7

Гордон игнорировал ее целую неделю. При этом он неукоснительно следовал ежедневному распорядку, который принял со времени своего приезда в усадьбу Деверо: по утрам совершал верховую прогулку, днем играл в гольф, а вечером уединялся в кабинете дяди. И вовсе не искал ее общества.

Встревоженная этим поведением мужа, Роберта чувствовала, что он наблюдает за ней на расстоянии; однако всякий раз, когда она, призвав всю свою храбрость, решалась украдкой взглянуть на него, его внимание было направлено совсем в другую сторону. И все же избавиться от тягостного ощущения, что за тобой наблюдают, было невозможно.

Каждое утро она надевала заветное ожерелье, чтобы заранее узнать о грозящей опасности, и прятала при себе свой шотландский кинжал, чтобы оказать сопротивление, если Гордон вздумает силой везти ее на север. Но ее звездный рубин ни разу не потемнел, а кинжал – «последнее средство» – оставался в ножнах, привязанных к ноге. К концу «недели молчания» ее измотанные нервы были натянуты до предела.

Но Смучес снова свел их вместе!

Восьмой день этой игры в молчанку был промозглым и дождливым. Роберта провела все утро в своей комнате, но во второй половине дня все же отважилась спуститься вниз. Повинуясь какому-то безотчетному импульсу, она надела перчатки, которые Гордон ей подарил. Она надеялась, что это вызовет хоть какую-то реакцию с его стороны. Ей уже стало казаться, что лучше снова поссориться, поругаться, чем все время молча наблюдать друг за другом.

Сидя в одном из кресел перед камином, Роберта потянулась к своей корзинке для рукоделия за вязанием, которое начала два дня назад. За ее спиной из центра зала доносились звуки мяча: это Гордон тренировался в игре в гольф. Один из серебряных кубков ее тетушки, поставленный на полу, играл роль лунки на зеленом поле. Губы Роберты скривились от сдерживаемого смеха, когда она услышала, как ее шестилетняя кузина изводит своими замечаниями маркиза.

– Ты упустил его, не попал, – говорила Аврора.

– Я вижу, малышка.

– Казалось, что мяч полетит прямо, а потом он свернул в сторону, – сказала девочка.

– Именно это я и намеревался сделать, – ответил Гордон.

– Ты учишься проигрывать? – В голосе кузины сквозило искреннее удивление.

– Да, но так, чтобы это было незаметно.

– А зачем?

– Затем, малышка, что проигрывать королю – это хорошая тактика, – объяснил Гордон.

– Почему?

– Потому что король благоволит к игрокам, которые ему проигрывают.

– А почему?

В голосе маркиза уже слышалось раздражение, когда он ответил:

– Потому что король любит выигрывать.

– А ты не любишь выигрывать? – продолжала допрашивать Аврора.

– Люблю, но предпочитаю доставить удовольствие королю.

– А почему?

– Потому что…

– Аврора, перестань надоедать лорду Кэмпбелу, – позвала тетка из-за стола.

– Я тебе надоедаю? – спросила Аврора.

– Нет, малышка, – ответил он. – Но давай мы сделаем перерыв во всех этих наших

делах.

Взявшись за свое вязанье, Роберта спросила себя, что означает эта тишина за ее спиной, и вдруг увидела пару черных башмаков на полу перед ней. Медленно подняв взгляд, она встретила испытующие серые глаза мужа.

– Ты надела перчатки, которые я тебе подарил? – как ни в чем не бывало сказал Гордон.

Его небрежное замечание застало Роберту врасплох. Из всех слов, которые, как она предполагала, он ей скажет, эти самые невинные почему-то не пришли ей в голову. Она посмотрела на свои руки так, словно желала удостовериться в правоте его слов, и снова подняла взгляд на него.

– Да, надела, – просто сказала она.

– И что ты вяжешь? – спросил он.

– Попонку для Смучеса.

Гордон улыбнулся, услышав это. Роберта расслабилась и улыбнулась в ответ.

Но в следующее мгновение их спокойствие было нарушено. Заливаясь звонким щенячьим лаем, в большой зал как бешеный влетел Смучес, а следом за ним вбежали Блайт и Блис, крича, чтобы кто-нибудь поймал его. Все трое были мокры и забрызганы грязью.

– Боже правый! – вскричала Роберга, вскакивая с кресла, чтобы посмотреть, что происходит.

