– Но Ли Хуа не проститутка! Она…

– Как бы то ни было, она не леди! Успокойся, Корри. Я лучше знаю, что тебе нужно, а что нет.

Корри стала было протестовать, но Дональд прервал ее:

– Успокойся, а не то я дам тебе еще опия! Будь уверена, запасы доктора Санти далеко не истощились!

Корри, возмущенная до глубины души, продолжала спорить:

– И тем не менее я увижусь с ней! Ли Хуа удивится, что я уже столько времени в Доусоне, но ни разу не зашла к ней. Она же знает, что я здесь… Она забеспокоится и начнет наводить справки.

– Пусть наводит. Доктор Санти уже сообщил ей, что ты тронулась рассудком после смерти первого мужа. Это поубавит ей любопытства!

– Но я не тронулась рассудком! Это ложь! Я так же нормальна, как и ты!

– Ты в этом уверена?

Дональд вскинул на нее черные безумные глаза, в них было что-то настолько неизъяснимо пугающее, что Корри отшатнулась от него и больше не поминала о Ли Хуа.

За долгие недели своего заключения Корри помимо своей воли лучше узнала Дональда. Вернее, она пришла к выводу, что никогда не сможет по-настоящему узнать его. Он был исключительно скрытным человеком, никогда не делился своими чувствами и переживаниям. Ни детских, ни каких-либо еще воспоминаний она никогда от Дональда не слышала.

Как-то поздно ночью Дональд вернулся из местного кабака «Красное перо» сильно пьяным. В последнее время он ни дня не мог прожить без виски. Корри ненавидела его за это, потому что в таком состоянии он бывал особенно похотлив. Горящий факел стал непременным атрибутом их половой близости. Дональд навсегда потерял способность испытывать оргазм, если любовный акт не сопровождался рокотом и жаром бушующего пламени, если он не видел сквозь стену огня перекошенное от страха лицо Корри.

В этот раз, к огромному облегчению Корри, Дональд не стал требовать «исполнения супружеских обязанностей». Он что-то невнятно бормотал о женщине, которую, по-видимому, встретил в кабаке. Доктор Санти пристально посмотрел на него, выходя из комнаты. Потом Корри услышала щелчок замка и поняла, что осталась со своим мужем наедине.

– Черные волосы и полные руки, и лицо… О Господи, как она похожа на нее…

Дональд, не обращая внимания на Корри, стягивал с себя тяжелые ботинки и со стуком ронял их на пол.

– Ее убили… мою мать. Кто-то из ее клиентов. А потом ее труп сожрали крысы. Мне было тогда шесть лет. В доме не было ни куска хлеба. Сначала я подумал, что она спит. Я бил ее, дергал за волосы, кричал, но она так и не встала. А потом пришли крысы. Ты когда-нибудь видела, как крысы раздирают на части труп? Обглоданные, кровавые лохмотья свисают со всех сторон…

Он громко икнул, и Корри поняла, что его сейчас стошнит.

– Я… я не мог отогнать их. Я кричал и кидался в них чем ни попадя, но они так и не ушли.

Дональд перегнулся через край кровати, и его жестоко вырвало. Потом он лег на спину и закрыл глаза. Корри подумала, что он заснул, но через несколько секунд раздался еле слышный стон и бормотание. О том, как женщина и ребенок жили в убогой комнате и спали на соломенном матрасе за печкой, перед которой было развешано белье, отделяющее темный закуток от остального жилища.

– Она ложилась под кого угодно, и ее не волновало, где я при этом нахожусь. Я всегда смотрел на то, как они это делают… я сотни раз видел… ей было наплевать…

Наконец он провалился в глубокий, беспокойный сон, а Корри сидела около него, потрясенная до глубины души, и долго не могла прийти в себя от ужаса. Сколько ему пришлось выстрадать в детстве! Как же ему удалось пройти такой невероятно трудный жизненный путь и превратиться из сына проститутки в совладельца крупнейшей судостроительной компании? Но Дональд сделал это. В таком случае какой необыкновенной силой воли и целеустремленностью он обладает!

Наутро Дональд встал молчаливый и сердитый, и Корри постаралась ни единым словом не напомнить ему о прошедшей ночи, когда чуть-чуть приподнялась непроницаемая завеса над его прошлым и Корри получила неожиданную и, похоже, неповторимую возможность заглянуть за нее.

В конце апреля в Доусоне случился еще один страшный пожар. Огонь быстро распространялся в деловом центре города – банки, магазины, гостиницы, бордели.

Корри и Дональд были вынуждены покинуть свое жилище. Они стояли на безопасном расстоянии от охваченных пламенем построек и вместе с остальными зеваками наблюдали за тем, как на фоне зеленых холмов и синего неба вырастает огромный силуэт кровожадного огненного джинна. Вокруг них суетился народ с ведрами и лоханями, стремясь остановить грозную стихию.

