказала Корделия. – Теперь пусть Нелла зашнурует тебя, и начинай одеваться. Твое платье такое тяжелое, что хочется пожалеть ребенка, который будет держать его шлейф в церкви.
      Все три женщины хлопотали вокруг невесты: Нелла затягивала корсет, а Мальва и Корделия давали советы.
      Наконец процесс одевания подошел к концу. Плотно застегнутые крохотные жемчужные пуговицы не оставили ни единой морщинки на белом атласе платья, отутюженного Неллой. На правую руку Элиза надела мамино кольцо – единственное, что у нее осталось от родительского наследства.
      Когда Элиза, абсолютно готовая к выходу, подошла посмотреть на себя в зеркало, Корделия всплеснула руками и, не сдержав восхищения, воскликнула:
      – Элиза, ты прекрасна до умопомрачения! Твой жених будет сражен наповал! Ну-ка повернись. Я хочу осмотреть тебя со всех сторон.
      Элиза послушно повернулась и, снова оказавшись лицом к зеркалу, внимательно вгляделась в свое отражение. Внезапно все страхи, терзавшие ее душу, куда-то исчезли: она увидела в зеркале красивую стройную женщину, чье лицо выражало полнейшее спокойствие и умиротворенность. Удивительной белизны щеки были тронуты легким румянцем, а глаза сияли, как огромные, редкой чистоты сапфиры.
      – Ты самая восхитительная невеста из всех, кого я видела в жизни, – заключила Мальва.
      – Элиза, как же мы забыли! – вдруг запричитала Корделия. – Обязательно положено надеть что-нибудь старое и что-нибудь новое!
      – Из старого у меня есть мамино кольцо, – ответила Элиза.
      – А новое? Ах да! Платье и фата! – болтала без умолку Корделия. – А что-нибудь взятое в долг?
      – Ну, с этим нет проблем, – вмешалась Мальва. – Она протянула Элизе носовой платочек, изящно отделанный по краям кружевами. – Я его сделала своими руками. Ты можешь заткнуть его за корсаж.
      – Мальва… – Элиза, была тронута до глубины души. – Ты столько делаешь для меня…
      – Пустяки, моя девочка, – сказала Мальва, обнимая и прижимая к груди Элизу, чтобы Корделия не заметила, как по щекам невесты потоками струятся слезы.
      Элиза, Корделия и Мальва пробирались сквозь густую толпу к церкви в экипаже, на запятках которого стояли два рослых форейтора, одетых в парадные ливреи. Любопытствующие напирали друг на друга и даже висели гроздьями на церковной решетчатой ограде, только бы не упустить ни малейшей детали свадебной церемонии.
      Элиза разглядывала в окно экипажа лица людей. Пожилая женщина с уставшими глазами держала на руках мальчика. Коренастый человек в кожаном фартуке, по-видимому, кузнец, усмехался в бороду. Дама полусвета с надменным лицом презрительно оглядывалась вокруг, недовольная соседством черни.
      Чуть больше года назад все эти люди вместе спасались от Великого Пожара, и Элиза плечом к плечу с ними пыталась выбраться из сжимающегося огненного кольца. Так почему же теперь она видит в этих людях врагов? Ведь они по-своему желают ей добра, раз пришли поприветствовать ее в такой день. Экипаж притормозил и проехал через церковные ворота, охраняемые полицейскими, сдерживающими напор, толпы.
      – Элиза, посмотри! – Корделия восхищенно показала в сторону, где примостился скетчист из «Трибюн», быстро-быстро записывающий в блокнот впечатления о происходящем. – Уже в вечернем номере газеты появится статья о вашей свадьбе.
      Как только экипаж повернул к входу в часовню, Элиза увидела движущуюся следом за ними открытую коляску. В ней сидела Линетт Маркис, вся в соболях, оттеняющих исполненное глубокого трагизма лицо. Рядом с ней находился незнакомый господин в черном – наверное, адвокат.
      У Элизы потемнело в глазах.
      – Волнуешься? – спросила Мальва, заметив перемену в лице Элизы. – Ничего страшного, это вполне естественно. Ведь женщина не часто выходит замуж. Уверяю тебя, все пройдет замечательно.
      – Правда? – неуверенно спросила Элиза.
      В церковной конторе, пропахшей ладаном и воском, пришлось задержаться: для оформления бумаг на ребенка необходимо было присутствие Линетт и ее поверенного. Но мисс Маркис, судя по всему, не торопилась. Впрочем, Риордан тоже пока отсутствовал. Ожидание затягивалось, Элиза, взволнованная до крайности, подошла к окну и выглянула во двор, на обледеневшую кирпичную дорожку. Даже сюда сквозь толщу церковных стен доносились крики и шум толпы.
      – Почему они не выходят? – волновалась Элиза. Она готова была поклясться: за дверью прихожей происходит что-то ужасное.
      – Имей терпение, Элиза, – утешала ее Мальва. – Ты же знаешь адвокатов. Они готовы прицепиться к любой закорючке, лишь бы устроить задержку или проволочку. В этом и заключается часть их ремесла.
      – Но ведь все бумаги были проверены и перепроверены заранее. К тому же они задерживают свадебную церемонию. По крайней мере Риордан мог бы прийти сюда и объяснить нам, в чем дело.
      – Хочешь, я пойду и все разузнаю?
      Но прежде чем Мальва успела подняться и выйти из комнаты, дверь растворилась настежь и вошел Риордан, следом за которым семенил его адвокат – седовласый мужчина с толстым портфелем под мышкой. Одного взгляда на Риордана было довольно, чтобы понять – случилась беда.
      – Она не хочет ничего подписывать. – Каждое слово давалось Риордану с неимоверным трудом. – И тут мы бессильны!
      Элиза, побелев от ужаса, повернулась к адвокату.
      – Боюсь, мистер Дэниелс прав. Очевидно, мисс Маркис рассчитывает получить более крупную сумму денег.
      Элиза вспомнила злое, надменное лицо Линетт и ее угрозы.
      – Деньги? – нахмурился Риордан. – Если бы она хотела только денег…
      – Для нее самое важное взять реванш, – не выдержала Элиза. – Вот в чем беда! Ты отказался жениться на ней, и теперь…
      – Глупости! Линетт слишком алчна, чтобы думать о самолюбии.
      – Нет. Она прекрасная актриса, красивая женщина. Она привыкла покорять мужские сердца, привыкла видеть у своих ног бесчисленную толпу поклонников. То, что ты отказал ей, ранило ее в самое сердце. А потом, ты ведь отнял у нее ребенка! И если Линетт не хотела рожать, если намеревалась использовать дочку в корыстных целях, она все-таки мать со всеми вытекающими отсюда последствиями.
      Не обращая на доводы Элизы ни малейшего внимания, Риордан обернулся к адвокату:
      – Увеличьте оговоренную нами раньше сумму втрое. Этого с лихвой хватит даже самому заядлому картежнику, а стало быть, и мисс Маркис тоже.
      Но адвокат не тронулся с места.
      – В чем дело? – рассвирепел Риордан. – Чего вы ждете? Идите и выполняйте мои распоряжения, или я найму более расторопного адвоката!
      – Да, конечно.
      Адвокат вмиг ретировался, даже не придержав дверь, которая шумно захлопнулась вслед за ним. В комнате повисла мертвая тишина. Элизе казалось, что она слышит удары собственного сердца.
      – Риордан… – Она подошла совсем близко к своему жениху и положила ему руки на плечи. – Мне все это очень не нравится. Линетт не оставит нас в покое, получив деньги. Тебе это известно ничуть не хуже меня. Она хочет большего. Она…
      – Замолчи! – воскликнул Риордан и отвернулся от нее. – Я не желаю выслушивать твоего нытья! Мы зашли слишком далеко, чтобы отступать.
      Элиза никогда прежде не видела Риордана таким страшным: его лицо потемнело, в глазах светилось ожесточение. Он был похож скорее на ангела смерти, чем на счастливого новобрачного.
      – Риордан… – Голос Элизы задрожал. Она страстно желала приблизиться к нему, коснуться его, но боялась, что он оттолкнет ее руку, уйдет навсегда. Страсти накалились до предела – один неверный жест, и финал может быть самым трагическим.
      – А что будет со свадьбой? – чуть дыша, каким-то неестественным, чужим голосом спросила Элиза, превозмогая охвативший ее ужас.
      – Со свадьбой? О чем ты, Элиза? Давайте начинать обряд поскорее. А я встречусь с Линетт Маркис позже, через несколько дней.
      Элиза направилась к окну, атласный шлейф, шелестя, волочился за нею по полу. Ее глаза залил яркий солнечный свет. Значит, Риордан хочет довести дело до конца. Но как же он не понимает, Линетт не оставит его в покое, она никогда не подпишет бумаг и будет бесконечно шантажировать его, кружась вокруг них отвратительным слепнем, высасывающим кровь по капле, до полного истощения?
      Риордан совсем не любит ее и женится на ней только ради спасения собственного ребенка. А если по какой-то причине ввести Тессу в свет не удастся? На чем тогда будет строиться их семейная жизнь? На пустоте! Нет, это невозможно! Она будет круглой дурой, если не откажется от этого брака.
      Элиза повернулась и набрала полную грудь воздуха, чтобы выпалить все начистоту.
      – Очень хорошо, – к своему ужасу, услышала она собственные слова. – Давайте пригласим священника и начнем.
      Венчание началось. Церковный неф был щедро уставлен розами и орхидеями, аромат которых, смешиваясь с запахом ладана, вызывал удушье, и Элиза с трудом держалась на ногах от головной боли. «Возьми себя в руки, – мысленно уговаривала себя она. – Этот день должен стать самым счастливым в твоей жизни. И надо забыть обо всем плохом, даже о Линетт…»
      Монотонные слова священника эхом отзывались под церковными сводами. Элиза тихо повторила за ним слова брачного обета и украдкой поглядела на Риордана. Он был необыкновенно красив, его лицо светилось благоговением.
      Риордан публично клялся Элизе в верности и любви. Его голос был глух от волнения, но тверд.
      Только сейчас Элиза по-настоящему осознала, что их союз скреплен Богом, – священник объявил их мужем и женой. Их взгляды встретились, и из самой глубины карих глаз Риордана на Элизу хлынул поток неимоверной боли.
      «Риордан! Я люблю тебя!» Как бы ей хотелось, чтобы он услышал ее!
      Риордан наклонился к ней и, откинув с лица фату, поцеловал в губы.
      – Ну вот, теперь мы муж и жена, – едва слышно прошептал он.
      Жена! От этих слов вихрь счастья закружил Элизу, радостное ликование охватило всю ее целиком.
      Все кончено. Теперь они женаты, к худу это или к гобру, не важно. И что бы ни случилось, какие бы трудности ни встретились на их пути, какие бы козни ни строила им Линетт, они все преодолеют. Ведь теперь они вместе!