А Гордон наклонился, когда Смучес попытался прошмыгнуть мимо него, и подхватил грязного шенка на руки. Не заботясь о платье жены, он кинул щенка ей на колени со словами:

– Возьми свою собаку.

– Мы вывели Смучеса на улицу погулять, – объяснила Блайт, – но он принялся кататься в грязи.

– А потом заставил нас гоняться за ним по всему саду, – добавила Блис.

– И теперь всем троим нужна хорошая головомойка, – сказала леди Келли, идя к ним через зал. – Дженингс, – бросила она, – распорядитесь приготовить ванну в комнате девочек и еще одну маленькую здесь для Смучеса. Пойдемте, дети.

Когда перед камином был поставлен большой чан с водой, предназначавшийся обычно для живой рыбы в кухне. Гордон засучил рукава и протянул руки, чтобы взять щенка.

– Давай-ка его сюда, – сказал он. – Я сам это сделаю, иначе вы оба окажетесь в чане.

Гордон опустил барахтающегося Смучеса в чан и крепко держал его за загривок. Потом смыл со щенка всю грязь. Когда же Смучес был отмыт, он передал его жене.

Роберта быстренько вытерла Смучеса и завернула его, как младенца, в сухое полотенце. Когда щенок чихнул, она, с беспокойством посмотрев на мужа, спросила:

– Тебе не кажется, что он замерз? Я вовсе не хочу, чтобы он простудился.

– Тогда пошли со мной, – сказал Гордон и направился к выходу.

Держа Смучеса в руках, Роберта вышла вслед за мужем и поднялась вверх по лестнице. Когда он открыл дверь в свою комнату, она заколебалась на мгновение, но вошла.

– У меня тут есть кое-что, что быстро его согреет, – сказал Гордон.

Роберта взглянула на свое ожерелье: звездный рубин светился таким же ясным светом. Она сделала по комнате несколько шагов и увидела, что Гордон роется в своих вещах. Улыбка облегчения осветила ее лицо, когда он повернулся и показал ей шерстяной плед в черно-зеленую клетку клана Кэмпбелов.

Он развернул плед и, когда Роберта передала ему Смучеса, завернул в него щенка.

– Хороший мальчик, – сказал он, почесывая щенка за ухом.

Роберта потянулась за Смучесом, и руки их соприкоснулись. Она быстро подняла взгляд на мужа. Выразительность взгляда его дымчато-серых глаз на мгновение загипнотизировала ее.

Придвинувшись ближе, так близко, что их разделял только Смучес, Гордон наклонил голову и в замедленном поцелуе приник к ее губам. И Роберта ответила. Она закрыла глаза и возвратила поцелуй, наслаждаясь невероятным ощущением его теплых губ.

А положил конец их поцелую все тот же Смучес. Зажатый между их телами, щенок отчаянно барахтался.

Роберта отступила на шаг. Она чувствовала, как от смущения и замешательства щеки ее покрывает густой румянец.

С обезоруживающей улыбкой Гордон ласково приложил ладонь к ее пламенеющей щеке. Потом шутливо показал ей руку:

– Чуть не обжегся.

Совершенно смущенная, Роберта покраснела еще больше.

– Мне очень жаль, что я не сдержался в тот день в кабинете, – к ее удивлению, стал извиняться Гордон. – Я был не прав, что нарушил свое обещание. Ты можешь простить меня, ангел?

– Я тебя прощаю, – с лукавой улыбкой сказала Роберта. – Раз ты сам признал свою неправоту.

Гордон усмехнулся:

– Ты выявляешь во мне все самое лучшее, дорогая.

– Я тоже была не права, – сказала Роберта. – Мои родители привили мне понятие о чести, и я бы никогда не позволила другому мужчине поцеловать меня до тех пор, пока связана обязательством с тобой. Генри никогда не целовал меня до того дня в кабинете.

Гордон криво улыбнулся:

– Это я уже знал.

Его ответ озадачил ее.

– Откуда ты мог это знать? – спросила она.

– Мужчина всегда поймет, что женщина целуется в первый раз.

Роберта внутренне застонала. Она, должно быть, неопытна в поцелуях, но откуда ей было набраться опыта?

– Но как мужчина может это узнать? – наконец спросила она.

– Ну, понимаешь, теперь ты делаешь это иначе, – объяснил он. – А в тот первый раз ты спросила меня, что тебе делать с твоими руками. Помнишь?

Роберта с облегчением улыбнулась. Возможно, она не была теперь такой уж неопытной в поцелуях.