Вдруг Корри услышала у себя за спиной странный звук. Она обернулась и увидела, что Дональд, как загипнотизированный, смотрит на огонь, его ноздри раздуваются, а из горла вырывается странный, леденящий душу хрип. Он медленно перевел взгляд на Корри, и она отшатнулась, прочитав в его глазах безумное намерение.

– Корри…

– Дональд! Нет, не здесь, мы не можем…

Он не обращал внимания на ее протесты. Корри как в тумане чувствовала, что Дональд тащит ее к дымящемуся фасаду полупотушенного здания, срывает с нее одежду, заламывает руки. То, что произошло в следующие несколько минут, не поддается описанию и восприятию нормального человеческого сознания. На виду у огромного скопления людей Дональд бросил ее на голую землю и изнасиловал. Корри была в полуобморочном состоянии. Она ничего не понимала, не видела никого вокруг, только слышала тихий-тихий, жалобный плач ребенка…

Потом ходили слухи, что пожар начался в комнате, которую снимала танцовщица дансинга на втором этаже кабачка «Винный погребок». Говорили, что она вышла из дома и оставила то ли непотушенный окурок, то ли горячие щипцы для завивки волос. Сразу же собрался совет городских властей, который решил не наказывать виновную, но впредь запретить всем девицам из дансингов и борделей селиться где-нибудь, кроме гостиниц и других заведений, имеющих специальную лицензию.

Корри равнодушно отнеслась ко всем этим новостям. Что толку выяснять, кто виноват, если пожар все равно уже случился? Они с Дональдом перебрались в другую гостиницу. От доктора Санти Корри узнала, что Ли Хуа стремительно восстанавливает изрядно пострадавшее помещение дансинга. Ради экономии времени и средств рабочие пускают в ход найденные на пепелище старые гнутые гвозди.

К концу мая весна была в полном разгаре. Она обрушилась на Доусон потоками солнечного света, веселым щебетаньем птиц, порывами теплого южного ветра. Пробуждение природы после долгой зимней спячки вселило оптимизм даже в глубоко несчастную душу Корри. Мужчины бились об заклад, стараясь угадать тот день, когда лед на реке тронется. И когда раздался наконец оглушительный треск разламывающегося на куски ослепительно-белого панциря, этот звук приветствовали ликующие крики радости и стоны разочарования, в зависимости оттого, проигран или выигран заклад.

Когда по реке стали ходить суда, Корри получила весточку от тети Сьюзен. Доктор Санти принес письмо с почты и отдал пленнице лично в руки. Но не успела та сказать слова благодарности, он остановил ее:

– Не надо благодарить. Я вытащил из письма деньги и передал твоему мужу на сохранение. Он не хочет, чтобы ты имела возможность купить билет на пароход на свои собственные средства.

Корри расстроилась, но все равно с нетерпением развернула письмо и стала жадно вчитываться в аккуратный мелкий почерк тети Сьюзен.

«…У меня все в порядке. Я выхожу замуж за человека по имени Томас Картендон. Он биржевой маклер, имеет трех сыновей-подростков. Я собираюсь переехать к нему, уже укладываю вещи. Разумеется, я буду следить за домом до твоего возвращения. К тому же здесь остаются миссис Парсонс и Джим Прайс. Я буду жить недалеко от тебя, в каких-нибудь четырех кварталах. Так что мы сможем часто видеться. Без тебя дом кажется пустым и заброшенным, и я с радостью переберусь туда, где меня будут окружать дети…»

Корри отошла к окну, чтобы доктор Санти не заметил, каким бледным и обескураженным стало ее лицо. Ей и в голову не могло прийти, что тетя Сьюзен может вторично выйти замуж или просто уехать куда-нибудь. Корри так привыкла к ее постоянному присутствию рядом, привыкла быть единственной любимой племянницей… Корри продолжала читать:

«Я так давно не получала от тебя вестей. До нас дошли слухи о каком-то кораблекрушении на Юконе. Я даже не знаю, получила ли ты деньги, которые я выслала тебе еще осенью. Надеюсь, что у вас с Эвери все хорошо, что вы оба здоровы и счастливы. Кто у тебя родился? Мальчик или девочка? Как бы мне хотелось поскорей увидеть твоего малыша! Посылаю тебе еще денег, мало ли что. Когда вы собираетесь возвращаться? Надеюсь, теперь уже скоро. Очень люблю тебя и скучаю. Сьюзен Ралей».

Глаза Корри наполнились слезами. Если бы только тетя Сьюзен знала, как она несчастна!