      В особняке Риордана, охраняемом полицейскими, по случаю свадьбы нанятыми хозяином, собралось множество народа.
      Дом в честь торжественного приема был роскошно украшен живыми цветами – розами и белыми орхидеями, которые не только стояли в огромных напольных вазах, но и свисали гирляндами с потолка, обвивая мраморную балюстраду лестницы.
      Войдя в свой новый дом, Элиза невольно вскрикнула от восхищения: открывшаяся ее взору картина цветущего сада, источающего настоящее благоухание лета, поразила воображение.
      Один из двух бальных залов особняка открыли для гостей, большинство которых приехали заранее и, подогреваемые любопытством, бродили по дому и, пользуясь случаем, старались в подробностях изучить его интерьер. Среди приглашенных – самые известные в Чикаго люди: от железнодорожных магнатов и банковских воротил до родовитой знати.
      По окончании приема каждый гость должен был получить в подарок серебряного голубя в жемчужном ожерелье. За одни только эти сувениры Риордан заплатил тысячи долларов, не говоря уже о цветах, свезенных в особняк из оранжерей нескольких соседних городов.
      – Риордан… все это похоже на сказку! – Элиза прижалась головой к его плечу и затаила дыхание, боясь разрушить атмосферу волшебства.
      – По правде говоря, благодарить следует Мальву. Я лишь воплотил ее идеи. Пойдем наверх и принесем Тессу. Я хочу видеть ее на празднике. Да и гостям неплохо бы показать девочку.
      Элиза начала было возражать, считая присутствие Тессы на банкете преждевременным. Но Риордан был настойчив:
      – Я заранее велел няне приготовить ее к выходу.
      Элизе ничего не оставалось, как выполнить желание Риордана.
      – Па! – Тесса обернулась и заулыбалась навстречу входящим в детскую Риордану и Элизе. На девочке было голубое муслиновое платьице, темные кудряшки поддерживала шелковая лента такого же цвета.
      – Девочка моя! – Риордан нагнулся и поднял Тессу на руки, она уткнулась ему в щеку и обвила ручонками за шею. И тут же в порыве детской радости потянулась к Элизе. Какой же бессердечной должна быть мать, способная ради корысти отказаться от такого прелестного создания!
      – Па! Лиса!
      – Слышишь, она пытается произнести твое имя, – улыбаясь, сказал Риордан. – Фанни уверяет, что она знает уже несколько десятков слов, настоящая болтушка! Пойдем с нами вниз, малышка, там собралось много людей. Они обязательно полюбят тебя. Можешь в этом не сомневаться.
      С гордым видом Риордан понес девочку вниз, Элиза шла следом.
 
      По прошествии многих лет Элиза вспоминала этот торжественный прием с содроганием. У нее кружилась голова от бесконечной смены лиц, обращавшихся к ней с поздравлениями и приветственными словами, ее щеки горели от сотен поцелуев, ее мутило от запаха цветов и дамских духов, губы стали бесчувственными от постоянно удерживаемой на лице улыбки. Все в один голос восхищались новобрачными: Элизу считали самой красивой невестой в Чикаго, а Риордана – самым респектабельным и богатым женихом. Но настоящим гвоздем программы стала Тесса. Она удобно сидела на руках у Риордана, одаривая все собрание радостным смехом и веселым щебетанием. Время от времени она утыкалась лицом в накрахмаленный воротничок рубашки Риордана, когда внимание какого-нибудь гостя особенно смущало ее.
      – Ах, какая милая крошка! – наперебой повторяли почтенные матроны.
      – Какой восхитительный ребенок! Говорят, он теперь ваш, не так ли?
      – Да, мы удочерили ее официально, одновременно с брачной церемонией. И теперь она Тесса Дэниелс.
      Жаль, что ее бедные родители не видят своими глазами, насколько прелестна их девочка. Но мы постараемся заменить ей мать и отца, правда, Элиза?
      – Да, конечно, – натянуто улыбаясь, ответила Элиза, предпочитая, чтобы Риордан без надобности не пускался на откровенное вранье.
      Позже, когда весь дом наполнился звуками музыки и начались танцы, Тессу унесли наверх в детскую, а Элиза наконец улучила минутку поговорить со своим мужем. Они остановились у оркестра, чтобы их разговор невозможно было подслушать.
      – Почему ты объявил всем о подписании бумаг на Тессу как о деле уже решенном?
      – А разве у меня был выбор? – нахмурился Риордан. – Подумай сама. Ведь все уже знают о смерти ее родителей. Ты возила Тессу в гости к Мальве, многие ее уже видели раньше, все в курсе наших планов относительно девочки. По-твоему, я должен был сказать, что все откладывается из-за непредвиденных осложнений? Интересно, каких? Все сразу бы заподозрили неладное.
      – А если Линетт откажется?
      – Не откажется. Я послал ей такую сумму денег, от которой трудно отмахнуться.
      – А вдруг она посчитает, что этого недостаточно? – Лицо Риордана снова стало гневным, как в церкви.
      – Зачем ты хочешь испортить день нашей свадьбы беспричинными волнениями, Элиза? Люди не слепые, они увидят, как ты встревожена и напугана.
      – Да, ты прав. Извини, – с трудом сдерживая слезы, прошептала она.
      – Дорогая. – Риордан нежно обнял Элизу за плечи. – Ты не должна извиняться ни передо мной, ни перед кем бы то ни было. Ты сегодня великолепно держалась, а день был очень трудный. Прошу тебя, потерпи еще немного. Скоро все уйдут, мы останемся одни, и ты сможешь отдохнуть.
      Элиза безмолвно прижалась к супругу. Некоторые из гостей смотрели в их сторону, но теперь ее это не волновало. В конце концов они новобрачные, и им нечего стыдиться. А если на лице невесты и промелькнет тень беспокойства, то люди сочтут это естественным в преддверии первой брачной ночи.
      Незадолго до полуночи последний гость откланялся, и Элиза с Риорданом смогли наконец подняться наверх.
      Каждый из супругов имел отдельную гардеробную. Гардеробная Элизы отличалась обилием стенных шкафов для бесчисленного количества платьев. Здесь же были встроенные ящики и полки для нижнего белья, капоров и прочих аксессуаров. В углу находился небольшой напольный сейф для драгоценностей.
      Общая комната была выдержана в бело-золотых тонах, а огромная спальня, так же, как и будуар в пульмановском вагоне, отливала золотисто-медовой обивкой. Повсюду стояли вазы с розами, распространяющими сладко-терпкий запах.
      Оставив Риордана в общей комнате, она прошла к себе в гардеробную.
      – Хочешь, я пошлю за Неллой или за другой горничной помочь тебе раздеться? – крикнул ей вслед Риордан. – Извини, я не побеспокоился об этом заранее.
      – Нет, не нужно.
      Элиза отрешенно смотрела на пока еще пустые шкафы, на пока еще чужие стены и не знала, с чего начать. Снять платье? Но руки не слушались ее. Она слишком устала – сил не было не только раздеться, но даже думать. Расправив тяжелый шлейф платья и скинув бальные туфли, Элиза повалилась в кресло.
      – Твое платье просто неподъемно, – заглянув к ней в комнату, произнес Риордан. – Удивляюсь, как у тебя хватило сил носить его целый день, не снимая. Я помогу тебе раздеться сам, раз ты отказываешься от услуг горничной.
      – Нет, не надо… я сама справлюсь.
      – Я помогу тебе. – Риордан попытался расстегнуть ее ожерелье.
      Ощутив прикосновение теплых пальцев на своей шее, Элиза затрепетала, как газель, пойманная в силки искусным охотником.
      – Это необыкновенно красивое ожерелье. Оно мне очень нравится, – сказала Элиза, лишь бы нарушить молчание. – Не нужно было делать мне такой дорогой подарок.
      – Нет, нужно. Теперь ты моя жена, Элиза. Моя… – Он наклонился и запечатлел на ее груди нежный поцелуй, похожий на прикосновение крыльев бабочки.
      – Сегодня был такой длинный день. Я очень устала, – едва слышно прошептала Элиза.
      – Еще бы. Так что давай поскорее снимем с тебя это платье. – Он ловко и быстро начал расстегивать длинный ряд пуговиц.
      Элиза в какой-то сладкой истоме безвольно и покорно ждала, пока Риордан освободит ее от тяжелых свадебных доспехов.
      Наконец на ней осталось только нижнее белье. Но Риордан продолжал разоблачать ее, и его глаза мгновенно подернулись туманной, влажной пеленой. Элиза отвела взор, но он, рассмеявшись, поднял ее голову за подбородок.
      – Ты прекрасна, Элиза. Перестань стесняться меня, это, право, смешно после всего, что было между нами.
      У Элизы захолонуло сердце. «После всего, что было между нами». Неужели он хочет признаться ей в любви?
      – Элиза… Элиза… – бормотал Риордан, осыпая поцелуями ее шею и плечи.
      – Риордан… – Она приникла к нему, тая от нежности, больше жизни желая услышать сокровенное «Я тебя люблю».
      Обычные три слова, а как много они значили для нее! Они сделали бы этот день поистине незабываемо счастливым. Но признание, которого жаждала ее измученная душа, так и не прозвучало.
      Риордан взял Элизу на руки и понес к супружескому ложу.
      – Ты прекрасна, Элиза, – говорил он, кладя ее на кровать. – Я счастлив, счастлив безмерно…
 
      Они любили друг друга, не скупясь на нежности и ласки. Сладостные поцелуи, сила его объятий и неподдельное восхищение Риордана, сделали эту ночь незабываемой для Элизы. Конечно, ни один мужчина на свете никогда в жизни не сможет быть так ей близок, как Риордан, не сможет доставить ей столько удовольствия, не сможет владеть ею полноправно и безраздельно.
      Он так и не сказал ей самого главного, не сказал, что любит ее. А без этого признания первая брачная ночь не может не оставить в душе горького осадка.
      Начинало светать, а Элиза лежала подле Риордана без сна и смотрела в сереющую темноту. Сомнения снова навалились на нее тяжким грузом. Ведь она до сих пор не знала, любит ее Дэниелс или нет. Но, взглянув на мирно спящего возлюбленного, Элиза все-таки утешилась тем, что они теперь супруги и, значит, многое можно будет исправить. Риордан так нежен и заботлив с ней, ревновать же его к Тессе было бы легко, но несправедливо.
      «О Господи! Прошу тебя, дай мне сил…» – беззвучно раздавалась в ночи ее молитва.
      Риордан зашевелился во сне, не просыпаясь, дотянулся до нее и заключил в объятия. Элиза уткнулась в него и почувствовала, что сейчас расплачется. Но постепенно ее дыхание становилось все более глубоким, и наконец, когда рассвет уже вступил в свои права, Элиза погрузилась в глубокий, спокойный сон.