– Может, спустимся вниз и посидим со Смучесом перед камином? – предложил Гордон. А когда она кивнула, добавил: – И пару часов поиграем в шахматы.

С этого вечера Гордон с Робертой вернулись к тому ежедневному распорядку, которому следовали в предыдущий месяц. По утрам они вместе совершали прогулки верхом, днем она училась играть в гольф, а каждый вечер играла с ним в шахматы. Никто не упоминал о Генри Талботе, но так же и о том, что Гордон лишь ожидает первого дня весны, чтобы отвезти ее на север, в Шотландию.

Чем холоднее становилась зима, тем теплее они относились друг к другу. Январь выдался очень холодным, с замерзшими, покрытыми толстым инеем деревьями и искрящимися сосульками. Но постепенно эти стылые дни прошли, а в феврале потеплело, и снег начал подтаивать.

Девятого февраля выдалось по-настоящему весеннее утро. Когда рассвело, Гордон с Робертой вышли из особняка Деверо. Во дворе их ожидал графский конюх с оседланными лошадьми.

Роберта украдкой взглянула на мужа, когда они шли, направляясь к своим лошадям. С ног до головы во всем черном, Гордон опять походил на сатану, одетого щеголевато, чтобы соблазнить как можно больше душ. Если бы дьявол обладал неотразимой внешностью ее мужа, то наверняка целая процессия женщин последовала бы за ним до самых врат ада.

– День такой прекрасный, что я подумал, а не посмотреть ли нам королевский зверинец, прежде чем мы уедем домой, – сказал Гордон, садясь в седло. – Давай прокатимся в Лондон.

Роберта согласно кивнула, но, когда они уже поскакали по дорожке, торопясь выехать на улицу, тревожная мысль пришла ей в голову. Еще несколько недель – и наступит первый день весны. И тогда ее увезут на север, чтобы навсегда обречь на несчастливую жизнь.

– Тебя что-то беспокоит? – спросил Гордон, заметив ее состояние.

Роберта попыталась весело улыбнуться.

– Нет, милорд. Просто я сегодня задумчивая.

– Задумчивая, ты? – шутливо передразнил он. – Приятно узнать, что я женат на женщине, умеющей думать.

– Ты смеешься надо мной? – спросила она.

– Нет, дорогая. Твой укор задевает меня.

– Я спрашиваю, а не укоряю.

– В таком случае, ангел, – ухмыльнулся Гордон, – могу тебя заверить, что нет.

Роберта кивнула, но этот ответ не убедил ее. Она ни на миг не поверила в то, что ее муж ценил женщин, которые умеют думать самостоятельно.

Они проехали усадьбы Лестер и Дарэм, а потом свернули направо на Чэринг-Кросс. Когда въехали в самый Лондон, народу стало неизмеримо больше, что вынуждало их с трудом и с осторожностью продвигаться по узким кривым улицам.

Доехав до собора Святого Павла, они свернули на Олд-Чендж, а в конце ее на Темз-стрит. В дальнем конце неясно вырисовывался Уайт-Тауэр – цель их поездки.

Проехав через главные ворота в замок, они остановили лошадей. Два одетых в красное служителя кинулись придержать их поводья, и Гордон бросил каждому по монете.

Когда они спешились, позади внезапно послышалось свирепое рычание, и Роберта в страхе бросилась в объятия мужа.

– Не бойся, дорогая, – сказал Гордон, обнимая се. – Ты в безопасности. Эти львы рычат в клетке.

Успокоив, Гордон взял ее за руку и повел по направлению к Львиной Башне.

– Твой дядя рассказывал мне, что зверинец был основан, когда французский король подарил Генриху Третьему слона, – сообщил он Роберте.

– А как он выглядит? – спросила она.

Гордон тоже никогда не видел слона, но не мог же он признаться в этом своей молодой жене.

– Ну, слон – это самое большое из божьих созданий, и у него длинный нос, который называют хоботом.

Полукруглый бастион, к которому они наконец подошли, был известен под названием Львиной Башни. Он состоял из нескольких клеток и ям, забранных решетками.

Здесь царила ужасная толчея. Опасаясь потеряться в толпе незнакомых людей, Роберта вцепилась в руку мужа и мысленно поздравила себя с тем, что не забыла надеть в этот день перчатки. Гордон же покровительственно улыбался ей, в душе потирая руки. Как и предсказывала хозяйка таверны «Королевский петух», все будет в полном порядке. Возможно, и не понадобится пересекать границу Шотландии, чтобы сделать ее своей женой в полном смысле слова.