Неделю спустя Корри обнаружила эту газетную вырезку. Она не знала, что побудило ее тайно обыскать вещи своего мучителя, только эта идея не давала ей покоя вот уже много дней. Дональд очень трепетно и внимательно относился к своим личным вещам, особенно к денежному поясу и кольту, – с ними не расставался никогда. Наконец Корри представился долгожданный удобный случай.

Было солнечное утро четверга. Этой ночью они занимались любовью, и Дональд по неосторожности чуть было не устроил пожар. Он толкнул Корри под руку, и она уронила горящий факел прямо на кровать. Правда, им тут же удалось потушить воспламенившийся плед водой из кувшина для умывания. Дональд, чья похоть на какое-то время была утолена, оделся и ушел. Корри не сомневалась, что в кабак.

Он вернулся на рассвете, молча разделся, лег поперек кровати и захрапел. Корри осторожно накрыла его одеялом. Первые лучи восходящего солнца настойчиво пробивались сквозь оконные занавески.

Корри потихоньку выбралась из кровати и подошла к тому месту, где на полу была разбросана одежда Дональда. Кожаный денежный пояс, вытертый до блеска, валялся среди нижнего белья. В куче верхней одежды Корри обнаружила мешочек с золотым песком и кольт.

Страшная мысль пришла ей в голову. Пистолет… Нет, она не осмелится… Корри никогда не держала в руках оружия, она не смогла бы даже определить, заряжен он или нет. Кроме того, за тонкой перегородкой находится доктор Санти. Он спит чутко, и если услышит какой-нибудь подозрительный звук в их спальне, то немедленно придет посмотреть, в чем дело. У него есть свой ключ. Хоть доктор Санти и не лишен определенной галантности, но наверняка с ножом обращается не хуже, чем его напарник Арти…

Корри заметила, что из кожаного пояса торчит какой-то белый листок, и поняла, что Дональд использует пояс не только как кошелек, но и как бумажник. Корри на цыпочках подошла ближе, но тут сзади раздался глубокий вздох и шорох. Корри замерла, но Дональд всего лишь перевернулся на бок и снова захрапел.

Она осторожно протянула руку к поясу. Бумаги, которые там хранились, не представляли никакого интереса для Корри: деловые письма, рецепты, членская карточка игорного дома в Сан-Франциско, несколько непонятных записок. Корри уже собиралась положить пояс на место, когда вдруг наткнулась на газетную вырезку.

Она пожелтела от времени и протерлась на сгибах. Корри разглядела ее и поднесла к свету. Буквы во многих местах выцвели, но кое-что разобрать было можно. «Мисс Ила Хилл… тело опознано…»

Газетная вырезка выпала из похолодевших пальцев Корри. Мисс Ила Хилл! Она почувствовала, что ей сейчас станет дурно. Она успела добежать до умывальника и молила Бога, чтобы Дональд не проснулся, услышав, что ее тошнит.

Неужели это правда? Значит, Дональд – тот самый клерк, который, стремясь замести следы своего воровства, облил керосином контору хозяина и сжег не только конторские книги, но и Илу Хилл, несчастную сестру Куайда.

Корри без сил опустилась на пол. Шелковая ночная рубашка холодила и без того покрывшуюся мурашками от страха кожу.

Дональд убил Илу. Это его разыскивает Куайд Хилл. Корри невольно перевела взгляд на своего безмятежно спящего мужа. Он разметался и вытянулся под одеялом. Его дыхание было хриплым и неровным. Корри заметила, что в этот момент он выглядит совсем беспомощным и беззащитным, как все люди во сне. Было невозможно поверить в то, что он…

Усилием воли Корри попыталась запретить себе думать об этом. Ведь то, что Дональд хранит вырезку из газеты, еще не является доказательством вины. Кто угодно может что угодно вырезать из газет и носить при себе. Законом это не возбраняется. Хотя…

Корри принялась перебирать в голове все то, что она знала о Дональде. Он родом из Чикаго, где жили Хиллы. Он приехал в Сан-Франциско примерно шесть лет назад, в 1893 году. Тогда же погибла Ила. Дональд начал работать у папы клерком, то есть занимал ту же должность, что и в Чикаго. Он никогда не испытывал недостатка в средствах, хотя Кордел Стюарт платил своим служащим немного (ему вообще была несвойственна щедрость). Дональд как-то сказал Корри, что живет на недавно полученное наследство.

И это еще не все. Дональд становится одержимым, когда видит огонь (тут Корри почувствовала, что ее руки онемели от холода, и засунула их под мышки). Он не может получить удовлетворение от половой близости, если не видит в глазах женщины отблеска пламени.

Корри отогнала от себя прочь страшное видение – картину гибели Илы Хилл. Ее сердце тяжело забилось. Если бы только Куайд был жив, он бы многое отдал за эту газетную вырезку! А вдруг он уже обо всем догадывался, когда приехал на Аляску?