* * *

      – Миссис Дэниелс, пора вставать… Я приготовила великолепный апельсиновый сок для вас. На улице такое солнце, что снег тает вовсю! – Элизу, как всегда, разбудил жизнерадостный голос Неллы.
      Она протерла глаза и села в постели. Риордана уже не было: он ушел работать в контору, оставив ее завтракать в одиночестве. Как легко и просто прониклась она своим новым положением замужней женщины! Завтрак в постель – подумать только! Когда-то она презирала женщин, до такой степени потакающих своим капризам. Но в это утро Элиза лишь зевнула и потянулась, ожидая, пока Нелла установит в постели столик и сервирует его. От серебряного подноса шел вкусный аромат: свежие круассаны – плод мастерства парижского повара, – джем, масло, крепкий кофе.
      Когда Нелла оставила ее, Элиза пришла к выводу, что завтракать в постели ей теперь просто необходимо. Поскольку только в эти короткие утренние минуты она сможет побыть совершенно одна. Обеды, приемы, званые вечера, посещение оперы, на которых настаивала кузина Мальва, станут теперь неотъемлемой частью ее жизни. С этого дня ей ни в коем случае нельзя было избегать общества. По совету кузины Элиза даже решила завести себе личного секретаря: он должен был ей помочь с умом тратить деньги на великосветский образ жизни четы Дэниелсов.
      – Но, Мальва! – тщетно протестовала Элиза против предложения кузины нанять миссис Риверс. – Я не хочу…
      – Делия Риверс служила секретарем у многих знатных дам. Она знает свет вдоль и поперек. Все, что от тебя требуется, так это слушаться ее. Теперь тебе придется многое устраивать самой, Элиза. Я помогла тебе, чем смогла, но если ты сама не приложишь руку к начатому мной, все пойдет прахом. Положение Тессы должно быть упрочено.
      – Да, я понимаю. – У Элизы упало сердце. – Но я не уверена в своих способностях устраивать светские рауты.
      – Глупости. Во-первых, ты способная ученица, а во-вторых, вызов свету брошен и останавливаться на полпути нельзя. Ты же волевой человек, Элиза. У тебя все получится. Я уверена, немного старания, и тебе удастся очаровать Чикаго, как никому и никогда.
      – Надеюсь, но мне откровенно не нравится светская жизнь. Не люблю пускать по ветру ни время, ни деньги, – искренне призналась Элиза.
      Но Мальва оставалась непреклонной, и пришлось сдаться…
 
      – Доброе утро, миссис Дэниелс, – приветствовала Элизу новая горничная; в ее обязанности входило содержать наряды хозяйки в идеальном порядке и помогать ей одеваться.
      – Доброе утро, Бетти. Сейчас я хочу надеть светло-зеленое платье, если оно у тебя готово.
      Элиза открыла дверь шкафа и тщательно осмотрела весь свой гардероб.
      – На сегодняшний дневной прием я надену вот это, темно-бордового шелка. А позже, для прогулки с мистером Дэниелсом, приготовь, пожалуйста, бархатный костюм.
      – А вечером, мадам? – поинтересовалась горничная. – Что вы хотите надеть на бал у Маккормиков?
      Элиза нахмурилась и открыла дверцу другого шкафа, где висели бальные платья и стояла целая батарея бальных туфелек.
      – Вот это розовое, наверное, – после недолгого раздумья решила Элиза. – Четыре платья в день! Просто немыслимо, – пробурчала она себе под нос.
      Терпеливо ожидая, когда Бетти застегнет на ней платье, Элиза задумалась над тем, какой странный образ жизни она ведет. На первый взгляд стороннего наблюдателя ее замужество выглядело идиллической картинкой семейного счастья. Риордан был красивым, щедрым, заботливым супругом, потакающим всем прихотям своей обожаемой жены. У них прелестная дочь. Но кто-кто, а Элиза знала, что на самом деле все обстоит не совсем так. Как ее тяжелое обручальное кольцо, сделанное «напоказ», точно так же и она сама должна была демонстрировать безоблачное счастье, которым даже и не пахло.
      – Что-нибудь еще, мадам? – сделав книксен, учтиво, как и подобает благовоспитанной служанке, осведомилась Бетти.
      – Нет, Бетти, спасибо.
      Дождавшись, пока девушка выйдет, Элиза придирчиво осмотрела себя в зеркале. На нее глядела высокая красивая женщина, безупречно одетая по последней моде, готовая к деловой беседе со своим секретарем. Довольная собой, Элиза еще повертелась перед зеркалом, с удовольствием прислушиваясь к шелесту шелковых юбок. А что, если она не захочет встречаться сегодня с секретарем? Может, плюнуть на великосветские дела и поехать туда, куда ей хочется? Ненадолго, так, шутки ради.
      Риордан в последние дни с головой погружен в свои железнодорожные проекты и вряд ли заметит, что ее нет. Делия Риверс сама в состоянии подготовить список приглашенных на прием, который супруги Дэниелсы собираются устроить через три недели. «И у секретаря будет чем заняться, и у меня», – размышляла Элиза.
      Не тратя времени на сборы, миссис Дэниелс схватила шляпку и поспешила вниз.
      Решено, она потихоньку улизнет из дома и поедет на завод Эмсела!
      Перед тем как уйти, Элиза заглянула к Тессе. Она застала девочку за завтраком: Тесса сидела за маленьким столиком и умилительно ковырялась ложкой в тарелке, разбрызгивая овсянку по всей комнате. С каким бы удовольствием Элиза взяла бы сейчас малышку на руки и расцеловала ее. Но, боясь быть застигнутой врасплох кем-нибудь из прислуги или, еще хуже, миссис Риверс, она поспешила в конюшню распорядиться запрягать лошадей.
      Стоял теплый день, голова кружилась от запахов пробуждающейся земли. Элиза вдыхала свежий воздух, наслаждаясь смесью ароматов весны и дыма заводов, которыми так знаменит Чикаго.
      С наслаждением взявшись за вожжи, она впервые за несколько недель почувствовала себя действительно свободной. Можно делать что хочется и поехать куда хочется! Вот оно, счастье!
      Элиза въехала во двор завода Эмсела, радостно и по-хозяйски оглядываясь вокруг. Ее собственный! Она много работала, она строила планы, она даже продала себя, чтобы обрести его. Но как бы то ни было, Элиза гордилась собою, ведь цель последних лет ее жизни достигнута.
      – Элиза! Рад видеть вас! – с такими словами встретил ее управляющий, мистер Морган.
      – Я тоже очень рада. Я приехала посмотреть на новую печь. Вы не откажетесь показать мне ее?
      – Да, но в цехах очень грязно. Я не знаю… – Морган побледнел. – Думаю, мистер Дэниелс будет рассержен, если вы испачкаете свой роскошный туалет.
      – Не беспокойтесь, с этим все в порядке, – уверила его Элиза. – Так как насчет печи? Меня интересует, насколько она мощная. Сколько… – Она замолчала, заметив, что взгляд мистера Моргана прикован к ее платью.
      Она невольно оглядела себя и, вспыхнув, поняла: ей следовало приехать на завод в скромном, более подходящем для делового визита платье. А теперь она выглядела дамой из высшего света, которой приспичило поиграть в деловую женщину. Элиза гордо выпрямилась:
      – Вы правы, мой наряд несколько неподходящ для прогулки по цехам, но мы что-нибудь придумаем. Я надеюсь, у вашей жены найдется какое-нибудь старое пальто или накидка?
      Отвергнув все возражения управляющего, Элиза соорудила одеяние, позволяющее без всякого ущерба пройти по грязному заводскому двору к новой печи.
      И хотя после посещения завода ей нужно было возвращаться домой, Элиза невольно повернула упряжку к дому отца. Риордан передал этот дом ей, как и обещал, а бывшие владельцы уже выехали. Элиза нашла отцовский особняк совершенно неизменившимся: та же металлическая ограда, та же тщательно подметенная подъездная дорожка, которая вела к сараям для экипажей и конюшне.
      Сколько раз, будучи еще совсем молоденькой девушкой, Элиза спешила поскорее завести коляску в сарай, чтобы встретиться за завтраком с отцом! Именно на этой дорожке отец давал ей первые уроки обращения с лошадьми.
      Но теперь и дом, и постройки, окружавшие его, показались Элизе меньше и мрачнее. Может, оттого, что она уже успела привыкнуть к другой, роскошной жизни?
      Незнакомый конюх – молодой парень с осунувшимся рябым лицом – помог ей выйти из коляски.
      – Меня зовут Бифф. Я убираю еще и в соседней конюшне, а также чищу и подметаю задний двор.
      – Понятно. Я хочу осмотреть дом изнутри. Это возможно?
      – Все закрыто, мэм. – Парень смущенно улыбнулся, и Элиза подумала, до чего же он похож на их прежнего конюха. После Великого Пожара Элиза потеряла его след, наверное, как и тысячи горожан, оставшихся без крова, он покинул Чикаго.
      – Тогда пойди разыщи сторожа. Я все же хотела бы попасть в дом.
      – Слушаюсь, мэм.
      Парень поспешил прочь, а Элиза осталась ждать у цветочной клумбы, уже покрывшейся молодыми бутонами.
      Неужели прошло только три года с тех пор, как она жила здесь? А кажется, целая вечность отделяет ее от того дня, когда она погоняла лошадей, стараясь успеть на последний завтрак с отцом.
      Элиза вздрогнула при мысли о том, как сильно отличается она сегодняшняя от той наивной, ожидающей от жизни только радости девочки.
      Сколько всего произошло с тех пор: самоубийство отца, пожар, Риордан, борьба за возвращение завода Эмсела и, наконец, брак по расчёту, корыстное соглашение, лежащее в основе их союза.
      – Мэм? – На дорожке появился человек. – Я здешний сторож. А вы, должно быть, миссис Дэниелс?
      Элиза встряхнулась и прогнала от себя прочь печальные мысли.
      – Да. Я хотела бы осмотреть дом, если позволите.

      Элиза бродила по дому, прислушиваясь к гулкому эху шагов, раздававшемуся по деревянным перекрытиям. Ей почудилось, что дом населен призраками минувших лет, которые, таясь по углам, иногда являются человеку, сюда забредшему. Вот отец – смеется, закинув голову, и несет ее, маленькую, на плечах вверх по лестнице. Вот она – пятнадцатилетняя девочка, кричит ему что-то вслед. Фифина бормочет себе что-то под нос по-французски и злобно шелестит накрахмаленными юбками. Сердце Элизы сдавила болезненная тяжесть. Папа!
      Большую часть прежней мебели продали, остались лишь немногие крупные вещи, аккуратно закрытые чехлами, вероятно, сторожем. Элиза пробралась в отцовскую библиотеку, и ей померещился сладкий аромат сигарного дыма.
      Элизе стало не по себе, и она поспешила выйти в коридор. Затем она заглянула в оранжерею, где среди роскошных цветов по-прежнему стоял мраморный мальчик с неизменной улыбкой на лице. Мальчик с тех пор совсем не изменился, а вот она… Стало вдруг очень грустно. Элиза развернулась и вышла из оранжереи, жалея, что вообще заглянула сюда. Она не зашла в папину спальню, боясь увидеть что-нибудь страшное. А вдруг там притаился дух отца? Но, устыдясь собственной трусости, Элиза приободрилась. Какие глупости! Папа так любил ее, хотел, чтобы она стала его полноправной наследницей. Так зачем же она подозревает его мятущийся дух в вероломстве?
      – Ну вот, папа. Я сделала так, как ты хотел. Я владею этим домом и твоим заводом, – раздались слова Элизы в пустой комнате.
      Элиза торопливо прошла мимо закрытой двери в папину спальню, мысленным взором возвращаясь к картине той ночи – дрожащая Фифина, пытающаяся не пустить ее в комнату. Значит, Фифина была любовницей отца. Именно поэтому она всю жизнь относилась к Элизе с неприязнью и вечно брюзжала по любому поводу! Чем не мачеха? Именно поэтому она до сих пор пребывает в уверенности, что Элиза обязана ей за то, что она каждую ночь проводила в постели ее отца!
      А с другой стороны, может, Фифина не напрасно считает себя вправе ожидать какой-то компенсации?
      Мысли Элизы неожиданно для нее самой приняли другой оборот. Ведь отец точно так же использовал Фифину, как сейчас Риордан использует ее саму. Наверное, все дело в том, что папа недостаточно много платил Фифине, поэтому она чувствует себя обиженной.
      Элиза прошла по коридору до конца к маленькой лестнице, ведущей на третий этаж, где располагались комнаты прислуги и небольшой чердак. Спальня Фифины находилась там же, рядом со спальнями других слуг. Движимая безотчетным порывом, Элиза поднялась по лестнице. Сюда сторож, похоже, почти не заходил: на ступенях и перилах лежал толстый слой пыли. Комнаты слуг были как две капли воды похожи одна на другую – узкие железные кровати, шкафы, деревянные стулья, китайские фарфоровые кувшины для умывания. Элиза бродила по комнатам, не понимая, что именно подвигло ее взбираться на такую верхотуру.
      Элиза прошлась по бывшей комнате Фифины и не нашла ни единого следа некогда жившей здесь француженки, кроме одиноко висевшей на спинке стула, всеми забытой сетки для волос. Ее кровать была чуть шире, чем у других, и мягче, у окна стоял мраморный умывальник – жалкие привилегии, приобретенные Фифиной за свою связь с Авеном Эмселом.
      Почувствовав неловкость, Элиза захлопнула дверь и направилась к чердаку. Давным-давно, будучи ребенком, она любила залезать сюда тайком в дождливые июльские дни и играть среди старых сундуков, коробок и поломанной мебели. Отсюда можно было попасть еще и в маленькую каморку, находящуюся в самом кипрпичном куполе.
      Элиза задыхалась от пыли и паутины, чувствуя, что вступила в свое собственное детство. Все осталось здесь без изменений. Те же самые коробки, разве что со временем Их стало больше. Наверное, прежние хозяева снесли сюда все личные вещи Эмселов, которые посчитали ненужным хламом.
      Элиза удивилась, найдя на чердаке шкатулку, всегда стоявшую в отцовской библиотеке. Здесь хранились старые письма от кредиторов, многие из которых – со стыдом отметила Элиза – содержали одни и те же требования: выплатить хотя бы проценты. Элиза собиралась уже закрыть шкатулку, как вдруг заметила на самом дне коробку от сигар. Она открыла крышку и обнаружила там целую пачку записок. Первая же из них была такого содержания: «Фараон. Должен Клиффорду Джонстоуну 500 долларов. И Филипу Армуару 1000 долларов. Не забыть!»И подобных записок оказалось десятки. На некоторых из них стояли отметки об уплате долга, но на большинстве таких отметок не было. Эти долги списала отцовская смерть, и им не суждено быть выплаченными. Закрыв шкатулку, Элиза спустилась вниз и разыскала сторожа, чтобы отдать ключи.
      – Вы намерены продать дом, миссис Дэниелс? – спросил сторож, пряча ключи в карман. – По-моему, он как раз подойдет человеку, способному жить на широкую ногу, а?
      – Я… – Элиза растерянно покачала головой. – Я не знаю, еще не думала, что делать с домом.
      Она подобрала юбки и заспешила к коляске, опасаясь, как бы не опоздать ко времени приема гостей.
 