– Не пугайся, – прошептал он ей на ухо, пока они прокладывали дорогу сквозь движущуюся толпу.

Остановившись перед загородкой, Роберта с изумлением разглядывала огромного слона, а потом и белого медведя. Но больше всего ее внимание приковали львы. Чтобы пробраться к яме со львами, Гордону пришлось прокладывать дорогу сквозь толпу простолюдинов, которые расступились перед дворянином и его дамой, а потом снова сомкнулись за ними.

– Боже правый, – тихо воскликнула Роберта, приблизившись к железной решетке, перегораживающей верх ямы, и услышав громкое рычание из ее темной глубины.

Стремясь получше разглядеть свирепых хищников внизу, Роберта потихоньку подступала все ближе и ближе к яме. И вдруг неожиданно ощутила, как чьи-то руки толкают ее в спину, и вслед за этим кто-то поставил ей подножку. Потеряв равновесие, она заскользила к самому краю ямы. Одна ее нога попала между прутьями и провалилась вниз.

– Помогите! – закричала она, в отчаянии цепляясь за мужа.

Гордон подхватил ее и дернул на себя в тот самый момент, когда один из львов подпрыгнул к ее застрявшей ноге. И оба они упали на землю посреди потрясенной толпы зрителей.

– Ты в порядке? – спросил Гордон.

Дрожа, как в лихорадке, слишком напуганная, чтобы говорить, Роберта лишь отрицательно покачала головой. Она приложила руку к груди, чтобы успокоить бьющееся сердце, и пальцы ее нащупали ожерелье.

И тут она увидела, что ее алый звездный рубин потемнел.

– Я думаю, мы насмотрелись достаточно, – сказал Гордон, вставая. Он помог ей подняться и, обняв за плечи, прижал к себе. – Но, черт побери, дорогая, как это получилось? – спросил он, ведя ее к выходу. – У тебя нога подвернулась, что ли?

– Кто-то меня толкнул, – дрожащим голосом отвечала Роберта.

Гордон резко остановился и взглянул на нее.

– Не могу в это поверить.

– Говорю тебе, я почувствовала, как чьи-то руки выпихнули меня, – настаивала она, все возвышая голос от волнения. Его недоверие было оскорбительным после такого происшествия, едва не ставшего для нее роковым.

– Ты, должно быть, ошиблась, – сказал Гордон. – Просто толпа затолкала тебя.

– Я знаю, что говорю! – вскричала Роберта, начиная злиться. Ее едва не сожрал лев, а муж отметал ее объяснения, как какую-то чепуху. – Кто-то пытался убить меня. Ты мой муж, ты и узнай, кто это был.

– Люди не убивают без причины, – попытался урезонить ее Гордон, когда они садились на коней. – Кому во всей вселенной польза от твоей преждевременной смерти?

– Если не можешь защитить меня, значит, не можешь быть моим мужем, – язвительно заметила Роберта. – Генри, тот бы нашел и наказал негодяя.

– Генри… Генри… Генри!.. – зарычал Гордон почти так же свирепо, как львы. – Только и слышишь о Генри. Удивляюсь, что этотЛадлоу не умеет еще ходить по воде.

– Ну, он был бы более способен на это, чем ты, – отрезала Роберта.

Гордон резко повернул голову и в упор поглядел на нее.

– Придержи свой язык, – предостерег он, – или я положу тебя через колено и задам хорошую трепку, которую ты заслуживаешь.

Невольно Роберта прореагировала так же, как и ее мать, когда отец вел себя оскорбительно и глупо. Она смерила его ледяным взглядом, а потом презрительно вздернула кверху нос.

Гордон проигнорировал ее молчаливый вызов. Всю обратную дорогу через Лондон к Стрэнду Роберта хранила молчание. Она знала, что не ошиблась: кто-то совершенно умышленно толкнул ее к львиной яме. Но кто же мог хотеть ее смерти? Может, этот злоумышленник таил недоброжелательство к ее семье? В это было трудно поверить, ведь никто в Англии их не знал. А может, это были враги дяди? Но почему тогда убийца решил погубить именно ее? Она ведь просто племянница графа.

Роберта бросила взгляд на свое заветное ожерелье. Чем дальше они отъезжали от замка, тем больше звездный рубин приобретал свой обычный цвет. Потом она искоса посмотрела на Гордона, наблюдавшего за ней.

– И вовсе я не проверяю свою грудь, – бросила она ему.