Корри старалась припомнить свои разговоры с Куайдом, те их отрывки, которые тогда показались ей странными и непонятными. Куайд говорил, что приехал сюда, повинуясь внутреннему голосу, инстинкту. Он рассказывал ей о случайной встрече на улице в Сан-Франциско с человеком, который напоминал ему давнишнего знакомого. Неужели он имел в виду Дональда? Корри никогда не задумывалась над тем, что, когда она столкнулась с Куайдом в Дайе, Дональд тоже был там. Возможно ли, что Куайд выследил его и потому приехал на Аляску? Он шел по следу Дональда неумолимо, как охотничий пес, чувствующий запах дичи, движимый нюхом, инстинктом и – обожженной камеей, которую он постоянно носит с собой.

А вдруг эта камея приведет Куайда сюда? Нет, это было бы чудо, а чудес не бывает. Если бы Корри поверила в такое, Дональд был бы прав, считая ее сумасшедшей.

Тем не менее брошь так живо стояла перед ее глазами, как будто Корри держала ее на ладони и ощущала неровность потрескавшейся эмали и расплавленного золотого обрамления. Корри вспомнила то странное чувство, которое охватило ее при взгляде на гордый, аристократический профиль девушки, изображенной на камее. Казалось, она незримо присутствует где-то рядом и делится с Корри своей ненавистью, страхом, жаждой жизни.

На лбу у Корри выступила испарина. Почувствовав, как прохладная струйка пота стекает по ее груди, она аккуратно положила газетную вырезку обратно в кожаный пояс. Решено! Корри напишет Куайду письмо и как-нибудь передаст его на волю в расчете на тот крохотный шанс, что он жив…

Через полчаса письмо было готово. Дональд, по счастью, мирно спал, не подозревая о том, что делалось подле него в комнате. Корри подробно описала ситуацию, в которой находилась, весь свой страх и отчаяние и свою безумную любовь к Куайду. Она изложила также те немногие факты, которые обнаружила, сопровождая их собственными умозаключениями и комментариями. Послание оказалось сбивчивым и бессвязным. К тому же не исключено, что адресовано оно было не живому человеку, но покойнику, давно погребенному и неспособному прийти на помощь своей возлюбленной.

Корри надела белую блузку и юбку с воланами, которая так нравилась Дональду, а потом села у окна и притворилась, что читает книжку. Наконец Дональд проснулся, хмурый и неразговорчивый, и послал за завтраком в ресторанчик «Короли Клондайка», что был по соседству с гостиницей. Пока они ждали заказа, Корри взволнованно бродила по комнате, чувствуя за корсетом шероховатость сложенного в несколько раз листка бумаги. А что если Дональду придет в голову заняться с ней любовью?

Им принесли омлет, клондайкского хариуса и пирог. Корри ела без аппетита, лихорадочно обдумывая план передачи письма. У нее не было денег, чтобы послать его по почте, и потом, за ней постоянно следили. Когда Дональд куда-нибудь уходил, с ней оставались Арти и доктор Санти. Ей даже не разрешалось ходить в уборную, она пользовалась ночной вазой здесь же, в комнате.

Может, стоит бросить письмо в окно? Там его кто-нибудь подберет. Нет, это слишком рискованно. А может, сунуть его мальчишке-коридорному (Корри не раз замечала, с каким восхищением он смотрит на нее)? Но как это сделать, если Дональд находится в трех футах от нее?

– О чем ты думаешь?

Дональд неожиданно прервал ход ее мыслей. Корри инстинктивно потянулась рукой к корсету и дотронулась до письма.

– Нет, ни о чем.

– У тебя такое лицо, как будто ты увидела в тарелке тарантула. Я хорошо заплатил за этот завтрак. Знаешь, сколько здесь стоят свежие яйца?

– Нет… все очень вкусно. Все в порядке. Просто… просто я немного устала.

– Устала? С чего это вдруг? Это ведь я пришел на рассвете, а не ты.

Его глаза сделались колючими.

– Я не очень хорошо спала.

– Почему ты все время теребишь руками блузку? Что у тебя там?

– Ничего!

Корри невольно отшатнулась от Дональда, сделав при этом попытку улыбнуться.

– А что там может быть? Просто корсет… вот и все.

– Ну что ж, посмотрим.

Корри обворожительно улыбнулась и сделала кокетливый пируэт, шелестя юбками. Неизвестно, откуда в ней появились силы притворяться невинной и проказливой. Но Дональд был неумолим.

– Раздевайся, Корри.

Ее сердце гулко забилось. Она снова коснулась рукой корсета.

– Надеюсь, ты не хочешь сказать, что…

– Я сказал, раздевайся. По крайней мере сними блузку. Я хочу знать, что ты там прячешь. И узнаю. Ты, наверное, забыла, Корри, что я твой муж?