      Девушка-продавщица настойчиво уговаривала Элизу купить роскошную шаль самой модной расцветки. С любопытством разглядывая индийские товары, Элиза почувствовала на себе чей-то тяжелый взгляд.
      – А! Миссис Дэниелс! – В поставленном грудном голосе Линетт Маркис слышалась откровенная издевка. – Какой сюрприз встретить вас, бродя по магазинам! Разве вы теперь имеете недостаточно нарядов в вашем гардеробе?
      Элиза свирепо прищурилась, глядя на мать Тессы, прикидывая в уме, что лучше: поставить на место нахалку или просто проигнорировать ее.
      – Как поживает ваша малышка? – не унималась актриса.
      – Спасибо. Тесса чувствует себя хорошо, – спокойно ответила Элиза, хотя сердце ее сжималось от страха. С тех пор как Риордан выслал Линетт чек, они не имели никаких известий о ней. Элиза даже немного успокоилась. Да и Риордан тоже. Хотя документы на Тессу все еще оставались неоформленными.
      – Вот как?
      – Да, она очень подвижный и живой ребенок. – Продавщица с интересом наблюдала за беседой двух дам, поэтому Элиза не раздумывая достала из кошелька деньги и велела завернуть предлагаемую шаль.
      Элиза торопливо вышла из магазина. Линетт неотступно следовала за ней.
      – Я хочу поговорить с вами, миссис Дэниелс.
      – Я вас слушаю. – Элиза покраснела, моля Бога лишь об одном – чтобы никто не увидел ее разговаривающей с актрисой. Больше всего ей хотелось просто развернуться и уйти, но не стоило злить и без того разъяренную Линетт.
      – Я слышала, будто на днях вы устраиваете целую вереницу роскошных приемов в доме Риордана.
      – Да, это так.
      – На следующей неделе будет еще один, не правда ли? Ожидается около двухсот гостей. Я читала в «Трибюн».
      – И это правда.
      – О! Я бы многое отдала, чтобы увидеть его своими глазами! Простите, а у вас будут подавать трюфеля? Омары? Французское шампанское?
      – Меню еще окончательно не утверждено. – Элиза нервничала, не понимая, куда клонит Линетт. Не хочет же она… не хочет же она напроситься на приглашение? Визит Линетт будет означать полный провал всех их замыслов.
      – А моя маленькая дочурка тоже там будет? – Тон Линетт стал подозрительно мягок и вкрадчив. – Наверное, ведь да? Коль скоро она живет у вас в доме?
      – Тесса тоже будет на приеме.
      – Тогда поцелуйте ее от меня. Иногда я очень скучаю без нее. Вы не представляете себе, как тяжело жить вдали от собственного ребенка. Вам неведомы страдания матери, у которой из рук вырывают дочь. – На лице Линетт мгновенно появилось выражение жесточайшего страдания. Элиза почувствовала, как к ее горлу подкатил огромный комок.
      – Мне очень жаль, – выдавила она из себя.
      – Еще бы вам не было жаль. – Усмешка смела с лица Линетт скорбную маску. – Размер чека, присланного мне Риорданом, как раз подтверждает ваши сожаления.
      – Но ведь сумма, выданная вам, огромна!
      – Я уже однажды объяснила вам, что мне нужно от него. И я все еще намерена добиться своего. – Линетт нагло улыбнулась. – Так что как-нибудь я зайду к вам посмотреть, в каких условиях живет моя малышка, хорошо ли о ней заботятся.
      – Девочка ни в чем не испытывает нужды, – ответила Элиза.
      – Об этом судить мне, а не вам. Я хочу, чтобы мой ребенок был в полном порядке, равно как и мой мужчина.
      – Ваш мужчина?
      – Если вы помните, Риордан был моим задолго до того, как стал вашим, и, кто знает, может быть, он снова вернется ко мне. – Линетт недобро усмехнулась и направилась к экипажу, ожидавшему ее на углу.
      Кучер подсадил Линетт, и коляска в мгновение ока умчалась.
      Элиза, оцепенев, стояла посреди улицы, оглушенная неслыханной дерзостью актрисы. Значит, она была права. Линетт не остановят деньги! Она специально напомнила о себе, чтобы ни Элиза, ни Риордан не забывали, в чьих руках находится их судьба.

* * *

      «Я уже однажды говорила вам, что мне от него нужно. И я намерена получить это». Угроза Линетт потрясла Элизу, поскольку она вспомнила их разговор, в котором мисс Маркис сказала, что ей нужен сам Риордан, безраздельно и полностью.
      Элиза возвращалась домой совершенно подавленная. Рассказать Риордану о сегодняшней встрече, безусловно, придется. Но чем ближе Элиза подъезжала к дому, тем меньше ей хотелось затевать этот разговор. В первую секунду Риордан обязательно взорвется бессильной яростью. А потом пошлет Линетт еще денег, которые, очевидно, уже ничего не изменят.
      Линетт прозрачно намекнула ей о своем желании быть принятой в доме Дэниелсов наравне со всеми остальными. Неужели она действительно намерена вернуть Риордана себе? Элизе вдруг стало жутко: если Риордан узнает всю правду, то сгоряча наворотит таких дел, что только ухудшит и без того шаткое положение.
      В конце концов Элиза решила промолчать и полностью сосредоточилась на подготовке приема. Миссис Риверс, как и обещала Мальва, оказалась человеком незаменимым: она трудилась с утра до ночи, помнила каждую деталь, весь список гостей наизусть. Довольная ею, Элиза позволила Делии присутствовать на приеме. Она готова была пойти на многое, только бы вечер прошел хорошо и понравился Риордану.
      Этот торжественный день начался с короткой, но бурной грозы, вмиг вымывшей городские мостовые и освежившей листву деревьев, так что к шести часам вечера Чикаго приобрел соответствующий празднику вид.
      Тесса бродила среди гостей в нарядном платьице цвета гиацинта и весело, заразительно хохотала. В тот вечер она была на удивление хороша. Элиза с каждым днем любила Тессу все сильнее, прекрасно понимая, что если с девочкой что-нибудь случится, ее горю не будет предела.
      Присутствующие дамы наперебой восхищались красотой малышки и боролись за право подержать девочку на руках. Десятки гостей изъявили желание посетить детскую, где Риордан соорудил «детский домик» – в комнатах игрушечного «особняка» мог играть только ребенок, а взрослый человек не поместился бы даже в самом большом его зале.
      Дамы вскрикивали от восторга и умоляли Риордана дать им чертежи, чтобы построить такое же чудо для своих детей и внуков.
      Элиза постоянно находилась в страшном напряжении, но старалась изо всех сил не показывать вида. Здесь присутствовали люди, от которых зависело будущее Тессы, – мамы и бабушки таких же маленьких девочек, вместе с которыми Тесса однажды должна будет пойти в школу, потом войти в свет, танцевать на балах.
      Пока они с Риорданом пользуются величайшим их благорасположением. Но что будет, если Линетт Mapкис как-нибудь просочится через дверь с толпой гостей и появится среди великосветского собрания в одном из своих аляповатых, кричащих платьев и в безвкусной шляпке, украшенной чучелом птицы? Что, если она расскажет всем о краже Риорданом ребенка, причем преподнесет всю историю со слезами и жалобными стонами, на каковые она большая мастерица? От таких мыслей Элизу бросало в дрожь.
      – Элиза, дорогая, я наблюдаю за тобой весь вечер. Ты совсем ничего не ела, – перехватил ее Риордан в тот редкий момент, когда Элиза не беседовала с гостями.
      – Я… я просто очень волнуюсь.
      – Но ты и за завтраком практически ничего не съела. Вот. Я принес это специально для тебя, и ты обязана попробовать каждый кусочек. Я не могу позволить своей жене похудеть до неузнаваемости.
      Элиза послушно принялась за еду, совершенно не чувствуя вкуса морских деликатесов.
      Казалось, прием тянется нестерпимо долго. С помощью Мальвы и своего секретаря, помнивших гостей поименно, у Элизы нашлось время подойти абсолютно к каждому приглашенному и уделить ему внимание.
      В самом разгаре вечера Элиза украдкой посмотрела на Мальву и, поймав ее одобрительный взгляд, сразу же ощутила облегчение и даже некоторую гордость. Риордан останется доволен. Он хотел, чтобы Тессу приняли в свете, Элиза успешно добивается этого. Вот только мысль о Линетт висела черной тучей на безмятежном небосклоне успехов…
      Наконец гости начали разъезжаться, и, когда последняя пара простилась с хозяевами, Элиза вздохнула с облегчением.
      – Ну вот, все и закончилось. По-моему, прием удался.
      – Превосходно! – воскликнул Риордан. – Я и не предполагал в тебе таких грандиозных способностей.
      – Да… – задумчиво ответила Элиза, благодаря Бога, что Линетт не появилась на вечере.
      Супруги поднимались наверх уставшие, но довольные.
      – Элиза, что-нибудь случилось? – заподозрив что-то неладное, вдруг забеспокоился Риордан.
      – Нет… Я просто очень устала… Честно говоря, до сих пор не могу понять, как мне удалось, ни разу не ошибившись, обратиться к каждому по имени. Подумать только, двести человек!
      – Ты молодчина! – Они вошли в спальню, Риордан снял шелковый галстук и бросил его на кресло. – Ну а теперь рассказывай. Выкладывай все.
      – Что выкладывать? – постаралась сбить его с толку Элиза.
      – Элиза, я очень хорошо тебя знаю. Ты редко отказываешься от еды, а раз уж тебе кусок в горло не лезет, значит, что-то случилось.
      Элиза с досадой поморщилась: Риордан оказался проницательнее, чем она предполагала. Судя по всему, он не отступится, пока не узнает, в чем дело. «Ну что ж, может быть, это и к лучшему, – обреченно подумала Элиза. – В конце концов шила в мешке не утаишь…»
      – Да, ты прав. Я не хотела тревожить тебя, но… – Она опустила глаза. – Я думаю, Линетт хотела напроситься на сегодняшний прием. И кроме того, она ясно дала понять, что тех денег, которые ты выслал ей, недостаточно…
      Начав говорить, Элиза уже не могла остановиться и незаметно для себя самой рассказала Риордану о своей последней встрече с Линетт все до мельчайших подробностей.
      – Когда это случилось? – бледнея на глазах, с дрожью в голосе спросил Риордан.
      – Около недели назад. Я…
      – Почему ты до сих пор ничего не рассказала мне? – воскликнул он.
      – А что бы ты сделал? – рассердилась Элиза. – Накричал бы на меня, как кричишь сейчас? Мы в руках Линетт – ей, сколько ни плати, всегда будет мало!
      – Черт побери, Элиза! Ты не имела права скрывать от меня этого! Может, я смог бы что-нибудь сделать!
      – Что, например? Пригласив ее на прием, позволить болтаться по нашему дому среди гостей? Разрешить ей раскрыть нашу тайну? Или ты думаешь снова затащить ее в постель и таким образом заткнуть рот? – Элиза с вызовом вскинула голову.
      – Я не хочу быть любовником Линетт, – сквозь зубы процедил Риордан.
      – Правда? Но ведь когда-то тебе было с ней очень хорошо. Помнишь, в твоем кабинете, на гостевой кушетке?
      – Хватит! – взревел Риордан. – Давай оставим этот разговор. С Линетт я разберусь сам.
      – Интересно, как?
      – Тебе незачем об этом знать.
      – Но ты не можешь ничего предпринять, не поставив меня в известность!
      Риордан подошел вплотную к Элизе и, глядя в глаза, тихо сказал:
      – Я женился на тебе ради будущего Тессы. До нынешнего дня ты прекрасно выполняла условия нашего соглашения. Теперь моя очередь. Все, что касается Линетт, я беру на себя. Если она откажется от денег, я решу проблему другим способом, но раз и навсегда.
      С этими словами он развернулся и пошел к двери.
      – Риордан! – Элиза кинулась за ним. – Что ты собираешься делать?
      – Оставь меня в покое! – Риордан круто развернулся к ней. – И запомни раз и навсегда: я не хочу, чтобы ты вмешивалась в это дело!
 