Лицо Гордона было раздраженным. Он снова обратил взгляд на дорогу и сказал:

– Если ты и вправду думаешь, что кто-то пытался убить тебя, ну что ж, я готов тебе поверить. Тогда мы сегодня же уезжаем в Шотландию.

– Я с вами никуда не поеду, милорд, – сказала Роберта. – И не собираюсь больше это обсуждать.

– Да, там ты точно будешь в безопасности, с моим отцом в замке Инверэри, – продолжал Гордон, словно бы и не слышал ее слов.

Роберта ничего не ответила, но замкнулась в гордом молчании. Этот маркиз Инверэри был совершенно невыносим. Но если этот неотесанный тип и в самом деле думает силой увезти ее на север до того, как наступит первый день весны, то ничего у него не выйдет.

– Собирай свои вещи, ангел, – приказал Гордон, как только они свернули на дорожку, ведущую к особняку Деверо. – Мы отправимся в дорогу через час.

– Ты что, глухой? Я же сказала тебе… – начала было Роберта, но прервалась, заметив двух людей, выходящих из дома.

– Даб! – закричала она. – Это Даб! – Пришпорив лошадь, она приблизилась к брату и, прежде чем тот успел помочь ей спешиться, соскочила с седла и бросилась в его объятия. – Ох, Даб, как я счастлива тебя видеть, – вскричала она, обнимая его так крепко, словно никогда не отпустит.

– Как поживаешь, сестра? – спросил Даб.

– Прекрасно, сейчас, когда ты здесь, чтобы защитить меня, – ответила Роберта, глядя в его черные глаза. Она всегда чувствовала себя в безопасности со старшим братом – он так похож на отца!

– Защитить тебя от кого? – с веселой улыбкой спросил Даб. – От твоего мужа?

– Твоя сестра клянется, что кто-то пытался толкнуть ее в львиную яму в Уайт-Тауэре, – с улыбкой сказал ему Гордон. – Ты слышал когда-нибудь что-то столь же нелепое?

– Ничего нет смешного в том, чтобы попасть львам на обед, – упрямо возразила Роберта. Потом бросила взгляд на высокого светловолосого мужчину и спросила: – А это твой друг, Даб? Ты не познакомил нас.

– Познакомься с Мунго Маккиноном, внуком графа Ская, – сказал брат. – Мунго друг твоего мужа и родственник кузины Гленды.

– Мунго, познакомься с Робертой Макартур, маркизой Инверэри, моей женой, – закончил представление Гордон.

– Очень рад познакомиться, – с улыбкой сказал Мунго и наклонился, чтобы поцеловать ее руку.

Роберта вежливо улыбнулась в ответ, но в то же мгновение заметила холодный огонь, сверкнувший во взгляде его бледно-голубых глаз. Ни муж, ни брат, казалось, ничего не заметили, но сама она видела достаточно много злобных взглядов, направленных в ее сторону, чтобы сразу распознать их.

Странно. Почему этот незнакомец, которого она доселе в глаза не видела, питает к ней такую ненависть, спросила себя Роберта. Ее перчатки для верховой езды скрывали дьявольское пятно, значит, не в нем была причина.

– Ну а теперь, когда мы собрались все вместе, – сказал Мунго, повернувшись к брату, – можно составить план нашего возвращения в Шотландию.

Наблюдая за его взглядом, Роберта была поражена, что такая же ненависть сверкнула во взгляде блондина, когда тот повернулся и к ее брату. Неужели Даб ничего не замечает? Как наследник и внешне копия своего отца, ее брат был в клане на особом положении и всегда оставался всеобщим любимцем. Ни один человек в клане Макартуров никогда не смотрел на него так.

– Нужно постараться, чтобы нас не застигла непогода, когда мы поедем на север, – ответил Даб. – Лучше подождать неделю-другую, тем более что с нами поедет и моя сестра. Что ты на это скажешь, Горди?

Роберта видела, как Мунго повернулся к Гордону, и тут же ненависть исчезла в его взгляде. Так почему же Маккинон питает такую неприязнь именно к Макартурам, которых он никогда не встречал? – снова спросила она себя. Ведь у них даже есть общая кузина, и значит, они в какой-то мере родственники.

– Я везу срочное послание своему королю и не могу задерживаться здесь, – сказал Мунго.

– По ту сторону границы будет меньше опасностей, и погода там установится, – поддержал его Гордон, бросив на Роберту косой взгляд. – Поскольку моя жена боится за свою жизнь, мы отправимся в путь сегодня же.