      Май промчался в бешеном круговороте ветра, солнца и цветущих деревьев, за ним пришел жаркий июнь, потом июль. Праздник Четвертого июля был отмечен в Чикаго парадами и фейерверками. Горожане высыпали на улицу и радовались, как дети, летнему теплу.
      Тесса в этот день капризничала: ей не нравились пальба и крики за окнами, суета в доме – она плакала и наотрез отказывалась засыпать днем в таких условиях. Так что Элизе пришлось самой укачивать девочку до тех пор, пока она все же сладко не засопела, уткнувшись ей в грудь.
      В сентябре малышке должно было исполниться два года, и Элиза уже начала планировать грандиозный детский праздник. Список гостей составлялся самым тщательным образом. Мальва настойчиво твердила, что завязывать отношения необходимо с самого раннего возраста.
      Но радость приготовлений к празднику омрачилась поселившейся в их доме постоянной тревогой. С той ночи, когда Элиза рассказала Риордану про Линетт, все переменилось: теперь он был неразговорчив и замкнут, часто и надолго уходил из дома. Его странные отлучки приносили Элизе много беспокойства. Она места себе не находила, гадая, где он и чем занят.
      Быть может, она уже наскучила Риордану? Или того хуже – вдруг он днями напролет вынужден ублажать похотливое тело Линетт, заставляя ее молчать ценой своих ласк? Риордан, который в ответ на вероломство актрисы сам прибегает к шантажу… Боже! Как узнать истинную причину его отлучек?
      Он велел ей ни о чем его не спрашивать, не вмешиваться в их отношения с Линетт, предоставив свободу только в одном: терзать себя вопросами, на которые не было ответа.
 
      Как-то вечером, спускаясь вниз на кухню отдать повару распоряжения по поводу ужина, Элиза случайно заметила, как Риордан выходит из дома через заднее крыльцо и направляется к сараю с экипажами. Всего час назад он уверял ее, что хочет остаться у себя в кабинете еще немного поработать. И вот теперь тайно уезжает из дома. Как только послышался стук колес отъезжающего экипажа, Элиза помчалась на конюшню и велела немедленно закладывать другую коляску. Но, как ни торопила она конюха, впрягавшего в двуколку гнедую кобылу, прошло уже слишком много времени, чтобы пытаться угадать, по какой именно улице поехал Риордан. Однако Элиза почти не сомневалась в том, куда он поехал, и, не колеблясь ни минуты, направилась к зданию старой оперы.
      Высоко в небе уже висел серебряный диск луны, заливающий магическим светом силуэты домов и деревьев. Было облачно и ветрено, поэтому звезды то появлялись, холодно блистая, то исчезали, закутавшись в плотную ткань облаков. В свете газовых фонарей мелькали пролетки и экипажи, из которых доносились громкий, разудалый смех и женский визг.
      Внезапно сердце Элизы пронзила острая боль. Эта ночь была создана для влюбленных, для поцелуев и объятий, для наслаждения. А она вынуждена проводить ее, выслеживая собственного мужа, отправившегося к любовнице. Элиза подъехала к театру, где, как обычно, вереницей стояли экипажи. Кучера, сгрудившись у входа, курили, балагурили, играли в карты, поджидая своих седоков. А значит, раз публика еще не разъехалась, спектакль не закончился.
      Подъехав ближе, Элиза тут же увидела коляску Риордана. Наверное, он вошел в театр всего за несколько минут до ее приезда. Хотел ли он поспеть к третьему акту? Или специально приехал попозже, дождаться Линетт в гримерной? А впрочем, какое это имеет значение? Сейчас Риордан был с Линетт! Теперь это более чем очевидно. Наверняка он еще задержится после спектакля и пригласит ее на ужин. Элиза выпрямилась и глубоко вздохнула, чтобы как-то успокоить сердце, готовое вот-вот выпрыгнуть из истерзанной груди. Риордан! Неужели она потеряет его навсегда только потому, что Тесса должна обрести свое место в свете?!
      Вскоре спектакль закончился, и все разъехались по домам. Осталась лишь коляска Риордана. От боли, обиды и злости Элиза сидела и тихо плакала, неюбращая внимания на порывы ледяного ветрами ночную сырость.
      Прошло немало времени, прежде чем к одиноко стоящей у театра коляске подошел Риордан. Элиза, спохватившись, тронула лошадь, надеясь скрыться за углом, прежде чем он заметит ее. Но было уже поздно.
      – Элиза! – Риордан остановился как вкопанный. – Нет, этого не может быть!
      Элизу охватил панический страх. Она взмахнула кнутом над головой лошади и умчалась с невероятной скоростью.
      – Элиза! – неслось ей вслед. – Элиза!..
      Элизе удалось приехать домой раньше Риордана. Она завела лошадь в конюшню, бросилась в дом, взлетела по лестнице, едва касаясь ногами ступеней, и, оказавшись в спальне, мгновенно разделась и залезла в постель. Она лежала, затаив дыхание и прислушиваясь к тишине, в которой оглушительно раздавалось биение ее собственного сердца. Интересно, поднимется ли Риордан наверх требовать объяснений?
      Его не было очень долго. Наконец он пришел, потихоньку разделся и лег рядом с ней.
      По звуку его дыхания и скованности движений Элиза поняла, что он тоже не спит, а глядит в черный потолок, как и она сама. В какой-то миг ей показалось, что его дыхание стало резким и сдавленным, как у плачущего чловека. Неужели он способен плакать?
      Элиза страстно желала дотянуться до него, обнять, прижаться к любимому телу. Но это было выше ее сил: никогда прежде она не чувствовала себя такой далекой от него, такой чужой…

      Наутро Элиза, проснувшись, обнаружила, что Риордан уже ушел. В спальню постучала Нелла, по обыкновению приготовившая ей завтрак. Элиза вскочила и открыла дверь.
      – Я… я вовсе не голодна, Нелла, спасибо. Передай, пожалуйста, Бетти, она мне сегодня не понадобится. Я оденусь сама.
      Нелла ушла, а Элиза разыскала в шкафу свое старое скромное платье, которое не надевала уже много месяцев, быстро надела его и затянула волосы в пучок. Потом спустилась вниз в библиотеку.
      – Кто там? – грубо и раздраженно крикнул Риордан на стук в дверь.
      – Это я. Мне нужно поговорить с тобой. Риордан открыл не сразу, явно колеблясь, впустить Элизу или, сославшись на занятость, ответить отказом. Наконец дверь отворилась.
      – Что-нибудь с Тессой?
      – Нет, с девочкой все в порядке. – Элиза вскинула голову. – И перестань делать из меня дурочку! Ты прекрасно знаешь, почему я здесь. Прошлой ночью мы оба видели друг друга, так что лучше будем откровенны.
      – Нам не о чем говорить, – бесстрастно отвечал Риордан.
      – Не о чем?! Риордан! Я не верю своим ушам! Линетт Маркис нещадно шантажирует тебя требуя, чтобы ты развелся ев мной и женился на ней! Разве не правда? А ты считаешь, нам не о чем говорить. Как же так?
      – Я действительно не расположен выяснять отношения, – холодно произнес Риордан и отвернулся, всем своим видом показывая, что хочет остаться один.
      – Ну нет! – решительно заявила Элиза. – Ты так легко не отделаешься! Я настаиваю на этом разговоре!
      – Твоя настойчивость не приведет к добру, Элиза. Разве я плохо обращаюсь с тобой как с женой? Другие женщины могут лишь позавидовать тебе! Или я не выполняю своих обязательств? Ты ведь получила назад завод отца и его дом, хотя выкупить последний было не так-то просто и очень дорого, заметь.
      – Да, в нечестности тебя не упрекнешь. Хотя… – Элиза гордо выпрямилась. – Хотя ты нарушил одно маленькое обещание.
      – Какое же?
      – Ты открыто, на моих глазах, поддерживаешь любовную связь с Линетт, чем унижаешь мое достоинство замужней женщины.
      Горькая усмешка искривила его губы.
      – Я делаю это вовсе не на твоих глазах, Элиза. Если я не ошибаюсь, ты выслеживала меня по ночам, вмешиваясь в мою частную жизнь, которая тебя вовсе не касается.
      – Ах… – Элиза не сдержалась и наотмашь ударила Риордана по лицу. Оба, пораженные случившимся, недоуменно смотрели друг на друга. Ладонь Элизы тошнотворно ныла, а по щеке Риордана расползалось багровое пятно.
      – С меня довольно, Элиза.
      – Я… Прости меня, – прошептала она, ужасаясь содеянному.
      Элиза готова была как угодно вымаливать у него прощение, но Риордан уже вышел из кабинета, оставив ее одну.
      Ну почему она так поступила? О чем она думала? Своей выходкой она только увеличила пропасть, разделяющую их, сделав ее непреодолимой.
      Элиза вышла из кабинета и, бесцельно побродив среди роскошной обстановки, решительным шагом направилась к сараю для экипажей. Через десять минут легкая двуколка везла ее к Мальве.
      – Он… он не любит меня и никогда не любил, – плакала она на груди кузины. – Он женился на мне только ради Тессы, а теперь Линетт навязывается ему, шантажирует, угрожает погубить будущее ребенка. Она давно хотела выйти замуж за Риордана, с того самого дня, как родилась Тесса. Но он отказался. А теперь она вынуждает его жениться на себе. – Элиза пуще прежнего разразилась слезами. – Мальва, что мне теперь делать?
      – Ты меня об этом спрашиваешь?
      – Ну конечно тебя! Мальва… я в отчаянии. Риордан – совершенно чужой мне человек. Он равнодушен ко мне и не любит меня. Я… я только что поссорилась с ним, более того, ударила его по лицу. Он никогда не простит мне этого.
      – По-моему, ты излишне драматизируешь ваши отношения, – заметила Мальва. – Как бы то ни было, Элиза, думаю, ты заблуждаешься относительно тех чувств, которые испытывает к тебе Риордан. Твой муж обожает тебя. Это написано на его лице. Тому, как он смотрит на тебя, можно только завидовать.
      Элиза не верила своим ушам.
      – Мальва! Я… я уверена, что ты ошибаешься.
      – Скорее, наоборот. Видишь ли, любовь очень сложное чувство, и некоторым мужчинам бывает порой трудно выразить его словами. Но это вовсе не означает, что в глубине их души не клокочет буря, ураган любви.
      Элиза растерянно пожала плечами:
      – Все это, конечно так, но… Но к Риордану это не относится. Ведь он признанный ловелас!.. Нет, я не могу согласиться с тобой, Мальва.
      – Тогда ты попросту слепа, – нахмурилась кузина. – Да и твой Риордан такой же! Что касается Линетт, то эта проблема гораздо важнее выяснения ваших отношений, которые лично мне совершенно ясны. А вот с актрисой надо разобраться немедленно.
      – Но каким образом, Мальва? – Элиза взволнованно ходила по будуару. – Она шантажирует его самым дорогим на свете – дочерью. И ты знаешь, так же как и я, рано или поздно ради спасения Тессы он вынужден будет сдаться. Это тупик!
      – Ты говоришь – «спасти Тессу»?
      – Ну да, конечно. Ты же прекрасно знаешь, что все упирается в подписание этих проклятых бумаг на ребенка. – Элиза сердилась на Мальву, которая обращала внимание на какие-то ничего не значащие мелочи, упуская суть дела. – Если не помочь девочке, она вырастет ущербным ребенком! Она никогда не сможет найти приличную партию, будет навсегда отвергнута обществом! Да что я тебе рассказываю, ты сама все понимаешь!
      – Да, незаконнорожденный ребенок будет в обществе вечным отщепенцем, – задумчиво вздохнула Мальва. – Может быть, в другое, более просвещенное время что-нибудь изменится, но не теперь, ты права, Элиза. Однако я уверена в тебе, моя дорогая, как ни в ком другом. Ты, пожалуй, самая сильная и влиятельная женщина в свете. И если выход из этой ситуации вообще существует, то только ты найдешь его.
      – Какие глупости, Мальва! – Элиза даже подпрыгнула от возмущения. – Я наделала столько ошибок!
      – Довольно об этом. Если ты перестанешь винить, себя за просчеты и заглянешь себе в сердце, то обязательно отыщешь там верное решение. А теперь, моя дорогая, мне пора отправляться в приют. Я должна отвезти своим девочкам новые платья и кое-какие безделушки.
      Элиза была готова очертя голову броситься в горячий спор, но Мальва не дала ей такой возможности и, шелестя юбками, вышла из комнаты.
      Элизе вдруг стало стыдно. Как она могла сначала рыдать на плече своей кузины, а потом грубо накричать на нее, зная, что та желает ей только добра…
      Покинув дом Мальвы, Элиза с тоской разъезжала по улицам города, не желая возвращаться домой и встречаться с Риорданом. Стоял теплый летний день, солнце заливало улицы и свежую зелень деревьев, омытую ночным ливнем. В воздухе витали пьянящие ароматы прогретой земли.
      Но красота вокруг не избавила Элизу от тягостных мыслей. Напротив, к ним добавилось еще и сожаление о тех счастливых днях, когда она работала у Риордана, занималась любимым делом и была далека от всех этих интриг и тревог.
      Раньше она постоянно боролась, или, вернее, состязалась с ним, ясно видя перед собой цель – завод отца. Теперь же она потеряла всякий интерес в жизни. Конечно, ей многого удалось добиться, но к чему все это сейчас?
      Думая об этом, Элиза беспомощно разводила руками. Но, будучи по природе своей победителем, она не привыкла сдаваться, а посему на свой страх и риск решила сама разобраться с Линетт.
      Их дела с Риорданом уже настолько плохи, что даже если она допустит ошибку…
      Элиза щелкнула вожжами, и лошадь понеслась к зданию старой оперы.
      – Линетт Маркис? – Администратор ухмыльнулся и погладил рукой свою волнистую напомаженную шевелюру. – Она должна быть где-то здесь. Думаю, в костюмерной. На примерке.
      – Я хотела бы поговорить с ней.
      – Дело ваше, – пожал плечами администратор. – Что касается меня, то я вот уже несколько дней стараюсь держаться от нее подальше. Она как с цепи сорвалась.
      Элиза пошла по узкому, грязному коридору, в конце которого была лестница, ведущая в подвал. В коридор выходило множество дверей, исписанных любовными признаниями поклонников актрис.
      За стеной раздавались звуки расстроенного фортепиано и женский смех. Вдруг из-под ног Элизы метнулась в сторону тень. Крыса! Театральные кулисы были полны этими мерзкими тварями, поскольку актеры подчас обедали прямо у себя в гримерных. Испугавшись, она совершенно потеряла всякое душевное равновесие, но постаралась успокоиться и взять себя в руки перед трудным разговором с Линетт.
      Элиза толком и не представляла, на что она, собственно, рассчитывает, но в конце концов Линетт Маркис тоже женщина и ей свойственны обычные человеческие слабости. Может, удастся угадать, в чем уязвимое место актрисы?..
      На минуту Элиза остановилась перед дверью с табличкой «Костюмерная», собирая всю свою волю и храбрость в кулак перед решительным наступлением. Из-за двери доносились чьи-то оживленно спорящие голоса.
      – Говорю тебе, мне это не нравится! – капризно визжала Линетт. – Воланы пришиты криво, я буду выглядеть глупо в этих оборках? Да что ты в самом деле, хочешь выставить меня на смех?
      – Боже упаси! – раздался глухой голос Фифины. Наверное, у нее был полон рот булавок, поэтому громко и внятно говорить ей не удавалось. – Хорошо, я все переделаю. Вот увидите, оно будет восхитительным.
      – Дура! Вот здесь надо подтянуть, а здесь сделать складки… – Тут Элиза робко толкнула дверь, противно заскрипевшую на ржавых петлях.
      – По-моему, к нам кто-то пожаловал. Батюшки, да это сама миссис Риордан Дэниелс – краса и гордость чикагского общества!
      – Добрый день, Линетт, Фифина. – Элиза смело вошла в комнату и чуть не задохнулась от тошнотворного запаха духов, спиртного и пота. Она увидела на туалетном столике два бокала. Похоже, женщины совмещали примерку с выпивкой.
      – Что вам здесь надо? – насмешливо улыбаясь, поднялась со своего места Линетт. – Уж не собираетесь ли вы дожидаться здесь начала вечернего представления?
      – Я приехала не на спектакль. Мне нужно поговорить с вами. Без свидетелей, если можно, – добавила Элиза, выразительно глядя на Фифину.
      – А может, я не желаю… – вызывающе начала было француженка, но Линетт повелительным взмахом руки велела ей убираться. Фифина не заставила себя долго упрашивать и бесшумно, не забыв плотно притворить за собой дверь, исчезла.
      – Ну вот мы и одни, – сказала Линетт. – Фифина вас терпеть не может. Ведь вы пренебрегаете ее шляпками и платьями.
      Элиза молча сделала несколько шагов по комнате, как бы оценивая Линетт. На актрисе было броское платье, щедро украшенное воланами и рюшами, демонстрирующее безудержную фантазию бывшей горничной Элизы.
      – Значит, Фифина недостаточно хороша для вас? – ухмыльнулась Линетт. – А вот ваш отец, напротив, считал ее вполне подходящей для себя.
      – Я здесь не для того, чтобы обсуждать своего отца и Фифину, – вспыхнула Элиза. – Я пришла поговорить о Риордане, вернее, о вашем бессовестном шантаже.
      – Шантаж? Ну, это слишком сильно сказано! – Линетт все же заволновалась, открытые плечи и грудь ее покрылись красными пятнами.
      – Насколько я могу судить, ваше поведение можно определить именно этим словом. Разве вы не вымогаете деньги, используя невинного ребенка как средство их получения?
      Актриса вздрогнула и, не глядя на Элизу, ответила:
      – Наверное, вы правы.
      – Тогда на что вы рассчитываете?! – взорвалась Элиза. – Скажите мне правду, Линетт! Я должна знать. Ведь вас давно интересуют не деньги – Риордан уже дал вам столько, сколько невозможно потратить в течение долгих лет!
      – Актрисам всегда нужны деньги, много денег. – Линетт повела своими пышными плечами. – Мы стареем, покрываемся морщинами и в один прекрасный день перестаем играть главные роли. И тогда мужчины приходят за кулисы осыпать цветами и комплиментами других, молоденьких и свеженьких.
      Элиза молча смотрела на Линетт, которой до старости было явно далеко: миленькое личико, сияющие глаза, энергичное тело – одним словом, красотка.
      А Линетт тем временем продолжала:
      – Когда я вынуждена буду покинуть сцену и окажусь не у дел, то смогу рассчитывать на шикарную старость, вот и все.
      – Ценой судьбы вашей дочери! Подумайте о Тессе! – Элиза старалась достучаться до совести Линетт. – Вы же сами говорили, что часто скучаете без нее. Я уверена, вы любите Тессу. Представьте себе только, на какую ужасную жизнь вы обрекаете девочку, если ее признают незаконнорожденной.
      Линетт старалась выглядеть неприступно-холодной, но щеки ее горели лихорадочным румянцем.
      – Не говоря уже о том, – продолжала увещевать Элиза, – что ваша собственная карьера также полетит к черту, ведь обстоятельства рождения Тессы весьма неприглядны.
      – Никто не поверит в то, что это мой ребенок! – вскричала Линетт. – Я могу найти десяток свидетелей тому, что никогда не была беременна!
      – Тогда как вы можете утверждать, что Риордан похитил у вас ребенка? – поймала ее на слове Элиза.
      – Черт вас побери! – Линетт схватила со столика шкатулку с украшениями и в злобе швырнула ее об пол. – Вы ведь очень высокого мнения о себе, не так ли? И уж конечно, я вам неровня. Риордан не женился на мне только потому, что хотел занять место в свете, а я для этого была неподходящей парой. Вот он и вцепился в вас. – Губы Линетт исказила злобная усмешка. – В благородную леди знатного происхождения… Но позвольте мне сказать вам кое-что. Он женился исключительно ради вашего имени, а не потому, что вы ему нравитесь как женщина. Вы выглядите такой холодной и неприступной, что, готова поклясться, в постели похожи на льдину, обложенную шелковыми простынями…
      Каждое слово Линетт унижало Элизу больше, чем пощечина. Актриса презрительно оглядела ее с головы до ног, и Элиза почувствовала, как заливается румянцем стыда.
      – Мои интимные отношения с мужем вас не касаются.
      – Да, конечно. – Глаза Линетт злобно сверкали. – Он мне про вас многое рассказывал, мисс Льдина. Как вы бесчувственны в его объятиях, как вы лгали ему, как использовали его для обогащения. Вам ведь тоже нужны от него деньги.
      У Элизы потемнело в глазах от бессильной ярости и отчаяния. Риордан! Неужели он вправду говорил об их супружеской жизни, о ночах, проведенных вместе, этой вульгарной, мерзкой женщине? Какая подлость! Но может быть, Линетт врет? Не мог Риордан опуститься до такой низости! А может…
      Элиза собрала всю свою решительность в кулак и гордо выпрямилась: ей вдруг почему-то стало абсолютно все равно, как выглядеть в глазах Линетт.
      – Это правда, что вы намерены отнять у меня мужа?
      – Не только намерена, но и обязательно добьюсь своего. Он и так почти в моих руках. – Линетт победоносно взглянула на Элизу. – Он помешался на своей дочери, ради нее готов пойти на все что угодно. Риордан не задумываясь принесет вас в жертву своей отцовской любви. И вам придется уйти!
      Слова Линетт просвистели, как летящие кинжалы, и вонзились в самое сердце Элизы. Она едва оправилась от шока: одно дело подозревать об опасности и совсем другое – узнать наверняка.
      А тем временем Линетт не умолкая говорила:
      – Да, мы намерены избавиться от вас поскорее. Риордан уже давно подумывает о том, как это лучше сделать. Для того чтобы потребовать развода, ему нужно доказательство вашей супружеской измены.
      – Измены?! – дрожа всем телом, воскликнула Элиза. – О чем вы говорите?
      – Как о чем? О Мэте Эберли, разумеется!
      – Мэт! Но он никогда не был моим любовником!
      – Разве?
      – Нет! Никогда! С чего вы взяли?
      – Как с чего? – Линетт многозначительно улыбнулась: – Ведь неспроста Риордан подкупал его. Он сам рассказывал мне, как предложил Эберли крупную сумму денег за отсрочку вашей свадьбы. Ведь этот адвокатишка только с виду такой надменный и благородный, а на самом деле обычный прощелыга, как большинство из нас. Каждый человек имеет свою цену, любого можно купить, поверьте мне.
      Неужели они собираются использовать Эберли против нее?! Элизе потребовалось нечеловеческое усилие, чтобы не упасть в обморок в присутствии любовницы Риордана.
      – Я вам не верю, – дрожащим голосом ответила она. – Риордан не мог пасть так низко.
      – Чтобы получить свою дочь, он готов сделать и не такое.
      – Нет!
      – Да! И вы бессильны помешать мне. Я отберу у вас мужа, Элиза. Я перееду в его роскошный особняк и буду заботиться о Тессе на правах мачехи. У меня будет все! Он сам! Его дом, богатство, положение! Я заставлю Риордана сполна заплатить за то, что он когда-то отверг меня! В этой игре все козыри мои!
      – Козыри? – Элиза даже не узнала собственного голоса. – Да, вы действительно имеете их, Линетт. Но неужели Риордан сможет привыкнуть к вашему бесстыдству?
      – Он будет терпеть! По крайней мере пока Тесса не выйдет замуж, а это, по самым приблизительным подсчетам, лет восемнадцать, если не больше.
      Восемнадцать лет! Элизе захотелось закричать и броситься на актрису с кулаками. Но она развернулась и, гордо подняв подбородок, вышла из комнаты.
      – Я заполучу его, так и знайте! – с остервенением кричала ей вдогонку Линетт. – Он всегда любил меня, с того самого дня, как мы познакомились! Да мы с ним одним миром мазаны! И я заполучу его!