– Что касается меня, то я не ступлю ни шагу за порог усадьбы Деверо до первого дня весны, – твердо сказала Роберта и, повернувшись, направилась к дому.

– Вернись, – окликнул ее Гордон.

Но она лишь ускорила шаг, а потом и вовсе пустилась бегом, когда услышала громкий смех брата и сказанные вполголоса проклятья мужа.

Захлопнув за собой входную дверь, Роберта прислонилась к ней и глубоко вздохнула. Она понимала, что ей никуда не деться, если муж будет настаивать на том, чтобы покинуть Англию.

Но тут ей в голову пришла спасительная мысль, заставив ее слабо улыбнуться при этом. Она спрячется в своем любимом месте – в большом кресле, стоящем в самом укромном уголке дядиного кабинета, – и просидит там до позднего вечера. Ведь ни один человек в здравом уме не отправится в такой долгий путь ночью. И она будет в безопасности по крайней мере до утра.

Горячо желая ни с кем не встретиться, Роберта торопливо прошла через вестибюль и, войдя в дядин кабинет, закрыла за собой дверь. Прежде чем забраться в любимое кресло, она задержалась на мгновение и посмотрела в окно. Гордон, Мунго и Даб шли по направлению Дауджер-хаусу. Может быть, ее муж передумал?

Ломая голову над тем, как избежать возвращения в Шотландию, Роберта уселась в глубокое кресло и свернулась клубочком. Вряд ли кто найдет ее здесь. Откинувшись на спинку кресла, она задумалась о своем затруднительном положении. Слезы навернулись на ее глаза, когда она поняла, что начинает жалеть о своем замужестве и самонадеянном и упрямом муже.

Ведь она никогда не будет счастлива с ним в Хайленде. Ее проклятое пятно помешает этому. Если она уедет с ним на север, то всегда будет чувствовать себя отверженной.

И опять в сознании всплыл тот странный вопрос ее тетки: «Ты хочешь остаться в Англии потому, что любишь Генри? Или ты любишь Генри потому, что хочешь остаться в Англии?»

Теперь Роберта знала ответ. Она любит Гордона Кэмпбела, но ей нельзя быть его женой.

Этот жестокий мир требовал, чтобы она сделала выбор между романтикой, мечтой и действительностью. Она выберет действительность и научится любить Генри Талбота, хоть и любит сейчас другого.

И вдруг ее пронзило чувство вины перед Талботом. Генри заслуживал большего, чем жену, которая не любит, а только собирается научиться любить его. Хотя в жизни случаются вещи и похуже, чем брак без страстной любви. Брак ее собственных родителей был устроен по расчету, но какое это имело значение, ведь они влюбились друг в друга с первого взгляда. Во всяком случае, так рассказывала ей мать.

Тяжелые мысли в конце концов обессилили Роберту, и теперь голова у нее разламывалась от боли. Со вздохом она закрыла глаза и попыталась избавиться от тревожных мыслей о будущем.

Но это оказалось не так-то легко. Прошел целый час, прежде чем она смогла забыться тревожным сном.

Негромкие мужские голоса проникли в ее беспокойный сон и вернули к реальности, но ее будто сковало что-то, не давая даже пошевелить рукой. Она открыла глаза и увидела, что за окном уже темнеет. Когда же услышала дядин голос, то окончательно поняла, что проснулась. Мужчины разговаривали в кабинете.

– Добро пожаловать в усадьбу Деверо, лорд Берли, – говорил граф Ричард. – Добро пожаловать, сэр Уолсингем.

Услышав эти слова, Роберта насторожилась. К ее дяде приехали два советника королевы Елизаветы, самые приближенные к ней люди. Лорд Берли был ее государственным канцлером, а Уолсингем – государственным секретарем.

Роберте вдруг стало весьма неуютно в этом укромном уголке. Что делать: встать и объявиться, хоть это и неудобно, или же, замерев, сидеть и ждать, пока они не выйдут.

– Генри, я же велел тебе оставаться при дворе до начала весны, – вдруг сказал дядя.

Услышав это, Роберта прокляла свое невезенье. Муж и так весь кипел и готов был силой везти ее на север, а увидев Генри, не даст ей времени даже собрать свои вещи. Растерявшись и не зная, что предпринять, она еще больше вжалась в кресло, благо никто не видел ее в полумраке кабинета.

– Я приехал с лордом Берли и сэром Уолсингемом. Они представляют здесь интересы моего отца, – отвечал Генри.