      Элиза бежала вверх по узкой театральной лестнице, ничего не видя перед собой от горя. За что же Риордан мог так жестоко обойтись с ней?! Неужели он и впрямь собирается выкинуть ее, как ненужную вещь, унизить и оклеветать?
      «Риордан!» – беспомощно шептала Элиза. До чего же она любит этого человека. Но видно, такова судьба – любить беззаветно и безответно…
      Тут она заметила на верхней площадке лестницы Фифину. Своими пышными юбками та заняла весь проход, и Элизе пришлось остановиться.
      – Ну вот, скоро вы лишитесь своего мужа, – торжествующим тоном заявила Фифина. – Наконец-то вы заплатите за те унижения, которые я вынесла от своего любовника. Вы его дочь, а значит, свершится справедливость!
      У Элизы перехватило дыхание от такой наглости. Совершенно измученная, она не сразу нашлась что ответить:
      – Если ты держишь зло на моего отца, мне очень жаль. Но я ничем не могу тебе помочь, Фифина. Позволь мне пройти. Я очень устала и хочу домой.
      – Домой, чтобы готовиться к разводу? – Фифина не трогалась с места. – О, это будет интересно! Судебное разбирательство по делу о супружеской измене? Элизу Эмсел обвинят в прелюбодеянии! Вашего отца тоже бы следовало судить за то, как он обошелся со мной!
      – Это не твое дело, Фифина. Дай мне пройти!
      – Ах, мужчины! – Фифина издала вздох сожаления. – Все они одинаковы, всем им от нас нужно только одно. И до тех пор, пока мы им не наскучили, они счастливы. Но всему приходит конец, мужчины бросают нас. Только их и видели! В вашем случае это тоже неизбежно, могу поклясться!
      Элиза с нескрываемым удивлением смотрела на Фифину. Почему она раньше не замечала, как та ненавидит их: ее и папу? Неужели так было всегда? Неужели она по своей глупости и наивности с таким доверием относилась к ней? Наверное, поэтому Фифина и сошлась с Линетт Маркис в последнее время. Их объединяет одно чувство – ненависть к ней, Элизе. Видимо, Фифина давно хотела отыграться за прежние обиды! Именно она поведала Линетт обо всех деталях ее помолвки с Мэтом Эберли. И скорее всего именно ей пришла в голову идея использовать его для якобы супружеской измены. Не исключено, что она постоянно накручивает Линетт…
      Элиза очнулась, почувствовав на себе пристальный взгляд Фифины. Как долго она стоит тут? Почему не оттолкнет от себя эту мерзкую женщину?..
      Мне нужно идти, – пробормотала Элиза.
      – А кто вас держит? Никому вы не нужны! – И Фифина, смеясь, отступила в сторону.
      Оказавшись в своей коляске, Элиза так сильно дрожала, что едва удерживала вожжи. Как бы она хотела оказаться сейчас рядом с отцом и, склонив голову на его плечо, поведать ему о своем горе и отчаянии. Но отец мертв. И нет у нее на всем белом свете близкого человека, который понял бы ее. Чтобы не разрыдаться прямо посреди улицы, Элиза щелкнула хлыстом над головой кобылы, пустив ее резвой рысью.
      Внезапно над самым ее ухом раздался злобный крик извозчика:
      – С дороги, леди! Вы заняли всю мостовую!
      Извозчик грозно показал Элизе кулак. Она же, рассердившись, привстала в коляске и пустила лошадь галопом.
      Вскоре грубиян со своим фургоном остался далеко позади. Это несколько ободрило Элизу: она еще не утратила способности бороться и побеждать! Значит, не все еще потеряно для нее! Быть может, это знак судьбы?
      Заметно повеселев, Элиза свернула на Стэйт-стрит, уже зная, как ей поступить дальше.
 
      – Мэт, я понимаю, моя просьба, может быть, не вполне удобна. Возможно, вы вообще не захотите говорить со мной на эту тему. Но мне нужно выяснить кое-какие вопросы, и я надеюсь, вы не откажете мне в любезности.
      Новая контора Мэта Эберли находилась в самом центре Стэйт-стрит, была роскошно обставлена и выходила на оживленную улицу, переполненную экипажами, омнибусами и пешеходами, изнывающими от июльской жары. В конторе трудились два клерка, а в отдельном небольшом кабинете помощник Мэта принимал посетителей.
      – О чем вы говорите, Элиза? – Мэт явно занервничал, стараясь понять цель ее визита.
      За несколько минут до этих слов Элизы они поддерживали ничего не значащий, пустой разговор: Мэт усердно распространялся по поводу своей новой практики, приносящей хороший доход.
      – Вы догадываетесь, о чем я говорю! Мне известно, что вам специально подсунули выгодное «дело Армуара» за ваше согласие отложить свадьбу. Только не отпирайтесь! – добавила Элиза, пристально глядя на Мэта.
      – Все было не совсем так, – краснея, промямлил адвокат. – Я ведь очень любил вас, поверьте. Я собирался жениться на вас… Но сначала, когда возникло дело Армуара, я подумал, что не будет большого вреда, если мы отложим ненадолго наше бракосочетание. Я и не предполагал, какой оборот примут дальнейшие события. И кроме того… – Мэт вдруг замолчал.
      – Что? – настаивала Элиза.
      – Я прекрасно понимал тогда – мои чувства к вам совершенно безответны. – Мэт поднялся и подошел к открытому окну. В комнате стояла невыносимая духота. – А спустя несколько дней Дэниелс сказал мне… такие вещи, которые я не решусь повторить вам.
      – Какие вещи, Мэт? Послушайте, я оказалась в беде. Мой брак на грани краха. Я должна узнать все до конца. Пожалуйста, помогите мне!
      – Он признался, что вы – его любовница. Да это и так было очевидно, – грустно ответил Мэт. – А затем он откровенно предложил мне любые деньги, если я расторгну помолвку и отступлюсь от вас. И еще он искренне уверял меня, что только вы можете составить его счастье. – Мэт хмуро обернулся к ней и сказал: – Ну вот. Вы довольны? Вы это хотели услышать от меня? Я сдался тогда, Элиза. А что мне было делать? Дэниелс сильный человек, могущественный и непреклонный, он в состоянии купить и продать кого угодно. И, окажись я на его пути, он уничтожил бы меня.
      – Да, я понимаю вас. – Элиза была признательна Эберли за честность. – Простите за беспокойство, Мэт. Спасибо. Я, пожалуй, пойду.
      – Я провожу вас до двери. Очень рад был вас повидать, – сердечно сказал Мэт. – Заходите как-нибудь еще, когда я буду свободнее, и мы сможем спокойно побеседовать…
 
      Элиза ехала домой уставшая и переполненная противоречивыми чувствами. Риордан все-таки любил ее, пусть давно, но любил! А значит, к грязным интригам Линетт и Фифины он не имеет ни малейшего отношения. Придя к такому выводу, Элиза облегченно вздохнула. Теперь оставалась только Линетт. Как с ней быть? Даже если они попробуют уехать, она будет преследовать их, постоянно угрожая разоблачением, требуя денег и изводя Риордана любовными притязаниями.
      Если уж Линетт не удалось завладеть Риорданом как законным супругом, она будет стремиться отнять у Элизы его сердце. Она заставит их обоих заплатить страшную цену за счастье и благополучие Тессы. Элиза подъехала к фешенебельному особняку своего супруга. Огромный дом выделялся среди других колоннадой массивного портика, роскошным фасадом с множеством балкончиков и арок, невероятных размеров куполом, сверкающим на солнце.
      Глаза Элизы наполнились слезами. Когда-то она считала этот дом чересчур напыщенным и безвкусным. Отчасти он и был таким. Но теперь Элиза любит этот дом, любит его огромные, роскошно обставленные комнаты, бережно хранящие память о счастливых днях с Риорданом. Она помнит, как они вместе смеялись, склонившись над колыбелью девочки. Помнит серьезное лицо Риордана, погруженного в работу. Помнит их общие обеды, помнит, как он нес ее наверх по лестнице в спальню… Эти воспоминания составляют часть ее жизни, они самое дорогое, что у нее есть! Но, увы, ей не следует дольше оставаться здесь. Вот в чем единственный выход из положения. Она не имеет права удерживать Риордана рядом с собой. Если мать Тессы станет его женой, все сразу разрешится. Девочка останется с ним, а Линетт будет всегда поблизости. Риордан сможет контролировать ее, и угрозы Линетт потеряют всякий смысл. Не будет же она шантажировать Риордана, став его женой!
      Вопрос в другом: так ли сильна ее любовь к Риордану и Тессе? Сможет ли она ради них отказаться от собственного счастья? Элиза мучительно взвешивала все «за» и «против». Конечно, малышка очень привязалась к ней, но если она вынуждена будет уехать, Тесса все равно не останется без любви и внимания. Во-первых, есть Фанни, опекающая ребенка с самого младенчества, и главное – отец, беззаветно любящий ее. Может быть, и Линетт тоже испытывает к своей дочери какие-нибудь теплые чувства. Но даже если это и не так, Тесса все равно вырастет, окруженная всеобщей заботой и нежностью.
      К тому же не надо забывать про Мальву. Кузине искренне нравятся Риордан и его дочь – она не оставит малютку без внимания и покровительства. Тем более что сам Риордан уже принят в свете, а значит, судьба девочки определена: она вырастет вместе с детьми из благородных, знатных семей. Только Элизе не суждено этого увидеть.
      – С вами все в порядке, мэм? – тревожно спросил ее садовник. – Уж не угодили ли вы в аварию? На вас лица нет.
      – Не беспокойся, все хорошо.
      Элиза через силу улыбнулась и, выйдя из коляски, пошла к дому. Она решила немедленно рассказать Риордану о своем намерении отправиться в Бостон к дальним родственникам.
      Ей необходимо покинуть этот дом как можно скорее.
      Потом последует развод. Мальва приложит все усилия, чтобы он прошел тихо и незаметно, без обычной судебной канители. Слухи рано или поздно улягутся, и все встанет на свои места…
      Сердце Элизы ныло от боли, но, превозмогая себя, она направилась в кабинет мужа.
 
      Риордан сидел, склонившись над бумагами. Его осунувшееся лицо свидетельствовало о страданиях, переживаемых им. Было очевидно, что сердце этого человека тоже разрывается от мучительной неопределенности.
      – Риордан, – прошептала Элиза. – Можно мне зайти?
      – В чем дело? – холодно спросил он.
      – Нам нужно поговорить. Я хотела попросить у тебя прощения за пощечину. Не знаю, что на меня нашло, мне очень стыдно.
      – Хорошо, что так.
      Элиза опустилась на стул подле него.
      – Что ты хочешь сказать мне, Элиза?
      – Я решила помочь тебе. – Элиза немного помолчала, словно собираясь с духом, а потом продолжала: – Ты добиваешься официального удочерения Тессы, мечтая о счастливой, беззаботной жизни для нее. Того же желаю ей и я… Я хочу, чтобы ты был счастлив…
      Я люблю тебя, Риордан. Я всегда любила тебя. Хотя прекрасно знаю, ты относишься ко мне иначе. Но речь не об этом. Наш брачный договор теряет всякий смысл. Линетт сделает все, чтобы испортить нам жизнь и навредить Тессе. Я… я уезжаю из Чикаго.
      – Что?! – взревел Риордан, багровый румянец залил его лицо.
      – Если ты разведешься со мной и женишься на Линетт, Тесса сможет нормально жить.
      – Тесса!
      – Да, Мальва поможет тебе. Я попрошу ее об этом перед отъездом. Таким образом, ты получишь все, чего хочешь.
      И Элиза, из последних сил сдерживая рыдания, бросилась к двери.
      – Элиза!
      – Мне нужно собираться! – уже на пороге крикнула она.
      – Элиза!
      Риордан вскочил и кинулся за ней, но Элиза, уже взбежав вверх по лестнице, трясущимися руками заперла за собой дверь в спальню.
      А в это время к дому Дэниелса подъехал экипаж. Элиза услышала стук колес по кирпичной дорожке и выглянула на улицу. У подъезда стояло роскошное ландо, из которого вышла женщина в ярко-красном кружевном платье. Элиза не увидела ее лица, но в этом и не было необходимости: Линетт трудно спутать с кем-нибудь другим.
      Итак, любовница Риордана открыто, не таясь осмелилась переступить порог его дома!
      Впрочем, не все ли равно?..
      Элиза, словно в полудреме, позвонила в колокольчик и велела слуге принести несколько дорожных сундуков, в которые принялась упаковывать одежду, книги и кое-какие безделушки.
      Вдруг раздался стук в дверь. У Элизы похолодело сердце. Риордан! Нет, она не должна видеть его сейчас! Иначе ей не вынести ужаса предстоящей разлуки… Но в дверь вошла заплаканная Нелла:
      – Мэм, вы уезжаете? Я слышала, как об этом говорили на кухне… Вы едете в Бостон, это правда? И никогда не вернетесь?
      – Да.
      – Но почему? О, мэм! – Нелла безутешно разрыдалась.
      – Я должна, Нелла. Ради Тессы должна. Ей грозит опасность, и другого выхода нет.
      – Но ведь он вас просто обожает, миссис Дэниелс. Вы не можете так с ним поступить.
      – Послушай, Нелла. Сейчас для него важнее всего на свете сохранить свою дочь. Поэтому мне придется уехать. – Элиза сама чуть не заплакала. – Он не может остаться с нами обеими. Ему надо выбрать – я или Тесса. Но дочь он любит, а меня – нет…
      – А что же будет с девочкой? – запричитала Нелла. – Бедное дитя…
      – С Тессой все будет в порядке. Ты останешься здесь, Фанни, Риордан, Мальва – все ее любят… Нелла, прошу тебя, оставь меня! Лучше пойди и попроси кого-нибудь нанять мне кеб. Я уезжаю немедленно.
      – Нет, – раздался из-за спины Неллы сильный и спокойный голос Риордана.
      Он шагнул в комнату и велел горничной удалиться.
      – Элиза, ты ошибаешься. Ты даже не представляешь себе, как далека от истины.
      – Не думаю, уходи, пожалуйста, – чуть ли не взмолилась она.
      – Нет, я никуда не уйду и не позволю тебе уехать до тех пор, пока ты не выслушаешь меня. – Глядя на Риордана, нетрудно было догадаться, что он переживает не меньше Элизы.
      – Пожалуйста, оставь меня. Мне и так слишком тяжело. Я уже приняла единственно возможное для нас всех решение.
      – Что?! – Риордан нервно рассмеялся. – Нет, ты не можешь говорить это всерьез! Неужели ты оставишь меня и наш дом жестокой, жадной женщине, которая, в сущности, ненавидит и меня, и свою дочь?
      – Я… – Элиза совершенно растерялась. – Но я думала…
      – Ты думала неправильно, Элиза. Ты ошибалась. – Риордан подошел к ней и обнял. – Дорогая моя малышка, неужели ты действительно решила уехать в Бостон и оставить меня? Неужели ты способна на такое самопожертвование?
      – Я не вижу иного выхода, – прошептала она.
      – Я всегда любил тебя, моя маленькая самоотверженная дурочка!
      – Но как же…
      – Да если бы я не любил тебя больше жизни, разве я смог бы жениться на тебе?
      – Ты никогда не говорил мне этого… – Элизу до глубины души потрясло неожиданное признание Риордана.
      – Я никогда не говорил тебе об этом, потому что думал, что ты не любишь меня. Я был уверен, что ты вышла за меня замуж ради моих денег и власти, что главное для тебя – сколотить свое собственное состояние. Как я ошибался! Ты любишь меня? Скажи, это правда, любимая?
      – Да, – еле слышно ответила она.
      Риордан что было сил прижал Элизу к груди и осыпал ее заплаканные глаза, щеки, плечи поцелуями.
      – Но что же будет с Тессой? – остановила его Элиза. – Линетт уничтожит твою дочь, если ты не выполнишь ее требований.
      – Пойдем, Элиза. Я хочу показать тебе кое-что.
      Риордан обнял ее за плечи, другой рукой достал ключ из кармана и открыл дверь. Они спустились в его кабинет.
      – Вот посмотри. – Он вытащил из письменного стола кипу бумаг и протянул их Элизе, победоносно улыбаясь.
      – Но… но ведь это… – Элиза в недоумении перебирала бумаги. – Но ведь это официальный отказ от ребенка с передачей тебе всех прав!
      – Да. Я решительно заявил Линетт, что никогда в жизни не женюсь на ней, будь она хоть единственной женщиной на земле. Я даже пригрозил ей публично объявить, кто на самом деле родители Тессы.
      Радость осветила лицо Элизы. Так, значит, Риордан не побоялся пожертвовать собой и дочерью ради того, чтобы остаться с ней?!
      – А что тебе ответила Линетт? – боясь поверить собственному счастью, спросила она.
      – Сначала, конечно, не поверила. А когда поняла, что я не шучу, то подняла оглушительный крик. Можно было оглохнуть. – Риордан весело рассмеялся. – Я достаточно хорошо знаю Линетт. Для нее всегда на первом месте стояла карьера. Почуяв угрозу своей театральной популярности, она спасовала.
      – И все-таки она не оставит Тессу в покое. Я знаю это наверняка. – Элиза сокрушенно вздохнула.
      – Я никому не дам в обиду свою дочь. – Риордан нежно поцеловал Элизу. – Никогда. Бог даст, все уладится. Мы ведь теперь снова вместе и никогда не расстанемся. Мы уедем из Чикаго в Денвер, я собираюсь строить там железную дорогу.
      – В Денвер?
      – Да. Я решил не оставаться здесь, тогда Линетт потеряет всякую возможность вредить нам, и даже если ей взбредет в голову распустить какие-нибудь слухи, на Западе мы будем в полной безопасности. Запад отличается более демократичными нравами. Там Тесса сможет быть просто нашей маленькой дочуркой.
      – Я люблю тебя, Риордан, и последую за тобой хоть на край света. Я не могу жить без тебя.
      – Господи, благодарю тебя! Благодарю тебя за это счастье! – воскликнул Риордан и заключил Элизу в страстные объятия.
      И в этот миг все их горести и печали, сомнения и тревоги отлетели прочь, забылись, как дурной сон.